Бывш. командир роты Латышского стрелкового

полка особого назначения, в 1919 году —

заместитель командира 3-го полка на Латгальском фронте

БОЙ В РАЙОНЕ П0В0РИН0 И АЛЕКСИКОВО

Латышский стрелковой полк осо­бого назначения, в котором я коман­довал 1-й ротой, был сформирован весной 1918 года в Саратове. В ок­тябре 1918 года полк пополнили спе­циальными частями и перевели на станцию Поворино в распоряжение начальника 2-й Курской дивизии Ролько.

Утром 17 октября мы заняли по­зиции несколько восточнее железно­дорожной станции Поворино. В тот же день мы перешли в наступление на станицу Дуплятскую и через не­сколько дней заняли ее.

Начальником участка Южного фронта был сначала назначен коман­дир полка особого назначения Мати- сон, а позднее, с 25 октября, —■ ко­мандир 8-го латышского полка Штейн.

25   ноября мы стремительной ата­кой заняли станицу Орловскую, не­смотря на то что белые сопротивля­лись упорно. Успехи в боях под Дуп- лятской и Орловской поднимали наше настроение.

Вскоре наш полк получил приказ освободить узловую станцию Алек­сиково. Это ответственное задание добровольно вызвался выполнить я с

1-      й ротой.

26 ноября в десять часов вечера мы отправились выполнять боевое задание. Противник долго молчал. От высланных разведчиков также не поступало конкретных сведений. Тогда, взяв с собой нескольких стрел­ков, я сам решил разведать расположение противника. Мы обнаружили его пулеметные гнезда и окопы.

Около полуночи мы в непродолжительной, но жаркой схватке раз­били врага и прогнали его со станции Алексиково. Занять всю станицу мы не были в состоянии, так как штыков в роте насчитывалось немного, станица же была довольно большой, с двумя параллельными улицами.

На железнодорожных рельсах мы устроили различные заграждения, чтобы бронепоезд противника не мог подъехать к нам и обстрелять нас. Мы организовали круговую оборону — и не напрасно: в ночь на 27 но­ября неоднократно пришлось отбивать контратаки противника.

Позднее нам говорили, что эта ночная атака в районе Алексиково была одной из первых подобного рода атак, проведенных Красной Ар­мией. Ночной бой —■ сложный вид боя, и для достижения успеха в нем нужны хорошие, революционно настроенные войска. С такими неболь­шими силами, какие имелись в нашем распоряжении, в дневное время мы не смогли бы выполнить задание.

Утром следующего дня прибыли остальные две роты нашего полка —

2-       я и 3-я, а также 8-й и 9-й латышские стрелковые полки. Однако наш полк особого назначения (всего один батальон), а также остальные два полка были весьма малочисленными.

Днем белые несколько раз пытались вернуть Алексиково, но без­успешно.

В этих местах белоказаки во главе с полковником Сытниковым не раз проникали в тыл частей Красной Армии. Так случилось и вечером 27 но­ября: кавалерия белоказаков пробралась через участок 125-го стрелко­вого полка и заняла Дуплятскую, находившуюся в тылу нашей 3-й ла­тышской бригады, командиру которой подчинялся полк особого назна­чения.

Вечером командиры рот были вызваны к командиру полка Матисону. Не успели они приступить к докладам, как явился представитель бри­гады и заявил нервным тоном, что противник прорвался в наши тылы. Он обещал, что завтра утром прибудут подкрепления — два батальона 120-го стрелкового полка, находившегося в Борисоглебске.

В связи с создавшимся сложным положением Матисон создал воен­ный совет, на котором было решено на следующий день с боем отойти.

В целях обеспечения ближайшего тыла нашей группы 8-й латышский стрелковой полк из Алексиково был направлен в Орловскую. Обещанные два батальона утром не прибыли.

Однако, хотя в наш тыл прорвалась неприятельская конница и справа и слева от нас не было ни одной нашей части, если не считать )25-й стрелковый полк, который не оказывал противнику сопротивления, начальник 2-й Курской дивизии Ролько (ему подчинялась 3-я латыш­ская бригада) приказал продолжать наступление в направлении города Урюпинска. За отдачу этого ошибочного приказа Ролько был предан суду военно-революционного трибунала.

Утром 28 ноября в нашем тылу у Орловской завязался горячий бой. На 8-й латышский стрелковый полк двинулись вражеские колонны. Вна­чале 8-й полк принял их за свежие батальоны, которые должны были прийти нам на помощь, но когда эти войска подошли ближе, стало ясно, что это колонна казаков. Разгорелась жестокая схватка.

В распоряжении 8-го латышского стрелкового полка была морская пушка системы Маклена, снаряды которой, так же как и патроны у «максима», находились в лентах. Этими снарядами мы отлично обра­ботали боевые цепи белоказаков.

Противник одновременно начал наступление еще с двух сторон: по Царицынской железной дороге на нас двигался бронепоезд, а с юга Алексиково атаковала вражеская конница.

На помощь 8-му полку был послан 9-й латышский стрелковый полк, а также 2-я и 3-я роты нашего полка. В Алексиково осталась лишь одна моя 1-я рота. Мы сражались как могли. Один взвод направил свой огонь против бронепоезда и цепей белой пехоты, наступавшей со стороны Царицына, а два остальных отражали натиск вражеских кава­леристов, стремившихся ворваться в Алексиково с юга. Большую под­держку оказывал нам своими двумя орудиями артиллерийский взвод, оставленный при роте.

У Орловской между тем продолжался бой. Связи с находившимися там войсками у нас не было, и никаких подробностей боя мы не знали.

Вдруг я заметил, что мои артиллеристы больше не стреляют. Я от­правился к ним и увидел, что артиллерийский взвод, оставив по­
зиции, уходит. Командир полка Матисон, не сказав ни слова, тоже ускакал в направлении Орловской.

Я приказал взводу, сражавшемуся с южной стороны, занять пози­ции между Алексиково и Орловской и прикрывать отступление остальных наших взводов. Мы отошли до Орловской. Там выяснилось, что 8-й и затем 9-й латышские стрелковые полки вырвались из окру­жения.

Две роты нашего полка, посланные на помощь 9-му полку, продол­жали бой € противником. У 2-й роты был выведен из строя пулемет, а перед 3-й ротой казаки уже размахивали шашками, ожидая, когда рота поднимется, чтобы пустить их в ход.

Видя это, моя 1-я рота дала по казакам несколько залпов и отогнала их. Мы подобрали раненых и отошли в Орловскую, которую вскоре также пришлось оставить.

Наша 1-я батарея, которая пыталась одна вырваться из окружения, сделать этого не сумела. Командир батареи Сакенфелд попросил по­мощи. Я послал полуроту стрелков, которая помогла батарее отразить противника и присоединиться к полку. Вместе с батареей нам было зна­чительно «веселее». Батарея стреляла хорошо. Мчавшиеся во весь опор казачьи кони, испуганные разрывами снарядов, становились на дыбы и валились наземь вместе с всадниками. Благодаря поддержке артил­лерии, сознательной железной дисциплине стрелков и их точным залпам все атаки врага были отбиты.

Большой бой разгорелся также у станицы Дуплятской, где концентри­ровались резервы противника. И здесь атаки врага были отбиты. Наш полк, выйдя из окружения последним, все же прорвал кольцо смерти, нанеся врагу тяжелый урон.

Вечером 28 ноября мы подошли к станции Поворино. Проходя наши прежние окопы, мы увидели прибывшие только что два батальона, кото­рые мы ждали утром.

Я построил роты в колонну. Несмотря на тяжелые бои и потери (в последние дни в небольшом нашем трехротном коллективе было 23 уби­тых, 39 раненых и 21 пропавший без вести), полк был боеспособен, на­строение было приподнятым. С пением латышских и русских революци­онных песен полк отправился на отдых.

После непродолжительного отдыха наш особый полк получил распо­ряжение главнокомандующего армией Вациетиса направиться на Лат- зийский фронт. Полк встретил этот приказ с воодушевлением и востор­гом. Наш путь в Латвию лежал через Москву.

В ночь на 1 января 1919 года мы выехали из Москвы, готовые к боям за освобождение родной Латвии.

В. Ю. Т1АВАР,

бывш, начальник пулеметной команды, позднее — помощник командира 5-го особого латышского полка

5-Й ОСОБЫЙ (БЫВШ. 5-Й ЗЕМГАЛЬСКИЙ) ЛАТЫШСКИЙ СТРЕЛКОВЫЙ ПОЛК В БОЯХ 1917—1918 ГГ

После кровопролитных боев в де­кабре 1916 и январе 1917 года на Рижском фронте 5-й Земгальский ла­тышский стрелковый полк занимал оборонительные позиции в районе Пулеметной горки. Боев не было. Происходили только перестрелка и стычки разведчиков. Каждый день регулярно, почти в одно и то же время, немецкая артиллерия обстре­ливала наши окопы и ближние тылы. Наша артиллерия вела ответный огонь, хотя и слабее немецкого, так как снарядов у немцев было больше. В некоторых местах наши окопы подходили очень близко к немецким. Наши и немецкие сторожевые посты разделяло всего около 100 метров или даже меньше. Часовые хорошо видели друг друга, но не стреляли. На Рижском фронте у немцев

с тп гт„                                                                  было мало сил, так как часть войск

В. Ю. Навар — помощник командира  ’

5-го особого латышского полка.                     была переброшена против французов

под Верден, где шли ожесточенные бои. Наши войска в декабрьских и январских боях понесли тяжелые потери и были морально подавлены боевыми неудачами и затянувшейся войной.

Во внутренней жизни государства свершились крупные перемены: царь был свергнут — произошла Февральская революция.

Солдаты больше не хотели воевать, организовывали митинги, брата­лись с немецкими солдатами. Латышские стрелки были революционно настроены, находились в боевой готовности, но отказывались идти в на­ступление, требуя покончить с надоевшей всем затянувшейся войной. На
фронте и в тылу росло недовольство Временным правительством. Контр­революционный штаб XII армии, поддержанный меньшевиками и эсе­рами, пытался расформировать революционные латышские и сибирские полки, однако этому помешали протесты солдатских комитетов на фронте и отношение рабочих в тылу. В июле в Петрограде состоялась демонстрация рабочих и солдат, требовавшая передать всю власть Со­ветам. Приближалась Октябрьская революция Контрреволюция моби лизовала все свои силы, для того чтобы удушить революцию.

Используя обстоятельства, сложившиеся в тылу, и ослабление фронта, немцы решили захватить Ригу и двинуться на Петроград. Этот стратегический план немцев, создававший возможность задушить центр революции, отвечал также замыслам русских контрреволюционеров. Штаб XII армии знал о намерениях немцев, но не препятствовал их осу­ществлению, скорее даже помогая врагу. В июле по «стратегическим» соображениям наши войска оставили плацдарм «Навессала» («Остров смерти») у Икшкиле, удерживавшийся в течение почти двух лет и обиль но политый кровью наших солдат. С занятием этой .важной укрепленной позиции немцы получили удобную переправу через Даугаву у Икшкиле. С этого участка наше командование сняло значительную часть тяжелой и легкой артиллерии, а также несколько пехотных полков.

Ранним утром 19 августа 1917 года немцы, перегруппировав свои силы, открыли ураганный артиллерийский огонь по линиям русских окопов у переправы через Даугаву под Икшкиле. Русская артиллерия, ослабленная незадолго до этого, была не в состоянии отразить артил­лерийскую атаку немцев. Уничтожив артиллерийским огнем русские окопы и их защитников, немцы к полудню почти без потерь переправи лись через Даугаву у Икшкиле и развили свое наступление через лес в направлении Псковского шоссе и Юглы на Ригу.

Командование XII армии, решив отдать Ригу, приказало войскам от­ступить с Рижского взморья и Рижского плацдарма к Югласкому мосту. Полкам 2-й латышской бригады, стоявшей в резерве у Юглы, было при­казано занять оборонительные позиции у реки Малая Югла и задержать наступление немецких войск, чтобы обеспечить отступление из Риги войск XII армии, которым угрожало окружение. 1-я латышская бригада занимала позиции у Олайне и вела упорные бои с немцами. Отступив от Олайне и заняв позиции у Малой Юглы, 1-я бригада отражала атаки немцев, а позднее заняла оборонительные позиции у Инчукална, при крывая отступление транспортных средств и артиллерии XII армии.

5-й Земгальский латышский стрелковый полк находился в центре 2-й бригады на самом ответственном участке обороны у Скрипты и в течение 19—20 августа при незначительной поддержке артиллерии (а позднее — и вовсе без нее, так как кончились снаряды) отражал непрерывные яростные атаки немцев. Полк понес огромные потери, но полученное за­дание — спасти войска XII армии от окружения — выполнил. Полком командовал полковник И. И. Вациетис, позднее, в 1918 и 1919 гг., — вер­ховный главнокомандующий всеми вооруженными силами РСФСР.

Латышские стрелки дрались самоотверженно, пренебрегая опасностью,
не жалея своей жизни. Атаки немцев они отбивали гранатами, штыками и прикладами. Перед окопами полка росла груда немецких трупов.

Выполнив свое задание и потеряв в боях ранеными и убитыми боль­шую часть солдат и офицеров, 5-й Земгальский латышский стрелковый полк под вечер 20 августа отступил в направлении реки Большая Югла — Аллажи. Немецкая армия вошла в Ригу 21 августа. Латышские полки заняли оборонительные позиции на линии Лигатне — Айнажи, для того чтобы закрыть немецкой армии дорогу на Петроград.

5-й Земгальский латышский стрелковый полк, как наиболее постра­давший в боях, перевели в Нитауре в резерв. За бои 19—20 августа в полку было награждено георгиевскими крестами более 600 солдат и 20 офицеров, в том числе и я как офицер пулеметной команды. Это было неслыханное количество награждений одновременно в одном полку.

После сдачи Риги немцам командование штаба XII армии и Искосол, где большинство составляли эсеры и меньшевики, полностью утратили доверие и авторитет в солдатских массах, в то время как авторитет низ­ших войсковых комитетов возрос. В латышских полках фактически рас­поряжался руководимый большевиками Исколастрел, который завоевал доверие стрелков и призывал их на борьбу с контрреволюцией, за Совет­скую власть.

В КРАСНОЙ ГВАРДИИ

Известие о победе Октябрьской революции, аресте Временного пра­вительства и создании рабоче-крестьянского Советского правительства во главе с В. И. Лениным было восторженно воспринято в латышских полках. Высшие офицеры удрали, но основная масса солдат и офицеров выразила доверие и поддержку Советскому правительству.

После отказа Троцкого подписать мирный договор в Брест-Литовске Германия нарушила перемирие и германская армия перешла в наступле­ние. Развалившаяся старая царская армия была не в состоянии сопро­тивляться наступлению германской армии. Латышские стрелки вместе с русскими солдатами в феврале 1918 года с боями отступили в Совет­скую Россию, чтобы продолжать там борьбу за Советскую власть. Ла­тышские стрелки отлично сознавали, что без Советской России не может быть Советской Латвии.

После того как Латвия была оккупирована немцами, латышские полки были размещены в разных городах Советской России. В это время происходила демобилизация частей старой русской армии; на добро­вольных началах они реорганизовывались в соединения Красной Армии.

В феврале 1918 года после отступления из Латвии (Валки) на Псков — Новгород — Великие Луки 5-й Земгальский латышский стрел­ковый полк был переброшен в город Бологое для демобилизации и реор­ганизации в войсковую часть Красной Армии. Вместе с полком ушел и я, избранный после Октябрьской революции начальником пулеметной команды «кольтов».

В Бологом параллельно с демобилизацией старого 5-го Земгальского латышского стрелкового полка из добровольцев организовывался новый 5-й Земгальский латышский коммунистический отряд Красной гвардии.

В отряд добровольно вступили почти все стрелки 5-го Земгальского латышского стрелкового полка и революционно настроенные младшие офицеры. Кадровых офицеров в полку уже почти не было. После Ок­тябрьской революции они покинули полк и перешли на сторону белых. Я был назначен начальником пулеметной команды отряда. Командиром отряда был Александр Ремер, ко­мандир 1-го батальона 5-го Зем-

гальокого латышского стрелкового                                        ' ‘ ч ■'''

полка.                                                                                                                          •*■■■■

В это время во многих городах вспыхнули различные контр револю-          ■

ционные мятежи и вооруженные вое- ' < стания белогвардейцев, а в деревнях       , ^л

и селах — кулацкие восстания. Не-                                                                             *}Д

спокойно было и в Бологом, пред­ставлявшем собой значительный Я железнодорожный узел, где органи-               У _г

зовывался и комплектовался наш красногвардейский отряд. Нам часто

приходилось с оружием в руках вое-                                                      ** •

станавливать революционный поря-                                  '¹ ‘

док то в самом городе, то в его Vg^ ~                                                    Л

окрестностях.                                                                               ^ ^

Красногвардейцы иашеш отряда                                 г- • ^г_ч

патрулировали в городе и охраняли советские учреждения. Весной 1918 года в Осташкове произошло

спровоцированное и организованное Я. Я. Грегор — командир 5-го осо- эсерами и белогвардейцами воору-   ^бого латышского полка,

женное восстание. Для ликвидации

мятежа был послан специальный отряд под командованием Ремера. Отряд состоял из нескольких рот красногвардейцев и пулеметной команды.

Белогвардейцы были хорошо вооружены и яростно сопротивлялись нашему отряду. Перестрелка продолжалась несколько дней, однако наш отряд окружил и уничтожил всю банду, вожаки которой понесли заслу­женное наказание. Восстановив революционный порядок в Осташкове, наш отряд вернулся снова в Бологое.

1    апреля 1918 года 5-й Земгальский латышский коммунистический отряд Красной гвардии был переименован в 5-й Земгальский латышский стрелковый советский полк Красной Армии. Командиром полка назна­чили бывшего капитана, командира батальона Яниса Бриедиса. Меня назначили начальником пулеметной команды полка. 13 апреля 1918 года была сформирована Латышская стрелковая советская дивизия. Началь­ником дивизии был назначен Иоаким Вациетис, бывший командир 5-го Земгальского латышского полка, пользовавшийся среди стрелков боль­шим авторитетом.

В середине июля 1918 года 5-й Земгальский латышский стрелковый советский полк был переименован в 5-й латышский стрелковый совет­ский полк.

ПРОТИВ БЕЛОЧЕХОСЛОВАКОВ

В середине июля 1918 года 5-й латышский стрелковый советский полк направили из Бологого на Восточный фронт против бывших чехо­словацких военнопленных и белогвардейцев, восставших против Совет­ской власти. Командующим Восточным фронтом был назначен Иоаким Вациетис.

Штаб Восточного фронта находился в Казани, куда 20 июля прибыл и 5-й латышский стрелковый советский полк. Полк вошел в город строй­ными рядами с оркестром, под звуки боевого марша. Он был хорошо вооружен и обмундирован, все командиры и бойцы были ветеранами многих сражений. Его сплоченность основывалась на боевых традициях и сознательной революционной дисциплине. Трудящиеся города встре­тили приход полка с радостью и восторгом, среди буржуев и белогвар­дейцев его появление породило удивление и страх.

В городе было полно белогвардейских офицеров, юнкеров и кадетов. Красных войск в городе было мало. Поспешно созданные отряды из коммунистов и рабочих были плохо вооружены.

В полку имелись две пулеметные команды — «максимов» и «коль­тов». Командующий Восточным фронтом И. И. Вациетис хорошо знал личный состав и боеспособность полка. Он оставил полк непосредст­венно в своем распоряжении, приказав оборонять город. Наступление белочехословаков на Казань ожидалось со стороны Волги, с кораблей. 5-й латышский полк расположился в городе, занял пароходную пристань у Волги и подступы к городу, организовал охрану штаба Восточного фронта, Государственного банка и государственных учреждений. Атмо­сфера в городе была очень напряженной. Улицы были безлюдны. Часто имели место различные провокационные выходки: белогвардейцы стре­ляли из подвалов и особняков, происходили грабежи, поджоги и т. п. Командование спешно создавало и обучало новые отряды из коммунис­тов и рабочих. Не хватало оружия и боеприпасов. Ждали подкрепления, однако на молодую Советскую Россию враги наседали со всех сторон, а войск было мало и на помощь нам послать было некого.

Вечером 5 августа хорошо вооруженные части чехословаков и бело­гвардейцев на судах по Волге подплыли к Казани и пытались высадить десант, но контратакой 5-го латышского полка десант был отброшен и потерял много убитыми, ранеными и пленными. Остальные, погрузив­шись на пароходы, бежали, обстреливаемые нашей флотилией.

Рано утром 6 августа флотилии белых удалось высадить десант на обоих берегах Волги у Нижнего Услона. Около десяти часов утра была занята пароходная пристань, а высаженный десант начал наступление на город в направлении вокзала. Приблизительно в полдень белые за­няли возвышенность Верхний Услон и стали артиллерией обстреливать
центр города и штаб командующего Восточным фронтом И. И. Вацие- тиса в гостинице Щетинкина.

В казанском кремле размещался Интернациональный батальон, сформированный из пленных сербов. Белогвардейцам удалось распро­пагандировать и спровоцировать их. Неожиданно для нас сербы пере­шли на сторону белых и предатель­ски открыли из кремля огонь по на­шим войскам, причинив нам боль­шой ущерб. Латышские стрелки дра­лись с необыкновенным мужеством и выдержкой, но силы были слишком неравными Нам не хватало под­держки артиллерии. В начале боя с нашей стороны участвовало не­сколько пушек, но, исчерпав боепри­пасы, и они замолкли. У белочехов артиллерии было много.

Командование Восточным фрон­том отдало приказ эвакуировать Государственный банк, советские учреждения, склады и штаб фронта...

5-           му латышскому полку доверили эвакуацию Государственного банка, где были-сконцентрированы большие запасы золота. Эвакуация банка производилась буквально под огнем белогвардейцев, и мы успели спасти лишь небольшую часть золота.

Стрелки под командованием ко­мандира пулеметного взвода Яниса Берзиня, отражая огнем натиск белогвардейцев, погрузили в две паро конные повозки кожаные мешки с золотом и другими ценностями, а также государственные денежные знаки и, отстреливаясь, доставили их к Волге на пароходную пристань. Охраняемый вооруженным отрядом под командованием Яниса Берзиня, пароход доставил по Волге ценный груз в надежное место. Успешно выполнив задание, Янис Берзинь со своим отрядом вернулся в полк, где его ждала заслуженная благодар­ность командования.

После двухдневных кровопролитных боев 5 и 6 августа нам пришлось с боями отступить из Казани. 6 августа к 5 часам вечера город покинули все войсковые части Красной Армии, за исключением штаба командую­щего Восточным фронтом Вациетиса и 5-го латышского полка. Отдель­ные группы этого полка вместе с командующим с наступлением темноты прорвались из окружения и под сильным артиллерийским и пулеметным огнем противника переправились по мосту, а также на плотах и лодках через реку Казанку и в ночь с 6 на 7 августа отступили из Казани.

Помню, что в эту ночь была буря и сильный ливень. Гремел гром. Молнии освещали улицы и окна домов, откуда белогвардейцы стреляли
по нам из винтовок и револьверов. Хозяйственная команда полка, а также группа бойцов и штабных работников вместе с командиром полка Янисом Бриедисом не вышли из окружения и были взяты в плен. В ре­зультате упорных боев дальнейшее продвижение белочехословаков и бе­логвардейцев было задержано. Враг понес большие потери, время было выиграно. Войска красных получили подкрепление, и вскоре белых из­гнали из Казани.

В ШТАБЕ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯ

За бои под Казанью ВЦИК наградил 5-й латышский стрелковый советский полк первым в Красной Армии Революционным почетным крас­ным знаменем; многие командиры и бойцы получили ценные подарки.

Штаб Восточного фронта в конце августа переместился в город Ар­замас, а вместе с ним для охраны города и поддержания в нем револю­ционного порядка туда отправился 5-й латышский полк, который должен был там переформироваться и доукомплектоваться после понесенных тя­желых потерь. Полк укомплектовался в основном из добровольцев, а командный состав — из солдат и унтер-офицеров бывшего 5-го Земгаль­ского полка. Командиром полка вместо сдавшегося в плен Яниса Брие- диса был назначен бывший командир батальона Янис Грегор, а комис­саром Янис Лундер. Полк был переименован в 5-й латышский особый полк.

В Арзамасе полк получил технику и вооружение. Были сформированы полковая батарея и взвод конной разведки, организована музыкант­ская команда, укреплены транспортное хозяйство и полковые мастерские. Все подразделения были пополнены опытными командирами, в короткий срок обучены молодые бойцы.

В сентябре 1918 года командующий Восточным фронтом И. И. Вацие­тис был назначен верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами РСФСР. В штабе Восточного фронта в Арзамасе сформировался полевой штаб верховного главнокомандующего, который затем перемес­тился в город Серпухов. В октябре 1918 года за штабом в Серпухов по­следовал и 5-й латышский особый полк для охраны штаба главкома и несения гарнизонной службы в городе и его окрестностях. Из рядов 5-го латышского особого полка был выделен целиком весь командный состав (начиная от командира полка до командиров взводов включительно — всего около 40 человек) для формируемого нового 5-го полка, который непосредственно вошел в состав Латышской стрелковой советской диви­зии вместо нашего 5-го латышского особого полка (бывшего 5-го Зем­гальского). Немало командиров из 5-го латышского особого полка было взято и в полевой штаб верховного главнокомандующего в городе Сер­пухове.

Весной 1919 года полевой штаб верховного главнокомандующего пе­реместился в Москву, а за ним вскоре последовал и 5-й латышский осо­бый полк. В Москве он охранял Кремль и правительственные учрежде­ния, а также Реввоенсовет Республики.

Э. А. УЛМИС,

бывш. латышский стрелок

В СТРОЮ стрелков

0      Февральской революции 1917 года нам, стрелкам Латышского запасного стрелкового полка, стоявшего у кокмуйж- ских «Силупитес», официально сообщили только через несколько дней. В нашей солдатской жизни ничего не изменилось и все текло по-старому. До отъезда роты на фронт, т. е. до конца апреля, состоя­лось каких-нибудь 2—3 ротных собрания.

Как-то раз в марте все размещенные в окрестностях Валмиеры роты были собра­ны в городе на площади перед зданием воинского начальника, где выслушали вы­ступление какого-то члена Государствен­ной думы и других. Ораторы -рассказы­вали о свершившейся революции и требо­вали строгого соблюдения дисциплины, сознательного исполнения служебных обя­занностей и готовности завоевать победу в войне.

Если после Февральской революции мы думали, что война скоро кончится и мы попадем домой, то теперь каждый понял, что Временное правительство не думает об окончании войны. Это раз­досадовало всех нас и породило скрытую внутреннюю ненависть к Вре­менному правительству.

1   мая 1917 года я провел в Риге, на улицах которой было полно тру­дового люда с красными знаменами. На следующий день я попал на по­зиции 1-й роты 1-го Даугавгривского латышского стрелкового полка близ Кекавы. Здесь я узнал о том, что стрелки решительно настроены против разорительной войны и требуют мира. Часто происходило брата­ние с немцами. Один из самых активных участнитж братания был арес­тован и направлен в Даугавпилс. Для того чтобы помешать братанию, по приказу офицеров наша артиллерия открывала огонь.

Большое значение в нашей жизни имела резолюция, принятая 17 мая

1917   года, в которой стрелки формулировали свои политические воззре­ния, намечали направление дальнейших действий в борьбе против Вре­
менного правительства, против активной обороны, за мир, самоопреде­ление народов, за Советы стрелков, солдат и крестьян...

Газеты «Циня», «Бривайс стрелниекс» и «Окопная Правда», которые мы с увлечением читали, разъясняли нам Апрельские тезисы В. И. Ле­нина, задачи, поставленные VI съездом РСДРП и XIII конференцией Социал-демократии Латышского края, а также Валмиерским съездом безземельных.

Прессу буржуазии и ее агентов стрелки бойкотировали. С каждым днем стрелки начинали все больше думать и рассуждать о происходя­щем, ибо каждый день был полон событий политической борьбы.

Полк получил приказ выступить из Риги на позиции в районе Олайне, для того чтобы перейти в наступление. Однако стрелки категорически отказались идти в наступление. 18 июня полк вышел на фронт, но по пути остановился и стал совещаться. Лишь на следующий день полк пошел на позиции с условием, что сменит 2-й Рижский латышский стрел ковый полк, но в наступление не пойдет.

Контрреволюционное командование армии не могло смириться с та­ким настроением стрелков и делало все для того, чтобы заставить их идти в наступление. Для того чтобы воодушевить стрелков или, в про­тивном случае, спровоцировать их и создать тем самым повод для рас­формирования полка, в районе артиллерийских позиций нашего полка были расположены женский батальон и «батальон смерти». Эти баталь­оны никогда не стояли на передовой линии, так как были сформированы для борьбы с революцией. Стрелки, понимая положение, не поддались на провокацию, поддерживали тесную связь с Исколастрелом и стоя­щими рядом полками сибирских стрелков и были готовы нанести от ветный удар силам контрреволюции.

Стрелкам было известно, что немцы собираются занять Ригу. Мысль

о   том, что придется потерять Ригу, которую мы любили, как родную мать, казалась нам ужасной.

Мы были полны решимости Ригу ни за что не отдавать. Тем не менее, ранним утром 19 августа мы получили сообщение, что под Икшкиле большие силы немцев переправляются через Даугаву и нам приказано отступить в Ригу.

Было ясно, что нет смысла не отступать, так как в противном случае мы попали бы в плен к немцам и это пошло бы на пользу контрреволюци­онным силам, которые обвинили бы нас в предательстве, а сами в то же время избавились бы от революционных стрелков.

Собравшись у штаба полка часов в семь-восемь, мы стали отступать. Немцы заметили это и начали обстреливать нас из орудий.

Вечером, с наступлением сумерек, мы перешли старый понтонный мост через Даугаву и, не останавливаясь в Риге, свернули по Москов­ской улице. Некоторые стрелки рижане остались в городе.

К полуночи, уставшие, мы заняли позиции на правом берегу Дау­гавы, но уже утром 20 августа вынуждены были отступить вдоль восточ ного берега озера Юглас в направлении Ропажи—Инчукалн. Мы кляли генералов и прочих предателей.

После того как наступление немцев было приостановлено, позиции нашего полка находились в районе Сигулды—Лигатне, а 1-я рота зани­мала вначале позицию против Лорупского оврага близ Сигулды на вы­соте между шоссейной и железной дорогами.

Мне удалось на несколько дней уехать на хутор «Журини» Озолской волости Валмиерского уезда, где мой отец был батраком у самого круп­ного в волости кулака Э. Залитиса.

Не успел я явиться, как отец стал меня упрекать: я, дескать, только катаюсь, воевать не желаю, хлеб даром ем и т. д. Я понял, что это были слова, сказанные под влиянием агитации его и бывшего моего хозяина. Отец уже позабыл, как зимой 1905 года он был вызван в волостное прав­ление, где казаки выпороли его за участие в сходке.

Слова отца были для меня неожиданными и оскорбительными. Я от­вечал, что защищать мне нечего, да и завоевать я тоже ничего не могу, — почему же я должен проливать кровь и идти на смерть ради таких людей, как его хозяин, а если уж он хочет воевать, то пусть про­стится сейчас же с семьей и идет со мной. Отец, никогда не служивший в армии, испугался такого поворота разговора и отказался от дальней­ших попыток говорить о войне.

Для того чтобы ликвидировать действие хозяйской агитации, я без ведома отца выписал на его адрес наш «Бривайс стрелниекс». Эту газету он получал вплоть до начала германской оккупации. Позднее, ранней весной 1919 года, он вместе с несколькими батраками своей волости уча­ствовал в отражении нападения эстонских белогвардейцев.

По дороге обратно в полк я встретил стрелков, которым было пору­чено подготовить в тылу квартиры для отдыха Латышского стрелкового полка. Вероятно, осуществлялся замысел контрреволюционных сил: от­вести полки в тыл, там их разоружить, расформировать, демобилизовать и отдать под суд. Стрелки разгадали эту хитрость и отказались от от­дыха, оставшись на позициях.

Под вечер 26 октября я с еще одним стрелком были посланы связ­ными в полковой комитет. Там мы и узнали о событиях в Петрограде.

Дождливым утром 27 октября мы отправились в Цесис и явились туда под вечер. Туда же прибыли стрелки 3-го Курземского полка. С наступлением сумерек в цесисской церкви состоялся митинг, на котором мы узнали об установлении Советской власти и о наших задачах.

Мы были рады тому, что В. И. Ленин доверил нам выполнение столь важного задания — воспрепятствовать посылке Керенским войск на Пет­роград. Мы разоружали и не пропускали в Петроград как целые эше­лоны, так и отдельных солдат, которые пытались провезти с собой ору­жие и снаряжение. Выполняли мы и некоторые другие задания.

Контрреволюция не хотела примириться с установлением Советской власти и стала активизироваться. Корпус белополяков Довбор-Мусниц- кого, заняв Рогачев, двигался на Могилев.

15   января 1918 года мы выехали из Цесиса на Могилев и дальше — на Старый Быхов, а оттуда стали наступать правым берегом Днепра в направлении Рогачева. После взятия Рогачева и короткого отдыха мы отправились по железной дороге на станцию Речица, расположенную на
правом берегу Днепра, западнее Гомеля, а затем в Гомель, где нагру­зили продуктами с военных складов несколько эшелонов и отправили их в Москву.

Из Гомеля через Брянск и Орел мы поехали в Москву. 27 марта 1918 года мы прибыли в Москву и расположились: штаб полка и 1-й ба­тальон — на Большой Царицынской, № 13, а остальные батальоны — в других местах.

2     апреля была произведена реорганизация полка в связи с созда­нием Красной Армии. Полк был переименован в 1-й латышский стрелко­вый советский полк. В Москве мы выполняли различные задания, в част­ности разоружали анархистов, а также повышали свою боеспособность.

Вечером 6 июля (по новому стилю), когда мы собрались отметить традиционный латышский праздник — Иванов день, стрелкам было приказано быстро собраться и весь полк в полной боевой готовности направился на исходные позиции для атаки на взбунтовавшуюся лево­эсеровскую часть Попова и ее штаб в Трехсвятительском переулке. 7 июля, атакуя штаб Попова вдоль берега Москвы-реки, мы с самого утра ликвидировали несколько постов, разведчиков и даже штабных ра­ботников мятежников. Пустив в ход пушки и пулеметы, мы сумели по­давить мятеж в тот же день.

В это время против Советской власти восстали обманутые контррево­люционными офицерами солдаты чехословацкого корпуса, занявшие Самару, Сызрань, Симбирск и Казань. В Казани находился золотой фонд нашего молодого Советского государства, эвакуированный из Мо­сквы. 6 августа мы выехали из Москвы в Казань и уже 9 августа при­были на станцию Свияжск. Покинув эшелон, мы прошагали через город и заняли позиции на правом фланге казанского участка фронта.

Бои шли на правом берегу Волги близ возвышенностей Нижний и Верхний Услон и деревни Юматово. Сплошной линии фронта не было, и чехословаки не раз бродили по нашим тылам. Так, однажды ночью они атаковали Свияжск, и только благодаря бдительности -наших обозных их удалось отбить. Бои были ожесточенными, и мы часто перегруппировы­вались. Как-то вечером с заходом солнца чехословаки окружили нас в Нижнем Услоне — отступать нам было некуда. За нами была матушка- Волга, по которой еще несколько часов тому назад мы плыли на лодке с комиссаром полка, проверявшим, нет ли на левом берегу врага. Стрелки, в том числе личный состав хозяйственной части, который также всегда был в боевой готовности, не только отбили нападение чехосло­ваков, но и обратили их в бегство.

В одну из темных ночей не вернулся из разведки стрелок 1-й роты, вооруженный единственным в роте пулеметом «льюис», который мы за­хватили в штабе левоэсеровских мятежников в Москве. На следующий день мы нашли этого стрелка: лицо его и грудь были исколоты штыками. Неподалеку мы обнаружили и наш старый трофейный «льюис». У мо­гилы геройски погибшего боевого товарища стрелки поклялись отомс­тить за его смерть и не складывать оружия до тех пор, пока Советская страна не будет освобождена от врагов трудящихся.

Вскоре была освобождена Казань и стрелки с пристани Черный Яр на шести пароходах отправились вниз по Волге. Последнюю ночь плыли при потушенных огнях, так как у Симбирска на левом берегу стояли чехословаки. Спустившись немного ниже Симбирска, наши пароходы ранним утром пристали к левому берегу, где была большая деревня. Наши разведчики застали врасплох чехословаков, занимавших ее, и те стали поспешно отступать.

Изготовившись к бою, мы перешли в наступление. Под вечер после нескольких стычек чехословаки перешли в контрнаступление. Завязался ожесточенный бой. Наши артиллеристы проявили в этом бою особый героизм. Со своими 76-миллиметровыми полевыми орудиями они находи­лись в одной цепи вместе со стрелками, некоторые орудия были выдви­нуты перед цепью. Одержав победу в этом бою, мы стали неотступно и быстро преследовать врага.

В середине ноября пришла весть о Ноябрьской революции в Гер­мании. Погрузившись на одной из станций Самарской губернии в эше­лоны, мы направились на Псков. Отсюда мы начали борьбу за освобож дение Латвии от немецкой оккупации.

Ф. Л. РИЕКСТ (РИЕКСТЫНЬ),

бывш. командир 2-го латышского стрелкового советского полка и I-й бригады Латышской дивизии

ИЗ БОЕВОГО ПУТИ 2-Г0 ЛАТЫШСКОГО СТРЕЛКОВОГО СОВЕТСКОГО ПОЛКА

После Октябрьского переворота 2-й Рижский латышский полк стоял сначала около станции Иерики (Рамоцка), а затем — в Валке. Под руководством Исколастрела полковой и ротные комитеты осуществляли демократизацию полка.

Наступление немцев в феврале 1918 года застало нас в Валке. Боль­шинство бывших офицеров полка отказались служить Советской власти и бросили стрелков на произвол судьбы. Мало того, многие из них аги­тировали стрелков не покидать территорию Латвии и не эвакуироваться в глубь Советской России. Однако их агитация не имела успеха. Перед приходом немецких войск в Валку полковой комитет и немногие остав­шиеся бывшие офицеры организовали эвакуацию стрелков в Совет­скую Россию. Полк был разбит на три группы. Одна, основная, насчи­тывавшая около 1250 стрелков и несколько офицеров, отправилась по железной дороге в Москву. Другая, в составе 160 стрелков, попала в Вологду. И, наконец, третья, самая маленькая группа (70 стрелков) эва­куировалась в Рыбинск. Небольшие группы стрелков (человек по 10— 20) уходили от немцев сами.

Еще до революции я в чине штабс-капитана командовал ротой. После Октября стрелки оказали мне доверие и оставили ротным команди­ром. Я эвакуировался с главной группой. Вместе с 1250 стрелками оста­лось всего 6 бывших офицеров. Полковой комитет назначил меня на­чальником эшелона, а начальником хозяйственной части — бывшего по­ручика Пелита. Наш эшелон через Москву проследовал в Рязань, где и остановился. Но там мы находились недолго: пришла срочная теле­грамма командующего Московским военным округом с приказом воз­вратиться в Москву в его распоряжение. 3 марта 1918 года мы были в Москве. На вокзале нас встретил военком Москвы Я- Пиече и дал ука­зание расположиться в здании бывшего Александровского военного учи­лища около Арбатской площади. Под звуки полкового оркестра, с пес­нями, стрелки прошли по улицам Москвы. На нас с тротуара глазели толпы обывателей, удивляясь, откуда в городе появилась большая регу­лярная воинская часть. Прибыв на место, стрелки расквартировались в пустовавшем здании.

Общее собрание стрелков, созванное полковым комитетом, избрало для командования полком коллегию из 3 бывших офицеров: штабс-ка­питана Риекста, поручика Пелита и подпоручика Аплока. Были переиз­браны также батальонные и ротные командиры.

В первую очередь мы разослали по многим городам и станциям те­леграммы с сообщением о том, что отставшие стрелки 2-го латышского полка должны прибыть в Москву и присоединиться к нам. Рыбинская группа из 70 стрелков сообщила о присоединении к полку, но временно оставалась в городе в распоряжении местного Совета. Вологодская группа образовала отдельный Особый латышский стрелковый батальон Красной Армии, который позднее влился в состав 9-го латышского полка.

В марте мы произвели переформирование старого 2-го Рижского ла­тышского полка в регулярную часть Красной Армии, которая стала на­зываться 2-м латышским советским полком. 27 марта переформирование нашего полка было завершено и общее собрание стрелков избрало меня командиром полка. Полковым адъютантом стал Штраус, начальником хозяйственной части — Пелит Батальонными и ротными командирами выбрали младших офицеров. Вначале в полк записалось около 600 чело­век, но ежедневно к нам присоединялись все новые и новые стрелки.

Первой задачей, поставленной перед полком, была охрана московской электростанции и государственных складов. В первых числах апреля

1918   года 2-й латышский полк должен был выполнить уже более серьез­ное задание: участвовать в разгроме банд анархистов в Москве.

В первые месяцы после Октябрьского переворота органы Советской власти терпеливо относились к деятельности анархистов, которые кичи­лись своей революционностью и «заслугами» перед революцией. Но время шло и становилось совершенно ясно, что различные организации и клубы анархистов превратились в притоны уголовных элементов и контрреволюционеров. В Москве анархисты захватили в центре города лучшие особняки, превратив их в свои опорные пункты. Там создавались склады оружия и награбленного имущества. Банды анархистов террори­зовали население и открыто проявляли враждебность к Советской власти. В апреле 1918 года Советское правительство дало указание унич­тожить эти гнезда контрреволюции, чтобы укрепить в Москве револю­ционный порядок.

11   апреля я был вызван к председателю ВЧК Ф- Э. Дзержинскому, к которому также явились многие командиры Красной Армии. Нам разъяс­нили создавшуюся в городе обстановку в связи с контрреволюционной деятельностью анархистов и поставили задачу разгромить их банды. В операции должны были участвовать отряды ВЧК и латышские стрел­ковые полки. 2-му латышскому полку поручили ликвидировать гнезда анархистов на Поварской, дом 9. Выступление полка было назначено на

12     апреля в 6 часов утра.

Предварительно я отправился в разведку к занятому анархистами особняку по ул. Поварской. Незаметно я подошел к нему. Оказалось, что он охранялся, а входы и окна были забаррикадированы тяжелой ме­белью. У больших металлических ворот стоял вооруженный часовой.

Изучив подходы к особняку и его расположение, я разработал план опе­рации и, возвратившись в полк, ознакомил с ним ротных командиров.

В 6 часов утра две роты стрелков 2-го полка с одним горным орудием незаметно окружили особняк анархистов. Я лично вручил часовому письменный ультиматум с требованием сдаться через 5 минут всем нахо­дящимся в доме анархистам. Но как только часовой получил ультима­тум, из окон особняка раздались выстрелы. Укрывшиеся вокруг особняка стрелки также открыли огонь. Перестрелка грозила затянуться. Тогда я принял решение пустить в ход артиллерию. Прозвучал орудийный выст­рел, второй, третий... Из окон особняка посыпались стекла и рамы, во все стороны полетели кирпичи от фасада. После пяти выстрелов я приказал прекратить огонь. Для анархистов этого было вполне достаточно. Из окна особняка показалось белое полотенце. Стрелки не заставили себя ждать, стремительно бросились вперед и заняли здание. Тщательно обыскав все комнаты, мы задержали около 30 анархистов, большей частью бывших моряков. Почти у всех из них были по два нагана или кольта, а также ручные гранаты. В особняке было обнаружено много всякого оружия, патронов и груды награбленного добра. Арестованные были переданы коменданту Московского Кремля П. Д. Малькову.

Услышав довольно интенсивную перестрелку в районе ул. Малой Дмитровки, мы поспешили туда на помощь стрелкам 4-го латышского полка. Оказалось, что они встретили серьезное сопротивление со стороны анархистов, засевших в доме «Анархия». Анархисты имели даже одно гор­ное орудие, установленное у подъезда, и несколько пулеметов. Стрел­кам 4-го латышского полка пришлось также пустить вход артиллерию. Первыми выстрелами орудие анархистов было сбито, последующие сна­ряды попали в фасад особняка. Еще несколько снарядов — и сопротив­ление анархистов было сломлено. Наш приход ускорил завершение опе­рации. В доме «Анархия» на Малой Дмитровке, № 6 был найден огром­ный склад различного оружия В подвале дома были обнаружены боль­шие запасы продовольствия.

К 2 часам дня 12 апреля разоружение анархистов по всему городу было успешно закончено, все гнезда контрреволюции ликвидированы.

На долю 2-го латышского полка выпала также честь принимать учас­тие в разгроме мятежа левых эсеров.

6    июля 1918 года с утра полк жил обычной будничной жизнью. Из 931 человека личного состава в казармах находилось 409 стрелков. Из этого числа около роты было выделено для охраны Большого театра, где происходил 5-й Всероссийский съезд Советов. Часть стрелков несла караульную службу, до половины личного состава полка находилось в Рыбинске и на станции Митяково. В течение дня 6 июля мы еще ничего не знали о начавшемся мятеже левых эсеров, об убийстве германского посла Мирбаха, захвате эсерами здания ВЧК. Только вечером в 10 часов в Ходынские казармы, где стоял наш полк, прибыли комиссар Латыш­ской дивизии К- А. Петерсон и известный партийный деятель Ю. К- Да- нишевский, которые сообщили, что левые эсеры выступили против Совет­ской власти, их отряды захватили центральную почту и телеграф, зда-

ние ВЧК и другие пункты, арестованы Дзержинский, Лацис, Смидович и другие. Петерсон и Данишевский призвали нас быть готовыми к вы­ступлению против левоэсеровских авантюристов. Они подчеркнули, что сейчас, как никогда, нужна революционная бдительность и преданность Советской власти, и выразили надежду, что латышские стрелки с честью оправдают возложенные на них надежды.

Вечером пришел приказ от начальника Латышской дивизии И. И. Ва- циетиса. В приказе указывалось, что 2-му латышскому полку надлежит в полном боевом порядке маршем направиться из Ходынских казарм к центру Москвы и на рассвете 7 июля сосредоточиться на Страстной пло­щади, откуда начать движение по бульварному кольцу к зданию теле­графа; овладев им, продолжать наступление и взять Покровские ка­зармы.

Для подавления мятежа были созданы две группы частей Красной рмии, подавляющее большинство которых составляли латышские полки. Первой группой руководил начальник 1-й латышской бригады Дудынь, меня назначили руководителем второй группы. В нее, помимо 2-го ла­тышского полка, должны были входить батарея 1-й резервной советской бригады, 1-я батарея советских инструкторских курсов и две бронема­шины. Однако они в боевых действиях вместе с полком не участвовали.

Несмотря на позднее время, 2-й латышский полк был приведен в бое­вую готовность и без промедления выступил из казарм в сторону центра. На месте осталась часть стрелков для несения охраны.

На Страстную площадь мы прибыли около 2—3 часов утра. Команд­ный пункт полка разместился у памятника Пушкину. Затем полк начал двигаться по Садовому бульвару в сторону здания почты и телеграфа. Разведчики донесли, что мятежники захватили почту и телеграф и укре­пились там. Я отдал приказ одной роте отправиться к зданию почты по окружным переулкам, чтобы отрезать противнику пути отхода. Вместе с комиссаром Бриедисом и во главе остальных рот в предрассветной мгле мы бегом двинулись к зданию главной почты. Противник при нашем приближении открыл огонь из винтовок и пулеметов. Но стрелки смело продолжали двигаться вперед, используя для прикрытия подъезды и углы домов.

Гранатометчики подобрались к пулеметному гнезду мятежников, рас­положенному у входа в здание и забросали его гранатами. Пулемет противника умолк, взрыв разбил также забаррикадированную дверь зда­ния. Мятежники стали выбегать во двор и пытались на автомашинах ближайшими переулками уехать, но дорогу им преградили стрелки, ко­торые пошли в обход. Мятежникам пришлось сдаться.

В здании почты и телеграфа 2-й полк захватил довольно много ору­жия и боеприпасов. У аппарата валялся телеграфный бланк с телеграм­мой эсеров, в которой они призывали население не исполнять приказов Ленина и Свердлова. Теперь авторы этой телеграммы стояли во дворе под надежной охраной стрелков и боязливо оглядывались по сторонам. Песенка этих авантюристов была спета.

После взятия почты и телеграфа 2-й полк овладел Покровскими ка зармами, тем самым полностью выполнив боевой приказ начальника Латышской дивизии И. И. Вациетиса.

Тем временем 1-й латышский полк подошел к штабу мятежников, расположенному в особняке купца Морозова, и подготовился к атаке. Артиллеристы 1-го легкого артиллерийского дивизиона под командова­нием Э. П. Берзиня подкатили орудие к церкви, находившейся напротив штаба, и открыли огонь прямой наводкой. Мятежники не выдержали и начали в панике разбегаться. Бросившийся в атаку 1-й латышский полк завершил разгром основного гнезда левых эсеров. К полудню контрре­волюционный мятеж в Москве был ликвидирован. Во 2-м полку было

2    убитых и 6 раненых. За участие в организации разгрома мятежа пре­зидиум V Чрезвычайного съезда Советов и Комиссариат по военным де­лам объявил мне и другим командирам латышских частей, участвовав­ших в операции, благодарность.

Тревожным было лето 1918 года. Вокруг молодой Советской респуб­лики все туже затягивалось кольцо вражеских сил, поддерживавшихся империалистами Антанты. Вспыхивали один за другим контрреволюцион­ные мятежи. В июле 1918 года правые эсеры захватили Ярославль, на­деясь соединиться с англо-французским десантом на севере страны. Мя­теж подготовил ярый враг Советской власти Б. Савинков, пользовав­шийся поддержкой Антанты. Непосредственно мятежом руководил быв­ший царский полковник Перхуров. Среди руководителей мятежа были и некоторые латышские буржуазные националисты (бывшие офицеры Гоппер, Пинка и другие). Против контрреволюционеров были двинуты
проверенные в боях части Красной Армии. Из Петрограда под Ярославль прибыл 6-й латышский полк. Был также получен приказ об отправке одного батальона 2-го латышского полка. В Ярославль выехало около 350 стрелков, которые прямо из эшелона двинулись в бой с белогвардей­цами. Противник упорно сопротивлялся, часто возникали рукопашные схватки. В результате многодневных боев сопротивление мятежников было сломлено и остатки их банды захвачены в плен.

В Ярославле бесславно окончили свою жизнь бывшие офицеры 2-го полка буржуазные националисты Скрабе и Рубис, которые находились в рядах мятежников. Эти господа еще в дни Октябрьской революции пы­тались склонить стрелков против Советов, а позднее бежали из полка.

После подавления ярославского мятежа 2-й латышский полк участво­вал в боях против белочехов на Восточном фронте, а также поддерживал революционный порядок во многих городах вокруг Москвы.

Осенью 1918 года 2-й латышский стрелковый полк получил почетное и ответственное задание — нести охрану резиденции правительства в Кремле. Охрана Кремля была сопряжена с утомительной караульной службой, частыми проверками, ночными и дневными тревогами. Стрел­ков полка привлекали также для выполнения ответственных заданий вне Кремля.

Так прошло несколько месяцев. Стрелки рвались на фронт, чтобы сра­жаться с врагами Советской республики. 6 января 1919 года 2-й латыш­ский полк прибыл в Латвию, где принял активное участие в борьбе про­тив белогвардейцев за рабоче-крестьянскую власть.

Я. Е. ШТЕЙН,

бывш. командир 3-й бригады Латышской дивизии

З-я БРИГАДА ЛАТЫШСКОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ НА ФРОНТАХ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

После Февральской револю­ции, в начале марта 1917 года, я прибыл в Валмиеру в Латышский стрелковый резервный полк, куда и был зачислен после многочис­ленных ранений. Меня назначили командиром 1-й роты (раньше я был командиром батальона).

Революция коснулась также Латышского стрелкового запас­ного полка. Организовался пол­ковой комитет, начали действо­вать революционные политические группировки. Меня не привели в восторг малоценные достижения Февральской революции, которые, по моим политическим представ­лениям, ничего значительного не могли дать трудовому народу. Я вступил в ряды революционных латышских стрелков. Работал в полковом комитете как избранный представитель роты. Верил, что

А.                                                       Е. Штейн.    придет другая, более могучая ре­

волюция, и жаждал, чтобы стрел­ки стали знаменосцами и авангардом этой новой революции.

Рига попала в руки врага. Фронт немецкой армии все глубже вда­вался в Видземе. Запасной полк переместился в Тарту. Вскоре полк начали расформировывать. Большинство его стрелков отправилось в глубь России. В начале 1918 года я оставил Тарту и направился в го­род Рыбинск.

В Рыбинске я связался с бывшими латышскими стрелками. Часть стрелков уже присоединилась к рядам защитников Великого Октября в разных местах. Мой путь вел в том же направлении.

23 февраля 1918 года родилась Красная Армия. Новое Советское правительство издало приказ о создании вооруженных сил для защиты завоеваний Октября. Я был одним из тех офицеров старой армии, кото­рые чувствовали, что наступил момент, когда можно служить трудовому народу.

Сознание, что я, сын Плотовщика, прежний пастушонок, каменщик, ло­дочник с Даугавы, наконец, закаленный воин, смогу вложить и свой вклад в дело организации Красной Армии, меня окрыляло. Я послал письменное заявление Советскому правительству в Москву. Другого пути

ч  не знал.

Вскоре меня вызвал в Москву товарищ Вациетис. Иоакима Вацие- тиса, бывшего командира 5-го Земгальского полка, я знал еще со вре­мени пребывания в двухлетней офицерской школе (1905—1906), когда он там работал военным преподавателем. И хотя с тех пор прошло много лет, он помнил своих бывших воспитанников. Мое заявление попало в его руки.

Товарищ Вациетис предоставил мне счастливую возможность лично познакомиться с Владимиром Ильичем Лениным. Простота, сердечность В. И. Ленина и обаяние, которые трудно описать, сделали его великим в моих глазах. Великая, исключительная личность! Вациетис сказал что- то Ленину обо мне. Владимир Ильич стремительным движением повер­нулся ко мне, протянул руку, пристально посмотрел мне в глаза и ска­зал: «Ну, что ж! Желаю удачи». Эти несколько слов вызвали во мне ог­ромную энергию и веру в новую эпоху, от которой когда-нибудь начнут считать новую эру.

Согласно полученному в Москве распоряжению, я направился в Бо­логое. Там и начался мой путь красного командира. В Бологом нахо­дился 8-й латышский стрелковый полк. Прибыв туда, я старался цели­ком выполнить все распоряжения, полученные в Москве, по организации полка, чтобы превратить его в достойную часть молодой Красной Армии.

Сначала я был помощником командира полка и одновременно ру­ководителем полковой школы. Устава армии не было. Мне предложили переработать старый устав для временного использования в латышских стрелковых полках. Нужно было составить также соответствующую про­грамму для полковых школ. Эти школы заменили учебные команды ста­рой армии, которые готовили низший командный состав — унтер-офице­ров. Составленная мною программа была утверждена приказом глав­нокомандующего и рекомендована для использования в полковых школах.

Летом 1918 года Советская Россия очутилась в огненном кольце гражданской войны. В Архангельске высадились иностранные интер­венты, намеревавшиеся двинуться в центр Советской России и объеди­ниться с другими контрреволюционными бандами. Советской власти не­обходимо было создать надежную преграду, чтобы задержать и ликви­дировать продвижение интервентов. Для выполнения этого задания Со­ветское правительство избрало 8-й латышский стрелковый полк. Полк перевели из Бологого в Вологду. Меня назначили командиром полка и вызвали в Москву, где я получил нужные инструкции. Вернувшись из

Москвы, я приступил к организации в Вологде и ее окрестностях оборо­нительных пунктов.

Большим помощником в работе был полковой комитет, который по­могал воспитывать революционное сознание стрелков, улаживать хозяй­ственные и административные осложнения, укреплять военную дисцип­лину и развивать боеспособность полка. С похвалой следует упомянуть председателя полкового комитета Янеона, который позднее пал в бою на Южном фронте.

В середине лета 1918 года в Ярославле вспыхнул организованный контрреволюционерами мятеж против Советской власти. В состав руко­водителей мятежников входили также полковники царской армии — Перхуров и латыш Гоппер, который впоследствии стал генералом в ар­мии буржуазной Латвии. Мятеж разрастался вширь. Для его ликвида­ции нужно было срочно направить проверенные части Красной Армии. Из 8 го латышского стрелкового полка в Ярославль были посланы один батальон стрелков и взвод пулеметчиков под командованием Петерсона. В упорных боях латышские стрелки совместно с другими частями Крас­ной Армии подавили белогвардейский мятеж. Петерсон в одном из боев был серьезно ранен. Латышские стрелки заслужили благодарность за верность и героизм в ликвидации контрреволюционного мятежа.

Осенью 1918 года 8-й полк участвовал уже в более суровых боях на Южном фронте. Полки контрреволюционных царских генералов — Де­никина и Краснова — упорно ломились в центральные районы советского государства. На некоторых участках Южного фронта сложилась весьма напряженная ситуация: наше военное командование утратило там бое­вую инициативу. Создавшееся положение враг использовал в своих ин­тересах.. Следовало действовать оперативно: нужно было мобилизовать все силы для контрудара.

Меня вызвали в Москву к главнокомандующему Вациетису. Обсудив обстоятельства, верховное командование решило, что 8-му латышскому стрелковому полку надлежит направиться в район города Борисо-

I   глебска, куда уже приближались контрреволюционные банды Краснова.

5  октября 8-й латышский стрелковый полк оставил Вологду. К вечеру

16   октября мы прибыли в район станции Поворино за Борисоглебском. В Поворино находился штаб 3-й латышской стрелковой бригады. Брига­дой командовал некий Бухманис, тоже офицер старой армии. Я со своим полком поступил в его распоряжение. Уже поздно вечером я получил бо евой приказ: на другой день, т. е. утром 17 октября, перейти в стреми­тельное контрнаступление в направлении станции Косарка. Там против­ник сконцентрировал крупные силы для дальнейшего удара в направле­нии Бориеоглебск — Тамбов. Срочно необходимо было расстроить планы противника и разбить его. Для этого наше командование создало удар­ную группу, основу которой составляла 3-я латышская бригада. В ночь на 17 октября 8-й полк подготовился к бою. Тем же самым боевым при­казом я был назначен командиром атакующей колонны. Под мое коман­дование были переданы также один русский пехотный полк, кавалерий­ский эскадрон, артиллерийская батарея, саперная рота и санитарный обоз. Слева от нас шла вторая такая же боевая атакующая колонна. Обе

колонны разделяла линия Царицынской, ныне Волгоградской, железной дороги.

17 октября утром с восходом солнца мы пошли в наступление. В рай­оне станции Косарка завязался упорный бой. Противник был силен. Но, несмотря на это, 8-й и 9-й латышские стрелковые полки значительно по­дорвали его силы. Противник потерял много солдат и офицеров. Однако и в рядах 8-го латышского стрелкового полка была пробита чувствитель­ная брешь. Смертью героя пали мой помощник Петерсон и восемь стрел­ков. От тяжелого ранения скончался председатель полкового комитета Янсон. Полковой комитет в полном составе сражался в первых рядах, показывая стрелкам достойный пример. У меня ступня правой ноги, перебитая осколком гранаты, мокла в окровавленном сапоге, однако я остался в строю. В этом же бою участвовала в качестве санитарки и моя младшая сестра Антония, которая работала прямо на линии огня, выно­ся оттуда раненых стрелков и делая им перевязки.

На следующий же день после боя 17 октября я получил телеграмму из штаба главнокомандующего, в которой указывалось, что я назначен командиром 3-й латышской стрелковой бригады (бригада включала 7-й, 8-й и 9-й латышские стрелковые полки, артиллерийский дивизион, сапер­ную роту, роту связи, транспорт боеприпасов и снабжения, состав штаба и др.; 7-й полк находился в непосредственном распоряжении главноко­мандующего). Одновременно второй телеграммой мне сообщили, что, оставляя на прежней должности, меня одновременно назначают коман­
дующим Особой ударной группы Красной Армии Южного фронта. 3-й бригаде были приданы Латышский стрелковый полк особого назначения, два русских пехотных полка, два кавалерийских полка (Витебский ла­тышский кавалерийский полк, Донской казачий полк и Пензенский ла­тышский кавалерийский эскадрон), два броневика и целый ряд мелких тытовых частей.

Ударная группа в октябре — декабре 1918 года вела упорные насту­пательные и оборонительные бои в районе Косарка — Алексиково.

Фронт ударной группы иногда достигал 20 километров, ибо из-за сла­бости соседей (справа — группы Лотоцкого, слева — группы Сиверса) приходилось в самые острые моменты боев прикрывать часть их фронта си­лами ударной группы. Это необходимо было делать для того, чтобы про­тивник не мог использовать слабые места и не проник в тыл ударной группы. В бою 26 ноября ему это частично удалось, когда подразделения Лотоцкого отошли на 30 километров назад и полностью оголили правое крыло ударной группы. В образовавшуюся брешь прорвалась в наш тыл сотня белоказаков, которую наши пулеметчики рассеяли метким огнем.

После хпорных боев 24, 25 и 26 ноября 3-я латышская бригада ото­шла на недельный отдых. Мы расположились между станцией Поворино и Борисоглебском. Штаб бригады был перемещен из района станции Самодуровка в окрестности станции Звегинцево. Остальные силы группы разместились в соответствии с директивами верховного командования по боевым участкам. Во время отхода мы получили известие, что нахо дившиеся под моим командованием бойцы ударной группы Южного фронта за прошедший бой получили денежную награду в размере месяч­ного жалованья.

Во второй половине декабря я получил распоряжение направиться вместе с бригадой в Советскую Латвию и поступить в распоряжение ко­мандующего латвийской армейской группы. В начале января 1919 года я со штабом 3-й латышской бригады явился в Даугавпилс, а 13 января

1919   года прибыл в Ригу. В соответствии с распоряжением Военного ко миссариата Советской Латвии я принял под свое командование все воин­ские части, находившиеся в Риге и в Даугавгривской крепости, и в тече­ние некоторого времени был, таким образом, начальником Рижского гарнизона.

26    января вместе со штабом бригады, саперной ротой и ротой связи я переехал в Валмиеру. Полки бригады и другие воинские части уже втянулись в бои на Видземском фронте. Фронт бригады протянулся от Валки до Айнажи. На этом фронте приходилось сражаться главным об­разом против эстонских и финских белогвардейцев. Сформированная в Тарту так называемая Северолатвийская бригада, или бригада Земи- тана, солдаты которой часто симпатизировали нам, «красным», боль­шой роли в этих боях не играла. Переход большей части этой бри­гады на нашу сторону был только вопросом времени. Но события на Курземском фронте и последовавшее затем падение Риги свели на нет наши успехи на фронте. В тылу бригады со стороны Даугавы рвался вперед враг. Последовало распоряжение командования оставить занятую территорию и отступить.

А.    А. БИТО ВТ,

бывш. красноармеец 28-й стрелковой дивизии

В.  М. АЗИНЬ

Моя первая встреча с Азинем произошла в августе 1918 года в боях под Казанью, на левом берегу Волги.

Незадолго до этого произошли следующие события: я командовал небольшим отрядом (величиной с ро ту) под названием «III Интерна­ционал» (это название отряд полу­чил от сформированного в городе Скопине, Рязанской области полка им III Интернационала, из которого он был выделен). В июле 1918 года мой отряд был прикомандирован к продкомиссару Шлихтеру и вместе с ним направлен из Москвы на же­лезнодорожную линию Казань— Екатеринбург для заготовки хлеба. В этом отдаленном районе сохрани­лись богатые запасы хлеба. Местами необмолоченные скирды (местные жители их называли «кабанами») стояли долгое время, и после разъ­яснительной работы о серьезности положения местное население добро­вольно поставляло государству свои запасы. Ежедневно в Москву направ­лялись эшелоны хлеба.

В то время, когда отправка хлеба уже была налажена и эшелоны с зерном непрерывным потоком шли в столицу Советского государства, в начале августа 1918 года мятеж­ники чехословацкого корпуса и белогвардейцы захватили Казань и путь для вывоза хлеба в Москву был перерезан.

Продкомиссар Шлихтер вызвал меня к себе в вагон и, объяснив соз­давшееся положение, указал, что моему отряду надлежит немедленно направиться в сторону Казани, чтобы принять участие в боях с бело­
гвардейцами, а он попытается доставить хлеб по другим дорогам, воз­можно, севернее — по реке Каме.

В тот же день мой отряд был отправлен по железной дороге из рай­она Вятские Поляны к Казани. По дороге на одной из станций я встре­тил отступившие из Казани подразделения Вациетиса. Они дали моему отряду часть вооружения и одну пушку на платформе, которую прицепили к моему эшелону, хотя артиллеристов в отряде не было. Мы продвигались по железной дороге до тех пор, пока паровоз не наткнулся на разобранный участок пути и не сошел с рельсов. Это произошло на последнем перегоне перед Казанью. Отряд высадился. Обстановка была совершенно неясной. Карт не было. Ориентироваться пришлось по железнодорожной линии и сведениям, полученным от местных жителей. Но инициативные командиры и бойцы с прекрасными боевыми качест­вами, которыми в то время отличались добровольческие отряды Красной Армии, быстро освоились с новыми условиями боевой ситуации и отбили патрули противника. Вскоре стали прибывать новые отряды Красной Армии, и восточнее Казани на левом берегу Волги создалась значитель­ная группировка сил.

Одним из первых прибыл к Казани сформированный в городе Вятке отряд во главе с Азинем. Этот отряд был величиной с батальон и имел хорошо подготовленный командный состав. Дисциплина и высокие боевые качества резко выделяли его среди других отрядов. Отряд Азиня занял позиции фронта в самом важном направлении, контролируя магистраль­ную грунтовую дорогу, которая вела из Казани на восток. Мой отряд занял позицию левее — против водокачки. Создалась необходимость объединить все группировки левого берега под единым командованием. Командование поручили Азиню, который уже с первых дней появления на фронте благодаря своим исключительным боевым качествам показал себя командиром, способным поддержать в красноармейцах высокий революционный и боевой дух.

Я посетил Азиня на первый или на второй день после его прибытия под Казань, чтобы познакомиться с ним и согласовать боевые задания. Он находился на западной окраине деревни, где расположился его штаб. Западнее на холмах занимал позиции его отряд. В штабе наблюдалось большое оживление. Азинь, находясь во дворе усадьбы, отдавал раз­ные распоряжения. Чувствовалась живая, деятельная обстановка.

Мы договорились, что Азинь скоро прибудет ко мне в отряд. Я не успел еще выехать из расположения отряда Азиня, как внезапно нача­лась атака нескольких бронемашин белых, выдвинувшихся по дороге из Казани. Завязался тяжелый бой. Для отряда Азиня это было неожидан­ностью и первым боевым крещением. Бронебойных средств в отряде не было. Азинь был в сильном возбуждении, и напряжение его нервной системы в этом бою было, видимо, так велико, что после отражения атаки (атака была отбита огнем артиллерии прямой наводкой) он в пол­ном изнеможении уселся на обочине дороги. Подъехавший ординарец посадил его на лошадь и увез в штаб.

В районе расположения моего отряда Азинь побывал несколько раз. Его внимание привлекла башня водокачки, против которой занимал по­
зиции мой отряд. Водокачка была сильным опорным пунктом противника с оборудованными блиндажами и проволочными заграждениями, с на­блюдательным пунктом на башне, откуда противник мог хорошо наблю­дать за нашими позициями. Во время атак на этот опорный пункт отряд нес тяжелые потери, особенно в командном составе. В одной из этих атак был убит командир взвода — латыш (фамилии я не помню). Во время атаки этот еще совсем молодой командир лежал в цепи в трех-четырех шагах левее меня. Как только он немного приподнялся, чтобы отдать команду взводу, его ранило в голову. С наступлением сумерек бойцы отряда разыскали на поле боя его труп и похоронили.

9 сентября мы начали новую атаку этого опорного пункта, но под сильным оружейным и пулеметным огнем пришлось залечь у проволоч­ного заграждения противника и ждать наступления темноты. Только ночной атакой удалось наконец занять высоту с водокачкой и с рассве­том беспрепятственно продолжать продвижение на Казань.

В это же время отряд Азиня с востока прорвал фронт противника и быстрым переходом на рассвете достиг Казани, где мы встретились. После разгрома белых в Казани все отряды были направлены по желез­ной дороге Казань — Екатеринбург на восток, где началось формирова­ние 2-й сводной дивизии под командованием Азиня.

Мой отряд соединился с 1-м Полтавским полком, а меня лично Азинь вскоре взял к себе для специальных поручений. Войска дивизии без про­медления перешли в наступление на Сарапул, а штаб и база дивизии расположились в вагонах на станции Агрыз. С этого времени я мог на­блюдать за жизнью и деятельностью Азиня как в штабе, так и во многих боях.

Командир дивизии Азинь был одним из тех замечательных команди­ров Красной Армии, которые, обладая высокими политико-моральными качествами, сочетали в себе силу воли и личный героизм.

Азинь был высококультурным человеком. Крепко сложенный, сред­него роста, с тонкими, правильными и приятными чертами лица, он в обычных условиях разговаривал спокойно и непринужденно, иногда шутил и звонко смеялся. Всегда вдумчиво выслушивал бойцов и коман­диров и, не вдаваясь в спор, коротко давал свои заключения и указания. При обнаружении неполадок он был вспыльчив. В этих случаях делал не­сколько резких, громких замечаний и, нахмурившись, уходил, но я не помню случая, чтобы виноватый был жестоко наказан. К белогвардейцам же он был беспощаден и суров.

Приходилось поражаться необычной энергии и подвижности коман­дира Азиня. Он находился в действии почти без отдыха. Еще задолго до рассвета он выезжал из штаба на фронт, иногда в сопровождении меня, начальника артиллерии Гундорина или командира кавалерийского полка Турчанинова. На фронте он бывал всюду, и большей частью среди бой­цов передовой линии. Когда к вечеру боевые действия прекращались и были отданы все нужные распоряжения, он возвращался в штаб, быстро входил в свое купе и приказывал вызвать к аппарату командира армии. Разговор со штабом армии обычно продолжался несколько часов, так
как командующий II армией Шорин любил подробно расспрашивать о всех происшествиях дня и давал также подробные указания. Азинь, хотя и усталый, всегда говорил бодро и иногда даже шутил. Так, например, когда командир армии спросил, как он использовал присланных на попол­нение мобилизованных бывших офицеров, Азинь шутя ответил: «Утопил в Каме», — и громко засмеялся. Переговоры с руководством армии кончались уже за полночь. Затем следовал скудный ужин и короткий отдых. И опять ранний выезд на фронт по бездорожью, лесам в ненастье.

Азинь часто повторял: «Сейчас нужно воевать, а не заниматься по­сторонними делами». Это означало, что необходимо проявлять большую активность в разгроме белогвардейцев. Его самым горячим желанием было наступать и беспощадно громить белогвардейские банды. С вели­чайшим вниманием относился Азинь к политико-воспитателыюй работе в дивизии. Дивизия славилась высокими боевыми качествами, сплочен­ностью и непоколебимой преданностью делу рабочих и крестьян. Приме­ром служил сам Азинь. Говорили, что туда, где появляется Азинь, при­бывает еще одна дивизия. Бойцы дивизии хорошо его знали и ценили, так как он всегда умел внушать уверенность в победе над врагом.

Вспоминаю такой случай: в дивизию прибыл первый комиссар ди­визии товарищ Кузьмин. Вначале комиссар неотлучно находился при Азине и всюду сопровождал его. По-видимому, он так понимал свои обязанности. В разговоре со мной Азинь высказался, что ему кажется странным, что комиссар все время находится при нем и не занимается партийными организациями в частях, которые очень нуждаются в его помощи. Аналогичный разговор произошел у него вскоре и с самим ко­миссаром дивизии. На следующий день комиссар дивизии уже само­стоятельно выехал в части дивизии и, видимо, нашел там достаточно полезной работы, так как впредь его в штабе видели редко. Был создан политический аппарат дивизии, в подразделениях образовались партий­ные ячейки, широко развернулась агитационная работа, даже самолет, находившийся на аэродроме у ст. Агрыз, был использован для сбрасыва­ния листовок в районе Ижевска над позициями противника.

Штаба дивизии в полном смысле этого слова фактически не было. Он состоял из нескольких человек: начальника связи, коменданта, двух писарей и меня как лица для особых поручений (адъютанта), выпол­нявшего все оперативные обязанности. При штабе находились узел связи и комендантская команда. Поэтому основную тяжесть по управ­лению частями взял на себя сам Азинь.

Еще под Казанью Азиню была выдана крупная сумма денег (около миллиона рублей). Эти деньги находились в седельной сумке его орди­нарца. При закупках у местного населения брались квитанции, кото­рые вместе с другими документами укладывались в другую кобуру седла. С прибытием в Агрыз в штаб был взят счетовод, которому Азинь поручил составить отчет на израсходованные деньги. Этот счетовод с большой тщательностью подобрал документы и составил отчет. Азинь постоянно интересовался его работой. В этом было видно его чувство от­ветственности за доверенные ему материальные ценности.

Наступление на Сарапул и взятие этого района происходили под не­посредственным руководством Азиня. Это была его первая крупная опе­рация, и он приложил много усилий для ее выполнения. Он постоянно находился среди бойцов, во многих случаях лично подбадривал их и поднимал части в атаку, так что дивизия, стремительно наступая, до­стигла реки Камы в районе города Сарапул. Для наступления на Сара­пул были использованы главные силы дивизии. Для прикрытия левого фланга на ст. Агрыз в направлении Ижевска остались только один ба­тальон 1-го сводного Полтавского полка и бронепоезд.

Белогвардейцы, засевшие в Ижевске, к тому времени значительно активизировали свою деятельность. В один из опасных моментов мне при­шлось стянуть в пункт расположения тылов дивизии всех людей и отра­жать наступление белогвардейцев на подступах к Агрызу. Стреляли с крыш вагонов и с железнодорожной насыпи. В это время прибыл Азинь. Находясь на позициях гаубичной батареи, он командовал ее огнем. Меткими нападениями снарядов батареи белогвардейские банды были рассеяны.

В.   И. Ленин придавал большое значение Ижевско-Воткинскому про­мышленному району. Основной очередной задачей дивизии было овла­деть этим районом. На Ижевском направлении происходила срочная перегруппировка дивизии. В начале ноября сосредоточение войск было закончено и можно было начать наступление. Но командир 2-й сводной дивизии Азинь очень хотел взять Ижевск 7 ноября, к первой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

Еще до рассвета 7 ноября на командном пункте южнее Ижевска уже находился командир дивизии Азинь, с ним вместе также командарм Шорин и член Реввоенсовета армии Гусев. Командный пункт распо­лагался на высоте, подвергавшейся обстрелу противника.

Дивизия должна была сильным наступательным ударом овладеть городом Ижевск и не допустить взрыва белыми плотины Ижевского озера, у которой была построена гидростанция Ижевского промышлен­ного района. Как только части дивизии перешли в наступление, бело­гвардейцы в Ижевск ударили в колокола, поднимая тревогу, и дви­нули свои силы и колонны обманутого населения с крестами и знаме­нами во встречное наступление. Наш 3-й сводный полк, который стоял на главном направлении и был хорошо вооружен (особенно пулеме­тами), уничтожил колонны противника (затем было подсчитано около 800 павших белогвардейцев), но психическая атака белых еще продол­жалась. Отряд 1-го Полтавского полка, обходивший Ижевск с востока, попав в лесистый бездорожный район, не смог своевременно перерезать железнодорожную линию Ижевск — Воткинск.

Ноябрьский день короток. Бой затянулся до сумерек, и Азиню стало ясно, что пехота сегодня не сможет достигнуть Ижевска. Тогда он при­нял решение, достойное его собственного героизма. Он помчался к бро­непоезду «За свободу», курсировавшему на железнодорожной ветке Аг­рыз — Ижевск. В предыдущих боях этот поезд неоднократно поддержи­вал дивизию. Командир дивизии Азинь взошел на паровоз бронепоезда и приказал командиру бронепоезда прорваться к станции Ижевск.

Командир бронепоезда, опасаясь за исправность железнодорожного пути, проявил нерешительность, но категорическое требование Азиня заставило его двинуть бронепоезд вперед. Когда он вместе с Азинем подъехал к станции Ижевск, было уже темно! Белогвардейцы уже начали отступле­ние, и когда они толпами подходили к станции Ижевск, к бронепоезду, и спрашивали, куда отступать, их расстреливал огонь бронепоезда. Среди белогвардейцев началась страшная паника. Ижевск был за короткое время освобожден.

Командир дивизии Азинь немедленно вернулся с бронепоезда на стан­цию Агрыз. Он быстро прошел на телеграфную станцию и велел прямым проводом связаться с Кремлем. Связь была дана без промедления, и Азинь передал телеграмму на имя В. И. Ленина с поздравлением. Со­ветской стране к первой годовщине Великой Октябрьской социалистиче­ской революции в дар был преподнесен город Ижевск. Вскоре была по­лучена ответная телеграмма В. И. Ленина освободителям Ижевска. По­лучив телеграмму, Азинь уехал на бронепоезде в Ижевск, чтобы сооб­щить войскам приветствие Ленина. Через несколько дней был занят и Воткинск и затем очищены от белых как левый, так и правый берега реки Камы. Штаб дивизии переместился в Сарапул. Морально-Политиче­ское и боевое состояние дивизии все больше укреплялось. Слава о ее сокрушительной силе распространилась далеко, даже в белогвардейском стане.

После короткой зимней передышки на Каме, во время которой 2-я сводная дивизия была реорганизована в 28-ю стрелковую дивизию, она вновь в сильные морозы и в крайне тяжелых условиях стала стреми­тельно продвигаться на Красноуфимск с конечной целью достигнуть Ека­теринбурга. Штаб дивизии переместился на Бикбардинский завод.

Командир 28-й стрелковой дивизии Азинь работал в это время с особой напряженностью, так как предстояли сильные бои за овладение Уралом, а колчаковцы уже готовили контрнаступление. В это время (март 1919 года) я должен был оставить дивизию, так как был коман­дирован в Москву на курсы усовершенствования. Азинь тепло простился со мной и при расставании взял слово, что после окончания курсов я вернусь в дивизию. Но вернуться к нему мне не удалось. Позднее я всегда интересовался боевыми подвигами 28-й стрелковой дивизии и ее командира Азиня. До сих пор меня волнуют воспоминания тех бое­вых дней моей юности, когда я был соратником Азиня.

17 февраля 1920 года на Северном Кавказе, у берегов Маныча, при разгроме остатков деникинцев Волдемар Азинь попал в плен к врагу и был им замучен.

ДОКУМЕНТЫ

№ 1

Приветственные телеграммы Объединенного Совета латышских стрелко­вых полков К Либкнехту, В. И. Ленину, П. Стучке, Ф. Розиню, Я. Рай­нису, газетам «Cina» и «Правда».

17   мая 1917 г.

Тов. К- Либкнехту

Шлем Вам, самоотверженный вождь пролетариата, свой прочувство­ванный товарищеский привет.

Мы с Вами.

Да здравствует III Интернационал!

Война войне!

Тов. Ленину

Мы приветствуем Вас как величайшего тактика пролетариата Рос­сии, подлинного вождя революционной борьбы, выразителя наших дум, и желаем видеть Вас в нашей среде.

Тт. Стучке, Розиню и Райнису

Шлем свои горячие поздравления как первым латышским революцио­нерам и основателям социал-демократии.

«Cina»

Совет депутатов латышских стрелковых полков шлет выразительнице наших мыслей и классовых интересов — «Сща» — сердечный товари­щеский привет.

«Правде»

Мы приветствуем тебя, «Правда», как центральный орган РСДРП и подлинного выразителя мыслей рабочего класса, который выше всего держит знамя социал-демократии в борьбе против шовинизма.

Честь и слава тебе!

Газ. «Cina», № 6, 19 мая 1917 г., стр. 3. Перевод с латышского.

Донесение Искосола XII Народному комиссару по военным делам об отправке 6-го латышского полка в Петроград и о вступлении командую­щего 43-м корпусом в должность временно исполняющего обязанности

командующего XII армией.

22 ноября 1917 г. Вне очереди. Срочно.

6-        й латышский полк двумя эшелонами сегодня отправлен в Петро­град. Завтра надеемся грузить 17-й Сибирский полк, послезавтра — артиллерию. Сводную роту — завтра. Командующий XII армии Новиц­кий сегодня уехал в Псков [с] главкосевом Временно [в] исполнение обязанностей командира вступил командующий 43-м корпусом генерал Гунцадзе, признавший власть Народных Комиссаров и работающий [в] согласии [с] Искосолом.

Председатель Искосола XII, комиссарм XII Нахимсон

Секретарь Искосола Тракман

ЦГВИА. ф. 94/с, on. 1, д. 17, л. 228. Телегр. бланк.

№ 3

Донесение Искосола XII Народному комиссару по военным делам

об  отправке сводной роты латышских полков в Петроград.

25 ноября 1917 г.

Сводная рота латышских полков [в] составе 5 офицеров и 248 стрел­ков отправилась 24 ноября [в] 21-м часу из Валка в Петроград. Прошу приготовить пищу и квартиры, также прислать проводника на Балтий­ский вокзал.    _1Т

Начальник сводного отряда подпоручик Петерсон

Председатель Искосола XII Нахимсон Секретарь Тракман

ЦГВИА, ф. 94/с, on. I д 17, л. 233. Телегр. бланк.

№ 4

Решение Совета 2-й латышской стрелковой бригады в связи с отправкой латышских стрелков на Южный фронт против контрреволюционных сил

генерала Каледина

18   декабря 1917 г.

Принимается следующая резолюция 41 голосом при 14 воздержав­шихся.

Мы, латышские стрелки — авангард революции, который, несмотря ни на что, всегда стоял за свободу, высоко держал красное знамя, — те­перь, в этот важный момент также считаем своим долгом бороться про­
тив контрреволюции там, где подняли свои мерзкие головы Корнилов, Каледин и компания, чтобы уничтожить завоеванную дорогой ценой сво­боду, добытую нашей кровью, пришли к заключению: несмотря на тяже­лое положение с одеждой и другим военным снаряжением, мы все же готовы по мере наших сил выполнить каждый приказ, который выше­стоящие инстанции признают необходимым для укрепления Советского правительства; вместе с тем [мы считаем необходимым] обратиться к нашим выборным органам, чтобы были предприняты энергичные меры по снабжению полков всем необходимым. В данный момент более всего не­обходимо единство, которого можно достигнуть, сплотившись вокруг сво­их выбранных организаций.

Нет места в нашей среде тем, кто вносит в наши ряды дезорганиза­цию!

Партархив ЦК KIIJ1, ф. 42, on. 1, д. 9, лл. 106 и 107. Перевод с латышского.

№ 5

Резолюция общего собрания 5-й роты 1-го Даугавгривского латышского стрелкового полка о текущем моменте.

22 декабря 1917 г.

5-      я рота 1-го Даугавгривского латышского стрелкового полка на об­щем собрании 22 декабря, рассмотрев текущий момент, приняла следую­щую резолюцию.

Ныне, когда контрреволюция угрожает нашей Советской власти и хо­чет дезорганизовать наши ряды, мы выражаем полную преданность Со­ветскому правительству и готовность в любой момент выполнить его приказ. Выносится постановление считать контрреволюционерами тех офицеров, которые самовольно оставили роту, немедленно на месте аре­стовать их и предать революционному суду.

Резолюция принята всеми голосами при одном воздержавшемся.

Газ. «Brivais Strelnieks», № 53, 28 декабря 1917 г. (10 января 1918 г.). Перевод с ла­тышского.

№ 6

Приказ Искосола XII Исколастрелу подготовить 7-й Бауский латышский стрелковый полк к отправке на фронт против контрреволюционных войск Каледина и Украинской рады.

Не ранее 6 января 1918 г.[1] Срочно.

Немедленно приготовьте [к] посадке 7-й Бауский полк[2]. Придайте ему 36 пулеметов, соответствующий запас пулеметных лент и 1 шестиору­дийную легкую батарею. Полк, согласно приказа начальника револю-

ционного штаба при Ставке, должен направиться в Могилев для даль­нейшего следования против Центрорады и Каледина. Приказ о подаче вагонов на станцию Вольмар сделан 6 января.

Управление Северного фронта Щербаков Товарищ председателя Искосола XII Дешевой

Секретарь Тракман

ЦГВИА, ф. 2152, оп. 7, д. 18, л. 217. Телегр. бланк.

№ 7

Резолюция президиума 2-й латышской стрелковой бригады о необходимости сплочения вокруг Советов.

7   января 1918 г.

Теперь, когда революция достигла высшей ступени, когда черные силы объединились против трудового народа, чтобы опять заковать в кандалы нас, столетиями задыхавшихся под гнетом рабства, теперь, когда цепи порваны и мы так близки к цели, мы должны быть и мы го­товы идти в победный бой, наперекор контрреволюции, сметая все, что стоит на пути. Мы знаем, что борьба еще не окончена, хотя заняты глав­ные позиции, которые мы должны укрепить. Жить или умереть, отсту­пить не можем. Коварно-прекрасные слова наших кровопийц не сломят нашей воли к борьбе. Они поднимают в нашем сердце только горечь. Мы верим в победу; теснее сплотимся вокруг своих Советов, которые одни могут провести в жизнь волю народа. Мы против всякого Учредитель­ного собрания, в которое входят предатели народа и душители свободы, идущие против правительства Совета Народных Комиссаров и III съезда Советов рабочих солдатских и крестьянских депутатов. Долой крово­пийц и предателей! Да здравствует Советское правительство! Да здрав­ствует классовая борьба! Да здравствует III съезд Советов рабочих, сол­датских и крестьянских депутатов.

Руководитель заседания Янсон Газ. «Brlvais Slrelnieks», № 10, 16 января 1918 г., стр. 4. Перевод с латышского.

№ 8

Телеграмма Искосола XII коменданту станции Валмиера о подаче ва­гонов для посадки 3-го латышского полка и 1-го батальона 4-го латыш­ского полка для отправки на фронт против контрреволюционных войск

Каледина.

7   января 1918 г.

Вне всякой очереди.

Эшелоны, поданные для 7-го латышского полка [в] Вольмар, на­правьте немедленно по приказанию Управсева на станцию Венден для посадки 3-го латышского полка. Из оставшихся эшелонов 40 вагонов
отправьте на станцию Лигат для посадки 1-го батальона 4-го латыш­ского полка. Обе посадки носят срочный характер, станция назначе­ния — Могилев. Об исполнении донесите Искосолу XII, Валк.

Товарищ председателя Искосола XII Дешевой

Секретарь Тракман

ЦГВИА, ф. 2152, on. 7, д. 18, л. 285. Телегр. бланк.

№ 9

Резолюция общего собрания организации СДЛ 2-го Рижского латышского стрелкового полка по вопросу о демобилизации.

Не позднее 14 января 1918 г.[3]

Собрание социал-демократической фракции 2-го латышского стрелко­вого полка, рассмотрев вопрос о демобилизации, постановляет, что каж­дому сознательному стрелку, пока продолжается демобилизация армии и пока необходимо вести борьбу с внутренней контрреволюцией, а также с возможным наступлением отдельных немецких контрреволюционных полков, необходимо оставаться на своем месте в качестве составной ча­сти Красной гвардии.

Каждый член социал-демократической фракции, который не выпол­нит это решение, не может остаться членом фракции и будет считаться выбывшим из фракции.

(Принято 113 голосами при 16 воздержавшихся.)

Газ. «Cina», № 26, 16 (3) февраля 1918 г. Перевод с латышского.

№ 10

ДЕКРЕТ

Совета Народных Комиссаров РСФСР «Социалистическое отечество в опасности», написанный В. И. Лениным в связи с нападением герман­ских империалистов на Советскую Россию.

21    февраля 1918 г.

СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ!

Чтоб спасти изнуренную, истерзанную страну от новых военных ис­пытаний, мы пошли на величайшую жертву и объявили немцам о нашем согласии подписать их условия мира. Наши парламентеры 20 (7) фев-
ра ля вечером выехали из Режицы в Двинск, и до сих пор нет ответа. Немецкое правительство, очевидно, мёдлит с ответом. Оно явно не хочет мира. Выполняя поручение капиталистов всех стран, германский мили­таризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вер­нуть земли помещикам, фабрики и заводы — банкирам-, власть — мо­нархии. Германские генералы хотят установить свой «порядок» в Петро­граде и в Киеве. Социалистическая республика Советов находится в величайшей опасности. До того момента, как поднимется и победит проле­тариат Германии, священным долгом рабочих и крестьян России явля­ется беззаветная защита республики Советов против полчищ буржуазно- империалистической Германии. Совет Народных Комиссаров постанов­ляет: 1) Все силы и средства страны целиком предоставляются на дело революционной обороны. 2) Всем Советам и революционным организа­циям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови. 3) Железнодорожные организации и связанные с ними Со­веты обязаны всеми силами воспрепятствовать врагу воспользоваться ап­паратом путей сообщения; при отступлении уничтожать пути, взрывать и сжигать железнодорожные здания; весь подвижной состав — вагоны и паровозы — немедленно направлять на восток в глубь страны. 4) Все хлебные и вообще продовольственные запасы, а равно всякое ценное имущество, которым грозит опасность попасть в руки врага, должны под­вергаться безусловному уничтожению; наблюдение за этим возлагается на местные Советы под личной ответственностью их председателей.

5)     Рабочие и крестьяне Петрограда, Киева и всех городов, местечек, сел и деревень по линии нового фронта должны мобилизовать батальоны для рытья окопов под руководством военных специалистов. 6) В эти ба­тальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуаз­ного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев; со­противляющихся — расстреливать. 7) Все издания, противодействующие делу революционной обороны и становящиеся на сторону немецкой бур­жуазии, а также стремящиеся использовать нашествие империалистиче­ских полчищ в целях свержения Советской власти, закрываются; работо­способные редакторы и сотрудники этих изданий мобилизуются для рытья окопов и других оборонительных работ. 8) Неприятельские агенты, спе­кулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, герман­ские шпионы расстреливаются на месте преступления.

Социалистическое отечество в опасности! Да здравствует социалисти­ческое отечество! Да здравствует международная социалистическая ре­волюция!

Совет Народных Комиссаров

21-го февраля 1918 года.

Петроград.

В. И. Ленин. Соч.. т. 71, стр. 13, 14.

Выписка из протокола собрания организации СДЛ 6-го Тукумского латышского стрелкового полка об отправке полка в Псков против насту­пающих немецких войск и об участии в охране помещения Совета Народных Комиссаров и ВЦИК в Петрограде.

22    февраля 1918 г.

1.    Всеми голосами при одном воздержавшемся принята следующая резолюция: «Рассмотрев современное политическое положение, социал- демократическая фракция 6-го Тукумского полка считает, что необхо­димо всеми силами держаться против наступления немецких империа­листов. Вместе с этим считаем необходимым выполнить приказ главного штаба и полку отправиться во Псков. Просим, чтобы во Псков вместе с

6-              м полком были посланы также русские товарищи».

2.    Товарищ Шнуке указал, что от нашего полка затребованы 30 чело­век для охраны общего помещения Народных Комиссаров и Централь­ного Исполнительного] Комитета. Из-за этого в основном и созвано в этот вечер собрание. В любом случае необходимо послать людей благо­надежных, и, по существу, ни один член фракции от этого отказаться не может. Но так как наша организация слишком мала, то можно по­слать также нечленов [фракции] из тех стрелков, которые в последний раз добровольно ездили в Финляндию.

О важности поста посылаемого отряда еще высказался т. Зенс. Туда же необходимо послать также два пулемета.

Единогласно принимается решение, что отряд необходимо выделить. Решено, что после закрытия собрания участники собрания — добро­вольцы записываются на указанный сторожевой пост.

Решено избрать немедленно из среды общего собрания командира отряда. Выставлены следующие кандидаты: Зенс, Эгле и Фрей. Закры­тым голосованием большинством голосов избран т. Зенс, который тот­час же должен начать запись.

Партархив ЦК КПЛ, ф. 683, on. 1, л. 10. Подлинник. Перевод с латышского.

№ 12

Приказ Народного комиссариата по военным делам РСФСР об организации Латышской стрелковой советской дивизии.

13    апреля 1918 г.

Из всех латышских стрелковых полков , вошедших в состав Советской Армии, сформировать дивизию согласно выработанных штатов под на­званием «Латышская стрелковая советская дивизия».

Начальником Латышской стрелковой советской дивизии назначается тов. Иоаким Иоакимович Вациетис. Комиссарами при Латышской стрел­ковой советской дивизии назначаются тов. Карл Андреевич Петерсон и тов. Карл сын Марии Дозит.

Народный комиссариат по военным делам: Газ. «Правда», № 73, 16 апреля 1918 г.        Подписи

Сообщение заведующего оперативным отделом Народного комиссариата по военным делам Реввоенсовету Восточного фронта о назначении И. И. Вациетиса главнокомандующим фронтом.

№ 02008                            12 июля 1918 г.,

гор. Москва                        16 час. 15 мин.

Военная. Оперативная.

Декретом Совнаркома генштаба тов. Вацетис назначен главнокоман­дующим чехословацким фронтом, тов. Данишевский назначен членом Революционного военного Совета. До приезда тов. Вациетиса командо­вание сохраняется в том виде, как оно установлено тов. Мехоношиным

Москва, 12 июля

16                                                                                                                                                                                                              час. 15 мин.      Аралов

ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д. 45, л. 7. Телегр. бланк.

№ 14

Телеграмма главнокомандующего Восточным фронтом комиссариату Латышской стрелковой советской дивизии с просьбой ускорить отправку 5-го латышского стрелкового советского полка на Восточный фронт[4].

гор. Казань                          22 июля 1918 г.

Поспешите отправить из Бологое 5-й латышский полк в Казань.

Подписали: главком Вацетис

член Реввоенсовета Данишевский наштаба Майгур

ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д. 15, л. 47. Заверенная копия телеграммы

№ 15

Отношение главнокомандующего Восточным фронтом Реввоенсовету Республики с ходатайством о направлении Латышского кавалерийского

полка на Восточный фронт.

№ 216                                22 июля 1918 г.

гор. Казань

Экстренно. Вне всякой очереди.

Немедленно нам необходимо создать 1 кавалерийский полк для дей­ствия на фронте Тетюши — Чистополь. Это необходимо сделать теперь же, немедленно. Нужна кавалерийская ячейка, крепкая и боеспособная. Такой может быть ячейка Латышского кавалерийского полка, кварти­
рующая в Павловской слободе, в 30 верстах от Москвы. Командир Ла­тышского кавалерийского полка прибыл в Казань; скупка лошадей про­изводится успешно. Конная завеса на означенном фронте крайне необ­ходима. По сформировании этого полка я 1 эскадрон отправлю обратно в Москву, недели через 3. Предлагаемая мною мера крайне необходима, и прошу приказать начальнику Латышской стрелковой дивизии немед­ленно, сегодня же, всю ячейку Латышского кавалерийского полка (имею­щихся вполне здоровых лошадей и всех кавалеристов) отправить в экст­ренном порядке в Казань. Прошу войти в мое тяжелое положение. Приходится сдерживать напор противника при помощи свежих форми­рований, среди коих приходится остановиться на более [или] менее стой­ких элементах.

Подписали: главком Вацетнс и член Реввоенсовета Данишевский ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д 15, л. 28. Заверенная копия телеграммы.

№ 16

Доклад главнокомандующего Восточным фронтом Реввоенсовету

Восточного фронта о положении на фронте с изложением плана развернутого наступления по всему фронту.

гор. Казань                   Не ранее 25 июля 1918 г.[5]

В последнее время противник на Восточном фронте достиг значитель­ного успеха как в стратегическом смысле, нанеся нам ряд поражений, так и в политическом смысле, заняв ряд пунктов, важных в политиче­ском и общественном своем значении (Екатеринбург, Симбирск и др.). Это печальное обстоятельство крайне отрицательно действует на дух наших войск и увеличивает в нашем тылу число врагов Советской власти.

Наступает критический момент, когда надо всеми средствами под­нять боевой дух наших войск и показать нашим врагам, что мы еще сильны. Правительство тоже осознало эту насущную задачу и в настоя­щее время перебрасывает с Западного фронта на наш целый ряд войско­вых частей.

Пользуясь этим обстоятельством, я решил в самое ближайшее время нанести противнику решительный удар и отбросить его с линии р. Волги на восток.

Операцию эту предлагаю произвести следующим образом:

I.    Усилив 2—3 полками I армию, дать ей пока пассивную задачу — всеми мерами сдерживать противника и не допустить его распростране­ния от Симбирска на запад, а в нужный момент перейти в лобовое на­ступление и сбросить противника в Волгу.

II.      В районе Чистополь — Тетюши сосредоточить возможно большую группу войск и, назначив особого руководителя этой группы, немед­ленно перейти в решительное наступление в общем направлении на ли­нию Самара — Бугуруслан — Бугульма, дабы этим движением прину­дить противника очистить правый берег Волги в районе Симбирска.

III.     Одновременно перейти в наступление и IV армией в общем на­правлении на Самару, дабы принудить противника очистить правый бе­рег Волги в районе Сызрани.

IV.      II армия должна согласовать свои действия с наступлением Чис­топольской группы и энергично продвигаться на Уфу, дабы не дать про­тивнику возможности перебрасывать свои резервы против наших глав­ных активных групп.

V.     III армия также не должна стоять пассивно, а, будучи усилена на своем правом фланге несколькими полками, тоже перейдет в наступление для овладения Екатеринбургом.

По данным войсковой и агентурной разведки, противник вовсе не так силен, как это кажется вследствие достигнутых им успехов.

Вся наша беда была в том, что наши армии действовали разрозненно, т. е. в то время как противник значительными силами обрушивался на одну армию, остальные стояли пассивно. Уверен, что совсем иная кар­тина будет, когда большая часть наших армий перейдет одновременно в наступление — немногочисленный и слабо вооруженный противник, теснимый почти на всем фронте, не выдержит этого натиска и поневоле принужден будет начать отступление, а это обстоятельство сразу подни­мет боевой дух наших войск, чего нам крайне важно достигнуть в данный момент.

Главком

ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д. 45, лл. 414, 415. Отпуск.

№ 17

Распоряжение главнокомандующего Восточным фронтом командующему

III     армией направить Торошинский латышский стрелковый отряд

в гор. Казань.

Л° 710                                 27 июля 1918 г.

гор. Казань

Латышский Торошинский стрелковый отряд сосредоточьте в Перми и при первой возможности пароходом отправьте в Казань для обращения его в ездящую пехоту.

Подписали главком Вацетис

член Реввоенсовета Данишевский

ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д. 15, л. 107. Заверенная копия телеграммы.

Ьв

Распоряжение главнокомандующего Восточным фронтом командиру 4-го Латышского стрелкового советского полка направить полк в гор. Казань.

№ 0935                              4 августа 1918 г.

гор. Казань.

В экстренном порядке следуйте с полком на Казань; свои батареи

берите с собой.                            „                                             „

Подписали: главком Вацетис

член Реввоенсовета Данишевский наштафронта Майгур ЦГАСА, ф, 106, on. 3, д. 15, л. 15. л. 207. Заверенная копия телеграммы.

№ 19

Донесение главнокомандующего Восточным фронтом Реввоенсовету Республики о положении на фронте и боевых действиях армий.

№ 0970                               5 августа 1918 г.

гор. Казань

I    армия успешно атакует Симбирск, II армия прорвала ж. д. Сим­бирск — Уфа на участке Нурлат — Бугульма. III армия занята перегруп­пировкой своих войск из прежнего положения завесы в нормальный бое­вой порядок для полевой войны. IV проявляет активность в направлении Симбирск. На участке Чистополь — устье р. Камы — Буинск собираются войска V армии, подкрепления из центра идут чрезвычайно медленно.

Подписали: главком Вацетис

член Реввоенсовета Данишевский наштафронта Майгур ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д. 15, л. 224. Заверенная копия телеграммы.

№ 20

Телеграмма главнокомандующего Восточным фронтом Реввоенсовету Республики о тяжелом положении на фронте с просьбой направить в гор. Казань латышские части[6].

№ 0985                              5 августа 1918 г.

гор. Казань

Флотилия противника находится верстах в 7 от Казани. Наша флоти­лия отступила к Казани, резервы не прибывают. Прошу сделать все воз­можное, чтобы железные дороги работали. Отправьте из Москвы на Казань один латышский полк и конницу латышского полка.

Подписали: главком Вацетис

члены Реввоенсовета Данишевский, Раскольников наштафронта Майгур ЦГАСА, ф. 106, on. 3 д 15, л. 232. Заверенная копия телеграммы.

Донесение главнокомандующего Восточным фронтом Реввоенсовету Республики об отражении наступления речной флотилии белочехословаков в районе гор. Казани[7].

№ 0995                               6 августа 1918 г.

гор. Казань                           02 час. 30 мин.

К Ю час. вечера удалось артиллерийским огнем заставить флотилию противника отойти от Казани вниз по течению реки. Десант против­ника, атакуемый в штыки частями 5-го латышского стрелкового совет­ского полка, был загнан на пароходы.

3-          я рота 5-го латышского полка взяла 4 пулемета. Командир 3-й роты во время атаки тяжело ранен. Флотилия противника на якоре вер­стах в 7 ниже города у деревни Нижний Услон. Причиной такого быст­рого появления флотилии противника под Казанью является бегство на­шей флотилии и оставление сухопутными артиллеристами орудий в кри­тическую минуту. Железнодорожный мост удалось отстоять. Поддержка не прибывает. От армии сведений нет.

Подписали: главком Вацетис

член Реввоенсовета Данишевский ЦГАСА, ф. 106, on. 3,-д. 15, л. 244. Заверенная копия телеграммы.

№ 22

Распоряжение главнокомандующего Восточным фронтом командиру 4-го латышского стрелкового советского полка о дислокации и боевых

задачах полка.

гор. Казань                         6 августа 1918 г.

Один батальон 4-го латышского полка должен оборонять Романов­ский мост через Волгу, другой батальон должен приспособить к обороне поезд и составить подвижной резерв для охраны участка ж. д. Романов­ский мост — Казань. Хозяйственную часть прислать в Казань. Батарея должна быть расположена для обороны моста; все должно быть выпол­нено быстро.

Подписал: главком Вацетис Скрепил: член Реввоенсовета Раскольников ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д. 15, л. 251. Заверенная копия телеграммы.

Сообщение главнокомандующего Восточным фронтом Реввоенсовету Республики о положении на фронте и боеспособности войск.

гор. Сарапул                         9 августа 1918 г.

Военная. Срочная.

Казань была занята чехословаками около полуночи на 7 августа.

7   августа бой происходил на окраинах города. Чехословаки развивают свой успех в двух направлениях: на северо-восток и на ст. Свияжск по левому берегу Волги. Необходимы весьма энергичные меры со стороны ст. Свияжск и по обоим берегам р. Волги для наступления на Казань. Необходимо немедленно вырвать из рук противника гору Верхний Ус- лон и поставить там наши батареи. Нахожу полезным при нынешней обстановке усилить I армию, дав ей задачу энергичнее атаковать Сим­бирск. Со стороны устья р. Камы и северо-востока мною организуются ударные группы на Казань под руководством командующего II армией. Штаб фронта предполагаю перенести в гор. Арзамас. Сегодня в Сара­пул прибывает Мехоношин. Бои за гор. Казань обнаружили совершен­ную небоеспособность рабочих дружин, организация каковых сущест­вовала лишь на бумаге. Рабочие не умели ни стрелять, ни наступать, даже не умели строить баррикады. К вечеру 6-го все рабочие боевые дружины рассеялись. Местные партийные товарищи, занимавшие ответ­ственные посты, приложили всю возможную[8] энергию и труд, чтобы способствовать нашей обороне города, но все их усилия тонули в хаосе неподготовленности. Войска оказались крайне недисциплинированными. Как я уже телеграфировал, вся тяжесть обороны и жертв легла на 5-й латышский стрелковый полк.

Подписал: главквосфронта Вацетис Скрепил: адъютант главкома Дилан

ЦГАСА, ф. 106, on. 3, д. 15, л. 257. Заверенная копия телеграммы.

№ 24

Донесение врид командира 3-й бригады Латышской стрелковой советской дивизии начальнику дивизии о гибели командира бригады и перемещении штаба бригады в гор. Арзамас.

Не ранее 11 августа 1918 г.[9]

Доношу, что в ночь с 11 на 12 августа с. г. в бою под Красной Гор­кой убит снарядом командующий левобережной бригадой тов. Юдин, и по преемству командования во временное исполнение обязанностей ко­мандира 3-й латышской стрелковой советской бригады вступил я.

Сего августа штаб временно вверенной мне бригады выбыл из рас­положения V армии в ставку главнокомандующего Восточным фронтом в гор. Арзамас, где по распоряжению главнокомандующего штабы 2-й и 3-й латышских стрелковых советских бригад объединены для образо­вания из них штаба фронта, причем лицам командного состава штабов поручено ведение дел по различным отделам штаба фронта, а прочие служащие и стрелки команд призваны для обслуживания[10] штаба и его отделов. Продолжение дел, касающихся 3-й латышской стрелковой со­ветской бригады, будет поручено особо назначенному лицу.

Врид комбриглат 3 Бухман Комиссар Тупин

За начальника штаба[11]

ЦГАСА, ф. 1574, on. 1, д. 39, л. 233. Подлинник.

№ 25

Резолюция протеста собрания 2-го, 3-го и 9-го латышских стрелковых советских полков и других латышских стрелковых частей в связи с покушением на В. И. Ленина.

4 сентября 1918 г.

Общим собранием 2-го, 3-го и 9-го латышских советских стрелковых полков, батальона связи, тяжелой батареи литера «Г», тяжелого диви­зиона, легкого дивизиона, мортирного дивизиона, противоаэропланной батареи, Латышского кавалерийского полка, этапной команды и продо­вольственного транспорта Латышской стрелковой совет­ской дивизии, в котором приняли участие комиссары дивизии, Исколастрел и Организационный комитет коммунистических фракций Латышской стрелковой дивизии, была единогласно принята следующая резолюция:

Социал-предатели, саботажники и жалкие трусы, которых совер­шенно ослепила ненависть к пролетарской революции, в открытой борьбе совершенно беспомощны. Они придерживаются самых низких приемов борьбы — убийства из-за угла наших вождей. Эти выродки, эти подлецы и жалкие трусы не понимают ту исключительную роль, которую в мировой социальной революции играет наш великий вождь, вождь пролетариата всего мира Владимир Ильич Ленин. Олицетворе­ние пролетарских мыслей и разума, нашего гениального вождя, това­рища Ильича, эти негодяи решили убить из-за угла Безумные! Они не понимают, что миллионы пролетариев останутся живы и призовут их к ответу.

Мы, сыны трудового народа, латышские стрелки, воспринимаем на­падение на нашего дорогого Владимира Ильича, как вызов к открытому

бою, и мы готовы к нему. Но мы ошиблись. Негодяи не могут не быть трусами. Такого рода «герои» попрятались в своих норах. С грабите­лями с большой дороги, отказавшимися от открытой борьбы, мы мо­жем только расправиться. Мы требуем беспощадной расправы с контр­революционными партиями, вдохновителями и организаторами этого на­падения.

Смерть врагам революции!

Смерть бандитам!

Да здравствует вождь мировой революции тов. Ленин!

Газ. «Krievijas Cina», № 136, 4 сентября 1918. Перевод с латышского.

№ 26

Доклад комиссара Латышской стрелковой советской дивизии К. А. Петерсона председателю ВЦИК Я. М. Свердлову о заговоре Локкарта и участии латышских стрелков в его ликвидации.

6   сентября 1918 г.

В первой половине августа месяца с. г. председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией тов. Петерс со­общил мне, что по его сведениям дипломатическая миссия союзников, англо-французов, поручила своим агентам установить связь с Латышской стрелковой советской дивизией, с целью подкупа командного состава и стрелков. Глухие слухи о попытке англо-французов подкупить команд­ный состав нашей дивизии доходили до меня уже и раньше. Совместно с тов. Петерсом мы решили, что необходимо во чтобы то ни стало сорвать маску с англо-французских империалистов и вывести их на чис­тую воду. С этой целью я, по предложению тов. Петерса, пригласил ко мандира латышского артиллерийского дивизиона тов. Берзина, которого я знал как преданного Советской власти и честного командира и предло­жил ему познакомиться с агентом английской миссии и притвориться «разочарованным большевиком», дабы заручиться доверием жаждущих подкупа стрелков англичан. Тов. Берзин охотно на это согласился. Даль­нейшее уже известно из данных, опубликованных Чрезвычайной комис­сией, но я считаю не лишним сообщить Вам некоторые интересные де­тали.

Кстати, я должен указать на неправильную передачу фактов, допу­щенную корреспондентами газет при печатании интервью с тов. Петер­сом. Там сказано, что «ВЧК прибегла к устройству фиктивного заговора, создав специальный комитет из представителей войсковых частей»... и, что на третий день англичане принесли членам этого комитета семьсот тысяч рублей... и т. д. Никакой специальный комитет не был создан. Агент английского посла Локкарта Шмидхен, познакомившись с тов. Берзином и узнав в нем «разочарованного большевика», с места в карьер потащил его прямо к своему патрону к г-ну Локкарту. Там тов. Берзина ожидали распростертые объятия г-на Локкарта. Локкарт пона-
обещал латышскому народу от своего правительства всякие блага, а на подкуп латышских стрелков — предварительно 5—6 миллионов рублей, каковая сумма впоследствии, если потребуется, может быть увеличена вдвое и втрое. Тов. Берзин, зная, что имеет дело с дипломатом «культур­нейшей» страны, решился пустить в ход «свою большевистскую «дипло­матию». Он резко обрывает Локкарта и заявляет, что латышские стрелки за деньги не продаются и что платонической любви английского прави­тельства к латышскому народу он не верит. Нам ваши деньги и ваша любовь не нужны, если я к вам явился, то только потому, что я убедился, что нам выгоднее союз с вами, нежели с большевиками. Дипломат «культурнейшей» страны г-н Локкарт сконфуженно признается, что тов. Берзин прав: действительно, английское правительство рассчитывает использовать латышей в войне против немцев, и для английского капи­тала крайне важно завоевать промышленность Латвии и иметь друже­ственную страну у Балтийского моря. Конечно, г-н Локкарт убеждает, как выгодно Латвии покровительство доброй, щедрой Англии.

Старый дипломат «культурнейшей» страны на «экзамене» позорно срезался, а тов. Берзин, первый раз в жизни соприкасавшийся с «дипло­матией», выдержал экзамен на «пятерку».

Несмотря на заявление тов. Берзина, что латышские стрелки за деньги не продаются, Локкарт всячески доказывал, что для такой опера­ции деньги необходимы, и Берзин в конце концов «соглашается». По предложению Локкарта условились, что дальнейшие сношения с Берзи­ным будет вести лейтенант английской службы Рейли, принявший клички «Рейс» и «Константин».

17    августа Рейли вручил т. Берзину 700 000 рублей и извинился, что сумма не округлена до полного миллиона. Рейли объяснил это тем, что из банков денег получить нельзя и что их агенты деньги собирают от русских богачей, которым выдаются чеки на получение задолженной суммы в Лондоне. Рейли говорил, что у него работают два специальных агента по собиранию денег.

Получив деньги, тов. Берзин сейчас [же] передал мне их. Тов. Петерс в это время отсутствовал и я деньги отвез прямо тов. Ленину, но Влади­мир Ильич посоветовал лучше передать деньги в Чрезвычайную комис­сию, что мною было и сделано. Через несколько дней Рейли вручил тов. Берзину 200 000 рублей, а 28 августа — еще 300 000 рублей. Каждый раз Рейли жаловался, что большие затруднения с собиранием денег от русских богачей, но что после поездки в Петроград он сумеет дать сразу несколько миллионов.

После получения денег тов. Берзину необходимо было показать, что он успел уже что-нибудь сделать и тов. Петерс организовал несколько латышских сотрудников ВЧК, которые переоделись в военную форму и должны были явиться на общее совещание с участием Рейли как «пред­ставители» разных латышских полков.

На 29 августа Рейли предложил тов. Берзину поехать в Петроград, «установить» связь с петроградскими белогвардейцами, причем он хвас­тался, что в Петрограде у них организация гораздо сильнее и что там легко будет справиться с большевиками. Рейли объяснил тов. Берзину
план захвата власти и заявил, что сейчас же после свержения большеви­ков будет объявлена военная диктатура. Рейли объяснил, что полномоч­ным органом объявит себя «директория» из трех лиц, причем председа­телем «директории» будет объявлен тов. Берзин, а одним из членов бу­дет сам Рейли. Покуда Рейли советовал тов. Берзину нанять на себя отдельную квартиру, а для «ведения» хозяйства навязывал ему «хоро­шенькую барышню», которая одновременно будет поддерживать постоян­ную связь между Берзином и Рейли. Квартиру тов. Берзин нанял, но от «хорошенькой барышни» разными ухищрениями ему удалось отделаться.

В газетах писали, что англичане предполагали в десятых числах сен­тября арестовать пленарное заседание ЦИК и Московского совета. Рейли говорил, что охрана этого заседания будет поручена латышским стрелкам и что нужно устроить так, чтобы та часть, которая будет нести караул, сама арестовала это заседание. Но Рейли беспокоило одно: если Ленин получит возможность выступать на этом заседании, то солдаты могут заколебаться и план может провалиться, ибо, по признанию Рейли, Ленин своей простотой и прямотой подкупает слушателей и особенно сильно действует на простых людей... Поэтому Рейли полагал, что Ленина нужно «убрать» до этого заседания.

Узнав о грозившей опасности тов. Ленину, я сейчас же поехал к нему и доложил о «дьявольских планах негодяев» и предупредил его быть осторожным. Но Владимира Ильича все эти планы английских мер­завцев только развеселили, он расхохотался и воскликнул: «Совсем как в романах!» Это было дня [за] три — четыре до выстрела Каплан...

Рейли тов. Берзину были даны следующие инструкции: 1) Найти предлог добиваться, чтобы два латышских полка к этому времени были отправлены в Вологду, где они во время «переворота» должны объявить свою солидарность с «союзниками».

2)     Разузнать, какая часть латышских стрелков стоит на ст. Митино, где, по его сведениям, латыши охраняют вагоны с золотом. Необходимо принять все меры, чтобы это золото отбить и захватить в свои руки.

3)     Как можно больше ухудшить материальное положение стрелков, чтобы недовольство стрелков против Советской власти вызвать уже на чисто «желудочной почве».

4)     Всеми мерами мешать Советской власти [в] деле доставки про довольствия в Москву, дабы на почве голода возбудить население про­тив большевиков. Одновременно заботиться, чтобы некоторый запас хлеба находился недалеко от Москвы, чтобы сейчас же после [переворота] выдавать населению усиленную порцию хлеба и этим под­купить симпатии самых широких масс населения. Затем Берзину были даны несколько мелких указаний: найти типографию, чтобы немедленно приступить к печатанию прокламаций и воззваний к населению; органи­зовать общество, объединяющее всех недовольных большевиками латы­шей и т.д. В заключение своего доклада я позволю сделать следующее примечание.

Г-н Локкарт засвидетельствовал «любовь» своего правительства к латышскому народу и «пожертвовал» латышским стрелкам «пока»

1  200 000 рублей. Г-ну Локкарту, вероятно, придется отчитываться перед
своим правительством и предъявить «оправдательный документ». Во имя справедливости я прошу не лишать Локкарта возможности «докумен­тально» доказать, что деньги действительно переданы им по «адресу», и поэтому предлагаю эту сумму распределить следующим образом.

1)     Создать фонд единовременных пособий:

а)    семьям павших во имя революции латышских стрелков;

б)    инвалидам латышских стрелков, получившим увечья в боях против контрреволюционеров всяких мастей (в том числе и против англо- французов и чехословаков). Для этого фонда отчислить от суммы полу­ченной через г-на Локкарта от английского правительства 1 100 000 рублей.

2)     50 000 рублей передать в распоряжение Исколастрела с условием, что эта сумма будет израсходована на издание агитационной литературы для латышских стрелков.

3)     40 000 рублей артиллерийскому дивизиону Латышской стрелко­вой дивизии, командиром которого состоит тов. Берзин как основной капитал для открытия лавочки и для культурно-просветительных целей.

4)      10 000 рублей выдать тов. Берзину, дабы он мог обеспечить своих родителей, оставшихся без всяких средств в г. Риге.

Комиссар Латышской стрелковой советской дивизии

К. Петерсон

Партархив ЦК КПЛ, ф. 45, on, 2, д. 160, лл. 160—167.

№ 27

Поздравительное письмо В. И. Ленина красноармейцам, участвовавшим

в освобождении Казани.

12    сентября 1918 г.

ПРИВЕТСТВИЕ КРАСНОЙ АРМИИ ПО ПОВОДУ ВЗЯТИЯ КАЗАНИ

Приветствую с восторгом блестящую победу Красных Армий.

Пусть служит она залогом, что союз рабочих и революционных кре­стьян разобьет до конца буржуазию, сломит всякое сопротивление экс­плуататоров и обеспечит победу всемирного социализма.

Да здравствует всемирная рабочая революция!

Ленин

В. И. Ленин, Соч., т. 28, стр. 74.

№ 28

Отношение командира 3-й бригады Латышской стрелковой советской дивизии начальнику дивизии о сформировании бригады в новом составе.

№ 085                                                                                                         28 сентября 1918 г.

гор. Арзамас

К формированию штабов бригады приступлено. Согласно предполо­жению главкома Вацетиса все латышские части будут постепенно объе­
динены вокруг дивизии. В данное время не представляется возможным восстановить 3-ю бригаду в составе полков, прежде входивших в нее, в силу того, что 6-й, 7-й и 8-й полки находятся в разных армиях и под­чинениях. Нет возможности сформировать также и бригаду в составе

1-           го, 6-го и 7-го полков по той же причине. К объединению этих полков в бригаду приступлено может быть лишь по сосредоточении их в одном районе или армии, что главком обещает сделать постепенно или при ус­ловии отвода в резерв. Сосредоточенными в данном районе и могущими быть соединенными в одну бригаду являются полки 5-й, 4-й и бывший Торошинский, из которых последний в свое время также был включен в состав 3-й бригады. Таким образом, общий вывод таков, что сформиро­вать в данное время можно лишь одну бригаду в составе 4-го, 5-го и бывшего Торошинского полка, причем может быть удастся включить в состав этой бригады и Латышский кавалерийский полк, причем жела­тельным представляется объединение разрозненных частей этого полка, частью находящихся здесь, на фронте, а частью — в Москве. Прошу указать, во-первых, какой из бригад принимать на себя руководство действиями полков, уже сосредоточенных в одном районе, во-вторых, ка­кой бригаде дожидаться сосредоточения остальных полков для соедине­ния в бригаду, в-третьих, точно указать, какие полки войдут в состав какой из бригад. Со своей стороны считаю нужным донести, что штаб 3-й бригады будет сформирован в кратчайший срок, посему и представ­ляется желательным для немедленного соединения латышских частей руководство действиями уже объединенных в одном районе полков [пере­дать] штабу 3-й бригады, как уже сформировавшемуся. Для успешности дальнейших работ прошу срочно ваших распоряжений.

Врид комбриглат 3 Бухман Политкомиссар Тупин Наштабриг Микит

ЦГАСА, ф. 1574, on. 1, д. 39, лл. 262—265. Телегр. лента.

№ 29

Отношение начальника Латышской стрелковой советской дивизии командующему V армией с ходатайством об отводе 1-го и 6-го латыш­ских стрелковых советских полков в резерв в связи с большими поте­рями в личном составе.

№ 0626                                                                                                        14 октября 1918 г.

гор. Москва

Ряд полученных мною за последнее время донесений устанавливают критическое положение 1-го и 6-го латышских стрелковых советских пол­ков, входящих в состав V армии.

1-      й латышский стрелковый советский полк находится в непрерывных боях и походах более 7 недель и потерял около */з своего состава. Мало­численность боевого состава вынуждает нести сторожевую службу бес­сменно, находясь по несколько суток подряд под открытым небом в ка­раулах и в цепи. Санитарное состояние крайне неудовлетворительное —
происходят частые заболевания, могущие принять характер эпидемиче­ский.

Положение 6-го латышского стрелкового советского полка аналогич­ное с 1-м полком.

Основываясь на вышеизложенном, прошу Вашего распоряжения в случае, если обстановка позволяет, отвести 1-й и 6-й латышские стрел­ковые советские полки в резерв.

Начальник дивизии Правительственный комиссар Начальник штаба

ЦГАСА, ф. 1574, on I, д. 39, л. 303. Отпуск.

№ 30

Резолюция общего собрания запасного эскадрона Латышского кавалерийского полка о готовности отправиться на фронт.

15 октября 1918 г.

Резолюция (принята единогласно):

Ввиду того, что в настоящее время обнимает нас наружная контрре­волюция со всех сторон все тверже и тверже своими жадными лапами, желая погубить нашу молодую Советскую республику, мы считаем себя здесь, в глубоком тылу, не на страже революции, а равно потому просим ходатайствовать перед соответствующими и надлежащими властями о скорейшем отправлении нас на фронт, чтобы, присоединясь к полку, со­вместными силами оказывать наитвердейшее сопротивление врагам ре­волюции. Мы верим окончательной победе.

Да здравствует победа над контрреволюцией!

Да здравствует Советская Россия!

ЦГАСА, ф. 1574, on. 1, д. 39, л. 327. Заверенная копия.

№ 31

Приказ Реввоенсовета Республики о подчинении Латышской стрелковой советской дивизии главнокомандующему всеми вооруженными силами

Республики[12].

№116                                                                                                            19 октября 1918 г.

гор. Москва

Латышскую стрелковую дивизию подчинить непосредственно главно­командующему всеми вооруженными силами Республики.

Главнокомандующий всеми вооруженными силами Респуб­лики Вацетис

Члены Реввоенсовета Республики Данишевский, Смирнов

Врид начальника штаба Раттэль

ЦГАСА, ф. 1574, on. 1, д. 519, л. 25. Копия.