ЗАПАД И ВОСТОК
СБОРНИК ВСЕСОЮЗНОГО ОБЩЕСТВА КУЛЬТУРНОЙ СВЯЗИ С ЗАГРАНИЦЕЙ
МОСКВА
1926
А. ГВОЗДЕВ.
ТЕАТР В ГЕРМАНИИ.
Два месяца, проведенные в Германии осенью 1925 г., дали возможность автору этих строк ознакомиться с положением театра в Германии. Личные впечатления, знакомства с театральными деятелями и издание журнальной литературы последнего времени позволили проверить те отрывочные сведения, которые доходили до нас о театральной жизни послевоенной Германии. С некоторыми итогами этих впечатлений и хочет познакомить настоящая статья, конечно, без притязаний на исчерпывающую полноту характеристики (В основу статьи положен доклад, зачитанный на соединенном заседании ВОКС и Театральной Секции ГАХН в январе 1926 года).
Катастрофические события последнего десятилетия привели Германию к тяжелому экономическому кризису, вызвавшему, в свою очередь, мучительно-переживаемый кризис театра.
Обесценение денег и хозяйственная разруха лишили театры возможности твердо калькулировать свой бюджет. С 1922—23 года мелкие театры вынуждены были закрываться. Субсидий,-которые давало театрам государство, нехватало. Ища исхода из создавшегося тяжелого положения, частные владельцы театров прибегли к концентрации капитала и производства. Капиталисты-антрепренеры стали скупать театры, объединяя их в крупные предприятия. Так возникли существующие ныне концерны SaltenburgBuhlien (.5 театров), Berliner Theater (3 театра).
Даже самые культурные деятели театра стали на этот путь — так, Макс Рейнгард управляет тремя театрами в Берлине и одним в Вене.
Кого же обслуживают крупные театральные предприятия в Германии? Зритель в Германии видоизменился. И там имеется «новый» зритель, но он совершенно иной, чем у нас. Средний класс Германии обездолен и отторжен от тех культурных ценностей, которыми он владел до войны; на его место пришел буржуа, нажившийся во время войны. И мы видим, что крупные акционерные предприятия обслуживают именно этого нового зрителя. Поэтому репертуар театра на три четверти заполнен легким жанром. Театр мюзикхоллизируется. Установка делается на развлечение, на легкую оперетку, легкую комедию, скабрезный фарс
|
и пышные обозрения-ревю. Эти жанры процветают. Уже в 19,22 году в Берлине имеется 20 театров легкого жанра, и число их все увеличивается. Это явление, конечно, гибельным образом отражается на театральной культуре. Мы видим перед собой не только концентрацию капитала, не только концентрацию производства, но и неразрывно с этим связанное последствие экономического кризиса — одичание репертуара. На это-то именно и жалуются немцы в один голос. Мне пришлось встретиться со’ многими театральными деятелями различных направлений'— все они негодуют на создавшееся положение. С другой стороны, и то, что мне приходилось читать о театре, также свидетельствует о том, что немцы глубоко сознают горечь этого положения. В связи с этим интересно поставить вопрос: как же все-таки такая культурная страна, как Германия, реагирует на это, как она пытается бороться с этим явлением? .
И на это имеется определенный ответ. Я имею в виду отклик на экономический кризис и на последовавший за ним кризис театра, выразившийся в усилении организации зрителей в лице Союза «Народного Немецкого Театра». Это — театральный кооператив мощного размаха. Каждый зритель, входящий в союз «Немецких Народных Театров», платит небольшую сумму — 1 марка 20 пфеннигов (60 коп.) вступительного взноса и 60 коп. за каждый спектакль,, который он желает посетить. Любопытно, что места-, предоставляемые ему в театре, — одинаковы по расценке. Немцы уже давно, с 90-х годов, постепенно налаживают эту организацию зрителей. Уже в 1914 году, т.-е. вскоре после объявления войны-г в Берлине был открыт огромнейший театр «Фольксбюне», который был построен на народные деньги. Для основания фонда была введена в течение многих* лет небольшая приплата в 21/2 копейки на билет и на эти трудовые гроши и был сооружен великолепный театр. «Союз организованных зрителей», кроме того, входит в соглашение с провинцией. Явление это очень крупное. В «Фольксбюне Ферейн» объединено сейчас до 600.00,0 зрителей и за 1923—24 годы движение это необычайно усилилось. Если в 1921—22 году этот союз имел свои отделения в 4)5 городах Германии, то в 1923 году он имеет эти отделения уже в 90 городах, т.-е. в два раза увеличивает свою мощь. Это движение продолжает быстро развиваться. Не официально, но фактически во главе этого движения издавна стоят немецкие социал-демократы. Этот театр стремится избавиться от господства легких жанров во что бы то ни стало, он стремится к тому, чтобы улучшить положение провинциальных
|
театральных предприятий, которые вынуждены были давать в неделю -1 — 5 опереточных представлений для того, чтобы дать 1—2 драматических спектакля. Таким образом организованный зритель помогает театру встать на ноги. Он оздоровляет репертуатр театра, и идея этого союза, в сущности, такова, чтобы в конечном итоге уничтожить свободный рынок. Сейчас театральный товар выбрасывается на рынок без учета спроса.; здесь же это движение ведет к тому, чтобы определить спрос, и уже в зависимости от наличия спроса вытекает театральное производство. Этот союз имеет свои многочисленные отделения в провинции, и любопытно, что он распространяет свое влияние на северо- запад Германии, на центр Германии, частью на север Германии, в то время, как на юге, т.-е. в католической Германии, существует другой союз.
Дело в том, что руководимый социал-демократами союз «Фольксбюне» в области искусства объявляет полнейший нейтралитет и строгую, беспартийность. Он утверждает, что в искусстве не должно быть политики. В одном из параграфов этого общества стояло положение, что деятельность союза не должна находиться в противоречии с современным рабочим движением. Но на конференции союза в 1922 году этот параграф был вычеркнут. Вот эта нейтральная позиция, занимаемая союзом, и определяет его идеологический характер: он боится политики, он боится затрагивать вопросы классовой борьбы, он сохраняет в искусстве нейтралитет. Такова определенная точка зрения социал-демократов Германии, и под этим знаменем они ведут все движение.
А католики на юге ловят их на этом уязвимом месте и говорят: «Искусство нейтральным быть не может. Мы даем искусству определенное мировоззрение». Южный союз «Бю- ненфольксбунд» говорит: «Мы даем искусство с совершенно определенным мировоззрением, во-первых, христианским, во-вторых, национальным. Да здравствует Германия и да здравствует христианское мировозрение!». В этом направлении союз ведет энергичнейшую борьбу, и здесь эти два союза сталкиваются очень резко. Если первый союз имеет 600.000 зрителей в центре и на северо-западе Германии, то Южный союз имеет свыше 100.000 зрителей в немецких провинциях. В отличие от Северного союза, Южный характеризуется еще тем, что он охотно поддерживает любительскую игру: участие населения в тех или иных национальных представлениях, в местных играх (хейматсшпиле), разыгрываемых в Баварии и на Рейне. Здесь этот союз вовлекает сельское население,- крестьян, местных учителей и т. д. в представления массового характера. Он ставит различные вещи, вроде «Виль
|
гельма Телля», «Битвы в Тевтобургском- лесу» — произведения, которые можно истолковать в рациональном духе. Затем, он возрождает старинные христианские мистерии, в исполнение которых вовлекаются массы сельского населения. Вот с каким положением приходится считаться в Германии. Эти два союза борются между собою, но в некоторых случаях они действуют совместно.
Государство приходит на помощь театру, но субсидии государства недостаточны. Те субсидии, которые стали выдаваться государством с 1923 года, покрывают только 7s расходов, так что из беды они театр не выручают. Но одновременно образуются смешанные товарищества с участием союзов театра организованных зрителей. Права частных владельцев ограничиваются, и вводится известного рода конституционализм, в котором решающую роль начинает играть представитель организованных зрителей. Таким образом союзы влияют на репертуар, борются за повышение художественной культуры и спасают Германию от того «одичания» театра, которое явилось#в итоге мировой войны и экономического кризиса. Эта организация зрителей пытается создать о.пору для погибающего театра. А с каким мастерством проводится эта организация — это учтет всякий, кто знаком с дисциплинированностью немцев. Этот момент в области социологии театра является очень важным, и в развитии театральной общественности нам есть чему поучиться у немцев. У нас такой театральной общественности нет. Сколько нужно культурных людей, которые бы сознавали, что театр нужно спасать, что театр погибает и что для этого нужно записаться в союз. Сколько нужно культурных работников для того, чтобы провести работу союза на местах.
Организация зрителей интересна с другой точки зрения. Поскольку пролетариату Германии приходится, в борьбе с другими направлениями, овладевать театром, то он сталкивается здесь с организованным врагом. Именно этим путем организации зрителей социал-демократы пускают глубочайшие корни в массы рабочих и служащих, а с другой стороны буржуазия юга пускает такие же глубокие корни в массы крестьянского населения. Здесь пролетарскому театру приходится сталкиваться с очень мощным, с очень разумным врагом. Этот момент надо учесть для того, чтобы понять психологию борьбы, которая одушевляет сейчас театралов из числа коммунистически настроенной интеллигенции. Им приходится очень круто. Коммунист-театрал не может применять свою работу в театре крупного капиталиста и работать в оперетте,. или в обозрениях, где женщины ого
|
ляются для услаждения праздной толпы. Конечно, в этом пошлом фарсе современного театра убежденный человек не примет участия. Но куда же ему итти? Если он пойдет в драматический театр с репертуаром, то тут он сталкивается с союзом «Фольксбюне», с организацией социал-демократов, которая не желает вводить в искусство политику, а тем самым отпугивать мелкобуржуазные слои, которые примыкают к ее организации. Если он пойдет на юг, там он встретит отпор в деятельности Южного союза.
Тем не менее, пролетарский театр ведет упорную борьбу.
Здесь мне хотелось бы осветить в кратких чертах значение пролетарского театра в Германии. Деятельность пролетарского театра проявляется очень разнообразно. Прежде всего, в так называемых «шпиль гезельшафтен», в драматических кружках, но их не так много. В Берлине таких кружков 4—5. Но работают они активно. Одну из таких постановок с участием рабочих мне пришлось видеть накануне 7 ноября. В одном из районов Берлина праздновалась 8 годовщина Октябрьской революции. В огромнейшем зале собрались коммунисты и сочувствующие, а на сцене шла инсценировка «Томас Мюнцер» (вождь- крестьянской войны, происходившей 400 лет тому назад). Эта инсценировка шла летом этого года под открытым небом, теперь же ее переделали для закрытого помещения. Автор ее — Берта Ласк — приветствовала Октябрьскую революцию в пламенной вступительной речи, истолковавшей содержание инсценировки. В пьесе Лютер был показан как соглашатель: с одной стороны, он вызвал крестьян на войну, а, с другой стороны, когда настало время действовать, он испугался и отошел к сильным мира сего. В этом освещении и был выведен Лютер в процессе спектакля. Но если, по содержанию, инсценировка была очень свежа и резко отличалась от всего того, что мне пришлось видеть в германском театре, то по выполнению она была крайне беспомощна. Мы бы назвали это любительщиной. Сразу видно было, что рука опытного режиссера не коснулась исполнителей. Они что-то делали на сцене, но им и в голову не приходило подвести все действие ближе к зрителю и заразить его сильными переживаниями. Средний русский режиссер мог бы многим помочь делу и оживить инсценировку приемами нашего революционного театра.
Ведется работа и в разных передвижных труппах, где участвуют профессиональные актеры. Такие подвижные труппы ставят агитпьесы и врываются резким диссонансом в мирную жизнь провинциальных' городов. Происходят столкновения с полицией, но и они использовываются труппой^ для импровизированных представлений. Труппа Меж-
|
рабпома играла, между прочим, на броненосце «Карл Маркс», и это может считаться первой гастролью рабочего театра на иностранной территории.
Кроме того, имеются и массовые инсценировки. Они появились в Германии в 1920 — 21 году, и развертывают разные темы с определенной установкой на вскрытие классовых противоречий. Ив этом году в Берлине была большая инсценировка, где вскрывалась соглашательская роль немецких социал-демократов в вопросе о войне.
Из той ситуации, которую я обрисовал, вы поймете, что живому человеку трудно работать в немецком театре. Эрвин Пискатор является одним из таких режиссеров. Он работает в «Фольксбюне», в театре, который обладает самой большой сценой в Европе; но в то же время Пискатор ставит агит-инсценировки, и весной 1925 г., накануне выборов президента, по всем районам шла инсценировка Пискатора «Красный шум», ярко освещающая отношение коммунистов к текущим вопросам политической жизни. Или же: Пискатор ставит в театре инсценировку на тему о войне, искуснейшим образом монтируя действие, взятое из реальной жизни, — с повестью о Либкнехте, выступающем против военных кредитов. Это вторжение политической жизни в театр, искусно осуществленное Пискатором, произвело громадное впечатление и на буржуазную прессу, так как в этих постановках оказалась острая мысль, т.-е. то, чего в немецком театре сейчас нет. В личной беседе Пискатор говорил о том, что он не мыслит себе искусства вне политики. Эта идея не нова: она вспыхнула в Германии тотчас же как только возникла революция, и ряд журналов приветствовал эту мысль. Но потом наступила реакция: «нейтралитет» у социал-демократов, христианская политика Южного союза, увлечение опереткой и фарсом в столичных театрах,— все это повествует о сильной реакции. Редкое исключение мы встречаем в лице Пискатора и его единомышленников. Это лучшие силы немецкой интеллигенции, и они все с величайшим интересом смотрят на Россию и ждут от нас, что мы им дадим нечто существенное и важное. В беседе с ними у русского наблюдателя появляется чувство огромнейшей ответственности за то, что у нас сейчас происходит. Этим людям негде сейчас применить свой талант, так же как негде применить и новое искусство, которое должно отражать социальную борьбу, потому что театр находится в руках врагов пролетариата. И вот, все эти люди, напряженно ждут, что Советская Россия скажет свое веское слово. В Германии совершенно не интересуются тем, сохранился ли у нас балет, сохранилась ли у нас опера, а интересуются тем,
|
есть ли у нас новое искусство или его нет. Вот что волнует лучших представителей интеллигенции в Германии. И чувство ответственности за то, что у нас происходит, появляется у русского наблюдателя, как только он проникает глубже в своеобразную'жизнь современной Германии и сталкивается с ее интеллигенцией, пламенно верящей в обновление искусства на почве Советской России.
|
| |