ВВЕДЕНИЕ

{■

В свете поставленной Программой КПСС задачи уси леиия борьбы с опасными преступлениями и полной лик­видации преступности в нашей стране вопросы правиль- S ного и точного применения уголовных законов приобре- |тают большое теоретическое и практическое значение.

{ Борьба с_щ>еступлениями r нятнрй гтраде ведется не толькоД1у£Ё£1&рй'»^нРН.!|Я уголовных зякпнпи^ но и путем использования широкого комплекса различных форм и м'етодов участия советской общественности в охране об­щественного порядка и в борьбе с преступностью.

Ярким свидетельством такой практики могут служить решения ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР о мерах по усилению борьбы с нарушениями общественного порядка.

t⁴В этих решениях обращается особое внимание на то, чтоВы23в"7ГОпутаа«»-^№сдяйлтшИГ1>т»еше»+гя-5яветных Шейуяникав и разумно сочетать в судебно-прокурор* ской пвактике предусмотренные законом суровые меры тттякязания относительно опасных преступников с мерами «дбщеоозенного воздействия и воспитания лиц, впервые допустивших малозначительные правонарушения и спо- —-шовных «правиться без изоляции от обществу¹. ^

<—"ТЛТастоящее время для осуществления задачи преду­преждения преступлений и полной ликвидации преступ­ности использование уголовных законов наряду с други­ми средствами еще необходимо. Поэтому необходимо и глубокое научное исследование роли и сущности совет­ского уголовного закона, за^ач и особенностей его при­менения.

В тезисах Центрального Комитета КПСС «50 лет Великой Октябрьской социалистической революции» подчеркивается, что одним из условий успешного реше-

¹ «Известия» Z7 июля 1966 г № 175.

3

ния задач коммунистического строительства является строгое соблюдение социалистической законности.

Важнейшая гарантия осуществления социалистиче­ской законности — точное соблюдение и применение со­ветских законов. От правильного понимания их полити­ческой сущности, глубокого знания специфических осо­бенностей их применения во многом .зависит высокое качество работы прокурорско-следственных и судебных органов в борьбе с преступностью.

Как показывает изучение судебной практики, нару- ■"""■"Шение отдельными прокурорско-следственными и судеб­ными работниками законности в ряде случаев обуслов­лено неправильным пониманием политической и юриди­ческой природы тех или иных уголовных законов. Более высокий уровень требований, предъявляемых к проку- рорско-следственным и судебным работникам в настоя* щее время, выдвигает задачу повышения их деловой квалификации и правовой культуры. Значительную роль в этом отношении должна играть советская юридиче­ская иаука. «Разработка важных проблем экономики и политики, философии и социологии, истории и права, других общественных наук в тесной связи с практикой коммунистического строительства ~ важнейшая задача советских ученых»¹,

Проблеме правовых норм и их применению до настоя­щего времени уделялось внимание главным образом в общей теории права. Среди работ, относящихся к этой проблеме, следует в первую очередь назвать изданный в 1960 году капитальный труд проф. П. Е. Недбайло «Применение советских правовых норм». Изучению при­роды советских правовых норм и их применению посвя­щены работы М. П. Каревой, А. Ф. Шебанова, Л. С. Яви- ча, Н, Г. Александрова, И. Е. Фарбера, А. А. Тилле и других ученых.

Значительно меньше внимания этой проблеме уделя­лось в специальной, в частности уголовноправовой, нау­ке. Тем не менее и в литературе по уголовному праву можно назвать отдельные работы по вопросам, связан­ным с учением об уголовном законе и его применении.

¹ Л. И. Брежнев, Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXIII съезду Коммунистической партии Советского Союза, М., 1966, стр. 102.

4

Это — монографии проф. М. Д. Шаргородского «Уголов* ный закон» (М., 1948), А. С. Шлялочникова «Толкова­ние уголовного закона» (М., 1960), В. Н. Кудрявцева «Теоретические основы квалификации преступлений» (М., 1963); статьи М. И. Блум, Г. А. Левицкого, М. И. Ко­валева, А. Б. Сахарова и др. Однако до сих пор нет работ, в которых вопросы применения уголовного зако­на были бы рассмотрены комплексно. •

Кроме того, имеется ряд вопросов, относящихся к учению об уголовном законе и его применению, недоста- точно либо вовсе не разработанных советской теорией уголовного права. Сюда относятся, в частности, такие вопросы, как понятие уголовноправовой нормы, соотно­шение между уголовным законом и уголовноправовой нормой, понятие н процесс применения уголовного зако­на, стадии его применения.

В настоящей работе в плане дальнейшей теоретиче­ской разработки рекомендаций по совершенствованию советского уголовного законодательства сделана попыт­ка осветить эти и другие вопросы на основе анализа действующего уголовного законодательства и практики его применения.

Работа не претендует на исчерпывающее освещение указанных-вопросов: в ней рассматриваются лишь наи­более существенные и некоторые спорные вопросы при­менения уголовного закона.

Глава первая

СОВЕТСКИЙ УГОЛОВНЫЙ ЗАКОН И ЕГО РОЛЬ В УКРЕПЛЕНИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРАВОПОРЯДКА

4

1.           Советское уголовное право как отдельная отрасль говетского социалистического права характеризуется особыми чертами, отличающими его от других отраслей прянат"'"^ '       —                                                                          ■—¹

Это различие определяется в первую очередь сферой регулируемых им общественных отношений. Советское уголоВноеТТраво регулирует особого рода отношение, ко­торое возникает между Советским государством и ли­цом, совершившим преступление. Это общественное от­ношение приобретает в определенный момент форму правоотношения между управомоченными органами го­сударства, осуществляющими борьбу с преступлениями, и лицом, совершившим преступление.

От других отраслей права уголовное право отличает­ся £аюкёГщщсущ1ш^^                                                                               уго­ловноправовых отношений, возникающих^, связи с уго­ловными правонарушениями. Уголовное право регули­рует эти отношения с помощью особых мер государст­венного принуждения — наказаний, иднако наказание в условиях возрастающего аначения убеждения и усили­вающейся роли общественного воздействия в борьбе с нарушениями общественного порядка перестает быть единственным средством борьбы с преступлениями. В эпоху строительства коммунистического общества уголовное право, как и право в целом, выражает волю и интересы всего народа. «Советские законы, воплощая в себе проверенные жизнью нормы социалистического правопорядка, являются выражением воли всех трудя-

в

ч

щихся»¹.

эгщедед;_______________ ,______ .

зации уголовноправовых норм. Это, одиако, не снимает вопроса 6 егУТфИМудитстьном ларакгёре.' Хотя нормы социалистического права соблюдаются и выполняются подавляющим большинством граждан добровольно, а метод убеждения становится главным методом государ­ственного руководства обществом, социалистическое право не теряет своей (Принудительной -силы.

В Программе КПСС говорится, что, «пока имеются проявления преступности, необходимо применять строгие меры наказания к лицам, совершающим опасные для общества преступления, нарушающим правила социали­стического общежития, не желающим приобщаться к че­стной трудовой жизни».

^ Государственное принуждение сохранится как один из неотъемлемых признаков права, пока сохранится го­сударство. До тех пор, пока в социалистическом обще­стве будут существовать преступления, сохранится в определенной мере и необходимость в уголовных зако-» нах. Вместе с тем по мере сокращения преступности будет сокращаться сфера действия уголовных законов. Меры наказания все больше будут вытесняться мерами общественного воздействия. Однако в настоящее время, пока существует преступность в нашей стране, должны быть в полной мере использованы и действие советских законов,'и сила общественного воздействия.

Признавая важнук^роль-уголовмых законе» в борьбе с преступлениями, не следует, однако, ее переоценивать. Было бы ошибочным думать, что путем издания иовых

уголовных законов или путем_________ усиле«ия_#аказуемости

предусмотренных действующим уголовным законода­тельством преступлений можно разрешить проблему искоренения преступности в нашей стране. Правильно пишет А. С. Шляпочников^.нхо_задача^усиления борьбы с преступностью отнюдь не означает необходимости вве­дения новых, более строгих иаказаний². Нельзя не со­гласиться и с проф. А. Ат-Герцензоном, когда он гово-

¹ Л. И. Брежнев, Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXIII съезду Коммунистической партии Советского Союза, стр. 102.

¹ А. С Шляпочников, Проблемы изучения причин преступ­

ности, сВопросы философии» 1966 г. № 1, стр. 21.

7

рит, что «так называемые «волевые решения» в борьбе с преступностью могут создавать- лишь кратковременные иллюзии успехов этой борьбы, но иа деле никак себя не оправдывают»¹.

Создание новых законов в социалистическом общест- ве связано с глубоким познанием и учетом объективных ‘ закономерностей общественного развития и не может основываться на соображениях конъюнктурного порядка.

Действующее законодательство должно обладать стабильностью и не подвергаться частым изменениям. Стабильноинса&койа^ааналадажнейшихларантий со­циалистической законности, -которая «создает уверен­ность в незыблемости законов Советской власти, содей­ствует воспитанию широких масс трудящихся, а также должностных лиц в духе уважения к законам и неук­лонного их исполнения, способствует созданию мораль­ной атмосферы, препятствующей попыткам нарушения закона»².

Издание новых законов должно являться результатом назревших общественных потребностей, а поскольку речь идет об уголовных законах, то оно должно основы­ваться и на глубоком изучении конкретных причин и условий, создающих возможность возникновения пре­ступлений, а также из изучении качественных изменений в их развитии.

2.           В настоящее время все большее признание полу­чает мысль о возрастающем значении научной организа­ции борьбы с преступностью. В связи с этим повышается значение конкретно-социологического метода в советской науке уголовного права. Результаты криминологических исследований должны в конечном счете определять основное направление борьбы с преступностью в целом и с ее отдельными проявлениями, из чего вытекают опре­деленные выводы и рекомендации для предупреждения преступности и для уголовного законодательства. Одна­ко научную основу процесса разработки и издания но- рых или изменения действующ#*—лггодовньц—законов ,

должен составлять не только—социоло£иче_екий__________ анализ

причин преступности и методов ее предупреждения. Важ-

¹ А. Герцензон^ На научной основе, «Советская юстиция» 1966 г. № 5, стр. 6.

*  А. С. Шляпочников, О стабильности советского уголов­ного закона, сСоветское государство и право» 1957 г. Кг 12, стр. 14,

8

но также изучение того сложного процесса, каким яв­ляется применение уголовного закона.

В отличие от конкретно-социологического метода в криминологии, имеющего целью выявление причин пре- ' ступности и условий, способствующих совершению пре­ступлений, конкретно-социологический метод в науке уголовного права ставит своей задачей изучение эффек­тивности уголовноправовых но{ш в борьбе с преступ­ностью и ее предупреждении. Проверка жизненности уголовных законов в процессе их применения имеет не­посредственное отношение к задачам изучения состояния и динамики преступности, количественный уровень кото­рой в определенной мере может зависеть от качества и эффективности действия уголовных законов. Необходи­мый материал для оценки их действенности дают изу­чение состояния преступности и судебная практика их применения.

Применение уголовных законов дает возможность обнаружить их недостатки, неполноту, казуистичность. Вытекающие отсюда рекомендации и_дредложения при­несут пользу законодательным органам лишь в том случае, если они будут опираться -на изучение широкого опыта применения-уголовных законов, что позволит избежать субъективизма при разработке и издании но­вых уголовных законов.

Проблема глубокой проверки жизненности правовых норм особенно остро возникает в период кодификации уголовного законодательства, когда встает вопрос о це­лесообразности установления новых норм, либо исключе­ния из него тех или иных норм, либо их исправления.

‘ Отсутствие глубокого социологического изучения дей­ственности правовых норм вызывает известные затруд­нения при практическом решении этих вопросов. Приме­ром может служить опыт издания уголовных кодексов после принятия Основ уголовного законодательства. Уже вскоре после введения в действие уголовных кодексов во всех союзных республиках обнаружилась необходимость переработки ряда статей в них, несмотря на то, что при­нятию кодексов предшествовала длительная работа по их подготовке. Следует, однако, учитывать, что и при тщательном изучении условий, диктующих необходимость принятия нового или изменения действующего закона, не исключается возможность его несовершенства.

9

Правильно пишет С. В. Курылев, что «максимальная научная обоснованность закона, его тщательная подго­товка должны свести к минимуму возможные нежела­тельные последствия»¹.

Нельзя также не учитывать неизбежного в ряде слу­чаев отставания закона от жизии, что бывает обусловле­но различными качественными изменениями б самой природе явлений, составляющих предмет правового регу­лирования. На этой основе иногда возникает противоре­чие между содержанием и формой правовых норм. В этом явлении находит выражение известное положение марк­сизма-ленинизма о том, что та или иная форма вследст­вие ее отставания от своего содержания никогда пол­ностью не соответствует содержанию и, таким образом, новое содержание вынуждено временно воплотиться в старую форму,, что вызывает между ними конфликт. Это положение марксизма-ленинизма может быть отнесено и к уголовному праву. Наиболее совершенный способ преодоления указанного* противоречия — своевременное исправление старого или издание нового закона.

В указанных явлениях и заключается проблема со­вершенствования правовых норм.

Не противоречит ли. однако_т_процесс совершенство­вания правовых норм 'принципу стабильноСТТГ~гаконд? Для подобного преДйОЛоже'НИЯ7”Ка1СТйы полагаем, нет оснований. €тзбм&ность"~зако»а огнюДПте-озлачает его абсолютной неизменности. Стабильность закона опреде- ляеТсй "Прежде "Всего его соответствием-интаресам « це­лям обществентшпГразвитияна основе присущих ооциа- листическому обществу объёктивны1Г~?гпсономерностей. Только такие уголовные законы укрепляют принцип стабильности, которые наилучшим образом помогают осуществлению задач предупреждения и искоренения преступности. Из этого следует, что изменения в уголов­ном законодательстве, осуществляемые в соответствии с общими задачами борьбы за победу коммунизма в на­шей стране, должны рассматриваться как реализация указаний Программы КПСС о совершенствовании норм права и дальнейшем укреплении социалистического пра­вопорядка.

¹ С, В. Курылев, Совершенствование законодательства как условие строгого соблюдения принципа социалистической законно­сти, «Правоведение» 1965 г. № 4, стр. 1Q.

V

В аж*

Важную роль в совершенствовании уголовного зако- нодательства играют подготовка новых законодательных актов И процедура их принятия соответствующими органами.

В. И. Ленин неоднократно подчеркивал необходи­мость серьезного отвошения к вопросам законодатель!- ствования. Уместно будет напомнить слова В. И. Ленина о необходимости сосредоточения законодательной дея­тельности на сессиях ВЦИК. «Надо..,— говорил В. И. Ле­нин в Отчетном докладе ЦК. РКП (б) XI съезду пар­тии,—¹ чтобы ВЦИК .работал более энергично и правильно собирался на сессиях, которые должны быть более дли­тельными. Сессии должны обсуждать проекты законов, которые иногда наспех вносятся в Совнарком без обяза­тельной надобности. Лучше отложить и дать местным работникам внимательно обдумать и строже требовать от составителей законов, чего у нас не делается»¹.

В последние годы Верховный Совет СССР и Верхов­ные Советы союзных республик приняли ряд важных законодательных актов, в том числе Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, За­коны об уголовной ответственности зз государственный и за воинские преступления, уголовные кодексы союз­ных республик. Принятию этих законов предшествовало их обсуждение на сессиях Верховных Советов, а также советской общественностью и в печати. Целесообразно было бы распространить такой порядок принятия зако­нов на- все издаваемые законодательные акты.

Обсуждение всех законопроектов на сессиях Верхов­ных Советов, а также советской общественностью и в печати обеспечило, бы более высокое их качество. Это соответствовало бы также указанию партии о том, что Верховный Совет СССР й Верховные Советы союзных республик призваны усилить работу по развитию совет­ского законодательства².

3.         В системе мер предупреждения преступлений уго- ^ ловные законы играют ва'жную рольГИх п,реДУПрез.ит«ль~н[ ноГЬйЗДейСТВйевыражается различным образом. Преж* f де всего оно проявляется самим фактом их издания и f

-*г

'' ¹ В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 45, стр. 115.

*  Л. И. Брежнев, Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXIII съезду Коммунистической, партии Советского Союза, стр. 101.

Л

установления уголовной ответственности. Уголовные законы указывают, какие'деяния признаются обществен­но опасными и какие меры наказания могут быть приме­нены в случае совершения таких деяний. Воспитательное воздействие уголовноправовых, как и всех запретитель­ных, норм проявляется в том, что они возлагают на всех граждан обязанность воздерживаться от совершения действий, запрещенных этими нормами.

Предупреждение, содержащееся в уголовных законах, хотя и выражено в общей форме, однако имеет в виду главным образом поведение тех лиц, которые в силу своей моральной неустойчивости, антиобщественных взглядов и привычек могут совершить преступления.

Об огромной силе предупредительного воздействия уголовных законов уже в момент их опубликования го­ворит опыт применения некоторых законов, изданных в последние годы. Большой интерес представляет в этой « связи опыт изучения судебной практики по делам о при­писках и других искажениях отчетности¹. Изучение этого опыта показало, что Указ Президиума Верховного Со­вета СССР от 24 мая 1961 г. «Об ответственности за приписки и другие искажения отчетности о выполнении планов» имел большое предупредительное значение. Из числа изученных в Верховном Суде СССР дел лишь по

6,              6% Дел преступления были совершены после издания Указа. По всем остальным делам (93,4%) приписки н другие искажения отчетности о выполнении планов были совершены до издания упомянутого Указа. Данные, при­веденные в статье И. Якименко, показывают, что коли­чество дел о приписках и других искажениях отчетности

о  выполнении планов в первые месяцы 1962 года суще­ственно уменьшилось.

Целям предупреждения преступлений служит ряд норм Общей части уголовного права. Таким характером отличается, например, ст. 16 Основ уголовного законо­дательства и соответствующие статьи уголовных кодек­сов союзных республик, предусматривающие освобож­дение от уголовной ответственности в случае доброволь­ного отказа от доведения начатого преступления до конца. Цель предупреждения преступной деятельности

'И. Якименко, К итогам изучения судебной практики по делам о приписках и других искажениях отчетности («Бюллетень Верховного Суда СССР» 1962 г, № 3, стр. 40—41).

12

Преследует и статья о необходимой обороне. Осущест­вление права необходимой обороны в соответствии со ст. 13 Основ уголовного законодательства содействует предотвращению, а тем самым и предупреждению совер­шения преступления лицами, посягающими на интересы Советского государства, общественные и личные инте­ресы.

Чтобы уголовные законы могли оказывать предупре­дительное воздействие на возможных нарушителей со­циалистического правопорядка, они должны быть дове­дены до сведения тех, кому адресуются. Граждане зна­комятся с издаваемыми законами путем их публикации, которая должна быть своевременной и по возможности широкой. Безусловно недопустимо неопубликование за­кона в установленном порядке. Уголовноправовые, как и другие важнейшие законодательные, акты должны публиковаться помимо специальных органов печати так­же в общей печати. В последней во всяком случае целе­сообразно помещать хотя бы краткие сведения об изда­ваемых законах.

Оз₍дак©мление-храждан_с_1шаваемыми_законами в ряде случаев осуществляется путем предварительного обсуждения^законопроекта общественностью на собра­ниях трудящихся, в печати и т. д. ЭтУ^орму пропаганды социалистической законности и привлечения обществен­ности к активному участию в правотворчестве необходи­мо всемерно развивать, учитывая, что она может явиться одним из наиболее действенных средств предупреждения преступности.

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXIII съезду КПСС прямо Говорится о том, чтобы «наиболее важные законо­проекты и другие акты выносить на всенародное обсуж­дение»¹.

Большая работа по пропаганде социалистической законности среди населения проводится путем лекций, докладов и бесед в клубах, общежитиях, университетах правовых знаний, в печати и т. д. Однако в целях повы­шения предупредительного воздействия уголовных зако­нов необходимо усилить работу по их разъяснению. Гак, уголовное законодательство предусматривает ответствен-

*  Л. И. Брежнев, Отчетный доклад Центрального Коми teTa КПСС XXIII съезду Коммунистической партии Советского Союза, стр. 101,

13

ность за недонесение о некоторых готовящихся или со-* вершенных преступлениях. Но далеко не многие знают

о  существовании такой ответственности. Между тем слу­чаи привлечения к уголовной ответственности за недоне­сение в судебной практике не столь уж редки. Можно н<; сомневаться в том, что своевременная разъяснительная работа по вопросу об ответственности как за недонесе^ ние, так и за другие правонарушения могла бы повлиять на уменьшение числа некоторых преступлений.

Особенно важно разъяснение таких уголовных законов, которые предусматривают ответственность за нарушение некоторых специальных и недостаточно ши­роко известных правил, как, например, ст. 222 УК РСФСР об ответственности за нарушение правил, уста*} новленных в целях борьбы с эпидемиями.                                                                                                                      $£

Предупредительное воздействие уголовных законов с наибольшей силой проявляется в процессе их примене­ния^ ocofielHo в сГадйИ‘•судебного¹ рассмотрения дела и ^ вынесения приговора. Предупреждение совершения но­вых преступлений как осужденными, так и иными лицами является целью ^наказания по советскому уголовному праву,        $

Уголовное законодательство предупреждает о воз­можности примейенря к виновному в повторном на^ ■ рушении уголовного закона более строгой меры нака* ^ зания.

Пункт 1 ст. 34 Основ уголовного законодательства со- ' держит по этому поводу общее указание, рассматривая как отягчающее ответственность обстоятельство совер­шение преступления лицом, ранее совершившим какое- либо преступление.

Кроме того, ряд статей уголовных кодексов особо предусматривает более строгую ответственность в слу-« чае совершения данного преступления повторно. Преду-^ дреждение прёступлений должно в ближайшей перепек-» тиве вести к значительному снижению числа совершав-^ мых преступлений, а в сочетании с мероприятиями* обеспечивающими рост материального благосостояния/ культурного уровня и сознательности трудящихся,-^ к полному искоренению преступности в стране.

4.          В юридической, в том числе и в уголовноправовой,

литррятуро ряапццдмур                    oqnrmа _и ПОНЯТИв ПрЭВО-?

вой нормы. Эти понятия, как известно, нетождественны.

^------------------- —---------- - ---------------- ---------------

14                                                               ”

Закон—Vro акт государственной власти, содержащий "или устанавливающий нормы права. Правовые нормы как правила поведения составляют соддтжЕтгё-закб1Га, который' врвою очередь явля'ётсяГ'формой выражена я

права.

г-'Уголовн&Ьравовая норма-—это

ДР_________________________________

которое лиоо уста~наИ.'1Ицае'1'1‘й и непосредственно форму-

для органов прокуратуры, следствия и суда по промене»
нию уголовного закона, либо как общее для всех правило
поведения берется под охрану уголовного закона от
преступных посягательств. Уголоввый закон придает
указанным нормам обязательную и принудительную
силу.

В соответствии с этим советский vro л овны й

Советом СССР или Верховными Советами союзных
республик в соответствии с их, компетенцйейТ^ловно-
правовой акт, который придает охраняемым ’ икгйраво-
вым_нормам оияаа'1'ельную"й~Т1[)инуди1'ельную-силу.

Прчмоне'див—■угили-цыигц "Такона"" ОйНОШМется на
правильном понимании его содержания и формы. В свя-
зи с ЭТИМ ипзникЯ£УГ 'Нощгптгпттргичегкпй структуре уго-

уголовном

правило поведения.

ажении в

*—■     , fmi

законе.

“^ассм^рива^^ю^ержание^ уголовноправовых норм,

части уголовного закоАодательстваТТдль И 'тех и других разлиЧнгггкак различна форма их выражения в уголов­ных законах—ы                                                                                 ' ’ Г"

Статьи Общей части уголовного законодательства сод€5жДт~Ь^ие по^{лпжР|ТШЯ} gfiRPTPKnm угодопчпгп пра­ва, которые имеют значение в связи с применением ста­тей Особенвой части. Органы следствия, прокуратуры и суДаИри применении статей исобенной части исходят из требований соответствующих £татей~Общей части. Правильное применение статей Особенной части немыс­лимо без учета и правильного понимания руководящих начал Общей части. Например» ст. 32 Основ уголовного законодательства прямо указывает суду о критериях, которыми о:н должен руководствоваться при назначении наказания. IB се нормы Обшей чягти г этой точки яр ли «а являются пцежде всего правилами поведения, которыми

II I               |Ч I у I II                   I               mi ~                            II ■ ■■ ■ ■ I                - -................... _... |

должны руководствоваться проку^орско-следственные и судебные органы при применении уголовных^ законов¹. Вместе с тем нодмы Общей части, как Н-Люрые нормы, устанавливаются для всеобщего сведения. Jli/ua, привле- каемыетт'уголовной ответственности, могу/ в порядке осуществления своих субъективных прав опираться на любые нормы_Обшей - части уголовного законодатель­ства. Однако не все такие нормы, а только некоторые из них содержат правила поведения, которыми’ обязаны руководствоваться в соответствующих случаях и граж­дане. Так, нормы Общей части о действии советских уголовных законов в пространстве являются предписа­ниями, непосредственно относящимися к тем,«кто при- . меняет уголовный закон: прокурору, следователю, суду, Эти нормы, определяя условия действия уголовных зако­нов в пространстве, вместе с тем разъясняют гражда­нам условия, при которых они могут нести уголовную ответственность в случае совершения ими преступления ^v на территории Советского государства или за его пре­делами. Эти нормы, однако, не содержат правил пове­дения, которыми граждане обязаны руководствоваться в соответствующих случаях. Но_ряд норм Обшейласти _г содержит такие правида,доведенияГНапример. в ст. 13 Основ уголовного законодательства-ховарится о недопу­стимости превышения пределов необходимой обороны.

Это указание, как и другие условия правомерности необ- _i ходимой обороны, представляет собой правило поведе­ния, которым обязаны руководствоваться лица, осуще­ствляющие право необходимой обороны. Статья 44 Основ уголовного законодательства возлагает на осужденного ’ к лишению свободы, исправительным работам, ссылке, высылке или направлению в дисциплинарный батальон обязанность примерным поведением и честным отноше­нием к труду доказать свое исправление, что при нали­чии и других условий, предусмотренных ст. 44 Основ, дает возможность применить к осужденному условно- досрочное освобождение.                                                                                                                       jg:

Статьи как Общей,, так и_Особенной части уголов^* ного законодательства выступают в качестве регулятор»

¹ Нельзя поэтому согласиться с мнением, будто статьи законов, фиксирующих правовые принципы, юридические определения и т. п., - не содержат в себе правил поведения («Основы теории государства и права», М., 1960, стр. 323).

М

iiljv

отношений, возникающих между государством и преступ­ником. Но эти отношения регулируются нормами Общей части в большинстве случаев не непосредственно, а лишь в сочетании со статьями Особенной части.

Более Сложным характером отличаются содержание и структура норм Особенной части уголовного законо­дательства. По мнению одних авторов — сторонников трехэлементной структуры правовой нормы, в диспози­ции уголовноправовой нормы скрывается гипотеза, кото­рая как бы сливается с диспозицией¹. Другие, например Н. П. Томашевский, к структуре правовой нормы отно­сят только диспозицию и санкцию, исходя из того, что диспозиция уголовноправовой нормы «фактически вы­полняет такое же назначение, какое в других нормах выполняет гипотеза»².

Из такого понимания структуры уголовноправовой нормы не видно, в чем заключается ее нормативное со­держание.

Попытку ответить на этот вопрос мы находим у |проф. Н. Д. Дурманова, который считает, что норма JTj уголовного права содержится в самом уголовном законе, ■г а не в законах, относимых к другим отраслям права, и,

*      следовательно, уголовное право не заимствует своих X норм из других отраслей права³. В связи с этим ' Н. Д. Дурманов критикует нормативную теорию К. Бин- динга. Согласно этой теории нормы права, нарушение которых карается уголовным законом, находятся за пре-

___ делами уголовного закона, содержащего лишь повеление

о   применении наказания в случае совершения деяния, описанного в диспозиции уголовного закона.

Ошибочность нормативной теории проф. Н. Д. Дур­манов видит главным образом в том, что с точки зрения этой теории «запрет деяния, т. е. признание его противо­правным, содержится в норме права — государственного,

¹ С. А. Голунскнй и М. С. С т р о г о в и ч. Теория государ­ства и права, М., 1940, стр. 253; М. П. л а р е в а, Теория государ­ства и права, М., 1955, стр. 347. Такого же взгляда по существу придерживаются М. Д. Шаргородский н О. С. Иоффе («Вопросы теории права», М., 1961, стр. 152—153).

*    Н. П. Томашевский, О структуре правовой нормы и клас­сификации ее элементов, (сб. «Вопросы общей теории советского права», под ред. С. Н. Братуся, М., 1960, стр. 242).

*    Н. Д. Дурманов, Понятие преступления, М.—Л., 1948, стр. 178.

? Я- М. Брайниц                                                                                                                                                                                  17

международного, административного, гражданского и др., которая предшествует и во времени и логически уголовному закону> и что решающее значение в уголов­ном законе имеет санкция, а уголовное право*получает значение лишь придатка « другим отраслям йрава¹^

Нам представляется, что ошибочность цормативяой теории 'заключается не в "том, ЧТО Sta TeojJfrq отделяе^

значение ошибки только юридико-технического характе­ра. Порочная и реакционная сущность-Лормативизма как реакционногадаправления буржуазной науки права, в том числе и уголовного права, состоит в тоац-ято он выхолащивает из правовых норм_~ших>циально-экономи- ческое и политическое содержамиег*которое выводится не из материальных условий_жизми_общества~и~епреде- ляемой этими, условиями.вали-люсподствующего класса, а из неких трансцендентных начал.

Методологическая позиция по данному вопросу Биндннга, одного нз наиболее видных представителей нормативизма в буржуазной науке уголовного права, характеризуется разрывом формы и содер­жания уголовного закона. Биндинг противопоставлял правовую норму, нарушаемую преступлением, уголовному закону. Он писал, что «никакое преступление в мире не нарушает уголовного закона, по которому наказывают: каждое преступление нарушает правовую норму, которая кардинальном образом отличается от уголовного закона»*.                                **

Закрывая глаза на реальное и классовое содержание права, Биндинг утверждал, что действующие правовые нормы являются веч­ными н что часть 9тнх норм сохранилась со времен седой древности до настоящего времени, почти не изменившись. Бнндннг писал, что десять заповедей, которые еще сегодня составляют основные и выс­шие устои нашего морального и правового воспитания, суть не что иное, как десять норм древнеиудейского народного права³. Сводя все действующее право к десяти моисеевым заповедям, Бнндннг пол­ностью снимал вопрос об историчности права и его обусловленности социально-экономическим строем общества, в котором возникает и }фдействует данная система права. Норма права для Бнндиига —эта

¹ Н. Д. Дурманов, Понятие преступления, стр. 176—177.

*    К. Binding, Handbuch des Strafrechts. Erster Band, Leipzig, 1885, S. 155. Биндинг указывает, что его взгляды по этому вопросу получили признание многих криминалистов, в частности Бирлинга, Гейнца, Гаршана, Колера.

*  К. Binding, op. cit., S. 159—160. На тесную связь права е религиозными догмами указывает и глава современного нормативиз­

ма Ганс Кельзеи (Н. К е 1 s е n, General Theory of Law and State, Cambridge, J949, pp. 20—21).

18

вовои нор

права осно

закии³. Отс]
рованное и

абстракция, существующая вне времени и пространства¹, биндкнг
с особой силой подчеркивал, что нормы права — это чнстые^еления,

они никогда не являются, частью-;уголовного--вакона^!и Отличие пра-

от уголовного закона Биндинг видел ■ том, что норма

вается на повиновении^ а уголовный закон — на вака-

а.     J3H делал дыррд^ что дорма~.ес.т,ь₁_.чйстое^ лемотави-

,е подкрепленное _угр°³°й наказания                     предписание⁴, яв-

ляющееся предпосылкой, но не частью уголовного закона⁵. Преступ-
ник не наруШгге-Г"угиловнагВ"Закона, а, наоборот, поступаем Stoot¹
ветствии с ним, так. как он выполняет состав, описанный в диспози-
ции уголовного вакона®. Биндинг, таким образом, допускал сущест-
вование правовых норм независимо от закона, что противоречит
самой сущности права как установления, создаваемого господствую-
щим классом и опирающегося на государственное принуждение, осу-
ществляемое этим классом. Нормативная теория Бнндинга, доказы-
вающая независимость правовых норм от государства и расщепляю-
щая противоправность как единство правовой нормы и закона., при- .
аяяня Ямля глуягать гкугрм, уямпрюки классовой сущности права
В буржуазном государстве. ГГг> трприи Кин гш и г а _т. _.уггшаацмй мупв
только карает за нарушение правовой иормы, которая существует
извечно и независимо от уголовного закона. *»

5.          Содержание и сущность уголовноправовой нормы и ее соотношение с уголовным законом относятся к чис­лу вопросов, почти не разработанных советской наукой уголовного права,

В определениях уголовного закона, встречающихся в работах отдельных авторов, указывается, что советский уголовный зако<н представляет собой акт, содержащий в себе нормы, регулирующие охрану социалистического государства от преступлений путем применения к винов­ным наказаний⁷*

¹ Позднее эти взгляды были развиты в учении Г. Кельзеиа о ^ праве, основывающемся на идеалистических концепциях неокантиан­ства, в соответствии е которыми цраво относится не а области суще­го, а к миру должного (Н. К е 1 s е п, Society and nature, Chicago, * 1943, p. 1 etc.).

*   Op. tit.,. S. 162. Согласие такому взгляду на право не имеет никакого значения, является ли оно справедливым или нет (Н. Kelsen, Science and politics, «The american political science review», September, 1951, p. 553).

*    Ibid., p. 162.

⁴ Ibid., p. 164.

*    Ibid., p. 169.

*    K. Binding, Die Normen und ihre Ubertretung, В. I., Leip­zig, 1922, S. 4—6.

¹ См., например. М. Д. Шаргородский, Уголовный закон»

М., 1948, ст,р. 30; «Советское уголовное право. Часть Общая», Л., 1960, стр. 145; «Советское уголовное право. Часть Общая», М., 1962, стр. 25.

**

19

i

В этих определениях не раскрывается сущносгь норм, содержащихся в уголовных законах, равно как/и не вы­ясняется «х соотношение с уголовным законом.

Этим вопросам уделено внимание лишь/в работе проф. Н. Д. Дурманова «Понятие преступления». Однако, предлагаемое им решение представляется спорным. Со- . держааие уголовноправовой нормы Н. Д. Дурманов видит в том, что она заключает в себе комплекс велений государственной власти, обращенных как КТражданам, так и тгиргана'5гтосудартггвенной~вла«'и.“ Центральное положение в этом комплексе занимает диспозиция уго- лптишгл зякпня, кптпряя лв_юрядической~фо-рме отобра­жает конкретные свойства опасности отдельного пре­ступного деяния и запрещает его совершение именно в тех пределах, в .каких оно является общественно опас­ным»¹. Отсюда Н. Д. Дурманов делает непосредственный вывод о том, что «норма уголовного права содержится в самом уголовном заколе, а не в законах, относимых к другим отраслям права, и тем более — не в нормах мо­рали или нормах культуры»².

Что касается санкции, то последняя «представляет собой норму, обращенную прежде всего к органам вла­сти»³. Хотя проф. Дурманов далее я говорит о том, что было бы неправильно отрицать двуединый характер уго­ловноправовой нормы и рассматривать диспозицию и санкцию как совершенно самостоятельные нормы⁴,- но по сути речь здесь идет не об элементах уголовноправовой нормы, а о двух самостоятельных нормах.

¹ Н. Д. Д у р м а я о в, указ. работа, стр. 178.

*  Т ам же.

•Таи же.

⁴ Т а м же.

Такое же по сутн расчленение единой уголовноправовой нормы на две нормы мы встречаем к у В. Г. Смирнова, который считает, что «установление в гипотезе нормы Особенной части уголовного законодательства признаков преступных деяний преследует как цели определения оснований уголовной ответственности за конкрет­ную преступную деятельность, условий применения уголозного нака­зания, так и цели общепревентивного воздействия на поведение людей в социалистических ооществеТшых отношениях». Что же ка­сается санкции нормы Особенной части уголовного законодательст­ва, то она «является не чем лным, как правовым предписанием,, подлежащим осуществлению при наступлении юридических фактов» («Функции советского уголовного права», М., 1965, стр. 35).

Точка зрения проф. Дурманйва, как нам представ­ляется, суживает понятие уголовноправовой нормы, при Stom логическое, внутреннее содержание уголовноправо­вой нормы отождествляется с внешней формой ее выра­жения.

Советское уголовное право осуществляет функцию охраны социалистических общественных отношений от "■преступных Посягательств. Эта~функция~~соответствую­щим образом обозначена в ст. 1 Основ уголовного зако­нодательства. Но советское уголовное право осущест­вляет эту функцию не непосредственно, а путем защиты правовых норм, регулирующих эти отношения. Охрана этих норм от -пресд^пных-досягательств-отставляет сущ­ность советского УГОЛОВНОГОпрядя 1Грг>фрргпр /|урмя- нов, как и некоторые другие авторы^упускает из виду эту особецность~ухолойШ2го права, поэтому~его утЩГ- ждение, что «уголовное.правц не заимствует своих норм из других отраслей права», не достигает цели¹.

Нам предствЛЦШ.?!. чш с»мее¥вятеяБный_характер уголовного права определяетсд вовсе не этим соображе­нием^ а той ролью, которую оно выполняет¹ по охране вс^й^исхемы-социаластических общественных отношений и всего правопорядка от преступных посягательств.

Видеть нормативное содержание уголовноправовой нормы только в диспозиции и санкции уголовного зако- на — значит не_видеть ее содержания. Своеобразие уго- з^яц,пня гпгтпнт—д-тош пто,.охраняемая им от преступных посягательств правовая норма никогда не бывает выражена в уголовном законе непосредственно. Уголовный закон не конструируется таким образом, чтобы в $ем были одновременно выражены все три эл£- менталравовой нормы^диспозиЯйя, гипотеза и санкция. Уголовный, закои-,содержит лишь гипотезу, которая в уголовнолравовой теории именуется диспозицией, и санкцию.

Усоловиоправовые нормы запрещают пп^ угрпзлй на- казалия^а1Щцение~"тех иди иных правил поведения (норм), непосредственно не выраженных в уголовном законе, но установленных илн санкционированных Со­ветским государством.

¹ Н. Д. Д у Р м а н о в, указ. работа, стр. 178.

21

Угпппднопрянпп^й .нормой в этих случаях является указанное запрещение нарушения правил поведения, неп5сР£дЕгво11ио лс-талтЯжёнцых в угОловном-закане, но установленных каким-либо законодательным -актоя (на- пример.^'Конс^итуциёй) или 'саЯкционтгр<УВ'атшх~"СТ5^,в^,ет^ ским государством (.например, норм морали); ""3 Уголовдсшравовая норма всегда"йредполагает суще­ствование охраняемых ею п£ЭДювых Или моральных норм, котддые входят* таким образом, в логическую структуру уголовыодравовой.нормы.

~Ддспмиция^£одавнш«-^ш«шл-т!1Ьксив_отдельных случаях и притом лишь в общей форме содержит ука­зан ие-в-яорме^-Кохорую-наруШ а ет Тсагрзвмое-этихГзако- ном преступление. Как правило, эго имеет место в уго­ловных законах с бланкетными диспозициями 1[напри-> мер, ст. 88~У1СРСФСР, предусматривающая нарушение правил о валютных операциях). Большинство диспози­ций уголовных законов содержит лишь описание признаг ков деяния, запрещенного уголовным законом. Однако уголовный закон всегда предполагает существование

нормы^ару!ц1Шпй-эт1тап1ЕДНием. ..............

Советские уголовные законы в ряде случаев берут под свою охрану конституционные положения и прин­ципы. Например,'декларированные в ст. ст. 118 и 122 Конституции СССР положения о праве граждан СССР на труд и о равных правах женщин и мужчин во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни охраняются от преступ­ных посягательств ст. ст. 134, 138 и 139 УК РСФСР¹» Принцип национального равноправия, выраженный в ст. 123 Конституции СССР, находится под охраной ст. 74 УК РСФСР. Соответствующим образом охраняют-¹ ся уголовным законодательством от преступных посяга­тельств и такие конституционные положения, как свобо­да совести (ст. ст. 142 и 143 УК РСФСР), право граж­дан на объединение в общественные организации (ст. 137 УК РСФСР), неприкосновенность жилища и тайна переписки (ст. ст. 136 и 135 УК РСФСР), поло­жение о всеобщей воинской обязанности (ст. ст. 80_г 84, 245—249, 261—264) и многие другие.

¹ Здесь, как и в дальнейшем изложении, прн ссылках на статьи Уголовного кодекса РСФСР, имеются в виду и соответствующие статьи уголовных кодексов других союзных республик.

Нормы, охраняемые уголовными законами от пре­ступных посягательств, во многих случаях содержатся в других законодательных актах (гражданскоправовых, администратиганоправовых и т. д.). Так, ст. 169 УК РСФСР, устанавливающая ответственность за незакон­ную порубку леса, непосредственно не содержит норм, нарушение которых составляв’/ преступление. Они содер­жатся в Законе об охране природы в РСФСР от 27 ок­тября 1960 г. Точно так же не содержатся непосредст­венно в ст. 140 УК РСФСР те правила охраны труда, нарушение которых карается в уголовном порядке на основании этой статьи.

Применение уголовного закона требует знания тех норм, которые этот закон охраняет от преступных пося­гательств. В ряде случаев от знания этих норм зависят качество и результат расследования и судебного рас­смотрения уголовного дела.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда УССР .отменила приговор по делу К., обвиняемого по ч. 1 ст. 77 УК УССР (нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транс­порта) и направила дело на новое рассмотрение со стадии предва­рительного следствия. Основанием к отмене приговора явилось то, что яи следствие, ни суд не установили, какие конкретно правила безопасности движения «арушил К.¹.

Нормы права, охраняемые уголовными законами, должны соответствовать нормам социалистической нрав­ственности и коммунистической морали. «Как правило,— пишет проф. П. Е. Недбайло,— все те отношения, кото-* рые регулируются правом, регулируются и нравствен­ностью. В этих случаях все то, что запрещено или раз­решено законом, запрещено или разрешено нравствен­ностью. Но далеко не все то, что осуждается или разре­шается нравственностью, регулируется правом»².

Однако некоторые нормы морали и правила социалич стическрго общежития уголовный закон берет под осо­бую охрану от преступных посягательств. Таковы, на­пример, многие моральные нормы, относящиеся к сфере отношений между полами.

¹ Здесь и далее в работе используются неопубликованные мате­риалы судебной практики Верховного Суда Украинской ССР за 1963—1965 гг.

*  П. Е. Недбайло. Применение советских правовых норм, М., 1960, стр. 31,

23

Если в диспозиции уголовного закона прямо не ука­зывается охраняемая им норма, то все же о ее содержа­нии можно судить на основании этой диспозиции.

Диспозиция уголовного закона описывает противо­правное поведение, раскрывает содержание нарушаемой нормы и устанавливает противоправность деяния.

' Необходимо отметить* несовпадение уголовноправо­вой нормы и~уголовнога закона в том отношении, что одна и та же норма может быть выражен^ в нескольких статьях закона или даже в нескольких нормативных актах.¹. Например, норма, запрещающая посягательство на чужутп—жизнь, выряжрня и HPr4fn.rtMf4Y_ статьях. В Уголовном кодексе *РСФСР указанная норма охра* няется ст. ст. 102—107. Несовпадение правовых норм с формой их выражения в уголовных законах объясняется тем, что нарушение этих норм может носить различный характер как по способу нарушения, так и в зависимости от формы вины или иных обстоятельств.

6.      Для буржуазной науки периода ее зарождения характерно стремление рассматривать уголовный закон как оплот законности и порядка, абстрагируясь от его классово-политического содержания и назначения. Закон в изображении буржуазных теоретиков чаще всего выступает как олицетворение вечной и равной для всех спра­ведливости. Он нелицеприятен и направлен в одинаковой мере про­тив всякого, кто посягаен иа общественный порядок.

Характеризуя уголовный закон, А. Фейербах определял его как предписание, обращенное, с одной стороны, ко всем без исключения подданным, а с другой стороны, к государственным служащим, осу­ществляющим судебную власть². Фейербах стремился подчеркнуть независимость уголовного закона ог его субъективной оценки со стороны того, кто его применяет. «Его применение,— писал Фейер­бах,— не может зависеть от индивидуальной оценки его целесооб­разности или правовой силы»³.

Криминалисты-гегельянцы видели в уголовном законе выраже­ние правовой необходимости, распространяющейся в одинаковой мере как на всех подданных, так и на судей. С этой точки зрения, все подданные имеют равную возможность его познать и выполнять его требования, не противопоставляя ему своей индивидуальной воли. Уголовный закон обращен к воле всякого, от кого может исходить возможность его нарушения. Однако в разумном уголовном законе

*    П. Е. Недбайло, Основи теорп держави i права, Кшв, 1959, стр. 11; см. также «Законодательная техника», под ред. проф. Д. А. Керимова, Л , 1965, стр. 28 и сл.; Н. П, Т о м а ш е в- с к и й, указ. работа, стр. 196 и сл.

*   A. Fеuеrb а сп, Lehrbuch des gemeinen in Deutschland

nlidien Rechts, Gissen, 1847, S. 140.

разумное н Вменяемое существо находит выражение не только все­общей, но и его собственной воли, и поэтому совершаемое право­нарушение является двойным противоречием: против всеобщей воли И против своей собственной воли¹.

Анализируя источники уголовного закона, буржуазные теоре­тики полностью оставляли в стороне вопрос о силе, которая создает право, обращая внимание исключительно на формальные источники уголовного закона. В связи с этим они различали уголовный закон в широком и узком смысле. Под уголовным законом в широком смысле они понимали любую уголовноправовую норму, основываю­щуюся на предписании не только законодательной власти, но и на иных нормах, иапример иа обычае. В узком же смысле уголовный закон есть только юридический акт, исходящий от законодательной власти и конституционным порядком обнародованный². Это разли­чие в определении уголовного закона исторически выражало анти­феодальные тенденции буржуазии, в свое время стремившейся огра­ничить королевскую власть путем установления точных границ ее законодательных прав.

Несмотря на то, что буржуазные теоретики всячески стремились подчеркнуть первенствующее значение закона и святость принципа «nullum crimen, nulla poena sine lege», уголовный закон в буржуаз­ном государстве фактически такой роли не играл. Декларативные заявления буржуазных криминалистов о том, что только уголовный закон может прлзнавать какое-либо деяние преступным, резко рас­ходились с действительностью. В то время, когда немецкие профес­сора уголовного права, повторяя слова А. Фейербаха, писали в сво­их учебниках, что «никакое деяние не является преступлением, если оно не обозначено в действующем праве как преступное и наказуе­мое»³, выраженный в этих словах принцип легальности фактически

¹ Так, например, I. Fr. Н. Ab е g g, Lehrbuch der Strafrechts — Wissenschaft, Neustadt a. d. Orla, 1836, S. 82 und lolgende. Кримина­листы-классики и в последующее время видели в примирении инди­видуальных и общественных интересов на основе закона вечную проблему всех «юридических цивилизаций» (см., например, R. Garraud, Traite theoretique et pratique d’instruction criminelie et de procedur penale, t. 1, Paris, 1907, p. 4.

*    См., например, А. Фейербах, указ. работа, стр. 140; Т. A. S с h fl t z е, Lehrbuch des Deutschen Straftrechts, Leipzig, 1874, S. 42; K. Janke, Das ostereichische, Strafrecht, Wien, 1902, S. 29. Конституционность уголовного закона подчеркивает также С. Ш т о с с («Lehrbuch des osterreichischen Strafrechts», Wien und Leipzig, 1910, S. 64).

Социологическая школа не пошла дальше классической школы в определении уголовного закона. Например, Лист определил его как провозглашенный в установленной конституцией форме акт, выражающий в соответствии с конституцией волю всего обще­ства («Lehrbuch des Deutschen Strafrecht», Berlin, 1911, S. 96).

*  H. Helschner, Das gemeine deutsche Strafrecht, Erster Band, Bonn, 1881, S. 82. Это утверждение неизменно повторяется и в новейших работах, и в учебниках буржуазных ученых. Так, фран­цузские криминалисты Стефани и Левассер в учебнике, изданном в 1957 году, пишут: «Юридически деяние не образует наказуемого

25

(

% ряде случаев попирался самым грубым образом. Характеризуя германский уголовный кодекс 1871 года, Ф. Энгельс обратил внима>- иие на те широкие возможности интерпретации и применения уго­ловных законов, которые предоставлял судьям этот кодекс.*

«Политические статьи уголовного кодекса,— писал ф. Энгельс,—» часто неопределенны н растяжимы, -словно они скроены по мерке нынешнего имперского суда, а этот суд-*-по их мерке»¹.

Практика применения уголовного законодательства во времена Бисмарка свидетельствовала о полнейшем игнорировании деклариро­ванного п уголовном кодексе 1871 года принципа «nullum crimen, nullapoena sine lege».

Практика издания и применения новых уголовных законов в ФРГ показала, что характеристика, данная Ф. Энгельсом немецкому уголовному законодательству, мало в чем изменилась. Так, в издан­ном в 1951 году законе об изменении уголовного права (т. н. «Bitz- gesetz») под понятие государственной измены подпадают «выска­зывания н действия, расцениваемые как угроза безопасности ФРГ», Под это понятие измены в ФРГ подводят высказывания в пользу заключения мирного договора с СССР, в пользу признания ГДР и т, п.

.Вуржуазняя наука не только не стремится раскрыть подлинную сущность уголовного права, но, наоборот, аятушевывает его роль как определенного орудия в руках господствующих классов. В ряде случаев, особенно в раиний период развивдя буржуазной науки уголовного права, -это достигалось путем чйсго абстрактных рас- суждений об особой трансцендентальной н психологической сущно­сти уголовного закона, выражающей идею необходимости². Чаще всего, однако, уголовный закон изображается как выражение все­общих интересов, как воля общества, возведенная в закон в уста­новленной конституционной форме⁸.

Буржуазные ученые всегда видели цель уголовного закона в охране права⁴, государственной безопасности, жизни, свободы и собственности⁵. Буржуазные ученые никогда ие уточняли вопроса, об охране какого права и чьих интересов идет речь, представляя эти интересы как всеобщие. Нисколько не изменилась эта характеристика буржуазными учеными целей уголовного закона в в наши дчи. Из­менилась лишь словесная оболочка, в которую облекаются теорети­ческие раосуждения буржуазных ученых о целях уголовного зако­на. Буржуазные ученые теперь чаще всего пишут о защите с по­мощью уголовного закона «социальной целостности»*, об «основных

правонарушения, если оио ие предусмотрено и не пресекается зако­ном» (G. Stefani et- G. Lewasseur, Droit penal general et criminologie precis Dalloz, Paris, 1957, p. 78).

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 475.

*              См., например, М. Ortolan, Elements de droit penal, Paris,

1855, pp. 3, 6, 8.

*  F. V. Liszt, Lehrbuch des Deutschen Strafrecht, Berlin, 1911, S. 96.

♦Feuerbach, op. cit., S. 49.

*     R. H i p p e 1, Lehrbuch, des Strafrechts, Berlin, 1932, S. S.

*T. Rittler, Lehrbuch des Osterreichischen Strafrechts, Erster

Band( illgemeiner Teil, Wien, 1954, S. 116.

26

социально-этических духовяыж ценностях ■ правовых благах чело­вечества»¹ я т. д.

'^v—Однако в условиях возрастающего кризиса капитализма уголов* I ный закон уже не рассматривается как единственный оплот бур-г жуазного правопорядка. Неуклонный рост преступности в странах' капитала выдвигает новые задачи. Не рассматриваете» уголовный закон и ках средство предупреждении преступлений, поскольку эта задача в условиях буржуазного государства оказывается вообще неосуществимой. Не ставится в буржуазном уголовном праве и за­дача перевоспитания преступника. В тех капиталистических госу* дарствах, в которых, кал, например, в США, преступность достигла чудовищных размеров, проблема борьбы с преступностью подчи­няется главйым образом одной задаче — задаче устрашения ппр- стунника.

Для буржуазного законодателя преступник — это лишь носитель зла, которому за содеянное должно воздаваться только злом. С та­ких именно позиций объясняли сущность и задачи уголовного права многие криминалисты еще в то время, когда состояние преступности в буржуазном обществе не представляло такой угрозы, как в на­стоящее время, а охрана прав личносги выступала как один из незыблемых принципов буржуазной демократии².

В условиях общего кризиса капиталистической системы, обост­рения классовых противоречий между буржуазией и пролетариатом, катастрофическим ростом преступности как естественным последст- вием этого кризиса буржуазное уголовное право приобретает новые черты. Принцип соразмерности между наказанием и преступлением начинает уступать место ИДие 'устрашения наказанием. Теоретически обосновывая новый курс уголовной политики, некоторые буржуаз­ные криминалисты выдвигают взгляд на уголовный закон как на средство, с помощью которого современный законодатель «с непре­взойденной суровостью наносит удары аиновликам антисоциальных действий»³.^- Характерно что понятие, преступления в ьтом случае подменяется понятием антисоциального действия, а понятие пре- j ступника — понятием «виновника антисоциальных действий».

Лейтмотивом современной буржуазной науки уголовного права "^к является положение, что социальному порядку (точнее, буржуаз­ному правопорядку.— Я. Б.) угрожает не только и не столы£0_само деяние, скплмгп лицнпт. црдпнркя действия которопГобиаруживают его антисоциальный характер⁴. В связи с этим на первый план вы­двигается репрессивная сторона наказания в сочетании е так назы­ваемыми мерами социальной профилактики в духе либеральных рекомендаций социологической школы (улучшение жилищных усло­вий, ограничение потребления алкоголя и др.)⁵.

Наиболее реакционные представители современной буржуазной науки уголовного права выступают с требованием еще большего усиления в системе государственного принуждения элемента устра-

¹ Н. Welzel, Das deutsche Strafrecht, Berlin, 1960, S. 4.

*    См., например, M. Ortolan,' Elements de droit penal, p. 8.

4 G. Stefani et G. Lewasseur, Droit penal general et cri-

minologie precis Dalloz, p. 6.

-* ГЬ i d.

*    I b i d« p. 20.

27

шения- Так, глава неоклассического «направления В. Зауэр высту­пает за усиление общей превенции в отношении политических пре­ступлений путем расширения сферы мер безопасности. Он доходит до утверждения, что наиболее действенная охрана «против разру­шительных тенденций к перевороту» состоит в том, чтобы держать постоянно наготове как можно более мощные и надежные полити­ческие и военные силы. Наказанию, говорит Зауэр, всегда будет отводиться только второстепенное значение¹. В. Зауэр, таким обра­зом, считает, что иа авторитет и силу закона нельзя больше пола­гаться и что общественный порядок можно поддерживать только с помощью оружия.

Некоторые буржуазные криминалисты, как, например, Маурах, считают, что уголовное право в настоящее время должно осуществ- лять цели, выходящие за пределы тех функций, которые отведены яакааЯнйю, из чего вытекает необходимость изменения самого поня­тия уголовного права как права наказания (Strafrecht). Маурах предлагает дать ему новое наименование — более широкое (Krimi- nalrecht), под которым он понимает реакцию государства на пре­ступность в более широком значении*. Уточняя эту мысль, Маурах далее пишет, что «уголовное право —эго форма проявления соци­альной (читай: классовой.—Я. Б.) политики в ее широком смыс­ле»⁸. Этот «широкий» смысл охватывает и борьбу со всеми, кто в той или иной форме проявляет свое несогласие с существующими в буржуазном государстве порядками, и борьбу против неуклонного н все увеличивающегося там роста преступности. Уголовное право выступает, таким образом, как орудие политики, осуществляемой господствующими классами.

7.           Уголовный закон и охраняемая им правовая норма прРПР.ТЯЯЛЯЮТ rnfjpa .РПИНР.ТВО. Лишь исходя из такого единства, мож1но-лравильно_вешнгь вопрос о природе уголовноправовойипротивоправности как существенном свойстве преступления⁴.

В широком смысле противоправность означает проти- воречие правовой норме. Противоправность т-точКи зре­ния уголовного права означает противоречие тем пра­вовым нормам, которые охраняются уголовными зако­нами. Нормы, охраняемые уголовными законами, могут нарушаться в результате совершения не только уголов-

¹ W. Sauer, System des Strafrechts, Besonderer Teil, Koln— Berlin, 1954, S. 453.

⁴ R. Maurach, Deutsches Strafrecht, Allgemeiner Teil, Karls- rue, 1954, S. 3.

*    Ibid.. S. 28.

⁴ H. Д. Дурманов правильно пишет, что центральное место в

проблеме противоправности занимает учение о норме уголовного права. «То или другое понимание нормы,— говорит Н. Д. Дурма­

нов,— в значительной мере предопределяет и решение многих во­

просов, примо или косвенно связанных с проблемой противоправно­

сти» (указ. работа, стр. 176).

28

ных правонарушений, но и правонарушений иного рода, например административных, гражданских и т. д. Поэто­му возникает необходимость выяснения природы уголов­ноправовой противоправности. Очевидно, что характер и содержание всякой противоправности должны опреде- ляться прежде всего характером и содержанием самого правонарушения и той нормы права- которун^-ено- пару»____________________________________

вается в самом уголовном законе. Противоправность выражается прежде всех'Ц 'в "составе 1греступлШТйя, опи-

подобнп-рбпгеетвенной^опясности состяипярт нрпт-крм^р- мое свойство-состава преступления¹. Однако в уголовном ' праве по сравнению спрутами отраслями права понятие противоправности отличается более, сложным характе­ром. Специфичность уголовной противоправности ааклю- чается в том, что она соединяет в себе запрещение опре­деленного общественно опасного поведения с запреще­нием нарушения этого запрета под угрозой наказания. , Тот, КТО- совершаег-преступлениет—нарушает-'Ие только < норму^_охраняемую уголовным законом,_но нарушает также запрещение ее нарушения» Это_запрещение выра­жено в уголовном законе^станавлива^дщем ответствен­ность за нарушение. охраняемой им нормы. Поэтому выражение «преступление нарушает уголовный закон» является в своей основе_правильным~..Иа этого следует, что единственным критерием противоправности является уголовный закон. Именно в нем противоправность нахо­дит свое выражение². Вопрос о противоправности деяния можно решать только на основе уголовного закона.

Уголовная противоправность деяния сохраняет свое значение неотъемлемого свойства преступного деяния независимо от того, реализуется действие уголовного закона или нет. Так, например, при передаче виновного на поруки совершенное им деяние сохраняет признак

•    I. Lekchas, Zur Lehre vom Tatbestand einer Strafrechtnorm, «Staat und Recht», 1953, N 3, S. 3—5. Лекшас правильно замечает, что «вне состава преступления нет признаков для характеристики уголовноправовой противоправности».

¹ Противоправность выражается в уголовном эакоие в целом, а ие в какой-либо его отдельной части: диспозиции или санкции. Поэтому нельзя согласиться с Н. Д. Дурмановым, который считает,

что уголовная противоправность находит свое выражение в нака-' зуемости (указ. работа, стр. 207).

29

противоправности. Не устраняет противоправности отпа* дение общественной опасности деяния в случаях, преду­смотренных ст. 43 Основ уголовного законодательства, ^ поскольку преступление нарушает правовую норму. Однако отпадение общественной опасности лишает про­тивоправность его реального аначения. Поэтому наличие одной лишь противоправности при отсутствии обществен­ной опасности исключает уголовную ответственность.

Уголовная противоправность имеет ту особенность, что находится i прямом отношении¹" к общественной опаоности как материальному-щризнаку-преступления.

Уголовная пргугииппрААгспг'тч----- шрцдцщу-клр дырд-ягристр

общественной опасности преступления. Поэтому она _ч должна соответствовать общественной опасности деяния.

Согласно наиболеё—распросТраненному среди совет­ских юристов взгляду всякое правонарушение общест­венно опасно, однако наибольшей степени общественная опасность достигает в преступном деянии. В том слу­чае, когда в деянии отсутствует состав преступления, в нем, как правило, отсутствует и противоправность. Од- нако в некоторых случаях отсутствие в деянин состава преступления не исключает полностью его общественной опасности и противоправности. Это имеет место тогДа, когда деяние заключает в себе признаки не уголовного, а какого-либо иного правонарушения, например граж- данскоправового. Нарушение норм гражданского права _v предполагает наличие в этом нарушении противоправ­ности и определенной степени общественной опасности, - хотя и значительно меньшей, чем в преступлении.

В гражданском правонарушении не только общест­венная опасность, но и его противоправдость имеет каче­ственно иное содержание. Нарушение нормы граждан­ского права, если она не охраняется уголовным законом, не может влечь уголовную ответственность. В судебной практике это обстоятельство иногда не учитывается, что приводит к необоснованному возбуждению уголовного дела по обвинению в действиях, в которых имеется лишь состав граждалского правонарушения.

Так, А. был признан виновным по ч. 1 ст. 93 н т. 1 ст. 153 УК РСФСР в том, что, являясь пенсионерок, устроился яа работу я качестве бригадира штукатуров-маляроа одновременно • три органа- ⁴ эации, скрыв то! факт, что он яенсионер, от органов собеса. Таким образом, А. получал одновременно зарплату и пенсию. Судебна»

30

коллегия по уголовным Делам Верховного Суда РСФСР не нашла > в действиях А. состава преступления, так как не было установлено, что он занимался- частнопредпринимательской деятельностью и мо­шенническим путем получал одновременно пенсию и зарплату. Что касается излишне полученной нм пенсии, то она могла быть взы­скана с него без привлечения за это к уголовной ответственности¹.

Общественная опасность является материальным выражением про'гавоправностЯ'ДБйНия^Рна-находит свое выражение в самом содержании преступного ^ денниц. Описывая признаки преступления, диспозиция уголов­ного закона раскрывает реальное содержание общест­венной опасности предусмотренного им преступления.

•  Поэтому общественная опасность должна в каждом кон- кретаом случае определяться объективными и субъек­тивными свойствами конкретного преступления. Ста­тья 32 Основ уголовного законодательства указывает, что суд при определении меры наказания, руководст­вуясь социалистическим правосознанием, учитывает характер и степень общественной опасности преступле­ния, -личность виновного и обстоятельства дела, смяг­чающие и отягчающие ответственность. Наличие одной лишь противоправности, таким образом, не предрешает вопроса о применении уголовного закона.

V

В буржуазной науке уголовного права проблема уголовной противоправности разработана криминалистами классической школы. Однако некоторые различая в политических -позициях отдельных представителей этой школы сказались в- их различном подходе- к понятию противоправности. Большинство криминалнстов-класснков связывали уголовную противоправность с существованием принципа «nullum crimen, nulla poena sine lege», из чего вытекало, что проти­воправность является неотъемлемым признаком преступления и что только уголовный закон определяет противоправность деяния². При этом в само понятие противоправности буржуазными учеными вкла­дывается различное содержание.

Некоторые из них содержание уголовной противоправности дея­ния вндят в его наказуемости*. «Тем самым,— писал Гиппель,—что

¹ «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1964 г. № 4, стр. 8—9.

*   К. Binding, Die Normen und ihre Ubertretungen, В. II. 2, Leipzig, 1916, S. 940; E. Belling, Grundzuge des Strafrechts, Tiibingen, 1920, S. 31 (позднее Белинг изменил свою точку зрения по этому вопросу), Е. S с h a f f е г, О. Z. Н i п й b е г, Strafrecht, Allgemeiner Teil, Leipzig, 1933, S. 41; О. A. Germ inn. Das Verbrechen im neuen Strafrecht, Zurich, 1942, S. 143.

*1. Abegg, Lehrbuch der Strafrechtwissenschaft, Neustandt a. d. Orla, 1836, S. 93; R. Hip pel, Lehrbuch des Strafrecht^, Berlin, 1932, S. 107.

31

преступление является уголовно-наказуемым деянием, оно является одновременно принципиально и объективно противоправным»¹. Вы­ведение противоправности деяния из его наказуемой» говорит о сугубо формальном ее понимании и стремлении уклониться от вщ* иснения реального и классового содержания нарушаемых преступ­лением норм. Таким же формальным харакхером отличаются и те определения противоправности, которые рассматривают ее как фор* мально юридическое свойство преступлении².

В буржуазной науке уголовного права делались попытки раскрыть материальное содержание противоправности. Так, В. Зауэр писал, что противоправным'-яв^ется такое поведение, общей тен­денцией которого является больше вредить государству я его чле­нам, нежели быть им полезным³. Такой, взгляд на критерии проти­воправности фактически обосновывал свободу судейского усмогре- ння при практическом решении вопросов уголовной ответственности. Сам Зауэр признавал, что сочень трудно решить, когда имеется эта абстрактная предпосылка» (противоправность.— Я. Б.)*.

Наиболее характерной особенностью взглядов многих буржуаз­ных криминалистов второй половины XiX я первой половяны XX ве­ка на существо уголовной противоправности является тенденция к вынесению противоправностя за пределы состава преступления я тем самым за рамки уголовного закона, в котором он описывается®. Свою позицию эти криминалисты обосновывают тем, что состав преступления — это якобы всего лишь руководящее указание суду для признания известного деяния преступным; оценку же противо- правности деяния производит суд, Такой взгляд явно противоречит тому, что оценку деяния как преступного — иначе говори, оценку противоправности деяния — дает только, уголовный закон, опреде­ляя признаки преступного деяния и его наказуемость.

.Будучи вынесена за _£амки -состава преступления и уголовного закона. Противоправность попадает в сферу Судебной оценки. Раз­новидностью этой концепции является ограничение противоправностя рамками объективной стороны состава преступления. При этом вина исключается из противоправности и, -следовательно, тоже попадает в сферу—судебной оценкнгТак, Напрймер; Кольрауш рассматривает противоправность лишь как повод дли постановки вопроса о винов­ности я тем самым связывает противоправность исключительно с объективной стороной состава преступления⁸.

¹ R. Н i р р е 1, ob. cit. S. 107. .

’A. Kaufman, Tatbestand, Rechtfertigunggrunde und Irtum (cjuristenzeitung», 1956, № 12, S. 354).

*   W. Sauer, Grundlagen des Strafrechts nebst Umriss einer Rechts und Sozialphilosopie, Leipzig, 1921, S. 295.

⁴ Ibid.

*    H. С. T а г а н ц e в, Курс русского уголовного права. Часть Общая, вып. I, СПб., 1874, стр. 6; W. Sauer, Grundlagen des Strafrechts, S. 340; E. В e 1 i n g, Grundzuge des Strafrechts, Tiibin- gen, 1920, S. 54; F. V. Liszt, Lehrbuch des deutschen Strafrechts, Berlin, 1911, S. 141; H. Welz el, Aktuelle Strafrechtsprobleme im

Juzistische Studiengeselschaft, Karlsrue, Schriftenreihe, Heft 4, 1953, S. 13.

*              К о 1 r a u s с h-L a n ge, Strafgesetzbuch mit Erlauterungen,

1950, S. 9.

32

Один нз представителей финальной теории Г. Майер разли­чает объективную противоправность и субъективную направленность воли¹. Согласно этой точке зрения вина не входнт в состав противо­правности.

Усилия буржуазных криминалистов, направленные на всемерное ограничение роли противоправности как юридического критерия преступления, ведут к ослаблению роли уголовного закона в бур­жуазном государстве.

8.         Применение уголовного закона связано с возник­новением на. бпределенном зтапепи~гг~туш8ствованием уголовноправового отношения* ^^

Содержание й"—природа-ттоследнего определяются самим предметом уголовного права. Поскольку уголовное право регулирует отношения, возникающие между госу­дарством в лице его правомочных органов и лицом, со­вершившим преступление, то правовой формой такого регулирования может быть только уголовноправовое отношение. Только.-в угола&нзп во м—отношен ни реа-

ношение—-зтй»вйрма права в ее действииГт/оэтому верным является положение о том* ЧТО"*¹ активная роль советского права в строительстве социализма и коммунизма В' нашей стране может быть правильно понята лишь при рассмотрении иорм социалистического права в их связи с социалистическими правоотноше­ниями*

Тесную связь правовых иорм с правоотношениями подчеркивал проф. С. Ф. Кечекьян, говоря, что «если не может быть правоотношения без нормы права... то, -с другой стороны, и норма права не может осуществить­ся помимо правоотношений, ее значение не может быть раскрыто без правоотношений»². Это полностью относит­ся и к уголовному праву. Только применение уголовного закона приводит к реализации прав и обязанностей субъектов уголовноправового отношения, а таким путем он оказывает определенное воздействие на поведение людей, к которым применяется.

В связи с этим необходимо выяснить, какую роль в возникновении и развитии этого отношения йграет уго­ловный закон.

*    Н. Mayer, Strafrecht AUgemeiner Tell, Stutgart-Koln, 1953, S. 104.

*  «Теория государства я права», М., 1962, стр, 460.

8 Я- М. Врайни*

33

Уголовноправовое отношение представляет собой основанное на уголовном законе отношение между орга­ном государственна власти, осуществляющим борьбу с преступлениями?"и липом. сов6ршившим~Т1реступление.

Уголовноправовое отношение регулируется уголовным правом, при помощи которого государство оказывает воздействие на поведение субъектов этого отношения. Уголовный закон сам по себа. не_£0здает уголовноправо­вого отношения: для существования последнего необхо­дим юридический факт, т. е. преступление*.

В ~уголовна11рггвовом“ОТЯТ!Шени1ТГтгак—и во всяком правоотношении, предполагаются права и обязанности его участников. В самом общем, типизированном виде эти элементы уголовноправового отношения выражаются уже в уголовном законе, диспозиция которого описывает юридический факт, служащий основанием для сущест­вования уголовноправового отношения. Вместе с тем уго­ловный закон содержит презумпций правовой обязан­ности управомоченных государством органов власти возбудить против виновного в совершении описанного в нем преступления уголовное преследование и применить уголовный закон. Обязанность этих органов возбудить уголовное преследование против виновного в совершении преступления означает вместе с тем и существование у 'них такого права. Органы государа венной власти могут и не воспользоваться этим правом, если найдут, что воз­буждение уголовного преследования в каком-либо слу­чае нецелесообразно и к виновному могут быть приме­нены меры общественного воздействия. Например, при наличии условий, указанных в ст. 52 УК РСФСР, винов­ный может быть передан на поруки. В этом случае не возникает коллизии между правом и обязанностью орга­на государственной власти возбудить уголовное пресле­дование против лица, виновного в совершении преступ* ления, так как указанная обязанность не является абсо­лютной.

Уголовный закон также предполагает обязанность управомоченных органов государственной власти осуще­ствлять уголовное преследование в строгом соответствии с указаниями, содержащимися в его диспозиции и санкции.

Тот же уголовный закон определяет обязанности и права другого субъекта уголовиоправового отношения —

34

лица, виновного в совершении преступления и привле­каемого к уголовной ответственности. Последний обя­зан понести наказание. Права обвиняемого как субъек­та уголовноправового отношения определяются тем, что он имеет возможность требовать точного соблюдения уголовного закона, т. е. предъявления ему обвинения в точном соответствии с уголовным законом, предусматри­вающим ответственность за совершенное им деяние. Об­виняемый «имеет право на то, чтобы к нему была при­менена надлежащая статья уголовного закона, чтобы наказание было назначено в соответствии с обществен­ной опасностью совершенного деяния», как и право на то, «чтобы к нему вообще не было применено наказание, если в действиях его нет состава преступления, преду­смотренного данной статьей уголовного закона»¹. Это право прежде всего вытекает из положений, предусмот­ренных в Общей части советского уголовного законода­тельства. Статьей 3 Основ уголовного законодательства установлено, что «уголовной ответственности и наказа­нию подлежит только лицо, виновное в совершении пре­ступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом об­щественно опасное деяние». Это положение развито и в ряде других статей Основ уголовного законодательства, как, например, в ст. ст, 7, 8, 9, определяющих понятия преступления, умышленной и неосторожной вины. Обви­няемый осуществляет свои права как субъект уголовно­правового отношения на протяжении всего времени, пока это отношение существует.

Уголовноправовые отношения в Советском государ­стве, как и любые другие правоотношения, являются волевыми. Они относятся к числу тех правоотношений, для возникновения которых не требуется согласия обоих его субъектов. Воля участников уголовноправового отно­шения не отличается единством. Скорее ее можно рас­сматривать как такую, которая направлена на достиже­ние противоположных целей. Советское государство, выражая волю народа, ставит прелятствия для достиже­ния таких целей, которые носят общественно опасный характер. Поэтому возникновение и прекращение уго

¹ А. Л. Р и в л и н, Об уголовноправовых и уголовно-процессу­альных отношениях (сПравоведение* 1959 г., № 2, стр. 109).

3*

35

44

ловноправового отношения не зависят от воли лица, со* вершившего преступление¹.-

Уголовноправовое отношение устанавливает четкие границы уголовной ответственности. Привлечение лица к уголовной ответственности и осуждение его судом воз­можно только в рамках уголовноправового отношения.

Отношения между органом государственной власти и преступником с момента возникновения этих отноше­ний являются правовыми; они не могут возникнуть и существовать вне права, вне уголовного закона и не в _v форме уголовноправовых отношений, даже если уголов­ный закон применен неправильно.

То обстоятельство, что возникновение, изменение и _t прекращение уголовноправовых отношений происходят в одностороннем порядке, отнюдь не изменяет характе­ра этих отношений как правовых. Поэтому нельзя согла­ситься с В. Г. Смирновым, который, рассматривая отно- % шения, возникающие между органом государственной власти и преступником, как властеотношения, не считает их правовыми². Но властеотношение — это тоже право­отношение, основанное на законе, и как всякое правоот­ношение предполагает равную возможность лица, при­влекаемого к уголовной ответственности^ осуществлять свои субъективные права.

Существо проблемы—уг-оловноааавовога_ отношения состоит в том, что его реализация в связи с применением уголовжиалакона создает в соответствии с требования­ми социалистической~законности строгую правовую опре- делешгоСТБПля участникоа-этого отношения. Этим проб- лема"уг<зл(5ваолравоаосол>тношения в советском уголов­ном праве в корне отличается от решения данного воп­роса в буржуазной^наукё~уголовиогогправа.

Проблеме уголовноправовых отношений в буржуазной яауке уголовного права разрабатывалась не в связи е учением об уголов­ном законе и его применении, не как отношений, основывающихся иа нем, а главным образом как проблема обоснования субъектив­ного права государства на применение к преступнику наказания. Обоснование этого права (jus puniendi), которое было дано фило­софами и криминалистами XVIII в первой половины XIX века, вы­ражало их стремление найти этическое обоснонание института на- vJ

--- . • -

¹ Исключение составляют случаи, когда уголовное дело возбуж- / дается в порядке частного обвинения.

*    В. Г. Смирнов, Правоотношение • уголовном праве, «Пра* воведение» 1961 г, № Д стр, 92,

ч36

*

казания в буржуазном государстве. Идеалистические конпелцин наказания стремились подчинить человека с его реальными интере- сами трансцендентальному началу — «всеобщей воле», «практическо­му разуму» я т. п., воплощающим согласно этим концепциям абсо­лютную справедливость¹.

Фихте, основываясь на теории общественного договора и рас­сматривая его как единственный источник всех прав человека, при­ходил к выводу, что преступник, совершающий преступление, нару­шает общественный договор и, следовательно, теряет все свои права; он может быть изгнан обществом из своей среды. Следуя этому взгляду, немецкий криминалист В. Гейнце подробно развил теорию, согласно которой необходимость наказания вытекает из особого правоотношения, создаваемого преступлением. Гейнце рассматри­вал человеческое общества как правовой союз, членом которого мо­жет быть только тот, кто признает жизненный закон этого общества, т. е. объективное право. Тот, кто совершает преступление, нарушает тем самым свои обязанности как член правового союза ■ ставит себя вие общества я вне права. Наказание снова превращает его в равноправного члена общества².- Правоотношение согласно этой концепции сводится только к обязанности преступника подвергаться 'наказанию.

Большинство немецких криминалистов, разрабатывавших теорию уголовного правоотношения, исходили из двойственного понимания уголовного права. В связи с этим они различали уголовное право в объективном смысле (jus penale) и уголовное право в субъективном смысле (jus puniendi). Объективное уголовное право означает сово­купность правоположений, определяющих преступность и наказуе­мость деяний, подпадающих под уголовный закои. Субъективное уголовное право означает право государства на наказание. Теоре­тики, устанавливавшие такое разграничение, пытались облечь право государства на наказание в форму юридического отношения между государством ц преступником. Однако это отношение трактовалось ими исключительно как отношение господства и подчинения, как ничем не ограниченное право государства на применение наказания*. Некоторые криминалисты пытались несколько расширить понятие уголовного правоотношения я трактовали его как своего рода га­рантию прав преступника. Так, П. Меркель писал, что субъективное уголовное право дает преступнику гарантию, что он будет осужден

•     соответствии с правом н справедливостью, что уголовный закон защищает преступника от злоупотреблений и произвола органов

^{г 1} Критикуя гегелевскую теорию наказания, русский дореволю­ционный криминалист А. Ф. Кистиковский справедливо писал: «Фразы о том, что преступление ничтожно, что наказание есть выра­жение уважения ■ личности человека? мог сказать только человек, которому чуждо было понимание реальной природы преступления, который о личности человека судил с высоты своей фантазии, а ие с точки зрения действительности» (А. Ф. К«стяковский, Эле­ментарный учебник общего уголовного права, Киев, 1891, стр. 153).

*  Н е i n z е, Strafrechtstheorien und Strafrechtsprinzip. Hand- bucb des Strafrechts in Einzelbeitragen herausgegeben von Fn Hoi* zendorf, В. I, Berlin, 1871, S. 239. *

*    A. W. H e f f t e r, Lehrbuch des gemeinen deutschen Criminal» rechts, Halle, 1840, S, 5.

4,37

правовой обязанности¹. В такой интерпретации интересы преступ­ника охраняет объективное право и нет ничего, что говорило бы о субъективных правах лица, привлеченного к уголовной ответствен­ности.

Более сложный характером отличается конструкция уголовно­правового отношения, предложенная Биндингом. Согласно его точке зрения законодательное предписание создает правоотношение меж­ду законодателем я тем, кто имеет право наказывать, т. е. судом. Однако уголовному закону приходится регулировать не это право­отношение, а правоотношение, возникающее между государством я преступником. Государство как субъект уголовного правоотношения, по теория Биндинга, является обладателем (Inhaber) всего уголов­ного права. Преступник же обладает единственным правом — под­вергаться тем правовым последствиям, которые предусмотрены уголовным законом³.

В рассмотренных теориях нет ничего общего с тем, что советская наука уголовного права понимает под уго­ловным правоотношением. Эти теории настойчиво и по­следовательно проводят взгляд, что обладателем субъек­тивных прав является исключительно государство, и, таким образом, сводят понятие уголовного правоотноше­ния к одностороннему властному отношению государства к преступнику.

С точки зрения советской науки уголовного права, уголовное правоотношение — это такое отношение между органом государства и лицом, совершившим преступле­ние, содержанием которого являются обязанности и пра­ва его субъектов. Лицо, обвиняемое в совершении пре­ступления, выступает не только как объект правосудия, который осуществляет лишь обязанность понести ответ­ственность и подвергнуться наказанию* но и как носи­тель субъективных прав, охраняющих его законные интересы перед лицом правосудия. Реализация этих субъективных прав осуществляется через уголовно-про- цессуальные отношения, которые обеспечивают лицу, совершившему преступление, их реальное осуществление и защиту от нарушения.

Было бы совершенно неправильно видеть в разраба­тываемой советской наукой уголовного права концепции уголовноправового отношения какую-либо аналогию с буржуазной теорией jus puniendi, основу которой состав-

*    Р. Мегке1, Grundriss des Strafrechts, Teil I, Allgemeiner Teil, Bonn, 1927, S. 2.

*   K. Binding, Die Norpien jmd ihre Ubertretung, В. I, Leipzig, 1933, $. 20-?l.

ляет взгляд на преступника исключительно как на объект права.

Отрицание правовой формы отношений, складываю­щихся между государством и преступником в результа- ч те применения норм советского уголовного права, имеет в своей основе именно такую аналогию. Но проблема уголовноправового отношения в советском уголовном праве должна решаться не с помощью таких аналогий, а исходя из того, что применение любых правовых норм всегда ведет к возникновению соответствующих правоот­ношений, и советское уголовное право не составляет в этом смысле исключения.

Уголовноправовое отношение как отношение между органами государственной власти и преступником суще­ствует и в буржуазном государстве. Это отношение воз­никает в связи с применением норм уголовного права. Но различие между ним и уголовным правоотношением

в.  условиях социалистического государства определяется различным содержанием законности и в одном и в дру­гом государстве, а этим в конечном счете определяется различная сущность уголовного правоотношения в обо­их случаях.

1

Глава вторая

'S-

СТРУКТУРА УГОЛОВНОГО ЗАКОНА

1» Применение уголовного закона предполагает пре- j- жде всего знание его структуры.

Подструктурой уголовного закона следует понимать

¹  подчиненную^рределенньшихехническим. правилам фор- -v му выражения в нем законодательно^води^^                                                 _ч <

I           Правильное понимание смысла уголовного закона {возможно лишь при условии ясного и четкого представ- рения о служебной роли его составных элементов н их ’взаимосвязи.

В юридической-литературе обычно указывается, что , правовая норма состоит и» трех частей или элементов: ^ гипотезы, диспозиции и санкции.

Чтобы выяснить, каким образом и в какой мере эта Структура выражается в уголовном законе, необходимо рассмотреть особенности каждого из указанных элемен­тов правовой нормы.

Под гипотезой понимают тот элемент правовой нор­мы, где определяются условия, при которых применяется определенное правило поведения¹,

В уголовном законе _роль гипотезы выполняет его Диспозипия^2-. Ъпигывяя рортяй преступления, диспозиция указывает условия, при которых применяется данный уголовный закон³,

*    «Теория государства и права», М., 1962, стр. 433; f7. Е. Нед­байло, Применение советских правовых норм, стр. 62; А. И. Д е- ■ шсов, Теория государства и права^ М., 1948, стр. 401—402.

*    Здесь речь идет исключительно о структуре тех уголовных законов, которые определяют преступность ■ наказуемость общест­венно опасного деяния.           л-

*   В целях соблюдения единства терминологий, * по-видимому, правильнее было бы диспозицию уголовного закона называть гипо­тезой.

40

Диспозиция уголовного закона содержит, таким об­разом, свойственное всякой правовой норме предполо* жение о возможности применения санкции при наличии в конкретном деянии признаков, описанных в диспо­зиции.

Диспозиций уголовного закона представляет собой основание санкции.

Диспозицией в теории права признается тот элемент правовой нормы, в которо^игсодержится-^амо правило поведения, т. е. дозволенное или требуемое поведение лица¹»

~Этш:_элемент правовой нормы в уголовном законе, как правило, не выражен прямЕИПГнепосредственным образом. Поэтому понятие диспозиции в уголовном пра­ве неполностью совпадает С понятием диспозиции в тео- . рии права_^,

^'Диспозиции уголовных законов, как указывалось выше, лишь в отдельных случаях и притом в самой об­щей форме, содержат ссылку на те или иные правовые нормы, охраняемые уголовным законом. Такие ссылки имеются в бланкетных диспозициях. Например, ст. 22 Закона об уголовной ответственности за государствен­ные преступления, предусматривающая ответственность за нарушение правил безопасности движения и эксплуа­тации транспорта, не содержит указаний о том, наруше­ние каких конкретных правил влечет* ответственность по этой статье.

Встречающееся в юридической литературе мнение, что в статьях Уголовного кодекса диспозиция, опреде- ляющая_сас1ав преступления, сливается с -гипотезой, являет<га_правильньш«_если учесть, что охраняемая уго­ловным законом правовая норма всёТда"прЕДполагается в этом законбТГезависимо от'Т'огогчте-он»-» нем непо­средственно не выражена—¹ ............. *

Санкция правовой нормы содержит указание на ту меру воздействия, которая применяется соответствующи­ми государственными органами к лицам, нарушающим .требование правовой нормы². Она представляет собой

¹ «Основы теории государства и права», М., 1963, стр. 415; П. Е. Недбайло, Применение советских правовых норм, стр. 62; •А. И. Денисов, Теория государства и права, стр. 402.

? «Основы теории государства и права», стр. 416.

41

способ защиты правового правила от возможных его нарушений¹.

Санкция — составной элемент всякой правовой нор­мы, в том числ^ и уголовноправовой. Санкция предпо­лагается как элемент правовой нормы и в тех случаях, когда о.на непосредственно не указана в Законе или нор­мативном акте. «За правовыми нормами,—пишет проф.

А. А. Пионтковский,— стоит возможность применения в той или иной форме государственного принуждения для ее соблюдения. Если же нарушение нормы не может влечь за собой никаких юридических последствий, то данная норма не является правовой»².

В уголовном праве санкция отличается лишь своим содержанием.

В уголовиом-праве-имеетса-аначительное число*дорм^ не снабженных санкциями. Это.стадщ^Эбщей частиуНэ- ловного законодательства. Отсутствие санкций в этих

*         статьях■шнюдБЧгетэз.начает, что они ^ишены обязатель­ной и принудительной силы. Санкция уголовного закона не обязательно выражается в наказании. Существо санк­ции заключается прежде всего в ее способности обеспе­чить выполнение т^ебовашш-лрановой-нормы. Невьшол- некие или ненадлежащее_выпол'ноние требований, содер­жащихся в статьях Общей, части уголовного законода­тельства, влечет в соответствующих случаях отмену ^ приговора, а в случаях грубого нарушения этих требова­ний— дисциплинарную ответственность виновных в таких нарушениях. Например, необоснованное осужде­ние лица, явившееся результатом нарушения требований * ст. 3 Основ уголовного законодательства, заключающих­ся в том, что уголовной ответственности может подле­жать лишь лицо, виновное в совершении предусмотрен­ного уголовным законом преступления, ведет к отмене обвинительного приговора и прекращению дела в соот­ветствии со ст. 349 УПК РСФСР.

Бели указанное нарушение явилось результатом серьезного служебного упущения, виновные в этом несут дисциплинарную ответственность на основании ст. 64 За­кона о судоустройстве РСФСР и соответствующих статей законов о судоустройстве других союзных республик.

¹ П. Е. Недбайло, Применение советских правовых норм, стр. 63.                у

*  «Теооия государства в права», М., 1962, стр. 434.                                             ^с

42

В юридической литературе высказано мнение о том, что государственное принуждение не сводится лишь • к санкциям и что оно содержится также в распоряже­нии (диспозиции) нормы поступить определенным обра­зом¹.

С таким мнением трудно согласиться хотя бы уже потому, что содержащиеся в диспозициях правовых норм правила поведения подавляющим большинством граж­дан соблюдаются и выполняются добровольно. Диспози­ция правовой нормы содержит лишь требование долж­ного поведения и сама по себе принудительной силой не обладает. Последняя заключена в санкции правовой нор­мы и реализуется только в отношении лиц, нарушающих закон; вместе с тем санкция служит предупреждением для тех, кто способен его нарушить.

2.      Вопрос о структуре уголовных законов ввиду ее "специфических особенностей требует специального рас­смотрения.              .                                    '

Уголовному законодательству известны три пипа заг коТшв:

О-P законы, устанавливающие ответственность за от­дельный вид престушшш1я_г.напр,имер "утвержденный сес­сией Верховного Совета СССР как закон Указ Прези­диума Верховного Совета СССР от 24 мая 1961 г. «Об ответственности за приписки и друпие искажения отчет- норт.»о выполнении планов»;

законы, устанавливающие.ответственность, за определенную группу преступлений, например Закон СССР от 25 декабря 1958 г. «Об уголовной ответствен­ности за воинские преступления»;

3) законы, содержащие законченную систему уголов­ноправовых нор!УГ7напр.ииёр 'Ооновы уголовного законо- дательства СоюзаХСР, уголовные кодексы союзных рес­публик.

Особую группу соста1вляю1_4шадов>ны&~законы, кото­рыми Вводятся в действие отдельные законодательные акты»_цапример За-кон СССР об^утверждеиии Оонав уго­ловного законодательства Союза ССР и союзных»рес­публик от 25 декабря 1958 г. Такие законы содержат в основном распорядительные нормы.

*П. Е. Недбайло, Советские социалистические правовые нормы, Львов, 1959, стр.

Уголовный кодекс состоит из отдельных статей. Из отдельных статей может состоять и конкретный уголов* ный закон.

Содержащиеся в уголовных кодексах и в отдельных уголовных законах статьи классифицируются по трем

¹   груипам.                                  ^-                                       '^т' ....... .........

' Пербую группу составляют статьи Обшей части уго¹ ловного законодательства. Эта статьи определяют прин­ципы тгобщие-дачала.советского уголовного права¹! ТайГ

общие начала назначения наказания. Статьи Общей ча- ' сти, кроме того, содержат определения важнейших поня­тий уголовного права: преступления, форм вины, соуча­стия и др.

Многие статьи Общей части состоят из нескольких частей. Например, ст. 7 У,К РСФСР состоит из двух частей. Первая часть определяет понятие преступления, вторая — устанавливает, что не является преступлением действие или бездействие, хотя формально и содержа­щее признаки какого-нибудь преступления, но в силу малозначительности не представляющее общественной ^ опасности.

Одной из особенностей действующего уголовного за­конодательства яйляется то, что нормы, относящиеся к одному и тому же институту Общей части, объединены в одну статью. Так, «нормы о соучастии, предусматривав­шиеся в Уголовном кодексе РСФСР 1926 года в двух статьях — 17 и 18, в Уголовном кодексе 1960 года объе- динены в одну статью— 17. Нормы, относящиеся к ста­диям преступления и охватывавшиеся в Уголовном ко­дексе УССР 1927 года тремя статьями —16, 17 и 18, в Уголовном кодексе УОСР 1960 года сосредоточены в Од­ной статье— 17,

Вопрос о том, насколько целесообразно такое объеди­нение статей Общей части, относящихся к одному и тому }ке юрвдическому институту, имеет принципиальное зна-

*   В. Г. Смирнов относит к нормам Общей частя уголовного за­конодательства также некоторые нормы его Особенной части, как, например, ст. 236 (пределы действия гл. XI УК РСФСР), ст. 144 (понятие повторности при посягательствах на отношения личной собственности), ст. 170 (понятие должностного лица) и ряд других, с чем нельзя согласиться (В. С м в р н о в, Функции советского уголовного права, стр. 39).            1 '

44

Чение. В юридической литературе признается желатель* ным, Чтобы каждой правовой норме* по возможности, соответствовала отдельная статья закона¹. Но такое со­ответствие имеет место далеко не всегда. Так, например, статьи Уголовного кодекса, предусматривающие ответст­венность за различные виды посягательств на государ­ственную и общественную собственность, основываются >ia одной и той же норме, запрещающей такие посяга­тельства я провозглашающей социалистическую собст­венность священной и неприкосновенной. Существование в кодексе нескольких статей, относящихся к хищению социалистической собственности, вытекает прежде всего из необходимости устанавливать дифференцированную ответственность за такие посягательства в зависимости от формы посягательства и иных обстоятельств.

Иначе обстоит дело в отношении статей Обшей части!! Этй статьи представляют собой правила, которыми cyf дебные органы должны руководствоваться при разреше­нии различных вопросовТ"уГйЯйвйвй ответственности и освобождении от нее. В ряде случаев бывает трудно pe-f тить_т трапстаддяюти-., пи гобой те или иные правила Общей части одну норму или „йни—я'вляются совокуп-' ностью нескольких- норм. Однако при любых условиях целесообразно конструировать статьи Общей части та'-, ним образом, чтобы они по возможности охватывали один «акой-нибудь юридический институт в целом, на­пример институт условного осуждения, соучастия. По такому принципу и конструируются в действующем уго­ловном законодательстве статьи его Общей части.

Улучшения, внесенные в обрисовку и структуру ста­тей Общей части нового уголовного законодательства, не исключают возможности их дальнейшего совершенст­вования. В целях установления единства структуры ста­тей Обшей чзг.тиГбыло ¹ оы "ПСТвСТОб.рзлН'СГ полностью отказатьса—ох-шрамечаний. к отдедьыым^с-татьям-х^ем, чтобы придать им форму статей Уголовного кодекса, тем более-пчлг ни шоему содержанию эти примечания от­личаются нормативным характером. Так,. ст. 24 УК РСФСР о лишении свободы снабжена двумя примеча­ниями. Одно из них содержит определение особо опасно­

¹ См., например, «Законодательная техника:», под ред. проф. Д. А: Керямова, стр. 40.

45

го рецидивиста, другое перечень тяжких с(реступлений. В Уголовных кодексах УССР, Белорусской ССР и неко­торых других республик понятие особо опасного реци­дивиста дается не путе.м примечания, а « виде отдель­ной статьи, что, на наш взгляд, более правильно.

Вместе с тем было бы неправильным полностью от­казаться от примечаний в "Уголовном-кодексе а тру глу-

•или иного термина. В некоторых случаях разъяснения некоторыхТермганов дает Пленум Верховного Суда СССР. Однако такие {разъяснения не всегда отличаются стабильным характером. Например, в своих указаниях по итогам обобщения судебной практики по делам о бан­дитизме и разбое Пленум Верховного Суда СССР разъ­яснил что хотя «как правило, банда предполагает неод­нократность совершения нападений, однако не исключе­на возможность организации банды для совершения одного лишь нападения»¹. Эго разъяснение стирает грань между бандитизмом и групповым разбоем и веху- ' пает в противоречие с неоднократно ранее даваемыми Верховным Судом СССР разъяснениями понятия бан­ды как устойчивой преступной организации, созданной для систематического совершения вооруженных напа­дений.

В том же плане необоснованно вынесение за пределы Уголовного кодекса в ©иде приложения к нему перечня имущества, не подлежащего конфискации по судебному приговору. Такой порядок принят в большинстве уголов­ных кодексов союзных республик. Только в Уголовных кодексах Литовской, Эстонской и Азербайджанской союз­ных республик указанный перечень включен непосредст­венно в эти кодексы в виде соответствующих статей. И по существу и технически это более правильно. Ука­зание о том, какое имущество не подлежит конфискации по судебному приговору, имеет нормативное значение и поэтому должно быть облечено в соответствующую фор­му, т. е. в форму закона.

Следует, кроме того, отметить, что в уголовных ко­дексах союзных .республик в определении круга имуще­ства, не подлежащего конфискации по судебному при­говору, имеются существенные и не всегда оправданные

4i

¹ «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1959 г. № 6, стр. 1,

различия. Учитывая это, а также то, что установление правил применения наказания, в том числе и конфиска­ции имущества] отнесено к компетенции Основ уголовно­го законодательства Союза ССР и союзных республик, целесообразно было бы, чтобы указанный перечень нашел свое мастб ib Основах уголовного законодательст­ва и соответствующим образом в тех уголовных кодек­сах, в которых этот перечень дан в виде приложения.^v При этом союзным республикам следовало бы предоста­вить право вносить в перечень имущества, конфискуе­мого по судебному приговору, необходимые уточнения с учетом местных условий.

Следует также отметить отсутствие в .некоторых слу­чаях необходимой четкости в разграничении компетен­ции уголовного киуголсшно-процессуального законода­тельства. Так, вопрос о зачете в срок наказания времени -пребывания в психиатрическом лечебном заведении по­сле выздоровления показному решается в некоторых союзных республиках. В Украинской ССР н Узбекской ССР .в отличие от других союзных республик этот во­прос разрешается не в уголовном, а в уголовно-процес­суальном законодательстве, что вряд ли правильно, учи­тывая, что этот вопрос связан с назначением наказания. То же самое можно сказать и в отношении статей, отно­сящихся к передаче на поруки. В некоторых случаях во­прос об условиях, при которых лицо не может быть пере­дано на поруки, разрешается только в Уголовном кодек­се, как, например, в УССР, а в других республиках, например в РСФСР,— и в Уголовном и Уголовно-процес­суальном кодексах! В-Утшвдом ч в Уголовно-,процес-Г суальном кодексах РСФСР содержатся совершенно оди-1 наковые^казания о том, ч1^-й не допускается передача на поруки лица, ранее осужденного за совершение умыш­ленного преступления либ(Гуже~тгереда®а;вше;росЯ на по- рукНдЛиинаково указывается^-в этих кодексах и на то, что не допускается передача на поруки лица, не считаю­щего себя виновным либо настаивающего по каким-либо причинам на рассмотрении дела в суде (Ът. 52 УК и ст. 9 УПК РСФСР), В этом случае одна и та же норма вы­ступает одновременно и ка'ктшртггматеряального, и как норма процессуального- права. Такукг. неоправданную конкуренцию норм в материальном н процессуальном прааел.алесообразнсгустранитьТ’'

47

Требуют разрешения также такие вопросы Общей части, которые необходимо окончательно/урегулировать общесоюзным уголовным законодательством. К их числу относятся, например, вопросы об определении понятий Повторности и однородности совершения преступления, по которым в настоящее время имеются расхождения в уголовных кодексах союзных республик.

Единообразного решения требует также вопрос об установлении единых критериев длк разграничения уго­ловной ответственности и таких форм общественной от­ветственности, как передача дела в.товарищеский суд и передача виновного на поруки общественной органи­зации или коллективу трудящихся. Уголовные кодексы союзных республик по-разному решают этот вопрос. Так, по Уголовному кодексу Эстонской ССР основанием пере­дачи дела в товарищеский суд является совершение пре­ступления, не представляющего большой общественной опасности. Уголовные кодексы УССР и Азербайджан­ской ССР таким основанием считают малозначитель­ность преступления. Уголовные кодексы других союзных республик наряду с общим основанием содержат пере­чень отдельных видов преступлений, по которым допу­скается передача дела в товарищеский суд. Кодексы не­которых союзных республик сочетают материальный критерий с формальным;, например, по Уголовному ко­дексу Грузинской ССР таким критерием является совер­шение малозначительного преступления, за которое может быть назначено лишение свободы на срок не свы­ше одного года или другое более мягкое наказание. Имеются и Другие существенные различия. Аналогичное положение может быть отмечено и в отношении переда­чи на поруки.

Отсутствие в действующем уголовном законодатель­стве единых и четких критериев для передачи дела в товарищеский суд и передачи виновного на поруки ведет к большой и ничем не оправданной пестроте в практиче­ском разрешении таких вопросов прокурорскими и су­дебными органами. Было бы целесообразно и этот во­прос отнести к компетенции общесоюзного уголовного законодательства путем внесения ® Основы уголовного законодательства норм, определяющих единые основа­ния освобождения от уголовной ответственности как в случаях передачи дела в товарищеский суд, так и в слу- ^

48

•чаях передачи виновного на поруки общественной орга­низации «ликоллективу трудящихся. Такое решение послужит более четкому определению оснований и гра­ниц уголовной ответственности и, следовательно, более правильному применению статей Общей части Уголовно­го кодекса, относящихся к вопросам освобождения от уголовной ответственности.

3.     Статьи Особенной части бывают* родовые и видо­вые. Родовые статьи определяют над5адае общие и ха­рактерные признаки какой-либо однороаной-ка-тегории преступлений. В~Уг5ловном кодексе РСФСР родовой статьей, определяющей общее понятий воинского пре- гтуп.гтр|Н1ия₎ ямяртга ■ 9.47:—В-^Рбловных-—кодексах УССР и Узбекской ССР имеются также статьи, опреде­ляющие общее понятие должностного преступления. Уголовные кодексы Украинской, Грузинской, Молдав­ской и Эстонской союзных республик содержат опреде­ление должностного лица.

Существование родовых статей обусловлено потреб­ностями судебной практики, нуждающейся >в четких кри­териях для разграничения некоторых категорий преступ­лений.

Видовые статьи определяют признаки предусматри­ваемых ими преступлений и содержат указания о мерах наказания за эти преступления.

t Видовая статья состоит из двух элементов: диспози­ции и санкции¹.

*           Диспозиция уголовного закона содержит описание преступного деяния. В отдельных, немногих случаях диспозиция уголовного‘закона может содержать лишь наименование состава преступления.

Вопрос о диспозициях статей Особенной части уго­ловного законодательства имеет тесную связь с пробле­мой основания уголовной ответственности. Наличие в конкретном деянии признаков описанного в диспозиции уголовного закон» состава преступления служит основ§-

*          нием уголовной ответственности. Нечеткость обрисовки состава преступления в диспозиции может создавать зна-

*   Мы считаем более правильным называть диспозицию я санк­цию видовой статьи ие ее частями, а элементами, так как деление видовой статьи иа части связано с необходимостью дифференциро­вать различные по степени общественной опасности виды одного к того же преступления.

4. Я. М. Брайниа

49

чительные затруднения при об основами и уголовной от­ветственности за описанные в ней преступные действия. Именно отсюда берет свое начало проблема точных составов преступлений в уголовном законодательстве. Сложность этой проблемы заключается в том, что отсут­ствие аналогии значительно повышает требования судеб­ной практики к качеству законодательных определений составов преступлений.                                                                  ¹

Задача не сводится только к ясности я точности вы­ражения в диспозициях уголовных законов мысли и воли законодателя. Закон должен по возможности точно определять тот круг деяний, на который распространяет­ся его действие. Иначе практика будет искать обходные пути решения неясных и не решенных в законодательст­ве, но выдвигаемых жизнью вопросов. Такими обходны­ми путями могут являться расширительное толкование либо аналогия закона. Б. С. Никифоров справедливо заметил, что конструирование казуистических диспози­ций может ввиду отсутствия аналогии затруднить борьбу с общественно опасными действиями¹.

В действующем общесоюзном и республиканском уго­ловном законодательстве значительно лучше, чем в ранее действовавшем уголовном законодательстве, определены * юридические основания уголовной ответственности за отдельные виды преступлений и проведена более четкая дифференциация оснований этой ответственности за те или иные преступления. Однако достигнутые результаты нельзя считать пределом возможною совершенствования уголовных законов. Перед законодателем всегда стояла и в настоящее время ставится задача дальнейшего совер­шенствования правовых норм. Большую роль в совер­шенствовании законодательства, в том числе и уголовно­го, играет судебная практика применения уголовных за­конов, которая позволяет обнаружить имеющиеся в нем скрытые недостатки и тем самым создает необходимые предпосылки для его улучшения.

4.    Диспозиции уголовных законов могут быть сведе­ны к пяти типам.

¹ Б. С. Никифоров, Итоги кодификации советского уголов­ного законодательства н некоторые вопросы совершенствования уго­ловноправовых норм (научная конференция «Проблемы советского . уголовного права в период развернутого строительства коммувиз- ^ ма». Тезисы докладов. Л., 1963, стр. 17).

50

Описательная диспозиция дает обобщен­ное описяйиёдпризнаков отдельного вида преступления. Типично агГйСтЬ^Шгой^ВйяеТСяГ^апример, диспозиция

ч.  1 ст. 130 УК РСФСР: «Клевета, to есть распростране­ние заведомо ложных позорящих другое лицо измыш­лений».

Большинство Диспозиций в уголовном законодатель­стве носит описательный характер, что в наибольшей мере соответствует задачам укрепления социалистиче­ской законности. Описательные диспозиции, определяя наиболее существенные признаки описываемого ею вида преступления, значительно облегчают квалификацию преступных деяний и обеспечивают единообразное пони­мание и применение уголовных законов.

Необход1имость^о1меательных лисп о дин и й в уголов­ном законодательстве обусловлен а. .также тем, что неко- торые уголовноправовые понятия имеют и чисто обиход- ное значение, в частности понятия грабежа, бандитизма, убийства," оскорбления, или, например, понятия особой жестокости, технических средств и т. д. Такими понятия­ми пользуются и в обычном словоупотреблении в их жи­тейском смысле. Как юридические понятия они характе­ризуются особыми признаками, которые при употребле­нии этих понятий в житейском смысле такой роли не играют. Именно поэтому важно, Чтобы в диспозициях уголовных законов эти признаки были четко выражены.

Описательная диспозиция должна представлять со­бой предельное обобщение встречающихся в жизни кон­кретных проявлений данного вида преступления, напри­мер клеветы, злоупотребления властью. В этом обобще­нии фигурируют лишь такие признаки, которые присущи всем конкретным преступлениям данного вида. Все индивидуальные и нетипичные признаки здесь исчезают. Благодаря такой типизации состав преступления, опи­санный в диспозиции уголовного закона, выступает как единый и одинаковый масштаб- применения уголовного закона в конкретных случаях.

Само собой разумеется, что описательная диспози­ция — лишь неполная характеристика—то го_или иного вида преступлений, поскольку «всякое общее лишь при­близительно охватывает все отдельные предметы»¹.

¹ В. И, Ленин, Поли, собр. соч., т, 29, стр. 318.

1*

51

Вопрос о структуре диспозиции уголовного закона, ее полноте и ясности давно привлекает внимание ученых- криминалистов¹. Пррп(упядярт мдрние, что при конструм- ровании законодательных определений составов престул-¹ лений в нюГ’дШГжнывнооитьс5Г~Лишь~такйё~*~пр.изнами.

ную опасность и противоправность деяяияи_а.л^,акже по­казывают. его—отличие- от- другнх^_дреступных__________________ деяиий.

В связи с этим подчеркиваетсз_нетождественность дис­позиции уголовного закона и состава преступления²’.

Проблема описательных диспозиций заключается в - определении пределов возможного обобщения, т, е. в i таком конструировании диспозиций, которо^~давяло бы возможность применить закон к наибольшему числу пре­ступлений определенного вида, но различающихся меж­ду собой индивидуальными особенностями совершения. Широта обрисовки Описательной диспозиции в первую - очередь зависит от характера предусматриваемого ею преступления. Наименее широко обрисовывайЛЧГЯ" в дис¹ позиции уголовноГСГЗакшгг-те-в»дьт преступлений, состав которыУцредттолаынт тотгъкегодиуили'иес'колько опре­деленных способов совершения, как, например, кража, измена родине. ОбрисОвкгтоггавов этих преступлений в f диспозициях соответствующих статей является исчерпы­вающей и не дает оснований для более широкого исполь­зования и распространения их на случаи, прямо и точно этими диспозициями не предусмотренные.

Более широким характером отличаются диспозиции, предполагающие множественность объектов, на которые ■ посягают предусмотренные в них преступления, и много- обраяи& дозмож.ных..„рппсобпт совершения последних.

Так, диапдоиция сТг-68--УК~Р€ФСР, предусматривающая состав диверсии, предполагает совершение этого пре­ступления не только против объектов, прямо обозначан-

¹ Н. Н. Полянский, О терминологии советского закона (Сб. «Проблемы социалистического права» 1938 г. №5); М. Д. Ш а р- городский, Уголовный закон; М. М. Гродзинский, Об усовершенствовании законодательной техники («Социалистическая законность» 1957 г. № 1); М. И. Ковалев, О технике уголовного законодательства («Правоведение» 1962 г. № 3); В. Н. Кудряв- цев, Теоретические основы квалификации преступлений, М., 1963.

¹ Подробно этот вопрос освещается в наших работах: «Уголов­ная ответственность И ее основание в советском уголовном праве», ► М., 1963, стр. 92—95, 136—144; «Основные вопросы общего учения f~

о  составе преступления» (на укр. языке), Киев, 1964, стр. 61—62.

52

•ных в ней, но и против любого государственного или общественного имущества. То же можно оказать и о спо­собе совершения данного преступления. Диверсия может быть совершена я иными способами, не обозначенными в диспозиции ст. 68. Здесь имеется лишь то ограничение, что способ совершения диверсии должен соответствовать цели этого преступления и быть именно тем средством, которое служит ее достижению.

Ни один состав преступления не может быть описан в диспозиции уголовного закона таким образом, чтобы не возникала необходимость в дополнительном его тео­ретическом анализе. Законодатель не должен стремить­ся раскрыть содержание всех без исключения понятий, употребленных в тексте закона, и таким путем еытес* нить теорию и практику, которые играют значительную роль в раскрытии специального содержания тех или иных понятий и терминов.

Однако следует^- стремиться к тому, чтобы та., или иные понятия употреблялись в диспозициях уголовных законоа. в тождественном значении. Нарушение этого требования создает затруднения в судебной практике и приводит в теоретической литературе к возникновению бесплодных дискуссий. Цримером может служить раз­личное толкование признака вооруженности в составе бандитизма (ст. 77 УК РСФСР) и в составе разбоя (н. «б» ст. 91 и п. «б» ст. 146 УК РСФСР). Например, авторы учебника Особенной части уголовного права, изданного в 1965 году, считают, что под оружием, при­менительно к бандитизму, следует понимать предметы, предназначенные исключительно для поражения живой цели, а использование группой лиц -при нападении не* пригодного к стрельбе оружия, макетов или предметов, лишь по внешнему виду напоминающих оружие, нельзя рассматривать как наличие вооруженности¹.

Что же касается разбоя, то, по мнению авторов этого учебника, «использование макетов оружия, создающих у потерпевшего впечатление реального использования оружия, следует квалифицировать как разбой»*.

*          Иного взгляда придерживаются авторы учебника

*   «Советское уголовное право. Часть Особенная», под ред. Н. И. Загородникова, М. И. Якубовича ■ В. А. Владимирова, М., 4965, стр. 65.

*  Там же, стр. 122.

53

Особенной часта советского уголовного права, изданно­го в 1964 году, которые полагают, что к другим предме­там, используемым в качестве оружия при разбое, могут быть отнесены только такие предметы, которыми можно причинить тяжкий вред личности¹.

Очевидно, что для такого расхождения в оценке одно­го и того же признака в указанных двух составах пре­ступления не было бы основания, если бы в статьях Уго­ловного кодекса РСФСР, определяющих эти составы, признак вооруженности был выражен одинаковым обра­зом. К тому же не имеется и не может быть какого-либо • принципиального различия в понимании и оценке этого признака как однородного признака составов бандитиз­ма и вооруженного разбоя, незначительно между собой различающихся по степени общественной опасности.

И уже совершенно недопустимо нарушение принципа единства руководящих положений Общей части и норм Особенной части уголовного законодательства.

С этой точки зрения совершенно невозможно, напри­мер, объяснить, почему признак достоверности сведений об известных готовящихся или совершенных преступле­ниях как признак состава недонесения отсутствует в диспозициях ст. ст. 88¹ и 190 УК РСФСР, устанавливаю- * щих ответственность за недонесение, в то время как в ст. 19 Основ, определяющей общие признаки недонесе­ния как формы прикосновенности к преступлению, при­знак достоверности указан. Хотя ст. 19 Основ имеет ру­ководящее значение и должна приниматься во внимание во всех предусмотренных законом случаях привлечения к ответственности за недонесение, тем не менее указан­ный пробел в статьях, предусматривающих ответствен­ность за это преступление, может привести к расшири­тельному применению ст. ст. 88¹ и 190 УК РСФСР².

¹ «Советское уголовное право. Часть Особенная», под ред.

В. Д. Меньшагина, Н. Д. Дурманова и Г. А. Кригера, М., 1964, стр. 117; см. также Г, Кригер, Ответственность за разбой («Со­ветская юстиция» 1962 г. № 13, стр. 14).

Эта точка зрения представляется более правильной, так как в п. «б» ст. 91 УК РСФСР речь идет о предметах, используемых в • качестве оружия, а не под видом оружия.

*  Такая же несогласованность между общим понитием недоне­сения, даваемым в Общей части, и диспозициими статей об ответ­ственности за недонесение, содержащихся в Особенной части, имеет- (~ ся в уголовных кодексах всех остальных республик.

54

5.        Между диспозицией уголовного закона или статьи -Уголовного кодекса и предусматриваемый ею составом преступления имеется определенная зависимость. Форма и содержание диспозиции определяются предусматри­ваемым ею составом преступления,^ не наоборот. Зада­ча диспозиции заключается в том, чтобы—яаилучшим образом выразить содержание состава преступления. Структура уголовного закона должна охватывать не только основной состав преступления, но и все его раз­новидности. Поэтому отдельные уголовные законы и статьи Особенной части уголовного кодекса обычно кон­струируются таким образом, что в необходимых случаях они предусматривают наряду с основным составом пре-. ступления тот же состав со смягчающими ответствен­ность обстоятельствами. Например, п. «а» ст. 239 УК РСФСР предусматривает основной состав неисполнения приказа, п. «б» этой статьи — тот же состав при смяг­чающих обстоятельствах и п. «в» — те же действия, со­вершенные в военное время или в боевой обстановке.

В некоторых случаях возникает необходимость уста­новить ответственность за действия, предусмотренные основным составом преступления и остальными видами этого состава в отдельных статьях Уголовного кодекса, как, например, в отношении различных видов убийства или телеоных повреждений.

В диспозициях статей уголовных кодексов, в которых содержится состав со смягчающими обстоятельствами, как правило, не указываются конкретно, какие обстоя­тельства являются смягчающими (например, п. «б» ст. 241 УК РСФСР). Это вопрос факта. Смягчающими обстоятельствами в этих случаях могут признаваться как те обстоятельства, которые указаны в ст. 33 Основ уго­ловного законодательства и в соответствующих статьях уголовных кодексов союзных республик, так и такие, которые в этих статьях не указаны. *

Что касается отягчающих обстоятельств, то в неко­торых случаях отдельные статьи Уголовного кодекса содержат конкретные указания относительно характера отягчающих обстоятельств. Так, в п. «е» ст. 255 УК РСФСР предусматривается нарушение уставных правил .караульной, вахтенной службы, совершенное в военное время или в боевой обстановке. Но в ряде случаев закон ограничивается лишь указанием о тяжких последствиях,

55

не конкретизируя их. Например, в П. «в» ст. 256 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за нару­шение правил несения пограничной службы, указывается иа «тяжкие последствия». Очевидно, что в этих случаях вопрос О конкретном содержании тяжких последствий — вопрос факта, оцениваемого судом.

В уголовном законодательстве союзных республик, как правило, соблюдается определенная последователь­ность в расположении частей статьи. Оановной состав преступления обычно содержится в ее первой части; вто­рая часть предусматривает в большинстве случаев этот состав преступления со смягчающими ответственность обстоятельствами и последующие частив тот же состав с отягчающими обстоятельствами. Таким образом, одна видовая статья может предусматривать только один вид преступления и несколько его составов в зависимости от наличия смягчающих или отягчающих обстоятельств.

Каждая часть видовой статьи предусматривает от/ дельный состав данного вида преступления. Однако та­кая последовательность не всегда соблюдается при кон­струировании видовых статей Уголовного кодекса. Так, основной состав умышленного легкого телесного повреж­дения, которое не повлекло за собой кратковременное расстройство здоровья или незначительную стойкую ут­рату трудоспособности, фигурирует в большинстве уго­ловных кодексов в качестве состава со смягчающими об­стоятельствами. В Уголовных кодексах Казахской, Ли­товской, Молдавской и Эстонской союзных республик этот же состав выступает как основной состав преступ­ления. Уголовный кодекс Казахской ССР (ст. 97) преду­сматривает только один состав умышленного легкого телесного повреждения без отягчающих обстоятельств. Составы мелкой спекуляции и мелкого хулиганства пре- • дусмотрены большинством уголовных кодексов в статьях

о   спекуляции и хулиганстве в качестве составов со смяг­чающими обстоятельствами. В Уголовных кодексах Ли­товской и Эстонской союзных республик мелкая спеку­ляция и мелкое хулиганство предусмотрены отдельными статьями как самостоятельные преступления. Представ­ляется, что оснований для выделения этих видов пре­ступлений в самостоятельные составы и тем самым в отдельные статьи не имеется. Спекуляция, как и хулиганство,— единый вид преступлений. Но это, однако,

56

не исключает необходимости раскрытия в законе поня­тий мелкого хулиганства и мелкой спекуляции.

Сложнее обстоит дело со статьями,- в диспозициях которых содержался два или более составов преступле­ний, различающихся между собой по отдельным юриди^ ческим признакам, ио близких между собой по характе­ру. В уголовных кодексах союзных республик имеется ряд таких статей. Например, ст. 153 УК РСФСР объеди­няет два самостоятельных состава преступления: занятие частнопредпринимательской деятельностью и коммерче­ское посредничество. Несмотря на общность объекта этих преступлений, их объективные признаки существен­но различны и не заменяют друг друга, как в составах преступления с альтернативными признаками. Уголов­ные кодексы Украинской, Узбекской, Грузинской, Армян­ской и Эстонской союзных республик предусматривают частнопредпринимательскую деятельность и коммерче­ское посредничество в разных статьях как два само­стоятельных состава преступления, что более правильно и отвечает задачам четкого разграничения юридических оснований уголовной ответственности.

С этой точки зрения представляется неверным объе­динение в ст. 156 УК Армянской ССР состава спекуля­ции товарами или иными предметами с покупкой и пере­продажей в йелях наживы домов или части дома, явля­ющихся личной собственностью граждан, В Уголовных кодексах Казахской и Таджикской ССР ответственность за жилищную спекуляцию предусмотрена отдельно от спекуляции товарами, что более правильно, так как раз­личны объекты этих преступлений и их объективные признаки.

По два состава преступлений предусмотрено в ст. ст. 88, 159, 178, 193, 195, 199, 204, 232 и других Уголов­ного кодекса РСФСР-

Отсутствие четкой дифференциации оснований уго» ловной ответственности и помещение в одной диспози­ции уголовного закона двух или более составов преступ- ланий иногда на практике приводят к их отождеств­лению.

Г

М. был осужден Московским городским судом по ст. 15 я Ч .2 ст. 88 УК РСФСР (нарушение правил о валютных операциях, а так­же спекуляция валютными ценностями или ценными бумагами) и Ч. 3 ст, 89 УК РСФСР (хищение государственного или обществен­

ного имущества). Квалификацию действий М. по ст. 15 и ч. 2 ст. 88 УК РСФСР судебные органы мотивировали тем, что М. пытался реализовать значительное количество золота, т. е. покушался на совершение преступных операций с золотом в крупных размерах. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении по этому делу, указав на неправильную квалификацию преступления М. по ч. 2 ст. 88 УК РСФСР, разъяснил, ч1х> квалифицирующие признаки ч. 2 ст. 88 УК РСФСР «в виде промысла или в крупных размерах» отно­сятся только к спекуляции валютными ценностями, между тем как М. обвинялся в попытке реализовать значительное количество золо­та, т. е. пытался нарушить правила о валютных операциях¹. Несом­ненно, что некоторое влияние на неправильную квалификацию судом этого преступления могло оказать близкое соседство обоих составов преступлений.

Как показала судебная практика, более глубокой дифференциации оснований уголовной ответственности требуют также некоторые такие статьи, диспозиция ко­торых предусматривает только один какой-нибудь состав преступления, но этот состав фактически может быть расчленен на два и более составов. В частности, это можно сказать в отношении статей, предусматривающих ответственность за нарушения правил безопасности дви­жения на транспорте. Здесь, как правильно отметил Б. А. Куринов, законодатель фиксирует внимание судов главным образом только на одном обстоятельстве, влияющем на квалификацию этих преступлений,— на характере и тяжести наступивших вредных последст­вий². Но тяжесть вредных последствий — не единствен­ное обстоятельство, которое имеет значение для опреде­ления степени общественной опасности любого преступ­ления, в том числе и Транспортного. Следует согласить­ся с Б. А. Куриновым, который обращает внимание на ряд таких обстоятельств, которые вследствие нечеткого описания этих составов в ст. ст. 85, 211, 212 УК РСФСР остаются вне поля зрения суда.' К таким обстоятельст­вам, в частности, относятся характер допущенного нару­шения, формы вины и некоторые другие обстоятельства. Мы, как и Б. А. Куриное, считаем, что в целях большей индивидуализации отвегственносгч за эти преступления было бы более правильным раздельное установление ответственности за умышленное и неосторожное совер* • шение таких преступлений, как это имеет место в отно-

¹ «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1964 г. № 1, стр. 19.

*  Б. А. Куринов, О понятии и системе транспортных пре< ступ лен ий в советском законодательстве («Правоведение» 1964 г. №3, стр. 112—114).

58

шеиии некоторых других видов преступлений, например умышленного и неосторожного уничтожения или повреж­дения государственного или общественного имущества, умышленных и неосторожных телеоных повреждений. Такая дифференциация ответственности обязывала бы следственные и судебные органы фиксировать внимание на степени вины лица, нарушившего правила безопасно­сти движения на транспорте.

В плане дальнейшего совершенствования уголовного законодательства необходимо стремиться к более четкой дифференциации оснований уголовной ответственности, 8 не к их упрощению, что в наибольшей мере будет отве­чать задачам укрепления социалистической законности.

6.       Одно из необходимых условий правильного конст­руирования всякоиГв том числе й описательной, диспо- -эйТЩИ^ДХшавнот закона — ^юность ^ единство применяе­мых понятий и терминов. Затруднения, возникающие При"н1алйфикации преступлений в овязи с неясностью или цротиворечивостью употребленных в уголовном за­коне понятий, не всегда можно устранить с помощью его толкования. В связи с принятием союзными реопублика- , ми уголовных кодексов и подчас различным решением в них некоторых вопросов уголовной ответственности про­блема единства употребляемых в уголовном законода­тельстве союзных республик понятий приобретает все большее значение.

Для правилышй_квалификаци,и лреступлений-сущест» венное значение имеет также вопрос о смысловом значе­нии и объеме отдельных употребленных в законе поня­тий. С этой точк?Г'зрен1Ия,'"все*терм1И,ны, фигурирующие

в уголовньга-мтсоназг,—могух______ £>ыть_ разбитьина четыре

группы.

П е р в у к>—г р у я и у—соста-вляют-о б щ е у »о-т р е б и- т е я ь~я ы е термины, относящиеся к явлениям, встре­чающимся в повседневной жизни, например такие, как «ремонт», «личный», «хранение», «использование». Эти . термины не требуют специальною их уточнения; в необ- ходимых-случая* жГжно ограничиться-лишв-выястгением их слодарного-энатениягОднако и такие термины могут иметь различное значение в зависимости от того смысла, какой они приобретают в контексте диспозиции уголов­ного закона. Так,термин «средства» имеет одно значение . как понятие, которое относится к тем или ннИМ п]эиспо-

69

ооблания,м, применяемым при совершении преступления (ч. 2 ст. 144 УК РСФСР), и совсем иной смысл это сло­во имеет В диспозиции ст. 123 УК РСФСР, предусматри­вающей ответственность за злостное уклонение от упла­ты средств на содержание нетрудоспособных родителей. В данном случае речь идет об одном и том же термине, который приобретает различное значение в зависимости от содержания диспозиции уголовного закона.

Однако есть такие общеупотребительные понятия, которые всегда- должны применяться в строго опреде­ленном значении, В некоторых уголовных законах такие понятия, однако, употребляются в разном значении. Например, в ч. 2 ст. 169 УК РСФСР (незаконная поруб­ка леса) употреблено понятие «промысел» в смысле незаконного занятия, хотя само это понятие имеет значе* ние законной деятельности. В ст. 163 УК РСФСР преду­смотрено незаконное занятие рыбным и другими добы> вающими промыслами. В этом случае понятие «промы­сел» приобретает другой оттенок. Здесь это понятие имеет значение нарушения правил занятия законным промыслом. Принципиального значения это различие в словоупотреблении не имеет. Однако и такие различия нежелательны. Очевидно, что в первом случае в ч. 2 ст. 169 был бы более уместен термин «систематичеаний», тем более что в той же статье говорится о совершении таких действий «хотя бы впервые», но причинивших ‘крупный ущерб.           >                                                                       

В торую Г р.у п П у ' .■пйрч«у|Г1Т тррм.пшл дмашитм») лп йттм а л ья п рр^имуш.яртвр-нна няучнпе или тех- ни ч е с к о в з>начекие_г например: «международные or- BeTHUeL купоны» (ст. 159 УК РСФСР), «эпизоотия» (ст. 160 УК РСФСР), «пограничная полоса», «погранич­ная зона» (ст. 197 УК РСФСР), «аборт» (ст. 11(Г~УК •РСФСР) и др. В этих случаях бывает невозможно огра­ничиться установлением лишь словарного значения того или иного термина и возникает необходимость обра­щаться к специальным источникам (справочникам; и

¹ другим видам специальной литературы).

Неточности и расхождения, которые овязаны с упот- реблеаием таких понятий в уголовных законах, имеют более серьезный характер.

Примером таких расхождений могут служить разли­чия в понятиях, относящихся к различным видам тзлэс*

60

ных повреждений, предусмотренных уголовными кодек­сами союзных республик. Эти расхождения касаются •как классификации видов телесных повреждений, так и самого содержания понятий тех или иных видов телес* ** ных повреждений. Например, Уголовный кодекс РСФСР различает три основных вида умышленных телесных по­вреждений: тяжкие, менее тяжкие и легкие. Уго­ловный кодекс УССР_Г сохраняя трехстепенное деление видов телесных повреждений, различает тяжкие, сред- •ней тяжести и легкие. Уголовный кодекс Узбекской •ССР различает телесные повреждения: легкие и умыш­ленные. Расхождения в классификации видов телесных •повреждений имеются и в других уголовных кодексах. Дело, однако, не столько в терминологических расхож­дениях, сколько в различном содержании тех понятий и определений видов телесных повреждений, которые да­ются в уголовных кодексах. Приведем в качестве приме­ра только одно из таких расхождений. Уголовный кодекс РСФСР к умышленным менее тяжким телесным по­вреждениям отнооит, в частности, такое телесное по* вреждевие, которое вызвало длительное расстройство здоровья или значительную стойкую утрату трудоспо­собности менее, чем на одну треть (ч. 1 ст. 109). Такое •же самое телесное повреждение в ч. 1 ст. 88 УК Узбек­ской ССР рассматривается как умышленное тяжкое Телесное повреждение.

Эти и другие, порой очень существенные, расхожде­ния, объясняются прежде всего отсутствием единых чет- ' ких правил по определению степени тяжести телесных повреждений. Введенные в отдельных союзных респуб* •ликах после принятия новых уголовных кодексов Пра­вила по определению степени тяжести телесных повреж­дений не улучшили положения. Как отмечает член-кор­респондент Академии медицинских наук СССР М. Авдеев, серьезные недостатки и путаниц^р которая имеется в " этих Правилах по вопросу определения степени тяжести телесных повреждений, влекут серьезные последствия, поскольку от оценки тяжести телесных повреждений за­висит квалификация преступных действий, а следова- -тельно, и мера наказания¹.

I         «Недостатки правил по определению степени тяжести телес­

ных повреждений» («Социалистическая законность» 1963 г. № 2,

Стр. 40—45) *

Ничем не оправданные расхождения йгтр^чянпуд в. статьях уголовных кодексов .отдельных республик, отно­сящихся к некоторым видам половых преступлений. Рас- хождения~эти выШяъы употреблением раЗЛИЧНЫХИо своему содержанию, понятий.

Та.к_т-_а^1Юлоашш__в!жвк€е РСФСЕ*--УС СР,- БССР и Узбекской ССР установлена ответственность за половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости. Но этим кодексам—квалифицирующим—обстоятельством является биологический критерий (недостижение поло­вой зрелости). По уголовным кодексам других респуб­лик обстоятельством, обусловливающим в таких случаях преступность деяния, шляется недостижение потерпев-, шим 1 fi-rjpxpp.ro- ап^рягт.а-Мржпу_трм судебной"практике известны случаи полового сношения с лицоМд_ достигшим половой зрелости в возрасте до 16 лет. По Уголовным кодексам РСФСР, УССР, ВССР и Узбекской CCR уго­ловная ответственность в таких случаях исключается, а по кодексам других республик она возможна.

Представляется, что более правильна позиция тех уголовных кодексов, которые в качестве научного крите­рия, необходимого для ответственности за такие пре­ступления, установили биологический критерий. Совер­шенно очевидно, что не существует каких-либо принци­пиальных оснований для подобных различий. Но в су­дебной практике они могут вызывать затруднения.

Существенные те^рмицологяаеские различия имеются и в статьях,"определяющих отвагсхвенность за разврат­ные действия. Уголовные кодексы Киргизской, Узбек­ской' ТГ 'Казахской союзных республик предусматривают ответственность за указанные действия, если они совер­шены в отношении малолетних. Согласно Уголов­ным кодексам ГрузинскойГЛитовской. Эстонской, Турк­менской, Украинскои7~Молдавской и Таджикской союз­ных республик уголовная ответственность за развратные действия настулаех-при-условииг-если-они-ховершены в отношении лиц, не достигших 16-летнего возраста. А по Уголовным кодексам РСФСР, Латвийской, Армян­ской, Белорусской и Азербайджанской союзных респуб-. лик эти действия влекут гугветстврптпгть, ли пни .со­вершение отношении н е с о в g~piu еннолетних. Надо полагать, что терминологические различия этих трех категорий потерпевших являются и фактическими разли­

62.

чиями в их возрасуе. Однако не совсем ясно, имеются ли в виду такие различия между категорией потерпев­ших, именуемой малолетними, и теми, кого закон назы­вает лицами, не достигшими 16 лет.

К третьей группе относятся специальные уго- л о#Жопр а в о в ы е и , другие ю р ид пааСки е пон я т ал, как, например. «похищение», «государствен- ная тайна», «представитель власти». Содержание таких понятайпащгвгшгугочняётся Судебной практикой и юридической яаукой. Так, понятие «хищения» и ряд других юридических понятий были уточнены в ряде по­становлений Пленума и определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР и развиты советской наукой уголовного права.

В четвертую группу входят понятия, не кон-

*     кретизированные законодателем и уточняемые при при­менение угояовного-закшта:—Такиептонятия _в_юрвд,иче-

*    ской литературе"пр'Инято называть оценочными, так как конкретизация таких понятий производитсЯТ5Г, кто при­меняет закон.

В-диспозтщиях некоторых уголовных законов встре­чаются термины «злостное уклонение» (ст. ст. 122, 123 УК РСФСР), «корысхные'побуждения», «особая, жесто­кость» (пп. «а» и «г» ст. 102 УК РСФСР), «тяжкие по- СЛШГСтаия» (ч. 1 ст. 140 УК РСФСР), «крупные ра'зме- рыГ'(чГЗ ст. 89 УК РСФСР), «особо крупны‘ё“ра5йеры» {стгЭЗ¹ УК РСФСР), «.особо тяжкие последствия» (ч. 3 ст. 117 УК РСФСР), «иные тяжкие последствия» (ч. 2 ст. 128 УК РСФСР), «крупный ущерб» (ст. 167 УК РСФСР), «значительный ущерб» (ст. 168 УК РСФСР)^ «существенный вред» (ч. 1 ст. 170.УК РСФСР), «низмен­ные побуждения» (ч. 1 ст. 195 УК РСФСР) и ряд дру­гих. Аналогичные'термины встречаются и в уголовных кодексах других союзных республик.

Закон в ряде случаев не может исчерпьибающим об- 'разом обозттачитБ'такипсвалифицирующие обстоятельст­ва, которые^бладаюттяналгооб^азным содержанием и в конкретном, своем, проявлении выступают в различной форш^Так, например, «особо тяжкие последствия», о которВПГговорится в ч. 3 ст. 117 (изнасилование), могут выразиться в тяжелом физическом или психическом за­болевании, либо смерти потерпевшей, либо ином каком- либо тяжком последствии. Поэтому включение в диспо-

63

зиции уголовных законов оценочных признаков в боль*
шинстве случаев неизбежно и необходимо. Однако^-в
пользовании такими оценочными понятиями в действую-
щем уголовном законодательстве пока еще отсутствует
необходимое единообразие. Например, Уголовные кодек-
сы РСФСР (ч. 1 ст. 211), БССР (ст. 206) предусматри-
вают в качестве одного из последствий нарушения' ра-
ботником автомототранспорта или городского электро-
транспорта правил безопасности движения и эксплуата-
ции транспорта причинение существенного мате-
риального ущерба. В Уголовном кодексе УССР'
(ч. 2 ст. 215) говорится о крупном материальном
_% ущербе. В ч. 2 ст. 241 УК Грузинской ССР говорится
о значительном имущественном ущербе,
причиненном этим преступлением. В Уголовных кодек-
сах Азербайджанской (ч. 1 ст. 208) и Латвийской (ч. 1
ст. 213) союзных республик предусматривается зна-
чительный материальный ущерб, а в Уголов-
ном кодексе Молдавской ССР (ч. 1 ст. 177) говорится

о   материальном ущербе.

Такая пестрота в обозначении по существу одного и
того же квалифицирующего признака ничем не оправда-
на. Еще труднее объяснить употребление в рамках одно-
го й того же кодекса различных терминов для обозна-
чения одного я того же квалифицирующего признака.
Довольно трудно понять, какое различие существует,
например, между понятием «крупного ущербао кото-
ром говорится в ст. 167 УК РСФСР (нарушение правил
разработки недр и сдачи государству золота) и поня-
тием «значительного ущерба», упоминаемом в ст, 168
того же кодекса (умышленная потрава посевов и по*
вреждение полезащитных и иных насаждений). Наличие
в Уголовном кодексе двух таких понятий, притом в
смежных статьях, создает представление о том, что зако-
нодатель вкладывает в эти понятия различный смысл.
Но установить грань между этими понятиями практи-
чески невозможно.

Поэтому возникает законное сомнение в целесообраз-

тельстве. различной ^терминологии в отношении понятий. КОТОРЫе ЯВЛ^^Ч f линией пп

и единственное различие между которыми состоит лишь в словесной форме их выражения. 'НеобходиМбТГремить»¹ У

закондда-

ТГг

ся к строгому единству употребляемых в законах поня- тий.тгабегая-аольаавания-^ааже-еинаннма мк;—*

Унификация законодательной терминологии, разу» меется^ше не решядт~всей проблёМБтцднрчных при- знаков. Но устранение пестроты в обозначени11_по-£уще' ству_одщх_И_тех же оценочных—признаков явилось бы шагом вперед на пути к внесению, большей ясности и , определенности в оценочные понятия. Вместе с тем сле- повал^бы-иапрааипсдешгтГМ~то. чтобы—по мере воз­можности заменить некоторые существующие в действу­ющем уголовном заксгсгодатЕЛБсшц ■оценочные понятия более точными¹. Такое требование настоятельна выдви­гается судебной”практикой применения некоторых уго­ловных законов и в первую очередь законов, предусмат­ривающих ответственность за хищение государственного или общественного имущества. Наибольшие трудности, встречающиеся при применении этих законов, связаны с определением размеров похищенного имущества, вели­чиной материального ущерба, причиненного государству или общественной организации. Теория и судебная прак­тика уже выработали такие критерии. Они позволяют в самом общем виде проводить грань между мелким и бо­лее крупным хищением, между крупным хищением и хи­щением в особо крупных размерах. Однако эти критерии Все же не отличаются достаточно четким и устойчивым характером, так как определение величины ущерба, при­чиненного хищением в том или ином случае, зависит не только от стоимости похищенного, «о и от ряда других обстоятельств, в частности таких, как хозяйственное назначение похищенного имущества, его дефицитность и др. То обстоятельство, что в оценке тех или иных кри­териев определения .размеров похищенного ни в теории, ни в судебной практике до сих пор нет единства, осо­бенно остро стоит вопрос о выработке единых крите­риев, необходимых судебной практике для правильного определения размеров хищений и тем самым для пра-

¹ Именно так был поставлен вопрос Б. С. Никифоровым в его докладе «Итоги кодификации советского уголовного законодатель­ства и некоторые вопросы совершенствования уголовноправовых иорм» (научная конференция «Проблемы советского уголовного пра* ва • период развернутого строительства коммунизма». Тезисы док­ладов, Л., 1963, стр. 17),

1 Я. М. Брайни»

65

вильного применения соответствующего уголовного зако­нодательства.

Фактичесш судебная практика в настоящее время Пользуется выработанными ею критериями определения размеров хищения, и эти критерии постепенно начинают приобретать стабильный характер. Так, значительным признается хищение на сумму до 2500 руб., крупным — на сумму свыше 2500 руб., а особо крупным — на сум­му, достигающую примерно 10 тыс. руб.¹.

Например, по делу В., С. и Л., признанных виновными в совме­стном присвоении государственных средств в сумме свыше 2500 руб., Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР признала правильной квалификацию их действий органами предварительного следствия по ч. 3 ст. 92 УК РСФСР².

Пленум Верховного Суда СССР не нашел оснований для отме­ны определения Судебной коллегии Верховного Суда РСФСР по делу Г. и др. Этим определением Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР переквалифицировала действии обвиняемых с ч. 3 ст. 89 на ч. 2 ст. 89 УК РСФСР, всходя нз того, что размер похи­щенного ими имущества на общую сумму 1817 р. 90 к. нельзя при­знать крупным³.                                                                                                                         4

Судебная практика вплотную подошла к уточнению ряда понятий, связанных е определением размеров похи­щенного имущества, что должно явиться предпосылкой для разрешения этого давно назревшего вопроса зако­нодательным путем* Такое решение данного вопроса, несомненно, оказало бы положительное влияние на су­дебную практику по делам о хищениях государственно­го и общественного имущества и обеспечило бы единооб­разное решение вопросов квалификации этой категории преступлений.

Нельзя, конечно, закрывать глаза на то, что установ­ление четких границ в некоторых оценочных понятиях вносит известный элемент формализма. Но этот элемент имеется в любом законе. Проблема заключается не только в том, как написан закон, но и в том, как он при­меняется. Применение любого закона связано с требова­нием оценивать факты и явления в конкретных условиях места и времени. Поэтому содержание любых элементов оостава преступления необходимо раскрывать на оанове

¹ Г. Шелковкин, Е. Фролов, Квалификация хищений со­циалистической собственностя в зависимости от их размеров («Со­ветская юстиция» 1964 г. № 3, стр. 8).

¹ «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1964 г. № 5, стр. 12.

•  «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1963 г. № 2, стр. 24—25.

66 '

i

учета всех обстоятельств конкретного дела. На это ука­зывал А. Н. Трайнин. Правильно связывая этот вопрос С. требованием материалистической диалектики — оцени­вать явления в конкретных условиях места и времени¹* А. Н. Трайнин вместе с тем несколько упрощал пробле­му оценочных признаков. Он упускал из виду, что этот методологический принцип относится не только к суду и что от законодателя зависит, чтобы такая оценка опира­лась по возможности на конкретные критерии, макси­мально приближенные к реально^ действительности.

Польский криминалист И. П. Андреев, указывая на то, что законодательство Польской Народной Республи­ки дает точное определение стоимости похищенного об­щественного имущества — 300 злотых, в границах кото­рой кража квалифицируется как «мелкая», справедливо писал: «Можно быть сторонником или противником такой четкой границы, ибо она имеет как положитель­ные, так и отрицательные стороны, однако нам не ду­мается, что одна позиция вытекает из основ марксизма, другая же им противоречит»².

Идеальное решение проблемы точных составов пре­ступлений требовало бы, в частности, полного устране­ния в диспозициях уголовных законов оценочных при­знаков и замены их более конкретными понятиями. Однако необходимо учитывать, что процесс конкретиза- цииоценочных понятий в законодательстве может осу­ществляться лишь по мере накопления опыта примене­ния уголовных законов, содержащих оценочные призна­ки, и изучения-такого опыта. А до этого конкретизация оценочных признаков должна производиться судебной практикой. Однако такая конкретизация не должна быть проявлением абсолютной свободы судейского усмотре­ния; она должна осуществляться в такой форме, кото- . рая позволяет вышестоящему судебному органу прове­рить правильность производимой судом оценки конкрет­ных обстоятельств, к которым относятся оценочные при­знаки, указанные в диспозиции уголовного закона. С этой точки зрения заслуживает большого внимания постанов-

¹      А. Н. Трайнин, Общее учение о составе преступления, М., 1957, стр. 88.

*  И. П. Андреев, Рецензия на книгу А. Н. Трайиина «Общее учение о составе преступления» («Советское государство и право» 1958 г. № 3, стр. 153).

б* ‘                                                                                                .И

ление Пленума Верховного Суда СССР от 22 декабря 1964 г. «О судебной практике по делам о хулиганстве»¹. В нем указывается, что, квалифицируя хулиганство по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР и соответствующим статьям уго­ловных кодексов других союзных республик по признаку наличия в .действиях подсудимого исключительного цинизма или особой дерзости, суд должен указать в при­говоре, какие конкретно действия виновного он относит к исключительно циничным или особо дерзким. Это ука­зание имеет принципиальное значение в том отношении, что обязывает суд раскрывать содержание оценочных признаков, когда они указаны в диспозиции уголовного закона, и тем самым обосновывать квалификацию пре­ступления по таким оценочным признакам.

При конструировании описательных диспозиций целе­сообразно в одинаковой мере избегать как чрезмерно обобщенного описания в них составов преступлений, так и казуистической их обрисовки. Состав преступления должен быть обрисован в диспозиции уголовного закона таким образом, чтобы, будучи обобщением конкретного

*          вида преступлений, он давал возможность квалифици­ровать по этому закону всё единичные и, так сказать, индивидуальные' случаи конкретного совершения таких преступлений. Описательная диспозиция должна, таким образом, содержать родовые признаки данного вида пре­ступления, т. е. такие признаки, которые встречаются в о всех конкретных формах данного вида преступления. Например, признак тайности в краже— родовой признан? этого состава преступления, и он должен быть налицо в любом конкретном факте кражи независимо от того, когда, кем, при каких обстоятельствах она совершена. Диспозиции с казуистическим описанием состава пре­ступления отличаются тем, что наряду с отдельными родовыми признаками содержат признаки единичного преступления, чем-то отличающегося от данного вида преступления.

В советском уголовном законодательстве такой тип диспозиции отсутствует; почти не встречается он и в иностранном уголовном законодательстве².

¹         «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1965 г. № 1, стр. 8; см. также «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1966 г. № 16, стр. 12. ■

²         Уголовные законы с казуистическими диспозициями — продукт раннего развития права, когда оно нередко создавалась путем су.

А *

4

Советскому уголовному праву присущ принцип точ­ных составов преступлений, в соответствии с которым воля законодателя находит в законе наиболее полное и совершенное выражение. Но принцип точных составов отнюдь не означает их чрезмерной детализации в диспо­зициях уголовных законов. Диспозиции уголовных зако­нов не должны быть заполнены такими признаками, ко­торые затрудняют правильное понимание состава пре­ступления.

Проф. М. М. Гродзи,некий с полным основанием пи­сал, что «если формулировка закона содержит четкие • •общие признаки, точно определяющие содержание, то использование дополнительных признаков может только усложнить данную формулировку и тем самым затруд­нить правильное понимание и применение закона»¹.