Записки

о третьем рейхе

Книга «Записки о „Третьем рейхе“» представляет собой рассказ о гитлеровской Германии, основанный на документах и воспоминаниях автора. Написал ее бывший корреспондент ТАСС И. Ф. Филиппов, находившийся в Берлине с мая 1939 года до начала гитлеровской агрес­сии против СССР. Из его книги чйтатель может почерп­нуть определенные знания о недалеком прошлом, о том прошлом, когда на карту жизни и смерти были постав­лены судьбы не только немецкой нации, но и нашего народа и многих-многих других народов, о том прошлом, следы которого еще свежи и уроки которого отнюдь не забыты.

Автор «Записок» не является историком-профессио- налом. Он — очевидец и участник событий, которые из­ложены им так, как он их понял и оценил, исходя из исторических фактов.

С первых дней прибытия в столицу немецкой «импе­рии» советскому журналисту сразу же пришлось оку­нуться в сложную политическую атмосферу. Германское правительство в это время уже осуществило захват Австрии и Чехословакии и развернуло подготовку войны против Польши. Автор показал в книге, как коварно осуществляли гитлеровцы свою экспансионистскую по­литику, используя для этого «слабые стороны» политики Англии и Франции, правительства которых сорвали мос­ковские переговоры о создании антигитлеровской коа­лиции, надеясь направить немецкую агрессию против СССР.

В «Записках» перед читателем проходят сцены за­

седания рейхстага 1 сентября 1939 г., где Гитлер объяв­ляет войну Польше, вторжение германских войск 10 мая 1940 г. в Голландию и многие другие эпизоды, характе­ризующие агрессивный курс фашистской Германии.

Наблюдательный глаз советского журналиста отме­тил характерные стороны внутренней жизни «Третьей империи». Здесь и система нацистской обработки насе­ления, и фашистские приемы социальной демагогии, и гестаповские методы террора, и насаждение в стране милитаризма и шовинизма. Особенно наглядно показы­вает автор создание геббельсовской пропагандой культа «фюрера», граничащего с идолопоклонством. В книге при этом даются портретные зарисовки Гитлера и его ближайшего окружения, осуществлявшего вместе с ним преступные планы войны.

Значительный интерес представляют страницы кни­ги, которые рассказывают о борьбе антифашистских сил против гитлеровского режима. Автор приводит ряд фак­тов, говорящих о том, что даже в условиях гестаповского террора многие германские патриоты не складывали оружия, вели борьбу, рискуя жизнью, и шли на верную смерть.

Большое место отведено в книге показу работы со­ветского журналиста в условиях гестаповской слежки и различного рода «поворотов» в нацистской политике. Автор дает зарисовки того, как органы гитлеровских властей старались воздействовать на представителей иностранной прессы.

Как показано в «Записках», гитлеровское правитель­ство в конце 1940 и начале 1941 года осуществляло прак­тические мероприятия по подготовке нападения на Со­ветский Союз. Собранные в этот период автором мате­риалы из его поездок в Познань, Вену, Кёнигсберг, а также анализ внутренних распоряжений властей и их закулисной игры с Англией давали основание для тако­го показа.

В этом отношении представляют интерес приводи­мые автором эпизоды, относящиеся к полету Гесса в Англию.

В первые июньские дни 1941 года, по свидетельству автора, в иностранных кругах Берлина только и говорили о готовности Гитлера начать войну против СССР в .любой день. Можно полагать, что читатель с интересом

прочтет страницы книги, в которых автор описывает свой последний «мирный день» в Берлине, его арест утром 22 июня, пребывание в гестаповской тюрьме и возвра­щение на Родину.

Книга, однако, на этом не заканчивается. В первые дни после капитуляции гитлеровской армии, разгром­ленной вооруженными силами СССР, автор снова в Берлине в качестве сотрудника Политотдела Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Он делает зарисовки поверженной столицы «Третьего рейха», по­казывает благородную миссию Советской Армии по ока­занию помощи берлинскому населению и первые меро­приятия СВАГ в деле перестройки Германии на миро­любивых и демократических началах, как того требовали Потсдамские соглашения. Автор рассказывает о станов­лении и формировании демократических сил в советской оккупационной зоне Германии в 1945—1946 годах — сил, которым суждено было затем стать основой образования и преуспевания нового германского государства — Гер­манской Демократической Республики.

Заключительные страницы книги посвящен^ Нюрн­бергскому процессу, где И. Ф. Филиппов провел несколь­ко дней, наблюдая за поведением тех, которые еще сов­сем недавно прошли перед его глазами в мишурном блеске, верша делами фашистского «рейха». Здесь, в Нюрнберге, совершился справедливый суд народов — бы­ли казнены главные преступники войны.

«Записки» И. Ф. Филиппова, несомненно, смогут в не­малой степени удовлетворить любопытство читaŢeля к «де­талям» жизни в гитлеровской Германии, как они пред­ставлялись советскому человеку-очевидцу. Наряду с этим «Записки» небезынтересны и для исторической науки, особенно то, что касается диалектики развития междуна­родной ситуации и гитлеровской политики перед нападе­нием Германии на СССР.

В этой вводной статье хотелось бы, однако, акценти­ровать внимание на другой стороне дела. Вдумчивый чи­татель не захочет ограничиться «просто историей», а по* старается поразмыслить о ее уроках, о том, как будут развиваться исторические процессы на германской земле, в Европе, в мире и что могут сделать люди, чтобы не допустить новой трагедии для человечества. Автор книги не ставил перед собой задачу подробно заниматься этой

проблемой, но его «Записки» наводят на подобные раз­мышления.

Действительно, история, которой коснулся И. Ф. Фи­липпов в «Записках о „Третьем рейхе”», не закончилась. Правда, гитлеровской Германии нет уже более 20 лет. Вместо нее два германских государства — Германская Демократическая Республика и Федеративная Респуб­лика Германии. Многое существенно изменилось за ми­нувшие годы после войны и за пределами Германии. И все это изменилось не в пользу тех сил, которые при­вели к власти фашизм и развязали вторую мировую войну.

То новое, что возникло после войны в Германии, выражается в первую очередь в прогрессивном развитии рабоче-крестьянского государства — ГДР, а за ее преде­лами— в возникновении и развитии целого ряда социа­листических государств, в распаде колониальной систе­мы, в росте движения национального освобождения, сил социализма и мира.

Понятно, что с новым соотношением сил в мире уже ни­кто не может не считаться. Но все же нельзя не считаться и с тем, что мир старого, мир, потенциально содержащий в себе угрозу фашизма и новой войны, еще далеко не исчез с исторической сцены. Он продолжает существовать и об­ладает нарастающей материальной базой и на герман­ской земле — в рамках ФРГ, и вне ФРГ, где его олицетворяет американский империализм, пытающий­ся выполнять роль мирового жандарма. И то, что автор «Записок» в качестве эпиграфа к книге взял слова чехо­словацкого антифашиста, замученного гитлеровцами, Юлиуса Фучика: «Люди,... будьте бдительны!»—естест­венно и вполне резонно выражает суть современной дей­ствительности.

Уроки второй мировой войны, в результате которой империализм изрядно поплатился за свои кровавые пре­ступления, конечно, наводят людей на разные размышле­ния по поводу методов борьбы с ним. Из всей гаммы раз­мышлений хотелось бы здесь выделить одно: человечест­во не может жить только по законам формальной логики. Да, после второй мировой войны соотношение ми­ровых общественных сил резко изменилось в пользу со­циализма. Но вместе с этим произошли изменения в раз­витии производительных сил, выразившиеся в открытии

термоядерной энергии и ракетной техники. Это обстоя­тельство, несмотря на резкое изменение соотношения об­щественных сил в пользу мира и социализма, удесятерило ответственность людей разума, прогресса, труда за судь­бы мира, за то, чтобы не допустить мировой войны вооб­ще и термоядерной в особенности.

В связи с этим вполне закономерным является то, что приходится обращаться к оценке и переоценке прошлого. Не для того, чтобы вернуть былое, а для того, чтобы сде­лать кое-какие выводы для настоящего и будущего. Тут как раз уместно сослаться на мысль, высказанную в од­ной из статей газеты «Правда». В ней по аналогичному же поводу писалось: «Люди снова и снова мысленно воз­вращаются к прошлому. Не только потому, что пережи­тое оставляет неизгладимый след в памяти человека, но и для того, чтобы извлечь уроки на будущее. Ошибаться может каждый, но разумный человек не хочет ошибаться дважды».

В статье говорится о когда-то допущенных ошибках в международном рабочем движении, которые привели к расколу антифашистских, антивоенных сил. Статья ис­ходит из концепции, что фашизм не был фатальной неиз­бежностью, или во всяком случае из того, что «если бы своевременно было создано единство антифашистских сил, то многие события, предшествовавшие бойне, могли сложиться иначе»i.

Многие мыслящие люди считают, что если бы в Гер­мании и в Европе в целом в свое время было обеспечено единство рабочего и демократического движения, то при­ход фашизма к власти был бы предотвращен. Нельзя сказать, что это чисто логическое предположение. Здесь логика основывается на анализе фактов. На самом деле, если в 1928 году коммунисты и социал-демократы в Гер^ мании получили на выборах в германский парламент бо­лее 12 млн. голосов, а гитлеровцы собрали только 800 тыс., то разве это не свидетельствовало о потенциаль­ном превосходстве сил демократии и социализма над фа­шизмом? Разумеется, свидетельствовало. Тем не менее фашизм продолжал набирать силу. В 1932 году — накануне прихода к власти Гитлера — за нацистскую партию было подано 13 млн. голосов. Но даже при этом

росте голосов, поданных за фашизм, потенциальные воз­можности преградить дорогу Гитлеру к власти еще не были утрачены. Ведь одновременно коммунисты и со­циал-демократы в совокупности тоже увеличили число своих сторонников среди избирателей и также собрали вместе 13 млн. голосов. При данном соотношении голосов избирателей отчетливо вырисовывалась поляризация сил, однако еще не победа фашизма. Совместные действия коммунистов, социал-демократов, всех антифашистов —. будь такие действия организованы, тем более при долж­ной поддержке извне, — конечно, могли бы сделать ве­ликое дело. Однако достичь единства антифашистов не удалось, а национал-социалисты активно и даже .весьма активно использовали раскол в рабочем и демократиче­ском движении (и, разумеется, всячески содействовали его углублению) и тогда, когда завоевывали от выборов к выборам голоса избирателей, и тогда, когда определи­ли момент для непосредственного захвата власти. Так шло дело к роковой исторической ошибке, допущенной в рамках рабочего.и демократического движения.

Анализируя обстоятельства распространения фашиз­ма в других странах после первой мировой войны, в об- щем-то приходишь к выводу, что и для них была харак­терна та же «закономерность», что и для Германии. От­сутствие единства, в рядах рабочего и демократического движения неизменно способствовало приходу к власти фашизма всюду, где он рвался к господству. Так было в Италии в 1922 году, а затем в Австрии, Венгрии и в некоторых Балканских странах.

История знает факты, когда в отдельных странах до­рога «национальному» фашизму была преграждена. При- этом обычно указывают на события во Франции в 1934 и 1936 годах. Действительно, в 1934 году объединенным силам коммунистов, социалистов, всех демократов.и про­грессивных людей удалось подавить выступление фашис­тов во Франции. Этого они добились, несмотря на то что французская фашистская организация «Огненные крес­ты» насчитывала, как об этом свидетельствовал ее гла­варь де Ла Рок, 300 тыс. человек (все они были вооруже­ны). Французы тогда подтвердили делом возможность реально вести борьбу, с фашизмом, и этим они оказали большое воздействие на рабочее движение в других странах. Затем в 1936 году во Франции в результате

образования Народного фронта антифашисты баллоти­ровались в парламент как единый блок и в этом случае одержали победу.

Для иллюстрации значения единого фронта рабоче­го класса в борьбе против фашизма можно было бы при­вести и другие примеры, в частности из деятельности коммунистов и социалистов в Латинской Америке, да и в ряде других стран. Там, где коммунисты и социал-де- мократы (вместе с другими прогрессивными силами) выступали единым фронтом, всякий раз они либо одер­живали победу, либо серьезно затрудняли путь реакции, фашизму.

Разумеется, приведенное противопоставление успеш­ного и неуспешного объединения антифашистов не дает основания для упрощенного подхода к оценке причин, определивших то и другое. Иначе говоря, нельзя думать, что в одних случаях были просто «хорошие коммунисты» и «хорошие социалисты», а в других — наоборот. Объ­единение сил антифашистов и их успехи в борьбе с «чер­ной» (или «коричневой») реакцией зависели не только от желания, умения и искусства лидеров рабочего и демок­ратического движения, но и от многих других факторов, в том числе от напора и опыта монополистической бур­жуазии, от остроты внутренних противоречий и внешних ситуаций, от особенности межклассовой борьбы и пове­дения национальной мелкой и средней буржуазии, а также в немалой степени и от организованности и ис­кусства самого фашистского наступления в каждой дан­ной стране.

Коммунисты во всех странах, где фашизм рвался к власти, были инициаторами в борьбе за создание единых антифашистских национальных фронтов. Этой заслуги у них никто не может отнять. В Германии, в частности, в 1932 и 1933 годах коммунисты четыре раза предлагали социал-демократам создать единый фронт против гитле­ровского фашизма. Результаты этих предложений из­вестны. Подобно тому как никто не может отнять у ком­мунистов их заслуг в борьбе и усилиях за создание еди­ного антифашистского фронта, никто не может снять с правых лидеров социал-демократии главной ответствен­ности за срыв единого фронта.

В этой статье не ставится задача подробно рассмат­ривать, кто и в какой степени был ответствен за допущен­

ные исторические ошибки в борьбе с фашизмом. Здесь важно другое — подчеркнуть тот факт, что уже в период между двумя мировыми войнами единство антифашист­ских и антивоенных сил не было невозможным, и тот факт, что раскол этих сил обошелся ценой большой тра­гедии для народов, о которой образно пишет И. Ф. Фи­липпов в своих «Записках».

В чем же суть этой «исторической ошибки»?

Конечно, то, что между коммунистами и правыми со­циалистами развивались определенные противоречия и шла острая борьба, имело в своей основе объективные причины. Они не могли не бороться, поскольку находи­лись на разных идеологических и теоретических плат­формах. Но в азарте борьбы правые лидеры социал-де­мократии не заметили или просто игнорировали то общее, что объективно и потенциально объединяло антифашис­тов всех идеологических оттенков и направлений и ради чего они обязаны были объединиться практически, орга­низационно. Этим общим была опасность фашизма и развязывания истребительной войны. Многие люди, от­ветственные за раскол антифашистских и антивоенных сил, закрыли глаза на эту опасность, а затем сами стали жертвой своих собственных ошибок.

Говоря о значении единства всех прогрессивных сил в борьбе с фашизмом в прошлом, нельзя, конечно, обхо­дить тот факт, что в современных условиях единство ра­бочего и демократического движения имеет во многом другие аспекты, чем в период между двумя мировыми войнами. Но все это не изменило сути дела: недопущение массового возрождения фашизма, прихода фашиствую­щих элементов к власти как тогда, так и теперь можно обеспечить единством и только единством мирового ком-* мунистического и всего рабочего движения, всех демок­ратических и прогрессивных сил, включая национально- освободительное движение.

Конечно, было бы примитивным рассуждать и думать так, что угроза мировой войны может возникнуть только в том случае, если где-то снова к власти придут фашисты. Нельзя не видеть, что и сейчас в некоторых странах у власти находятся воинствующие империалисты, которые, и не называя себя фашистами, могут развязать и развя­зывают военные конфликты, угрожая втянуть в них мно­гие народы. Поэтому вопросы единства в борьбе с реак­

цией, за предотвращение мировой войны в современных условиях приходится рассматривать не только с точки зрения мобилизации и объединения сил против крайне экстремистских элементов, рвущихся к власти, но и как борьбу с теми силами, которые уже диктуют современ­ную агрессивную политику империализма.

В этой связи хотелось бы коснуться другой стороны вопроса. Как известно, фашизм в Германии, приходя к власти, опирался на определенную материальную базу, и он смог развязать мировую войну, обладая (с помощью политической власти) огромной материальной силой. Советский Союз в то время был по существу единст­венным государством, морально-политическая готовность которого к решительной борьбе за предотвращение не­мецко-фашистской агрессии сочеталась с известной мате­риальной силой, которая затем и была успешно примене­на в войне.

Германский фашизм столкнулся с фактом преобла­дания над ним противостоящих ему сил в материальной сфере только в период войны, когда в борьбе против не­мецко-фашистской агрессии сложилась антигитлеровская коалиция. Но в данном случае сложилось единство (коа­лиция), которое имело иное происхождение и отличалось от того единства, которое было необходимо для предот­вращения прихода к власти фашизма и развязывания им войны.

Новое сейчас состоит в том, что материальной силе потенциальных агрессоров уже противостоит и неизмен­но нарастает огромная материальная сила стран социа­листического содружества.

Как свидетельствует статистика, незадолго до второй мировой войны (1937 г.) на долю социализма (т. е. СССР) приходилось только около 10% мирового про­мышленного производства, тогда как ныне его доля при­ближается к 40%, а взятая к объему промышленного про­изводства экономически развитых капиталистических стран — к 70% 2. На основании этих данных можно кон­статировать уже фактически достигнутое преобладание объема промышленного производства стран социализма

2 См. «Экономика социалистических стран в цифрах. 1963 год», изд-во «Мысль», 1964.

В целом над объемом производства в собственно импери­алистическом лагере.

Раздумывая над этими статистическими данными, естественно, невозможно уйти от мысли, что содружество социалистических народов может успешно опираться на свою развивающуюся материальную мощь в борьбе за предотвращение мировой войны только в условиях един­ства мирового коммунистического и рабочего движения, сплочения стран мировой социалистической системы. В этой борьбе коммунистические и рабочие партии, помня об уроках борьбы с фашизмом и угрозой агрессии в пери­од между двумя войнами, закономерно концентрируют свое внимание на том общем, что их объединяет в совре­менных условиях.

Под этим общим прежде всего имеется в виду единст­во конечных исторических целей в преобразовании обще­ства на коммунистических началах, единство в борьбе с империализмом на идеологических, политических, соци­альных, экономических фронтах. Причем такое единство, которое, если исходить из признания решающей роли ма­териального фактора в предотвращении мировой войны, не может ограничиваться внематериальной сферой дея­тельности людей. Необходимо определенное единство в производственной области. Материальное преобладание стран социализма над капитализмом, выраженное ариф­метическими цифрами, имеет реальное значение в деле предотвращения войны лишь при условии, если одновре­менно политическое единство сочетается с экономическим сближением братских народов. А это достигается на та­ких путях, как межгосударственная координация плано­вой хозяйственной деятельности, кооперация и разделе­ние труда в сфере экономики, сотрудничество в форми­ровании научно-технической революции и использовании ее плодов в интересах социализма и мира.

Уроки второй мировой войны, развязанной фашист­ской Германией, имеют и свой внешнеполитический ас­пект. Это особенно связано с проблемой общеевропейской безопасности. Еще до второй мировой войны Советский Союз не раз выступал с инициативой в решении этой про­блемы. В «Записках о „Третьем рейхе"» затронут этот вопрос, и поэтому нет необходимости излагать здесь то, что читателю предстоит прочесть в книге. Коснемся, од­нако, современности.

Если оглянуться назад, посмотреть на пройденный послевоенный этап, то с уверенностью можно сказать, что теперь в Европе другая обстановка по сравнению с той, в которой возникли две мировые войны. До второй миро­вой войны в Европе агрессору, то есть фашистской Гер­мании, фактически последовательно противостояло одно государство — Советский Союз, пока не сложилась анти­гитлеровская коалиция, но уже после того, как война была развязана. Теперь же на востоке, в центре и на юго- востоке Европы потенциальному агрессору с запада Ев­ропы противостоит целый ряд миролюбивых социали­стических государств, объединенных в военно-политиче- ском отношении в организацию Варшавского договора и в экономическом отношении — в организацию Совета Экономической Взаимопомощи.

Объединенные возможности социалистических госу­дарств несомненно представляют собой такой грандиоз­ный заградительный вал против агрессии, какого никогда еще не знала Европа за всю свою историю. И в этом смысле нынешняя обстановка в Европе обнадеживает людей мира, труда, прогресса. Но людей беспокоит, что в Западной Европе то подспудно, то открыто действуют тенденции, способные развиться до военно-агрессивных проявлений.

Выше сознательно подмечено, что история, которой коснулся И. Ф. Филиппов в своих «Записках», не закон­чилась. Не будем касаться здесь вопроса социально-эко­номического развития в Европе, который решается в историческом процессе преобразования общества на пу­тях ликвидации империализма и милитаризма. «Исто­рия», созданная национал-социализмом, не закончи­лась хотя бы потому, что сейчас, спустя более чем 20 лет после окончания войны, все еще не достигнуто герман­ское мирное урегулирование, в Западной Европе нахо­дятся американские войска, на своих прежних местах остаются бывшие оккупационные армии, а возрожденный западногерманский империализм вооружается, рвется к термоядерному оружию, стремится поглотить ГДР, доби­вается ревизии итогов разгрома гитлеризма.

За минувшие два с лишним десятилетия правящие круги западных держав — союзниц в войне против фа­шистской Германии все еще не сделали всех выводов, не­обходимых для обеспечения мира в Европе. Наоборот,

они поощряют Вооружение ФРГ и идут навстречу ее реваншистским требованиям, то есть в ином варианте повторяют историю с поощрением гитлеризма. Сделают ли они поворот и когда — на этот вопрос вряд ли кто возьмется ответить. По логике вещей они должны были бы сделать такой поворот, если бы трезво оценили современное соотношение сил в Европе и в мире, взяли бы в расчет не химерные, а действительные тенденции в развитии сотрудничества европейских стран социализ­ма, учли бы возможные последствия новой войны в Ев­ропе вообще и, главное, подумали бы, к чему приведет новое вооружение германского империализма.

Братские социалистические народы и их друзья и еди­номышленники в странах капитализма, естественно, не могут полагаться лишь на одну эту логику. Тем более что те, кто заражен бациллами агрессивности и тупой, без­рассудной ненависти к социализму, сплошь и рядом пре* небрегают законами логики. Поэтому все, кому дорого дело социализма и мира, считают своим долгом неустан­но укреплять мощь и единство социалистических стран, сплачивать международные силы социализма и мира, поддерживать все движения, направленные против импе­риализма, колониализма, войны.

В Европе несомненно первостепенное значение имеет борьба за создание системы коллективной безопасности, которую ведут страны Варшавского договора. Опреде­ленные круги на Западе саботируют идею такой системы и пытаются блокировать дороги к ее созданию под тем предлогом, что еще не решен вопрос о воссоединении Германии. Эти господа не хотят смириться с той простой истиной, что без ГДР теперь не может быть решен вопрос воссоединения, а для ГДР как для социалистиче­ского государства мира и труда воссоединение приемле­мо не иначе как только на пути разоружения западно- германского империализма. И в этом смысле в деле вос­соединения Германии большую роль призвана сыграть как раз система коллективной безопасности в Европе, которая в порядке компромисса включала бы в себя военное разоружение обоих германских государств.

ГДР ныне выходит на большую мировую арену. В ми­ровом промышленном производстве (по его объему) она заняла восьмое место. Во внутригерманском плане ГДР показывает пример новой организации всей обществен­

ной и экономической жизни, раскрывающей германскому народу широкую возможность прогрессивного развития без войн и насильственного завоевания «жизненного про­странства». Во внешнеполитическом аспекте она шаг за шагом завоевывает себе популярность и уважение осу­ществлением своей доктрины мира. Опираясь на сотруд­ничество с Советским Союзом, с другими братскими странами, она все больше и больше становится прочным форпостом мира на западных рубежах социалистической Европы. Все это дает основание не только социалистиче­ским, но и всем народам рассматривать ГДР как надеж­ного партнера в деле обеспечения мира в Европе.

Коммунистические и рабочие партии мобилизуют все силы, возможности, средства на то, чтобы не допустить нового, все уничтожающего пожара войны в Европе. Этому призваны служить пропаганда идей мира и социа­лизма, решительная и острая борьба деятелей культуры и искусства по разоблачению всего, что хоть в малейшей степени служит реакции и фашизму в иных одеяниях.

Заканчивая статью переходом от общего к частно­му, заметим: пусть и «Записки» И. Ф. Филиппова, напо­миная читателям о черных годах германского фашизма и событиях первых лет после его разгрома, верно послужат делу успешной борьбы сил прогресса против неофашиз­ма и империализма, против угрозы новой мировой вой­ны, за мир, демократию, социализм.

М. Сенин

ЛЮДИ, ...БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ/ Юлиус Фучик

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Легкий ветерок пробегает по нежной, еще не запылен­ной листве старых лип Сокольнического парка. Голубое небо, по которому, как легкие паутинки, плывут облака, ласкает взгляд. Приятно посидеть на скамейке в этом тихом, отдаленном от центра уголке столицы после тяже­лых, бессонных ночей, которые переживает каждый сту­дент, готовящийся к госэкзаменам. Но теперь все поза­ди. Я любуюсь темно-синей книжечкой, на которой оттис- нено серебряными буквами строгое, но приятное для меня слово «Диплом». Через заросли кустов вижу голу­бую крышу небольшого здания Историко-философского и литературного института, или, как его сокращенно на­зывали, ИФЛИ, слышу звонкие голоса студентов, а мо­жет быть, уже теперь, как и я, бывших студентов, и мне становится жаль, что годы учебы уже позади.

Через несколько дней, в начале июля 1938 года, в от­деле Высших учебных заведений ЦК КПСС мне предло­жили работать в центральном аппарате ТАСС, а в перс­пективе— поехать за границу в качестве корреспондента.

В ТАСС меня приняли очень любезно, может быть, потому, что в делах прессы я не был новичком. До этого я работал в различных редакциях, в ряде журналов и газет публиковались мои статьи и рассказы. Работники иностранного отдела ТАСС объяснили мне, что я наме­чен к поездке в Германию, где буду заведовать берлин­ским отделением ТАСС. Для этого мне требуется занять­ся изучением немецкого языка, приобрести необходимый опыт корреспондентской работы и знания о Германии.

В иностранном отделе собралось свыше десятка мо­лодых ребят, которые пришли из различных институтов и готовились к загранработе. Нам читали здесь лекции по вопросам внешней политики, истории, дипломатии, журналистики; каждый день мы упорно занимались иностранными языками.

В связи с тем что мне предстояло ехать в фашистскую : Германию, я чувствовал к себе некоторое сочувственное отношение моих коллег. О положении в этой стране все мы судили в основном по американским и английским источникам информации. В Берлине уже длительное вре­мя не было советских корреспондентов. Сообщения анг- ' лййскйх и американских информационных агентств о Германии, поступавшие в Советский Союз, были тенден- : циозными, трудности внутриполитического положения в : Германии сильно преувеличивались. Англосаксы рас- ; пространяли такие сведения йе без умысла. Они рас- ; считывали на то, что все плохое о Германии подхватит наша печать, а это будет содействовать обострению 4-отношений между СССР и Германией. Судя по западной ^информации, в Германий свирепствовал голод, бунтовал ^ народ, в городах процветал бандитизм и т. д. Когда я чи- ^тал все эти сообщения, то не без основания думал о том, в каких тяжелых условиях мне придется работать в Бер- , лине. Это заставило нас с женой заранее принять реше- ; ние не брать с собой четырехлетнюю дочь. В душе я за­видовал корреспондентам, готовившимся к поездке в Англию, Францию, Америку, в страны, с которыми у нас были нормальные отношения, хотя сама по себе Герма­ния, какой она рисовалась мне по «Зимней сказке» Гей­не, всегда привлекала меня.

В апреле 1939 года, воспользовавшись предоставлен­ным двухнедельным отпуском, посетил родные калуж­ские места, где прошло мое детство. Как и 12 лет назад, когда работал избачом, я снова сидел в деревенской шко­ле, выстроенной в 1926 году комсомольцами, среди боро­датых стариков и моих бывших пионеров, ставших теперь взрослыми людьми, и рассказывал им о Москве, о меж­дународных делах. А они сообщали все деревенские но­вости и явно не скрывали своего удивления и разочаро­вания тем, что мне предстояло ехать в гитлеровскую Германию, где, по их убеждениям, страной правят звери в облике людском.- ~

Несколько дней наслаждался природой родных мест, где мне был знаком каждый лесок и каждый кустик. Но работа звала обратно. Тепло распрощавшись с земляка­ми, подкрепленный дыханием родной земли, вернулся в Москву.

Началась подготовка к отъезду. В Отделе печати Наркоминдела мне была устроена встреча с московским корреспондентом Германского информационного бюро (ДНБ) Шюле. Это был первый контакт с предста­вителем немецкой прессы. Казалось странным мне, со­ветскому гражданину, коммунисту, пожимать руку фа­шистскому журналисту и даже называть его коллегой.

Затем было решено нанести протокольный визит пресс-атташе германского посольства в Москве, куда мы направились вместе с заведующим иностранным отделом ТАСС.

С предвзятым чувством враждебности я входил в зда­ние германского посольства. Вывешенные в посольской приемной на стенах портреты правителей нацистской Германии, размалеванная под огромным бронзовым ор­лом свастика вызывали у меня желание повернуть обрат­но. Молодой чиновник, по-военному подтянутый, предло­жил нам следовать за ним. Мы шли полутемными подвалами, воскрешавшими в моей памяти рассказы о катакомбах. Кабинет пресс-атташе выглядел мрачным. Дневной свет скудно проникал через темно-синие гарди­ны, наполовину закрывавшие маленькие окна, выходив­шие в небольшой садик. Сама беседа с пресс-атташе была короткой и ничего не значащей: расспросы о моей предыдущей работе, о степени знания немецкого языка и пожелание мне успехов в журналистской деятельности.

До отъезда оставалось несколько дней. Мы с женой расспрашивали людей, бывавших когда-либо в Герма­нии, о вкусах немцев, об их модах и обычаях и в соот­ветствии с их советами делали последние закупки. Перед первомайским праздником нам были выданы загранич­ные паспорта.

В памяти сохранился солнечный день 3 мая 1939 г. Мы из Замоскворечья ехали к Белорусскому вокзалу. Улица Горького была, как всегда, оживленной: сновали люди, неумолкаемо сигналили автомобили, на перекрест­ках звенели трамваи. То здесь, то там шли горячие ре­конструктивные работы, сносились и передвигались до­

ма, закладывались основы для прокладки широкой магистрали. На площадях еще оставались первомайские праздничные украшения.

У вагона собрались мои родные и знакомые, друзья по курсам, по ИФЛИ, ответственный руководитель ТАСС, работники иностранного отдела. Веселые разгово­ры вперемежку с деловыми советами заполняли время ожидания отхода поезда.

Мы не успели еще расположиться в маленьком купе, как уже были за пределами столицы. За окнами зелене­ли наши русские веселые поля и леса, мелькали зарос­шие ивняком речушки, а около них на пригорках, как ласточкины гнезда, лепились крестьянские избы. На лу­гах паслись стада коров, овец, свиней. При виде пасту- хов-мальчишек с кнутом в руках я вспоминал свою де­ревню, детские годы...

* * *

Проводник поезда объявил о приближении к Негоре­лое— пограничной станции 1939 года. За ней — терри­тория панской Польши. Нам предложили взять вещи и направиться в таможню.

В таможне чисто и светло. Советские пограничники веселы и разговорчивы. Занимаем очередь для проверки багажа. Посмотрев документы, служащий таможни без особого любопытства смотрит в открытый мною чемодан. Машинально дотрагивается до одного свертка, и движе­ние его руки механически застывает. Развертываем «та­инственный сверток». К нашему взаимному смущению, в нем оказались два больших сдобных пирога, которые приготовили для нас дома «на дорогу».

Просмотр вещей иностранцев был более тщательным. Я видел, с каким нежеланием открывала одна из иност­ранок сзою сумку, в которой было нагружено большое количество каких-то безделушек.

На другой стороне пограничной зоны польские тамо­женники осматривали наши вещи строго, но все обош­лось без каких-либо инцидентов.

До отхода поезда в станционном ресторане пообедали. Обслуживал русский белогвардеец, который не ходил, а скользил по паркетному полу.

Через несколько минут мы сидим уже в вагоне поль-

Ского Поезда. Мысли все более и более начинают забе­гать вперед, переключаться на остальную часть пути. Природа Польши мало отличалась от русского пейзажа. Однако в глаза бросалась исключительная бедность этой страны. Мелькавшие вблизи от полотна деревушки вы­глядели мрачными и напоминали иллюстрации журналов, изображавшие «некрасовские деревни». Когда вдали появилась катящаяся по полям коляска польского поме­щика, передо мной ожили сцены из «Мертвых душ» Г оголя.

До германской границы единственным посторонним спутником, с которым удалось газговаривать, был поль­ский проводник. Он часто подсаживался к нам в купе и много рассказывал о тяжелом положении в Германии, о зверствах, терроре и голоде, повторяя то, о чем сооб­щали англо-американские агентства. На последней стан­ции перед германской границей, обращаясь ко мне, он сказал:

—   Вот вы увидите, как живут эти разбойники. Мы с вами хоть хлеб и сало имеем, а у них и этого нет. Вот они и лезут за чужим добром к соседям.

В ВОДОВОРОТЕ СОБЫТИЙ

„                           Германия! Сколько раз в детстве,

Первые дни                        г

в Берлине                   слушая рассказы учительницы на

уроках географии, или дома, читая Гейне, Гёте, Шиллера, я думал о том, что хорошо бы увидеть ту страну, где, как рисовалось моему детскому воображению, так много садов и готических соборов, красивых с черепичной крышей домиков, крестьян, рабо­тающих на полях в шляпах, девушек, которые имеют милые имена Гретхен... Все эти воспоминания из детских времен возникали в моей голове, когда поезд прошел пограничную полосу, отделявшую польскую землю от немецкой.

Я гнал от себя эти детские мечты, зная, что этой Гер­мании уже нет. Мрачная тень фашизма в образе пауко­образной черной свастики распростерлась над «Третьей империей», убивая все светлое, живое и романтическое. На память приходили слова из бессмертной «Божествен­ной комедии» Данте: «Входящие, оставьте упования», служившие надписью на воротах при входе в ад.

Германский пейзаж был резким контрастом поль* скому. Леса, через которые мы проезжали, казались прибранными, как сады. На полях — ни разваленных изгородей, ни пустырей, на дорогах — ни колдобин, ни коряг. Деревенские домики, черепичные крыши которых краснели издалека, напоминали наши подмосковные дачи. Около домиков цвели сады. Луга то и дело пере­секались водоотводными каналами. На полях не было видно крестьян, так как весенние полевые работы уже

закончились, и я был несколько разочарован тем, что не мог удовлетворить порыв фантазии, навеянной воспо­минаниями детских лет.

Еще на большом расстоянии от Берлина на горизонте появилось белое кружево облаков. Это цвели сады бер­линских пригородов. В открытое окно врывались теплый аромат весны, запахи яблонь, черешен. Выше над сада­ми показалась легкая дымка, а затем она все более сгу­щалась. Это дымился сотнями труб индустриальный Берлин.

Из Москвы было заранее сообщено в посольство

о том, что мы сойдем на вокзале Александрплац. Здесь нас встретил сотрудник пресс-отдела посольства. Два дорожных чемодана легко поместились в объемистом ЗИСе, и мы отъехали от вокзала.

Трудно передать все те чувства, которые овладели мной при этой первой поездке по берлинским улицам. В голове проносились отдельные воспоминания, связан­ные с этим городом: выступление революционных спар­таковцев, сражение германских рабочих в январе 1919 года на улицах Берлина; здесь поднимали на борьбу про­тив реакции германский рабочий класс Карл Либкнехт и Роза Люксембург, а теперь в застенках Моабит томит­ся Эрнст Тельман...

По пути следования мы могли обозревать из окна автомобиля достопримечательности Берлина: замок Фридриха Великого, Берлинский собор, Государственный оперный театр, Университет, Прусскую библиотеку, Бранденбургские ворота, за которыми простиралось широкое шоссе, проходившее через Тиргартен.

Справа от Бранденбургских ворот я заметил большое с зеленым куполом здание в виде собора. Оно выгляде­ло запустевшим. Это был рейхстаг, подожженный спод­ручными Геринга в 1933 году, после чего гитлеровцы нача­ли кровавый террор против Коммунистической партии и других рабочих организаций Германии.

Мое внимание привлекли на некоторых улицах раз­битые витрины и заколоченные досками двери некоторых ювелирных и продовольственных магазинов. Это были следы недавних погромных «кристальных ночей», во вре* мя которых гитлеровцы громили еврейские магазины, сжигали синагоги, убивали евреев. Тысячи еврейских семей были направлены в концентрационные лагеря.

Для тех евреев, которые оставались на свободе, Геринг установил «искупительный сбор» — контрибуцию в сумме

I   млрд. марок. Но это не помешало гитлеровцам издать затем распоряжение, по которому с 1 января 1939 г. евреи полностью исключались из экономической и куль­турной жизни страны. Им запрещалось посещение теат­ров, концертов и других культурных заведений, про,- живать в ряде районов города и появляться среди обще­ственности в определенные часы.

Это было мое первое наглядное знакомство с практи­ческими «делами» гитлеровских национал-социалистов.

Машина обогнула площадь перед Бранденбургскими воротами, и через несколько, минут мы оказались на Потсдамской площади, окруженной со всех сторон мно­гоэтажными домами. Слева от нас выделялся полукру­гом массивный особняк — резиденция Геринга. Отсюда он в одну из ночей 1933 года послал подземным ходом отря­ды штурмовиков для поджога рейхстага.

Вскоре машина остановилась у здания, где помеща­лось отделение ТАСС. Оно находилось на маленькой Клюкштрассе, почти в центре Берлина. Одним концом она упиралась в Лютцевштрассе, другим примыкала к Терпиц-каналу. По другую сторону канала начиналась такая же маленькая улица, Бендлерштрассе, где находи­лись германское военное министерство и самое высокое здание в Берлине, принадлежавшее английской нефтяной компании «Шелл».

На следующий день я посетил наше посольство. Это был маленький советский островок среди чужого мира. Все здесь было обычным. Работники посольства много работали, но и находили возможность культурно отды­хать. По вечерам два раза в неделю они приходили с семьями в посольский клуб на Курфюрстенштрассе. Здесь же встречали советские праздники. В клубе можно было посмотреть отечественные фильмы, почитать мос­ковские газеты, журналы, сыграть в шахматы, потан­цевать.

Первые дни пребывания в Берлине были для нас особенно тяжелыми. Жили одни в большом помещении. Рассказы о шпионаже, тайных аппаратах подслушива­ния, гестаповской слежке — все это действовало удру­чающе. Мы вскоре заметили, что за квартирой установ­лен надзор: на углу противоположного дома, сменяясь,

дежурили одетые в гражданскую одежду полицейские. При моем выходе из дома они следовали по пятам.

Первое время мы спали, не гася настольных ламп, предварительно тщательно осмотрев все помещение. Основная трудность заключалась в проблеме питания. Ходить в здание посольства, где имелась столовая, было далеко. Нам помогли найти одну старушку немку. Она убирала помещение и закупала продовольствие.

Работы по отделению ТАСС было много. Я обычно вставал в б часов утра. К этому времени старик газет­чик просовывал в сделанный в нашей двери прорез кипу немецких утренних газет и различной корреспонденции. Я быстро просматривал прессу, отмечал важные сооб­щения, которые затем текстуально должна была пере­вести на русский язык работавшая в отделении девуш­ка-переводчица. К И часам, отредактировав сообщения, вызывал Москву и по телефону передавал стенографист­ке ТАСС утренние берлинские новости.

После утренней передачи надо было в 12 часов при­сутствовать на пресс-конференции в министерстве про­паганды, а в 13 часов — в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе. Около 15 часов снова возвращал­ся в отделение, где ждала большая работа: надо было просмотреть поступившие из провинции газеты и подго­товить вечернюю информацию в Москву. К 18 часам необходимо было попасть на вечернюю пресс-конферен­цию в министерстве пропаганды. И так каждый день.

Связь с Москвой по телефону была хорошая. Прямо из квартиры через 10—15 минут после заказа можно было разговаривать с ТАСС. Мы знали, что наши пере­дачи прослушиваются немцами. Поэтому к информации подходили строго, не допуская резких и тенденциозных обобщений. Но под наплывом чувств мы нередко пере­давали довольно колкие сообщения.

Только поздно вечером я мог отдыхать спокойно, за­няться немецким языком с преподавателем-немцем, ма­леньким кругленьким доктором. Тисом, с учебником которого по изучению немецкого языка я познакомился еще в Москве.

Наши вечерние прогулки по Берлину в первое время были территориально ограничены. Обычно маршрут пролегал вдоль канала до Лютцевплац, а затем, обогнув площадь, тем же путем мы возвращались обратно. Луч­

шим местом для отдыха по воскресным дням был Тир- гартен — большой парк в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Столетние липы, дубы и кедры, склонив­шиеся над озерами ивы представляли собой изумитель­ное зрелище. Дорожки для наездников и вело­сипедистов, аллеи для прогулок, беседки над озерами, площадки роз, рестораны на островках, причудливые мостики — все это казалось несколько необычным в серд­це шумного города. В парке водились прирученные белки. Отяжелевшие от обильного корма голуби расхаживали у ног отдыхавших в беседках берлинцев. В тенистых уголках парка можно было всегда приятно отдохнуть.

Неприятным местом в парке была лишь «Аллея по­бед», или, как ее иронически называли, «Пуппеналлее» («Аллея кукол»). По обеим сторонам этой аллеи стояли огромные фигуры германских правителей, начиная с глубокого Средневековья и кончая Вильгельмом II. Это не гармонировало с природой парка. На пьеде­сталах стояли чудовища в рыцарском облачении или в монашеских мантиях. Из зелени кустов выглядывали уродливые, с огромными животами курфюрсты, у ног которых стояли корзины или чаны с вином. Один конец аллеи выходил к фасаду новой канцелярии Гитлера, похожей на казарму, другой — на площадь, где возвы­шалась огромная колоннада «Зигзойле» — памятник в честь победы над Наполеоном, украшенный стволами захваченных у французов орудий и увенчанный золотой фигурой ангела.

Хозяином дома на Клюкштрассе, где размещалось отделение ТАСС, был мелкий купец Шуберт. До первой мировой войны Шуберт провел несколько недель в Рос­сии и поэтому считал себя большим знатоком ее. С осо­бой важностью он хранил все, что относилось к памяти об этой его поездке: различного рода снимки старой Москвы, а особенно — тульский самовар.

В полуподвальном помещении дома жил портье Карл Вольфлинг с кучей полуголодных детей и постоянно больной женой. С первого нашего с ним знакомства он насторожил нас своими навязчивыми рассказами о том, что он якобы когда-то состоял в компартии и был сослан гитлеровцами в концлагерь. Он всегда настойчиво инте­ресовался политикой и вопреки запретам властей слушал радиопередачи Москвы и Лондона.

Появились у нас знакомые и за пределами нашего дома. Установились хорошие отношения с содержателем магазина овощей и фруктов, расположенного по другую сторону улицы. Хозяевами этого магазина были старик Меркель и его сын, про которого рассказывали, что он несколько лет до нашего с ним знакомства провел в гестаповском концлагере. Было видно, что Меркели не­дружелюбно настроены к существующим фашистским порядкам. В нацистские праздники они позднее всех вывешивали маленький флажок со свастикой, небрежно воткнув его над дверью магазина. Они никогда не при­ветствовали нас по-фашистски и имели всегда в запасе лучшие продукты для нас. Мы дорожили этой молчали­вой дружбой.

Постепенно начали знакомиться с жизнью города, по­сещать магазины, рестораны, кино, стараясь сверить наши представления о жизни Берлина, сложившиеся в Москве, с действительным положением вещей. К наше­му удивлению, не все выглядело так, как мы об этом раньше думали, читая англо-американские сообщения. В магазинах — полно товаров, отсутствовали какие-либо очереди. Берлинцы были прилично одеты, и их лица отнюдь не свидетельствовали о нужде и истощении. Бер­лин, хотя и казался с виду серым и мрачным, был опрят­ным и богатым городом. По вечерам рестораны и парки заполнялись публикой, а на улицах пешеходам предла­гали горячие сосиски.

20 мая, после двухнедельного пребывания в Бер­лине, в моем дневнике появилась первая краткая запись:

«Условия для деятельности корреспондентского пун­кта созданы. Теперь предстоит проделать самый труд­ный путь к работе — хорошо изучить страну и разобрать­ся во всем, что происходит вокруг».

п                       Прежде чем перейти к описанию той

оворот                   обстановки, в которой мы оказались,

хотелось бы кратко напомнить читателям о предшест­вующих событиях, имевших прямую связь с тем, что за­тем происходило на наших глазах.

Германия начала 1939 года стояла в центре между­народной политики. События предшествующих четырех лет убедительно показали, что главной целью внешне­политического курса гитлеровской Германии является

политика реванша. Гитлер стремился к завоеванию для Германии «нового жизненного пространства».

Первой жертвой гитлеровской насильственной поли­тики явилась Австрия. «Немецкая Австрия, — писал Гитлер в книге «Моя борьба»,— должна вернуться сно­ва к великой германской отчизне». 11 марта 1938 г. он дал приказ о вступлении германской армии в Австрию. 13 марта в Вене был опубликован закон, согласно ко-: торому Австрия присоединилась к Германской империи. Гитлер совершает триумфальную поездку от Браунау до Линца. Фашистские флаги развеваются по всей Австрии.

Советское правительство предприняло попытку предотвратить дальнейшую гитлеровскую агрессию. Оно осудило военное вторжение Германии в Австрию и на­сильственное лишение австрийского народа его незави­симости. Советский Союз заявил о своей готовности при­нять активное участие во всех мероприятиях, направлен­ных к организации коллективного отпора агрессору. Он предупреждал о том, что если сейчас не обсудить необ­ходимые меры против агрессора, то завтра может быть уже поздно. Но этот голос разума не был услышан. Усилия СССР, направленные к тому, чтобы приостано­вить реваншистские намерения гитлеровцев, не получили поддержки.

Еще накануне захвата Австрии Гитлер с циничной откровенностью сформулировал в своей речи 20 февра­ля 1938 г. в рейхстаге захватническую программу по отношению к соседним странам. Он сказал, что в двух соседних с Германией государствах — Австрии и Чехо­словакии — в результате «насильственных договоров» оказалось 10 млн. немцев и что против их воли им пре­пятствуют объединиться с империей. В тот день, когда германские войска вступали в Вену, Геринг заверял чехословацкого посланника в Берлине Мастни в том, что вступление в Австрию является не чем иным, как «семейным делом», и что по отношению к Чехословакии Германия будет проводить политику всестороннего улучшения отношения между странами. Но спустя два месяца после расправы с Австрией Гитлер дал указание по армии готовиться к разгрому Чехословакии военным путем. Попытки чехословацкого правительства решить с гитлеровскими властями проблему судетских немцев на основе соглашения ни к чему не привели. Гитлер шел

напролом. В своей речи на съезде НСДАП1 в Нюрн­берге 12 сентября 1938 г., объявляя чехов непримири­мыми врагами, он заявил, что «не потерпит дальше уг­нетения немцев в Чехословакии».

На запрос президента Чехословацкой республики о позиции СССР Советское правительство 20 сентября

1938 г. ответило, что СССР, согласно договору, окажет надлежащую и действенную помощь Чехословакии.

Сломить волю чехословаков Гитлеру помогают пра­вительства Англии и Франции, которые уговаривают пражское правительство согласиться с требованиями Гитлера на оккупацию Судетской области. 26 сентября Гитлер в своей речи в берлинском Дворце спорта, что­бы успокоить Англию и Францию, клятвенно заверял их, что его интересует не Чехословакия, а только вопрос немецкого меньшинства в этой стране. «Это является последним территориальным требованием, которое я вы­двигаю в Европе», — сказал Гитлер.

Спустя три дня, 29 сентября, в Мюнхене состоялась позорная сделка с Гитлером, в которой приняли участие Англия, Франция, Италия. За их спинами стояли США, поощрявшие заигрывание этих стран с Гитлером. Участ­вовавшие в совещании с Гитлером Чемберлен и Даладье санкционировали захват Германией чехословацкой тер­ритории.

Возмущение народных' масс Европы и во всем мире гитлеровской расправой с Чехословакией и угрозой захвата Польши, призывы общественности к созданию ан­тифашистского фронта и обузданию фашистского агрес­сора становились все более настоятельными. Правитель­ства Англии и Франции повели сложную дипломатиче­скую игру, стремясь внешне продемонстрировать перед миром свое стремление к сдерживанию германской аг­рессии. Весной 1939 года Англия и Франция заявили о своей готовности оказать помощь Польше в случае уг­розы со стороны Германии. К радости всех сторонников мира и антифашистов правительства этих стран согла­сились на переговоры о сотрудничестве с СССР в связи с растущей угрозой войны со стороны Германии, пыта­ясь представить этот свой шаг как серьезное намерение

1  Сокращенное название национал-социалистской германской ра^ бочей партии.

воспрепятствовать дальнейшим агрессивным планам Гитлера.

Я еще работал на Никитском бульваре в ТАСС, когда стали поступать с переговоров, которые начались в Москве, сведения о том, что западные партнеры начали двусмысленно себя вести. Все более заметными станови­лись их расчеты на то, чтобы не связывать себя ника­кими обязательствами с СССР и в случае гитлеровского броска на Восток оставить Советский Союз один на один с агрессором. Советское правительство предпринимало титанические усилия для разъяснения своим партнерам по переговорам опасности для их же собственных инте­ресов и для всего европейского населения проявляемой ими нерешительности и уклончивости. Оно призывало англичан и французов со всей серьезностью пойти на принятие эффективных мер для пресечения новых агрес­сивных планов Гитлера.

Прервать московские переговоры правительства Англии и Франции не решались, поскольку тайные торги, которые они одновременно вели с представителями фа­шистской Германии, не давали им необходимых резуль­татов. Поэтому они стремились затянуть переговоры в Москве, а затем и вовсе сорвать их.

Разлад на переговорах в Москве ободряюще дей* ствовал на Гитлера, который рассматривал англо-фран­цузскую позицию как своего рода поощрение к новым авантюрам. И не случайно 22 марта по его приказу была произведена оккупация Мемельской области. Однако германское правительство проявило серьезное беспокой­ство по поводу московских переговоров и принимало меры к тому, чтобы не допустить возможности соглаше­ния между тремя державами.

С первых дней пребывания в Берлине мне бросилось в глаза нечто необычное в германской политике по от­ношению к Советскому Союзу. Мы издавна уже привыкли к брехливому антисоветскому тону германской прессы, к разгульному разносу всего, что делается в Советском Союзе. И вот те же газеты, которые еще совсем недавно задавали тон в антисоветщине, вдруг как бы прикусили языки. Более того, такие «ударные» фашистские органы, как «Фёлькишер беобахтер», «Националь цайтунг», на­чали печатать более сдержанные корреспонденции не­мецких журналистов из Москвы и даже давать в изло*

жении информацию ТАСС. Во многих газетах исчезли специальные антисоветские «разоблачительные» под­борки.

При первых моих контактах с немцами последние не скрывали своего повышенного интереса к приезду кор­респондента ТАСС в Берлин. Такое, я бы сказал, «добро­желательное» отношение ярко проявилось во время моих первых официальных визитов в государственные учреждения. По существующему у немцев протоколу для иностранных журналистов я должен, прежде чем по­явиться на пресс-конференции, быть представлен в МИД и в министерстве пропаганды, где ежедневно проводи­лись встречи инкоров.

9 мая мы вместе с временным поверенным в делах СССР советником Астаховым направились на Вильгельм- штрассе2. В МИД нас принял заместитель начальника отдела печати Браун фон Штумм. Мрачный с виду че­ловек, не расположенный, казалось бы, от природы к приветливости и вежливости, встретил нас у двери свое­го кабинета наигранно весело. Он любезно предложил кресла, стоявшие у маленького столика, на котором ле­жала коробка сигар. Штумм пустился с ходу в ожив­ленную беседу. Говорил он хриплым, надломленным голосом, и мне стоило большого напряжения улавливать смысл его речи. Он спрашивал меня, как я доехал до Берлина, не огорчили ли меня пограничные таможенни­ки — «эти по природе и по профессии придирчивые лю­ди»,— предусмотрительно делая на всякий случай эту оговорку. И он был явно доволен моим выска­зыванием о том, что немецкие таможенники даже не проявили интереса к содержимому моего чемодана.

Затем Браун фон Штумм перевел разговор на опуб­ликованное в печати сообщение о замене наркома ино­странных дел СССР Литвинова Молотовым. Штумм, протирая платком свои большие роговые очки, спросил Астахова, не следует ли в связи с этим ожидать чего- либо нового в советской внешней политике. Помню, спо­койный по своему характеру советник, помедлив, сказал Штумму, что тот, очевидно, склонен к преувеличению

2   На Вильгельмштрассе помещалось министерство иностранных дел. Поэтому выражение «на Вильгельмштрассе» служило условным обозначением министерства иностранных дел.

роли того или иного лица в советской внешней политике. Он подчеркнул при этом, что политику в СССР опре­деляют и направляют партия и правительство. Как мне показалось, Штумм был несколько разочарован таким ответом советника.

В тот же день мы побывали с Астаховым в министер­стве пропаганды. Нас принял начальник отдела прессы Карл Бёмер. Он также был подчеркнуто любезен и после некоторых вопросов ко мне, носящих по существу прото­кольный характер, как бы между прочим сказал:

—   Ну что ж, будем -рассматривать приезд шефа от­деления ТАСС в Берлин как некоторый признак улуч­шения германо-советских отношений.

Советник Астахов ответил на это общим замечанием о возможностях прессы создавать атмосферу дружбы или вражды между странами.

Мне только позднее стал ясным смысл этих зондирую­щих вопросов со стороны немецких официальных лиц.

В это время для Германии невыгодно складывалась международная обстановка. Советский Союз призывал западные державы к объединению всех сил против гер­манской агрессии и 17 апреля предложил Англии и Фран­ции заключить пакт о взаимопомощи, а также подписать военную конвенцию. При всей своей самоуверенности Гит­лер не мог не считаться с заявлением этих держав об их готовности договориться с Советским Союзом о совмест­ных мерах против расширения германской агрессии. Складывающаяся ситуация даже в пропагандистском отношении не была благоприятна для Германии. А вдруг все же договорятся?—этот вопрос должен был неотвязно стоять перед Гитлером. Ведь в таком случае Англия и Франция, опираясь на своего союзника — Россию, могли бы выступить против Германии. Тогда все планы созда­ния «новой Европы» рухнули бы.

В германских кругах начали изыскивать возможнос­ти для установления и развития деловых связей с Со­ветским Союзом. Они предпринимали различные шаги в сторону Москвы с целью доказать серьезность герман­ских намерений найти взаимопонимание.

В конце июля гитлеровские власти официально дали знать, что они готовы к возобновлению прерванных ими торговых переговоров. В эти дни заведующий экономи­ческим отделом МИД Шнурре «на встрече у камина»

с рядом журналистов в клубе на Лейпцигерштрассе делал намеки на возможность хороших экономических отношений Германии с Советским Союзом. Однако отсутствие реакции Москвы на эти зондажи и продол­жение тройственных переговоров делают гитлеровцев нервозными. Через различные каналы они дают нам знать, что в Берлине не довольны отсутствием советско­го посла3.

Должен признать, что в этот период у нас и мысли не возникало о том, что Советский Союз может заклю­чить соглашение с гитлеровской Германией. Если бы кто из нас и высказал нечто подобное, то его сочли бы за человека, политически «свихнувшегося». Мы в эти дни внимательно следили за переговорами трех держав в Москве, естественно, горя желанием, чтобы была создана могущественная антигитлеровская коалиция, которая наконец сумеет обуздать зарвавшегося фашистского агрессора.

Это было время ожиданий важных внешнеполитиче­ских решений. Для иностранных журналистов эти дни были заполнены кипучей работой: встречами, беседами, поисками «достоверной информации» по интересовавше­му всех вопросу — чем закончатся переговоры в Москве и что предпримет далее гитлеровская Германия. Каких только не распространялось слухов в этот период! Но среди этих нагромождений инспираций и дезинформаций, «уток» и «пробных баллонов» господствовала одна не­оспоримая для всех истина — Англия ведет двуличную политику, политику торга с Гитлером и одновременно шантажа в отношении СССР. На пресс-конференциях распространялись слухи об активных «прощупываниях» английской позиции с германской стороны путем засыл- ки в Англию представителей немецкого «делового мира»4 и посредников из Швейцарии и Швеции.

Выступление «Правды» 29 июля 1939 г. о тупике в московских переговорах вносило ясность в обстановку. Заявление газеты о том, что англичане и французы хо­

8 В это время новый посол А. Шкварцев был уже назначен, но задерживался в Москве.

4   В конце июля в журналистских кругах стало известно, что Геринг направил в Лондон своего экономического советника Вольга- та для участия в конференции по китобойному промыслу с пору­чением провести зондаж относительно английского курса политики,

тят такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств, раскрывало грязные цели правящих кру­гов Англии и Франции: их попытку проложить путь к сделке с агрессором.

Теперь все ждали, что же предпримет Советский Со­юз для расстройства сговора империалистических сил против страны социализма.

* * *

Помню один из субботних вечеров в августе. Мы сидели с пресс-атташе нашего посольства в бюро ТАСС у открытого окна, выходящего на тихую Клюк- штрассе. С улицы в комнату врывались звонкие голоса детей и звяканье запоров закрывающихся на ночь мага­зинов. От Нолендорфплац несся мелодичный перезвон колоколов. Только что приобретенный мной «Телефун- кен» передавал из Москвы веселые волжские песни.

Предвечерняя идиллия была вдруг грубо нарушена — под нашими окнами застучали кованые солдатские са­поги, а затем заскрежетали гусеницы танков. Клубы бензинового перегара заполнили комнату. Немецкая воинская часть во всем снаряжении проходила по на­шей улице.

Проклятые авантюристы, и когда только они сло­мают себе шею, — сказал я, захлопывая со злостью окно.

—   Надо владеть своими чувствами, — сказал нраво­учительно мой собеседник, — тебе приходится вращать­ся среди немцев и такие настроения могут помешать твоей работе.

Затем он сообщил, что в ближайшее время, очевид­но, произойдет поворот в советско-германских отноше­ниях. Англия и Франция, рассказывал пресс-атташе, намеренно затягивают в Москве переговоры, не желают брать на себя обязательства на случай агрессии и ведут себя неискренне. Они до сих пор не прислали в Москву делегацию для ведения военных переговоров, очевидно, из-за боязни обострить свои отношения с Германией. Со­ветское правительство в таких условиях обязано поза­ботиться о том, чтобы не дать англичанам и французам натравить на нас Гитлера. В связи с этим не исключена

возможность заключения советско-германского договора

о ненападении.

Признаться, все эти вести произвели на меня ошелом­ляющее впечатление. В моей памяти еще были свежи гневные слова советского протеста по поводу разбоя гитлеровцев в Чехословакии. Я знал, как сильны чувст­ва ненависти и отвращения в советском народе к фа­шистским захватчикам. Мне трудно было также предста- врГгь, что гитлеровцы, смертельно ненавидящие нас, могут протянуть Москве «руку дружбы».

Но я все больше углублялся в смысл сказанных слов. Надо было принимать в расчет вопросы большой поли­тики. Действительно, назревала опасность заключения соглашения Германии с Англией и Францией, поворота всей Европы против Советского Союза.

Когда мой друг сообщил затем о начавшихся уже переговорах между СССР и Германией и о том, что в ближайшее время Риббентроп выедет в Москву, я весь вечер находился под впечатлением важных надвигаю­щихся событий, свидетелем которых я становился.

Замешательство С каждым днем все более бросалось

среди врагов                 в глаза, как немецкие официальные

и друзей                       лица, с которыми я был знаком, на­

чинают менять свое отношение ко мне, проявлять вни­мание. Несколько дней спустя после описанного выше вечера на пресс-конференции в министерстве пропаганды один из сотрудников Геббельса спросил:

—  Исключаете ли вы возможность улучшения гер­мано-советских отношений?

—  Такой возможности нельзя исключать, — кратко сказал я, будучи уже подготовлен в этой области.

Мой ответ произвел на .геббельсовского чиновника положительное впечатление.

Дружественные отношения немцев к советскому жур­налисту являлись для западных инкоров предвестником общего изменения внешней политики Германии, о чем начали распространяться слухи с неимоверной быстро­той. Для них я служил вроде как наглядной иллюстра­цией «поворота» в отношениях между Германией и СССР. Они начали добиваться встреч со мной. Из всех их вопросов было видно, как глубоко задевала и беспо­коила англичан и американцев политика Советского Союза в отношении Германии.

Некоторые корреспонденты из Прибалтики — литов­ские и латвийские фашиствующие журналисты — начали открыто высказывать свое недовольство сближением между СССР и Германией. Их, конечно, беспокоили не судьбы человечества, а ими овладело чувство страха за то, что советско-германский договор может воспрепят­ствовать их антисоветской деятельности в Германии.

Особенно странным казалось то, что наиболее реак­ционные журналисты вдруг стали «страстными поклон­никами» коммунистических идей, делая вид, что они за­ботятся о том, как бы не пострадали интересы комму­низма от советско-германского сближения. Некоторые из них заходили в наше бюро и в упор спрашивали:

—  Означает ли улучшение отношений с Германией то, что Советский Союз отказывается от революционных идей, от поддержки международного пролетариата, от борьбы против фашизма?

И нам смешно было успокаивать этих «болельщи­ков» за коммунизм, заверять их в том, что интересы меж­дународного пролетариата не пострадают от советско- германской дружбы.

Но это событие не могли правильно оценить также многие люди, казалось, дружественно настроенные в отношении СССР.

Помню, в это время через Берлин в Китай проезжала американская писательница Анна Луиза Стронг. Она пожелала встретиться со мной. Прогуливаясь в Тиргар- тене по песчаным дорожкам Площадки роз, мы горячо спорили с ней. Она старалась убедить меня в том, что Советский Союз, идя на сближение с Германией, делает непростительную ошибку, особенно если учесть то, под­черкивала она, что США готовы на сотрудничество с Советским Союзом и окажут ему помощь в борьбе про­тив Гитлера. Из ее высказываний логически напрашивал­ся вывод о том, что Советский Союз должен ожидать в одиночестве, когда на него нападет гитлеровская Герма­ния, а потом выпрашивать помощь у США. Она очень красочно описывала мне растущие антигитлеровские настроения в США и сожалела, что шаг СССР в сторону Германии может погубить все это.

Я был удивлен тем, что американская писательница не могла понять хитро задуманных планов англо-амери­канского империализма — столкнуть лбами СССР и Гер­

манию, а когда они будут истощены в войне — восполь­зоваться этим и укрепить свое могущество.

Передо мной с каждым днем все ярче вырисовывалось значение предпринятых Советским правительством ша­гов в области внешней политики, что, как было видно, застало врасплох англичан и американцев и опрокиды­вало все их антисоветские планы.

Английские и американские дипломаты все еще ста­рались всеми средствами повлиять на политику Совет­ского Союза, предотвратить его сближение с Германией. Подсылаемые ими к нам журналисты и агенты стара­лись доказать, что «дружба» с Германией нанесет Совет­скому Союзу большой экономический ущерб, так как Америка уменьшит торговлю с СССР. Литовский жур­налист в моем рабочем кабинете прочитал мне целую лекцию о невыгодности для СССР торговли с Германи­ей. На следующий день я получил приглашение на обед к литовскому посланнику Шкирпе.

В здании литовской миссии на Курфюрстенштрассе собралось около двух десятков иностранных журналис­тов, главным образом американцев, швейцарцев, шве­дов. По кругу собравшихся журналистов можно было определить, что главной темой разговора здесь будут советско-германские отношения. Посланник посадил меня рядом с собой, а с другой стороны от меня сел упомяну­тый мной литовский журналист. Уже во время обеда Шкирпа торопливо начал разговор на тему о германо­советских отношениях, приводя различного рода «дока­зательства» невыгодности для Советского Союза сбли­жения с Германией. Он делал экскурс в прошлое, разъяс­няя на примерах «историческую неустойчивость» русско-германских отношений. С его точки зрения, Со­ветскому Союзу следовало бы держать курс на Америку.

После обеда в зале ко мне привязался какой-то со­трудник литовской миссии, отрекомендовавшийся эконо­мистом, долго занимающимся якобы изучением экономи­ческих связей между Германией и Советским Союзом. В результате длительных исследований он также пришел к выводу, что «будущее Советского Союза находится в связях с Америкой». Помню лишь, что я что-то резкое ответил ему, и он отстал от меня.

Я вскоре убедился в том, что только такие ярые враги Советского Союза, как посланник Шкирпа,

заинтересованы в изменении взятого Советским пра­вительством курса5.

Открытие                  За день до опубликования офици-

необетованной ального сообщения о прибытии Риб- страны                       бентропа в Москву (23 августа

1939 г.) и о его переговорах с советскими государствен­ными деятелями слухи о «дружбе с Советами» широко распространились по Берлину. Когда я зашел в парик­махерскую, хозяин ее встретил меня у порога с почти­тельной любезностью и, провожая к креслу, шепнул: «Теперь мы с вами будем большими друзьями».

Наш портье Вольфганг рано утром вломился в квар­тиру под предлогом починки ванны. Он долго топтался около нашей спальни и, как только я появился в кори­доре, бросился ко мне с вопросом:

—   Вчера из Лондона сообщили, что Риббентроп в Москве. Значит, правда, что Германия устанавливает дружбу с Советами? А как же германский рабочий класс, кто ему поможет спастись от фашизма?

Почувствовав в его вопросе голос англо-американ­ских «болельщиков» за коммунизм, я чуть ли не вытол­кнул портье за дверь.

Торговец Меркель сияет. Для моей жены он приго­товил клубнику и какие-то фрукты, которые было трудно достать в Берлине. В ресторанах и барах народ заметно повеселел. Всюду велись оживленные разговоры на тему об «обильной России», которая раскроет свои закрома для Германии. Немецкий шофер, везший меня, допытывался:

—   А вы настоящий русский?

Я сначала не понимал этого вопроса. Видя мое заме­шательство, шофер пояснил:

—   Я спрашиваю, советский ли вы человек или рус­ский эмигрант, которых много в Берлине?

Получив подтверждение, что я — «советский русский»,

5  Личность Шкирпы выявилась во всем ее отвратительном обли­ке позднее. В дни, когда прибалтийские страны влились в семью народов Советского Союза, Шкирпа не пожелал передать советскому посольству имущество литовской миссии. Он учинил настоящий по­гром в миссии перед своим бегством: привел в негодность все иму­щество миссии, которое не мог захватить с собой. Сам же он спря­тался под крылышко Альфреда Розенберга и начал объединять вокруг себя все антисоветские элементы Прибалтики.

шофер начал изливать свою радость по поводу будущей германо-советской дружбы:

—  Теперь мы заживем. Нас Россия прокормит. А мы вам тоже во многом поможем.

В магазинах продавцы, узнав, что я русский, прояв­ляли исключительную любезность. За все время пребы­вания в Берлине в этот день мне пришлось понести наи­большие расходы, так как при такой обходительности продавцов было неудобно разочаровывать их в моей по­купательной способности — приходилось покупать и нужное, и ненужное.

24 августа утренние германские газеты вышли с огромными аншлагами, сообщавшими об установлении «дружественных» отношений между Германией и СССР6,

о пребывании Риббентропа в советской столице, и публи­ковали снимки, на которых Риббентроп стоял рядом со Сталиным.

Никогда германские газеты не имели столько чита­телей, как в этот день. Газеты покупались нарасхват. Около киосков устанавливались очереди. Покупатели газет, не отходя от киоска, старались прочитать совет­ско-германское коммюнике и рассказать о нем первому встречному.

Многочисленные звонки в наше бюро и письма го­ворили о том, что демократически настроенная часть населения, немецкие рабочие приветствовали поворот в советско-германских отношениях; они связывали с этим свои надежды на установление дружбы с трудящимися Советской страны, на возможность ослабления условий террористического режима в Германии и улучшения эко­номического положения при помощи русских. На это настраивала жителей и сама германская пресса, опубли­ковавшая серию экономических статей о Советском Союзе. Газета «Берлинер берзен цайтунг» напечатала статью о колхозной системе в СССР, отмечая, что она очень выгодна для Советского государства, а «Франк- фуртер цайтунг» в статье во всю газетную полосу зани­

6  23 августа 1939 г. в Москве был подписан советско-германский пакт о ненападении сроком на 10 лет. Пакт пред^рмаТрйвал обяза­тельство воздерживаться от всякого насилия, агреКйвных действий и нападения друг на друга как отдельно, так и совместно с другими державами, разрешать все спорные вопросы только мирным путем

малась рассмотрением государственного устройства СССР, излагая Конституцию Советского Союза.

Выглядело это так, как будто немцы открыли новую необетованную страну и очень гордились этим. Нельзя сказать, что в Германии и до этого мало писали и го­ворили о нашей стране. Даже слишком много. Но все это делалось в антисоветских целях. Геббельсовская пропаганда изо всех сил старалась представить СССР в глазах немцев и всех народов Европы как пугало и чудовище, которое угрожает жизни, быту, культуре евро­пейского населения. Речи нацистских лидеров заполня­лись ложью и клеветой. И вот теперь заговорили по-дру­гому...

Первые недели дружбы явились для отделения ТАСС периодом напряженной работы, хотя наша тассовская семья пополнилась к этому времени. Прибыли еще два корреспондента: Сергей Кудрявцев и Иван Лавров.

Я отдыхал, лишь когда находился в своем бюро, в кругу своей семьи и товарищей. Но таких часов было очень мало. Ежедневно приходилось быть в министер­стве пропаганды или в министерстве иностранных дел, присутствовать на обедах, на ужинах или сидеть с кем- либо за «кружкой пива». Москва требовала широких обзоров статей германской прессы о советско-германских отношениях. Надо было удовлетворять эти запросы.

Для меня эти дни являлись тяжелым испытанием и в том отношении, что я должен был глубоко запрятать свою ненависть к гитлеровцам. С этими «друзьями» мне надлежало теперь встречаться каждый день, и как-то надо было находить с ними общий язык, не давать про­явиться истинным своим чувствам даже тогда, когда рассматриваешь черные язвы на теле Германии,