А. А. ГЕРЦЕНЗОН

УГОЛОВНОЕ ПРАВО И СОЦИОЛОГИЯ

(Проблемы социологии уголовного права и уголовной политики)

 «Юридическая литература» Москва —1970

ВВЕДЕНИЕ

Одной из характерных черт развития советской науки уголовного права за последнее десятилетие является все более широкое внедрение в нее конкретно-социологи­ческих исследований. Было бы ошибочным утвержде­ние, что в предшествующие годы советские криминалис­ты не осознавали значения социологического изучения уголовноправовых проблем в широком смысле слова. Но особое внимание советских криминалистов к подоб­ным исследованиям было обращено именно в последнее десятилетие, в особенности после принятия новой Про­граммы КПСС и постановлений ЦК партии о развитии общественных, и в частности юридических, наук.

Внедрение социологических исследований в правовую науку исторически складывалось так, что пионером в этом отношении была именно наука уголовного права, в недрах которой зародилась и развивалась криминоло­гия, явившаяся первым воплощением применения мето­да конкретно-социологических исследований в области проблем уголовного права (преступность, ее причины, меры предупреждения). Раскрытие социального со­держания преступления, наказания, мер предупрежде­ния преступности, начатое в общефилософском, социоло­гическом и политическом плане просветителями и гума­нистами XVIII века, продолженное и социально углуб­ленное социалистами-утопистами, развитое (до появ­ления марксизма) русскими революционными демо­кратами, служило идейным источником наиболее прогрессивных теорий в науке уголовного права. Но подлинно научная база для социологических исследова­ний проблем уголовного прав,а появилась с возникнове­нием марксизма-ленинизма, с созданием Советского государства и права, в процессе развития советской пра­вовой науки.

Появление и широкое распространение биологиче­ских или биосоциальных теорий преступления и мер безопасности, несомненно, было и до сих пор является

3

серьезным тормозом в осуществлении подлинно научного социологического изучения проблем уголовного права, и только в неуклонной борьбе с подобными теориями мож­но мыслить плодотворное развитие советской науки уго­ловного права.

Криминология явилась первой линией социологиче­ского подхода к проблемам уголовного права. Однако эта линия не была прямой и восходящей в буржуазной юриспруденции, ибо вскоре после создания криминоло­гии сторонники эклектической, соглашательской уголов- но-социологической школы поспешили «вывести» крими­нологию за 'пределы науки уголовного права «в собст­венном .смысле слова» и попытались обосновать самостоятельность существования «уголовноправовой догматики», «уголовной этиологии» и «уголовной поли­тики». Тем самым наука уголовного права ,по-прежнему оставалась ограниченной рамками чисто юридического исследования, уголовная политика объявлялась скорее «искусством», чем наукой; что же касается криминоло­гии, то она оказывалась в «беспризорном» состоянии, утрачивая органическую связь с наукой уголовного пра­ва. Не случайными следует признать 'притязания на гегемонию или по крайней мере на ведущую роль в буржуазной криминологии представителей различных отраслей биологической науки. Нельзя не усмотреть глубокий политический смысл в том, что в империали­стических государствах подобные теории пользуются немалым успехом.

•    Криминология, как понимает ее автор данной работы, является одной из форм применения конкретно-социо­логического метода в исследовании уголовноправовых проблем. И в этом направлении советские криминологи за последние годы проделали весьма значительную ра­боту: можно было бы назвать десятки монографий и множество статей, написанных на криминологические темы.

Но применение конкретно-социологического метода в науке уголовного права, как мы полагаем, не ограничи­вается и не может ограничиться лишь криминологиче­скими исследованиями, ибо имеются и другие, не менее важные аспекты его применения. Именно они и являют­ся по преимуществу содержанием настоящей работы.

Укажем на наиболее важные из них.

4

*

Прежде всего следует назвать конкретно-социологиче­ское изучение институтов советского уголовного пра­ва, имея в виду институты и общей и особенной части.

Несмотря на сложившуюся у мае традицию — в учеб­никах и курсах уголовного права, в монографиях и в диссертациях, посвященных юридическим проблемам борьбы с преступностью,— подчеркивать значение социо­логического аспекта исследования проблем уголовного права, на деле, к сожалению, авторы ограничиваются лишь общими декларациями :на эту' тему. Только в са­мое последнее время в работах, особенно в диссертаци­ях, написанных молодыми 'советскими учеными, наблю­дается несомненный поворот в сторону комплексного (юридического и социологического) исследования уго­ловноправовых проблем. С точки зрения общеметодоло­гического подхода к решению проблем уголовного права большое принципиальное значение имеет, как мы пола­гаем, последовательное сочетание аспекта юридического с аспектом социологическим, ибо только при соблюдении этого условия удается наиболее полно и всесторонне раскрыть диалектическую связь и единство правовой формы и ее социального содержания. Речь идет не только о социологическом исследовании понятия пре­ступления и понятия наказания, но и о социологическом исследовании состава преступления со всеми его элемен­тами, института соучастия, неоконченного преступления, совокупности преступлений, повторности преступлений, необходимой обороны, индивидуализации наказания и т. д.                                                                                            '

В равной мере имеется в виду и социологическое ис­следование отдельных видов преступлений применитель­но к содержащемуся в законе описанию их составов и к воплощению их на практике.

Сочетание юридического и социологического аспектов изучения уголЪвноправовых проблем, несомненно, ока­жет практике существенную помощь в деле повы­шения качества следственной и судебной работы, в деле дальнейшего укрепления социалистической закон­ности.

5

В ряде буржуазных государств сторонники теории социальной защиты в ее «старом» и «новом» вариантах, стремятся к «деюридизации» уголовного права и его институтов, к отказу или к уменьшению значения «юри­дической техники». Они усматривают в юридической норме лишь «технику», в юридическом анализе — «чи­стую догматику», по существу противопоставляя юриди­ческий и социологический аспекты исследования уголов- нсправовых проблем. Сторонники «деюридизации» упу­скают из виду, что юридическое исследование преступления, состава преступления отражает опреде­ленное социальное содержание как своего рода «модель» преступного поведения и реакции на него со стороны государства. Они не связывают юридический анализ с проблемой обеспечения законности и ищут выход в конструировании слегка подновленной теории опасного состояния и мер безопасности.

Развитие советской науки уголовного права происхо­дит не в плане какой-либо «деюридизации» проблем уголовного права, а в сочетании юридического и социо­логического аспектов в едином уголовноправовом иссле­довании.

Исходя из высказанных выше соображений, автор произвел (в опытном порядке) исследование основных юридических признаков, характеризующих некоторые виды преступлений, в социологическом плане. Основой для этого исследования явились законченные уголовные дела, по каждому из которых по определенной програм­ме производилось заполнение специализированных анкет, с последующей их статистической обработкой. С учетом опытного характера исследования по каждой категории преступлений было изучено сто дел. Таким образом, полученные результаты могут оцениваться как своего рода иллюстрация к поставленной задаче —со­циологического изучения составов преступлений, которое в данном случае не могло бы претендовать на более широкие обобщения. Изучению подверглись следующие виды преступлений: умышленное убийство при отягчаю­щих обстоятельствах, изнасилование, злостное хулиган­ство, кража, грабеж, мошенничество. Кроме того, были изучены дела о превышении пределов необходимой обо­роны, сопряженном с убийством или нанесением серьез­ного телесного повреждения.

Представляется важным как в теоретическом, так и в практическом отношении осуществить коллективный труд, в котором основные проблемы советской науки уголовного права получили бы взаимосвязанное юриди­ческое и социологическое исследование. Для этого пот­ребуется специальная и тщательно разработанная методика исследования, охват большого фактического материала и глубокая статистическая обработка его. Опыт, произведенный автором, конечно, является лишь первоначальной постановкой вопроса, частичной иллю­страцией тех перспектив, которые могут открыться перед наукой уголовного права.

I               * *

*

Другая проблема, которая приобретает ныне все боль­шую актуальность,— это проблема изучения личности преступника в свете требований уголовного и уголовно­процессуального законодательства, а также и некоторых других отраслей законодательства.

Эти требования состоят в выяснении наряду с юриди­ческой характеристикой личмости преступника социаль­ной и социально-психологической характеристики его. При этом закон признает целью такого изучения обес­печение наиболее полной и всесторонней индивидуали­зации ответственности, наказания или мер общественно­го воздействия. Закон ставит перед практикой именно эту задачу, исходя из реалистического подхода к воз­можности применения к преступнику таких мер воздей­ствия, которые преследуют цели общего и специального предупреждения преступления, .а также выявления и устранения причин и условий, способствовавших его со­вершению. Таким образом, при решении проблемы изу­чения личности преступника главное внимание’должно быть обращено на систематизацию и научное обоснова- лие тех конкретных требований, которые выдвигает законодательство, обращая их к следователю, судье, прокурору, работнику исправительно-трудового учреж­дения, а также к общественности, в процессе выполнения ими своих функций в борьбе с преступностью. Тем са­мым должно быть подчеркнуто политическое значение изучения личности преступника.

7

К сожалению, в литературе, посвященной изучению личности преступника, не всегда подчеркивается поли­тическое значение этого изучения, в результате чего неоправданно расширяется и в конечном счете извраща­ется сама методология изучения личности преступника. Рассматриваемое вне политической характеристики лич­ности преступника, вне точно очерченных з-аконом задач, такое изучение подменяется изучением личности челове­ка «в общем плане», гальванизируются всевозможные биокриминологические теории, делаются попытки оты­скать в личности преступника ее «биологическое ядро» и т. д. Все это не только не помогает практике, но, наоборот, оказывает ей «медвежью услугу». Досадно то, что подобные рекомендации изучения личности преступ­ника поддерживаются и некоторыми криминалистами, подменяющими социально-политическую проблему изу­чения личности преступника подобного рода биопсихо* логическими упражнениями, взятыми из арсенала бур­жуазной биокриминологии.

Приближая решение проблемы изучения личности пре* ступника к требованиям советского законодательства, представляется уместным систематизировать содержа­щиеся в законе положения об изучении личности пре­ступника и именно в таком аспекте рассмотреть некото­рые специальные вопросы. В настоящей работе делается попытка определить понятие личности преступника, вы­явить ее социально-политическую сущность и системати­зировать требования законодательства, направленные на изучение этой личности. Опираясь на эти положения, представляется возможным наметить пути изучения лич­ности преступника, а также найти общее решение вопро­са относительно диалектической связи между индиви- дуалыно-социологическим изучением личности преступ­ника и широкими криминологическими и социально-по­литическими обобщениями. В настоящей работе мы не касаемся вопросов, связанных с социально-психологи­ческим изучением личности преступника. Но 'представля­ется бесспорным, что любое психологическое изучение личности преступника, если оно имеет строго научную основу, должно опираться на глубокое социологическое изучение личности преступника, исходить из требований закона и не упускать из виду политической 'природы всей проблемы.

8

W    Ф

*

Предметом конкрепно-социологического изучения проб­лем борьбы с преступностью, далее, является уголовная политика. Уголовная политика представляет собой часть политики Советского государства, имеющую своим со­держанием борьбу с преступлениями и ставящую своей конечной целью в соответствии с Программой КПСС окончательное искоренение в нашей стране преступности и всех порождающих ее причин.

Советская уголовная политика, исходящая из прин­ципов, сформулированных В. И. Лениным и развитых в Программе КПСС, основывается на неуклонном выпол­нении требований социалистической законности. Закреп­ленная в советских законах, она находит конкретное воплощение в деятельности государственных органов и общественности. По своему содержанию, классовой при­роде, по своим целям, своей правовой форме она реши­тельно противостоит буржуазной уголовной политике. Столь же решительные принципиальные, политические, классовые различия существуют между деятельностью советских и буржуазных органов, ведущих борьбу с преступностью.

Вряд ли есть необходимость доказывать исключитель­но большое научное и практическое значение системати­ческого изучения уголовной 'политики Советского госу­дарства. Именно здесь наиболее полно и всеобъемлюще может применяться метод конкрепно-социологического изучения. Но необходимой предпосылкой для его приме­нения является предварительное выяснение основных принципов и положений советской уголовной политики.

Следует напомнить, что в начале 30-х годов проблемы советской уголовной политики привлекали внимание ученых-криминалистов. Помимо большого числа жур­нальных статей был издан и ряд монографий, посвя­щенных исследованию уголовной политики. В частности, под редакцией Н. В. Крыленко была выпущена серия книг С. Я- Булатова, Г. И. Волкова, А. Я. Эстрина и других. Но следует подчеркнуть, что на содержание этих книг наложила глубокий отпечаток распространен­ная в те годы концепция «свертывания» правовой формы Советского государства, замена уголовного права с раз­вернутой ристемой Общей и Особенной части с конкрет­

9

ными составами преступлений и точными санкциями — уголовной политикой, не связанной с точно фиксирован­ными в законе составами преступлений и точными санкциями. Политическая и теоретическая ошибочность подобной концепции уголовной политики вскоре была признана, и развивавший ее Н. В. Крыленко отказался от нее. Но в последующие годы проблемы уголовной политики разрабатывались совершенно недостаточно и главным образом лишь по отдельным, частным вопросам.

Изучение практической уголовной политики система­тически проводится органами внутренних дел, прокурату­рой, судом. Задача науки состоит в том, чтобы подвести общую научную базу под это изучение, определить глав­ные критерии и аспекты такого изучения. В этой связи хотелось бы назвать три главных критерия, которые, как кажется, должны быть положены в основу изучения практической уголовной политики.

Первый из них — критерий эффективности, охватываю­щий всю систему социальных и правовых мер борьбы с преступностью и оценивающий каждую из этих мер под таким углом зрения.

Второй критерий — критерий координированности деятельности всех органов, участвующих в борьбе с преступностью, имея в виду согласование всего ком­плекса мер, направленных на борьбу с преступлениями, начиная с мер, предусмотренных уголовным законо­дательством и кончая мерами общественного воздействия.

Третий критерий — критерий плановости деятельности органов, ведущих борьбу с преступностью. Проблема планирования мер борьбы с преступностью связана с общей проблемой социалистического планирования на­родного хозяйства и государственного управления. Она связана с осуществлением задачи криминологического прогноза, основанного на всестороннем изучении причин и условий, способствующих совершению преступлений.

Следует подчеркнуть, что все три названных критерия тесно связаны друг с другом и должны исследоваться в их взаимозависимости и взаимодействии. Возможны, конечно, и иные критерии и аспекты изучения практиче­ской уголовной политики. Их выяснение потребует спе­циального исследования.

В связи с высказанными выше соображениями относи­тельно изучения уголовной политики представляется

10

(Необходимым и своевременным поставить вопрос о соз­дании «междисциплинарной» науки уголовной 'политики. Находясь на стыке всех уголовноправовых наук, опи­раясь на метод конкретно-социологического исследова­ния, она могла бы оказать весьма существенную помощь практике и научной разработке проблем борьбы с пре­ступностью.

*        *

*

Одной из еще далеко не полностью разрешенных задач советской науки уголовного права является изучение процесса развития советской уголовной политики и пра­ва за более чем полувековой период ее существования. В нашей уголовноправовой и историко-правовой лите­ратуре в особенности за последние годы появился ряд интересных исследований, посвященных по преимущест­ву истории развития советского уголовного законода­тельства, но почти ие освещенной оказалась история развития советской науки уголовного права и уголовной политики. Следует отметить в связи с этим, что отсут­ствием подобного рода исследований воспользовались некоторые зарубежные криминалисты — «специалисты» в области советского права, «компаративисты» и т. д., которые немало потрудились над тем, чтобы исказить подлинный путь развития советской уголовной политики и права.

В|пол|не отдавая себе отчет в том, что исследование истории развития советской науки уголовного права и уголовной политики потребует большой коллективной работы советских историков права и криминалистов, мы в настоящей работе делаем попытку осветить развитие теоретических положений, легших в основу этой науки и сформулированных в статьях, выступлениях и официаль­ных документах руководящих работников юстиции, три­буналов и ВЧК в период становления Советского госу­дарства в 1917—1921 гг. В этот период под руководством В. И. Ленина ломались старые, традиционные представ­ления и положения буржуазного уголовного права, смело ставились и решались узловые проблемы борьбы с пре­ступностью в Советском государстве и тем самым дела­лись первые шаги в создании теоретических основ

11

советского уголовного права. Конечно, далеко не все то, что предлагалось и формулировалось в годы становления Советского государства, в условиях иностранной военной интервенции и ожесточеннейшей гражданской войны, выдержало испытания истории. Но при всем том именно практические работники юстиции, революционных трибу­налов и ВЧК прокладывали первые пути развития совет­ской уголовной политики и права, поэтому изучение их взглядов представляется исключительно важным для освещения истории уголовного права и уголовной поли­тики. Изучая эти взгляды, мы имеем возможность показать самобытный, особый, революционно-марксист­ский путь развития советской правовой идеологии, борь­бу с буржуазными влияниями в условиях ликвидации старой правовой надстройки.

* *

*

В настоящей книге поставлены и рассмотрены лишь некоторые вопросы столь обширной и многоплановой темы как «проблемы социологии уголовного права и уго­ловной политики». Автор, разумеется, не претендует ни на исчерпывающее освещение поставленных вопросов, ни на окончательный характер сделанных им выводов и рекомендаций, учитывая далеко не полную разработан­ность в нашей литературе этих вопросов, и, возможно, не бесспорность выдвигаемых в книге положений. На­пример, взгляд автора на криминологию как на отрасль, раздел науки уголовного права или как на применение метода конкретно-социологического исследования к об­ласти преступности, ее причин и мер ее предупреждения вызвал в нашей литературе и в литературе зарубежных социалистических государств возражения со стороны некоторых криминалистов. Отстаивая по-прежнему ра­нее высказанный взгляд на криминологию, автор счел необходимым осветить в данной работе и этот вопрос.

Автор счел бы свою задачу выполненной, если постав­ленные в ней вопросы явились бы предметом обсуждения советской юридической общественностью.

Глава 1

НАУКА УГОЛОВНОГО ПРАВА И СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

§ 1. Предварительные замечания. К вопросу о методе советской науки уголовного права. § 2. Не­много истории: споры о социологическом элемен­те в русской дореволюционной и современной буржуазной науке уголовного права. § 3. Совет­ские криминалисты о социологическом элементе в уголовноправовом исследовании. § 4. Особен­ности и отличия юридического и социологическо­го исследования уголовноправовых проблем. § 5. Конкретно-социологические исследования уго­ловноправовых проблем и криминология

§ 1. Предварительные замечания. К вопросу о методе советской науки уголовного права

Вопросу, поставленному в заголовке данной главы, до последнего времени в нашей юридической литературе не было уделено достаточно внимания, несмотря на, ка­залось бы, большое его теоретическое значение¹. Можно

¹ Разработка социологических проблем советского права началась сравнительно недавно. Следует назвать монографию В. П. Кази- мирчука «Право и методы его изучения» (М., 1967), его же ста­тью «Социологические исследования в праве: проблемы и пер­спективы» («Советское государство и право» 1967 г. № Ю), сбор­ник «Конкретно-социологические исследования в правовой нау­ке» (Киев, 1967), сборник «Некоторые вопросы социологии и права» (Иркутск, 1967) и др.

Не касаясь здесь чисто криминологических работ, отметим, что в науке уголовного права и уголовного процесса отмечается стремление применить в решении актуальных проблем метод коикретио-социологического исследования. В этой связи следует упомянуть статью В. И. Каминской «Методы изучения практики применения уголовно-процессуального закона» («Вопросы борьбы с преступностью», сб. VII, 1968), статью Г. А. Злобина «О мето­дологии изучения эффективности уголовного наказания в совет­

13

было бы назвать лишь несколько журнальных статей, опубликованных по преимуществу еще в довоенные го­ды¹, и соответствующие «традиционные» параграфы в учебниках по уголовному праву, чем исчерпывается все то, что было написано у нас по данному вопросу. Поэ­тому представляется важным сделать попытку несколько углубить рассмотрение изучаемой проблемы и тем са­мым привлечь к ней большее внимание.

В наиболее общей форме этот вопрос может быть сформулирован так: являются ли предметом иауки уголовного /права толь­ко нормы уголовного законодательства, т. е. нормы за­кона о преступлении и наказании, о юридических осно­ваниях уголовной ответственности, юридических услови­ях этой ответственности, юридических последствиях совершения предусмотренных законом деяний, юридиче­ских условиях применения наказания? Не входит ли в предмет науки уголовного права не только преступление как юридическое понятие, но и преступность как реаль­

ском уголовном праве и криминологии» («Вопросы предупрежде­ния преступности», сб. I, 1965). Отметим три монографии по уго­ловному праву, в которых содержится не только общая поста­новка социологических проблем, но и применение метода кон­кретно-социологического исследования. Таковы коллективные мо­нографии: «Исправительные работы и их эффективность» (М., 1967), «Эффективность уголовноправовых мер борьбы с преступ­ностью» (М., 1968) — обе кииги под редакцией и с предисловием профессора Б. С. Никифорова, содержащим теоретическую поста­новку вопроса о внесении социологического аспекта в исследова­ние уголовноправовых проблем. Наконец, коллективная работа И. В. Шмарова и других авторов «Эффективность деятельности исправительно-трудовых учреждений» (М., 1968) также представ­ляет собой попытку осветить методические вопросы конкретно­социологического исследования данной проблемы.

Таким образом, должны быть отмечены первые шаги совет­ских криминалистов в направлении внесения социологического аспекта в решение важных проблем уголовного права, процесса и исправительно-трудового права.

¹ Развиваемые ниже положения были сформулированы в общей форме автором еще в 1938 году в статьях, помещенных в журна­ле «Советская юстиция», а также в пособии по Общей части уголовного права (М., 1946). В более развернутом виде они были изложены в «макете» Общей части уголо*вного права, издан­ном в 1950 году. В докладе на VI Международном социологиче­ском конгрессе во Франции в 1966 году автор сформулировал ос­новные положения о соотношении науки уголовного права и со­циологии.

14

ное явление общественной жизни и порождающие ее причины; не только наказание как юридическое послед­ствие совершения преступления, но и система мер борьбы с преступностью, включая и меры ее предупреждения? Не относится ли к предмету уголовного права не только юридическая характеристика норм, понятий, институтов уголовного законодательства, но и социологическая характеристика их?

Стремясь ответить на поставленный вопрос, необходи­мо предварительно определить предмет советской науки уголовного права. В наиболее общей форме — это борьба с преступностью, осуществляемая на основе и в соответ­ствии с советским уголовным законодательством. Но такое определение 'предмета советской науки уголовного права нуждается в уточнении и детализации. Борьба с преступностью является предметом не только иауки уго­ловного права, но и других отраслей права: криминали­стики, науки исправительно-трудового права (если ее выделить из науки уголовного права), науки уголовного процесса, отчасти — науки административного права. Отграничивая от них предмет науки уголовного права, следует сказать, что последняя имеет своим предметом преступление и образующие его понятия, виды преступ­лений, основания и условия уголовной ответственности, меры наказания и другие меры предупреждения пре­ступности и условия их применения. Но и такое опреде­ление предмета науки уголовного права не может еще нас удовлетворить, ибо оно не решает коренного вопро­са— об объеме содержания науки уголовного права: изучает ли оно только нормы уголовного закона или одновременно и явления реальной общественной жизни? Для ответа на этот вопрос необходимо уяснить сущность, природу юридической уголовноправовой нормы и ее соот­ношение с опосредствуемыми ею явлениями реальной общественной жизни. Эта норма является наиболее абстрактным обобщением явлений общественной жизни, состоящих в уголовных правонарушениях и в государст­венном реагировании на них, с соблюдением гарантий законности. Таким образом, в юридической уголовно­правовой норме как бы конденсируются определенные стороны общественной жизни. Отрыв такой нормы от ее реального содержания неминуемо ведет к идеализму, нормативизму, формально-юридическому, чисто догма­

15

тическому рассмотрению явлений общественной жизни. Как бы ни было велико с позиций соблюдения социали­стической законности значение толкования, комментиро­вания, правильного, строго основанного на законе при­менения норм уголовного законодательства,— .совершен­но очевидно, что наука уголовного права не может рассматривать в качестве своего предмета одни лишь юридические нормы. Такой подход к предмету науки уголовного права не только искусственно сужает ее содержание, не только обедняет ее, но и приводит к извращенному пониманию действительности.

Из сказанного можно сделать следующие выводы о предмете науки уголовного права и тем самым ответить на поставленные выше вопросы.

1.  Предмет науки уголовного права не ограничен од­ними лишь нормами уголовного законодательства.

2.  В предмет науки уголовного права входит помимо юридической характеристки уголовноправовых норм социологическая характеристика тех явлений, которые опосредствуются уголовноправовыми нормами.

3.   Таким образом, к предмету науки уголовного пра­ва относятся:

а)  нормы уголовного законодательства;

б)   применение этих норм в следственно-судебной практике;

в)  явления реальной общественной жизни, опосредст­вуемые уголовноправовыми нормами (состав преступле­ния, покушение, соучастие, необходимая оборона, сово­купность преступлений, отягчающие и смягчающие обстоятельства, эффективность применения наказа­ния и т. д.);

г)  виды преступлений;

д)  преступность, ее причины, меры криминологической профилактики.

Вопрос о предмете науки уголовного права неразрыв­но связан с вопросом о методе этой науки.

Говоря о методе советской науки уголовного права, необходимо начать с общепринятого среди советских криминалистов положения о том, что он основан на положениях марксистско-ленинской философии. Тем самым советская наука уголовного права коренным образом отличается от буржуазной науки уголовного права, в основе которой лежит та или иная вариация

16

идеалистической или вульгарно-материалистическои философии.

Освещая сущность метода советской науки уголовно­го права, необходимо иметь в виду, во-первых, философ­ские, методологические основы этой науки и, во-вторых, те специальные методы (приемы), которыми пользуется эта наука как часть советской правовой науки. Само собой разумеется, что специальные методы (приемы) советской науки уголовного права определяются ее * методологическими основами и должны рассматривать­ся в неразрывной связи с ними.

Советская наука уголовного права, изучая преступле­ние, основания и условия уголовной ответственности, наказание и другие институты уголовного законодатель­ства, призвана рассматривать их не в качестве каких-то самостоятельных, изолированных явлений, а в неразрыв­ной связи с определяющими их условиями, с классовой природой Советского государства, с его функциями и т. д. Любая уголовноправовая норма должна рассматри­ваться в ее реальном общественном значении, в связи с другими явлениями общественной жизни, а не изолиро­ванно, оторванно от них. В противоположность бур­жуазному правоведению, которое рассматривает юриди­ческую норму как нечто самостоятельное, самодовлею­щее, имеющее основание в вечных и неизменных идеях, советская наука уголовного права при изучении юриди­ческой нормы призвана неизменно исходить из раскры­тия ее материального содержания. Так, раскрывая поня­тие преступления, она исходит из материалистического его понятия и видит его содержание в общественной Q опасности, сочетающейся с противоправностью и на- *1 казуемостью. Исследуя признаки состава преступления и все институты общей части уголовного права, она не

*               может ограничиваться логическим анализом их юриди- ^ чёской формы, а должна вскрывать реальное социаль- j ное содержание, скрывающееся за ней. Советская наука уголовного права призвана уделять большое внимание С** изучению причин преступности. Таким образом, преступ- ^ ление должно изучаться не только со стороны его Q юридической конструкции, но и как реальное общест- ^ венное явление в его связи и взаимозависимости с дру­гими, обусловливающими его существование явле­ниями.

2. А. А. Герценэои.                     НАУ 1Нлр7

им. Горьного МГУ

Точно так же при изучении наказания советская нау­ка уголовного права исходит из иных предпосылок и метода по сравнению с буржуазной наукой. В противо­положность буржуазной науке, сводящей проблему на­казания к выяснению общих, якобы неизменных, неза­висимых от общественного бытия идей и норм морали, советская наука уголовного права призвана раскрывать материальные, классовые основы и предпосылки, лежа­щие в наказании как форме государственного принуж­дения.

Таким образом, в основе советской науки уголовного права должно лежать раскрытие связи и взаимозависи­мости преступления и наказания с другими явлениями общественной жизни. Вместе с тем она при изучении любой уголовноправовой нормы, понятия, института должна исследовать юридическую норму, в неразрыв­ной связи с ее материальным, социально-политическим содержанием, раскрывая связь и взаимозависимость формы и содержания этих норм, понятий, институтов. Тем самым советская наука уголовного права ко­ренным образом отличается от буржуазной науки с ее метафизическим, формально-юридическим ме­тодом, юридическим догматизмом, с игнорированием материального содержания уголовноправовых явле­ний.

Правда, среди буржуазных криминалистов есть нема­ло представителей уголовно-антропологической и уголов­но-социологической школ в их старой или новейшей интерпретации, которые, по-видимому, стремились и стремятся порвать с традиционным «классическим» уголовным правом, с формально-юридическим методом исследования. Но у «антропологов» уголовное право, уголовные законы, как и сама законность, оказались полностью ликвидированными, а у «социологов» словес­ный «социологизм» оказался лишь декларацией, ибо в полном объеме сохранился формально-догматический метод исследования уголовного законодательства, а социологический метод был вынесен за пределы науки уголовного права в самостоятельную науку — кримино­логию.

Советская наука уголовного права исследует преступ­ление, наказание и связанные к ними институты не в состоянии неизменчивости и покоя, а в их возникнове-

18

НИИ, развитии, изменении. Поэтому исследование угб- ловноправовых институтов должно быть связано с ис­следованием изменений социально-экономических фор­маций, материальных условий жизни, классовой борьбы, функций государства и т. д. Рассматривается ли, напри­мер, институт соучастия или формы вины или, допус­тим, система и виды наказания — к этим институтам необходимо подходить с точки зрения их развития в конкретно-исторических условиях, имея в виду, что в конечном счете с искоренением преступности и порожда­ющих ее причин отомрет и уголовное законодательство, и все его институты.

При изучении возникновения и развития советского уголовного законодательства советская наука уголовно­го права видит сущность этих изменений в переходе от старого качественного состояния к новому качественно­му состоянию, различая вместе с тем и изменения чисто количественного порядка.

Так, переход от феодального уголовного права к бур­жуазному уголовному праву представлял собой по суще­ству изменения лишь чисто количественного порядка, так как сменялась одна эксплуататорская форма права на другую, тоже эксплуататорскую форму права.

Но процесс возникновения и развития советского уго­ловного права знаменовал собой появление качествен­но нового права, ибо оно возникло в результате ломки, уничтожения старого эксплуататорского права и созда­ния совершенно нового — социалистического права. Раз­виваясь в связи с развитием Советского государства, претерпевая большие или меньшие изменения, советское уголовное законодательство не меняет своего качества, оставаясь социалистическим по своей природе.

Наконец, необходимо исследовать институты уголов­ного права и в особенности сами явления преступления и наказания под углом зрения борьбы передового, раз­вивающегося (меры, направленные на искоренение и предупреждение преступности) со старым, отмирающим (преступность).

Характеризуя методологию советской науки уголовно­го права, необходимо подчеркнуть партийность этой нау­ки. Правовая наука содержит те же общие черты, как и философия, но в еще более ярко выраженной форме.

19

А философия, как указывал В. И. Ленин, так же партий­на, как и две тысячи лет тому назад. Партийность бур­жуазной науки уголовного права выражается прежде всего в ее философских основах — позитивизме, прагма­тизме, социальном дарвинизме, вульгарном материа­лизме, экзистенционализме и т. д. Ее партийность со­стоит в классовой направленности уголовноправовых исследований, состоявших в охране существующего капиталистического строя.

Партийность советской науки уголовного права выра­жается прежде всего в ее философских основах — марксистско-ленинской теории. Советская наука уго­ловного права стоит на страже интересов Советского го­сударства, социалистического строя, коммунистического строительства. Она ведет бескомпромиссную прин­ципиальную борьбу с буржуазными теориями уголовно­го права, разоблачает реакционную сущность уголовно­го законодательства и карательной политики империа­листических государств.

Наконец, важной чертой, характеризующей методоло­гию советской науки уголовного права, является ее са­мая тесная связь с практикой. Наука, обобщая практи­ку борьбы с преступностью, получает необходимый для своего дальнейшего развития источник. Практика, во­оружаясь теорией уголовного права, получает необходи­мые условия для своего совершенствования.

Таковы основные черты методологии советской науки уголовного права, которыми определяется специальный метод (приемы) уголовноправового исследования. В чем же состоит этот метод, каковы его наиболее существен­ные черты, как он преломляется в конкретном уголовно­правовом исследовании? Мы видели, что предмет науки уголовного права составляют, во-первых, преступление и наказание, а также связанные с ними институты, во- вторых, нормы уголовного законодательства и их приме­нение на практике.

Рассматривая вопрос о методе исследования, при­нятом в буржуазной науке уголовного права, за весь период ее существования, мы находим такие ва­рианты:

1.    Догматико-юридический метод, детально разра­ботанный представителями классической школы уголов­ного права.

20

2.   «Естественнонаучный метод», взятый на вооруже­ние уголовно-антропологической школой и по суще­ству направленный на ликвидацию науки уголовного права.

3.    «Социологический метод», провозглашенный уго­ловно-социологической школой, но ею не реализован­ный непосредственно в науке уголовного права, а «выне­сенный» за пределы этой науки.

Эти три специальных метода науки уголовного права были созданы еще в XIX веке. В XX веке происходит известное сближение этих методов в буржуазной науке уголовного права, где получают широкое распростране­ние «новые» направления — «неоклассиков», «неоантро­пологов» и «неосоциологов». Несмотря на некоторые различия, существующие между ними, их роднят следующие общие черты.

«Неоклассики», сохраняя догматико-юридический ме­тод, отдают известную дань тем материалам и обобще­ниям, которые может предоставить им применение «естественнонаучного» и «социологического» методов, но основной упор все же делает на чисто юридическое исследование уголовноправовых проблем.

«Неоантропологи», в известной мере «смягчая» край­ности основоположников уголовно-антропологической школы, признают значение догматико-юридического метода как чисто технического метода изучения дейст­вующего законодательства, но главное внимание обра­щают на «естественнонаучный» метод исследования личности преступника, его опасного состояния и внепра- вовых методов борьбы с преступностью.

«Неосоциологи» идут по более эклектическому пути: опираясь в основном на догматико-юридический метод, они допускают в известном объеме и «метод социологи­ческий», и «метод естественнонаучный», но главным образом в тех пределах, которые необходимы им для обоснования института опасного состояния и мер без­опасности.

Для характеристики методов исследования уголовно­правовых проблем можно назвать учебники и курсы Общей части уголовного права, написанные французски­ми учеными Вуэном и Леоте, Стефани и Левассером, Буза и Пинателем, в которых, как будет показано ниже,

21

Юридический и социалыю-биологическнй методы «со­существуют», но же находятся между собой в органи­ческой связи и взаимозависимости. Не менее характер­ны в этом отношении 'пособия по криминологии, на­писанные рядом американских ученых. В них основной метод состоит в социологическом (с некоторыми эле­ментами биологии) освещении проблем борьбы с пре­ступностью, в котором юридическому исследованию уде­лено место как чисто техническому толкованию и при­менению действующих законов. Что же касается специально юридических исследований проблем уго­ловного права, то они в основном строятся на основе догматико-юридического метода.

Следует констатировать, что ни один из специальных методов, принятых в буржуазной иауке уголовного пра­ва, не отвечает требованиям марксистской методологии. Догматико-юридический метод, взятый в его «чистом» виде, неминуемо ведет к лормативизму, к той или иной разновидности идеализма. «Естественнонаучный метод» по самой своей сущности неприемлем для советской науки уголовного права, ибо он представляет собой разновидность социального дарвинизма, приложенного к явлениям преступности. «Социологический метод» в том виде, как он был предложен сторонниками уголов­но-социологической школы, также неприемлем, ибо он является типичным выражением эклектизма и состоит в параллелизме юридического и социологического аспектов исследования, не имеющих диалектической связи, а «сосуществующих» в самостоятельных отрас­лях — «уголовной догматики», «уголовной этиологии» и «уголовной 1ПОЛИТИКИ».

Необходимо найти такое решение вопроса о специаль­ном методе советской науки уголовного права, который соответствовал бы ее методологическим основам. В этой связи необходимо рассмотреть особенности и основные отличия юридического и социологического аспектов в уголовноправовом исследовании. Но предварительно следует более подробно рассмотреть содержание тех споров, которые сопровождают весь путь развития нау­ки уголовного права, — о соотношении юридического и социологического аспектов исследования проблем уго­ловного права.

22

§ 2. Немного истории: споры о социологическом элементе в русской дореволюционной и современной буржуазной науке уголовного права

Вопрос о внесении в уголовноправовое исследование социологического элемента стал актуальным лишь в последней четверти XIX века, хотя еще в произведени­ях мыслителей XVIII века основные проблемы уголов­ного права решались на основе широких социологи­ческих построений.

Буржуазия, пришедшая к власти, противопоставила теологическому мировоззрению эпохи феодализма свое собственное мировоззрение — юридическое мировоззре­ние. Оно, как отмечал Ф. Энгельс, явилось кл,ассическилг мировоззрением буржуазии. Это мировоззрение отбрасы­вало экономическое, социальное содержание явлений и придавало универсальное значение юридической норме, якобы имеющей самостоятельное и независимое от соци­ального содержания значение. Для классического буржу­азного правоведения единственным путем развития пра­вовой науки являлся путь нормативизма, чисто догмати­ческого, формально-логического анализа норм действую­щего права в отрыве от реальных общественных отноше­ний, от исторической изменчивости содержания и форм права.

Классическая школа уголовного права, возникшая и получившая развитие в условиях победы и утверждения капитализма, восприняла от идей просветительно-гума­нистической философии XVIII века ряд важнейших по­ложений: равенство всех перед законом, принцип «нет преступления без указания в законе», принцип сораз­мерности наказания тяжести преступления. Она деталь­но разработала институты учения о преступлении и на­казании, сформулировала абстрактное и формальное определение преступления, субъекта преступления, со­става преступления, форм виновности, соучастия, стадий развития преступления и т. д. В разработке всех этих юридических институтов классическая школа видела за­лог прочной законности, соблюдения гарантий прав лич­ности, которые были провозглашены буржуазной де­мократией в уголовных кодексах, начиная с Уголовного кодекса Наполеона.

Однако сторонники классической школы уголовного права полностью отбросили другую сторону учения про­

23

светителей и гуманистов XVIII века — их стремление и попытки раскрыть социальное содержание уголовного права и его институтов. Для этой школы характерен нормативизм, сведение всего исследования уголовнопра­вовых проблем к логическому конструированию абст­рактных юридических понятий, к установлению между ними логической связи, взаимозависимости и переходов одних юридических понятий в другие. Для классической школы характерен отказ от какого бы то ни было со­циологического исследования 'проблем уголовного права: для ее представителей существовали одни лишь «веч­ные», внеисторические уголовноправовые нормы, поня­тия, категории, институты. Наука уголовного права конструировалась исключительно как наука «чисто юри­дическая», исходя из предпосылки, что юридической науке чуждо по самой ее природе социологическое исследование, которое, возможно, представляет извест­ный интерес для социологов, психологов, антропологов и т. д., но во всяком случае находится за пределами науки уголовного права.

Если проследить решение этой проблемы в трудах представителей классической школы в различных стра­нах и в различные периоды — от начала XIX века до наших дней, то мы убедимся в том, что, несмотря на некоторые второстепенные различия, сторонники назван­ной школы единодушны в подобном решении вопроса. Немецкие криминалисты Биндимг и Беллинг, Кестлин и Мецгер, французский криминалист Гарро, итальянский криминалист Каррара, англичане Кенни и Стифен, русские криминалисты Таганцев и Сергиевский — все они отражали идеи классического мировоззрения бур­жуазии— юридического мировоззрения, и им была со­вершенно чужда постановка вопроса о возможности внесения в науку уголовного права социологического элемента.

Было бы ошибочным предположение, что в XX веке вплоть до современности, когда в буржуазной науке уголовного права получили столь большое распростра­нение идеи антропологической и социологической школ, уже потеряло свое значение и влияние юридическое мировоззрение, первоначально выраженное в теории классической школы уголовного права. Наоборот, «нео­классики» продолжают отстаивать свое «право на суще*

24

ствование», хотя и делают некоторые уступки своим противникам. Основные положения «неоклассического» направления в науке уголовного права и поныне зани­мают твердые позиции.

Ныне в буржуазной науке уголовного права получи­ла большое распространение «школя новой социальной защиты». Она стремится избежать и «крайнего позити­визма» Ферри, и «юридического догматизма» Каррары. В равной мере она борется и против «экстремистов» социальной защиты и против «юридизма» неоклассиков. Школа «новой социальной защиты» в лице Марка Ансе- ля ведет «борьбу с злоупотреблениями неоклассического юридизма». Она провозгласила лозунг «деюридизации» науки уголовного права, отказываясь по сути дела от основных юридических понятий—состава преступления, умысла, покушения, соучастия, объявив юридический аспект уголовноправового исследования «юридической техникой», стремясь в наибольшей степени приблизиться к реальной действительности — к преступлению как яв­лению общественной жизни и к мерам борьбы с ним, выходящим за пределы традиционного наказания. Но вместе с тем эта школа стремится сохранить гарантии законности в борьбе с преступностью и в силу этого вынуждена пользоваться той «юридической техникой», к которой относится с известной долей пренебрежения.

Следует признать, что путь, избранный школой «новой социальной защиты»,— это путь эклектический, который или должен сохранить «юридическую технику», против которой она борется, чтобы сохранить принцип закон­ности при отправлении правосудия, или же должен отказаться от этой «техники» и тем самым стать на путь отказа от принципа законности¹.

Совершенно иным является путь, по которому идет развитие советской науки уголовного права — путь рас­

¹ О школе «повой социальной защиты» см. А. А. Пионтков- с к и й, О теории «новой социальной защиты» в уголовном праве, «Советское государство и право» 1968 г. № 4; Ф. М. Решет­ников, Концепция «новой социальной защиты в современном буржуазном уголовном праве», «Советское государство и право»

1964     г. № 8; его же, Уголовное право буржуазных стран, вып. III, М., 1967; М Д. Ш а р г о р о д с к и й, Современное буржу­азное уголовное законодательство и право, М., 1961.

25

крытия реального социального содержания тех юриди­ческих норм, понятий, институтов, которые содержатся в советском уголовном праве и которые способствуют решению задачи искоренения преступности в нашей стране.

В русской дореволюционной уголовноправовой лите­ратуре вопрос о внесении социологического элемента был предметом большой и острой дискуссии, и, несом­ненно, представляют интерес некоторые положения сто­ронников и противников социологического аспекта в науке уголовного права.

По мнению виднейшего представителя русского на­правления классической школы уголовного права Н. С. Таганцева, предмет уголовного права, должен быть ог­раничен изучением юридической конструкции преступ­ления и наказания на основе действующих норм уголов­ного законодательства. Уголовная социология, как и уголовная (антропология, по мнению Таганцева, являют­ся составными частями самостоятельных наук — социо­логии и антропологии. Данные этих наук восполняют науку уголовного права, и знание их необходимо крими­налисту. Наука уголовного права, полагал Таганцев, отличается от уголовной социологии и антропологии не только по своему предмету, но и по своему методу: «Исследуя преступное деяние, юрист различает его при­знаки, отделяет конкретные, индивидуальные от общих, свойственных известному типу преступлений, и эти ти­пичные признаки делает предметом изучения, устанав­ливая с возможной точностью определение деяний, вос­прещенных законом под страхом наказания; он изучает как преступное деяние вообще, так и его виды в их понятии». Социолог же, по его мнению, изучая преступ­ление, преследует иные цели и пользуется совершенно иным методом: он исследует жизненную важность, пов­торяемость, соотношение с другими явлениями общест­венной жизни. Таким образом, он приходил к категори­ческому выводу о недопустимости соединения в рамках одной науки изучения преступления как со стороны юри­дической, так и со стороны социологической. Тем не менее в курсе уголовного npaBia, Таганцев приводил не­мало материалов социологических исследований и поль­зовался сравнительным .социально-историческим мето­дом. Но основные положения о господстве в науке

26

уголовного права юридического метода были для Та- ганцева незыблемыми. Аналогичные взгляды развивал

Н.   Д. Сергиевский и другие представители русского направления классической школы.

Среди русских дореволюционных криминалистов было немало сторонников внесения социологического элемея- тав науку уголовного права. Среди них следует назвать прежде всего М. В. Духовского, который еще в 1872 го­ду, до появления на Западе уголовно-социологической школы, 'поставил задачу развития социологического на­чала в науке уголовного права, которая, по его мнению, не должна замыкаться в схоластических юридических конструкциях, а рассматривать изучаемые ею явления в широком социальном плане. «Уголовное право, — пи­сал Духовской,— изучает преступление, узнает причи­ны его появления и указывает государству средства, годные к предупреждению этого явления». Эти же идеи в 1873 году развивал другой видный русский криминалист И. Я. Фойницкий, который 'писал, что «на входных две­рях науки уголовного права мы читаем, что предмет его есть не преступление, а преступность». Не умиляя зна­чения юридического исследования преступления, Фой­ницкий полагал, что «в область уголовного права, как науки, входят не только выражения преступности, но и условия ее, т. е. разнообразные явления, имеющие в своем результате юридическое состояние преступно­сти».

Но ни Духовской, ни Фойницкий в последующей науч­ной работе не реализовали свои предложения о расшире­нии содержания науки уголовного права, и их труды по существу воспроизводили метод классической школы уго­ловного права.

В начале XX века идея о внесении социологического элемента в науку уголовного права вновь была постав­лена рядом русских криминалистов.

Один из виднейших 'Представителей русского направ­ления социологической школы Н. Н. Полянский считал, что юридический метод в науке уголовного права дол­жен сочетаться с методом социологическим, что, однако, не должно приводить к «растворению» уголовного права в уголовной социологии. Об этом он писал в статье, посвященной предмету науки уголовного права (в сб. «Статьи по уголовному праву» 1912 г.). Однако в своих

27

последующих работах Н. Н. Полянский не делал попы­ток реализации этой идеи.

Известный русский криминалист С. В. Познышев, определяя предмет науки уголовного права, считал, что она изучает преступление, преступников и наказа­ние, причем юридическое и социологическое изучение не должны противопоставляться. В «Основных началах науки уголовного права» (1912 г.) он уделил внимание вопросу о причинах преступности в плане общетеорети­ческого его решения. Однако в курсе Особенной части уголовного права профессор Познышев пошел по про­торенной дороге чисто догматического толкования рус­ского уголовного законодательства.

Единственный из русских криминалистов дореволю­ционной эпохи, кто попытался реализовать идею сочета­ния юридического и социологического исследования проблем уголовного права, был М. Н. Гернет. В пособии «Уголовное право, часть Общая» (1913 г.) он уделил большое внимание освещению 'проблем уголовного пра­ва в историко-социологическом аспекте, (а также ис­следованию причин преступности и эффективности при­менения различных мер наказания. Этот же принцип сочетания юридического и социологического исследова­ния М. Н. Гернет применил в монографии «Детоубий­ство» (1911 г.).

В современной зарубежной уголовноправовой лите­ратуре (имеются в виду учебники и курсы по уголовно­му праву) ^продолжает господствовать чисто юриди­ческое исследование проблем уголовного права. Но нельзя обойти вниманием попытки ряда французских криминалистов рассматривать в едином курсе теорию уголовного права «в собственном смысле слова» и кри­минологию. Таковы пособия по Общей части уголовно­го права, принадлежащие Вуэну и Леотэ (1956 г.), Стефани и Левассеру (1957 г.). В этих пособиях содер­жится параллельное освещение многих проблем уго­ловного права в юридическом и биосоциологическом аспектах. При этом биосоциологический аспект состоит в приведении ряда криминологических исследований причин преступности и личности преступника, с доволь­но ярко выраженным биопсихологическим уклоном, направленным на обоснование теории опасного состоя­ния и мер безопасности.

28

Трехтомный курс Общей части уголовного права, процесса и криминологии, написанный французскими учеными Буза и Пинателем (1963 г.), продолжает эту «традицию». Первые два тома содержат юридическое исследование соответствующих институтов Общей части уголовного права и уголовного процесса. В нескольких местах приведены краткие сведения социологического порядка со ссылкой на третий том, который специально посвящен криминологии. Но при этом необходимо учесть два обстоятельства. Криминология в этом курсе освещается по преимуществу с биопсихологической и психиатрической точек зрения. С другой стороны, в кур­се не делается попытки сочетать юридический и социо­логический аспекты исследования — они как бы «сосу­ществуют» в виде параллельных рядов, нигде не пересекающихся. Такое решение интересующей нас про­блемы вытекает из общего подхода авторов к со­отношению науки уголовного нрава и криминологии. Первое двухтомное издание курса не содержало спе­циального раздела криминологии. Но, как указывают авторы, введение в систему преподавания во фран­цузских юридических высших учебных заведениях кри­минологии наряду с курсом Общей части уголовно­го права побудило предпринять создание такого курса, в котором первые два тома были бы посвящены вопросам Общей части уголовного права, а также вопросам уго­ловного процесса, а третий том — криминологии. Связь между первыми двумя и третьим томами сводится лишь к некоторым взаимным ссылкам, а в остальном — это совершенно самостоятельные дисциплины. Характерно, что когда Буза и Пинатель освещают связь уголовного права с другими социальными науками, то в их рассуж­дениях не оказывается места социологии как науке, не­разрывно связанной и с уголовным правом, и с крими­нологией. Буза говорит о «других социальных науках» лишь в плане политической экономии, лишь упоминая о «всех социальных науках»: «Уголовное право связано со всеми социальными науками, особенно с политической экономией. Производство, распределение, 'потребление благ имеют влияние, часто значительное, на преступ­ность. Очевидным является, что нищета и существова­ние черного рынка побуждают людей к преступности». И это все о социальных науках, что говорит юрист Буза!

29

А криминолог Пииатель вообще не касается социологии и рассматривает лишь «уголовную социологию» или «социологическую криминологию».

§ 3. Советские криминалисты о социологическом элементе в уголовноправовом исследовании

Советская уголовноправовая литература 20-х годов характеризовалась попытками найти положительное решение вопроса о сочетании юридического и социоло­гического аспектов исследования. В этом отношении представляют интерес учебники по Общей части уго­ловного права А. А. Пиоятковского (изд. 1924, 1927 и 1929 гг.). В них большой раздел озаглавлен «Социологи­ческое учение о преступлении», за которым следует раз­дел «Меры борьбы с преступностью» и, наконец, раз­дел «Юридическое учение о преступлении». Социологи­ческое учение о преступлении в этих учебниках охваты­вает комплекс вопросов, связанных с причинами прес­тупности в капиталистическом и социалистическом обществе. Что же касается исследования институтов советского уголовного права, то они освещены исключи­тельно в юридическом аспекте.

А. Н. Трайнин в учебнике «Уголовное право, часть Общая» (1929 г.) уделил большое внимание историко- социологическому исследованию уголовного законода­тельства и социологическому изучению преступности. Последнему посвящена вторая часть учебника. Но при рассмотрении институтов уголовного права господствую­щим оказывается чисто юридический аспект.

В последующие годы в учебниках по уголовному пра­ву вовсе исчезает социологический элемент: в период с 1938 по 1952 год вышел пятью изданиями учебник по Общей части уголовиого права, написанный коллекти­вом ученых Всесоюзного института юридических наук; позже были изданы пособия и учебники по Общей части, написанные коллективами ученых МГУ, ЛГУ, Высшей школы МВД СССР и др. В них если и при­водятся некоторые рассуждения социологического по­рядка, главным образом о причинах преступности, то они не идут ни в какое сравнение е подробнейшим юри­дическим исследованием институтов уголовного права.

30

Что же касается учебников и пособий по Особенной час­ти уголовного права, то в них вообще не освещались преступления с социологической стороны.

Аналогичная картина наблюдалась и в монографиях, посвященных отдельным проблемам и институтам уго­ловного права. За последние годы был издан ряд не­сомненно весьма ценных исследований по теории уго­ловного права (Общая и Особенная части). Были изда­ны монографии о составе преступления и основании уго­ловной ответственности, о субъекте преступления, об объекте преступления, об объективной стороне преступ­ления, о причинной связи в уголовном праве, о соучас­тии, о неоконченном преступлении, о вине, о необходи­мой обороне и крайней необходимости, о совокупности преступлений, об индивидуализации наказания, об отяг­чающих и смягчающих обстоятельствах, о природе и це­лях наказания, об определении меры наказания и т. д. Точно так же был издан ряд монографий по Особенной части уголовного права: о государственных преступлени­ях, о хищениях социалистической собственности, о пре­ступлениях против личности и т. д.¹.

Необходимость сочетания в исследовании проблем уголовного права юридического и социологического аспектов в чисто декларативной форме признается, пожалуй, всеми советскими учеными. Приведем некото­рые доказательства этого, взятые из литературы послед­них лет.

В учебнике «Советское уголовное право, часть Об­щая», написанном коллективом ученых Ленинградско­го университета (1960 г.), подчеркивается, что на основе метода диалектического материализма советские юрис­

¹ Пожалуй, единственным исключением среди этих чисто юридиче­ских исследований является интересная монография Э. Ф. По- бегайло «Умышленные убийства и борьба с ними» (изд-во Воро­нежского университета, 1965). В подзаголовке указано: «уголов­ноправовое и криминологическое исследование». Исследуя сосгав умышленного убийства, автор ие ограничивается рассмотрением комплекса юридических вопросов, но довольно широко освещает его и в плане социологическом. В работе приводятся интересные данные, характеризующие объект и субъект преступления, объективную и субъективную сторону состава умышленного убий­ства. Точно так же освещается вопрос относительно мер нака­зания, применяемых судом к лицам, осужденным за убийство.

31

ты изучают форму и содержание норм уголовного права, вскрывая их обусловленность общественными отноше­ниями, их действительное содержание, задачи борьбы с преступлениями, «решительно отбрасывая антинауч­ный, порочный, формально-догматический метод изу­чения». Эти правильные теоретические положения, одна­ко, реализованы в учебнике лишь в виде краткого разде­ла о причинах преступности, а в остальном приведен­ная программа социологического изучения уголовнопра­вовых проблем осталась вовсе не реализованной. Следу­ет отметить, что в учебнике Особенной части советского уголовного права те же авторы текстуально воспроизво­дят приведенные выше положения. Но изложение Особенной части построено исключительно на одном лишь юридическом анализе составов преступления, без внесения каких-либо социологических положений и обобщений.

Учебник Общей части советского уголовного права, написанный коллективом ученых Московского государ­ственного университета, содержит аналогичные общие положения: о необходимости «тщательно исследовать причины и условия, способствующие совершению пре­ступлений в СССР»; о рассмотрении понятий и инсти­тутов уголовного права в социально-политическом разре­зе; об изучении уголовноправовых норм в связи с их со­циально-политическим содержанием и т. д. (см. стр. 18—22 учебника «Советское уголовное право», часть Общая, 1962 г.). Но эти обещания авторов остались нереализованными.

Наконец, в учебнике «Уголовное право, часть Общая», написанном коллективом ученых Высшей школы МООП СССР (1966 г.), также указывается на то, что при­менение марксистско-ленинской методологии в обла­сти уголовного права обеспечивает исторический под­ход к изучаемым явлениям, рассмотрение норм, ин­ститутов уголовного права в неразрывной связи с общественными отношениями, социологический анализ явлений, относящихся к области уголовного правя, и т. д. (см. стр. 22—25). Однако в самом учебнике не делается никакой попытки применить положение о вне­сении социологического элемента в уголовпоправовое ис­следование.

Отсутствие социологического подхода к исследованию

32

Проблем уголовного права отмечается даже в таком фундаментальном труде, как «Курс советского уголов­ного права, Особенная часть», в двух томах, написан­ном А. А. Пионтковским, В. Д. Меньшагиным и В. М. Чхиквадзе, хотя в введении весьма убедительно сказа­но о значении исследования Особенной части в связи с социально-политическим содержанием норм уголовно­го закона.

Если сопоставить названные учебники с учебниками по уголовному праву, издававшимися в конце 30-х годов и до 50-х годов, то мы не найдем в них каких-либо существенных отличий: то же самое декларирование значения раскрытия социально-политического содержа­ния уголовноправовых норм, исследования явлений в со­циологическом плане и то же самое отсутствие каких бы то ни было социологических обобщений. Тот «со­циологизм», который ныне мы иногда обнаруживаем н исследованиях по советскому уголовному праву, конеч­но, ни в малейшей мере «е отвечает решению поставлен­ной задачи: ни краткие главы о причинах преступности, в последнее время включаемые в учебники по уголовно­му праву, ни те общие социально-политические сообра­жения, которые многие авторы предпосылают под­робнейшему юридическому анализу, ни тем более очень скромные «экскурсы» в судебную практику, которые ограничиваются отдельными, случайно найденными или, что еще хуже, нарочито подобранными примерами из судебной практики.

Посмотрим, например, как в учебниках излагается вопрос о стадиях развития преступной деятельности.

Сначала дается понятие стадии совершения преступле­ния; затем перечисляются стадии совершения преступле­ния, предусмотренные действующим законом; далее дается краткая общая юридическая характеристика этих стадий. В последующем изложении учебники освещают юридические вопросы, относящиеся к оконченному пре­ступлению, к приготовлению к преступлению, к покуше­нию на преступление (различая оконченное и неокончен­ное), а также вопросы, характеризующие критерии нака­зуемости приготовления и покушения. Кроме того, изла­гаются и некоторые более узкие вопросы, как негодное Покушение и добровольный отказ от совершения преступ­ления. «Обобщения» судебной практики выражены в

3 А. А. Герцензон

33

приведении нескольких примеров, по преимуществу из деятельности высших судебных органов и опубликован­ных в юридических журналах. Аналогично излагаются и все другие институты Общей части.

Обратимся к учебникам по Особенной части уголов­ного 'права и посмотрим, как «социально-политическая характеристика» отражена в изучении отдельных соста­вов преступлений, например в изучении кражи. Сначала дается общая характеристика задач борьбы с посяга­тельствами на личную собственность. Она ограничена общими соображениями о необходимости всемерно охранять личную собственность советских граждан- тружеников социалистического общества. Далее при­водится определение понятия кражи и юридический ана­лиз состава преступления. В заключение — справка о мере наказания за кражу. В тексте содержится несколь­ко примеров из судебной практики, подобранных по уже обрисованному «принципу» — «отдельных фактов». В любом учебнике Особенной части при изложении любого вида преступления мы наблюдаем совершенно аналогичную картину.

Таким образом, обещания дать социально-полити­ческую характеристику задач борьбы с различными ви­дами преступлений и тем более дать социально-полити­ческую характеристику отдельных видов преступлений остались, к сожалению, совершенно невыполненными.

Было бы глубоко ошибочным рассматривать высказан­ные выше критические замечания в плане умаления значения исключительно важного, в научном и в практи­ческом отношении, подробнейшего юридического анали­за и институтов Общей части, и отдельных видов пре­ступлений. Выше уже подчеркивалось, что идея о внесе* нии в науку социологического элемента отнюдь не колеблет значимости и необходимости всестороннего юридического анализа.

Может возникнуть вопрос, почему идея о внесении социологического элемента в науку уголовного права до сих пор не была реализована, хотя по сути дела совет­ские криминалисты, начиная с 20-х годов, постоянно твердили о необходимости глубокого социально-полити­ческого исследования норм уголовного права, о недопу­стимости ограничиваться одним лишь юридическим ана­лизом норм уголовного законодательства и т. д.

34

Следует назвать ряд причин, в силу которых указан­ная идея не была реализована.

Как известно, в течение определенного периода вре­мени имела место общая запущенность социологиче­ских исследований, когда вместо изучения широкого круга социальных проблем на материалах реальной действительности ограничивались догматическим тол­кованием отдельных положений исторического мате­риализма.

Значительную роль сыграло широкое распространение взглядов, что социологические проблемы находятся за пределами науки уголовного права и в распространении этого мнения, несомненно, оказал влияние — в большей или меньшей мере — нормативистский подход к исследо­ванию проблем уголовного права. По этому поводу совершенно справедливо пишет проф. В. Д. Меньшагин: «...Допускаемые теоретиками и практиками советского уголовного права методологические ошибки при изуче­нии и применении норм Особенной части советских уго­ловных законов объясняются в известной мере влиянием буржуазной методологии. Влияние буржуазной методо­логии на советских криминалистов проявляется, в част­ности, в том, что отдельные советские криминалисты прибегают в ряде случаев к формально-догматическому методу познания советских уголовноправовых норм»¹. Нередко мы можем наблюдать, как в работах, посвя­щенных исследованию проблем уголовного пр,ава, ис­пользуется привычное формально-юридическое коммен­тирование отдельных уголовноправовых норм закона. Такие исследования с успехом могут производиться в полном отрыве от реальной социальной действительности, и автор, сопоставляя отдельные части уголовноправовых «орм, полемизируя с другими авторами по поводу толко­вания этих норм или их частей, прибавляет свой ком­ментаторский труд к десятку других, ранее опублико­ванных трудов того же типа.

Нужно указать также на широко распространенный в уголовноправовой литературе прием использования для подкрепления своих положений и утверждений от­

¹ Сборник «Развитие советской демократии и укрепление правопо­рядка на современном этапе», М., 1967, стр. 33.

3*

35

дельных примеров из следственной или судебной прак­тики. И хотя этот «прием» лишен какой-либо доказа­тельной и научной силы, хотя он противоречит извест­ным высказываниям В. И. Ленина о недопустимости в научном исследовании опираться на отдельные факты, до сих пор он широко используется в нашей уголовнопра­вовой литературе в качестве своего рода суррогата социологического исследования. Но он создает лишь видимость научного исследования и нисколько не приб­лижает к познанию социальной природы изучаемых яв­лений. Таковы, пожалуй, главные причины, в силу кото­рых социологический аспект исследования уголовнопра­вовых проблем не получил еще должного развития. Речь должна идти о том, чтобы в советской науке уголовного права социологический аспект приобрел бы «права гражданства» наряду и в содружестве с аспек­том чисто юридическим.

§ 4. Особенности и отличия юридического и социологического исследования уголовноправовых проблем

Нормы уголовных законов, а соответственно им и наука уголовного права 'при определении составов пре­ступлений выделяют в наиболее обобщенной и абст­рактной форме характеризующие каждый состав пре­ступления признаки. И если закон не всегда — по раз­личным основаниям — описывает все образующие данный состав преступления признаки, то этот пробел восполня­ет наука уголовного права, детально определяющая в обобщенной форме каждый признак данного состава преступления.

Каждое преступление обладает массой индивидуаль­ных, ему присущих особенностей, относящихся и к объ­екту преступления, и к субъекту преступления, и к объективной и субъективной стороне преступления. Для того чтобы образовать понятие, например кражи, зако­нодателю необходимо определить наиболее существен­ные признаки этого преступления, сформулировать их в наиболее абстрактной форме и изложить норму закона в специфически-юридических терминах, притом таким образом, чтобы между отдельными видами и родами

36

преступлений можно было бы провести четкие границы, разделяющие их. Источником уголовноправовой нормы всегда является познание реальной действительности, осознание классовых интересов, присущих законодателю как представителю господствующего класса. Так, из обобщения фактов конкретной действительности, из интересов пролетарской революции, из социалистическо­го правосознания родилось понятие контрреволюционно­го преступления, спекуляции, бандитизма, хулиганства и т. д.

Отмечая, что источником уголовноправовой нормы всегда является познание и обобщение фактов реальной действительности, нельзя в то же время упускать из виду, что, как указывал Ф. Энгельс, у юристов-про- фессионалов буржуазного государства происходит ги­пертрофирование правовой формы, развивается пред­ставление об универсальности юридического мышления, создается нормативизм как крайнее проявление юри­дического мировоззрения — классического мировоззре­ния буржуазии. Советская правовая наука очищает законодательство от казуистических наслоений, сама она резко противостоит по своей природе нормативизму и формально-юридическому догматизму.

Из сказанного вытекает, что понятие преступления, как и понятия отдельных видов и составов преступлений, содержащиеся в советском уголовном законодательстве и науке уголовного права, представляет собой нечто вроде стандартов, установленных для определения преступного поведения, «моделей» этого поведения. Без этих стандартов и «моделей» невозможно было бы проводить разграничение между видами преступлений, точно квалифицировать конкретные преступления и тем самым обеспечить неуклонное осуществление социали­стической законности.

«Моделирование», осуществляемое уголовным зако­ном, чаще всего основано на обобщении известного числа фактов, полученных из реальной действительно­сти. По крайней мере так обстояло дело с большинством принятых законов.

Подобное «моделирование» всегда опирается на зна­ние фактов, имевших место в действительности, оцени­ваемых в соответствии с социалистическим правосозна­нием, с позиции интересов социалистического государст­

37

ва, политики Коммунистической партии, задач строи­тельства коммунизма в нашей стране.

Рассматривая с этих позиций юридические конструк­ции составов преступлений и разработанный советской наукой уголовного права юридический анализ норм, понятий, институтов уголовного права, следует прийти к выводу, что они представляют собой особый прием моделирования уголовноправовых явлений, с выделени­ем наиболее общих, в наиболее абстрактной форме характеризующих эти явления признаков. Именно бла­годаря этому «моделированию» создается реальная воз­можность отделения преступного поведения от не пре­ступного, правильной квалификации преступления и строгого соблюдения социалистической законности при отправлении правосудия.

Представляет интерес выяснение особенностей методо­логии юридического и социологического изучения поня­тий, институтов, норм уголовного законодательства в их взаимозависимости.

Норма уголовного закона — это наиболее абстрактное обобщение тех явлений общественной жизни, которые регулируются уголовным правом. Эти обобщения опира­ются на те или иные опытные данные, на восприятие законодателем указанных явлений, на преломление их в его правосознании, на установление таких правил и такого реагирования государственной власти на явления преступности, которые соответствуют задачам политики в области борьбы с преступностью. Будучи наиболее абстрактным обобщением реальной действительности и столь же абстрактным выражением уголовноправовых требований законодателя, нормы уголовного закона как бы отрываются от реальной действительности, становят­ся изолированными от нее юридическими понятиями. Но они приобретают определенное реальное содержание в фактах совершения теми или иными лицами в тех или иных условиях тех или иных преступлений. Первона­чально рассматриваемые в качестве изолированных фактов, подпадающих под те или иные нормы уголовно­го закона, они затем приобретают смысл и социальное содержание только при условии их социологического обобщения. В противном случае сохраняется юридиче­ская абстракция, воплощенная в единичном и изолиро­ванном факте. Так, закон предусматривает в качестве

38

преступления, влекущего за собой наказание по ч. 1 ст. 144, тайное похищение личного имущества граждан (кража) и устанавливает наказание в виде лишении свободы на срок до двух лет или исправительных рабог на срок до одного года. Лицо совершило деяние, содержа­щее признаки данного состава преступления, что устанав­ливается путем соответствующего юридического анализа: суд приговорил его в пределах установленной санкции, с учетом ст. ст. 38 и 39 к определенному наказанию. Юри­дический анализ факта в сочетании с юридическим анализом нормы закона при таком подходе исчерпывает содержание изучения преступления.

Но именно социологический аспект в исследовании проблем уголовного права позволяет наполнить реаль­ным социальным содержанием нормы уголовного закона, понятия и институты уголовного права, которые перво­начально были ограничены рамками абстрактной юриди­ческой нормы: мы изучаем, таким образом, юридические нормы в их реальном социальном содержании.

Любое понятие, норма, институт советского уголовно­го права в наиболее общей, абстрактной, юридической форме отображают реальные явления общественной жизни, реальные общественные отношения. Задачей социологического исследования в данном случае являет­ся раскрытие конкретного содержания этих явлений и отношений, показ содержания норм уголовного законо­дательства в их реальном социальном бытии. Не ограни­чиваясь описанием, социологическое исследование проб­лем уголовного права должно объяснять те социальные закономерности, которым подчинены и эти явления, и соответствующие им понятия, нормы, институты уголов­ного права. Все это в конечном счете должно способст­вовать совершенствованию уголовной политики и более глубокой теоретической разработке науки уголовного права.

§ 5. Конкретно-социологические исследования уголовноправовых проблем и криминология

I.  Исследования преступности, преступников, причин преступности, начатые еще в XIX веке, получили в свое время различные наименования: уголовная этиология,

89

уголовная социология, уголовная антропология, крими­нология. Уголовная этиология, по мысли Листа и других сторонников уголовно-социологической школы, должна рассматривать преступление в качестве «социально­патологического явления», и по аналогии с медициной они пользовались термином «этиология», причем уголов­ная этиология противопоставлялась уголовной догматике и связывалась с уголовной политикой. Уголовная социо­логия, по предложению автора этого термина — сорат­ника Ломброзо — Энрико Ферри, рассматривалась как отрасль позитивной науки, развивающаяся параллельно с уголовной антропологией, или уголовной биологией, и обе они, резко отличаясь от уголовной догматики, должны были гармонически сочетаться с уголовной по­литикой и уголовной профилактикой. Понятие кримино­логии, предложенное Гарофало, соратником и едино­мышленником Ломброзо, стремилось охватить проблему преступления с социальной и биологической сторон и предусматривало в конечном счете если не ликвидацию «юридической догматики», то по крайней мере полное подчинение ее криминологии: криминология должна была заменить собой науку уголовного права.

Из сказанного следуют важные выводы.

Все названные выше понятия, предложенные в свое время представителями позитивистской школы уголов­ного права, в ее уголовно-антропологическом и уголов­но-социологическом вариантах, несмотря на кажущиеся довольно значительные различия между ними, отражали го сути дела одну и ту же идею: противопоставить изу­чение преступления и преступника, как явления реаль­ной жизни, юридическо-догматическому изучению их, разделить юридический и не юридический аспекты изучения этих явлений.

Ныне в буржуазной криминологии, господствует тер­мин «криминология», хотя некоторые, наиболее «орто­доксальные» сторонники биологической концепции при­чин преступности сохраняют термин «уголовная антро­пология» или «уголовная биология».

Обращаясь к советской науке, следует подчеркнуть, что дело, конечно, не в терминологии, хотя, конечно, и она имеет известное значение. Так, при всех условиях следует признать неприемлемыми и термины «уголовная

40

биология» или «уголовная антропология», поскольку они связаны с антинаучной концепцией биологических при­чин преступности. Точно так же следует отказаться от термина «уголовная этиология», розданного по аналогии с медицинской наукой и связанного с понятием социаль­но-патологической природы преступления. Наиболее це­лесообразен термин «криминология», если не стремиться во что бы то ни стало создать «свой собственный» тер­мин. Но, используя этот термин, необходимо подчерк­нуть, что в него вкладывается совершенно иной смысл по сравнению с тем, который имел в виду его создатель. В этой связи можно было бы сказать, что понятие, кото­рое было сформулировано при создании Института по изучению причин и разработке мер (предупреждения пре­ступности, несмотря на его многословность, довольно точно отражает содержание той науки, о которой идет речь: это — наука о причинах преступности (разумеется, социальных, ибо мы отрицаем возможность объяснения преступности какими-либо иными причинами) и о со­циальных мерах ее предупреждения.

Высказанные выше соображения, по-видимому, раз­деляются всеми или почти всеми советскими криминали­стами. Однако остается до сих пор дискуссионным вопрос о соотношении науки уголовного права и крими­нологии. Является ли криминология самостоятельной наукой в системе правовых наук или социологии? Или она является самостоятельной комплексной наукой, вклю­чающей в себя и уголовное право, и уголовный процесс, и пенитенциарию, и криминалистику, и уголовную статистику, и уголовную психологию, и исправительно- трудовую педагогику, т. е. весь комплекс наук, связанных с осуществлением мер борьбы с преступностью? Или же, наконец, криминология — это часть, отрасль, раздел, ветвь науки уголовного права?

Эти до сих пор остающиеся дискуссионными вопросы являются частью более общего вопроса — о соотношении юридического и социологического аспектов в науке уго­ловного права, и от его решения зависит решение ука­занных частных вопросов.

II.   В советской уголовноправовой литературе 20-х го­дов довольно единодушно высказывался тот взгляд, что криминология является составной частью науки уголов­ного права. В соответствии с этим положением изданные

41

в те годы учебники по Общей и Особенной части уголов­ного права содержали в большей или меньшей мере криминологические материалы и обобщения.

В последующие годы эта тенденция не получила свое­го развития, и в течение довольно длительного времени советская иаука уголовного права развивалась исклю­чительно в плане чисто юридическом.

Споры о предмете криминологии и ее месте в системе наук возобновились с начала 60-х годов, когда совет­ская криминология получила большие возможности для своего развития. При этом наметились по существу три различные точки зрения.

Одна из них решительно отрицает возможность рассмотрения криминологии в системе юридических наук. Она исходит из того, что криминология, занимаясь исследованием социологических, экономических, психо­логических, педагогических, психиатрических аспектов преступности и ее причин, долж«а рассматриваться в качестве самостоятельной комплексной науки, вне юри­дических наук. Сторонники этой концепции полагают, что криминолог меньше всего должен быть юристом и более всего — социологом, экономистом, психологом. На­до указать, что подобный взгляд н£ криминологию не получил поддержки среди большинства советских кри­минологов.

Профессор Б. С. Утевский, один из старейших совет­ских криминалистов широкого профиля, ньгае придер­живается того взгляда, что криминология — это само­стоятельная комплексная наука, находящаяся за пределами юридических наук, что криминологические исследования должны производиться социологами, эко­номистами, психологами и т. д., что существующее по­ложение вещей, когда криминология находится в «веде­нии» юристов-криминалистов, является ненормальным¹.

Не вдаваясь здесь в подробное рассмотрение аргумен­тов профессора Б. С. Утевского, следует признать не­удачной попытку «автономизировать» криминологию за пределами юридических наук, за пределами науки уго­ловного права.

¹ «Социологические исследования и криминология», «Вопросы фи лософии» 1964 г. № 2.

42

Другая, компромиссная, точка зрения состоит в том, что криминология рассматривается в качестве развиваю­щейся науки, вышедшей из недр науки уголовного права, еще ме самоопределившейся, но имеющей все основания стать самостоятельной наукой ib системе юридических наук.

Этой точки зрения придерживается профессор Н. А. Стручков; он развивает по этому поводу следующие соображения:

«Предмет криминологии выходит за рамки предмета науки уголовного права. Хотя криминология и изучает преступление, признаки которого раскрываются ib «ауке уголовного права, она рассматривает преступление в социолого-юридическом плане. Криминология должна изучать причины преступности и конкретных преступ­лений, особенности личности преступника, методику вы­явления причин преступлений и условий, способствую­щих их совершению, систему мер иак правовых, так и не правовых, в частности общественно-воспитательных, при помощи которых осуществляется борьба с преступ­ностью»¹.

Нетрудно убедиться в том, что доводы профессора Н. А. Стручкова исходят из той предпосылки, что совет­ская наука уголовного права ограничивает свой предмет нормами уголовного законодательства, а свой метод — лишь юридическим (анализом этих норм. Но такое сужение предмета и метода советской науки уголовного права находится в противоречии с основными принципа­ми социалистической науки права, требующими иссле­дования правовых явлений не только со стороны их юридической формы, но и их социально-политического содержания, их связи и взаимозависимости с другими социальными явлениями, с обусловливающими их со­циальными закономерностями. Отступление от этих принципов не может не приводить — и так это фактиче­ски произошло на деле — к обеднению содержания нау­ки уголовного права, к сведению ее к одному лишь чисто нормативному исследованию преступления и наказания.

¹   «О комплексной разработке проблем уголовного, уголовно-процес­суального и исправительно-трудового права», «Правоведение»

1965   г. № 1, стр. 132.

43

Взгляд на криминологию как на самостоятельную комплексную науку развили А. Д. Берензон и В. Е. Эминов. Сначала авторы объясняют причины зарожде­ния криминологии в недрах иауки уголовного права: «Включение вопросов предупреждения преступности в проблематику науки уголовного права было вполне оправдано в течение определенного «переходного» пе­риода... В (настоящее время развилась возможность на основе накопившегося материала создать криминологию как самостоятельную науку». В дальнейшем, по мнению авторов, криминология выделяется в самостоятельную научную отрасль, что является «свидетельством непре­рывного процесса развития советской правовой науки»¹.

Основная аргументация авторов по данному вопросу сводится к следующим положениям:

«Вряд ли имеются какие-либо основания утверждать, что такой важной криминологической проблемой, как предупреждение правонарушений, :не являющихся пре­ступлениями, но могущих, если не будет принято мер, перерасти в них, должна заниматься наука уголовного права, в рамках которой, то мнению некоторых юристов, происходит изучение криминологических проблем. Наука уголовного права этими вопросами не занимается, так нак, являясь одной из отраслевых правовых наук, имеет свой конкретный предмет исследования (преступление и наказание, советское уголовное законодательство и прак­тика его [Применения), который далеко не охватывает всех аспектов проблемы предупреждения преступно­сти»².

Эти соображения авторов не могут поколебать взгляда на криминологию как на часть науки уголовного права. Проблема предупреждения правонарушений, не являю­щихся преступлениями, несомненно, является весьма ак­туальной. Однако главной, центральной является проб­лема предупреждения преступности и ее разработкой занимается криминология. В той части, в которой для решения этой проблемы необходимо обращаться к иным правонарушениям, криминология имеет возможность

* «Развитие советской криминологии в самостоятельную иауку», «Правоведение» 1965 г. № 1, стр. 145.

2 Т а м же, стр. 147.

44

обращаться к другим отраслям науки права, например к административному праву. Не следует упускать из виду, что грань, отделяющая преступление от иных видов правонарушений, изменчива и условна (например, мелкое хулиганство, мелкая кража и т. д.).

Обращает на себя внимание и очень узкое, норм.ативи- стское понимание авторами данной статьи предмета науки уголовного трава, с которым никак нельзя согла­ситься.

Близки к рассматриваемой концепции криминологии и взгляды В. А. Сергиевского. Его статья «О советской криминологии» содержит обстоятельный обзор советской литературы, в которой ib истекшие годы затрагивались вопросы изучения и предупреждения преступности. Ав­тор противопоставляет содержание науки уголовного права и криминологии (первая изучает преступление, а вторая — преступность). В его понимании наума уго­ловного права ограничена рамками юридического иссле­дования понятий и институтов уголовного законодатель­ства: «Она изучает основные его понятия — преступле­ние, вину, покушение, соучастие, наказание и т. д., что необходимо для правильного применения и дальнейшего усовершенствования уголовного законодательства»¹. При таком узком понимании предмета науки уголовного пра­ва и ее метода для криминологии в рамках этой науки действительно не окажется места.

Следует отметить, что советские криминалисты, при­шедшие в науку в послевоенные годы, застали ее в состоянии сильно гипертрофированной юридизации. Это, в частности, отразилось на содержании докторских и кандидатских диссертаций по уголовному праву, среди которых полностью отсутствовал уголовно-социологиче- ский аспект исследования. Сказалось это и на содержа­нии учебной литературы по уголовному праву, из кото­рой полностью был исключен социологический элемент. Таким образом, молодое поколение советских ученых- криминалистов училось и начинало научную деятель­ность в области уголовного права по тем образцам, которые они могли получать в литературе 40—50-х годов. Не удивительно поэтому, что для молодых ученых-кри-

¹ «Правоведение» 1963 г. № 2, стр. 100—101.

45

миНаЛистов советская наука уголовного права представ­лялась наукой «чисто юридической», лишенной какого- бы то ни было социологического аспекта. Надо полагать, что это обстоятельство не могло не сказаться ада их взглядах на криминологию.

Если же обратиться к трудам советских криминали­стов, опубликованным в 20-е годы и до второй половины 30-х годов, то их авторы стремились в большей или меньшей мере сочетать юридический и социологический аспекты исследования уголовноправовых проблем. Тако­вы были работы А. А. Пионтковского, Л. Н. Трайнина, М. М. Исаева, П. И. Люблинского, Г. И. Волкова, А. Я. Эстрина, Е. Г. Ширвиндта, В. Д. Меньшагина, А. С. Шляпочникова, Б. С. Утевского, М. Н. Гернета, М. Д. Шаргородского, А. А. Герцензона и др.

В те годы советская наука уголовного права делала лишь первые шаги, в трудах советских криминалистов было много ошибочных теоретических положений, много заблуждений, нередко в них чувствовалось влияние бур­жуазных теорий, начиная от теории классической школы и кончая неосоциологизмом и неоантрЬпологизмом. Поэтому нет оснований переоценивать достижения и заслуги советских криминалистов тех лет. Но было бы ошибочным и недооценивать значение того положитель­ного, что было тогда сделано.

Возвращаясь к вопросу о месте криминологии в си­стеме наук, следует отметить, что изложенным точкам зрения противостоит взгляд на криминологию как на составную часть, специальный раздел, отрасль науки уголовного права¹. При этом нисколько не отрицается ни специфика метода криминологии, ни ее прямая связь как с другими юридическими науками, так и с социоло­гией, статистикой, социальной психологией.

¹  Данная точка зрения сформулирована автором этих строк в ря­де статей, помещенных в журнале «Советское государство и пра­во» (1962—1969 гг.), в макете «Предмет и метод советской кри­минологии» (1967 г.), в книге «Введение в советскую криминоло­гию» (1965 г.). В диспуте, организованном Институтом государ­ства и права в 1963 году, эта точка зрения была поддержана проф. А. А. Пиоитковским, проф. В. Д. Меньшагииым, членом- корреспондентом АН СССР М. С. Строговичем, членом-коррес- пондентом АН СССР П. С. Ромашкиным и рядом других ученых.

46

Профессор М. И. Ковалев присоединяется к такому решению вопроса о содержании советской криминологии и ее месте в системе юридических наук.

Он пишет по этому поводу:

«Советская криминология, на наш взгляд, имеет своей задачей разработку научных приемов изучения преступ­ности с целью установления условий и обстоятельств, способствующих совершению преступлений, а также методов борьбы с ними. Таким образом, советская кри­минология — раздел науки советского уголовного права, посвященный изучению причин преступности, условий и обстоятельств, способствующих совершению преступле­ний, разработке методов и форм ее предупреждения»¹.

Вместе с тем профессор М. И. Ковалев справедливо замечает, что «биологии не должно быть места в про­цессе криминологических исследований, ибо в противном случае мы неизбежно скатимся на позиции ломброзиан- ства»².

III.   Несомненно, споры о предмете криминологии и ее месте в системе наук будут продолжаться³, и в этой связи хотелось бы развить аргументацию ib пользу взгляда на криминологию как «а часть науки уголовного права.

Эту аргументацию следует начать с одного, довольно парадоксального утверждения.

Как показал опыт, вполне 'возможно осуществление профессиональных функций следователя, прокурора, судьи, работника исправительно-трудового учреждения, не вникая в проблему причин преступности или причин

¹   «Советская криминология и ее место в системе юридических наук», «Правоведение» 1965 г. № 1, стр. 136.

²   Там же, стр. 139.

³   Эти споры происходят и среди криминалистов зарубежных со­циалистических государств, в особенности в Венгрии, Польше, Чехословакии, ГДР. Взгляды криминалистов этих стран иа кри­минологию подробно освещены в статье М. А. Гельфера «Состоя­ние преступности и некоторые вопросы ее изучения в правовой ли­тературе социалистических государств Европы» в сборнике «Проб­лемы искоренения преступности» (М., 1966). См. также главу того же автора «Преступность и криминологические исследования в зарубежных социалистических государствах» в учебном пособия ВЮЗИ «Советская криминология» (М., 1967). См. также главу Ю. Касаткина во втором издании коллективного учебника «Совет­ская криминология», посвященпую характеристике криминологии в зарубежных социалистических государствах.

47

конкретного преступления и не осуществляя никаких социальных предупредительных мер. Так нередко быва­ло до 1960 года — до принятия новых уголовных и уго­ловно-процессуальных кодексов. Совершено преступле­ние, оно надлежащим образом расследовано; на основа­нии закона суд признает обвиняемого виновным и опре­деляет ему соответствующую меру наказания. Осужден­ный направляется в исправительно-трудовое учреждение, сотрудники которого, действуя на основании закона и ведомственных инструкций, устанавливают для него режим, организуют его воспитание. По истечении срока лишения свободы лицо освобождается из места заклю­чения. Дело обошлось, таким образом, без какого бы то ни было применения криминологии.

Более того, сама наука уголовного права, оказывается, может существовать вне каких-либо криминологических исследований и обобщений. Так, выше уже отмечалось, что в период между 30-ми и 60-ми годами из изложения вопросов Общей и Особенной части науки уголовного права выпало криминологическое освещение. Дело ограничивалось некоторыми общими рассуждениями о социальной природе преступления и о пережитках прош­лого как причине его, за которыми следовал исключитель­но юридический анализ норм уголовного закона, с при­ведением отдельных примеров из практики высших су­дебных инстанций. Наука уголовного права «обходилась» без криминологических исследований и обобщений, что, надо сказать, отнюдь не способствовало ее творческому развитию.

После XX съезда КПСС, после принятия XXII съездом КПСС новой Программы такое положение вещей никак уже не могло удовлетворять ни ученых, ни практических работников, и новое законодательство уделило особое внимание проблеме предупреждения преступности.

В течение длительного периода времени конкретно- социологическим исследованиям не уделялось должного внимания. Но наступил момент, когда во всех отраслях общественных наук эти исследования получили широкое применение. Начались они и в уголовноправовых науках, что потребовало от научных и практических работников коренной перестройки деятельности.

Научное и практическое значение криминологии состо­ит в обслуживании нужд практики борьбы с преступ­

48

ностью. А В этой практике ведущая роль принадлежит юристам. То обстоятельство, что к делу борьбы с преступ­ностью ныне привлечена широкая общественность, ни­сколько не меняет решения вопроса, так как ведущая, направляющая и организующая роль сохраняется за теми государственными органами, которые ведают борьбой с преступностью.

Из всего сказанного следует, что «хозяином» крими­нологии не может 'не явиться юрист. Производя крими­нологическое исследование, он, разумеется, опирается на помощь представителей различных наук и на помощь общественности. Но ведущая роль все же сохраняется за юристом. И в высшей степени странным и необосно­ванным представляются утверждения, высказанные профессором Б. С. Утевским, что криминологией должны по преимуществу заниматься не юристы, а социологи, экономисты, психологи и т. д. Невольно вспоминается известная пословица, что «у семи нянек дитя без гла­зу»,— и криминология, которой будут заниматься те, кому это несвойственно, и которой не будут заниматься те, кто к этому призван, не сможет успешно развиваться. Не случайно поэтому именно профессор Б. С. Утев- ский ныне является, правда, одним из немногих, сто­ронников привлечения в объяснении причин преступ­ности биологического фактора. На страницах «Лите­ратурной газеты» он воспроизвел ряд утверждений генетиков, психоаналитиков, психиатров о наследствен­ном факторе преступности, о врожденных инстинктах жестокости и т. п., взятых из арсенала биокримино­логии.

Место криминологии в системе наук определяется ее служебной ролью, о которой было сказано выше. Кри­минология находится в системе общественных наук, так как она исследует явления социального порядка и изыскивает предупредительные меры также социально­го порядка. Далее, криминология, исследующая пре­ступность и социальные меры борьбы с нею, несомненно, относится к сфере наук правовых. Наконец, криминоло­гия относится к области тех правовых наук, предметом которых является изучение именно преступности, т. е. к области науки уголовного права, уголовного процесса, криминалистики, исправительно-трудового права, уго­ловной статистики.

4. Л. Л. Герцензои.

49

В пользу признания криминологии самостоятельной уголовноправовой 'наукой можно 'привести ряд доводов. К числу их обычно относят то, что криминология имеет своим предметом преступность, ее причины и меры ее предупреждения, и это выделяет ее из других уголовно­правовых наук. Далее, доводом в пользу данного реше­ния считают, что криминология 'пользуется методом конкретно-социологического исследования, который так­же отличает ее от других уголовноправовых наук. Таким образом, заключают сторонники этой точки зрения, кри­минология и по своему предмету, и по своему методу выделяется в самостоятельную науку в ряду уголовш- правовых наук.

При всей кажущейся убедительности этой точкиузре- ния она не может быть принята.

Если криминологию выделить в самостоятельную уго­ловноправовую иауку, то все другие из этих наук замк­нутся в кругу узкоюридических вопросов, «отдав» криминологии всю совокупность конкретно-социологи­ческих исследований. В результате этого уголовное право как наука ограничится юридическим анализом норм уголовного законодательства в отрыве от конкретной действительности; точно так же наука уголовного про­цесса замкнется в кругу юридических понятий и норм процессуального порядка, и в результате образуются как бы два замкнутых круга уголовноправовых наук — круг юридико-догматический и круг конкретно-социоло­гический, что никак нельзя признать правильным с ме­тодологической точки зрения.

В случае отделения криминологии от науки уголовно­го права такое явно ненормальное положение еще более утвердит и закрепит «догматизацию» науки уголовного права. С другой стороны, отделение криминологии от науки уголовного права лишит последнюю твердой науч­ной базы и значительно ослабит ее служебную роль по отношению к практике борьбы с преступностью. В этом отношении следует признать весьма поучительным тот опыт, который имел место в СССР в 20-е годы, когда функционировали «кабинеты по изучению личности преступника». Некоторые из них находились в ведении отделов здравоохранения, и в них ведущая роль принад­лежала психиатрам, в то время как роль юристов-кри- минологов отодвигалась на второй план. Вряд ли при­

50

ходится удивляться тому, что в этих «кабинетах», гдё криминологические исследования возглавлялись биоло­гами, взявшими на себя не свойственные им функции исследования социальных явлений, широко распростра­нилось неоломброзианство. Аналогичная картина наб­людалась и наблюдается поныне за рубежом: там, где криминологические учреждения возглавляются предста­вителями биологических наук, криминология оказыва­ется в плену той или иной разновидности ломброзианст- ва, фрейдизма, социального дарвинизма.

Криминология, несомненно, тесно .связана с уголовно­процессуальной наукой, с криминалистикой, уголовной статистикой и исправительно-трудовым правом. Но

ВрЯД ЛИ КТО СМОГ бы ОТрИЦаТЬ, ЧТО КРИМИНОЛОГИЯ OCHO'

вывается главным образом на принципах и положениях науки уголовного права. Такие понятия, как преступле­ние, виды преступлений, уголовная ответственность несовершеннолетних, соучастие в преступлении, рецидив преступления и ряд других, криминология черпает имен­но из науки уголовного права. Понятие предупреждения преступления, виды мер борьбы с преступностью, поня­тие исправления преступников криминология строит, также опираясь на науку уголовного права.

Можно предвидеть возражение, что криминология в равной мере черпает основные положения из социологии, опираясь на законы развития общества, на понятие при­чинности, использует ряд выводов социологии и приме­няет метод конкретно-социологического исследования. Но социология как наука об общих законах общественно­го развития не включает в себя специальные отрасли общественных наук, а лишь пользуется их основными выводами для более широких обобщений.

Итак, вывод, который необходимо сделать, состоит в том, что криминология представляет собой часть, от­расль, особый раздел науки уголовного права¹.

¹ Авторы учебного пособия «Советская криминология», предназ­наченного для студентов ВЮЗИ (М. А. Гельфер, П. И. Гри­шаев, Б. В. Здравомыслов) разделяют взгляды на криминологию как на часть иауки уголовного права. Они правильно указывают, что «между советской криминологией и советской наукой уголов­ного права существует непосредственная внутренняя связь: первая составляет часть второй». Столь же справедливо они подчерки-

51

Применение метода конкретно-социологических иссле­дований в науке уголовного права привело к созданию в ее .составе криминологии, что создает благоприятные условия для развития последней. Применение этого метода может быть столь же плодотворным и для науки гражданского права, и для науки трудового права, и для науки земельно-колхозного права и т. д. Но вряд ли кто из представителей названных отраслей правовой науки будет ратовать за выделение в самостоятельную науку комплекса социологических проблем гражданского, тру­дового и тому подобного права. Все они — составная часть, особый раздел соответствующей отрасли науки права. Поэтому нет никаких оснований выделять крими­нологию из науки уголовного права.

Приведем, наконец, еще один довод в пользу разви­ваемой нами концепции. Криминология, как мы полага­ем, является частным случаем применения метода конк­ретно-социологического исследования в науке уголовно­го права. Этот метод первоначально получил свое V наибольшее применение в исследовании, по сути дела одной из проблем уголовного права—проблемы преступ­ности, ее причин, социальных мер ее предупреждения.

И это неудивительно, ибо он позволил найти решение самой важной, самой сложной и самой острой проблемы уголовного права. Указанный метод находит все боль­шее применение при изучении проблемы наказания, его реального социального содержания, его эффективности. Данное обстоятельство также не вызывает удивления, ибо проблема наказания не менее сложна, актуальна и остра, чем проблема причин преступности. Ныне на­ступила очередь распространить применение метода конкретно-социологического исследования на другие

вают, что вынесение за пределы науки уголовного права крими­нологии привело бы к тому, что на долю науки уголовного права пришлось бы только чисто юридическое рассмотрение проб­лем борьбы с преступностью, а это «находится в противоречии с требованиями материалистической диалектики о путях познания и должно быть призиаио неприемлемым». Авторы приходят к выводу, что выделение криминологии в специальную отрасль нау­ки уголовного права «является вполне оправданным и отвечает задачам борьбы с преступностью».

52

проблемы уголовного права — на основные институты и понятия этой науки, на отдельные составы преступлений и образующие их элементы. И было бы крайне нелогич­ным криминологию как частный случай применения конкретно-социологического метода в науке уголовного права «выносить» за пределы этой науки, сохраняя в ней другие случаи применения этого метода!

Споры о предмете криминологии и ее месте в 'системе наук, несомненно, будут еще длительными, и они будут продуктивными только тогда, когда участники споров явятся активными участниками криминологических ис­следований.

В первом издании коллективного учебника «Советская криминология» (1966 г.) в параграфе, посвященном вопросу о месте криминологии в системе наук, пишущий эти строки, осветив существующие взгляды, указал, что в авторском коллективе «имеются сторонники обеих точек зрения», причем отметил, что для окончательного реше­ния этого вопроса понадобится более широкое обобще­ние материалов криминологических исследований. Во втором издании указанного учебника автором соответ­ствующего параграфа явился профессор И. И. Карпец, сторонник иного взгляда на место криминологии в си­стеме наук: он обосновывает тот взгляд, что кримино­логия—самостоятельная правовая наука. Однако,сохра­няя объективность, он все же отметил, что среди советских криминалистов имеются сторонники и иной точки зрения. Следует отметить, что профессор И. И. Карпец в статье «Пределы криминологических иссле­дований» («Социалистическая законность» 1968 г. № 9) развивает положение о том, что криминология — «обще­теоретическая наука о преступности среди других пра­вовых наук», причем она не является частью социологии. Это положение обосновывается следующими соображе­ниями: хотя между криминологией и уголовным правом •существует ггесная связь, но такая же связь существует и с уголовным процессом, и криминалистикой; предмет криминологии и науки уголовного права не совпадает; криминология связана не только с уголовным правом, но и с философией, социологией, психологией, педаго­гикой, экономикой.

Нет сомнения, что криминология связана с целым рядом общественных и правовых наук. Но весь вопрос

53

& том, ограничивается ли содержание науки уголовного права лишь .одним юридическим аспектом исследования или включает в себя и социологический аспект. И если метод конкретно-<социологического исследования все бо­лее внедряется в область правовых наук, то куда будут отнесены подобные исследования, которые не уклады­ваются в рамки криминологии, а относятся к уголовному процессу, исправительно-трудовому праву, администра­тивному праву и т. д.? Эти вопросы заслуживают, несомненно, более глубокого и всестороннего исследова­ния, исходящего из общих положений о методе науки уголовного права.

IV.   Советская криминология связана с целым рядом отраслей науки; важно поэтому выяснить ее связь и взаимозависимость с ними и определить ее место среди них.

Социология в одном из своих разветвлений исследует область государственных и правовых явлений. Социоло­гия права представляет собой отрасль социологии и V правоведения, исследующую социальное преломление правовых институтов в реальной действительности. Со­циология права в свою очередь разветвляется соответ­ственно основным отраслям права — государственного, гражданского, трудового, уголовного, уголовно-процес­суального и т. д. В наиболее широких обобщениях социо­логия права входит в исторический материализм как марксистское учение о праве. Источником социологии права служат конкретно-социологические исследования, проводимые в различных отраслях права, государствен­ной и общественной деятельности, в поведении коллек­тивов и отдельных лиц. Таким образом, между социо­логией права и криминологией существует тесная связь, которая, несомненно, усилится, когда юристы-кримина- листы вплотную займутся социологическими исследова­ниями таких институтов уголовного права, как соучастие, покушение, необходимая оборона, эффективность приме­нения отдельных видов наказания, условного осуждения и условно-досрочного освобождения и т. д.

Между наукой уголовного процесса, изучающей фор­мы и методы расследования преступлений и судебного рассмотрения уголовных дел, и криминологией как частью, отраслью науки уголовного права должна быть отмечана существенная связь. Не рассматривая здесь

54

вопросы, связанные с социологическим исследованием уголовно-процессуальных явлений, остановимся на ха­рактеристике связи этой науки с криминологией. Осуще­ствляя свои процессуальные обязанности, следователь, прокурор, судья обязаны по каждому уголовному делу выявлять причины и условия, способствовавшие совер­шению преступления, и принимать зависящие от них меры для их устранения. В осуществлении этой обязан­ности большая роль 'принадлежит криминологии, которая разрабатывает специальную методику изучения отдель­ного, конкретного преступления, его причин, условий, способствовавших его совершению, и определяет крите­рии принятия индивидуальных предупредительных мер.

Криминалистика, исследующая методику и технику расследования преступлений и специально-технические методы предупреждения преступлений, и криминология взаимосвязаны в решении некоторых общих задач. Кри­миналистика использует криминологические понятия преступности, причин преступности, условий, способство­вавших совершению преступлений, классификации этих причин и условий по отдельным видам и группам пре­ступлений; она применяет разработанную криминологией методику изучения преступлений в территориальном и локальном (на отдельном объекте) аспектах; она опира­ется на разработанную криминологией классификацию мер предупреждения преступности. В свою очередь кри­минология использует научные обобщения криминали­стики о преступниках-рецидивистах, о способах совер­шения преступлений, о месте, времени и орудиях совер­шения преступлений и использует их при разработке программ криминологических исследований.

Наука исправительно-трудового права, изучая процесс исправления осужденных к лишению свободы, ссылке и исправительным работам, изучает воздействие на осуж­денных всего комплекса исправительных мер — воспита­тельной работы, труда, режима. Принцип индивидуали­зации наказания, лежащий в основе советского уголов­ного права, осуществляется и в процессе применения на­казания. Поэтому для науки исправительно-трудового права большое значение имеет методика изучения лич­ности заключенного, и криминология снабжает ее этой методикой. Изучение личности заключенных, осуществ­ляемое в исправительно-трудовых целях, предполагает

55

выяснение условий жизни преступника до совершения преступления, условий его воспитания и формирования личности, уровня его интеллекта и моральных качеств, его правосознания. Помимо криминологии для этого изучения привлекается общая и исправительно-трудовая психология и исправительно-трудовая педагогика, у ко­торых также имеются точки соприкосновения с крими­нологией.

Наука прокурорского надзора изучает все стороны деятельности прокуратуры и уделяет большое взимание проблеме предупреждения преступности на основе выяв­ления ее причин. Выше была охарактеризована связь криминологии с наукой уголовного процесса по вопро­сам выявления и устранения прокурором причин пре­ступления по конкретному уголовному делу. Здесь же речь идет главным образом о той стороне деятельности прокуратуры, которая связана с ее общенадзорными функциями. В особенности же важна связь криминоло­гии с наукой прокурорского надзора при проведении прокуратурой обобщения материалов практики борьбы с преступностью. Наука прокурорского надзора при этом широко использует положения криминологии и разрабо­танную ею методику криминологических обследований.

Наука уголовной статистики и криминология тесно связаны между собой. Теория уголовной статистики опи­рается на теоретические положения криминологии, на­пример на общую концепцию причин преступности и их классификацию. Уголовная статистика разрабатывает понятия, имеющие важное значение для криминологии, например показатели 'преступности. Криминология ис­пользует понятие статистической закономерности при исследовании законов движения преступности. Она ис­пользует специальную методику общей и уголовной статистики для выяснения и измерения связи между преступностью и определяющими ее существование со­циальными явлениями. С этой целью помимо материалов уголовной статистики используются данные демографи­ческой, социально-культурной и экономической стати­стики.

В криминологических исследованиях важную роль играет выяснение психологической характеристики пре­ступников — их интеллектуальный и моральный уровень, их правосознание, мотивы их поведения. Поэтому кри­

56

минологий Связана и с наукой психологией, имея в виду не только индивидуальную психологию, но и в особен­ности— социальную психологию. Для криминологии большое значение имеют социально-психологические об­следования преступников, позволяющие охарактеризо­вать в этом плане определенные группы и категории преступников в сопоставлении с различными группами и слоями населения. Тем самым создается возможность выяснения тех социально-психологических механизмов, через которые преломляется, опосредствуется действие внешних социальных причин преступности.

Индивидуально-психологическое изучение преступиш- ков имеет преимущественное значение для нужд рассле­дования и судебного рассмотрения уголовного дела (судебная 'Психология), для нужд исправительно-трудо­вой практики (исправительно-трудовая психология и исправительно-трудовая педагогика). Кроме того, в пла­не решения более общих криминологических проблем индивидуально-психологическое изучение преступников при обобщении полученных результатов способно выяс­нить механизмы поведения обследованных ниц в связи с внешними социальными условиями.

Теперь необходимо рассмотреть вопрос о том, сущест­вует ли связь между криминологией и естественными науками. Одно из распространенных в буржуазной кри­минологии направлений — так называемая биокримино­логия (или неоломброзианство) рассматривает преступ­ность в качестве явления, обусловленного биологической природой человека. Другие направления в буржуаз­ной криминологии в своем большинстве признают влия­ние биологических факторов на преступность, хотя и придают им подчиненное по сравнению с социаль­ными факторами значение. Таким образом, для бур­жуазной криминологии в общем характерно установ­ление связи и взаимозависимости ее с естественными науками. Между тем такое решение вопроса о связи криминологии с естественными науками является совер­шенно неприемлемым для советской криминологии. Криминология — наука о преступности как социальном явлении, о ее социальных причинах, о социальных мерах предупреждения преступности. Поэтому в криминологии нет и не может быть места биологии! Ни антропология, ни анатомия, ни физиология, ни генетика, ни эндокришо-

57

догия, ни психиатрия, каждая в отдельности и все вме­сте взятые,не способны пролитьсвет на законы развития преступности, объяснить ее сущность, ее изменения в различных условиях. Даже тогда, когда речь идет об объяснении причин совершения конкретного преступле­ния, биологическая наука не способна их раскрыть, если она не опирается на данные социологического порядка. Она может только констатировать, что данное лицо обла­дает теми или иными биологическими особенностями, ко­торые имеются и у других лиц, не совершивших никаких преступлений, и эти особенности в одних условиях могут способствовать совершению преступления, в других условиях — быть нейтральными в отношении преступно­го поведения, а в третьих — препятствовать ему. Никакие попытки обобщения биологических особенностей у пре­ступников не способны приблизить к уяснению причин преступности. Среди преступников имеется, конечно, известный процент лиц, обладающих теми или иными физическими и психическими дефектами — дурной нас­ледственностью, аномалиями эндокринной системы, пси­хопатиями и т. д. Но и среди «непреступников», как показали многочисленные исследования, имеются такие же «неполноценные» люди.

Поэтому криминология, имеющая перед собой глав­ную цель — научно обосновать систему социальных мер, необходимых для искоренения преступности в обществе, строящем коммунизм, не связана с естественными нау­ками. Сказанным нисколько не умаляется значение и роль некоторых специальных отраслей естественных наук в осуществлении борьбы с преступностью, но их роль — за пределами криминологии. В качестве примера можно привести судебную медицину и судебную психи­атрию, перед которыми стоят специальные задачи в осу­ществлении помощи органам правосудия. Но роль этих наук никак не связана с решением криминологических проблем, а состоит в проведении судебномедицинской и судебнопсихиатрической экспертизы по конкретным уголовным делам.

Глава 2

ОПЫТ КОНКРЕТНО-СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ИНСТИТУТОВ УГОЛОВНОГО ПРАВА

§ 1. Некоторые вопросы методики конкрет­но-социологического исследования институтов уголовного права. § 2. Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. § 3. Изнасилова­ние. § 4. Злостное хулиганство. § 5. Кража лич­ного имущества. § 6. Грабеж. § 7. Мошенничест­во. § 8. От конкретно-социологического изуче­ния составов преступлений — к изучению инсти­тутов Общей части уголовного права.

§ 1. Некоторые вопросы методики конкретно­социологического исследования институтов уголовного права

В поисках применения конкретно-социологического метода в изучении проблем Общей и Особенной части уголовного права мы сделали попытку разработать программу и методику подобного изучения отдельных составов преступлений, имея в виду, что благодаря ему в дальнейшем будет создана необходимая предпосылка для перехода от анализа отдельных составов преступ­лений к более широким обобщениям, применительно к важнейшим институтам Общей части уголовного права. Учитывая, что программа и методика криминологиче­ского изучения преступлений уже достаточно подробно разработана и с успехом применяется и не желая осложнять опытное изучение рядом вопросов кримино­логического порядка, мы ограничили свою задачу социологическим изучением круга тех юридических воп­росов, которые имеют наибольшее значение для юауки и для практики. Однако некоторые из поставленных воп­росов имеют и криминологическое значение.

59

В качестве объекта изучения были избраны следую­щие виды преступлений: убийство при отягчающих обстоятельствах, изнасилование, злостное хулиганство, мошенничество, кража личного имущества, грабеж. Эти шесть видов преступлений, как известно, составляют значительную часть всех совершенных преступлений.

Источником для получения сведений послужили за­конченные судом уголовные дела и приговоры по ним. Большую часть необходимых сведений можно почерп­нуть из приговора, но по некоторым вопросам (в особен­ности относящимся к субъективной стороне преступле­ния) необходимо обращаться к материалам уголовного дела.

Так как изучение всей массы уголовных дел или при­говоров представило бы значительные трудности, то возник вопрос относительно применения выборочного обследования. Учитывая опытный характер данной работы, можно было ограничиться выборкой из уголов­ных дел и приговоров Московского городского суда и народных судов Москвы. Разумеется, в дальнейшем, при более широком обследовании, понадобится и более ши­рокий охват материалов. В этом случае возможно затре­бовать с мест законченные уголовные дела изучаемых категорий преступлений и подвергнуть их исследованию. Можно также привлечь к исследованию местных прак­тических работников, которые без особого труда могли бы изучить сравнительно небольшое для каждого из них число дел и приговоров и выслать в центр заполненные анкеты. Задача эта еще более упростилась бы при про­ведении 5—10%-ной выборки.

В нашем эксперименте мы ограничили число изучен­ных дел каждой категории цифрой 100. Тем самым ре­зультаты нашего исследования не могут претендовать на большую показательность, хотя они отражают основные тенденции, выявленные по некоторым видам преступле­ний при проведении более широких социологических обследований.

Изучение уголовных дел и приговоров фиксировалось в специальной анкете, которая заполнялась на каждого осужденного. Учитывая, что каждый вид преступлений имеет свою специфику и что, с другой стороны, обсле­дование должно выявить некоторые общие черты, харак­теризующие институты общей части уголовного права,

60

мы разработали «универсальную» анкету, рассчитанную на изучение всех названных выше видов преступлений. Представляется необходимым привести содержание ан­кеты, состоящей из 4 разделов и 22 вопросов, причем некоторые из них разбиваются в .свою очередь на не­сколько детализирующих¹ вопросов.

Первый раздел анкеты, озаглавленный «Квалифика­ция преступления», содержит наименование преступле­ния, с указанием статьи уголовного кодекса и пункта статьи, по которой было квалифицировано преступление. Благодаря этому удается выяснить, насколько часто на практике применяется тот или иной пункт статьи уголов­ного кодекса, что важно при исследовании различных составов преступлений. Поскольку на практике довольно часто применяется квалификация преступлений по двум и более статьям уголовного кодекса (совокупность пре­ступлений), в анкете конкретно указывается окончатель­ная квалификация преступления, если имела место совокупность преступлений. Подобные сведения, несом­ненно, имеют существенное значение при изучении воп­роса о совокупности преступлений как в плане Общей, так и Особенной части уголовного права.

Второй раздел анкеты посвящен характеристике пре­ступления. Здесь сжато излагаются основные обстоя­тельства дела, что позволяет дать краткую характери­стику преступления в наиболее конкретной форме и в Дальнейшем осветить наиболее распространенные ви­ды данного состава преступления.

Далее освещается вопрос о стадиях развития преступ­ления: имело ли место приготовление к преступлению, покушение на преступление или оконченное преступле­ние. Кроме того, при наличии неоконченного преступле­ния выясняются причины недоведения его до оконча­ния— в силу субъективных причин или в силу того, что преступнику помешали окружающие люди или орга­ны милиции, общественность. Выяснение этого комплек­са вопросов позволяег охарактеризовать распространен­ность неоконченных и оконченных преступлений, и эти данные окажутся полезными при изучении институтов Общей и Особенной части уголовного права.

Другой комплекс вопросов, содержащихся в данном разделе анкеты, относится к институту соучастия. Здесь выясняется, совершено ли преступление одним лицом

61

или в соучастии; в последнем случае — в организованной группе или в случайно образовавшейся группе, число соучастников и их взаимоотношения. С другой стороны, выясняется роль данного осужденного в совершении преступления и роль организатора или подстрекателя, исполнителя или соисполнителя, пособника. Выяснение сведений подобного рода позволяет дать подробную ха­рактеристику соучастия в данном виде преступлений, а также при более широком обобщении — охарактеризо­вать институт соучастия в целом: показать распростра­ненность соучастия, его виды и формы.

Следующая группа вопросов второго раздела анкеты характеризует состав преступления.

Учитывая большое разнообразие исследуемых видов преступлений, необходимо было построить анкету таким образом, чтобы она была пригодна для изучения любого вида из них. Как видно из перечня исследуемых видов преступлений, в нем содержатся преступления, которые посягают на жизнь, половую неприкосновенность, лич­ную собственность, общественный порядок. Бели в отно­шении первой категории преступлений выяснение объек­та преступления вытекает из самой квалификации преступления, то в отношении других видов преступле­ний в анкете обращено внимание на исследование потер­певшего: его взаимоотношений с осужденным (родствен­ник, знакомый, незнакомый), его занятия, пол и возраст. Для характеристики преступлений имущественного по­рядка включен вопрос о размере ущерба; для характе­ристики изнасилования — наличие или отсутствие особо тяжких последствий.

Данный круг вопросов характеризует, таким образом, не только объект преступления, но и в известной мере его объективную сторону — последствия совершенного преступления. К характеристике объективной стороны преступления относятся и вопросы о способе совершения преступления, об орудиях преступления, о месте совер­шения преступления. В целом данная группа вопросов позволяет довольно подробно охарактеризовать объек­тивную сторону преступления.

Третий раздел анкеты посвящен субъекту преступле­ния. Напомним, что, учитывая цели исследования, мы сознательно ограничили круг вопросов, относящихся к выяснению криминологической характеристики субъекта

62

преступления. Но тут }ке хотелось бы оговориться, что при более широкой постановке аналогичных исследова­ний эти вопросы, в особенности же вопросы, относящие­ся к выяснению причин и условий, способствовавших совершению преступления, должны быть включены в анкету.

Анкета содержит вопросы о поле, возрасте, образова­нии, занятии осужденного. Далее выясняется наличие или отсутствие у осужденного административных взы­сканий или мер общественного воздействия, что позволяет охарактеризовать «допреступное поведение» лица. Затем следует вопрос о наличии или отсутствии судимостей, за какие именно преступления, какое наказание было ранее применено, было ли оно отбыто полностью или частично. При этом по возможности учитываются все судимости, в том числе и те, которые были сняты или погашены, о чем в анкете делается специальная оговор­ка. Вопрос о судимости имеет очень важное значение и для характеристики личности осужденного, и для харак­теристики совершенного преступления, и для определе­ния меры наказания. Кроме того, очень важно сопоста­вить вид и характер ранее совершенных преступлений с вновь совершенным преступлением.

Вопрос о наличии состояния опьянения при соверше­нии преступления не требует особого комментария.

Субъективная сторона преступления в анкете отра­жена в вопросе о характере умысла (поскольку объек­том изучения явились исключительно умышленные пре­ступления): имел ли место умысел прямой или косвен­ный, возник он внезапно или заранее. Характеристика субъективной стороны преступления завершается выяс­нением мотивов совершения преступления.

В четвертом, заключительном, разделе анкеты содер­жатся вопросы, освещающие назначенное судом наказа­ние. Выясняются смягчающие и отягчающие обстоятель­ства, по возможности со ссылкой на соответствующие пункты ст. ст. 38 и 39 Уголовного кодекса; приводится мера наказания (основного и дополнительного).

Каждая в отдельности проанализированная анкета поступала в статистическую обработку по за.ранее со­ставленным разработочным таблицам, в одних случа­ях— простых (без комбинации исследуемых признаков), п других — комбинированных (в сочетании двух или

63

Нескольких Признаков). Ограниченность собранного ма­териала в количественном отношении не позволила про­вести столько комбинаций признаков, сколько было бы необходимо для более углубленного изучения составов преступлений. Такая задача и не была поставлена в данном, чисто экспериментальном исследовании.

§ 2. Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах

Статья 102 УК РСФСР содержит 11 пунктов, преду­сматривающих отягчающие обстоятельства при соверше­нии умышленного убийства. Изученные нами дела были квалифицированы либо по .одному из пунктов названной статьи (48%), либо по двум и более пунктам (52%). Представляет интерес выяснение частоты квалификации преступления по тем или иным пунктам этой статьи.

В обследованных делах содержалась ссылка на сле­дующие пункты:

п. «а» (умышленное убийство из корыстных побуждений) 19 раз п. «б» (умышленное убийство из хулиганских побужде­ний) ......... . 33 раза

п. «в» (умышленное убийство, совершенное в связи с вы­полнением потерпевшим своего служебного или об­щественного долга)............................................................................................ 5 раз

п. «г» (умышленное убийство, совершенное с особой же­стокостью) .... 66 раз

п. «д» (умышленное убийство, совершенное способом,

опасным для жизни многих людей)......................................... 2 раза

п. «е» (умышленное убийство, совершенное с целью скрыть другое преступление нли облегчить его совершение,

а равно сопряженное с изнасилованием)................................. 21 раз

п. «ж» (умышленное убийство женщины, заведомо для

виновного находившейся в состоянии беременностн) 3 раза п. «з» (умышленное убийство двух или более лиц) ... 18 раз п. «и» (умышленное убийство, совершенное лицом, ранее

совершившим умышленное убийство)..................................... 2 раза

п. «к» (умышленное убийство, совершенное на почве кров­ной мести)       ..........................................................................  ........ иет

п. «л» (умышленное убийство, совершенное особо опасным

рецидивистом) ......................................................................  нет

Приведенные данные характеризуют частоту примене­ния того или иного пункта ст. 102, в зависимости от того, квалифицировалось ли преступление по одному,

64

двум или нескольким пунктам. Из этих данных видно, это наиболее часто преступление было квалифицировано как совершенное с особой жестокостью, из хулиганских побуждений, для сокрытия другого преступления, из ко­рыстных побуждений, убийство двух и более лиц. По остальным пунктам преступление квалифицировалось б единичных случаях.)

Обратимся к более подробному рассмотрению квали­фикации умышленного убийства по соответствующим пунктам ст. 102.

£ Наиболее частой явилась квалификация убийства как совершенного с особой жестокостью. Пункт «г» в обсле­дованных делах был применен 66 раз, из них — 29 раз он был указан самостоятельно, без ссылки на другие пункты./Судя по изученным делам, критерий «особой жестокости» устанавливается судом при наличии нане­сения жертве множественных ножевых ранений, или при нанесении множества ударов, или при выбрасыва­нии жертвы с большой высоты из помещения, а также в тех случаях, когда после совершения убийства винов­ный с целью сокрытия преступления расчленяет труп. Приведем некоторые примеры.

I М. и С., совершая разбойное нападение на знакомую женщину в ее квартире, сначала избили ее кулаками и ногами, затем нанесли ей удары утюгом в голову и ножом в грудь и облили ее раствором аммиака. Пре­подаватель музыки Б. убил пришедшую к нему женщи­ну, нанеся ей множество ран туристским топориком, а затем, расчленив труп, вынес его из помещения. ) Характеризуя применение судом п. «б» ст. 10^"(умыш- ленное убийство, совершенное из хулиганских побуж­дений), следует прежде всего отметить, что в законе не дано определения понятия «хулиганских побуж­дений», в силу чего оно выводится из понятия соста­ва преступления, указанного ст. 206, в которой преду­смотрены умышленные действия: а) грубо нарушающис- общественный порядок, б) выражающие явное неуваже­ние к обществу, а также отличающиеся по своему содержанию исключительным цинизмом или дерзостью. В практической деятельности нередко встречается еще критерий «безмотнвности преступного поведения», который в прошлом был включен в законодательное оп­ределение хулиганства, но позже был исключай.

5. А. А. Герцензон

65

Изучение дел об умышленных убийствах, квалифици­рованных по п. «б» ст. 102, показало, что неопределен­ность понятия «хулиганского побуждения» сказывается на квалификации подобных убийств. Нередко она про­изводится при неустановлении каких-либо иных мотивов убийства, или при явном несоответствии реакции винов- iHoro на поведение жертвы, или при кажущейся «безмо- тивности» убийства.

В. в пьяном виде безобразничал у себя дома, а затем выбросил своего малолетнего сына с балкона пятого этажа. С. в нетрезвом состоянии в ответ на замечание своего шурина о неприличном поведении нанес ему смертельный удар в живот. В этих примерах основанием для применения п. «б» явилось, по-видимому, предше­ствующее убийству хулиганское поведение виновных и «немотивированное» совершение убийства, а также со­стояние опьянения. В некоторых случаях и эти критерии отсутствуют. Так, П. убил свою жену, будучи в пьяном виде, нанеся ей ряд ударов ножом в пылу ссоры. Б. в пьяном виде в ссоре убил несколькими ударами ножа свою жену и после этого нанес тяжкое телесное повреж­дение своему сыну, вступившемуся за мать. Следует от­метить, что в некоторых случаях суд исключает из при­говора ссылку на п. «б», когда это явно не вытекает из обстоятельств дела. Так, например, К. убил свою жену на почве неприязненных отношений. Суд исключил п. «б», оставив п. «г».

Следует напомнить, что п. «б» ст. 102 применяется очень часто: в обследованных делах ссылка на него встречается 33 раза, из лих 15 раз самостоятельно.

В заключение остановимся на характеристике сочета­ния в приговорах тех или иных пунктов ст. 102 УК. Чаще всего имеет место сочетание пп. «б» и «г». Но, помимо этого, мы насчитали 18 случаев из числа изученных дел, где было применено сочетание пп. «а», «г», «е».

В делах об умышленных убийствах, совершенных при отягчающих обстоятельствах, довольно часто встречает­ся квалификация преступления по ст. 102 по совокупно­сти с другими статьями УК. В 52% изученных дел пре­ступление было квалифицировано по одной ст. 102 УК, а в 48% случаев, т. е. почти в половине,— по совокупно­сти с другими статьями. Приведем соответствующие данные:

66

Преступление было квалифицировано по ст. 102 и по ст. ст.:

Как видно из приведенных данных, относительно ча­ще совокупность преступлений определялась судом по статьям об имущественных преступлениях, о хулиганст­ве и о незаконном ношении оружия. Анализ уголовных дел показал, что суд в своей практике сталкивается по преимуществу с реальной совокупностью, причем винов­ный совершил два и более преступлений, предусмотрен­ных различными статьями УК, и ни за одно из них но был осужден (ст. 40 УК). Такова, в частности, квалифи­кация преступлений по ст. 102 и по статьям о хищениях, грабеже, краже, изнасиловании. По-видимому, речь должна идти о реальной совокупности преступлений тг п тех делах, где виновный совершил до убийства хулиган­ские действия или разбойное нападение, 'поскольку за­кон предусматривает их в качестве самостоятельных преступлений. Но в некоторых случаях квалификаиии преступления как убийства, сопряженного с хулиганст­вом, возникает вопрос о нецелесообразности применения совокупности вследствие единства умысла и с учетом того, что хулиганские действия явились лишь звеном в совершении убийства. Так, например, представляется спорной квалификация преступления по п. «б» от. 102 и ч. 2 ст. 206, в случае когда Б. в пьяном вине набросился без причин на прохожего с 'Ножом, порезал ему пиджак и пальто, а затем, когда пострадавший убежал, убил другого прохожего. В приведенном случае квалифика­ция преступления по совокупности ■гп статьей о хули­ганстве представляется излишней. Пункт «б» ст. 102 предусматривает квалификацию убийства как совершен­ного из хулиганских побуждений. Поэтому дополни­тельная квалификация содеянного по ст. 20?5 обоснована лишь тогда, когда речь идет о самостоятельном и не связанном с убийством хулиганском поступке.

fi7

При проведении обследования было обращено внима­ние на выяснение случаев неоконченных убийств и их квалификацию.

В числе изученных дел не было ни одного, в котором речь бы шла о приготовлении к убийству. Что же каса­ется покушений на совершение умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах, то таковых было 14% общего числа изученных дел. Следовательно, в 86% случаев данное преступление было закончено пол­ностью.

Представляет интерес выяснение причин, по которым преступление 1не было закончено. В 4% преступнику не удалось завершить преступление потому, что ему поме­шали окружающие, в 1% — пресекли представители ор­ганов власти. Но главным образом преступнику поме­шали какие-то другие обстоятельства: стреляя, он промахнулся, нанося удары ножом или каким-либо попавшим под руку тяжелым предметом, причинил лишь телесное повреждение или .намеченной жертве удалось бежать и т. д.

3. на почве ссоры нанес двоим незнакомым лицам удары ножом, .один оказался убитым, другого удалось вылечить. Т. выстрелами из револьвера пытался убить жену, тещу и тестя. Теща оказалась раненой и была вылечена. М. пытался убить свою жену, избивая ее ку­лаками и гаечным ключом. Считая, что она мертва, он ушел. В результате лечения жена выздоровела. В ря­де случаев преступление не завершается, так как жертве удалось бежать. Так, П. у себя дома убил падчерицу и пытался убить жену топором. Но жене удалось убе­жать. Энергичное вмешательство окружающих, работ­ников милиции и общественности в ряде случаев способ­ствовало пресечению покушения на убийство. А., придя г> пьяном виде на работу к своей жене, пытался ее убить и нанес ей напильником ранения, iho благодаря вмеша­тельству окружающих был обезоружен и задержан. С. у себя дома убил одного соседа и покушался на убийст­во другого соседа. Совершить второе убийство ему по­мешало вмешательство милиции,

Таким образом, активные, энергичные меры, прини­маемые органами милиции, общественностью, окружаю- щими, во многом способствуют пресечению покушений на умышленное убийство.

68

Изучение дел позволило выяснить, насколько часто суд прибегает к квалификации преступления как совер­шенного в соучастии.

Прежде всего следует отметить, что 89% обследован­ных осужденных совершили умышленное убийство без соучастников. В организованной группе это преступле­ние было совершено в 2% случаев и в случайно образо­вавшейся группе—в 9%. Роль осужденных за убийство в группе определялась главным образом как соисполни­теля, реже как организатора и еще реже как пособника. Приведем примеры квалификации преступления как совершенного в соучастии.

По подстрекательству Ф-ной ее сожитель Н. ночью по ее сигналу вошел в ее квартиру и куском трубы и ножом убил спящего мужа. Затем они вместе на машине вывезли труп и спустили в колодец. Роль Ф-ной выра­зилась также в пособничестве и укрывательстве следов преступления.

Примером соисполнительства в случайно образовав­шейся группе может служить случай, когда во время драки III. убил К., нанося ему удары кулаками и нога­ми. В драку на стороне Ш. вмешался Б., который также наносил аналогичные удары, в результате которых К. был убнт. Примером убийства в организованной группе может служить дело М. и К-, которые, .совершив ранее кражу, затем договорились о разбойном нападении на знакомую им женщину, убили ее и завладели ее имуще­ством.

Как видно из приведенных данных, в исследованных делах не было обнаружено существования больших в отношении числа соучастников и стойких в смысле дли­тельного их существования организованных групп, со­вершающих умышленные убийства. Речь идет по пре­имуществу о случайно сложившихся и малочисленных группах, совершающих разбойные нападения.

Рассмотрим в определенной последовательности те данные, которые нам удалось извлечь из изученных дел

об  умышленных убийствах для характеристики субъекта преступления, объекта преступления, объективной и субъективной стороны преступления. При этом необхо­димо напомнить, что проведенное исследование имело целью выявить в социологическом плане главные юри­дические признаки умышленного ^убийства. Вопросы

69

криминологического порядка в нашем исследовании бы­ли опущены. Само собой разумеется, что при комплекс­ном и более широком изучении как данного вида пре­ступления, так и любого другого вида необходимо под­вергнуть социологическому исследованию и вопросы юридического порядка, и вопросы чисто криминологиче­ского порядка.

Ограничив рамки нашего исследования, мы охарак­теризуем субъекта преступления главным образом со стороны тех его признаков, которые имеют наиболее важное значение для квалификации преступления.

К числу этих признаков прежде всего относятся све­дения о прошлой судимости. Причем следует оговорить­ся, что нами учитывались также и те случаи, когда про­шлая судимость была снята или погашена, что, несомненно, важно для общей характеристики субъекта преступления и для общих выводов.

В числе обследованных дел лица, которые ранее судились, составляют 43%, что представляет чрезвычай­но высокий уровень рецидива. Правда, лишь 1 % из них имеет в прошлом судимость за аналогичное преступле­ние. В этой связи необходимо выяснить, за какие пре­ступления в прошлом виновные привлекались к уголов- ной ответственности и судились.

Обследованные осужденные — рецидивисты — в прош­лом однократно или неоднократно совершили следую­

щие преступления:

хулиганство..................................................              28 судимостей

хищение государственного, общест­венного и личного имущества ......................................................... 19 судимостей нанесение умышленных телесных пов­реждений                             .................................................................... 5 судимостей

умышленное убийство..................................                 1 судимость

прочие преступления...................................              20 судимостей

Приведенные сведения нет оснований считать исчер­пывающими, но все же обращает на себя внимание тот факт, что обследованные лица, которые в прошлом бы­ли уже судимы за хулиганство и за имущественные преступления и отбыли полностью или частично назна­ченное им наказание, вновь совершают уже значительно более тяжкое преступление — умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Из приведенных выше

70

данных и конкретных примеров видно, что наиболее тяжкие виды убийств совершены в значительной части лицами, которые уже судились и отбывали наказание. Характерно, что суд квалифицировал содеянное как умышленное убийство, совершенное с особой жесто­костью лицами, ранее уже судимыми: почти половину таких убийств совершили рецидивисты. Так, М., ранее судившийся за хулиганство дважды, за что судимость была погашена, пытался убить па работе свою жену ударами кулаков и гаечиым ключом и старался выбро­сить ее т кабины электрокрана. Р., судившийся в 1946 и 1954 годах за злостное хулиганство и нанесение тяжких телесных повреждений, убил из-за неприязнен­ных отношений свою жену железным прутом и табурет­кой.

Необходимо отметить, что больше половины обследо­ванных (54%) до совершения ими умышленного убийст­ва вели аморальный образ жизни, систематически пьянствовали, совершали мелкое хулиганство, привлека­лись к ответственности перед товарищеским судом, не­достойно вели себя в быту, систематически нарушали трудовую дисциплину на производстве. 74% обследован­ных совершили убийство в состоянии опьянения.

Приведем некоторые примеры аморального поведения лиц до совершения ими умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах. Ш., 29 лет, не работал, вел себя недостойно в быту, по заявлению жены был предупрежден народным судом. Ранее он судился за хулиганство и отбыл два года лишения свободы. В связи с неприязненными отношениями с женой убил ее, нанеся ряд ножевых ранений. К., 26 лет, был дважды уволен с работы за пьянство, арестовывался за мелкое хулиган­ство; будучи пьяным, хулиганил на квартире у сво­ей сожительницы, а через несколько дней сбросил соседа с лестничной площадки, от чего последний скон­чался.

Приведем некоторые социально-демографические дан­ные об обследованных осужденных. Среди них было 4% женщин; несовершеннолетние составили также 4%. По образовательному уровню обследованные распределя­лись следующим образом: лица с оконченным и неокон­ченным высшим образованием — 7%, лица со средним образованием — 4%, имеющие образование 9—10 клас­

71

сов — 7%, лица с образованием 5—8 классов — 64% и лица с образованием до четырех классов —14%, о 4% осужденных сведений об их образовании не имеется.

Среди обследованных было 13% лиц без определен­ных занятий.

Обращаясь к характеристике объекта умышленного убийства, совершенного при отягчающих обстоятельст­вах, и имея в виду, что таковым является жизнь чело­века, мы исследовали в социологическом плане потер­певших. При этом следует иметь в виду, что в обследование !не были включены (в силу специфичности данного преступления) детоубийства.

Потерпевшие по полу распределялись довольно равно­мерно: среди них 49% мужчин и 51% женщин. Несовер­шеннолетние составили 8%. Большую часть потерпев­ших составили родственники, близкие или знакомые осужденных: родственники, а также супруги и сожите­ли— 42%; знакомые (соседи, сослуживцы)—33%; не­знакомые или малознакомые — 25%. Среди потерпевших было 3% беременных женщин — жены или сожительни­цы осужденных.

В большинстве случаев преступление было совершено в отношении одного лица (82%). В 18% случаев пре­ступник стремился убить двоих, но это было достигнуто лишь в отношении 7% жертв, а в отношении 11% имело место лишь покушение на убийство, сопровождавшееся нанесением тяжких телесных повреждений.

Характеризуя рассматриваемое преступление с объек­тивной стороны, следует отметить, что во всех случаях, которые были включены ® обследование, преступление было совершено путем активных действий. Не было выявлено ни одного случая совершения умышленного убийства путем бездействия. Насколько можно судить по материалам обследования, у суда не возникало ка­ких-либо затруднений для установления причинной свя­зи между действием виновного и наступившим резуль­татом: во всех случаях смерть потерпевшего наступила непосредственно в результате действий виновного, пред­видевшего именно такое течение причинной связи.

Для характеристики объективной стороны преступле­ния важно выяснить ряд признаков, из которых мы вы­деляем в данном обследовании только два: место и способ совершения преступления.

72

Поскольку обследование производилось по материа­лам Московского городского суда, распределение пре­ступлений по месту их совершения несколько отличается от того распределения, которое характерно для многих областей, краев, республик. 62% убийств было соверше­но в помещении — на квартире виновного или его жерт­вы, или в общежитии. Вне жилых помещений — на улицах — было совершено 24% убийств. На работе у виновного или его жертвы было совершено 6% убийств. Наконец, 8% падает на убийства, совершенные в иных местах — в парках, вне населенных мест и т. д.

Характеризуя способ совершения убийств, нужно отметить, что ²/з из них совершены путем применения холодного оружия, главным образом ножей (в том числе самодельного производства) или иных колюще-ре- жущих предметов. Отмечается редкое применение огне­стрельного оружия — 4%- В 14% случаев были исполь­зованы различные специально для убийства приспособ­ленные предметы. 18% рассматриваемых преступлений падает на случай совершения убийств путем избиения кулаками, ногами или с использованием случайно по­павшихся предметов.

Субъективная сторона преступления может быть пред­ставлена характеристикой умысла и мотивов соверше­ния преступления. Но при этом следует отметить, что в материалах уголовных дел субъективная сторона пре­ступления отражена менее отчетливо, чем объективная сторона, в силу чего зачастую возникают трудности при выяснении характера умысла и мотива убийства. По­этому приводимые ниже данные следует рассматривать в качестве весьма приблизительной ориентировки в ука­занных вопросах. В 88% обследованных случаев был установлен прямой умысел виновного и в 12% — косвен­ный. По-видимому, такое соотношение (7:1) отражает значительно большую распространенность по делам об умышленных убийствах прямого умысла по сравнению с умыслом косвенным. Следует также отметить, что по делам данной категории наиболее характерен внезапно возникший умысел (65%); преднамеренное совершенна убийства, главным образом совершенного из корысти, мести или ревности, было установлено в 35% случаев.

Исследование мотивов данного преступления показа­ло, что наиболее распространен хулиганский мотив

73

(27%); за ними следуют: мотив корысти (19%), мотив ыести (17%), мотив ревности (9%)- На иные личные мотивы падает 12% и на все прочие мотивы — 16%.

Индивидуализация ответственности предполагает все­стороннюю оценку судом обстоятельств, которые смягча­ют или отягчают ответственность, в соответствии со ст. ст. 38 и 39 УК РСФСР. Характеризуя обстоятельства, смягчающие ответственность, УК перечисляет 9 из них, предусматривая вместе с тем возможность признания смягчающими и других обстоятельств по усмотрению су­да. Характеризуя обстоятельства, отягчающие ответст­венность, УК перечисляет 12 из них. Однако по делам об убийствах, совершенных при наличии отягчающих об­стоятельств, возможности суда в отношении учета смяг­чающих обстоятельств оказываются значительно ограни­ченными, нбо в состав данного преступления входят признаки, характеризующие наличие отягчающих обстоя­тельств. Сопоставление текста ст. 102 с текстом ст. 39 УК показывает, что первая воспроизводит большую часть отягчающих обстоятельств, предусмотренных во второй. Поэтому наличие в конкретном деле смягчающих обстоя­тельств далеко не всегда влияет на определение меры наказания в силу особой тяжести содеянного. Материалы обследования показывают, что даже при наличии таких смягчающих обстоятельств, как чистосердечное раская­ние, или явка с повинной, или стечение тяжелых личных обстоятельств, далеко не всегда влечет за собой примене­ние судом относительно мягкого наказания в рамках ус­тановленной законом санкции. Мы можем привести лишь два случая, когда суд учел особые смягчающие обстоя­тельства и определил виновному относительно мягкое на­казание. В одном из них Я. несколькими ударами топора убил своего отца. Убийство было вызвано тем, что Я. за­ступился за свою мать. Суд учел исключительно тяже­лую личную ситуацию Я., его чистосердечное раскаяние, явку с повинной, положительную характеристику и опре­делил ему наказание ниже минимума — в 4 года лишения свободы. В другом случае Ш., плотник, 28 лет, с шести­классным образованием, установил распутное поведение жены и убил ее. В прошлом он дважды судился, отбыл несколько лет лишения свободы, был досрочно осво­божден. Несмотря на наличие таких отягчающих обстоя­тельств, суд учел конкретную личную ситуацию, чисто­

74

сердечное раскаяние виновного и определил ему наказание по ст. 102—8 лет лишения свободы, т. е. предусмотренный в законе минимум санкции. Но это только исключения из общей практики. Обследование показало, что суд, как правило, применяет по делам данной категории суровые наказания. Из числа обсле­дованных лишь один был приговорен к лншению свобо­ды та срок в 4 года, двое — на срок до 10 лет. Осталь­ные были осуждены к наиболее длительным срокам свободы, чаще всего на 12—15 лет или к смертной каз­ни. Последняя обычно применялась к лицам, совер­шившим убийство с особой жестокостью, а также к лицам, которые в прошлом судились за тяжкие пре­ступления.

Поскольку в конкретных делах часто встречаются обстоятельства, и смягчающие, и отягчающие ответст­венность, мы попытались выяснить те и другие, приме­нительно к ст.ст. 38 и 39. При этом напомним, что выше были приведены результаты обследования о квалифи­кации преступления но отдельным пунктам сг. 102, что также дает возможность судить о степени тяжести со­вершенного преступления. Как правило, суд в мотиви­рованной части приговора не ссылается на пункты ст.ст. 38 и 39, но указывает на конкретные обстоятельст­ва, как смягчающие, так и отягчающие ответственность. Указания на наличие тех или иных смягчающих обстоя­тельств содержатся примерно в одной трети приговоров, которые были изучены в процессе обследования. В ²/з приговоров содержится указание на наличие отягчаю­щих обстоятельств. В некоторых случаях содержатся те и другие.

Около 25% обследованных осужденных было приго­ворено к лишению свободы ниже установленного в за­коне максимального срока, чаще всего к 10—12 годам лишения свободы. Сопоставляя приведенную выше циф­ру— 30% дел, в которых были найдены смягчающие обстоятельства, с данной цифрой — 25%, мы убеждаемся в том, что суд не подходил к оценке этих обстоятельств автоматически, а учитывал всю совокупность их.

Приведем данные о наличии смягчающих и отягчаю­щих обстоятельств .по изученной категории дел, приме­нительно к классификации ст, ст. 38 и 39:

75

А. Смягчающие обстоятельства

Стечение тяжелых личных, семейных, случайных об-
стоятельств                                            s . .....................................  4

Влияние угрозы, принуждения................................................ нет

Сильное душевное волнение................................................... нет

Несовершеннолетне................................................................      5

Беременность....................................... :................................. нет

Чистосердечное расскаяние, явка с повинной, актив-
ная помощь в раскрытии преступления.......................................... 15

Иные смягчающие обстоятельства.............................................      6

Б. Отягчающие обстоятельства

Совершение преступления рецидивистом................................ 19

»                     »              организованной группой . 1

»                     »              из низменных побуждений 3

»                     »              в отношении малолетнего,

престарелого, беспомощ-
ного, зависимого лица . . 8
»                     »              с особой жестокостью и

издевательством .....................  37

»                     »              в условиях общественного

бедствия................................. нет

»                     »              общеопасным способом . . 2

Сопоставляя количество случаев, в которых были установлены отягчающие обстоятельства (70%), с чис­лом приговоров, в которых виновные были приговорены к максимальным срокам лишения свободы—15 годам—

или к смертной казни (75%), мы убеждаемся в наличии соответствия между первыми и вторыми.

Произведенное нами обследование, охватившее лишь 100 осужденных за совершение умышленного убийства при наличии отягчающих обстоятельств, притом только по делам, рассмотренным Московским городским судом, естественно, обладает ограниченной степенью показа­тельности и не может быть распространено на все число осужденных за данное преступление в масштабе респуб­лики или Союза. Но при проведении обследования такая задача и не ставилась, ибо имелось в виду опытное ис­следование, разработка методики социологического изу­чения составов преступлений.

Но при всем том представляет несомненный интерес выяснение того, насколько показательны собранные и обобщенные нами данные, сравнительно с другими, ра­нее проведенными исследованиями криминологического

76

порядка, разумеется, по тем вопросам, которые оказы­ваются в йих совпадающими. Наличие совпадения или расхождения по этому кругу вопросов позволит сделать предварительный вывод о степени показательности результатов нашего исследования. В этих случаях мы приводим в процентах некоторые сопоставительные дан­ные, извлекая их из исследований В. П. Власоза, Г. И. Кочарова, Э. Ф. Побегайло, в которых содержатся результаты криминологического исследования умыш­ленных убийств.

При сопоставлении и оценке приведенных данных нужно иметь в виду:

1) Данные Власова — Комарова относятся террито­риально к Брянской, Владимирской и Калининской об­ластям, данные Побегайло — к Ростовской области, а наши данные — к Москве; 2) данные первых двух авто­ров— 1963 года, данные Побегайло— 1961—1962 гг., па­ши данные за последние годы, вплоть до 1967 года; 3) на­ши данные характеризуют лишь наиболее тяжкие виды убийства (ст. 102 УК), а данные других авторов — все виды умышленных убийств. Эти обстоятельства, естест­венно, не могли не оказать влияния на известные разли­чия в приведенных данных. Однако, несмотря на это, из таблицы видно, что основные характеристики исследуемо­го явления совпадают, за некоторыми исключениями, относящимся по преимуществу к способу совершения преступления и к мотиву преступления.

§ 3. Изнасилование

Уголовная ответственность за половые преступления предусмотрена в пяти статьях УК РСФСР (ст. ст. 117— 121). По материалам, разработанным Всесоюзным институтом по изучению причин и разработке мер пре­дупреждения преступности, удельный вес осужденных за половые преступления в общем числе осужденных в 1966 году выражается в следующих процентах:

Изнасилование (ст. 117).................................................. 1,7%

Понуждение женщины к вступлению в поло­вую связь.. 0,006%

Половое сношение с лицом, не достигшим по­ловой зрелости (ст. 118).............................................................................. 0,2%

Развратные действия в отношении несовер­шеннолетних (ст. 120)..................................................................................... 0,3%

Мужеложство (ст. 121)................................................... 0,1%

Итого........................................... 2,306%

Как видно из приведенных данных, среди осужден­ных за половые преступления преобладают лица, совершившие изнасилование: они составляют почти ³А

78

числа осужденных данной группы, а на все другие виды половых преступлений приходится около V4 осужден­ных этой группы. В общей же массе осужденных за все предусмотренные УК виды преступлений на эту группу приходится немногим более 2%.

Уголовный кодекс дифференцирует уголовную ответ­ственность за изнасилование с учетом степени общест­венной опасности деяния, наступивших последствий, а также личности преступника. В этой связи представ­ляется важным установить, как часто на практике изнасилование квалифицируется по одной из трех час­тей ст. 117 УК. По материалам, разработанным Инсти­тутом, в судебной практике 1966 года следующим обра­зом квалифицировались дела об изнасиловании:

по ч. 1 (изнасилование с применением физи­ческого насилия, угроз или с использованием беспомощного состояния потерпевшей) . . . , 15% по ч. 2 (изнасилование с угрозой убийством, нанесением тяжкого телесного повреждения или совершенное лицом, ранее совершившим

изнасилование) ............................................................  14%

по ч. 3 (изнасилование, совершенное группой лиц или особо опасным рецидивистом, или повлекшее особо тяжелые последствия, из­насилование несовершеннолетней).................................................. 71%

Итого............. 100%

Представляет научное и практическое значение выяс­нение того, как часто в изученных делах фигурируют предусмотренные законом признаки отдельных частей ст. 117.

При квалификации преступлений по первой части этой статьи в 86% случаев приговор суда указывает на

1           применение физического насилия или угроз и в 14% — (на использование виновным беспомощного состояния потерпевшей.

При квалификации преступления по ч. 2 ст. 117 в приговорах было отмечено: применение угрозы убийст- * вом или нанесением тяжкого телесного повреждения — 84% и совершение преступления лицом, ранее совершив­шим изнасилование, —16%.

При квалификации изнасилования по третьей части той же статьи в приговорах было отмечено: совершение

79

преступления ipyriiiofr лиц — 36%, наступление особо тяжких последствий — 11%, изнасилование несовершен­нолетней — 53%.

Исследуя квалификацию преступления, необходимо отметить частое применение судом совокупности пре­ступлений: 44% обследованных осужденных совершили помимо изнасилования и иные преступления.

Кроме ст. 117 преступление было квалифицировано также по следующим статьям УК:

Ст. 206 (хулиганство)..................................................... 12

Ст. ст. 144—147 (преступления против личной

собственности) ...........................................................  8

Половые преступления (ст. ст. 119, 120) . . 9 Преступления против жизни и здоровья (ст. ст. 102, 108, 109, 113)....... 5

Кроме того, в ряде случаев были применены ст. ст. 83, 93, 94, 193, 194, 196, 198, 207, 210, 218 по одному- двум случаев по каждой из этих статей. В преобладаю­щем числе случаев квалификации преступления по сово­купности имела место реальная совокупность, т. е. совер­шение виновным какого-либо другого преступления, за которое он не был ранее осужден.

Приведем некоторые примеры квалификации пре­ступления по той или иной части ст. 117 УК.

По ч. 1 ст. 117 было квалифицировано дело К., кото­рый вечером на улице, познакомившись с С., пригласил ее к себе домой. Согласившись; она приняла участие у него в квартире в распитии водки, после чего была изнасилована. Р. в магазине познакомился с К., кото­рая, приехав в Москву, «потеряла» в магазине свою знакомую и не знала, что ей делать. Р. пригласил ее переночевать у его друга и на квартире последнего ее изнасиловал. Можно было бы привести немало приме­ров подобного же рода. В ряде случаев имело место нападение на проходивших в позднее время и в пустын­ном месте женщин, применение к ним физического наси­лия как способа изнасилования. Использование бес­помощного положения женщины чаще всего находится в связи с участием в вечеринках, где в результате не­умеренного потребления спиртных напитков девушка теряет способность к сопротивлению и подвергается изнасилованию.

80

По ч. 2 ст. 117 квалифицируются случаи применения угрозы убийством или нанесением тяжкого телесного повреждения путем угроз применения ножа, кинжала, какого-либо тяжелого предмета и т. д. Следует отме­тить случай, когда X., воспользовавшись тем, что Г. бы­ла обморожена после лыжного похода, и угрожая за­травить ее собаками (он — собаковод), изнасиловал ее. Д., познакомившись в метро с Ч., пригласил ее на свою квартиру, где, угрожая кинжалом и применив приемы самбо, изнасиловал ее. В изученных нами делах отме­чается несколько случаев совершения изнасилования лицами, которые ранее уже судились за совершение такого же преступления. Так, например, С., осужден­ный в 1952 году за изнасилование и отбывший наказа­ние, изнасиловал Н.

Приведем несколько ппимеров квалификации пре­ступления по ч. 3 ст. 117 УК.

К. и С., ранее совершившие ряд имущественных преступлений, обманом завезли на такси в лес Б. и там ее изнасиловали. Особо должны быть упомянуты дела о групповых изнасилованиях с большим числом участ­ников: С., который систематически насиловал девочек, организовал группу из четырех подростков и вместе z ними совершал насилия над девочками.

По ч. 3 ст. 117 квалифицируются случай изнасилова­ния несовершеннолетних. В изученных нами делах мно­го фактов изнасилования несовершеннолетних — знако мых и незнакомых преступникам, среди которых также немало подростков. Особо должны быть отмечены слу­чаи изнасилования, притом неоднократно совершаемого отцами и отчимами своих дочерей и падчериц.

Как показывает изучение материалов практики, суд признает наличие особо тяжких последствий в случае заражения потерпевшей венерической болезнью или получения тяжкого телесного повреждения в связи с изнасилованием. Так, например, в двух случаях потер­певшая, стремясь уйти от насильников, выбросилась из окна и сломала ногу. Суд расценивает в качестве особо тяжкого последствия изнасилования наступление бере­менности потерпевшей.

В изученных нами делах был лишь один случай со­вершения изнасилования особо опасным рецидиви-г сто м.

6. А. А. Герцензон.                                81

Обращаясь к характеристике анализируемого прес­тупления, рассмотрим вопросы, связанные со стадией совершения преступления и с соучастием в нем.

Большая часть изученных нами дел об изнасилова­нии характеризуется доведением преступления до кон­ца— 83%. Лишь 17% осужденных остановились на ста­дии покушения, причем причинами недоведения 'преступ­лений до конца были:

активное сопротивление потерпевшей ....                 8%

помощь окружающих...................................................           6%

виновный не сумел довести преступление до

конца по другим обстоятельствам..................................           3%

В числе изученных нами дел необходимо отметить случай, который суд квалифицировал как доброволь­ный отказ от совершения преступления и в связи с этим оправдал подсудимого по ч. 3 ст. 117, вменив ему другое совершенное им преступление по ст. 190. Ф. включился в группу Н. и Ш., создавших условия для приведения в бессознательное состояние П., которую они напоили снотворным и алкоголем. Однако Ф. добровольно отка­зался от участия в групповом изнасиловании и ушел, а оставшиеся изнасиловали П. Суд не нашел в действиях Ф. состава изнасилования, признал налнчие доброволь­ного отказа от совершения преступления, но установил наличие факта недоносительства с его стороны о гото­вящемся преступлении и квалифицировал это по ст. 190 УК (недонесение о преступлениях).

Соучастие в изнасиловании характеризуется следую­щими данными. Преобладает (64%) совершение прес­тупления одним лицом. На групповые изнасилования падает, таким образом, 36%. Чаще всего (29%) группы состоят из 2—3 человек, но в 7% изученных случаев было большее число соучастников.

Для характеристики состава изнасилования остано­вимся на образующих его элементах.

Субъект преступления — это прежде всего лица, для которых характерно состояние некоторого опьянения при совершении изнасилования. Среди изученных нами дел оказалось 18% осужденных несовершеннолетних, 33% — в возрасте 18—25 лет, 43% —в возрасте 26—40 лет и 6% — в возрасте свыше 40 лет. Таким образом, от­мечается молодой возраст осужденных, среди которых

82

половину составили лица в возрасте дет 25 лет. Для субъекта изнасилования характерно наличие относи­тельно высокого уровня прошлой судимости — 26%, т. е. каждый четвертый из обследованных нами осужденных в прошлом судился, отбывал наказание в местах лише­ния свободы. При этом многие из них в прошлом со­вершили такие преступления, как злостное хулиганство, разбой и грабеж, хищения государственного и общест­венного имущества; несколько человек ранее уже су­дились за совершение какого-либо полового преступ­ления.

По своему образовательному уровню осужденные характеризуются преобладанием лиц с незаконченным или законченным средним образованием (78%). 11% составили лица с образованием до четырех классов и столько же — лица с законченным или незаконченным высшим образованием.

Среди обследованных осужденных 14% не работало и не училось.

Представляет интерес выяснение характера поведе­ния осужденных до совершения ими преступления. Толь­ко 13% осужденных имели положительную характерис­тику по месту работы или учебы. Большая же часть осужденных — 87% имели отрицательную характеристи­ку, вели аморальный образ жизни, пьянствовали, при­влекались к ответственности за мелкое хулиганство, подвергались мерам общественного воздействия.

Если попытаться дать общую характеристику субъек­та преступления, то это главным образом люди молодо­го возраста, включая несовершеннолетних 14—17 лет, находившиеся во время совершения преступления в большей или меньшей степени опьянения, имеющие на­чальное и .незаконченное среднее образование, в своей большей части отрицательно характеризуемые в мораль­ном отношении, имеющие многочисленные взыскания и нередко судимости за совершенные ранее преступле­ния.

Объектом изнасилования является половая неприкос­новенность женщины; в этой связи мы рассмотрим обоб­щенные данные о потерпевших.

Почти половину потерпевших (49%) составили не­совершеннолетние; среди потерпевших было 45% уча­щихся средних школ. Следует отметить, что 45% потер­

6*

83

певших находились в состоянии опьянения. Более поло­вины (56%) потерпевших ме были ранее знакомы с виновными. При этом в 25% случаев потерпевшие поз­накомились с осужденными при случайных обстоятель­ствах (на улице, в метро, у остановки автобуса, около клуба, театра, ресторана, кино) и приняли приглаше­ние посетить квартиру нового «знакомого». Обращает на себя внимание тот факт, что 16% потерпевших являлись родственниками насильников — дочерьми, племянницами, падчерицами.

Обобщая полученные данные о потерпевших, следует сказать, что это очень часто девочки, подростки или девушки в возрасте 19—20 лет, учащиеся средней шко­лы или работающие, нередко идущие на случайные и легкомысленные знакомства, соглашающиеся на распи­тие спиртных напитков на квартире новых знакомых, на вечеринках и т. д. Но при этом следует выделить среди потерпевших немалую группу жертв грубого на­силия со стороны неизвестных им лиц, испшьзующих обстановку, при которой потерпевшая не имеет возмож­ности сопротивляться, позвать на помощь в силу нахож­дения в безлюдной местности или в силу своего бес­помощного состояния.

Проведенное обследование позволило довольно под­робно охарактеризовать объективную сторону преступ­ления.

Почти половина изнасилований была совершена на квартире — у виновмика преступления или у потерпев­шей (47%); в нежилых помещениях (сарай, подвал, чердак) было совершено 23% преступлений этого рода; на улице или вне населенных мест (лесопарк, пустырь, овраг) — 30%.

Повремени суток изнасилования распределяются так: ночью — 52%, вечером — 29%, днем — 10%, утром — 5% и в неустановленное время — 4%.

Потерпевшие были приведены к месту, где было со­вершено преступление, добровольно — 33%, обманным путем — 43% и насильственным способом—24%.

Сопротивление потерпевшей было сломлено путем физического насилия в 68% случаев, путем угроз убий­ством и нанесением тяжкого телесного повреждения — в 21% случаев и с использованием беспомощного со­стояния— в 11% случаев.

84

Для характеристики объективной стороны преступле­ния несомненное значение имеет установление той непосредственной обстановки, которая предшествовала совершению преступления.

Для одной группы изнасилований, совершаемых бли­жайшими родственниками потерпевших, характерно отсутствие в квартире других лиц, длительное или кратковременное (ночное дежурство) отсутствие жены виновника (таких случаев мы насчитываем 16%).

Для другой группы изнасилований характерно совер­шение этого преступления лицами, вовсе не знающими потерпевших и использующих отсутствие других людей, могущих оказать жертве помощь (таких случаев 56%).

Наконец, третью группу составляют изнасилования, в которых известной предпосылкой является предшест­вующее поведение потерпевшей, вступающей в легко­мысленные знакомства. Так, знакомство с последующим посещением нового «знакомого» состоялось при сле­дующих обстоятельствах: на улице—12 случаев, у остановки трамвая, автобуса, около вокзала, метро —

7    случаев, около театра, клуба, ресторана, магазина — 6 случаев, в прочих местах — 3 случая. Следует отме­тить, что на такие «знакомства» идут не только неопыт­ные девочки 13—15 лет, но и более взрослые—19—20- летние лица.

Субъективная сторона состава изнасилования :в мате­риалах практики отражена менее подробно. Из сущест­ва данного вида преступления вытекает, что совершает­ся оно только умышленно, с прямым умыслом. Можно лишь отметить, что ²/з осужденных совершили преступ­ление с заранее обдуманным намерением и лишь '/з со­вершили его в силу внезапно возникшего умысла.

В двух случаях суд переквалифицировал изнасилова­ние несовершеннолетней с ч. 3 ст. 117 на ч. 2 этой статьи, установив, что виновные ие знали и по обстоя­тельствам дела не могли предполагать о несовершен­нолетии потерпевшей. В обоих случаях потерпевшим было по 17 лет. Поэтому, поскольку в сознание винов­ных не входили обстоятельства, предусмотренные ч. 3 ст. 117 — несовершеннолетние жертвы,—суд не счел воз­можным инкриминировать им данное отягчающее обстоя­тельство.

85

В программу изучения ДеЛ об изнасиловании входило также выяснение выявленных судом и учтенных при индивидуализации меры наказания смягчающих и отяг­чающих обстоятельств. Так как в ряде случаев в при­говоре отмечается не одно, а два и более смягчающих или отягчающих обстоятельств, то при обобщении мате­риалов были учтены все они.

Суд признал наличие следующих смягчающих обстоя­тельств:

несовершеннолетие, молодость виновного . .                      20%

чистосердечное раскаяние............................................        17%

наличие положительной характеристики . . .                         26%

первая судимость........................................... : .                  29%

неправильное поведение потерпевшей ....             1%

другие смягчающие обстоятельства................................         7%

Итого. . . .               100%

Вместе с тем было признано наличие следующих отяг­чающих обстоятельств:

аморальный образ жнзни виновного . . : .                              5%

состояние опьянения...................................................       19%

наличие судимости....................................................... 27%

отрицательная характеристика....................................... 17%

несовершеннолетие потерпевшей................................        11%

проявленная жестокость, цинизм . . . s . .                             21%

Итого...................... 100%

Индивидуализируя наказание, суд приговорил винов­ных к следующим наказаниям:

лишение свободы на срок 10—15 лет . . .                              20%

лишение свободы на срок 7—10 лет ....                  44%

лишение свободы на срок 3—7 лет . . . :                               33%

лишение свободы на срок до 3 лет ;                                       1%

другие меры наказания.................................................        2%

Итого. . . .               100%

Представляет интерес выяснение того, насколько суд при определении меры наказания дифференцировал ее в пределах санкции каждой из трех частей ст. 117 УК.

86

Часть 1 ст. 117 предусматривает в качестве наказа­ния лишение свободы на срок от трех до семи лет. В 11 случаях суд приговорил виновных к минимальному сро­ку лишения свободы — три года, в двух случаях — к более длительному сроку лишения свободы. В одном случае виновный был приговорен к исправительно-тру­довым работам на .срок в один год. В другом случае суд приговорил виновного к условному лишению свободы и поручил «коллективу студентов проводить с Г. воспи­тательную работу, следить за его поведением как в институте, так и в быту».

Вторая часть ст. 117 предусматривает лишение свобо­ды на срок от пяти до десяти лет. Двое были осуждены на срок в десять лет (один из них признан особо опас­ным рецидивистом). Трое приговорены к восьми годам лишения свободы. Среди них — тот самый Г., который ранее был отдан на поруки коллективу студентов. Позже он был исключен из института и в 1966 году вновь пы­тался изнасиловать в парке проходившую женщину, но из-за сопротивления последней не сумел этого выполнить. Трое приговорены к лишению свободы на срок шесть и семь лет лишения свободы, пятеро — к лишению свобо­ды на срок в пять лет и один — на два года лишения свободы. В этом последнем случае имело место покуше­ние на изнасилование: Ж. в состоянии опьянения, ранее привлекавшийся за мелкое хулиганство, провожая зна­комую девушку, пытался ее изнасиловать, угрожая но­жом, но ей удалось вырваться. Мягкое наказание вызва­но тем, что Ж- раскаялся в содеянном, положительно характеризовался, потерпевшая его простила и намере­на зарегистрировать с ним брак.

Третья часть ст. 117 предусматривает лишение свобо­ды на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без нее или смертную казнь.

Из 71 осужденного по ч. 3 ст. 117, которые были нами изучены, 19 человек были приговорены к лишению сво­боды на срок свыше 10 лет, т. е. были признаны наибо­лее опасными.

В этой связи целесообразно выяснить, какие критерии были положены судом в основу вынесения данной меры наказания. Несмотря на то, что приходится пользоваться небольшими числами в силу ограниченного объема всего

87

исследования, все же удается, как кажется, выяснить не­которые из этих критериев.

Приведем сначала отягчающие обстоятельства. Ли­шение свободы на срок свыше 10 лет было назначено с

учетом:

прежней судимости....................................................... 47%

особой жестокости, цинизма и тяжести пос- следствий ... 40%

Были приговорены на указанный срок лишения сво­боды осужденные, в делах которых было установлено:

А. Судимость:

несудившиеся..............................................................        14%

рецидивисты....................................... : ь ; з                        34%

Б Совершение преступления единолично или в соучастии:

единолично..................................................................        18%

в случайной группе......................................................       11%

в организованной группе.............................................. 28%

В. Характер умысла:

внезапно возникший....................................................        5%

предумышленно........................................................... 27%

Г. Возраст потерпевшей:

несовершеннолетняя.................................................... 29%

совершеннолетняя........................................................       10%

Д. Состояние потерпевшей:

трезвая.........................................................................       25%

в состоянии опьянения.................................................      11%

Е. Взаимоотношения потерпевшей с осужденным:

родственники...................... ... ................................... 77%

знакомые.....................................................................         2%

незнакомые : :..............................................................       13%

88

Исходя из анализа приведенных данных, можно прий­ти к выводу, что при определении наиболее длительных сроков лишения свободы суд принимает во внимание: прошлую судимость (к рецидивистам длительные сроки лишения свободы применяются в два с половиной раза чаще, чем к имеющим первую судимость), групповое совершение преступления, роль в группе, предумышлен- шый характер совершения преступления (в пять раз чаще, чем в отношении лиц, совершивших изнасилова­ние по внезапно возникшему умыслу), несовершенно­летие потерпевшей (в три раза чаще), родственные от­ношения виновного с потерпевшей (до 77%).

А.  познакомился около театра с М. и, выдавая себя за художника, предложил ей посетить его товарища, у которого находятся его картины. На квартире у П., применяя физическое насилие и угрозы, А. и П. изнаси­ловали несовершеннолетнюю М. А., 23 лет, со средним образованием, длительное время не работал, пьянство­вал, ранее отбывал наказание в местах заключения, приговорен к 12 годам лишения свободы. Н., 28 лет, неработавший, ранее судившийся, совместно с тремя лицами совершили групповое изнасилование трех деву­шек, приехавших на квартиру к Н., где они распивали спиртные напитки. Кроме того, Н. через несколько дней изнасиловал еще одну девушку. По совокупности совер­шенных преступлений Н. приговорен к 12 годам лише­ния свободы.

Как уже отмечалось, в числе изученных дел оказа­лись дела об изнасиловании своих дочерей и падчериц отцами и отчимами. К., 40 лет, изнасиловал свою мало­летнюю дочь и в течение нескольких лет продолжал совершать насилия. Приговорен к 15 годам лишения свободы. М., 33 лет, изнасиловал свою падчерицу, 12 лет, а затем в течение длительного времени совершал на­сильственные акты, в результате чего она забеременела и совершила аборт. Приговорен к 12 годам лишения свободы.

В числе изученных дел по ч. 3 ст. 117 было 12 таких, по которым мера наказания была определена ниже уста­новленного в статье минимума, т. е. ниже восьми лет лишения свободы. Необходимо проанализировать эти дела и определить критерий, который был положен судом в основу снижения наказания ниже минимума.

89

Насколько можне заключить из небольшого числа изученных дел, основанием снижения наказания ниже минимума являлось то .обстоятельство, что виновные были подростками 15—16 лет и были вовлечены в совер­шение преступления взрослым организатором. Так, К., 37 лет, ранее судившийся, вовлек двух братьев — несо­вершеннолетних в совершение изнасилования незнако­мой несовершеннолетней девушки. К. был приговорен к

12    годам лишения свободы, а соучастники — несовер­шеннолетние— к 3 годам. В одном случае виновным в изнасиловании своей падчерицы оказался 64-летний пенсионер, который сначала совершал развратные дей­ствия в отношении своей падчерицы, 14 лет, а затем систематически ее насиловал, в результате чего она забеременела. Он был приговорен к 5 годам лишения свободы. По-видимому, здесь решающую роль при оп­ределении меры наказания сыграл возраст виновного, его положение пенсионера, низкий уровень образования н интеллекта.

§ 4. Злостное хулиганство

Для проведения социологического изучения состава злостного хулиганства нами были использованы «анке­ты-справки» по делам о хулиганстве, составленные Все­союзным институтом по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности за второе полугодие 1966 года. В этих анкетах содержится ряд вопросов, непосредственно относящихся к нашей теме, хотя и не в полном объеме. Мы изучили анкеты по делам, рассмот­ренным московскими судами с квалификацией по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР.

Обращаясь к характеристике субъекта преступления, укажем, что среди осужденных было только 5% жен­щин: лица в возрасте до 24 лет составили 22%, и боль­шая часть обследованных осужденных оказалась в воз­расте 30 и более лет (59%) • 67% осужденных имеют начальное или неполное среднее образование. Обращает на себя внимание относительно высокий процент осуж­денных (14%) лиц, которые не работали, не учились, вели паразитический образ жизни, пьянствовали. По се­мейному положению 38% преступников — холостые.

90

Особо следует остановиться на вопросе об употребле­нии спиртиых напитков осужденными. В их числе было 38% лиц, которые систематически злоупотребляли ими, 5% из них подвергались лечению от алкоголизма. При совершении хулиганских действий 90% обследованных находилось в состоянии опьянения, из них: в сильной степени — 30%, в средней — 51% и в слабой — 9%.

Для характеристики обследованных хулиганов важно отметить, что ²/з из них до совершения преступления имели отрицательную характеристику по месту работы, жительства и от своих семей.

Для характеристики личности хулигана существенное значение имеет выяснение распространенности рециди­ва. При этом необходимо иметь в виду, что наше обсле­дование касалось только злостных хулиганов, к которым была применена ч. 2 ст. 206, которая в числе признаков состава преступления указывает наряду с другими со­вершение преступления лицом, ранее уже судившимся за такое же преступление.

Из 100 обследованных ранее привлекались к ответ­ственности за мелкое хулиганство 19 человек, к уголов­ной ответственности за хулиганство — 24 человека и за иные виды преступлений — 11 человек. При этом среди последней группы хулиганов многие ранее судились за совершение таких тяжких преступлений, как изнасило­вание, разбой, хищение государственного имущества и т. д., и отбыли наказание. Судя по приведенным данным, общий рецидив составил 35%, не считая привлекавших­ся ранее за мелкое хулиганство, а вместе с ними — 54%. Специальный рецидив составил 24%, а вместе с привле­кавшимися ранее за мелкое хулиганство — 43%. Следует признать, таким образом, что рецидивизм — явление, типичное для хулиганства, ибо более половины обследо­ванных в прошлом уже судились или привлекались к административной ответственности.

Обращает на себя внимание распространенность слу­чаев многократного рецидива. Так, например, П. ранее судился в 1959 году за злостное хулиганство, в 1965 го­ду— за мелкое хулиганство, в 1966 году — вновь за мелкое хулиганство, а в сентябре того же года за зло­стное хулиганство приговорен к лишению свободы на срок в три года. Он — молодой человек, но уже два года страдает хроническим алкоголизмом, совершил

91

преступление в .состоянии среднего опьянения. Д. судил­ся за хулиганство в 1959 году, в мае 1966 года совершил мелкое хулиганство, в августе 1966 года был приговорен к исправительным работам по ч. 1 ст. 206 и в сентябре 1966 года за совершение злостного хулиганства — к че­тырем годам лишения свободы. Т. судился: в 1945 го­ду— за разбой, в 1946 году — за кражу, в 1949 году — за хулиганство, в 1952 году — за злостное хулиганство, в 1966 году дважды привлекался за мелкое хулиганство и в сентябре того же года за злостное хулиганство пригово­рен к пяти годам лишения свободы.

С объективной стороны хулиганство может быть оха­рактеризовано следующими данными (напомним еще раз, что речь идет о злостном хулиганстве).

Действия виновных, которые были квалифицированы судом как злостное хулиганство, выражались:

ругань, оскорбления.....................................................         37%

нанесение побоев, телесных повреждений . ................. 42% прочие действия (дебош, повреждение имуще­ства и т. д.)    21 %

Итого . . . . 100%

Следует отметить, что в 62% случаев суд отмечал наличие исключительного цинизма и дерзости.

Значительная часть хулиганских действий (41%) бы­ла совершена в жилом помещении, причем характерно, что на коммунальные квартиры приходится 33%. Таким образом, каждое третье злостное хулиганство соверша­ется именно в коммунальных квартирах. На улице, во дворе было 26% случаев хулиганства, в парках, кино, магазинах, ресторанах — 16%, >на транспорте — 9%, во всех прочих местах — 8%.

Анализ использованных нами данных показал, что 62% хулиганских поступков приходится на рабочие дни, 21%—на нерабочие дни (для виновного).

Объектом хулиганства является общественный поря­док, правила социалистического общежития. Но в пре­обладающем числе случаев преступление посягает так­же на личность. Поэтому представляется важным оха­рактеризовать потерпевших от хулиганских действий. Только 34% потерпевших не были знакомы с осужден­ными; 66% являлись: супругами (25%), родственниками

92

(6%), знакомыми (23%), известными виновным долж­ностными лицами (12%). Такие взаимоотношения меж­ду осужденным и потерпевшим имеют немаловажное значение для оценки правильности квалификации пре­ступления как хулиганства.

В ряде случаев деяние квалифицировалось как хули­ганство, хотя ругань, побои, телесные повреждения были направлены на конкретную и известную виновному личность, а его умысел — целенаправленным на жену, родственника, соседа по квартире. В этой связи возни­кает вопрос относительно правильности квалификации преступления как хулиганства, а не как оскорбления, нанесения побоев или телесных повреждений. Точно так же возникает вопрос относительно квалификации соде­янного как хулиганства в некоторых случаях, когда оно имеет место в квартире, а не в общественном месте в прямом смысле слова.

Ограниченный объем нашего исследования не позволя­ет провести всестороннее выяснение тех критериев, ко­торые были положены судом в основу индивидуализа­ции наказания. Поэтому мы ограничимся лишь некото­рыми из них.

Суд учитывает при определении меры наказания на­ряду с другими данными и характеристику личности виновного. При наличии положительной характеристики осужденные приговаривались: к лишению свободы на срок до двух лет — 65%, на срок свыше двух лет — 29% и к более мягким мерам наказания — 6%. При наличии отрицательной характеристики к лишению свободы на срок до двух лет было приговорено 51%, к лишению свободы на срок свыше двух лет — 42% и к более мяг­ким мерам наказания — 7%.

Большую роль в определении меры наказания играет установление прошлой судимости. К лицам, которые ранее не судились и к которым не применялись меры административного порядка, были применены следую­щие наказания: лишение свободы на срок до двух лет — 64%, лишение свободы на более длительные сроки — 28% и иные меры наказания, являющиеся более мяг­кими,— 8%. Существенно иной является репрессия в отношении лиц, которые ранее привлекались к мерам административного воздействия за мелкое хулиганство, которые судились за хулиганство или за иные преступ-

РЗ

леиия: к ним было применено лишение свободы на срок до двух лет — 48%, лишение свободы на срок свыше двух лет — 52% и вовсе не применялись более мягкие .наказания.

Приведем также данные о применении наказаний в связи с установлением фактов сопротивления милиции и представителям общественности, т. е. наиболее злост­ных случаев хулиганства, которое не прекращалось, несмотря на вмешательство органов власти и общест­венности.

При установлении факта сопротивления представите­лям милиции число лиц, приговоренных к лишению сво­боды на срок .свыше двух лет, повышается до 47%, а при отсутствии подобного сопротивления снижается до 30%.