АКАДЕМИЯ НАУК ЛАТВИЙСКОЙ ССР ИНСТИТУТ ИСТОРИИ

ЛАТЫШСКИЕ СТРЕЛКИ В БОРЬБЕ ЗА СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ В 1917 — 1920 ГОДАХ

ВОСПОМИНАНИЯ И ДОКУМЕНТЫ

                                                                                                                    ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК ЛАТВИЙСКОЙ ССР РИГА 1962

Доктор исторических наук Я. П. К р а с т ы н ь, кандидат исторических наук А. И. Спресли

ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР доктор исторических наук Я. П. Крастынь

ВВЕДЕНИЕ

В 1962 году минуло 22 года со дня установления Советской власти в Латвии. Долгой и упорной была борьба латышского народа за Совет­скую власть, за свободу и независимость. Особенного обострения до­стигала она в период революции 1905 года и во время Великой Октябрь­ской социалистической революции, а также в годы гражданской войны и иностранной интервенции. В 1917 и 1919 гг. пролетариат Латвии до­бился лишь кратковременной победы: социалистическую революцию в Латвии подавили иностранные интервенты, опиравшиеся на местных контрреволюционеров. Однако борьба продолжалась, и в 1940 году ла­тышский трудовой народ с помощью братского русского народа навсегда установил Советскую власть в Латвии, войдя в семью братских социали­стических республик.

Из отсталой, преимущественно аграрной страны Латвия после уста­новления Советской власти превратилась в независимую, развитую индустриальную республику. За 22 года своего существования Лат­вийская ССР всесторонне развила свои производительные силы, обеспе­чив бурный расцвет всего народного хозяйства.

Незабываемые страницы в историю нашего народа вписали латыш­ские стрелки своей героической борьбой за Советскую власть во время Великой Октябрьской социалистической революции и на фронтах граж­данской войны. Учитывая большой интерес советских читателей к герои­ческому прошлому латышских стрелков, работники Института истории Академии наук Латвийской ССР решили собрать материалы и в бли­жайшие годы написать историю латышских стрелков, в которой будет прослежен боевой путь латышских стрелков, пройденный ими с октябрь­ских дней до конца 1920 года вместе с другими частями Красной Армии.

Часть собранного материала публикуется в настоящем сборнике. В нем помещены в основном воспоминания стрелков и их коман­диров, а также архивные документы. В 1960 году сборник был издан на латышском языке В издании на русском языке сборник дополнен не­которыми новыми интересными воспоминаниями, как очерк Т. Я- Драу- диня о солдатской газете «Бривайс стрелниекс», Ю. Я- Балодиса об Ор- ловско-Кромском генеральном сражении, статья Я- П. Крастыня и др., а также новыми документальными материалами.

Период гражданской войны и иностранной интервенции является одним из самых трудных в истории Советской России. В начале 1918 года войска империалистической Германии оккупировали всю Прибал­
тику, Белоруссию, Украину. Они подавили на захваченной терр«то>ин Советскую власть, которая в конце 1917 года установилась ~акле в Видземе и Латгалии. На Украине под покровительством ье? _ев ' - а- зовалось буржуазное правительство во главе с гетманом Скор - В Донской области и на Северном Кавказе генерал Алексеев  :л

советские войска до Волги и Каспийского моря, а на севере — в А. гельске и Мурманске — высадили свои десанты империалисте А и США. На Урале и в Оренбургской области действовал генерал Д - - с казачьими белогвардейскими бандами, а в Поволжье — в Сам обосновалось правительство меньшевиков и эсеров. Летом борьбу против Советской России начали обманутые контрреволю:;. - -. * пропагандой чехословацкие военнопленные, которые заняли ряд ropoi:*» в том числе Казань Положение на чехословацком фронте в то стало угрожающим. Владивосток был в руках японцев. Молодая С< ве­ская Россия оказалась в тисках иностранных интервентов и мест-:»! контрреволюционеров

Внутреннее положение Советского государства было чрезвычайно тя­желым. Ухудшилось снабжение населения продовольствием. Немеих; с войска, иностранные интервенты и контрреволюционные банды бело­гвардейцев захватили самые богатые окраины Советской России, кото­рые ранее снабжали промышленные центры хлебом, мясом, топлн о? нефтью и сырьем. Сибирская железная дорога, по которой из хлебо: ных районов подвозили продукты, г из других мест —- сырье, на врвы­сказалась парализованной, так как в среднем Поволжье шли воен- действия. В то же время не сломленные еще силы контрреволюции поддержке иностранных империалистов организовывали против Соз^ ского правительства заговоры, мятежи, восстания, диверсии, саботаж т. д. В июле 1918 года в Москве вспыхнул мятеж левых эсеров. Пос.- подавления левоэсеровского мятежа в стране начались контрреволюци­онные восстания мятежи белогвардейцев и кулаков.

Молодая Советская республика героически сражалась против на­ступавшей контрреволюции, но в начале 1918 года у нее еще не было регулярной армии, так как царская армия распалась, а новая, революци­онная, еще не была создана. Красная Армия организовалась в ходе самой борьбы и выросла в мощную боевую силу. Еще в 1918 году она разгромила белогвардейский корпус чехословаков, отбила Казань, про­гнала самарское меньшевистское «правительство», подавила контррево­люционные мятежи. В этих сражениях важнейшую роль сыграли латык. ские стрелки, которые представляли собой дисциплинированную, созна­тельную революционную боевую силу.

Однако контрреволюция еще не считала себя побежденной и продо. жала борьбу. Осенью 1918 года ожесточенные бои разгорелись на Юж­ном фронте — в районе Поворино — Алексиково, где латышские стрелк< вместе с другими частями Красной Армии героически сражались протиз белогвардейских банд.

В конце 1918 года Латышскую стрелковую дивизию перебросили Западный фронт для освобождения родной земли от ига немецк-и

оккупантов и местной буржуазии. Ноябрьская революция в Германии положительно повлияла на развернувшееся революционное движение з Латвии. Латышские стрелки вместе с трудящимися Латвии прогнали не­мецких оккупантов. В руках у немцев остались лишь Лиепая и приле­гающие к ней сельские районы.

Однако власть Советов в Латвии вскоре вновь оказалась под угро­зой — иностранные империалисты с трех сторон начали военный поход против разоренной войной Латвии.

В конце мая 1919 года латышские стрелки после ожесточенных боев оставили Видземе и Курземе и отступили в Латгалию.

В первых числах марта 1919 года начался первый объединенный по­ход Антанты против Советской республики. Из Сибири в глубь страны двинулся финансируемый интервентами Антанты адмирал Колчак с бе­логвардейскими бандами, но в Самарской губернии, близ Бугуруслана. Красная Армия нанесла им тяжелое поражение. Остатки белогвардей­ских банд бежали за Урал.

Осенью 1919 года во время второго похода Антанты Со­ветская Россия переживала самые критические дни. Вооруженная империалистами армия Деникина в октябре взяла Орел и намере­валась двинуться на Москву. По указанию В. И. Ленина для борьбы против Деникина на Южный фронт'были посланы самые бое­способные части Красной Армии. Против Деникина была направлена также Латышская стрелковая дивизия, которая в боях под Орлом впи­сала одну из самых выдающихся страниц в историю борьбы за Совет­скую власть. Потерпевшая поражение под Орлом армия Деникина была отброшена и разгромлена.

В 1920 году империалисты Антанты начали третий военный поход против Советской России. С запада на Российскую Советскую респуб­лику двинулись белогвардейские легионы Польши, а с юга, с Крым­ского полуострова, — белогвардейская армия ставленника иностранных империалистов генерала Врангеля рвалась на Донбасс и Кубань, чтобы затем двинуться дальше в центр России. Героическая Красная Армия разгромила и эти походы белых армий. В боях против белогвардейской армии генерала Врангеля в первых рядах Красной Армии отважно сра­жались также латышские стрелки.

Публикуемые в сборнике воспоминания и документы относятся глав­ным образом к периоду гражданской войны и иностранной интервенции. В книге помещены воспоминания бывших латышских стрелков, их ко­мандиров и др. Многие воспоминания — Я- П. Калныня, А. П. Жилин- ского, Я- А. Истенайса, В. Ю. Павара, Я. М. Малера, Э. А. Улмиса, Я. Е. Штейна, Я. С. Адамсона, П. Я- Плаудиса, Ф. Я- Крусткална, К- М. Киртовского, Г. А. Матсона и др. — публикуются впервые. В сбор­ник включено также несколько биографических очерков, посвященных выдающимся командирам стрелков.

Для того чтобы полнее отразить события главных сражений, соста­вители поместили в сборнике также отдельные воспоминания и статьи из книг по истории стрелков, выпущенных ранее в Москве издательством
«Прометей»^[1]. В I разделе сборника из воспоминаний, опублико­ванных в изданных «Прометеем» книгах, помещены статьи И. И. Вацие­тиса «Мятеж левых эсеров в июле 1918 года» и «Бои под Казанью», К- Я- Иокума — «Латышские стрелки в боях на Восточном (Чехосло­вацком) фронте», Р. П. Баузе — 3-й Курземский латышский стрелко­вый полк в боях с Калединым» и А. В. Кронькална — «Бой под Арас­ланово»; во II разделе — статья К. Л. Заула «1-я батарея в боях за Советскую Латвию», а в III — В. М. Примакова — «Сражение под Орлом». В I разделе помещена также публиковавшаяся уже статья И. М. Варейкиса «Убийство Муравьева»^[2].

В сборнике помещено 110 документов о боях латышских стрелков. Большинство из документов публикуется впервые, только немногие из них взяты из различных изданий. В сборнике использованы документы, хранящиеся в Центральном государственном архиве Советской Армии, в партийном архиве Центрального Комитета КПЛ, Центральном государ­ственном архиве Латвийской ССР и Государственном музее революции Латвийской ССР. Документы знакомят читателя с приказами главно­командующих Восточного, Западного и Южного фронтов и донесениями Революционному военному Совету Республики о положении на фронтах, с распоряжениями первого верховного главнокомандующего всеми во­оруженными силами Республики И. И. Вациетиса, приказами и донесе­ниями начальника штаба, командиров бригад и полков Латышской стрелковой советской дивизии, описаниями подвигов латышских стрелков, решениями собраний и конференций, отражающих деятельность партий­ных организаций Латышской дивизии, дружбу латышских стрелков с воинами других национальностей.

В сборник вошли в основном воспоминания и документы о событиях, связанных с Латышской стрелковой советской дивизией. О красноармей- цах-латышах, которые не сражались в полках латышских стрелков, вос­поминаний и документов в сборнике почти нет — приводятся лишь краткие биографические очерки об отдельных выдающихся командирах и комиссарах-латышах из других частей Красной Армии.

Не всегда опубликованные в сборнике воспоминания об одних и тех же боевых событиях идентичны, не все события оценены в них до­статочно правильно, все же они дополняют друг друга и являются цен­ным материалом для исследования истории стрелков.

Материал сборника распределен по 4 разделам:

I    раздел —■ борьба латышских стрелков во время Октябрьской рево­люции и в начале гражданской войны (1917 -1918);

II     раздел — латышские стрелки в боях за Советскую Латвию (1918—1919);

III      раздел — борьба латышских стрелков на Западном и Южном фронтах (1919—1920);

IV    раздел — оценка борьбы латышских стрелков и описание их подвигов.

В начале каждого раздела помещаются воспоминания, которые сгруппированы в той последовательности, в какой развивались события, а затем — документы — тоже в хронологическом порядке.

В I разделе помещены воспоминания о боях латышских стрелков в период Октябрьской революции, об участии в охране Кремля, подавле­нии левоэсеровского мятежа, о борьбе стрелков против Каледина и чехословацких белогвардейцев, о боях в районе Поворино — Алексиково и других местах.

В статье И. И. Вациетиса о левоэсеровском мятеже ярко отражен ход боев во время ликвидации этого мятежа.

В статье К Я. Иокума о латышских стрелках на Восточном фронте и в статье И. И. Вациетиса о сражениях под Казанью рассказано о боях Красной Армии против белочехов, в которых латышские стрелки проявили выдающийся героизм и отвагу. За проявленную храбрость при защите Казани Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет награ­дил 5-й латышский стрелковой полк Почетным красным знаменем. Это было первое Почетное красное знамя, которым Советское прави­тельство наградило воинскую часть Красной Армии. ВЦИК, чествуя стрелков, павших в боях за Казань, назвал одну из ближних к Казани станций именем погибшего командира 3-й латышской стрелковой бригады, бывшего учителя из Цесисского уезда Я- А. Юдина.

А.  П. Жилинский рассказывает о переезде Советского правительства иод охраной латышских стрелков из Петрограда в Москву. Я; Е. Штейн — о боях 3-й латышской стрелковой бригады. Я. С. Адамсон — о сражениях стрелков в районе Поворино — Алексиково; в воспомина­ниях В. Ю. Павара рассказывается о боевом пути 5-го особого латыш­ского полка. Т. Я. Драудинь пишет о солдатской газете «Бривайс стрел­ниекс» («Свободный стрелок»)

Помещенные в разделе документы дополняют воспоминания латыш­ских стрелков о сражениях 1918 года. Большая часть из них — это доне­сения главнокомандующего Восточного фронта И. И. Вациетиса Рево­люционному военному Совету Республики о положении на фронте летом 1918 года, его телеграммы с просьбой прислать боевые соединения латышских стрелков на Восточный фронт для борьбы с чехо­словаками. Революционный военный Совет, а также главнокомандую­щий И. И. Вациетис концентрировали все внимание на освобождении города Казани и на разгроме чехословацкого корпуса. В I разделе по­мещено также несколько документов о борьбе латышских стрелков в

1918   году на Южном фронте, об отправке стрелков на различные фронты гражданской войны, а также ряд партийных документов.

В 1918 году латышские стрелки вместе с другими красноармейскими частями активно сражались против сил контрреволюции во многих райо­нах и городах России (Торошино, Рыбинск, Вологда, Ярославль, Казань, Симбирск, Самара, Саратов, Поворино, Ростов и многие другие места). Латышские стрелки охраняли Смольный и Кремль, вместе с другими

боевыми соединениями Красной Армии подавляли левоэсеровский мятеж в Москве, а также восстания кулаков и белогвардейцев в других местах (см. схему 1).

Враги революции — местные контрреволюционеры и иностранные империалисты — делали все, чтобы уничтожить Советскую власть в России: они создали белогвардейскую армию, организовывали дивер­сии, контрреволюционные мятежи, заговоры. Так, в августе 1918 года уполномоченный английского правительства в Москве Локкарт вместе с другими иностранными «послами» пытался организовать белогвардей­ский путч; заговорщики хотели убить В. И. Ленина, арестовать членов ВЦИК и свергнуть Советскую власть. Этот заговор помогли раскрыть латышские стрелки, которых Локкарт немеревался подкупить: так, ко­мандиру 1-го дивизиона легкой артиллерии латышских стрелков Э. П. Берзиню он обещал 5 миллионов рублей, если латышские стрелки вос­станут против Советской власти. Осведомив об этом Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, Берзинь сделал вид, что принимает план заговорщиков.

В сборнике помещены доклад комиссара Латышской дивизии К- А. Пе­терсона председателю ВЦИК Я- М. Свердлову о заговоре английских и французских импералистов против Советской власти и фрагменты из «Записок коменданта Московского Кремля» П. Д. Малькова — бывшего моряка-балтийца. Эти материалы разоблачают английских и француз­ских империалистов и показывают, насколько неправильно некоторые наши и зарубежные авторы, не зная фактов и не утруждая себя их про­веркой, изображают латышских стрелков и Э. П. Берзиня как соучаст­ников Локкарта и предателей Советской власти^[3]. Это совершенно не со­ответствует действительности. Полки латышских стрелков были одними из самых преданных Советской власти и боеспособных частей Красной Армии. Верность латышских стрелков Советской власти, их отвага, пройденный ими героический боевой путь в годы гражданской войны были широко известны во всей Советской России и за границей. Иност­ранные интервенты и белогвардейцы, смертельно ненавидя латышских стрелков, старались им мстить: пленные стрелки беспощадно расстрели­вались. Характерно также, что Локкарт после провала своего заговора говорил в Стокгольме лифляндскому ландмаршалу фон Стрику, что он сделает все, чтобы отомстить латышским стрелкам.

II    раздел сборника посвящен борьбе латышских стрелков за Совет­скую Латвию. Как уже отмечалось, в 1918 году всю Латвию оккупиро­вали немецкие войска. Немецкая военная оккупация принесла Латвии страшное опустошение, довела латышский народ до нищеты и голода; невиданных размеров достигла безработица. В стране установилась во­енная диктатура оккупантов. Немецкие интервенты вместе с балтий­скими баронами арестовывали и расстреливали революционных рабочих и крестьян.

Однако ни террором, ни угрозами оккупантам не удалось подавить революционное настроение масс. Латышский пролетариат и в тяжелых

условиях оккупации продолжал борьбу за свободу своей родины. После Ноябрьской революции в Германии в городах и сельских местностях Латвии снова начали создаваться Советы и революционные военные комитеты, организовывались боевые отряды рабочих, началась подго­товка к вооруженному восстанию. Революционной борьбой руководила Социал-демократия Латвии, которая в период немецкой оккупации про­должала работу в глубоком подполье. На революционные события в Латвии в большой степени оказывали влияние героическая борьба про­летариата России и международное революционное движение.

Перед лицом роста революционного движения контрреволюция торо­пилась организовать свои силы. Латышская буржуазия, поддерживае­мая иностранными империалистами, спешила образовать правительство.

17    ноября 1918 года на собрании представителей буржуазных партий был создан так называемый Народный совет, ядро которого образовали вожди кулацкого Крестьянского союза и лидеры латышских меньшеви­ков. 18 ноября было провозглашено «Латвийское государство» и сфор мировано его правительство во главе с К- Ульманисом. Так была разыг­рана комедия образования «независимой» Латвии, так империалисты Запада посадили на шею латышского народа правительство горстки буржуазных авантюристов. Народные массы не признавали и не под­держивали это созданное иностранными империалистами латышское буржуазное правительство. Во многих местах на селе безземельные кре­стьяне разгоняли созданные там учреждения правительства Ульманиса

После поражения Германии в войне и заключения перемирия госу­дарства Антанты — Франция, Англия и Америка — резко усилили во­оруженную интервенцию против Советской России. В агрессивных планах стран Антанты особое внимание уделялось Прибалтике. В север­ной части Прибалтики — Эстонии — империалисты Антанты создавали белогвардейские части, сюда доставлялось вооружение и обмундирова­ние, предназначавшееся для эстонских, русских и латышских белогвар­дейцев. В Швеции, Финляндии и Дании вербовались добровольцы, кото­рых посылали в Эстонию для борьбы с развивавшейся революцией в Прибалтике.

Большие надежды Антанта возлагала на немецкие оккупационные войска. Уже в ноябре 1918 года, заключая в Компьене перемирие с Германией, одним из пунктов договора о перемирии Антанта обязала Германию до дальнейших распоряжений оставить в оккупированных об­ластях России свои вооруженные силы. Германия охотно пошла на это, так как сама хотела укрепиться в Прибалтике и удержать ее. Чтобы до биться этого, представитель Германии в Прибалтике Винниг спешно начал формировать так называемую «железную» дивизию из немецких солдат и офицеров, которые были согласны за высокую плату воевать против большевиков. Так как в Латвии таких солдат было мало, при­шлось вербовать наемников в Германии. Винниг поспешил также орга­низовать «ландесвер» из сынков балтийских баронов, немецкой буржуа­зии, русских белогвардейцев и завербованных Ульманисом местных латышских буржуазных националистов. Местные формирования латыш­ской буржуазии создавались медленно. Так, в конце 1918 года Ульма-

нису удалось сформировать только 7 рот, из которых 4 оказались «нена­дежными»: 2 из них восстали и отказались идти в наступление против Красной Армии. Винниг мобилизовал против латышского трудового на­рода все контрреволюционные силы, начиная с балтийских баронов и кончая меньшевиками Латвии. Никогда еще так низко не опускались латышские меньшевики, как тогда — вместе с латышской буржуазией и балтийскими баронами они просили Антанту защитить их от большеви­ков. Вместе с представителями латышской буржуазии ездили они в Гер­манию и страны Антанты вымаливать помощь для борьбы с революци­онным латышским народом.

Агрессивные планы иностранных империалистов и местной контрре­волюции были расстроены непрерывно нараставшим революционным движением. Организованные отряды народной милиции и партизан на­чали борьбу против белогвардейских частей, не давали отступающим немецким оккупационным войскам грабить и увозить имущество, разго­няли созданные латышским буржуазным правительством уездные и волостные учреждения.

Учитывая рост революционного движения, Центральный Комитет Социал-демократии Латвии 4 декабря 1918 года вместе с президиумом Рижского Совета рабочих депутатов утвердил Временное Советское пра­вительство во главе с П. Я- Стучкой. 17 декабря 1918 года Советское правительство Латвии опубликовало манифест, который провозгласил переход всей власти в Латвии в руки Советов рабочих, безземельных и солдатских депутатов. Манифест призвал население Латвии взяться за оружие, прогнать немецких оккупантов и марионеточное правительство латышской буржуазии. 22 декабря 1918 года правительство Советской России признало независимость Латвии.

Рабочие и трудовое крестьянство Латвии восстали против немецких оккупантов и местного буржуазного правительства. На помощь им с фронтов гражданской войны Советской России поспешили полки латыш­ских стрелков. Латышские стрелки начали героическое наступление 25 ноября они освободили от немцев Псков. Поддержанные местным населением, латышские стрелки стремительно начали продвигаться по территории Латвии, занимая один населенный пункт за другим. Когда

18    декабря они вошли в Валку, власть там уже была в руках рабочих. 22 декабря латышские стрелки взяли Валмиеру, 23 декабря — Цесис. До этого они уже освободили Даугавпилс, Екабпилс и многие другие города. В конце декабря латышские стрелки подошли к Риге. Рижские рабочие энергично готовились к восстанию, которое началось в ночь на 3 января 1919 года. 3 января днем город уже был в руках рабочих. Риж­ским рабочим помогли латышские стрелки, которые, сломив сопротивле­ние противника у Лигатне, Сигулды и Инчукална, 3 января вошли в Ригу.

После взятия Риги быстрым было и освобождение Курземе от окку­пационного ига. В течение декабря 1918 года и января 1919 года восстав­шие рабочие Латвии вместе с латышскими стрелками освободили от оккупантов всю Латвию, за исключением портового города Лиепаи с прилегающими к нему волостями.

13 января 1919 года в Риге открылся первый съезд Советов объеди­ненной Латвии. Он избрал Центральный Исполнительный Комитет, кото­рый на своем заседании 20 января избрал правительство Советской Латвии во главе с П. Я. Стучкой. В Латвии победила Советская власть и начался период советского строительства.

Однако иностранные интервенты не унимались: они мобилизовали все силы для нового военного похода на Прибалтику, б-й немецкий ре­зервный корпус под командованием фон дер Гольца в марте 1919 года начал наступление на Ригу. В то же время армия буржуазной Эстонии, созданные интервентами в Эстонии разного рода финские и шведские белогвардейские части после подавления там Советской власти обруши­лись на Советскую Латвию со стороны Северной Видземе. После подав­ления в апреле Советской власти в Литве, Красной Армии Латвии при­шлось также сражаться на юго-востоке с крупными силами белополяков и белолитовцев, угрожавших Даугавпилсу. Советская Латвия оказалась окруженной превосходящими силами иностранных интервентов. 22 мая под их натиском и угрозой окружения латышские стрелки отступили из Риги и заняли новые позиции в Латгалии,. где продолжали борьбу про­тив белогвардейских банд. Советская власть в Латгалии просущество­вала до начала 1920 года.

Во II разделе сборника помещены воспоминания П. Я. Плаудиса, Я- С. Адамсона, К. Л. Заула, Ф. Я. Крусткална, А. Л. Кроника, Л. А. Идресала и других авторов, а также архивные документы. В этих воспоминаниях рассказывается о борьбе латышских стрелков за осво­бождение Латвии и обороне Советской Латвии от вражеского нашествия, об отступлении в Латгалию и боях на латгальском фронте.

Помещенные во II разделе сборника документы рассказывают о пе­реброске частей Латышской стрелковой дивизии с Южного и Восточ­ного фронтов гражданской войны на Западный фронт и о борьбе латыш­ских стрелков в Латвии против наемников немецких империалистов и латышской националистической буржуазии. Некоторые документы ос­вещают деятельность Реввоенсовета Латвии и партийных организаций латышских стрелковых полков. Отдельные документы II раздела явля­ются донесениями политотдела армии Советской Латвии о политических настроениях, агитационной и культурно-просветительной работе в ар­мии, а также отчетом агитпункта даугавпилсского железнодорожного узла.

В III разделе сборника рассказывается главным образом о борьбе латышских стрелков на Южном фронте гражданской войны (1919— 1920 гг.).

Осенью 1919 года начался самый тяжелый период гражданской войны. Хорошо вооруженная и оснащенная империалистами Антанты белогвардейская армия генерала Деникина в октябре заняла Орел и угрожала Москве. На Орловском направлении оперировали отборные офицерские белогвардейские дивизии. Положение было очень серьезным.

В.   И. Ленин выдвинул лозунг: «Все на борьбу с Деникиным!» В письме ЦК Коммунистической партии к партийным организациям В. И. Ленин писал: «Товарищи! Наступил один из самых критических, по всей ве-

роятности, даже самый критический момент социалистической револю­ции. Защитники эксплуататоров, помещиков и капиталистов, русские и иностранные (в первую голову английские и французские) делают отча­янную попытку восстановить власть грабителей народного труда, поме­щиков и эксплуататоров, в России, чтобы укрепить падающую их власть во всем мире... Все силы рабочих, все силы Советской республики должны быть напряжены, чтобы отразить нашествие Деникина и побе­дить его, не останавливая победного наступления Красной Армии на Урал и на Сибирь. В этом состоит ОСНОВНАЯ ЗАДАЧА МОМЕНТА»^[4].

По призыву В. И. Ленина и партии все лучшие воинские части были посланы на Южный фронт против Деникина. Латышскую стрелковую дивизию также срочно перебросили с Западного фронта на Южный, где она в боях против Деникина, а позднее — против Врангеля проявила невиданный героизм и отвагу. Для борьбы против Деникина из лучших воинских частей была создана ударная группа, ядро которой образо­вала Латышская стрелковая советская дивизия. В ударную группу во­шли также особая бригада Павлова и кавалерийская бригада под командованием Примакова, а также Эстонская дивизия. Ударную груп­пу включили в XIV армию.

Публикуемые в III разделе сборника воспоминания В. М. Примакова, П. Я- Плаудиса, Г. А. Матсона, Ю. Я- Балодиса, Я. П. Калныня и других авторов рассказывают о героической борьбе латышских и других красно­армейских частей против отборных дивизий генерала Деникина. Мате­риалы свидетельствуют о том, что особенно упорные бои шли в районе Кром—Дмитровска. Город Кромы несколько раз переходил из рук в руки, пока наконец латышские стрелки ночной атакой окончательно не выбили деникинцев из Кром. Противник, боясь окружения, поспешно оставил также город Орел. Лучшие части деникинской армии в жестоких боях были разбиты, и вскоре была разгромлена вся армия Деникина.

Борьба не была легкой — победу над Деникиным пришлось добывать в героических, кровавых сражениях. Как читаем в документе № 110,

А.   И. Егоров — командующий Южным фронтом — десять лет спустя писал: «В самый тяжелый период нашей гражданской войны в октябре

1919      года, когда самому существованию советской страны угрожала смертельная опасность и банды Деникина, заняв г. Орел, имели устрем­ление и приказ Деникина захватить Москву, латышские стрелки своим героическим натиском и беззаветной преданностью делу пролетариата сломали упорство врага и положили начало разгрому всей южной контр­революции».

После разгрома армии Деникина, освобождения Белгорода, Харь­кова и Екатеринослава латышские стрелки принимали активное участие в боях против белогвардейской армии генерала Врангеля. В августе

1920    года латышские стрелки форсировали Днепр и вместе с другими частями Красной Армии создали на берегу Днепра легендарный Кахов­ский плацдарм, который дал возможность Красной Армии совершить решающий бросок против врангелевских сил. Латышские стрелки

героически защищали Каховский плацдарм и тем самым подготовили разгром армии Врангеля в степях Северной Таврии и в Крыму.

В воспоминаниях П. Я. Плаудиса ярко показана героическая борьба латышских стрелков 5-го Земгальского полка в степях Северной Таврии Попав в окружение крупных вражеских сил, они отбивали одну атаку за другой, пока от полка не осталась лишь горсточка стрелков, кото­рые, измученные до потери сознания, были взяты в плен. В воспомина­ниях говорится о тех страданиях, которые пришлось пережить пленным стрелкам, о бесчеловечных издевательствах, насмешках, голоде и побоях.

Интересна и содержательна статья А. Д. Румянцева, рассказывающая о боевой дружбе русских и латышских воинов.

Среди помещенных в III разделе документов имеются статьи

В.   И. Ленина, призывающие на борьбу с Деникиным и Юденичем, ин формации о политическом настроении и культурно-просветительной ра­боте в частях Латышской стрелковой дивизии в 1920 году. Документ № 96 дает краткий обзор боевой деятельности Латышской советской стрелковой дивизии с 9 по 16 ноября 1920 года. Здесь приводятся инте­ресные сведения о взятии укрепленных Юшунских позиций и полном освобождении Крымского полуострова от врангелевской армии.

После разгрома армии Врангеля Латышская стрелковая советская дивизия перестала существовать как самостоятельная часть Красной Армии и ее полки влились в 52-ю дивизию Красной Армии.

В IV разделе сборника собраны поздравления и речи видных руково­дителей гражданской войны и советских работников — С. М. Буден­ного, А. И. Егорова, Я- М. Свердлова, посвященные латышским стрел­кам, в которых дается высокая оценка подвигов стрелков на фронтах гражданской войны. В этот раздел сборника включено 14 документов. Из них два — №№ 99, 100 — являются приказами командующего XIV армии о награждении орденом Красного Знамени и другими наградами командиров и бойцов Латышской стрелковой советской дивизии за вы­дающийся героизм, проявленный на Южном фронте. Здесь же помещены очерки о подвигах группы красноармейцев 3-го латышского стрелкового полка в боях в районе Каховки, о подвигах разведчиков 8-го латыш­ского стрелкового полка, а также командиров и артиллеристов дивизи­онной батареи тяжелой артиллерии.

Подвиги латышских стрелков в период гражданской войны вписали блестящую страницу в историю латышского народа. Стремясь присвоить завоеванную латышскими стрелками славу, идеологи латышской бур­жуазной эмиграции за границей взялись за фальсификацию истории стрелков, пытаясь доказать, что латышские стрелки будто бы боролись не за Советскую власть, а за буржуазную Латвию. Лживость этих ут­верждений очевидна — каждому известно, что латышские стрелки до последнего вздоха оставались преданными Октябрьской революции и Советской власти. Тысячи латышских стрелков в героической борьбе отдали свои жизни за свободу и независимость, за счастливую жизнь будущих поколений. Об этом убедительно говорят воспоминания и до­кументы настоящего сборника.

* * *

Сборник воспоминаний и документов подготовили к печати Я. П. Крас- тынь и А. И. Спреслис. Иллюстрации подобрал А. И. Спреслис, карто­схемы разработаны В. И. Савченко и выполнены С. Л. Элере. Архео­графическую обработку документов провела сотрудница Центрального государственного архива Латвийской ССР О. Я- Балтаусе в соответствии с правилами Главного архивного управления об издании документов периода гражданской войны. В данном издании часть документов и почти все воспоминания переведены с латышского языка на русский. Документы помещены в сборнике в хронологическом порядке. Большин­ство документов публикуется полностью; в случаях, если использованы только фрагменты, на это указывается в подстрочных примечаниях. Под­строчные примечания дают также необходимые пояснения по тексту документов.

В технической подготовке сборника участвовала лаборантка Инсти­тута истории Академии наук Латвийской ССР Б. Н. Куршинская.

Я. П. Крастынь

ЛАТЫШСКИЕ СТРЕЛКИ В ПЕРИОД ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И В НАЧАЛЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

(1917—1918)

бывш. стрелок 4-го латышского стрелкового полка, член партии с 1917 г.

ПОД КРАСНЫМ ЗНАМЕНЕМ СТРЕЛКОВ

Февральскую революцию наша рота встретила в Риге, притом в несколько не­обычной обстановке. Однажды рано утром нам приказали отправиться в район Болде- раи, якобы для проведения учебных стрельб.

Близ Болдераи навстречу нам вышли моряки и остановили нас. Наши офицеры около получаса разговаривали с ними. Как выяснилось позже, матросы уже знали о ре­волюции и, полагая, очевидно, что мы на­строены реакционно, воспротивились на­шему продвижению вперед. Пришлось вер­нуться назад. Через несколько часов нас выстроили и начальство объявило, что царь свергнут, а государством впредь будет управлять Дума. Объявление было очень кратким и сухим.

Вскоре в казармах появились предста­вители большевиков, которые разъяснили сложившееся положение и сказали нам, что революция передаст власть трудящимся, что надо образовать солдатские комитеты и установить связь с другими частями. Мне пришлось быть в составе делегации стрелков, которая посетила солдат 55-го Сибирского полка. Авторитет и влияние большевиков в нашей роте быстро возра­стали. Наиболее близки солдатам были большевистские лозунги о пере­даче власти трудящимся и о необходимости покончить с войной. Быстро устанавливались связи и укреплялась дружба с сибирскими стрелко­выми полками. В большевиках мы видели ту конкретную силу, которая боролась за новое, светлое будущее. Я примкнул к большевикам, вы­полнял различные их поручения. 3 июня 1917 года меня приняли в партию

Офицеры всячески старались затормозить развитие революции. Они уверяли, что, поскольку царь свергнут, революция уже добилась своего н что солдаты должны оставаться верными своему долгу до полной победы

Наш 4-й стрелковый полк перевели в центр города для несения гар­низонной службы. Мы расположились на улице Авоту.

Стоило только стрелкам услышать, что кто-либо оскорбил солдата или иным образом задел солдатские интересы, как они сразу же, не дожидаясь распоряжения, спешили на помощь. Так было при получении известия о нападении на газету «Циня» или же когда контрреволюция собиралась разоружить подразделение одного из сибирских стрелковых полков и во многих других случаях.

Затем наш полк был направлен на фронт в район Олайне.

В мае я в качестве делегата с позиций участвовал в работе съезда латышских стрелковых полков. Все принятые на съезде резолюции были внесены большевиками; решено было не выполнять приказов о наступ­лении и, чтобы покончить с войной, начать братание с немецкими сол­датами. Те, кто высказывался за продолжение войны, никакой под­держки на съезде не нашли.

Перед съездом поговаривали, что состоится парад, т. е. смотр ла­тышских стрелковых полков, на котором будет присутствовать и Керен­ский. Но, очевидно, дух майского съезда латышских стрелков лишил Керенского всякого желания встретиться с ними, и эта встреча так и не состоялась.

Буржуазное Временное правительство и главное командование по­няли, что латышские и сибирские стрелковые полки в наступление идти не желают. Выход из положения командование пыталось найти в созда­нии так наз. ударных групп, или «батальонов смерти», которые пред­усмотрено было использовать как в качестве инициаторов военных действий, так и для борьбы с революционными частями.

Из нашей части в «ударники» не пошел никто. Вспоминается один случай. Офицеры объявили, что солдаты, желающие вступить в ударные группы, должны собраться в определенном месте в лесу. Партийная ор­ганизация направила туда 15 человек, в том числе и меня, чтобы мы помешали вербовке «ударников». В указанное место мы пришли заранее Явились и организаторы вербовки — три офицера и три «ударника» с изображением черепа на рукавах. Увидев нас (больше никто из сол дат не пришел), они обрадовались, думая, что мы желаем записаться, но мы посоветовали им отправиться туда, откуда они явились. Это они и сделали без промедления.

«Смертников» стали вербовать в тыловых частях, а также среди гражданского населения и даже среди женщин

Один из отрядов «смертников» расположился по соседству с нами, якобы с целью разведать наш участок фронта. Но мы заявили им, что в подобной услуге не нуждаемся, и посоветовали убираться подальше. Наше указание они выполнили без возражений.

К нам на фронт прибывали и вербовщики в меньшевистскую партию, однако последователей у них не нашлось.

В 3-м взводе 2-й роты 4-го полка нас было 7 коммунистов — Янис Калнынь, Янис Лацис, Янис Блигзне, Плуме, я и еще два товарища, фамилий которых теперь не помню. Под руководством партийной орга­низации проводилось братание с немецкими солдатами. К сожалению,

нам очень редко приходилось встречать немецких солдат одних, без офицеров. Наши офицеры всеми силами старались помешать братанию. Они даже приказали открывать артиллерийский огонь по передовой линии, если там будет происходить братание. Для того чтобы передовая линия во время братания не подверглась обстрелу, нам пришлось по­слать на батарею своих людей.

Авторитет большевиков рос с каждым днем не только в нашей роте, но и во всем полку. Об этом свидетельствовали и выборы Рижской го­родской думы: солдаты отдали свои голоса за большевистских канди­датов.

Среди офицеров также на­чали появляться революцион ные командиры, навлекавшие на себя свирепые нападки реак­ционного офицерства. Так, на одном офицерском собрании было принято решение относи­тельно двух революционно на­строенных офицеров, в котором говорилось, что они недостойны называться офицерами. Реак­ционеры пытались лишить их офицерского звания, но это им не удалось.

Однажды вечером в августе 1917 года, когда уже начало темнеть, мы получили приказ занять огневые позиции. После этого последовала команда — открыть огонь по противнику.

Всех удивило, что никто на наши выстрелы не ответил, мы Проект нагрудного знака латышского рево даже не ПОНЯЛИ, зачем мы люционного стрелка (худ. Аболенский) стреляли, так как ничего не

было видно. После нескольких минут стрельбы нас тихо вывели из окопов и приказали построиться. Позиции мы оставили без замены. Только лишь по пути в Ригу, видя горящие склады, мы поняли: что-то происходит.

Проходя через Ригу, мы вокруг видели панику; магазины были за­крыты. Мы узнали, что немцы переправились через Даугаву у Икшкиле почти без боя. Это известие очень смутило солдат.

После неудачных попыток отогнать назад немецкие части, пере­правившиеся через Даугаву, наши войска заняли позиции вблизи стан­ции Лигатне.

Нашим соседом слева был «батальон смерти». На этот раз он имел возможность проявить свои боевые способности. «Смертники» начали на­ступление, но силы их скоро иссякли, и вперед они не про­двинулись.

На станции Лигагне до нас дошло известие о Великой Октябрьской социалистической революции. Во всех ротах состоялись собрания, на которых солдаты узнали о свержении буржуазного Временного прави­тельства. Сообщение о том, что власть перешла в руки Советов, было встречено солдатами с восторгом. По-иному эту весть восприняли неко­торые тыловые части. На станции Лигатне в вагонах размещался же­лезнодорожный строительный батальон, в распоряжении которого нахо­дилась типография. Вскоре появилась листовка, составители которой нагло заявляли, что в Петрограде власть захватила «большевистская банда» и что надо бороться за восстановление Временного правительства. Революционные стрелки ликвидировали эту типографию, а авторов лис­товки вместе с контрреволюционными офицерами отправили в Цесис для дальнейшего расследования.

Через несколько дней после Октябрьской революции состоялись рот­ные партийные собрания. Из стрелков всех латышских полков нужно было сформировать роту коммунистов для отправки в Петроград. В со­став этой роты включили и меня. Стрелки сформированной роты были очень рады, что на их долю выпала честь поехать в Петроград — центр социалистической революции.

В Валке у нас произошло столкновение с одной меньшевистской га­зетой, которая призывала нас не ехать в Петроград, говоря, что латы­шам незачем оставлять свои кости в болотах Петрограда, поскольку-де власть большевиков и их защитников будет уничтожена. Наши стрелки не поддались контрреволюционной агитации и все как один отправились в Красный Петроград, решив соблюдать строгую дисциплину и поря­док. Погоны и кокарды мы сняли.

По прибытии в Петроград рота получила распоряжение направиться прямо в штаб революции — в Смольный. Это очень обрадовало нас. Всю дорогу от поезда до Смольного мы пели революционные песни, пели так, как не пели еще никогда... Поскольку мы пели на латышском языке, петроградцы очень интересовались, кто мы, откуда и зачем прибыли в Петроград.

В Смольном нас разместили на втором этаже. Уже с первого дня началась лихорадочная работа. Часть роты заняла внутренние и внеш­ние посты охраны Смольного, а остальные стрелки днем и ночью вместе с представителями правительства и партии выполняли разного рода оперативные задания по борьбе с контрреволюцией.

Группы контрреволюционеров, состоявшие главным образом из офи­церов, мы обнаруживали в разных местах. Мы вели также успешную борьбу с попытками организовать всякого рода погромы. Контрреволю­ционеры старались вызвать беспорядки, громя винные склады.

Приходилось также разыскивать и арестовывать директоров банков, которые после национализации банков развернули саботаж. При аресте одного директора банка мы столкнулись с сопротивлением: выстрелом из револьвера с небольшого расстояния был ранен командир нашей роты Я- Петерсон.

Занимались мы и сбором оружия. Старая армия стихийно развали­валась. Солдаты ехали домой, захватив с собой винтовки и даже разоб­
ранные пулеметы. Между тем в оружии нуждались рабочие отряды, ко­торые отправлялись на фронт защищать Петроград. Мы окружали вок­залы и отбирали у уезжавших солдат оружие.

Почти ежедневно у Смольного собирались отряды вооруженных ра­бочих, которые, получив от представителей правительства задание и выслушав напутственные речи, уходили на защиту Петрограда. Видя, что нередко на фронт отправляются люди, почти не сведущие в воен­ном деле, мы попросили послать туда нас. Нам ответили от имени Ленина, что Петроград — тоже фронт; это нас успокоило.

Почти круглые сутки в Смольный для выяснения разных вопросов приходили солдаты, рабочие и крестьяне. Многие из них шли просить совета у В. И. Ленина. Я видел Владимира Ильича очень часто. Броса­юсь в глаза, что он никогда не ходил медленно, неспеша.

Несмотря на то что Владимир Ильич был очень занят и хорошо знал, что каждый солдат нашей роты, находящийся на посту, знает его лично, он всегда подходил к постовому с заранее приготовленным пропуском, показывая этим пример дисциплинированности и уважения к несущему службу. Пищу Владимиру Ильичу носили с той же самой кухни в Смольном, с которой выдавали ее и нам, солдатам.

В марте 1918 года наша рота вместе с правительством переехала в Москву (в Кремль). По пути мы охраняли правительственные поезда. В Кремле рота была реорганизована в 1-й латышский коммуни­стический батальон. Здесь мы выполняли ту же работу, что и в Смольном.

В Москве особенно вызывающе вели себя эсеры и анархисты. Од­нажды я участвовал в разоружении анархистской банды, занимавшейся грабежом и разгулом. Анархисты, занявшие какой-то особняк, заперли ворота и предупредили нас, что, если мы попробуем ломиться, они отве­тят огнем. Мы немного отошли, и один из наших стрелков подложил под ворота взрывчатку. После взрыва не осталось ничего ни от ворот, ни от стекол в окнах особняка. Видя, что шутить с ними не станут, анар­хисты один за другим стали выходить на улицу. Всего их набралось человек двести. В особняке мы нашли много оружия, большие запасы разных продуктов, много вина.

В июле 1918 года мы участвовали также в ликвидации мятежа ле­вых эсеров. Этот враг был более опасным. Эсеры пригласили нас при­нять участие в совместном с ними собрании в одной из школ за стенами Кремля. В приглашении нам предлагалось явиться без оружия, а мы без оружия почти никогда не ходили; кроме того, само это мероприятие эсеров вызывало подозрение. Выяснилось, что эсеры хотели ослабить охрану Кремля, но это им не удалось. Стрелки на эсеровское собрание не пошли, а поднятый эсерами мятеж вскоре был подавлен. После лик­видации этого мятежа я стоял однажды на посту у кабинета Владимира Ильича. Проходя мимо, Ленин дал мне «Правду» и сказал, чтобы я про­читал статью о предательстве эсеров. После обуздания анархистов и подавления мятежа эсеров в Москве стало гораздо спокойнее.

В Кремле я имел возможность прослушать доклад Ленина о между­народном и внутреннем положении. Владимир Ильич говорил без кон­спекта, ясно, понятно и очень убедительно, простым языком.

Во второй половине 1918 года наш батальон был реорганизован в 9-й латышский стрелковый полк. В Кремле нас сменил интернациональный батальон, и мы уехали на фронт.

В первом бою мы встретились с белоказаками. Из поезда мы вышли на станции Новохоперск и, перейдя через реку Хопер, двинулись в наступ­ление. Вместе с нами шли китайские добровольцы. В первый день мы заняли три населенных пункта, во второй — два. После этого нас пере­бросили на Поворинский участок фронта. Там мы атаковали станцию Алексиково и после ожесточенного боя взяли ее.

Я. А. ИСТЕНАПС,

бывш. стрелок 7-го латышского стрелкового полка

ЛАТЫШСКИЕ СТРЕЛКИ В БОРЬБЕ ЗА ПОБЕДУ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Комитет 7-го Бауского латышского стрелкового полка получил теле­фонограмму от Исполнительного комитета латышских стрелковых пол­ков (Исколастрела), в которой полку предписывалось занять город и железнодорожную станцию Валмиера, чтобы задержать движение вой­сковых частей, верных Временному правительству, с фронта в Гатчину, где находился Керенский.

Члены полкового комитета сообщили командиру полка подполков­нику Мангулу содержание телефонограммы и ждали его указаний. Ман- гул, основательно подумав, ответил: «Как до сих пор я был командиром полка, вашим старшим офицером, отцом и учителем, так и впредь я остаюсь с вами. Я признаю Советское правительство и выполню рас­поряжение Военно-революционного комитета»'. Члены полкового коми­тета просили Мангула немедленно отдать соответствующие приказы командирам батальонов и начальникам команд и частей, что и было сделано без промедления. Командиров 1-го и 2-го батальонов штабс- капитанов Фрица Биркенштейна и Эвалда, командира 7-й роты штабс- капитана Муйжелиса, отказавшихся выполнить приказы и распоряжения Военно-революционного комитета, арестовали. Арестовали и других ■35 офицеров, которые заявили, что признают только Временное прави­тельство и подчиняются приказам командира корпуса. Арестованных офицеров мы отвезли в Валмиеру и заключили в тюрьму. Там они вна­чале отказывались принимать солдатскую пишу, плевали в котелки, требовали, чтобы им готовили на офицерской кухне, и предлагали деньги, чтобы в городе им купили колбасы и белого хлеба. Вскоре, однако, гос­пода офицеры вынуждены были смириться со своим положением.

Вступив в Валмиеру через Кокмуйжу 29 октября после полудня, полк не встретил никакого сопротивления со стороны верных Времен­ному правительству воинских частей. На железнодорожную станцию Валмиера прибыл один поезд с казаками, чтобы отправиться в Гатчину в распоряжение Временного правительства. Наша 1-я рота и пулеметная команда получили задание вместе с другими ротами высадить казаков из поезда либо разоружить их, если они не согласятся вернуться на фронт. Мы предъявили казакам эти требования. Вначале казаки не хо­тели было их выполнять, но, увидев, что латышские стрелки не шутят и залегли в цепь с тремя пулеметами, подчинились, вышли из вагонов и расположились в окрестностях Валмиеры.

Нашу 1-ю роту разместили в Валмиерской учительской семинарии, в большом зале которой мы часто устраивали концерты и представления для валмиерской молодежи. Драматический кружок стрелков работал хорошо — мы декламировали, читали лекции о международном положе­нии и по другим общественным вопросам. В полковом оркестре было 45 трубачей. Жители Валмиеры постоянно посещали наши концерты. В задачу полка входило несение гарнизонной службы, поддержание об­разцового революционного порядка в городе, на железнодорожной станции и в окрестных волостях. Учитывая лояльное поведение в отно­шении Советского правительства командира полка Мангула, прапор­щика Микельсона и некоторых других офицеров, стрелки не сняли с них погоны, как со многих других офицеров, например с бывшего командира

1-      й роты, позднее 1-го батальона, штабс-капитана Фрица Биркенштейна.

Мой бывший ротный командир штабс-капитан Биркенштейн, бывший народный учитель, по партийной принадлежности был заядлым социал- демократом меньшевиком. Он часто спорил со стрелками нашей роты, которые защищали политику большевиков. Во время этих споров можно было убедиться в том, что Биркенштейн — смертельный враг большеви­ков. Как только мог, поносил он В. И. Ленина, упирая на то, что Ленин и другие большевики во время войны проехали через Германию в пломбированном вагоне и т. д. В то же самое время он превозносил Карла Каутского и других вожаков социал-демократов. В октябрьские дни его арестовали за отказ подчиниться распоряжениям Военно-рево- люционного комитета. Таким же ярым врагом большевиков был занос­чивый, высокомерный и честолюбивый командир 7-й роты штабс- капитан Муйжелис. Грубым и резким был командир 4-й роты капитан Беркис, которого стрелки терпеть не могли.

Прошло несколько дней после того, как полк вошел в Валмиеру, когда к нам явился делегат II Всероссийского съезда Советов и предста­витель ЦК СДЛ Яков Петерс. В валмиерской лютеранской церкви мы устроили митинг рабочих, крестьян и стрелков, украсили церковь зе­ленью, транспорантами, лозунгами и флагами. Собралось так много трудящихся, что яблоку упасть было негде. Я. Петерс поднялся на ка­федру и начал рассказывать о победе социалистической революции и о международном положении, о событиях в Петрограде и о ближайших за­дачах латышского народа. Когда товарищ Петерс кончил речь, все как один спели «Интернационал». Старики и старушки, вытирая слезы ра­дости, говорили: «Всю жизнь прожили, но такой горячей речи, да еще с церковной кафедры, не слыхали». Напротив, представители валмиер­ской буржуазии — домовладельцы и торговцы вместе со священни­ком Нейландом — ругались, что-де стрелки и рабочие осквернили храм божий, богохульничали и святотатствовали с красными тряпками (т. е. флагами).

16—18 декабря в Валмиере происходил II съезд Советов рабочих.

стрелковых и безземельных депутатов Латвии. Он выбрал Исколат в составе 69 человек во главе с Фрицем Розинем (Азисом). Мы, стрелки, охраняли делегатов съезда во время заседаний от возможных неожидан­ностей. Однако никаких происшествий в городе не было.

Мы стояли на страже порядка и спокойствия в городе днем и ночью. Вспоминаю тихую ночь 31 декабря 1917 года. Шагая по спокойным ули­цам города в преддверии нового, 1918 года мы думали о том, что при­несет он для Валмиеры и всего латышского народа. Оказалось, что из-за преступной политики Троцкого этот год стал годом немецкой оккупации Латвии.

9   января 1918 года стрелки нашего полка во главе с оркестром на­правились к могилам жертв карательных экспедиций 1905—1907 гг., куда на траурный митинг собрались трудящиеся Валмиеры. По пути пели революционные песни «Кто сам ходит в лохмотьях», «Солнце всходит и заходит». В конце митинга все спели «С призывом к битве на устах». На митинг собралось столько народа, сколько жители Валмиеры давно не видели.

В ночь с 18 на 19 февраля полк покинул Валмиеру и в боевой готов­ности направился по шоссе к Валке и дальше — на Псков. Приближаясь к Пскову, мы получили известие, что там на станции уже находятся немцы. Надо было прорваться сквозь немецкие посты. С этой задачей полк справился с честью.

Т. И. ДРАУДИНЬ.

член редакции

газеты «Бривайс стрелниекс»

ГАЗЕТА ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВ «БРИВАЙС СТРЕЛНИЕКС» («СВОБОДНЫЙ СТРЕЛОК»)

В 1917 ГОДУ

После свержения самодержавия, в период с февраля по октябрь 1917 года, когда партия большевиков, возглавляемая великим Лениным, неустанно вела упорную и напряженную борьбу за массы, огромное зна­чение имела большевистская печать, и в том числе большевистские сол­датские фронтовые и армейские газеты. Это и понятно: во время миро­вой войны миллионы рабочих и крестьян были призваны в армию, стали солдатами.

Солдатские газеты в руках большевиков являлись мощным идейным оружием в деле приобщения солдатских масс к революционному дви­жению пролетариата.

В 1917 году в стране издавалось огромное количество всяких газет различного политического направления, и в том числе много псевдосол- датских газет. Такими были газета военного министерства «Армия и флот Свободной России» и многочисленные газеты фронтовых, армей­ских и корпусных комитетов, выпускавшиеся исполкомами Советов сол­датских депутатов всех фронтов и армий. В числе их были и газеты Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов XII армии, его «Известия» и большая ежедневная газета «Рижский фронт». Но не вся­кая газета, называвшая себя армейской, была действительно солдатской газетой. Как правило, газеты фронтовых и армейских комитетов, боль­шая часть которых находилась до октября 1917 года в руках меньшевиков и эсеров, так же как и «Армия и флот Свободной России», являлись про­водниками политики буржуазии, генералитета и соглашательских пар тий, вели яростную травлю Ленина и большевиков и кампанию за про­должение антинародной империалистической бойни.

Подлинно солдатской газетой в первую очередь была созданная пет­роградской большевистской военной организацией «Солдатская Правда», первый номер которой вышел уже 15 апреля 1917 года. «Солдатская Правда» печаталась в большом количестве экземпляров, но его далеко не хватало для снабжения всех фронтов. К тому же военное начальство всеми мерами, вплоть до прямого запрета, препятствовало ее распро­странению. Сколько приказов, полных угроз, — вплоть до расстрела, из­давали тогда царские генералы Алексеев, Клембовский и другие, сколько
телеграмм они посылали, чтобы уберечь фронт от «большевистской заразы» и преградить доступ в армию газетам «Правда» и «Солдатская Правда». Отчасти этим было вызвано появление на фронте целого ряда местных солдатских газет. Создание этих газет обусловливалось также тем, что перед солдатами каждого фронта, каждой армии помимо обще­политических стояли и специфические местные проблемы. На всех фрон­тах, в каждой армии в 1917 году возникли фронтовые и армейские га­зеты. В XII армии, входившей в состав Северного франта и стоявшей у Риги, выходили большевистские солдатские газеты «Окопная Правда» и «Бривайс стрелниекс» («Свободный стрелок» — на латышском языке), в которых освещение полковых организационных и иных вопросов сов­мещалось с рассмотрением общеполитических проблем борьбы револю­ционного пролетариата России за мир, за землю.

Обе эти газеты издавались в Риге, сохранившей свои революционные традиции, несмотря на то что за годы мировой войны город потерял оольшую часть промышленных предприятий и большую часть своих фабричных рабочих. Несмотря на строгий надзор и контроль военных — и не только военных — властей, старая революционная Рига в 1917 году жила. Не зря генерал Рузский в конце 1916 года назвал ее революцион­ным гнездом. Сохранению революционных традиций в значительной сте­пени способствовали латышские стрелки. Восемь действующих латыш­ских стрелковых полков и один запасной для боевого пополнения, уком­плектованные в две бригады, всего — 40—50 тысяч стрелков, славив­шихся своей стойкостью, дисциплинированностью и отвагой, вместе с сибирскими стрелками охраняли от немцев Ригу и подступы к рево­люционному Петрограду.

Латышские стрелковые полки, созданные латышской буржуазией в 1915 году и усиленно опекавшиеся ею, первоначально считались надеж­ным резервом латышской националистической буржуазии. Однако в по­давляющем большинстве своем стрелки представляли латышский про­летариат: это были рабочие и безземельные крестьяне Латвии, и скоро им оказалось не по пути с латышской 'националистической бур­жуазией.

Перед Социал-демократией Латышского края, стоявшей на ленинских позициях, встала важнейшая задача завоевания стрелков на сторону про­летарской революции. После Февральской революции латышские боль­шевики развили агитационно-пропагандистскую деятельность, чтобы вы­рвать стрелков из плена националистических и мелкобуржуазных идей. Эта работа увенчалась успехом. Латышские стрелковые полки, как одно­родная организованная крупная воинская часть, были полностью завое­ваны для дела пролетарской революции. 17(30) мая 1917 года на съезде представителей всех латышских полков, после пятидневных политических дискуссий с участием представителей армии и Петроградского Совета, делегаты съезда почти единогласно приняли историческую резолюцию латышских стрелков, предложенную съезду от имени ЦК Социал-демо­кратии Латышского края Ю. Данишевским. Латышские стрелки высту­пили за мир, с отказом от поддержки Временного правительства и с тре­бованием передачи всей власти в стране Советам рабочих, солдатских и
крестьянских депутатов. С этого дня лозунгом всех латышских полков стал боевой лозунг большевиков «Вся власть Советам!»

Большевизация латышских стрелков имела большое значение для всей XII армии и оказала громадное влияние на политические настрое­ния всех полков. Резолюция 17(30) мая 1917 года означала, что латыш­ские стрелковые полки стали сознательной и организованной вооружен­ной силой большевиков, которой распоряжался ЦК Социал-демократии Латышского края. Эта «измена» латышских стрелков, как тогда писала вся буржуазная печать не только Латвии, но и Петрограда и Москвы, совершилась не сразу и не самотеком, а в результате упорной и длитель­ной работы латышских большевиков среди стрелков.

Газета «Правда» 4 июня 1917 года, сообщая об этой значительной победе Социал-демократии Латышского края, писала, что, несмотря на шовинистический угар и трудности военного времени, Социал-демокра­тия Латышского края «... может с гордостью оглянуться на свое прош­лое... А ныне она ввела в свои ряды и своих пролетариев... латышских стрелков, которые по недоразумению под влиянием буржуазной печати считались оплотом шовинистического патриотизма среди латышей».

После Февральской революции агитационно-пропагандистская ра­бота Социал-демократии Латышского края приобрела еще более целе­устремленный характер. Общеизвестно, что благодаря этому в Латвии Советы значительно раньше, чем во многих других областях России, стали на сторону большевиков^[5]. Большевизация Советов рабочих и без­земельных Латвии влияла также на политические настроения и позицию латышских стрелков.

Революционная работа среди стрелков была расширена и прочно закреплена в результате агитационно-пропагандистской работы Социал- демократии Латышского края и большевистских органов печати: «Правды», «Циня» («Борьба»), «Бривайс стрелниекс», «Окопной Правды»... Влияние большевистских газет на развитие революционного движения в армии было огромным.

Вопрос об организации и издании особой газеты латышских стрелков был поставлен уже на первом совещании представителей всех латышских полков, состоявшемся 13 марта 1917 года в городе Валмиере. На съезде представителей полков, состоявшемся в Риге с 27 по 29 марта 1917 года, вопрос об издании стрелковой газеты был одним из пунктов повестки дня. В постановлении съезда Исполкому Совета латышских полков было поручено немедленно приступить к изданию стрелковой газеты «строго демократического направления». Предложение делегата больше­вика Тилиба, чтобы газета была строго социал-демократического на­правления, съездом было отвергнуто^[6]. Большинство делегатов этого
съезда находилось еше в плен^ соглашательских иллюзий. Этим вос­пользовались латышские меньшевики. В редакции новой газеты засели меньшевики и латышские националисты: главным редактором стал М. Скуениек — впоследствии премьер-министр буржуазной Латвии, чле­нами редакции — адвокат В. Холцман, впоследствии фашист, меньше­вик Петр Биркерт, националист А. Кродер и другие.

10 апреля 1917 года вышел первый номер газеты «Бривайс стрел- ниекс». На первых порах это была меньшевистски-либеральная с нацио­налистической окраской мелкобуржуазная газета для стрелков, но не газета самих стрелков. Исколастрел находился еще в тумане соглаша­тельских иллюзий, и такой же была его газета. Мелкобуржуазная пута­ница, которая царила в газете в период засилия меньшевиков в редакции, ни в коей мере не отвечала политическим 'настроениям самих стрелков, в особенности фронтовиков. Газета обманула надежды стрелков и не могла их удовлетворить. Полковые комитеты и отдельные коллективы стрелков принимали резкие резолюции протеста против бесхребетности редакции и предательства интересов революционной демократии. Уже 13 апреля 1917 года полковой комитет Запасного полка первым вопросом повестки дня поставил вопрос о политическом направлении газеты «Бривайс стрелниекс». Комитет постановил, что газета должна иметь определенное лицо (т. е. большевистское направление), «должна быть вождем политической борьбы и воспитателем в партийном духе»^[7]. Во время подготовки к майскому съезду латышских стрелков, а также во время работы самого съезда, когда стрелки уже поняли абсолютную необходимость бороться за немедленный мир, за Советскую власть, за продолжение революции, вопрос о газете «Бривайс стрелниекс» горячо обсуждался на всех собраниях и митингах стрелков. Признав, что «Бривайс стрелниекс» окончательно еще не порвал с латышской бур­жуазией, стрелки требовали, чтобы газета полностью стала на больше­вистские позиции и отражала подлинные идеи и стремления солдатских масс.

Под этим революционным напором меньшевики и националисты М. Скуениек, П. Биркерт, А. Кродер, а впоследствии и Ф. Мендер-Золов вынуждены были выйти из состава редколлегии. На их место в редкол­легию газеты пришли большевики. Из прежних работников на техниче­ской работе остался только Я. Судрабкалн. Это не была простая смена лиц в редколлегии: газета «Бривайс стрелниекс» стала в полном смысле газетой самих стрелков, солдатской большевистской газетой.

В редакцию «Бривайс стрелниекс» пришли новые люди: И. Герман- Аусеклис, К- Озолинь-Томас и Т. Драудинь. Герман-Аусеклис был борцом за ленинские идеи в Социал-демократии Латышского края, одним из наиболее деятельных членов латышского большевистского центра и ре­дактором (совместно с Я. Берзинем-Зиемелисом) большевистского за­
граничного «Бюллетеня» в период борьбы латышских большевиков за созыв IV Брюссельского съезда^[8].

Карл Озолинь, будучи новым партийным работником, имел, однако, уже опыт газетной работы, так как после Февральской революции про­работал некоторое время в Москве, в редакции центрального органа Со­циал-демократии Латышского края «Социалдемократс». В Ригу он при­ехал как раз во время майского съезда стрелков. Я тоже не был полным новичком в газетном деле. Началась новая, большевистская полоса в работе редакции «Бривайс стрелниекс».

И. Герман-Аусеклис, перегруженный партийной работой, очень скоро совершенно отошел от работы редакции. Остались мы вдвоем с К. Озо­линем и секретарь редакции Я- Судрабкалн. На наши плечи ложилась сложная и большая работа по выпуску ежедневной большой газеты на четыре полосы. Редакция не располагала почти никаким вспомогатель­ным аппаратом, не было ни машинисток, ни машинок — все переписыва­лось от руки. Набор тоже был ручным. Само собой понятно, что не было никаких заведующих отделами, хотя газета выходила с заголовками разделов. Не было и штатных репортеров. Помимо всего прочего, вся общая информация поступала в редакцию на русском языке и необхо­димо было переводить ее на латышский язык. Так что работы у нас в редакции было по горло.

Кроме собственно редакционной работы, на нас ложились и общест­венные обязанности. Редактор солдатской газеты одновременно был и партийным работником, и агитатором-пропагандистом. Он почти еже­дневно выступал на собраниях и митингах стрелков и выезжал с до­кладами даже на передовые позиции. И всю эту работу приходилось вести в период величайшего революционного подъема, в моменты исклю­чительного накала политической борьбы. В газетной работе мы имели своими противниками квалифицированных журналистов — меньшевиков и националистов, которые в совершенстве владели искусством диспутов и политических споров. Почти ежедневно на страницах газеты нам при­ходилось вести ожесточенные бои не только с соглашателями из редак­ций латышских газет, но и с авторами пасквильных статей «Рижского фронта», бороться против таких заядлых адвокатов соглашательства, как члены ЦК меньшевиков Кучин, Дюбуа и бундовцы Хараш, Айзен- шмидт и др.

Не гнушались наши политические противники использовать против нас и такое средство борьбы, как клевета, обвиняя нас в получении не­мецких денег. Такой прием в 1917 году очень широко применялся бур­жуазной бульварной печатью. Не было недостатка и в присылаемых по почте угрозах физической расправы, причем эти письма обычно имели подписи, заимствованные из бульварных детективов: «Черная рука», «Возмездие» и пр. Особенно широко подобные приемы борьбы применя­лись нашими политическими противниками во время ожесточенной

борьбы вокруг резолюции, принятой на съезде стрелков 17(30) мая Однако «Бривайс стрелниекс» поддержали массы стрелков, а также ра­бочие и безземельные крестьяне Латвии. Почти ежедневно редакция га­зеты получала постановления полковых и ротных комитетов и собраний стрелков, сообщавших о своей поддержке большевистского направления газеты. Так, например, общее собрание стрелков 2-го батальона запас­ного полка постановило признать большевистское направление «Бривайс стрелниекс» единственно правильным и объявило всей буржуазной пе­чати во главе с газетой «Лидумс» бойкот. Для «Бривайс стрелниекс» 'ыло собрано 150 рублей.

Газета могла существовать и развиваться, только получая материаль- -ую помощь от самих стрелков. Для нее стрелки не жалели ни трудов, «и средств: они устраивали сборы или выделяли пожертвования газете »*з скудных хозяйственных денег своих команд. Стрелки поддерживали свою газету не только материально: они активно участвовали в ее дея­тельности. Из их среды вербовались десятки добровольных корреспон­дентов газеты «Бривайс стрелниекс». На сотрудничестве в «Бривайс стрелниекс» выросли и стали известны многие из латышских советских журналистов и литераторов: К. Иокум, А. Цеплис, О. Лацис, Ю. Балодис (Юлиан), Р. Апинис, К. Имун, К- Поэма, А. Муцениек, Л. Креслиня, А. Редер и многие другие.

Страницы газеты за 1917 год дают некоторое представление о массо­
вости участия самих стрелков в ее деятельности. На самом деле это учас­тие было значительно шире, так как не все, что писали стрелки, попадало в газету... Богатейший архив писем стрелков, их очерков о жизни в око­пах погиб при эвакуации Риги в августе 1917 года.

Газета была интересна не только описанием и заметками о повсе­дневной жизни стрелков, но главным образом потому, что она помогала им правильно, по-большевистски разобраться в сложнейшей политиче­ской обстановке того времени и потому, что выдвигала лозунги, отвечав­шие насущным интересам трудящихся. «Бривайс стрелниекс» простым, понятным для стрелков языком освещал с ленинских позиций все акту­альные, как тогда говорили, «вопросы текущего момента». По всем этим вопросам новая, большевистская редакция газеты проводила взгляды партии большевиков в редакционных статьях, а также в регулярно помещавшихся статьях В. И. Ленина, П. Стучки, Ю. Данишевского и других.

Свою революционную, большевистскую работу газета «Бривайс стрел­ниекс» проводила в контакте и сообща со своими русскими товарищами, с «Окопной Правдой», редакция которой одно время помещалась в том же доме по Парковой улице и на одном этаже с нашей редакцией. Редак­ционные работники «Окопной Правды» А. Васильев, Р. Ковнатор, А. Гри­горьев, Федотов, А. Дижбит и другие были частыми гостями в редакции «Бривайс стрелниекс».

Популярность газеты «Бривайс стрелниекс» росла, причем не только среди стрелков, но и среди гражданского населения Латвии. «Бривайс стрелниекс» включался и во все общегражданские кампании, проводимые Социал-демократией Латышского края: выборы в Рижскую городскую думу, в городские думы других городов Латвии, выборы в Видземский земский совет и уездные советы и т. п., поддерживал борьбу рабочих за

8-                             часовой рабочий день и другие требования, направленные на улучше­ние бытового и правового положения рабочих. Тираж газеты превысил 17 тысяч экземпляров.

Газета широко рассылалась также по почте в разные города России и устанавливала действенную связь стрелков с латышскими рабочими, эвакуированными в глубь России. Латышские рабочие из Харькова, Пскова, Нижнего Новгорода, Ярославля и других городов отчисле­ниями из своей и без того невысокой заработной платы также поддер­живали газету. Естественно, что для российской контрреволюции и латышской буржуазии ликвидация газет «Бривайс стрелниекс» и «Окоп­ная Правда» являлась делом неотложной важности. Кампания за ликви­дацию большевистских солдатских (и гражданских) газет особенно усилилась после июльских дней и разгрома редакции «Правды» в Пет­рограде. Кампанию эту возглавляло само Временное правительство. На подобные крайние шаги его со своей стороны подталкивали и высшие военные власти. Так, главнокомандующий Северным фронтом генерал Клембовский 18 июля 1917 года телеграфировал военному министру А. Керенскому, сообщая копию телеграммы командующему XII армией
и комиссару фронта^[9]: «Испрашиваю разрешение на закрытие издаю щейся в Риге газеты «Бривайс стрелниекс» («Вольный стрелок»), по направлению своему соответствующей «Окопной Правде». Главкосев Клембовский». Временное правительство очень хотело бы ликвидировать эти газеты, но еще не решалось на этот шаг. Особенно оно боялось при­ступить к ликвидации газеты «Бривайс стрелниекс», и не напрасно, так как латышские полки поочередно несли караульную службу в Риге и одновременно добровольно охраняли редакцию и типогра­фию своей газеты. Наборщики-стрелки ходили на работу воор} женными.

Когда местные контрреволюционные силы, опираясь на приказ во­енного министра Керенского, решились, наконец, закрыть «Окопную Правду» и отряд казаков 21 июля разгромил редакцию этой газеты¹, в помещение редакции «Бривайс стрелниекс» (на Парковой улице) немед­ленно явился вооруженный отряд латышских стрелков, готовый воору женной рукой защитить от казаков и «смертников» свою газету, орган Исколастрела... Военные власти побоялись осуществить свое намерение.

Налет казаков на редакцию «Окопной Правды» и закрытие газеты вызвали бурю протестов, особенно в полках 109-й дивизии и среди ла­тышских стрелков. ЦК Социал-демократии Латвии и Рижский Совет ра­бочих депутатов в опубликованном совместном заявлении также выра зили свой решительный протест. Они писали: «Закрытие газеты «Окоп­ная Правда» является ограничением завоеванной революцией свободы слова и нападением на революционную демократию. Исполнительный комитет высказывает свой решительный протест против закрытия «Окопной Правды», а также против обыска в редакции, который был произведен самым грубым образом при участии казачьих отрядов, чего не было даже при старом режиме»^[10]. Контрреволюция ничего не выга­дала от закрытия «Окопной Правды». На следующий же день солдат­ская газета XII армии снова вышла, только под новым названием. Таким образом, контрреволюции на Рижском фронте удалось конфисковать у солдатской газеты только ее заголовок, а сама газета под названием «Окопный набат» продолжала выходить, и реакции задушить ее не уда­лось.

Контрреволюция, перешедшая после июльских дней в открытое на­ступление на революционные силы страны, не отказалась от своих наме­рений задушить большевистскую, солдатскую печать. Она только выжи­дала удобный момент для нанесения нового удара. Этот удар она при­урочила к предательской сдаче главнокомандующим русской армией генералом Корниловым Риги. 21 августа (3 сентября) 1917 года Рига была сдана немцам; контрреволюция готовилась предать немцам и револю­ционный Петроград. Не зная о предательском приказе Корнилова отсту­пать, латышские стрелки в эти трагические дни истекали кровью в боях у Малой Юглы. В ночь с 20 на 21 августа, когда после двухдневного боя стало ясно, что одними силами латышских стрелков отстоять Ригу невозможно, Исколастрел решил также срочно эвакуировать редакцию газеты «Бривайс стрелниекс», чтобы на новом месте немедленно возоб­новить ее издание^[11]. Осуществить это решение было нелегко. .Меньшевист­ский Искосол не предоставил для эвакуации редакции и хозяйственного отдела ни вагонов, ни гужевого транспорта.

Наконец в ночь на 21 августа под обстрелом немецкой дальнобой­ной артиллерии стрелкам удалось где-то раздобыть старый грузовик и началась «эвакуация». Ввиду отсутствия вагонов наши запасы газет­ной бумаги пришлось оставить в Риге. Остался также весь редакцион­ный архив. В 4 часа ночи погрузка была закончена и мы двинулись от помещения Исколастрела в дорогу. Ехали с большими длительными остановками по Петроградскому шоссе через Юглу. Немцы на всем протяжении обстреливали путь отступления артиллерией. Дорога сплошь была запружена отступавшими воинскими частями: с Рижского взморья отходили артиллерия, кавалерия и пехота. Царила невероятная суматоха, давка и неурядица. Наконец мы добрались до Цесиса, где и решили остановиться. В этом небольшом городке не оказалось типогра­фии, в которой можно было бы и набрать, и отпечатать газету. Именем революции мы приступили к реквизиции типографий: в типографии Озола набрали текст, а в другой типографии — Рупайса — отпеча­тали газету. Больших трудов стоило найти необходимую бумагу. Мы вы­пустили первый (108-й порядковый) номер «Бривайс стрелниекс» и информировали армию и население о положении на фронте, внеся этим некоторое успокоение в умы людей. Появление газеты «Бривайс стрел­ниекс», изданной в Цесисе, с последними известиями с фронта и с при­зывом ЦК Социал-демократии Латвии к населению не поддаваться из­лишней панике, оставаться на своих местах было своевременным. Через связистов мы отправляли газету навстречу отступающим полкам в сто­рону Сигулды и Лигатне. П. Стучка, который в самый момент падения Ри­ги прибыл сюда из Петрограда на заседание ЦК Социал-демократии Латвии и вынужден был всю дорогу отступления из Риги до Сигулды про­делать пешком, удивился, когда ему в Сигулде подали свежий номер «Бривайс стрелниекс» с призывом ЦК к бдительности и спокойствию. П. Стучка, приехав в Цесис, сердечно похвалил нашу работу. Зато ее «не одобрило» Временное правительство, которое само было причастно к сдаче Риги. Несмотря на большую и очень нужную в тот момент ра­боту газеты по успокоению населения и организации отпора немецким захватчикам и по борьбе с дезорганизацией тыла, А. Керенский как раз во время наступления немцев отдал приказ о ее закрытии. Весть об этом приказе вызвала бурю возмущения. Даже меньшевистский Искосол под напором солдатских масс вынужден был выступить с протестом против приказа А. Керенского. В телеграмме ВЦИК к комиссару Северного фронта Искосол за подписью Г. Кучина писал: «Героические латышские стрелки только что вышли из огня боев. Они понесли тяжелые потери и, как львы, боролись за свободу России и Латвии. Закрытие органа этих героев не может быть истолковано иначе, как акт притеснения сво­
боды слова латышской демократии. Просим срочной отмены этой меры». Все латышские полки требовали отмены нелепого приказа Керенского. Орган ЦК РСДРП «Рабочий путь», выходивший вместо разгромленной в июле газеты «Правда», 30 сентября (13 октября) 1917 года резко осу­дил распоряжения Керенского о закрытии газеты «Бривайс стрелниекс», поместив на своих страницах протесты Исколастрела, Искосола и ла­тышских полков против предательских действий Временного правитель­ства и Керенского^[12].

Мы могли бы в тех условиях попросту игнорировать этот приказ, но этим сорвали бы всю рассылку почтой, которая имела строжайшее рас­поряжение не принимать к распространению газету «Бривайс стрел­ниекс». Поэтому мы на следующий же день выпустили газету под но­вым названием «Латвью стрелниекс» («Латышский стрелок»). В пер­вом номере этой газеты редакция выступила с заявлением, в котором писала: «Газета «Латвью стрелниекс» начинает свой путь в исключи­тельно тяжелых условиях, когда революционная армия отступает, а внутренняя контрреволюция активно наступает. Мы начинаем свою ра­боту как орган Исполнительного комитета латышских стрелковых пол­ков. Своей задачей мы ставим объединение всех действительно револю­ционных сил армии и рабочей демократии в борьбе против объединенных как внутренних, так и внешних контрреволюционных сил. В этой борьбе мы идем под интернациональным знаменем революции и пронесем это знамя наперекор бушующей контрреволюции и военной буре к светлой жизни. Мы всегда пойдем вместе с сознательными борцами рос­сийской революции, вместе с интернациональной армией труда... к со­циализму»^[13]. Но борьба за старое название газеты продолжалась. 19 сен­тября Исколастрел по предложению К. Петерсона постановил обра­титься с резким протестом во ВЦИК, к председателю Совета Министров, военному министру и комиссару Северного фронта с требованием вос­становить газету «Бривайс стрелниекс». Исколастрел заявил: «Если в ближайшее время не будет отменено закрытие газеты «BrTvais Strel- nieks», то Исколастрел, выполняя волю всех латышских полков, будет вынужден революционным путем возобновить издание газеты под; ста­рым названием, что не может не повлиять на авторитет центральной власти»^[14]. Окончательно этот спор был решен Октябрьским вооружен­ным восстанием и свержением контрреволюционного Временного прави­тельства во главе с Керенским.

После эвакуации из Риги в Цесис редакция выпустила всего восемь номеров газеты под названием «Бривайс стрелниекс» и «Латвью стрел­ниекс». Однако и это стоило больших усилий. Несмотря на исключи­тельные способности и хлопоты заведующего хозяйством газеты, доста­вать бумагу для газеты стало почти невозможно, тем более, что тираж газеты был по тому времени значительным. Кроме того, необходимость набирать газету в одной типографии, а потом возить набор для печата­
ния в другую типографию, находившуюся довольно далеко, вызывала массу неудобств. Чтобы создать лучшие условия и обеспечить регуляр­ный выход стрелковой газеты, Исколастрел постановил перевести изда­ние газеты «Латвью стрелниекс» в армейский тыл, в город Валку. Туда мы переехали в незабываемое для всей страны время — в дни подго­товки революционного пролетариата к свержению Временного прави­тельства. На повестке дня стояло вооруженное восстание.

Газета латышских стрелков отражала всю остроту и напряженность переживаемого времени. Об этом говорят передовые газеты «Латвью стрелниекс», статьи В. И. Ленина и П. Стучки, помещавшиеся в газете, статьи сотрудников газеты и ярче всего —• решения и постановления во­инских частей, резолюции собраний и митингов по вопросам «текущего момента».

В это напряженное время помещение газеты стало как бы своеобраз­ным политическим клубом. К нам в редакцию приезжали с фронта пред­ставители полковых комитетов за более точной информацией и, в свою очередь, информировали нас о настроении стрелков и общем положении на фронте. В редакцию являлись также эмиссары и связные из Петро­града, чтобы узнавать о настроениях фронта и латышских стрелков, при­езжали даже из Ревеля, Кронштадта и Гельсингфорса.

Помню, как в редакцию пришли три офицера 5-го латышского полка с устным заявлением командира полка И. И. Вациетиса о том, что он и солидарные с ним офицеры полка полностью отдают себя в распоряже­ние революции. И действительно, в решающие дни И. Вациетис сдер­жал свое слово.

16 октября в редакцию из Петрограда явился и В. А. Антонов-Овсе­енко, посланный ЦК партии большевиков и В. И. Лениным на пред­стоявшую в тот день в Валке чрезвычайную конференцию Социал- демократии Латвии, чтобы информировать конференцию о решении ЦК партии начать вооруженную борьбу за власть.

Сюда же в редакцию уже после победы Октябрьской революции из Питера от В. И. Ленина и П. Я- Стучки приехал также Ф. Розинь-Азис, вернувшийся на родину после долгих лет каторги и эмиграции и избран­ный председателем Исполнительного Комитета Совета рабочих, стрелко­вых и безземельных депутатов Латвии (Исколат). Он проявил большую активность в деле осуществления социалистических преобразований в не оккупированной немцами части Латвии, где также победила Октябрь­ская революция. Ф. Розинь в дальнейшем в качестве главного редактора возглавил редакцию газеты «Бривайс стрелниекс»^[15]. За декабрь и январь месяцы 1918 года в газете было напечатано несколько больших статей Ф. Розиня. Совместная работа с этим удивительно симпатичным, спо­койным и высокообразованным человеком, ветераном пролетарского рево­люционного движения в Латвии была очень поучительна для нас, молодых.

Но в дни Октября нас посещали и люди другого лагеря. Это были
«ударники», «смертники» и контрреволюционные штабные офицеры. Город Валка был центром всякой контрреволюции: там обретался штаб армии, находившийся еще в руках контрреволюционного офицерства; там была штаб-квартира и меньшевистского Искосола. Командующий XII армией подтянул к Валке ряд «надежных» воинских частей, в том числе казаков, «смертников» и «ударников» Когда в Петрограде нача лось вооруженное восстание, штаб и Искосол установили на валкском телеграфе строжайший контроль и конфисковали все телеграммы Пет­роградского военно-революционного комитета. Одновременно с этим Искосол, чтобы дезориентировать армию, снабжал из Валки все корпуса и дивизии своими вымышленными телеграфными сообщениями о «побе­дах» Керенского под Гатчиной и разгроме вооруженного восстания в Петрограде. Но валкские телеграфисты тайком доставляли нам в редак цию телеграммы из Петрограда, сообщавшие о победе восстания, а мы выставляли их в виде больших плакатов в окнах конторы газеты. Сотни солдат и рабочих постоянно толпились у окон редакции, читали и го рячо обсуждали питерские события. Штаб XII армии послал к редакции вооруженный отряд «смертников», чтобы ликвидировать этот способ информации. Дело чуть не дошло до кровавой стычки, так как к редак­ции немедленно стали стекаться вооруженные солдаты, а также наши наборщики с винтовками в руках. Отряд «смертников» при виде воору­женных стрелков счел за лучшее ретироваться.

В эти исторические дни редакция напоминала шумный, гудящий от людского говора клуб. Сюда приходили стрелки и рабочие узнавать новости из Петрограда и шумно обсуждали события. Буквально на дру­гой день после разгрома Керенского у Гатчины мы в Латвии под руко­водством ЦК Социал-демократии Латвии, Исколата и Ф. Розиня начали осуществлять декреты второго съезда Советов, активно проводили конфискацию баронских имений и национализацию промышленных предприятий Для связи с редакцией меня ввели в состав Исколата в качестве второго секретаря. Огромная работа большевиков по социа­листическому строительству получила широкое освещение на страницах газеты «Бривайс стрелниекс» Но еще более значительной была роль газеты в пропаганде новой формы государственной власти — Советской власти и в ее осуществлении в самом низовом звене — в волости. Пар­тия возглавила борьбу безземельного крестьянства Латвии за создание Советской власти в волостях и за ликвидацию старых волостных прав­лений, находившихся в руках кулаков. Безземельным помогали латыш­ские стрелки.

Газета «Бривайс стрелниекс» широко освещала на своих страницах эту огромную работу латышских трудящихся. Комплект газеты за

1917   год является богатейшим материалом для каждого историка, рабо­тающего над темой Великой Октябрьской социалистической революции и победы Советской власти в Латвии.

Конец 1917 и начало 1918 года был незабываемым и увлекательным периодом в нашей работе. Но это был и последний этап существования газеты «Бривайс стрелниекс» Кайзеровская Германия, пользуясь пере­
рывом в мирных переговорах, предательски напала на молодую Совет­скую республику и оккупировала также всю Прибалтику. Латышские стрелки, верные своему интернациональному долгу перед революцией, с боями оставили свою родину и перешли в Советскую Россию. Послед­ний номер «Бривайс стрелниекс» на- родной земле, в Валке, вышел 20 февраля 1918 года.

Одним из последних поездов, вместе с задержавшимися членами большевистского Искосола и Исколастрела, редакция газеты 20 февраля выехала из Валки, когда немцы уже подходили к городу. Кругом гро­хотали взрывы и пылали пожары: это уничтожалось наше военное иму­щество, которое невозможно было вывезти. Через 10 месяцев, в декабре

1918  года, латышские стрелки победоносно вернулись на родину.

В борьбу против сил старого мира, за новый справедливый социали­стический строй газета латышских стрелков «Бривайс стрелниекс» внесла и свою долю участия.

ФРАГМЕНТ ИЗ КНИГИ П. Д. МАЛЬКОВА «ЗАПИСКИ КОМЕНДАНТА МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ»

Как ни тщательно партийные комитеты и завкомы отбирали крас­ногвардейцев для охраны Смольного, никогда нельзя было быть уверенным, что в отряд не затешется какой-либо ловкий негодяй, контрреволюционер. Мы же, коренной состав охраны и ее руководители, не имели возможности не только проверить или изучить людей, которым доверялась охрана Смольного, но даже поверхностно познакомиться с ними, узнать их в лицо. Не проходило дня, чтобы я, обходя посты, не наталкивался на часовых, которых ни я не знал, ни они меня не знали. Сплошь и рядом на этой почве возникали самые нелепые недоразуме­ния, бесконечные конфликты. То я или мои помощники хватали и та­щили упиравшегося часового в комендатуру, приняв его за постороннего, то часовой наставлял мне штык в грудь, пытаясь меня арестовать. Просто не хватало терпения.

Поговорил я с Подвойским, ставшим теперь Народным комиссаром по военным делам, с Аванесовым, Дзержинским. Надо, мол, что-то с охраной Смольного делать, нельзя так дальше.

Уговаривать никого не пришлось: все не хуже меня понимали, что красногвардейцам трудно нести охрану Смольного, что нужна воинская часть, но такая, которая сочетала бы в себе красногвардейскую проле­тарскую закалку и преданность революции с опытом и знаниями кад­ровых военных.

Среди войск Петроградского гарнизона найти часть, где преобладал бы пролетарский состав, вряд ли было возможно. Большинство солдат­ской массы составляли крестьяне, не имевшие той пролетарской и рево­люционной закалки, что заводские рабочие. Да и существовали ли вообще в армии такие части, где основным костяком, основной массой были бы кадровые рабочие?

Я не говорю про матросов, про технические подразделения вроде автоброневых, где процент рабочих был всегда велик. По своему составу они, конечно, подошли бы, но все такие части были, как правило, мало­численны и выделить их из состава необходимое количество (а нужно было человек 300—400, не меньше) не было никакой возможности, тем более тогда, в конце 1917 года, когда старая армия разваливалась, когда шла стихийная демобилизация, а до создания новой, рабоче-кре­стьянской армии было еще далеко.

И все же нужные воинские части нашлись. Это были регулярные стрелковые полки, в основной своей массе состоявшие из рабочих, на­
сквозь пронизанные пролетарским духом, почти целиком большевист­ские, беззаветно преданные революции. Это были полки латышских стрелков, славная гвардия пролетарской революции.

Кому именно пришла в голову мысль возложить охрану Смольного института на латышских стрелков: Свердлову или Дзержинскому, Под­войскому или Аванесову, а может быть самому Ленину, я не знаю, но решение было принято, и Исполнительному комитету латышских стрел­ков (Исколастрел, как его сокращенно называли) было приказано на­править в Смольный 300 лучших бойцов для несения караульной службы.

К началу 1918 года количество это было доведено до 1000 человек. Затем часть людей была демобилизована, оставался только тот, кто добровольно хотел продолжать нести службу, и к марту 1918 года в Смольном насчитывалось около 500 латышских стрелков.

Это они, мужественные латышские стрелки, вслед за героическими красногвардейцами Питера и доблестными моряками Балтики выпол­няли в суровую зиму 1917—1918 года, вечно впроголодь, самые сложные боевые задания сначала Военно-революционного комитета, затем ВЧК, Совнаркома и ВЦИК. Это они, красногвардейцы, матросы и латышские стрелки, бдительно несли охрану цитадели революции — Смольного, охрану первого в мире Советского правительства, охрану Ленина!..

П. Д. Малько в. Записки коменданта Московского Кремля. Изд. «Молодая гвардия», М. 1961, стр. 59—61.

А. П. ЖИЛИНСКИИ.

латышский стрелок

из смольного в кремль

Нарушив условия перемирия, гер­манский кайзер 18 февраля 1918 года двинул по всему фронту свои хорошо обученные и вооруженные дивизии.

Псков и Нарва, лежащие на путях к Петрограду, стали участками решаю­щих боев. На этих направлениях насту­пало 15 дивизий отборных немецких войск, поддерживаемых артиллерией и авиацией.

Не ожидавшие столь стремитель­ного нападения, голодные, измученные четырехлетней войной русские войска бросили окопы и блиндажи и покати­лись назад ко Пскову, оставляя по пути обозы, артиллерию, снаряжение, бое­припасы и продовольственные запасы.

В Петрограде наступили тревожные дни. Трудовой люд напрягал все силы для того, чтобы защитить свои завое­вания. Необходимо было срочно эва­куировать рабоче-крестьянское прави­тельство в Москву.

10   марта 1918 года для членов пра­вительства и охраны были поданы вагоны первого и второго класса, в числе которых было несколько синих, находившихся в свое время в лич­ном пользовании семьи Романовых. Эти вагоны до того стояли в вагон­ном парке и не отапливались. Во всех вагонах второго класса, отведен­ных для охраны, царил полный разгром.

Латышские стрелки молча оглядели неприглядные вагоны, которые должны были стать их временным жильем, поплевали на руки и, одол­жив у стрелочников метлы и скребки, вымели, выскребли всю грязь Раздобытым угольком затопили печи центрального отопления р каж дом вагоне, оказавшегося, к счастью, в исправном состоянии, предвари тельно забив окна фанерой, досками и другим попавшимся под руку ма­териалом. А чтобы не было темно, несколько окон застеклили, достав
стекло в вагонном парке. И в конце концов, когда были вымыты все полы, оттерты от пыли и грязи диваны и стенки, нам стало казаться, что мы поедем даже с некоторым комфортом... Вагоны первого класса избежали опустошительного разгрома, которому подверглись вагоны второго класса.

Посадка правительства проводилась быстро, без излишней суеты и шума, чтобы не привлечь внимания контрреволюционных элементов.

Вечером, когда все члены правительства и ЦК партии расположи­лись в вагонах и наша охрана заняла места в тамбурах, где были уста­новлены также тупорылые «максимы», паровоз тронулся.

Через два-три перегона беспрепятственного хода на одной проме­жуточной станции поезд вдруг был задержан. На тревожный вопрос коменданта поезда -— командира отряда товарища Берзиня: «Что слу­чилось?» — дежурный по станции, угрюмо косясь на деревянную кобуру маузера, перекинутого у Берзиня на тонком ремешке через плечо, от­ветил:

—    Да вот... поезд № 1501 еще не прибыл на следующую станцию.

—- Что такое, откуда взялся этот поезд? — встревожился Берзинь.

—     Черт их разберет — не то анархисты, не то левые эсеры, не то еще какие-то левые, да разве теперь разберешь? У кого наган, тоти пан!..

По перрону, как обычно немного наклонясь вперед, шел Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Увидев коменданта поезда, выходящего от дежурного по станции, он поспешно спросил, для чего-то надевая очки:

' - Ну, как, товарищ Берзинь, долго он еще будет нас морозить?

Берзинь пожал плечами:

—     Владимир Дмитриевич, перед нами от самого Петрограда идет ка­кой-то подозрительный поезд, не то с анархистами, не то с эсерами, и ему там кто-то покровительствует из большого железнодорожного началь­ства. Он все время без задержки продвигается вперед...

—    Ладно, я сейчас, хмуро заметил Бонч-Бруевич, поспешно хвата­ясь за ручку входной двери к дежурному по станции.

После довольно продолжительных переговоров с дежурным по стан­ции наш состав наконец опять тронулся. Несколько перегонов проследо­вали беспрепятственно. На станции Большая Вишера мы увидели три красных сигнала — видимо, это и был хвост таинственного поезда, шедшего все время перед нами. Несмотря на то, что было раннее утро, в этом странном поезде, как видно, никто не собирался спать. Дул рез­кий холодный ветер, но двери всех теплушек были раскрыты настежь. Пассажиры, одетые кто в морской бушлат, кто в студенческую шинель со светлыми пуговицами, а кто в гражданское пальто с бархатным ворот­ником, разгуливали по перрону, увешанные холодным и огнестрельным оружием. Где только они его достали, да и чего тут только не . было! Видно было, что этот неизвестный вооруженный сброд кого-то нетерпе­ливо ожидал... Они стояли отдельными группами на перроне, оживленно разговаривая между собой, словно стараясь в чем-то убедить друг друга.

Доложили об этих людях командиру отряда Берзиню. Он приказал готовиться к скорому отправлению и обещал принять меры.

Все произошло необычайно быстро и организованно. На противопо­ложных концах перрона неприметно для вооруженного сброда были установлены станковые пулеметы. Одновременно стрелки с пулеметами окружили подозрительный поезд, стоявший несколько впереди нашего на одном из соседних путей. Когда перрон и поезд вооруженного сброда были взяты в плотное кольцо, а пулеметчики залегли за щитами пулеме­тов, Берзинь скомандовал зычным голосом, привычным к командам на открытом воздухе:

—    По вагонам! Даю десять минут, а затем открываю огонь!

Едва умолк, его мощный голос, как сразу взбурлили отдельные группы вооруженных людей, подобно прорвавшей плотину воде. Разда­лись яростные выкрики:

—    Насилие!

—- К чертовой матери этих гвардейцев Ленина!

—     В гранаты их, братва!

Держа в руке длинноствольный маузер и не меняя позы, Берзинь взглянул на часы: оставалось 6 минут.

—    Граждане, поторапливайтесь!

Стрелки тем временем плотнее окружили перрон. Неизвестные за­нервничали, крики и ругань усилились.

—    Долой узурпаторов!

—    Не дрейфь, братцы, — не посмеют латыши нас колоть штыками!

—    Осталось, — внезапно еще более повысил голос Берзинь, хладно­кровно глядя на часы, — четыре минуты! И ровно через минуту раз­дался его спокойный голос, не предвещавший ничего хорошего для во­оруженного сброда:

—     Готовсь!

Пулеметчики мгновенно прижались к земле, широко разбросав ноги, крепко стиснув рукоятки, медленно стали разворачивать тупые рыла пулеметов в сторону разрозненных групп вооруженных людей. Это ре­шило все... Вооруженный сброд, словно завороженный, медленно пере­двигая отяжелевшие внезапно ноги, с яростными возгласами и руганью стал разбредаться, сопровождаемый со всех сторон насмешками латыш­ских стрелков. Толпа, избегая их, все быстрее пятилась к своим вагонам. Когда пути были очищены, Берзинь отдал новую команду:

—    Закрыть вагоны!

Это было сделано быстро и без всяких инцидентов. Бонч-Бруевич дал указание начальнику станции не открывать вагоны раньше, чем правительственный поезд пройдет три-четыре перегона.

На другой день мы благополучно прибыли в Москву.

3-         [16]

После неудачного похода Керен­ского и генерала Краснова на Пет­роград и подавления восстания юн­керов 11 ноября контрреволюция пыталась найти опорные пункты на окраинах, стремясь перенести центр вооруженной борьбы в районы, насе­ленные казачеством, — на Дон, Ку­бань, в оренбургские степи.

На Дону уже в октябрьские дни был создан контрреволюционный центр во главе с казачьим генералом Красновым. После неудач в Пет­рограде сюда сбежались все главари контрреволюции — Краснов, Корни­лов и другие. В Петрограде дейст­вовало тайное бюро, вербовавшее офицеров и юнкеров для посылки на Дон. В январе 1918 года в так назы­ваемой «Добровольческой армии» уже числилось около 4000 человек, которые представляли собой аван­гард контрреволюционных сил Юга. Каледин группировал вокруг себя казачество и, ведя переговоры с ата­манами терских, кубанских и астра­ханских казаков, лелеял надежду создать для борьбы с Советами «Юго- восточный союз». Его открыто поддерживала Украинская Центральная рада, которая в то время уже открыто выступала против Советской вла­сти и готовилась отторгнуть Украину от Советской России.

Замыслы контрреволюционеров были совершенно ясными: отрезать

Советскую Россию от бакинской нефти, отнять у нее донецкий уголь, украинский хлеб. Столь же ясным было то, что контрреволюция на Дону будет искать союза с иностранными империалистами и попыта­ется превратить Юг в плацдарм иностранной империалистической ин­тервенции. Таким образом, уже в ноябре и декабре 1917 года создались два фронта борьбы внутренней контрреволюции против Советской власти — на Дону и на Украине. Против этих фронтов Советская власть и направила главный удар.

19    декабря Совет Народных Комиссаров обратился с воззванием ко всем Советам, предупреждая о грозящей опасности контрреволюции, которую готовят Каледин на Дону, буржуазная Центральная Рада на Украине и Дутов на Урале. Совет Народных Комиссаров объявил о введении в Донском округе военного положения и решил сконцентри­ровать вооруженные силы революции в основном против Каледина. Тем не менее до конца декабря наше положение на Дону было незавидным: наши воинские части были почти небоеспособными, отсутствовала эле­ментарная дисциплина, в отдельных частях между командирами и бой­цами происходили постоянные стычки, кое-кто переходил на сторону белых и т. д. Наиболее сильными и дисциплинированными были части группы Сиверса, ядро которой .составляли сибирские стрелки XII армии и Московский полк под командованием Саблина.

20    января Народный комиссар то борьбе с контрреволюцией В. А. Антонов-Овсеенко, руководивший операциями революционных войск про­тив Каледина, писал В. И. Ленину: «Саблин занял Луганск, Рудаково, Дебальцево, Сивере дерется у Криничной. Ждем латышей с фронта и матросов из Финляндии. Поторопите их»^[17].

В Цесис прибыл эмиссар Антонова-Овсеенко Пуке со следующим письмом, адресованным Исколату:

«На помощь рабочим Донецкого бассейна, на борьбу с калединцами, разоряющими край труда, придите, братья латышские пролетарии! Два полка латышей через неделю решили бы дело. Тыл дает и может дать только Красную гвардию, гарнизоны уже полураспущены или слабы духом. Помогите нам, братья латыши! Голосом тысяч семей, обездоли­ваемых разбойничьими бандами, голосом борьбы, поднятой донецкими

пролетариями, призываю вас на помощь.

Да здравствует пролетарская солидарность!

Да сгинут враги революции!

Народный комиссар Антонов, Харьков»^[18].

Исколастрел решил послать на Южный фронт 3-й Курземский ла­тышский стрелковый полк. Дать два полка не представлялось возмож­ным: 6-й Тукумский полк был уже в Петрограде, 1-й Усть-Двинский и частично 4-й Видземский полки отправились на Польский фронт. Нельзя

было оставить без латышских полков и район XII армии, где на них опирались все органы революционной власти.

24 января 1918 года эшелоны Курземско.т_латышского стрелкового полка отправились со станции Цесис через Петроград и Москву на Южный фронт. В Москве командир полка Карл Калнынь получил при­каз направить полк в Харьков в распоряжение Антонова-Овсеенко. Из Харькова полк был послан в Никитовку (куда он прибыл 2 февраля) для пополнения своего хозяйства и через несколько дней двинулся дальше на юг в направлении Таганрога.

Здесь оперировала группа Сиверса, перед которой стояла задача взять Ростов. Против Сиверса действовали части Добровольческой ар­мии (примерно 5000 штыков) — Корниловский полк, 3 особых батальона (состоявших из офицеров, юнкеров и георгиевских кавалеров), 4 бата­реи, один эскадрон и технические части. Большая часть этих сил находи­лась в Ростове. После того как красные довольно легко заняли Дон­басс, силы их, в том числе и группа Сиверса, в своем дальнейшем про­движении на Ростов стали терпеть неудачу за неудачей. Так продолжа­лось до февраля. Только после прибытия боеспособного пополнения, в составе которого были латышские стрелки, обстановка изменилась в пользу красных.

3 февраля группа Сиверса начала наступление в районе станции и деревни Матвеев Курган, и 4 февраля противник, понесший большие потери, был выбит со своих позиций. После этого первого успеха наше наступление в направлении Таганрога развивалось, не встречая сопро­тивления. Группа Сиверса была пополнена 3-м Курземским латышским стрелковым полком и 18-м Сибирским полком, который за время пре­бывания на Рижском фронте тесно сблизился с латышскими стрелками и был неразлучен с ними.

9 февраля 3-й Курземский латышский стрелковый полк выгрузился из эшелонов и со станции Неклиновка двинулся по маршруту Зору- бег—Синявская-—Мокрый Чалтырь—Ростов. У Зорубега нашему полку встретилась группа раненых красногвардейцев, от которых мы узнали, что в 6 верстах^[19] от Зорубега красногвардейский отряд под командова­нием Трофимова бьется с белыми и теснит их в направлении Синяв­ской. В этот день латышам не удалось настигнуть поспешно отступав­шего противника, и, лишь дойдя до Синявской, командир полка получил подробные данные об оперативном положении.

Группа Сиверса продвигалась вперед медленно, страдая от недо­статка продовольствия и фуража. Отдельные воинские части зачастую время от времени самовольно покидали группу, уходя в тыл «отдох­нуть». Главные силы Сиверса двигались в следующем порядке: по пра­вую сторону от линии железной дороги Таганрог—Ростов'— красногвар­дейский отряд под командованием Трофимова и бронепоезд путиловцев, которым командовал Зонберг, по левую сторону — 18-й Сибирский полк, а в центре, вдоль железной дороги, — латышские стрелки. 13 фев­раля отборные силы белых — Корниловский полк и казаки — оттеснили

красногвардейский отряд Трофимова, но латышские стрелки ловким ударом во фланг противнику восстановили положение.

В Синявской командир 3-го Курземского латышского стрелкового полка получил приказ двинуться на Ростов. Когда главные силы нахо­дились в 6 верстах от Мокрого Чалтыря, мы узнали, что последний за­нят противником. В 3 верстах от Мокрого Чалтыря латыши пошли в атаку; их пулеметы косили вражеские цепи, и после упорного сопротив­ления белые отступили к Ростову, оставив на поле боя много убитых и раненых. В Мокром Чалтыре полк стоял день, пока прибыл штаб Си- верса. Отсюда началось непосредственное наступление на Ростов; ла­тышам предстояло наступать на город с северо-запада, 18-му Сибир скому полку — с севера и северо-востока.

В Ростове противник сконцентрировал свои основные силы. Сюда из Новочеркасска, которому угрожала группа Саблина, был переведен штаб Добровольческой армии. Силы противника насчитывали, помимо казачьих полков, 4000 штыков, 200 сабель и 12 орудий.

Латышские стрелки начали наступление в 3 часа утра 22 февраля Перед ними была поставлена задача — очистить от белых в течение этого дня Ростов и Нахичевань. Когда полк приблизился к городу, начался обстрел — со стороны неприятеля в бою участвовала артиллерия, об­стреливавшая редким огнем наши части. Первым же выстрелом со сто- ₄* ₅₁
роны 3-го Курземского латышского полка была поражена неприятель­ская пушка, и вскоре вражеская артиллерия вынуждена была замол­чать. Через несколько часов наш отряд уже вошел в предместье Ростова, где его встречали ростовские рабочие, приветствовавшие нас как освободителей от террора генералов и капиталистов. Только в Темер- никах, у кирпичной фабрики, Корниловский полк пытался было оказать сопротивление, но, разгромленный, вскоре обратился в бегство. Против­ник отступил в южном направлении, не успев даже взорвать мост через Дон.

Так красные войска во главе с латышскими стрелками заняли Рос­тов. В Ростов тотчас же прибыл штаб группы Сиверса. Немедленно приступили к созданию советских учреждений. Командиру латышского полка было поручено сформировать местные вооруженные силы. В Рос­тове полк простоял всего несколько дней, так как получил приказ дви­нуться на Батайск для преследования отступавшего противника.

В Батайске полк поступил в распоряжение командующего действо­вавшими здесь силами красных Автономова. Командир полка К Я. Кал­нынь был назначен начальником колонны (3-й Курземский латышский полк, отряды Жлобы и Хлобы), а на его место командиром полка назна­чили К. А. Стуцку.

Вплоть до станции Тихорецкой полк не встретил ни малейшего со­противления. По пути начальник колонны собрал рассеянные в окрест­ностях отряды красных. По левую сторону линии железной дороги Ростов—Тихорецкая действовал латышский конный отряд, которым ко­мандовал Я- Е. Кришьян.

Ожесточенный бой 3-й Курземский латышский полк выдержал в 35 верстах к северо-западу от станции Сосыка против станицы Уманской, где белые сконцентрировали крупные силы. После того как станицу об­стреляла наша артиллерия, в полк явилась делегация станичников с мирными предложениями. Ей был поставлен ультиматум: 1) выдать всех начальников отрядов белых; 2) сдать все оружие и 3) сообщить ответ в течение 3 часов. В случае непринятия ультиматума им пригрозили сте­реть станицу с лица земли. Привести в исполнение эту угрозу латыш­скому полку было бы трудно, так как в его распоряжении имелись только две легкие пушки, но — предприимчивость и смелость города берут. Испугавшись угрозы латышских стрелков и в страхе преувели­чив силы красных, станичники в течение 24 часов выполнили все их требования.

Это была последняя операция латышских стрелков на Дону. В связи с вторжением немцев и Брестским мирным договором наши войска вы­нуждены были покинуть Украину. 3-й Курземский латышский полк был сначала отозван в Харьков, откуда он в середине апреля вернулся в Москву.

И. И. ВАЦИЕТИС,

главнокомандующий вооруженными силами РСФСР в 1918—1919 гг.

МЯТЕЖ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ В ИЮЛЕ 1918 ГОДА^[20]

Брестский мирный договор был подписан в тот момент, Внешнее когда немцы, прервав переговоры с представителями

положение Советской России в Бресте, двинули свои армии на

Советской России  ^

в момент мятежа восток. Они сочли выгодным прервать мирные перего-

левых эсеров воры, для того чтобы передвинуть свой фронт верст на 200—300 на восток, занять своими войсками всю прифронтовую полосу старой русской армии и таким образом захватить оружие и военное имущество, брошенное там на произвол судьбы. И действительно, немцы сняли богатый урожай, заполучив не одну ты­сячу русских орудий и миллиардные запасы прочих военных материа­лов...

Германия не послушалась команды Троцкого «стой». Ее войска дви­нулись на восток и остановились там, где указал фельдмаршал Гинден- бург.

Немецкие империалисты направили свои армии на берега Черного моря и заняли плодородные южные области России, чтобы укрепить продовольственную базу своего изголодавшегося «фатерланда»...

Антанта развернула контрреволюционное движение в Поволжье и в Сибири, вовлекла в него чехословаков и по указанию Парижа создала новый театр военных действий на Среднем Поволжье, на Урале и в Сибири.

Из этого краткого обзора видно, что внешнее положение России было

столь же тяжелым, как и внутреннее.

Экономическое положение на территории, которая на-

Внутреннее ходилась в руках пролетарского государства, было положение   ^г ..

Советской России особенно тяжелым. Юг, который прежде снабжал ве­ликорусский центр хлебом, жирами, жидким горючим и углем, был частично в руках Германии, частично — казаков. Плодо­родные восточные поволжские губернии перешли в руки чехословаков и «народной армии» Комуча. Сибирская железная дорога находилась в руках контрреволюционеров. Волжский путь, по которому удобно было доставлять в центральную Россию продовольствие, сырье и жидкое
горючее, временно был парализован, поскольку в Среднем Поволжье происходили военные действия. Таким образом, центр России был обре­чен на голод.

Причиной всех несчастий считали большевиков; контрреволюционеры обвиняли их в том, что они-де загубили армию, довели страну до голод­ной смерти, заключили с Германией позорный договор... Наиболее рез­кие и сильные нападки вызывал Брестский договор, ибо немцы, не со­блюдая никакие условия договора, одну за другой забрали в свои лапы части территории России и, наконец, разместили на фронте Псков— Орша 8 дивизий, которые грозили двинуть на Москву, если Советское правительство не будет выполнять условия, диктуемые Берлином. Та­ким было положение внутри России, когда началась борьба левых и правых эсеров, чехословаков, казаков, сибирского и других правительств против большевиков.

„ «Мир с Германией» — этот лозунг лежал в основе Мир с Германием         ¹ „ ^r          -              ^J               imo          <-

^{v v}                           внешней политики большевиков летом 1918 года. Со­

держание и значение лозунга были очень важными. Мир с Германией означал спасение России от распада и. сохранение завоеваний револю­ции. Только имея в виду эти цели, можно было принять тяжкие уело вия Бреста. И большевики смело приняли их. Для победы идей миро­вой революции большевики нуждались в сильной и единой Советской России, на которую можно было бы опереться. Интернациональные и национальные интересы в тот момент полностью совпадали. Далекие от националистических целей, большевики тем не менее проводили в России большую национальную работу. Мир с Германией дал возмож­ность организовать регулярную Красную Армию, с помощью которой удалось защитить РСФСР. Политическая ситуация требовала выждать, пока проявятся последствия мировой войны, которые были бы неблаго­приятными для Германии.

Германии после капитуляции пришлось бы освободить занятую терри­торию России. Таким образом, были бы освобождены Прибалтика, Литва, Украина и юг Европейской России. Мечты генерала Краснова о войне против Советской России с уходом немцев неизбежно рассыпа лись бы в прах. Мир с Германией многими в свое время не был понят и правильно оценен. Большевики в 1918 году верно оценили обстановку и проявили большую политическую дальновидность.

Летом 1918 года Россия никоим образом не могла принимать участие в мировой войне. Ей недоставало необходимых материальных средств. Окончательно развалившийся транспорт, топливный кризис — все это лишало Россию возможности активно выступить.

Еще осенью 1915 года на процессе Сухомлинова выяснилось, что Рос­сия не была подготовлена к мировой войне. Что же в таком случае ска­зать о России в 1918 году? У разоруженной страны оставалось только застрявшее по воле случая в центре и точно так же случайно вывезенное с фронта оружие. .

Всего этого эсеры не могли не знать. Среди них могли оказаться люди, которые не были в состоянии охватить и оценить общее положение Рос­
сии. Но когда генералы их генерального штаба, стоявшие во главе во­оруженных сил эсеров, начали кампанию под лозунгом «Война с Герма­нией», их целью, без сомнения, было под прикрытием патриотических лозунгов наловить рыбку в мутной воде...

Очень может быть, что в случае возобновления войны с Германией мурманский и архангельский десанты Антанты поспешили бы на помощь эсерам. Весьма возможно, что на Волге появились бы японцы. Вся тер­ритория Европейской России была бы превращена в поле битвы, и кто знает, сумела ли бы она когда-либо оправиться от ран, нанесенных в междоусобной борьбе. Вероятнее всего, Россия превратилась бы в таком случае в колонию великих держав...

Лозунг «Мир с Германией» был абсолютно правильным. Этот лозунг свидетельствует о том, что летом 1918 года большевики показали себя ловкими дипломатами и дальновидными политиками. Во-первых, во внешней политике они заняли позицию tertius gaudens, во-вторых, полу­чили возможность организовать Красную Армию, с помощью которой были разгромлены контрреволюционеры.

Утром 6 июля в Москве царила тишина. Не было

Выступление _ни малейших признаков, которые свидетельство­левых эсеров   ^г           ^ -

вали бы о том, что случится после обеда.

Около четырех часов дня левые эсеры убили посла Германии графа Мирбаха. Затем заранее сгруппированными силами левые эсеры за­няли в Трехсвятительском переулке помещение Чрезвычайной комиссии (ВЧК), арестовали и заперли в погребе Дзержинского и его помощни­ков — Лациса и Смидовича. Во главе мятежа стояли Александрович и Прошьян. Первый был помощником председателя Чрезвычайной комис­сии, второй — членом Высшей военной коллегии.

Из Трехсвятительского переулка, где в доме Морозова расположился штаб восставших, войска мятежников стали продвигаться к Кремлю, занимая соседние улицы и площади.

6 июля после обеда я находился в помещении Тех- о ^Рвыст ^Сплени^{ИЯ ническ}°й редакции на С адово-Кудринской улице. Ча- °левыхЭсеров” ^{сов окол}о пяти адъютант сообщил мне по телефону, что меня ищет Подвойский. В то же самое время к дверям подъехал автомобиль, из которого вылез секретарь Подвойского. Войдя в комнату, где находились также Антонов-Овсеенко и Радус- Зенькович, он велел мне немедленно ехать вместе с ним в Александров­ское училище. На мой вопрос, кто меня зовет и зачем, я не получил определенного ответа.

Наш автомобиль ежеминутно останавливали вооруженные патрули, разъезжавшие в автомобилях и проверявшие удостоверения личности. Во время одной из проверок я узнал, что ищут автомобиль, на котором скрылись убийцы германского посла графа Мирбаха.

Наш автомобиль подъехал к воротам дома, где сейчас (в 1928 г. — Ред.) помещается Верховный военный трибунал. Без разрешения и без каких-либо формальностей меня провели в соседнюю комнату, где нахо­дились Подвойский и Муралов.

У стены, неподалеку от окна, стоял массивный деревянный стол, на котором была расстелена карта. Гражданское лицо, может быть, обра­тило бы больше внимания на присутствующих, но я прежде всего заме­тил этот военный атрибут.

Я обратился к Подвойскому, с которым был знаком, и спросил, что случилось. На этот мой вопрос Муралов с удивлением ответил: «Как? Вы не знаете? В городе восстание! Положение весьма серьезно!»

Подвойский решительным, не терпящим возражений голосом с глу­бокой революционной убежденностью сказал мне: «Вы составьте нам план ночного наступления. Мы начнем атаку в четыре часа утра. Больше ничего от вас не требуется. Войсками будет командовать другой — тот, кого вы назначите».

Я спросил: «А на какие войска вы ориентируетесь?» Мне ответили: «Главным образом на полки Латышской дивизии, потому что другие войска малонадежны».

Я задал вопрос- «Где находятся войска левых эсеров?» Подвойский пальцем показал Трехсвятительский переулок.

Во время нашей беседы поступали различные донесения. Все же было ясно, что никаких организованных действий еще не предпринимается.

Сам вопрос о моем участии в подавлении мятежа сильно поразил меня и, по правде говоря, показался мне очень обидным Мне надле­жало составить план, осуществить который поручено будет другому. Я не мог допустить мысли, что Подвойский или Муралов сами стремятся- стать во главе войск. По сути дела их предложение означало, что мне доверяют. Видно было, что меня выбрали только для той работы, кото­рую не мог исполнить никто другой. Я не возражал и рекомендовал вы­звать командира 1-й бригады Латышской дивизии Дудыня.

Я стал знакомиться с положением дел. Сведения об эсерах были очень неполными. От Подвойского и Муралова я узнал, что восставшие эсеры заняли Трехсвятительский переулок и укрепились там, что их передовые отряды приближаются к Кремлю и находятся у реки Яузы. На основании этих немногих сведений пришлось разрабатывать план действия. Понятно, что Кремль мы должны были прочно удерживать в своих руках. Помимо того, следовало так закрепиться в городе, чтобы присоединившиеся к мятежникам силы не смогли разбрестись по всему городу. В этих целях я рассчитывал занять все важные в тактическом отношении площади и переулки. Войска надлежало сосредоточить на исходных пунктах — у храма Спасителя, на Страстной площади и в Покровских казармах.

Инструкции такого рода были даны командиру бригады Дудыню, кроме того, я поручил ему объехать все латышские полки, дать сигнал к бою и сгруппировать их следующим образом: 1-й полк с батареей — у храма Спасителя (у нас были сведения, что левые эсеры готовятся занять не только Кремль, но и здание Комиссариата по военным делам в Лесном переулке), 3-й полк с двумя орудиями оставить пока на- месте, 2-й полк немедленно вызвать из лагерей и послать на Страстную площадь, а 9-й полк оставить в Кремле.

Что касается московского гарнизона и его способ- Состояние ностн принять участие в этой операции, то Подвой-

МОСКОВСКОГО                        г

гарнизона ский и Муралов разделили его на три категории — войска, всецело преданные партии большевиков, войска, объявившие о своем нейтралитете, и части, которые перейдут на сторону врага. К первой категории были отнесены латышские стрелки и Образцовый полк, который формировался при Латышской дивизии, около 80 курсантов из школы пехотных инструкторов и два артиллерийских училища с двумя орудиями в каждом. Ко второй категории был отнесен почти весь московский гарнизон, к тре­тьей — различные части.

Вопрос о том, был ли мятеж левых эсеров неожидан-

Был ли мятеж ностью для большевиков, окончательно не выяснен левых эсеров    _тт

неожиданностью? ^{еще и} сегодня. Но мы, конечно, предчувствовали, что

в Москве готовится что-то недоброе.

Недели за три до мятежа я заметил, что какая-то могущественная рука старается очистить Москву от латышских стрелков, так как по­следних стали посылать в различные провинциальные города якобы для оказания поддержки Советской власти.

Ордера об отсылке латышских частей присылались на мое имя и исходили от помощника председателя Чрезвычайной комиссии Алек­
сандровича. До тех пор, пока в ордерах содержалось требование об от­правке небольших частей, никто не обращал на них внимания. Дней за десять до мятежа я получил от Александровича приказ немедленно послать один батальон 1-го полка в Нижний Новгород в распоряжение исполкома. Я выполнил это распоряжение, но вскоре получил от коман­дира батальона сообщение, что исполком в Нижнем весьма удивлен при­бытием латышских стрелков, так как Советская власть там упрочена и никто не просил присылать латышских стрелков. Аналогичное сообще­ние я получил от командира посланного таким же образом на юг баталь­она 2-го полка. Подобные факты вызывали подозрение.

Александрович хотел выслать из Москвы и меня, ибо без моего веде­ния занес меня в список работников штаба Муравьева. Штаб Муравьева 16 июня должен был выехать на Восточный фронт. Я протестовал, и мне удалось остаться на своем месте в качестве начальника Латышской дивизии.

Как хитро ни действовали эсеры, все же попытка выставить меня из Москвы с помощью столь грубых средств сильно насторожила меня. Разыскав все документы, еще более усилившие мои подозрения, я обратился к комиссарам дивизии Петерсону и Дозитису, которым дове­рил свои мысли, указав, что высылка латышских стрелков из Москвы производится в политических целях и что впредь ничто подобное не­допустимо.

Петерсон немало удивился моему сообщению, но все же учел его. Дня через два он заявил, что подозрения мои обоснованны и что никто из латышских стрелков не будет больше выслан из Москвы.

Позднее оказалось, что мои подозрения возникли как раз вовремя: помощник председателя Чрезвычайной комиссии Александрович, воз­главлявший заговор левых эсеров, понемногу высылал латышских стрел­ков из Москвы, чтобы в момент мятежа у большевиков не было надеж­ных воинских частей.

Что касается времени, то момент был очень удобен для организации мятежа. Свое восстание левые эсеры назначили на вечер под Иванов день, когда латыши, согласно обычаю, устраивали традиционный народ­ный праздник за городом. Латышские стрелки выехали за город, и ка­зармы стояли пустыми...

Командир бригады Дудынь, вернувшись, доложил, что в казармах почти никого нет и собрать полки невозможно.

Таким образом, большевики не были готовы к контрудару — при­шлось отказаться от выступления ночью и перенести его на 7 июля.

Под вечер левые эсеры заняли центральный почтамт

Мое назначение _{и стали} рассылать в провинцию свои воззвания, в ко-

руководителем   ^{1               г}                ’

операции торых писали, что взяли власть в свои руки и больше­вики свергнуты.

Резиденция левых эсеров находилась в доме Морозова в Трехсвяти­тельском переулке.

Мы получили сообщение, что расквартированный в Покровских ка­зармах полк московского гарнизона перешел на сторону левых эсеров. В общем положение наше стало опасным.

Заявление командира бригады Дудыня об отказе руководить опера­цией еще более ухудшило наше положение. Дудынь отказался взять на себя командование, ссылаясь на то, что не знает, как действовать в центре Москвы. У Подвойского и Муралова своего кандидата не было. Надо было что-то предпринять. Я лично был в очень неловком положе­нии. Я не мог доверить командование латышскими стрелками в уличном бою неумелому человеку, так как потери в этом случае могли быть очень большими.

Как начальник дивизии, в столь критический момент я не мог отка­заться от руководства латышскими стрелками, иначе они сочли бы меня трусом и предателем, который оставляет доверенных ему людей на про­извол судьбы. Учитывая все это, я заявил Подвойскому и Муралову, что долг заставляет меня взять командование на себя, поскольку сра­жаться предстоит главным образом полкам вверенной мне дивизии. Я добавил, что не могу допустить, чтобы латышские стрелки были на­прасно перебиты в уличном бою. и что за успех ручаюсь. Заявление мое отправили в Кремль.

После обсуждения командование было поручено мне.

Разработав требуемый план, я, конечно, мог спокойно стать в стороне и выжидать исхода событий, не возлагая на себя тяжелую ответствен­ность за исход боя, который трудно было предвидеть. Кто знает, что случилось бы, если бы войска были отданы в руки неопытного человека, неспециалиста?..

У   меня не было никаких честолюбивых побуждений, когда я взял на себя командование войсками, — просто я понимал, насколько угрожаю­щей является ситуация для большевиков и какая ответственная роль до­веряется латышским стрелкам. Моим глубочайшим убеждением было, что закрепить завоевание Великой Октябрьской революции, дать новую жизнь стомиллионному русскому народу, создать для малых народов, входивших в состав старой России, такие исторические условия, в кото­рых они могли бы самостоятельно жить и развиваться, может только партия большевиков. Словом, у меня не было ни малейших сомнений в том, что мой долг — активно поддержать большевиков, которые воз­лагали главные надежды на латышских стрелков.

Чтобы пояснить условия, в которых приходилось действовать, укажу места, где располагалась латышская дивизия (см. схему 2):

1-        й            полк: один батальон и четыре пулемета — в Москве, один ба­тальон — в Нижнем Новгороде,

2-       й            полк: один батальон — в Ходынских лагерях, второй разбросан поротно, пополуротно в городах юга России,

3-        й            полк — в районе Замоскворечья, куда он прибыл с юга и присту­пил к демобилизации в соответствии с условиями Брестского договора,

4-        й            полк — на Восточном фронте против чехословаков,

5-      й             и 8-й полки -— в Бологом,

6-      й             полк — в Петрограде и Торошине,

7-      й             полк — в Великих Луках и Петрограде,

9-      й полк — в Кремле,

артиллерия — один легкий дивизион и дивизион шестидюймовых пу­шек — в Москве,

инженерный батальон — в Москве, авиационный отряд — в Люберцах, кавалерия дивизии — в Павловском Посаде.

Помимо того, в моем распоряжении был только что сформиро­ванный в Москве Образцовый полк (300—400 человек).

Мой план Вечером наш оперативный штаб был переведен в действий здание штаба военного округа. Положение было тя­желым: у нас не было войск. Сведения о действиях левых эсеров были весьма неполными и неясными. Разведчики рассказывали, что возво­дятся баррикады, разрываются улицы, устраиваются проволочные заграждения. Войска левых эсеров оттеснили силы большевиков за реку Яузу, и казалось, что они готовятся штурмовать Кремль. Погова­ривали, что левые эсеры создали свое правительство и министерства.

Под вечер положение было весьма благоприятным для левых эсе­ров, и если бы они начали решительное наступление на Кремль, послед­ний едва ли сумел бы устоять. С возникновением первого пожара Кремль пришлось бы оставить. В последнем случае решено было пере­нести резиденцию правительства в артиллерийские казармы на Ходын- ской площади. Об этом мне рассказал Муралов. Такая предусмотри­тельность была вполне уместной, так как для контрнаступления у нас не было сил.

От ликвидации мятежа левых эсеров путем ночного наступления пришлось отказаться по той простой причине, что невозможно было собрать войска. Поэтому наступление пришлось перенести на 7 июля. Был разработан следующий план действий:

1)      организовать разведку, чтобы к утру получить определенные све­дения о действиях войск левых эсеров и сочувствующих им;

2)     утром оттеснить войска левых эсеров в Трехсвятительский пере­улок и заставить их перейти к обороне;

3)      наступление начать утром 7 июля.

Вместе с Подвойским и Данишевским мы объехали в закрытой ма­шине находившиеся в наших руках части города. Наши войска еще не успели занять указанные места.

Положение в городе и в Ходынских лагерях постепенно проясня­лось, и к полуночи было известно, что:

1)     курсанты одного из пехотных училищ — около 80 человек — за­няли здание Военной коллегии в Лесном переулке № 1,

2)     9-й латышский полк находится в Кремле,

3)      полк коменданта города Москвы — на Арбатской площади,

4)     на Девичьем поле собирается батальон 1-го латышского стрелко­вого полка,

5)      2-й латышский стрелковый полк вместе с курсантами двух артил­лерийских училищ и 4 орудиями выступил из Ходынских лагерей.

Схема 2. Дислокация частей Латышской стрелковой советской дивизии в Москве и ее окрестно­стях 6 июля 1918 г.