ПРИЛОЖЕНИЯ

ОТ РЕДАКЦИИ

Знаменитый трактат Катона «Земледелие» (de agri cultura) представляет значительный исторический интерес. Трактат этот или, точнее говоря, практическое руководство 'по сельскому хо­зяйству изображает жизнь крупного италийского хозяйства рес­публиканского Рима II в. до н. э. Катон был сам землевладель­цем и хозяином и написал свой трактат так, как только мог писать человек, хорошо знавший сельское хозяйство. Недаром его любимым изречением было: «Rem tene verba sequentur» — «знай дело, слова придут сами».

Книга Катона имеет для нас двойной интерес. Этот древний литературный источник позволяет исследователю изучить технику древнеримской агрикультуры и организацию управления по­местьем; наряду с этим «Земледелие» раскрывает социальные взаимоотношения в рабовладельческом хозяйстве, взаимоотноше­ния земледельца с обедневшими соседями — крестьянами и пред­ставителями делового Рима: от крупного землевладельца до мел­ких предпринимателей, арендующих виноградники и масличные сады. Разумеется, руководство Катона обращено не к миру рабов, а к миру собственников, и посвящено оно вопросам доходности имения, задачам повышения его рентабельности и рациональной организации труда рабов в целях максимальной эксплоатации их рабочей силы.

Книга Катона написана языком трудным и необработанным. Перевод ее несомненно будет полезен историкам, представит
большой интерес и для широких кругов специалистов по сель­скому хозяйству.

Во вводной статье дана точка зрения советской науки на по­строение «Земледелия». Вместо чисто механического соединения разрозненных частей, которое видели в книге Катона буржуазные ученые, советский историк представляет древний литературный памятник в новом освещении: как органически целое, компози­ционно связанное произведение, дающее новое в понимании эко­номики сельского хозяйства того времени.

Академик И. И. Толстой.

КАТОН И ЕГО «ЗЕМЛЕДЕЛИЕ»

1

Древность оставила нам две биографии Катона, написанные— одна Корнелием Непотом, другая Плутархом. Сведения, сообщенные этими биографами, можно еще дополнить с помощью Ливия и Цицерона. Таким образом, мы обладаем для Катона полнотой биографических сведений, чрезвычайно редкой для античности.

Катон родился в 234 г. до н. э. в Тускуле в неизвестной плебейской семье. Семнадцати лет он был уже в армии и проде­лал всю войну против Ганнибала под начальством Фабия Кунк­татора. Солдатом он был храбрым, и уже в молодости грудь его покрывали многочисленные рубцы от ран. Ко времени оконча­ния войны он был квестором и сопровождал в Африку Сципиона (которого не любил за его дружбу с греками, за измену старинным обычаям' и старинному образу жизни). Первой про­винцией, полученной им в управление, была Сардиния, куда в 199 г. Катон отправился в качестве пропретора. В 195 г. Катон был уже консулом и по истечении срока своей магистратуры отправился наместником в Испанию, охваченную в то время вос­станием. Катон оказался полководцем решительным и находчи­вым: восстание было вскоре подавлено. С побежденным населе­нием Катон вел себя жестоко: по его распоряжению у испанцев было отобрано оружие (обида, которую многие не снесли и
покончили с собой), а стены, окружавшие города, срыты. Катон, не любивший замалчивать свои заслуги, говорил, что он в Испа­нии разрушил городов больше, чем прожил там дней. В послед­ний раз на военном поприще мы встречаем Катона в 191 г., когда во время войны с Антиохом Сирийским он, искусно обойдя не­приятеля с тыла, оказал большую услугу римскому войску.

В 183 г. Катон, несмотря на противодействие знати, среди которой у него было много личных врагов, был избран цензо­ром. Цензорство его осталось в памяти потомства как время крутых мер и жесткого контроля над нравами. Семерых сена­торов Катон лишил их звания, причем эта участь постигла и Л. Фламинина (брата Тита, «освободителя Греции»), прика­завшего обезглавить у себя на пиру для развлечения своей возлюбленной преступника, и одного бывшего претора, прови­нившегося только тем, что он поцеловал свою жену в присут­ствии дочери. Изгнан был из сената и человек, осмелившийся ответить шуткой на вопрос цензора. Катону удалось провести законы, по которым был чрезвычайно увеличен налог на пред­меты роскоши, и он добился сдачи государственных подрядов по очень высоким ценам.

Катон неоднократно выступал в суде и как защитник, и как обвинитель: в течение долгого времени он был влиятельнейшим адвокатом и политическим оратором. Речи свои он записывал и отделывал, и некоторые из них были вставлены им з его «Начала»: первую историю Рима и Италии, написанную на ла­тинском языке.

Катон умер в 149 г., восьмидесятипятилетним стариком.

Жизнь Катона пришлась на знаменательную эпоху римской истории. Отдаленное италийское захолустье превращалось при нем в мощную державу, которая, разбив Карфаген, выступила на международную арену с намерениями явно агрессивными. Старая Италия доганнибаловых времен неуклонно меняет свой облик: изменяется экономика страны, политические воззрения и национальное самосознание, изменяются быт и нравы. Новое врывается в жизнь повсюду: иногда оно вытесняет старое,
иногда уживается рядом с ним, видоизменяя его и само видо­изменяясь. Катон был настоящим сыном этой переходной эпохи, противоречия которой отражались в нем незаметно для него самого. Он был страстным поклонником старинной простоты — я деятельным приверженцем агрессивной политики Рима, кото­рая, конечно, влекла за собой приток больших средств и есте­ственно возникающую тягу к роскоши; он ненавидел и презирал греков и считал, что «произведения их следует просматривать, но не изучать», но его «Начала» свидетельствуют о значитель­ном использовании греческих источников. Он преследовал оби­ды и насилия, чинимые отдельными лицами провинциалам, но считал вполне естественным порабощение этих провинций Римом; он провозглашал земледелие единственно достойным занятием — и принимал участие в торговых операциях, офици­ально запрещенных римскому сенатору; приводил в «Земледе­лии» прадедовские сельскохозяйственные правила и в то же время учил вести хозяйство совершенно по-новому.

Катон начал свою жизнь в условиях еще примитивней рабо­владельческой системы ш в. до н. э., превращавшейся в развитую систему рабовладельческого хозяйства, которая уже во II в. характеризовалась развитием крупного землевладения, а также денежно-ростовщического и торгового капитала. Катона мы и можем считать выразителем интёресов быстро развивающегося рабовладельческого хозяйства и ростовщического капитала. Он настаивал на разрушении Карфагена и в Испании действовал как представитель великодержавной политики Рима. Катон был консервативным во всем, что касалось быта, домашнего устрой­ства, семейных порядков. Этот консерватизм мирно уживался в нем с приверженностью к новым формам хозяйства.

Люди последующих поколений, жившие в эпоху глубокого упадка нравов, любили представлять себе «доброе старое время» ранней республики как время строгих и простых нравов. Катону отвели почетное место среди героев этой старины. Цицерон изо­бразил его в своем диалоге «О старости», написанном в 45 г. до к. как мудрого старца, деятельного, благожелательного, воз-
вышегшого в мыслях. Ливий (39.40) восторгался его разносто­ронней и кипучей деятельностью и его личными качествами. Подлинный Катон не имеет ничего общего с этим чисто литера­турным образом, создатели которого не смогли увидеть в старом цензоре его ограниченности, его бездушной жестокости, его за­хватнических стремлений: как раз тех черт, которые делают его типичным рабовладельцем того периода римской истории.

Идеал Катона был узок и скуден: «хороший человек и хозяин» в его понимании означал жестокого стяжателя. Трудно вычертить облик рабовладельца ярче, чем это сделано самим Катоном в его «Земледелии». Перед нами человек, для которого обогащение составляет «честь и славу». В работе над увеличе­нием своего состояния исчезали все человеческие чувства: и «подлинный римлянин», продающий старого раба, строгий цензор, выступающий среди свох рабов в роли сводника, «муд­рый старец» Цицерона, рекомендующий приветливое и друже­любное отношение к соседям только в целях собственной выгоды, по справедливости внушают нам чувство негодования и отвращения.

Произведением Катона, целиком до нас дошедшим, является его «Земледелие». Его книга — единственный источник, который раскрывает нам, что интересовало сельского хозяина того времени. К рассмотрению этого памятника мы и перейдем.

2

Композиция катоновского «Земледелия» подвергалась кри­тике с давних пор. Геснер в предисловии к своему изданию латинских сельскохозяйственных писателей * прямо заявил, что «книга в том виде, в каком она имеется сейчас, не принадлежит Катону». Голос Клотца,** доказывавшего путем сравнения като- новстсого текста с цитатами из него у Варроеа и Плиния, что

G е s п е г. Scriptores rei rusticae. 1773—1774.

К 1 о t z. Uber Catons Schrift de r. r. Jahns Arch., 10, 1884.

в конце республики и в первом веке империи читали того же самого Катона, которого читаем и мы, прозвучал без особой убедительности. Требовалось доказать не столько подлинность катоновского текста, сколько подлинность композиции всей книги, а это доказать отдельными цитатами было невозможно. Кроме того, за период от Катона до Варрона, а тем более до Плиния, в тексте мог произойти ряд изменений: его могли и перепутать, и дополнить, и изменить. Считалось, что так беспо­рядочно Катон писать не мог; немецкие филологи, со школьной скамьи воспитанные в почтении к старому цензору, придумали виновников порчи: книга Катона, конечно, подверглась ряду из­менений и переработок, — над ней потрудились какие-то грам­матики, отредактировавшие ее и своей редакцией приведшие в то беспорядочное состояние, в котором сейчас книга имеется. Во второй половине прошлого столетия мнение это было обще­принятым: ходовые истории римской литературы провозгласили его_г так сказать, официально. Специальная работа Вейзе [1] о Катоне, появившаяся в 1887 г., принимала наличие двух редакций, согласные усилия которых и придали книге ее тепе­решний вид. Вейзе не удержался от соблазна представить «Земледелие» в той форме, в которой оно, по его мнению, должно было быть, и вывести на свет «подлинного» Катона, которого, как спящую красавицу, держали за семью замками злые чары лукавых редакторов. Деятельность этих таинствен­ных существ, так своеобразно понимавших свои редакторские обязанности, показалась, наконец, несколько странной, и столь удивительное редактирование признано было никогда не суще­ствовавшим. В 1896 г. Гаулер[2] объявил книгу Катона подлин­ной —именно в том виде, в каком она дошла до нас, а ее бес­порядок объяснил тем, что перед нами не систематически заду­манный трактат, а записная книжка сельского хозяина, куда он заносил все, что интересовало его, не заботясь о порядке и не
имея никакого заранее начертанного плана. Мысль Гаулера была хороша уже тем, что, казалось, она зачеркивала попытки восстановления «подлинного» Катона. К сожалению, она далеко не доказательна: самое беглое чтение катоновокого «Земледелия» убеждает нас в наличии общего замысла и в стремлении — хотя бы в некоторых частях книги — к систематическому его распре­делению. «Земледелие» ясно распадается на четыре части: на «Введение» (гл. 1—9), «Технический отдел» (гл. 10—22), «Календарный» (разбитый на три отдела: «Осень», «Зима» и «Весна») (гл. 23—53) и на последнюю — заключительную, которую обычно называют «Домоводством» (гл. 54—162), хотя это название далеко не исчерпывает (всего содержания этой части. На это деление по темам указал в 1926 г. в своей «Исто­рии латинской литературы» Каппельмахер, а три года спустя вышла работа о Катоне ученика Гаулера — Иосифа Герле,[3] по­бившая рекорд в деле создания той книги, которую, с точки зрения западного ученого, должен был написать Катон. Герле вспомнил старых редакторов, но поручил их работу самому Катону: заставил его написать несколько отдельных книжечек, отредактировать и дополнить их по крайней мере дважды; при­звав на помощь благодетельный случай, перепутавший листки с разными редакциями, и тупоумного переписчика, благоговейно сохранившего все, написанное рукой хозяина, Герле искромсал и перекроил «Земледелие» так, что под его рукой оно преврати­лось в нечто, совершенно не похожее на то, что дает рукописная традиция.

Работа Герле встречена была немецкой критикой не без роб­ких возражений, правда, но в общем восторженно. С этого вре­мени ученые разделились между Гаулером и его учеником, книга которого, насколько мне известно, остается последним словом немецкой буржуазной науки о Катоне.

Надо признать, что наука эта потерпела в данном случае полный крах. Указанные ученые не пожелали присмотреться
к катоновой манере письма и объяснить план книги, исходя из тех задач, которые старый цензор ставил себе, и тех навыков изложения, которые были ему присущи. Они предпочли более быстрый и решительный путь — путь насилия над текстом и его автором: на этом пути можно создавать разные, иногда, может быть, и очень соблазнительные гипотезы, но понять писателя, идя по этому пути, конечно, невозможно.

Причины, по которым все «исправители» Катона считают, что книга его в том виде, какой она сейчас имеет, не могла выйти из его рук, сводятся к двум основным пунктам: во-пер­вых, Катон не мог так перескакивать с одного вопроса на дру­гой: вместо того, чтобы исчерпать одну тему до конца в одной главе или в целом комплексе глав, он бросает ее, едва наметив, переходит к другой теме, занимается ею некоторое время и, не закончив, возвращается к первой, и т. д. — все в той же манере; во-вторых, не могут принадлежать одному и тому же автору повторения целых глав, иногда дословные. Объяснить это можно только сосуществованием разных редакций или беспорядком за­писной книжки. Так ли это в самом деле? Займемся сначала пунктом первым и выясним, почему Катон должен был раз­бирать намеченные им темы полностью и до конца каждую, и только покончив с одной, переходить к другой? Почему для него обязательна эта формальная логика, которой стремились его обучать старые профессора и юные докторанты немецких уни­верситетов? Может быть, постоянный переход от одной мысли к другой, — это его манера писать, характерный признак его писательского стиля?

Посмотрим, как строит Катон отдельные главы: навыки мысли, привычка распределять материал, склонность к тому или другому композиционному приему, — одним словом, все, что за­ставляет писателя строить отдельную главу именно так, а не иначе, определит, конечно, и построение целого отдела, а может быть и всей книги. И если, говоря о целом отделе и обо всей книге, можно утверждать, что и тут и там мы имеем дело с по­вторными редакциями, последующими добавлениями, путаницей
листков и т. д., и т. д., то для отдельных глав подобные утверждения не имеют никакой силы, особенно если черты письма, отмеченные в одной главе, повторяются в целом ряде их. Поэтому исходной точкой для нашего анализа мы и возьмем отдельные главы. При ближайшем рассмотрении их мы увидим, что они построены именно тем способом, который казался иссле­дователям Катона столь невозможным: он как раз все время переходит от одной темы к другой, разрабатывая их не после­довательно, а параллельно.

Возьмем, например, первую главу, которая содержит настав­ления о том, какими правилами¹ нужно руководствоваться при покупке имения. Герле счел эту главу подлинной, и она ускольз­нула от его хирургического азарта. Между тем логическое про­ведение его метода должно было бы совершенно перекроить и ее. Две главные темы, составляющие ее содержание: особенности самого имения (обозначим эту тему через а) и свойства того места, где оно находится (тема б), раскрываются с постоянным переходом от одной к другой: в одном предложении — они у Катона обычно коротки — речь идет об а, в следующем же о б. В самом деле:

а: «чем больше ты будешь ходить, тем больше тебе будет нравиться» (само имение);

б: «обрати внимание, какой вид у соседей. (окрестная местность);

а: «войдешь, оглянись кругом, чтобы знать, как выйти»;

б: «ищи места с хорошим погодьем, где не бывает бурь,. . . покупай имение... у подножия горы, обращенное на юг. . . в здоровой местности, где много работников, есть хоро­ший водоем, а поблизости богатый город. . пусть оно будет в таком округе, где хозяева меняются нечасто»; а: «имение должно быть хорошо обстроено. . .».

Если передавать такой способ изложения графически, то получатся не две параллельные линии, а зигзаг: писатель ору­дует обеими темами сразу, последовательно их чередуя:
а б а б а; а — тема самого имения — как основная заканчивает главу. Это «письмо зигзагом» очень часто встречается у Катона. Мы не имеем возможности разобрать все его главы, написанные таким образом, но несколько примеров привести еще следует.

Возьмем, например, гл. 5: характеристику вилика. Она за­ключает в себе несколько тем:

а: порядки, которые вилик завел в имении; б: вилик и его отношение к религии;

в: его личные качества и правила, которыми схн руковод­ствуется в собственном поведении; г: хозяин и его поведение относительно вилика.

Три главные темы даются сразу, одна за другой: а: «он должен завести хороший порядок»; б: «соблюдать праздники»; в: «чужого в руки не брать»;

fli: «он разбирает споры рабов; если кто в чем провинился, он хорошенько наказывает виноватого, смотря по про­ступку. Они у вилика ©сегда в работе. если вилик не захочет, чтобы рабы вели себя плохо, они себя плохо вести не будут»; г: «если же он это будет терпеть, хозяин не должен остав­лять этого безнаказанным»; вг. «вилик не должен слоняться без дела; он всегда трезв и никуда на обед не ходит»; as: «рабы у него в работе: он следит за тем, чтобы делалось то, что приказал хозяин»;

&2: «пусть он не считает себя умнее хозяина. слушается того, кому приказано»; б: «жертвоприношения он совершает только в Компиталии, на перекрестке или на очаге», вз: «без приказа хозяина он никому не поверит в долг. Семяк для посева. . никому не одолжит. . он часто от­читывается перед хозяином. . . не смеет ничего купить без ведома хозяина. Паразита он не держит»;

62: «он не смеет совещаться с гаруспиком, авгуром, предска­зателем, халдеем. Он не обманывает нивы: это к не­счастью»;

©4: «он постарается выучиться всякой сельской работе, и он будет часто работать. он первым встанет. и по­следним ляжет.. . Сначала он осмотрит, заперта ли усадьба, лежит ли каждый на своем месте и задан ли корм животным»; т. е. в виде схемы.

а б в а г в а в б в б в

Тема г «замирает» как тема, с точки зрения Катона, наиме­нее важная; тема в — качества вилика, правила его поведения — проводится перед читателем пять раз. Она строится сначала «низкой»: к одному — важнейшему — качеству присоединяются другие, тоже важные:

в: вилик не вор, но над своим добром дрожит,

01: он домосед, не гуляка, не пьяница,

62: он послушен хозяину и не умничает.

Этот пункт показался Катону столь важным, что он решил развернуть и «обогатить» его: вз дает ряд подробностей в пове­дении вилика перед хозяином, — он не только послушен, но и не действует без спроса, он не разбазаривает хозяйского добра, ничего от хозяина не утаивает; в4, вводя новые черты для характеристики вилика, заканчивает эту характеристику концом его трудового дня.

От вилика Катон переходит к волам. Сами по себе представ­ляют они тему важную, а кроме того вместе с ними начинается новая, доселе еще не затронутая тема земледелия (чрезвычайно характерно, что ее вводят волы: им, а не рабам-пахарям, с точки зрения Катона, принадлежит здесь ведущая роль). Как же ком-
пануются обе эти темы? Обозначим тему волов через а и земле­делия через б.

а: «за волами ухаживай со всем тщанием. Пахарям отчасти даже угождай, чтобы они охотнее ходили за волами»; б: «постарайся, чтобы у тебя были хорошие плуги и ле~ мехи. . . не паши гнилой земли; не езди по ней в телеге и не гоняй туда скотину. Если не остережешься и погонишь, то три года с этого места не получишь дохода»; ап «овцам и волам надо тщательно подстилать. берегись чесотки на овцах и вьючных животных: она бывает обычно от голода и от дождливой погоды»; б: «старайся, чтобы все работы были сделаны во-время: хозяйство — это такое дело, что если запоздаешь с одним, то запоздаешь во всем»; а2: если соломы нехватает, то собирай листья падуба и под­стилай их овцам и волам»;

6г «постарайся иметь большую навозную кучу. Навоз ста­рательно сохраняй. . . осенью вывози. Маслины осенью окопай воронкой и подложи туда навозу»; аз: «листву тополевую, вязовую и дубовую срезай своевре­менно, складывай ее. на корм овцам. То же и с отавой, с обкосками с лугов. после осеннего дождя сажай репу, сей корма и лупин»,

т. е. по схеме: а б а б а б а: знакомое уже «письмо зигзагом» с главной темой в начале и в конце.

Остановимся еще на том, как развивается каждая тема. а — это общее положение, своего рода «введение», с которого начинается обрабтка темы. Дальше идет ее «развертывание»: тема постепенно раскрывается, как развертывающийся свиток; на конкретных подробностях показано, в чем заключается уход за волами (diligentia — diligenter):

ац подстилка и охрана от парши, т. е. в значительной сте­пени от голода, причем тема волов «обогащается» при­бавлением темы мелкого скота;

5      Марк П. Катон. Земледелие.

а2: конкретизирует «подстилку». Для нее употребляется солома и листья падуба; аз: делает то же для а: речь идет не только непосредствен­но о парше, а и о главной причине, ее вызывающей, — о голоде, который хозяин предотвратит своевременной и неукоснительной заготовкой кормов.

Что касается б — земледелия, то эта тема развивается по- другому: к одному совету прибавляется другой и третий, т. е. уже встречавшаяся нам «низка».

Итак, рассмотрение отдельных гла!в познакомило нас с мане­рой катоновского изложения: это, во-первых, «письмо зигза­гом», т. е. постоянный переход от одной темы к другой, а во- вторых — компановка этих тем или путем постепенного развер­тывания данной темы, или путем нанизывания ряда тем.

Если от отдельных глав мы перейдем к тем отделам, на которые разбивается «Земледелие», то мы увидим, что прин­ципы построения их одинаковы. Мы встретим то же самое «письмо зигзагом», когда определенная тема не исчерпывается сразу, а разбивается между отдельными главами и парагра­фами, часто довольно далеко отстоящими друг от друга.

Возьмем, например, «Введение»: тема оборудования, затро­нутая в гл. 1, — «...посмотри, много ли там прессов и до- лиев», — подхвачена только в гл. 3.2—5. «Следует иметь хоро­шие давильни. . . два пресса, два хороших трапета. ..»; прин­ципы, которыми руководствуется хозяин при управлении име­нием и которые изложены в гл. 2, дополнены гл. 4: «Если ты в хорошем имении хорошо построишься, хорошо поставишь дом. . . охотнее и чаще станешь приезжать, с имением пойдет лучше, меньше будет неполадок, и доходу ты получишь больше. „Хозяйский глаз — алмаз". Будь хорош к соседям...», и т. д.; тема «засаживания имения», прозвучавшая в гл. 3 и тут же «замершая», развита в гл. 6—8, а «луг» из гл. 8.1 дополнен и развит в гл. 9 — через промежуток в целый и довольно боль­шой параграф.

Главы 23—26 построены таким образом:

а: что надо приготовить для виноградного сбора: «сделай, чтобы к виноградному сбору было готово все. . . вымыты прессы. . . посолены палые маслины»; б: самый сбор: «собери. несортового винограду.. . рабо­чим»;

в: виноделие: «ежедневно разливай поровну по долиям вы­жатый сок. . . если понадобится, то подбавь в сок деф­ру ту. .. если подбавляешь.. . мрамору, подбавляй по фунту на мех. . . если подбавляешь смолы, то на мех соку возьми ее 3 фунта. когда подбавишь дефру ту.. . мра­мору или смолы. почаще перемешивай виноградный сок. Виноград жми ежедневно. Сок „обрезной“.. . дели по всем долиям, подбавляй его поровну».

«Греческое вино следует делать так. . . какое бы вино ты ни приправлял дефрутом, подбавляй дефруту Узо часть»; б: сбор винограда: «когда виноград созреет*.. позаботься, чтобы его снимали совершенно зрелым и сухим, чтобы вино не потеряло своих качеств»; в: виноделие: «просеивай ежедневно свежие отжимки...

будет вино для рабов»; ап уборка всего, что было надобно для виноградного сбора: «Когда сбор винограда окончен, прикажи спрятать по своим местам. .. во: виноделие: «Долии с вином очищать дважды в день. . ., если хочешь сцедить вино с отстоя, то для такого дела это будет самое подходящее время».

Совокупность нескольких глав построена, следовательно, опять-таки «зигзагом»:

а б в б в а в2

Возьмем еще гл. 27—29:

а: посев кормов и злаков: «сей корма волам: кормовую смесь, вику. . затем сей другие злаки»; б: посадка деревьев: «копай на пару ямы. . . сажай маслины во время сева»;

в: уход за маслиной: «подрезай молодые деревца и окапы­вай деревья»; б: посадка деревьев; ее техника (вся гл. 28); aw посев, уход за ним: «навоз дели так: половинную долю вывози на ниву, где будешь сеять корма. ..»; ei: уход за маслиной: «и если там будут маслины. окопай и подложи навозу»; аг. посев: «затем сей корма»;

вг: уход за маслиной: «четвертую долю навоза подложи под окопанные маслины. .. прикрой навоз землей»;

г: луг;

т. е. мы имеем опять-таки зигзагообразное расположение тем:

а б в б CL 01 d2 02 I

Перейдем теперь к «календарным отделам». В «Осени» та же самая картина. В самом деле:

 

Г л. 23—26 — виноградник Гл. 27 — поле Гл. 28 — техника посадки Гл. 29 — удобрение Гл. 30 — корма

Гл. 31—масличный сад и

лесные материалы Г л. 32—33 — виноградник Гл. 34—35 — поле Г л. 36—37 — удобрение

 

Три главные темы расположены «зигзагом» и постепенно раскрываются, «развертываются» перед читателем. Катон здесь сам как бы приоткрыл свою манеру письма словами «возвра­щаюсь к посеву», начинающими гл. 34, которая вместе с гл. 35 действительно возвращается к гл. 27, где были перечислены корма: «сормовая смесь (ocinum), куда в значительной доле .вхо­дил ячмень, вика, «греческое сено», бобы и особый вид кормо­вой чечевицы (ervum), и затем глухо упомянуты «прочие злаки». Гл. 34—35 раскрывают эту общую формулу: перед нами прохо­дит все богатство хлебных италийских нив: тут и полба, и ячмень, и пшеница озимая и яровая; корма (гл. 27) повторены и еще дополнены лупином, репой и турнепсом. Для каждого ра­стения указано, на какой почве и в каком месте его следует

сеять. Тема удобрения, затронутая в гл. 29, повторена в гл. 36 и 37.1—3, причем опять то же знакомое «развертывание»: если в гл. 29 перечислялись места, куда следовало вывозить навоз, и дана была пропорция, в которой его распределяли, то здесь перечислены разные его виды, выделен особо птичий помет; указано, как и где им пользоваться; названы новые виды удобре­ния: масляный отстой, зеленое удобрение, зола; перечислены материалы для подстилки, из которых «ты можешь сделать навоз». Виноградник, представленный в гл. 23—26 в аспекте виноградного сбора и приготовления вина, показан в гл. 32 и 33 как участок, где должны быть произведены определенные работы, которые и перечислены, а частью и объяснены. В «Весне» советы, касающиеся виноградной лозы, расположены в гл. 41, 43, 44, 47, 49; касающиеся луга — в гл. 50 и 53; отно­сящиеся к маслине и плодовым деревьям — в гл. 40, 42, 46, 48.1 и 3; 51 и 52.

В последней части «Земледелия» — в «Домоводстве» — темы припасов, использования разных материалов и заготовок распре­делены так:

Корма волам — гл. 54 и 60 Использование масличного Пища и одежда для рабов— отстоя — гл. 91—103 и ГЛ. 56—59   128—130

Масло — гл. 64—67                                Приготовление вина и обраще-

«Кухня»— гл. 74—90; 116— ние с ним — гл. 104—116, 119 и 121            120, 122—127, 152—154

Тут мы видим, наряду с «зигзагом», и «нанизывающее» построение, которое можно наблюдать и на отдельных главах: так построены, например, главы о полеводстве — 34 и 35 и

о  виноградарстве — 32 и 33.

Итак, построение отдельных глав и целых отделов по существу одинаково: Катон или «нанизывает» одну подробность за другой (реже) или же обычно не исчерпывает большую тему сразу, до конца: он предпочитает вернуться к ней раз и другой, дополнить сказанное рядом новых подробностей, а в промежут­
ках заняться другими темами. Такой способ письма был, по всей вероятности, характерен для Катона не только в его «Зем­леделии». Его речи и его «Начала» дошли до нас в форме слишком отрывочной и в отрывках слишком малой величины, чтобы можно было судить о характере их композиции. Мы рас­полагаем, однако, по этому вопросу драгоценным свидетельством Авла Геллия, который, защищая Катона от нападок и упреков цицеронова отпущенника и секретаря Тирона, так характеризует речь Катона, произнесенную в защиту родосцев:        она была

написана не слишком стройно [distincte]. Катон пользовался вперемежку всеми способами защиты и нападения: он то реко­мендует родосцев как людей с великими заслугами, то, обеляя их как невинных, бранит римлян за то, что они гонятся за их имуществом и богатствами, то умоляет, как за людей заблудших, то указывает на их необходимость для государства. Все это, пожалуй, можно было сказать стройнее [distinctius], изящнее и ритмичнее, но вряд ли сильнее, живее» (7.3.52 и сл.).

Как понимать все эти nunc-nunc-nunc в соединении с призна­нием в отсутствии стройности построения? Как указание на то, что Катон переходил от одной темы к другой? Но как иначе мог он вообще строить свою речь, как не перебирая выдвигаемые им положения одно за другим? По содержанию положения эти друг другу не противоречат. Дело было, очевидно, в том, что Катон именно возвращался неоднократно к одной теме, что до конца с одного разу он ее не разрабатывал и не переходил последова­тельно, покончив с одной, к другой. Иными словами, он писал свои речи так же «нестройно», как и «Земледелие». Почему? Неужели так трудно было собрать и свести вместе то, что отно­силось к одному вопросу, например, к хлебной ниве, к удоб­рению, к винограднику? Надо полагать, что не в одной ком­позиционной неумелости, — хотя эта неумелость и естест­венна для писателя того времени — надо искать ключ к като- новской манере письма, по первому впечатлению столь непривычной и действительно для нашего восприятия очень нестройной.

Катон был опытным и умелым оратором. Дошедшие до нас клочки его речей не оставляют сомнения в его умении убеждать и в силе его красноречия. Основные правила ораторского искус­ства, с таким блеском использованные мастерами латинской речи

I      в. до н. э., были, конечно известны, если не теоретически, то практически и Катону, и его современникам. Чтобы овладеть своей аудиторией и подчинить ее себе, надо было располагать какими-то средствами воздействия на нее, и эффективность этих средств коренилась в знании этой аудитории и в умении приспо­собляться к ее уровню — уровню людей, которые не были охот­никами до чтения и не любили затруднять себя напряженной умственной работой. Знаменитое правило varietas delectat перед лицом таких слушателей приобретало сугубое значение: постоян­ная смена одной темы другой поддерживала их внимание, не давала им соскучиться, а кроме того эти небольшие абзацы — именно в силу краткости своей — хорошо запоминались слушате­лем и читателем, которому систематическое и длительное напря­жение мысли и памяти было непривычно. Мало того: показать ему сразу те стороны данного вопроса, которые Катон считал главными, означало представить этот вопрос в полном его составе, и такой целостный охват отвечал синтетическому складу мышления самого писателя и его восприятию действительности. Читатель сразу видел, что при покупке имения он должен обра­щать внимание не только на само имение, но и на местность, в которой оно расположено; характеристика вилика слагалась из качеств, распределенных по трем различным категориям, которые сразу же и показаны; виноградник, хлебная нива и сад прохо­дили перед читателем в первых же главах «Осени». Постепенное ознакомление аудитории с каждой темой, когда, при неоднократ­ных возвращениях, к ней добавляются новые и новые подроб­ности, — это, по существу, тот же самый прием, которым и по сейчас пользуется опытный преподаватель, когда он не засыпает свою малоподготовленную аудиторию ворохом сведений по дан­ному вопросу сразу, а преподносит их постепенно, небольшими порциями и не боясь повторений.

3

Как в человеческом организме одновременно работают самые различные органы, обусловливая его жизнь этой совокупной ра­ботой, так и для жизни хозяйства необходимо одновременное сочетание различных работ, которые или равномерно повто­ряются изо дня в день, или сменяют друг друга в зависимости от времени. Тут пашут землю, там подчищают деревья и лозы, здесь готовят корм скоту; в одном месте убирают навоз, в дру­гом моют овец, там засаливают маслины, а тут пекут коржики. В этой единовременной пестроте и находит свое выражение органическое единство хозяйственной жизни, которое живо ощу­щали Катон и его современники.

У Варрона — ученого книжника, написавшего свое «Сельское хозяйство» по причинам, которые с хозяйством ничего общего не имели, — такого восприятия хозяйства не было, и его книга — это своеобразная сельскохозяйственная анатомия, где наглядно и вразумительно отпрепарированы разные части хозяйственного организма, лишенного жизни. Авторитет Варрона как ученого был так велик, а требования, предъявленные им к сельскохозяй­ственному трактату казались столь вескими и научно убедитель­ными, что Колумелла пошел по его пути: после варроновых насмешек над наивной манерой предшественников стало невоз­можным писать о сельском хозяйстве в стиле Катона. Между тем этот стиль был адэкватным выражением восприятия хозяйства как живого целостного организма: Катон касается «отдельных отраслей сельского хозяйства не как чего-то самостоятельного, существующего само по себе (как это делают Варрон и Колу­мелла, работы которых по сельскому хозяйству разбиваются на совершенно самостоятельные части, связанные друг с другом чисто внешне), а именно как отдельных органов живого тела. Его восприятие хозяйства ставило перед ним трудную задачу: можно было одновременно пахать землю и солить ветчину, но разом писать об этом было делом невозможным. Старый цензор, вероятно, немало поломал голову над таким построением книги,

которое как-то выразило бы его ощущение хозяйства. Его решение задачи состояло в таком распределении материала, которое, соот­ветствуя содержанию определенного календарного отрезка или целям данной части книги, давало бы в то же время все хозяй­ство в целом.

Полеводство, виноградарство, разведение масличных де­ревьев — все эти главные хозяйственные темы повторяются из одного отдела книги в другой, причем совершенно ясно, что, разрабатывая ту или другую тему в данном случае, Катон имеет в виду и то, что было сказано о ней раньше, и то, что он собирается сказать по этому поводу в дальнейшем. Такая компановка далека и от беспорядка записной книжки и от разных редакций одного и того же вопроса. Периодическое возвращение основных тем делает книгу Катона похожей на сложную вышивку, единство которой, не сразу бросаю­щееся в глаза, раскрывается в повторении одних и тех же узоров.

Разберем последовательно, как трактуются Катоном главные хозяйственные статьи в различных отделах его книги, начав с полеводства.

Во «Введении» полеводство изложено так, как это и по­лагается для введения: очень общо. Катон касается ряда вопросов: здесь и инвентарь—«обзаведись хорошими плугами и сошниками», и агротехника — «смотри, не трогай гнилой земли», и удобрение — «постарайся иметь большую кучу на­воза. . и характеристика места, которое следует отвести под ниву, — «там, где земля жирная и плодородная и где нет де­ревьев, там следует быть хлебному полю. Если над этим местом стоят испарения, то надлежит сеять главным образом репу, турнепс, просо и могар». Ясно, однако, что советы эти нуждаются и в уточнении и в дополнениях. Читатель, знакомый с манерой Катона, ждет возвращения если не ко всем, то, по край­ней мере, к большинству тем, затронутых во «Введении». Они и возвращаются в «Осени»: самое невнимательное чтение этого отдела не оставляет сомнения в том, что Катон писал здесь
о полеводстве, имея перед глазами или в памяти все то, что было сказано по этому поводу во «Введении»: почти ко всем вопросам, там затронутым, он вернулся, заменив скупые строчки «Введения» развернутым текстом. При этом следует заметить, что «Осень» являлась как раз тем отделом книги, где всего уместнее было изложить правила полеводства: как раз на осень приходятся главные полевые работы: последняя вспашка, уна­важивание, озимый сев — главный сев древней Италии, только дополнявшийся яровым.

Вот соотношение «Введения» и «Осени»: хлебная нива: ager frumentarius «Введения» (гл. 6.1), для которой следовало отвести жирное и плодородное место, предстает в «Осени» в длинном перечне разнообразных почв и местностей, подходящих для того или другого растения (гл. 34 и 35); эти главы содержат пол­ный список хлебных злаков и кормов, высевавшихся в Италии и представленных во «Введении» двумя-тремя названиями. Внуши­тельное, но беглое упоминание о навозе (гл. 5.8) развернуто в инструкцию подробную и разностороннюю (гл. 29, 36 и 37.1— 2); совет о посеве кормов после дождя (гл. 5.8) дополняется указанием, на каких почвах сеять раньше и на каких позже (гл. 34.1). Повторяется — и притом дважды — уже данный во «Введении» (гл. 5.6) совет не трогать «гнилой земли» (гл. 34.1 и 37.1). И только тема инвентаря (гл. 5.6) обойдена молчанием.

В следующих календарных отделах — в «Зиме» и «Весне» — полеводство представлено, как и надлежало, очередными поле- выми работами, мотыженьем и прополкой (гл. 37.5) и пахотой (гл. 50.2).

Интересно, что отдельные темы строятся совершенно в той же манере, как и отдельные главы и целые «отделы»: знакомое уже «письмо зигзагом», развертывающее некоторые темы (удобре­ние, место для посевов, список хлебов и кормовых растений), с добавлением новых тем — «нанизывание» (зимние и весенние работы).

Вот схема полеводства:

 

Маслиноводство изложено по той же схеме, что и поле­водство.

Во «Введении» даны: перечень сортов и пять правил ухода за масличным деревом (гл. 5.8 и 6.1—2). В «Осени» повторен совет об окапывании (ablaqueatio), детально разобран вопрос относительно удобрения (гл. 2, 29, 36, 37) и внесены новые — осенние — работы: посадка, подрезка (гл. 27, 28), подготовка к съемке (гл. 31.1).

«Весна» подхватывает и развивает некоторые темы «Осени»: обрезка (гл. 44; ср. гл. 27); посадка дополнена описанием ям {гл. 28, 43); прибавлены к ним весенние работы. Получается схема, приведенная на стр. 108.

Если главные полевые работы падали на осень, то с рабо­тами в саду и в винограднике дело обстояло иначе: их можно было производить и осенью, и весной. Катон, видимо, хотел распределить их так, чтобы не перегрузить ни «Осени», ни

 

«Весны», — что ему и удалась: «Осень> занимает 6V2 стр., «Весна» — 6 стр. тейбнеровского текста. На «Весну» он отнес юлько специфически весенние работы: прививку pi окулировку, основную обрезку маслинника, устройство питомников и разве­дение отводками. То обстоятельство, что в этом же отделе поме­стил он и приготовление ям, заставляет предполагать, что пересадка и лоз и деревьев происходила преимущественно осенью: о ней как раз и говорится (гл. 28) между прочими осенними работами. В «Осени» же нашли себе место и специфи­чески осенние работы в маслиннике (см. схему). Другое дело виноградник. Значительная часть виноградарских работ была «осенне-весенними» (подвязка, обрезка, окапывание). И подобно тому, как, говоря о злаках и кормах (гл. 34 и 35), Катон объеди­нил вместе озимый и яровой посевы, собрав воедино весь полевод­ческий опыт древней Италии, так и уход за виноградником он дал сразу (гл. 32, 33), объединив в этих главах работы чисто осенние с такими, которые можно было выполнить и в тот, и в другой сезон.

«Виноградарство» строится им в плане, несколько отличном от «полеводства» и «маслиноводства»: тут идет сплошное «нани­зывание». Вот схема:

ряд работ, полегче, правда, которыми можно было заниматься и в празд­ники. Подробный перечень этих работ дает Колумелла (2.21.3—5): «По обычаям наших предков вот что можно делать в праздники: обталки- Бать полбу, резать факелы, делать свечи, работать в арендованном вино­граднике; чистить водоемы, пруды и старые канавы, обкашивать луга, раз­равнивать навоз [в навозной куче], складывать сено на чердак, собирать маслины в арендованном маслиннике; рассыпать для сушки яблоки, груши и винные ягоды; делать сыр, приносить для посадки деревья или приво­зить их, навьючив на мула, — привозить на телеге не полагается, равно как и сажать принесенное, разрывать землю и обрезать деревья. Нельзя заниматься и севом, если не принесешь раньше в жертву щенка; нельзя косить сено, вязать из него вязанки и возить их. По правилам понтификов в праздники нельзя собирать виноград и стричь овец, если не принесешь в жертву щенка. Варить дефрут и разбавлять им вино можно. Виноград и маслины для сбережения впрок собирать можно. Надевать на овец шкуры нельзя.[7] На огороде можно делать все по уходу за овощами. Катон говорит, что для мулов, лошадей и ослов нет праздников; он же разре­шает запрячь волов, чтобы привезти дров и хлеба. Мы читали у понти­фиков, что мулов нельзя запрягать только по праздникам очищения. . .».[8] Катон дает, как и для дождливой погоды, только примерный список работ для праздников. Некоторых из упомянутых им работ нет у Колумеллы. Очевидно «правила понтификов» не были абсолютны, и хозяин мог их дополнять по мере своих потреб.

¹⁰    Буквально «очищать луга»: перевод дай на основании вышеприведен­ного места из Колумеллы, у которого стоит «prata sicilire». В Италии косили короткой косой, похожей на нашу северную горбушу и очень удоб­ной для работы среди кочек и кустарника (Пл. 18.261—262). После того как сено было скошено и свезено, приступали к уборке обкосков: трава, не захваченная косой при покосе, теперь скашивалась или сжиналась. Это и называлось «sicilire prata», а сами обкоски назывались «sicilimenta» (Варр.

1.49.1—2).

¹¹    Far = triticum dicoccum: вид пшеницы, очень распространенный в древ­нем мире. Знаменитый знаток римских древностей, Веррий, писал, что в течение 300 лет в Италии из зерновых культур зиали только полбу (Пл. 18.62). Плиний заявляет, что полба была «первой пищей древних
жителей Лация» (18.83). Слова эти несомненно верны. Что полба была древнейшим хлебом — на это указывает то обстоятельство, что при жертво­приношениях брали не пшеницу, а именно полбу. По ней же названа и мука: far—farina.

¹²    Катон несколько раз упоминает о сдаче работ в поместье с подряда; с подряда сдаются: постройка виллы (гл. 14—15); обжиг извести (гл. 16); сбор маслин, приготовление масла (гл. 144—145). Хозяин сам заключает договор с подрядчиком, если он прибыл в усадьбу в соответственное время, например поздней осенью, когда происходит сбор маслин. Если же он не рассчитывает быть в имении в подходящие сроки, то оставляет вилику форму договора.

¹³    «boves vetulos, armenta delicula, oves deliculas»: «boves vetulos armenta delicula» стоит параллельно к «servum senem, servum morbosum»; «deliculus»* очевидно, соответствует «morbosus» и означает, вероятно, то же самое. Слово это встречается только однажды здесь.

¹⁴   Совет Катона продавать старого раба вызвал негодование у его био­графа Плутарха (Cat. 5).

К главе 3

¹   Из контекста явствует, что пределом этой первой молодости является 36 лет: к этому времени римский гражданин отбывал срок воинской службы.

²    Место это одно из любопытнейших и важнейших для истории сель­ского хозяйства древней Италии. Молодой хозяин купил или получил по наследству «незасаженное имение», т. е. участок полевой земли без древес­ных насаждений. Мы присутствуем здесь в самом начале того процесса, в результате которого Италия, лет сто спустя, превратилась в «сплошной фруктовый сад» (Варр. 1.2.6). Дело было не только в виноградных w масличных насаждениях, как думают западные ученые, а в широком и последовательном проведении принципа комбинированных культур: хозяин стремится использовать один и тот же участок и под посев и под древес­ные насаждения. У Колумеллы есть точная зарисовка полевого пейзажа современной ему Италии (7.9.8): это паровое поле, куда выгоняют свиней и где они отъедаются на палых яблоках, сливах, грушах, разных орехах и винных ягодах. (Этими деревьями полевой участок или обсаживали по межам, или сажали на далеком расстоянии одно от другого на самом участке). Над созданием этого пейзажа немало потрудились современники Катона. В гл. 27 мы присутствуем при том, как полевой участок, на котором сеют различные стручковые, предназначенные на корм скоту, подготовляют для посадки маслин, вязов, лоз (которые, очевидно, будут виться по де­ревьям) и смоковниц.

Это обращение к комбинированным культурам свидетельствует и о боль­шом подъеме сельского хозяйства и о больших требованиях, которые стали к нему предъявлять. После страшных опустошений ганнибаловой войны и напряжения последующих войн государство нуждалось в восстановлении и укреплении; потребности населения возросли; сам хозяин хотел полу­чать выгоды больше и по этим причинам большего требовал и от своей земли.

³   Одно из основных правил италийского хозяйства: величина построек должна быть соразмерена с величиной имения. Варрон, который хозяином не был и поэтому не оставлял без объяснения и того, что всякому дере­венскому человеку само собой было понятно, пишет: «Слишком большие постройки и ставить дорого и ремонт их требует больших издержек. Если же они меньше, чем требует имение, то урожай обычно пропадает даром» (1.11.1).

⁴  Viliam rusticam — часть усадьбы, включавшая все хозяйственные по­стройки: давильню для вина и другую для масла, винный погреб и погреб для масла, хлевы для скотины, помещения для рабов.

⁵   Катон рекомендовал иметь их для вина столько, чтобы в них вме­стился пятилетний урожай с виноградника (11.1). Для мировоззрения Катона и его круга чрезвычайно характерно представление, что умение на­житься содействует чести и славе.

⁶   «viridius et melius fiet» — о приготовлении оливкового масла см. гл. 64 и 65; в гл. 146.1 говорится о двух сортах оливкового масла: о более высо­кого качества «зеленом» масле, т. е. приготовленном из не вполне зрелых маслин, и о «римском»—из зрелых. (С. П.).

⁷   Мельница для отделения мякоти маслин от косточек для оливкового сада в 120 югеров; описание пресса см. гл. 18.19, трапета—гл. 20—22;

135.3—        7. (С. П.).

⁸   Вероятно, они были новостью для римлян и потому описаны подробно. Все место до конца главы перепутано: переписчики явно не понимали, о чем речь. Перевод дан по исправлению Герле (стр. 28, 183—185): а) вм. binis—binas; b) вм. ducunt—ducantur; с) вм. octonis и senis—octonariis и senariis: диаметр колесиков, а не число их. Ср. у Витрувия, 10.2.1.

К главе 4

¹    Ср.: у Варрона (1.13.1): «Хлевы в усадьбе надо ставить так, чтобы стойла для волов находились там, где зимой будет теплее»; у Колумеллы (1.6.4): «...стойла для волов должны быть зимние и летние... шириной в 10 или самое меньшее в 9 футов, чтобы скот мог свободно разлечься, а скотнику был простор обойти стойло кругом...».

²    «praesepis Faliscas» — фалиски — италийская народность; Фалерии — главный город в области фалисков в Этрурии. Этрурия славилась разведе­нием сильного рабочего скота (см. Кол. 6.22). (С. П.).

³     Усадьба италийского рабовладельца делилась на две части: хозяй­ственную — villa rustica, — о которой речь шла выше, и господскую — villa urbana, — состоявшую из комнат, предназначенных для хозяина. Катон реко­мендовал строить ее по средствам, и можно утверждать, что до роскоши у хозяев его типа было далеко (см. гл. 14 и 128). Но уже Варрон жа­луется, что «предки наши строились в соответствии с урожаем, а теперь строятся в соответствии со своими необузданными прихотями. У них хозяй­ственная половина стоила больше, чем господская, а теперь в большинстве случаев — наоборот. Тогда хвалили усадьбу, если в ней имелась хорошая людская, вместительные ясли, погреба для вина и масла, соответствующие размеру имения... Теперь же стараются, чтобы господская половина была как можно больше и роскошнее, и состязаются в этом с Метеллом и Лукул­лом, выстроивших на горе государству свои усадьбы» (1.13.6—7). Усадьбу Лукулла, «для которой тесно было имение», с укоризной поминает и Пли­ний (18.32). Было время, что за такую усадьбу хозяин получал от цензора выговор, потому что «гам больше подметали, чем пахали» (Пл., ук. мест.). Колумелла, любивший при случае вздохнуть о золотой старине, но обла­давший достаточным здравым смыслом, чтобы не сражаться с ветряными мельницами, предлагал строить господскую половину так (1.6.1—2), чтобы «зимние спальни смотрели в ту сторону, где восходит в декабре солнце, а столовые туда, где оно садится в равноденствие. Летние же спальни, наоборот, должны быть обращены в ту сторону, где в дни равноденствия бывает полуденное солнце, а столовые, которыми пользуются в летнее время, смотреть туда, где зимой встает солнце. Бани надо обратить в сторону, где летом садится солнце... портики туда, где солнце бывает в полдень в дни равноденствия, чтобы зимой в них было как можно больше, а летом как можно меньше солнца»; ср. сетования Варрона (1.13.7): «Теперь больше беспокоятся о том, чтобы летние триклинии смотрели на прохладную вос­точную сторону, а зимние на солнечный закат, а не так, как встарину, в какой стороне сделать окна в винном погребе или в погребе для масла. ..». Многочисленные деревенские усадьбы, раскопанные под Помпеями и около Стабий дают превосходное представление о сельских усадьбах древней Ита­лии. Среди них есть и «старозаветные» усадьбы, где господская половина представлена двумя-тремя очень скромными комнатками, а главное внимание уделено хозяйственным постройкам (примером может служить знаменитая усадьба под Боскореале); есть и такие, которые поражают роскошью гос­подской половины.

⁴  В подлиннике буквально: «лоб важнее затылка» — «frons oocipitio prior est» — поговорка, которую повторяет, объясняя ее, и Плиний (18.31):
«frontemque domini plus prodesse quam occipitium»—'смысл тот, что самому наблюдать за поместьем лучше, чем полагаться на других. (С. П.). О том, насколько важно присутствие хозяина в имении, красноречиво говорит Колу­мелла (1.1.18): «Ни чтение сельскохозяйственных книг, ни прилежный труд опытного вилика, ни возможность и желание тратиться на хозяйство не имеют такого значения, как одно лишь присутствие хозяина. Если он не будет часто появляться на работах, то все остановится, как в войске, где нет полководца». Представители рабовладельческого общества прекрасно понимали, что хозяйство у них держится на страхе и принуждении и что стоит этому страху, который как бы принимал зримую форму, воплощаясь в облике хозяина, исчезнуть, как все пойдет прахом. Поэтому требование, чтобы хозяин находился в имении, раздается по всему рабовладельческому миру: Магон настаивал, чтобы человек, купивший имение, продал городской дом (Кол. 1.1.18; ср. Пл. 18.35); Ксенофонт приводит персидскую посло­вицу, что лошадь поправляется от хозяйского глаза.

⁵    «operarios facilius conduces» — термин «operarius» может означать и раба (гл. 10.1 и 11.1) и свободного работника, как в данном случае; ср. гл. 1; 5; 23; 145 и прим. 2 к гл. 1. (С. П.).

Для характеристики Катона и, вероятно, всего его круга чрезвычайно интересно обоснование требования — «будь хорош к соседям» — только практическими соображениями, подсказанными трезвым учетом собственной выгоды. Движений сердца искать здесь нечего.

К главе 5

Вилик в рабовладельческом имении был фигурой по важности, пожалуй, ие уступавшей хозяину: на нем лежало все хозяйство и от его поведения зависели как благосостояние хозяина, так и сносная жизнь рабов, нахо­дившихся, в значительной степени, в его воле. Неудивительно поэтому, что хозяин весьма озабочен тем, чтобы поставить на это место подходящего человека: над его свойствами задумывался он неоднократно. Катон мастерски вычертил облик идеального вилика, как он его понимал: это—«говорящее орудие», античный робот, для которого существуют только воля хозяина и хлопоты по хозяйству. Его внутренняя жизнь сведена до минимума: он не знает человеческих увлечений, не имеет друзей и не наделен ни человече­скими чувствами, ни человеческими слабостями. Катон требует от него качеств не столько положительных, сколько отрицающих плохое: он не дол­жен быть ни вором, ни пьяницей, ни лентяем. Пройдет немного времени, и Варрон заговорит о честном, грамотном и «получившем некотЬрое воспи­тание» вилике (1.17.4). Рядом рабских восстаний жизнь выучила италий­ского рабовладельца тому, что раб не только рабочая скотина и что чело­века в нем нельзя унижать до бесконечности. Требования Катона оставались
в силе, но обросли рядом новых» существенно менявших облик вилика. Осо­бенно интересно одно из них: «вилик должен быть не только мастером в сель­ских работах, но и обладать должен добродетелью, насколько это возможно для рабской души: он не должен попустительствовать, но и не должен быть жесток: лучших рабов надлежит ему беречь, но и к средним быть милостиву: пусть лучше они боятся его за строгость, чем ненавидят за жестокость...» (Кол. 1.8.10; ср. вообще всю эту главу с его же

11.1.3—           29 И Варр. 1.17).

¹   См. прим. 1 к гл. 2. (С. П.).

²   Перевод и толкование этой фразы представляется очень спорным. По интерпункции Гетца: «operarium, mercenarium, politorem» следует, что у Катона в данном месте речь идет о трех категориях рабочих рук, занятых в поместье; Бригаут [9] «mercenarium» рассматривает как определение к «оре- rarium», т. е. «operarium mercenarium» — «работника, нанятого за деньги». Шнейдер разделяет иначе: «operarium: mercenarium politorem», противопо­ставляя таким образом за плату нанятого «политора» тому «политору» — из­дольщику, о котором у Катона речь идет в гл. 136. Прав, вероятно, Бригаут; в нашем переводе принята его интерпункция. Неясно также и значение слов «diutius eundem ne habeat die» — дословно: «пусть не держит одного и того же работника... дольше одного дня». Естественнее всего толковать их в том смысле, что вилик не должен задерживать рабогников дольше того дня, как они окончили работу, чтобы не было лишних людей в усадьбе. Герле (стр. 259) относит «die» к следующей фразе и переводит «он» (т. е. вилик) не должен слишком долго задерживать одних и тех же лиц в каче­стве поденщиков и подручных. (С. П.). Кейль [10] толкует эти слова в том смысле, что вилик должен договариваться с работником предварительно, не дольше как на один день.

³   Во всех этнх случаях речь идет, конечно, не об официальных жрече­ских коллегиях авгуров и гаруспиков этрусского происхождения, игравших большую политическую роль в государстве, а о частных бродячих толпах всякого рода предсказателей, особенно распространившихся в Риме со вре­мени Второй пунической войны (218—201 гг. до н. э.). (С. П.). Харак­терно для Катона предостережение против различного рода бродячих гада­телей и предсказателей, мудрость которых шла из Этрурии и частью с Вос­тока. Они гадали по внутренностям животных, по небесным знамениям, по ударам молнии, по полету птиц и проч. Некоторые из них не прочь были вмешиваться в хозяйство; Варрон, по крайней мере, запоминает о людях, послушно выполняющих предписания гаруспиков. Они, между прочим, не позволяли прививать дикие деревья, грозясь, что сколько привоев будет
вставлено, столько молний упадет на дерево при однокь ударе грома (Варр. 1.40.5; ср. Пл. 15.57 и 17.124). Колумелла тоже говорит о «бессовестных халдеях» (11.1.31), занимавшихся предсказаниями погоды.

⁴    «segetem ne defrudet»— это требование приводит Плиний (18.200); оно любопытно, так как в нем сохранилось восприятие земли как живого существа, у которого имеются определенные отношения с земледельцем. Практическому уму италийца она представляется должницей, которой дове­ряется (creditur) посев; она возвратит его впоследствии (reddit), как воз­вращают с процентами долг. Нельзя, однако, ее обманывать и давать ей меньше, чем она требует: это приведет к худу.

Изо всех видов воровства, которые могли представиться изобретатель­ному уму вилика, самым удобным была, конечно, кража посевных семян: учет здесь был невозможен. Поэтому хозяин считает нужным припугнуть его, действуя на его суеверие. Нормы высева мы знаем из Варрона (1.66.1). Колумеллы (2.9) для злаков и (2.10) для бобовых- (ср. его же 11.2.75) и из Плиния (18.198 и сл.).

⁵    Рабочий вол занимает у Катона почетное место. Сердцу хозяина он, повидимому, ближе и дороже рабов. Дальше дается ряд указаний относи­тельно того, как кормить волов и как лечить их в случае болезни; дважды в год за волов приносятся жертвы, и для них есть праздники, тогда как мулы, ослы и лошади праздников не знают. Bubulci — рабы, которые пашут на волах и ходят за ними, находятся в усадьбе на привилегированном поло­жении: только их стремится хозяин как-то расположить к себе, чтобы обеспечить внимательный уход за любимой скотиной.

⁶    Смысл этого термина объясняет Колумелла (2.4.5): «При пахоте. . . не будем трогать поля, полупромокшего от короткого ливня. Деревенские люди называют такую землю пестрой и гнилой [varia cariosaque]: это земля, у которой после долгой засухи легким дождем смочило только поверхность лежащих глыб; донизу дождь не прошел.. . если вспахать „пестрое“ поле, то оно три года подряд не даст урожая». Плиний (17.34) восхищался красноречивой лаконичностью этого термина (ср. его же 18.44). Ср. Кат. 34.2; 37.1.

⁷   Ср. гл. 96.

⁸    Термин «ablaqueare» в сельскохозяйственном языке означает разрых­ление почвы и окапывание ствола воронкой так, чтобы обеспечить удержа­ние влаги от дождя или поливки; о такого рода окапывании маслины Катон говорит неоднократно (ср. гл. 27, 29, 36, 37, 93). (С. П.).

⁹     «faenum cordum, sicilimenta de prato». Речь идет о заготовке зимнего корма для овец; относительно «faenum cordum»—отавы — Колумелла гово­рит следующее (7.3.21): «Вязовые или ясеневые листья... а также осеннее сено, которое зовется отавой [cordum]... служат превосходным кормом для овец». (С. П.). О «sicilimenta de prato» см. прим. 10 к гл. 2.

К главе 6

¹     «sine arboribus» — в римском законодательстве виноградная лоза вхо­дила в понятие «деревья»: «Большинство древних считало, что название „дерево" включает и лозу» (Диг. 47.7.3). Колумелла в своем раннем сочи­нении «О деревьях» пишет о виноградных лозах наравне с фруктовыми деревьями. Слова «без деревьев» относятся к такому месту, где нет vinea, т. е. виноградника, в котором лозы вьются по шпалерам и вообще нет густых древесных насаждений.

²   Плиний (18.275) говорит, что, по мнению большинства, ржа на хлебе появляется от росы, которая не успела испариться и, разогревшись на солнце, обожгла растения.

³     Катон называет 8 сортов маслин: conditiva—^столовые» сорта, т. е. те, которые отличались приятным вкусом и были наиболее пригодны для маринадов. К числу их, по свидетельству Колумеллы (5.8.4; ср. 12.49), относились: «палочка»—radius (так называлась палочка, которой пользо­вался античный ткач для своей работы), «ядро»—orcis или orchis (гре­ческое ) и posea или pausia. Остальные сорта были масляными: луч­шим была лициниева; больше всего масла давала сергиева. Эти два сорта названы по римским родовым именам; orcis и radius получили имя по своей форме; albicera — «белая, как воск» — по цвету; саллентинская — по Саллен- тинской обл. (в древней Калабрии). Названия двух остальных сортов неясны.

⁴   Arundo donax: его длинные стебли служили подпорками для вино­градных лоз, ими сбивали с деревьев маслины, если они росли так высоко, что их нельзя было достать руками; из них делали удилища.

⁵   «bipalium» — это закругленная лопата с поперечиной на рукоятке, при­мерно, на той же высоте, которую заняла бы сама лопата (железная ее часть). Это позволяло всадить лопату в землю вдвое глубже, чем при вскапывании «на один заступ».

⁶   Ива и тростник давали материал для подпорок и подвязки вино­градных лоз. О посадке их хозяин должен был позаботиться заранее, «как бы готовя приданое для своего виноградника» (Кол. 4.30.1). По вычисле­ниям Аттика (Кол. 4.30.2), «югера лозы достаточно, чтобы подвязать 25 югеров виноградника, а югера тростника, чтобы сделать переплеты для

20          югеров» (т. е. подпорки в форме буквы П, по которым вились лозы)

(ср. Пл. 17.143).

⁷    Данные здесь Катоном сорта виноградной лозы ведут свое название частью по местностям: аминейский — из области Пицентинов в Кампании; луканский — по Луканской области на юге Италии; мургентинский — по сицилийскому городу Мургентии, славившемуся своим вином (Пл. 14.35; Кол. 3.2); апициев—от apis — пчела, — так, по крайней мере, объяснял это название Колумелла (3.2.18): «Если этот виноград не убрать во-время, его
расхитят ветры, дожди и пчелы; по причине опустошений, производимых этими последними, он и получил свое имя» (пчелиный); другие сорта назы­ваются по внешнему признаку или качеству: евгенейский, дословно — «бла­городного происхождения», helvolus — желтоватый; miscella—■ «смесь», «помесь»: виноград не чистых сортов, гибриды. (С. П.).

К главе 7

¹   «arbustum» — специальный термин для такого рода виноградников в противоположность «vinea», где виноградная лоза рассаживалась шпалерами и подвязывались к подпоркам. Об «arbustum» см. Кол. 5.6—7; Пл. 17.199—214.

²    Рим нуждался в топливе.

³              Текст испорчен; перевод сделан по исправлению Кейля — «conpluria» вместо «compularia». (С. П.).

⁴               Разумеются виноградные выжимки, жмыхи, остаю­щиеся после того, как виноград выжат под прессом.

Выжимки эти сушили и ссыпали в долии на корм скоту.

Сапа и дефрут: «то, что у нас называется сапой, это произведение человеческой изобретательности, а не при­роды: это виноградный сок, уваренный до одной трети своей прежней меры. Уваренный до половины называется дефрутом. Все это придумали, стараясь заменить мед» (Пл. 14.80). Названия сапы и дефрута не были, видимо, строго установленными: по крайней мере Колумелла называет сапой виноградный сок, уваренный до половины (12.19.1), а дефрутом — сок, уваренный до одной трети

(12.21.1)         . Он же сообщает подробный рецепт, как варить дефрут (12.19— 21). Вместе с медом этот виноградный, очень сладкий сироп был главной сладостью, которой располагали древние. Сапу и дефрут употребляли для маринадоз, винных настоек, лекарств; дефрутом подкармливали пчел. Глав­ным же образом он шел на «приправу» вина: его подливали в вино, уве­личивая в нем, таким образом, количество алкоголя. Теперь для этой цели употребляют сахар. Ср.: Кат. 23.2; Кол. (ук. мест.). В усадьбе под Боско- реале (около Помпей) можно определить место, где происходила варка дефрута. Ср. Кол. 1.6.19.

«Виноградные ополоски» — «1ога»: «выжатая виноградная кожура сбра­сывается в долии и туда подливают воды: [этот напиток] называется 1ога» (Варр. 1.54.3). Колумелла рассказывает о другом способе изготовления lora: виноградные выжимки заливали определенным количеством воды, под­ливали винного отстоя и пены с дефрута или сапы, оставляли выжимки мокнуть в этом на ночь и затем давили. Получалось слабое терпкое вино, которое шло рабам (Кат. гл. 57; ср. Варр. 1.54.3).

Различные способы сохранения винограда: у Варрона (1.54.2): «[сто­ловый виноград из корзин] поступает: один в горшочки, которые запихи­вают в долии с виноградными отжимками; другой—в осмоленной амфоре спускается в водоем; третий — поднимается вверх в кладовые». Колумелла, сообщивший ряд способов сохранять виноград свежим, посвятил целую главу (12.45) описанию того, как надо укладывать горшочки с виноградом в виноградные выжимки. Другим старинным способом, удержавшимся до его времени, было погружение виноградных гроздьев в засмоленных посу­динах в цистерны или источники. Колумелла говорит, что его дядя, испанец, именно так сохранял «в лучшем виде» виноград (12.44.5—6). Что же касается до хранения винограда «в сапе, виноградном соке или ополосках», то вряд ли виноград туда опускали, потому что надолго сохранить его таким образом невозможно. Вероятно, это был тот способ хранения, кото­рый описывает Колумелла (12.44.2—3): «Влей в хорошо осмоленный долип амфору дефрута; поперек долия вдвинь шесты, поместив их так, чтобы они не касались дефрута; на них поставь новые глиняные блюда и по ним разложи виноградные кисти, чтобы они не касались одна другой; блюда закрой крышкой и замажь ее. Затем сделай так же второй ряд, третий,— сколько можно по величине долия, и таким же образом уложи виноград. Затем, не скупясь на смолу, замажь осмоленную крышку долия и засыпь ее еще золой». Ср. Пл. 14.16—17; 15.62—67.

⁵   У Колумеллы (12.39.1—3) изюм сушат на солнце, раскладывая его на плетенках или подвешивая на жердях; ср. у Плиния (14.16): «Некото* рым [сортам винограда], как и вину, вкус сообщается дымом».

⁶    «malum» по-латыни означает и «айву» и «яблоко». Mala cotonea (так латинский язык переделал греческое слово cydonia) и strutea были, бес­спорно, айвой (ср. Пл. 15.37); что касается скантиева и квиринианова сорта, то Плиний (15.50) говорит о скантиевых и квириниановых яблоках. Я при­нимаю первые четыре названия как названия разных сортов айвы, исходя из того соображения, что Катон сам как бы разъединил два разных вида_г повторив дважды слово «mala». Поэтому, хотя «винный» сорт был и у айвы (Пл. 15.38) и у яблок (15.51), но mala mustea означало, по всей вероят­ности, именно яблоки. По словам Плиния (ук. мест.), воробьиная айва была мелким, поздним, очень ароматным сортом; винные яблоки—это скоро­спелки.

⁷    «volaema» — названа от «vola»—«горсть»: очень крупный сорт; ани- циева—по родовому имени Анициев; очень поздняя, кисловатого приятного вкуса (Пл. 15.54). Варрон тоже говорит (1.59.3), что эти груши и «се­янка» (sementiva) хорошо сохранялись в сапе; тарентская — по г. Таренту на юге Италии; «mustea» — винная груша — по своему вкусу; горлянковая была схожа формой с горлянкой. Интересные изображения груш дают пом­пейские фрески. Многие из них можно отожествить с современными сортами.

⁸   Рекомендуются столовые сорта, а не масляные (ср. Кол. 5.8.4).

⁹   Вероятно, оливковое масло, смешанное со смолистым соком Pistacia lentiscus L. (С. П.).