ПАДЕНИЕ ГУННОВ И ПРОБЛЕМА «ВАРВАРИЗАЦИИ» ЖУАНЬЖУАНИ

Первый из вновь выступивших шаньюев был Би, который использовал внутржитайские династийные смуты, а в 25 г. во время восстания Пыньчуна, соединившись с 'повстанцем Лу- фаном — претендентом на престол, пытался завладеть Китаем.’ Освобождение гуннов из-под власти китайского двора способ­ствовало развитию классовой борьбы в Китае. Гунны вначале пытаются наладить мирные отношения с этими соседями. Од­нако приобретение временной независимости способствовало возвышению гуннов, их политическому укреплению. «Хунны, напротив, усилились и день ото дня усугубляли свои граби­тельства и неистовства. В тринадцатое лето, е 37 году (н. э., —■ А. Б.) они произвели набег на Хэдунь». ^[1] Благодаря успеш­ному набегу восточные племена гуннов получили часть север­ной территории соседей.

В то же время (48 г.) происходят раскол гуннов на две орды и столкновения южной орды с северной, причем в 49 г„ северная орда (во время шаньюя Би) имела поддержку Ки­тая. Ориентация господствующей прослойки на Китай вызы­вала разногласия внутри гуннских племен. В 50-х годах Югянь, восточный чжуки-князь гуннов, взятый шаньюем Би

б 49 г. в плен, взбунтовался и бежал.^[2] Возвышение шаньюев южных гуннов тесно связано с поддержкой их господствую­щей верхушкой Китая. Последние выплачивают ежегодную дань шаньюям, а племенная организация гуннов по образцу соседей устанавливает своеобразную иерархию бывших пле­менных вождей. Характерна поддержка некоторых гуннских родов китайской знатью и их возвышение (например, роды Хуань, Хэйбу, Циолинь и Лань, из них Хуань считался стар­шим). В пограничной полосе были выделены восемь областей, над которыми стояли гуннские владетели.

Укрепление политической мощи южной орды заставило северных гуннов обратиться за поддержкой к Китаю. ^[3] Они предварительно отпускают военнопленных китайцев и отправ­ляют в 51 г. посланника для переговоров.. Китайский двор не принимает посланника. Северные гунны повторяют попытку в 52 г. и добиваются согласия Китая на союз. Представитель «палаты финансов» Баньбу возражал против этого союза, указывая, что «большое количество их даров доказывает большую бедность, а повторяемое желание сблизиться есть знак большого страха».^[4] Баньбу указывал, что в прошлые времена предок южных гуннов Хуханье был покорен Китаю, в то время как Чжичжи «был коварен». Поэтому император- ский двор решил послать ответные дары, но не вступать с северными гуннами в такие же тесные связи, какие суще­ствовали у него с южными гуннами. Подобная осторожность объясняется тем, что северные гунны являлись «варварами» в большей мере, чем южные, а потому представлялось труд­ным держать их в подчинении методами китайского государ­ственного управления.

В 55 г. северные гунны отправляют нового посланника, но все же безрезультатно, как и в предыдущем, после чего с 62 г. начинают производить набеги на Китай. В результате император Минди в 63—64 гг. приступил к мирным пере­говорам с северной ордой. Это вызвало недовольство южной орды, которая стремилась перейти на сторону северной и от­колоться от Китая.

С указанного времени отмечаются существенные социаль­ные изменения у северных гуннов, которые вновь усиленно раз­вивают торговлю с китайцами. Развитие обмена повлекло к неравномерному накоплению богатства и действовало разла­
гающе на общественный строй северной орды. В 73 г. здесь нарастают волнения и под ударами динлинов, ся-ньбийцев и южных гуннов северная орда была разбита.

Вторично сяньбийцы при поддержке китайских войск, ко­торыми руководил Дэусянь, разбили северных гуннов в 87 г., о чем мы писали выше, и привели их орду «в большое смя­тение». Походами 89—91 гг. южиые гунны, которых тогда возглавлял шаньюй Туньтухэ, онова значительно ослабили северных. В это время сяньбийдами был убит их князь Юлю.^[5]

Однако в орде южных гуннов нарастает недовольство племен). Установленная иерархия гуннских шаньюев вызвала усиление кровопролитной борьбы между племенами и их ста­рейшинами. В 93 г. на гуннский «престол» сел шаньюй Аньго, воюющий с гуннским же вождем Шицзы. Аньго был вскоре убит своими родственниками. В 94 г. на его место садится Шицзы, который предводительствует восстанием гуннов, жив­ших в северных провинциях Китая. История «царствования» его и его преемников — перечень бунтов, возмущений и стол­кновений с Китаем. Последний использует в своей борьбе с гуннами их восточных соседей ухуаньцев, сяньбийцев и на­носит ряд поражений примерно в 94 г., 117 (шаньюй Тан), 124—-128 г-г. (шаньюй Ба).

Все более и более выдвигается значение сяньбийцев, кото­рые иногда производят набеги и на Китай. При шаньюе Хели, с именем которого связано одно из крупных восстаний гуннов в 141 г., сяньбийцы снова разбивают последних. В основных гуннских племенах сохраняется родоплеменной строй, препят­ствующий росту классовых отношений. Шаньюй часто яв­ляются ставленниками «мятежных» гуннов (например Аньго, Гюйгюйр и др.) и выражают интересы племен, резко расхо­дящиеся с внешнеполитическими интересами Китая, который в знати гуннов хотел видеть своих союзников. Этим объяс­няется попытка Китая установить должность гуннского «при­става».

Гунны стремятся наладить связь с такими же-, как они, кочевыми племенами, например ухуаньцами и сяньбийцами, для борьбы с Китаем. Императорский двор, в свою очередь, в качестве средства усмирения кочевников, предлагает под­купы и награды для «раскаивающихся». В 178 г. император Хуньди лишил власти гуннского шаныюя, «неспособного к госу­дарственной деятельности», и «поставил (восточного лули- князя»,^[6] т. е. китайский двор пытался изменить внутреннее
устройство общества гуннов, сталкиваясь, конечно, с сопротив­лением основной массы их племен.

Гибель гуннов вызвана двумя причинами. Во-первых, сказалась неудачная попытка Китая поставить своих намест­ников над их племенным союзом. Спаянный еще пережитками родового строя гуннский союз был достаточно силен, чтобы противодействовать этим стремлениям императорской знати. Во-вторых, потерпела неудачу попытка установить извне хотя «бы примитивные формы государственного устройства. Родовой строй гуннов был силен, а элементы классового расслоения, способные создать базу для возникновения государства, ока­зались недостаточными.

Нельзя не считаться, кроме того, с продолжающейся «вар­варизацией» гуннов под влиянием племен (ухуань, сяньби и т. д.), которые стояли на более низком уровне развития. Набеги ухуаньцев и сяньбийцев и стычки их с гуннами со­провождались смешением племен и возрождением среди новых племенных образований древних институтов родового строя. Процесс варваризации заключался в уничтожении гос­подствующего рода или племени, в ликвидации «древней ро­довой знати». Многочисленные убийства гуннских шаньюев — частное выражение этого процесса.

На основе растущего рабства имущие элементы стремились к узурпации прав и к захвату органов¹ родового строя, к за­мене родовых, первобытно-общин-ных форм взаимопомощи — формами эксплоатации. Это стремление было противоречиво, так как новой племенной «знати» приходилось сохранять ста­рые формы родовой организации в качестве необходимого условия для ведения скотоводческого хозяйства, и в то же время родовой строй противодействовал эксплоататорским тенденциям имущих элементов новой «знати», способствовал усилению сопротивления основной массы гуннских племен. Не выражая интересов племен, новая «знать» оказывалась в затруднительном положении, выход из которого искала в предательстве (переходе на службу к Китаю). Эта новая «знать» вызывала возмущение не только среди своих сопле­менников, но и у населения периферии.

Наконец, вступают в борьбу с гуннами, точнее с их пра­вящей знатью, соседящие племена. У них слабее было раз­вито имущественное неравенство (в силу их подчинения гун­нам). Результатом этой борьбы явился окончательный раз­гром, уничтожение шаныойского рода.

Внутренняя борьба гуннов против китайского господства, выделение у них эксплоататорского господствующего класса, борьба племенных масс против роста всех форм эксплоата­ции — все это подорвало мощь гуннского союза. Ослабев, пле­
менной союз вынужден был уступить место другим, более варварским, следовательно и более сильным в военном отно­шении, племенным образованиям в этих условиях раннеклас­сового, патриархально-родового общества (сяньбийцы и тоба). Войдя в состав последних, гунны в последующие периоды истории носят и новое племенное название.

Летопись по этому поводу сообщает (93 г. н. э.): «Север­ный шаньюй бежал, и сяньбийцы, пользуясь сим обстоятель­ством, заняли земли его. Оставшиеся роды хуннов, простирав­шиеся до 100 000 кибиток, сами приняли народное название «Сяньби».^[7]

Это сообщение, указывая на трансформацию племенного* названия, вместе с тем является новым доказательством того, что значительная часть северных гуннов никуда не уходила из степей Центральной Азии. Однако не исключается тот факт, что одна их ветвь двинулась в западном направлении, «обра­стая» на пути другими племенами, что было указано ранее.

Это движение мы пытались отметить, характеризуя сред­неазиатскую ветвь гуннов. Таким образом, «варваризация» ликвидировала шаньюйский род, сохранила у гуннов еще на некоторое время военно-демократический строй. «Варвариза­ция» в начале III в. решила «судьбу» гуннов, не дав раз­виться классовым отношениям. Объективно успеху «варвари­зации» способствовал Китай.

Процесс «варваризации» шел, как уже было отмечено, со стороны трех племенных образований: ухуань, сяньби и этни­чески родственные сяньби племена тоба.

По китайской исторической традиции, эти племена яв­ляются потомками дунху (буквально «восточные варвары»), которые при шаньюе Модэ были разбиты гуннами. Ухуань — общество, стоящее, вероятно, на этапе патриархального рода с сильными пережитками отношений матриархата. Китайские хроники повествуют: «В семействе женина дома жених еже­дневно всем по утру кланяется, но не делает поклонения перед отцом и матерью. Когда он (жених,—А. Б.) проработает в женином доме год или два, то тесть щедро отпускает его и отдает все вещи, находившиеся в жилище его дочери. В обы­чай введено жениться на мачехах, брать жен после братьев: по смерти мужа они возвращаются в дом прежних муж-ш (в дом отца,-—А. Б.). В каждом деле следуют мнению жен; одни военные дела сами решают».^[8] Приведенная краткая

характеристика социального строя ухуаньцев наглядно сви­детельствует о пережитках материнских отношений внутри их общества, а также о том, что названное племя скотоводов- охотнико© стояло на более низкой, чем подчинявшие их гунны, ступени общественного развития. Поскольку же гунны стано­вились на путь классового расслоения, постольку они оказы­вались слабее ухуаньцев, особенно когда выступали в союзе с другими племенными образованиями, например, динлинамн.

В 140 и 166 гг. ухуаньщы совместно с сяньбийцами и юж­ными гуннами борются против китайцев, а в 206 г. кончают свое самостоятельное существование, подчинившись Китаю и заселив в количестве 10 ООО семейств его северные провинции.

Сяньби, а особенно один иэ домов тоба, непосредственно сменивший гуннов, имел несколько иную историю. Сяньби во многом напоминают ухуаньцев. Они так же, как ухуаньцы, не знали классовых отношений. Особый подъем сяньбийцев из­вестен в 177 г. и связан с именем их вождя Таньшихуайя. До этого времени их история тесно сплетена с историей гуннов. В 45 г. н. э. они еще вместе совершают набеги на Китай, но в последующем, когда характер внутренних отношений среди гуннов резко меняется, сяньбийцы не столь часто являются их союзниками. Уже в 93 г., когда гунны перестают господство­вать в Монголии,—сяньбийцы занимают их место. Победа над ухуаньцами в 117 г. и в 124 г. над гуннам.и усилил а сяньбий- цев. После разгрома сяньбийцев в 127 г. ухуаньцами, племен­ная знать первых, подобно гуннской, стремилась подчиниться Китаю.

Хотя история сяньбийцев сходна с гуннской, но между ними имеются некоторые отличия. Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что Таньшихуай, с именем которого связано возвышение сяньби, был «выбран народом» за храб­рость (как говорят китайские хроники, его избрали старейши­ною).^[9] Таньшихуай расширил владения сяньбийцев вплоть до земли усуней. Владения сяньбийцев были разбиты на три ча­сти: «восточную, занимавшую нынешнюю Маньчжурию и до­ходившую до моря; среднюю, между р. Ляохэ и Великой сте­ной, и западную, охватывающую нынешнюю Монголию до Кульджи».^[10] Китайские советники императора, как свидетель­ствуют источники, отмечают силу сяньбийцев и то, что «китай­цы служат им советниками». ^[11] Несомненно, сила сяньбийцев, так же как гуннов, основывалась на росте классовой борьбы внутри Китая. Недаром императорский сановник Цайюн гово_
рит: «Если в настоящее время мы не в состоянии прекратить разбоев по областям и уездам, то будем ли в состоянии поко­рить гадких дикарей».^[12]

Со смертью Таньшихуайя (181 г.) сяньбийцы вступают на путь, аналогичный гуннам, значительно ослабевают, и к нача­лу III в. их политическая роль переходит к дому муюн и тоба, племенам сяньбийского происхождения. История дома муюн ь тоба, а также позднее и жуаньжуаней, связана с Китаем эпохи Вэйекой и Суйской династий. С падением Ханьской ди­настии, до возникновения Танской, кочевые общества калей- .доскопически сменяют друг друга.^[13]

Необходимо отметить, что перед возвышением племен муюн и тоба, являющихся остатками быстро распавшегося племенного объединения сяньби, наблюдается некоторое уси­ление политической активности гуннов. В конце периода су­ществования Ханьской династии в стране происходили кре­стьянские восстания. Этим воспользовались наседавшие на се­верные области гунны, которые в 304 г. под предводитель­ством Лююаня, объединившего пять гуннских аймаков, осно­вали в Северном Китае династию Хань.^[14]

Классовая борьба в Китае этого времени способствовала овладению новой гуннской «династией» довольно обширной территории. В 311 и 316 гг. ей удалось захватить обе китай­ские столицы, Лоян (позднее Хэнаньфу) и Чанань (позднее Сианьфу). Одновременно с гуннами сяньбийские племена тоба (дай) и муюн (янь) захватывают другие части северного' Ки­тая.^[15] Походы гуннов на север были менее удачными. Их раз­били сяньбийцы, находившиеся, как уже указывалось, на более низкой ступени развития, чем гунны. Гунны этого вре­мени представляли общество, уже далеко зашедшее за грань варварских отношений. Их владычество в Северном Китае представляет собой не что иное, как историю варварского' «по- .лугосударства» дофеодального типа, раздираемого' межплемен­ной борьбой. Об этом говорит, например, борьба преемников Лююаня — Люлю и полководца Шилэ за власть в Северном

Китае. Шилэ объявил себя государем и основал столицу в во­сточной части Северного Китая, в С ян (позднее Шуньдэфу). ^[16]

В 329 г. династия Лююаня прекращает свое существование под ударами Шилэ.^[17] Шилэ и его потомки победили сородичей гуннов, но сами они в 352 г. были разбиты сяньбийским домом Муюн.^[18] Историческая роль гуннов на этом и была закончена. Наличие в степях Монголии новых варварских образований не дало возможности гуннам, порвавшим со своим варварским прошлым, снова занять господствующее положение в степях. Намного позднее, в V в. потомки южных гуннов заставили обратить на себя внимание, но уже в пределах Восточного Тур­кестана, в Турфанском оазисе. Имеем в виду политическую карьеру Мугян и его брата Аньчжеу, владевших Гаочаном в середине V в.^[19] Появление в степях Монголии кочевников сяньби, племен муюн я тоба было вторым этапом варвариза­ции. В этой «варваризации» и надо искать объяснение, почему степи Монголии еще ряд столетий не знали государственных образований феодального типа.

Характерно указание китайских источников о положении в. Китае во время победы династии Муюн. «В 311 г. (Великий шаньюй сяньбийский Муюн Хой, вступивший на престол В: 307 г.,—А. Б.) покорил сяньбийские поколения Сухи и Му- вань. Сухи и Мувань-Цзинь, кочевавшие при укрепленной ли­нии в Ляодун, покорили многие китайские уезды и часто пора­жали областные войска. Фынши, пристав восточных инород­цев, не мог усмирить их. Великое множество жителей (китай­цев, — А. Б.), лишившихся состояния, перешло к Муюиу Хой».^[20] «В 313 г. Муюн Хой напал на дуаньских (племена — А. Б.) и взял у них города Тхухэ. В сие время престол импе­рии сильно был потрясен южными хуннами, и Северный Ки­тай весь занят был иноземными войсками, которые вели кровопролитную войну с Китаем и между собой. Большая часть народа, уклоняясь от смятений, уходила к Ваньсюнь
‘{губернатор в Ючжеу.—А. Б.)».^[21] В этих условиях сяньбий­цы добиваются господства как над областями, пограничными с Китаем, так, отчасти, и в нем самом.

В 352 г. они оказываются победителями гуннов и берут в плен Жаньмина, последнего представителя гуннских шаньюев.

В 351 г. вожди племени ди основывают новую китайскую династию Цинь, которой в 377 г. удается подчинить все про­чие мелкие государства (Муюн-Яиь, Тоба-Дай и др.) и объ­единить весь Северный Китай. Затем Цинь предпринимает поход против Цзиньской династии, продолжавшей владеть Южным Китаем, но терпит страшное поражение (383 г.). В результате мелкие объединения возрождаются в еще большем числе, чем прежде. Только ib 439 г. представи­телю одного из них, Тобавэй, удается уничтожить прочие ди­настии и образовать «империю», существовавшую в Северном Китае целое столетие.

Господство племени тоба в степях Центральной Азии не было столь длительным, как господство гуннов.^[22] Рост и сло­жение классовых отношений в предшествующих обществах, возможность легкого покорения Китая — вели к тому, что вновь складывающиеся варварские образования Центральной Азии вскоре переходили к классовым отношениям. Все по­следующие за гуннами племенные образования быстрее сходи­ли с исторической арены, поскольку они «наследовали» опре­деленную ступень классового расслоения. Этим и объясняется частая их смена. Раннеклассовые государства быстро уничто­жались патриархально-родовыми союзами. Так, например, тоба, усилившись к 261 г. благодаря покорению ряда племен и особенно благодаря успехам при Юйлюй (с 307 г.), быстро подошли к формированию классовых отношений.^[23] Завоеван­ные области превращены в уделы. В 399 г., при Шеигякр, выработан своеобразный «свод законов», в котором имелись пункты о бунтовщиках, убийцах и грабителях.^[24] Тоба, в силу быстро развивающихся у них классовых отношений, стано­вятся союзниками Китая и принимают буддизм, т. е. религию развитого классового общества. Среди них было много китайцев и роль их в создании тобаекой культуры велика. Покорить же их и ассимилировать, как раньше гуннов, Китай не мог, так как сам находился в состоянии упадка -и полити­ческой слабости. Китаизация племен тоба при Тобагуй (386— 409 гг.), знаменующая быстрый рост у кочевников феодаль-
дых отношений, законодательство (например, установление рубежей столичного' округа, и т. д.) совпадает с гибелью -само­стоятельности тоба. Следует отметить, что характер завоева­ния варварами Китая в IV—V вв. по своему историческому содержанию аналогичен событиям конца V в. в Европе (за­воевание варварами Рима). Китай переживал глубокий со­циальный кризис и экономическую разруху. Его общественные отношения — сплетение рабства и феодализма —служили причиной застойности развития, долгое время существовав­шее рабство привело к аграрному кризису. Латифундии стали убыточными. Завоевание Китая племенами тоба приводит к падению удельного веса рабства, и период «троецарствия» (от­части и Суйский период) является временем образования классических форм китайского феодализма типа Танской эпохи.^[25]

В Центральной Азии в IV в. возникает новое объедине­ние кочевников — жуаньжуаней, последних крупных предста­вителей племенных образований в дотюркский период; оно связано с именем некоего Мугулюй (Моколу или Мукуру), бывшего невольником, и действиями «шайки беглецов» из Ки­тая. Китайцы презрительно называют их «жуаньжуань», что значит «ползающеё насекомое». Возможно, что их самоназва­ние было иным, в частности, как предполагает В. Томсен, они могли называться «апар-апурум» и, может быть, являлись препками аваров.^[26] Возможно, что мы имеем здесь дело с ор­ганизацией, возникшей из разных племенных образований и беглых китайских крестьян. На данном этапе развития исто­рических знаний сказать что-либо определенное об их племен­ном составе еще нельзя. Для определения их социально- экономического строя характерно, однако, указание, чго наградой у них служили пленные. Возвышение жуаньжуаней связано с именем Шелуня, умершего в 410 г. Весь V в. и на­чало VI в. заполнены в истории жуаньжуаней войнами с сяньбийцами и Китаем, ведшимися с переменным успехом для обеих сторон. Общество жуаньжуаней было этнически разно­родным. Имеются факты, указывающие на то, что предки тю­рок были у жуаньжуаней рабами. Несомненно, рабство у
жуаньжуаней было сильно развито, причем невольниками- здесь были не столько китайцы, как в предшествующие вре­мена, а усуни, динлины и представители других более род­ственных им племен. Весьма вероятно, что покоренные пле­мена находились в положении данников. С. Толстов опреде­ляет жуаньж'уанское общество как рабовладельческое.^[27] Конец политическому господству жуаньжуаней наступил из-за возвышения тюрок, разбивших жуаньжуаней во времена Ту- мыня, в 550 г. Политика последнего катана жуаньжуаней (вожди жуаньжуаней назывались не шаньюями, а каганами) Анахуаня характерна для заключительных этапов истории предшествующих племенных образований переходного типа от племенного союза к рабовладению. Анахуань просит войск у китайского императора, чтобы «истребить мятежников и соб­рать рассеявшихся».^[28] Характерная для жуаньжуаней «мятеж- ность» (выражение китайских летописцев) приводит к возник­новению восточнотюркского каганата. В первые два века гос­подства этой династии завершились процессы образования го­сударства, происходившие в Центральной Азии со времени гуннов. Чем ближе по- времени к тюркам VI—VIII вв., тем ко­роче время существования тех или иных кочевых образо­ваний. История племен дотюркского периода должна рас­сматриваться в ее цельности, и историю гуннов вкратце повторяют сяньби, создавая новый этап развития племен центральноазиатских степей, а историю сяньби в свою оче­редь продолжают тоба и жуаньжуаии. Рассмотрение развития этих «варварских полугосударств» приводит к заключению о нарастании классового расслоения в каждом кочевом об­разовании дотюркского периода. История всех патриархально­родовых образований — предистория сложения дофеодального' государства у кочевников Монголии. Возвышение «варварских полугосударств» до господствующей политической роли вре­менно задерживало процесс сложения государства, но в целом общества кочевников шли к формированию классов, к росту классовых противоречий, к созданию развитого государствен­ного строя. С утверждением последнего было связано и за­вершение первого этапа тюркского этногенетического процесса.

Роль этногенеза тюрок в истории племенных образований Центральной Азии огромна. Этногенез дотюркского периода имел, примерно, следующую историю. Сначала этнический процесс развивался на основе союза племен — «скифского» периода и времени - гуннов. Затем произошел распад древних племенных образований, господствовавших после гуннов

сяньби (распавшиеся на две ветви — тоба и муюн); к этому времени относится появление жуаньжуаней, представляющих собой (при сохранении пережитков родового строя) при­митивно-рабовладельческое государство', подлинный «аморф­ный конгломерат» племен. Наконец, еще позднее мы наблюдаем тюркский этногенез на основе государства дофео­дального типа. 1 Разнохарактерные, разноплеменные и «раз­нородные» по составу общества объединяются не на основе родового строя, а в условиях образования государства, окон­чательного выделения и сложения господствующего класса, носителя власти, литературного языка, письменности и т. д. Однако характерной чертой этих этнических образований яв­лялось сохранение родоплеменных связей, определявших спе­цифику этнических категорий вновь созданных народностей. Условия, которые мешали развитию процесса, были уже ука­заны: активная военная роль Китая — во-первых, «варвариза­ция» — во-вторых. Основной варварский резерв к тюркскому периоду был исчерпан, почему тюркам и удалось в сравни­тельно быстрый срок создать государство и закончить этот процесс этнического объединения. Варварской периферией остались север и восток Центральной Азии и Сибирь.

Гуннское общество было обществом патриархально-родо­вым. В нем только складывались отношения господства и под­чинения. История гуннов неразрывно связана с историей Китая. Не учитывать влияние последнего нельзя. Китайский импера­тор Вэньди писал гуннскому шаньюю Гиюю: «Хань и Хунну суть два смежные и равные государства». Он предлагал Гиюю: «Пусть народы двух государств (Китай и Хунны, — А. Б.) со­ставят одно семейство», «беглецы» (речь идет о перебежчи­ках из Китая, — А. Б.) не могут умножить населенность зем­ли. Пусть хунны не входят в границы, а китайцы не выходят за границу. Сим средством можно упрочить сближение».^[29] Гунны были «варварской» периферией Китая. Южные гунны III—IV вв. н. э., как мы показали, находились в системе его классовых отношений.

Оценка социально-экономического строя гуннского обще­ства в советской исторической науке окончательно еще не установилась. С. П. Толстов предполагал, что гуннское обще­ство было рабовладельческим.^[30] Согласиться с этим мнением можно только с существенной оговоркой. Гунны знали раб­ство, не затронувшее еще основы их общественного строя настолько, чтобы быть базой рабовладельческого государства. Ведущими оставались патриархальные отношения, хотя и на стадии распада.. Если гуннское общество в целом было бы ра­бовладельческим государством, то как можно' объяснить стремление экоплоатируемых в Китае перебежать к гуннам? Гуннская аристократия знала рабство, но оно не было основой экономической жизни. Если же считать гуннское общество ра­бовладельческим, то тогда перебежка зависимого из Китая в рабство к гуннам свидетельствовала бы о стремлении эксплоа- тируемого к возврату рабовладельческих отношений, что никак не подтверждается историей классовой борьбы. Экеплоа- тируемые массы в Китае видели в гуннах, особенно в север­ных, как мы уже указывали, своего^[31] союзника. Гуннское обще­ство противостояло государству Китая, как сила, способная если не уничтожить, то значительно ослабить классовый строй Ханьского Китая.

Процесс, начатый в гуннское время, заканчивается в пе­риод владычества тоба. Последние завершают синтез и со­здают все возможности, условия и -предпосылки к формирова­нию феодальных отношений в Китае. Раньше этого времени феодальных отношений не знала и Центральная Азия.

Мы не можем согласиться и с мнением тех исследователей, которые утверждают, что гуннское общество было феодаль­ным и что сяньби, тоба и тому подобные образования были не чем иным, как повторными феодальными образованиями. Мало убедительными эти теории кажутся потому, что их авторы или не отделяют южных гуннов от северных, или увле­каются описаниями варварских обществ у китайских истори­ков и становятся на путь признания в лице предводителей племен сюзеренов-феодало©; многие из предводителей племен и в поелегуннский период были ставленниками родов, а не классов. Это не были выборы Чингиса, а выборы старейшин.¹ Вопрос о социально-экономическом строе гуннов будет более или менее окончательно решен, когда исследователи получат новые материалы, но и сейчас ясно выступает патриархально­родовой, военно-демократический характер гуннского племен­ного союза Центральной Азии, отчасти и Средней Азии.

Роль и значение гуннского союза в Центральной и Сред­ней Азии заключались в том, что это было общество переход­ного типа, стоящее на грани крушения первобытного общин­ного строя и мучительного созревания классового.

В этом процессе рабство играло значительную роль, но оно не было развито до тех пределов, когда могло бы стать осно-
©ой общественного производства. Рабовладельческий уклад в системе патриархальных отношений, без которого немыс­лим переход к классовым отношениям, был существенной частью, но не ведущей или единственной формой новых отно­шений. Уклад не создал у гуннов рабовладельческого обще­ства, продолжая играть значительную роль в конгломератных образованиях Центральной Азии дотюркского периода.

Конкретные исторические связи гуннов с Китаем, а затем с оседлыми оазисами Средней Азии определили временное за­тухание этого уклада, а не его развитие. Но этот процесс мы и пытались показать.

В условиях Центральной и Средней Азии роль гуннов исключительно велика, как мы пытались показать, в полити­ческой, социально-экономической и этнической истории. Здесь, в недрах гуннского племенного союза, складывались все условия для начала формирования прежде всего тюркоязыч­ных народностей на востоке СССР. Политическое и военное могущество гуннов в течение столетий содействовало ассими­ляции этнически различных племен тюркоязычными племе­нами. Объективно историческая роль гуннов в крушении рабо­владельческих отношений в свете вышеприведенных фактов также достаточно ясна.

Однако, наряду с этим следует особо подчеркнуть и еще другие стороны процесса.

Кочевники гунны были в культурном отношении более отсталыми, чем население земледельческих оазисов, которые были объектами их завоеваний. Археологический материал показывает, как в каждом отдельном случае гунны попадали под активное культурное воздействие ими же побежденных народов. Среди находок в гуннских могилах и поселениях настойчиво выступает влияние ремесла тех стран, откуда уво­дились военнопленные, или с которыми они, гунны, имели торговые связи. Труд этих людей оказывал прогрессивное влияние на культуру кочевников гуннов. Археологические факты, документирующие этот процесс, приобретают уже массовый характер. Это относится к гуннам центральноазиат­ским, где особенно ясно воздействие на них культуры Китая, это относится и к гуннам среднеазиатским, где особенно сильно сказалось воздействие на культуру гуннов земледель­ческих оазисов Ферганы, Ташкентского оазиса и даже Согда.

В условиях Средней Азии гуннский «барьер» на Тяныпане остановил движение Кушанской империи на восток, стабили­зовал на определенный период кочевые племена, содейство­вал укрупнению их объединений. Это привело к усилению их исторической роли и прямым следствием этого явилось на­ступление варварской периферии на склоняющуюся к упадку

Кушанскую империю. Вне роли гуннской коалиции племен невозможно представить себе образование эфталитского госу­дарства V—VI вв., когда Средняя Азия решительно стала на путь разрушения рабовладельческих отношений. Да, это со­провождалось известным упадком культуры, как неизбежным следствием переживаемого внутреннего кризиса, так и в зна­чительной степени в результате развязанных войн и набегов. Однако за этими отрицательными, неизбежными для тога времени событиями созревали в быстром темпе условия фор­мирования феодальных отношений, ясно выступающих уже в тюрко-согдийский период VI—VIII вв. По сравнению с ним арабское завоевание Средней Азии VII—VIII вв. и тем более монгольское завоевание XIII века выступают как зловещее,, реакционное наступление варварства на растущий, прогрес­сивный феодальный порядок.

Так, нам представляются разными причины и следствия внешне и формально единообразных актов завоевания кочев­никами государств в Средней и Центральной Азии. Прекрасно сознавая отсталость гуннов в культурном отношении, мы должны дать себе отчет в их объективной исторической роли, несмотря на субъективные намерения знати, на их стяжа­тельство и любовь к грабежу и наживе. Решало историческую действительность движение рядовых масс кочевников, видев­ших в рабовладельческих государствах, да и в собственной племенной знати, своих прямых врагов. История показывает, что и гуннским шаньюям неоднократно приходилось счи­таться с волею своих подчиненных рядовых кочевников.

Часть вторая

ИСТОРИЯ ЗАПАДНЫХ ГУННОВ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЗАПАДНЫХ ГУННОВ

Древнейшие упоминания племен с именем «гунн» в преде­лах Восточной Европы крайне немногочисленны и, в основном, спорны. Наибольшее значение имеют упоминания Птолемея. Видимо, появление здесь этнонима «гунн» в первых веках новой эры связано с первым движением гуннов в Восточную Европу.

Первое упоминание племенного названия «гунн» для юга России зарегистрировано Дионисием Периегетом, писавшим около 160 г. н. э. С тех пор до так называемого «гуннского периода» — IV—V вв. название «гунн» не исчезает и отме­чается рядом других, позднейших авторов. Кл. Птолемей в 175—182 гг. отмечает «гуннов» и помещает их между бастар- нами и роксаланами у берегов Борисфена. Некоторые ученые полагали (Шафарик), что можно видеть упоминания гуннов для III—IV вв. Так, отмечали, что для второй половины III в. и начала IV в. (259—312) якобы сохранились упоминания' ар­мянских историков, в частности Моисея Хоренского, который называет их «хунк» и помещает на севере Кавказа, между Доном и Волгой. Однако точная датировка сочинений Моисея Хоренского (не ранее V в.) делает недостоверными эти со­общения. «Северные народы», т. е. гуннские племена, воевали якобы с Тиридатом Великим. Армянские историки предпола­гают, что Дербентская стена была выстроена для защиты от набегов кочевников, подобно Великой китайской стене, кото­рая охраняла земледельческий Китай от скотоводческих коче­вых племен, соседящих с ним с севера и северо-запада. Столь же неправдоподобным является известие Зонары о том, что в 284 г. император Кар участвовал в борьбе с гуннами и не может быть принято как свидетельство о реально существо-

вавших гуннах юга России.^[32] Реальными являются сообщения античных авторов IV—V вв. Так, Филосторгий, автор IV в., указывает, что «Унны, вероятно, тот народ, который древние называли неврами, они жили у Рипэйских гор, из которых катит свои воды Танаид, изливающийся в Мэотийское озеро».^[33] Как современников и соседей скифов отмечает гуннов указан­ный ранее Дионисий, говоря: «Первые — скифы, которые на­селяют побережье возле Кронийского моря по устью Каспий­ского моря; потом — унны, а за ними каспийцы».^[34]

Любопытное свидетельство о происхождении европейских гуннов приводит Зосим в «Новой истории», написанной в конце V в. Отмечая нападение некоего варварского племени на скифов (готов), он указывает: «Их называли уннами; остается неизвестным, следует ли их называть царскими ски­фами или признать за тех курносых и бессильных людей, ко­торые, по словам Иродота, жили по Истру, или они перешли в Европу из Азии. Я нашел и такое известие, что киммерий­ский Боспор, занесенный илом из Танаида, дал им возмож­ность перейти сухим путем из Азии в Европу».^[35] Приск Панийский, автор V в., 'Описывая свою поездку к гун­нам, называет их в начале своего описания «царскими скифами».^[36]

У латинских писателей сведения о гуннах мы находим уже в последней четверти IV в. Авзоний упоминает о «свирепых хуннах»^[37] (hunosque truces), Аврелий Виктор отмечает (во Фран- кии и Дакии) гуннов вместе с аланами (Hunnis et Alanis) (вторая половина IV в.).^[38] Аммиан Марцеллин (конец IV в.) коротко сообщает, что «род гуннов (Hunnorum gens), о кото­рых мало знают древние памятники, живет за Мэотийскими
болотами у Ледовитого океана и превосходит всякую меру дикости».^[39]

Те же сведения о гуннах (чаще — Chuni, реже — Chunni) сообщают Амвросий (IV в..),^[40] Пруденций (IV — начало V в.),^[41] Евсевий и Иероним (IV—V в.).^[42] Клавдий Клавдиан (IV—Vв.) подтверждает сообщения Филосоторгия, Зосима и др., указы­вая: «Этот народ (гунны,—А. Б.) живет на крайнем востоке Скифии за ледяным Танаисом».^[43] Орозий (первая половина V в.) отмечает, что между хуннами, скифами и гандаридами — гора «Кавказа».^[44] Упомянутый Орозий пишет, что гунны, до их столкновения с готами, на 13-м году царствования императора Валента, были «долгое время отрезаны неприступными го­рами».^[45]

Судя по первым известиям о гуннах, до массового наше­ствия из ,Азии, т. е. до 371 г., можно предполагать, что обра­зование союза кочевников, известного под именем гуннов, в дальнейшем аваров (для Азии гунно-эфталитов), объединение их на юге Восточной Европы, было процессом автохтонным, iB котором возникновение местного объединения кочевых пле­мен сочеталось с нашествием кочевников гуннов с Востока, причем нашествие с Востока не положило начало гуннскому периоду на Западе, а лишь ускорило процесс образования племенных союзов Восточной Европы и восточные гунны дали имя этому новому племенному объединению. Историк середины VI в. (551 г.) Иордан приводит интересную легенду о происхождении гуннов: «По истечении краткого вре­мени (376 г.), как рассказывает Орозий, на готов напали гун­ны, народ, превосходящий всех своей жестокостью. По преда­нию древности, я узнал следующее об их происхождении. Филимер, король готов и сын Гандариха Великого, пятый в порядке лиц, управляющих королевством готов по удалении их с острова Скандзы (Скандинавии), и под предводительст­вом которого его народ вступил в землю скифов, узнал, что среди его народа водятся какие-то ведьмы, которых он сам на­
зывал на своем родном языке алиорумнами. По его приказа­нию они были выгнаны и осуждены блуждать в степях, да­леко от лагеря готов. Нечистые духи, увидев ведьм, скитав­шихся в пустыне, сочетались с ними и породили этот варвар­ский народ — гуннов».^[46]

Не придавая данному сообщению (о переселении готов) значения точного исторического факта, считаем необходимым подчеркнуть характерное указание на то, что какая-то часть западных гуннов возникла непосредственно на европейской почве, т. е. автохтонно. Связь с предшествующими гуннам об­разованиями запечатлена и археологическим материалом (см. далее).

Хотя европейские гунны не представляют племен, целиком пришедших с Востока, а включали в свой состав местные эт­нически разнообразные племена, однако историю их прихо­дится начинать с момента исторического возвышения, связан­ного с проникновением на Запад азиатских кочевников, т. е. примерно с конца IV в. Первые, очень краткие характери­стики гуннов являются чрезвычайно ценными, так как в них дается описание гуннского кочевого образования на на­чальном этапе сложения крупных объединений, и сопоставле­ние этих известий с последующими помогает уяснить истори­ческое развитие этих обществ.

Авзоний (умер после 395 г.) дает материал для истории первого этапа появления гуннов и отмечает «бродячие полчи­ща хуни»,^[47] подобно тому, как Евсевий и Иероним указывают на «хунн», летающих на своих конях «туда и сюда».^[48] Опре­деление «хунн» как кочевников дает Клавдий Клавдиан,^[49] а как вооруженных, облеченных в доспехи всадников — Вегеций.^[50] Клавдиан дополнительно сообщает о гуннах: «Север не пи­тает ни одного племени более свирепого. У них безобразная внешность и постыдные на вид тела, но они никогда не от­ступают перед тяжелым трудом. Пищею их служит охотничья добыча, они избегают даров Цереры, их забава разрезывать лицо, у них считается прекрасным клясться убитыми родите­лями. Двойная природа не более их сочетала двухобразных

тучерожденных с родными конями (т. е. природа сочетала их с конями столь же тесно, как и кентавров, — А. Б.). Они от- личаются необыкновенною подвижностью, но без всякого порядка, и неожиданными обратными набегами».^[51] Отмечен­ные Клавдианом детали кочевого древнегуннского общества подтверждаются и другими авторами, в частности Зосимом,. который указывает, что гунны «не могут даже твердо стоять на ногах, а живут и спят на лошадях».^[52] Описание гуннов, у Клавдиана целиком согласуется с классическим описанием их у Аммиана Марцеллина (IV в.). Аммиан Марцеллин, опи­сывая события 353—378 гг., т. е. период первого появления гуннов, сообщает о них самые ранние данные.

У Аммиана Марцеллина следующее классическое описание- гуннов.

«Семенем всех несчастий и корнем разнородных бедствий, которые возбудила воинственная ярость обычным, все сме­шивающим пожаром, послужила, как нам известно, следую­щая причина. Племя гуннов, о котором мало знают древние памятники, живет за Мэотийскими болотами у Ледовитого океана и превосходит всякую меру дикости.

«При самом рождении делаются на щеках ребенка глубо­кие надрезы острым оружием для того, чтобы рост выступаю­щих в свое время волос притуплялся образующими морщины рубцами, и, таким образом, они стареются безбородыми и ли­шенными всякой красоты, подобно евнухам; все они отли­чаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь страшным и чудовищным видом, что можно принять их за двуногих зверей или уподобить сваям, которые грубо вытесываются при постройке мостов.

«При столь неприятном человеческом облике они так дики, что не употребляют ни огня, ни приготовленной пищи, а пи­таются кореньями полевых трав и полусырым мясом всякого скота, которое кладут между своими бедрами и лошадиными спинами и скоро нагревают парением.

«Они никогда не прикрываются никакими строениями и питают к ним отвращение как к гробницам, отрешенным от обычного людского обихода. У них нельзя найти даже при­крытого тростником шалаша; кочуя по горам и лесам, они с колыбели приучаются переносить холод, голод и жажду; и на чужбине они не входят в жилище за исключением разве край­ней необходимости: у них даже не считается безопасным на­ходиться под кровлей.

«Они одеваются в одежды холщевые' или сшиты© из шку­рок лесных мышей; у них нет различия между домашней и .выходной одеждой; раз надетая туника устарелого цвета сни­мается или меняется не прежде, чем от долговременного гниения расползается в лохмотья.

«Головы «они прикрывают кривыми шапками, а волосатые ноги защищают козьими шкурами; обувь, не пригнанная ни на какую колодку, мешает выступать свободным шагом. Поэтому они плохо действуют в пеших стычках; но зато как бы прирос­шие к своим выносливым, но безобразным на вид лошаден­кам, и иногда сидя на них по-женски, они исполняют на них все обычные свои дела-, на них каждый из этого племени но­чует и днюет, покупает и продает, ест и пьет и, пригнувшись к узкой шее своей скотины, погружается в глубокий сон с разнообразными сновидениями.

«Если случится рассуждать о серьезных делах, они все со­обща советуются в том же обычном порядке. Они не подчи­нены строгой власти царя, а довольствуются случайным пред­водительством знатнейших и сокрушают все, что попадается на пути. Иногда, под угрозой нападения, они вступают в битвы клинообразным строем с свирепыми криками. Будучи чрезвычайно легки на подъем, они иногда неожиданно и на­рочно рассыпаются в разные стороны и рыщут нестройными толпами, разнося смерть на широкое пространство; вследствие их необычайной быстроты не случается, чтобы они напали на укрепления или грабили неприятельский лагерь.

«Их потому можно назвать самыми яростными воителями, что издали они сражаются метательными копьями, на конце которых вместо острия с удивительным искусством приделаны острые кости, а врукопашную рубятся, очертя голову, мечами и, сами уклоняясь от удара кинжалов, набрасывают на вра­гов крепко свитые арканы для того, чтобы, опутав члены про­тивников, отнять у них возможность усидеть на коне или уйти пешком.

«У них никто не занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи. Все они, не имея ни определенного места жи­тельства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого об­раза жизни, кочуют по разным местам, как будто вечные бег­лецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь. Здесь жены ткут им жалкую одежду, спят с мужьями, рожают де­тей и кормят их до возмужалости. Никто из них не может ответить на вопрос, где его родина: он зачат в одном месте, рожден далеко оттуда, вскормлен еще дальше.

«В перемирии они неверны и непостоянны, быстро увле­каются всяким дуновеньем новой надежды и во всем пола­гаются на свою необузданную храбрость. Подобно неразум­
ным животным, они не имеют никакого понятия о чести и бес­честии; они уклончивы и темны в речах, когда не связаны с уважением к религии; они пылают неудержимой страстью к золоту и до такой степени непостоянны и вспыльчивы, что иногда в один и тот же день без всякого подстрекательства изменяют своим союзникам и снова примиряются без всякого посредничества».^[53]

Из этого описания явствует, что гуннское общество пер­вого периода представляло собой племенное объединение, эко­номической базой существования которого являлись охота и скотоводство. Последнее начинало преобладать в экономике гуннов, и расширение угодий, новых территорий становилось очередной насущной задачей. Земледелия у них не было, и они были еще в полном смысле этого слова кочевниками. Потреб­ность в охотничьих угодьях и пастбищах была непосредствен­ным экономическим стимулом их первичного движения. Воз­можно, что эта потребность и запечатлелась в легендарных рассказах о том, как гунны проникли в южнорусские степи. Например, в рассказе Ермия Созомена мы читаем: «Однажды случилось, что преследуемый оводом бык перешел через озеро и за ним последовал пастух; увидав противолежащую землю, он сообщил о ней соплеменникам. Другие говорят, что перебежавшая лань показала охотившимся гуннам эту доро­гу, слегка прикрытую сверху водой».^[54] Эти, казалось бы, два противоречивые предания, оба щ> своему верны. По первому следует, что потребности скотоводства и уход за домашним скотом (бык и пастух) повлекли к занятию новых территорий, по второй — охота (лань) привела гуннов к новым районам. Варианты легенды отражают те два основных вида производ­ства — охоту и скотоводство, — которые требовали захвата новых территорий и являются по существу новой редакцией легенд, известных еще для скифского периода. Как видно из вышеизложенного, охота и скотоводство, особенно по данным Аммиана Марцеллина и Клавдиана, служили основными источниками существования гуннов в первый период. О земле­делии Аммиан Марцеллин категорически заявляет: «У них никто не занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи».^[55] Для характеристики социальных отношений наиболее ценным является указание Аммиана Марцеллина о том, что

гунны, если случится рассуждать о серьезных делах, «все сообща советуются в том же обычном положении (т. е. сидя верхом). Они не подчинены строгой власти царя, а доволь­ствуются случайным предводительством знатнейших и сокру­шают все, что попадается на пути».^[56] Это указание бесспорно свидетельствует о первобытно-общинном характере гуннского общества первого периода. Судить о системе родовых отно­шений трудно, однако нужно полагать, что в это время патриархальный род и патриархальная семья уже заступили место материнского рода. Описывая положение жен­щин, Аммиан Марцеллин не отмечает их особого обще­ственного значения, которое ему бесспорно бросилось бы в глаза, если бы оно имело место; а просто говорит: «жены ткут им жалкую одежду, спят с мужьями, рожают детей и кормят их до возмужалости».^[57] Шаманизм, судя по данным албанского историка Моисея Каганкатуйского, имевший место у позднейших гуннов, дополняет картину охотничье-скотоводческого быта. На данном этапе гунны представляли раннюю ступень формирования варварских от­ношений. Развитие скотоводства потребовало увеличения пастбищных угодий. Требовался захват новых территорий, естественно возникала необходимость объединения племен на основе общности экономических интересов, создания более или менее устойчивой организации. Появляются военачаль­ники. Развитие скотоводства обспечивает создание объедине­ния большого кочевого союза. Первое имя вождя гуннов Ба- ламбера (или Валамира) связано с победой гуннов над ала­нами, позднее над готами в 370—371 гг.^[58]

ОТ ВАЛ АМИР А ДО ATT ИЛ Ы

С укреплением и развитием высшего типа варварских от­ношений у гуннов начинается второй, мировой по своей зна­чимости и известности период их истории.

Первое событие, которое отмечается источниками в связи с возвышением гуннов,—разгром аланов ^[59] около 370 г. связан с именем Валамира. Как сообщают древние авторы, в част­ности Аммиан Марцеллин, аланы были кочевниками. Во мно­гом они были похожи на гуннов.^[60] Для характеристики их со­циального строя достаточно указания Аммиана Марцеллина: «они (аланы) не имели никакого понятия о рабстве, будучи все одинаково благородного происхождения; в судьи они до сих пор выбирают лиц, долгое время отличавшихся военными подвигами».^[61] Отличие их от гуннов Аммиан Марцеллин видит в том, что они «с более мягким и более культурным образом жизни».^[62] Кроме того, некоторые авторы отмечают и антропо-

логические различия.^[63] Иордан отмечает, что гунны «завоевал» аланов, утомив их беспрерывной борьбой; аланы не уступали им в военном деле, а образованностью, образом жизни и на­ружностью существенно отличались от них».^[64] Несомненно, что этнически аланы разнились от гуннов, но по социально-эко­номическому строю почти не отличались. Аланы уже знал® земледелие. Победа гуннов над аланами может быть объяс­нена тем, что удар аланам был нанесен гуннами, азиатскими кочевниками, в союзе с местными племенами. К этому же пе­риоду относится разгром гуннами, быть может с их союзни­ками аланами, Боспорского царства.^[65]

Происхождение восточноевропейского гуннского племен­ного союза в научной литературе еще не выяснено. Несо­мненно, что в состав западного гуннского объединения входили древние птолемеевские «хуни» и «хоны» Кавказа. Имела место бесспорная связь между гуннским образованием и пред­шествующим скифо-сарматским. В образовании большого объединения гуннского типа несомненную роль сыграли, всту­пившие в гуннский союз, охотничьи и пастушеские племена Поволжья и даже Приуралья. Повторяем, что кочевые обра­зования юго-восточной Европы, вошедшие в гуннский племен­ной союз, сформировались как его часть, вероятно, задолго до' конца IV в. в связи с восточными кочевниками гуннами. В каких формах осуществлялась эта связь, сейчас можно установить только в общих чертах. Однако, как покажем да­лее, для поздних гуннов, и особенно для аваров, эта связь документируется археологическим материалом и прежде всего волжскими памятниками. Отмечают монголоидный тип гун­нов, в противовес европеоидному аланов, и древние авторы (например Аммиан Марцеллин).

В Восточной Европе до гуннского завоевания имели место два крупных племенных союза — аланский и готский. Объеди­няя большинство племен Восточной Европы, они не включали в свой состав племена Поволжья и Приуралья, где склады­валась экономика племен, ведущих, в частности, скотоводче­ское хозяйство. Эти скотоводы выделялись из массы охотничьих племен, например, Приуралья. Свидетельством этому являются археологические находки Приуралья и Прикамья, связываю­щиеся с культурами юга.^[66] Вероятно, из этой среды и состави­лась значительная часть «автохтонов» восточноевропейских

гуннов, которые в совокупности с более южными племе­нами (напоминаю, что готский и аланский союз не включали всего населения юга Восточной Европы), с остатками того же разбитого аланского союза, а также вместе с азиатскими гун­нами (в свою очередь смешавшимися с среднеазиатскими пле­менами и не представляющими чистых «монгольских» гуннов), составили западногуннский племенной союз.

Надо оговориться, что каждое из приведенных выше сооб­щений о гуннах у античных авторов не обладает оригиналь­ностью и зачастую является новой редакцией старого сюжета. Эту некритическую преемственность античных авторов, осо­бенно в отношении народов восточного происхождения пока­зал Ю. Юнге.^[67]

На основе этих сообщений возникли по существу две вер­сии: одна, — указывающая на местное происхождение гун­нов, — с нашей точки зрения более древняя, когда гунны про­сачивались еще в небольшом количестве в южнорусские степи, ассимилировались местной средой, а посему, не составляя обособленного этнического целого, были восприняты как мест­ные племена, и другая — более поздняя, — отражающая уже массовое проникновение восточных гуннов в IV в. Попытку примирить эти две версии видим мы у Иордана.

Связь с Востоком, с азиатскими гуннами, выражалась в том, что часть гуннов после распада гуннского племенного объединения на Востоке двинулась на Запад, отношения с ко- торым через яньцай или аланья (аланов) поддерживались с сравнительно древних времен. Особый интерес в этой связи представляют племена юебань, жившие в середине V в. на территории Семиречья, в долине Или и, возможно, на Тянь- шане. О них история Северных дворов сообщает: «Владение юебань лежит от Усуня на северо-запад, от Дай в 10 930 ли. Это есть аймак, прежде принадлежавший Северному хунн- скому шаньюю, прогнанному китайским полководцем Дэу- сянь (93 г. н. э. — А. Б.). Северный шаньюй, перешед через хребет Гиньвэйшань, ушел на запад, в Кангюй, а малосиль­ные, которые не в состоянии были следовать за ним, остались по северную сторону Кучи. Они занимают несколько тысяч ли пространства, и по числу составляют до 200 ООО душ. Жи­тели области Лянчжоу владетеля еще называют шаньюй — государь. Обычаи и язык одинаковы с гаогюйскими, но более опрятности».^[68]

Этот отрывок представляет исключительный интерес. Прежде всего он указывает, что значительная часть гуннских племен была на территории Советского Союза и, повидимому, ближайшим образом связана, как было указано в гла­ве VI, с этногенезом племен, из которых позднее обра­зовались среднеазиатские народы. Сходство по языку с гао- гюйцами свидетельствует об их тюркоязычности и этническом родстве € уйгурами.^[69] Этот отрывок представляет также инте­рес и потому, что это совершенно достоверный факт движе­ния гуннов на запад, подтверждающий, в какой-то мере, пе­редвижения части гуннов с Востока на Запад. Движение их, как мы выше отметили, происходило, видимо, севернее Сыр­дарьи, через страну кангюй.

Марксистско-ленинская наука не отрицает такого типа пе­реселений.^[70] Известны многочисленные указания К. Маркса и Ф. Энгельса о характере и причинах переселений, например: «То же давление избытка населения на производительные силы заставило варваров с плоскогорий Азии вторгаться в древние культурные государства. Здесь под другою внеш­нею формою действовала та же причина. Только оставаясь в небольшом числе, они могли продолжать быть варварами. То были 'пастушеские племена, охотники и воины; их способ про­изводства требовал обширного пространства земли для каж­дого отдельного индивидуума, как то имеет место еще по­ныне у индейских племен Северной Америки. Когда они уве­личивались в числе, то сокращали друг другу площадь произ­водства. Поэтому избыточное население было вынуждено пускаться в те великие сказочные странствия, которые поло­жили начало образованию народов в древней и новой Европе».^[71]

В этом объяснении дается разгадка причин передвижения какой-то части азиатских племен в эпоху гуннов. Но совер­шенно ясно; что не они были «праотцами» европейских наро­дов, и не это доказывают К. Маркс и Ф. Энгельс. И суть за­ключается не в личных духовных качествах такого варвара- завоевателя, и не в самом акте завоевания. «Феодализм, —
говорят К. Маркс и Ф. Энгельс, — вовсе не был перенесен в готовом виде из Германии; ©го происхождение коренится в военной организации варварских войск во время самого за­воевания, которая лишь после завоевания, благодаря воздей­ствию найденных в завоеванных странах производительных сил, развилась в настоящий феодализм»/^[72]

Из всех высказываний по данному (вопросу явствует одно— ей Ф. Энгельс, ни К. Маркс не отрицали таких передвижений и, судя по их словам, относили их к сравнительно далеким временам, во всяком случае включая и время гуннов.

Принимая историческую возможность такого передвиже­ния, мы, однако, основное внимание уделяем вопросу участия в гуннском племенном союзе автохтонных племен. Каковы бы ни были размеры движения из Азии, не оно определило воз­никновение гуннского образования на Западе. Корни этого образования в значительной мере надо искать в истории мест­ных, восточноевропейских племен. На антропологическом и лингвистическом материалах исследователи стремятся дока­зать автохтонное происхождение гуннов. Они отмечают, что антропологический тип не является показателем для утверждения о миграции кочевников из Азии, так как, например, антропологические данные тюркской «расы» на­столько разнородны, что говорить о каком-либо расовом един­стве западных и восточных тюрок не приходится.^[73]

Более оседлые скотоводы и в антропологическом типе отли­чаются от номадов. Мы отмечали ранее кочевников двух ти­пов — «гуннского» и «аланского». Это деление крайне условно и показывает лишь, что вопрос о степени влияния разных условий кочевого быта на различие в антропологических ти­пах еще не решен. Если эта проблема будет разрешена, то тогда, возможно, объяснится и наличие на юге России двух антропологических типов, «гуннского» и «аланского», в Азии гуннского и динлинского. Мы предполагаем, что различия между гуннами и аланами вызваны принадлежностью тех и других не только к разным этническим группам племен, но и к разным социально-экономическим образованиям. Гунны происходили из районов степей, в прошлом были охотниками и скотоводами; аланы были скотоводами пастушеского типа (т. е. знали земледелие). Может быть, в этих условиях про­исхождения и формирования гуннских и аланских племен и кроются объяснения различия их антропологического типа.

Самыми ярыми мигр|ационистами—Ам. Тьерри и Ю.Клап- ротом высказывалась мысль, что в Восточной Европе гунны приобрели финские антропологические черты в результате- смешения их с уральскими, угрофинскими народами. Бес­спорно, что в гуннском племенном союзе Запада надо учиты­вать новые племенные образования охотников-скотоводов лесостепной полосы. Для Ю. Клапрота—это угрофинские на­роды. Для нас это—совокупность этнически разнообразных племен, по социальному строю сравнительно сходных с анало'- гичными племенами Центральной Азии в эпоху сложения там гуннского племенного союза. Как мы покажем далее, многие предметы материального производства западноевропейских гуннов могут быть объяснены на основании данных раскопок,, например, Пермского края. Многие памятники гуннской куль­туры в Западной Европе корнями своими уходят в эпоху су­ществования культуры обществ Ананьинского и Пьянобор­ского типов. Объяснение вещей Петроссы, например, мы ищем здесь, а не на далеком от Венгрии Алтае. Доступный науке материал по культуре гуннов скорее позволяет установить связь между европейскими гуннами и предшествовавшими, образованиями, чем всецело увязывать происхождение запад­ных гуннов с восточными. Только сравнительно небольшая часть явлений найдет себе объяснение в восточном происхож­дении. Судя по тому, что аланы были такими же, как и гун­ны, кочевниками, можно предполагать, что часть из них включилась в гуннскую орду, другая часть передвинулась к югу, на Северный Кавказ, где следы их сохранились ве­роятно в сабирах, а до наших дней среди племени осетин, возможно, в дигорах «тохарах».^[74] Несомненно, что смешение гуннов с аланами происходило еще в приаральских степях, на восточных границах расселения аланов. С другой стороны, и Приаралье с древнейших времен, как показал С. Толстов,

«было связано с Приуральем. Возможно, тогда складываются те этнокультурные близости, в которых все больше и больше утрачивались ^восточные элементы гуннов. Напомним, что уже •среднеазиатские гунны являлись носителями местной, т. е. среднеазиатской, культуры.

Гунны двинулись к южным степям Восточной Европы, 'Представлявшим собою удобные пастбища и 'потребную для форм хозяйства гуннов территорию. Естественной границей этой территории на западе был Днепр. Здесь и произошло столкновение гуннов с готами в 371 г.

В первую очередь гунны столкнулись с остготами. У гре­ческих и латинских авторов, говорящих о варварских обще­ствах юга Восточной Европы, имеются (неоднократные упоми­нания о разгроме готов.

Готы в то время (время Германариха) были обществом, стоявшим на ступени формирования классовых отношений варварского «полугосударства» (К. Маркс). Успех пропаганды Ульфилы и распространение христианства служат этому под­тверждением. Некоторые данные о внутреннем строе готов дают возможность предполагать, что у них процесс разложе­ния родового строя основывался на широко развитом рабстве. Труд рабо'В использовался, главным образом, в развитом у готов земледелии. О социально-экономических отношениях готов к моменту гуннского завоевания имеются яркие свиде­тельства древних авторов.

Готы, называемые многими источниками скифами, во вре­мена Германариха господствовали над многими племенами, в частности над племенами, жившими по Борисфену, т. е. Днепру.

Имеется любопытный рассказ Иордана о готах: «В то время, когда Германарих, хотя он, как я выше сказал, вы­шел победителем из борьбы со многими народами, однако же начал думать о появлении гуннов, вероломные россомоны (роксолане,—А. Б.), бывшие у него в рабстве, нашли случай погубить его».^[75] Апологет готов, Иордан объясняет победу гуннов смертью Германариха. Источники скупы на факты о внутреннем устройстве готов, но, хотя и немногочисленные, приведенные данные отчетливо говорят о сильной степени раз­ложения родового строя у готов и об их известной слабости по сравнению с сохраняющими еще свою варварскую силу ’■гуннами. Вскоре после разгрома остготов гунны столкну­лись с вестготами.^[76]

Подобно тому как аланы -включались в состав гуннской орды, так и часть вестготов под начальством Гунимуда, сына Германариха, вошла в состав гуннского племенного союза, другая часть направилась на запад, к римским границам.

Вторым местом борьбы гуннов с готами, вернее с вестго­тами, были берега Днестра (Истра). Здесь был нанесен вест­готам сокрушительный удар, они были разбиты на две части, одна из них во главе с Атанарихом была отброшена на Кар­паты,^[77] другая под начальством Фритигерна искала защиты у Рима.^[78]

По этому поводу источники сообщают:^[79] «Побежденные скифы (готы, — А. Б.) были истреблены ун'нами, и большин­ство их погибло; они их ловили и избивали вместе с женами и детьми, причем не было предела жестокости при избиении; другие, собравшись вместе и обратившись в бегство, числом немного меньше 200 ООО.. .».^[80] Иордан сообщает, что вестготы «общим приговором решили отправить в римскую землю посла к императору Валенту, брату старшего Валентиниана, прося дать им часть Фракии или Мизии для поселения, на основании римских законов, с повиновением его воле».^[81] В 376 г. император Валент принял готов, а в 378 г. произошло большое восстание вестготов.^[82]

Собственно первоначальное движение гуннов заканчи­вается на Днестре. Проспер Аквитанский (середина V в.) от­мечает, что «племя гуннов опустошает землю готов, которые, будучи приняты римлянами без сложения оружия, поднимают восстание».^[83]

Филосторгий, описывая движение гуннов вслед за готами, указывает, что, «перейдя через замерзшую реку (Истр, —А. £.),
одни из гуннов вторглись своими полчищами в Римскую землю и, пройдя по всей Фракии, разграбили всю Европу».^[84] О заня­тии Фракии гуннами говорит и Зосим.^[85] Известно успешное выступление гуннов против гото® под предводительством Уйьда и битвы Ульда с Тайном.^[86] Созомен, описывая поход гуннов под предводительством Ульда во Фракии, указывает, что Ульд, взяв путем измены мизийский город Кастра Мартис, «совершал оттуда набеги на остальную Фракию и по своей самонадеянности не хотел и слышать о договоре с римля­нами».^[87]

Во времена Ульда происходит распад кочевой гуннской орды.^[88] Огромная территория и большое число покоренных племен, а также рост классовых отношений, — все это, вместе взятое, препятствовало закреплению достигнутых успехов. Столь грандиозные завоевания привели гуннское общество к усилению классообразующих процессов. Гуннская орда ослабевает, чем воспользовалась Восточноримская империя. Феодосию, разбившему готов, удалось разбить и гуннов, на­ходившихся в пределах его империи. Зосим сообщает, что «множество униов заняло обитаемые ими (скифами, т. е. го­тами, тайфалами и другими племенами, — А. Б.) области; император Феодосий стал готовиться со всем войском к войне».^[89] Непосредственно военной операцией ведал Модар, «происходивший из скифского рода, но незадолго перед тем перебежавший к римлянам и за высказанную верность полу­чивший начальническую должность в войске».^[90] Успешные военные операции привели к тому, что «Фракия, которой гро­зила самая печальная участь, на время успокоилась после столь неожиданной гибели пребывавших в ней варваров».^[91] Ульд спасся бегством за Истр, а основная масса войска, со­стоявшего из ряда племен (Созомен особо выделяет скифов^[92]),
попала в рабство. Одних продали по дешевой цене, других даром роздали в рабство,^[93] или они попали в «вассальные» отношения: «значительное число их, оставшихся непроданными, получило приказание жить в разных местах».^[94] Победа Вос­точноримской империи над варварами-гуннами и обращение захваченных в плен гуннов в рабство — временно затормозили развитие классовой дифференциации в гуннском обществе и нанесли удар всему объединению. Гуннское образование рас­падается. События, связанные с первым распадом гуннского варварского объединения, показывают, что завоевания, если они не сопровождались у племен-завоевателей быстрым фор­мированием государства, оказывались непрочными. Гуннский племенной союз был слишком велик, чтобы его можно было сохранить средствами патриархально-родового строя. Захват варваров в рабство Восточноримской империей, удар, нанесен­ный гуннам Феодосием, только временно приостановили рост могущества гуннов, создали все предпосылки для их возрожде­ния. Гунны имели в качестве своего союзника сельское населе­ние Восточноримской империи, варваризировавшееся во время Валента и Феодосия. Надо помнить, что в составе этого населе­ния было немало задунайских варваров, жаждущих освобо­ждения.

Подъем гуннской орды и третий, самый значительный, этап истории западных гуннов (V в.) связаны с именем их вождя Руя или Ругилы.^[95] Распадение гуннской орды было недолго­временным. Однако нам не известны вожди гуннов этого пе­риода. Гунны не совершали походов, и поэтому источники, в частности византийские, почти не знают имен их вождей. Возможно, что варварское общество в короткий период упадка вообще не имело вождей типа Валамира.

Приск Панийский сообщает, что Руя (Руа) «решился вести войну против амилзуров, итимаров, тоносуров, войсков и других народов, поселившихся на Истре и прибегавших к союзу с римлянами».^[96] Племена, с которыми Ругила вел борьбу, вероятно, жили ранее по северному побережью Чер­ного моря и входили в состав гуннской орды во время пер­вого этапа их истории. Ругила пытался еще раньше устано­

вить прерванный во времена Ульда мир с римлянами и вто­рично послал в Константинополь некоего Ислу. Несогласия между Ругилой и Римской империей объясняются задержкой и невыдачей гуннам их перебежчиков. Ругиле удалось снова объединить племена, и он даже перешел Дунай и занял Пан- нонию.^[97] В результате этого усиления он и потребовал «воз­вращения всех перебежчиков, свободной и равноправной тор­говли на границе и увеличения ежегодной дани до 700 фун­тов золота».^[98]

При Ругиле гунны обменялись с Империей посольствами. К римлянам был послан Исла, который вернулся обратно с Сангилахом, но гунны и римляне не пришли к окончатель­ному соглашению. Ругила объединял племена, главным обра­зом, в восточной части степей. Продолжение дел Ругилы вы­пало на долю его племянника — Аттилы, который вошел в историю, как один из самых крупных представителей варвар­ских образований. Не случайно А. Тьерри пишет, что «имя Аттилы завоевало себе место в истории человеческих гениев рядом с именем Александра и Цезаря».^[99]

Собственно, после смерти Ругилы, последовавшей в 433 г., наследниками его являлись два племянника, Бледа и Аттила, сыновья его брата Мундзука. История первых 8 лет их царст­вования неясна. С 445 г., после смерти Бледы, Аттила стано­вится единственным вождем гуннского объединения.

АТТИЛА И ГУННЫ В ЕГО ВРЕМЯ

По Иордану, Бледа и Аттила были не родными братьями, а двоюродными; Бледа был, по всей вероятности, сыном Актара, братом Ругилы, с которым он разделял власть. Иор­дан также говорит о том, что двойственность власти Аттилы и Бледы кончилась братоубийством, а не естественной смертью Бледы.^[100]

Римляне стремятся продолжить свои мирные связи с гун> нами. Еще при жизни Бледы было направлено посольство Плинфа и Эпигена, которые встретились с царскими скифами (гуннами) в Марге, Мизийском городе, в Иллирике на бе­регу Истра против крепости Констанции (при впадении р. Мо­равы в Дунай) ,^[101] После этих переговоров было достигнуто соглашение (как мы указывали, приписываемое Ругиле), по которому, помимо вышеперечисленных привилегий (выдача пе­ребежчиков, равноправная торговля и дань в 700 фунтов зо­лота) были выданы гуннам дети Мамы и Атакама, происходя­щие из царского рода, вскоре Аттилой и Бледой умерщвлен­ные в Карсе (Добруджия).^[102] Известием о войне с соросгами (скифским племенем) исчерпываются сведения о -первом пе­риоде истории господства Бледы и Аттилы.

Аттила продолжает дипломатические сношения с римля­нами. Раздраженные тем, что епископ города Марга в 442 г. разграбил их «царские гробницы», гунны потребовали выдачи перебежчиков и «духовного грабителя». Этот повод приво­дится источниками для объяснения перехода гуннов через Истр и разгрома Виминакия. В это время гуннам было легче совершать свои набеги, так как они могли опереться на вос-

стания плебса в городах Римской империи. Так, например, был взят город Марг. Как свидетельствует Приск, «могуще­ство варваров возросло после того еще более».^[103]

Феодосий младший ответил отказом на вторичное требова­ние Аттилы выдать перебежчиков. Это повлекло за собой опустошение гуннами Иллирика и Фракии. Необходимо было немедленно принять меры для улаживания конфликта, что было сделано посланниками Империи Сенатором и Феоду- лом 'в городе Одессе (нынешняя Варна). Но дипломатические переговоры ненадолго задержали дальнейшие набеги гуннов. Вскоре произошло сражение в Херсонесе Фракийском, после которого был заключен мир на тяжелых для римлян усло­виях.

Посольству Анатолия, отправленному после сражения ь Херсонесе, предъявлено было требование о размере дани л перечень обязательств римлян. Они должны были уплатить 6000 литров золота единовременно и по 2100 литров еже­годно; за каждого бежавшего военнопленного римлянина (раба) платить 12 золотых монет, либо выдать его обратно гуннам; кроме того, Империя обязана была выдать гуннам всех перебежчиков и в дальнейшем выдавать их системати­чески. Характерно, что гунны одним из условий ставят осво­бождение Римом военнопленных — ремесленников, колонов, рабов. Согласившись на все требования гуннов, римляне в виде компенсации намного увеличили поборы с местного на­селения.

В последующее время Аттила неоднократно направляет к римлянам послов с требованием выдавать беглецов. На­стойчивость Аттилы свидетельствует о том, как много внима­ния он уделял сплочению гуннского племенного союза. Объ­единить разноплеменной состав орды одними средствами воен­ного принуждения, конечно, было трудно.

Патриархально-родовые средства управления были уже не­достаточны для объединения, классовые же отношения для формирования государственного устройства еще не созрели. Рабы, находящиеся во владении у гуннской племенной знати, обеспечивали известную автономность гуннских вождей, хотя, это рабство и имело еще патриархальную форму.

Аттила не допускал распада союза кочевников. Наоборот* судя по характеру требований, предъявляемых его посоль­ствами, он старательно объединял вокруг себя всех гех, кто имел отношение к племенному союзу.²" Сила вождя гуннов заключалась в том, что в тылу своего врага он имел союз­

ника — зависимое население Рима, в частности рабов, бывших варваров. В союзе с восставшими рабами и колонами, да вообще со всей зависимой массой населения, он сумел создать новое объединение и успешно продвинулся на запад.

Для удовлетворения непосредственных интересов кочевни­ков Аттила организовал захват земель; в частности, посол Эдикон был уполномочен добиться соглашения с римлянами по поводу земель но течению Истра от Паннонии до Нов Фра­кийских, завоеванных Аттилою, которые гунны запрещали возделывать; кроме того, было повторено требование возвра­тить беглецов.^[104] В случае невыполнения этого гунны угрожали войной.

Ближайший соратник Феодосия II — евнух Хрисафий пред­ложил Эдикону убить Аттилу. Для организации убийства к вождю гунно© отправили послов, служивших посредниками в заговоре и, одновременно, бывших ответственными за по­сольство Эдикона. В числе послов (448 г. до н. э.) были Ви­гила, знавший гуннский язык, знатный имперский сановник Максимин и Приск. Последний и оставил подробное описа­ние своего путешествия, которое служит основным источни­ком для изучения истории западных гуннов.

Приск отмечает одну любопытную деталь. Он рассказы­вает, что послы заехали к предводителю иллирийского войска в районе Наисса, чтобы получить от него для выдачи гуннам 5 беглецов из общего числа 17. Перебежчики-гунны не попа­дали, следовательно, в рабство как военнопленные, а исполь­зовались в армии в качестве наемной силы. Этим и объяс­няется дезертирство из гуннского объединения. Вольный гунн, беглец был у римлян не обычным непосредственным произво­дителем — колоном, а солдатом.^[105]

Из передаваемого Приском разговора Аттилы с римским послом выясняется причина упорства вождя гуннов в его тре­бованиях о выдаче всех перебежчиков. Аттила заязил, что «он не позволит, чтобы его рабы действовали в войне против него, хотя они и не могут принести никакой пользы тем, ко­торые вверяют им охранение страны своей».³

В этих словах сказывается уверенность Аттилы в том, что племена, покоренные и включенные им в состав гуннского объединения, не могут быть его противниками, по существу же они становились союзниками. Вождь гуннов, однако, чувство­вал, что для успеха его военных операций необходима консо­
лидация сил, и прибегал к самым жестоким мерам для сохра­нения единства кочевого объединения.

Приск указывает, что у гуннов имелись рабы, которых раз­решалось продавать и покупать; он отмечает явления, по ко­торым можно было бы заключить, что в варварском государ­стве в достаточной степени были развиты классовые отноше­ния, разделение на рабов и рабовладельцев. Вместе с тем* его сведения дают все же основания предполагать, что строй гуннского объединения сохранял ряд черт первобытно-общин­ного общества. Гуннский союз на той стадии не был еще ело- жившимся классовым обществом. Одним из ярких мест, до­казывающих это положение, является приводимый разговор с греком, жившим долгое время у гуннов. У дома Онигисия римский посол повстречал к своему изумлению одетого в бо­гатые скифские одежды человека, говорящего на греческом языке. Грек, как это отмечает Приск,^[106] явно не был рабом. В разговоре грек дает меткую характеристику положения не­имущих слоев населения у «цивилизованных» римлян и «вар­варов» гуннов.

«. . .Бедствия, претерпеваемые римлянами во время смут­ное, тягостнее тех, которые они терпят от войны, по причине жестокого взимания налогов и притеснений, претерпеваемых от дурных людей, ибо закон не для всех имеет равную силу. Если нарушающий закон очень богат, то несправедливые его» поступки могут остаться без наказания, а кто беден и не умеет вести дел своих, тот должен понести налагаемое зако­нами наказание», и т. д.^[107]

Приск возражал своему знакомцу, оправдывая систему общественных отношений в Восточноримской империи, в част­ности, тем, что «римляне поступают с рабами гораздо снисхо­дительнее, чем варвары», и что «не позволено предавать их (рабов,—А. Б.) смерти, как это водится у скифов. Рабы имеют много способов получать свободу».^[108]

Единственным возражением грека на слова Приска было: «Законы хороши, и римское общество прекрасно устроено, но правители портят и расстраивают его, не поступая так, как поступали древние».^[109]

Оценка греком общественных отношений в Империи и у «варваров», противопоставление последних Риму, как более справедливых, является одним из подтверждений того, что гуннское обшество аттиловской эпохи не было окончательно
сложившимся классовым обществом. Недаром Сальвиан, пре­свитер из Массилии, указывает: «Если обманывает хун или ги- пид, то что же в этом удивительного, если он совсем не знает преступности обмана.^[110] Чья несправедливость такова, как наша? Франки этих преступлений не знают, хуны от этих преступлений свободны».^[111]

Уже указывалось, что гунны Аттилы знали классовые отношения. Наличие у них рабов отмечается Приском неодно­кратно. Римским посланникам «запрещалось освобождать римского военнопленного, покупать варварского неволь­ника».^[112] Архитектор, построивший баню Онигисию, был жите­лем Сирмии, взятым в плен «скифами», т. е. гуннами. Он на­деялся получить свободу в награду за свое искусство, но вместо того был обречен на труд, более тяжкий, «чем скиф­ская неволя».^[113] О доме жены Аттилы, Креки, Приск отмечает: «.. .вокруг царицы стояло множество рабов: рабыни, сидя на полу против нее, испещряли разными красками полотняные покрывала, носимые варварами поверх одежды, для красы».^[114] Приск сообщает, что «два человека, бывшие у скифов в не­воле, были приведены со связанными назад руками за то, что убили своих господ, владевших ими по праву войны. Обоих распяли.. .»^[115]

У гуннов этого периода отмечается рост имущественных различий. Сам Аттила имеет свой дворец-ставку, жена его Крека — отдельную ставку. Одна из жен Бледы была стар­шиной селения, в которое заезжал Приск. Онигисий имел лучший дом после Аттилы. Взятые в плен люди в первую очередь «доставались на долю, после Аттилы, скифским (гуннским,—А. Б.) вельможам, имеющим большую власть».^[116] Члены господствующего рода были подобны наместникам над покоренными племенами, например над акатирами. Рабы использовались главным образом в домашнем хозяйстве и не являлись у гуннов основными непосредственными производи­телями. Хозяйственной базой у гуннов оставалось скотовод­ство, хотя земледелие в это время было широко развито среди местных славянских племен. Продукты земледельче­ского производства получались путем обложения данью пле­мен, вошедших в состав гуннского объединения.

Гунн Хелхал, главнокомандующий римскими легионами, вел переговоры с вождями покоренных готов о том, что он «даст готам земли, но (этот дар пойдет на пользу,—А. Б.) не для них самих, а в пользу уннов; что унны, не занимаясь земледелием, будут, как волки, приходить к готам и похи­щать у них пищу; что готы, находясь в состоянии рабов, бу­дут работать для содержания уннов. ..».'

Из сообщения видно, что собственно гунны земледелием не занимались: римскому посольству в селениях давали «в пищу вместо пшеницы просо, вместо вина так называемый у ту­земцев медос», а «следующие за ними служители получали просо и добываемое из ячменя питье, которое варвары назы­вали камос».^[117] Такое противоречие надо понимать в том смысле, что в гуннском обществе основные земледельческие работы выполнялись племенами, .вошедшими в состав объединения в процессе завоевания. Эти, главным образом древнеславян­ские племена были, в основном, земледельцами, сами же гунны являлись ско'товодами-кочевниками и непосредственно земледелием не занимались. Надо отметить, что селения, в которых посольство получало продукты земледельче­ского производства, находились «по ту сторону Дуная» т. е. за пределами территорий — фактических ставок кочев­ников.

Несмотря на наличие классового расслоения на рабов и рабовладельцев, несмотря на рост имущественной дифферен­циации, гуннское общество в целом еще сохранило свои при­митивные формы. Аттила был еще вождем, близко стоявшим к племенам. Когда Приск описывает прибытие вождя, то отмечает, что Аттила остановился перед домом и многие про­сители, имевшие между собою тяжбы, подходили к нему и слушали его решения.^[118] Иордан дает такую характеристику: «Любя войну, Аттила был уверен в деле, тверд в совете, снисхо­дителен к просьбам и благосклонен к тем, кого однажды при­нял под свое покровительство».^[119] Эти характеристики показы­вают, что вождь варваров не являлся выразителем классо­вых интересов рабовладельцев, а в первую очередь осуществ­лял интересы скотоводческих гуннских племен, сохранивших еще патриархально-родовые отношения.

Иордан отмечает, что Аттила по своему облику гунн, а гуннов все древние авторы, особенно Аммиан Марцеллин, антропологически отличают от остальных племен (например аланов). На пиру Аттила ест из деревянной посуды; в ряде его действий ясно заметно соблюдение традиций кочевого?' быта скотоводов патриархально-родового строя.

. Приск упоминает дальнейшее развитие завоеваний при Аттиле. Целью было не только захватить территорию, но и взимать дань. Увеличение владений путем завоеваний, вклю­чение в состав племенного союза большого количества поко- ренных племен были в то время и на том этапе обществен­ных отношений средствами борьбы против тех форм эксплоатации, которые росли внутри гуннского общества и- могли бы в конце концов подорвать (и подорвали) силу гуннского племенного союза. В результате этих причин, во времена Аттилы накануне европейского похода, вследствие бурного развития классообразующих процессов, вырастает особое значение покорения других племен и народов. Аттила- относится еще к представителям той власти, которая доста­точно сильна и опытна для покорения и угнетения чужого народа, но недостаточно сильна для угнетения собственного народа.

Таким образом ближайшим поводом к организации по­хода был рост социальных противоречий внутри гуннской орды.

К моменту похода на запад Аттила имел значительные войска из разных племен. Из восточных племен можно на­звать гуннов и акациров, роксаланов, антов, аланов; в гунн­ское объединение входили, кроме них, и другие славянские племена; из германских упомянем герул, остготов (во главе с Валамиром, Теодомиром и Видемиром) и гепидов (во главе с Адариком). Руководство союзными племенами осуществля­лось их собственными вождями.

Продвижение Аттилы было направлено к Рейну. Путь- стратегически выбрали удачно, он шел через варварскую пе­риферию Империи, население которой могло явиться наибо­лее вероятным союзником. Отряды были разделены на две группы: одна группа шла по правому берегу Дуная и имела задачей снести передовые римские укрепления, что и выпол­нила; другая, левобережная, подчинила своему союзу квадос в Западных Карпатах и маркоманов в Шварцвальде. Соеди­нение гуннов произошло у истоков Дуная.

Франки (восточные), жившие по берегам Неккара, сверг­нув своего короля, примкнули к Аттиле. То же проделали¹ тюринги и зарейнские бургунды. Фактически у Рейна про­изошло окончательное, хотя и временное объединение сил' варваров, после чего, с помощью ими самими сделанных мостов, они переправились в нескольких местах через Рейн.

Наибольшее смятение поход Аттилы вызвал в Галлии и в Бельгийских провинциях, где жители пытались бежать с.

насиженных мест. Из укрепленной Лютеции (Париж), извест­ной большими восстаниями 360 и 383 гг., жители также хо­тели бежать. Легенда приписывает спасение .Лютеции некоей Женевьеве (Геновефе), которая якобы сумела воздейство­вать на жителей, и они остались на своих местах.

Однако Аттила не дошел до Лютеции. Опустошив Мец (6 апреля 451 г.) и ряд других городов Галлии — Страсбург (Аргенторат), Шпейер (Новйомаг), Вормс (Ворбетомаг)» Майнц (Могонтиак), Безансон (Безонтион) и др., Аттила осадил Орлеан (Аурелиан), но вследствие отсутствия под­держки в тылу должен был после жестокого сражения снять осаду.

Аэйций Теодорик, король готов, и его сын Торнэмэд, как рассказывает Григорий Турский, отбили второе наступление гуннов на р. Марне (Матроне) в 451 г. в окрестностях г. Труа (по Иордану — в окрестностях Шалона) и окончательно их разбили. Это была знаменитая Каталунская битва, после ко­торой могущество гуннов больше не расцветало. Битва эта вошла в историю и запечатлелась в ряде мифов и сказаний вплоть до скандинавских саг.^[120]

На обратном пути Аттила разгромил Трир, а в 452 г. во­рвался «в верхнюю Италию, разорил Аквилею, овладел Мила­ном (Медиоланом), но из Равенны поспешно удалился на­зад».^[121] После этого известно еще одно вторжение Аттилы в Галлию. Затем наступила его смерть (454) .^[122]

Неудача Аттилы объясняется (‘лишком большим размахом его походов и невозможностью в пределах огромной террито­рии сдержать под единым руководством огромную массу пле­мен, социально и этнически с гуннами не связанных. По­этому выход из союза отдельных племен и даже довольно значительных объединений образовал в тылу брешь и решил судьбу гуннов на Западе и, пожалуй, на Востоке.

Племена Западной Европы в это время были более сильны своим социальным строем, чем гунны, находившиеся уже на стадии сложения классового общества. Восстание и победа варварских племен Западной Европы над гуннами предопре­делили «варваризацию» последних. Появление новых варвар­ских государств на смену гуннам представляет собою вы­ступление свежих сил (поскольку самими же гуннами был 'анее нанесен удар процессу классообразования у готов, франков и других племен Запада). В то время как у гулнов власть переходила по наследству, у упомянутых племен вож­ди избирались. Другим племенем, сохранившим у себя пат­риархально-родовой строй, в частности франкам, удалось не­сколько позднее, а именно в 476 г., окончательно завершить политический разгром Римской империи, что было одной из важнейших предпосылок создания западноевропейского фео­дализма. Гуннское нашествие разбудило варварские «запасы» племен, сломивших Рим, и в этом заключается всемирно- историческое значение гуннского похода на Запад, в этом за­ключается всемирно-историческая роль Аттилы. Если источ­ники (Иордан и Приск) отмечают субъективные причины по­хода гуннов на Запад (требование дани, которую римляне отказались платить после смерти Феодосия младшего и при Маркиане, а также отказались выдать за Аттилу Гоноршо), то несравненно важнее отметить объективную историческую роль гуннского нашествия.

Гуннское «нашествие» всей буржуазной литературой рас­сматривалось и рассматривается как движение «азиатов», громивших европейскую цивилизацию. Гунн — синоним ди­каря, разбойника. Это представление, доминирующее в лите­ратуре, ничего общего с действительностью не имеет.' Гунны и созданный ими огромный племенной союз отнюдь не были, как это представляет западноевропейская наука, разбойничьим отрядом.^[123] Они стояли несравненно выше многих европейских племен и по своему социальному строю и по своей культуре. Разгромив готов, гунны, тем самым, высвободили из-под их политического господства славянские племена и сами воспри- «яли скифо-сарматскую и древнеславянскую культуру.^[124] Стоит только вспомнить постройки гуннов, одежду, пищу и т. п., ■столь красочно описанные Приском. Культурное влияние гун­нов на западноевропейские племена отмечается даже бур­жуазными учеными на основании археологического мате­риала.

По сравнению с рабовладельческой системой, в гуннском племенном союзе были элементы новых, более совершенных общественных отношений — имелись предпосылки образова­ния феодальных порядков. И этим не исчерпывается превос­ходство гуннов над Европой, особенно над ее варварской периферией.

Гуннский племенной союз, включавший в известной мере и элементы азиатских культур, а главное культуру южнорус­ских степей, принес, наряду с ними, и черты древнейших го­сударственных образований Средней Азии и, может быть, Китая. В известном смысле можно сказать, что гунны при­несли с собой в Европу это влияние.^[125]

Наконец, самое главное, гуннский союз сыграл ту все­мирно-историческую роль, что он мобилизовал всю варвар­скую периферию рабовладельческой системы Средиземно­морья и Причерноморья и подготовил разгром не только Рим­ской империи, но и античных центров Причерноморья, исчер­павших к этому периоду внутренние возможности своего раз­вития. Гунны, в значительной степени определившие падение античности, были, прежде всего, теми варварами, которые, по определению Ф. Энгельса, «вдохнули новую жизненную силу умиравшей Европе.. .».^[126]

РАСПАД ЗАПАДНО-ГУННСКОГО ПЛЕМЕННОГО СОЮЗА

После смерти Аттилы гуннское объединение распадается. Иордан отмечает восстание гепидов под предводительством Адарика. Это восстание, по Иордану, освободило и ряд дру­гих народов: старший сын Аттилы был убит, младшие сы­новья, Ирнах и Денгизих, удалились с гуннам,и на восток. Ряд племен — сциры, сарагуры и аланы — осели в Малой. Скифии и нижней Мизии.

Племенной состав удалившихся на Восток гуннов в дета­лях неизвестен. Имеется только свидетельство, что они на востоке делятся на две части — на гуннов-акатиров и гун- нов-кидаритов.^[127] Первые (вероятно, предки хазар), связаны с племенами сарагуров, огоров и онугуров. История вторых^ гуннов-кидаритов (эфталитов?) связана с историей Средней Азии, Кавказа и Ирана.

Однако эти две основных ветви гуннов не были оторваны друг от друга. Одной из них руководил Денгизих, другой— Ирнах. Денгизих продолжал войны с Римом (он был убит в 469 г.).^[128] Ирнах войны с Римом не вел, так как, по Приску* «домашняя война отвлекала его от войны с римлянами».^[129] Под «домашней» войной следует понимать ©ойну с окружающими племенами и подавление междоусобиц.

В это время гунны занимались сплочением вокруг себя племен для похода в Иран. Часть сарагуров и акатиров уже вела борьбу с народами Кавказа. Удар гуннов на кавказ­ские владения Ирана был дополнением набегов эфталитов.

Приск отмечает, что «персы, воевавшие уже давно с кида- ритами, устрашенные и этим нашествием (сарагуров и ака- тиров), отправили римлянам посольство...».*

Таким образом устанавливаем, что кидариты и акатиры— не совсем одно и то же. Это две ветви гуннов, вернее два союза, гунню-акатирских и гунно-кидаритских племен. Первый союз имел большое значение в сложении хазар, второй был соединением восточноевропейских гуннов с среднеазиатскими кочевниками эфталитами.

Распад гуннской державы Аттилы стал фактическим кон­цом самостоятельного существования гуннского племенного союза. Гунны Восточной Европы в дальнейшем выступают в источниках под двойными названиями, свидетельствующими

о  возрастающей роли племен, им прежде подвластных.

Источники еще долго сохраняют термин «гунн», отличая этим словом кочевые объединения, в которых гуннские пле­мена играют если не господствующую, то, во всяком случае, руководящую роль.

Вместе с тем разгром гуннов на Западе и новое усиление кочевников дает возможность и на юге Восточной Европы под­няться новым племенным образованиям варварского типа. Их подъем особенно отражен двойными названиями: гунны-ки- дариты, гунны-акатиры, гунно-авары и т. д. Происходит «омо­ложение» варварской периферии за счет вновь поднятого пле­менного резерва. Создаются новые объединения. Изменяется ориентация походов. Так как основной резерв идет с Востока (эфталиты), то гуннское общество известно своими походами, главным образом, на Кавказе и в Закаспии.

История западных гуннов, когда они вступают в союз с эфталитами, заканчивается в V в.

Ирнах, который поселился сначала в Добрудже (Малая Скифия), был разбит готами; то же случилось и с Денги- зихом, и гунны, ненадолго задержавшись у Днепра (назван­ного, кстати, ими «Гунновар»), вернулись в Черноморские степи. Здесь они снова входят в союз с аланами, которые стали известны на Востоке и даже в Китае, куда они отпра­вили в 455 г. свое посольство.^[130] Уже для этого времени (V— YI вв.) Прокопий отличает среди гуннских племен утургу- ров и кутургуров, а в VI—VII вв. среди них упоминаются четыре группы болгар (кубанские, днепровские, волжские и донские). Происхождение первой и второй групп неясно.

В Vi в. термин «гунн» исчезает и лишь спорадически встречается у некоторых историков более позднего времен» в качестве анахронизма.

Появляется новое объединение кочевников — авары (см. далее). Оно возникает на развалинах гуннского объединения и является историческим продолжением тех же кочевых пле­мен юга России, которые в более раннее время входили в со­став гуннского союза. Политическое господство аваров укре­плялось тем, что они являлись авангардом двигавшейся с Востока части кочевников жужан (в связи с разгромом их тюрками). Если названные выше группы племен (кутургу- ров, утургуров, болгар и т. д.) и входили в состав аварского объединения, то сформировались они несколько ранее; в част­ности, болгары (кутургуры) известны были до формирования; аварского союза племен.

В новых условиях естественно получают первенство пле­мена, сохранившие в какой-то степени силу и крепость родо­вых связей. Для юга России это были авары, которые в ка­честве варварского резерва и поднимаются над всей массой раздробленных и разноплеменных союзов и, распространив-, свое племенное название «авар» (верней «абар»), создают новое племенное объединение, являющееся логическим продол­жением первого гуннского; логическим —в смысле продолже­ния этногенетических процессов, совпадающих в данном слу­чае с процессом образования классов.

В гуннском образовании шел процесс классового расслое­ния, продолжался этногенетический процесс, дальнейшее раз­витие которого в той же среде привело к рождению -тюрк­ского языка.

Когда Приск встретил грека, он был крайне удивлен «эллинской речью», так как «скифы, будучи сборищем раз­ных народов, сверх своего собственного языка, варварского (курсив мой,—А. В.), охотно употребляют язык уннов, или- готов, или же авзониев (латинский) в сношениях с римля­нами. ..».'

Следует обратить внимание на указание, что гунны, кроме «языка гуннов», употребляют свой «варварский» язык. Оче­видно, что в условиях разноплеменного состава гуннского объединения выработался свой язык скорей всего на базе тюрк­ского языка господствующего гуннского рода. Согласно бо­лее поздним свидетельствам, племена, происходившие от гунн­ского племенного союза (кочующая часть — печенеги), знали тюркский язык. Сын Аттилы Денгизих носил тюркское имя (от слова Денгиз—море), по армянским историкам позднее

гунны (V—VI вв. н. э.) поклонялись божеству Тенгрихан—- небесный царь.^[131] У хаэар, среди которых, несомненен гуннский этнический элемент,^[132] вся социальная номенклатура была тюркской, полученной, вероятно, от среднеазиатских тюрок (хакан, тудун, ябгу и мн. др.). Насыщенность тюркскими сло­вами говорит о том, что «варварским» языком верхушки, гунн­ского образования был тюркский, почему впоследствии неко­торые племенные группировки данного района, происходящие от гуннов, сохраняют тюркскую терминологию. Любопытно» что продукты земледельческого производства называются сла­вянскими терминами, отвечающими языку иного этнического образования («камос», «медос»). Полагаю, что язык «варвар­ский» был тюркский, язык же «уннов» в основном славянский.

Тенденция к широкому распространению тюркских диалек­тов в период господства гуннов не получила своего заверше­ния очевидно по тем же причинам, по которым шла история монгольского языка. Напомню замечательные слова И. В. Сталина: «бывают и обратные процессы, когда единый язык народности, не ставшей еще нацией в силу отсутствия необходимых экономических условий развития, терпит крах вследствие государственного распада этой народности, а мест­ные диалекты, не успевшие еще перемолоться в едином язы­ке, — оживают и дают начало образованию отдельных само­стоятельных языков. Возможно, что так именно обстояло дело, например, с единым монгольским языком».^[133]

«Варварский» язык гуннов, это не третий, новый язык, а не овладевший господствующим положением в Восточной Европе язык тюркской системы. Победили в конечном счете, после свержения владычества гуннов, местные диалекты, в первую очередь славянские языки, скорей всего язык «уннов», по Приску. Они явились победителями над чуждым, хотя и некоторое время господствующим тюркским языком восточ­ных гуннов, пришедших в Европу из Средней Азии. Слова Приска Панийского наглядно свидетельствуют, что даже при владычестве гуннов сохранялись отдельные языки («уннов», готов, авзониев), а временное преобладание имел один из тюркских языков («собственный», «варварский») в силу этни­ческого происхождения политической верхушки гуннов. Язык этой знати несомненно был отличен по своему лексическому составу от тех языков тюркской системы, которые были рас­пространены на Востоке (например, в Средней Азии) и кото­рые мы знаем по современным данным. Он не мог не впитать в себя лексику местных, временно покоренных гуннами, пле­мен Восточной Европы. Напомню слова И. В. Сталина. «Совершенно неправильно было бы думать, что в резуль­тате скрещивания, скажем, двух языков получается новый, третий язык, не похожий ни на один из скрещенных языков и качественно отличающийся от каждого из них».^[134]

Тюркские диалекты гуннских племен в Восточной Европе не победили, они утратили свою значимость с падением гунн­ского племенного объединения, победили славянские диалекты и языки. Для восстановления относительной роли тюркских диалектов потребовались новые исторические условия — вы­ступления новых государственно-политических объединений тюркских кочевников, но это происходит позднее, не ранее VI—VIII вв., а главным образом в период вторжения тюрк­ских народностей раннего средневековья (тюрки западного каганата, печенеги, половцы).

Гуннский период, особенно время Аттилы, оставил неиз­гладимый след в истории. Этот след имеется не только в исторических сочинениях и хрониках, описывающих гуннское нашествие, но -и в многочисленных эпических произведениях. Сводку преданий и их интерпретацию можно найти в трудах Ам. Тьерри,^[135] А. Вельтмана ^[136] и др. Память о гуннах сохрани­лась в скандинавских сагах, народных квидах Севера, витяз- ных песнях и сказаниях Эдды, в исландских и гренландских сагах XI—XIII вв., в Волуспа (сборник северных сказаний), в латинских и мадьярских сказаниях и т. д. и т. д. Наконец, отражение гуннского нашествия встречаем мы и в «Песни

о  Нибелунгах».

Гуннам посвящены авентюры XX и XXIX «Песни о Ни­белунгах», в которых описываются женитьба Этцеля (Ат­тилы) на бургундке Кримгильде (бывшей жене Зигфрида) и войны между гуннами и бургундами. Сообщается ряд инте­ресных деталей,^[137] касающихся, главным образом, быта гун­нов. «Нибелунги» доказывают проникновение гуннов во время Аттилы в Западную Европу, успешное сражение их с бур­гундами. Покорение бургундов произошло до поражения гун­нов западными варварскими племенами под руководством римского полководца Аэция.

Предвидя нашествие гуннов, бургунды стремились к союзу с готами, но, как сообщает Проспер Аквитанский (V в.), сою­зом «Гумдикарий (по «Нибелунгам^ — Гунтер, — А. Б.) поль­зовался недолго, ибо его вместе с его народом и родом унич­тожили гунны».^[138] «Песнь о Нибелунгах» также говорит, что •союз, который пытался создать Аттила в Западной Европе, был непрочен, и временно входившие в гуннское объединение племена стремились к выходу из него, ориентируясь на новый союз с теми племенами, которые были ближе к ним по своему экономическому и социальному, а быть может и племенному положению. Поэтому в «Нибелунгах» отразились восстание гуннов и борьба их с бургундами внутри гуннского союза, во дворце Аттилы. Сам Аттила погибает от руки своей жены бургундки Кримгильды.^[139] «Песнь о Нибелунгах» вместе с тем еще подтверждает несовместимость, в условиях обществен­ных отношений этой эпохи, союза земледельческих и ското­водческих племен.

АВАРСКИЙ КАГАНАТ

История наследников Аттилы — Ирнаха и Денгизих а — это история распада гуннского объединения. Она начинается,, примерно, с 461 г. (свидетельство Приска).^[140] Уже к концу

V    в. н. э., когда, согласно западным и армянским источникам,, гунны возвращаются на Восток, они выступают там под иным' названием. Прокопий и Моисей Хо!ренский называют предво­дителя белых гуннов, разбивших Пероза, «Кушнавар». В име­ни этого полководца сочетались два слова: кушан — термин,, которым ряд армянских историков обозначает кочевников,, т. е. кушан Средней Азии, и аваз=авар, имя известных пре^ емников гуннов из Восточной Европе. Появление термина авар' не совсем ясно. Отметим, что Днепр назывался термином' Гунновар, в котором объединены два названия гунн --J- авар.^[141]' В сокращенной форме термины авары и гунны сохранялись в племенном названии вархониты, являющемся изменением сло­восочетаний yap -j- хуни. Появление этого названия в пись­менных источниках падает на начало второй половины VI в., (примерно 557 г.) Приск упоминает в 461—465 гг. аваров, ко­торые разбили савиров, потеснивших, в свою очередь, сараугу- ров, угуров и оноугуров, и отправивших в Константинополь

посольство.^[142] Э. Шаванн считал, на основании данных Феофи- лакта, что Уар и Хуни—■ имена двух наиболее древних уйгурских князей, положивших качало двум родам, на основе' которых возникли впоследствии вархониты: «они выявляются, в наиболее знаменитых двух родах уйгуров Уар и Хуни, имена’ которых происходят от двух наиболее древних уйгурских. принцев».^[143]

Вархониты и авары были «псевдоаварами». Действитель­ных аваров, или собственно аваров, Эд. Шаванн видит в кер- михионах. Маркварт считал, что кермихион состоит из двух слов: Керм— червь и Хион— название жуаньжуаней, изве­стных на Востоке в V—VI вв. н. э. Так как жуаньжуань есть имя насекомого, которым китайцы презрительно называли племена Мокулу, то это презрительное название сохранилось и на Западе в иранской форме Керм -f- Хион. Эд. Шаванн предполагал, что разбитые в 50-х годах VI в. тюрками жуа.нь- жуани прибыли на Запад, где они образовали аварский союз, и от псевдоаваров отличались своим названием «керми- хионы».^[144]

В.  Томсен показал, что племена «апар апурым», упоминае­мые в древнетюркских рунических текстах, и есть авары, пе-
’ реселившиеся из Центральной Азии в Европу. Но предпола­гать миграцию всех жуаньжуаней в Европу вряд ли прихо­дится.^[145] Надо считаться с тем, что по пути предполагаемой ми­грации имелись полуосевшие массивы племен Средней Азии, в частности кангюй и эфталиты. Поводом к миграции жуань­жуаней мог бы являться разгром их тюрками в 550 г. Но ава­ры известны на Западе уже во второй половине V в. (в 461 г.). То же следует сказать и о племенах уйгуров, имена которых с разными атрибутивными префиксами известны были на За­паде раньше, чем на Востоке. Надо принять в этой части утверждение В. В. Радлова, что все разновидности уйгуров — кутургуры, утургуры, сарагуры и оногуры — колена и члене­ния племени уйгуров; их названия — западнотюркского про­исхождения.^[146] Термин а,вар— греческое произношение термина абар. Русские летописи знают обров, арабский писатель Ибн- Хордадбех отмечает (наряду с хазарами) абаров или аваров.^[147]

Аварское общество, повидимому, состояло из четырех основ­ных элементов: 1) местного, 2) гуннского, 3) тюркского (эф- талитского), 4) жуаньжуаньского. Жуаньжуани после их раз­грома в какой-то части были, наверное, включены в состав тюркских орд Средней Азии, связь которых с югом России бес­спорна. Одна часть жуаньжуаней вошла в состав тюрков Монголии, другая бежала в Китай. В непосредственной связи с западнотюркским каганатом возникают хазары.^[148] Это про­никновение монголо-тюркских племен в Восточную Европу не снимает возможности автохтонного возникновения аварского союза как непосредственного «наследника» гуннского обра­зования.

Однако вопрос о происхождении аваров нельзя считать еще окончательно выясненным. По сочинениям византийских авто­ров известна только их политическая история, Прежде чем переходить к собственно аварскому периоду, следует кратко остановиться на последнем периоде истории гуннов.

После распада объединения Аттилы вновь появляются мно­гочисленные племена, которые откололись от гуннов и пред­

ставляли в течение некоторого .времени совершенно автоном- - ные образования.

Мы можем только по некоторым данным констатировать . рост рабовладельческих тенденций, которые были сметены возникновением аварского объединения. Аварское объдинение по своему хозяйственному облику так же, как и предшествую, щее, было «гуннской» (варварской) реакцией среди разно­характерных по своему социально-политическому строю пле­менных образований Восточной Европы. Эта разнохарактер­ность и явилась основным препятствием в сложении авар­ского союза, бывшего значительно меньшим и по объему и ■ по значению, чем гуннский.

Отметим те основные племенные образования, которые бы­ли связаны с гунно-аварским объединением. Здесь, прежде ■ всего, нужно выделить: 1) утургуров, 2) кутургуров, 3) саби- ров, 4) позднее болгар (для Восточной Европы) и 5) эфтали- - тов или белых гуннов для Средней Азии.

Появившиеся на территории Восточной Европы племена ■ гуры с их различными атрибутивными префиксами (кут— счастливый, он—десять, ут — огонь (или трава), сары — желтый), являются ордами уйгуров, в конце V в. (492 г.) раз­битыми к Западу от Алтая жуаньжуаньским каганом Дэулу- нем и его дядей Нагаем. С этого времени уйгуры (по-китайски • гаогюй) оказались разбитыми на несколько частей, причем одна часть их откочевала на Запад. Получили они свою са­мостоятельность после разгрома гуннов, когда вообще в сте­пях Восточной Европы выступают частные племенные назва­ния.

Утургуры _и кутургуры назывались гуннами-киммерийцами и составляли две ветви гуннского племени. Утургуры обита­ли в области от впадения Дона в Азовское море и вплоть до Боепора Киммерийского. Кутургуры занимали место между ■ Тиссой и Дунаем. Утургуры проникли в Крым» где столкну­лись с «готами-тетракситами».^[149] Кутургуры в 551 г. вошли в союз с гепидами против лангобардов.

Император Юстиниан, стремясь к умиротворению кутургу­ров, заключил союз с утургурами, которые после победы «го- тов-тетракситов», разбили кутургуров, взяв множество их в плен. Покорению кутургуров утургурами много способствовал Рим. Оправившись после поражения, кутургуры в 559 г. под . предводительством Забергана перешли Дунай и разгромили несколько восточноримских провинций. Юстиниану удалось

■                  снова поднять утургуров под руководством Сандилаха против ^кутургуров.^[150] Борьба племен между собою ослабила их; авары получили тем самым возможность подчинить их себе и сделать своими подданными.

Сабиры или савиры (уйгуры?) сложились в «нацию», по выражению Ю. Клапрота, из нескольких родов.^[151] В середине

V    в. (указан 456 г.) они обитали на Северном Кавказе и вхо­дили в состав аварского каганата, где были под непосред­ственным началом урогов или онугуров. До этого еще в 516 г. они проникли через Каспийские ворота в Армению, заняли также Каппадокию, Галатию и Понт, вплоть до Евхатии, кото­рую, однако, не покорили.

В 528 г. сабиры участвовали в восстании маздакитов, как и эфталиты, но были разбиты византийскими войсками под командой Дорофея. В 531 г. сабиры, снова пройдя через Кас­пийские ворота, напали на византийские владения е Армении, на Евфрате, в Киликии и Киррестике. В 555 г. 2000 сабиров ^:под командой Балмаха, Кутилсиза и Илигера в союзе с Визан­тией выступают против Ирана. В это время сабиры предста­вляли собою еще внушительную военную силу. К 558 г. они были разбиты вархонитами и осели в Албании, а в 585 г. их покорили византийцы. Последнее упоминание относится к '585 г., когда сабиры составляют часть византийских войск, но «еще в 622 г. они участвуют в войсках Ираклия против Саса- нидского Ирана. Заключительным этапом их истории яв- .ляется подчинение болгарам.

«Булгаре Сибирами или Сербами называли слуг и рабов, и в этом смысле слово Серб не только употреблялось Бун­тарскими Славянами, но и соседями их, Сербами, отчего в древних Сербских законах человек простой, подданный .(plebeujus, rustiens) иначе не называется как Сербом. Даже теперь (1837 г., — А. Б.) несмотря на всякого рода перемены Сербы и Далматы называют селянина себар, сибор, ципор и т. п. Таким образом, из собственного и народного имени Са­биры, или Себиры, образовалось общее (нарицательное) Серб ^{селянин, деревенский житель, крестьянин)».^[152] Такого типа изменения семантики племенных названий неоднократны. Такие названия возникали вообще довольно часто, ибо труд земледельца, в представлении варвара-кочевника, был уделом прежде всего раба. Об этого типа отношениях говорил Ф. Энгельс: «.. .добывание средств к существованию соб-
етвенным трудом стало* признаваться делом, достойным лишь раба..

Значительное место в племенном составе аварского союза занимали еще болгары.

Происхождение дунайских болгар во многом не ясно и требует специального изучения. Споры об их этногенезе в буржуазной науке не привели еще к положительным резуль­татам. Всего вероятнее, что дунайские и волжские болгары — автохтонные образования. Во всяком случае, как уже дока­зывали Дринов и Иречек, образование дунайских болгар тес­но связано с местными автохтонными славянскими и фрако- нллирийскими этническими образованиями. Этногенетический процесс у обоих болгарских образований происходит в от­личных от гуннов условиях. Дунайские болгары были захва­чены в орбиту гуннского завоевания и временно подверглись гуннскому, позднее аварскому влиянию, которое сказалось в их языке в виде тюркской лексики.^[153]

Как следует из перечисления племенных групп, имена ко­торых стали известными после разгрома гуннов, Восточная Европа не была охвачена политической властью аваров. Авары оказались политически намного слабее гуннов и включили в свой состав значительно меньшее количество племен. Однако авары сохраняли кочевой образ жизни, о чем свидетельствуют византийские авторы. В этом отношении авары явились про­должателями традиций западных гуннов, уже на высшем эта­пе развития общественных отношений.

Историю аваров следует писать в связи с историей совре­менных им варварских союзов типа болгарских и историей Византии. Этой задачи мы перед собой не ставим. Попытаемся дать лишь основную хронологию главнейших политических событий.

Авары .не представляли собой мощного племенного обра­зования. Союза, подобного гуннскому, они создать не могли и являлись, невидимому, относительно немногочисленной ор­дой, органически не связанной ни с болгарскими племенами, ни со славянскими. Объясняется это и ростом могущества указанных племенных союзов, ростом социального расслоения внутри аваров и теми поражениями в конечном счете, кото­рые им нанесли франки. Характерно, что в своей массе авар­ское искусство, известное нам по археологическим данным* являет собой искусство уже классового общества.

Появление аваров, как кочевников, на "юге Восточной Евро­пы вызвано было, как мы указали уже: 1) экспансией тюрок в Закаспий и 2) возвышением феодализирующихся кочевых племен, происходящих от древних гуннов, выступающих в южных степях под новым племенным названием «аваров».

Оставшиеся после распада гуннского объединения кочев­ники — непосредственно гуннского происхождения; называ­лись они по имени их предводителя Оуара.^[154]

Византиец Менандр сообщает, что авары «после долгого' скитания пытались установить через своего посланника KiaH- диха связь с римлянами, требуя от последних дани и обещая ему (Юстиниану, — А. Б.) защиту римских владений». Ме­нандр далее отмечает, что «авары завели войну с утургурами с залами (уннского племени, — А. Б.) и сокрушили силы са- виров».^[155] Дальнейшая история аваров связана с разгромом антов (557 г. н-. э.) и убийством антского посланника Меза- мира за дерзкое обращение его с аварским каганом.^[156]

Авары находились в конфликте и с западными тюрками, их хаканом Силзивулом. После покорения сабиров, утургуров и кутургуров, авары напали на антов, которые отправили к ним посла Мезамира. Последний и был ими убит по совету некоего Котрагига (559—561).^[157]

Авары требовали у римлян земли для поселения и отпра­вили в 562 г. специальное посольство к Юстиниану. Однако посланники были задержаны, так как некто Икунимон предал их, рассказав, что авары задумали восстание немедленно после переселения в римские земли- Задержка послов отмечается и Менандром в качестве причины возникновения недоволь­ства аваров римлянами и попытки их хакана Баяна разбить римлян.

Шафарик указывает, что «авары, между прочим, и оттого еще так упорно налегали на восточных антов, чтобы, на­ведши страх на прочих западных славян, тем легче можно было через них открыть себе путь в средину Европы, Панон- ский Подунай, этот рай кочевых и разбойничьих племен».^[158]

Их стан, делившийся на девять больших кругов, обведен­ных рвом и насыпями (567—568), «занимает обе стороны Дуная, откуда они слишком 250 лет ужасным образом грог мили и теснили окрестные народы».^[159]

Шафарик также предполагает, что в это время (в 563 г.) произошло покорение дулебов при вторжении аваров в Вен­грию. Дулебы жили между Бугом и Стырем и проникли в Венгрию через Татрские горы у .Дуклы.^[160] Это был один из древнейших и наиболее могучих союзов славянских племен, сохранивших свое значение несмотря на поражение, нанесен­ное им аварами. Очевидно, что его сложение произошло вслед за распадом гуннского племенного союза.^[161]

Аварам удается в течение ряда лет получать дань с рим­лян. Они не могли распространять своей экспансии на Восток* так как там, в частности над эфталитами, господствовали за-^ падные тюрки. Естественно, что после отказа римлян (при­мерно в 565 г-) платить аварам дань, авары ориентируются на Запад.

Благодаря постоянным взаимоотношениям аваров с рим­лянами до нас дошли указания, что авары сносились с ала­нами, в частности они просили аланского царя Сароса облег­чить им доступ в Константинополь.

Византия знала, что авары находились под властью тюрок.^[162]

В силу многоплеменности аварского каганата трудно уста­новить их этническое происхождение, тем более, что до сих пор не установлена этническая принадлежность жуаньжуаней, часть которых вошла в состав аварского каганата.. Можно ука­
зать, что в аварском каганате были тюркоязычные племена, славянские, вероятно и угрофинские. Отмечаются и монголь­ские элементы. Так, например, имя предводителя аваров «Баян» не что иное, как монгольское слово богатый. В пле­менном названии «вархуниты» окончание «т» одна из мон­гольских форм множественного числа. Возможно, что мон­гольские элементы в аварском союзе были принесены жуань- жуанями, монголизм которых в настоящее время более или менее установлен.^[163] Византийские и западноевропейские источ­ники (например Менандр, Павел Диакон) - связывают аваров с гуннами, указывая (Менандр) на сходство аваров с гуннами, в обычаях и языке, или на генеалогическую связь аваров с гуннами (Павел Диакон). Поражал византийских истори­ков явно восточный обычай ношения аварами кос.

Все это лишь доказывает, что аварский каганат, незави­симо от того, в каком количестве входили в него пришельцы, продолжил историю местных племенных образований на но­вом этапе варварского полугосударства. Письменные источ­ники мало что говорят об экономике аваров. Как уже указы­валось, еще в 562 г. они отправляли посольство к Юстиниану с просьбой предоставить им земли для поселения. Можно пред­полагать, что они собирались переходить на пастушеские формы скотоводства, т. е. сосуществующего с земледелием. Стан на Дунае являлся основной их ставкой. Здесь была создана возможность оседающим аварам заняться земледе­лием, тем более, что в составе каганата были славянские племена, знавшие задолго до этого земледелие. Однако еще в конце VI в. авары, как правило, были скотоводами.

Константин Багрянородный сообщает: «Каждый год из других городов Далматии собирались конные воины и около тысячи были посылаемы из Салоны стоять стражей на реке Дунае ради аваров. Авары же жили на том берегу реки Дуная, где теперь тюрки, и вели кочующий образ жизни. Приходив­шие каждый год из Далматии видели часто за рекой скот и людей. Однажды они решили переправиться, чтобы узнать, кто там живет. Переправившись таким образом, они нашли одних женщин и детей аваров, мужчины же и юноши были в походе».^[164] Это свидетельство указывает на общую экономи­ческую основу аваров и гуннов-скотоводов₍. Авары были ко- чевниками-скотоводами, расширявшими свою экономическую базу посредством грабежей и завоеваний. Завоевание служило

обмену с земледельческими народами, получению рабов, дан­ников и новых территорий.

Почти нет сведений и о социальном строе аваров. Известно, что_> внутри аварского племенного союза особую, руководящую роль имело племя «Вархуни». Ряд подчиненных им племен, в том числе гепидов, они рассматривали как своих рабов, по­лучали с них регулярную дань, главным образом продуктами земледельческого производства. Так, например, в качестве выкупа из плена Сигиберта франкские племена дали аварам муку, овощи, овец и быков. Менандр, обобщая, указывает, что авары требовали от гепидов «десятую часть всех четвероно­гих», а в случае победы лангобардов над гепидами требовали себе половину предполагаемой добычи и «всю землю гепи­дов». Существенной стороной в жизни аваров являлась война, покорение племен и взимание даней деньгами или земледель­ческими продуктами, либо просто грабеж. Авары, судя по лапидарным данным письменных источников, знали рабство, были знакомы уже с примитивными формами эксплоатации, но классовые отношения были лишь в зачаточных, «детских» формах.

Благодаря посольству Маниаха в 568 г. и ответному Зе- марха римляне непосредственно связались с тюрками и уз­нали, что последние считали аваров своими подданными. С этого времени авары и назывались псевдоаварами.

Отказ Византии платить дань дал повод аварам напра­виться в Западную Европу, где они, по свидетельству Григо­рия Турского, имели столкновения с племенами, населявши­ми Тюрингию, воевали с австразийскими франками во главе с их королем Сигибертом,^[165] захватив даже его в плен на Эльбе.

В 570 г. от аваров в Византию был послан некий Апсих. Только после удачного сражения с византийским полководцем Тиверием договор, предложенный аварами, был утвержден и выполнен.

Боясь военных столкновений с азиатскими тюрками, авары заключают союз с Византией и пользуются ее защитой. Это вызывает негодование предводителя тюрок Турксанфа, кото­рый говорил византийскому послу Валенту (576), что «вар­хониты» являются подданными и рабами тюрок.^[166] Тюрки считали своими подданными не только вархонитов, но иутур- гуров.

В 578 г. авары, по настоянию Византии, выступают против напавших на нее славян и их предводителя Лаврентия.^[167] Под; предлогом военных действий против славян Баян врывается в Паннонию, и возобновляется борьба с Византией за город Сирмий;^[168] авары использовали момент, когда Византия была, отвлечена войной с Ираном. Борьба за бирмий кончилась успешно для аваров. Мир с Ираном был заключен Византиек е 591 г.

Несмотря на частичные победы Византийской империи над славянами (593), положение аваров на политической арен© не улучшается особенно из-за натиска со стороны западных тюрок Средней Азии. С войнами со славянами связано про­никновение аваров в области, расположенные на восток от Эльбы. На запад от Эльбы авары проникли до Тюрингии.

В начале VII в. авары заняли Далматию вплоть до Тимо- ка. Феофилакт предполагает, что усиление аваров произошло благодаря приходу с востока новых племен под начальством Забендера — тарниахи и котсагиры или, как предполагает Клапрот, им на помощь пришли кутургуры и булгары, оби­тавшие ранее на севере Черного и Азовского морей.^[169]

Историческое значение полководца аваров Баяна Тьеррж склонен сравнивать со значением Чингиза, Тимура или Аттилы.. Этот автор дает отрицательную характеристику Баяну, жадно­му, вечно стремящемуся к наживе и богатству.^[170] С именем- Баяна связаны походы на лангобардов, разбитых им в 610 г.

Павел Диакон (автор VIII в.) сообщает, что его предки были в неволе у аваров после того, как те разбили ланго­бардов. Описывая историю короля лангобардов Аудигуна я вождя Альбуина (конец VI — начало VII в.), тот же автор дает следующее чрезвычайно ценное указание: «Альбуин вступил в вечный союз с аварами, которые первоначально на­зывались гуннами, впоследствии же по имени своего народа* были названы аварами».^[171]

В света этого указания Павла Диакона можно предпола­гать, что вархониты были этнически связаны с родом «авар» (абар, ауар), быть может древним гуннским родом, объеди­нившим, подобно более древним гуннам, кочевые племена при­черноморских степей. Вархониты — продолжение аттиловского. рода; псевдоавары и авары суть те племена, которые объедини­

лись вокруг этого рода. Повидимому, в конце V в., после рас­пада гуннской орды и выделения утургуров, кутургуров, ону- гуров, сарагуров и всех разновидностей болгар, остался гунн­ский род, который продолжал свою историю под новым име­нем аваров.

Авары вместе с лангобардами выступали против гепидов и их предводителя Гунимунда. Они заняли территорию гепи­дов, а позднее, как уже было отмечено, разбили и лангобар­дов (610 г.);.

Разгром гепидов, союзников Византии, авары произвели вместе с лангобардами, требуя от них, как было выше указа­но, «десятую часть всех четвероногих и если они одолеют не­приятелей, то чтоб лангобарды уступили аварам половину до­бычи и всю землю гепидов».^[172] В это время авары объединяли многие племена. Баян согласился было уйти из византийских владений, потребовав с римлян сравнительно небольшую дань, но оскорбленный недипломатическим поведением римских посланников «приказал десяти тысячам уннов, называемых контригурами (кутургуры, — А. Б.), перейти реку Саву и ра­зорить Далматию, а сам со всем находившимся при нем вой­ском направился через Истр и имел пребывание в пределах Гепидских».^[173] Известны дальнейшие попытки Баяна требовать с византийцев дань. Так, например, отмечу посольство Тарги- тия, требовавшего дань, которую выплачивал Юстиниан ку- тургурам и утургурам, «так как в настоящее время этими на­родами обладает Баян, ты также выдашь нам (аварам, — А. Б.) Усдивада, Гипеда и его людей; никто не станет отвер­гать, что это рабы Баяновы».^[174] В свое второе посольство Тар- гитий требовал город Сирмий и дань за все годы. Посольства Таргития были неудачны и кончились 'Войной аваров с визан­тийцами.

В это время авары господствуют над славянами, болга­рами и гепидами. В 626 г. они нападают на Константинополь и терпят крупную неудачу.

Вся история аваров—история торговой или военной связи их с византийскими провинциями, племенами и народами з области Дуная, где они в значительной степени ассимилиро­вались местным населением.^[175] В конце VIII в. они подверглись нападению со стороны Карла Великого, который в 791 г. раз­
бил аваров; пятью годами позже Эрик Фриул захватил их главные лагери и забрал большую добычу. К этому времени относятся неудачные вначале попытки распространения среди аваров христианства. Ревностным проводником этого был Ту- дун, убитый аварами. Авары избрали нового кагана и начали, войну с ПйпинО'М Италийским, сыном Карла.. В этой войне франки разбили аваров и прогнали их вплоть до Дравы и Ду­ная.^[176] Одна часть аваров была перебита, другая сохранилась на Тиссе, где авары жили до 809 г., т. е. до усиления полити­ческого могущества болгар.

По существу уже к концу VII тем более началу VIII в, авары теряют свою силу, и их история идет по иному пути,, чем история гуннского союза.

Под зависимостью франков авары еще управлялись свои­ми ханами.^[177] Аварские ханы, равно как и славянские воеводы, были под управлением франкского .маркграфа, повелителя ма­рок Паннонской и Фриульской. Первым маркграфом был Ге­рольд Баварский — брат жены Карла (до 799 г.), последним— Эрибо (два раза — в 876 г. и с 882 г. по 887 г.), после чего маркграфство было уничтожено венграми.³ Так окончилась история попытки реставрации мощи гуннского племенного союза в дофеодальном государстве аваров.

БЕЛЫЕ ГУННЫ (ЭФТАЛИТЫ) и АВАРЫ

Белые гунны, или эфталиты, упоминаются в китайских источниках под названием «Хуа» и «Хуадунь» в истории ди­настии Лян (502—556 гг.). Один из их вождей носил имя «Едаилидо»; китайские источники сокращенно называют его «Еда» как и сами племена. При династии Вэй и Чжоу (VI—

VII     вв.) еда упоминаются в области Хуа, которая была под властью жуаньжуаней. Уже в V в. еда дошли до Ирана, распространив также свою власть, с одной стороны, в Индию, с другой — в Восточный Туркестан (на Кашгар, Карашар, Хотан и т. д.).^[178] По китайским источникам, еда составляли отдельную ветвь юечжей.^[179]

Вот что о них сообщают китайские источники. По одной версии, эфталиты (у китайцев — еда) происходят от юечжей, по другой — от уйгуров (гаогюй). Их первоначальное место­обитание было у Алтая. Впоследствии они заняли Среднюю Азию, будучи увлеченными туда движением уйгурских пле­мен. Ставка их предводителя называлась Бадиянь (Бамиан в Афганистане), и имела в окружности около 10 ли (5 км). Эфталиты были скорей всего шаманистами, хотя при них про- должали существовать местные культы, зороастризм и буд­дизм. Буддизм они заимствовали от кушанов. С кушанами их роднят (равно как и с массагетами) явления пережитков группового брака. «Братья имеют одну жену. Жена мужа, не имеющего братьев, т. е. одномужняя, носит шляпу с одним углом; многомужняя же умножает число углов по числу фатьев, на одеянии нашивает такое же число кистей. Остри­гают волосы на голове. Язык жителей совершенно отличен от языка жуаньжуаньского, гаогюйского и согдийского».

Далее китайская история сообщает, что эфталиты не имеют городов. Это противоречит сообщениям византийских
авторов (Прокопий, Менандр). Последние пишут, что эфта- литы — кочевники, разводят лошадей и верблюдов. Весьма важно указание, что власть не передается по наследству, а ее получает «способнейший из родственников». Судя по сооб­щениям о формах захоронений, эфталиты знали уже расслое­ние на бедных и богатых. Первых хоронили в грунтовых мо­гилах, вторых ~(в каменных склепах. Название эфталит (гре­ческих писателей), по мнению некоторых исследователей, есть соединение термина Хуа с именем их предводителя Еда или Етаилидо, в произношении византийских авторов эфталиты. Так во всяком случае их называли Прокопий, Агафий, Ме­нандр, Феофан,’ Феофилакт Симокатта, Кедрин и др. Визан­тийские авторы путали (подобно китайцам) имя легендарного предводителя Эфталана с названием племен эфталитов. Упо­минаемый ими предводитель Эфталан известен по другим источникам под именем «Кушнаваз», или в древней форме «Кушнавар». С этим именем связан разгром войск сасанид- ского царя Пероза.

Племена эфталитов отмечаются в Средней Азии, главным образом в Закаепии и в верховьях Аму-дарьи, арабо- и пер- соязычными авторами под именем хайтал (Табари, Масуди, Фердоуси и др.). Неоднократно упоминают эфталитов и ар­мянские историки, транскрибируя их название идалян, идал или хайтал. У Вардапета есть термин хайлан тюрк. Лазарь Парпский (конец V в.) употребляет для их обозначения тер­мин Хептал; Михаил Сирийский (IX в.) —тедал и тедалтзи.^[180] Маркварт отметил также армянский термин Катиск — каду- сии, как одно из названий эфталитов.^[181]

Моисей Хоренский, как отмечает Друэн,- не энает термина эфталит, и для обозначения всех кочующих «тюркских» на­родов Туркестана употребляет слово «кушан».^[182] «Они

'{армяне,—А. Б.) употребляют слово «кушан» для обозна­чения всех тюркских народов Туркестана с эпохи арса- кидов».

Под различными названиями упоминаются эфталитские племена в греческих и сирийских источниках. Среди грече­ских названий следует отметить термин гунны-кидариты-^[183] Гре­ческие источники употребляют также для названия эфталитов шфтал (Феофан), абдел (Феофилакт Симокатта) и его раз­новидности (ефталь, епталь, абдаль). В сирийской хронике Иещу Стилита они выступают под именем хионитов как, впро­чем, и у некоторых других авторов.^[184]

Именем «эфталиты» назывались не сами гунны. Из при­веденного перечня названий очевидно, что, первые отличны от вторых и что название «эфталиты» относилось лишь к части гуннского племенного союза. В описаниях китайских и грече­ских авторов эфталиты отличаются и от восточных и от за­падных гуннов. Прокопий прямо указывает на эти отличия и выделяет эфталитов из всей массы гуннских племен не только по антропологическим признакам (эфталиты названы «бе­лыми гуннами»), но и по образу жизни. Есть свидетельства древних авторов (Менандр), что эфталиты живут уже в го­родах. Однако отмеченный Прокопием образ жизни эфтали- toib, методы их войны и т. д. указывают на многие черты сход­ства с кочевыми народами. Указание, что эфталиты живут в городах, связано, как мы покажем ниже, с овладением ими городами Средней Азии и созданием местных политических центров. Справедливо, как нам кажется, мнение И. Марквар- та, что под именем «эфталит» следует понимать только пра­вящий род нового политического образования в то время, как этническая масса, составляющая эфталитское государ­ство, была разнообразна. В него входили, по Маркварту, кидариты, кушаны, хиониты, гунны и чоль.^[185] В. Бар­тольд считал эфталитов иранцами, хионитов — гуннами. 'С. Толстов предполагает, что эфталиты суть — смесь населе­ния Приаралья с гуннами Семиречья и что эфталиты были тюрками по языку.

История эфталитов известна нам благодаря столкновениям их с сасанидским Ираном, которые отразились в разнообраз­ных источниках (византийских, армянских, сирийских, араб­ских, персидских и других). На основании этих источников

Друэн устанавливает следующую хронологию истории эфта­литов:

420—425 гг. — появление эфталитов в Средней Азии.

427 г. — первая война их с сасанидским Ираном (с Бахрам Гуром). 442—449 гг. — вторая война с Иездегердом II.

450—451 гг. — третья война.

454 г. — четвертая война.

473 г. — сасанидский царь Пероз пытается заключить с эфталитами' союз против Хормизда III.

474—476 гг. — выступления эфталитов совместно с Перозом против Хор­мизда III.

4S2—484 гг. — победа эфталитов над Перозом.

484—485 гг. — борьба с Сохраем.

486 г. — выступления эфталитов в союзе с Кавадом.

497—499 гг. — второе выступление Кавада в союзе с эфталитами.

503—513 гг. — борьба Кавада с эфталитами.

556—558 гг. — борьба Хосроя Ануширвана с эфталитами и падение их. под натиском тюрок.^[186]

Выступая все время в качестве силы, направленной против сасанидского Ирана, само эфталитское государство гибнет под ударом тюрок в 567 г.

Начиная с 455 г., эфталиты имеют самостоятельную связь, с Китаем, обмениваясь с последним посольствами. Проникно­вение эфталитов в Афганистан и Северную Индию в конце

V     в. приводит к образованию самостоятельной ветви индий­ских эфталитов. Эфталиты распространяют свою власть, правда, не надолго, и на Восточный Туркестан и Среднюю Азию.

Прежде чем перейти к описанию их военных столкновений: с Ираном во времена Кавада, отметим основные даты сноше­ний эфталитов и сасанидского Ирана.

Первое столкновение сасанидского Ирана с гуннами-эфта- литами произошло при Бахрам V Гуре, сыне Иездегерда' (420—438). Сообщая об этом событии, Табари называет эфталитов тюрками. В 427 г. каган эфталитов со значитель­ным войском (по Табари — 250 тысяч) перешел Оксус у Тер­меза, разрушил города Хорасана и проник до центра сасакид- ского царства. Один иэ подчиненных Бахрам Гура, Мобед, с армией бежал к эфталитам. За большой выкуп каган осво­бодил занятые им районы Ирана и отошел к Мерву. Бахрам! Гуру удалось разбить эфталитов, убить их кагана и взять себе в жены его «хатун» (жена кагана). Вскоре был уста­новлен союз сасанидов и эфталитов. С этим политическим¹ актом П. Лерх связывал тот факт, что Бахрам Гур чеканил)

монеты типа бухархудатов, являвшиеся денежной единицей для обращения между Ираном и Средней Азией.^[187]

Преемником Бахрам Гура явился Иездегерд II, который царствовал в 438—457 гг. С 442 до 449 гг. Иездегерд ежегодно отправлялся на борьбу с эфталитами. В 442 г. он захватил область Арач; здесь находилась его резиденция — штаб и отсюда он вел борьбу с эфталитами. Мобед возвратился к Иездегерду после смерти Бахрама и стал его советником.

После Иездегерда II, в период Пероза и Кавада, эфта­литы спорадически состояли в союзе с -сасанидским Ираном. Позднее, в 513 г., Кавад разбил эфталитов, и они попали под влияние тюрок.^[188] Это был самый важный, решающий этап борьбы эфталитов с сасанидским Ираном.

Для характеристики белых гуннов или эфталитов (кото­рых Вивьен де-Сен-Мартэн отождествляет с юечжами, до того как их разбили восточные гунны в Восточном Туркестане, а позднее передвинувшиеся в Среднюю Азию и Бактрию), сле­дует привести одно место из Прокопия Кесарийского:

«Хотя Эфталиты народ Уннского племени, но они не сме­шаны и не сносятся с известными нам Уннами, ибо ни смеж­ной с ними области у них нет, ни вблизи от них не живут: но они соседят с Персами на севере, там, где город, называемый Горго, у самой Персидской окраины; тут между ними и Пер­сами часто происходит война за границы. Ибо они не кочев­ники подобно другим Уннским племенам, но издревле насе­ляют плодоносную страну, посему-то они никогда не нападали на римские земли иначе, как вместе с войском Мидийским. Изо всех Уннов они одни белы телом и не безобразны лицом. Образом жизни они также не похожи на других Уннов и не живут как те, по-скотски, но состоят под управлением одного царя, составляют благоустроенное гражданство, наблюдая между собою и соседями справедливость не хуже Римлян или< кого другого. Самые богатые из них приобретают себе дру­зей, человек, пожалуй, до двадцати и более; друзья всегда обедают вместе с ними, разделяют достаток, имея на него общее с ними право. Когда же тот, кто приобрел друзей,, умрет, то по закону, и они должны быть положены в гроб вместе с ним живые.^[189]

По описанию Прокопия у эфталитов имели место отноше-

• ния, характерные для раннеклассового общества, в котором военачальник, окруженный своей дружиной, живет еще в пер­вобытно-общинных условиях. Указание на положение в гроб после смерти «друзей его», вероятно, вызвано обычаем захо­ронения рабов вместе с их владельцем, встречающимся в бо- . лее древнее время, например, у скифов.

По армянским источникам, в частности по сообщению Ла­заря Парпского, известны военные столкновения между саса- ■-индским Ираном, Перозом и эфталитами («царством кушан-

■                 ским», «царь ОКушнавар»). Эти столкновения относятся, при­мерно, к 484 г. По сведениям Лазаря Парпского, Пероз был исключительно свирепым правителем, в частности «в Арме­нии распространилось страшное восстание против жестоких правителей, назначенных Перозом».^[190]

Моисей Каганкатуйский (автор X в.), Иоанн Католикос (X в.), Киракос Гандзакский (XIII в), Вардан Барцрбердаци (XIII в.) единодушно отмечают, что Пероз «свой народ угне­тал сильно», что «господь поднял на него народ эфталь- ский» и что «все войско персидское, вельможи и сам царь со

■                 всеми детьми своими погибли в последней битве своей ^;с ними».

Таким образом, эфталитское нашествие, отвлекшее силы Ирана от Кавказа, рассматривается армянскими историками как благо, принесшее освобождение армянскому народу.

Чрезвычайно характерно, что нападение белых гуннов на сасанидский Иран происходило, в то время, когда внутри него, как следует понимать армянские тексты, достигла наивыс­шего подъема борьба угнетенных народов. Эфталитское дви­жение по своим результатам было освободительным для на­родов, закабаленных сасанидской Персией. Из этого можно сделать вывод о «варварском» строе белых гуннов и прогрес­сивном характере их движения против сасанидского Ирана.

Как известно, непосредственным продолжением восстаний, возникших при Перозе и связанных с эфталитским движе­нием, является движение маздакитов, выдвигавших лозунги восстановления первобытно-общинных порядков (в частности

■                 известен их лозунг об общности жен) ,^[191] Их поддержал царь Кавад, младший сын Пероза. По свидетельству Прокопия,

«это многим не понравилось», причем по контексту под сло­вом «многим» надо понимать: большинству персидской, знати.^[192]

Кавад был заключен в «замок забвения»,^[193] из которого ему удалось бежать, и он продолжал поддерживать движение, эфталитов и маздакитов. Каваду удалось взять Ктезифон и Амиду, причем он «запретил персам убивать жителей, но позволил грабить их имущество и обращать их самих в не­вольников, приказав отобрать для себя отличнейших из них».^[194] Судя по приведенному свидетельству источника, обра­щение покоренных в рабство было одним из способов удо­влетворения восставших.

Убийство представителей сасанидской династии характерно для первого периода восстания, и в этот первый период союз­никами Кавада являлись эфталиты. Не случайно историк на­зывает «варварами» иранцев (войска Кавада), «ведших войну с римлянами».^[195] При дальнейшем продвижении «римляне», т. е. византийцы, столкнулись с «восемьюстами эфталитов, представлявших передовой отряд персидского войска».^[196] В дальнейшем Кавад пытался изменить характер движения, и перешел на сторону господствующего класса Ирана. Это привело к конфликту с гуннами, составлявшими часть иран­ского войска, вместе с которым он вел «в северных областях своего государства... долговременную войну».^[197]

История взаимоотношений с сасанидским Ираном, осо­бенно во времена Кавада, наглядно рисует «варварский» харак­тер эфталитского государства, во многом сходный с социаль­ной сущностью и прогрессивной ролью восточных и западных гуннов. Эфталитское общество было проявлением «варвариза­ции» среднеазиатских племен -после распада кушанского госу­дарства. Справедливо С. Толстов пишет, что «выступление эфталитов составляет одно из звеньев широкого наступления варварских племен на доживающий последние столетия рабо­владельческий мир».^[198] Не менее важна роль эфталитов в

этногенезе, как связующего звена восточноевропейских пле­мен с центральноазиатскими.

Надо отметить, что район обитания эфталитов в При- , аралье издавна был населен различными племенами. Возможно, 'что дальнейшие исследования, в частности археологические рас­копки, дадут материал, достаточный для ответа на вопрос о том, когда и от кого произошли эфталиты. Происхождение городищ этого района С. П. Толстов связывает с массагетами.

Эфталитское общество, павшее под напором тюрок в 567 г., интересно в том отношении, что оно, вероятно, ассимилиро­валось с остатками гуннских кочевников, откатившихся с Ир- нахом и Денгизихом от Византии в Среднюю Азию. В соб­ственном имени одного из их предводителей, как мы указали выше, следует видеть отражение скрещенного названия двух племенных образований, местного — кушан и пришлого — мвар• Мы имеем в виду имя Кушнавар. Кушнавар, конечно, не собственное имя, а соединение племенных названий: ку­шан -f- авар.

По предположению древних авторов, и Эфталан был ца­рем, который дал свое имя народу; «а самом же деле в обоих случаях собственное имя вождя племени скорее возникло из 'Племенного названия. Оба «собственных» имени, надо пола­гать,—племенные названия, причем первое из них—скрещен­ное.

На скрещение эфталитов с аварами указывают и сообще­ния китайцев, которые заявляют, что «Еда считается сильным государством и находится в брачном родстве с жужанцами» (т. е. аварами, — А. Б.). Таким образом, наш анализ тер­мина Кушнавар, взятого из византийских и армянских источ­ников, подтверждается и сообщением независимых от них ки­тайских источников. Можно предполагать, что в среде эфта- лито-кушанского общества пережитки гуннского ллеменного союза продолжали свое существование.^[199] Надо только учесть, что объединение аваров с кушанами, несомненно, наложило определенный отпечаток на их племенное название.

Резюмируя наши соображения о происхождении эфталитов, можно сказать следующее.

Эфталиты являются частью кушанских (юечжийских) пле­мен, в свою очередь связанных, как показал С. Толстов, с мас-
«сагето-аланским союзом, вошедшим в контакт с гуннскими .племенами Средней Азии. Политический подъем эфталитов был обязан откочевавшим^[200] в Закаспий гуннским племенам Ирнаха. Включение в среду гуннского союза осколков разби­того жуж а некого союза дает новое этническое имя кочевни­кам—«авар», сменяющее имя «гунн». Союз гунно-аварских пле­мен с остатками кушанского союза в Средней Азии образует на краткий отрезок времени политическую коалицию кочевников, ■принявших на себя имя одного из кушанских племен — «эфта- лит», в другом случае скрещенное имя своих предшественни­ков «кушнавар», в третьем по сходству с предшественниками их именуют «гуннами», отличая эпитетом «белые». Есте­ственно, что в коалиции имели место и новые явления в со­циально-экономическом строе—большая, например, оседлость, связанная с распадением древних форм кочевого быта.

В этом свете следует отметить плодотворную гипотезу

С.  П. Толстова о том, что в серии «болотных городищ» ниж­ней Сыр-дарьи и Приаралья имеются гунно-эфталитские поселения, впоследствии города гузов.¹ Находя возможным искать происхождение эфталитов на местной почве, С. П. Тол­стов не отрицает и факта связанности их с восточными эле­ментами, в частности характеризующейся монгольским языко­вым вкладом.^[201]

Однако этот монгольский вклад, датируемый скорее всего

V—VI вв., — лишь добавление к местной этнической среде, восходящей к массагетской древности, & не изначальная этни­ческая масса.

Не исключена возможность, как мы уже указали, что смена имени жужан, на авар и его дериваты — вархуни, кер- михионы — произошла в этих районах Сыр-дарьи и При­аралья. Здесь восточные жужанские этнические элементы ■попали в орбиту влияния «гуннов поселений», где приняли свои имена-прозвища. Несомненно, что аварский каганат воз­никает в явной связи с этническими массивами Средней Азии и Восточной Европы и его сложный состав отмечается двух­элементными именами племенных союзов этого времени.^[202]