|
СОСТАВИЛ Ю. Г. ОКСМАН
ПРИ УЧАСТИИ Н. Ф. ЛАВРОВА и Б. Л. МОДЗАЛЕВСКОГО
|
|
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МОСКВА * 1926 * ЛЕНИНГРАД
|
|
ОБРАЗЦОВАЯ
ТИПОГРАФИЯ
ДАРСТВЕННОГО иЗДАТЕ МОСКВА -ЛЛТИЙЦЙАД,
Главлит JY* 450.-J2.
Гиз Л1 14008. Тпр. 7000.
|
|
Настоящий сборник дает систематический подбор отрывков из первоисточников и имеет своей задачей до известной степени приблизить читателя к непосредственному восприятию истории тайных обществ начала прошлого века и их неудачного выступления в декабре 1825—январе 1826 г.
При выборе материала, записям, сделанным среди самих событий, отдавалось предпочтение перед свидетельством позднейших воспоминаний и записок. Таким образом в предлагаемых вниманию читателей отрывках слышится — пусть неполно — но все же отзвук самой эпохи, голос и речь самих декабристов и других действовавших в событиях лиц и их современников.
Задача, которую ставили себе редакторы сборника, была совершенно определенная: дать документальный (материал для характеристики социально-политических вэглядов декабристов и социальных тенденций, направлявших их движение, закончившееся неудачным восстанием в декабре 1825 г. Этой задачей сборника определялись прежде всего хронологические рамки даваемого в нем подбора отрывков: он совершенно не затрагивает историю каторги и ссылки декабристов и периода их жизни после возвращения из Сибири. Но и внутри принятых хронологических рамок составителям пришлось оставить в стороне целый ряд вопросов, связанных, например, с воспроизведением бытовой обстановки работы тайных обществ двадцатых годов, с характеристикой деятельности «попутчиков» декабрьокой революции 1825 г., художественно-литературного творчества некоторых декабристов и того общего «настроения», которым было окрашено это движение. Не область чувств и настроений, а главным образом сферу мысли и воли, не столько психологию декабристов, сколько их идеологию и социальные основы их движения прежде всего имели в виду показать составители книги, и они полагают, что все основное и главное, что дают наши источники для круга вопросов, охватываемых планом сборника, представлено в нем с достаточной полнотой. Одна особенность плана с!борника должна быть тем не менее оговорена: в нем нет главы, характеризующей экономику эпохи, — те хозяйственные процессы, которые лежали в основе социально-политических движений. Но' этого рода темы не могут
|
|
быть с достаточной полнотой представлены в отрывках из документов того характера, которые использованы в настоящей книге: здесь пришлось бы привлекать материал иного порядка (из статистических сборников, правительственных актов, ученых работ того времени и позднейших), а это невполне было бы согласно с самым замыслом сборника и, кроме того, явилось бы повторением работы, уже выполненной в других изданиях того же типа1).
Текст приводимых отрывков, за исключением тех случаев, когда это было по тем или иным обстоятельствам невозможно, (они оговорены в примечаниях), проверен по архивным подлинникам. Эта проверка, в которой, помимо составителей, приняли участие Б. Е. и В. Е. Сыроечковские, позволила установить и исправить крупные дефекты некоторых общеизвестных публикаций, в том числе таких основополагающих, как «Русская Правда» Пестеля или «Свод» А. Д. Боровкова.
Некоторые материалы (важнейшие из них—записка В. Ф. Раевского, «О солдате», конфирмованные приговоры по солдатским делам, производившимся в Бело-Церковской военно-судной комиссии, показания о пропагандистской работе «Общества Соединенных Славян» в 8-й артиллерийской бригаде) публикуются в настоящем сборнике впервые.
Книга рассчитана в первую очередь на потребности семмнар- ских и лабораторных занятий в вузах, на рабочих факультетах, в старших отделениях школы второй ступени и в техникумах, но она имеет в виду и более широкий круг читателей; быть может, кое в чем она окажется небезынтересной и небесполезной и для начинающих специалистов по истории революционного движения.
Вводные замечания перед отдельными главами сборника имеют задачей лишь в сжатом очерке напомнить основные результаты, достигнутые научной работой по изучению соответствующих отделов истории тайных обществ начала XIX века. Равным образом и библиографические замечания указывают лишь основные пособия и работы. Для дальнейших библиографических указаний читателю рекомендуется обращаться к выпускаемому Центрар- хивом РСФСР исчерпывающему труду Н. К. Пиксанова и Н. М. Ченцова.
|
|
О Имеем ввиду книги: С. Вознесенского «Экономическое развитие и классовая борьба в России XIX и XX в. в.>. Том I, стр. 1 —189 Петрогр. 1924 и А. М. Большакова и Н. А. Рожкова «История хозяйства России в материалах и документах*. Том II, стр. 111—155. Ленинград. 1925.
|
|
1.
«Свод показаний членов злоумышленного общества о внутреннем состоянии государства» г).
«Свод» этот, приводимый нами полностью, является единственным в своем роде опытом систематической передачи (почти всегда словами первоисточника) замечаний о «внутреннем состоянии государства», извлеченных из записок и писем на высочайшее имя декабристов во время следствия и суда над ними, Принадлежащий перу правителя дел комитета для следственных изысканий о злоумышленных обществах А. Д. Боровкова и — по признанию самого составителя — «главнейше извлеченный из ответов Батен- кова, Штейнгеля, Александра Бестужева, Каховского и Перетца», документ этот дает картину восприятия декабристами русской действительности периода посленаполеоновских войн, — картину, тем более для историка занимательную, что контуры ее намечены не далекими от практической жизни мечтателями и доктринерами, а такими трезвыми дельцами, как член совета военных поселений, лично близкий Сперанскому, подполковник Г. С. Батенков, бывший начальник канцелярии московского генерал-губернатора, энергичный предприниматель бар. В. И. Штейнгель, влиятельный литератор и ад’ютант главноначальствующего путями сообщения— А. А. Бестужев, наконец, сын известного откупщика, титулярный советник Г. А. Перетц. Представленный императору Николаю
6 февраля 1827 г. подлинник «овода» был оставлен им у себя, а копии отправлены — одна в Варшаву к цесаревичу Константину, а другая к председателю государственного совета кн. Кочубею. Как отмечено в «Автобиографических записках» А. Д. Боровкова: «Государь император,—сказывал мне впоследствии князь Кочубей, — часто просматривает ваш любопытный свод и черпает
|
|
*) «Свод» печатается с оригинала, находящегося в бумагах комитета, высочайше учрежден. 6 декабря 1826чг. (Архкв б Гос. Совета, № 17/1); черновой проект этого «свода» вошел в записки Боровкова, опубликованные в журн. «Русская Старина>, 1898 г., XI, стр. 353 —Зь2.
Рор^тапио цегабристои, X
|
|
из него много дельного; да и я часто к нему прибегаю». Мне приятно было слышать лестный отзыв умного государственного мужа о моей работе, но еще приятнее было видеть проявление ее в разных постановлениях и улучшениях, выходящих с того времени».
7. Введение.
Начало царствования императора Александра было ознаменовано самыми блестящими надеждами для благосостояния России. Дворянство отдохнуло, купечество не жаловалось на» -кредит; войска служили без труда; ученые учились, чему хотели; все говорили, что думали, и вое по многому хорошему ждали еще лучшего. К несчастью, обстоятельства до того не допустили и надежды состарились без пополнения. Неудачная война 1807 г и другие многостоящие растроили финансы. Наполеон вторгся в Россию, и тогда народ русской ощутил свою силу, тогда пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впослед- стви и народной. Вот начало свободомыслия в России. Правительство само произносило слова: свобода! освобождение! Само рассеивало сочинения о злоупотреблении неограниченной власти Наполеона. Еще война длилась, когда ратники, возвратясь в домы, первые разнесли ропот в народе: «мы проливали кровь, — говорили они, — а нас опять заставляют потеть на барщине; мы избавили родину от тирана, а нас вновь тиранят господа!» Войска от генералов до солдат, пришедши в отечество, только и толковали, как хорошо в чужих землях. Сначала, пока говорили о том беспрепятственно, это расходилось на ветер, ибо ум, как порох, опасен только сжатый. Луч надежды, что государь император даст конституцию, как упомянул он при открытии сейма в Варшаве, и попытки некоторых генералов освободить крестьян своих, еще ласкали многих. Но с 1817 г. все переменилось: люди, видевшие худое или желавшие лучшего, от множества шпионов, принуждены стали разговаривать скрытно, *а чрез то теснее между собою сбли- жалися.
2. Воспитание.
Истинный корень республиканских порывов сокрывался еше в самом воспитании и образовании, которые в течение двадцати четырех лет само правительство давало юношеству. Оно само, как млеком, питало их свободомыслием; а вступя на поприще жизни, они на каждом- шагу встречали повод к достижению той цели, к которой ведет подобное образование.
|
|
3. Законы.
Твердые, ясные и краткие законы, врезываясь легко в памяти, предупреждают злоупотребления, У нас указ на указ: одно раз-
|
|
рушает, другое ‘возобновляет и на каждый случай найдутся многие узаконения одни с другими несогласные. От сего сильные и ябедники торжествуют, а бедность и невинность страдают.
4. Судопроизводство.
Самое образование судопроизводства нашего весьма -сложно. От земского суда до государственного совета столько переходов, что нужно долгое время и большие 'средства, чтобы провесть дело по всем инстанциям, в которых судят, пересуживают, и часто решением самого высшего м>еста предоставляется только снова начать тяжбу судом по форме. Таким образом недостаточно жизни дождаться конца. К сему присовокупить должно несправедливости, злоупотребления, волокиту и взятки; все сие до крайности истощает тяжущихся.
5. Система правления.
Правительство отличалось непостоянством, и в управлении Государственном не было никакого положительного, твердого плана:
a) Учреждение о губерниях. Учреждение о губерниях изменилось в 'существенных основаниях; сила суда в нижних инстанциях ослабела; губернаторы присвоили себе всю местную власть; определение генерал-губернаторов довершило ниспровержение губернских мест; все дела стеклись к ним; само правительство смотрело не иначе, как токмо их глазами. Но во все двадцать пять лет ничего не сделано особенного' к улучшению по части управления губерний. В 1822 г. дозволено ген.-губ. Балашову производить опыт преобразования. Начатый без сведения сената, опыт сей принягг обывателями с негодованием на новые тягости и на умножение инстанций, а о той пользе, какая произойти имеет, никто еще не говорил.
b) Коллегии. Коллегии, коих учреждением! обязана Россия Петру Великому, устоявшие среди разных внутренних перемен в течении семи царствований, уничтожены.
c) Сенат. Сенат, сие хранилище законов и блюститель благоустройства, обращен в простую типографию, подчиненную каждому лицу в доверенности.
(^Министерства. Учреждение министерств исполнено в существе своем важных недостатков, и явно составлено было на скорую руку. Не быв надлежащим образом связано с губернским управлением, мешало ему и само от него встречало1 препятствия.
е) Комитет министров. Отсутствия императора из столицы подали повод к учреждению комитета министров. Ни чего невозможно было придумать лучше к прикрытию всех беспорядков пред государем и к обнаружению одного лица его пред народом. Все производство дел оставалось в тайне; формы, под видом простоты и скорости, прикрывали все опущения и своевольство. Кач-
|
|
целярии могли делать все, что хотели, и вместо обещанной учреждением министерств ответственности каждого лица, они все, совокупно с министрами, прикрывались на все высочайшими соизволениями, и государь один нес на себе тяжесть ошибок и не- устройств.
Сие произвело три важных последствия:
1) Множество самых мелочных дел, привлеченных в комитет, восходя до государя, напрасно его затрудняли.
2) Каждый делопроизводитель в министерстве легко мог скрывать свои ошибки и достигать частных видов, не опасаясь взыскания.
3) Высочайшие повеления потеряли свойственную им силу и важность.
Но сего еще мало': придумали, еще особенные пути к смешению. По' множеству частных случаев учреждали разные комитеты с такою же силою, как и главный; один перевершал дела другого; решения, утверждаемые высочайшею властию, являлись часто по одному и тому же делу в совершенном между собою противоречии.
Таким образом верховное правительство в последние годы, можно сказать, рассыпалось, потеряло единство и представляло нестройную громаду.
б. Упадок гражданской части.
Вообще гражданская часть—сей краеугольной камень в здании
государственного благоустройства, — была как бы в некоторой
опале. Покойный император видел зло, считал его неисцелимым
и ограничивался только тем, что не скрывал своего отвращения,
не имея в виду людей, с коими мог бы взяться за исправление,
1
7. Жалованье чиновникам.
Жалованье чиновников должно обеспечивать их существование. Оно у нас совершенно неуравновешено. Гражданскому губернатору, хозяину губернии, определено менее нежели вице-губернатору, а чиновники целого уезда, вместе взятые, не получают жалованья и против одного надзирателя питейного1 сбора. Сколько чиновников, едва имеющих занятое, пользуются большими окладами из двух и трех мест; сколько таких же получают пенсионы; но несравненно более бедствуют, совершенно нуждаясь даже « пропитании.
8. Состояние приказных.
Состояние приказных достойно сострадания: за тридцать или сорок рублей ассигнациями в год они обречены работать с утра до вечера. Надобно видеть в губерниях несчастное положение сих людей, чтобы принять в них участие.
|
|
Подати, собираемые для пользы граждан, не могут быть тягостны, особенно когда берутся с процентов капитала и его не разрушают. Но какое обширное поле злоупотреблений и народного бедствия представляли земские повинности, оставаясь в совершен* ном произволе местного начальства. Ни поверки, ни каких форм учета в умножении налога не наблюдалось, особенно в повинностях личных. Народ не мог не чувствовать всей их тягости. Стоило губернатору пожелать награды, — и вся губерния должна была приносить величайшие пожертвования.
10. Дорожная повинность.
Достаточно указаоъ для сего на одни беспрестанные выгоны крестьян для делания дорог, часто в страдную пору, во время сенокоса или жатвы. Повинность сия довела поселян до совершенного разорения с одной стороны, от частых перемен в плане, а с другой от злоупотребления земских чиновников, которые то дадут сделать, и потом ломают под видом, что не по форме, то назначают на работы ближайших вдаль, и наоборот, чтобы за увольнение брать деньги.
11. Недоимки.
Народ, отягченный неправильным собиранием податей и отправлением разного рода повинностей, впал в недоимки. Строжайшие меры, принятые ко взысканию недоимок, довершили разорение. У крестьян начали продавать домашний скот, лошадей ■и самые домы; а в некоторых губерниях выбить, выколотить недоимку сделалось техническим словом. Должно присовокупить еще, что почти все капиталы и все обращение оных привлечены были в столицу, находящуюся в углу империи. Здесь собрана величайшая часть казенных заведений, здесь токмо производились все важные работы. От сего отдаленные губернии, а также лежащие далеко от водяных путей к Столице, скоро оскудели и терпели во всем недостаток.
12. Казенное хозяйство.
Казна посягнула на монополию. Под видом хозяйственных способов правительство мало-по-малу отделилось от народа и лишило пропитания целые семейства, отнимая у них промышленность, коею они занимались со времен незапамятных. Вместо того, чтобы разные улучшения распространять в народе, их делали исключительною собственностию казны, с которою, естественно, частные люди не могли входить в состязание:
|
|
a) Казенная продажа вина. Система винной продажи, по -обширному ее влиянию, есть одна из бедственнейших *мер казенной монополии. Она привела многие дворянские фамилии, и без того уже расстроенные залогом почти всех имений в 24-летнем банке, в совершенный упадок. Она явила пример соблазна для чиновников, ибо способы наживаться стали предпочитать понятиям о чести. Она обратила 'множество сумм в стоячие капиталы, ибо обогатившиеся чиновники большею частию или не омели, или не умели делать из сих капиталов правильного употребления. Она послужила- источником чрезмерно гибельного народного разврата. Повсюду размножены трактиры, харчевни, портерные лавочки, питейные до-мы, временные выставки, из них некоторые с биллиардами, музыкою <и другими для черни приманками, С такими мерами первые годы, точно-, принесли прибыль; но вскоре оказалось, что о-на была времянная: в последние годы не добирались уже многие миллионы.
b) Казенная продажа соли. На соль, одну из главнейших потребностей в жизни, возвышена цена. !До 1812 г. правительство, для облегчения беднейших классов народа, .не только по -сей части не извлекало Государственных доходов, но еще терпело убытки.
c) Взыскания с откупщиков и поставщиков. Действия министерств в последние десять лет были, можно сказать, ужасны. С откупщиков и поставщиков производились строгие и неослабные взыскания, но когда- они представляли претензии свои на казну, то им предоставлялось ведаться особо. Дела с казною разорили знатнейших купцов и подрядчиков, а с ними верителей их затяжкою в уплате, учетами и неправильными прижимками в приеме.
d) Несоблюдение истинного хозяйства. Напротив того, истинного хозяйства нигде не соблюдалось; оно состояло в одних только искусно (составленных отчетах, -кои не сводились ни с предыдущими годами ни с отчетами других мест, имеющих между собою непосредственные соотношения.
|
|
13. Торговля.
Благодетельный для российской промышленности тариф 1810 г. внезапно изменен в 1816 г. новым в пользу Австрии, Пруссии и Польши на 12 лет. По крайней мере, коммерсанты могли располагать своими спекуляциями на сие определенное время; но- и в этом ошиблись: в 1819 г. последовало новое всеобщее разрешение ввоза иностранных товаров, коими вскоре наводнили Россию. Многие купцы обанкрутились, фабриканты вконец разорились, а народ лишился способов к пропитанию и к оплачиванию податей. Тогда увидели ошибку, исправили ее тарифом 1823 г.; но причиненный вред невозвратен. Шаткость тарифа не только разорила
|
|
многих фабрикантов, но породила недоверие к правительству. Наконец, последовало в 1824 г. дополнительное постановление о гильдиях, за коим изданы еще многие дополнения и пояснения; за всем тем местные начальства нашлись в невозможности его выполнить, ибо* у бедных мещан и особенно у жителей малых городов отнят последний способ к пропитанию. Таикм образом торговля наша находилась в болезненном состоянии.
14. Состояние флота.
По флоту, на основании адмиралтейского регламента Петра Великого, едва корабль заложится на стампеле, должно раздавать тю всем мастерствам1 пропорции, дабьг к назначенному^ дню все принадлежноссти к вооружению были в готовности; но ©о все управление министерством маркиза де-Траверсе сего не наблюдалось. Корабли ежегодно строились, отводились в Кронштадт и нередко гнили, не сделав ни одной кампании; и так переводится последний лес, тратятся деньги, а флоту нет.
15. Военные поселения.
a) Водворение. Насильственная мера водворения поселений принята' была с изумлением и ропотом. Потом об’яшена цель их — освобождение Росши от тяжкой рекрутской повинности. Но уменьшение срока службы до 8 или 12 лет удовлетворило бы сей цели справедливее, прочнее и безопаснее, ибо' тогда во всей России разлился бы дух военный, а -крестьяне столь же легко стада бы расставаться с детьми, как дворяне. -Возвратившиеся в семейство могли бы жениться, заниматься крестьянским бытом
и, наживая детей, воопитьгоали бы их заранее быть солдатами, а сами были бы готовые ландверы.
b) Экономический капитал. В военных поселениях экономически, и частию от снисхождений провиантского и комиссариатского ведомств; но в существе не так: они много стоят суммами, землями, лесами, работою и народом. Если сделать правильную оценку, то, конечно, пятипроцентным доходом с употребленного капитала на неоконченное еще водворение какого- нибудь полка 1-й гренадерской дивизии можно было бы навечно обеспечить содержание сего полка во всех отношениях.
16. Разряды граждан.
а) Дворяне-помещик и. Поведение дворян с крестьянами их ужасно. Продавать в розницу семьи, похищать невинность, развращать жен крестьянских считается ни во что и делается явно, не говоря уже о тягостном обременении барщиною и оброками. Мелкопоместные дворяне особенно составляют язву России.
|
|
всегда виноватые и всегда ропщущие, они, желая жить не ПО достатку, а по прихотям, нещадно "мучат бедных крестьян.
~ Ь) 'Личные дворяне. Личные беспоместные дворяне, подобные польской шляхте, быстро размножаются.
Они, считая низким всякий труд и ремесло, живут различными изворотами; и вообще составляют род людей, которые при переворотах надеются что-нибудь выиграть, а потерять ничего не могут.
c) Духовенство. Сельское духовенство в жалком состоянии. Не имея никакого оклада, оно вовсе предано милости крестьян, принуждено угождать им, а от сего впадает в пороки до такой степени, что правительство чрез гражданских губернаторов вынуждено было распубликовать указ, чтобы миряне не поили до-пьяна священников. Между тем как сельское духовенство нищенствует, в .неуважении? указ об одеждах жен священнических привел в волнение и неудовольствие богатое городское духовенство.
d) Купечество. Купечество, стесненное гильдиями и затрудненное в путях доставки, потерпело важный урон с 1812 г. Многие капиталисты погибли, другие расстроились. Разврат мнений дал силу потачки вексельному уставу. Злостные банкроты умножились, и доверие упало. Права, облагораживающие граждан, присвоены «е лицу, а капиталу. От сего происходит двоякое следствие: богатый, честный купец невинно разорился; потеря богатства есть само по себе несчастие; но закон вместо утешения угнетает его более отнятием самых прав, отличавших его от низшего класса. Добродетельный, но бедный купец остается в низшем звании; напротив, бесчестный, но богатый, об’явя капитал, получает права, равняющие его с знатнейшим дворянством. Вот гибельный соблазн для гражданской добродетели.
e) Мещане. Класс мещан, значительный и почтенный в других государствах, у нас ничтожен, беден, обременен повинностями и лишен средств к пропитанию, в особенности постановлением, чтобы они для мелкой торговли или записывались в гильдии, или брали свидетельства с платежом пошлины. Упадок торговли на них отразился сильнее по их бедности.
f) Казенные крестьяне. Казенные крестьяне, завися от земского и уездного судов, губернского правления и казенной палаты, частыми набегами чиновников сих мест совершенно разоряются. Все с них взыскивают, все требуют, но никто не печется и не ответствует за их благосостояние. Хотя в казенной палате и есть отделение экономическое, заведывающее казенными имениями, но влияние его слабо, ибо земская полиция, уездный суд и губернское правление имеют равное с нею или еще и большее влияние.
g) Удельные крестьяне. В противоположность казенным приводятся удельные крестьяне, коих состояние описывается лучшими красками. Они .пользуются своими правами, имеют свои
|
|
кбкторы, кои йе только управляют имй, но и ограждают от насилий земской полиции и других властей. Управляющий конторою ответствует за устройство крестьян, в его ведомстве состоящих; но власть его ограничена: он не может произвольно вводить своих выдумок, или без особенного разрешения министра отрешить голову, миром избранного'. У них все раскладки и учреждения производятся посредством общих совещаний.
77. Заключение.
Кратко изображенное внутреннее состояние государства показывает, сколь в затруднительных обстоятельствах восприял скипетр ныне царствующий император, и сколь великие трудности предлежат к преодолению: даровать законы, водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства, возвысить нравственное образование духовенства, подкрепить упавшее и двадцатичетырехлетним займом вконец разоренное дворянство, воскресить торговлю и промышленность незыблемыми уставами, дать юношеству другое просвещение, приличное для всех состояний, улучшить положение земледельцев, уничтожить уничижительную продажу людей, воскресить флот, поощрить частных людей к мореплаванию, к чему призывают Гаити и Америка, словом — исправить неисчислимые беспорядки и злоупотребления.
Военный министр граф Татищев.
Статский советник Боровков.
|
|
2.
Письмо А. А. Бестужева из крепости о положении России после наполеоновских войн1).
... Войска Наполеона, как саранча, оставили за собой надолго семена разрушения. Многие губернии обнищали, и правительство медлительными мерами или скудным пособием дало им, вовсе погибнуть. Дожди и засухи голодили другие края. Устройство непрочных дорог занимали руки трети России, а хлеб гнил на корню. Злоупотребления исправников стали заметнее обедневшим крестьянам, а угнетения дворян чувствительнее, потому что они стали понимать права людей. Запрещенье винокурения отняло во многих губерниях ©се средства) к сбыту семян, а -размножение пи
|
|
*)М. В. Довнар-Запольский. Мемуары декабристов. Кие* 1906 г., стр. 129—133. Б о р о з д и н, А. К. Из писем и показаний декабристов. М. 1906 г., стр. 36—39. Печатается нами частично.
|
|
тейных домов испортило нравственность и разорило крестьянский быт. Поселения парализировали не только умы, но и все промыслы тех мест, где устроились и -насели ужас на остальные. Частые переходы полков безмерно тяготили напутных жителей; редкость денег привела крестьян в неоплатные недоимки, одним словом — все они вздыхали о прежних годах, все роптали на настоящее, все жаждали лучшего до того, что пустой слух, будто даются места на Амур-Дарье, влек тысячи жителей украины, — куда? не знали сами. Целые селения снимались и бродили наугад, и многочисленные возмущения барщин ознаменовали три последние года царствования Александра.
Мещане, класс почтенный и значительный во всех других государствах, у нас ничтожен, беден, обременен повинностями, лишен средств к пропитанию. В других нациях они населяют города, у нас же, как города, существуют только на карте, и вольность ремесл стесняют в них цехи, то кочуют, как цыгане, занимаясь щепетильною перепродажею. Упадок торговли отразился па них сильнее, по их бедности, ибо они зависят от купцов, как мелкие торгаши, или как работники на фабриках. Купечество, стесненное гильдиями и затрудненное в путях доставки, потерпело важный урон в 1812 г. Многие колоссальные фортуны погибли, другие расстроились. Дела с казною разорили множество купцов и подрядчиков, а с ними их клиентов и верителей, затяжкою в уплате, учетами и неправыми прижимками в приеме. Лихоимство проникло всюду. Разврат мнения дал силу потачки вексельному уставу. Злостные банкруты умножились, и доверие упало. Шаткость тарифа привела в нищету многих фабрикантов и испугала других, и вывела правительство наше из веры, равно у своих, как и чужеземных негоциантов. Следствием сего стал еще больший упадок нашего курса (т.-е. внешнего кредита), от государственных долгов происшедший, и всеобщая жалоба, что нет наличных. Запретительная система, обогащая контрабандистов, не поднимала цены на наши изделия, и, следуя моде,’ все платили втридорога за так называемые конфискованные товары. Наконец, указ, чтобы мещане и мелкие торговцы или записывались в гильдии, или платили бы налог, нанес бы решительный удар торговле, и удержание исполнения не удержало их от ропота. Впрочем, и без того упадок торговли был столь велик, что на главных ярмон- ках и в портах мена и отпуск за границу уменьшились третью. Купцы еще справедливо жаловались на иностранцев, особенно англичан, которые, вопреки уставу, имеют по селам своих агентов и, скупая в первые руки сырье произведения для вывозу за границу, лишают тем мелких торговцев промысла, а государство— обращения капиталов.
Дворянство было тоже недовольно за худой сбыт своих произведений, дороговизну предметов роскоши, и долготою судопроизводства. Оно разделяется на 3 разряда. На просвещенных, из коих большая часть составляет знать. На грамотных, которые
|
|
или мучат других, как судьи, или сами таскаются по тяжбам; й, наконец, на невежд, которые живут по деревням, служат церковными старостами, или уже в отставке, послужив, бог знает как, в полевых. Из них-то мелкопоместные составляют язву России: всегда виноватые и всегда ропщущие и, желая жить не по достатку, а по претензиям своим, мучат бедных крестьян своих нещадно. Прочие разоряются на охоту, на капели, на столичную жизнь или от тяжеб. Наибольшая часть лучшего дворянства, служа в военной службе или в столицах, требующих роскоши, доверяют хозяйство наемникам, которые обирают крестьян, обманывают господ, и, таким образом, 9/10 имений в России расстроено и в закладе. Духовенство сельское в жалком состоянии. Не имея никакого оклада, оно вовсе предано милости крестьян, и от того принужденное угождать им, впадало само в пороки, для удаления коих учреждено. Между тем как сельское нищенствовало в неуважении, указ об одеждах жен священнических привел в волнение и неудовольствие богатое городское духовенство.
Солдаты роптали на истому ученьями, чисткою, караулами; офицеры — на скудость жалованья и непомерную строгость. Матросы— на черную работу, удвоенную по злоупотреблению, морские офицеры — на бездействие. Люди с дарованиями жаловались, что им заграждают дорогу по службе, требуя лишь безмолвной покорности; ученые—на то, что им не дают учит, молодежь—на препятствия в учении. Словом, во всех углах виделись недовольные лица, на улицах пожимали плечами, везде шептались — все говорили: к чему это приведет? Все элементы были в брожении. Одно лишь правительство беззаботно дремало над волканом; одни судебные места блаженствовали, ибо только для них Россия была обетованною землею. Лихоимство их взошло до неслыханной степени бесстыдства. Писаря заводили лошадей, повытчики покупали деревни, и только возвышение цены взяток отличало вышние места, так что в столице под глазами блюстителей производился явной торг правосудием. Хорошо еще платить бы за дело, а то брали, водиши и ничего не делали... Прибыльные места продавались по таксе и были обложены оброком. Центральность судебных мест, привлекая каждую безделицу к верьху, способствовала апелляциям, справкам, пересудам и десятки лет проходили прежде решения, т.-е. разорения обеих сторон. Одним словом, в казне, в судах, в комиссариата^ у губернаторов, у генерал-губернаторов, везде где замешался интерес, кто мог, тот грабил, кто не смел, тот крал. Везде честные люди страдали, а ябедники и плуты радовались...
|
|
3.
Система международных отношений эпохи реакционных конгрессов в „Обозрении" декабриста М. А. Фон-Визина 1).
... Сами правительства для возбуждения в народах энергии против самовластия императора французов своими прокламациями призывали их к свободе и торжественно обещали им законно-свободные установления.
Правительства не только не спешили исполнить свои обещания, но стали вменять в преступление справедливое требование конституционных учреждений, всячески стараясь везде подавлять дух свободы. Александр стал во главе монархических реакционеров. Заодно с ним действовали король прусский и император Франц, или лучше сказать, — князь Меттерних — душа австрийского министерства и всей монархической реакции.
Народы, обманутые в своих ожиданиях правительствами, прибегали против их явных угнетений к средствам сокровенным. По всей Европе учредились тайные политические союзы с целию исторгнуть у правительств конституционные постановления. В Италии, под ненавистным ей австрийским владычеством, учредились тайные союзы (венты) карбонариев; в германских университетах образовался студенческий союз (Burschenschaft), раскинувший ветви свои по всей немецкой земле; во Франции—тайные политические общества под разными названиями. Цель у всех этих сокровенных союзов была одна: противодействовать монархической реакции правительств и освободить народы от их самовластия.
По низложении Наполеона главным предметом всех политических действий императора Александра было подавление возникшего повсюду духа свободы и укрепление монархических начал, которым угрожали тайные общества. Все правительственные и дипломатические действия Александра, начиная с священного тройственного союза России, Австрии и Пруссии, заключенного 14 сентября 1815 г., свидетельствуют об этом.
С этою целью в 1815 году, по предложению Александра, созван был конгресс в Ахене, на котором, по настоянию его, признано право вмешательства во внутренние дела соседственной державы, в случае изменения существующего в ней порядка В Ахене приняты строгие меры против свободы книгопечатания и тайных обществ, против восстановления в Испании нарушенной королем конституции кортесов, которую сам Александр торжественно признал законною в трактате, который он заключил
|
|
_ *) М. А. Ф о н - В и з и н. Обозрение проявлений политической жизни в России («Общественн. движение в России в первой полов. XIX в.>, том I, СПБ. 1905 г., стр. 180—181). Ср. А. Н. Шебунин. Декабристы и вопросы внешней политики (<Русск. Прошлое», 1923 г., кн. IV).
|
|
в Великих Луках в 1812 году, 8-го июля, с уполномоченными кортесов.
В 1821 г. императоры Александр и Франц, короли прусский и неаполитанский с’ехались в Лайбахе с своими министрами и дипломатами. Конгресс определил подавить революцию неаполитанскую, вследствие которой сам король принял предложенную им конституцию и присягнул в точном ее соблюдении, и силою предупредить восстание в Пьемонте против короля сардинского. Австрийской армии поручено было привести в исполнение постановленная -конгресса относительно Неаполя и Пьемонта. В Лайбахе узнали об инструкции греков, и Александр, .который прежде не только благоприятствовал освобождению их, но чрез тайных агентов подстрекал их к возмущению, теперь относил восстание эллинов к демагогическим замыслам европейских революционеров и из’являл готовность подавить его силою, в чем и послал уверение самому султану.
Конгресс Веронский 1822 г. утвердил Александра в этой жестокой против единоверцев своих политике. В Вероне он с союзниками своими—австрийским императором и прусским и французским королями1—согласился на войну с освободившейся от деспотизма Фридриха VII Испанией для утверждения его неограниченной власти и на мир с турецким султаном, которому конгресс Веронский выдал эллинов. Это последнее действие возбудило общее негодование русских против Александра за бесчеловечное равнодушие его к страждущим единоверцам-эллинам, которые были в праве ожидать от него не только симпатического участия, но деятельной помощи, тем более, что с давних времен Россия возбуждала греков против их угнетателей и обещала им независимость.
Но дух свободы, который во всех европейских государствах действующие заодно правительства старались всячески угнести, повеял и на самодержавную Россию. Молодое ее поколение, которое вступило на гражданское поприще в первые десять лет царствования Александра, воспитанное под влиянием свободолюбивых начал, им провозглашаемых, вполне сознавало, как далеко Россия отстала от Европы в истинной цивилизации, но, любя и уважая Александра, она спокойно ожидала от него благодетельного преобразования, готовясь усердно ему содействовать.
Две неудачные войны с Наполеоном и третья, угрожавшая в 1812 году независимости России, заставили молодых русских патриотов исключительно посвятить себя военному званию на защиту^ отечества. Дворянство, патриотически сочувствуя упадку нашей военной славы в войнах с Франциею 1805 и 1807 г.г. и предвидя скорый разрыв с нею, спешило вступать в ряды войска, готового встретить Наполеона. Все порядочные и образованные молодые люди (дворяне), презирая гражданскую службу, шли в одну военную; молодые тайные и действительные статские советники с радостию переходили в армию подполковниками и .майорами перед 1812 годом. Чрезвычайные события этого года, слая-
|
|
ное изгнание из России до того непобедимого императора французов и истребление его несметных полчищ, — последовавшие за тем кампании 1813 и 1814 г.г. и взятие Парижа, в которых наша армия принимала такое деятельное (и славное) участие, — все это необыкновенно возвысило дух наших войск и особенно молодых офицеров.
В продолжение двухлетней тревожной боевой жизни, среди беспрестанных опасностей, они привыкли к сильным ощущениям, которые для смелых делаются почти потребностию.
В таком настроении духа, с чувством своего достоинства и возвышенной любви к отечеству, ббльшая часть офицеров гвардии и генерального штаба возвратилась в 1815 году в Петербург В походах по Германии и Франции наши молодые люди ознакомились с европейскою цивилизациею, которая произвела на них тем сильнейшее впечатление, что они могли сравнивать все виденное ими за границею с тем, что им на всяком шагу представлялось на родине, — рабство огромного бесправного большинства русских, жестокое обращение начальников с подчиненными, всякого рода злоупотребления власти, повсюду царствующий произвол,— все это возмущало и приводило в негодование образованных русских и их патриотическое чувство. Многие из них познакомились в походе с германскими офицерами, членами прусского тайного союза (Tugendbund), который так благотворно приготовил восстание Пруссии и содействовал ее освобождению, и с французскими либералами. В откровенных беседах с ними, наши молодые люди нечувствительно усвоили их свободный образ мыслей и стремление к конституционным учреждениям, стыдясь за Россию, так глубоко униженную самовластием.
Возвратясь в Петербург, могли ли наши либералы удовлетвориться пошлою полковою жизнию и скучными мелочными занятиями и подробностями строевой службы, которые от них требовали строго начальники, угождая тем врожденной склонности Александра и братьев к фрунтомании, солдатской вытяжке, одиночному учению и проч., несмотря на то, что опыты двухлетней жестокой войны с неприятелем, самым искусным, могли бы, кажется, убедить Александра, что не от этих мелочей зависит победа. Притом русских оскорбляло явное предпочтение, оказываемое императором всем вообще иностранцам перед его подданными, к которым он и не скрывал своего неуважения: присоединенной Польше он даровал конституционные установления, которых Россию почитал недостойною.
Пока осмысленные русские патриоты могли еще ожидать от самого Александра благодетельных преобразований, которые, ограничив его самовластие, сколько-нибудь улучшили бы состояние народа, они готовы были усердно содействовать его благим намерениям, но когда они убедились в совершенном изменении его прежнего свободолюбивого образа мыслей после войны, по вредному влиянию на него Меттерниха, когда узнали о политически^
|
|
действиях его на конгрессах венском, ахенском, лайбахском, веронском, на которых Александр с своими союзниками обнаружил неприязненное чувство к свободе народов, то самые восторженные почитатели его в блистательную эпоху занятия Парижа совершенно охладели к нему.
|
|
Крепостная деревня.
Из дневника декабриста Н. И. Тургенева)1).
21 июля 1819 г. Вчера, при закате солнца, приехал я в Тургенево. Здесь чувство своего, чувство неиз’яснимое было сильнее, нежели в Симбирске. Я ехал сперва лесом, потом степью два раза, потом хлебами. Вид степи был для меня новый. Я часто вставал в коляске, любовался Волгою, видом Симбирска, стегти, и бьгл весел, доволен; был, одним словом, счастлив и заметил, что в то самое врем'Я я думал о несчастии других с большим равнодушием, нежели обыкновенно. «Сыт голодного не разумеет». Наконец, я увидел тургеневскую церковь, наконец, и очутился в Тургеневе. — Для чего не могу я продолжать того состояния, в кот (ором) я был во время дороги из Оимбирска! Я не нашел здесь веселых лиц ни на мужиках, ни на бабах, ни на девках. Сегодня только на мельнице полюбовался тамошними жителями, одною или двумя семьями. Сегодня после обеда, я даже ужаснулся, увидев несколько женщин, кот(орые) носят на лице печальные следы< или распутства или неосторожности. Надобно взять против сего свои меры. Местоположение Тургенева совсем' невесело, но я чувствую что-то приятное, находя себя в тени дерева, на траве и под своим деревом на своей траве.
Сегодня я был у обедни. Ничто меня не веселило, потому что я не замечал на крестьянах и на дворовых людях вида благоденствия. Я беспрестанно думаю об улучшении порядка, здесь существующего; главное неудобство,—что крестьяне на пашне. Сверх того, с них собираются деньги, по 1 Уч р., и женщины делают холсты. Фабрика обременяет крестьян.
23 в т о р н и к. Разговаривая с крестьянами, я замечаю также, или мне так кажется, что смертность между ними велика.
В последние (кроме прошедшего) года крестьяне претерпели много -нещастий: не имели хлеба, ездили1 на работу и ложились спать иногда не евши. Сверх того был скотный падеж. Десятский Тимофей, между прочим, лишился вдруг 20 коров и 7 лошадей. Кто помогал им в сих несчастияк? Кроме обыкновенной выдачи магазинного хлеба, они не имели никакой помощи.
|
|
<) «Архив братьев Тургеневых», вып. V, Петр. 1921 г., стр. 135—152,
|
|
Жизнь нашего крестьянина весьма трудна. Три дня в неделю в течение всего года он работает на господина. Я иногда удивляюсь, и с некоторою жалостью, ограниченности познаний крестьян касательно всего, что происходит за околицею. Пусть подумают после сего о средствах распространения идей и вообще образованности. Возвратившиеся ратники, однако же, думаю, впустили в оборот много идей. Сегодня приходили ко мне заслуженные солдаты, возвратившиеся на родину. Почтенные люди, но без пенсии.
24 июля. Девки, работающие на фабрике, были сегодня посланы на сенокос: они рады были перемене ик работы. Все жалуются, т.-е. не хвалят фабрику; и подлинно нельзя не жаловаться. Многие из девок не выдаются замуж, потому что фабрика требует их работы. Управитель мне сказывал, что по уничтожении фабрики прибавится тягол с двадцать Это кажется слишком много. Работа фабричная изнуряет людей, еще в самом младенчестве. Мальчиков и девочек бьют, когда учат. Некоторые из них, и все принадлежащие к ткачам, носят на лицах сеоих доказательство трудной сидячей работы. Бледность есть росписка в доходе. Есть- ли нельзя запретить другим делать несправедливости, то не надобно, по крайней мере, самому их делать. Фабрика лежит у меня на сердце, и я заплачу большой долг моей совести в тот день, когда фабрика уничтожится.
25 и ю л я. Сегодня ездил в Коровино. Дядюшка имеет сходство с батюшкою... Я нашел у него Кроткова и Наумова. Первый доказывал мне выгоды от фабрик, и главная состоит в том, что крестьяне с малолетства 'приучаются к работе. Оба чистосердечно сожалели о дешевизне хлеба. Они говорили, что нет ему истоку; и не знали, как кажется, что хлеб свободно выпускается за границу.'Два замечания их любопытны: 1-е, что хлеб дешев, между тем, как все дорожает — лыко, смола, телеги и т. д. 2-е, что прежде крестьяне сеяли весьма мало ярового хлеба, а с некоторого времени, когда пшеница в два года продавалась по 22 рубля, произведение ее весьма усилилось...
26 июля. До сих пор с девятого часа толковал с выборными. Иногда было трудно говорить с ними. Они, между прочим, просили определить количество десятин, которое каждое тягло должно обработать; это справедливо и сходно с моим мнением, но я должен был им а этом отказать, для избежания еще больших затруднений. Я слышал сегодня, что мужики думают или говорят, что я освободил их от наказаний и т. п. Для сего я опровергнул это перед выборными и опровергну еще перед сходом и подтвержу о повиновении управителю. Приказывал выборным жить мирно с управителем. Наконец, Кузьма сказал мне: «позвольте отдохнуть!». Говоря о бедности крестьян Короткова, они сказали, что нас благодарят, и что даже в околотке знают нас за смирных и хороших господ. Хорошо, кабы так. Я начинаю не уставать, но отчаиваться в совершенном успехе моих намерений и желаний.
|
|
Иногда «евольно желаю и надеюсь на общее освобождение крепостных крестьян.
27 и ю л я. Сегодня поутру был «а сенокосе. Мне было очень неприятно смотреть на мужиков, женщин, мальчиков и девок, работающих на барщине, между тем как десятский ходил с палочкою и кричал то на тех, то на других, на мужиков взрослых менее, нежели на молодых. У одного из них я поел лепешки. Но я видел и уверился, что покуда будут существовать барщины, до тех пор будут необходимы и десятские. После обеда я рассматривал с управителем наш приход и расход. В приходе мельком находил по большей части статьи не весьма веселые, наприм.: «Виктору Данилову продано обмошу на 2 р. 50 к.», а Виктор Данилов один из трех самобеднейших крестьян в Тургеневе. Другая статья: продано вишен на 7 р. 99Vz коп. И это хорошо: я сказал управителю, чтобы мужики впредь, есть ли захотят, сами кушали вишни; а яблоки из саду, кот(орых) последний управитель продал на 10 р. в год, может он и сам для себя собирать, а есть ли будет более, то чтобы и дворовые могли иногда испечь пирог с яблоками. После сего мы смотрели в библиотеке старые щеты, но не нашли, чего искали, без земского, кот(орый) опробовал пиво, сваренное для завтрашней помоги. После сего освободил одну женщину от платы за холст; а ота соткать не могла от того, что целый год была больна. По вечеру пил чай на дворе с ребятишками. Вышел за вороты, освободил от фабрики и от работы одну девку, дочь солдатки, живущей в Сенгилеи. Девка прошла поработать на себя © рабочую пору, чтобы выработать что-нибудь для себя и для матери. Она, как и другие казакенские девки, должны каждый раз, когда ходят сюда, платить по гривне за перевоз. Тут же я разговаривал с некоторыми мужиками. Один просил освобождения старшей 12-летней дочери от фабрики, а у него всех детей 6. Мужики мне говорили, что жниггво господское урочное очень для них трудно: одно тягло должно в три дня сжать три десятины; а что свое они будто жнут около пяти дней десятину, что прежде, еще лет за пять, три десятнны жались тяплом © четыре дня. Один из них, просивший о дочери, сказывал, что нанимал для себя жнецов. Цена еще неизвестна; она определится на городском рынке. Но говорят, и жнецы того требуют, что работная цена за день будет два рубля. В неурожайные годы платили копеек по 30 (три пудовки), и притом совместничество работников превышало требование Какие-то крестьяне казенные в соседстве, у кот(орых) рожь еще лучше нашей, дают по 25 р. за десятину, да и тут еще не находят охотников. Эта работная плата высока, теперь пусть сравнят доход от барщины и от оброка. Два сына беднейшего из здешних крестьян, Савинова, определились в работники к нашим же крестьянам, и каждый получает, сверх пищи, 50 р. в год. По сему судя, определенное мною жалованье дворовым очень экономно.
29 июля. Я опять в большом недоумении и е нерешимости на щет того, что я здесь сделал касательно выборных старшин
Boccriuiio дскибрногои. -
|
|
Лучше бы этого не делать. Дела от этого пойдут не лучше, а толки будут различные у м>жиков и могут им самим обратиться во вред. Без управителя обойтись нельзя, и для того лучше оставить его, хотя и сжав сердце, полным хозяином и воспитателем, как и прежде. Я думаю, что решусь на это. Как трудно управиться с самыми легкими делами, когда исполнение должно поручить другим. Есть ли бы можно быть уверену, что оброк вместо пашни улучшит состояние крестьян, что можно бы согласиться на доход меньший получаемого нами. Но на оброке некоторые крестьяне улучшат свое положение, другие придут в еще большую бедность. Как можно быть спокойну духом, когда нигде не видишь желаемого; нигде возможности в исполнении справедливых намерений. Каково быть русским самодержцем? Я бы послал Карамзина пожить в деревне только на две недели, дабы в сне .время он ввел какой- нибудь порядок в управлении. Он бы увидел, что власть ненадежна, когда она должна1 быть вверяема другим людям, а не законам.
7 августа (полдень). В сию минуту я немного спокойнее духом. Целое утро говорил с дворовыми и с крестьянами и с старостою о валовом оброке с крестьян. Предоставляя им все господское. я прошу с них 15.000 р. в год. Староста говорит, что на первый год они дадут 10.000 р. и даже так, чтобы оия сумма падала только на 100 тягол, а остальные 50 с их теперешнею землею предоставляются >мне, и что я могу их освободить от всякой работы. Это бы очень хорошо. Мы немногим более получаем доходу,—но из какого источника? Есть ли мне дадут на выбор: получать доход не иначе как прежними и теперешними средствами, то я скорее откажусь от ©сего—и в сем даю сам себе перед богом и отечеством честное слово. Дело сделано. Я дал обещание и не могу от него отказаться. За Сергея ручаюсь, он будет со мною согласен. Брата Александра я не хо>чу обидеть и сомневаться в его согласии.
А в (густа) 9. По вечеру еэдиит верхом по деревне. Заглядывал в избы крестьян—как они живут! И с людей, так живущих, надобно получать большой доход, чтобы самому жить гораздо лучше! Управитель вчера вьгщитывал, что есть ли бы -весь прошлогодний хлеб был продан, то за ,прошльгй год было бы доходу 16.500 р., кроме фабрики. По 'ведомостям других годов я еидел, что доход можно вычесть круглым числом в 12.000 р.
Когда управитель вычислял мне доход прошлого года до 16 и даже 18.000 р., я не говорил ни слова; но когда, окончив исчисление, он сказал мне: «Ведь оно вот сколько доходу-то», я отвечал ему: «хорошо, так; доходу много, но теперь надобно вычесть из не-го слезы, кот(орые) пролиты мужиками и фабричными1». Ему это бьгло смешно. Я же предложил: «Мы доход получаем, издерживаем его, и тем дело кончится; но там на небе есть, может быть, книга, в кот(оро-й) иным образом этот доход записывается, и мы, оканчивая щеты издержками здесь на земле, не оканчиваем тамошнего щета,»и должны будем когда-нибудь по нем рассчитаться». Он все принимал это в шутку. Я же был покоен, думая о валовом
|
|
оброке, кот(орый) освободит крестьян от ненавистной барщины и от управителей...
14 августа. Симбирск. Вчера поутру оставил я Тургеневе. Расставились с 'Крестьянами, я еще более почувствовал желание сделать что-нибудь .для них, а это что-нибудь есть оброк.
|
|
5.
Помещичий произвол и злоупотребления земской полиции.
(Из записок И. Д. Я к у ш к и н а)1).
Крепостное состояние у нас обозначалось на каждом шагу отвратительными своими последствие™. Беспрестанно доходили до меня слухи о неистовых поступках помещиков, моих соседей. Ближайший из -них — Жигалов, имевший всего 60 душ, раз’езжал в коляске и имел о-громную стаю гончих л борзых собак; зато крестьяне его умирали почти с голоду и часто, ушедши тайком с полевой работы, приходили .ко мне и моим -крестьянам просить милостыню. Однажды к этому Жигалову приехал Лимохин и проиграл ему в карты свою коляску, четверню лошадей и бывших с ним кучера, форейтора и лакея, стали играть на горничную девку, и Лимохин отыгрался. В имении Анненкова, верстах в 3-х от меня, управляющий придумывал ежегодно какой-нибудь новый способ вымогательства с крестьян. Однажды он об’явил мм, что барыня их, живущая в курском своем имении, приказала прислать к себе несколько взрослых девок для обучения их коверному искусству; разумеется, крестьяне, чтобы откупиться от такого налога, заплатили есе, что только могли заплатить. У богача Барышникова, при полевых работах, раз’езжали управитель, бурмистр и старосты и поощряли народ к деятельности плетью. Проезжая однажды зимою по Рославльскому уезду, я заехал на постоялый двор. Изба была набита народом, совершенно оборванным, иные даже не имели ни рукавиц, ни шапки! Их было более 100 человек, и они шли на винокуренный завод, отстоящий верст 150 от места их жительства. Помещик, которому они принадлежали, Фонтон де-Вараиюн отдал их на всю зиму в работу на завод и получил за это -вперед условленную плату. Сверх того, помещик, которому принадлежал завод, обязался прокормить крестьян Фонтона в продолжение зимы. Такого рода сделки были очень обыкновенны. Во время построения ‘Нижегородской ярмарки принц Александр Виртембергский отправил туда в работу из Витебской губернии множество своих нищих крестьян, не плативших ему оброка.
|
|
0 Записки И. Д. Якушкина, изд. 3-е, 1905 г., стр 37—39:
|
|
Партии этих людей сотнями и в самом жалком положении проходили мимо Жукова. Все это вместе было нисколько не утешительно. К тому же не было дня, в котором я бы мог быть уверен, что у меня не случится столкновения с земской полицией. Ежегодно требовались люди на .большие дороги на какой-нибудь месяц, а иногда «а два; они там> оставались в совершенном распоряжении заседателя, и всякий раз надо было хлопотать, чтобы он не оставил там людей долее, чем это было нужно. Очень часто требовались подводы под проходившие военные команды. В первый раз я приказал подводчикам не давать квитанций заседателю, не получив с него следуемых прогонов: люди мои пробыли 5 дней в отлучке и возвратились, не получив ни копейки. Так как пригнано было подвод несравненно более, нежели требовалось, то заседатель, продержав людей моих 3 дня, отпустил ни с чем. Требовались также иногда лошади на станции больших дорог под проезд значительных лиц. Ежели в предписании министра велено выставить 20 лошадей, то в предписании генерал-губернатора требовалось 30, в предписании губернатора 40, а земский суд требовал уже 60 лошадей.
|
|
6.
«О солдате».
(Записка члена Союза Благоденствия В. Ф. Раевского)1).
В России военный класс составляет кж бы отдельную часть народа. Другие законы, другие обязанности и совершенно другой образ мыоей отделяют его от гражданина.
Дворянин или офицер исключается из этого числа, он может оставить службу и быть снова тем же дворянином. Следственно, участь его не стоит внимания, достойный и храбрый офицер и в бедности найдет себе помощь. Невежда и1 негодяй не стоют сострадания.
Но об солдате хочу я говорить. — А дабы вразумить лучше его состояние, я разделяю на следующие статьи рассуждение мое:
1. О вступлении в службу.
2. О трудах его в мирное время.
3. О войне.
4. Об отношении его к офицеру. i
|
|
1) Захвачена при аресте майора В. Ф. Раевского в 1822 г.; в небольших извлечениях известна по книге В. И. Семевского «Политические и общественные идеи декабристов», СПБ. 1909 г., полностью печатается нами впервые. (Дело Аудиториатского Департамента о майоре Раевском, 1827 г. № 42, том X, листы 7—12.)
|
|
О вступлении в службу.
18 до 30-ти лет суть лета, когда человек известного роста и крепкого сложения принимается в службу военную, и в эти лета, вдруг оставя семейство, земледельческое состояние и навык к сей единообразной жизни,—он клянется царю и службе на 25 лет сносить труды и встречать мученье и смерть с безмолвным повиновением. Клятва ужасная! Пожертвование, кажется, невозможное. Но необходимость общественной безопасности ,и искусное устроение махины управления весьма постоянно действуют, и солдат начинает рассуждать и действовать так, как определено ему рассуждать и действовать.
О трудах в мирное время.
1- е. Ученье и
2- е. Караулы
суть обязанности, предписанные законом солдату в мирном время.'
Хорошо содержанный солдат и под хорошим1 начальством— первое щитает вместо забавы; второе почитает необходимостью и даже за стыд щитает уклоняться.
Он старается узнать фронт, точность дела, исполнять все требуемое потому, что видит с этим сопряженную честь своих начальников, некоторым образом облегчение участи своей, непременную необходимость и даже то, к чему единственно назначен он во время мира. И видит упражнения мирные, как приготовления к войне.
Отвергнуть нельзя (даже и в наше очищенное от предрассуждений время) пользы и необходимости людей военных, на них отдыхают безопасно и трои и народ от внешней опасности и внутренних беспокойств.
Следственно, требовать строго исполнения обязанностей от солдата несомненно надлежит, но облегчить участь его повелевает и религия и устав чести!
Офицер или дворянин имеет право, естьли он недоволен, оставить службу, — офицер имеет в виду награды чести, или награды денежные, для которых в нашем монархическом правлении все дворянство служит. Но солдат имеет в виду бедность, труды и смерть. Редко, очень редко без одного проступка прослужить можно 25 лет, — а сделавши один проступок, он обрекается законом на вечную службу!!
На сих-то тяжелых правах русской крестьянин надевает мундир,— но участь его была бы сносною, если б вкравшиеся злоупотребления, основанные на лихоимстве и бесчеловечии, не вырвались из пределов своих и не обременили солдата кандалами беззаконного насилия, и не принудили бы его видеть в начальниках тиранов, которых он боится и ненавидит.
|
|
Один из генералов наших сказал, что солдат жалуется тому, к кому он имеет более доверенности. Истина неоспоримая! Но не перед глазами ли нашими пример, что жалобы мимо своих утеснителен щитают преступлением *).
Воронцов позволил обиженному прямо приходить к себе... уничтожил побои, и никогда отдельный /корпус в чужой земле (во Франции) «не мог бы иметь лучшей дисциплины и быть в лучшем устройстве при самой систематике палочкой администрации.
Из сего заключить можно, что первое зло, которое вкралось в русскую армию, есть несоразмерно жестокие телесные наказания, которые употребляют офицеры, вопреки всем законам', для усовершенствования солдат, и, к нещастию и стыду, других средств большая часть из них не постигает!
О работах
Хотя законы говорят в пользу обиженного, но выгоды полковых и баталионных командиров, сопряженные с выгодами ротньсх, всегда заставляют давать худой толк правому делу. И тех, кои дерзают приносить жалобы, или обвиняют в возмущении и наказывают, или если капитан виноват, оставляют без всякого внимания, и горе тому солдату который жаловался и остался в том же полку.
Производства следственных дел очень часто вверяются тем людям-, кои для собственной защиты обвиняют подчиненного. Правое же решение щитают за вражду или незаконное пристрастие.
Наши офицеры от чистого сердца верить не могут еще, чтобы солдат мог быть когда-нибудь прав!
Ни один беспорядок в армии не возник собственно от солдат; либо жестокость или корыстолюбие и неразумие начальников были тому поводом1. Русской солдат с каким-то благоговением видит власть, повинуется ей безмолвно, но любит видеть власть законную и справедливую.
Смело заключить можно, что из 20 наказанных самовольно, два солдата только сознаются, что они наказаны справедливо, другие все ропщут на несправедливость и жестокость. Но, предо- стгвя закону определение наказания, офицер спокоен, и солдат роптать не посмеет.
Многие, особливо молодые офицеры, не имея ни достаточных познаннй, ни природного ума, и лишенные даже пристойной наружности. дабы обратить на себя внимание, и вспомнить солдату о существе своем, прибегают к своеручным побошг или палкам, полагая о етом одно'м все право и средство заставить уважать себя.
|
|
*) И генерал, который судит так, справедливо сам первый нанес удар свободе искать справедливости.
На спрос военного суда Раевский отвечал, что генерал, о котором го вопит он, есть генерал от инфантерии Сабанеев. (Примеч. Аудиториата,)
|
|
Унтер-офицеры, подражая офицерам, ефрейторы унтер-офицерам, щитают некоторою рода отличием бить, и нещастной солдат, не находя нигде защиты, не смея даже жалоЕаться на Инспекторских смотрах, впадает <в бесчувственное ожесточение и часто для спасения своего делает извинительный побег, и наказанный по закону навсегда теряет свое честное имя и службу.
Если бы солдаты были сверены .исключительно людям справедливым, благоразумным и образованным, тогда (и то с трудом') побои допустить бы можно было. Но где они!
Участь благородного солдата всегда почти вверяется жалким офицерам, из которых большая часть едва читать умееть, с испорченной нравственностью, без правил и ума, чего же ожидать можно? Солдат чувствует это и молчн-т потому, что молчать страх повелевает.
Малейший ропот вменяется в преступление. Жалоба мнится сильнее, нежели самое преступление.
О употреблении во зло власти.
Неизвестно, с каких времен водворилось самовластное право телесно наказывать солдат в русской армии; но известно то, что во времена Петра Великого и прежде без суда никто- не имел права поднять руки на* подчиненною — ни в одной статье строгого устава Петра Великого не разрешается самоуправие; но — 2-й части § 33 и далее, строго под .изгнанием из службы запрещается жестоко и часто наказывать солдат без важных причин; а так как за важные причины определен суд и законы, следственно, всякое наказание самовластное есть противно Уставу.
От Петра- Великого до наших времен, ни один закон не разрешил того, что противно' и религии .и природе.
Уставом воинским Александра, именно воспрещается всякое телесное наказание рекрут во время ученья.
Но наши офицеры, большою частию взросшие в невежестве и не получа хороших начал, презрили все уставы и порядок, на которых основана истинная дисциплина, приступили к доведению солдат не терпением и трудами, но простым и легчайшим средством, палками. Отсюда начались все неустройства, частные беспорядки и безнравие солдат.
Солдат не ропщет на законное и справедливое наказание, но он ненавидит корыстолюбивого и пристрастного начальника.
Вот сравнительная и достоверная таблица наказаний, которые определяет воля капитана и сила законов.
По суду.
За первый побег рекруту 500 шпицрутенов. Старому солдату 1.000.
|
|
За воровство по воле капитана 50 ударов, за ошибку на ученьи 300; за то, что ограбил жида, 70; за то, что один солдат скинул шапку с жида во время маршировки, весь взвод по 100 палок. За то, что не привел девку —100; за то, что ремень не вычищен кавалера —100 палок; за то, что усы не нафабрены, избит часовой.
Работы.
Незаконные работы суть вторая угнетающая солдата пружина. Сенокосы, отделка домов, хуторов и проч., домашняя прислуга офицерам — послабляя устройство и истинную дисциплину, изнуряя и совершенно уничтожая нравственность, как бы омужичи- вает солдата. Сколь ни сильно воспрещено ето в армии несколькими приказами императора, но солдат безмолвствует протав начальника, а особливо сильного, ибо страх ему говорить воспрещает.
Во всяком справедливом следственном! деле открываются неустройства эти, но так как ни один Генерал бывал тому примером, то подобные претензии уничтожаются, и Солдат под мстительными ударами узнает, как опасно искать справедливости.
Часть людей на капитанской работе, другая работает полковому и баталионному командирам, а самая меньшая исполняет обязанности Службы, которая для малого числа становится отяготительною, изнуряет ик и служит второю причиною беспорядков и тайного ропота солдат.
Мастеровые в полках суть как бы поданные полкового командира, они не только употреблены для собственной, до службы не касающейся, работы полковника, но часто отдаются помещикам и жидам по договору; — может ли солдат сохранить все благородство своего звания и назначения естьли жвд обходится с ним как с поденщиком своим. У слабых командиров ад'ю- танты, квартермистры или казначеи присвоивают себе совершенное право распоряжаться мастеровыми как своею собственностию, и дабы люди не роптали, они дают им некоторое послабление к разврату — прикрывают неустройства, видя в том исполнение своих корыстолюбивых ращетов.
Оттого-то в целой Русской Армии весьма редко встретить можно мастерового не пьяницу, или не вора. А зло это существовать будет до тех пор, пока мастерового употреблять .не будут иначе, как на. работу законную.
|
|
7.
Военные поселения.
Отдельный корпус военных поселений, в организации которого новейшие «исследователи видят смелый опыт создания новой армии, обладающей совершенно самостоятельной хозяйственной базой, скованной железной дисциплиной, свободной от какого бы то ни было влияния поместного дворянства и потому могущей служить надежной опорой трону, к концу 1825 года состоял из 90 бата- лионов новгородского поселения, 12 баталионов могилевского, 36 баталионов и 240 эскадронов слободско-украинского, екате- ринославского и херсонского поселений. Кроме того, поселены были 2 роты саперного баталио-на гренадерского корпуса, 2 роты охтенского пороховою завода и 32 фурштадские роты (ср. «Ист. царст. имп. Александра I», 1871 г. том VI, стр. 113). В какой мере было оправдано, как проводилось и какое впечатление на современников произвело создание этого мощною военного и хозяйственного организма, свидетельствуют приводимые нами выдержки из «записок» М. А. Фон-Виэина и «письма* В. И. Штейнгеля («Общественные движения в России в первую половину XIX века», т. I, СПБ., 1905 г., стр. 185 и 482 — 483). Показания декабристов об этом институте мы сочли-, однако, необходимым дополнить авторитетнейшими признаниями «автобиографических записок> Е. Ф. Фон-Брадке («Русск. Архив», 1875, I, 51—52; 258 — 259) одного из ближайших сотрудников графа Аракчеева, с 1817 г. обер-квартирмейстера новгородских, а впоследствии елисаветград- ских военных поселений, автора- известною «Положения о хозяйственном управлении военных поселений Херсонской и Екатери- нославской губерний».
|
|
Из записок М. А. Фон-Визина *)•
Ничто столько не возбуждало негодования общественною мнения против Александра, не одних либералов, а целой России, как насильственное учреждение военных поселений. Кто первый внушил императору эту несчастную мысль, неизвестно. Всею вероятнее, что, желая первенствовать в Европе, он сам придумал ее для того, чтобы сколько возможно более умно-жить свои военные силы с меньшими издержками для казны. В придуманном им плане воен-
4)М. А. Фон-Визин, «Обозрение проявлений политич, жизнц з России» (op. cU стр, 185).
|
|
ной колонизации, волости целых уездов из государственных крестьян поступали в военное ведомство. Все обыватели! этих -волостей, в которые водворялись пехотные и конные полки, делались солдатами: их распределяли по ротам, баталионам и эскадронам, которые должны были» составлять резервы своих полков. Насильственно подвергали несчастных поселя-н строгой военной дисциплине, обучали военному строю, и они должны были отправлять военную службу и вместе с тем заниматься сельскими полевыми работами, под надзором военных начальников, для продовольствия своего и полков, в их волостях водворенных.
Из всех действий императора Александра, после изменения его образа мыслей, учреждение военных поселений было самое деспотическое и ненавистное. Введение этой тиранической меры в губерниях: Новгородской, Псковской, Смоленской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской, уничтожая благосостояние поступивших в военные поселяне государственных крестьян, встретило упорное сопротивление со стороны их: волости-, даже целые уезды, обращаемые насильственно в военных поселян, возмутились. Противодействие их было подавляемо войсками, как бунт; военных поселян усмиряли картечью и ружейными выстрелами. Кровь лилась, как в сражениях, и, после усмирения, военные суды приговаривали многие тысячи несчастных жертв к наказанию сквозь строй и к ссылке в Сибирь, в каторжную работу и -на поселение. Некоторые военные начальники, из подлого желания выслужиться, позволяли себе жестокие истязания при розысках для открытия виновников и главных зачинщиков возмущения.
Учреждение военных поселений, на1 -которые издержаны были многие миллионы без всякой пользы, было предметом- всеобщего неодобрения. Даже ли-ца, на которых Александр возложил приведение в исполнение этой меры, при всяком случае уверяли, что они действуют против собственного убеждения и только в угодность юсударю. Главный начальник поселений, генерал граф Аракчеев, ненавистный целой России за злобный и -с&ирепый нрав, но любимый Александром, как раб преданный, готовый отдать душу, чтобы угодить ему, — и Аракчеев говаривал, что военные поселения выдуманы не им, что он, сам не одобряя этой меры, приводит ее в исполнение, ка»к священную для: него волю государя и благодетеля своего...
|
|
Из «письма» бар. В. И. Штейнгеля к Николаю 1 ')•
После тяжкой отечественной войны, в которой все состояния, участвуя, оказали равное усердие и верность престолу и отечеству; когда всякий ожидал в .мире вожделенного спокойствия, внезапно войти в селения военною рукой, взять дома мирных земледельцев,
|
|
I) А. К. Бороздин. Из писем и показании декабристов. М. 1906 г.3 стр. 62. (Архив Октябрьской Революции. <Госархив I. В К® 11,)
|
|
все. дедами и самими ими- нажитое, да и их самих в общий состав нового воинства — едва ли история представляет что-либо тому подобное. К сему присовокупить должно вынужденную уступку и покупку соседственных земель и поместий: ибо одна несправедливость естественно рождает другую1. Возникли, с одной стороны, отчаянное сопротивление, особенно на юге, с другой — строгие меры укрощения. Всей России сделались известны сцены» которых никто не мог полагать «возможными в царствование государя, толико кроткого, человеколюбивого! Общее недоумение разрешалось одним лицом графа Аракчеева. Оно ,во всех подобных действиях служило экраном для особы монарха.
Цель поселений об’яшгета- после—освобождение России от тяжкой рекрутской повинности'. Осмеливаюсь, государь, представить, что уменьшение срока службы по примеру Пруссии до 8 или до 12 лет удовлетворило бы сей цели справедливее, прочнее, и безопаснее: ибо тогда чрез 25 лет во всей России разлился бы дух военный, и крестьяне столь же бы легко стали расставаться с детьми как дворяне, кои прежде также отпускали, как на смерть, а теперь охотно сами везут. Возвратившиесяв семейство могли бы жениться, заниматься крестьянским бытом и, наживая детей, воспитывали бы их заранее быть солдатами, сами были бы готовые ландверы.
Мысль о поселении войск .не новая. Бурхард Ми них представлял императрице Анне Иоанновне проект о заселении границ турецких, польских и шведскик войсками, с тем, чтобы они- приучались к тому роду войны, который с сими неприятелями приличен. Поселение на 'границе может быть действительно оплотом., но внутри государства другие следствия возможны. При разных мнениях о сем иностранцев известен краткий отзыв Веллингтона. Я слышал его из уст графа Ростопчина: видно, что русское правительство не боится штыков!
|
|
Автобиографические записки обер-квартирмейстера военных поселений *Е. Ф. Фон-Брадке *).
Если теперь спросить: были ли военные поселения плодом мудрости и человеколюбия, сделали они солдата счастливее и его семейные отношения разумнее, доставили они государству опору, ратующую за свой очаг силу и сократили ли они огромные затраты на содержание действующих армий, — то на все эти вопросы приходится отвечать решительным «нет», в особенности по of ношению к северным поселениям пехоты, состоявшим под непосредственным наблюдением графа [Аракчеева.] Уже самый выбор местности может почитаться роковым. В Новгородской губернии, в округе 1-й гренадерской дивизии, — почти сплошной лес и притом уже устаревший, попорченный, с обширными и глубокими болотами, весьма затруднительными для обработки; население,—
|
|
*) «Русский Архив», 1875 г., т. I.
|
|
большею частью весьма мало занимавшееся земледелием, благодаря близости столицы и большой судоходной реке Волхову; грунт — глина с глинистою же подпочвою, при сыром и холодном климате, требующем громадных усилий при обработке. В Могилевской губернии была избрана обширная область, и ее население в несколько тысяч человек было переселено в Херсонскую губернию, но из них лишь весьма немногие достигли места своего назначения; остальные погибли с отчаяния, с тоски по родному жилью, от пьянства, от голода, по собственной вине причиненного, и от полнейшего уныния, и сошли в безвременную могилу во время самого переселения. Я забыл настоящую цифру погибших, но она была ужасна; говорят, что это известие повергло императора Александра в величайшее горе. На их место поступил батальон солдат, отвыкших от земледелия, вполне незнакомых с местностью, недовольных своим новым назначением, лишенных опытных руководителей; и потому они страшно бедствовали и долго не могли обеспечить себе даже самое жалкое существование. Все эти поселенцы, впредь до ожидавшихся распоряжений, полу чачи с женами и детьми определенное для солдата количество хлеба,
и, таким образом, нельзя было в скором времени ожидать какого- либо сбережения, а расходы еще увеличивались содержанием солдатских семейств. Сооружение великолепных зданий для полковых штабов, для помещения поселенных солдат, и устройство шоссе обошлись в каждом полковом округе слишком в три миллиона ассигнациями; подготовка пашни, заготовление земледельческих орудий, скота, запасов семян и других необходимых потребностей стоили около миллиона, так что на каждый полк была сделана затрата в четыре миллиона, с которых приходилось выручать проценты. В самой основе учреждения не заключалось залогов успеха. Деревни состояли каждая из одной роты, т.-е. 228 человек, а в Могилевской губернии из 57 домохозяев, представлявших собою отдельное капральство, что на Севере, где без удобрения ничего не произрастает, составляло громадный труд при одном лишь удабривании полей, так как луга и пастьбы находились за полями, и скот приходил на пастьбу совершенно изнуренным. Накупили дорогого заграничного скота, а луга еще не были подготовлены, и скотина падала от голода и от злокачественности болотных трав. Внешний порядок был тягостен, так что соблюдение отвлекало поселян и их жен от работы. Все это и еще множество других затруднений, проистекавших от неумения и деспотического произвола, при полнейшем невежестве, возбудило среди солдат неудовольствие и отчаяние, еще усугубленные бесцельною жестокостью ’обращения, так что это учреждение в общей его сложности представляло по своему внешнему, поверхностному виду нечто весьма блестящее, но внутри его преобладали уныние и бедствие.
|
|
Мои служебные отношения в Елизаеетграде ни в каком Смысле не могли быть приятны уже потому, что они вновь ставили меня в положение, совершенно чуждое моим познаниям и моей предыдущей опытности. В этой громадной степной местности, где 90 тысяч душ, приписанных к военным поселениям, занимались земледелием и скотоводством, хозяйство велось совершенно инстинктивно и неправильно, что по местному наречию и называется диким или воровским хозяйством. Ни малейшего раздела полей, никаких отведенных лугов и пастбищ: пашут, где хотят, сеют, покуда урожаи хороши или даже посредственны, и затем бросают этот участок, доколе он не отдохнет от испытанного им обременения, что совершается обыкновенно, смотря по степени размеров и плодородия, в промежуток времени от пяти до нескольких десятков лет. Тем временем вырастает на этом изнуренном пространстве (навоз там употребляется лишь на топливо, но не как удобрение) сперва сорная трава, в особенности полынь, служащая отличным топливом, а потом, когда земля вновь несколько окрепнет, более густая или редкая трава, употребляемая для пастьбы или сенокошения. И так мне предстояло заводить здесь правильное хозяйство, наперекор всеобщему мнению, смотревшему с отвращением на всякое нововведение, при чем я сам считал себя вполне неспособным, не зная 'Местных степных условий, и вообще*незнакомый основательно с общими правилами рационального хозяйства. Я уже совсем было решился предоставить это смелое предприятие будущности и более искусным рукам, когда мне пришлось совершить об’езд всех военных поселений. Здесь я нашел этих прежде столь зажиточных поселян в величайшей нужде и бедствии, и- мне нетрудно- было открыть причину этого грустного положения. Когда полки вступили в пользование определенными им участками и приняли на себя управление, ими овладело пламенное усердие к пользам казны, и они, по отношению к доставшимся им природным богатствам, не довольствовались выручаемым обильным содержанием для своих людей и лошадей, но старались накоплять наибольшее количество запасного хлеба и сет. Этой цели они, без сомнения, достигли, хотя и тут целые стада крыс уничтожали добрую половину; но в то же время полки отнимали у крестьянина лучшие земли, делали огромные посевы без всякого соображения с трудовыми силами и предоставляли крестьянину лишь скудный остаток времени на его собственное хозяйство. Так как пахота, при продолжительном лете может производиться долго, и труда по удобрению не существует, то эта система была бы еще менее вредна для материального благосостояния поселенцев; но во время уборки, когда при жгучем солнечном зное часто все разом созревает, хлеб в один день начинает спеть, а трава обращается в солому, казенные огромные посевы требовали такого усиленного труда, что уборка крестьянских полей отлагалась до окончания этих работ, и крестьяне часто привозили в свои гумна одну лишь солому. Это
|
|
отчаянное положение не столь значительного населения требовало быстрых мероприятий, и потому, по моему представлению, было первоначально строго предписано графом Виттом, начальником военных поселений, чтобы каждый поселенец не употреблялся более трех дней в неделю на казенную работу. Это все-таки несколько обуздало безграничный произвол и было мною постоянно требуемо.
|
|
8.
Возмущение лейб-гвардии Семеновского полка.
Лейб-гвардии Семеновский полк, «любимый полк государев», опираясь на поддержку которого Александр дал свое согласие в марте 1801 г. на дворцовый переворот, по возвращении в столицу из заграничного похода явился одним из наиболее заметных центров брожения солдатской массы и передовой офицерской молодежи.
Как известно, большим подспорьем для улучшения быта нижних чинов русской армии было официально закрепленное еще в 1805 г право пользования «высочайше узаконенными выгодами» от отпусков на летние вольные работы. Солдатам гвардии эти отпуска предоставлялись обычно после июньского царского смотра, сроком на полтора — два месяца. Перед кампанией 1812 г., независимо от летних «каникул», разрешено было увольнять солдат на работу во всякое свободное время и для этого давать каждому батальону два—три льготных дня в неделю. Об’единяясь в артели, солдаты брали на себя подрядные работы, вели коллективное хозяйство (напр., огороды, дававшие каждой роте Семеновского полка от 500 до 550 руб. в сезон) или промышляли на стороне каждый своим мндиеидуальньим мастерством.
Как свидетельствует в своих записках декабрист бар. А. Е. Розен, «семеновские оолдаггы жили гораздо лучше солдат других полков, потому что большая часть из них были отличные башмачники, султанщики, <и обогащали «казну свою артельную». В самом деле, даже в течение сам'ого неблагоприятного для их -работ лета 1820 г., содцаггы Семеновского полка выработали (по официальной справке) 29.780 руб., из коих в артель поступило 24 тысячи, а на руках осталось 5.780 руб. Трудно сейчас судить вполне определенно о том, насколько это развитие хозяйственных операций Семенов
|
|
ского полка подрывало военно-техническую выучку его и боевую готовность. Во всяком случае, назначение весною 1820 г. командиром полка жестокого аракчеевского фронтовика полковника Шварца в столичных военных кругах учитывалось, как демонстративное задание «подтянуть» одинаково и солдат и офицеров, боевая спайка которых сказалась не только в полном уничтожении в полку телесных наказаний, но и во всем строе служебных взаимоотношений. Восстановлением старой палочной дисциплины далеко не ограничились командные мероприятия Шварца. Изнуряя своей требовательностью солдат на обычных фрунтовых учениях, он завел еще особые смотры «по десяткам». Утром солдаты были на ученьи, которое дополнительно проводилось иногда и после обеда, а остальное время белили, чистили амуницию и одевали ежедневно на особый смотр к командиру по четыре десятка с каждой роты. Людей, замеченных в малейшей неисправности, в тот же или на следующий день приводили вторично. Солдаты не имели покоя ни в будни, ни в праздники. Помимо фрунтовой выправки, Шварц с болезненной щепетильностью следил за изяще ством и чистотой солдатской одежды; от частого беления, последняя терлась и рвалась, что заставляло нести особые расходы на покупку новой. Позднейшее следствие раскрыло совершенно непосильные для солдатского бюджета траты на особого образца сапоги, кивера, курасы, краги, подтяжки, рукавицы и т. д. «Мы бы и все рады искупить все то, что желал полковой командир, да денег не было, ибо нам невозможно было почти никогда ходить на вольные работ ы», — свидетельствовали на допросе солдаты, продававшие последние рубашки для покупки и поправки требуемой Шварцем амуниции. Если прибавить к этому, что даже по сильно уменьшенным официальным данным за пять первых месяцев командования Шварца было присуждено солдатам 14.250 ударов розгами и фухтелями, то основная работа по подтягиванию полка может не требовать дальнейших комментариев.
Приводимые шоке выдержки из записок Н. И. Jl.op ера» и из аданимной (приписываемой К. Ф. Рылееву) истории «Возмущения старого Семеновского полка» позволят читателю восстановить весь ход событий (правда, от внимания мемуаристов как будто бы ускользнула экономическая подкладка возмущения — вынужденное сокращение «вольных работ» и непосильные расходы на предметы обмундирования).
|
|
Представляется чрезвычайно характерным, что в самом гене* зисе своем лишенная какого бы то ни было политического содержания вспышка Семеновского полка в ночь с 17-го на 18-е октября 1820 г. — в восприятии современников немедленно превращается в подлинное .революционное «действо» и является одним из могущественнейших факторов политического оформления оппозиционных настроений в войсках гвардии и населении столицы.
К материалам, приводимым ниже, об откликах семеновской истории, нельзя не добавить и любопытный эпизод, отмеченный в письме ген. Закревского к нач. главн. штаба кн. Волконскому, •министр внутренних дел, возвращаясь из дворца, был у своего дома встречен толпою рабочих в сто человек, пришедших требовать удовлетворения в обиде, причиненной им хозяином. «Такого примера — возмущался генерал — не бывало еще в Петербурге, а в теперешнем положении дел сие может произвести сильное впечатление».
Как непосредственный отклик на неожиданно обрушившиеся на Семеновский полк репрессии возникает и один из замечательнейших памятников агитационной литературы 20-х годов, — прокламация, в которой протест против монархического деспотизма связывается с призывом к уничтожению дворянства как господствующего класса. По самым идеологическим предпосылкам своим, прокламация эта, разумеется, не могла выйти из недр Союза Благоденствия, с которым не раз пытались связать ее неизвестного автора. Так, В. И. С е м е в с к и й в своей работе «Волнение в Семеновском полку» («Былое», 1907, № 1—3; в позднейших своих работах В. И. Семевский на этой гипотезе не настаивает) и С. Я. Штрайхв брошюре «Брожение в армии при Александре I» (Петр., 1922) указывают, как на возможного автора прокламации, на С. И. Муравьева-Апостола, автора революционного «Катехизиса» 1825 г., но доказательства, приводимые ими, ни в какой мере не являются убедительными. Несмотря на то, что Семеновский полк являлся одним из давнишних центров деятельности тайных обществ, что в его рядах были будущие организаторы Васильковской управы Южного Общества и вожди восстания Черниговского полка, — пропаганда среди солдат в программу петербургской деятельности их не входила, идея вооруженного восстания еще не оформилась, и самая вспышка солдатского протеста их застала совершенно врасплох. Призыв о поддержке семеновцев исходил скорее всего из тех солдатских или близких к ним разно
|
|
минских кругов, о которых говорил В. Н. Каразин с министром внутренних дел гр. Кочубеем 27-го октября 1820 г.: «Солдаты, возвратившиеся из-за границы, а наипаче служившие в корпусе, во Франции находившемся, возвращались с мыслями совсем новыми. Люди начали больше рассуждать. Судят, что трудно служить, что большие взыскания, что они мало получают жалованья, что наказывают их строго и проч.». На вопрос Кочубея, могут ли быть между солдатами такие, которые решились бы взять на себя обязанности начальников при каком-либо возмущении, Каразин отвечал: «Кто знает? Между солдатами есть люди весьма умные, знающие грамоте. Много есть соладт из бойких семинаристов за дурное поведение в военную службу отданных. Есть и из дворовых весьма острьге и сведущие люди, есть управители, стряпчие и прочие из господских людей, которые за дурное поведение или за злоупотребление отданы в рекруты. Они так, как и все, читают журналы и газеты...». ,
Раскассированные по армейским полкам, без права на увольнение от службы, переводы и отпуска, фактически лишенные прав и на производство, бывшие солдаты и офицеры Семеновского полка, как засвидетельствовано многочисленными источниками, сыграли исключительную роль в пробуждении революционной активности войск 1-й армии, всегда являясь — по формулировке И. И. Горбачевского — «ревностными агентами Тайного Общества, ьозбуждая в своих товарищах ненависть и презрение к правительству».
1. Из «записок» Н. И, Jlopepa *)•
Военное звание начало утрачивать свое обаяние, былые воспоминания не мирили нас с казарменным педантизмом дилетантов, даже удовольствия досуга и столичной жизни были отравлены, и служба всем наш стала делаться «невыносимою. По цельим дням по всему Петербургу шагали полки то на ученье, то с ученья, барабанный бой раздавался с раннего утра до поздней ночи. Манежи были переполнены, и начальники часто спорили между собою, кому из них первому владеть ими, так что принуждены были составить правильную очередь. Оба великие князя друг перед другом соперничали в ученьи солдат. Великий князь Николай даже по вечерам требовал к себе во дворец команды человек по 40 старых ефрейторов; там зажигались свечи, люстры, лампы, и его
|
|
*) «Русское Богатство* 1904, III. 60—62.
Восетпыто декабрпстоп
|
|
высочество изволил заниматься ружейными приемами и маршировкой по гладко натертому паркету. Не раз случалось, что великая княгиня Александра Федоровна, тогда еще в цвете лет, в угоду своему супругу, становилась на правый фланг, с боку какого-нибудь 13-вершкового усача-гренадера, и маршировала, вытягивая носки. Старые полковые командиры получили новые назначения, а с ними корпус офицеров потерял своих защитников, потому что они изредка успевали сдерживать ретивость великих князей, представляя им, как вредно для духа корпуса подобное обращение с служащим людом. Молодые полковые командиры, действуя в духе великих князей, напротив, лезли из кожи, чтобы им угодить, и, таким образом, мало-по-малу довели до того, что.большое число офицеров стало переходить в армию, и, наконец, дух нетерпимости, непокорности, неповиновения явно стал проявляться в Семенов- ' ском полку. Я тогда знал этот полк очень хорошо, имея там много знакомых и друзей, и, как очевидец происшествий, расскажу, как это было. Я говорил уже, что Семеновский полк был любимым полком государя, который постоянно носил мундир полка, знал большую часть солдат по имени, и вообще баловал полк... Да позволено мне будет припомнить тут тогдашних моих приятелей. Первым батальоном командовал Вадковский; я знал С. Муравьева-Апостола, князя Щербатова и многих других. Тогда полком командовал генерал Шварц, человек без всякого образования, тип Скалозуба в «Горе от ума». До той же поры он командовал армейским полком и отличался своею строгостью, формалистикой, 'нм о чем больше не умел говорить, как O' ремешках, пригонке амуниции, выправке и проч. Так говорили о нем все знавшие его, а по пословице: глас народа — глас божий, оно так и должно быть; впрочем, за верность сего показания не ручаюсь.
Я тогда же слышал, что в месте, где он стоял с армейским полком, указывали на могилу, где погребаемы были засеченные им солдаты и рекруты, так что, будто бы, и могйла сохранила за собой название «Шварцовой».
И этот-то человек, по настоянию великого князя Николая Павловича и рекомендации педанта-генерала, был назначен командовать первым полком в империи. С первого же шага, при представлении ему офицеров, они увидели, с каким человеком им приходится делить свои обязанности. В прежнее время, генерал-ад’ю- танта Потемкина, были завёдены кровати у нижних чинов, почти каждый из них имел по самовару, — признак довольства у солдатика. Все это очень не нравилось новому полковому командиру. Нары снова были введены в полку; обращение сделалось невыносимо, генерал часто издевался над старыми служивыми, рвал им усы и бакенбарды, плевал в лицо, часто у себя на квартире обучал по одиночке солдат, велгв предварительно разуться, чтобы лучше оценить вытягивание носка... Эти и подобные обращения выводили людей из терпения, так что однажды, когда полку следовало итти в караул и разбирать ружья, гренадерская рота не тро-
|
|
иулась. Офицеры употребляли всевозможные просьбы и увещания, но тщетно. Тогда приехал в полк корпусный командир, князь Ва- сильчиков... Вместо того, чтобы говорить с солдатами по-человечески и мерами кротости возвратить их к повиновению, он начал их ругать, назвал изменниками, бунтовщиками. Тогда весь полк ему ответил, что все готовы умереть за царя, готовы итти в огонь и воду по единому мановению его; но не желают иметь начальником г. Шварца, который, после неуспешных разговоров своих с полком, давно выскочил в окно и укрылся в доме генерал-губернатора Милорадовича. Генерал Васильчиков по старой привычке видеть в солдатах машины, а не людей, в которых есть души, чувства, приказал первой роте отправиться в Петропавловскую крепость, думая тем прекратить мятеж. Но не так случилось! Другие роты, увидев, что их разлучают с ротой его величества, крикнули: «Ребята, где голова, там и ноги», и весь полк вышел на Семеновскую площадь в фуражках, но без ружей, и там стоял толпами. Императрица Мария Федоровна в карете под’ехала к толпам и сама увещевала их покориться и исполнить волю начальства; солдаты сняли фуражки и крикнули «ура»! Великие князья также под’езжали, но солдаты никого не послушали. Офицеры полка с горестью видели дальнейшую будущность непокорных, и все предались своему жребию... Краса гвардии погибла.
|
|
2. Из «очерка», приписываемого К. Ф. Рылееву *)•
Удивительно было видеть сей полк, прежде блестящий, однообразный, одному движению покорный, а теперь превращенный в шумную, нестройную толпу; но еще более удивления было достойно единомыслие, одушевляющее эту нестройную толпу людей, — единомыслие, которым она горела только в часы битвы, предводимая любимым начальником. Тогда почитали их героями, теперь — бунтовщиками. Тогда они забывали себя для пользы общей,— теперь хотят напомнить о своих страданиях. Благодарность тяжела, мщение легко.
Между тем Васильчиков послал повеление егерскому полку занять Семеновские казармы, где находились ружья; приказал вывести все прочие пехотные полки. Оба полка кирасирские, гвардейская артиллерия и два загородные полка были приготовлены. Все генералы вместе и по одиночке уговаривали семеновцев повиноваться итти в караул, — они всякому отвечали с почтением и покорностью, но пребыли тверды в своем намерении...
ЖеЛая солдат попугать, распустили под рукою слухи, что на них идет конница, и готовы шесть пушек. «Мы под Бородиным и не шесть видели», возразили они. После сего с радостью приняли
|
|
*) К. Ф. Рылеев. «Возмущение старого лейб-гвардии Семеновского полка», отд. изд. СПБ., 1906. Впервые опубликован в «Русской Старине» 1871 г., стр. 533-548.
|
|
их вызов итти в крепость. Хотели полк вести рядами, но они не пошли, говоря: «мы под арест идем, как не итти — лишь бы там быть».
Так спешили пользоваться минутным облегчением * бесполезного и тягостного бремени. Офицеры пошли с ними. В крепости, сойдясь с государевою ротою, они сказали: «вы вчерась за нас заступались, а мы нынче — за вас».
В городе волнение и тревога не переставали. Полки ходили беспрестанно; пушки везли, снаряды готовили, ад'ютанты скакали, народ толпился, в домах было недоумение, не знали, что придумать и что предпринять, опасаясь бунта/и даже мудрено, как страх мнимой опасности не произвел настоящей...
На другой день Васильчиков, из предосторожности, положил — полк разделить на части и разослать по разным городам. Для сего снова все генералы с'ехались в крепость уговаривать солдат разделиться. Они долго не соглашались;'наконец, просьба и уверения Милорадовича подействовали. Еще полагаясь на высшее правосудие, они покорились судьбе своей. 2-й батальон решили отослать в Кексгольм, 3-й — морем в Свеаборг, а 1-й, для производства над ним военного суда, оставить в крепости...
В столице, между том, уныние и ропот были всеобщи. Гвардейские полки грозили вступиться за товарищей. Находили подброшенные прокламации. Люди, одни тронутые бедственным положением солдат, другие по одному желанию перемены, поджигали неудовольствие. Жители опасались возмущения. Полки переведены были, масса ночных раз’ездов; многих хватали по улицам и воинским судом угрожали. Полиция скакала с необыкновенною деятельностью и разгоняла толпы народные. Семеновские казармы опустели и затихли; одни жены и дети, которые останавливали толпы прохожих со слезами и спрашивали, не знают ли чего об участи отцов и мужей. Рассказывали жестокости Шварца и подробности происшествия, как будто утешаясь известностью в наказании несправедливости. Крепость, в которой томились несчастные остатки прекраснейшего полка, наводила мрачный ужас и содроганье за узников; страшились всего, что может выдумать мщение и сокрыть мрак.
Родственники отправленных офицеров, не имея о них никакого известия и почитая их погибшими, в извинительной горести обвиняли Васильчикова. Милорадович везде говорил, что в ногах у государя будет просить его выслушать, доказывал всем известную невинность семеновцев и поджигал общее несправедливое негодование на корпусного командира...
Вдруг указ императора решил неизвестность, прекратил споры и суд, наложил молчание на мнение и удивил всех скоростью и неожиданностью приговора. Сим указом повелено: всех нижних чинов в полки раскассировать, офицеров перевесть обыкновенным порядком в армейские полки, а 1-й батальон и Шварца предать военному суду.
|
|
Указ немедленно был разослан по батальонам Семеновского полка. Как громом пораженные, слушали семеновцы его чтение; некоторое время самим себе не верили, — наконец, после продолжительного окаменелого молчания, зарыдали, облились слезами, обнимали друг друга, прощались навеки, как будто шли на верную смерть, и с негодованием укора показывали на многочисленные свои раны, как будто желая сказать: того ли мы за них ожидали... И люди, которые смыкались тем теснее, чем убийственнее был огонь, от одного слова против воли рассеялись по земле.
Офицеры тотчас получили повеление развести порученные им отряды по назначенным полкам. Как будто желая усугубить мучения солдат, провели их в виду Петербурга, но зайти не позволили. В самом городе их жены и дети, которых выслали, представляли зрелище не менее горестное, но более плачевное: в стужу, в сырость их спешили гнать толпами; полунагие женщины с грудными младенцами и дети воплем и рыданием оглашали воздух. Напрасно просили несколько часов сроку, чтобы забрать свои пожитки, напрасно больные и слабые молили о помощи. Само небо, казалось, от них отступилось и предало на жертву жестокости, властолюбию и мщению.
|
|
3. Прокламации 1820 года.
Прокламация, найденная на дворе Преображенских казарм в конце октября 1820 г.1).
Божиим благоволением приношу жалобу от Семеновского полка Преображенскому полку за притеснения оных начальниками.
Господа воины Преображенского полка! Вы почитаетесь первый полк российский, потому вся российская армия должна повиноваться вам.
Смотрите на горестное наше положение! Ужасная обида начальников довела весь полк до такой степени, что все принуждены оставить орудие и отдаться на жертву злобе сих тиранов, в надежде, что всякий из воинов, увидя невинность, защитит нас от всесильных и гордых дворян. Они давно уже изнуряют Россию через общее наше слепое к ним повиновение.
Ни великого князя, ни всех вельмож не могли упросить, чтоб выдали в руки тирана — своего начальника, для отомщения за его жестокие обиды; из такового поступка наших дворян, мы, все российские войска, можем познать явно, сколь много дворяне сожалеют о воинах и сберегают тех, которые им служат; за одного
|
|
') Впервые опубликована, с некоторыми цензурными пропусками, R. И. Семевским в журнале «Былое», 1907, И, 83—86; полностью дана в брэшюре С. Штрайха «Брожение в армии при Александре!». П., Ю22, стр. 40—42.
|
|
подлого тирана заступились начальники и весь полк променяли на него. Вот полная награда за наше к ним послушание! Истина: тиран тирана защищает! У многих солдат от побоев переломаны кости, а многие и померли от сего! Но за таковое мучение ни один дворянин не вступился. Скажите, что должно ожидать от царя, разве того, чтобы он нас заставил друг с друга кожу сдирать’ Поймите всеобщую нашу глупость и сами себя спросите: кому вверяете себя и целое отечество, и достоин ли сей человек, чтоб вручить ему силы свои, да и какая его послуга могла доказать, что он достоин звания царя? И если рассмотрите дела своего царя, то совершенно не вытерпите, чтобы публично не наказать его!
Александр восстановлен на престол тиранами, теми, которые удавили отца его Павла. Войско, или вы, в то время были в таких же варварских руках, в каких и ныне находится. Граждан гоняли к присяге в признании государя Александра, но присяга сия невольная, а потому бог от народа оную не принимает, ибо всякий гражданин и солдат для избежания смерти обязан принять присягу! Следственно, государь не кто иной,, значит, как сильный разбойник. Он не спрашивает народа, что желают ли его признать государем или не желают; а военную силу побуждает называть себя государем, — поныне берет в жертву наши головы и угнетает отечество; точно так и разбойник поступает со встретившимся путешественником. Он его грабит, и великая милость, если ограбленного оставит живого!
Неужели и вы, господа воины, должны просить государя, как разбойника, о помиловании себя тогда, когда он без вашей силы не в состоянии обидеть вас? Страшитесь, чтоб он не приказал вам самих себя пересечь кнутом. Не напрасно дворяне почитают воинов скотами, ибо воины себя не спасают от несчастья, а 'сами себе соделывают оное! Удивительное заблуждение наше! У государя много1 войска, но это вы сами и есть, а потому вы составляете силу государя, без вашего же к нему послушания он должен быть пастухом. Потому войско должно себя почитать в лице царя, ибо юно ограждает своими силами отечество, а не царь. Царь же значит приставник или сторож (всеобщего имущества и спокойствия; но вы, воины, почитаете его не только полным владетелем имущества, но и жизни нашей хозяином. Жалуйтесь, что солдатская жизнь несносная; но жалуйтесь себе и на себя, ибо! от самих вас бедствие происходит. Беспечность и слабость к царю навлекла на вас великое несчастье; если и еще продолжите не радеть о своем блате, то сделаетесь виною своей погибели.
Бесчестно российскому войску содержать своими силами госу- даря-тирана. Вы, гвардейские воины, противу напольных полков имеете двойное продовольствие, но хотя бы имели- -весьма хорошую жизнь, то и тогда должны несчастным! подать руку помощи. Нет христианской веры там, где друг -другу помощи не творят. Честно истребить тарана и вместо его определить человека великодушного, который бы всю силу бедности народов мог ощущаггь своим
|
|
сердцем и поставлять средства к общему благу. Бедные воины! Посмотрите глазами на отечество, увидите, что люди всякого сословия подавлены дворянами. В судебных местах ни малого нет правосудия для бедняка. Законы выданы для грабежа судейского, а не для соблюдения правосудия. Чущная слепота народов!
Хлебопашцы угнетены податьми: многое дворяне своих крестьян гоняют на барщину шесть дней в неделю. Окажите, можно ли таких крестьян выключить из числа каторжных? Дети сих несчастных отцов остаются без науки, но оная всякому безотменно нужна; семейство терпит великие недостатки; а вы, будучи в такой великой силе, смотрите хладнокровно на подлого правителя и не спросите его, для какой выгоды дает волю дворянам торговать подобными нам людьми, разорять их и ©ас содержать в таком худом положении.
Для счастья целого отечества возвратите Семеновский полк, он разослан — вам неизвестно куда'. Они бедные безвинно избиты, изнурены. Подумайте, если бы вы были на их месте и вышедши из терпения, брося оружие, у кого бы стада искать помощи, как не у войска. Спасите от разбойников своего брата и отечество.
Не было примера, чтоб виновник сам себя винил. Дворяне указы печатают о делах с похвалою к себе и с затмением1 их варварских поступков. По ихнему называется возмутителем тот, который ищет спасения отечеству: ибо от сих показанных мною неоспоримых истин они ©се должны трепетать, чтобы их власть не учинилась безвластно.
Кровь моя должна быть пролита рукою тиранов, но я почитаю, что на поле против врага умереть не столь важно, сколь важно в отечестве за правду, которая сокрыта от народа, и за оное дни свои кончить ужаснейшими мучениями!..
Ищу помощи бедным, ищу искоренить пронырство тиранов и полагаюсь на ваше воинское правосудие и на вашу великую силу. Вы защищаете отечество от неприятеля, а когда неприятели нашлись во внутренности отечества, скрывающиеся в лице царя и дворян, то безотменно сих явных врагов вы должны взять под крепкую стражу и тем доказать любовь свою друг к другу. Вместо сих злодеев определить законоуправителя, который и должен отдавать отчет во всех делах избранным от войска депутатам, а не. самовластителем быть.
Взамен государя должны заступить место законы, которые отечеством за полезное будут признаны. По таковым народ должен управляться чрез посредство начальников. Выбор начальников следует основать на беспристрастных законах. Примерно сказать: служа рядовым солдатом десять лет и не быв на сражении, не должен быть начальником роты; здесь солдат беспорочно служит двадцать лет и покрыт ранами, не попадет в чиновники. Малолетний дворянин не может понимать о солдатских трудах, но командует стариком таким, который весь военный регул выучил еще до рождения сего надутого скота. Стыдно и посрамительно
|
|
солдатам держаться такой глупости и смотреть на нестоющего стоющим!..
Не знать той важной причины, от которой жизнь людей безвременно отнимается, значит не иметь разума; вам Бог дал разум, и вы по своему разуму должны сберегать жизнь свою и отечество, и не разумом таранов управлять собою, но следует истреблять врага и в руки им не отдаваться, а злодеев в руках у себя должны держать крепко».
Воззвание к войскам гвардии, обнаруженное в декабре 1820 г.1).
Воины! Дворяне из Петербурга рассылают войска, дабы тем укротить справедливый гнев воинов и избегнуть общего мщения за их великие злодеяния. Но я советую, призвав бога в помощь, учинить следующее:
1) Единодушно арестовать всех начальников, дабы тем прекратить вредную их власть.
2) Между собою выбрать по регулу надлежащий комплект начальников из своего брата солдата и поклястися умереть за спасение оных, если то нужно будет, а не выдавать своих.
3) Вновь выбранные начальники должны разослать приказы прочим полкам, чтоб поступили- так же, а .командированные, посланные полки возвратить в Петербург. Когда старые начальники по всем полкам будут сменены, и новые учреждены, то Россия останется по сему случаю без пролития крови. Если сего не учините и станете медлить в сем случае, то вам и всему отечеству не миновать ужасной революции!
Спешите последовать сему плану, а я к вам являюсь по зачатии сих действий.
Во славу бога отдаю себя вашему покровительству.
Любитель отечества и сострадатель несчастных
Единоземец.
|
|
4) Воззвание это, извлеченное из бумаг ген. Закревского, опубликовано В. И, Семевским в < Былом*, 1907, И, 92—93
|
|
1.
Киевская Ланкастерская Школа.
(Рапорт ген. М. Ф. Орлова ген. За к ре веко му от 10 октября 1817 г.)1).
Честь имею донести вашему превосходительству об опыте, сделанном для образования воспитанников по ланкастеровой методе.
Взято было сорок воспитанников, не умевших ни читать, ни писать. Они разделены были на пять отделений, каждое из
8 человек, и размещены за пятью столами под надзором одного старшего, более знающего ученика, имеющего по сему случаю звание смотрителя.
Сии столики сделаны были в виде не весьма покатистых пуль- петов с возвышенными краями. Во внутренности насыпан песок, по которому ученики пишут пальцем литеры до тех пор, пока совершенно выучатся. У правого бока каждого столика поставлена линейка с гвоздем наверху. Впереди в малом расстоянии от первого стола поставлена черная доска с гвоздем наверху.
Смотритель классов имеет при себе литеры в большом виде, написанные просто на бумаге. Помощники его, стоящие каждый у линейки, числом пять, имеют каждый такие же литеры.
Глубочайшая тишина наблюдаема в классе. Смотритель по, известному знаку вывешивает литеру. Помощники повторяют и также вывешивают каждый ту же букву у своей линейки, все
0 Рапорт этот опубликован в книге М. Гершензона «История молодой России», М. 1908, стр. 11—13.
Генерал М. Ф. Ортов, один из наиболее энергичных членов Союза Спасения и Благоденствия, удалял совершенно исключительное внимание культурно-прос! етительной работе. «Мы нуждаемся ^олее, чем всякая другая страна, в либеральных учреждениях, которые рчспростряняют просвещение, но их последствия у нас будут более, чем гделиРо, чувстительны,—писал он 11 марта 1818 г. в комитет П’риж~кого Общества начального образзда- ния.—Другие народы, быть может, имеют над нами преимущество в большем распространении цивилизации; мы же находимся сравнительно с ними в более выгодно-! положении в том отношении, что стремимся к просвещений, не имея нужды свергать иго старинных предрассудков, и начальные школы учредятся у нас, не возбуждая ни критики редантов, ни
|
|
воспитанники пишут оную на песке, после чего каждый помощник идет перед своим столом и поправляет написанную литеру. Тут делается по знаку помощника на каждом столе перемещение с места на место, то-есть те, которые лучше писали, берут и высшее место.
Чтение букв таким же образом преподается, равномерно учение двойным и тройным окладам. Сей класс называется первым, или нижним, классом.
Успех совершенно оправдал принятые труды для сего опыта. По прошествии четырех недель из числа 40 воспитанников 24 выучили весьма твердо читать всю азбуку не только тогда, когда покажут, им какую-нибудь литеру, но знают ее на память и могут довольно хорошо написать пальцем и палочкою на песке всякую литеру без вывески оной. Они также выучились складывать и выговаривать почти все односложные склады. Остальные 16 человек, переходя с одного нумера на другой, остались на двух последних столах. Половина их знает довольно твердо азбуку читать и читать по вывешенным литерам, а другая еще знает слабо.
Второй класс, или высший, учрежден из 16 воспитанников, умевших уже разбирать слова, но не знавших еще писать. К ним определено два частных и один главный смотритель из воспитанников же.
В сем классе на место пульпетов восьмерных, как в первом, следует построить для каждого ученика особенный пульпет со скамейкой. Расстоянием между каждым пульпетом определяется место, достаточное, дабы воспитанник, который за пульпетом сидит, мог бы по знаку итти вперед к черной доске, где вывешена пропись.
Смотритель класса дает сигнал и называет нумер отделения. Помощник его по означенному отделению повторяет сигнал, все ученики того отделения ©стают с места, имея на шее повешенные аспидные дощечки, и идут в ногу до доски, становятся в полукружие и читают повешенную пропись таким образом, что учитель называет только нумер учеников того отделения, а сии подхватывают сказанное их товарищем слово или склад, дабы повсечасно примечательность учеников была бы напряжена на предлагаемый им предмет к чтению. Окончив таким образом чтение,
|
|
пристрастного противодействия привилегированной касты». В 1819 г., все более и более совершенствуя метопы взаимного обучения, Орлов довел число учеников в Киевской школе до 800 человек, а в 1820 г. их было уже свыше полутора тысяч, при чем обучавшиеся здесь учителя преголавали затем по «Орловской метиле» в подобных же школах в Москве, Могилеве и Херсоне. Как известно, Ланкастерлкие школы пользовались значительной материальной поддержкой Союза Благоденствия, а в некоторых местах (напр., в Кишиневской дивизионной школе, руководимой В. Ф. Раевским) были широко испол зованы дпя политической пропаганды. С августа 1820 г. школы взаимного обучения начинают серьезно тревожить высшую военную и гражданскую власть, nocie Семеновской истории и «дела* Раевского вступившую на путь фактической ликвидации этих училищ.
|
|
отделение в таком же порядке возвращается на свои места, и ученики, севши, приготовляются списывать на аспидных досках ту же самую пропись, которая повешена была на доске и которую помощник смотрителя вывешивает на линейке во вверенном ему отделении. Другие отделения класса таким же образом подходят к доске и возвращаются на свои места.
. Опыт доказал, что оные 16 учеников, еще не умевших совсем писать и едва ли могущих разбирать склады, в течение четырех недель выучились хорошо и правильно складывать, читать и писать задаваемые прописи и даже изрядно читают книги гражданской печати, чему они вовсе не обучались. Столь сильно влияние порядка и примечательности над умом молодых детей, еще не испорченных нескладным и вздорным учением.
|
|
2.
«Опыт теории налогов» Н. И. Тургенева.
Вскоре, по возвращении в Россию, я издал сочинение «О пыт теории налогов».
В этой книге я обозначал в общих чертах благодетельные результаты изучения политических наук и, в особенности, политической экономии. Я старался доказать, что как экономические и финансовые, так и политические теории истинны лишь постольку, поскольку они основаны на принципе свободы. При всяком удобном случае я старался говорить об Англии, об ее могуществе, ее богатствах, приписывая все эти ее преимущества учреждениям, которыми в то время из всех европейских стран обладала одна она.
Поэтому, оставаясь в пределах изложения теории налогов, я допускал много экскурсий в более широкие области политики. Подушная подать давала мне случай говорить о крепостном праве, и я не преминул воспользоваться этим случаем. Эти добавления имели в моих глазах гораздо больше значения, чем основной предмет моей работы. Клеймя ненавистное рабство, я делал это в достаточно понятных и сильных выражениях, и, по моему мнению, никогда еще на русском языке не было напечатано о крепостном праве ничего столь же ясного и определенного.
Уже самая новизна темы, совершенно незнакомой русской литературе, должна была привлечь внимание публики. Это было первое сочинение по теории финансов, написанное русским на своем родном языке; но к чтению этой книги особенно располагали те добавочные экскурсы, о которых я только что говорил. Эта книга создала мне известность в России, где, вследствие своего долгого пребывания за границей, я сохранял мало связей, и сни
|
|
скала мне расположение всех тех, кто склонялся к усвоению новых идей; а таких людей было тогда много1).
Из «предисловия» к «Опыту» ').
В нашем отечестве сведения по части политической экономии начали распространяться с очевидным успехом. Даже иностранцы, занимающиеся сею наукою, с удовольствием замечают, что во всех российских университетах учреждены для политической экономии особенные кафедры, и что она входила в курс наук, которые были преподаваемы великим князьям российским. Должно также заметить, что успех новейших финансовых учреждений в России, который еще более обнаружится впоследствии, происходит единственно от того, что они основаны более или менее на справедливых началах государственного хозяйства,— успех, какого, в подобных обстоятельствах, тщетно искали многие другие правительства. Все сие делает излишним1 доказательства общей пользы, происходящей от изучения науки государственного хозяйства. Остается желать, чтобы благодетельный свет ее более и бол!ее распространялся не только в нашем отечестве, но и в государствах иностранных.
Заметим, однако, особенное влияние, более нравственное, которое сия наука может иметь на человека.
Кроме существенных выгод, которые доставляет политическая экономия, научая, например, не делать вреда, когда стремишься к пользе, она благотворна в своих действиях на нравственность политическую. Занимающийся политическою экономиею, рассматривая систему меркантилистов, невольно привыкает ненавидеть всякое насилие, самовольство и, в особенности, методы делать людей счастливыми вопреки им самим. Проходя систему физиократов, он приучается любить правоту, свободу, уважать класс земледельцев,— столь достойный уважения сограждан и особенной попечительное™ правительства,— и потом, шдя ттользу, принесенную сею, впрочем, неосновательною, системою, убеждается, что, при самых великих заблуждениях, действия людей могут быть благодетельны, когда имеют источником желание добра, чистоту намерений и благоволение к ближнему. Система физиократов и происхождением и духом своим принадлежит XVIII веку. Тогда каждая идея о свободе принималась с восхищением и быстро проникала в умы людей, особенно во Франции. К несчастию, такой энтузиазм не допускал строгого разбора, и вредное редко было различаемо .от
Н. Т у р г е н е в. La Russie et les Russes, par N. Tourgueneff, Bruxelles, 1847; рус. перев.- «Россия и Русские», М. 1915, стр. 70 — 71. Выдающуюся роль Н. И. Тургенева в истории общественного движения 20-х годов, гавно как и корчи его идеологии выясняют работы Е. И. Тарасов а—«Лекабрист Н. И Тургенев», Самара, 19 ^3 г. и А. Н. Шебу ни на—сН. И. Тургенев*. М., 1925 г. (см. там же указания на богатую специальную литературу вопроса).
2) Н. Тургенев. <Опыт теории налогов*. СПБ. 1818 г., стр. II—VI.
|
|
полезного. Физиократы одним из главных правил представляли свободу совместничества в промышленности народной: система их необходимо долженствовала пленить современников, утомленных игом меркантилизма. Наконец, занимающийся политическою экономиею, проходя систему, называемою смитовою, или критическою, научается верить одним только исследованиям и соображениям рассудка, простому здравому смыслу и всему, что естественно, непринужденно. Он и здесь увидит, что все благое основывается на свободе, а злое происходит от того, что некоторые из людей, обманываясь в своем предназначении, берут на себя дерзкую обязанность за других смотреть, думать, за других действовать и прилагать о них самое мелочное и всегда тщетное попечение. Вместе с сим изыскивающему причины и свойства богатств народных представится неотрицаемый опыт времен протекших, и он удостоверится, что свобода новейших народов рождалась и укреплялась вместе с их благоденствием и основывалась на внутреннем устройстве, на финансах, и что сии финансы, служа основанием свободе, бывали также и орудием оной.
Выдержки из «Опыта» *).
Поголовные налоги.
Поголовные налоги собираются с каждого поровну; иногда же сообразуются с званием или чином.
В сем последнем случае неравенство очевидно: звание и чин не доказывают дохода, с которого налог должен быть взимаем; бедный человек может иметь важный чин, и напротив.
Подушные налоги, собираемые с каждого поровну, суть следы необразованности предшествовавших времен, когда нужды общественные были малоэначущи и когда правительства, не зная утонченных способов разделения налогов, брали с каждого поровну.
Главное неудобство поголовных или подушных налогов состоит в том, что они не сообразуются с доходами каждого; но оно обыкновенно вознаграждается маловажностию подати. При настоящем состоянии налогов, суммы, получаемые правительствами от подушных окладов, могут быть собираемы другим образом, более справедливым и выгодным как для народа, так и для самого правительства...
Поголовный налог с негров.
Поголовная подать, налагаемая на негров в южных провинциях Северной Америки и в островах Западной Индии, есть, в собственном значении, не что- мное, как налог с капитала, употребляе
|
|
*) <Опыт теории налогов» 1819 г (изд. второе), стр. 120—122; 123-124; 118 -121, 255—256; 258-529; 276.
|
|
мою на земледелие; ибо негры в сем отношении совершенно равны скотам и орудиям, употребляемым, подобно им, для обрабатывания земли *).
Что касается до крепостного состояния крестьян в России, то о сем в последние времена довольно много говорили и даже иногда писали, но, к сожалению, без пользы; ибо против крепостного состояния говорили и писали по большей части такие люди в особенности, иностранцы, >кол, находя, с справедливостью, самую вещь нехорошею, не имели однакоже надлежащих сведений ни о России вообще ни о состоянии русских крестьян в особенности; в пользу же крепостного состояния говорили такие люди, которые воображают, что крестьянин не может приносить дохода помещику иначе, как составляя его собственность. Противники не понимали друг друга. Первые в неведении своем сравнивали русских крестьян с африканскими невольниками; другие, напротив тогЮ', сравнивали господина, в управлении крестьян его, с отцом семейства, и власть первого с властию сего последнего.
J’ose dire pourtant. qu’ils n’ont point merite
Ni cet exces d’honneur, ni cette indignite!!!
Беспристрастные люди могли, однакоже, чаще вразумлять и исправлять суждение первых, нежели последних. Если последним говорено было о необходимости постепенного дарования крестьянам некоторых личных прав, если говорено было о необходимости постепенного ограничения власти помещиков, которая в действиях своих часто бывает противна религии и человечеству; то они делали восклицания против царства разума во Франции, как будто
О Adam S m i t h. В. V, p. 39. При сем Смит делает следующее замечание: поголовные подати с рабов, употребляемых при обрабатывании земли, были в старину известны во всей Европе. Тнкого рода подать существует теперь в России. Вероятно, вследствие сего обыкновения, поголовные налоги всякого рода были почитаемы признаком рабства. Но надлежит отличать поголовный налог, платимый свободными людьми от того, который налагается на людей, не пользующихся св бодою. Первый бывает платим тем, на кого оный налагается, и означает, что платящий имеет собственность, следственно, не может быть сооственностию другого; потому и налог сей нельзя почитать признаком рабства, последний же платится помещиком. <Из сих слов явствует, что подушный оклад, существующий в России, принадлежит б лее к первому роду сего налога, собираемому с людей свободных, нежели к пос еднему; ибо в России крестьяне сами платят подушный оклад, но не помещики их, кроме разве тех, кои, лишая крестьян всякой собственности, принимают на себя обязшность платежа налогов. Бывают примеры, что добрые помещики платят за крестьян своих государственные подати в случае неурожая, дня об егчения их, или в случае хо- рошого урожш, для из’явления им признательности за работу. Случается также, чго помещики, для отвращения хлопот от крестьян своих, принимаю! на себя взнос податей и рассчитыв!ются потом с крестьянами; но гее сие служит доказательством добродушия некоторых помещиков, более или менее пекущихся о благе подвластных им земледельцев. Итак, подушный оклад в России не есть подать с капитала, употребляемого в земледелии, но личный налог с земледельцев. Сверх того, и свободные крестьяне в России подвержены сему нялогу».
|
|
права собственности и личной свободы, на коих созидается благосостояние государств, должны влещи за собой уничтожение религии и законов. Пусть сии люди взглянут в историю. Где найдут они, чтобы народ, которому правительство даровало священные права человечества и гражданства, восставал против виновников своего благополучия. Всегда и везде народ платил любовию, при- знательностию и повиновением за делаемые ему благодеяния. Возмущения народные всегда происходили от противного. — Но таковы люди. Введение доброго везде легче, нежели искоренение злого. В России, с тех пор как в народе показалось сильное стремление к нравственному усовершенствованию, в соразмерности с большими успехами в хорошем, мы гораздо менее отстали от дурного. Будем, однакоже, питать сладостную надежду, что Россия, имеющая много других преимуществ перед прочими государствами, станет на ряду с ними и в сем отношении. Дух времени, выгоды самих помещиков служат основанием сей надежде. — Благоустроенное государство не должно созидать овоего благоденствия на несправедливости; угнетение одного класса граждан другим не 'может быть залогом благосостояния великого и нравственно доброго народа.
Дабы определить, велика или мала работная плата, независимо от различия действительной и нарицательной ценности оной, надлежит исследовать: сколько времени простой работник или поденщик с своим семейством может прожить вырабатываемыми деньгами в один день. Если платою работы одного дня он может прожить три, четыре и более дней, то работная плата высока и доказывает, что государство находится в успевающем состоянии. Если вырабатываемыми деньгами в один день работник может прожить только один или два дня и притом скудным образом, то государство находится в «епераменяющемся состоянии. В упадающем состоянии работная плата едва только доставляет работнику хлеб насущный. В Америке поденщик работною платою одного дня живет 4, 5 дней и более. В Германии, в бедственном ее положении, работники иногда соглашались работать из одного хчеба. Мы не говорим здесь о возвышении работной платы, происходящей от неприятностей, опасностей и вреда, сопряженных с некоторыми родами работы.
Дабы судить об успевающем состоянии России по величине работной платы, надлежит принять в рассуждение, что на возвышение оной крепостное состояние части работников неоспоримо имеет важное влияние: совместничество работников, конечно, ограничивается, когда одна часть простых людей не может располагать собою по своей воле.
Часто один взгляд на работника, на земледельца может дать некоторое понятие о состоянии государства: в тех землях, где получаемая ими от их занятий прибыль велика, они лучше едят, лучше пьют, лучше одеваются, прилежнее работают, и напротив. Заметим, что они употребляют более прилежания и охоты не тогда,
|
|
когда они менее получают за свою работу, но тогда, когда они более за оную получают. Сие доказано опытом, вопреки безрассудному мнению, что налоги и недостаток побуждают к прилежанию.
Роскошь богатых.
По благосостоянию или, лучше сказать, по роскоши высших классов граждан нельзя судить о благосостоянии государства. Роскошь, будучи доведена до высокой степени,' служит более доказательством упадающего, нежели успевающего состояния. В те времена, когда Римская империя быстро стремилась к падению, роскошь знатных людей была на высочайшей, почти невероятной степени. Даже и бережливые голландцы, при упадающем состоянии своего отечества, сделались роскошными и расточительными. Роскошь дворян в России часто доказывает только то, что они имеют крепостных крестьян, коих силами и способностями, а равно и капиталами, они по своему произволению располагать могут. И потому роскошь в России более печалит внимательного наблюдателя, нежели в иностранных государствах.
Окончив статью о действии налогов, заметим, что на самые налоги имеет влияние, кроме богатства народного, образ правления государства и дух народный, и сие влияние особенно показывается в охоте или готовности народа платить налоги. Сия готовность всего более видна в республиках; отвращение к налогам — в государствах деспотических. Неккер приводит в пример, что в Англии была наложена подать на кости для игры (dez). Все возможные надзирания не могли бы предупредить тайной работы и ввоза такой безделки; несмотря на то, сия подать подлинно приносит доход правительству. Но во Франции, — продолжает Неккер, — где налог есть неприятель, которого ненавидят и над которым смеются, попеременно, такая подать, вместо дохода, причинила бы одни только издержки правительству.
|
|
3.
Проект освобождения крестьян И. Д. Якушкина1).
В 19-м году, поехав из Москвы повидаться с своими, я заехал в смоленское свое именме. Крестьяне, собравшись, стали просить меня, что так как я не служу и ничего не делаю, то мне бы приехать пожить с ними, и уверяли, что я буду им уже тем полезен, что при мне будут менее притеснять их. Я убедился, что в словах их много правды, и переехал на житье 8 деревню.
Чтобы сблизиться сколько возможно скорее с моими крестьянами, я всех их и в всякий час допускал до себя и, по возможности, удовлетворял их треобвания; скоро отучил я их кланяться мне
|
|
') Записки И. Д. Я к у ш к и н я, изд 3-е, СПБ. 1905 г., стр. 19; 28—32.
|
|
в ноги и стоять передо мною без шапки, когда я сам был в шляпе. За проступки они не иначе наказывались, как по приговору всех домохозяев. Почва вообще в Смоленской губернии неплодотворна; при недостатке скота мои крестьяне не могли достаточно удобрять своих полей. Обыкновенно урожаи бывали очень скудны, так что собираемого хлеба едва доставало крестьянам на продовольствие и посев. Единственные их промыслы были зимою: извоз и добывание извести; и то и другое доставляло незначительную прибыль. С этими средствами они, конечно, не ходили по-миру, но и нельзя было надеяться этими средствами улучшить их состояние, тем более, что, привыкнув терпеть нужду и не имея надежды когда- нибудь с нею расстаться, они говорили, что всей работы никогда не переробишь, и потому трудились и на себя и на барина, никогда не напрягая сил своих. Надо было придумать способ возбудить в них деятельность и поставить их в необходимость прилежно трудиться. Способ этот, по тогдашним моим понятиям, состоял в том, чтобы прежде всего поставить их в совершенно независимое положение от помещика, и я написал прошение министру внутренних дел Козодавлеву, в котором из’явил желание освободить своих крестьян и изложил условия, на которых желаю освободить их. Я предоставлял в совершенное и полное владение моим крестьянам их домы, скот, лошадей и все их имущество. Усадьбы и выгоны в том самом виде, как они находились тогда, оставались принадлежностью тех же деревень. За все за это я не требовал от крестьян моих никакого возмездия. Остальную же все землю я оставлял за собой, предполагал половину обрабатывать вольнонаемными людьми, а другую половину отдавать в наем своим крестьянам... Мне хотелось знать, оценят ли мои крестьяне выгоду лтя себя условий, на которых я предполагал освободить их. Я собрал их и долго с ними толковал; они слушали меня со вниманием
и, наконец, спросили: «Земля, которою мы теперь владеем, будет принадлежать нам или нет?». Я им отвечал, что земля будет принадлежать мне, но что они будут властны ее нанимать у меня. — «Ну так, батюшка, оставайся все по-старому: мы ваши, а земля наша!» Напрасно я старался им об’яснить всю выгоду независимости, которую им доставит освобождение. Русский крестьянин не допускает возможности, чтоб у него не было хоть клока земли, которую он пахал бы для себя собственно.
Надеясь, что мои крестьяне со временем примирятся с условиями, на которых я предложил освободить их, в начале 20 года я отправился в Петербург1).
|
|
*) И. Д. Якушкину, как замечает в своей «Русской исгории> М. Н. Покровский, принадлежит несомненная че:ть — предусмотреть новейшие формы эксплоатации крестьянства слишком за поколение вперед: крепостного мужика предполагалось разюжить на вольнэго батрака, в одну сторону, и подневольного арендатора помещичьей земли— в другую. Как свидетельствует в записках своих сам И. Д. Якушкин, министр внутренних 'дел отнесся резко отрицательно к его проекту: «я нисколько не сомневаюсь в добро 'озе 'тности вин их ншереиий, но если допустить спо-
Восстаинс дсклбриотов. 4
|
|
Прошение И. Д. Якушкина {).
Его высокоблагородию Вяземскому господину уездному дворянства предводителю Матвею Петровичу П о т у л о в у.
От капитана Ивана Дмитриева сына Якушкина ПРОШЕНИЕ.
На об’явленное мне Вами предписание Господина Смоленского Губернского Предводителя от 22 Августа сего года, сим Вам объяснить имею, что отпущаемых мною в вольные хлебопашцы крестьян за мною состоит Вяземского уезда в деревнях Истоминой 47, Арефановой 30 и Земнице 35, да перевод 1мых Вельского уезда из дерерни Павловой в деревню Истомину 4 и в Арефанову 5, всего же с переводимыми 121 ревижских душ, коим я предоставляю всю под поселением, огородами, огуменниками и под выгоном лежащую землю, всего к каждой деэевне по девяти десятин с их строением, имуществом, скотом, с наличным и посеянным на принадлежащей мне земле к 1820 году хлебом, оставляя всю прочую землю за собою, не требуя за сие и за их угольнение от них никакой платы, ни работы, и не предполагаю теперь заключать никакого рода с ними условия. Если ж сей земли для них будет и недостаточно то они могут у меня или и у других помещиков нанимать по добровольным между собою условиям, сколько им будет потребно, о чем и в письме моем к г-ну Mi нистру Внутр нних Дел относился, поясняя к тому, что на мне и имении моем долгов казенных и партикулярных не состоит, кр^ме взятых в 1813 году на продовольствие тех же крестьян, но и оный платеж, не обременяя крестьян моих, приемлю на себя, кои имею взносить в свое время в наллежащее место, обеспечивая платеж оных четырью стами десятин земли 'Вяземского уезда, в сельце Жукове имеющейся. Что об'ясняя Вашему Высокоблагородию покорнейше прошу с прописанием всего вышеписанного довести до сведения вышнего начальства.
К сему прошению Капитан Иван Дмитриев сын Якушкин руку приложил. Сентября 12 дня 1819 года.
|
|
соб, вами предлагаемый, то другие могут воспользоваться им, чтобы изба- внься от обязанности относител» но своих крестьян. Потерпев неудачу в Петербурге, Якушкин «пристально занялся сельским хозяйством и часть своих полей уже обрабатывал наемными людьми. Я мог надеяться, что при улучшении состояния моих крестьян, они скоро найдут возможность платить мне оброк, часть которого ежегодно учитывалась бы на покупку той земли, какою они пользовались». Таким образом этот эксперимент, если бы он только не был прерван арестом и ссылкой И. Д. Якушкина в Сибирь, прямо предвосхищал форму ликвидации крепостного права, осуществлению реформой 19 февраля 1851 г.
*) Печатается впервые.
|
|
2) «Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собств. Е. И. В. Канцелярии», вып. IV, СПБ. 1891 г., стр. 441 —450. Записка зга, написанная в конце декабря 1819 г. по поручению С.-Петербургского генерал-губернатора Милорлдовича, была представлена им Александру I, но никаких последствий не имела.
|
|
Но в чем состоит истинное гражданское просвещение?
Оно состоит в знании своих прав и своих обязанностей. Продолжение сего рассуждения покажет, до! какой степени1 просвещения, в сем смысле, мы достигли.
Права разделяются на два главные рода: права политические и права человеческие.
Дворянство, купечество, мещанство и даже крестьяне свободные, т.-е. казенные, пользуются в России правами человеческими; первые два класса даже отчасти и правами политическими.
Надобно ли желать распространения сих прав политических?
Дабы, по совести, разрешить вопрос сей, надобно вспомнить, что Россия с горестию взирает на несколько миллионов сынов своих, которые не имеют даже и прав человеческих. Всякое распространение политических прав дворянства было бы неминуемо сопряжено с пагубою для крестьян, в крепостном состоянии находящихся. В сем-то смысле власть самодержавная есть якорь спасения для отечества нашего. От нее, и от нее одной, мы можем надеяться освобождения наших братий от рабства, столь же несправедливого, как и бесполезного. Грешно помышлять о политической свободе там, где миллионы не знают даже и свободы естественной.
Нынешнее правительство в России ознаменовало себя в истории нашего отечества тем, что оно более прежних помышляло об участи крестьян. Уничтожение обыкновения награждать государственных чиновников деревнями >и крестьянами, дарование законного состояния крестьянам ост-зейских губерний пойдут на ряду с славнейшими происшествиями в бытописаниях человечества.
Но будут ли сии происшествия единственным утешением душ, любящих добро и справедливость? Будут ли сии происшествия единственным возмездием за претерпенные и претерпеваемые бедствия целыми миллионами крепостных земледельцев?
Нет! Вера в благое провидение, надежда на мудрое и народолюбивое правительство не позволяют нам сомневаться, что наступит час радости для России, когда сыны ее будут принадлежать все ей одной, а не один другому.
С скрепленным сердцем обратимся от сей приятной, но, может быть, далекой будущности, к печальной действительности в настоящем.
Мы находим в России 13 миллионов крестьян, принадлежащих дворянам, разбогатевшим от продажи вина откупщикам, и фабрикантам, которые, имея фабрики, владеют приписанными к оным крестьянами на праве помещичьем.
Крестьяне, принадлежащие бывшим откупщикам, и вообще людям, в купеческом звании обогатившимся, не могут наслаждаться весьма хорошим положением по простой причине: владельцы их, привыкнув к большим барышам по прежнему их торгу, не могут довольствоваться умеренным доходом от недви
|
|
жимой собственности, который никогда не может сравниться, при соблюдении справедливости, с доходом от торговли. Но в сем случае бывают исключения. Некоторые из таковых помещиков, владея крестьянами, не забывают бога и помышляют о их благосостоянии.
Крестьяне, приписанные к фабрикам и заводам, почти все без исключения, должны находиться в нищете и в несчастии.
Прежние, на ложных умствованиях основанные, понятия
о государственном хозяйстве извиняют сей порядок вещей. Не только у нас, но и во всей Европе, правительства жертвовали прежде всем для улучшения фабрик и мануфактур. Разлившийся свет наук политических убедил Европу, что богатства народные рождаются не от фабрик, а от свободы промышленности и торговли. Российское правительство, лучше многих других, постигло всю великую истину и приводит ее в действо, но следы ложной системы остались, и крестьяне продолжают принужденно, без добровольной платы, часто и совсем без платы, работать на фабриках, которые никому, кроме самих фабрикантов, никакой прибыли не приносят.
Крестьяне помещичьи и вообще все крепостные разделяются на два различных класа: крестьяне оброчные и крестьяне пахотные.
Дабы справедливо судить о положении крестьян, надлежит всегда иметь в виду сие различие.
К чести русских помещиков и, следственно, к чести русского характера надлежит здесь принять в уважение, что большая часть крепостных крестьян находится на оброке. Обыкновенно полагают, что из 13 миллионов крепостного народа 8 миллионов, находятся на оброке и только 5 миллионов на пашне.
Не нужно доказывать, что оброчные крестьяне пользуются лучшим состоянием, нежели пахотные.
Редко случается, чтобы оброк был чрезмерно велик. Редко мы также видим, чтобы помещики во взимании оброка встречали недоимки, в особенности, неоплатные недоимки.
Россия, как государство юное, в сравнении с пространством земли еще малонаселенное, представляет обширные способы для промышленности^простого народа. Ни в каком другом государстве, выключая Северную Америку, простая работа не доставляет такой прибыли, как у нас. Таким образом с некоторым трудолюбием, а русский народ трудолюбив, оброчный крестьянин всегда может работою одного, двух или трех месяцев в году добыть довольно денег, чтобы заплатить оброк своему помещику. Остальное время он работает на себя.
Кроме сего, состояние оброчного крестьянина улучшается еще тем, что он в быту своем обыкновенно не чувствует над собою едва неограниченной власти господина. Оброчные деревни управляются старшинами, от самих крестьян избираемыми; крестьяне повинуются миру, а не прихотям помещика или управителя.
|
|
Дабы более убедиться в сей истине, взглянем на наше законодательство в сем отношении.
Всякое законодательство есть свидетельство нужд и потребностей народа или государства.
В нашем законодательстве мы не найдем никаких постановлений в рассуждении оброка, но, напротив того, найдем постановления относительно работы -крестьян на помещиков.
Император Павел I, в душе которого таилось глубокое чувство справедливости, узаконил, что крестьяне обязаны работать на помещиков не более трех дней в неделю.
Из сего явствует, что состояние оброчных крестьян было сносно и не требовало особенных узаконений от правительства, между тем как состояние крестьян пахотных уже и прежде обращало на себя чадолюбивое^ внимание государей.
Здесь, -может быть, сделают возражение, что если законодательство свидетельствует нужды и потребности народа или государства', то ©следствие сего <и самое рабство нужно и полезно, существуя не 'вопреки законам-.
На сие следует заметить, что никогда закон не водворял рабства в России, что еще за 150 лет все крестьяне были свободны; что сначала они, для порядка, которого тогдашнее правительство не могло утвердить иными, более справедливыми, средствами, что для сего порядка крестьяне были приписаны к земле, но еще не отданы чрез то в собственность помещикам, которым принадлежала одна только земля, что впоследствии сие приписание к земле, мало-по-малу, и совсем не по законам, а по праву сильного, обратилось в настоящее рабство. Если же сия часть истории нашего отечества обработана несовершенно и не в настоящем виде, то сие происходит только от того, что историю пишут не крестьяне, а помещики.
Сказав, с сердечным удовольствием, несколько слов о состоянии крестьян оброчных, что можем мы сказать о положении крестьян пахотных? Там если мы и не находим того, чего желаем, и чего требует вечная справедливость и достоинство человека, но видам, по крайней мере, т самом деле, с одной стороны, умеренность, с другой — некоторое благосостояние и хотя тень бытия гражданского. Здесь рабство представляется нам во всем своем ужасе.
Известно, что не все помещики довольствуются тремя днями работы крестьян своих, вопреки существующему и ничем не отмененному закону. Известно, что многие помещики, сверх трех дней работы, берут с крестьян другие подати в натуре и деньгами. Известно, что некоторые заставляют крестьян своих работать не 3, а 4, 5 и даже 6 дней в неделю и в сем последнем случае дают крестьянам так называемую месячину, ибо без нее крестьяне, не имея своего хозяйства, не могли бы существовать, следственно, и работать.
|
|
Закон императора Павла I, между тем, существует. Но отчего силр. сего закона остается для крестьян недействительною? Едва ли не от того же, от чего введение и укоренение рабства не обработано в нашей истории достаточным образом.
Конечно, случается, что и крестьяне пахотные наслаждаются некоторым благосостоянием, когда добрые помещики, живучи сами в деревне, с благоразумием и справедливостью распределяют работы крестьян, отделяя 'каждому для обрабатывания особые участки. В таком случае изменяется так называемая барщина, столь для крестьян отяготительная, и при которой количество и труда и работы столь мало соответствует количеству дохода, сим трудом и сею работою доставляемого. Случается также, что богатые помещики, имеющие обширное землепашество, требуют от крестьян своих, вместо 3 дней, 2 или даже
1 день работы в неделю. Но как первое, так в особенности последнее весьма редко.
Если обратить внимание на уголовные процессы, производимые по делам, в коих поминки, забывая обязанности нравственные и гражданские, простирают власть свою до жестокости и тиранства в отношении к крестьянам, то тогда откроется, что все такие дела возникают в деревнях пахотных. Весьма малая часть сих дел доходит до сведения правительства. Большая часть преступлений сего рода покрывается на самом месте послаблением начальства.
Кто бывал в губерниях, согласится, что в каждом уезде найдутся помещики, которых общее мнение осуждает за несправедливость и угнетение в отношении к 'крестьянам между тем, как поступки их никогда не обращали на себя справедливой строго- „ сти начальства. В одной губернии, как сказывают, некоторые помещики ежегодно на ярмарке продают девок приезжающим туда для сего постыдного торга азиатцам, которые увозят сих жертв беззаконности далеко от места их родины. Что же делает предводитель сей -губернии? Он, как говорит, и, может быть, в то же самое время, продал всех танцовщиц своего театра другому помещику, который своими поступками и обращением с крестьянами более и более доказывает, что благородство души не всегда сопряжено с высоким званием и славным именем.
В самом деле, начальству представляются почти непреодолимые препятствия в надзоре за дурными помещиками и в защите крестьян в сем случае.
Обыкновенно начальство думает, что оно не может приступить к пресечению зла иначе, как по просьбам самих крестьян. Сколько же1 угнетений, сколько несправедливостей нужно для того, чтобы подвигнуть наших крестьян к формальным жалобам на помещика. К тому же и жалобы сии возможны только здесь, в столице, где присутствие правительства подает крестьянам надежду на беспристрастную защиту. В губерниях сии жалобы почти невозможны.
|
|
Сверх сего, в случае сих жалоб начальство, при всем желании оградить крестьян от притеснения, всегда имеет в виду, что таковые жалобы, будучи принимаемы и удовлетворяемы, могут подать вредный повод к беспокойству крестьян. И таким образом мысль о порядке часто заглушает мысль о справедливости.
Говоря здесь о начальстве, мы разумеем1 начальство, от правительства определенное. На защиту предводителей дворянства крестьяне, особенно в губерниях, мало могут иметь надежды. Предводитель избирается дворянами, дворянам не могут быть приятны жалобы на одного или нескольких членов их сословия; ложный esprit de corps скорее побудит их к несправедливости, нежели к обвинению их собрата. Таким образом зло остается ненаказанным, невинность страждет от беззащитности, правительство не имеет возможности быть равно справедливым ко всем вообще подданным., и одна коренная несправедливость — существование рабства — влечет за собою множество несправедливостей, которых устранить невозможно, не устранив самой причины. Как в естественном, так и в нравственном мире, одни и те же причины производят одни и те же действия. От добра родится добро, от зла происходит зло.
К сему присовокупить следует, что если бы закон и определял в полной мере права и обязанности каждого состояния в государстве, то сего было бы недостаточно. Закон без исцрлнения есть мертвое слово. А дабы закон был исполняем, надлежит, чтобы каждый, видя право свое нарушенным, мог свободно приносить жалобу, просить и получать удовлетворение.
Защитники крепостного состояния говорят, что злоупотребление власти помещичьей непозволительно, и что правительство может таких помещиков укрощать, отдавать в опеку и тому подобное. Но где же" справедливость, если человек, страждущий невинно, должен терпеливо ожидать, чтобы за него вступилось правительство. И какое правительство в мире может соблюсти правила точной справедливости, там, где оно находит, с одной стороны, все права, а с другой—все обязанности. Одна только святая религия может утешать бедного крестьянина в его бедствиях. Единому и вездесущему богу может он, в тайне сердца, приносить жалобы на несправедливость людей. Защита человеческая имеет, так, как и Bice человеческое, свои пределы, и сим пределы не могут заключать в себе прав таких людей, которые никаких прав не имеют.
Кроме крестьян существует у нас класс людей, который еще яснее носит на себе печать рабства, а именно дворовые люди. Здесь мы узнаем в полной мере все печальные последствия крепостного состояния: ложь, обман, к которым всегда прибегает слабый против сильного, и, наконец, величайшая испорченность нравов. Дворовые люди не родятся дворовыми людьми, т.-е. не родятся дурными, но делаются таковыми по причине того положения, в котором они возрастают и стареются.
|
|
Сии, от домашнего рабства происходящие, свойства дворовых людей делают, может быть, необходимым ограничиться при улучшении их состояния некоторыми вспомогательными средствами (moyens paliatifs); действительное же улучшение сего класса людей может только распространиться на будущее поколение. Трудно привыкнуть к мысли, чтобы будущее благо могло требовать бедствий в настоящем. Один всеведущий бог знает: будут ли сии будущие поколения. Как же может человек, для блага неизвестного, жертвовать настоящим?
В таких случаях, где размышления рассудка несогласны с убеждением нашего сёрдца, — ибо мы не можем убедить себя в том, чтобы были такие люди, которые не созрели еще для справедливости в таких случаях, не доверяя самим себе, — мы предоставляем решение тем, кои могут смотреть на вещи с высшей точки зрения, нежели мы.
С таковою же недоверчивостию к самим себе мы приступим теперь к означению способов, которые могут служить хотя к некоторому облегчению участи людей, в крепостном состоянии находящихся. Мы твердо уверены, что души возвышенные, непричастные эгоизму, не найдут в наших суждениях ничего, кроме стремления к добру и к правде; хотя, впрочем, охотно соглашаемся в том, что большая опытность, большее знание людей вробще могут исправить и направить к цели, более полезной, собственное наше мнение.
Прежде всего следует здесь заметить, что в отношении собственно к России всякое начало (initiative) улучшения состояния крестьян должно исходить от правительства.
В ост-зейских губерниях сами помещики подали первый повод к улучшению участи своих крестьян.
В некоторых польских губерниях, как слышно, сами же помещики из’явили желание дать своим крестьянам законное существование.
Сего, собственно в России, никогда, или, по крайней мере, еще долго быть не может, не потому, что русские помещики вообще питали бы в сердцах своих менее чувств справедливости; ибо мы видим, что, при равных правах помещиков во всех губерниях России, крестьяне великороссийских губерний, к чести русского дворянства, наслаждаются лучщим состоянием, нежели крестьяне ост-зейские и польские, — но по причинам совершенно посторонним.
Сих причин надлежит искать в различии образа жизни помещиков великороссийских, ост-зейских и польских.
Почти все, особливо богатейшие, помещики ост-зейских и польских губерний живут в своих деревнях, не имея обыкновением проводить всю жизнь в службе государственной или проживать в столицах.
В губерниях великороссийских мы видим совершенно тому противное. Здесь большая часть помещиков, и особливо богатей-
|
|
тих, не живет в деревнях своих. Многие даже никогда в них не бывали. Одним из доказательств сему служит то, что, как выше замечено, оброчных крестьян более, нежелм пахотных, между тем как известно, что в оброчных деревнях обыкновенно не живут сами помещики. Другое доказательство можно видеть в выборах дворянских, сравнив выбираемых дворян для различных должностей в наших губерниях с теми, которые выбираются для сих должностей в польских, а особенно в ост-зейских губерниях.
Из сего явствует, что лучшая часть российского дворянства, говоря вообще, не та, которая живет в деревнях своих, хотя, впрочем, между сими последними находятся люди, всякого уважения заслуживающие.
После сего каким же образом можно ожидать от дворянства начала или предложений (initiative) об улучшении состояния крестьян, когда большая и — говоря вообще и без обиды для всех — лучшая часть сего дворянства не живет с своими крестьянами, не может знать их подробностей, не знает даже в точности действительного их положения и еще менее средств к улучшению оного.
Можно не обинуясь сказать, что многие из помещиков русских не только что не боятся мысли о свободе крестьян своих, но, напротив того, приступили бы к святому делу охотно, если бы имели к тому повод in возможность. В сем даже и. сомневаться нельзя без обиды для дворянского сословия. Да и можно ли с осно- вательностию предполагать, чтобы люди, жертвуя собою отечеству на поприще гражданском и военном, оказались неверными тому же самому отечеству, когда бы оно, в лице высокого своего представителя, с доверенностию предложило им воздвигнуть к новой жизни их падших собратий, а его сынов, сынов той же великой и вечной России?
Итак, согласимся в том, что одно только правительство может приступить к улучшению жребия крестьян. Люди, благомыслящие и знающие' всю прелесть чувства исполнения обязанности, могут и должны в сем случае содействовать благим намерениям правительства и требованиям отечества.
Не зная и не смея угадать намерения правительства на счет общего освобождения крестьян, можно, однакоже, быть уверену, что оно будет предпринимать все возможные по обстоятельствам меры к достижению сей благотворной цели. Дух справедливости, ознаменовавший наше правительство в глазах целой Европы, позволяет ожидать, что еще в настоящее царствование, столь славное многими победами, совершится славнейшая победа справедли вости над несправедливостию, просвещения над варварством, света над тьмою.
Таким образом позволительно нам, частным людям, помышлять о благе наших соотечественников и об отстранении самых явных и вопиющих на небо злоупотреблений, предоставляя правительству избирать лучшие и успешнейшие к тому средства.
|
|
Главнейшие из сих злоупотреблений состоят в изнурении крестьян тяжкою работою, в продаже их по одиночке, в жестоком обращении *).
|
|
5.
Всеподданнейшее письмо барона Владимира Штейнгеля.
5 февраля 1823 г. Москва2).
«О легкой возможности уничтожить существующий в России
торг людьми».
Венценосные благодетели европейских народов вступились сами за права человечества и ясно восстали против варварской торговли неграми. Россия, между тем>, несет еще -праведную укоризну от всей просвещенной Европы за постыдную перепродажу людей, в ней существующую. Не исчисляя всего зла, какое от сего происходит, довольно упомянуть, что таковое право продавать людей никаким законом положительно не утверждено: оно вкралось злоупотреблением и укоренилось временем. В старину, когда самые крестьяне имели свободу переходить от одного помещика к другому, дворяне могли законно продавать и в наследство отказывать одних токмо полных холопей, или рабов, происходящих от пленных, предкам их в воинскую добычу доставшихся. Напротив, прочие холопи бывали из людей вольных и служили по кабале, или по л е т е й, т.-е. или по жизнь господина, или на условленное число лет; и ни тех, ни других господа продавать права не имели.
Цари Феодор Борисович Годунов и Василий Иоаннович Шуйский, будучи из бояр, прекратили переход крестьян и прикрепили их к земле. В царствование последнего)' открылось уже, что господа стали посягать на свободу холопей кабальных, по жалобе коих издан был указ, подтверждающий, чтобы рабами считать одних только пленных с их потомками; а холопьям служить на прежнем основании, только тем, кому кабалу на себя дали.
Царь Алексей Михайлович, по причине опустошения земель, причиненного предшествовавшими разорениями и мором, уничтожив дотоле существовавшую поземельную подать, учредил ее с дворов, что продолжалось до 1722 г., или до окончания первой подушной переписи, начатой в 1718 г. Сею переписью, или ревизиею,
|
|
*) Окончание записки Тургенева посвящено детальному рассмотрению каждого из видов «злоупотреблений» (стр. 450—460).
а) «Сборник историч. материалов, извлечен, из архива с. е. и. в. Канцелярии», вып. VII, СПБ. 1895, стр. 193—196. Записка эта осталась без последствий. Только в 1833 г. было запрещено разлучать семьи при продаже крепостных, а в 1841 г.—совершать купчие крепости на двооовых людей и безземельных крестьян и вообще приобретать их каким бы то ни было способом дворянам, не имеющим населенных имений.
|
|
нее холопи без различия поверстаны были в один с крестьянами подушный оклад. Обстоятельство сие, равно как и рекрутский набор с семей, подали повод холопей превращать в крестьян и крестьян в холопей, отделять их от -семей и под названием дворовых продавать по одиночке. Такое злоупотребительное поползновение,— при частых, впоследствии времени, переменах правительства, — сначала было послабляемо, терпимо по превратному толкованию прав, и, наконец, чрез долговременное употребление, став обычаем, облеклось видом коренного законного права.
Сия, законами, историею и государственным архивом подтверждаемая, истина, доказывает, что доныне существующая в России продажа людей, справедливое бесславие всей нации наносящая, никогда прямо не была дозволяема ее великими монархам! i и потому не может, по всей справедливости, почитаться законною. Но как никакая давность не может пред взором монарха — отца своего народа — освятить зло, удручающее одну часть его подданных и- удержать скиптроносную десницу его- от праведного искоренения c-его зла), то никто из благомыслящих людей не может отрицать, чтоб уничтожение в России продажи людей не было делом праведным, священным и совершенно достойным- благословенного ее Александра, и никто не -должен -сметь -роптать на меры, какие к тому будут приняты. Они могут состоять в следующем:
1) Надлежит повелеть сделать новую ревизию :в течение, если не двух, то-, по крайней мере, полуторых лет.
2) По сей ревизии дворяне, имеющие поместья, всех дворовых своих людей должны приписать к своим поместьям, а не к домам в городах, им принадлежащим, и по тем же поместьям взносить следующие с них подати.
3) Всем беспоместным дворянам, имеющим дворовых людей, предоставить продать право свое на них в течение года, со дня издания манифеста, помещикам; но которые того сделать не похотят, или не успеют, и оставят дворовых людей при себе, те должны подать о них сказки в градские думы. Сии последние зачислят их в цех слуг и рабочих людей, живущих в услугах, и будут взыскивать с господ следующие за них подати.
4) В таком положении дворовые люди сии могут пробыть 10 лет, со дня же издания манифеста, а по истечении сего срока должны уже получить свободу и поступить -в мещане, или остаться, по желанию, -в цеховых.
5) С сим1 вместе постановить законом, чтобы по истечении года, предоставленного беспоместным дворянам на перепродажу дворовых людей, ни в одной уже гражданской палате, никакой подобный акт ни о продаже ни об отказе людей по одиночке, без поместий, к коим приписаны, не был совершаем и чтобы впредь в самых купчих на продаваемые поместья означаемо было, что продается недвижимое имение, состоящее из такого-то количества земли, с селом или деревнями, в коих приписных по ревизии душ числится столько-то; вообще, чтобы было видно, что продается
|
|
земля, обитаемая людьми, а не люди с землею, ими возделываемою.
6) После сего никакой вывод крестьян не может уже быть допущен, кроме одного случая, в котором помещик, не имея достаточного количества земли по числу своих крестьян, приобретает в другом месте пустопорожнюю землю и на нее пожелает переселить часть своих крестьян, но и в таком случае должно быть испрашиваемо особое дозволение от правительства. Сие, однакож, не должно изменять права помещиков: давать свободу дворовым людям и крестьянам по одиночке и с семействами.
7) Самые дворовые люди при домах господских, в городах живущие, должны уже при продаже поместья, к коему приписаны, отходить к новому господину. Сие тем справедливее, что принужденный продать последнее свое поместье дворянин не может уже и содержать с пристойностию прежней при доме прислуги.
Когда .все сие исполнится, тогда -не будет уже в России нм одного лично крепостного человека, которого можно бы было продать, как собственность; не будет, следовательно, надобности промышлять преждевременные средства к свободе крестьян вообще, и, сверх того, еще произойдет из сего существенная польза, что пресечется легкое, и потому соблазнительное, средство к разорительному мотовству дворян. Ныне искушает некоторых мысль, что стоит только продать одного или двух человек, или одно семейство дворовых людей, и долг заплачен; таким образом неприметно от продажи по-семейно доходят до продажи всего имения; но тогда надобно уже будет вдаваться в мотовство на счет, по крайней мере, одного целого селения с принадлежащею к нему землею, что, конечно, многих остановит.
Но паче всего то, что имя человека в России избавится от конечного посрамления; позднейшее потомство будет благословлять мудрого, благодушного монарха; весь просвещенный свет совьет ему венцы, неувядаемые в самой вечности.
|
|
6.
Приказы генерала М. Ф. Орлова
Приказ по 16-й пехотной дивизии.
Дивизионная квартира. Августа 3 дня
Город Кишинев. 1820 года, № 3-й.
Вступив в командование 16 пехотною Дивизиею, я обратил первое мое внимание на пограничное расположение оной и на состояние нижних чинов. Рассматривая прежний ход дел, я уди
|
|
*) Извлечены из дела Аудит. Департамента о маГоре Раевском, 1827 к, № 42, том VII, листы 105—108. Ген. Орлов, как изсестно, был в 1822 г. отстранен от командования дивизией, и эти приказы инкриминировались ему как проявления опасной демагогии.
|
|
вился великому числу беглых и дезертиров. Устрашился, увидев, что начальство для прекращения побегов принуждено было приступить к введению смертной казни всей дивизии тогда как оная казнь в мирное время целой России не известна. Сие должно доказать каждому и всем, сколь велико то зло, для искоренения которого принята правительством столь строгая мера, противная столь общему обычаю отечества нашего.
Побеги в войсках могут случиться от многих разных причин, из коих главнейшая суть:
1- е. Недостаток в пище и пропитании. Я не думаю, чтоб нашелся хотя один чиновник в дивизии, которой осмелился не допустить солдату следующую ему пжцу, положенную правительством; но ежели, сверх чаяния моего1, таковые злоупотребления существуют где-либо в толках вверенной мне дивизии, то виновные не долго от меня скроются, и я обязуюсь пред всеми честным моим словом, что предам их военному суду, какого бы звания и чина они ни были. В'се прежние ик заслуги падут перед сею непростительною виною, ибо нет заслуг, которые могли бы в таком случае отвратить от преступного начальника тяжкого наказания.
2- е. Послабление военной дисциплины — сим разумею я некоторой дух беспечности и нерадения в частных начальниках, тем более предосудительный, что пример их действует быстро на самих солдат, — порождает в сих последних леность, а от лености все пороки. — Я прошу г.г. офицеров заняться крепко своим делом, быть часто с солдатами, говорить с ними, внушать им- все солдатские добродетели, пещись о всех их нуждах, давать им пример деятельности и возбуждать любовь к отечеству, поручившему им свое хранение и свою безопасность. Когда солдат будет чувствовать все достоинство своего звания, тогда одним разом прекратятся многие злоупотребления и от сего первого шага будет зависеть все устройство дивизии. Большая часть солдат легко поймут такювые наставления; они увидят попечение начальства и сами почувствуют свои обязанности. Я сам рочитаю себе честного солдата и другом и братом.
3- е. Слишком строгое обращение с солдатами и дисциплина, основанная на -побоях. Я почитаю великим злодеем того офицера, которой, следуя внушению слепой ярости, без осмотрительности, без предварительного обличения, часто без нужды, и даже без причины употребляет вверенную ему власть на истязание солдат. Я прошу г.г. офицеров подумать о следующем: от жестокости и несправедливости в наказаниях может родиться отчаяние, от отчаяния произойти побег, а побег за границу наказывается смер- тию. Следовательно, начальник, которой жестокостию или неспра- ведливостию побудит солдат к побегу, делается настоящим его убийцею; строгость и жестокость суть две вещи совсем разные: одна прилична тем людям, кои сотворены для начальства, другая свойственна тем только, коим никакого начальства поручить не должно. Сим правилом я буду руководствоваться, и г.г офи
|
|
церы могут быть уверены, что тот из них, которой обличится •в жестокости, лишится в то же время насегда команды своей.
Из сего приказа моего легко можно усмотреть: в каком духе я буду командовать дивизиею. В следующих приказах я дам на сей предмет положительные правила, но я желаю, чтобы прежде всего г.г. начальники вникли в мое намерение и, убедившись в необходимости» такового с солдатами обращения, сделались бы мне сподвижниками в учреждении строгой, но справедливой дисциплины.
Предписываю в заишочение прочитать приказ сей войскам в «каждой роте самому ротному командиру, для чего буре рота рассеяна по разным квартира/м, то сделать' оби'*й об’езд оны-м.— Ежели при об’езде полков солдаты по спросе моем скажут, что им сей приказ не извещен, то я за сие строго взыщу с ротных командиров.
Подлинной подписал генерал-майор Орлов 1-й.
|
|
Приказ по 16-й дивизии.
Дивизионная квартира. Генваря б дня.
Город Кишинев. 1822 года, № 3-й.
. Думал я до сих пор, что ежели нужно нижним чинам делать строгие приказы, то достаточно для офицеров просто об’яснить их обязанности, и что они почтут за щастие исполнять все желания и мысли своих начальников; но, к удивлению моему, вышло совсем противное. — Солдаты внемлют одному слову начальника; сказал: побеги вас бесчестят, и побепи .прекратились. Офицеров, напротив того, продал неотступно укротить их обращение с солдатами, заниматься своим делом, прекратить самоправные наказания, щитать себя отцами своих подчиненных; но и по сих пор многие из них, несмотря ни на увещания мои, ни на угрозы, ни на самые строгие примеры, продолжают самоправное управление вверенными им частями, бьют солдат, а не наказывают, и не только пренебрегают исполнением моих приказов, но не уважают даже и голоса самого1 главнокомандующего.
В Охотском пехотном полку г.г. майор Вержейский, капитан Гимбут и прапорщик Понаревский жестокостями своими вывели из терпения солдат. Общая жалоба нижних чинов побудила меня зделать подробное исследование, по которому открылись такие неистовства, что всех сих трех офицеров принужден представить я к военному суду. Да испытают они. в солдатских крестах, какова солдатская должность. Для них и для им подобных не будет во мне ни помилования ни сострадания.
И что ж? Лучше ли был баталион от их жестокости? Ни частной выпрарки, ни точности в маневрах, ни даже опрятности в одеянии — я ничего не нашел; дисциплина' упала, а нет солдата в баталионе, которой бы не почувствовал своими плечами, что есть у него начальник. После сего примера, кто меня уверит, что
|
|
есть польза в жестокости и что русской солдат, сей достойный сын отечества, которой в целой Европе почитаем, не может без побоев быть доведен до исправности. Мне стыдно распространяться более о сем предмете, но пора быть уверенным всем тем г.г. офицерам, кои держатся правилам и примерам Вержейского и ему подобных, что я им не товарищ, и они заблаговременно могут оставить сию дивизию, где найдут во мне строгого мстителя за их беззаконные поступки.
Обратимся к нашей военной истории: Суворов, Румянцев, Потемкин, все люди, приобревшие себе и отечеству славу, были друзьями солдат и пеклись об их благосостоянии. Все же изверги, кои одними побоями доводили их полки до наружной исправности, все погибли или погибнут — вот примеры, которые ясно говорят всем и каждому, что жестокое обращение с нижними чинами противно не только всем правилам, но и всем опытам. В заключение чего об’являю по дивизии: 1-е г. маеру Вержейокому отказать от баталиона, а на место его «назначаю 32 егерского полка майора Юмина, 2-е г. капитану Гимбуту отказываю от роты,
3- е г. прапорщику Понаревскому отказываю от всякого рода команды, 4-е всех сих офицеров представляю к военному суду и предписываю состоять на гоубвахте под арестом впредь до разрешения начальства'.
Кроме сего, по делу оказалось менее виновными следующие офицеры, как-то: порутчику Васильеву во уважение того, что он молодых лет и бил тесаками нижних чинов прежде приказов г. главнокомандующего, г. корпусного командира и моего, майорам: Карчевскому ,и Данилевичу, капитану Парчевскому, штабс- капитанам Станкевичу и Гнилосирову, порутчикам Калкювскому и Тимченке и подпорутчику Китищину за самоправные наказания, за битие из собственных своих рук, делаю строгий выговор. Об’являю им две вещи: .первую, что так как многие из них не опрошены комиооиею, то ,могут они, если чувствуют себя невинными, рапортом прямо на мое имя требовать суда, но тогда подвергнутся всем последствиям1 оного, и 2-е, что ежели еще за ними откроются таковые поступки, то подвергнутся участи Вержейского, Гимбута и Понаревского.— Предписываю приказ сей прочитать >по ротам и об’явить совершенную мою благодарность нижним чинам за- прекращение побегов в течение моего командования.
Подлинной подписал командир 16 пехотной дивизии
генерал-майор Орлов 1-й.
|
|
7.
Проект судебной реформы.
(Из записки Н. И. Тургенева, представленной в ноябре 1822 г. адмиралу Н. С. Мордвинову)3)
Для улучшения настоящего в России судопроизводства потребно ввести в оное:
1) Словесное производство дел.
2) Гласность судопроизводства.
3) Отделение и независимость части судной от правительственной.
4) Устройство судов, адвокаты и стряпчие.
В устройстве процесса уголовного вообще ныне существуют две различные системы оного. По одной из сих систем процесс производится в виде исследования, по другой процесс производится в виде обвинения. Первая система стремится к вынуждению от обвиняемого или подсудимого признания в вине, ему приписываемой; вторая стремится к уличению его. В первой занимают важное место допросы, делаемые посудимому; во второй—показания свидетельские. Первая основывается на исчислении доказательств, ведущих к осуждению; вторая, не занимаясь таковым исчислением доказательств, ищет основание приговору в уличении приговариваемого.
В России первое несовершенство следственной Методы состоит в том, что следствие поручается чиновникам, не к судебному ведомству принадлежащим. Второе — священническое увещание, употребляемое для вынуждения признания от подсудимого...
Система вынуждения признания ведет у нас еще к другому пагубному обыкновению: к пристрастному допросу, которое есть не что иное, как пытка. Хотя таковой допрос законами воспрещен, но часто оный на самом деле употребляется и признается необходимым на том предрассудке, что без сего вынуждения нельзя от обвиняемого добиться признания.
Сие зло не может быть истреблено, как только с совершенным отвержением вынуждения и принятия системы уличения, с узаконением спрашивать не обвиняемого, а свидетелей, соображать обстоятельства дела, а не ответы неполные, противоречащие один другому допрашиваемого, часто глупого, часто устрашенного, всегда же пред судом в понятии и чувствах смущенного...
Петр Великий постановил законом «и самое признание подсудимого не почитать достаточным доказательством виновности». Но сей закон почти всегда на суде забыт бываем.
|
|
*) «Архив гр. Мордвиновых», т. VI, СПБ. 1902 г., стр. 293—312. Записка эта, предвосхищавшая в своих основаниях почти на полстолетия «судебные усгавы> 1861 гм никаких практических последстаий не имела и осталась без движения в бумагах Н. С. Мордвинова.
|
|
Оставляя нынешние наши законы в полной силе относительно доказательств, можно бы, с великою пользою, допустить на суде и решение не по точным словам закона, но по убеждению, коль скоро сим решением наказание законное уменьшается.
Нет причины мыслить, чтобы учреждение суда присяжных в России было сопряжено с непреодолимыми препятствиями. Нам оно не чуждо. Судебник представляет нам остов плода свободы диких германцев; суд целовальников издревле в России существовал.
Но возможное в лесах германских почему невозможно теперь в России? Учреждение, существовавшее во времена Иоанна Грозного, почему не может быть воскрешено и усовершенствовано во времена Александра? Все благое, все общеполезное вводить гораздо легче, нежели как обыкновенно думают. Доброе предположение всегда само по себе содержит некоторый залог хорошего исполнения...
Об отдельности и независимости части судной от правительственной. г
Отдельность судебной части от правительственной состоит в отстранении всякого влияния чиновников исполнительных не только на судопроизводство, но даже и на самое следствие, которое, хотя и может иногда производимо быть чиновниками исполнительной или полицейской части, но не иначе, как по точным предписаниям и под исключительным надзором суда.
Независимость власти судной состоит в безответственности оной и в беспрекословном исполнении приговоров, произносимых ею по известным правилам и обрядам, без всякого участия власти правительственной.
Дабы на самом деле оградить и сделать действительною сию независимость, законодатели некоторых государств перенесли оную на самые лица, постановив несменяемость судей.
Gwe отделение есть корень правосудия, которое, в свою очередь, есть корень гражданского благополучия людей.
Наше законодательство отделяет часть судную от правительственной; но вм'есте с сим освящает и смешение сих властей, предоставляя следствие чиновникам власти исполнительной, обязывая начальника правительственной части в каждой губернии пересматривать решение уголовной палаты и допуская рассмотрение дел судных в общем собрании Правительствующего Сената, в коем присутствуют и члены, для исполнительной власти определенные.
Для производства следствия должны быть учреждены особые чиновники судебной власти.
Так как и самое предание суду должно происходит не иначе, как по приговору судейскому, то всего приличнее, кажется, учредить особые следственные суды, которые решали бы о предании обвиняемого суду или о прекращении всякого над ним дела.
Восстанпо декабристов. 5
|
|
Об адвокатах и стряпчих.
Люди судятся и осуждаются у нас без законной защиты, ибо не имеют законных защитников. Хорошее законодательство требует, чтобы всякий подсудимый непременно имел адвоката. Суд не должен приступать к делу, пока подсудимый не представит адвоката, и, в случае нужды, сам такового назначает.
Весьма полезно было бы допустить почетных адвокатов. В сие звание могли бы вступать все люди, другим частям службы, другим занятиям себя посвятившие. Принятие звания почетного адвоката людьми, пользующимися общим уважением, возвысило, облаго- родствовало бы сие достоинство.
Сословие адвокатов может быть рассадником для сословия судей. ' * -I
Учреждение сословия адвокатов представляется тем необходимее, если приняты будут вышеприведенные предложения о гласности, о словесном делопроизводстве и т. д.
|
|
Союз Спасения.
(1«16 — 1817.)
Союз Опасения, и ли, как называл его Пестель, общество истинных и верных сынов отечества, был первой конспиративной «организацией, преемственно связанной с последующими тайными политическим обвинениями декабристов — Союзом Благоденствия и Обществами Южным и Северным г).
Как указывает в своих показаниях и записках один из учредителей Союза Спасения—кн. С. П. Трубецкой, «первое начатие» общество Ш'лучило в Петербурге, 9 февраля 1816 г. Из шести его инициаторш (А. Н. и Н. М. Муравьевы, кн. С. П. Трубецкой, И. Д. Якушкин, М. И. и С. И. МуравьевььАпостолы) четверо при-, надлежало к «артели», об’еданявшей передовую офицерскую молодежь лейб-гвардии Семеновского полка. Одними из первых к тайному обществу присоединились П. И. Пестель, кн. Ф. П. Шаховской, И. П. Шипов, М. А. Фон-Визин, Н. М. Новиков и Ф. Н. Глинка.
Постепенно расширяя сферу своих действий, влияния и интересов, Союз Опасения вовлек в ряды своих членов и наиболее активные элементы кружка М. Ф. Орлова, пытавшегося -перед тем организовать совместно с гр. Дмитриевым-Мамоновым «Орден Русских рыцарей» — тайное общество с программою аристократической конституции и лозунгами воинствующего национализма. Элементов и того, и другого не был, впрочем, чужд и Союз Спасения.
|
|
*) Первая критическая сводка материалов о Союзе Спасения дана В. И. Семевским в биографии декабриста М. А. Фонвизгна в изд. «Общественные движения в первой половине XIX в.», СПБ., 1U05 г., т. I, стр. 16—22; много ценных дополнительных розысканий о «Союзе Спасения» сделано В. И. Семевским в его «Политических и общественных идеях декабристов», СПБ. 1909 г., стр. 417 — 420; 669 — 671; М. В. Довнар- Запольским в книге «Тай юе общество декабристов», М., 1906 г., стр. 1—26 и П. Е. Щеголевым в изд. «Декабр 1сты>, П., 1920 г., стр. 5—8.
|
|
Если Пестель в своих показаниях (от 6 а-преля 1826 г.) основные задания Союза определял, как «освобождение крестьян от крепости» и «введение монархическою 'конституционного правления», то И. Д. Якушкин «отстранение «иноземцев от влияния в государстве» полагал одной из важнейших «посредственных целей».
Отчетливые организационные формы Союз Спасения получил только в январе 1817 г.—в результате работ особой «статутной» комиссии в составе С. П. Трубецкого, П. И. Пестеля, И. А. Долгорукова и Ф. П. Шаховского. Как указывал впоследствии Пестель, «статут первого общества имел много клятв и форм, потому что составлен был в духе масонских учреждений, форм и клятв». Каждая из четырех степеней, по которой распределялись члены Союза, имела свой ритуал. «Обряды приема, — говорит Никита Муравьев, — долженствовали быть торжественные. Вступающий давал клятву сохранить в тайне все, что ему скажут, если оно не будет согласно с его мнением; по вступлении он давал другую клятву. Каждая степень и даже старейшины имели свою клятву». Это влияние масонской обрядности было далеко не случайно: многие из членов Союза были ревностными членами русских и заграничных масонских лож, формы обрядности которых могли быть легко использованы и в целях лучшей конспирации.
На первых порах вожди Союза Спасения предполагали' «ограни^ читься действием на умы и приобретением членов, пока общество усилится».
Рядовым членам общества рекомендовалось: «Подвизаться на пользу общую всеми силами, и для того принимаемые правительством меры или даже и частными людьми полезные предприятия поддерживать похвалою, а когда имеешь возможность, то и на самом деле оным содействовать; препятствовать всякому злу и для того разглашать злоупотребления чиновников по- службе и должностям их, также и всякие бесчестные поступки частных людей, которые дойдут до сведения общества... Тех, на кого кто лично действовать может, отвращать от дурных дел советами своими. Обязанности были: содействовать к сей цели показанными мерами, приискивать людей способных и достойных войти в состав общества; о таковых давать заранее Обществу знать, чтобы можно было собрать о них каждому члену сведение, не удостоверяться о достоинствах и доброй нравственности их по одним слухам, но стараться изыскивать средства, испытывать их. Самим! членам вести себя и поступать во всех отношениях как по службе, так и в част
|
|
ном быту таким образом, чтоб никогда не заслужить ни малейшей укоризны».
В бумагах Ф. Н. Глинки сохранилась очень любопытная «памятка», представлявшая собою программу его деятельности как члена Тайного Общества: «Порицать: 1) Аркачеева и Долгорукова; 2) военные поселения; 3) рабство и палки; 4) леность вельмож; 5) слепую доверенность к правителям канцелярий (Геттун и Анненский); 6) жестокость и неосмотрительность уголовной палаты; 7) крайнюю небрежность полиции при первоначальных следствиях; желать открытых судов»...
Однако полагать, что требованиями морального воздействия на общество и правительство отраничивались задания Союза Спасения, нет никаких оснований. «Тайное Общество» — утверждал в одном из своих показаний Пестель, — «было революционнее с самого начала своего существования и во вое продолжение не переставало никогда быть таковым. Перемены, в нем1 происходившие, касались собственно его устройства и положительнейшето раз’ясненш его цели, которая всегда пребывала революционная. О ней знаш лишь немногие, а остальным говорилось глухо, что целью образования Общества есть введение нового порядка в управлении». Конечная цель Союза — как подтверждают показания и И. Д. Якушкина — «предполагалась быть известной одним только членам высшей степени, равно как и намерение в случае смерти царствующего в то время императора не прежде принести присягу наследнику, как по удостоверении, что в России единовластие будет ограничено представительством». Таким образом1, еще в Союзе Спасения серьезно учитывались те возможности, которые предопредели™ схему действий Северного Общества в дни междуцарствия 1825 года.
Ряд дошедших до нас свидетельств о Союзе Спасения позволяет с совершенной определенностью утверждать об очень рано обозначившемся расслоении в среде его членов. Раскол обозначился, правда, не по идеологической линии, а по вопросам чисто тактического порядка; разногласия определялись не принципами, а темпераментами; спор шел не столько о способах, сколько о сроках. Если большинство деятелей Союза не склонно было- выходить из усвоенных в самом начале рамок внешней лойяльности, то в рядах влиятельного меньшинства были сторонники дворцового переворота и немедленного осуществления цареубийства.
Неясности устава», основанного — по официальной формула ровке Никиты Муравьева — «на клятвах, правиле слепого повино
|
|
вения, проповеди насилия, употреблении страшных средств» и> т. п. — открывали полный простор для подобного -рода расхождения, что необычайно нервировало и заставляло постоянно быть настороже умеренных вождей Тайного Общества.
Поход гвардии осенью 1817 года «в Москву, где на несколько месяцев об’единилось очень много членов Союза, решено было использовать для коренной его реорганизации. В соответствии с тенденциями большинства, в основу нового уста!ва приходилось положить принципы «медленного действия на мнения». Союз Спасения был об’явлен закрытым, и, впредь до утверждения новых статутов, учреждено временное тайное общество под названием Военного, об’единившее, по характерному утверждению4 И. Д. Якушк'ина, «всех порядочных людей нз молодежи, бывшей тогда в Москве». Во главе двух управ, руководивших деятельностью Военного Общества, -стали Никита Михайлович Муравьев и А. А. Катенин.
|
|
Союз Благоденствия.
(1818 — 1821.)
Работа по составлению нового устава была значительно облегчена присылкой из-за «границы кн. Ильей Долгоруким печатного статута прусского, патриотического союза Добродетели (Tugend- bund), действовавшего в 1808 —1809 гг. и сыгравшего, как известию, довольно крупную роль в деле национального возрождения Германии. Уста® этот признано было желательным «применить к состоянию России», и в результате четырехмесячной работы редакционной комиссии в составе Никиты и (Михаила Муравьевых, кн. Трубецкого и Петра Колошина появились «Законоположения Союза Благоденствия», или «Зеленая Книга» -(как назывался статут по цвету его переплета).
От 'Своего немецкого образца устав этот резко отличался лишь двумя пунктами, свидетельствовавшими — с одной стороны — о большем радикализме русского, тайного общества в ©опросах чисто политических и — с другой стороны — об определенном консервативном уклоне его в области социально-экономической1).
|
|
4) Важнейшими исследованиями, носвященными Союзу Благоденствия, являются следующие: А. Н. Пыпин, «Общественное движение в России при Александре Ь, изд. 4-ое, СПБ., 1908, стр. 547—576 (не ссы-
|
|
Так, из немецкого устава при приспособлении его к русским условиям из’яты были, во-первых, все параграфы, гласящие о верности царствующему монарху и династии1, и, ео-вторых, статьи, требующие от членов тайного общества обязательного освобождения их крепостных крестьян.
Рассчитывая «распространением между сооте честве нни ков истинных правил нравственности и просвещения споспешествовать правительству к возведению России на степень величия и благоденствия». Союз предусматривал четыре основных сферы деятельности своих членов: 1) человеколюбие, 2) образование, 3) правосудие, 4) общественное хозяйство.
Если основываться на известных нам «Законоположениях», можно считать, что целями широкого ©непартийного' об’единен и я интеллигентных сил для 'культурно-просветительной деятельности, призывами .к личному почину и проповедью «малых дел» — в рамках существующего политического и социального строя — исчерпывались задания новой тайной организации.
Как свидетельствует в своих воспоминаниях юн. Е. П. Оболенский, лишь «в дали туманной, недосягаемой виднелась окончательная цель — политическое преобразование общества, когда все брошенные семена созреют, т образование общее 'сделается доступным для массы народа». Несколько более четко говорит о tomi же <в своих показаниях секретарь Коренного Совета Союза Благоден- сгоия С. М. Семенов!
«Сокровенной целью, (известной вначале только главным членам и которую впоследствии проникли и прочие члены, было представительное правление. Для достижения сей цели необходимыми средствами признаваемо было умножить сколько можно более число членов, усилить просвещение, распространить политические понятия и овладеть мнением об щес TBienn ы м».
До нас дошло несколько авторитетных свидетельств о работе над «сокровенной» второй частью устава Союза, но, поскольку эта
лаемся на последнее. 5-ое издание, так как из него устранены важнейшие «приложения»4; М. В. Довнар-ЗапольскиЙ, «Тайное общестьо декабристов». М., 1906, стр. 27—84; П. Е. Щеголев, «Исторические этюды». СПБ., 1913, стр. 173-198; В. И. Семевский, «Политич. и обществ, идеи декабристов». СПБ., 1909, стр. 419—446: С. Н. Чернов, «Несколько справок о Союзе Благоденствия перед Московским с’ездом 1S21 г.». Саратов, 1924 и его же, «К истории политических столкновений на Московском с’езде 1821 г.», Саратов, 1925 г.
|
|
работа дальше черновых проектов не пошла, поскольку большинству членов она осталась неизвестной, мы серьезно учитывать ее значение в направлении деятельности Союза Благоденствия не можем. Наоборот, именно отказом от определенной и для всех обязательной политической платформы, открытием широкого доступа в «управы» элементам, оппозиционность которых не шла далее сочувствия филантропической проповеди «Зеленой Книги» — об’ясняется тот успех, который имела новая тайная организация в первые полтора года своих действий. К осени 1819 г. — как свидетельствуют воспоминания Н. И. Тургенева и «Записка» М. К. Грибовского — в Союзе Благоденствия было не менее 200 членов — цифра, значительность которой оттеняется справкой хотя бы о числовом составе Союза Спасения, едва ли об’единявшем даже в период своего расцвета более трех десятков работников.
На первых порах наиболее оживленно протекала работа Союза Благоденствия в Москве, но успех этот организация имела здесь не за счет старых дворянских тоезд, а столичного гвардейского офицерства. С возвращением гвардии в Петербург, туда переместился и «Коренной Совет» Союза, а оставшиеся в Москве члены (около 30) были прикреплены к двум «управам», одной из которых руководил Александр Муравьев, а другой —кн. Ф. П. Шаховской.
В Петербурге деятельность Союза развернута была гораздо шире,— кроме ячейки Коренного Совета и дружеских об’единений тех или иньгх членов, там работали три управы — при полка»? Егерском, Измайловским и Московском, а также весьма успешно развивалась целая сеть особых «вспомогательных» обществ («Союз Русских», собиравшийся у Капнистов, Измайловский кружок, общество, основанное Ф. Н. Глинкой и Перетцом, «Зеленая Лампа»), ■построенных по типу совершенно автономных организаций, но всегда находившихся через кого-либо из своих учредите чей в некоторой связи с «Коренным Советом» Союза. В приводимых далее воспоминаниях одного из виднейших деятелей Союза Благоденствия— 'кн. С. П. Трубецкого и «Записке», представленной ген. Бенкендорфу быв. членом Коренного Совета М. К. Грибовским, довольно четко охарактеризована работа по проведению в жизнь «законоположений» Зеленой Книги. Однако, далеко не во всех филиалах Союза Благоденствия устав этот пользовался признанием и авторитетом. П. И. Пестель, вождь левого крыла Союза, с самого ^начала протестовавший против усвоенного в Москве нреж-
|
|
ними вождями Союза Опасения «умеренно либерального» курса, прямо склонен был считать «содержание Зеленой Книги не чем иным, как пустым отводом- от настоящей цели на случай открытия общества и для показания вступающим»*. С переездом в Туль- чин — главную квартиру 2-й армии — он вместе с полк. Бурцевым кладет основание новому разветвлению Союза — и вдохновляемая им управа, ее довольствуясь «медленным действием на умы»,— з порядок дня ставит вопрос о необходимости насильственного ниспровержения существующего политического и социального строя. Тульчинокие директивы определяют позицию и мощной Бессарабской ячейки Союза (с ген. М. Ф. Орловым1, В. Ф. Раевским и К. А. Охотниковым во главе) при 16-й пехотной дивизии. С конца
1819 г. с «южными»' настроениями Коренному Совету приходится тем более считаться, что- как раз правое крьгло Союза в это время обнаруживает определенные признаки разложения.
Особенно тяжелым ударом для вождей Тайного Общества явился неожиданный развал обеих московских управ. Как устанавливает новейший последователь этого периода С. Н. Чернов,— в Москве не оказалось ни «подходящих к строительству сильной организации дворянских элементов» ни «людей, способных вести повседневную планомерную работу такой политической организации, руководить ее внутренней жизнью, поддерживать и расширять ее связи в обществе, утверждать и углублять ее значение bio враждебном* ей внешнем политическом* мире». От’езд из Москвы одних членов (Фон-Визин, Якушкин, М. Муравьев, С. Семенов) и трения среди других ускорили полную ликвидацию управ, а сам организатор их и вдохновитель — Александр Муравьев — даже формально порвал все связи с Союзом.
По тем же причинам, которые не позволили- развернуть работы в Москве, не имели успеха- и опыты заведения управ в Нижнем- Новгороде, в Тамбове, в Смоленске и в Полтаве.
Ослабленное отказом от политической деятельности А. Н. Муравьева и от’ездом за границу кн. С. П. Трубецкого консервативное крыло Союза Благоденствия было бессильно противостоять влиянию появившегося в конце 1819 г. в Петербурге Пестеля. Его деятельная пропаганда необходимости государственного переворота увлекает наиболее активных членов петербургской организации; они поддерживают Пестеля, когда он ставит на1 обсуждение Союза вопросы), совершенно непредусмотренные законоположениями «Зеленой Книги». Так, Пестель блестяще проводит обсу
|
|
ждение вопроса о формах правления и добивается в январе 1820 г. признания большинством голосов желательное™ для России республиканского строя, а ©скоре пытается из этого постановления сделать и соответствующие тактические выводы, т.-е. поднимает старый вопрос о методах скорейшей лик©идации самодержавия и порядке введения «временного правления». Добиться определенных решений в этой области Пестелю, правда, не удалось, но все в мае 1820 г. он возвращается в Тульчин, получив согласие Коренного Со/вета т значительное расширение прежних рамок агитации и пропаганды.
Если радикальный уклон петербургских верхов Союза Благоденствия в значительной степени определялся крепнущим курсом правительственной реакции, противостоять которой, пользуясь рецептами «Зеленой Книги», как доказывал Пестель, было политической наивностью, то «во глубине России» сознание необходимости перехода к более решительным действиям диктовалось тем крахом, которым неюбежно оканчивались на местах .все опыты использования легальных возможностей. Чрезвычайно характерно, что работавший в Смоленской глуши, «сидящий на земле» образцовый сельский хозяин И. Д. Якушкин является к осени 1820 г. наиболее энергичным пропагандистом коренной реорганизации Союза. Выступив перед тем с проектом адреса к императору Александру I, который должен был содержать требование от имени всех членов Союза Благоденствия созыва — ввиду бедственного состояния народного хозяйства —Земской Думы, он скоро убеждается в безнадежности этой затеи hi старается компенсировать ее под’ем ом деятельности всех тайных обществ, предварите льную организацию которых должен провести Всероссийский с’езд членов Союза Благоденствия © Москве.
Предложение И. Д. Якушкина/ одинаково отвечало! интересам и травой, и левой- части Союза, расслоение в котором* было- ускорено и обострено событиями^, связанными со вспышкой © Семеновском полку.
Стремление к более решительной и определенной политической деятельное™ © рядах членов Союза — с одной стороны — и беспощадная ликвидация правительством всех проявлений оппозиции — с другой — делали невозможной дальнейшую связь с тайной роганизацией для многих из оппортунистически настроенных участников старых управ. Что же касается тех деятелей Союза Благоденствия, которые склонялись к планам госу
|
|
дарственного переворота, то для них избавление от политически и морально неустойчивых элементов диктовалось элементарными требованиями предосторожности.
Сезд, открывшийся в /Москве >в первых числах января 1821 г., не был тайной для высших военных властей. Вот что писал за несколько дней до реорганизации Союза командир гвардейского корпуса ген. И. В. Васильчиков начальнику главного штаба кн. П. /М. Волконскому: «Известия, которые я только что- получил, мне кажутся столь важными, что необходимо вам их сообщить; они касаются свидания, которое должно состояться в Москве между генералом1 Фон-Виэиным, Михаилом Орловым, полковником Граббе, командиром гусарского полка, Николаем' Тургеневым», полковником Глинкой и Муравьевыми;, отцом и сыном. Уверяют, что на этом с‘езде хотят 'положить основания ассоциации, (имеющей целью освобождение крестьян и перемену правления. По имеющимся сведениям, Фан-Визин уехал отсюда в Москву, Михаил Орлов должен туда же приехать да Киева, полковник Граббе просил и- получил отпуск. Тургенев только что отправился «в -древнюю столицу, Глинка тоже просится туда же. Вы найдете весьма естественным мое уведомлен«ие|, дабы вы 'приняли» свои меры. Я не считаю это дело очень важным; но личности, которых я вам назвал, с такими сумасбродными головами, что достойны привлечь внимание правительства своими проделками» *).
Эти сведения получены были от променявшего только что звание члена Коренного Совета Союза Благоденствия на пост начальника тайного военно-полицейского розыска М. К. Грибовского, представившего впоследствии ген. А. X. Бенкендорфу точный отчет о деятельности/ Союза Благоденствия за все время- его существования. Однако о том, что организация уже почти открыта, своевременно осведомлены были и вдохновители с’езда. При таких условиях сезд мог стать лишь на один из двух путей. «Во-первых, он мог ускорить свое неминуемое столкновение с властью и пойти ‘на риск быстрого государственного переворота, без стеснения в средствах пропаганды и приемах борьбы. Такое решение требовало бы готовности 'всего состава Общества и наличия в его руках крупной военной силы. Во-вторых, он мог на длительный срок отложить столкновение с властью; тогда он должен был бы произвести незамедлительную чистку состава Общества от всех
|
|
4) «Русск. Арх.*, 1875, II, 422—444).
|
|
ненадежных элементов и спрятать в глубоком лодпольи работу его очищенного ядра. Эта два пути, действительно, отчетливо и вырисовались на с’езде» 1). Предложение стать на первый путь получило обоснование в речи ген. М. Ф. Орлова, настаивавшего, между прочим, на немедленном устройстве тайной типографии для печатания и широкого распространения нелегальной литературы и на заведении фабрики фальшивых ассигнаций для получения необходимых оперативных средств и подрыва кредита правительства. Предложение это было резко отклонено, вожди с’езда стали на второй путь и, прокламировав закрытие Союза Благоденствия!, занялись строительством новых конспиративных ячеек.
1.
Условия возникновения первых тайных организаций 2).
Я вернулся на родину в конце 1816 года. Толчок, данный умам только что происшедшими событиями, или скорее возбуждение, ями произведенное, были очевидны. Именно с момента возвращения русских армий 0 свою -страну либеральные идеи, как гово^ рили тогда, начали распространяться в России. Кроме регулярных войск, большие массы народного ополчения также видели, заграничные страны: эти ополченцы всех рангов, переходя границу, возвращались к своим очагам и рассказывали о том, что они видели в Европе. Сами события говорили громче, чем. любой человеческий голос. Это была настоящая пропаганда.
Это новое настроение умов сказывалось преимущественно в тех местах, где были сосредоточены войска, особенно же в С.-Пе- тербурге, деловом центре, включавшем- многочисленные гарнизоны из отборных войск.
В таком государстве, как Россия, где мнения не могут обнаруживаться путем печати* о мнениях публики можно осведомиться не иначе, как прислушиваясь к разговорам, вникая в то, что чаще всею говорится, и внимательно наблюдая за всем, что происходит.
В странах, подчиненных деспотизму, общественное мнение проявляется также с помощью рукописной литературы, вроде той, которая обращалась во Франции перед 1789 г. в форме сатирических стихов и песен. Эта литература, распространявшаяся контрабандой, указывала на направление и настроение умов в России'. Тогда появилось довольно много произведений этого рода, замечательных как по силе сатиры, так и по высоте поэтического вдохновения. Маленькие шедевры, дотоле небывалые, показывали, что дни, когда они расцвели, были эпохой оживления, надежд и,
|
|
4) С. Н. Чернов. Несколько справок о «Союзе Благоденствия» перед Московским с’ездом 1821 г. Саратов 1924 г., стр. 32.
|
|
2) Н. Тургенев. «Россия и Русские», том 1,1915-г., стр. 59—63,67—69.
|
|
надо прибавить, здравого смысла и глубокой мысли. Периодическая печать также участвовала в этом движении умов. Предметы, до тех лор остававшиеся недоступными для публичного обсуждения, разбирались в серьезных сочинениях. Пресса больше прежнего занималась тем, что происходило в других странах и особенно во Франции, где производился опыт введения новых учреждений. Имена знаменитых французских публицистов были в России так же популярны, как и у себя на родине, и русские офицеры, забывая только что павшего в борьбе великого полководца, сроднились с именами Бенжамена Констана и некоторых других ораторов и писателей, которые как будто предприняли политическое воспитание европейского континента.
Я слышал, как люди, возвращавшиеся в С.-Петербург после нескольких лет отсутствия, выражали свое изумление при виде перемены, происшедшей во всем укладе жизни, в речах и даже поступках молодежи этой столицы: она, как будто, пробудилась к новой жизни1, вдохновляясь все<м, что было самого благородного и чистого в нравственной и политической атмосфере. Особенно гвардейские офицеры обращали на себя внимание свободой своих суждений и смелостью, с которой они) высказывали их, весьма мало заботясь о том, говорили ли они в публичном месте или в частной гостиной, слушали ли их сторонники или противники их воззрений. Никто не думал о шпионах, которые в ту эпоху были почти неизвестны.
Правительство, далекое от мысли бороться с тем направлением, которое, видимо, принимало общественное мнение, показывало своими действиями, что его симпатии были на стороне здравомыслящей и просвещенной части населения. Доказательством тому могло служить поведение императора в Польше. В речи, произнесенной при открытии сейма в Варшаве, Александр вполне определенно об’явил, что его намерение было даровать также и России представительные учреждения.
Но дело не ограничилось дарованием Польше конституции. В присутствии различных лиц и, между прочим, дам, с которыми он любил вести непринужденные разговоры, император об’явил о своем твердом- решении отделить от Империи прежние польские с губернии и присоединить ик к только что учрежденному царству.
Как бы то ни было, именно это предполагаемое намерение императора включить в состав царства Польского старинные области Польши сделало в России непопулярными все мероприятия Александра, направленные в пользу поляков. Не будь страха перед этим, пожалование Польше конституции не возбудило бы в русских того острого раздражения и той зависти, которые охватили русское общество. Возможно даже, что если бы дарование Польше конституции предстало перед глазами русского общества отдельно от других фактов, то единственным результатом этого было бы возникновение у одних и укрепление у других желания увидеть распространение подобных же преимуществ и на свою родину.
|
|
Мьр сказали, что Александр обнаружил намерение даровать также и России представительные учреждения; мы можем прибавить, что он не думал ограничиться простым обещанием. Самодержец действительно велел выработать проект конституции для своей империи... Составление проекта было возложено на Новосильцева, императорского комиссара в Польше. По мере выработки различных частей, он представлял их для одобрения императору. В главе о выборах членш народного собрания было сказано, что депутаты назначаются избирателями. Что могло быть проще и естественнее этого? Тем не менее 'император остановился на этом параграфе и сделал замечание, что избиратели могут назначать таким образом1, кого им заблагорассудится: «Панина, например». А как раз Панин, бывший министр иностранных дел, впал в немилость у его величества. Статья была тотчас же изменена, и избирателям решили предоставить лишь право представлять трех кандидатов, из числа которых правительство избирало бы депутата. Что может бйть курьезнее такого способа фабриковать конституции!
Еще в тот короткий период либерализма, о котором мы говорили выше, при отблесках этой молниеносной идейной вспышки— если так можно выразиться—некоторые молодые люди задумали дать планомерный толчок новым идеям и способствовать их практическому осуществлению.
•Находясь в Германии во время военных действий, они слышали о существовании тайных обществ; они усвоили идею этих обществ и решили об’единить в союзе, организованном- наподобие этих обществ, лиц, проявлявших рвение к общественному благу. Спешу с самого начала поставить на вид, что русское правительство в то» время внушало вообще так мало недоверия, казалось, даже в такой мере настроенным в пользу благодетельных реформ, что среди основателей общества шла речь о том, не следует ли обратиться к правительству за поддержкой. Лишь из опасения, что их намерения будут не поняты, они решили действовать без помощи' и без ведома императора. Если в этом обстоятельстве сказалась неопытность* первых основателей тайных обществ в России, то этим доказывается также их искренность и безобидность их намерений.
|
|
2.
Организация Союза Спасения ').
Некоторые молодые люди, бывшие за отечество и царя своего на поле чести, хотели быть верной дружиной вождя своего и на поприще мира. Они дали .друг другу обещание словом и делом содействовать государю своему во всех начертаниях его для блага
|
|
О Записки кн. С. П. Трубецкого. СПБ. 1907 г., стр. 11—13.
|
|
Г
своего -народа. Их было мало, но онм уверены были, что круг их ежедневно будет увеличиваться, что другие, him подобные, не захотят ограничиться славою военных подвигов w пожелают оказать усердие свое и любовь к отечеству не одним исполнением возложенных службою обязанностей, но посвящением всех средств и способностей своих на содействие общему благу во всех его* видах.
От поступающих в это маленькое общество требовалось: 1-е, строгое исполнение обязанностей по службе; 2-е, честное, благородное «и безукоризненное поведение в частной жизни; 3-е, подкрепление словом! всех мер и предположений государя к общему благу; 4-е, разглашение похвальных дел и осуждение злоупотребления лиц по их должностям. Действие общества должно было основываться на том рассуждении, что мнопие из правительственных лиц и частных людей будут восставать против некоторых намерений императора (как, напр., было касательно свободы крестьян), и, следовательно, как бы ни был слаб голос тех, которые стали бы их оправдывать, — но беспрерывное склонение в обществе разговора на известный предмет и оправдание его убедит многих, даст силу правительству привес™ в исполнение свое блаше намерение.
Сначала молодые люди ограничивались только разговорами между собою. Еще неизвестно было, что именно государь намерен был сделать; но в уверенности, что он искренно' желает устроить благо России, «решено было дать форму обществу и определить порядок действий, которыми намерены были поддерживать и подкреплять предположения государя. 9 февраля 1816 года Пестель, Никита Муравьев, Сергей Шипов и Трубецкой положили основание обществу. К ним пристали Александр Николаевич Муравьев, Николай Новиков (бывший правитель канцелярии у кн. Репнина), Илья Бибиков, князь Илья Долгорукий, Федор Николаевич Глинка, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостол, князь Павел Петрович Лопухин и Якушкин. Пестелю, Долгорукову и Трубецкому поручено было написать уста© Общества. Последний заеялся правилами принятия членов и порядком действий их в обществе; Долгорукий — целью общества и занятиями его для ее достижения; Пестель — формою принятия и внутренним образованием. Он имел пристрастие к формам масонским и хотел, чтобы некоторые подобные были введены для торжественности. При первом общем! заседании для прочтения и утверждения устава, Пестель поселил в некоторых членах некоторую недоверчивость к себе; в прочитанном' им1 вступлении он сказал, что Франция блаженствовала под управлением комитета общественной безопасности. Восстание против этого было всеобщее и оно оставило невыгодное для него впечатление, которое никогда не могло 'истребиться и которое навсегда поселила к нему недоверчивость...
Масонские формы, введенные в заседаниях и в принятии членов, затрудняли действие общества и вводили какую-то таинственность, которая была в противности с характером большей части членов.
|
|
Они хотели действия явного и открытого, хотя и положено было не разглашать намерения, в котором они соединялись, чтобы не вооружить против себя неблагонамеренных. Общих собраний не требовалось, но только частные свидания для сообщения предметов, требовавших распространения сведений о них в публике. И потому положено было, чрез непродолжительное время, изменить в этом отношении устав, как признанный неудобным’ в приложении.
|
|
3. Из показаний Пестеля х).
Настоящая цель первого общества была введение монархического конституционного правления; а одно освобождение крестьян от крепости было целью при самом первом начале и весьма короткое время, но вместе с принятием устава об устройстве общества принята и цель конституции, о которой говорилось однакоже членам не прежде, как во второй степени!, а в первой при начальном принятии говорилось только глухо, о введении нового порядка.
|
|
4.
Из записки М. Ф. Орлова 2).
Общество состояло1 из трех степеней: друг, брат и муж. Другом/ почитался всякий человек, имеющий свободный образ мыслей (liberal), знающий или незнающий о существовании Общества. С пе до ват ель но: другом и внесенным на их регистр мог быть всякий, кто бы он ни был и совершенно без ведома, ни согласия.— Братом назывался тот, кто дал клятвенную обязанность на свою верность,, но коему тайна'общества не была открыта. Мужем наречен был тот, кто знал тайну и дал клятву.
|
|
5.
Из показаний кн. С. П. Трубецкого 3).
Бояре (так назывались первоначальные члены) обязаны были, когда число их каким-нибудь образом уменьшится, стараться о пополнении оного новыми достойными членами, дабьг Общество от
|
|
4) Дело Пестеля Госарх. I. В. № 394, л. 203.
|
|
2) М. В. До внар-За польский. Мемуары декабоистов, стр. 4.
|
|
М. В. Д о в н а р-3 апольский. Мемуары декабристов. Киев, 1906, стр. 75-76.
|
|
убыли членов разрушаться не могло *). Присяга была: стремиться к цели Общества, хранить обязанности, покоряться решениям верховного Собора Боляр (так называлось главное управление). Точных слов присяги вспомнить не могу. Члены должны были собираться два раза в месяц или в каждом собрании назначать день на последующее по возможности, — упомнить не могу. Для собраний обрядов не было, были только для принятий, они были на!Ггисаны особо при уставе; сколько упомнить могу, взяты были с некоторых обрядов масонских, но большая часть членов обрядов сих не хотела, так они и остались в забытьи...
Для управления, когда бы число членов размножилось, полагалось сделать округи, из коих «каждый управлялся бы одною главною думою под председательством уполномоченного на то от верховного собора болярина; под ведомством сих главных дум были бы еще управы, из членов 2-го и 3-го разряда; а управляющие думами боляре сносились бы с верховным собором посредством одного из его членов," избирая его по собственному произволу. — Где болярин полномочия не имел, там он, если имел постоянное пребывание, то относился к полномочному и имел заседание в главной Думе.
Вот все, что имею я сказать об Обществе, учрежденном в 1816 году. Оно в ход не пошло. Члены, составившие его с самого почти начала его учреждения, большею частью раз’ехались; оставшиеся находили, что действие бьгло затруднительно и не значаще, оттого очень к нему охладели2). Преобразовать и не умели, и не могли потому, что должны были бы сие сделать по общему всех боляр согласию. Отраслей никаких завести не могли; и так оно осталось до 1818 года, когда положили истребить устав и составить что-нибудь удобнейшее к исполнению.
|
|
6.
Из «донесения» Следственной Комиссии.
Некоторые члены (в том числе Пестель) уехали из Петербурга; иные находили неопределительность в цели, неудобства в исполнении предписаний устава; друпие, особенно из тех, коим было только предложено вступить в Союз, между прочим, Михайло Муравьев, брат Александра, Бурцов, Петр Колошин, Якушкин, Фон-Визин, не иначе соглашались, как с тем, чтобы Общество
|
|
4) И сказано было, что если б каким-нибудь образом случилось так, что из всех боляр один только остался, то он должен также стараться о восстановлении общества. Имя боляр (т.-е. название болярин) должно было быть тайною для других членов.
|
|
2) Особенно нашли тогда, что приобретение новых членов вовсе невозможно тем, что по уставу требовалось от предлагающего кого-либо к принятию в Общество, чтоб были представлены от вводимого им, до увеюмлени /I его еще о существовании Общества, письменные доказательства о связях, знакомстве, образе^ыслей его, делаемые ответами на заданные ему вопросы.
Восстание декабристов. б
|
|
ограничилось медленным д е йствием' на мнения, чтобы Устав оного (то словам! Никиты Муравьева), основанный на клятвах, правиле слепого повиновения, и проповедывавш ий насилие, употребление страшных средств: кинжала, яда *), был отменен, и вместо оного принять другой, коего главные положения заимствованы из напечатанного в журнале «Freiwillige Blatter» устава, коим будто бы управлялся Tugendbund. Коренные члены Союза, бывшие тогда в Москее с отрядом гвардии, долго не уступали сему желанию, и замечательно, что во время сих прений, на одном собрании, где находились Александр, Никита, Сергей, Матвей Муравьевы, Якушкин, Фон-Виэин, Лунин и князь Федор Шаховской, родилась, или, по крайней мере, об’явлена в первый раз ужасная мысль о цареубийстве 2). Одного члена, Александра Муравьева, князь Трубецкой уведомлял из Петербурга, «что государь намерен возвратить «Польше все завоеванные нами области и что будто, предвидя неудовольствие, даже сопротивление Русских, о н думает удалиться в Варшаву со всем' двором и предать отечество в жертву неустройств и смятений». Сие известие, столь нелепое, как потом -признали сами члены тогдашнего Тайного Общества, (Произвело на них действие едва вероятное. Они вскричали, что покушение на* жизнь и мп ера- тора есть необходимость; один (князь Федор Шаховской), как показывает Матвей Муравьев, полагал только дождаться дня, когда будет в карауле полк, в коем- он служил 3); хотели бросить жребий, и, наконец, Якушкин, который в мучениях несчастной любви давно ненавидел жизнь, распаленный в сию минуту волнением1 и словами товарищей, предложил себя в убийцы. Он, в исступлении страстей, как кажется, чувствовал, на что решался: рок избрал меня в жертвы, говорил он; сделавшись злодеем, я не должен, не могу жить: совершу удар и застрелюсь. Вое прочие^ хотя и поздно, устрашились, или образумились и остановили его; гене- рал-маиор Фон-Визин доказывал, что известие, их смутившее, есть, без сомнения, неосновательное; с чем после и сам князь Трубецкой,
|
|
*) «Э т о было мною написано в подражании уставам некоторых масонских лож», говорит Пестель.
|
|
2) Пестель утверждает, что еще прежде, в том же 1817 юду, Лунин говорил что если при начале открытых действий общества решатся убить императора, то можно будет для сего выслать на Царскосельскую дорогу несколько человек в масках. Лунин признается, что он, между прочим, говорил это. Пестель, как показывает Матвей Муравьев, хотел набрать из молодых отчаянных людей так называемую Cohorte perdue, (обреченный на гибель отряд) и поручить начальство оного Лунину, чтоб всех изгубить, pour fair mam basse sur tous. Пестель в этом не сознается.
|
|
3) Князь Федор Шаховской, по словам того же Матвея Муравьева, из’являл в сие время готовность на ужаснейшие преступления, и другой Муравьев, Сергей, не иначе называл его, как le tigre; впоследствии он отстал от общества и жил в отдаленной от столиц деревне.
|
|
призванный ими' в Москву для объяснений, принужден был согла^ ситься; Сергей Муравьев-Аттостол, сверх того, в письменном мнении, которое прислал обществу в следующий день, представлял, что предположенное злодейство будет бесплодно: ибо Тайное Общество их не имеет еще средств оным -воспользоваться. Якушкин повиновался, но-, обвиняя сочленов своих в том, что они его побудили к преступному, ими самими осуждаемому, .намерению, он на-время разорвал связь с ними и Обществом, которое вскоре изменило свое образование, приняв новое имя Союза Благоденстви-я и предложенный новый Устав, сочиненный Александром, Михайлом Муравьевыми, «князем Сергеем Трубецким и Петром Колошиным.
|
|
7.
Организация Союза Благоденствия г).
Общество названо по предмету своей цели Союзом» Благоденствия, и эпиграф его означал твердое намерение членов посвятить всю свою жизнь исполнению этой цели. Его составляли слова спасителя: «Никто же вооложа] руку свою на рало и зря вспять упра- влен есть в царствие божие». Члены разделялись по предметам своих занятий или службы. Каждый по своей части обязан бьгл приобресть познания, могущие сделать его полезнейшим! гражданином, и сведения, потребные для содействия общества1, которое само оставалось неизменно первоначальному своему назначению-,— т.-е. к поддержанию всех тех мер правительства, от которых возможно ожидать хороших для благосостояний государства последствий; к осуждению всех тех, которые не соответствуют этой цели-; преследование всех чиновников, от самых высших до самых низших, за злоупотребления должности и за несправедливости; исправление, по силе своей и возможности, всех несправедливостей, оказываемых лицам и защита их; разглашение благородных и полезных действий людей должностных и граждан; распространение убеждения в необход | |
На главную >>>
