ГЛАВА IV

КОНСТИТУЦИЯ 1703 г.

I.       Проект Копдорсе.»— II. Общественное мне­ние. — ///. Прения 6 Конвенте по поводу проекта Копдорсе. — IV. Проект Эро де Ссшелля. — V. Об­суждение и принятие этою проекта.— VI. Общий характер конституции 1793 х.— VII. Отсрочка отом констит уци и.

ак же организовал Копвент республику, которую он установил 22 сентября 1792 г. и форму кото­рой определил точнее 25 сентября?

Конвент одновременно создал временные и окончательные учреждения.

Временные учреждения составляли так назы­ваемое революционное правительство; оконча­тельными же учреждениями признавались тогда конституция 1793 г. и конституция III года.

История этих различных учреждений, так же как и вся история демократической республики, разбивается днем 9 тер­мидора на два отдельных периода. До 9 термидора дело идет

о   том, чтобы организовать демократию путем окончательных учреждений и защищать ее путем временных учреждений; после 9 термидора уже замечается мало-помалу стремление Ор­ганизовать и защищать «буржуазию» путем временных иЧи окончательных учреждений. Естественно поэтому было разде­лить и наше изложение па две части, соответственно этим двум периодам, т. с. сначала изучить дотермидорианские учрежде­ния а затем послетермидорпанскне.

^1т° касается первого периода, простирающегося от устано­вления республики до падения Робеспьера, то в этом случае *^!ы ^УД^ем говорить сначала об окончательных учреждениях ^п1^)Изнававшихся таковыми и уже только потом о времен-

•        ■> прежде о конституции 1793 г., а затем уже о революпи- Шом правительстве. Правда, конституция 1793 г. ire была

применена на практике вследствие помешавших этому не* Я нормальных условий; но она все-таки была подготовлена и предназначалась, невидимому, для нормальных условии, I с целью организовать демократическую республику во Фра&Я нип. На ней, следовательно, лучше всего выясняются политнгЯ чоские стремления Конвента до термидора, а ознакомление ■ г этими стремлениями всего лучше поможет нам понять воз- Я miKHOBeinie временных революционных учреждении и все по­следующие видоизменения их.

Итак, будем говорить прежде всего о конституции 1793 г. I

I

Мы видели, что Франция ждала от Конвента реформы кои- стнтуцни. Это до такой степени верно, что в одном из пер- ^[1] вых декретов, изданных этим Собранием, заявлялось (21 сен-1 тября 1792 г.), «что не может быть конституции, не утверж­денной народом» Но это значило осудить в самом принцип! конституцию 1791 г., так как она не была подвергнута п icoiic-j циту. Это значило также санкционировать желание установить народный референдум, желание, высказанное французской демократической партией с самого ее возникновения и только что обнаружившееся в различных избирательных собраниях.

Но Конвент должен был немедленно же вступить на тот оппор­тунистический и революционный путь, по которому обстоя­тельства заставили его двигаться в течение всей его карьеры; я хочу сказать, что он должен был, немедленно же после про­возглашения основных принципов, предназначенных для мир* ного и нормального времени, заменить их исключительным и часто диктаторскими мерами, предназначенными для воен­ных и непормальных условий, из которых он не мог выйти. Через пссколько минут после заявления, что никакая реформ*^ не действительна без плебисцита, он упразднил королевскую власть, не посоветовавшись с народом. На следующий дещД 22 сентября, он установил республику, также не снесшись предварительно с народом, затем провозгласил ее 25 сен­тября единой и нераздельной, а 16 октября отверг предложе­ние Мантоэля, имевшее целью подвергнуть плебисциту устано-> вление республики.

Все это были еще отдельные статьи конституции, а не са­мая конституция; но была ли возможность изготовить се, когдв j австрийцы и пруссаки находились еще в Шампани?

Тем не менее, 29 сентября Конвент декретировал учреЖ* дение конституционной комиссии, которую он образовал

(11 октябри) из следующих девяти членов: Сиенса, Томаса Пэна, Бриссо (замененного потом Барбару), Петиона, Верньо, /Кансоннэ, Барера, Дантона и Кондорсе

I Этот выбор был победой партии Ролана, или жирондист­ской. Когда 14 октября в клубе якобинцев кто-то предложил послать адрес конституционной комиссии, Шабо сказал: «Я требую отсрочки. Я знаю, что в конституционной комиссии находятся Барер, Дантон и Кондорсе; но адрес, о котором идет речь, будет не только в руках наших трех друзей, он будет также и в распоряжении «сей комиссии, а ведь, в кон­це концов, наших там нока еще только трое против шесте­рых» ". Дантои же, -в виде противовеса влиянию жирондистов, заставил вотировать решение, согласно которому клуб якобин- иев должен был с своей стороны также набрать «вспомогатель­ную конституционную комиссию».

Хотя жирондисты, быть может, еще более монтаньяров то­ропились с выработкой конституции, так как политика жирон­дистов стремилась установить такой нормальный порядок, при котором департаменты пользовались бы тем же законным влиянием, как и Париж, но тем не менее конституционная комиссия остерегалась особенно спешить со своими работами.

19     октября 1792 г. она настояла на издании следующего де­крета: По просьбе конституционной комиссии Национальный конвент приглашает всех друзей свободы и равенства посы­лать ему. на каком угодно языке, проекты и мнения, какие они могут высказать по поводу вопроса о наделении француз­ской республики хорошей конституцией; он уполномочивает «вою конституционную комиссию переводить и обиародывать путем печати сочинения, которые будут присылаться в Нацио­нальный конвент». Объявление о такой продолжительной под­готовительной работе достаточно указывало на нежелание то­ропиться.

Общественное мнение стало, пивидимому, относиться равно­душно к мысли о радикальном преобразовании конституции. «Парижская хроника» от 23 числа констатирует это с некото­ром горечью: «Мы видели счастливые дни, когда французы, занятые исключительно самым предметом, а не отдельными лицами, относились с энтузиазмом к обсуждению вопросов, касавшихся общественных интересов. Магазины наших книго­торговцев были полны превосходных сочинений, написанных лучшими и наиболее образованными людьми века. Войдите тегюрь к книгопродавцам и спросите их, какие книги они печа- j

1„ Ььио выбрапо также шесть заместителей: Варбару, Эро до Сешедль,

,^е»а, Жан де                ф_ои)е> Лавиконтери.

и Баи'.                       ^es Jacobins», т. JV, стр. 386. Отмстим, что Кондорсо

аРчркзпава.шсь в этот период монтаньярами.

тают и продают, и у ваг в руках будет хороший термометр общественного настроения».

Это не значило, впрочем, чтобы общественная мысль дей[2] ствнтельно дремала; но общество видело, что национальная защита шла хорошо, и не чувствовала пока необходимости выйти из существующего положения вещей, каковыми бы ни были его внутренние недостатки и противоречия. Робес пьер заявил тогда в своей газете, что можно было очень хорошо жить и при конституции 1791 г., лишь слегка измененной^[3], J

Якобинцы также не стремились ускорить работы своей вено, метательной конституционной комиссии. Эта комиссия пору­чила сначала поручение запяться предварительными изыска­ниями, совершенно так же, как и комиссия Конвента, и вы­звать обмен взглядов между всеми разветвлениями своего об­щества. Эта комиссия должна была состоять' из двенадцати членов. Сначала были выбраны только шестеро из них (19 октября), а именно: Колло д'Эрбуа, Бильо-Варенн, Робес­пьер, Дантон, Шабо и Кутон. Затем произошли новые выборы, точного времени которых мы не зпасм, причем четверо нз прежних члепов были устранены, и комиссия оказалась соста­вленной из восьми человек: Жаибона де Сент-Андре, Робера, Тюрио, Баитаболя, Робеспьера. Билльо-Варонна, Антуана и Сеи-Жюста. Лишь 18 февраля 1793 г.. после того как комиссия Конвента уже представила свой доклад, якобинцы дополнилн свою комиссию, присоединив к ней или сиова назначив в нее Дюбуа-Краисе, Колло д’Эрбуа, Клоотса и Кутона ". У нас не со­хранилось никаких следов деятельности этой комиссии монтань­яров. Повидимому, якобинцам казалось химерой заниматься d данный момент выработкой конституции. Во всяком случае, если бы даже эта работа и началась тогда, то их внимание было бы обращено лишь на то, чтобы новая конституция не была жи­рондистской. чтобы она не давала власти жирондистам. -

Что касается до конституционной комиссии Конвента, то нам ничего или почти ничего неизвестно о происходивших внутри ее прениях ⁸. Она не оставила ни записей, ни каких оы

ни было бумаг. Известно только, что она назначила своим докладчиком Кондорсе; кроме того, как по языку, так и по идеям первого проекта конституции видно, что главпым его автором был Кондорсе. Этот проект известен пам в двух ва­риантах, из которых один — официальный а другой — напе­чатан в «Moniteur’e». Текст «Moniteur’a», очевидно, более ранний н представляет некоторые отличия от окончательного проекта; но эти отличия незначительны, не касаются ни одного суще­ственного пункта и могут дать нам только смутные пли слабые указания относительно тех прений, которые должны были происходить в комиссии. Тем не менее из доклада Кондорсе, предшествовавшего проекту, вытекает, повидимому, что одним из спорных вопросов, на котором всего дольше задержалась комиссия, был вопрос о том, будут ли установлены две законо­дательные камеры или только одна, а также будет ли эта еди­ная камера подразделена на две секции, как это было сде­лано позднее с законодательным корпусом по конституции

111  года. Докладчик, повидимому, хорошо резюмирует Ърения, имевшие место по этому поводу^т, в том месте овоей речи, где он долго и как бы с некоторым удовольствием излагает двух- каморную систему, причем чувствуется, что он предпочел бы ее при нормальных обстоятельствах. Однако комиссия и сам Кондорсе присоединились к мысли об единой палате при та­ком внутреннем устройстве ее, которое мешало бы принятию слишком поспешных решений.

Копдорсе прочел свой доклад на заседании Конвента

15    февраля 1793 г. Слабость его голосового органа не позво­лила, однако, ему довести свое чтение до конца, так что оно было докончено Барером. Затем Жангонвз в том же заседа­нии начал читать проект конституции и закончил это чтение на заседании 16 февраля². Этот проект, подписанный всеми членами комиссии, за исключением Лаптопа ", был напечатан по распоряжению Копвента н разослап по всей Франции.

Проектированной конституции предшествовала Декларация прав, состоявшая из 33 статей, в то время как Декларация

прав 1789 г. насчитывала их только 17. Это были те же са. мые идеи и формулы, но гораздо яснее выраженные, с гораздо большим числом точных определений. В них обнаруживался, как сказали бы мы теперь, более решительный либерализм. Так, статья Декларации 1789 г.: «Никто не может быть тре­вожим по поводу своих мнений, даже религиозных, лишь бы только проявление их не нарушало общественного порядка, установленного законом», — эта статья, гарантировавшая, о сущности, простую веротерпимость, была заменена тспоН статьей, установлявшей действительную свободу совести: «Вся­кий человек свободен в отправлении своего культа». Прежняя Декларация даровала свободу печати «под ответственностью за злоупотребления этой свободой в случаях, определенных, зако­ном», в то время как новая Декларация гласила: «Свобода пе­чати и всякого другого способа обнародования своих мыслей не может быть ни отменена, ни приостановлена, ни ограни­чена».

Были также и другие нововведения, находившиеся в гармо­нии с новым положением Франции, только что перешедшей от монархического строя к республиканскому. Всякая «наследя ствённость должностей» была объявлена «нелепой и тирани­ческой». Согласно первой Декларации, верховная власть пре­бывала в папин; согласно новой Декларации, она пребывал* во всем народе; этим санкционировалось всеобщее избирателя иое право, установленное 10 августа. Новая Декларация обе­щала обеспечить народу законные средства сопротивления, угнетению. Она гласила также: «Общественное призрение — священный до ir общества; закон должен определить его разч меры и способы применения». Если она пе затрагивала прав собственности, если она пе была социалистической, то она все-таки делала новый шаг в сторону идеального равенства в форме следующей, в высшей степени демократической» статьи: «Образование — потребность всех, «I общество равно обязано доставить его всем своим членам».

Что касается самого проекта конституции, то он оез сомне­ния носил на себе черты конституции 1791 г., послужившей для него основой и образцом; но только эта конституция была демократизирована и приняла республиканский характере В проекте говорилось, что «французская нация образовала со­бой единую и нераздельную республику». Это была демократ тическая республика со всеобщим избирательным правом, не исключавшим ни прислугу, ни даже иностранцев. Французски'* гражданином и избирателем был всякий мужчина, достигший двадцати одного года, внесепный в списки какого-нибудь йЭА первичных собраний и проживший в течение года на фран­цузской территории, а в течение трех месяцев — в той ком*

_муне. где он хотел осуществлять свое избирательное право.

Так же как и в конституции 1791 г., почти все должпостн были выборными. Но эти выборы уже не были теперь двой­ными, или лучше сказать, для всех выборов теперь устано- влялась сначала первая подача голосов для назначения канди­датов, а затем окончательное голосование:

1)      «Подача голосов для назначения кандидатов. Всякий гражданин писал или просил написать на своем бюллетене чи­сло имен, равное числу должностей, подлежавших замещению. Административные власти департамента производили подсчет этим голосам и составляли сокращенный список кандидатов, «в который вносились все, получившие тройпое число голосов против числа вакантных мест».

2)      Окончательное голосование. Этот список кандидатов посылался первичным собраниям, которые и назначали из него должностных лиц, не имея права выбрать никого, не находя­щегося в этом списке.

Укажем теперь, какие власти учреждались этим жирондист­ским проектом конституции:

1)      Администрация департамента. В каждом департаменте (причем это территориальное подразделение оставалось не­тронутым) должен был существовать административный со­вет из восемнадцати членов, четверо из которых составлял» директорию. Эти советы были подчинены национальному пра­вительству, т. е. Исполнительному совету, во всем, что каса­лось выполнения законов и общей администрации. Предста­вителем центральной власти при департаментской админи­страции являлся национальный комиссар, избираемый из среды членов этой администрации.

2)    Муниципалитеты. Здесь территориальные подразделе!И!я. установленные Учредительным собранием, подверглись важным видоизменениям. Округа уничтожались. Каждый департамент подразделялся на обширные коммуны, образованные «так, чтобы не могло быть более двух с половиной лье расстояния от самого отдаленного селения дет административного центра коммуны». Каждая квммуна- разделялась на муниципальные секции и первичные собрания; администрация ее должна была состоять из двенадцати членов и мэра и подчинялась админи­страции департамента. Каждая секция имела свое местное > правление, поручаемое одному гражданину, который мог иметь помощников. Собрание этих уполномоченных вместе ^с администрацией должно было составить генеральный совет коммуны. Это была система «кантональных муниципалитетов», осуществленная конституцией III года.

3)  Исполнительный совет республики. Этот Совет должен ^ыл состоять из семи следующих министров: министра зако*
нодательства, военного министра, министра иностранных дел, морского, министра общественных налогов, министра земледе­лия, торговли и мануфактур, министра общественного при­зрения, общественных работ, публичных зданий, наук ц искусств. Каждый министр должен был по очереди, в течение двух недель, занимать место председателя этого Совета, от­ветственного перед Законодательным корпусом. Народ должен был выбирать министров, согласно вышеописанному способу подачи голосов. Администрация каждого департамента, после вотума первичных собраний, должна была составить список тринадцати кандидатов для каждого министерства. Затем пер­вичные собрания должны были выбирать окончательно мини­стров из этих списков.

4)      Законодательный корпус. Каждый департамент должен был назначить одного депутата «па каждые 50 ООО душ > тем же способом, как и при выборе административных властей де­партамента и коммуны. Эта единая палата ^[4] должна была пере­избираться каждый год; она должна была издавать законы и декреты.

Наконец учреждались еще национальное казначейство, контрольная палата, трибуналы п верховный суд, также вы­бираемые народом.

Этот проект конституции организовал народный рефе­рендум, которого уже давно требовала демократическая пар­тия. Он был назван «народной цензурой над действиями на­ционального представительства». Когда кто-нибудь из граждан желал вызвать реформу закона, вотум нового закона или ка­кую-нибудь общую политическую меру, то, если ему удалось бы собрать пятьдесят подписей, он мог бы потребовать со­зыва своего первичного собрания. Если бы это первичное со­брание присоединилось к его желанию, то тогда должны были быть созваны все остальные первичные собрания данного де­партамента; если бы и в этом случае большинство высказалось за сделанное предложение, то оно было бы передано в Зако­нодательный корпус, который уже и решал бы дело в по­следней инстанции. Но если бы к сделанному предложению присоединился еще один департамент, то тогда Законодат^ь- 1гый корпус был бы обязап созывать все первичные собрания республики. Если бы большинство этих собраний примкнуло
к предложению, то Законодательный корпус должен был бы подвергнуться переизбранию, и вопрос был бы решен новым Законодательным корпусом; но его решение было бы снова подчинено этому праву народпой цензуры.

Что касалось пересмотра конституции, то Законодательный корпус должен был созвать «Национальный конвент», который заседал бы в одном из городов, находящихся на расстоянии не менее 50 лье от Парижа, всякий раз «когда это было бы при­знано необходимым большинством граждан республики». Но по истечении двадцати лет, во всяком случае, должен был бы состояться Национальный конвент.

Однп из отделов этой конституции, отдел VI, был посвя­щен «средствам гарантировать гражданскую свободу». Здесь были детальные, точные, остроумно скомбинированные пред* писания, имевшие целью устранить всякую возможность какой бы то ни было тирании. Свобода прессы была здесь снова подтверждена и предполагалась неограниченной, «за исклю­чением преследований за клевету».

Внешняя политика республики регламентировалась со­гласно принципу пропагандистской политики. Республика дол­жна была присоединять к себе все территории, жители кото­рых свободно выразили бы свое желание быть присоединен­ными к Франции. Фрапцузские генералы долиты были в за­пятых ими чужеземных странах обеспечивать их гражданам пользование всеми их естественными гражданскими и полити­ческими правами. «Они пе будут иметь права, ни в каком слу­чае п ни под каким предлогом, поддерживать той властью, которой они облечены»? обычаи, противные свободе, равен­ству и народному самодержавию. В своих сношениях с ино­странными нациями французская республика должна была относиться с уважением только к учреждениям, «утвержденным согласием всего народа».

с национальным представительством, и требовал, чтобы вспо­могательная комиссия, избранная якобинцами, представила

другой проект.

Это предложение было вотировано после того, как его поддержал Тюрио, который удивлялся, что философ, подоб­ный Копдорсе, пе постыдился поднять вопрос о двух камерах, обличал систему федеральной республики, подготовляемую вероломно этим проектом, и заявлял, что жирондистская мя­тежная фракция хотела воспользоваться анархией, в которой находилась Франция, чтобы вырвать народное согласие В действительности проект Кондорсе был настолько демокра­тичен, что якобинцы не находили определенных возражений против него; они относились к нему враждебно просто по­тому, что он исходил от их противников, жирондистов.

Конвент нашел, повидимому, что конституционная комиссия слишком поторопилась представить свой проект. Она не дождалась результатов того обращения за советом к обще­ственному мнению, которое было декретировано 19 октября

1792      г. Немедленно же по прочтении проекта, 16 февраля

1793      г., был вотирован декрет, дававший право депутатам пе­чатать на государственный счет те проекты конституции, ко­торые они пожелали бы представить. Этим косвенно отклады­валось обсуждение проекта Кондорсе, и в течение многих педель после того пнкто, повидимому, пе думал больше об изготовлении конституции.

Лишь когда паши военные неудачи марта 1793 г. и измена Дюмурье поставили французскую республику в самое крити­ческое положение, Конвент снова принялся за выработку кон­ституции, без сомнения, под влиянием той мысли, что оконча­тельно организованная республика могла бы легче добиться внешних союзов и даже мира, а также и под влиянием той мысли, что конституция могла бы прекратить внутренние раз­доры. Но Конвент продолжал действовать с умышленной мед­лительностью. Конституционный комитет, согласно учредив­шему его декрету, разошелся в тот самый день, когда предста­вил свой проект. 4 апреля Конвент назначил нечто вроде нового конституционного комитета иод именем «Комитета ана­лиза», или «Комиссии шести», в которую вошли Жан де Бри, Мерсье, Валазс, Барер, Ланжюииэ и Ромм ² и которой было поручено представить анализ различных конституционных проектов, вызванных декретами 19 октября 1792 г. и 16 фев­раля 1793 г.

Комиссия шести представила свой первый Доклад 17 апрелч через посредство Ромма. До пас дошли лишь незначитель­ные выдержки из этого доклада ¹ и его «третий отдел», со держащий один проект декларации прав². Но мы имеем тр л доклада Ланжюинэ (не помеченных числом) ^я, из которых вн,- но- что комиссия не ограничилась одним анализом различны проектов, исходивших от отдельных лнц, но оценивала так­же при помощи или по поводу этих проектов и жирондистскую

конештуцню.

Эта оценка коснулась сначала только отделов, относившихся к территориальному подразделению и осуществлению избира­тельного права, и была благоприятна. Ланжюинэ заявит, что п этих двух пунктах, из «более чем 300 представленных мемуа­ров или проектов как печатных, так и рукописных», ни один не показался Комитету предпочтительнее проекта прежней конституционной комиссии. По вопросу о числе департаментов, одни предлагали увеличить это число, Другие — уменьшить его. «Нам предстоит здесь выбор, начиная с 3 и кончая 85, начиная с 85 и кончая 500», — говорил докладчик. Ка­кой-то гражданин из Бордо требовал даже, чтобы департа­ментов вовсе не было, а чтобы Франция была подразделена на 25 ООО муниципалитетов и чтобы затем не было больше ни­каких административных делений. Но Комиссия шести не на­шла ни в одном из этих проектов никакого основательного аргумента и высказалась за поддержание без всякого измене­ния прежнего деления Франции на департаменты.

Следовало ли уничтожить округа? «Почти все авторы про­ектов требуют полпой отмены или уменьшения числа округов ⁴; отмена их — общее желаш!е». Было, следовательно, основание присоединиться к мнению Конституционного комитета, остано­вившегося йа отмене округов.

Следовало ли обратить кантоны в муниципалитеты? Пер­вой мыслью Сиейса и Конституционного комитета Учредитель­ного собрания «было обратить все коммуны каждого кантона в одну коммуну или муниципалитет». Такое же было и мне-

¹  «I’ulriote I'raiK'ais» говорит, что это была «туманная метафизика».

²   Нац. библ., I.e. 38/2274, iu-8.

’ Нац. библ., [.о. 33/2340, 2341,2342, iu-8. Два первых доклада заняты

•                                 титулом, писавшимся территориального подразделения, u II тнту.юм. Косившимся избирательного права. Третий доклад содержал в ссбо полый роо °^^сУ^и'Доння в том виде, в каком его принял Конвеит 13 мая ^г- Согласно письму Обелена, па которое мне указал Г. .Те Тео и i»alh^°^P ,®^ыло напечатано в «Journuldes departeroeuLs, districts cl muuici- т iv *^a ‘‘Levant Bretague et des amis de la llepublique francaise» 29        *">• ^BT0P°*’ ^{1,3 0THX} докладов был прочитан на заседании

Сою _f/^,amniom“ замечает мимоходом, чго идея округов представляет со- статок системы прпвпияиальиых собраний.

ние Конституционного комитета Конвента, к которому првсо. единилась Комиссия шести, не упомянув о каких-либо возраже. Пиях, встреченных ею в рассмотренных мемуарах.

Что касалось избирательного права, то, говоря о нем, Лап- жюинэ открыто подошел к женскому вопросу, как сказали бы мы теперь. «Комитет, — сказал он, — устраняет, повидимому. женщин от политических прав; многие проекты протестуют против этого исключения, по поводу которого наш сотова­рищ Ромм уже высказал вам свои жалобы, а Гиномар пред­ставил вам интересную диссертацию». До пас не дошла речь Ромма, на которую ссылается Ланжюинэ, но мы имеем бро­шюру Гийомара, озаглавленную: «Le partisan de l egalite poli- tique entre les individus» В ней ясно формулировано требова­ние политических прав для женщин, так же как и в «Замет­ках по поводу последней французской конституции» Вильям- са ", а по словам Ланжюинэ, еще и в двух рукописных про­ектах, одном — Дегравера, а другом — аббата Морие, бывшего священником в Сен-Ло ³. Таким образом, в эпоху, когда фран­цузская республика впервые пыталась оформиться путем кон­ституции, существовало общественное течение, имевшее в виду осуществить в пользу женщин эгалитарные принципы декла­рации прав. Зто движение не было поддержано Кондорсе, не* смотря на то, что он был апостолом феминизма в 1790 г. * Но Комиссия шести пе высказалась безусловно против требования политических прав для женщин. Совершенно напротив: она устранила женщип от пользования ими только из соображений непринципиального характера и заявила, что устраняет их

*   Нац. библ., 1.1). 41/25)81, in-8.

⁸                                                                                                                                                                                           Гийомар хотел бы полного равенства между мужчиной и женщиной. «Применима ли декларация прав человека и к женщине? — говорит он. — Нот задача, поставленная самой жизнью; мне казалось нетрудным разре­шить ее с точки зрения права; вследствие ятого я говорю: да, и жду, чтобы более просвещенный человек сказал: нет. В этом случае он будет иметь па своей стороне также преимущество обычая и предрассудка. Я счел нужным бороться с ними, как противоречащими принципам космопо­литизма, равенства и свободы, которые я исповедую». Менее радикаль­ный Вильямс ие склонен допустить замужних женщин к осуществлению политических нрав. Вот что он говорит: «Хотя Физические свойства жеи- щип, их назначение и занятия отдаляют их or мпогих обязанностей ак­тивного гражданина; хотя, согласно общему мнению, мужчина и женщин», соединенные узамп брака, могут быть рассматриваемы кап единое мо­ральное существо с единым мнением, тем ие менее несомненно, что когда этою условия пе существует, т. е. когда женщины остаются не­замужними или становятся вдовами, они имеют неоспоримое приво воти­ровать,— право, лишение которого, обращая пх таланты на путь косвеНЯ ного влияния путем интриг, составляет несправедливость, причнняЮШУ*^ многие неудобства».                                  J

¹ Нам известно о существовании и содержании утих двух нроектоя только по докладу Данжюшш.

,* См. выше, стр. 122.

Шометт.

.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

тишь ка короткое время. «Недостатки нашего воспитания,— сказал Ланжюинэ, — еще делают необходимым это устране­ние, по крайней мере, па несколько лет».

Из доклада Ланжюинэ мы узнаем также, что английские демократы относились неодобрительно к установлению все­общего избирательного права. «Большинство проектов, при­сланных из Англин, — говорит он, — отказывают в правах активного гражданина лицам, не платящим никакого налога». Тем не менее Комиссия шести высказалась за систему всеоб­щего избирательного права и не приводит против нее ни одно­го возражения, которое исходило бы от француза. Ланжюинэ говорит даже, «что положение домашней прислуги пе должно отстранять от политических прав». Таким образом, он прини­мает проект Конституционного комитета, но предлагает другую редакцию его, в которой восстановляет слово «активный» гражданин для обозначения граждан, удовлетворяющих усло­виям возраста и местожительства, дающим им право во­тировать. -   ч *

III

15    апреля 179£ г. Конвент декретировал, чтобы «коисти* туционные вопросы ставились на очередь по понедельникам, средам и пятницам каждой недели». Прения начались 17 апреля и продолжались до 29 мая. Они не были непре­рывными; важные вопросы, возбуждаемые внутренними и внешними опасностями, прерывали их каждую минуту⁷. Наши воепные неудачи, восстание Вандеи, вражда монтаньяров с жи­рондистами невольно занимали почти все внимание членов Конвента, поглощали всю их энергию, и только в редкие мо­менты, когда опасность отечества не мешала им свободно вздох­нуть, они могли работать над конституцией. Они работали над ней рассеянно, урывками, и эти конституционные работы так мало интересовали общественное мнение, что газеты дают

⁰     них, лишь краткие отчеты.

Из того что пам известно об этих прениях, мы не видим, чтобы в данном случае стояли друг против друга две прямо противоположные системы. Между жирондистами и монтанья­рами обнаружилось, повидимому, принципиальное разногласие только но двум пунктам и в двух случаях. 17 апреля Андре _ мм ^виес предложение, чтобы декларация прав, как и в 1789 г., была поручена покровительству Верховного существа. Верньо Добился того, что это предложепие было отвергнуто. Но

¹    клался ли он прн этом на принцип атеистического или свет­лого государства? Нет. Он указал лишь на то, что «существо- ^ьацие бога вовсе не зависит от того, будет ли оио провозгла-

²³ А. Одар — 1392
шепо людьми». Ничто в этом инциденте не позволяет нам сказать, например, чтобы монтаньяры желали республик^ на мистической основе, а жирондисты — на рациональной и иози- тивной. Мы можем предположить разве только то, что, устра. няя слова «Верховное существо», столь дорогие для Робес­пьера, жирондисты хотели лишний раз досадить ^[5] своему раз- дражительному противнику.

Другой случай, при котором обнаружилось, повидимому* принципиальное разногласие между этими двумя партиям^ более характерен. Это произошло но поводу статьи 18 проекта декларации прав, редактированной так: «Право собственности состоит в том, что каждый свободен располагать по своему усмотрению своим имуществом, своими капиталами, доходами и промышленностью». 24 апреля 1793 г. Робеспьер подверг критике эту статью в длинной речи, в которой, сделав сначала самые консервативные заявления, выказал затем себя несомнен­ным «социалистом». «Вы должны знать, — сказал оп сперва,— что аграрный закон, о котором вы так много говорили, не бо­лее как призрак, созданный плутами, чтобы устрашать глуп­цов». «Имущественное равенство, — прибавил ои, — химера». Но это была лишь предосторожность оратора, имевшего в виду перейти затем к упрекам по адресу авторов проекта п<> поводу того, что они не сказали о собственности того же, что было сказано ими о свободе, а именно, что границей ее являются права других. Затем он предложил следующие четыре статьи, стремившиеся ни более ян менее как к новой социальной ре­волюции и даже к тому аграрному закону, самую мысль о ко­тором он только что отвергнул: 1) «Собственность есть право каждого гражданина пользоваться и располагать той долей имущества, которая гарантирована ему законом. 2) Право соб­ственности ограничено, как и все другие нрава, обязательством уважать права других лиц. 3) Оно не должно наносить ущерба ни безопасности, ни свободе, ни существованию, ни собствен­ности нам подобных. 4) Всякая сделка, нарушающая этот прин­цип, по существу своему безнравственна и незаконна». Он хо­тел также «санкционировать основу прогрессивного налога», декретированного в принципе 18 марта того же года, причем видоизменил этот декрет в пользу пролетариата, требуя, что­бы «граждане, доход которых не превышал того, что необхо­димо для их существования, были освобождены вовсе от уча­стия в покрытии общественных расходов». С другой стороны, в жирондистском проекте декларации говорилось только, что «общественное призрение составляет священный долг об*
щества» и что «закону предоставляется определить его раз­меры и способ применения». Робеспьер же хотел, чтобы при этом было прямо провозглашено право на труд в следующих выражениях: «Общество обязано обеспечить существование всех своих членов, доставляя им работу, или же обеспечи­вая средства существования тем из них, которые не в состоя­нии трудиться. Необходимая помощь тому, у кого недостает необходимого, — долг того, у кого есть излишек; закону при­надлежит способ, каким этот долг должен уплачиваться».

Робеспьер делал вид, что он социалист, чтобы казаться бо­лее демократом, чем жирондисты. Точно так же, с целью при­соединить к Горе против жирондистов тех ультра-демократов, ьоторие мечтали вместе с Анахарсисом Клоотсом о всемирной

республике, он прикидывался более горячим «пропагандистом», чем сам Бриссо. Мы видели, что жирондистский проект консти­туции стремился распространять путем оружия основные приш ципы революции и вызвать добровольные присоединения со­седних стран к Франции. Политика «пропаганды» была наме­чена в ней как желательная и возможная. Робеспьер, ког^а-то - так страстно оспаривавший эту политику, теперь желал, чтобы декларация признала ее не только как право, но как долг, п его проект декларации заканчивался следующими четырьмя статьями: «Люди всех стран — братья, и различные народы должны помогать друг другу по мере возможности, как граж­дане одного и того же государства.—Тот, кто угнетает одну нацию, заявляет себя врагом всех. — Ведущие войну с наро­дом, с целью задержать успехи свободы и уничтожить права человека, должны подвергнуться преследованию всех не только как обыкновенные враги, но и как убийцы и бунтовщики-разбой­ники.— Короли, аристократы, тираны, кто бы они ни были, суть рабы, возмутившиеся против верховного повелителя земли, 9 т. е. человеческого рода, н против законодательства вселеп- ной, т. е. против природы».

Предлагая статьи, проникнутые духом такой нетерпимой пропаганды, Робеспьер хотел не только опередить, если я могу так выразиться, жирондистов, но и пойти наперекор ино­странной политике Дантона, который 13-го предшествовав­шего апреля добился того, что Конвент отверг пропагандист- 1 скис стать» жирондистского проекта, отверг всю эту систему 1 пропаганды, и кроме того добился припятия одного важного декрета, в котором французская республика заявляла, «что она не хотела никаким путем вмешиваться в действия прави­тельства других стран» В действительности, Робеспьер так же мало присоединился к пропагандистской политике, как и к со* ^[6] циализму; когда, в июне 1793 г., редактировалась конституция монтаньяров, он не только не потребовал включения в нее пропагандистских статей, предложенных им в апреле, но ни­сколько не противился статье 119 этой конституции, воспроиэ* водящей декрет 13 апреля.

Если в прениях но поводу конституции между партией моя* таньяров м жирондистов в действительности не было разногла­сия ни по одному важному пункту, то это еще не значило, чтобы все без исключения члены Конвента высказывали тогда одни и те же взгляды по вопросу об основных принципах, Н* которых следовало построить демократическое государство. Так, 24 апреля 1793 г. Анахарсис Клоотс снова предложи-¹

свою «республику человеческого рода», а 10 мая Иснар по­требовал, чтобы «общественный договор» не был окончатель­ным и чтобы французское отечество было признано только на тридцатилетний ^сР^ок! 1823 года. Хотя, как мы видели, Ро­беспьер поддерживал в том же заседании пропагандистские идеи, благоприятствовавшие, по видимом у, химерам Клоотса, нельзя ^{все же} сказать, чтобы тогда или в какой-нибудь другой период монтаньяры требовали «республики человеческого рода». Что же касается «общественного договора» Испара, то мы не видим также, чтобы жирондисты когда-либо примыкали к нему.

Повторяем еще раз: оппозиция монтаньяров по отношению к конституционному проекту жирондистов не выражала собою, по существу дела, никакого принципиального различия во взглядах. Если они нападали на этот проект, то только потому, что он исходил от их противников. При случае, они не коле­бались оспаривать в этом проекте свои собственные политиче­ские стремления, когда oim встречали их в нем, и — странная вещь! — в таких случаях они выставляли против них скорее жирондистские аргументы. Так, Кондорсе хотел организовать довольно сильную исполнительную власть, опиравшуюся на народный вотум. Если у монтаньяров была своя излюбленная политическая идея, то, конечпо, это была идея сильной испол­нительной власти; между тем 24 апреля Сеп-Жюст критико­вал эту исполнительную власть, как могущую оказаться опас­ным соперником национального представительства, а 10 мая Робеспьер произнес следующую похвалу децентрализации: «Избегайте прежней мании правительств, стремления слишком управлять; предоставьте индивидам, предоставьте семьям право делать то, что не вредит никому; предоставьте коммунам устраивать самим свои собственные дела в тех случаях, когда это не касается по существу общей администрации республики; словом—предоставьте индивидуальной свободе все то, что не принадлежит по естественным закопам публичной власти, и вы отнимете этим почву у честолюбия и произвола».

Замечательпо, с другой стороны, что обе партии, сходив­шиеся по существу в основных принципах, часто, во время этих прений, соглашались на том, чтобы отсрочить их приме­нение. Так, статья проекта декларации, установлявшая свободу ^п< роисповедаиий, без сомнения отвечала единодушным взгля­дам всех членов Конвента, и, однако, они решили на заседа­нии 19 апреля вычеркнуть эту статью. Почему? «Было выска­зано справедливое требование, — говорится во «Французском атриоте» от 21 апреля, — чтобы эта статья исчезла; было Указано, что законодательство не должно иметь влияния на Отношения человека к божеству, что провозгласить свободу
вероисповедания почти значило бы предположить, что опо могло быть несвободным; о свободе культа так же не следует упоминать специально, как и о свободе ходить, есть или пить; если Декларация учредительного собрания устанавливала особо свободу культа, то это потому, что фанатизм еще не был тогда развенчан, что тогда еще господствовали все предрае- судки. Затем эти принципы, развитые Верньо, Дантоном и Саллем, легко восторжествовали, и вот почему, по предложе­нию Жансоипэ, статья эта была вычеркнута из Декларации прав; обсуждение ее было отложено до того времени, когда Конвент будет заниматься той главой конституции, которая трактует о гражданской свободе». Таким образом, по словам «Патриота», Конвент отказался включить в конституцию прин- цип свободы культа потому, что он казался ему неоспоримым. Это пмепио и говорилось большинством ораторов; но они говорили не только одно это. Один из членов Конвента (газели не называют его имени), который первый потребовал, чтобы рассматриваемая нами статья была вычеркнута из Декларации прав, заявил при этом, что принцип свободы вероисповедаиия выше законов; но он прибавил кроме того еще следующее: «Если понимать под культом внешний культ, то я утверждаю, что ваша декларация не может санкционировать его свободы; ибо настанет, быть может, время, когда не будет другого внеш­него культа, кроме культа свободы и общественной нравствен­ности» Верньо сказал: «Обсуждаемая нами статья -^про­дукт деспотизма и суеверия, под игом которых так долго сто­нала Франция. Догмат католической церкви «Вне церкви пет спасения» не установил во Франции инквизиции, но он напол­нил узниками наши бастилии. Когда Учредительное собрание дало первый толчок свободе, необходимо было, чтобы прекра­тить чудовищную нетерпимость, какая установилась, и разру­шить предрассудки, на которые нельзя было нападать с фронта, санкционировать пршгцип веротерпимости, и это уже было большим шагом вперед. Но в настоящую минуту мы в другом положении: умы освободились от своих постыдных нут, наши оковы разбиты, и я цс думаю, чтобы в декларации социаль­ных прав пы могли санкционировать принципы, безусловно чуждые социальному строю.

Отсюда видно, что мысль напести удар католицизму, под­готовить то, что позднее стало называться царством разума, не была чужда по крайней мере двум из ораторов, противив­шихся провозглашению принципа свободы культов. Тем не менее, повидимому, не эта идея «антм-христианнзма» руково- днла вотумом Конвента. Решающий аргумент был в замаски­рованных выражениях указан Дантоном. «Если суеверие, — сказал он, — еще играет некоторую роль в движениях, волную­щих республику, то это потому, что политика наших врагов всегда пользовалась им. Но заметьте, что повсюду, где народ не находится под влиянием злонамеренных импульсов, он признает, что всякий желающий стать между ним и боже­ством — обманщик. Повсюду раздавались требования о ссылке фанатических и мятежных священников. Берегитесь дурно истолковывать национальный разум; берегитесь включать статью, которая содержала бы в себе это несправедливое истолкование; переходя к очередному порядку, устраните, так сказать, самый вопрос о священниках, и этим вы прославите себя в глазах ваших сограждан и потомства». Салль высказался яснее. «Я приглашаю Копвент, — сказал он, — редактировать декрет, которым всякий гражданип, — каково бы ни было его вероисповедание, обязывался бы подчиняться законам госу­дарства». Итак, Дантон и Салль советовали отсрочить про­возглашение свободы культа, потому что священники злоупо­требляли тогда этой свободой и агитировали вандейское вос­стание; и в высшей степени вероятно, что именно этот все­цело «оппортунистический» аргумент убедил тогда Коивспт вотировать за отсрочку. "

Таким образом, монтаньяры и жирондисты умели быть единодушными против своих общих врагов, контрреволюцион­ных священников. Было бы трудно понять, в чем состояло серьезное разногласие между ними в этих прениях о консти­туции, если бы в тот момент, когда борьба между парижской и провинциальной политикой припяла наиболее острый харак­тер, па сцену пе выступил, паконец, единственный вопрос, действительно разделявший их в политической области. 22 мая Рабо-Помье прямо потребовал, чтобы города с населением, превышавшим 50 ООО душ, были подразделены на несколько муниципалитетов, а Бюзо заговорил с непавпетыо о Париже и

о    его узурпаторском муниципалитете, разрушить единство которого. — сказал он, — было необходимо. Монтаньяры защи­щали Париж с красноречием. «Не будем обвинять Париж,— говорил Сеи-Жюст 24 мая, — вознаградим дружески этот город за те бедствия, которые оп претерпел ради нас. Кровь его мучеников смешана с кровью других французов; его дети вместе с другими зарыты в одной и той же могиле. Захочет ли каждый департамент взять обратно свои трупы и отделиться

2,       ^т Парижа?» Конвент не принял предложения Рабо-Помье. fcme 21 мая Конвент косвенно отверг проект кантональных Муниципалитетов, удержав statu quo, т. с. разделение Франции ^1,8 Департаменты, округа и муниципалитеты. Этот замечатсль-
ный проект, стремившийся серьезно организовать коммуну н дать таким образом прочную основу революции, не удо­стоился даже сколько-нибудь внимательного обсуждения. Монтаньяры боялись, чтобы, раз будет затронута муниципаль­ная организация вообще, пс оказалось в опасности положение Парижа как столицы, а также парижской коммуны, и надо при­знать, что предложение Рабо-Помье оправдывало этн опасения.

Другое разногласие между жиропдистами и монтаньярами заключалось в том, что последние не хотели при данных обстоятельствах вырабатывать конституцию, первые же, напро­тив того, желали, чтобы конституция была возможно скорее закончепа. Якобинцы требовали отсрочки. 26 апреля Тюрио предложил Конвенту замедлить прения до той поры, когда вернутся многочисленные депутаты-монтапьяры, разосланные по разным поручениям; 10 мая в различпых частях зала раздавались крики: «Конституцию! Конституцию!» ¹ Валазс представил анализ различных проектоп, касавшихся формы и организации первичных собраний. Готовились приступить к обсуждению их, когда незначительный сам по себе инцидент, происшедший в одной из секций, заставил отложить прения. Они начались только 10 мая, когда была вотирована статья 1, провозглашавшая республику единой и нераздельной. 13 мая Комиссия шести добилась косвенного устранения проекта Коп- дорсе и, обратив в пичто весь труд первой конституционной комиссии, предложила Конвенту, в форме серии глав и вопро­сов ², совершенно новый план обсуждения, который и был при­нят. Стремление тянуть дело и не доводить его до конца, пока жирондисты не были бы политически уничтожены, это стрем­ление было так очевидно, что Кондорсе (это был единствен­ный случай, когда он вмешался в прения) предложил Копвенту 15 мая назначить срок, к которому должпа была быть закон­чена конституция. Если бы до 1 ноября 1793 г. первичные собрания не были созваны, чтобы высказаться относительно конституции, то' в этот день они долялты были бы считаться созванными по праву, с тем чтобы избрать другой Копвент, который должен был бы приступить к своим обязанностям 15 декабря. Это предложение не было принято, но Коивепт во­тировал четыре статьи, относившиеся к территориальному под­разделению, и дополнил их 21 мая пятой статьей. Затем пре­ния прервались на восемь дней.

29 мая Барер представил и заставил принять окончатель­ную редакцию Декларации прав. К этому времени были воти­рованы только шесть статей конституция: первой из них рес­публика признавалась единой и нераздельной, а пять осталь­ных, относившиеся к территориальному подразделению, удер­живали существующее положение вещей; таким образом, за исключением Декларант! прав, более демократической, чем Декларация 1789 г., Конвент не декретировал ничего такого, _что уже не существовало бы ранее. Казалось, что жирондист­ское большинство потерпело пеудачу, что оно было неспособно г[7],1ть республике конституцию; к обнаружению этой неудачи, этого бессилия и стремилась политическая тактика монтанья­ров в течение всех дебатов, наиболее характерные инциденты которых мы только что изложили.

IV

Было очевидно, что Париж не принял бы конституции из рук жирондистов, что, каково бы ни было ее содержание, он отверг бы ее, как символ федерализма. С другой стороны, стало очевидным, что в этот критпчеехгий период распри между провинцией и Парижем конституция была единствен­ным средством умиротворения, примирения французов. Люди, желавшие, подобно Дантону, не только свергнуть полити­ческое преобладание жирондистов, но и помешать насильствен­ному акту со стороны парижан и народа, уже грозившему им. хорошо понимали тогда, что если бы была быстро проведена конституция, редактированная монтаньярами, то это, быть может, расстроило бы насильственные замыслы. С этой, именно, целью, 30 мая 1793 г., «по указанию Комитета общественного спасепия», Конвент присоединил к этому Ко­митету Эро дс Сешелля, Рамсля, Сен-Жюста, Матьё и Кутона, «с тем, чтобы они представили на обсуждение конституцион­ные статьи».

Эта запоздавшая мера не помешала народному государ­ственному перевороту 31 мая и 2 июня 1793 г., вызвавшему грозное движение департаментов против Парижа.

Комитет общественного спасепия рассудил тогда, что един­ственным средством спасти Францию было теперь, более чем когда-либо, изготовление конституции, которая привлекла бы Департаменты, причем необходимо было изготовить се быстро, немедленно же и даже на скорую руку, если это понадобится.

Эта работа была поручена ловкому п изящному перу Эро Др Сешелля.

Мы мало знаем о прениях, происходивших в Комитете по поводу конституции, и в частности о роли Эро. Сен-Жюст го­фрит в своем докладе от 11 жерминаля II года: «Мы помним, Что Э_ро

с чувством отвращения безмолвно следил за работами

людей, набрасывавших план той конституции, бесстыдным до­кладчиком которой он сделался». Возможно, что этот диле­тант с флегматической иронией, безмолвно и улыбаясь, слу­шал сантиментальные излияния Кутона и юношеские деклама­ции Сен-Жюста Несомненно только,,что в его руках находи­лось перо. В Национальном архиве хранятся написанные его рукой не только доклад, но также проект конституции и проект декларации, в виде черновиков, испещренных помарками

Он работал очень быстро п употребил на составление сво­его проекта только шесть дней. Это подтверждается тем, что он представил его Комитету вечером 9 июня^я, а события 31 мая и 2 июня без сомнения пе позволили ему припятъея ва работу ранее 3 нюня. Комитет принял проект на своем заседа­нии утром 10 июня ^[8], и в тот же день Зро прочел его в Кон­венте.

Во главе этого проекта ^[9] были воспроизведены Декларация прав, принятая Конвентом 29 мая, и песколько уже декрети­рованных статей. Что касается вссго остального, то можно сказать, что это был главным образом упрощенный проект Копдорсс. Былп различия, но они, невидимому, проистекали _пе из какого-либо другого представления о демократии. Вот важнейшие из ппх.

П силу предшествовавших вотумов Конвопта мысль об обширных коммунах и кантональных муниципалитетах была оставлена. Почему? «Могли ли мы, — говорит Эро, — не со­хранить существующие муниципалитеты, как бы велика ни была их численность? Это было бы неблагодарностью к рево- люцня, преступлением против свободы. Что говорю я? Это значило бы действительно уничтожить народное правительство. Какое несчастье для граждан, если бы в некоторых из их коммун (а раз пачалось бы сокращение муниципалитетов, оно не могло бы ограничиться менее чем четырнадцатью тысячами) они былп лишены утешения братски участвовать в самоуправлении! Человеческий род состоит из разбросанных там и сям более или менее многочисленных семей; но все они имеют одинаковое право на цивилизацию и счастье. Шарф, покрывающий лохмотья, настолько же священен, как и шарф представителей самых многолюдных городов; человек, но­сящий ого, так же пе согласится расстаться с ним, как и от­казаться от своего вотума или ружья. Кроме того, какое может быть неудобство? Пет, мысль об уменьшении муниципалитетов могла возникнуть только в головах аристократов, откуда она перешла в головы умеренных». Таким образом, в деле тер­риториального подразделения было удержано с решнтзль- ноеппо statu quo.

Что касается организации всеобщего избирательного права, то, за исключением выборов в члены исполнительного совета, слишком хитроумная и сложная система кандидатур была остав­лена. Выборы должны были происходить в некоторых случаях непосредственно, а именно, при назначении депутатов и муни­ципальных должностных лиц. в некоторых же случаях выборы были двухстепенными (первичные и избирательные собрания), как. например, при назначении департаментских и окружных властей, а также и судей, иногда же omt были даже трехсте­пенными, а именно при избрании члепов Исполнительного совета.

Выборы в законодательный корпус должны были совер- ^1Цаться способом, аналогичным нашему голосованию по окру­гам. Каждый избирательный округ составлялся из соединения °ех первичных собраний, приходившихся па каждые 50 ООО

отелей, тт должен был назначить непосредственно одного де- ЛТтят ^

./Тим хотели «избежать федерализма и помешать дену-

тату говорить впредь от имени только одного своего департа- мента» ’.

Законодательный корпус избирался лишь на один год.

Исполнительный совет, состоявший из двадцати четырех членов, назначался следующим образом: «Избирательное со­брание каждого департамента назначает одного кандидата. За­конодательный корпус избирает из этого общего списка членов исполнительного совета». Этот совет должен был возобно­вляться каждый год в размере половины своих членов. Он из­бирал нз своей среды заведующих общей администрацией рес­публики. В частности он назначал чиновников национального казначейства и контрольной палаты, избрание которых, по про­екту Кондорсе, поручалось пароду.

Функционирование народпого референдума было организо­вано на тех же принципах, как и в жирондистском проекте. Законодательный корпус предлагал бы законы и издавал де­креты. Декреты должны были бы выполняться без народной санкции; законы же приводились бы в исполнение лишь в том случае, если бы народ не воспротивился нм. Народ мог остано­вить закон, если к концу тридцати дней в десяти департамен­тах одно пли несколько первичных собраний заявили бы свой протест; затем проект перечислял вопросы, подлежавшие веде­нию законов, и вопросы, которые должны были решаться де­кретами.

Эро предлагал, кроме того, учредить «большое националь­ное жюри», «чтобы гарантировать граждан от тирании законо­дательного корпуса и совета»; но это предложение не было принято.       -Я Я

Наконец, в области иностранной политики докладчик пред­лагал изгладить все следы пропаганды и санкционировал систе­му невмешательства, провозглашенную декретом13 апреля 1793г.

У

Успехи федерального восстания обязывали Конвент торо­питься: депутаты, бывшие в миссиях, требовали в своих пись­мах к Комитету конституции, как единственного средства пре­кратить гражданскую войну. Вследствие этого проект Эро был обсужден и принят почти е лихорадочной поспешпостыо — в тринадцать дней. Пр ения начались 11 июня 1793 г. и закон­чились 24 числа того же месяца. Вот главнейшие сопровожда­вшие их инциденты.

11     июня, вотируя семь первых статей, Конвент, «чтобы за­крыть все пути федерализму», прибавил к ним следующие

⁵ Речь Рамеля, от имени Комитета общественного спасения, в зассдI* ЭИи Комитета 12 июпя 1703 г. {«Monit.cur», переизд.. т. XVI, стр. 631»

t юва: «Верховным народом признается вся совокупность фран­цузских граждан».

12   нюня Тюрио и Дантон подвергли критике статыо проекта Зро, предписывавшую тайную подачу голосов при выборах. Они требовали, чтобы можно было вотировать открыто. Дюко возразил на это, что открытая подача голосов доставила бы преобладающее влияние богачам и хозяевам. Но Барер реко­мендовал этот способ вотирования как средство для прави­тельственной партии руководить выборами. «Я хочу ука­зать,— говорил он, — что тайное вотирование дало бы слабым или испорченным людям возможность очень часто содейство­вать дурному выбору; кроме того, нельзя оспаривать у доб­рых граждан права быть мужественными». Конвент декретиро­вал, чтобы «выборы происходили путем тайной или открытой подачи голосов, по желанию каждого из вотирующих». Оп при­бавил, правда, «что первичное собрание ни в каком случае не могло предписывать однообразного способа подачи голосов». Но Барер уже заранее исключал из категории «добрых гра­ждан» каждого, кто захотел бы вотировать тайно. Свободного голосования, таким образом, не было бы. Дело в том, что рес­публиканская партия еще не чувствовала уверенности в том, что она обладает большинством в стране; она, повидимому, боялась, чтобы масса неграмотного парода, предоставленная самой себе, не вернулась к роялизму.

15     июня произошли жаркие дебаты по поводу статей про­екта, устанавливавших двойные и тройные выборы при назначе­нии административных должностных лиц и членов Исполни­тельного совета. Появление вновь этих «избирательных собра­ний», о которых так часто доносили якобинцам, как о проник­нутых анти-парижским, департаментским духом, вызвало беспо­койство. Гийомар и Шабо говорили в пользу прямой подачи голосов, как более демократической, Робеспьер и Левассёр (из департамента Сарты) говорили, напротив того, что косвенной подачей голосов они хотели устранить «опасное соперниче­ство» между Исполнительным советом и Законодательным кор­пусом, которое неизбежно возникло бы, если бы Совет, как и Депутаты, назначался непосредственно народом. Конвент согла­сился с ними н удержал избирательные собрания.

В тот же день, по поводу статьи проекта, согласно которой « депутаты не могли быть ни в какое время преследуемы, обви­няемы или судимы за мнения, высказанные ими в Законода­тельном корпусе», был поднят вопрос о праве народа отзывать Депутатов, уже поднимавшийся в сентябре 1792 г., во время вы­боров в Копвент Как! говорил Рюль (Riihl), депутаты будут иметь право безнаказанно высказывать роялистическиб взгляды? Будут ли они иметь право, спрашивал Тюрио, пыра- жать федералистические взгляды? Базир потребовал учрежде­ния национального жюри для суда над депутатами, которые захотели бы назначить тирана. Робеспьер присоединился к этим мнепиям, но спрашивал, какими практическими сред­ствами можно было бы их осуществить. Быть может, сказал он, можно было бы установить право народа наказывать выходя­щих депутатов. Он потребовал, чтобы эта идея была передана на обсуждение в Комитет общественного спасения. Конвент вотировал статью, предложенную Эро, в неизмененном виде и, таким образом, отказал народу в праве отстранять депутатов, если бы ему показалось, что они нарушают свой мандат, в праве, еще недавпо требовавшемся многими демократами. «

Подобным же образом, 16 июня, Конвент отверг проект «большого национального жюри», предложенный Эро с целью гарантировать граждан от тирании. Он решил только по пред­ложению Робеспьера, чтобы к обсуждению этого вопроса вер­нулись позже.

Происходили ли прения в Конвенте по вопросу о народном референдуме и об установлении различия между декретами, подлежавшими выполнению без вмешательства народа, и зо- копами, относительно которых народ имел бы право высказы­ваться? Я не нашел никаких следов этих прений в отчетах газет. Однако в этих статьях проекта Эро, относившихся к за­конам и декретам, были сделаны довольно серьезные измене­ния, и так как этот вонрос занимает очень важное место в истории организации демократии, то мы считаем небесполез­ным привести здесь целиком как первоначальный проект до­кладчика, так и принятый текст.

Вот проект Эро:

1.    Законодательный корпус предлагает законы и издает де­креты.

2.     Под общим именем «законов» понимаются акты Законо­дательного корпуса, касающиеся следующих предметов:

Гражданского и уголовного законодательства и общей поли­ции.

Национальных имуществ и учреждений, различных отра­слей общего управления обыкновенными доходами и расходами республика.

Пробы, веса, изображения и названия монет.

Свойства, размера и сбора налогов.

Публичных почестей в память великих людей.

3.      Под особым наименованием «декретов» понимаются акты Законодательною корпуса, касающиеся следующих предметов:

Установления ежегодного контингента сухопутных и мор­ских сил.

Разрешения или запрещения иностранным войскам прохо­дить по французской территории.

Входа чужеземпых морских сил в гавани республики.

Мер обеспечения общественной безопасности и спокой­ствия.

Ежегодного и временного распределения помощи путем общественных работ.

Непредвиденных и чрезвычайных расходов.

Распоряжений о фабрикации монет всякого рода.

Местных и чаетиых мер, касающихся одного департамента, одной коммуны, одного рода работ и т. д.

Объявления войны, утверждения трактатов и всего, что ка­сается иностранцев.

Назначения и смещения главнокомандующих армиями.

Применения правил об ответственности членов Совета и об­щественных должностных лиц, преследования и предания суду обвиняемых в заговорах или покушениях против общей безо­пасности республики.

Национальных наград.

Вот принятый текст, составляющий 53, 54 и 55 статьи конституции:

53.     Законодательный корпус предлагает закопы п издает декреты.

54.    Под общим именем «эакопов» понимаются акты Законо­дательного корпуса, касающиеся следующих предметов:

Гражданского и уголовного законодательства.

Общего управления обыкновенными доходами и расходами республики.

Национальных нмуществ.

Пробы, веса, изображения и наименования мопет.

Свойства, размера и сбора налогов.

Объявления войны.

Всякого нового общего распределения французской терри­тории.

Народного просвещеппя.

Общественных почестей в память велнкпх людей.

55.       Под особым наименованием «декретов» понимаются акты Законодательного корпуса, касающиеся следующих во­просов:

ск ^Е5КеГ0^^0Г0 У^{стгшопле}*шя контингента сухопутных н мор-

Позволеннн или запрещения иностранным войскам прохо- ^{,,ть По} французской территории.

Входа чужеземных морских сил в гавани республики.

Мер общественной безопасности и спокойствия.

Преследования обвиненных в заговорах против общей без- опасности республики.

Распоряжения о фабрикации монет всякого рода.

Непредвиденных и чрезвычайных расходов.

Местных и частных мер, касающихся одного департамента, одной коммуны, одного рода работ.

Захпиты территории.

Утверждения трактатов.

Назначения и смещения главнокомандующих армиями.

Применения правил об ответственности членов Совета и об­щественных должностных лиц.

Преследования обвиняемых в заговорах против общей без­опасности республики.

Всякого изменения в частичном распределении французской территории.

Национальных паград.

Мы видим, что Коивсит счел нужным включить в катего­рию законов, т. е. подчинить утверждению народа, объявление войны. Это изменение имело огромное значение: это значило сделать почти невозможной всякую наступательную войну; это значило санкционировать мирные принципы, установленные Учредительным собранием; это значило почти не признать за­конными войны, объявленные как Законодательным собранием, так и самим Национальным конвентом. Зато Коивепт, в про­тивоположность проекту Барсра, изъял от народной санкции «законодательство, касающееся общей полиции».

19     июня, по поводу статьи, гласившей: «Никто из граисдан не освобождается от почетной обязанности участвовать в пла­теже общественных налогов», Лсвассёр (из департамента Сарты! потребовал, чтобы было декретировано, что нельзя взимать ни­какого налога с того, кто имеет лишь безусловно необходимое, и чтобы, согласно декрету 18 марта, был установлен прогрес­сивный налог, пропорциональный имуществу плательщиков- Жирондист Дюко поддержал первое из этих предложений, по иичего не сказал о втором, которое не было поддержано никем. Камбон, Фабр д’Эглаптнп и Робеспьер говорили против изъ­ятия, которого требовали для бедных граждан. «Я разделял одно время заблуждение Дюко, — сказал Робеспьер; — в думаю даже, что где-нибудь я писал об этом ^х; но я вернулся к основ­ным принципам; меня просветил здравый смысл народа, кото­рый чувствует, что род милости, предлагаемой ему, представля-

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

_{еТ С}обою лишь оскорбление». Это значило бы декретировать «унижение самой благородной части нации», «аристократию бо­гатства». Тогда установился бы «класс собственников и класс „лотов». А вот заключение: «Истинно народен и справедлив цинь принцип, санкционированный Декларацией прав а именно — что общество обязано доставить все необходимое тем из своих членов, которые не могут обеспечить себя рабо­той. Я требую, чтобы ЭТОТ принцип был включен в конститу­цию. чтобы бедный, обязанный внести свой обол в виде налога, получал его от отечества, чтобы скова передать его в обществен­ною кассу» ². О прогрессивном налоге пи слова. Робеспьер от­казался от своего «социализма», который он проповедывал в апреле 1793 iv, без сомнения лишь для того, чтобы лишить по­пулярности жирондистов. Конвент вотировал без изменения статью, предложенную Эро. Тогда Кутон потребовал, чтобы Комитет общественного спасения редактировал предложение Робеспьера в форме статьи, которую следовало включить в конституцию. Тюрио возразил, «что эта статья уже находи­лась в Декларации прав». «Ее нет там, — сказал Робеспьер,— в том смысле, какой я придаю ей. Я требую кроме того, чтобы Комитету было поручено пересмотреть Декларацию прав, мно­гие статьи которой уже не согласуются с конституцией и далее изменяют ее». Соответственно этому был издан декрет, и таким образом Конвент отрекся от Декларации прав, вотированной им 29 мая.

Статьи, касавшиеся сношений французской республики е иностранными нациями, были вотированы 18 июня почти без изменения в том виде, как они были предложены Эро. Вот эти статьи:

118.   Французский народ — друг и естественный союзник свободных народов.              _f

119.    Он не вмешивается в правительство других наций; он не потерпит, чтобы другие нации вмешивались в его прави­тельство.

120.    Он дает убежище иностранцам, изгнанным из своего отечества ради дела свободы. Он отказывает в этом тиранам.

121.   Он никогда пе заключит мира с врагом, занимающим его территорию.

Эти принципы, так противоречившие статьям пропагандист* ‘кого характера, предложены Робеспьером в апреле, были воти­рованы без всякого возражения со стороны Робеспьера или ^,0г° другого. Повидимо.му, всякий сентиментализм в области

,._г Декларация ' нрав, принятая 29 мая 1792 г., гласила только в своей ^е 23-й и что обществоппое призрение — священный долг.

Тои.ч ^{( 0n}'^teur>>' ^1,(:Р^0,13-*‘* т. XVI, стр. (>79. Речь Робеспьера передана ^ствевно в aJournal des Debats» и в «Republican! francais».

А. Олар. — 13Э2

иностранной политики был покинут. Так, когда Грегуар пред. ложпл «декларацию международного права», Барер пригласил Конвент «не вдаваться в философию» и добился перехода к очередному порядку дня.

Последняя статья послужила поводом к знаменитому инци­денту. Мерсье сказал: «Вы, значит, обольщаете себя надеждой быть всегда победителями? Разве вы заключили договор с по­бедой?» Тогда Базир воскликнул среди аплодисментов: «Мы заключили его со смертью!» Робеспьер и Барер немедленно же перефразировали это восклицание Базнра '.

В тот же депь, 18 июня, обсуждалась нижеследующая статья проекта Эро, относившаяся к «гарантии прав»: «Конституция гарантирует всем французам право петиции, право составлять народные общества и пользование всеми правами человека». Робеспьер потребовал, чтобы сюда было включено право на общее образование. Бойе-Фонфред снова подмял вопрос о сво­боде культа, уже дебатировавшийся Конвентом в апреле", п потребовал, чтобы эта свобода была включена в число гаранти­рованных прав. «Не упоминайте совсем о культе в конститу­ции, — сказал Левассёр. — Французский нарАд не признает ни­какого культа, кроме культа свободы и равенства». Барер не разделял этого мнения. «Я не суеверен и не ханжа, — сказал он; — но я думаю, что свободное отправление своего культа принадлежит к правам человека»; и он сослался на пример Со­единенных штатов.

По Робеспьер заявил, что, по его мнению, обстоятельства не позволяли провозгласить свободу культа. «Я боюсь, — ска­зал он,— чтобы заговорщики не извлекли из конституционной статьи, санкционирующей свободу культа, средства уничтожить общественную свободу; я опасаюсь, чтобы люди, которые по­желают составить аптиреволюциопные сообщества, не замаски­ровывали их религиозными формами. Тогда, если вы скажете им: «Вы собираетесь под предлогом отправления вашего культа, но в действительности вы заговорщики», они ответят: «На на­шей стороне конституция и законы; вы не имеете права истол­ковывать наши намерения и расстраивать паши религиозные церемонии». Вот под какой лицемерной маской заговорщики могли бы наносить удары свободе». Он потребовал перехода к очередному порядку дня, мотивированного тем, что принцип свободы мнений был санкционирован Декларацией прав. Жирон­дист Бойе-Фонфред поддержал это предложение, и оно было принято Конвентом. Затем Конвент декретировал в следующий выражениях исправленную статью: «Конституция гарантирует всем французам общее образование, общественное призрение, право петиций, право составлять народные общества и пользо­вание всеми правами человека

Эта статья, как и все остальные, была принята только в пер­вом чтении. Второе чтение всей конституции имело место 24 июня и было окончено в одно заседание. Чтобы ускорить дело, было решено, «чтобы все статьи, которые не вызовут протеста, считались за принятые окончательно»². Из организованного таким способом второго чтения статья относительно гарантии нрав вышла видоизмененной п расширенной, а именно в таком виде: «Конституция гарантирует всем французам равенство, свободу, безопасность, собственность, уплату государственного долга, свободное отправление культа, общее образование, об­щественное призрение, неограниченную свободу печати, право петиций, право составлять народные общества, пользование всеми правами человека». Нам известно из протокола заседа­ния ⁸, что неограниченная свобода печатп и государственный долг были прибавлены, благодаря импровизованным поправкам, внесенным во время заседания. Но каким образом оказалось восстановленным в окончательном тексте свободное отправле­ние культа, категорически отвергнутое в первом чтении? Оче­видно, что автором этой прибавки был Комитет общественного спасепия: под влиянием Даптона он склонился теперь к уме­ренности по отношению к вандейцам, которых убеждали их свя­щенники, что республика хотела уничтожить христианство.

Если мы напомним, что Камбасерес предлагал учредить суд присяжных в гражданских делах, что Робеспьер и Комитет об­щественного спасения оспаривали это предложение и что Кон­вент не принял его (19 июня), то мы исчерпаем все наиболее важпые инциденты, происшедшие прн обсуждении конституции монтаньяров [10].

Оставалась еще Декларация прав, которую Конвент поручил снова проредактировать своему Комитету общественного спасе ння. Эро де Сешелль представил ее 24 июня. Конвент декрети­ровал на том же заседании, что он принимает ее «в ее целом», затем немедленно же перешел ко второму чтению в утверди; ее своим окончательным вотумом ¹.

Если сравнить ее с жирондистским проектом в том виде, как оп был принят Конвентом, то легко видеть, что в сущности раз­ницы между ними не было. Изменения были сделаны преиму­щественно в форме, с целью придать немного более демокра­тический характер Декларации.

Вот наиболее интересные из этих изменений.

Жирондистская конституция допускала косвенно домашнюю прислугу к осуществлению избирательного права; но в жирон­дистской декларации об этом не было сказано ни слова. Статья 18-я декларации монтаньяров гласила: «.. . Закон не Знает положения прислуги; может существовать только обяза­тельство забот, с одной стороны, и признательности—с дру­гой, между человеком, который работает, и тем, который нани­мает его».

Жирондистская декларация признавала право восстания только в тех случаях, когда были бы исчерпаны все законные средства сопротивления гнету. Декларация монтаньяров выска­зывается решительнее:

33.      Сопротивление гнету есть последствие других прав че­ловека.

34.      Происходит угнетение всего общественного тела, когда угнетается лишь один из его членов; происходит угнетение каждого из членов, когда угнетается все общественное тело. ■

35.      Когда правительство нарушает права народа, восстание составляет для каждой части народа самое священное из прав п самую необходимую из обязанностей.

Была ли декларация монтаньяров более «социалистической >. чем жирондистская? Статья 17-я последней гласила: «Право собственности состоит в том, что каждый человек признается свободным располагать по своему усмотрению своим имуще-

/

ством, своими капиталами, доходами и промышленностью». Статья 16-я декларации монтаньяров была редактирована так: «Право собственности — это право, принадлежащее всякому гражда­нину, пользоваться и располагать по своему усмотрению своим имуществом, своими доходами, плодами своего труда и своей промышленности». О «социалистических» статьях, еще так не­давно предлагавшихся Робеспьером, не было и помина.

Можно, однако, сказать, что в некоторых статьях деклара­ции монтаньяров пробивались известные «социалистические» тенденции. Так, первые слова первой статьи «целью общества является общее счастье» послужили исходной формулой для бабувнетов. Жирондистская декларация ограничилась заявле­нием, что «общественное призрение — священный долг». Дек­ларация монтаньяров прибавляет к этому: «Общество обязано доставить средства существования несчастным гражданам путем доставления им работы или обеспечением средств существова­ния людям, которые не в состоянии работать». Но все это не было новостью. Теории «общего благосостояния» и «права на труд» часто развивались с трибуны и в печати людьми 1789 года.

Читатель помнит, что во время первых прений по поводу жирондистской конституции Конвент вычеркнул из нее свободу культа; декларация монтаньяров провозглашала эту свободу; таким образом эта свобода подтверждалась в двух местах но-, во го учредительного акта.

дательным корпусом из списка, составленного избирательными собраниями департаментов. Жирондисты предоставляли народу выбор членов казначейства и контрольной палаты; монтаньяры предоставляли этот выбор исполнительному совету. Двойная подача голосов, уничтоженная жирондистами, была восстанов­лена монтаньярами в известных случаях, а именно — при на­значении административных должностных лиц. «... Сам на­род, — говорил Эро в своем докладе, — не в состоянии изби­рать их». Отсюда видно, что монтаньяры питали менее доверия, чем жирондисты, к умственным способностям народа. Это до­казывается также и тем, как они организовали референдум, сан­кцию законов народом. По проекту жирондистов, чтобы опро­тестовать закон, достаточно было большинства в одном или двух департаментах; монтаньярская конституция требовала для этого гораздо более трудно выполнимых условий, а именно протеста со стороны, по крайней мере, десятой части первич­ных собраний и притом пе менее чем в большинстве департа­ментов. Напротив того, право восстания было онределениес провозглашено монтаньярами, и их декларация обнаруживала некоторые «социалистические» тенденции. Но эти различия проявлялись скорее в языке, чем в идеях, скорее в форме, чем в содержании. В общем монтаньяры сузили право непо­средственного самоуправления, предоставленного народу жи­рондистами, и в этом отношении их конституция была менее демократической, чем жирондистская.

Между тем случилось так, что монтаньяры показались более горячими друзьями народа, более демократами, чем жирондисты. Так как эти последние руководили борьбой департаментов про­тив Парижа, что давало повод обвинять их в федерализме, и так как они были как бы союзниками роялистов и умеренных аптидемократов во время восстания нюня и июля 1793 г., то впоследствии явилось представление, что их проект конститу* ции был заражен модерантизмом и роялизмом. Хотя текст мон­таньяров был лишь «приспособлением» жирондистского, в нем увидели оригинальный текст; хотя демократическая смелость жирондистов была в нем иногда смягчена, в нем увидели наи­более демократическую из систем. Особеипо в эпоху термидо­рианской реакции и Директории конституция 1793 г., отменен­ная тогда, сделалась символом демократических стремлении. Когда конституция III года восстановила систему ценза, когда оставшиеся в живых жирондисты сделались защитниками этой системы, когда против сторонников конституции 1793 г. была декретирована смертная казнь, — тогда эта конституция при­няла в народном воображении характер какого-то мистического, магического текста, евангелия демократии. Во имя этой кон­ституции монтаньяров произошли восстания жерминаля п пре*
риаля III года; во имя той же конституции составился заговор бабувистов в IV году. Наконец, на эту конституцию ссылались еше позднее демократы и социалисты времсп Людовика-Фи­липпа и Второй республики.

Высказывалось мнение, что эта конституция не была при­менена потому, что она была неприменима на практике. И дей­ствительно, она была неприменима, потому что осталась не­законченной. Она предоставляла (статья 83) будущему законо­дательному корпусу определить «правила подчиненности» раз­личных административных коллегий; она не назначила пред­ставителей центральной власти при этих коллегиях: между тем учреждение исполнительного совета из двадцати четырех чле­нов при выборных местных властях, подчиненность которых не была установлена, было бы равносильно анархии даже в мирное время, а тогда была война. Вот почему конституция 1793 г., в ее тогдашнем виде, без органических законов, была действительно невыполнима

Но объяснялся ли этот важный пробел безрассудством со стороны монтаньяров — редакторов конституции? Нет, потому что они сами указали, па этот пробел, предоставив будущему законодательному корпусу заполнить его. Если они пе сделали этого сами, то только с целью не раздражить еще более депар­таментов, находившихся тогда в восстании и ревнивее, чем когда-либо, относившихся к своей независимости. Это обстоя­тельство раскрывает нам истинный исторический характер мон- таньярской конституции. Это была демократическая программа, не предназначенная для будущего. Это была также, и прежде всего, политическая мера, вызванная тогдашними обстоятель­ствами и имевшая целью прекратить гражданскую войну. Одна конституция могла енлотнть французов, разделившихся на пар­тии и уничтожавших друг друга. Необходимо было, чтобы она могла удовлетворить одновременно обе воюющие стороны, монтаньярекую и жирондистскую партию, пли, точнее, париж­скую и департаментскую. Парижским демократам конституция Даровала право на труд, право восстания, обещапие «общего счастья»,— слова и фразы, которыми опи удовлетворялись. ^ меренным департаментам она делала более реальные уступки, ^а именно вот какие.

Департаменты боялись диктатуры Парижа. Конституция ‘®0ИМ референдумом предоставляла в области общей политики Последнее слово департаментам.

Они страшились диктатуры одного человека: Робеспьера или Дантона. Конституция поручала исполнительную власть

¹ Ьез сомнения, вследствие этого ноосущестннмого характера консти-1 .'Вин, госпожа Ролан и называет ее «йФШпей» («Oeuvres», cd. Шая- ^Папье, т. И, стр. 303).

двадцати четырем гражданам, в назначении которых участво< вали все департаменты.

Чего еще боялись департаменты, особенно западные, в кото! рых священники подняли впсстапие? Они боялись, чтобы не захотели запереть церкви и упразднить религию. Конституция дважды обещала свободное отправление культа.

Департаменты, следовательно, получили полное удовлетво» рение во всем, что касалось их существенных требований. Конституция была встречена ими с восторгом'. После слабых попыток продолжать войну, оружие выпало из рук жирондист­ских инсургентов. Республиканская партия, примиренная и объединенная наконец, стала дружно вести борьбу с роялист­скими восстаниями Вандеи, Лиона и Тулона, которые, предоста­вленные своим собственным силам, были побеждены.

VII

27       июня 1793 г. Конвент декретировал, чтобы «через неделю со дня получения настоящего декрета декларация прав и конституционный акт были представлепы на утверждение созванных первичных собраний». Этот плебисцит произошел, следовательно, не одновременно по всей Франции. В Париже вотировали между 2 и 4 июля 1793 г., а в департаментах — между 14 и 22 июля.

Каков же был результат этого плебисцита?

Согласно декрету Конвента, этот результат должен был быть провозглашен на празднестве 3 0 августа. Комиссия, под­считывавшая итоги плебисцита, должна была представить свой доклад 9 августа. Но так как все данные еще не были собраны, то докладчик Госсюэн ограничился заявлением, что принятие конституции не подлежало сомнению, не будучи в состоянии привести точных цифр. На следующий день, 10 августа, Эро дс Сешелль говорил на Марсовом поле: «Французы! ваши упол­номоченные обратились в 86 департаментах к вашему разуму и вашей .совести; 86 департаментов признали конституционный акт. Никогда более обширная н более народная республика не была организована с более единодушным одобрением. Год тому назад наша территория была занята чужеземцами; мы провоз* гласили республику и оказались победителями. Теперь, когда

мы устанавливаем конституцию во Франции, Европа нападает на нас со всех сторон. Поклянемся защищать конституцию до самой смерти. Республика бессмертна!»

20      августа проверочная комиссия могла объявить цифры. Из 4 944 кантонов, составлявших, по ее словам, республику, протоколы не были еще получены только от 516. Конституция была принята 1 784 377 голосами против 11 531. 1 плювиоза

II        года был составлен дополнительный бюллетень: после

20     августа получились протоколы еще от 92 лаптопов, содер­жащие 17 541 утвердительных вотумов и 79 отрицательных, так что к 1 плювиоза конституция оказалась принятой 1 801 918 го­лосами против 11 610. Недоставало еще протоколов 424 кан­тонов, но ими уже не интересовались, и, насколько мне из­вестно, других бюллетеней не появлялось после того

Если эти итоги и не полны, то тем не менее опи достаточно указывают на то, что конституция была принята почти едино­гласно всеми вотирующими. Без сомнения, цифра воздержав­шихся от голосования громадна, но только по отношению к на­шим современным избирательным привычкам, а ие по отно­шению к той эпохе. Даже во время конституционной монархии, при системе ценза, только слабое меньшинство активных гра­ждан принимало участие в первичных собраниях. Часто случа­лось, что на них присутствовала только пятая часть внесенных в списки. Все заставляет думать, что, в общем, граждане, воз­державшиеся от вотума в июле 1793 г., сделали это по небреж­ности, по незнанию своих прав и по неопытности. Если судить по прецедентам, то на это участие в голосовании около двух миллионов граждап можно было смотреть почти как на про­гресс в избирательной жизни нации.

Следует прибавить еще, что плебисцит ие мог произойти во всей Франции. Первичные собрания не были созваны ни в де­партаменте Корсики, ни в части Северного департамента, заня­того неприятелем, ни в сельских коммунах департамента Ван­деи, где господствовало восстание. Госсюэн говорит в своем докладе от 9 августа, что в Вандее было созвапо только 29 пер­вичных собраний, а на Севере — «лишь большинство первич­ных собраний».

Гот же доклад констатирует также, что, за исключением Марсели, во всех больших городах конституция была принята единодушно и что из сорока тысяч коммун республики лишь °ДНа коммуна Сен-Донан (департамента Кот-дю-Нор) потребо­вала восстановления королевской власти ².

-Ь I ®'^{ги два} бюллетеня Комиссии шести можно найти в Нац. арх., В. II, 1. ^зам£тнть, что они не всегда совпадают с алфавитным списком до- *^м..^а'’⁰итов, находящимся в одном реестре (В. II, 34).

« Пац. арх. иет протокола иервичдого собраиня Сеи-Доиана.

Списки показывают, что в шести департаментах — Нижних Альпов, Шера, Мозеля, Парижа (40 990 утвердительных воту. мов), Верхней Саоны и Вара — пе было вовсе протестовавших. В следующих департаментах было всего больше отрицательных вотумов: Финистер (9 965), Морбинан, Кот-дю-Нор, Монтер, рибль (1 007 отрицательных вотумов против 1 592 утверди, тельных), Авейрон, Монблан, Ду, Орн, Нижняя Сена, Кальвадос, Ламанш, Майенн, Рона-и-Луара, Жиронда ³.

Посмотрим теперь, каким путем и в какой форме происхо­дил плебисцит.

Декрет 27 июня 1793 г. гласил, что голосование должно было происходить способом, указанным в самой конституции, т. е. «тайной или открытой подачей голосов, по желанию ка­ждого «вотирующего», причем никакое первичное собрание не имело права предписать своим членам однообразный способ вотирования. В инструкции, присоединенной к декрету, гово­рилось, что в каждом собрании, как только было бы выбрано бюро, секретарь должен был прочесть конституционный акт; затем президент должен был подвергнуть голосованию вопрос

о  припятии этого конституционного акта и вызывать по списку присутствовавших граждан. Протокол констатировал число во­тировавших за и против.

Эти предписания пе везде были соблюдены.

Так, иервичпое собрание Донжона (департамента Аллье) по* стаповпло, чтобы подача голосов была тайной (было подапо 122 утвердительных голоса, 20 отрицательных и 9 ни утверди­тельных, ни отрицательных).

Другие собрания, числом 297, приняли конституцию без индивидуального вотирования, par acclamation, в форме востор­женного одобрения. То же самое произошло почти во всех секциях Парижа. Вот, например, как это было в секции Город­ской ратуши: «Президент (читаем мы в протоколе) заявил, что всякий гражданин был свободен и должен был без опасения высказать свое желание по отношению к конституционному акту, сообщив собранию обо всем, что могло, по его мнению, помешать счастью французского народа. Вследствие этого, ввиду того, что не появилось ни одного протеста, было под­вергнуто голосованию принятие вышеупомянутого конститу­ционного акта, который и был принят единогласно при всеоб­щих аплодисментах и криках: «Да здравствует республика! Да здравствует свобода!» В секции Арсенала индивидуальное во­тирование имело место лишь после всеобщих криков одобре­ния: «По окончании чтения конституционного акта зал огла­сился удвоенными криками: «Принимаем!» и «Да здравствует республика!» Затем всякий поднялся на ноги, чтобы выразить свое самопроизвольное принятие конституционного акта; но президент, восстановив порядок, нарушенный радостью, по­требовал выполнения закона. Он подверг голосованию вопрос

о  принятии и стал вызывать по списку присутствовавших гра­ждан. По окончании опроса был произведен подсчет, и оказа­лось, что число вотировавших было 364, причем все они по­дали голос за принятие. Это неподдельное единодушие вызвало новый порыв радости, которую каждый выражал с сердечным излиянием, легче ощущаемым, чем поддающимся описанию, в форме братских объятий, этих предвестников прочного сча- гтия, потому что опо основано на конституции, продиктованной мудростью и имеющей основою равенство». Восторженное все­общее одобрение конституция вызвала также в секции Фран­цузского Театра. В секции 1792 года в этом квартале Hes Filles- Saint-Thomas, еще недавно отличавшемся^таким роялизмом, дело произошло, невидимому, тем же порядком: чтение конститу­ционного акта было встречено криками: «Да здравствует респу­блика!», и 1 291 присутствовавших граждан приняли его «с са­мым полным единодушием»

Могла ли быть при таких условиях полная свобода вотума? Потерпели ли бы эти охваченные единодушным восторгом собрания какое-либо несогласие с ними или даже тайную по­дачу голосов? Я нахожу пример нетерпимости в протоколе пер­вичного собрания Лоньи (департамент Орн). Гражданин Гуалар, мэр, позволил себе сказать, что если и надо было припять кон­ституцию, то разве только потому, что государство без законов было бы анархией и что единственным средством прекратить эту анархию было принять законы, каковы бы онп ни были, дурные или хорошие. Ему стали шикать, грозить и выгнали его. Конституция была принята единодушно всеми 837 присутство­вавшими ".

ПовидимоМу, принятие конституции рассматривалось как «кт республиканского патриотизма, обязательный для каждого Доброго гражданина ³.

С другой стороны, это вовсе не был один из тех плебисци­тов, устраивавшихся позднее, где поставленный вопрос неиз­бежно и почти насильственно вызывал утвердительный ответ. Если судить по огромному числу протоколов, то в данном слу­чае ответ был дай с искренним энтузиазмом и самопроизвольно

всеми республиканцами, которые если и не представляли до­статочной свободы своим противникам, то сами вотировали как патриоты и свободные люди. Случалось даже в нескольких ме­стах, что они хотели мотивировать свой ответ. Декрет о созыве пе запрещал первичным собрапиям обсуждать конституцию; оц не обязывал формально граждан отвечать лишь «да» или «нет». Некоторые первичные собрания сочли себя в праве подверг­нуть пересмотру проект Копвепта. Так, собрание в Сабль* д’Олоннь подвергло обсуждению всю конституцию, статыо за статьей, и приняло ее только с внесенными в нее поправками ^[11].

VIII

Когда была провозглашена конституция (10 августа 1793 г.), то Конвенту оставалось, повидимому, только разой­тись, согласно статье 8-й декрета 27 июня, которая гласила: «Немедленно вслед за обнародованием воли французского на­рода Конвент назначит ближайшее время для созыва первич­ных собраний с целью выбора депутатов в Национальное со­брание и организации установленных властей».

Но с тех пор Валансьени пал, и войска коалиции шли па Париж. Если бы Конвент разошелся при условиях такой край­ней опасности, то он рисковал бы тем, что его могло заменить менее однородное собрание; он рисковал бы разрушить един­ство правительства в критический момент национальной за­щиты. С другой стороны, если бы он отсрочил применение конституции, то какое разочарование для страны! Что сказали бы те, которых одна конституция заставила сложить оружие? Могло бы показаться, что Конвент обманывал Францию с целью продлить свою власть. Недовольство, вызванное этим наруше­нием обещания, могло бы повести к гражданской войне.

В этих затруднительных обстоятельствах Делакруа (пз де­партамента Эр-н-Луара) предложил (11 августа) меру, которая, повпдимому, немедленно же выполняла обещание, данное стране, и вместе с тем давала Конвенту отсрочку. «Наша мис­сия выполнена, — сказал он, — но вы должны разрушить кле­веты, распространяемые против вас. Административные власти из среды федералистов говорят, Что вы хотите продлить свои полномочия. Если бы принятие конституции не изменило спо­соба выборов, то мы могли бы немедленно же быть замещены другим собранием. Но теперь Еам нужно знать численность населепия по кантонам». И он убедил Конвент декретировать, чтобы каждый кантон в самый кратчайший срок составил спи*
сок своего наличного населения г указанием числа граждан, имеющих право подавать голос. «Эти списки должны были не* медленно же быть переданы в окружные директории, которые должны были переслать их департаментам со своими замеча­ниями как относительно распределения округов, установленных статьей 23 конституции для выбора одного депутата в Законо­дательный корпус, так и относительно распределения граждан по новым первичным собраниям, согласно статье 12 конститу­ции. Директории департаментов должны были непосредственно й в возможно короткий срок доставить все эти списки в особую комиссию Национального конвента с присоединением своих за­мечаний». Все эти очень сложные операции, очевидно, потре­бовали бы нескольких месяцев; таким образом, торопясь, по- видимому, применить новую конституцию, Конвент фактически удерживал существовавшее положение вещей до тех пор, пока национальная защита была бы обеспечена.

Уже и Госсюэн в конце своего доклада 9 августа давал понять, что Конвент еще не был накануне своего роспуска. По его словам, Конвент принял на себя «священное обязательство» декретировать, прежде чем разойтись, однообразный граждан­ский кодекс, закопы относительно народного образования и, если будет возможно, спасительные законы, разъясняющие основы конституции. Вечером 11 августа в клубе якобинцев Робеспьер набросал очень мрачную картину положения респу­блики и прямо требовал, чтобы Конвент не расходился при

•                    толь критических обстоятельствах. Он вызвал восторженное одобрение со стороны делегатов первичных собраний, присут­ствовавших на заседании и представлявших собой мнение де­партаментов. Один из них потребовал, чтобы Конвент не рас­ходился раньше, чем нм «будут декретированы меры обще­ственного спасения»; другой — чтобы он не расходился «до окончания войны». Клуб якобинцев одобрпл эти взгляды без ьсякой оппозиции *.

12   августа делегаты первичных собраний отправились в пол­ном составе в Конвент и там предложили крайние революцион­ные меры, предполагавшие отсрочку конституции.

Вернувшись в свои департаменты, эти делегаты выяснили Французам невозможность применения новой конституции ^сР^еДи неприятельского нашествия, когда стране угрожала по- ^т,'Ря независимости. В общественном мнении произошел Поворот.

28     августа Барер заявил в Конвенте от имени Комитета общественного спасения, «что умеренное направление, поль- ^3jacb ослаблением полиции безопасности, охлаждает обществен­

нос настроение и незаметно подготовляет контрреволюцию, что простое выполнение конституционных законов, предназначен­ных для мирного времени, было бы недостаточно среди окру, жающих нас заговоров». Конвент поручил Комитету обществен- ного спасения представить ему свои взгляды по этому поводу, по Комитет не торопился. Он ждал более месяца, п только ко­гда подавление лионского восстания сделалось несомненным, ■ он потребовал декрета (10 октября 1793 г.), согласно которому уотановлялось «временное революционное правительство во Франции до заключения мира». Таким образом, применение конституции 1793 г. было отсрочено на неопределенное время.