АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ
ИНСТИТУТ
СЛАВЯНОВЕДЕНИЯ
ПАМЯТНИКИ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ
ИСТОРИИ
НАРОДОВ
ЦЕНТРАЛЬНОЙ
И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
ХРОНИКА
И ДЕЯНИЯ
КНЯЗЕЙ ИЛИ ПРАВИТЕЛЕЙ ПОЛЬСКИХ
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР МОСКВА-1961
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ:
Академик М. Н. ТИХОМИРОВ (главный редактор), член-корреапондент АН СССР П. Н. ТРЕТЬЯКОВ, доктор исторических наук С. А. Н И К И Т И Н, доктор исторических наук 3. В. У Д А Л Ь Ц О В А, кандидат исторических наук К. А. ОСИПОВА
ПРЕДИСЛОВИЕ, ПЕРЕВОД И ПРИМЕЧАНИЯ
Л. М. ПОПОВОЙ
ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР ТОМА
В. Д. КОРОЛЮК
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хроника так называемого Галла Анонима содержит материал, отражающий ранний период истории Польши. Она представляет большой интерес не только для специалистов по истории Польши, но также для специалистов по истории Чехии, Германия, Венгрии и СССР, поскольку в ней освещены взаимоотношения этих государств в XI—начале XII в.
Имя автора, писавшего историю деяний Болеслава Криво- устого, остается до настоящего времени неизвестным. Вопрос о том, кто является автором первой польской хроники, волновал многих, но, к сожалению, до сих пор все еще не получил окончательного ответа. Возможно, что автор вполне сознательно сам умолчал о своем происхождении. Такое положение для литературы средних веков, как известно, не является исключением. Не называя своего имени, он как бы стремится подчеркнуть свою «ничтожность» и свое незначительное общественное положение, о чем он часто говорит в разных местах своей хроники. Желая остаться неизвестным, он посвящает свой труд епископам, подчеркивает их участие в его сочинении и в то же время упорно молчит о себе. Вернее сказать, не молчит, а ясно говорит о своем нежелании сообщить свое имя: .«Итак, чтобы не казалось, что мы — пустые людишки — хвастаемся при своей ничтожности, мы решили в заголовке этого труда поместить не наши, но ваши имена» (см. стр. 24).
У других писателей имя этого автора тоже не упоминается. Любопытно, что Винцентий Кадлубек, писавший историю Польши спустя 100 лет после Галла Анонима, пользуется его трудом, но нигде не упоминает его имени. Цитирует его и автор «Хроники князей польских» (вторая половина XIV в.), но опять-таки не называет автора по имени. Трудно сказать, почему Винцентий Кадлубек не называет своего предшественника, то ли потому, что он его не знал, то ли потому, что не считал нужным называть человека, к которому, безусловно, не мог питать дружелюбных чувств главным образом из-за отрицательного отношения автора хроники к епископу Станиславу (об этом см. кн. I, гл. 27 и примеч. к ней), принимавшему участие в заговоре против Болеслава II. Нам представляется, что второе предположение правильнее. Ярому католику Кадлубеку были чужды известные прогрессивные антифеодальные тенденции Галла.
Имя Gallus появляется впервые у Мартина Кромера[1] в 1555 г. На одной из рукописей хроники (Kodex Н, tekst, ра- gina 1) рукой Кромера сделана надпись: «Галл написал эту историю, какой-то монах, как я полагаю, как можно вывести заключение из предисловия, который жил во времена Болеслава III», и в конце рукописи добавлено: «до сих пор Галл».
Что же имел в виду Кромер, называя автора Галлом? Очевидно, не собственное имя, а народность, так как он считал автора хроники французом. Позже упоминание имени автора (Галл) мы находим у издателя хроники XVIII в. Готфрида Ленгниха[2]. Последний опирался на известного польского историка XV в. Длугоша. Длугош сообщает в своей истории Польши о польском князе Лешко, воевавшем в 805 г. с Карлом Великим, и ссылается при этом на автора, упоминающего это событие, называя его Мартином Галлом. В предлагаемой читателю хронике об этом событии, однако, нет и речи. Действительно, живший в конце XII в. монах Мартин Галл, по-види- мому, к нашему автору никакого отношения не имел. После Ленгниха издавал хронику Бандтке[3], также называя автора Мартином Галлом. С тех пор и называют автора хроники Мартином Галлом. В последнее время его, впрочем, чаще на зывают Галл Аноним (см. перевод хроники Р. Гродецкого[4] и последнее издание ее К. Малечинского[5]). Поскольку в распоряжении исследователей нет никаких посторонних свидетельств о происхождении автора нашей хроники, постольку следует особенно внимательно рассмотреть материал самого текста и попытаться разобраться в некоторых скупых, нехотя брошенных автором словах, В письме к книге третьей он, желая, по-видимому, найти оправдание своему труду, пишет: «Прежде всего я хочу, чтобы вы знали, дорогие братья, что я взял на себя этот труд не для того, чтобы выставить напоказ свою ничтожность или чтобы, будучи у ®ас изгнанником и пришельцем (exul et peregrinus), возвысить свою родину и родителей, но чтобы принести какой-то плод своего труда к месту моих постоянных занятий. Равным образом я открыто заявляю вашей милости, что я стал писать этот труд не для того, чтобы возвыситься яад остальными, показав себя более красноречивым, но, чтобы, избежав праздности, сохранить навыки в письме и не есть даром хлеб польский». Из этих строк, безусловно, очень трудно сделать определенный вывод о национальности писавшего. Под словом «exul» большинство ученых понимает человека пришлого из другой страны. Слова: «exul» и «peregrinus» являются основой для прочно укоренившейся точки зрения, что Галл не был поляком. Только Ян Винцентий Бандтке[6] был убежден в его польском происхождении. При этом он ссылается на те места хроники, где автор неоднократно называет Польшу своей родиной (patria). Аргументация этого интересного предположения основывается, к сожалению, в данном случае на весьма шатком предположении, так как слово «patria» в литературе средних веков означало не только «родина», но и «страна». Под словом же «exul» Бандтке считает возможным разуметь человека, ведущего монашеский образ жизни. К сожалению, Бандтке, приводя этот довод, не сообщает, на основе какого материала он сделал такой важный вывод. Вряд ли теперь, после восьми веков, прошедших со времени написания этой хроники, можно с достоверностью установить подлинное происхождение автора.
Среди ученых, занимающихся вопросом происхождения Галла, существует несколько точек зрения, но среди них нет ни одной достаточно убедительной. В последнее время сводку высказываний о нем составил польский историк М. Плезяг, подробно проанализировавший литературу по этому вопросу. Важно подчеркнуть, что все исследователи сходятся лишь в том отношении, что решительно отвергают возможность происхождения Галла из Чехии или Германии, поскольку (к этим двум .странам он выказывает явную неприязнь. Далее начинаются расхождения. М. Кромер, А. Пшеадзецкий [7], Ст. Кент- шинокий [8], П. Давид [9] считают его провансальцем, прибывшим в Польшу из монастыря /св. Эгидия. Их доводы опираются на то обстоятельство, что >в хронике подробно описывается расположение указанного монастыря (см. стр. 61); кроме того, эти ученые обращают внимание на детальное описание хронистом 'поюолыства в монастырь св. Эгидия, посланного Владиславом Германом и его женой Юдифью ic просьбой о ниспослании им милости божьей: (рождении сына (эпилог книги первой). При решении вопроса о происхождении автора нельзя, однако, считать эти доводы достаточно убедительными, так как в хронике можно найти много мест, где описание событий излагается не менее подробно. Что же касается того, что хронист хорошо знал местоположение монастыря св. Эгидия, то само собой разумеется, что это отнюдь не является доказательством прибытия его в Польшу именно оттуда, так как эти подробности он мог узнать, живя в Польше, от членов посоль-
ства. Но есть еще одна подробность, доказывающая ошибочность данного предположения: хронист указывает, что аббатом монастыря св. Эгидия во время отправки туда посольства (1084 г.) был Одилон, в то время как известно, что аббатом в это время был Бенедикт. Если бы автор происходил из этого монастыря, то, разумеется, он не мог бы допустить такой ошибки.
Другие исследователи тоже считают Галла французом, но из Фландрии. Этой точки зрения в конце XIX в. придерживался М. Гумплович[10], а сейчас — редактор последнего (1952 г.) издания хроники К. Малечинский[11]. Гумплович считал его монахом Балдвином Галлом, принимая Gallus за собственное имя. Доводы его не являются убедительными, поскольку предположение его основывается лишь на широком распространении имени Балдвина во Фландрии. Малечинский находит большое сходство между стилем автора данной хроники и стилем Филиппа из Фландрии (писатель середины XII в.). И тот и другой писали рифмованной прозой, особенно прибегая к глагольной рифме в последних двух-трех слогах. По этому поводу ценные сообщения имеются в указанной выше работе Мариана Плези, где он убедительно доказывает, что такой стиль для XII в. не является исключением и что зародился он не во Фландрии, а в Италии.
Т. Войцеховский [12] и Ф. Погорецкий [13] считали автора хроники итальянцем на том основании, что он хорошо знал местность, лежащую между Польшей и Италией (Каринтию, Истрию, Далмацию). В. Кентшинский [14], Р. Гродецкий[15] и
М. Плезя считают его если не венгром, то во всяком случае человеком, жившим в Венгрии перед своим приездом в Польшу и имевшим связь с монастырем св. Эгидия. Эта гипотеза, хотя и имеет под собой некоторую реальную почву, тоже, однако, не является вполне доказанной. Действительно, в хронике есть эпизоды, касающиеся Венгрии и описанные очень подробно. Так, например, рассказывая об отъезде Казимира Восстановителя в Венгрию, хронист упоминает о правителе Венгрии короле Петре Венецианском и о том, что он заложил церковь св. Петра в Борсоде, строительство которой не было закончено (см. стр. 49).
Известие о какой-то незаконченной церкви мог, вероятно, передать только человек, 'непосредственно ее видевший. Но мы не знаем, о каком городе и какой церкви говорил он, и по этому поводу «меются различные предположения.
Следовательно, вопрос о происхождении автора, как это видно из вышеизложенного, разрешить до сих пор не удалось.
Вопрос о времени прибытия хрониста в Польшу тоже остается неразрешенным. Если по поводу происхождения автора в самом тексте имеются хотя неясные указания, то по вопросу о времени его прибытия совершенно нет никаких данных. Т. Войцеховский, В. Кентшинский (см. вышеуказанные работы) предполагали, что он прибыл в Польшу вместе с Мешко III, вернувшимся из Венгрии в 1086 г. Предположение это основывается на том обстоятельстве, что трагическую смерть Мешко III (как известно, он был отравлен в 1089 г. Владиславом Германом) автор описывает с большой грустью и очень подробно. Тем не менее доводы эти не вполне убедительны. Можно найти много мест в хронике, где автор описывает события довольно подробно, даже в тех случаях, когда он явно не мог присутствовать лично и где материал носит, собственно говоря, легендарный характер (см., например, стр. 28—29).
Другой, также распространенной в науке, точки зрения придерживаются П. Давид, М. Плезя и некоторые другие. Они высказывают предположение, что автор хроники прибыл из Венгрии в Польшу в 1113 г., т. е. в год покаяния Болеслава III. Болеслав III действительно совершал покаянное путешествие в Венгрию в отделение монастыря св. Эгидия, желая искупить свою вину (ослепление своего брата Збигнева) в глазах духовенства. Тайной целью его при этом было повидать венгерского короля Коломана (о чем вскользь упоминает Галл). Но о том, что Галл Аноним прибыл с Болеславом именно в это время, нет никаких, хотя бы косвенных, свидетельств. Эта точка зрения еще менее убедителына, чем предыдущая, так как не может быть сомнения, что автор долго жил в Польше. Автор хроники сроднился с ней и не менее, чем любой из его современников-поляков, понимал необходимость описать раннюю историю этой страны: «Мы сочли необходимым,— пишет он,— описать, хотя бы и неопытным пером, некоторые подвиги правителей Польши и в особенности подвиги прославленного и непобедимого князя Болеслава» (см. стр. 26).
И далее, развивая свою мысль о необходимости написать труд, увековечивавший деяния польских правителей, в письме к книге третьей, он пишет: «Ведь если вы считаете королей и князей польских недостойными включения их в летописи, то этим вы, без сомнения, приравниваете королевство польское к каким-нибудь некультурным языческим народам. И если вы случайно думаете, что недостойно такого человека, как я,— такого образа жизни — писать о таких событиях, то я вам отвечу, что я писал о войнах королей и князей, а не евангелие» (стр. 107).
Любопытно, что у него возникают опасения по поводу неприятностей, которые могут появиться в связи с его сочинением. «Во имя господа бога и Польши,— пишет он далее,— прошу вашу высокую милость позаботиться о том, чтобы ни ненависть, ни чья-либо надменность по отношению ко мне не помешали награде за этот труд» (см. стр. 108).
По поводу того, кем был в Польше и какую роль играл Галл в литературе, существуют также разные точки зрения. Одни считали его школьным учителем красноречия, другие — княжеским канцлером, третьи — монахом из Любина. Надо полагать, однако, что если бы он был учителем красноречия, то ему не пришлось Ьы жаловаться на трудности и на отсутствие литературной практики. Между тем в письме к книге третьей он именно об этом и говорит (см. стр. 106).
Предположению о его занятиях в княжеской канцелярии совершенно противоречит то обстоятельство, что труд свой он посвящает не князю, а епископам. Кроме того, если бы он был княжеским канцлером, то вряд ли ему нужно было беспокоиться о том, что он даром ест хлеб польский. И, во всяком случае, тон у него, вероятно, был бы более уверенный и спокойный, не было бы необходимости в письме к книге третьей как бы извиняться перед своими собратьями и пытаться объяснить, почему именно он взялся за такой труд. Очевидно, появление первых его книг вызвало отрицательную реакцию у духовенства, и это заставило автора хроники дать какое-то объяснение своему поступку.
Последнее предположение — о его связи с монастырем в Любине [16] — опирается на тот факт, что основателями этого монастыря были представители рода Авданьцев, а о том, что автор хроники был в наилучших отношениях с Михаилом из рода Авданьцев, крупным можновладцем, свидетельствуют слова автора, называющего Михаила своим «сотоварищем по работе». Последнее предположение кажется поэтому нам самым вероятным.
Как исторический источник хроника Галла Анонима имеет огромное значение. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что она является единственным крупным источником по истории Польши X, XI и начала XII в., написанным в самой Польше. Все остальные, более поздние нарративные источники, начиная с Кадлубка, использовали ее богатейший материал. Хроника охватывает события от древнейших, полулегендарных времен (изгнание Попелей и приход к власти Пястов) до событий примерно 1113 г.
Сведения о событиях раннего периода хронист получал, вероятно, из устных преданий, а возможно, использовал и некоторые письменные источники. Так, например, при описании гнезненского съезда он привлекал, вероятно, «Житие св. Вой- цеха», написанное Бруно из Кверфурта. Устную информацию, как об этом не раз говорит сам автор, он черпал от «seniores antiqui», имея в виду, очевидно, епископов и архиепископа, имена которых упоминаются в посвящении. Но главным его «покровителем» и «сотоварищем» по работе был канцлер Михаил из рода Авданьцев. Вполне понятно, что автор хроники, находясь под влиянием таких высокопоставленных лиц, будучи от них в полной зависимости, старался отразить историю Польши в духе, благожелательном и угодном для них.
Использование хроники как исторического источника затрудняется тем обстоятельством, что в ней совершенно отсутствуют даты. Произошло это, вероятно, потому, что по поводу сведений, полученных в результате устной информации, не всегда можно было установить точную дату; и автор, желая выдержать свое сочинение в едином стиле, не датирует даже современных ему событий. Конечно, сочинение Галла — прежде всего история князей и королей польских. Тем не менее есть в нем интересный материал, характеризующий труд и быт народных масс, их борьбу против феодалов.
Главное внимание в своей хронике автор уделяет правлению Болеслава Кривоустого. Об этом времени рассказывают вторая и третья книги его хроники. Первая книга, охватывающая весь предшествующий период, является как бы своеобразным предисловием к книгам второй и третьей. При всей своей краткости она представляет большую ценность, являясь важнейшим источником по истории Польши X—XI вв., наряду с хрониками, написанными в других странах: Тит,мара Мерзе- бургского, Козьмы Пражского.
Вторая книга начинается с рождения Болеслава III (1085 г.) и кончается поражением его брата Збигнева в 1109 г. Большое внимание во второй книге уделено борьбе Болеслава Кривоустого со Збигневом, причем первого поддерживают Русь и Венгрия, второго — Империя и Чехия.
Книга третья охватывает события уже только четырех лет (1109—1113 гг.). Наиболее сильное впечатление производит описание героического отпора польского народа нападению императора Генриха V на Польшу в 1109 г. Здесь с наибольшей полнотой проявляется патриотизм писателя и сила его таланта при описании батальных сцен. Кроме борьбы с Империей, в третьей книге показана борьба Болеслава III с Чехией и поморянами, из которой он тоже выходит победителем. Взятием крепости Накло у поморян заканчивается хроника. В конце ее нет никакого упоминания о том, что автор намерен продолжить свой труд. Восстание польского воеводы Скарбимира против Болеслава, происшедшее в 1117 г., в хронике не упоминается, а характеристика Скарбимиру дана весьма положительная (кн. II, гл. 30, 31), что служит несомненным доказательством того, что автор, по неизвестным для нас причинам, закончил свой труд до событий 1117 г.
Вся хроника проникнута мыслью о необходимости сильной княжеской власти, необходимости сохранения крепкого государства, которое всегда может дать отпор внешним врагам. Все симпатии автора на стороне сильных правителей: Болеслава Храброго и Болеслава Кривоустого. Последний является не просто потомком Болеслава Храброго, но продолжателем его великих деяний, преследующих одну цель, одну задачу — укрепить независимость Польского государства. Образ Болеслава Храброго сильно идеализирован: это мужественный, смелый богатырь. Все привлекает в нем автора: и его необычайная храбрость на поле битвы, и государственная мудрость, и радушное отношение как к знатным людям, так и к незнатным (кн. I, гл. 6—16). Болеслав Кривоустый призван продолжать дело Болеслава Храброго — восстановить былое могущество Польши.
Внимательно изучая материал хроники, можно реально представить себе историю взаимоотношений Польши с Германией, Чехией и Венгрией; автор ярко показывает, как правители Польши пытались в борьбе за независимость родины укрепить свои позиции дружественными отношениями с Венгрией и Русью.
В хронике изображена картина острой классовой борьбы, сопровождающей процесс феодализации страны. Она содержит ценное (единственное ‘в 'польских источниках) известие об антифеодальном восстании 30-х годов XI в., охватившем почти всю Польшу. На основании сведений хроники можно сделать вывод, что восстание крестьян против усиления феодализма внешне носило характер борьбы с распространением христианской религии, что является типичным для восстаний крестьян этого периода.
Хроника рисует борьбу светских и духовных феодалов, рассказывает о заговоре, организованном против Болеслава II Смелого (Щедрого). Заговор возглавляли его родной брат Владислав Герман и краковский епископ Станислав, но их вдохновляли и поддерживали Чехия и Германия, опасавшиеся роста влияния Болеслава II, стремившегося обеспечить самостоятельность Польского государства. Такая политика Болеслава II являлась в известной мере продолжением политики Болеслава I и не могла нравиться германским феодалам. Болеслав II хотя и расправился с заговорщиками, четвертовав епископа Станислава, однако под давлением польских можно- владцев был вынужден уйти в изгнание.
Хроника показывает героизм польского народа, сумевшего отбить натиск на Польшу германского императора Генриха. Труд хрониста увековечивает память о стойкости, храбрости и непоколебимости польского народа в момент смертельной опасности, нависшей над его родиной.
При изложении событий автор хроники не является бесстрастным наблюдателем. Его классовое лицо — лицо представителя польских феодалов — ярче всего проявляется при описании им крестьянского восстания 30-х годов XI в. С большим негодованием рассказывает он об этом восстании (кн. I, гл. 19). Феодальные отношения в его представлении — это отношения исконные, данные самим богом и нерушимые.
Будучи представителем польских феодалов, Галл отразил в своей хронике те колебания, какие проявлялись в господствующих слоях общества по отношению к соседям Польши: Чехии, Империи и Руси. В этом смысле сравнение книг первой и третьей дает интересные результаты.
Первая книга написана автором, по-видимому, еще до войны 1109 г. Правда, эта точка зрения противоречит существу-
ющей традиции, относящей ее написание именно к этому периоду на том основании, что епископы, которым она посвящается, жили в то время. Кажется, однако, более вероятным предположение, что автор написал ее раньше, а лишь потом уже сделал посвящение. Характерно, что в первой книге автор совершенно умалчивает о войнах, происходивших между Болеславом I и Генрихом II, и в то же время, очевидно, под давлением определенного круга феодалов, дает неверную, явно искаженную и тенденциозную картину успехов Болеслава на Руси. Уже во второй и третьей книгах автор отходит от своей прежней позиции, перестает делать выпады против Руси (Болеслав III в это время находился в дружественных отношениях с Русью) и весь свой гнев направляет против Империи.
Рассказывая о заговоре против Болеслава II, автор не выступает в роли бесстрастного летописца. Он не только осмелился назвать епископа Станислава изменником, бросив, таким образом, вызов всему польскому духовенству, но и в других местах своего труда проводит мысль о неподчиненности светской власти власти духовной: «Следует, чтобы слуги божьи в том, что касается бога, выказывали богу духовное 'повиновение, а в том, что касается кесаря, оказывали почет и исполняли службу правителям мира» (см. стр. 108).
Такой образ мыслей, без сомнения, не мог не вызвать отрицательного отношения со стороны духовенства.
Таким образом, автор хроники, хотя и разделяет средневековые религиозные представления о ходе исторического процесса, все же не может скрыть и некоторых прогрессивных тенденций, направленных против церковного засилья, когда это противоречит интересам государственного единства. Хроника, особенно во второй ее половине, направлена прежде всего против опасного врага Польши — Империи. Всех, кто поддерживает с ней связь, автор клеймит презрением, в частности Збигнева, родного брата Болеслава, ставшего на путь открытой борьбы со своей родиной и опиравшегося на ее врагов — германских феодалов. Главная же заслуга хрониста в том, что он сумел ярко показать героизм простого польского народа, мужественных защитников Г логова в 1109 г.
Выше мы уже говорили о том, что различные гипотезы о происхождении Галла Анонима базируются на подробном описании им тех или иных событий.
В умении рисовать исторические картины проявляется незаурядный писательский талант автора. Читая его сочинение, действительно кажется, что он сам лично присутствовал, являлся очевидцем всех описываемых им событий, начиная от появления чужеземцев в доме Пяста и до битвы под Накло. Свое мнение о затрагиваемых событиях автор редко выражает открыто, но в том и состоит сила его таланта, что, не говоря прямо, он косвенно дает понять читателю свое одобрение или осуждение, свою оценку поступков действующих лиц.
Хроника написана хорошим латинским языком. Проза рифмована, особенно в глаголах, стоящих в конце предложений. Стихотворным размером написаны следующие разделы хроники: эпилоги к книгам первой — третьей и (что интересно) в каждой книге по одной главе: в первой книге — глава 16, во второй—28, в третьей—11.
Культурный уровень хрониста довольно высок. По-видимому, он хорошо знал латинских прозаиков: Цицерона, Цезаря, Саллюстия. Думается, что К. Малечинский несколько преувеличивает, когда насчитывает до 54 случаев заимствований Галла у Саллюстия, 14 — у Вергилия и т. д. То обстоятельство, что у автора хроники встречаются те же выражения, что и у классических авторов, говорит не столько о заимствовании, сколько о том, что он свободно владел латинским языком и хорошо знал произведения классической литературы.
Безусловно, как лицо духовное, автор хроники хорошо знал Библию, широко используя библейские сюжеты. Из средневековых авторов хронист знал Эйнхарда «Жизнеописание Карла Великого», что отразилось на описании двора Болеслава Храброго, а также Августина, Григория Великого.
При таком широком кругозоре автора кажутся удивительными отдельные грубые ошибки, встречающиеся в его сочинении. Так, во вступлении к книге первой он путает Амфитриона с Амфитритой, а в письме к книге третьей Клеопатру
17
2 Галл Аноним называет царицей Карфагена. Невольно возникает мысль,— не ошибки ли это переписчиков.
Лексика хроники — в основном лексика классического1 периода. Интересно, что и к современным ему категориям автор применяет латинские классические термины. Так, он довольно часто употребляет следующие выражения: legiones, cohortes, municipia, summus pontifex, provincia и т. д.
Но встречаются и появившиеся и получившие широкое
1 ft
употребление выражения средневекового латинского языка apostolicus, comes, suffraganeus, vastaldiones.
Встречаются отдельные слова позднего латинского языка, особенно наречия: noviter, fiducialiter, triumphaliter, не встречающиеся в классическом латинском языке.
Нередко автор употребляет греческие слова: agon, anathema, chiroteca и т. д.
В отношении грамматики язык Галла имеет, хотя и небольшие, отклонения от классического латинского языка. Так, при глаголах со значением «говорить» вместо оборота асс. cum inf. появляются придаточные предложения с quod i quia (обычное явление для средневекового латинского языка). Большое распространение получают придаточные предложения с союзом quod с изъявительным наклонением со значением следствия. Причастие настоящего времени активного залога, употребленное в обороте ablat. absol., получает значение действия предшествующего.
Данная хроника имеет большое значение не только как исторический источник, но и как источник, знакомящий нас с обычаями и нравами как поляков того времени, так и народов, соприкасающихся с поляками. Специального внимания этим вопросам Галл не уделяет, а упоминает о них лишь вскользь (см., например, кн. I, гл. 1, 6, 20, 23; кн. II, гл. 48; кн. III, гл. 9, 16).
Оригинал хроники не сохранился. Он погиб, видимо, уже в XII в., так как Винцентий Кадлубек, писавший историю
18 Особенности языка хрониста изложены по работе Р 1 е z i а М. Kronika Galla. Krakow, 1947, стр. 87 и далее.
Польши спустя сто лет после жизни Галла Анонима, пользуется хроникой, но уже имеющей те же ошибки, какие содержатся в позднейших списках. До сих пор известны три рукописных списка хроники:
1) рукопись Замойских (Z);
2) рукопись Сендзивоя (S);
3) рукопись Гейльбергская (Н).
Рукопись Замойских (на пергаменте) хранится в Национальной библиотеке в Варшаве. Предполагают, что она написана в XIV—XV вв. (между 1340 и 1448 гг.). Малечинский считает, что она находилась в XV в. в семье Ласких (см. указанное издание хроники Малечинским, стр. I—XX), а потом перешла в собственность Сендзивоя (гнезненского каноника). Бесспорно, что именно этой рукописью пользовался Длугош при создании истории Польши. Дальнейшая судьба этой рукописи, вплоть до 1848 г., неизвестна. Как она перешла к семье Замойских, тоже неизвестно. В 1848 г. рукопись Замойских находит В. А. Мацейовский. Теперь она, как сказано выше, хранится в Варшаве в Национальной библиотеке. Рукопись Сендзивоя (на бумаге) написана во второй половине XV в. Имеется надпись о пожертвовании ее Сендзивоем монастырю св. Эгидия. Длугош в своей работе использовал и эту рукопись. В 1824 г. ее использует Ян Бандтке. В настоящее время она хранится в Библиотеке Чарторыйских в Кракове.
Рукопись Гейльбергская (на бумаге) написана тоже в XV в. Она была собственностью епископов гейльбергских, от которых перешла к епископу варминскому Мартину Кромеру; в XVIII в. была передана королю Станиславу Понятой- скому, а после его смерти перешла к Чацкому. Дальнейшая судьба ее до 1893 г. неизвестна. В 1893 г. она была найдена в коллекции Любомирских в Крушине. В настоящее время находится в Канаде.
Из этих рукописей наиболее полная и, ло-видимому, содержащая меньшее количество ошибок — рукопись Замойских. Рукопись Гейльбергская подверглась наибольшим изменениям: в ней совершенно изъяты из первой книги главы, касающиеся епископа Станислава, а вместо них вставлено
2* 19
«Житие св. Станислава»; третья книга состоит из 15 глав вместо 26, имеющихся в рукописях Замойских и Сендзивоя.
В старых изданиях хроники Галла брались за основу различные рукописные списки. Так, первый издатель хроники Готфрид Ленгних взял рукопись Гейльбергскую (1749 г.). В издание Я. В. Бандтке (1824 г.) в основу положены рукописи Гейльбергская и Сендзивоя. В 1848 г. была найдена рукопись Замойских; большинство издателей считает ее самой достоверной. В 1864 г. выходит наиболее ценное и интересное издание А. Белёвского (Monumenta Poloniae historica. Lwow, t. 1).Белёвский следует рукописям Замойских и Сендзивоя. Издание снабжено обширными текстологическими примечаниями, и, что наиболее важно, издатель везде проставляет даты, отсутствующие в тексте хроники. В 1899 г. хронику, где за основу взята рукопись Замойских, издают Л. Финкель и Ст. Кентшинский. Текстологические комментарии отсутствуют, примечаний очень мало. В 1952 г. вышло последнее издание хроники—К. Малечинского. Издание отличается от всех предыдущих тем, что оно использует все три рукописных списка, снабжено обширными текстологическими примечаниями, много примечаний написано на латинском языке. Тексту хроники предшествует введение, посвященное вопросам истории рукописей, происхождению автора, литературным особенностям его сочинения, исторической достоверности упоминаемых им событий. В научном отношении это издание очень ценно.
Существует четыре перевода хроники на польский язык: Г. Ковнацкого (1821 г.), Глищчинского (1860 г.), 3. Комар- ницкого (1873 г.), Р. Гродецкого (1923 г.). Последний перевод самый точный. Можно не соглашаться с автором перевода в отношении того или иного мнения, высказанного в предисловии, по поводу самой хроники, но в отношении перевода можно смело сказать, что он сделан хорошо.
На русский язык хроника переводится впервые. Настоящий перевод сделан по тексту издания К. Малечинского.
Л. М. Попова
письмо
ачюнается письмо и следующее предисловие, касающееся хроники польской.
Святому отцу Мартину2, божьей милостью архиепископу, вместе с тем и Симону 3, Павлу 4, Мавру 5, Жирославу преосвященным и досточтимым епископам страны польской, а также сотоварищу своему по работе, уважаемому канцлеру Михаилу7 — творцу данного труда,— автор этой работы [желает] созерцать с величайшим рве- лием на горе Сион сонм господних святых и, восходя от добродетели к добродетели, взирать лицом к лицу бога богов Если бы я не опирался на ваш авторитет, вышепоименованные -отцы, и не был бы уверен в вашей поддержке, то при моих силах я напрасно взял бы на себя такой тяжелый труд и опасно мне было бы пускаться на утлой лодке в безбрежные просторы океана; «о моряк, сидя в своей лодочке, может спокой- до плыть по волнам бушующего моря, если он имеет опытного ..рулевого, умеющего уверенно управлять ею по движению ветра и расположению звезд. Я никоим образом не мог бы избегать крушения среди бушующего моря, если бы вашим милостям не угодно было поддержать мое суденышко управлением вашего руля; и не мог бы я, не зная дороги, выйти из лесных дебрей, если |бы ваша благосклонность не указала мне уже
внутри леса верного пути. Я, удостоенный чести получить поддержку таких руководителей, смело войду в гавань, избежав волнений ветров, и с уверенностью, со своими слабым» глазами, выйду на не знакомый мне путь, поскольку я уверен, что глаза моих предводителей сами сияют яснее ясного дня. И коль скоро я имею таких защитников и покровителей, то мне совершенно безразлично, что по своему обыкновению 8 шепчут обо мне мои завистники. Так как судьба, имеющая власть над нашими желаниями, дала мне вас как покровителей справедливого дела, я счел необходимым поместить имена таких великих мужей во вступлении к хронике. В наше время и благодаря вашим драгоценным просьбам бог прославил Польшу достопамятными и великими деяниями Болеслава III. И хотя я опущу много славных деяний, совершённых при вашей жизни, однако некоторые из них я не премину передать памяти потомства в последовательном изложении. Но в настоящее время единодушно объединимся в единых устах и единой хвале для нашего повествования как с вами, единодушными со мной, так и с теми, кто связан с нами узами нерасторжимой дружбы. Справедливо было бы назвать по именам тех, кто принимает участие 9 в исторических 10 событиях и, кому божественная милость позволила благодаря дарам благодати властвовать над самими властителями и 'благодаря умелому распределению которых пища 12 небесной благодати уделяется также и душам 13 верующих,14 в покровительстве которых пусть наш скромный труд найдет для себя поддержку. Ведь справедливо, чтобы те, которых бог возвысил перед всеми людьми великим даром достоинства, ревностно заботились о пользе и нуждах остальных людей. Итак, чтобы не казалось, что мы—? пустые людишки — хвастаемся при своей ничтожности, мц решили в заголовке этого труда поместить не наши, но ваши имена. Поэтому славу за это творение и почет мы припишем правителям нашей родины, а оценку труда нашего и награду за него мы спокойно поручим решению вашей исключительной мудрости. Пусть милость духа святого, установившая вас пастырями стада божьего, внушит вашему уму такой совет, чтобы князь дал мне, прославляющему ваш почет 15, а его славу16,
достойную награду. Да будет вам всегда преуспевание, а нал[17] и труду нашему — ваше покровительство.
Корнается письмо. Начинается эпилог.
ЭПИЛОГ
Болеслав, князь знаменитый *, В дар ниспосланный нам богом, В мир пришел, просил об этом Господа святой Эгидий.
Раз господь то соизволил,— Как все было это — если Слушать вам угодно будет,— Мы расскажем по порядку.
Как родителям бездетным Повелели, чтоб златое Сделали изображенье Наподобье человека.
И чтоб то изображенье Отослали бы святому,
Чтоб исполнил за обет их Бог заветное желанье.
Веру да имеют в это!
И за будущего сына Всё из золота Эгидий Получил изображенье.
Шлют дары они без счета: Злато, серебро и ткани, Одеяния святые,
Утварь, годную для храма.
И посланцы через земли Незнакомые стремятся Без задержки и, минуя Галлию, в Прованс приходят. Как благодарят монахи За дары их дорогие!
Цель посланцы излагают Своего здесь появленья.
И монахи объявляют Пост трехдневный, а покамест Пост идет, во чреве сына Зачинает мать чудесно.
И монахи возвещают,
Что найдут пришельцы дома,
И, уладив с ними дело,
Все домой спешат вернуться.
Чрез Бургундию проходят И до Польши достигают.
И когда подходят к дому,—
Тяжела уже княгиня.
Так рождается сей мальчик.
Назван был он Болеславом,
Владислав — его родитель Захотел так промыслитель!
И ведь носит не случайно Мать его Юдифи имя 2.
Как Юдифь спасла народ свой 3 Чрез убийство Олоферна,
Так дала нам эта сына 4,
Победителя врагов всех,
Подвиг чей давно уж должен Быть историком описан.
ВВЕДЕНИЕ
Начинается хроника деяний князей, или правителей, польских.
Так как на обширном пространстве вселенной многими королями и князьями совершаются деяния, достойные памяти (которые из-за досадной небрежности философов, а может быть, из-за недостатка сведений покрыты молчанием), мы сочли необходимым описать, хотя бы и неопытным пером, некоторые подвиги правителей Польши и в особенности подвиги прославленного и непобедимого князя Болеслава, чтобы сохранить для памяти потомства многие из них, достойные подражания; и в особенности потому, что он [Болеслав] рожден по милости бога, по молитвам св. Эгидия, благодаря которым, как мы верим, он всегда был счастлив и всегда побеждал.
Но так как страна польская удалена от проторенных дорог паломников и знакома она лишь немногим, идущим на Русь ради торговли *, пусть никому не покажется странным, если Я вкратце расскажу о ней, и пусть никто не посчитает слишком для себя тягостным, если при описании части ее коснусь ее и целиком. Со стороны Аквилона2 Польша является северной частью земли, населенной славянскими народами; она имеет -соседями с востока Русь, с юга Венгрию, с юго-запада — Моравию и Чехию, с запада — Данию 3 и Саксонию4. Со стороны северного, или амфитрионального5, моря соседями Польши являются три страны, населенные дикими языческими народами: Селенция 6, Поморье и Пруссия, с которыми князь польский постоянно борется, стремясь обратить их в истинную веру; но ни мечом проповеди нельзя было сердце их отвратить от язычества, ни мечом умерщвления истребить их змеиный род. Часто вожди их, побежденные в сражении :князем польским, искали спасения в принятии христианства, но, собрав силы, снова отвергали христианскую веру и вновь готовили войну против христиан7. За ними, как бы в объятиях амфитриона, находятся другие языческие народы и необитаемые острова, где лежит вечный снег и лед. Итак, земля славянская делится на севере на свои составные части, тянется от сарматов8, которые называются и гетами9, до Дании и Саксонии, от Фракии через Венгрию, некогда захваченную гуннами, называемыми также венграми, спускаясь через Ка- ринтию, кончается у Баварии; на юге же возле Средиземного моря, отклоняясь от Эпира, через Далмацию, Хорватию и Истрию, ограничена пределами Адриатического моря и отделяется от Италии там, где находится Венеция и Ак- вилея 10.
Страна эта хотя и очень лесиста, однако изобилует золотом и серебром 11, хлебом и мясом, рыбой и медом, и больше всего ей следует отдать предпочтение перед другими народами в том, что она, будучи окружена столькими вышеупомянутыми народами, и христианскими и языческими, и подвергаясь нападению с их стороны, действовавшими как вместе, так и в одиночку, никогда, однако, не была никем полностью
покорена. Это край, где воздух целителен, пашня плодородна,, леса изобилуют медом, воды — рыбой, где воины бесстрашны, крестьяне трудолюбивы, кони выносливы, волы пригодны к: пашне, коровы дают много молока, а овцы много шерсти. Но, чтобы не казалось, что мы сделали большое отступление, вернемся к основной теме нашего изложения.
Намерение наше состоит в том, чтобы писать о Польше и главным образом о ее князе Болеславе и ради него же описать некоторые, достойные упоминания, деяния его предшественников. Итак, теперь мы поведем свой рассказ так, чтобы,, начав от корня, дойти и до ветви дерева. Каким образом почет княжеской власти достался именно этому роду, расскажет.- следующее изложение.
Пяст, сын .Котышко, и жена его, по имени Репка, отличались большим гостеприимством. Они с большим сердечным чувством, по мере своих возможностей, старались удовлетворить потребности гостей, а те, видя их благоразумие, были готовы помочь им своим советом осуществить их сокровенные пожелания. Когда чужеземцы по обычаю несколько помедлив 1, поговорили о том, о сем и попросили чего-нибудь выпить, гостеприимный пахарь ответил: «Есть у меня бочоночек перебродившего пива, которое я приготовил в честь пострижения моего единственного сына, но какая польза от такой малости? Если угодно — пейте...» Этот бедный крестьянин решил приготовить кое-какое угощение в честь пострижения своего сына именно тогда же, когда и господин его, хнязь, готовил пир в честь сыновей,— ведь в другое время он не мог бы этого сделать вследствие своей чрезмерной бед- лости; он хотел пригласить несколько человек из друзей своих, таких же бедняков, как и он сам, но не к обеду, а к .более скромной закуске, и откармливал поросенка, приберегая <его специально для этого случая. Я намереваюсь рассказать вам о чуде, но кто может .понять величие бога? Или кто осмелится рассуждать о благодеяниях бога, который нередко возвышает бедняков в нашей бренной жизни и не отказывается вознаграждать гостеприимство даже язычников. Итак, гости спокойно приказывают хозяину налить пива, хорошо зная, что оно во время питья не будет убывать, а, наоборот, будет .лрибывать, и, как говорят, пиво прибывало до тех пор, пока не наполнились сосуды, взятые взаймы, а также и сосуды пирующего князя, которые чужеземцы нашли пустыми. Они приказывают также заколоть и упомянутого выше поросенка, чьим мясом, как рассказывают, были наполнены, к удивлению всех, десять мисок, называемых по-славянски cebri. Пяст и Репка, видя совершившееся чудо, поняли великое предзнаменование, касающееся сына, и уже мыслили пригласить князя и его гостей, но не осмеливались, пока не спросили об этом чужеземцев. Что же мы медлим? По совету и с одобрения
своих гостей, земледелец Пяст приглашает, хозяина’ своего, князя, и всех гостей его, и князь не отказывается снизойти до приглашения крестьянина. Еще не было столь могущественно княжество польское, и князь этой страны не кичился такой спесивой гордостью и, выступая, не был еще окружен.. столь многочисленной клиентелой2. Когда по обычаю начался пир и всего оказалось в изобилии, эти чужеземцы совершили, обряд пострижения мальчика и дали ему имя Земовит, согласно предсказаниям о будущем.
3. КНЯЗЬ ЗЕМОВИТСКИЙ,
СЫН ПЯСТА, ПО ИМЕНИ ЗЕМОВИТ
После того, как все это произошло, мальчик Земовит». сын Пяста, внук Котышко, рос, мужал и с каждым днем: выказывал свое благородство до такой степени, что царь- царей и князь князей 1 ко всеобщей радости назначил его князем Польши и совершенно изгнал из королевства Попели со всем его потомством. Глубокие старцы даже рассказывают,, что этого самого Попеля, изгнанного из княжества 2, до такой степени преследовали мыши, что его сторонники отправили его на остров и поместили там в деревянной башне, где он долго оборонялся от этих отвратительных зверьков, последовавших за ним на остров. И, наконец, покинутый всеми из-за. зловония, исходившего от убитых мышей, искусанный имй,. ан умер позорной .смертью 3. Но «е будем вспоминать о делах тех, память о которых постигло забвение и которых опозорили идолопоклонство и заблуждения, и перейдем, называя имена,, к краткому рассказу о том, о чем сохранилось достоверное- воспоминание. Земовит же, достигнув княжеской власти, проводил свою молодость не в удовольствиях и забавах, а в трудах и походах и приобрел славу за свое благородство и расширил границы своего княЖества дальше, чем кто-либо до него. После его смерти наследником стал сын его Лешек, который; сравнял славу своих военных деяний со славой своего отца.
После смерти Лешка стал наследником его сын Земомысл,. поднявший в три раза выше память о предках своим благородством и достоинством.
4. О СЛЕПОТЕ МЕШКО,
СЫНА КНЯЗЯ ЗЕМОМЫСЛА
Этот Земомысл породил великого и достойного упоминания Мешко. Он первый был назван другим именем 1 и в течение семи лет после рождения оставался слепым. И вот, когда приближалась седьмая годовщина его рождения, отец мальчика собрал, по общепринятому обычаю, комитов2 и других князей и устроил в его честь обильное и пышное угощение; во время угощения он, помня, однако, о своем великом горе [слепоте мальчика], тяжело вздыхал. А другие в это время радовались и, по обычаю, хлопали в ладоши, и особенно возросла радость тогда, когда стало известно, что слепой мальчик прозрел. Но отец никому, кто говорил об этом, не верил, пока. мать, встав из-за стола, не привела сына и не показала всем, присутствующим прозревшего мальчика, рассеяв этим сомнения отца. Тогда только радость стала всеобщей, когда мальчик признал тех, кого никогда раньше не видел, и несчастье его слепоты сменилось неописуемой радостью. Тогда князь. Земомысл тщательно расспрашивает старцев и мудрецов, присутствующих здесь, не является ли каким-нибудь предзнаменованием слепота и прозрение сына. Они же истолковали это- так, что из-за его слепоты Польша прежде была как бы слепая, но в будущем, благодаря прозрению Мешко, и она должна прозреть и возвыситься над соседними народами. Так это и было, хотя тогда можно было это истолковать иначе. В самом деле, Польша прежде была слепа, и она не знала ни почитания истинного бога, ни подлинного учения веры, но благодаря прозрению Мешко прозрела и Польша, так как он, обретя истинную веру, вырвал польский народ из смерти неверия. Всемогущий господь в надлежащем порядке восстановил вначале телесное зрение Мешко, а потом, наделил его в
духовным для того, чтобы он через видимое проник в область невидимого и через познание природы познал всемогущего творца. Но зачем забегать вперед? 3 Когда престарелый Земо- мысл достиг своего предельного возраста, он сказал сему миру последнее «прости».
5. КАКИМ ОБРАЗОМ МЕШКО ВЗЯЛ СЕБЕ В ЖЕНЫ
ДУБРОВКУ1
А Мешко, достигнув княжеской власти2, начал укреплять •свои духовные и физические силы и стал чаще нападать на народы, живущие вокруг. Он все еще находился в столь великом заблуждении язычества, что по обычаю того времени имел семь жен. Наконец, он потребовал себе в жены правоверную христианку из Чехии (Bohemia) по имени Дубровка. Но она отказалась выйти за него замуж, пока он не откажется от своего порочного обычая и не пообещает ей стать христианином. Когда же он объявил, что намерен отказаться от обычаев язычества и принять священное учение христианской веры, она въехала в Польшу с большим штатом светской и духовной свиты, но, однако, не сочеталась с ним браком до тех пор, пока он, постепенно и тщательно наблюдая за обычаями христианской религии и за деятельностью священного клира, не отказался от заблуждений язычества и не склонился к лону матери-церкви3.
6. БОЛЕСЛАВ I, ПРОЗВАННЫЙ СЛАВНЫМ,
ИЛИ ХРАБРЫМ 1
Итак, князь Мешко первый из поляков 1а, благодаря благочестивой жене своей, достиг благодати крещения.
Славе и хвале его достаточно способствует то, что в его время и благодаря ему свет истины озарил с высоты все королевство польское. От той же благословенной женщины у него родился славнейший Болеслав, который после его смерти му жественно управлял королевством и так возрос по милости бога в доблести и мощи, что, как я вправе сказать, своей храбростью озолотил всю Польшу. Кто же способен достойно рассказать о его славных подвигах или битвах с соседними народами, не говоря уже о том, чтобы описать это и передать потомству? Разве не он подчинил Моравию и Чехию 2, занял в Праге княжеский престол и отдал его своим наместникам. Кто, как не он, часто побеждал в сражении венгров и всю страну их вплоть до Дуная захватил, под свою власть?[18] Неукротимых же саксов он подчинил с такой доблестью, что определил границы Польши железными столбами по реке Сале 4 в центре их страны. Нужно ли перечислять победы и триумфы над языческими народами, которых, как известно, он как бы попирал ногами? Он так упорно уничтожал закосневших в язычестве в Селенции, Поморье и Пруссии, а обратившихся в истинную веру поддерживал, что построил там много церквей и поставил епископов при помощи папы или, вернее, их поставил папа при его поддержке 5. Он также с большим почетом встретил пришедшего к нему св. Адальберта 6, претерпевшего в своем долгом странствовании и от своего мятежного чешского народа большие несправедливости, и неуклонно следовал его советам и наставлениям. Святой же мученик [Адальберт], воодушевленный христианской религией и стремлением к проповеди истинной веры, как только увидел, что в Польше понемногу распространилось христианство и усилилось церковное влияние, мужественно вступил в Пруссию и там закончил свою жизнь мученической смертью. А потом уже Болеслав выкупил у пруссов на вес золота его тело и поместил с надлежащим почетом в архиепископстве Гнезно 7. Мы также считаем нужным упомянуть, что в его [т. е. Болеслава Храброго] время к гробу св. Адальберта прибыл император Оттон Рыжий 8 ради молитвы я успокоения, а также, чтобы познакомиться с прославленным Болеславом. (Подробнее об этом можно прочитать в книге о страданиях святого мученика.) Болеслав принял его с таким почетом и пышностью, с каким и подобало принять короля — римского императора — такого великого гостя. Великие чудеса приготовил он по случаю прибы тия императора: прежде всего он построил разнообразные (по вооружению) полки рыцарей^ затем — на обширной рав^ нине — князей, стоявших как бы в виде хора; отдельные полки отличались друг от друга одеждой различного цвета. И вся эта пестрая одежда стоила совсем не дешево, но там было собрано все наиболее ценное, чго только можно было найти у какого-либо народа. Ведь во времена Болеслава все рыцари и все придворные дамы носили плащи, а не шерстяные и льняные одежды. И все меховые одежды, даже дорогие, хотя бы они были совсем новые, не носили при его дворе без подкладки из дорогой ткани и без парчи. Золото же в его время имелось у всех как обыкновенное серебро. Презренное же серебро считалось как бы соломой. Увидев его славу, мощь и богатство, римский император воскликнул с восхищением: «Клянусь короной моей империи, все, что я вижу, превосходит то, что я слышал». По совету своих магнатов в присутствии всех он прибавил: «Не подобает называть столь великого мужа князем или графом, как одного из сановников, но должно возвести его на королевский трон и со славой увенчать короной». И, сняв со своей головы императорскую корону, он возложил ее в знак дружбы на голову Болеслава и подарил ему в качестве знаменательного дара гвоздь с креста господня и пику св. Маврикия, за что Болеслав, со своей стороны, подарил ему руку св. Адальберта. И с этого дня они настолько прониклись уважением друг к другу, что император провозгласил его своим братом, соправителем Империи, назвал его другом и союзником римского народа. Мало того, Оттон уступил ему и его потомкам все права Империи в отношении церковных почетных должностей в самой Польше или в других уже завоеванных им варварских странах, а также в тех, которые еще предстояло завоевать; договор этот утвердил папа Сильвестр 9 привилегией святой римской церкви. Итак, Болеслав, столь славно возведенный императором в королевское достоинство, проявил свойственное ему радушие, когда в тече-
о о 1Л «*
ние трех дней своей коронации 1 , пируя по-царски, каждый день менял все сосуды и сервировку и выставлял разную ДРУ* гую утварь, еще более драгоценную. По окончании пира он приказал виночерпиям и стольникам „собрать, серебряную. й золотую посуду (деревянной посуды там не было), а именно: чаши и кубки, чашки, миски и рога со всех -столов трехдневного пиршества и подарил все это императору в знак своего уважения, но не в качестве княжеского подарка. Он придеза-л слугам собрать и отнести в покои императора широкие ткани, покрывала, скатерти, полотенца и всю шрочую сервировку. Кроме того, он подарил- много золотых, ш серебряных .сосудов различной отделки, плащи разного цвета, украшения, невиданные до этого времени, драгоценные камни столь разнообразные и в таком количестве, что император все эти дары счел за чудо. Отдельных же князей он так богато одарил, НТО превратил их из людей, лишь расположенных к нему, а своих ближайших друзей. Но кто может сосчитать, сколько и какие дары он дал знатным, когда ни один слуга из всей массы их не удалился домой без подарка. Император, радуясь, вернуться домой ^ большими дарами. Болеслав же, приняв корону, возобновил свой былой гнев против врагов.
7. КАКИМ ОБРАЗОМ БОЛЕСЛАВ ВОШЕЛ БЕССТРАШНО В ЗЕМЛИ РУСИ
Прежде всего надо включить в повествование, как славно и великолепно отомстил он за свою обиду русскому королю*, который отказался выдать за него свою сестру2. Король Болеслав, придя в негодование, храбро вторгся в королевство русских и их, пытавшихся вначале сопротивляться оружием, но не осмелившихся завязать сражение, разогнал перед собой, подобно тому, как ветер разгоняет пыль3. И он не задерживался в пути: не брал городов, не собирал денег, как это делали его враги, а поспешил на Киев, столицу королевства, чтобы захватить одновременно и королевский замок! и самого короАя. А король русских с простотою, свойственной его народу, в Ч*. время, когда ему сообщили о неожиданном вторжении Болеслава, ловил на лодке удочкой рыбу. Он с трудой мог э*в«у поверить, но так как многие подтверждал» это- сообщение,
пришел в ужас. Потом только, поднеся к губам большой и указательный палец и поплевав, по обычаю рыболовов, на удочку, произнес, как говорят, на бесчестие своего народа такие слова: «Так как Болеслав занимается не таким искусством4, а привык носить рыцарское оружие, потому-то бог и предназначил передать в его руки и город этот и королевство русских, и все: богатство». Сказав так и не мешкая более, он обратился в бегство. А Болеслав, не встретив себе никакого сопротивления, войдя в город Б, большой и богатый, обнаженным мечом ударил в золотые ворота. Спутникам же своим, удивлявшимся, зачем он это сделал, с язвительным смехом сказал; «Как в этот час меч мой поражает золотые ворота города; т<ак следующей ночью будет обесчещена сестра самого трусливого из королей, который отказался выдать ее за меня замуж; но она соединится с Болеславом не законным браком, а только один раз, как наложница, и этим будет отомщена обида, нанесенная нашему народу, а для русских это будет позором и бесчестием». Так он сказал и подтвердил слова делами. Итак, Болеслав в течение десяти месяцев владел богатейшим городом6 и могущественным королевством русских и непрерывно пересылал оттуда деньги в Польшу; а на одиннадцатый месяц, так как он владел очень большим королевством, а сына своего Мешко еще не считал годным для управления им7, поставил там [в Киеве] на свое мерто одного рУсского 8, породнившегося с ним, а сам с оставшимися сокровищами стал.собираться в Польшу. За ним, радостно возвращающимся с деньгами и уже приближающимся к границам Польши, спешит .беглый король, собрав силы князей русских совместно с половцами И печенегами, и пытается, уверенный В: победе, завязать .бой у реки Буг. Он полагал, что поляки, хвастаюсь, по обычаю всех людей, добычей, полученной в результате такой победы, приближаются поодиночке к своему дому,: как триумфаторы, приближаются к границам своей родины, вдали от которой они так. долго были без своих сыновей и деен. И так думал он не без основания, так как большая часть^ войска поляков ущла от короля без его ведома. А ко- ро>д|». Болеслав, вилн,. -что. воинов у него осталось немного,
Иг врагов же Почти в сто раз более 9, обратился к’ своим воинам не как трусливый й малодушный, во как предусмотрительный и смелый: «Нет надобности долго убеждать энергичных и испытанных воинов и задерживать дающийся нам в £укн триумф,— пора проявить силы нашего тела й мужество духгг. Ведь какая польза от стольких побед, одержанных ^ вами, йли какая польза, что мы подчинили Нашему Господству такое' королевство и приобрели столь великие богатства Других, если теперь мы, разбитые случайно, потеряём й приобретённое и наше собственное имущество? Но я полагаюсь йа! милосе!рДйе бога и на ваше испытанное мужество, потому что еслй йы стойко противостоите в сражении, если вы, как обьгчнб, храбро «аь падете, если вы вспомните все свой уверения и обещания, Данные мне при дележе добычи и во время' совместных пйрЬв. тО вы сегодня храбро, как победители, закончите это'г затянув^ шийся поход и увеличите свою неизмейно победную слав^. Если же вы, чему я не верю, будете побеждены, то, хотя вы и благородные господа, вы и сыновья- ваши станете рабами русских и, сверх того, позорно понесете наказайие за обидьг, причиненные вами». Подобными словами уговаривал их'король Болеслав, и все рыцари его единодушно подняли копья и ответили, что они предпочитают вернуться домой с триумфом, нежели с добычей, но постыдно. Тогда король Болеслав одобрил каждого из своих, называя по имени, и, как жаждущий лев, бросился в гущу врагов. И нет возможности перечислить, скольких убил он из тех, кто сопротивлялся ему, и иик^о не может точно сосчитать тысячи погибших неприятелей, р кото? рых известно, что они сошлись к сражению в несметном количестве, но что лишь немногим, оставшимся в живых, удалое}» спастись бегством. Кроме того, многие, пришедшие спустя много дней из дальних мест, чтобы разыскать друзей или род? ственников, уверяли, что столько крови там было пролиод что по равнине можно было идти не иначе, как по крови или по трупам людей, и что вся вода в реке Буг имела больше вид крови, нежели речной воды. С этого времени Русь надолгр стала данницей Польши10.
8. О ВЕЛИКОЛЕПИИ И МОГУЩЕСТВЕ ♦БОЛЕСЛАВА ХРАБРОГО
Деяния Болеслава 4>олее велики и многочисленны, чем мрг^ш бы мы-да описать или рассказать о них безыскусной рцчью^ В самом деле, како» знаток арифметики мог бы точно сосчитать железные ряды его воинов или описать его бесчисленные победы и триумфы? Ведь в Познани он имел 1300 рыцарей с 4 *5ыс. щитников, в Гнезно—1500 рыцарей и *3 тыс» Щитников,;в. городе Влоцлавке 1 — 800 рыцарей и 2 тыс. щиг- «Яцсов, в Гдече2—300 рыцарей и 2 тыс. щитников; все они во времена Болеслава Великого были очень храбрыми и искусными в битвах воинами. Рассказывать о других городах и крепостях и для нас труд долгий и нескончаемый и вам слушать, по реей вероятности, скучно. Но, чтобы вам избежать дкуки при перечислении, я покажу число воинов, не подсчитывая их точно. Король Болеслав имел рыцарей больше, чем вдоще время имеет вся Польша щитников; во времена Боле- елдоа почти столько же насчитывалось рыцарей, сколько людей всякого рода имеется в наше время.
9. МУЖЕСТВО И БЛАГОРОДСТВО бОЛЁСЛАВА ХРАБРОГО
Такова была военная мощь короля Болеслава, й не меньше была его доблесть в почитании духовных лиц. К епископам и капелланам своим относился он с таким почтением, что не осмеливался сидеть, если они стояли, и называл их не иначе, как господами, бога же почитал с великим благочестием, свя- туаб церкбвь возвышал и преподносил ей -королевские подарки?. Он отличался, кроме того, столь великой справедливостью А доступностью, что если бедный крестьянин или какая-нибудь Женщина' жаловались на какого-нибудь князя или комита, то хотя и был занят важными делами и окружен множество^ магнатов и рыцарей, не двигался с места, пока не выслушивал по порядку дело жалобщика и пока не посылал своего чинов-
нтса за тем, на кого" жаловались. Между тем того, кто жаловался, он поручал кому-нибудь из своих приближённых, который должен был б нем заботиться, й когда придет противник, изложить ему [БолёсЛаву] суть дела; как отец сына, увещевал Он крестьянина не обвинять бёз причины отсутствующего и не навлекать на самого сёбя незаконной жалобой гнев, который он разжигал Против другого. Обвиняемый же, не откладывая, приходил незамедлительно, и ни в каком случае не пропускал дня, назначенного королём! Когда прибывал сановник, за которым €ыЛо послано, Болеслав Не показывал ему, что настроен неприязненно, но принимал его с радушным и приветливым лицоМ, приглашал к столу и выяснял дело нё в тот же день, а на следующий или даже на третий. Так же тщательно разбирал он жалобу бедняка, как и жалобу какого-нибудь сановника. О велнкоё благородство и совершенство Болеслава, который в' правосудии был нелицеприятен, который правил народом столь справедливо, который почет церкви и положение государства ставил превыше всего! Беспристрастием и справедливостью достиг Болеслав столь великой славы й почета; ведь благодаря Именно этим качествам выросли вначале могущество и власть римлЯЯ.
Всемогущий господь наградил короля Болеслава такой великой доблестью, Мощью и победой, какую увидел в нем доброту и справедливость по отношению к себе самому и к лю- дям. Такая слава и изобилие во всем, такая радость настолько «шутствоёалй Болеславу, насколько заслуживали этого его дЬблесть и щедрость.
10. СРАЖЕНИЕ БОЛЕСЛАВА С РУССКИМИ
Но отложим повествование об этом до следующей страницы и покажем одно его сражение, достаточно достопамятное вслед,- ствие его необычности; рассмотрев его, мы покажем ничтожество гордыни. Случилось, что в одно и то же время король Болеслав вторгся в Русь, а король русских — в Польшу. Ничего не зная друг о друге, они разбили свои лагери каждый
т
на чужом берегу протекавшей между ними пограничной реки. Когда королю русских1 сообщили, что Болеслав уже перешел реку и со всем своим войском остановился в пределах его королевства, тогда он, лишенный остроумия, считая, что он как бы поймал с 2 помощью своего огромного войска зверя в сети, как говорят, приказал передать Болеславу слова» полные надменности, которые нужно было бы направить против него самого: «Пусть знает Болеслав, что он, как кабан, загнан в лужу моими псами и охотниками». На это король Польши ответил: «Хорошо ты назвал меня свиньей в болотной луже, так как кровью охотников и псов твоих, т< е. князей и рыцарей, я запачкаю ноги коней моих, а землю твою и города уничтожу, словно зверь небывалый». Когда они обменялись такими словами, на следующий день наступал праздник и Болеслав, намереваясь его праздновать, отложил на определенный срок начало сражения. В этот день резали бесчисленное количество животных, которые, по обычаю, приготовлялись к наступающему празднику для стола короля, собиравшегося пировать вместе со своими князьями. Когда на берег реки были собраны все повара, прислужники и низшие,чины воинов для очистки мяса и внутренностей животных, с другого берега реки слуги и оруженосцы русских стали громко издеваться3 над ними и вызывать их на бой дерзкими насмешками. Поляки, со своей стороны, ничего обидного не отвечали, но внутренности животных и все отбросы кидали в лицо русским за их оскорбления. Когда русские стали их все более и более оскорблять и даже стали метать в них стрелы, челядь войска Болеслава, оставив мясо и дичь, захватив оружие рыцарей, спавших после полудня, переплыв реку, одержала победу над большим множеством русских. Король же Болеслав и все его войско, разбуженное одновременно криком и звоном оружия, стали расспрашивать, что случилось, и, узнав в чем дело, но вследствие своей осмотрительности не доверяя слухам, построившись рядами, обрушились на врагов, бегущих со всех сторон; таким образом, не только одна челядь4 приобрела славу и не одна она была виновницей пролития крови. Такое множество было там рыцарей, переходящих реку, что она смотрящим с берега казалась не водой, а как бы сухой дорогой. Пусть- этих немногих слов, сказанных о его [Болеслава] войнах, будет достаточно, и пусть воспоминание о его жизни принесет пользу тем, кто будет ей подражать.
11. О ПОЛОЖЕНИИ ЦЕРКВИ В ПОЛЬШЕ И О ДОБЛЕСТИ БОЛЕСЛАВА
Король Болеслав в заботах о богослужении, в построении церквей, учреждении епископств и в пожаловании бенефициев; проявлял такое усердие, что в его время Польша имела двух архиепископов 1 с их суффраганами 2. По отношению к ним он: во всем и в каждом отдельном случае проявлял такую преданность и послушание, что если случайно кто-либо из его сановников возбуждал тяжбу против духовных лиц или епископов- или захватывал что-либо из церковного имущества, то он сам? своей властью заставлял всех молчать и как покровитель й защитник отстаивал интересы епископов и церкви. Народы же варварские, находившиеся вокруг [Польши], он покорял не для взимания с них дани, а для распространения истинной веры. Кроме того, он там даже строил церкви на свои средства и назначал в земли неверных епископов и клириков со всем:, необходимым имуществом, как этого требовали предписания канона.
Вот кахой доблестью, справедливостью и беспристрастием, богобоязненностью и превосходством далеко и широко» прославился король Болеслав и с каким знанием дела заботился он о делах королевства и обо всем государстве. Ибо- многими достоинствами и хорошими качествами отличался король Болеслав, особенно же тремя: правосудием, справедливостью и благочестием, и благодаря им достиг вершины величия. Правосудием, так как разбирал судебные дела, не обращая внимания на положение лиц; справедливостью, так как он одинаково уважал и вельмож и простой народ; благочестием, поскольку ревностно почитал Христа и его невесту3. И так как он проявлял справедливость и всех одинаково чтил,- возвышал мать-церковь и церковнослужителей, а также бла'- годаря молитвам -святой матёри-церкви и заступничеству ее прелатов бог возвысил его чело в славе, и всегда и во всем ему сопутствовала удача. Инйри Таком-то' усердии Болеслав* в делах божественных еще намного более прославился он а делах светских.
12. КАКИМ ОБРАЗОМ БОЛЕСЛАВ ПРОЕЗЖАЛ ЧЕРЕЗ СВОЮ СТРАНУ, НЕ ПРИЧИНЯЯ УЩЕРБА
БЕДНЯКАМ
Во времена Болеслава не только комиты, но и все рыцари носили золотые цепи огромного веса и имели большое количество денег. Придворные же дамы выступали до такой степени отягощенные золотыми диадемами, ожерельями, браслетами, парчой и драгоценными камнями, что если бы их не поддерживали другие, то они не могли бы выдержать тяжести металла. И бог одарил его такой привлекательностью и все *гак хотели его видеть, что если за какой-либо проступок он отсылал кого-нибудь на время от себя, то тот, даже если пользовался полной свободой в своих действиях, до тех пор пока Болеслав не возвращал ему своего расположения и возможности себя видеть, считал, что он не живет, а умирает, и не свободен, а заключен. Своих же крестьян он не отягощал повинностями, как господин, а, как любящий отец, позволял им жить спокойно. Повсюду имел он убежища для своих остановок и точно обозначенные службы и охотнее останавливался в городах и крепостях, а не, подобно Нумидийцу в шатрах или в поле. И когда он переносил ставку из одного города в другой, он распускал на границе начальников и управителей и заменял их другими.
бо время его путешествия по стране никакой путник и никакой труженик не скрывал от короля ни волов, ни овец,— и бедняк и богач радостно встречали его появление и вец страна спешила его увидеть.
13. БЛАГОРОДСТВО *£ БЛАГОЧЕСТИЕ ЖЕНЫ БОЛЕСЛАВА ХРАБРОГО
Князей своих, комитов и вельмож он любил- как братьев или сыновей и, сохраняя собственное достоинство, почитал их как мудрый господин. Подавшим на них необоснованные жалобы; не верил, а осужденным противозаконно смягчах приговор по своему милосердию. Часто королева, жеиа его женщина мудрая и добрая, многих приговоренных к смерти за Какое-либо преступление вырывала из рук палачей и избавляла от опасности грозящей смерти, милостиво сохраняя им жизнь, хотя и в'темнице, под Стражей (иногда король об этом некзнал,. иногда, только делал вид, что йе знает). Король имел двенадцать друзей-советниКОв 2, с кбторьгми, а также с их жёнами*.<5й, освободившись от всех забот и совещаний, любил пировать и веселиться и с «ими дружески обсуждал секретные дела*3 государства.
Когда они однажды пировали и веселились и им среди других разговоров пришло на ум воспоминание об осужденных (был случайно упомянут их род), король Болеслав, помнл благородство их родителей, пожалел об их смерти, и выразил сожаление что отдал приказ об их казни. Тогда достоуважаемая королева, прикоснувшись своей ласковой ручкой в груди благочестивого короля, допытывалась у него, будет ли ему приятно, если случайно какой-нибудь святой спасет их от смерти. Король ответил ей, что он не пожалел бы отдать ничего самого драгоценного из того, что у него есть, если бы кто-нибудь мог возвратить их к жизни из оков смерти и избавить Их потомство от пятна бесчестия. Услышав это, мудрая й верная королева призналась, что она виновна в одном благочестивом поступке, и вместе с двенадцатью друзьями и их женами бросилась к ногам короля с просьбой помиловать её и осужденных. Король, ласково обняв ее и поцеловав, поднял своими руками с земли, похвалил за поступок, за благочестивые деяния. В тот же час за этими заключенными, которым .была сохранена жизнь благодаря уму его жены, были посланы [гонцы] со многими лошадьми, и им было назначено время для возвращения. Во много раз возросла в этом случае радость у всех присутствующих, поскольку выяснилось, как мудро оберегала королева честь короля и интересы королевства и король по совету друзей всегда выслушивал ее просьбы. Когда пришли те, за кем было послано, они не сразу подошлк к королю, а вначале — к королеве, которая порицала их словами суровыми и в то же время участливыми, а затем их отвели в баню короля. Король Болеслав, моясь вместе с ними, наставлял их, как отец сыновей, напоминал им об их роде, восхвалял его, говоря так: «Вам, происходящим из такого знатного рода, не следовало бы совершать такие проступки». Людей более пожилых он порицал только словами или сам лично, или через других; к людям же более молодым применял не только слова, но и розги.
Так, пожурив по-отцовски, подарив им королевские одежды, другие дары и зиаки почета, он разрешил им, к их радости, возвратиться домой. Таким выказывал себя король Болеслав как по отношению к простому народу, так и по отношению к сановникам, так мудро заставлял он своих подданных и бояться себя и любить.
14. ОБ ОБИЛИИ СТОЛА И О ЩЕДРОСТИ БОЛЕСЛАВА
Свой же стол Болеслав держал в таком порядке и великолепии, что в любой будничный день приказывал накрывать сорок больших столов, не считая маленьких, и выставлял ка них не чужое, а все из своих собственных запасов. Он имел птицеловов и охотников почти всех национальностей, которые применяли свои приемы ловли всякого рода пернатых н зверей, из которых как из четвероногих, так и из пернатых, ежедневно для его стола готовились разнообразные блюда.
15. РАСПОЛОЖЕНИЕ КРЕПОСТЕЙ И ГОРОДОВ В КОРОЛЕВСТВЕ БОЛЕСЛАВА
Болеслав Великий, занятый охраной границ своего королевства от нападения врагов, на вопрос управляющих и экономов, что приготовить для ежегодных праздников из одежды, кушаний и напитков в каждом отдельном городе, обычно приводил в назидание потомкам следующие слова: «Достойнее и почетнее для меня уберечь цыпленка от врагов, чем, праздно лируя в том или другом городе, уступить моим врагам, насмехающимся надо мною. Ведь потерять цыпленка, по истине говоря, это значит потерять не цыпленка, но лишиться крепости или города». И, призвав по своему усмотрению близких ему лиц, он некоторых из них посылал в города, некоторых в крепости; они должны были вместо него устраивать лиры жителям крепостей и городов и одаривать верных ему людей одеждами и другими королевскими подарками, которые король обыкновенно раздавал. Слыша такие слова и видя такие деяния Болеслава, все удивлялись щедрости и уму столь великого мужа, говоря между собой так: «Это действительно •отец отчизны, это защитник, это господин — не расточитель чужих денег, но честный эконом, хозяин государства, считающий, что ущерб, причиненный врагами крестьянам, следует сравнивать с потерями крепости или города». Но что мы об этом так много говорим? Если бы мы захотели перечислить в отдельности достопамятные деяния и речи Болеслава Великого, это все равно, как если бы мы пытались пером гусиным вычерпать море по каплям. Но что мешает располагающему временем читателю слушать то, о чем с трудом может найти •сведения историк?
16. О ГОРЕСТНОЙ СМЕРТИ БОЛЕСЛАВА ХРАБРОГО
Хотя король Болеслав имел большие богатства и много доблестных рыцарей, как уже было сказано, больше, чем оюакой-нибудь другой король, он, однако, всегда жаловался;
что ему не хватает именно только одних рь*царей. И всякий храбрый новичок во время прохождения у него военной службы получал одобрение и назывался не рыцарем, а сыном короля; и если он слышал, что какой-нибудь из рыцарей не имеет коня или чего-нибудь другого, он давал ему неограниченное количество подарков, а с присутствующими шутил так: «Если бы я мог спасти от смерти храброго рыцаря своим богатством так, как я могу преодолеть его бедность и помочь в его несчастии своими средствами, я бы эту самую алчную смерть задарил всяким богатством, чтобы сохранить в воинстве такого храбреца». Вот поэтому преемники 1 должны подражать своими доблестными поступками столь великому мужу для того, чтобы возвыситься до такой же славы и могущества. Кто желает приобрести подобную славу после смерти, пусть при жизни добивается пальмы первенства своими добродетелями. Если кто-либо пожелает сравнить свое имя с добрым именем Болеслава, пусть постарается свою жизнь провести по образцу его жизни, достойной подражания. Только тогда заслужит похвалы доблесть в военных деяниях, когда жизнь рыцаря будет украшена честными нравами. Такая, достойная упоминания, слава Болеслава Великого, такое мужество, достойное подражания, пусть будут запечатлены для памяти потомства. И не напрасно бог являл ему одну милость за другой и не без причины ставил его выше всех королей и князей, а потому, что он во всем и превыше всего ставил бога, и потому, что он по отношению к своим людям питал такую же любовь, как отец по отношению к сыновьям. Поэтому все, особенно те, которых он почитал,— архиепископы, епископы, аббаты, монахи, клирики — ревностно поручали его своими молитвами господу богу; князья же, комиты и прочие знатные лица всегда горячо желали, чтобы он был победителем и пережил бы их. Итак, прославленный Болеслав, заканчивая свою счастливую жизнь славной кончиной, почувствовав приближение смерти, собрал всех своих сановников и друзей и особенно подробно распорядился в отношении состояния и управления королевством и известил их пророческим голосом о многочисленных несчастиях, последующих после его смерти: «О
е?ли бы, братья мри,—сказал -он,?—которых я воспитал некогда с нежностью родной матери, о если бы обратилось вам на счастье то грядущее, что я вижу, находясь в предсмертной агонии, и если бы люди, раздувающие огонь смуты.2, убоялись- бога и человека. Увы, увы! Я, как бы в зеркале или в тумане, уже вижу королевское потомство, обратившееся в бегство, блуждающее, умоляющее о сострадании врагов своих, которых я некогда попирал ногами. Вижу издалека, как от чресел моих исходит сверкающий огонек 3, который, соединившись с рукояткой моего меча, свой блеск распространит на всю Польшу». Тогда горе и печаль проникли глубоко в сердца присутствующих там и слушающих эти слова и из-за сильной печали души всех объяло оцепенение. Когда, понемногу преодолев, горе, они стали спрашивать Болеслава, сколько времени они должны отмечать его кончину траурной одеждой и печальными обрядами, он ответил пророческим голосом: «Я не устанавливаю вам предела печали ни месяцами, ни годами, но каждый, кто меня знал и приобрел мою благосклонность, будет, помня обо мне, оплакивать меня днем и ночью. И не только те, кто меня знал и пользовался моим расположением, будут оплакивать меня, но даже сыновья их и сыны сыновей, слушая рассказы других, будут скорбеть о кончине короля Болеслава». По уходе короля Болеслава из мирской жизни4 золотой век сменился свинцовым. Польша, прежде царица, разукрашенная в сверкающее золото и драгоценности, теперь засыпана прахом во вдовьем одеянии, а звуки кифары сменились печальньши знаками, радость — горечью, звуки органа — вздохами. Разумеется, в течение этого года никто в Польше не устраивал официального торжества, никакой знатный муж или женщина не украшали себя праздничными одеждами, никакой пляски, никаких звуков кифары не раздавалось в тавернах, девушки не пели песен, на улицах не звучали радостные голоса. В течение года все решительно это соблюдали, но знатным мужам и женщинам оплакивать смерть Болеслава положено до- конца их жизни. Итак, с уходом короля Болеслава от людей, казалось, вместе ушли из Польши мир, радость и изобилие.
Здесь мы положим предел прославлению Болеслава Великого и хоть немного оплачем его кончину печальной надгроб- ной песней:
Всякий возраст, всякий пол, все сословья, все — сюда, Болеслава князя с болью в гробе вы увидите.
Вместе плачьте о кончине короля подобного.
Горе, горе, Болеслав наш! Где же слава рыцаря?
Доблесть где, где честь твоя, щедрость где великая?
Повод есть для слез таких, Польша моя милая.
Поддержите дух мой, комиты, в скорби опечаленный, Пожалейте горе вдовье, рыцари достойные.
Говорите, чужестранцы: «Горе нам сиротское».
Что за горе, скорбь какая у ксендзов, у патеров,
Потеряли всю от слез бодрость свою знатные.
Горе, горе капелланам, горе всем им тяжкое,
Горе тем, носил кто цепь в знак почета ратного.
Кто менял свои одежды ежедневно царские,
Вместе нынче восклицайте: «Горе всем сегодня нам!»
Вы, матроны, что в венцах золотых ходили лишь,
Что парчу носить привыкли, ткани драгоценные,
Поскорей снимите вы эти одеяния,
Облекитесь в траур, в ткани, шерстяные, грубые.
Болеслав, ты нас зачем покидаешь, батюшка?
И господь как допустил, чтобы ты преставился?
Почему господь не дал умереть нам, грешникам?
Вся земля скорбит, сего мужа потерявшая,
Словно дом осиротевший, мертвый, без хозяина.
Вся земля тоскует тяжко, скорбь в душе расстроенной. Вспомним (вместе о кончине мужа мы достойного.
Нищий ты или богач, рыцарь, клирик, пахарь ли,
Кто бы ни был из вас здесь: славянин иль римлянин! — Прослезись, читатель добрый, это прочитав скорбя,
Если ты благочестив, плачь, не осушая глаз.
Надо быть бесчеловечным, чтобы не заплакать здесь.
17. О НАСЛЕДОВАНИИ МЕШКО II,
СЫНА БОЛЕСЛАВА ХРАБРОГО
После того, как Болеслав Великий ушел из мира, королевский престол занял сын его, Мешко II *. Еще при жизни отца он взял себе в жены сестру 2 императора Оттона III, от кото-
рой породил Казимира, т. е. Карла, восстановителя Польши. Этот Мешко был достойным воином и совершил много военных подвигов, о которых долго здесь рассказывать. Из-за зависти к его отцу и он был ненавистен всем соседям; и не был богат, как его отец, и не имел ни жизненного опыта, ни доброго нрава. Говорят также, что он во время переговоров, ввиду измены, был взят чехами в плен, связан ремнями и кастрирован, для того чтобы не мог дать по'томства, так как его отец, король Болеслав, причинил им подобную же обиду, ослепивши их князя, а своего дядю 3. Мешко, правда, освободился из плена, но с женой своей больше не жил. Но прекратим наше повествование о Мешко и перейдем к Казимиру, восстановителю Польши.
18. ВСТУПЛЕНИЕ КАЗИМИРА НА ПРЕСТОЛ ПОСЛЕ СМЕРТИ ОТЦА И ЕГО ИЗГНАНИЕ
Когда умер Мешко, проживший недолго после смерти короля Болеслава, Казимир 1 остался маленьким мальчиком со своей .матерью-королевой. Так как она дала ему широкое образование и правила королевством с достоинством, свойственным женщине, изменники 2 из-за зависти изгнали ее из королевства, а сына ее удержали с собой в королевстве, как бы для прикрытия своего обмана. Когда же Он вырос и начал править, коварные изменники, опасаясь его мести за обиду, нанесенную матери, восстали против негО' и принудили бежать в Венгрию. В это время в Венгрии правил св. Стефан3, и он тогда впервые обращал Венгрию ласками и угрозами в истинную веру; он поддерживал дружественные отношения с чехами, врагами поляков, и, пока был жив, не отпускал Казимира на свободу из-за расположения [к чехам]. Когда же он умер, венгерский престол занял Петр Венецианский[19], положивший основание церкви св. Петра в Борсоде5, которую ни один король до сегодняшнего дня не достроил по первоначальному замыслу. Когда чехи попросили Петра, чтобы он не отпускал Казимира, если он хочет сохранить дружбу, установленную его предшественниками, он, как говорят, ответил, как подобает королю: «Если бы старое соглашение устанавливало то, что король венгров должен быть тюремщиком князя чехов, я бы сделал то, о чем вы просите». Дав такой, полный негодования, ответ чешскому посольству, не придавая значения ни дружбе, ни вражде с чехами, он дал Казимиру сто коней и столько же всадников, которые следовали за ним,
и, снабдив его оружием и одеждой, отпустил его с честью и не препятствовал ему идти, куда он сам хочет. Казимир же. поблагодарив, отправился в путь и быстро прибыл в область германцев, провел неизвестно сколько времени с матерью и императором 6 и проявил себя там очень смелым в военном деле. Но позволим ему вместе с матерью немного отдохнуть и перейдем к описанию опустошения и разорения Польши.
19. ВОССТАНОВЛЕНИЕ КОРОЛЕВСТВА ПОЛЬСКОГО КАЗИМИРОМ
Тем временем короли и князья, каждый со своей стороны, притесняли Польшу, или подчиняя своей власти ее города и пограничные крепости, или, побеждая, сравнивали их с землей. И хотя Польша терпела от соседей столь огромные обиды и несчастья, однако еще худшими и более жестокими были бедствия, причинявшиеся ей ее же обитателями. Именно: рабы поднялись против своих господ *, вольноотпущенники — против знатных, возвысив себя до положения господ; одних они, в свою очередь, превратили в рабов, других убили, вероломно взяли себе их жен, преступно захватили их должности. Кроме того, отрекшись от католической веры, о чем мы не можем даже говорить без дрожи в голосе, подняли мятеж против епископов 2 и служителей бога; из них некоторых убили более достойным способом — мечом, а других, как бы заслуживающих более презренную смерть, побили камнями. В конце концов Польша была доведена до такого разоре ния, как своими людьми, так и чужестранцами, что почти совсем лишилась всех своих богатств и людей. В то время чехи разорили Гнезно и Познань и похитили тело св. Адальберта3. Те же, кто спасся от врагов и избежал мятежа своих слуг, бежали за Вислу в Мазовию, и вышеназванные города' оставались безлюдными так долго, что в церкви святого мученика Адальберта и святого апостола Петра дикие звери устроили себе логово. И такое бедствие, как полагают, постиг* ло всю землю польскую оттого, что Гаудентый, брат и преемник св. Адальберта, неизвестно по какому поводу, подверг, как говорят, всю страну отлучению. Но пусть сказанного о разорении Польши будет достаточно, а тем, кто не сохранил верности своим исконным господам, пусть это послужит к исправлению. Казимир же, пробыв недолго у германцев- и заслужив там большую славу в своих военных подвигах,, решил вернуться в Польшу и тайно поведал это матери. Когда, же мать стала отговаривать его, чтобы он не возвращался к вероломному народу, еще (не ставшему вполне христианским, а чтобы мирно вступил во владение наследством матери, и даже император просил его остаться с ним, желая подарить ему богатые княжеские владения, он, как ученый человек, ответил как бы юридической формулой: «Справедливей и почетней владеть отцовским наследством, чем наследством матери или дяди с ее стороны». Взяв с собой пятьсот рыцарей, он вступил в пределы Польши и, продвигаясь дальше, взял крепость, возвращенную ему своими, откуда понемногу, действуя, мужеством и хитростью, освободил Польшу, занятую помо* рянами, чехами и другими соседними народами, и подчинил ее своей власти. Потом он взял себе в жены знатную девицу из Руси4 с большим приданым, от которой он имел четырех сыновей и одну дочь, просватанную впоследствии за короля Чехии5. Имена этих сыновей следующие: Болеслав, Владислав, Мешко и Оттон 6. Но закончим говорить о Казимире, перечислив сначала все, что он сделал, а потом будем говорить о его сыновьях по порядку, кто из них царствовал раньше, кто позже.
20. БИТВА С КНЯЗЕМ МАСЛАВОМ1 И МАЗОВШАНАМИ
Итак, после освобождения родины и изгнания внешних врагов Казимиру оставалось не менее трудное дело: подавить сопротивление своего народа и своих подданных. Именно, был некто Маслав, виночерпий и слуга его отца Мешко; после его смерти он, по своему собственному убеждению2, стал во главе мазовшан как их князь. Ведь, как было сказано, Мазо- вия в это время 'была настолько многолюдна от ранее бежавших туда поляков, что июлей не хватало ,для земледельцев, пастбищ — для скота и сел — для жителей. Поэтому Маслав. опираясь на дерзость своих воинов, ослепленный страстью пагубного честолюбия, пытался в силу дерзостного высокомерия захватить то, что ему не полагалось ни по праву, ни or природы. Поэтому он дошел до такой степени непокорности, что отказывался повиноваться Казимиру и, сверх того, оказывал ему сопротивление силой и кознями. А Казимир, возмущенный тем, что слуга его отца и его собственный насильно занимает Мазовию, и считая, что ему угрожает большая опасность, если он себя не отстоит, собрав отряд воинов хотя и небольшой, но опытный в военном деле, вступил в вооруженную борьбу и, убив Маслава, достиг победы и мира и с триумфом овладел всей страной 3.
Рассказывают, что там перебили очень много мазовшан, как об этом свидетельствуют до сих пор место битвы и крутой берег реки. Сам Казимир, разя врагов мечом, очень утомился, руки его, вся грудь и лицо были обагрены кровью, и он один так далеко преследовал бегущих врагов, что должен был бы умереть, не получая помощи от своих; но некто, не из знатного рода, а из простых воинов, оказал помощь обреченному на гибель Казимиру, как подобает благородному. Казимир хорошо вознаградил его впоследствии, пожаловав ему грод 4 и возвысив его достоинством до уровня наиболее знатных. В этом сражении мазовшане выставили тридцать полков воинов, а у Казимира было едва лишь три полка, потому что, как было сказано, вся Польша была разорена.
2t. СРАЖЕНИЕ КАЗИМИРА С ПОМОРЯНАМИ
Победив так славно в этом сражении, Казимир без всяких колебаний поспешил навстречу войску поморян, идущему на помощь Маславу. Ему и прежде сообщили об этом и он сам предполагал, что они придут на помощь его врагам. Вследствие этого он благоразумно решил сначала в отдельности по* кончить с мазовшанами, чтобы потом легче вступить в битву с поморянами. В этом бою со стороны поморян участвовало четыре легиона вооруженных воинов, воины же Казимира не составляли и половины легиона. Но что же однако? Прибыв на место сражения, Казимир, как муж опытный и красноречивый, стал так ободрять своих воинов: «Вот долгожданный день! Вот уж точно конец вашим трудам. Победив столько лжехристиан, спокойно сражайтесь с иноверцами! Побеждают не те, кто превосходит числом, а те, кому бог даровал свою милость. Помните о былой доблести и положите конец вашим трудам». Сказав так, он с божьей помощью начал сражение и одержал великую победу. Говорят также, что он с большим благоговением почитал святую церковь, особенно увеличивал число монахов и женских монашеских общин, так как он еще ребенком был отдан родителями в монастырь, где изучил священное писание.
22. О НАСЛЕДОВАНИИ СЫНА КАЗИМИРА БОЛЕСЛАВА II, ПРОЗВАННОГО ЩЕДРЫМ
Описав достопамятные подвиги Казимира и из-за поспешности обойдя молчанием много других его деяний, с окончанием его жизни положим предел и труду того, кто о нем пишет *. После того как Казимир расстался с миром живых, его старший сын Болеслав, муж щедрый и воинственный, стал править в Польском королевстве2. Он почти сравнял свои деяния с деяниями своих предшественников, за исключением того, что некоторый избыток честолюбия и хвастовства не да вал ему покоя. В начале своего правления, когда он повелевал поляками и поморянами, он собрал бесчисленное множество их для осады крепости Градек 3. Однако он не только не захватил крепости из-за своей небрежности и упрямства, но даже с трудом избежал засады чехов и, таким образом, потерял власть над поморянами. Однако нет ничего удивительного в том, что кто-нибудь совершит ошибку вследствие своей неопытности, если впоследствии ему, благодаря его мудрости, удастся исправить то, что было упущено.
23. ДОГОВОР БОЛЕСЛАВА С РУССКИМ КНЯЗЕМ
Недостойно умолчать о разнообразных достоинствах и благородстве короля Болеслава II, но покажем из многого хотя бы немногое в поучение правителям королевства. Итак, король Болеслав II был смелым и решительным воином, гостеприимным хозяином, благотворителем щедрейшим из щедрых. Он сам, так же как и Болеслав I Великий, вступил врагом 1 в столицу русского королевства — выдающийся город Киев — и ударом своего меча оставил памятный знак на золотых воротах города. Там он возвел на царский престол одного русского2 из своей родни, которому принадлежало королевство, а всех мятежников, не подчинившихся ему, отстранил от власти. О великолепие преходящей славы! О воинское мужество! О величие королевской власти! Когда король3, возведенный на трон с помощью Болеслава II, попросил его выйти к нему навстречу и дать ему поцелуй мира в знак уважения к его народу, польский король согласился, и русский дал ему то, чего тот хотел, а именно: сосчитали число шагов коня Болеслава Щедрого от того места, где он стоял, до места встречи, и столько же русский выложил золотых марок. И он, Болеслав, не сходя с коня, с улыбкой подергав его за бороду, даровал ему достаточно дорогой поцелуй 4.
24. О НАСМЕШКЕ ЧЕХОВ НАД БОЛЕСЛАВОМ ЩЕДРЫМ
Случилось в это же самое время, что князь чехов 1 со всеми своими мужественными рыцарями вторгся в Польшу2 и, пройдя сквозь чащу лесов, расположился на равнине, достаточно удобной для сражения. Услышав об этом, неутомимый Болеслав поспешил навстречу врагам и быстро отрезал их, заняв окружным маневром дорогу, по которой они шли. Итак как большая часть дня уже прошла и он утомил своих [воинов] быстрым переходом, то он сообщил чехам через послов, что даст им сражение на следующий день, и очень просил их оставаться на том же месте и не утомлять его далее. «Конечно,— сказал он,— вы раньше, подобно голодным волкам, выбегали из леса и, захватив добычу в отсутствие пастуха, обычно безнаказанно уходили в лесную чащу, теперь же, когда есть охотник с оружием и собаками, спущенными по следу, вы сможете избегнуть расставленных сетей не бегством и не кознями, но только лишь мужеством». Со своей стороны, князь чехов лукаво ответил Болеславу, что недостойно ■столь великого короля приходить к низшему, но завтра, если он действительно сын Казимира, пусть будет готовым в том же месте принять покорность чехов. Болеслав же, чтобы показать, что он сын Казимира, остался там же и этим способствовал хитрости чехов. Именно: в середине следующего дня в польском лагере узнали от разведчиков, что чехи прошлой ночью обратились в бегство вместо того, чтобы завязать сражение. В тот же час Болеслав, сожалея, что он обманут, стал яростно преследовать их, бегущих через Моравию, и хотя многие были захвачены и убиты, он вернулся, досадуя на самого себя за то, что они так ускользнули от него. Нужно еще также прибавить, почему в Польше почти совсем отказались от употребления панцирей, которые в войске Болеслава Великого имели большое употребление.
25. ПОБЕДА БОЛЕСЛАВА ЩЕДРОГО НАД ПОМОРЯНАМИ
Случилось, что поморяне неожиданно вторглись в Польшу и король Болеслав услышал об этом, находясь далеко от этих мест. Он, желая всей душой освободить родину из рук язычников, не успев собрать войско, должен был2 поспешить навстречу врагам, не имея времени обдумать [плана действий]. Когда подошли к реке 3, на другом берегу которой находились отряды язычников, то, «е найдя ни моста, ни брода, вооруженные, одетые в панцири, воины погрузились ю глубокую воду. После того, как многие из одетых в кольчуги из-за своей самонадеянности потонули, остальные, оставшиеся в живых, сбросили кольчуги и, переплыв реку, хотя и с уроном* но одержали победу. С этого времени Польша перестала употреблять панцири, и, таким образом, каждый мог более легко разить врага, а также безопаснее переходить без обременительного 'вооружения попадающиеся на пути реки.
26. О БЛАГОРОДСТВЕ И ЩЕДРОСТИ БОЛЕСЛАВА И ОБ ОДНОМ БЕДНОМ КЛИРИКЕ
Я не только не утаю об одном, достойном упоминания, исключительно благородном деянии Болеслава II, но расскажу о нем как пример для подражания потомкам. Однажды в городе Кракове Болеслав Щедрый сидел во дворе перед дворцом и рассматривал разложенные на ковре дары русских и других данников. Случилось, что там же оказался некий бедный клирик, чужестранец, увидевший столь великие сокровища. Он с изумлением, широко раскрытыми глазами смотрел на такую массу денег и, вспомнив о своей нищете,• громко со стоном вздохнул. Король же Болеслав, хотя и был суров, услыхав жалобный вздох человека и думая, что слуги кого-то побили, рассердился и пытался узнать, кто осмелился так вздохнуть и кто отважился кого-то побить. Тогда бедный и дрожащий от страха клирик подумал, что лучше было бы ему не приходить в королевский дворец и никогда не видеть- этих богатств. Но почему же ты, бедный клирик, скрываешься и не решаешься признаться, что это ты вздохнул? Этот вздох уничтожит всю твою грусть и принесет тебе большую радость. И ты, щедрый король, не делай так, чтобы несчастный клирик ■ задыхался от страха, но поспеши нагрузить его плечи твоими сокровищами. Итак, клирик, спрошенный королем,, о чем он думал, когда так печально вздыхал, с трепетом ответил: «Государь король, видя свою нищету и бедность и вашу славу и величие, сравнивая столь различное счастье и несчастье, я вздохнул от великой скорби». Тогда щедрый король сказал: «Если ты вздохнул из-за нужды, то ты нашел в короле Болеславе утешение твоей бедности. Подойди к деньгам, которыми ты восхищаешься, и пусть будет твоим столько, сколько ты сможешь унести за один раз». Этот бедняк, подойдя, наполнил золотом и серебром свою шапку так, что она от тяжести лопнула и деньги рассыпались. Тогда щедрый король снял со своих плеч плащ, протянул его бедному клирику вместо мешка для денег и, поддерживая его, нагрузил еще большим богатством. Щедрый король столько дал клирику золота и серебра, что тот воскликнул, что у него переломится шея, если положить больше. Король прославился, бедняк ушел обогащенный.
27. ИЗГНАНИЕ БОЛЕСЛАВА ЩЕДРОГО В ВЕНГРИЮ
Болеслав при помощи своих войск изгнал короля Соломона 1 из Венгрии и посадил на его престол Владислава2, который отличался как физической силой, так и большим благочестием. Владислав с детства был воспитан в Польше и по> своим обычаям и образу жизни сделался как бы поляком. Говорят, что Венгрия никогда не имела такого хорошего короля и никогда земля венгерская после него не была так богата. Каким образом король Болеслав был изгнан из Польши3, рассказывать долго4, но нужно сказать одно: не должен помазанник5 по отношению к помазаннику6 ни за какое -прегрешение применять телесное наказание. Именно: ему очень повредило то, что он к одному прегрешению прибавил другое прегрешение, когда из-за измены приказал четвертовать епископа. Не будем оправдывать изменника-епископа, но не похвалим также и короля, который отомстил так постыдно, и не будем об этом больше говорить, но расскажем, как Болеслав был принят в Венгрии.
28. ПРИЕМ БОЛЕСЛАВА ВЛАДИСЛАВОМ, КОРОЛЕМ ВЕНГРИИ
Когда Владислав услышал, что прибыл Болеслав, он отчасти обрадовался другу, отчасти почувствовал и гнев *; обрадовался, что может 'принять его как брата и друга, но пожалел о злостном поступке его брата Владислава2. Он принял его не как чужестранца или гостя, или как каждый обычно принимает равного себе, но как, по положенному, рыцарь должен принять князя или князь — короля, король — императора. Болеслав называл Владислава «своим королем», и Владислав сознавал, что он сделался королем благодаря ему. Однако следует сказать, что тщеславие Болеслава во многом повредило его прежней славе, а именно: когда он, как изгнанник, вступил в чужое королевство и когда никто из сельских жителей не проявил к нему, беглецу, должного почтения, Владислав же как муж, занимающий более низкое положение, поспешил выйти навстречу Болеславу и издали ждал его приближения, сойдя с коня в знак своего уважения к нему, то он [Болеслав], напротив, не обратил внимания на смирение кроткого короля, а сердце его загорелось чванливой гордостью. «Вот кого,— сказал он,— я воспитал в Польше, вот кого я посадил королем в Венгрии! Не полагается мне почтить его как равного, но, сидя на коне, поцелую его как одного из князей». Заметив это, Владислав чувствовал себя немного обиженным и свернул с пути, однако распорядился, чтобы по всей стране пришельца обслуживали с достаточной пышностью. Потом же они сердечно и дружественно, как братья, сошлись друг с другом. Но, однако, венгры глубоко затаили в сердце обиду, и Болеслав возбудил в Венгрии против себя такую ненависть, что, как говорят, день его смерти пришел прежде времени 3.
29. О СЫНЕ ТОГО ЖЕ БОЛЕСЛАВА МЕШКО III
Король Болеслав имел одного сына по имени Мешко который не уступал бы в лучших качествах своим предкам, если бы завистливые Парки2 не прервали нить его жизни еще в молодом возрасте. Этого мальчика после смерти отца воспитывал Владислав, король Венгрии, и любил его как сына из уважения к его отцу. Юноша, безусловно, превосходил красотой и благородством всех своих сверстников в Венгрии и Польше и всех привлекал к себе надеждой на будущее царствование (что было совершенно очевидно). Поэтому дядя его (по отцу) Владислав решил при неблагоприятных предзнаменованиях призвать его в Польшу3 и вопреки завистливой ■судьбе женить его на русской девушке4. Этот красивый юноша, женившись столь молодым, так мудро и разумно повел себя, так следовал старинным обычаям предков, что вызвал восхищение всей родины. Но судьба, враждебная счастью смертных, превратила радость в печаль и пресекла и жизнь в расцвете лет и лучшие надежды. Утверждают, что какие-то завистники, боясь, как бы он не отомстил им за отца, отравили 5 этого многообещающего юношу, и даже те, которые пили с ним вместе, едва избежали смерти. После кончины молодого Мешко, вся Польша скорбела, как мать, оплакивающая гибель единственного сына. Его оплакивали не только те, кто его знал, но даже те, кто его никогда не видел, сопровождали с плачем его погребальные носилки. Крестьяне оставляли плуг, пастухи — стада, ремесленники — свои занятия, труженики — работу в знак печали о Мешко; юноши и девушки, рабы и рабыни сопровождали тело Мешко с плачем и рыданием. После того, как могила скрыла останки юноши, которого они так оплакивали, несчастная мать целый час лежала, как мертвая, без признаков жизни, и после похорон епископы
с трудом привели ее в чувство яри помощи опахал и холодной воды. Говорят, ни одна кончина какого-либо государя, даже у варварских народов, не оплакивалась столь длительно и с такой печалью, и ни одни похороны, даже величайших правителей, не были отмечены таким трауром; и даже годовщина смерти императора не сопровождалась таким печальным пением. Но кончим говорить о скорби по умершему Мешко и перейдем к радостным событиям: воцарению другого* юноши 6.
30. ЖЕНИТЬБА ВЛАДИСЛАВА,
ОТЦА БОЛЕСЛАВА III
После смерти короля Болеслава и других братьев 1 князь» Владислав стал править один. Он взял в жены 2 дочь Братислава, короля Чехии, по имени Юдифь, которая родила ему сына Болеслава III 3; наше намерение писать о нем послужило началом этого труда, как покажет последующее изложение. Теперь же, так как мы, начав от корня, кратко прошли по- всему родословному древу, мы приготовили и перо и разум, наш для того, чтобы упомянуть в общем списке имей еще одну плодоносную ветвь. Родители будущего мальчика до* сих пор были лишены потомства и, соблюдая посты и молитвы, раздавая щедрую милостыню беднякам, они просили всемогущего бога, который бесплодных матерей радует потомством, который дал Захарии Крестителя 4, а' Саре открыл чресла, дабы через семя Авраама 5 благословить все народы, чтобы он даровал им наследником такого сына, который, боялся бы бога, возвышал святую церковь, соблюдал бы справедливость и управлял королевством польским во славу бога и на благо народа. Так как они делали это непрестанно, то к ним пришел епископ Польшц Франко 6 и дал им полезный совет, сказав так: «Если вы набожно исполните то, о чем я вам скажу, то ваше желание, без сомнения, будет исполнено». Они же, с величайшим вниманием слушая епископа по такому- важному для них вопросу, в надежде на потомство обещали
see выполнить и просили его как можно скорее дать им указание. Тогда епископ сказал: «Есть такой святой в южной Таллии, возле Массилии, там, где Рона впадает в море, в земле Прованской,— по имени Эгидий, у которого так много заслуг перед богом, что каждый, кто уповает на него и чтит его память, если что-нибудь у него попросит, без сомнения, получит. Итак, изготовьте из золота изображение мальчика, приготовьте царственные дары и поспешите отправить все это св. Эгидию». И без промедления было изготовлено из золота изображение мальчика и чаша из чистого золота; приготовляют также золото, серебро, паллии7 и священные одежды, которые и отправляют через верных послов8 в Прованс 'со следующим письмом.
Послание Владислава св. Эгидию и его монахам:
«Владислав, божьей милостью князь Польши, и Юдифь, •его законная супруга, посылают досточтимому Одилону аббату [монастыря] св. Эгидия и его братии выражение нижайшей покорности. Так как мы услышали, что св. Эгидий прославился величайшей своей милостью и что он, в силу данной •ему по воле бога власти, является ревностным помощником верующих, мы, в надежде на потомство, приносим ему дары в знак нашего почитания и смиренно просим, чтобы ваши святые молитвы помогли исполнению нашей просьбы».
31. О ПОСТАХ И МОЛИТВАХ,
О РОЖДЕНИИ БОЛЕСЛАВА III
Прочитав письмо и приняв дары, аббат и братья, в свою очередь, отослали дары. [Владиславу], провели трехдневный пост с молебнами и молитвами, умоляя всемогущего господа бога о божественной милости, а именно, чтобы он выполнил желания верующих, приславших столь много даров теперь и давших обет прислать их еще более, и чтобы он таким путем увеличил славу своего имени у неизвестных народов и далеко и широко распространил славу слуги своего Эгидия. Славься, раб божий, покровитель этого дела, осуществи молитвы тво их рабов, создай вместо подобия мальчика истинного мальчика, создай телесного и оставь себе его изображение. Что же далее? Еще не закончили монахи поста в Провансе, а уже мать в Польше радовалась зачатию сына. Еще посланники не ушли, а уже монахи известили, что их госпожа зачала. Поэтому посланники поспешно и бодро отправились домой, в уверенности, что предсказания монахов истинны. Они радуются по поводу зачатия сына и еще больше обрадуются рождению мальчика.
[1] Kromer М. De origine et rebue gestis Polonomm. Basileae, 1555.
[2]Lengnich G. Vincenlius Kadlubko et Martinue Gallus scriptores hietoriae Polonica« vetustissimi cum duobus amonymie, ex manuscripto biblio- thecae epiecopalis Heilsbergeneis editi. Gedani, 1749.
[3] Bandtkie J. W. Martini Galli Chronicon. Varsaviae, 1824.
[4]Grodecki R. (Anonim t. zw.) Gall. Krakow, 1923.
s Pomniki dziejowe Polski. Seria II, t. II. Maleczyneki K. Anonim t, zw. Gall. Krakow. 1952.
«Bandtkie J. W. Chronkon, p. XIX—XXIV.
[7]Przezdziecki A. О iczwartym wydaniu kroniki Galla (Biblioteka Warszawska), 1852.
[8] Kgtrzynski St. Gall Anonim i jego kronika, RAU, h. 1899, XXXVII.
[9] D a v i id P. Les sources de l’hietoire de Pologne a l’epoque des Pia*- tes. Paris, 1934.
[10] Gumplowicz М. Bisthof Baldwin (Gallus v. Kiruszwioa). Wien, 1895.
[11] Pomniki dziejowe Polski. Seria II, t. II. Anonim t. zw. Gall. Krakow, 1952.
[12] Wo j € i e с h о w « k i T. Szkice historyczne XI wieku. Warszawa, 1925.
[13] Pohoirecki F. Rytmika kroniki Galla Anomma. Racz. Hist., V, VI. Poznan, 1930.
[14] KgtTzyneki W. Niektore uwagi о autorze i teksoie najidawniejezej kroniki polskiej (RAU, h. 1910, L'lII).
[15] G r о dec k i R. Указ. соч.
[16] Бенедиктинский монастырь в Великой Польше.
[17] Стихотворный перевод здесь и далее сделан М. Н. Цетлиным.— Ред.
| |