ГОСУДАРСТВЕННОЕ УЧЕБНО-ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Ленинград • 1961
|
В брошюре рассказывается о крупнейшем военном конфликте позднего средневековья — Тридцатилетней войне 1618—1648 гг. Показав дипломатическую и военную подготовку войны, автор освещает военные действия, тактику, стратегию и вооружение противников, страдания и бедствия мирного населения.
|
ПРОЛОГ
В XVI—XVII веках Европа переходила от феодального общественного строя к капиталистическому. Складывался общий мировой рынок. Менялись отношения между людьми, мысли и настроения, представления о добре и зле. Феодальное дворянство теряло привычную опору под ногами, искало новые пути сохранения своего господства. Ломались старые государственные границы, складывались абсолютные монархии.
Эти процессы в Центральной Европе задержались. Здесь сохранилась огромная Священная Римская империя. Согласно господствовавшим в средние века представлениям, она должна была существовать вечно и охватить весь мир. Хотя множество католических (не говоря уже о православных) государств на протяжении средневековья не подчинялись Священной Римской империи ни во внутренних, ни во внешних делах, считалось, что император занимал первое, самое почетное место среди христианских монархов, как их признанный глава. На территории же Германии и некоторых соседних с нею стран и земель авторитет императора все еще оставался реальностью и в XVI—XVII веках.
Конечно, власть императора в Германии не шла ни в какое сравнение с правами французских, английских,
|
испанских королей в их странах. Так, например, архиепископ Майнцский, как постоянный председатель рейхстага, имел право воспрепятствовать созыву императором этого съезда прямых вассалов императора. Император мог задержать принятые рейхстагом решения, но не имел права заставить пересмотреть их. Широко распространено было мнение, что решения рейхстага обязательны лишь для тех, кто голосовал за них.
Империя включала много областей, населенных немцами, голландцами, фламандцами, французами, чехами, поляками, итальянцами и другими народами, говорящими на различных языках. Одни из этих областей и стран — как Швейцария, Северные Нидерланды, Чехия — настолько обособились в своем развитии, что принадлежность их к Империи была лишь формальностью, в других — Бельгии, Лотарингии, Бургундии, Италии — хозяевами были короли Франции или Испании, хотя эти земли считались владениями Империи. Многие немецкие князья давно стали почти самостоятельными государями.
С середины XV века на императорский престол неизменно избирались представители династии Габсбургов. Эта династия обладала крупными наследственными владениями по Дунаю, землями Чешской короны и Венгрией (большую часть Венгрии в XVI в. захватили турки). Испанская ветвь Габсбургов занимала престолы Испании и Португалии с их необозримыми владениями в Америке, Африке и важными опорными пунктами в Азии.
Значение династии Габсбургов поднялось в связи с грозным наступлением турок на Центральную Европу. Чешские, венгерские и австрийские земли объединились для отпора, и во главе создавшегося таким образом многонационального государства на Дунае стали Габсбурги. С XVI по XVIII век они были в глазах современников щитом, прикрывавшим Западную Европу от нашествия мусульман.
Негерманские земли поглощали столько внимания и сил, что императоры не имели возможности последовательно укреплять свою власть в самой Германии.
К концу средних веков в Западной и Центральной
|
Европе заметно изменилось отношение к церкви. Раньше в течение более чем тысячи лет католическая церковь была оплотом феодального строя, его руководящей и организующей силой. Духовные феодалы были самой богатой и могущественной частью господствующего класса. Упадок феодализма сказался в первую очередь на католической церкви; пал ее авторитет, уменьшился ее вес в обществе. Во многих странах началась реформация — широкое общественное движение против привилегий духовенства, против его политического и духовного господства. (Несколько позже приверженцев реформации стали называть протестантами.)
Многие феодалы примкнули к этому движению, чтобы обобрать церковников, лишить церковь первого места в феодальной системе и низвести ее до роли служанки господствующего класса.
В ряде стран Европы, и в первую очередь в Германской империи, князья, рядовое дворянство и городские верхи стали захватывать имущество монастырей, соборов, церковных приходов и иных учреждений церкви. Некоторые церковные сановники, в том числе архиепископы, епископы и гроссмейстеры духовных орденов, порывали с католичеством и присваивали церковное имущество. В Германии в 1525 г. дело дошло до большого восстания крестьян и горожан (Великая крестьянская война), которые под флагом реформации пытались ниспровергнуть феодальный строй. Крестьянская война была задушена при активной помощи феодалов из числа сторонников реформации, и сам идейный вождь немецкого протестантизма Мартин Лютер призвал истреблять восставших крестьян всеми способами. Перейдя на службу к князьям, столь же реакционным, как и соперничавшие с ними прелаты, немецкий протестантизм быстро утрачивал свой вначале прогрессивный характер.
Католическая церковь не собиралась отказываться от своих старинных привилегий без боя. Католическое духовенство укрепило свои ряды, сплотилось вокруг римского папы и выработало новые приемы борьбы.
С середины XVI века начинается контрреформация — энергичное и ожесточенное наступление католиче
|
ской церкви во имя отвоевания утраченного влияния. Особые комиссии стали инспектировать духовенство, проверять монастыри, сурово наказывая нерадивых священников и монахов, подтягивая дисциплину, устраняя тех, кто особенно скомпрометировал себя в глазах верующих. (В расчет принималось, конечно, в первую очередь мнение господствующих слоев населения.)
В народ отправились красноречивые проповедники, прошедшие подготовку в специальных училищах. Для воздействия на умы простых людей повсеместно устраивались торжественные шествия, паломничества к святым местам. Резко усилилась охота за ведьмами: разжигая суеверный страх, церковь играла роль спасителя в глазах обманутых людей и терроризировала своих недоброжелателей.
Вюрцбургский епископ за два только года — 1627 и
1628 — истребил 9000 колдунов и колдуний. Протестанты не отставали от католиков. Бенедикт Карпцов, гордость Лейпцигского университета, прочитавший, как говорили, библию 53 раза, отправил на костер за свою долгую и благочестивую жизнь (1596—1666) 20 000 ведьм. Обстоятельства благоприятствовали изуверам. Общественный переворот, переживаемый Западной Европой с конца XV в., разрушение старых привычных жизненных устоев, казавшееся для многих катастрофой,— все это способствовало распространению небывалого со времен крестовых походов религиозного фанатизма.
Идущие в авангарде католического наступления иезуиты сосредоточили свои усилия на работе среди высшей знати. Они создавали учебные заведения и проникали к владетельным князьям в качестве духовников. Показав себя искусными воспитателями и наставниками, иезуиты достигли больших успехов в пропаганде. В Европе того времени можно встретить много видных государственных и военных деятелей, происходивших из протестантских семей, но перешедших в католичество и сделавшихся, как это нередко бывает с новообращенными, фанатичными поборниками римской церкви.
Католическая церковь проявила большую гибкость и способность применяться к самой различной полити-
£
|
ческой обстановке. Реакционное папство поддерживало феодальную реакцию в Италии, Польше, Нидерландах, Англии, Чехии и других странах. Одновременно реакционная католическая церковь из тактических соображений старалась использовать, например, национально- освободительную борьбу ирландского народа против английских колонизаторов, потому что Англия покончила на своей территории с привилегиями пап.
По таким же соображениям католическое духовенство поддерживало и национальное движение польского народа против вторгнувшихся в Польшу в середине XVII в. шведских захватчиков. В итоге католическая церковь пережила феодализм и сумела приспособиться к сменившему его буржуазному общественному строю.
Император Карл V и его преемники видели в реформации потрясение общественного и государственного строя: вместе с единством церкви и веры рушилось и единство ветхой империи. Князья и дворяне, переходя в протестантскую веру, обогащались за счет церковного имущества и усиливали свою политическую мощь в ущерб императорской власти.
И все же значительная часть немецких князей поддержала императора в его борьбе против реформации. Одни из них, как например герцог Баварский, сумели получить от католической церкви почти все, чего протестантские князья добивались силой: подчинили себе католическое духовенство и добились для своих родственников видных постов в церковной иерархии. Другие считали католическую церковь опорой в борьбе против чересчур предприимчивых протестантских князей и против собственных мятежных подданных. Третьи просто боялись ввязываться в рискованную борьбу против папы и императора.
Большое значение имело то обстоятельство, что для правителей многих стран Европы — Испании, Австрии, Южной Германии,— издавна связанных многочисленными экономическими, политическими и культурными узами с Италией и Римом, разрыв с папой явился бы источником больших затруднений. Они старались не порывать с церковью, а поставить ее на службу себе путем взаимовыгодных соглашений.
|
В 1546—1547 гг. и 1551—1552 гг. между католиками и протестантами Германии произошли две войны, завершившиеся перемирием в Пассау в 1552 г. и религиозным миром в Аугсбурге в 1555 г. Стороны договорились, что князья-лютеране будут иметь такие же права в Империи, как и князья-католики, и что население должно исповедовать ту веру, которой придерживается князь («чья власть, того и вера»). Князья (но не их подданные) получили право менять свою религию, но осталось неясным, могут ли пользоваться таким же правом свободные имперские города.
Протестантские князья полагали, кроме того, что католическое духовенство, в отличие от них, не имеет права принуждать своих подданных к перемене религии.
Обе стороны не считали, что разногласия улажены окончательно. Католики с трудом примирились с захватом церковного имущества протестантскими князьями и провозгласили, что они не согласятся с тем, чтобы такие захваты продолжались. Император вписал по их настоянию в текст трактата оговорку, гласившую, что духовный феодал (архиепископ, епископ, аббат), пожелавший перейти в протестантизм, не имеет права превращать вверенные ему владения в свое наследственное светское княжество. Протестанты тотчас заявили, что не признают этой оговорки, и вопрос остался нерешенным.
Между тем, состоявшийся в 1546—1563 гг. в Триен- те (Триденте) церковный собор провозгласил непримиримую борьбу со всеми и всякими уклонениями от католицизма и строго-настрого воспретил какие бы то ни было уступки еретикам. На католических князей Германии посыпались упреки за их позорную, с точки зрения решений Тридентского собора, сделку с лютеранами. К тому же вскоре после религиозного мира 1555 года некоторые немецкие князья склонились к кальвинизму — более воинствующему, чем лютеранство, протестантскому течению, особенно распространенному в экономически развитых прирейнских районах. Религиозный мир не упоминал о кальвинистах и, по мнению католиков, нисколько не защищал их. Такого же мнения были и многие лютеране, завидовавшие популяр
|
ности кальвинизма. Другие же, напротив, считали, что религиозный мир относится ко всем протестантам.
Большое возмущение католиков вызывало то, что и после 1555 года протестанты не перестали захватывать имущество католической церкви. При удобном случае сильные протестантские князья добивались избрания своих родственников, таких же протестантов, на должности епископов и архиепископов. Управляемые ими земли оставались католическими духовными княжествами, так что формально «церковная оговорка» не нарушалась. Такие «архиепископы» и «епископы» не признавались папой, но выполняли все административные функции обычных архиепископов и епископов и получали причитающиеся этому сану доходы. Их называли иногда «администраторами». Понятно, что подобные уловки со стороны протестантов вызывали ярость фанатичных католиков.
За шестьдесят лет после заключения религиозного мира католическая церковь потеряла более ста духовных княжеств, в том числе такие крупные, как архиепископства и епископства Магдебургское, Бременское, Гальберштадтское, Любекс^ое и другие.
В 1582 г. объявил о своем переходе в кальвинизм кельнский курфюрст, архиепископ Гебгард Трухзес фон Вальдбург. С отпадением Трухзеса католики должны были потерять большинство в коллегии курфюрстов. Против трех католических курфюрстов — архиепископов Майнцского, Кельнского и Трирского — и короля Чешского теперь имелось четыре протестанта: пфальцграф Рейнский, маркграф Бранденбургский, герцог Саксонский и архиепископ Кельнский.
Католическое духовенство Кельнской области не согласилось с решением Трухзеса, оно собрало вооруженные силы, объявило архиепископу войну и обратилось за помощью к католическим князьям. Брат Баварского герцога Эрнст, обладавший тремя епископствами, поспешил со своими войсками на помощь и разбил Трухзеса, за что и был избран на его место архиепископом Кельнским.
Религиозный мир все более принимал характер временного, непрочного перемирия, не удовлетворявшего ни
|
одну из сторон. Наиболее ярые проповедники решений Тридентского собора недвусмысленно заявляли, что религиозный мир следует соблюдать лишь до тех пор, пока католики не соберут достаточно сил, чтобы окончательно и безжалостно раздавить протестантизм. Католические государи, светские и духовные, долгое время терпевшие распространение протестантской веры в своих владениях, обрушились теперь на нее: изгоняли некатолическое духовенство, закрывали протестантские школы, запрещали богослужение. Случай с Кельнским архиепископом показал, что католические фанатики не остановятся перед отобранием владений у государей- еретиков.
Напряженные отношения были в значительной мере следствием продолжавшегося экономического упадка.
В начале XVI в. Германия при всей своей политической отсталости была в экономическом отношении вполне на уровне современных ей стран. С середины
XVI в. стала обнаруживаться растущая экономическая отсталость страны, связанная так или иначе с поражением революционного движения за единство Германии и за ниспровержение феодального гнета.
Усиливавшееся из года в год закрепощение и ограбление крестьян мешало развиваться промышленности, нуждавшейся в массовом покупателе и в свободной рабочей силе. Бюргерство, беспомощное перед лицом деспотизма князей, не могло отстаивать интересы торговли и ремесла, собственность купцов и промышленников расхищалась феодальной знатью. Среди правителей Германии был популярен обычай не возвращать горожанам взятые у них взаймы (нередко под принуждением) деньги. Даже могущественная торгово-ростовщическая и промышленная фирма Фуггеров вынуждена была закрыть свое дело после того, как потеряла восемь миллионов гульденов, одолженных императору Карлу V и его испанским преемникам.
Международные торговые дороги, издавна проходившие через Германию, с XVI века отошли на второй план перед открывшимися мировыми путями на Атлантическом океане. Испанцы, португальцы, англичане, голландцы, французы, датчане и шведы боролись за пре
|
обладание на морях, а Германия была раздроблена на тысячи частей и бессильна.
Ее правители не могли объединиться для защиты интересов германской внешней торговли. На важнейших торговых магистралях постепенно обосновывались иноземцы. Обособившиеся от Империи голландцы закрыли для немецкой торговли устье Рейна, датчане потянулись к устьям Эльбы и Везера, шведы хищно посматривали на балтийское побережье Германии.
Упадок ремесла и торговли вызвал всеобщее обеднение населения Германии, между тем князья постоянно увеличивали налоги. Они чеканили фальшивые деньги, которыми расплачивались со своими кредиторами. К началу XVII в. страна была наводнена неполноценной монетой, тогда как настоящие деньги прятались спекулянтами. Хозяйственная жизнь приходила в полное расстройство.
Более всего пострадала юго-западная, одна из наиболее развитых частей страны. На северо-востоке феодалы искали выход из экономических трудностей, развивая в своих поместьях производство хлеба и широко привлекая труд крепостных. Многих крестьян сгоняли с земли, чтобы освободить' место для барского хозяйства, на оставшихся возлагали увеличенные барщинные повинности. Выращенный хлеб по хорошим ценам сбывался через посредство голландских и английских купцов в бурно растущие города Западной Европы. Разумеется, такое направление хозяйства северо- восточной Германии, нисколько не содействовало укреплению ее связей с остальными районами страны и не благоприятствовало развитию передовых общественных отношений.
Растущая оторванность немецких земель друг от друга и от мирового рынка отрицательно сказывалась и на кругозоре правителей Германии. Они заполняли свое время мелкими интригами и сутяжничеством, сплетнями и злопыхательством. Их обжорство и пьянство было известно всей Европе. Гессенский ландграф Мориц тщетно пытался основать среди владетельных особ «Орден умеренности», членам которого дозволялось бь? выпить не более семи кубков вина за один присест.
|
Более сильные князья стремились поглотить своих слабых соседей, разумеется, под флагом защиты истинной веры от еретической или папистской опасности, не отказываясь подставить при случае ногу и единоверцам.
Раздувая с ожесточением мельчайшие догматические разногласия и поливая друг друга грязью, протестантские теологи стремились внести свою лепту в раздоры, поглощавшие внимание их хозяев-князей, польстить непомерному тщеславию какого-нибудь карликового государя и представить его соперника покровителем ужаснейших ересей. Одни из этих «теоретиков» заявляли, что Христос присутствует повсюду, во всех вещах, другие возражали, что это невозможно, ибо немыслимо представить себе присутствие Христа в грязи, которой переполнен мир. Теологи Гессен-Дармштадтского герцогства провозглашали, что Христос, появившись в свое время среди людей, лишь принял человеческий вид, но остался по своей природе богом, но профессоры из Вюртемберга отвечали им, что Христос, превращаясь в человека, на время отказался от своей божественной природы. Разъяренные спорщики скорее были готовы примириться с иезуитами, скорее допустить торжество контрреформации, чем уступить в этих вопросах.
Противоречия, конфликты и пропагандистская полемика создавали столь напряженную атмосферу, что в начале XVII в. многие находили удивительным, что большая война еще не разразилась. Пугающая неясность возможного исхода войны, отсутствие полной уверенности в союзниках, извечное стремление задержаться в решительный момент, чтобы еще что-то доделать—все это препятствовало совершению последнего шага.
|
НАКАНУНЕ
В имперском городе Донауверт, в Южной Германии, большинство населения исповедовало протестантскую веру. Католиков здесь едва терпели, и монахам бенедиктинского монастыря, находившегося на окраине города, было запрещено устраивать в Донауверте публичные церемонии.
С конца XVI в. аббат этого монастыря стал вести себя вызывающе, рассчитывая на поддержку энергичного герцога Максимилиана Баварского, ярого сторонника контрреформации. Впрочем, внимание герцога к Донауверту привлекала не только забота о католической вере. Город в течение ряда веков боролся с Баварией за независимость, временами на целые десятилетия подпадал под ее власть, но затем снова высвобождался. Стремясь подчинить Донауверт, Максимилиан Баварский подбивал аббата Леонарда на конфликты с горожанами.
Бенедиктинцы устраивали торжественные процессии на улицах города, провоцируя столкновения. Городской совет напомнил о запрещении таких шествий, но аббаг пожаловался императору, и, пока тянулось разбирательство, монахи продолжали демонстрации. 11 апреля
|
1606 г. они устроили особенно многолюдное шествие. К нему примкнули католики, живущие в пригородах, и процессия дважды пересекла город. Тогда раздраженная толпа жителей, преимущественно подмастерьев, бросилась с кулаками на католиков, порвала в клочья хоругви, разбросала священную утварь. Участники процессии разбежались.
Вскоре последовал императорский указ, объявлявший город Донауверт в опале и поручавший Баварскому герцогу восстановить там права католической церкви. Протестантские князья всполошились, раздались призывы защитить единоверцев. Однако никто не был готов к какому-либо действию, не было ни денег, ни солдат, ни договоренности. Баварский же герцог не мешкал и, подойдя с войсками к Донауверту, вынудил перепуганных горожан сдаться без сопротивления.
Городу предстояло находиться под властью Баварии, пока император не возвратит Максимилиану издержек, связанных с этой военной экспедицией. Пока что Баварский герцог стремился выкачать из горожан Донауверта как можно больше денег.
Протестанты уверились в существовании католического плана искоренения их веры. Медлить было нельзя, и наиболее встревоженные кальвинистские князья и протестантские города немецкого Юго-Запада в 1608 г. организовались в союз с общей военной кассой и постоянным войском для готовности к немедленному отпору католическим проискам и с тем, чтобы освободить от баварцев Донауверт.
Во главе Евангелической унии (так называли новый союз) стал пфальцграф Рейнский, курфюрст Фридрих IV. Фактическим организатором был его друг и советник, небогатый князь Христиан Ангальтский, неугомонный авантюрист, носившийся с грандиозными планами общеевропейской коалиции протестантов для ниспровержения Габсбургов. Он был боевым товарищем французского короля Генриха IV и находился в родстве со многими немецкими князьями. Среди вождей дворянской оппозиции в Чехии и Венгрии он имел друзей, поддерживал с ними оживленную переписку и сам
|
яаезжал туда, вмешиваясь в бурлившую й наследственных землях Габсбургов политическую борьбу.
Уния легко нашла сочувствующих за рубежом, хотя законы Империи и запрещали немецким князьям и городам вступать в союз с иностранцами. Англия и Голландская республика, традиционные защитники протестантизма, обещали свою помощь. Английский король Иаков I выдал дочь за наследника пфальцграфа Фридриха. Генрих IV, король Франции, не порвал связей с немецкими протестантами, начавшихся еще тогда, когда он во главе французских гугенотов завоевывал себе престол. В давней дружбе с Францией находился Бранденбургский курфюрст, превратившийся в 1611 г. благодаря присоединению герцогства Прусского (некогда территория Тевтонского ордена) в значительного государя. Он сочувствовал целям Унии, хотя формально и не вступил в нее. Надежды возлаг.ались и на Венецию, враждовавшую как с испанскими, так и с австрийскими Г абсбургами.
Теперь уже встревожились, в свою очередь, католики. Они поспешили объединиться, и созданная таким образом Лига охватила почти всех католических князей Германии. Их владения простирались от нидерландской границы до Австрии. Лига завязала сношения с Испанией и стала искать дружбы Франции, где после убийства Генриха IV усилилось влияние фанатичных католиков.
Для руководства военными силами Лиги пригласили опытного и довольно хорошо известного в военных кругах Западной Европы Иоганна Черкласа фон Тилли. Происходивший из знатного бельгийского рода, он был взят в детстве на воспитание иезуитами после того, как его отец пострадал за участие в борьбе против испанского произвола. Тилли вырос человеком, глубоко преданным католической вере. Военную службу он начал простым солдатом в войсках Александра Фарнезе. В 1583—1584 гг. Тилли командовал ротой в боях против перешедшего в кальвинизм Кельнского курфюрста архиепископа Гебгарда Трухзеса, позже сражался в войсках Фарнезе против Генриха IV во Франции, воевал
|
в Венгрии с турками. Здесь он был произведен в полковники, а в 1605 г. стал фельдмаршалом.
Сильнейший из католических князей Германии, герцог Баварский стал главой Лиги. Воспитанный в иезуитском училище, он заимствовал у своих учителей изворотливость и упорство, но ни в чем не подчинил им своей воли. Выдавая себя за католического фанатика, когда это было ему выгодно, Максимилиан ничего не делал для спасения католической религии в критические для нее моменты, если не рассчитывал получить какие- либо существенные преимущества для своего герцогства.
Очередной конфликт между протестантами и католиками поставил Германию на край большой войны. Умерший в 1606 г. без прямых наследников Юлихский герцог Иогэнн Вильгельм был одним из наиболее крупных владетелей Империи. Кроме Юлиха ему принадлежали герцогства Берг, Клеве, графства Марк, Равенсбург и Ра- венштейн. Родственники умершего герцога предъявили претензии на наследство, причем одних претендентов поддержали протестантские князья, других — католические; спор за землю получил идеологическое обоснование. Император объявил земли Юлихского герцога выморочными, т. е. не имеющими законных наследников, и отправил войска, чтобы установить здесь свою власть.
На спорной территории завязалась вооруженная борьба. Генрих IV счел юлихский конфликт удобным поводом, чтобы, используя свои связи в Германии и Италии, нанести сокрушительный удар по Габсбургам, в первую очередь — испанским. Юлихские земли прилегали к Нидерландам и были удобны для развертывания наступления как в Нидерланды, так и в глубь Германии. Особенно важным было то, что, действуя отсюда, можно было препятствовать попыткам испанцев поддерживать сухопутную связь между их владениями в Нидерландах и в Италии, связь тем более важную, что на морях обосновались заклятые враги Испании — голландцы.
Убийство французского короля в 1610 г. прервало приготовления к большой войне; французские войска, отправившиеся в немецкие княжества, были вскоре отозваны.
|
В 1614 г. на спорную территорию вступили испанские и голландские войска и поделили ее, не ввязываясь в борьбу друг с другом, поскольку между Испанией и Нидерландами было еще в силе перемирие, срок которому истек лишь в 1621 г. Попутно испанские войска, которыми предводительствовал известный полководец Амброзио Спйнола, овладели по просьбе императора двумя германскими городами вне спорной территории, чтобы подавить здесь протестантов.
Первый министр Лёрма, руководивший испанской политикой при слабом короле Филиппе III, понимал, что причины военных и дипломатических неудач Испании при Филиппе II заключались, прежде всего, в том, что ставились цели, не соответствующие возможностям государства. Лерма старался ограничиться борьбой за удержание имевшегося.
Итак, искры военных конфликтов, падавших на бочку с порохом, которую представляла собой Центральная Европа, и на этот раз погасли, не произведя всеобщего взрыва. Однако отсрочка была недолгой. Искры не перестали лететь на порох, и взрыв был неизбежен.
|
НАЧАЛО. ВОССТАНИЕ В ЧЕХИИ
А^ногим современникам и их потомкам казалось, что основным содержанием Тридцатилетней войны был поединок между протестантской и католической религиями. Так говорили короли, дипломаты, проповедники, публицисты и историки. Одни восхваляли священную борьбу за древнюю католическую веру против безнравственного блока врагов христианства и любителей чужого, другие ратовали за войну в защиту чистого евангелического учения и свободы против реакционного и погрязшего в суевериях католичества.
Прожженные политики лучше понимали, чего хотят воюющие стороны. «Христианнейший король» Франции, поддерживаемый «святейшим отцом» — римским папой,— вцепился в горло «опоре католицизма» — Габс- бургам. Этим последним время от времени подставляла ногу и Католическая лига немецких князей. «Защитники протестантской свободы» — Швеция и Дания — были рады сжить друг друга со света, немецкие протестантские князья были готовы в любой момент всадить собрату по религии нож в спину. Конечно, каждый кричал, что действует лишь в общих интересах.
На самом деле, религиозная борьба (вернее, борьба из-за церковного имущества) не была единственным,
|
или хотя бы основным, конфликтом Тридцатилетней войны.
Важную роль сыграли отношения немецких князей с императорской властью и между собой, испано-фран- цузская борьба за гегемонию в Западной Европе, ис- пано-голландская борьба, борьба за Балтику, борьба за преобладание на Юго-Востоке Европы, борьба Польши с Россией.
Эти конфликты возникли не во время Тридцатилетней войны и не накануне ее.
Место того или иного государства в общем строю определялось по большей части не какими-либо постоянными, общими с «товарищами по оружию» интересами, а постоянно менявшейся политической обстановкой. Государства, имеющие общие интересы в одном конфликте (как, например, Швеция и Дания в своей борьбе против укрепления Габсбургов на Балтике), могли быть заклятыми врагами друг друга в ином конфликте (в данном случае — датско-шведское соперничество на Балтике), причем оба этих конфликта попеременно оттесняли один другого на второй план.
Отсюда непостоянство и непрочность враждующих коалиций, менявшийся состав их участников. В зависимости от того, какие противоречия в каждый данный момент играли более важную роль, члены коалиций перестраивались, меняли свои места, объединялись с вчерашним врагом против вчерашнего союзника. Формула «друг моего врага — мой враг» совсем не определяла международных отношений этого времени. Наоборот, обычным явлением была дружба с другом врага. Франция— союзник Швеции не теряла дружбы с ее врагом Польшей. Эта же Франция, восхваляемая подчас историками как передовой борец против католической реакции в Германии, на протяжении всей войны упорно искала дружбы с главным проводником контрреформации в Германии и главным союзником Габсбургов — Католической лигой.
Историки отмечают четыре основных этапа Тридцатилетней войны: чешский, датский, шведский и франкошведский.
|
Чешский (или чешско-пфальцский) период охватывает годы 1618—1623. Он начинается с восстания в Чехии против Габсбургов. К восстанию примкнули Моравия, Силезия, Лужица, Венгрия, Верхняя и Нижняя Австрия. Помощь восставшим оказали Уния протестантских немецких князей, Трансильвания, Голландия, Англия, Савойя. Габсбурги с помощью Лиги католических немецких князей, Испании, римского папы, Польши, Тосканы, Генуи подавили восстание и разгромили войска Евангелической унии.
1624—1629 гг. составляют второй, датский, период войны. Против войск императора и Католической лиги выступили с оружием в руках северонемецкие князья из Нижнесаксонского округа, Трансильвания и датский король, опиравшиеся на помощь Швеции, Голландии, Англии и Франции. Датский период закончился занятием северной Германии войсками императора и Лиги и выходом из войны Трансильвании и Дании.
1630—1634 гг. приходятся на третий, шведский, период. В течение этих лет шведские войска вместе с примкнувшими к ним протестантскими князьями и при поддержке Франции заняли большую часть Германии, но под конец потерпели поражение от объединенных сил императора, испанского короля и Католической лиги.
1635—1648 гг. приходятся на последний период Тридцатилетней войны, франко-шведский. В открытую войну против Габсбургов вступает Франция. Война принимает затяжной характер и длится до полного обоюдного истощения участников.
Одновременно с этой большой войной некоторые ее непосредственные и косвенные участники вели свои, отдельные войны, оказавшие влияние на их позицию, а тем самым и на ход Тридцатилетней войны. Франция и Испания несколько раз вели между собой «местные войны» в Италии, прежде чем броситься друг на друга всеми силами. Англия воевала с Францией и с Испанией, голландцы с оружием в руках изгнали англичан из Индонезии. Швеция воевала в 1617—1622 и в 1625—
1629 гг. против Польши, Польша в 1632—1634 гг.— против России. С 1621 по 1648 гг. продолжалась испаноголландская война, в 1643—1645 гг. произошла датско-
|
шведская война. В 1640 г. началась война между Испанией и Португалией, не закончившаяся, как и испанофранцузская война, к моменту заключения Вестфальского мира. Можно упомянуть еще о тяжелой для Турции войне против иранского шаха Аббаса, значительно ослабившей желание султана воспользоваться затруднениями его старинного противника — Габсбургов.
Тридцатилетняя война, бывшая, в основном, войной в Германии и из-за господства над Германией, началась в Чехии.
Чешское королевство в течение семи столетий занимало почетное место в Священной Римской империи, и Прага не раз была резиденцией императоров. Немецкие крестьяне и горожане на протяжении веков переселялись в Чехию и Моравию, немецкие дворяне устремлялись в Прагу к императорскому двору в надежде на карьеру. Чешские паны и рыцари путешествовали по Германии, женились на немках, учили своих детей в немецких школах и университетах. В переписке со своими немецкими друзьями они оживленно обсуждали политические проблемы Империи; немецкие протестанты и чешские гуситы считали друг друга единоверцами.
В своих наследственных владениях Габсбурги постоянно боролись против политических привилегий дворянства, в большинстве исповедовавшего протестантскую религию. Протестантизм в его различных течениях стал знаменем борьбы за местную автономию и дворянские вольности. В начале XVII века чешское, австрийское и венгерское дворянство совместным напором вырвало у Габсбургов важные уступки.
Занимая в Германии императорский трон, Габсбурги были в Чехии королями. Кандидатура нового короля по традиции ставилась на голосование в сословных собраниях (сеймах и ландтагах) отдельных земель. Сторонники самодержавия считали трон в чешских, венгерских и австрийских землях наследственным, а голосование по этому поводу в сеймах и ландтагах — простой формальностью. Оппозиционное дворянство, напротив, утверждало, что представители сословий имеют право даже отвергнуть неугодного им претендента.
Летом 1617 г. бездетный император Матвей пред
|
ставил чешскому сейму в качестве наследника престола своего племянника, эрцгерцога Фердинанда Штирий- ского. Фердинанд, который провел свое детство вместе с Максимилианом Баварским в иезуитском училище в Баварии, славился преданностью католицизму и нетерпимостью по отношению к протестантам. Монахи всегда были у него ближайшими друзьями и наставниками. «Если бы я встретил одновременно ангела и монаха, я бы в первую очередь приветствовал бы монаха»,—говорил он. По многу часов в день он предавался молитве.
Наследник престола был самого высокого мнения о правах государя, разделяя идеалы абсолютизма. Настойчивость, с которой он ликвидировал свободу протестантского вероисповедания в своих наследственных уделах — Штирии, Каринтии и Крайне,— вызвала энтузиазм воинствующих католиков и негодование протестантов.
Чешский сейм не воспротивился предложению Матвея. Участники заседаний были застигнуты врасплох, они не сумели договориться между собой и подготовиться к какому-либо общему выступлению. Значительная часть панов и рыцарей предпочла не явиться в сейм, чтобы не голосовать за ненавистного Фердинанда. Вожди оппозиции пытались протестовать против его кандидатуры, и их вызывали поодиночке в канцелярию правительства, чтобы поколебать сопротивление угрозами и посулами. Не уверенные в поддержке сейма, они не решились упорствовать, и 9 июня 1617 г. Фердинанд Шти- рийский был утвержден в правах наследника Чешского королевства. После этого император Матвей уехал из большой и шумной Праги с ее многоязычным и мятежным населением в скромную провинциальную Вену, чтобы прожить в тиши последние годы жизни.
Только два человека выступили против Фердинанда на сейме, один из них был граф Генрих Матвей Турн. Немец, а не чех, он тем не менее пользовался популярностью среди чешского дворянства, как ревностный защитник его прав от посягательств со стороны королевской власти. Через несколько месяцев правительство сместило Турна с почетной и доходной должности бург-
|
графа Карлштейнского, что весьма озлобило этого честолюбивого и предприимчивого человека, давно примыкавшего к оппозиции и бывшего сторонником крайних мер.
В стране усиливалось брожение. Оказалось, что показное голосование не в силах надолго прикрыть глубокое беспокойство и даже враждебность к наследнику. От него ожидали самого худшего.
Нашлись и люди, не скрывавшие радости. Это была та часть высшей знати, которая прочно связала свои помыслы с контрреформацией и видела в ней верное средство борьбы с оппозицией. Некоторые из этих магнатов выросли в протестантской среде, имели многочисленных родственников в рядах оппозиции, но с тем большим рвением они демонстрировали ненависть к вере своих отцов и приверженность к чужеземному монарху. И если многие из лидеров оппозиции находились под сильным влиянием протестантской Германии, то католические предводители — Лобковиц, Славата, Мартиниц и другие — преклонялись перед всем испанским: государственным строем, культурой, нравами и языком. Недаром их называли «испанской партией», «католиками на испанский лад».
Они были убеждены, что с воцарением Фердинанда развернется новое мощное наступление на права протестантов, и секретарь «Чешской канцелярии» (правительства Чехии), в которой „хозяйничала «испанская партия», Павел Михна вслух заявлял, что новый король сделает Прагу католической за полгода.
Правительство и католические вельможи, впрочем, не дожидались, пока Фердинанд возьмет власть в Чехии. Был усилен контроль королевских чиновников над городским самоуправлением, в городских советах протестантов заменяли католиками. В некоторых городах жители получили предписание перейти в католичество под угрозой изгнания. Архиепископ Логелиус изгонял протестантских священников и принуждал жителей деревень и местечек участвовать в -католических обрядах. Упорствующих штрафовали, арестовывали, лишали права пользоваться пастбищами и заниматься ремеслом.
|
Особенно широкую огласку получила религиозная борьба в городах Гроб (Клостер граб)1 и Брумов (Браунау). Заставив население Гроба перейти в католичество, Логелиус приказал разрушить построенную здесь протестантскую церковь. Этот акт был воспринят как попрание религиозных свобод Чехии. В это же время была арестована делегация жителей Брумова, жаловавшаяся правительству на то, что местный аббат не дает им пользоваться протестантским храмом. Возмущенные горожане вооружились и прогнали прибывшую в Брумов правительственную комиссию. Против политических и религиозных притеснений восстали и жители города Усти (Ауссиг), они убили католического священника и прогнали другого, присланного на его место.
Ободренные движением протеста против политики правительства оппозиционные дворяне и бюргеры собрались в марте 1618 г. в Праге и составили жалобу императору на нарушение религиозных прав протестантов, особенно в Брумове и Гробе. Основная масса участников съезда держалась пассивно, а делегаты Праги вообще не рискнули появиться на заседаниях. Учитывая это и намереваясь припугнуть оппозицию, венский двор прислал от имени императора угрожающий ответ, запретил намеченный на май новый съезд и объявил
о намерении покарать зачинщиков. Вожди оппозиции решили, что пути отступления для них отрезаны и медлить более нельзя. Граф Турн опасался, что под влиянием угроз и обещаний колебания большинства дворян и бюргеров могут усилиться. Смелый политик, он со своими единомышленниками задумал сорвать самую возможность примирения оппозиции с императором.
23 мая 1618 г. сословия снова собрались, несмотря на императорское запрещение (большинство городов не осмелилось прислать своих представителей). Городские власти в Праге стали арестовывать тех горожан, кто хотел принять участие в запрещенном съезде. Народ,
|
1 Многие чешские географические названия и собственные имена приводятся в литературе на русском языке, особенно старой, в немецком написании. Поэтому мы даем для таких названий и имен как чешское, так и немецкое написание.
|
раздраженный этими новыми преследованиями и пылая ненавистью к папистам, высыпал на улицы. Густая толпа готова была в любую минуту броситься избивать богачей-католико^ и монахов, купцы в панике закрывали свои лавки.
Турн и его товарищи пришли в помещение «Чешской канцелярии», где находились наместники импера- тора-короля Матвея — и осыпали их обвинениями в том, что они упорно в течение многих лет вредят общему благу и самостоятельности Чехии, пагубно влияя и яа самого императора. Толпившиеся за дверями вооруженные дворяне шумными возгласами выражали согласие с этими гневными словами. Особенно ненавидели протестанты главарей «испанской партии» — верховного судью Славату и Карлштейнского бургграфа Марти- ница. Славата происходил из влиятельной протестантской семьи, но в молодости перешел в католичество и сделал карьеру при дворе, став ревностным поборником контрреформации. Мартиниц, занимавший должность, отобранную у Турна, приобрел зловещую популярность в Чехии неумолимым преследованием протестантов в своих поместьях.
Перебранка закончилась тем, что дворяне бросились к Славате и Мартиницу и потащили их к окнам. Оба вельможи, перепуганные насмерть, тщетно пытались зацепиться за рамы окон; удары заставили их разжать руки, и они, сперва Мартиниц, а за ним Славата, упали с 15-метровой высоты в ров. Вслед за ними последовал секретарь Фабриций. (Впоследствии он получил в награду титул «сеньера Высокого падения».)
Выпавшие из окон сановники отделались испугом и ушибами. Несколько пистолетных пуль, посланных из окон, лишь слегка задели Мартиница. Довольно сильно разбился Славата, но и он с помощью подбежавших слуг добрался до дома, где смог, как и его товарищи по несчастью, полностью излечиться от «дефенестрации» (этим словом в Чехии называли выбрасывание властей из окон во время восстаний). Спустя несколько месяцев все трое бежали за границу -и направились к императорскому двору.
Так произошла знаменитая «Пражская дефенестра
|
ция» 23 мая 1618 г., которую историки обычно считают началом Тридцатилетней войны.
Собравшиеся в Прагу на сейм оппозиционные дворяне и бюргеры оказались перед совершившимся фактом, что изменило все их поведение. Из ослушников монаршей воли они превратились в глазах двора в прямых изменников, мятежников. Вожди сумели в этой обстановке внушить членам сословий, что остался только один выход: с оружием в руках продиктовать свою волю венскому правительству. Сейм объявил «де- фензию» (военное положение) и постановил созвать ополчение, а также набрать наемное войско. Была избрана «директория» в качестве нового правительства страны из 30 человек, по 10 от каждого сословия — панов, рыцарей и горожан. Директория отправила в соседние земли и в иностранные государства послания с просьбой о поддержке.
Дворянство и зажиточные горожане опасались, что в связи с переворотом развернется движение бедноты, которая, начав с избиения богачей-католиков, перейдет потом к разгрому имущих независимо от их религии и национальности. Беспорядки и народные волнения неприятно подействовали бы на иностранных государей и на дворянство других подвластных Габсбургам земель, у которых чешская оппозиция искала сочувствия. Поэтому сразу же после дефенестрации Турн во главе 400 дворян объехал Прагу, убеждая собравшихся ремесленников и чернорабочих разойтись по домам. На следующий день во всех церквах зачитали обращение директории к народу, призывающее его положиться на сословия и ни о чем не беспокоиться.
При дворе императора царила растерянность. Матвей доживал последние месяцы, и царедворцев, особенно председателя тайного совета всемогущего кардинала Клезля, более всего интересовало то, как изменится их положение при воцарении Фердинанда. Клезля, сына пекаря-лютеранина, проделавшего головокружительную карьеру, глубоко ненавидели родственники императора. Они возмущались его стремлением ограничить их права в наследственных уделах, подозревали его в потворстве протестантам. Фердинанд Штирийский играл не по
|
следнюю роль в неоднократных попытках устранить кардинала.
1 июля в Братиславе, во время коронации Фердинанда венгерской короной, в Клезля, смотревшего на торжество с балкона, выстрелили из арбалета, но промахнулись. Эта неудача не обескуражила врагов кардинала.
Мятежных чехов Вена хотела подавить вооруженной силой. Однако постоянных армий в то время не было. В случае войны правительство подыскивало нескольких военачальников — генералов, полковников и капитанов (не обязательно из своих подданных) — и поручало им навербовать и содержать ландскнехтов (пехотинцев) и рейтаров (кавалеристов). Полковники сами назначали капитанов своего полка, а капитаны — младших офицеров и унтер-офицеров. Солдаты заключали со своими командирами договор, в котором обязывались соблюдать известный распорядок. Командир также брал на себя определенные обязательства перед солдатами и не имел права требовать от них чего-либо сверх договора. Так, например, если в соглашении не было записано, что солдаты обязаны работать на постройке укреплений, их потом нельзя было принуждать к таким работам, хотя бы от этого зависел исход сражения. Если государство не выполняло своих обязательств, например задерживало жалованье, солдаты считали себя вправе устраивать настоящие «забастовки» — подчас в разгар сражения — и отказывались идти в бой.
Постоянным источником злоупотреблений было то, что полковники сами выплачивали своим солдатам жалованье, утаивая значительную часть средств. Военачальники имели право карать провинившихся солдат смертью. При войсках постоянно находились профосы— судьи и палачи. Они, впрочем, остерегались слишком раздражать солдат. Тогда полагали, что война продлится недолго и войска будут распущены, а в таких случаях солдаты мстили своим бывшим начальникам за все обиды.
Для содержания мало-мальски приличного войска в 15 000 человек в течение хотя бы трех-четырех месяцев требовалось не менее миллиона гульденов. Государ
|
ственные деятели того времени хорошо знали пословицу: «На войне нужны три вещи — деньги, деньги и еще раз деньги».
Денег на создание армии для подавления чешского восстания в казне не было, обращаться за помощью к Испании Клезль не хотел, чтобы не попасть в слишком большую зависимость от нее. Баварский герцог невзлюбил первого министра императора за постоянное вмешательство в дела Лиги и радовался теперь его невзгодам. Дальнейшее обострение обстановки в Чехии могло вызвать осложнения с дворянством соседних земель и ухудшить положение правительства.
Клезль проявил готовность к уступкам. В посланиях от имени императора он обещал повстанцам помилование, подтверждение привилегий и прав Чехии. Венское правительство заявило даже, что распустит карательные войска при условии, что чехи первыми сложат оружие. Но могли ли протестанты положиться на торжественные обещания Матвея и Клезля? Не следовало ли им ожидать, что, сложив оружие, они окажутся в полной власти Фердинанда, который был должен вскоре заменить Матвея на престоле? Ведь такие люди, как Фердинанд, могли нарушить любое обещание, данное еретикам и мятежникам!
Если у кого-либо е'ще оставались надежды на компромисс, они должны были рассеяться после 20 июля, когда сторонники Фердинанда провели государственный переворот. Клезль, направившийся в тот день в императорский дворец, попал в засаду. Внутренние лестницы, обычно охраняемые императорской стражей, были на этот раз заняты солдатами генерала Дампьера. Заговорщики обрушились на первого министра с грубыми ругательствами, отвели его в карету и под охраной двухсот кавалеристов с Дампьером во главе вывезли из города. Прежде чем больной император узнал о судьбе своего любимца, тот уже оказался в Тироле, где провел в заключении десять лет. Возмущенного, но бессильного императора Матвея вообще отстранили от государственных дел, чтобы передать фактическую власть Фердинанду. Несметные богатства Клезля были употреблены
|
на вооружение. Испания также дала деньги, и военные приготовления пошли полным ходом,
К осени 1618 г. для вторжения в Чехию была наготове армия в 15000 человек. Считали, что венское правительство никогда не сможет оплатить содержание такого количества солдат и офицеров, если только не возложит после победы эту обязанность на чехов. Это обстоятельство красноречиво говорило, что рассчитывать на приемлемый для повстанцев компромисс было уже нельзя.
Перспективы восстания в то время выглядели довольно благоприятно. Почти все дворянство и подавляющая часть бюргерства Чехии поддержали восстание. В Моравии, Силезии, Австрии и Венгрии многочисленные протестанты, главным образом дворяне, волновались и были готовы примкнуть к чехам; немецкие протестантские князья и имперские города, несмотря на запрещение императора, продавали чешским повстанцам оружие и разрешали вербовать на своей территории солдат, отказывая в этом праве католикам. Голландская республика (это государство тогда чаще называли «Генеральными штатами»), Англия, Венеция, Савойское герцогство1 и Турция с симпатией следили за событиями в Чехии.
Директории предстояло защитить чешскую территорию. О широких наступательных операциях повстанцы не думали. Они хотели выглядеть в глазах общественного мнения лояльными подданными, вынужденными принять минимум мер для законной самообороны от произвола неправедных чиновников, прикрывающихся именем императора.
К тому же организация вооруженных сил чехов шла медленно. Императорские войска проникли через границу и продвигались в глубь страны, разоряя юго-восточные районы. Ими предводительствовали бельгиец Бюкуа, уже получивший известность в Нидерландской войне, где он сражался под командованием знаменитого Александра Фарнезе, и француз из Лотарингии Дампьер, участник ареста Клезля. Этих сил было недостаточно для разгрома повстанцев, но Венский двор рассчитывал и на
|
1 Венеция и Савойя были врагами хозяйничавших в Италии Г абсбургов.
|
своих сторонников в Чехии. В сейме против восстания открыто выступал богатый рыцарь Ян Рудольф Трчка (Терцки). Он требовал смещения директории и капитуляции.
Нападки Трчки на повстанцев перекликались с ропотом горожан. Чешское бюргерство уже давно утратило руководство национальным движением и опасалось притеснений со стороны дворян. Некоторые из горожан были склонны поддержать централизаторскую политику королевской власти и помочь ей сломить своеволие чешской знати. На заседаниях сейма то и дело вспыхивала перебранка между дворянским большинством и представителями городов. Сыпались взаимные обвинения в стремлении переложить военные тяготы на другую сторону, и горожане, угрожая не раз покинуть сейм и отказаться от участия в борьбе, вынуждали дворянское большинство идти на уступки.
Среди «благородных сословий» — панов и рыцарей — директория также не пользовалась большим авторитетом, среди дворян не было ни энтузиазма, ни воли к победе, ни готовности к жертвам. Помещики уклонялись от уплаты военных налогов и поставок, не торопились отправиться со своими людьми в ополчение, не откликались на призывы жертвовать сбережения. Сами директоры не являлись примером для рядовых повстанцев. Беспорядок, хищения, бесконтрольное расходование денег привели к тому, что к концу восстания оказалось невозможным выяснить, куда девалась половина из собранных для военных нужд четырех миллионов золотых. Между тем войска не получали жалованья, голодали, отнимали последнее у населения, разбегались.
Два города с католическим населением — Ческе Бу- дейовицеи Пльзень — решительно выступили на стороне Габсбургов. Эти города, находившиеся на старинных путях из Германии и Австрии в Чехию, не были заинтересованы в отделении от Империи. Издавна, еще с гуситских времен, они противостояли национальной борьбе чехов против немецких монархов. Пльзень и Ческе Бу- дейовице могли послужить неприятелю плацдармами для вторжения, и директория сочла первоочередной военной задачей, наряду с отражением наступления Дампьера и
|
Бюкуа, занять эти оба города. Сил для этого, однако, не хватило. Сравнительно небольшое число чешских солдат, посланное к враждебным городам, не запугало их магистраты, подготовившиеся к упорной обороне. Чешским войскам оставалось лишь опустошать и разорять окрестности, что вызывало озлобление мирных жителей.
На самом опасном направлении— на юго-востоке — чешские войска не смогли вынудить врага отступить, хотя и не допустили его дальнейшего продвижения в глубь страны. Чешская и имперская армии простояли несколько недель неподалеку от Часлава, сжигая и опустошая деревни.
Директория возлагала большие надежды на помощь извне. Евангелическая уния, с живейшим интересом наблюдавшая события в Чехии, нашла способ поддержать восстание, не нанося большого ущерба своим скудным финансам. По договоренности с герцогом Савойским и Венецией, взявшими на себя большую часть расходов, она сформировала для отправки в Чехию отряд в 2000 солдат под командованием графа Эрнста фон Мане- фельда.
Мансфельд был незаконным сыном генерала испанской службы. Отец не признал его и лишил наследства. Эрнст, став взрослым, самовольно присвоил себе громкое имя графа фон Мансфельда, но, чтобы завоевать признание этого титула, ему пришлось много лет гоняться за воинской славой в качестве командира наемников. Когда он воевал во время Юлихского конфликта на стороне императора, главнокомандующий эрцгерцог Леопольд жестоко оскорбил незаконнорожденного. Тогда Мансфельд со своими солдатами перешел на сторону противника — протестантов. Ныне Уния послала его в распоряжение директории, и Мансфельд сразу же приступил к осаде Пльзеня.
Затем и силезский сейм отправил на помощь чехам трехтысячный отряд во главе с заклятым врагом Габсбургов маркграфом Егерндорфом, который присоединился в октябре к главным чешским силам под Чаславом. Турн, осуществлявший здесь главное командование, смог
|
перейти в решительное наступление. Дампьер был разбит и бежал к границе.
Бюкуа сумел спасти часть войск быстрым отступлением к Ческе Будейовице. Турн немедленно приступил к осаде этого города, и положение Бюкуа становилось настолько критическим, что он подумывал о попытке прорыва в Австрию и даже о почетной капитуляции.
Однако время работало против чешской армии. Бюкуа привел в порядок свои потрепанные войска и удачными контратаками сумел овладеть дорогой на Пассау, откуда он ожидал в недалеком будущем подкрепления. Чешские же войска в это время терпели большие лишения. Местность была разорена еще летом, жители разбежались. В ту эпоху интендантская служба только зарождалась. Солдаты получали жалованье деньгами, чтобы самим покупать продовольствие и снаряжение у населения или у сопровождавших армию торговцев-марки- тантов. Под Ческе Будейовице этих возможностей не было. Зима увеличила страдания солдат и офицеров: около трех четвертей чешской армии (8 000 из 12 000) погибло к весне от голода, холода и болезней.
Мансфельд, получив в помощь чешских ополченцев, настойчиво осаждал Пльзень. Горожане незадолго до начала осады успели впустить роту имперских солдат и оказали упорнейшее сопротивление. Они отразили два штурма, но во время третьего приступа осаждающим удалось ворваться в город, и защитники сложили оружие. Вопрос о судьбе города рассматривали на сейме. Дворянские депутаты потребовали разрушить Пльзень, но бюргеры не допустили, чтобы репрессии приняли такие размеры.
До весны 1619 г. повстанцы сохраняли видимость лояльности по отношению к императору и заявляли о готовности начать переговоры. Смерть Матвея, наступившая 20 марта, покончила с этой затянувшейся неопределенностью. Директория и чешский сейм отказались признать Фердинанда королем Чехии и спустя некоторое время официально провозгласили разрыв чешского королевства с короной Габсбургов. Войска повстанцев развернули наступление за пределы Чехии, чтобы нанести Фердинанду смертельный удар в самой
|
Вене. Объявленный еще раз созыв ополчения и вербовка наемников позволили сформировать новое войско, которое во главе с Турном двинулось в Моравию. Армия, осаждавшая Ческе Будейовице, была усилена войсками Мансфельда, освободившимися после взятия Пльзеня.
В Моравии католическое дворянство было более многочисленно, чем в Чехии, и значительная часть моравских сословий, включая видного лидера протестантов, богатейшего магната Моравии Карла Жеротина, возражала против участия в антигабсбургском восстании.
Вторжение чешских войск дало решительный перевес сторонникам восстания. Моравские войска присоединялись к армии Турна.
Командиром одного из двух полков моравской армии был дворянин из знатного, но обедневшего чешско-мо- равского рода Вальдштейнов по имени Альбрехт Вацлав Эусёбиус. В молодости он сменил протестантскую веру на католическую, но остался столь же равнодушен к новой религии, как и к старой. Зато Альбрехт Вальдштейн (или Валленштейн, как его чаще называют) верил предсказаниям астрологов, которые пророчили ему выдающуюся судьбу и головокружительную карьеру. Валленштейн много путешествовал, побывал в Италии, Германии, Нидерландах и Франции, воевал с венецианцами и турками.
Едва только в Оломоуце (Ольмюце), где находился его полк, стало известно, что моравский сейм постановил выступить против Фердинанда, Валленштейн поднял на ноги солдат, заколол на месте своего помощника, пытав- щегося помешать его действиям, захватил государственную казну Моравии, хранившуюся в городе, и выступил к венгерской границе на соединение со сторонниками Фердинанда. Большая часть солдат, впрочем, не последовала за ним и осталась дожидаться прихода чехов.
В начале июня 1619 г. Турн подступил к Вене. Австрийские дворяне уже были готовы поддержать его, толпа протестантов собралась у дворца Фердинанда. Делегация нижнеавстрийской знати осыпала монарха в его дворце оскорблениями и угрозами, требуя принять требования протестантов. Маленький, толстый, с головой, покрытой редкими волосами, Фердинанд Штирийский
|
производил обманчивое впечатление недалекого, почти добродушного увальня. Однако этот фанатичный воспитанник иезуитов даже в самые тяжелые моменты своего бурного царствования, когда казалось, что все потеряно, не терял веры в конечный успех. Он исходил при этом не столько из учета обстановки, сколько из слепой веры в божественную помощь.
И на этот раз Фердинанд не собирался уступать домогательствам протестантов. В критический момент трубные звуки известили о прибытии во двор замка 150 всадников Дампьера. Этого оказалось достаточно: делегаты протестантов поспешно ретировались, некоторые из них, не уверенные в своей безопасности, бежали к Турну. Армия Турна от лишений лагерной жизни таяла с каждым днем. Надежда на взятие Вены становилась все более сомнительной.
Пока Турн осаждал австрийскую столицу, испанские и австрийские агенты набирали солдат в Германии, Нидерландах, Италии и отправляли их в Ческе Будейовице. Чехи пытались преградить им дорогу, но не смогли выдержать натиска войск, которыми умело руководил Валленштейн. Уже к концу апреля Бюкуа получил 7000 солдат-валлонов (уроженцев Бельгии), которые вскоре навели ужас на население чешских деревень.
6 июня Мансфельд, не желая подчиняться Гогенлоэ, отделился и отошел со своими людьми к деревне Жаблат. Бюкуа прошел из Ческе Будейовице мимо сил Гогенлоэ и внезапным ударом наголову разгромил Мансфельда. Сам злосчастный полководец еле унес ноги с десятком кавалеристов, пехота же, более 1300 человек, попала в окружение и после многочасового кровопролитного боя сложила оружие. Пленников тут же записали в ряды имперской армии, что не слишком расстроило солдат, привыкших менять место службы. Офицеры были взяты под стражу.
Гогенлоэ отвел войска от Ческе Будейовице и не мог помешать имперским войскам опустошать чешскую территорию. Прагу охватила тревога, и директория предложила Турну немедленно идти на выручку.
В течение лета и осени шли затяжные бои с переменным успехом в южной и западной Чехии (где Мансфель-
|
ду удалось снова набрать некоторое количество ландскнехтов, получить подкрепление от голландцев и укрепиться в районе Пльзеня).
Тем временем десятитысячная армия Дампьера попыталась вторгнуться в Моравию. Моравские повстанцы приняли энергичные меры против многочисленных здесь сторонников Габсбургов. В рядах моравского ополчения сражался отряд крестьян под собственным знаменем. Дампьер был встречен на границе и после кровопролитного боя, в котором он был ранен, отброшен в Австрию. В военных действиях наметилось равновесие. Обе стороны искали новых союзников.
Центральными вопросами в дипломатической борьбе были избрание чехами короля взамен низложенного Фердинанда и избрание нового императора на место умершего Матвея. Чехи были заинтересованы в том, чтобы предложить корону тому, кто сможет оказать им максимальную поддержку в войне. Большинство чешского сейма решило, что таким человеком будет пфальцграф Рейнский Фридрих V, сын и преемник основателя Евангелической унии, женатый на дочери английского короля и давно мечтавший о чешской короне.
Не менее важным событием было избрание императором Фердинанда Штирийского. Соперничавшие друг с другом протестантские курфюрсты не смогли помешать этому, а чешских представителей, приехавших изложить свою точку зрения, даже не допустили на заседания коллегии курфюрстов. Авторитет Фердинанда теперь неизмеримо вырос, и положение германских князей, сочувствующих повстанцам, стало щекотливым. Никто не хотел преждевременно навлекать на себя обвинение в мятеже против императора, напротив, каждый хотел бы выглядеть защитником законов империи.
В Чехии борьба приближалась к развязке. Сословные представительства большинства габсбургских земель постановили объединиться в конфедерацию. Восстание в случае победы должно было, таким образом, привести не к отделению восставших земель от дунайской монархии Габсбургов, а к коренной ее перестройке на началах широкого самоуправления, причем королю предстояло сделаться чем-то вроде пожизненного выборного прези
|
дента этой дворянской республики, весьма напоминающей Польское государство того времени. Новый государственный порядок, зафиксированный в торжественных актах конфедерации, обеспечивал феодальному дворянству полное преобладание. Предусматривалось, что король будет лишен возможности делать замечания по поводу решений сеймов и ландтагов и рассматривать жалобы крепостных на своих господ.
Королю Фридриху Пфальцскому нелегко пришлось на новом престоле. Приехав из Пфальца, где давно установился самодержавный режим и правительство контролировало даже личную жизнь населения, он и его приближенные никак не могли привыкнуть к той роли, которую им приготовили чешские дворяне. Пришельцы из Пфальца нашли, что государственное хозяйство в Чехии крайне запущено, тогда как чешская знать сочла нового государя и его придворных людьми заносчивыми, не умеющими уважать местные порядки. Чешского языка они не знали, немецким — который был знаком многим чехам — не пользовались, так как при пфальцском дворе в обиходе был французский язык.
То и дело возникали трения. Придворный духовник Фридриха Скультетус начал уничтожать в пражских церквах изображения святых. Многие чехи были возмущены. Появились песенки, высмеивающие нового чешского короля, распространилось насмешливое прозвище Фридриха «Зимний король», пророчащее, что ему предстоит процарствовать только одну зиму.
Военное положение чехов в конце 1619 г. несколько улучшилось. Трансильванский князь Габор Бетлен задумал воспользоваться затруднениями Габсбургов, чтобы отобрать принадлежащую им часть Венгрии. Он неожиданно перешел крупными силами границу, угрожая Вене. Венгерское дворянство, протестантское в своем большинстве, восстало в поддержку Бетлена, а Бюкуа пришлось отступать из Чехии и вести оборонительные бои на подступах к Вене против объединенных чешских и венгерских войск.
Эти неудачи Габсбурги с избытком компенсировали дипломатическими успехами. За избранием Фердинанда на императорский трон последовали новые победы: Ба
|
вария и Саксония обещали принять участие в подавлении чешского восстания. За это Максимилиану Баварскому были обещаны владения Фридриха V и его курфюршеский сан, право оккупировать Верхнюю Австрию, пока Бавария не получит возмещения военных издержек. Курфюрсту Саксонскому император обещал отдать на таких же условиях в залог Силезию и Лужицу (Лузацию). Курфюрст получал также моральное удовлетворение, отомстив чешским сословиям, пренебрегшим его кандидатурой при выборах короля, и погубив пфальцграфа, который отобрал у него роль традиционного предводителя протестантов.
Таким образом, два сильных германских княжества были готовы поддержать императора. Особенно ценной являлась помощь Максимилиана Баварского, предводителя Католической лиги.
Польский король разрешил Габсбургам навербовать в Польше войска для вторжения на территорию повстанцев с тыла.
Религиозные чувства польской шляхты, насчитывавшей в своем составе в те времена много протестантов и православных, не играли решающей роли в ее отношении к восстанию против Габсбургов. Часть шляхты, стремившаяся к ограничению власти польского короля, сочувствовала повстанцам, сторонники же укрепления королевской власти симпатизировали Габсбургам. Существенное значение имели и традиции борьбы с общим врагом — турками. Габсбургов поддержала разбойная шляхта, участвовавшая в интервенции в Русское государство, отвыкшая от мирных занятий и оказавшаяся после заключения Деулинского перемирия 1617 г. между Россией и Польшей временно без дела. С навербованными таким образом отрядами венгерский магнат враг Бетлена Другет Гомонаи вторгся из Польши в тыл Бет- лену и еще осенью 1619 г. заставил его отойти от Вены.
Испания прислала Фердинанду 7000 неаполитанских солдат, удвоил свою субсидию папа, раскошелились Тоскана и Генуя. В целом, более чем 100 000 человек должны были с нескольких сторон вторгнуться на территорию повстанцев.
Среди союзников Чехии, напротив, усиливался раз
|
брод. Англия, Голландия ограничили свою помощь посылкой трех полков пехоты и конницы, что не составило и трети от того, что Фердинанду II дала одна Испания. Английский король Иаков I носился с планами союза с Испанией, он хотел женить сына на испанской принцессе, мечтал о разделе независимых Нидерландов между Англией и Испанией. Пренебрегая пожеланиями английской буржуазии, настаивавшей на оказании помощи врагам Испании, Иаков уклонился от поддержки евангелических союзников. Франция также добивалась соглашения между католиками и протестантами Германии; страна после смерти Генриха IV находилась во власти внутренних неурядиц, мятежей и гражданских войн.
Здесь считали, что немецкие и чешские протестанты— естественные союзники бунтующих французских гугенотов. Правительство чувствовало свою слабость, колебалось и не желало, чтобы вблизи французских границ разгорелся новый конфликт, который неизбежно затронул бы интересы неподготовленной к решительным действиям Франции.
Активность третьего союзника Унии — Голландской республики — была парализована борьбой штат- галтера Морица Оранского с республиканской буржуазной олигархией.
Члены Унии были предоставлены самим себе. Их силы были недостаточны для вооруженной борьбы с Лигой и поддерживающей ее Испанией. Вооруженные силы Лиги (не считая испанцев) вдвое превосходили по численности войска Унии. Члены Унии предприняли шаг, дававший им некоторую отсрочку и, хотя бы слабую, надежду на спасение. В июле 1620 г. при посредничестае английских и французских представителей Уния заключила с Лигой в Ульме договор о ненападении.
Теперь Максимилиан Баварский и главнокомандующий войсками Лиги граф Тилли смогли двинуть армию на восток. Баварский герцог сформировал свои вооруженные силы задолго до начала военных действий. В то время как большинству правителей того времени, желавших получить деньги на военные расходы, приходилось обращаться к представителям дворянства и горожан, в
|
Битва при Белой горе 8 ноября 1620 г. Гравюра XVII века,
|
Баварии значительную часть налоговых сумм регулярно и без проволочек взимали чиновники герцога. Немалые деньги вносили и члены Лиги.
Первый же удар привел к покорности дворянство Австрии. Тогда Тилли, объединившись с Бюкуа, направился против Чехии. Ему противостояла состоявшая из чешских, пфальцских и венгерских войск армия графа Ангальта, ближайшего доверенного лица короля Фридриха и фактического руководителя Унии. Ангальт начал отход в Моравию. Католические войска стали испытывать недостаток в провианте; трудности возрастали по мере удаления от Дуная. Преследование уклоняющегося от боя Ангальта могло занять много времени, между тем не так уж много оставалось до зимы с обычным тогда перерывом в военных действиях. К тому же французский и английский представители при императоре добивались мирного урегулирования, и если к их настояниям прибавились бы еще и военные неуспехи, то отказаться от переговоров с чехами было бы значительно труднее. Максимилиан принял решение идти на Прагу.
В Ческе Будейовице объединенная католическая армия пополнилась действующими в этом районе войсками имперского генерала Балтазара де Маррадас и затем взяла штурмом Писек, вырезав все мужское население города. Саксонский курфюрст двинулся теперь в Лужицу и осадил в Будишине (Бауцен) генерала графа Егерн- дорфа, спешно присланного сюда Фридрихом.
Наступление католической армии заставило Ангальта поспешить к Праге. Тилли стал тогда заходить западнее чешской столицы. Католики хотели быть поближе к Баварии, откуда поступали пополнения и снабжение. У Раковника, западнее Праги, Ангальт укрепился на пути вражеских войск и отразил попытки сбить его с занимаемых позиций. Тилли быстро отвел армию на некоторое расстояние и решительно устремился к Праге, обходя Ангальта. Протестантам пришлось поспешить кратчайшим путем к столице, наперерез врагу. Ночью обе армии прошли одна мимо другой, едва не столкнувшись. Произошел ряд схваток, в которых значительный урон понесли венгерские кавалеристы Ангальта.
К Праге протестанты подошли раньше неприятеля и
|
расположились на Белой горе, в нескольких километрах от столицы. Ангальт надеялся, что противник не решится атаковать сильную позицию, тем более, что католическая армия была измотана изнурительным походом. Действительно, среди ее командиров возникли разногласия. Мастер маневров Бюкуа предлагал новое обходное движение, чтобы еще раз заставить Ангальта покинуть свои позиции. Решительный Тилли настоял на немедленной атаке.
Тилли и Бюкуа выстроили свои силы по системе, которую разработала в XVI веке испанская армия. Большие квадратные колонны пехоты («баталии» или «терции») наступали тремя неровными рядами так, чтобы, когда первые терции завяжут бой, следующие за ними могли выбрать наиболее подходящее место для удара* Около половины пехотинцев в терциях были вооружены пиками, остальные — тяжелыми фитильными мушкетами на подставках. Пикинеры прикрывали себя неполными панцирями; мушкетеры, нуждавшиеся в большой свободе движений, не имели защитных доспехов, если не считать шлема. Пикинеров в то время использовали для отражения кавалерийских атак, так как стрелки слишком медленно перезаряжали свои мушкеты.
Рядом с пехотой и позади нее располагалась кавалерия: закованные в железо кирасиры, с мечом и парой пистолетов каждый, легкая кавалерия — в нагрудниках и шлемах с аркебузами (карабинами) на ремне.
Утром 8 ноября 1620 г. католические войска переправились по единственному мосту через речку, у подножья Белой горы, и начали развертывание. Монахи обходили ряды, раздавая причастие и принимая исповедь. Ангальт, человек начитанный и повидавший свет, решил применить тогда еще мало распространенную нидерланд- скую тактику, созданную знаменитым Морицем Оранским. Он построил войска небольшими и неглубокими колоннами, чтобы лучше использовать стрелков, которых в ротах было вдвое больше, чем пикинеров. Для свободы движений колонны находились на значительном расстоя- нии друг от друга. За первой линией колонн выстроились еще две, чтобы подоспеть на помощь в случае прорыва противника в интервалы первой линии. Большин
|
ство офицеров считало нововведения Ангальта неудачными и несвоевременными.
Старый испанский боевой порядок был хорош своей простотой, нидерландская же тактика требовала четкого выполнения сложных перестроений в ходе боя и предварительной подготовки солдат и командиров.
Некоторые офицеры предлагали Ангальту контратаковать и опрокинуть переправляющиеся части прежде, чем через мост пройдет вся вражеская армия. Ангальт не решился менять план боя на ходу.
Правое крыло католиков, которым командовал Бюкуа, с криками «Санта Мария!» начало подниматься по отлогому скату Белой горы. Завязались первые стычки: чешские пехотные части были смяты, но рейтары под предводительством Ангальта Младшего, сына главнокомандующего, смелой атакой разгромили конницу и одну пехотную колонну имперцев. Тилли прислал с левого фланга своих кавалеристов, которые заставили рейтаров Ангальта Младшего отступить, а самого его, раненного, захватили в плен. Находившиеся сзади чешских рейтаров венгры решили, что битва проиграна. Они еще не пришли в себя после неудачной ночной схватки, а при виде мчащихся во весь опор казаков и поляков — с уздой в зубах и по сабле в каждой руке — венгерская конница, составлявшая четвертую часть протестантской армии, обратилась в паническое бегство. Между тем все новые и новые колонны католических войск взбегали на Белую гору и Еступали в сражение.
Уверенность в победе и близком окончании тяжелой кампании окрыляла католиков. Среди них выделялся отвагой двадцатишестилетний подполковник Паппенгейм. Образованный человек (он закончил два университета, объездил Нидерланды, Францию, Испанию и Италию), Паппенгейм не захотел продолжать успешно начатую карьеру в бюрократических канцеляриях Габсбургов и при первой же возможности сменил перо на меч. Только шесть лет, как он перешел из протестантской веры в католичество, и с тех пор старался превзойти всех в благочестивом рвении. Перед битвой Паппенгейм дал обет деве Марии получить столько ран, сколько лет он пребывал в ереси, и многим во время боя казалось, что он за
|
ботится не столько о победе, сколько о выполнении обещания.
Протестантами начало овладевать смятение. Ангальт, этот «салонный генерал», по характеристике Маркса *, не справился с управлением своей многоязычной армии. Взаимодействия частей не получилось; небольшие, оторванные друг от друга колонны не устояли против натиска вражских терций. Началось повальное бегство. Лишь один отряд моравской пехоты — пикинеры и мушкетеры,— прижатый к ограде большого парка на вершине Белой горы, упорно защищался и отбил атаку кавалерии. С большим трудом неаполитанской пехоте удалось прорваться через живую стену моравских пикинеров. Пощады не было никому. Несколько сот чешских солдат, находившихся за оградой внутри парка, даже не знали о стойком сопротивлении мораван и не только не пришли им на помощь, но и не позаботились о собственном спасении. Они оставались в парке до тех пор, пока сюда не ворвались озверевшие враги и истребили всех, кого обнаружили.
До 1600 трупов протестантских солдат и офицеров было собрано на поле боя. Многие утонули в холодной ноябрьской воде, пытаясь переправиться на другой берег Влтавы. Под грудой убитых нашли бесчувственного Пап- пенгейма. Обет, данный им перед Белогорским сражением, был выполнен с избытком.
В чисто военном отношении у протестантов еще не все было потеряно. Война показала, что даже небольшие силы могут длительное время выдерживать осаду численно превосходящего противника. Если бы Прага решилась на борьбу, католические войска, потерявшие от невзгод осеннего похода более половины состава, оказались бы в разгар зимы в разоренной и враждебной стране на краю гибели. Даже после занятия Праги неприятелем борьбу могли бы продолжать войска, расположенные на западе и юге Чехии — в районах Пльзеня и Табора. Кроме того в руках сторонников короля Фридриха оставались еще Моравия и Силезия. Значительное подкре
|
1 Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, Госполитиздат, 1946, стр. 134.
|
пление (8000 солдат), посланное с Бетленом, находилось в 20 милях от чешской столицы.
Но дворяне и бюргеры Чехии потеряли веру в победу и волю к борьбе. Многие из них еще до Белогорской битвы прятали деньги и сторонились всякой деятельности, которая могла бы быть истолкована как содействие королю Фридриху. Группа влиятельных горожан из Старого города Праги, включавшая депутатов сейма, готовилась захватить столицу изнутри и открыть ворота католическим войскам.
Еще тяжелее была для чешских руководителей обета- новка в деревне. На юге, где крестьяне в первые месяцы войны поднимались на борьбу с вторгшимися императорскими войсками, они вскоре убедились, что свои, чешские, солдаты (в значительной мере наемники немецкого, венгерского и нидерландского происхождения), вечно недополучавшие жалованья и нуждавшиеся в самом необходимом, грабят, жгут и насилуют ничуть не меньше чужих, католических, ландскнехтов. «Паны дерутся, а у холопов чубы трясутся»,— говорили в Чехии. В самом деле, когда ссорятся и дерутся паны, волосы подставляют бедные подданные.
Крестьяне понимали, что дворянские руководители национального движения намерены после своей победы усилить крепостное право. Незадолго до Белогорской битвы крестьяне южной Чехии, из-под Табора и других мест организовались в многотысячные отряды с пушками и знаменами и предложили чешскому правительству свою помощь в защите страны, если будет обещана отмена крепостной зависимости. Граф Чернембль, вождь австрийских протестантов и человек республиканских убеждений, бежавший от войск Лиги в Чехию, советовал принять эти предложения и поднять массы простого народа на борьбу с врагом, с ним не согласились: чешское дворянство не желало для защиты родины поступаться своими привилегиями.
В северной Чехии, где было много владений католических магнатов — сторонников императора, крестьяне восставали против своих господ, надеясь на содействие со стороны руководителей национального движения. Однако пражское правительство при помощи своих комис
|
саров усмиряло подобные выступления, не останавливаясь перед применением вооруженной силы. Когда сюда пришли католические войска, разочарованные крестьяне в большей части остались пассивны.
В ряде мест среди крестьян распространился слух (впоследствии, конечно, не оправдавшийся), что император собирается уничтожить крепостное право. На западе страны тысячи крестьян брались за оружие. Еще в
1619 г. они сотнями истребляли солдат Мансфельда, а в 1620 — жгли дворянские усадьбы и вместе с подошедшими католическими войсками штурмовали города, сражались с отступающими протестантами.
По территории Чехии, Моравии и Силезии носились разбойничьи шайки казаков, вторгавшиеся в течение всего 1620 г. из Польши. Это были «лисовчики», еще недавно опустошавшие под предводительством Александра Лисовского Русское государство. Бесчинства казаков превзошли все, что населению земель чешской короны привелось испытать от солдат. Командированная для борьбы с «лисовчиками» легкая венгерская конница состояла из таких же разбойных элементов — гайдуков. Казаки и гайдуки сделали жизнь в провинции столь невыносимой, что по мелким городам и местечкам приходилось размещать по десятку-два мушкетеров для охраны жителей.
Белогорское поражение отняло последние остатки мужества у чешских повстанцев. Король Фридрих, Ангальт, Турн и ряд других руководителей бежали за границу, большинство предпочло сдаться на милость победителя.
Фердинанд II, как настоящий религиозный фанатик, отдающий во всем предпочтение делам веры, решил, было, на первых же порах сделать переход в католичество условием помилования участников восстания. Это намерение вызвало замешательство и возмущение в его окружении. Императору разъяснили, что в первую очередь необходимы не обращения в католическую веру, а казни и конфискации, которым следует подвергнуть и католиков, участвовавших в восстании.
Репрессии превзошли все ожидания чехов. Накопившаяся ненависть, жажда мести и фанатизм сыграли
|
свою роль. Холодный расчет требовал того же: непосильное для казны бремя военных долгов можно была облегчить только за счет мятежных чехов.
Специально назначенному суду было предписано привлечь к ответственности всех, кто «во время минувшего мятежа занимал какие-либо военные, гражданские,, придворные или административные должности, выполнял какие-либо поручения, приносил присягу конфедерации или подписал ее, присутствовал на собраниях мятежников и одобрял их решения, произносил оскорбительные или уничижительные речи об императоре и династии Габсбургов и участвовал в восстании каким- либо другим способом». Разумеется, среди чешских дворян нашлось не много таких, кто не скомпрометировал себя ни одним из перечисленных проступков.
21 июля 1621 г. в Праге состоялась казнь 27 руководителей восстания. Солдаты Альбрехта Валленштейна обеспечивали порядок в городе. Осужденные протестанты отвергли назойливые домогательства иезуитов о переходе перед смертью в католичество. (Надо сказать, что среди казненных был католик — комендант пражского кремля Дивиш Чернин.) Особенно жестоким мучениям подвергли ректора Пражского университета крупного ученого — хирурга Яна Есенского. Во время восстания он выполнял разные дипломатические поручения директории и короля Фридриха. За это ему вырезали язык, затем отрубили голову и четвертовали тело. Другие осужденные были обезглавлены или повешены.
Большинство чешского дворянства лишилось своих поместий, которые были пущены в распродажу.
Деньги нужны были государству немедленно, и потому решили продавать по дешевке, лишь бы скорее получить звонкую монету. Члены комиссии по конфискации и продаже имущества мятежников широко использовали возможность обогатиться. Беззастенчивые дельцы, среди них был и наместник императора в Чехии, злоупотребляя своим служебным положением и обворовывая государство, проводили в качестве представителей государства оценку конфискованных поместий (как правило, заниженную), затем как частные лица вносили
|
в казну деньги и переписывали поместья на свое имя* Обширные территории с сотнями деревень и городов приобретались за десятую часть своей обычной стоимости. Среди особенно обогатившихся были и уже знакомые нам Славата, Мартиниц, Валленштейн, Бюкуа и Маррадас. Когда распродажа конфискованного в Чехии и Моравии имущества закончилась, в казне было так же пусто, как и накануне победы над чехами.
Тяжело поплатился за неудачу дворянского восстания чешский народ: крестьяне и горожане. Разоряемые военными действиями, они должны были выплачивать контрибуции на содержание имперских войск. Проходившие деревней солдаты обычно забирали все, что попадалось на глаза. Новые помещики из императорских чиновников и офицеров оказались еще более жестокими и неумолимыми эксплуататорами, чем изгнанные чешские дворяне. К тому же, у прежних господ не было такой вооруженной силы для подавления крестьянского сопротивления, какая имелась теперь под рукой у новых хозяев. Если до Тридцатилетней войны крестьянин проводил на барщине дней 5—10 в году, то к середине XVII в. не редкостью стала барщина в три и более дня в неделю.
Протестантская религия была окончательно запрещена. Национальная чешская культура вытеснялась и заменялась немецкой, чешские книги сжигались, употребление чешского языка в правительственных учреждениях становилось подозрительным.
Чешская интеллигенция, в том числе всемирно известный педагог и философ Ян Амос Коменский, историк Павел Скала, публицист Павел Странский и многие другие, бежала из страны. Искоренялось все, что могло напомнить народу о былой независимости Чехии. Чешский народ назвал это время «эпохой тьмы». Когда-то одна из самых выдающихся стран Европы, Чехия превратилась в захолустье, в провинцию Австрийского государства.
|
ПЛАМЯ ОХВАТЫВАЕТ ГЕРМАНИЮ
Восстание в Чехии и в Австрии было подавлено, но война не только не прекратилась, а напротив, охвати- лэ новые территории. Прорвалось слишком много противоречий, слишком многие католические государи решили, что нельзя упустить момента, столь благоприятного для сведения всех старых счетов с протестантами.
Приближался срок окончания перемирия в Нидерландах, и испанское правительство полагало, что пришло время снова взяться за голландских мятежников. Предъявленные Генеральным штатам семи отложившихся провинций условия (отказ от торговли в Америке и на Индийском океане, открытие устья Шельды для прохода судов в Антверпен, свобода католической религии на территории семи провинций) были совершенно неприемлемы для голландской буржуазии. Возобновление войны в Нидерландах стало неизбежностью.
Дополнительным очагом военной опасности был район Граубюндена и Вальтеллины в Альпах. Воинственные горцы, населявшие Граубюнден, охотно нанимались на военную службу к иностранным державам. Хорошие солдаты, как и все швейцарские горцы, они ценились в армиях Европы. Граубюнденцы были протестантами.
|
Граубюнденцы или «гризоны» («серые») держали под своей деспотической властью Вальтеллину, плодородную долину, густо населенную чуждыми им по языку и религии итальянцами. Верхушка «серых» нещадно эксплуатировала жителей Вальтеллины, тем более, что скудность природных условий самого Граубюндена и воинственное свободолюбие его населения ограничивали возможности обогащения в родных селениях. Фанатичные и властолюбивые пасторы заранее одобряли любое насилие над католиками Вальтеллины.
Через Граубюнден и Вальтеллину шел путь из Италии в Австрию, который Габсбурги желали получить в свои руки, особенно накануне возобновления войны в Нидерландах. Владея этим районом, можно было также контролировать сухопутные связи Венеции с другими врагами Габсбургов, в первую очередь с Францией и Савойей.
Верхушка «серых» была весьма податлива на денежные взятки со стороны великих держав, соперничавших за влияние в этом важном районе. Борьба среди «серых» между сторонниками Испании и Франции в начале
XVII в. не раз превращалась в вооруженный конфликт.
Обстановкой воспользовались католики Вальтеллины. Во главе недовольных стала местная католическая знать, договорившаяся с испанским вице-королем в Милане. Восстание вспыхнуло 19 июля 1621 г. Всех «серых» убивали на месте. Более 600 человек, главным образом чиновников, погибло во время этой резни («Вельтли- нер морд»). С помощью испанцев вальтеллинцы отразили все попытки «серых» восстановить свое господство, а на следующий год в Г раубюнден вторглись с двух сторон имперские и испанские войска, поделившие его между собой. Теперь Габсбургам был обеспечен проход через Альпы.
Испания, оказавшая такую могущественную поддержку Фердинанду против повстанцев, сочла также момент удобным, чтобы под предлогом восстановления власти императора в Нижнем Пфальце обеспечить себе коридор между Нидерландами и Италией. Осенью
1620 г., когда войска Тилли и Бюкуа еще только подходили к Праге, Амброзио Спинола с 25 ООО испанских
|
солдат обрушился на рейнские владения Фридриха V. На членов Унии это подействовало самым удручающим образом: они убедились, что в Ульме их безжалостно провели. После первых же робких попыток оказать Спи- ноле вооруженное сопротивление они окончательно пали духом и предоставили Пфальц в распоряжение испанцев. После всего этого, в январе 1623 г., император торжественным актом отнял у Фридриха V курфюрше- ский сан, передав его Максимилиану Баварскому, и лишил «Зимнего короля» всех владений. Верхний Пфальц отходил к Баварии, а Нижний, или Рейнский, Пфальц от имени императора удерживали испанцы.
Князья встревожились. Они возмущались тем, что император так просто распорядился судьбой древней и видной владетельной семьи. Даже католическим князьям стало не по себе. Ущемить протестантских князей под тем или иным благовидным предлогом, обобрать, ослабить — это куда бы ни шло, но изгнать князя как собаку— это чересчур. Стало быть, Фердинанд II перестал считаться с правами князей и пошел по пути нарушения законов и обычаев Империи. Не думает ли он превратить князей из государей в своих подчиненных?
Испанское правительство высказало свое неодобрение: оно совсем не хотело усиления Баварии, которая играла двусмысленную роль в испано-французской борьбе. Испанский посол красноречиво отсутствовал во время торжества передачи Максимилиану курфюр- шеского сана.
Пфальцграф Фридрих, которому теперь нечего было терять, убеждал князей объединиться для защиты «исконной германской свободы» (т. е. привилегий князей). Голландская республика, с 1621 г., по истечении срока перемирия, оказавшаяся в войне с Испанией, представила Фридриху убежище и денежную помощь. Постепенно менял свое отношение к событиям в Священной Римской империи и английский король. Английский парламент потребовал от Иакова действенной помощи Пфальцу и предложил деньги для этой цели. Рассерженный таким вмешательством в его дела, английский король распустил парламент, но войска в Гер
|
манию для защиты Пфальца все-таки отправил. Их численность, однако, была слишком незначительна, чтобы изменить ход военных действий.
Борьба на Рейне разгорелась с осени 1621 г., когда сюда пробился из Чехии Мансфельд. Он не последовал примеру чешских повстанцев, капитулировавших перед войсками императора и Лиги. Дело заключалось не в преданности Мансфельда протестантизму. Как раз накануне Белогорской битвы он вел подозрительные переговоры с Бюкуа, предполагая перейти на сторону католиков. Убедившись, что император не нуждается в его услугах, Мансфельд решил не распускать свои войска. Что же из того, что более не существовало правительства, которому он служил! Мансфельд служил сам себе, он хотел быть сильным и нужным человеком.
Он долго сражался против Тилли в Чехии, и некоторые крепости перешли в руки католиков лишь через год и два после Белой горы. А когда Мансфельд пришел на Рейн, воспрянувшие духом протестанты взялись за оружие. Испанцам, а также подоспевшему вслед за Мансфельдом из Чехии Тилли временами приходилось туго.
Среди протестантских военачальников вскоре обратил на себя внимание младший брат герцога Брауншвейгского, 20-летний Христиан, занимавший должность администратора епископства Гальберштадтского, где он постоянно ссорился из-за доходов с канониками. Он любил отчаянные приключения так же сильно, как ненавидел католическое духовенство. Влюбленный в жену пфальцграфа Фридриха V, Христиан объявил себя ее рыцарем, прикрепил к шлему перчатку своей дамы и провозгласил девиз: «Все для бога и для нее!» Другой его девиз гласил: «Друг бога и враг попов!»
Отряды Христиана Гальберштадтского нещадно грабили церкви и монастыри на Северо-Западе Германии, и сам «епископ», приказав однажды начеканить денег из серебряных статуй апостолов, острил, что теперь апостолы разойдутся по свету на пользу обращения язычников, т. е. католиков, в истинную веру. Опрометчивая, безрассудная смелость не сочеталась у Христиана с полководческим талантом, и он неоднократно
|
терпел поражения от Тилли. В сражении у Гехста Христиан отверг совет уклониться от боя с превосходящими силами противника и соединиться предварительно с Мансфельдом. «Это не по-рыцарски,— убегать от врага»,— заявил молодой полководец и бросил войска в атаку. Через несколько часов большая часть его армии была уничтожена.
Мансфельд, Христиан Гальберштадский и им подобные военачальники придали новый характер военным действиям. Чем больше крестьян и ремесленников, подмастерьев и батраков, теряя всякую возможность добыть пропитание мирным трудом, уходило из разоренных городов и деревень куда глаза глядят, тем легче было авантюристам-военачальникам набирать войска, готовые идти в огонь и воду лишь за хорошее жалованье. Главной задачей протестантские полководцы ставили не защиту или захват определенной территории, а сохранение и увеличение своих войск. И если во время боев в Чехии не удавалось оградить население от грабежей солдатчины, то теперь и не стремились к этому. То, что в 1618—1620 гг. рассматривалось как зло, с которым невозможно бороться, превратилось теперь в принцип, в нормальную систему самоснабжения войск, не имеющих помощи государства. Крупные князья и большие города еще могли как-то отстоять свои владения от нашествия двуногой саранчи, но население мелких княжеств, аббатств, епископств разорялось дотла.
Католические солдаты не отставали от своих протестантских соперников в насилиях над населением. Тилли, правда, жестокими мерами пытался противодействовать этому и без пощады вешал солдат, пойманных на месте грабежа. Однако большинство провинившихся укрывали товарищи солдаты и старшие начальники- офицеры. Жестокое обращение с жителями было настолько обыкновенным делом, что Тилли не по силам было изменить прочно установившуюся практику. К тому же, жалованье, которое его войска должны были регулярно получать, всегда задерживалось, и солдаты добывали средства существования силой.
Католические войска превосходили протестантов бое
|
способностью, качеством и руководством. В нескольких сражениях Тилли разбил противника и очистил от него Пфальц. Отступив за Рейн, Мансфельд и герцог Христиан узнали, что Фридрих V, которому император подал надежду на прощение, объявил, что не считает их своими полководцами. Лишившись предлога продолжать войну на территории Пфальца, оба полководца пробились со своими людьми в Нидерланды, выдержав с испанцами при Флерюсе кровопролитный бой, в котором Христиан был ранен в руку. Запущенная рана воспалилась , и руку пришлось отнять выше локтя. Операция происходила на глазах у выстроившихся солдат под дробь барабанов.
Голландцы сначала радушно встретили помощь, но вскоре стали тяготиться беспокойными гостями и подумывали о посылке их за пределы Нидерландов.
Между тем готовилась почва для дальнейшего расширения войны. Войска Тилли вступили в Северную Германию. Зверствами по отношению к протестантскому населению они на этот раз превзошли все то, в чем обвинялись солдаты Мансфельда и Христиана Гальберштадтского. Деревни пустели при их приближении, население массами бежало в переполненных лодках вниз по Везеру.
Католические правители, и в первую очередь Габсбурги, хотели использовать победы Тилли для того, чтобы решить в свою пользу давние споры и прибрать к рукам северные епископства.
Однако более, чем сами немецкие князья, обеспокоились успехами Тилли соседние державы. Именно желание провести контрреформацию как можно полнее и облегчило иностранцам вмешательство в войну и привело к оттеснению внутринемецких раздоров на задний план интересами великих держав. Англия, Франция, Голландская республика, Швеция и Дания сочли, что события привели к недопустимому увеличению мощи испанской и австрийской монархий.
Ослабление внутренней борьбы во Франции позволило новому руководителю французской политики кардиналу Ришелье более активно выступить на международной арене. Имя Ришелье хорошо известно не только
|
историкам, но и широкому кругу читателей популярной и художественной литературы и зрителям кинофильмов. Этот выдающийся деятель сумел почти двадцать лет управлять французским государством, не имея никакой другой непосредственной опоры, кроме личного влияния на короля Людовика XIII. Это не было легким делом. Самолюбивый король заставлял считаться со своим мнением, а его изменчивое настроение могло в любую минуту дать перевес многочисленным врагам первого министра.
Людовик частенько тяготился влиянием Ришелье и подчинялся ему только потому, что кардинал находил за короля решения сложных вопросов внутренней и внешней политики. Король стремился править сам, но именно поэтому он нуждался в умном советнике и не мог заменить его менее способным человеком. Людовик отбросил бы Ришелье в тот момент, когда правительство стало терпеть тяжелые и явные неудачи. Отсюда такая осторожность в твердой и последовательной политике кардинала. Не торопясь вступать в большую войну с Габсбургами, Франция отправила пока что свои войска в Г раубюнден и Вальтеллину.
Но особенно не терпелось вмешаться королю Дании Христиану IV.
Одаренный от природы, энергичный, смелый и обладавший отличным здоровьем, он получил в детстве хорошее образование, изучил кроме датского и немецкого языков также латинский, французский, итальянский и испанский, увлекался математикой, архитектурой и музыкой. Морское дело Христиан знал в совершенстве, изучив его сначала на небольшом корабле, плававшем по озеру. Позже король принимал участие в настоящих морских походах и неоднократно рисковал здоровьем и жизнью в морских сражениях так же, как и в операциях на суше.
Необычайно разносторонний, Христиан IV выучился конструировать морские суда, занимался фортификацией и артиллерией, много, работал в своей химической лаборатории, завел ботанический сад.
При всем том Христиан IV не был деятелем крупного масштаба. Его бурная энергия растрачивалась
|
на мелочи. Вникая во все детали управления, Христиан зачастую упускал из вида важное и подавлял инициативу подчиненных. Очень простой в обращении, посещавший верфи и работавший здесь как простой плотник, датский король оставался аристократом до мозга костей, чуждым интересам и желаниям простого народа.
Христиан IV усердно организовывал торговые компании, и датские моряки и купцы обосновывались в Америке и Африке. Но гораздо больше, чем далекие заокеанские владения, интересовали датских феодалов Балтика и Северное море. Старинный враг Дании Ганза агонизировала, а все растущая торговля между Западом и Востоком Европы обещала большие доходы тому, кто будет господином Балтийского и Северного морей. В Германии датскому королю принадлежала Голштиния.
К тому моменту, когда Тилли появился на Севере Германии, Христиан IV как раз добивался здесь для своего сына бременского архиепископства и еще двух епископств в придачу. В датские руки перешел бы контроль над торговлей немецких областей, тяготеющих к Северному морю. Не было сомнений, что Тилли намерен не допустить этого.
Постоянные попытки датского короля расширить свое влияние в Германии возбуждали подозрительность у немецких князей и городов, однако появление на севере войск Лиги, несших с собой угрозу лишить протестантов захваченных ими церковных владений, заметно охладило антидатские чувства. В датском короле стали видеть уже не соперника, а покровителя; в конце 1625 г. он был даже избран директором Нижнесаксонского округа. Англия, Франция и Голландия обещали помочь деньгами, но особенно заставляли Христиана IV торопиться вести о том, что на защиту протестантской Германии собирается выступить шведский король Густав Адольф. Конечно, датчане могли считать себя более сильными, чем шведы: ведь не более как десять лет тому назад этот самый Густав Адольф вынужден был покупать мир у Дании ценою значительной денежной суммы. Однако с тех пор авторитет шведского короля неуклонно возрастал. Шведы отобрали морское побережье у России, успешно теснили в Прибалтике поляков,
|
вырастая в конкурентов Дании в борьбе за Балтийское море. Христиан IV не желал допустить, чтобы они опередили его в Германии, и уже весной 1625 года открыл военные действия против Тилли. Мансфельд и неугомонный Христиан Гальберштадтский сразу же стали под его знамена.
С ними были и шестеро братьев — князей Саксен- Веймарских, потомков когда-то могучей ветви правителей Саксонии. Их предок курфюрст Иоганн Фридрих Саксонский, покровитель Лютера, был разбит во время восстания против императора Карла V и предательски обобран своим родственником Морицем Саксонским, потомком которого был нынешний Саксонский курфюрст Иоганн Георг. Впавшие в бедность веймарские герцоги затаили ненависть к императору и к своим процветающим родственникам из курфюршеской саксонской династии. Одному из братьев — Бернгарду предстояло в дальнейшем выдвинуться на первый план среди деятелей Тридцатилетней войны. Пока что он занимал скромную должность под началом Христиана Гальберштадт- ского.
Продвигаясь на юг, войско Христиана IV потеряло много времени. Сам король, осматривая работы по строительству укреплений в Гаммельне, провалился с конем в ров и на несколько недель вышел из строя. Его генералы не решились самостоятельно предпринимать смелые действия, и Тилли получил время собрать свои силы, рассеянные по Северо-Западу Германии.
Французское правительство в это время было занято борьбой с осажденными в крепости Ла Рошель гугенотами, которым помогала Англия.
Славившаяся непримиримостью в вопросах веры Испания тоже сочла возможным поддержать французских гугенотов, разжигая столь полезную Габсбургам внутреннюю борьбу в соседней Франции. Напротив, не столь искушенные в высокой политике голландские моряки отказались выполнить приказ принца Оранского об атаке с моря протестантских единоверцев в Ла Рошели.
Французы даже не закрепили результатов действий своих войск в Граубюндене и Вальтеллине, согласив
|
шись с тем, что горные проходы в этих районах остались открытыми для Габсбургов.
В Нидерландах Амброзио Спинола успешно наступал на голландцев и 23 апреля 1625 г. после упорной осады овладел важной крепостью Бреда. Этот успех вдохновил великого испанского художника Веласкеса на создание всемирно известной картины «Сдача Бреды». В Дюнкерке (Дюнкирхене), в проливе Ла-Манш, испанцы организовали базу для каперского флота и на своих легких судах захватывали у берегов Северного моря сотни тяжело нагруженных товарами голландских судов.
Таким образом, союзникам датского короля было не до него, а большинство протестантских князей Германии воздержалось от присоединения к датчанам.
К середине же лета перед протестантами появился новый опасный враг -— Альбрехт Валленштейн.
Пока с протестантами на Севере воевал только Тилли, императора тяготила мысль, что вожделения католических князей Лиги будут удовлетворяться в первую очередь, а интересы Габсбургов останутся на втором плане. Послать свои войска было не так-то легко. Имперские силы, которые участвовали в подавлении чешского восстания, были уже ряд лет заняты на восточной границе, в Венгрии, и жестоко поредели в боях против Бетлена. Погибли в боях и оба полководца, так отличившиеся в Чехии: Дампьер и Бюкуа. Дампьер был убит при неудачном штурме Братиславы (Прессбурга). Бюкуа был окружен венгерскими кавалеристами во время их вылазки из осажденной имперскими войсками крепости Нове Грады (Нейгейзель) и заколот.
Фердинанд II не умел беречь деньги. Подарки любимцам, пожертвования церкви и бесчисленная прислуга съедали все, а солдаты оставались без оплаты, и рядовые чиновники, не получая по несколько месяцев жалованья, переставали являться в канцелярии. Пустая казна императора не позволяла и думать о новой армии. В этот-то момент и выступил Валленштейн. Он сказочно разбогател в результате нечистоплотных финансовых операций и за счет конфискованных поместий своих мятежных соотечественников, с успехом воевал в Венгрии
|
и добился титула имперского князя. Благодаря женитьбе на дочери одного из придворных он нашел доступ ко двору, где у него появилось множество как друзей, так и недругов, завидовавших его быстрому возвышению.
На примере действий Мансфельда и Христиана Гальберштадтского Валленштейн убедился, что войну можно вести за счет населения театра военных действий и экономить таким образом расходы казны. И если отряды протестантских полководцев обирали преимущественно мелкие феодальные владения, поскольку крупные князья могли отстоять свои земли от этих шаек, то Валленштейн сделал отсюда вывод, что достаточно большому войску не осмелится перечить никто. В полном противоречии с опытом прошлого оказывалось, что чем больше армия, тем легче ее содержать.
Все эти соображения и высказал Валленштейн императору. Дело было новое и необычное, при дворе мало кто верил в успех этого начинания. Пример Мансфельда не очень воодушевлял. В нем видели лишь жалкого предводителя оборванного изголодавшегося сброда, который, несмотря на самые страшные злодеяния и раз- бой, нигде не может прокормиться, блуждая по Германии, ненавидимый всеми и прогоняемый отовсюду. Самые главные трудности Валленштейну предстояло преодолеть с самого начала. Прежде чем говорить о том, как армия будет содержаться за счет населения, нужно было создать ее, собрать солдат и офицеров, дать им вооружение, создать условия для военного обучения, квартиры и продовольствие. Немало времени и немало средств потребуется прежде, чем армия станет на собственные ноги.
Фердинанд II, тем не менее, доверился предприимчивому чеху и 25 апреля 1625 г. назначил его главнокомандующим над всеми имперскими войсками. Численность их была определена в 24 ООО, из которых 20 ООО брался навербовать сам Валленштейн.
Валленштейн пустил в ход свои богатства. Он давал взаймы государству не только деньги. В его Фридланд- ском герцогстве (в северной Чехии) было организовано производство всевозможного военного снаряжения: от
|
Главнокомандующий войсками Священной Римской империи Альбрехт Валленштейн.
Гравюра по портрету кисти Ван-Дейка.
|
пушек до солдатского сукна. Смелые и опытные офицеры, лучше, чем придворные, знавшие полководца, становились под его знамя. Они не колебались выкладывать деньги на вербовку солдат, уверенные, что сумеют вернуть их с лихвой. Полковники вербовали за свой счет солдат, покупали им оружие и обмундирование (многие солдаты приходили с собственным снаряжением), а Валленштейн назначал всем огромное жалованье. В солдатах недостатка не было: Чехия, Моравия и Австрия, так жестоко пострадавшие от военных действий, имели множество людей, потерявших все имущество и готовых заняться чем угодно. Сокращение производства оставило без работы множество рабочих и батраков, среди которых вербовщики находили немало охотников идти в солдаты. К Валленштейну шли немцы, чехи, поляки, венгры. Немало было испанцев, итальянцев и французов, преимущественно на офицерских должностях. Выдающееся место в его армии вскоре заняли хорваты (по-немецки кроаты). Это были мелкие дворяне и свободные крестьяне, поселенные в XVI в. на турецкой границе. Прирожденные воины, хорватские пограничники были опорой императоров в их борьбе с турками и с мятежным венгерским дворянством.
Прошло немного недель, а Валленштейн уже двигался с 30 000 армией по дорогам Германии, взимая по пути огромные контрибуции. Император поторопился выпроводить обременительных защитников из своих наследственных владений. Тилли по вполне понятным причинам не очень обрадовался прибытию союзника. Высокомерный Валленштейн сразу же оттеснил его на второй план и стал предписывать ему свои условия. Правда 65-летний Тилли далеко превосходил Валленштейна по боевому опыту, числу проделанных походов и выигранных битв, качеством закаленных в боях солдат-ветеранов, но что это значило в сравнении с герцогским титулом, доверием императора и неимоверными богатствами Фридландца? Имперский главнокомандующий выговорил для размещения своих войск не затронутые войной Магдебургское и Гальберштадтское епископства, вынудив Тилли остаться в разоренном Нижнесаксонском округе. Он даже не обязался прийти
|
на помощь в случае наступления врага, взваливая на лигистов основную тяжесть борьбы.
Протестанты развернули наступление летом 1626 г. Руки католиков были связаны грандиозным восстанием в оккупированной баварцами Верхней Австрии. Баварский герцог, получив эту область в 1620 г. во временное владение, систематически ликвидировал широко распространенное здесь раньше самоуправление. Повсюду хозяйничала грубая баварская солдатчина («всегда и везде палачи-баварцы» — писал по этому поводу Маркс) 1. Неурожайные годы с 1624 по 1629, вздорожание товаров, нарушение торговых связей усугубляли положение. Когда же баварцы стали осуществлять контрреформацию, чаша терпения переполнилась. Все беды, все невзгоды воплотились в глазах населения в баварском чиновнике и солдате. Привыкшее издавна участвовать в обсуждении общественных вопросов, крестьянское население почти не знало крепостничества. Крестьяне имели право носить оружие, создавали в свое время добровольческие отряды для борьбы с турками; среди них было немало людей, хорошо знающих военное дело. 17 мая 1626 г. крестьяне, подготовив вооруженные отряды, выдвинув руководителей и составив программу, центральным пунктом которой было изгнание баварцев, повсеместно восстали и в несколько дней овладели всей страной, кроме Линца, который был ими осажден.
Христиан IV попытался прорваться в Среднюю Германию, чтобы поднять здесь на восстание князей, но был разбит Тилли в битве при Луттере и отступил на север. Вся артиллерия датчан досталась победителю. Христиан IV отступил на север.
Мансфельд пошел в глубь Германии по течению Эльбы. («Неистовый гальберштадтец» герцог Христиан умер 6 мая 1626 г. от болезни.)
Близ моста через Эльбу в районе Дессау Мансфельд вступил в бой с укреплявшимся здесь всю зиму Валленштейном, был отброшен с огромным уроном и решил
|
1 Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, Госполитиздат, 1946, стр. 136.
|
пробиваться через Силезию в Венгрию на соединение с Бетленом. Валленштейн немедленно двинулся вслед.
Прибытие войск Мансфельда нисколько не обрадовало трансильванского князя: ведь за ними двигался Валленштейн. Не желая принимать на себя тяжесть удара, Бетлен предложил императору мир. Венское правительство, конечно, понимало, что Трансильвания не отказалась от планов отобрания венгерских земель у Габсбургов и снова нарушит мир при первой возмож- ности. (Так же, как были нарушены соглашения с императором, заключенные в 1620, 1622 и 1624 гг.) Главной задачей оставалось подавление непокорных князей Германии. Ради этого мирные предложения Бетлена были приняты.
По условиям мирного договора Мансфельду пришлось распустить войска. Часть из них отказалась расходиться и пробилась обратно в Силезию, откуда перешла впоследствии в прибалтийские районы Германии. Сам же Мансфельд решил идти в Германию окружным путем — через венецианские владения, чтобы по пути связаться с враждебными Габсбургам государственными деятелями. Ослабленный перенапряжением и болезнью организм не выдержал, и в ноябре 1626 г. Мансфельд скончался в деревне близ Сараево.
Не будет лишним несколько более подробно охарактеризовать Трансильванское княжество, игравшее значительную роль в международной политике того времени. Эта область старого Венгерского королевства, населенная румынами, венграми и немцами, получила известную самостоятельность после захвата в XVI в. большей части Венгрии турками и фактической потери независимости другой частью королевства, обратившейся за помощью к Габсбургам.
Только относительное равновесие двух главных соперников в борьбе за Венгрию — Габсбургов и Турции — позволяло трансильванским князьям сохранять свою самостоятельность. Им приходилось примыкать то к одному, то к другому из своих сильных соседей, из опасения перед прямой агрессией или из желания воспользоваться временной слабостью одного из них.
С начала XVII в. трансильванцы, восстав против
|
совсем уж по-хозяйски расположившихся у них Габсбур- гов, ориентировались преимущественно на Турцию. Трудности, переживаемые Габсбургами в связи с войной в Чехии и Германии, породили у князя Габора Бет- лена смелые надежды на отвоевание западных районов Венгрии, и он открыто заявлял о своих претензиях на венгерскую королевскую корону.
Однако эта задача не была легкой. Внутреннее положение Трансильвании было столь же неустойчивым, как и внешнее. Страна не обладала ни национальным, ни религиозным единством, что придавало классовым противоречиям особенно резкий характер. Румынское крепостное крестьянство, исповедовавшее православную религию, католическое и протестантское венгерское дворянство, немецкое бюргерство — всех их надо было поставить на службу политическим целям князя.
Стараясь поддерживать в стране внутренний мир, не допуская религиозных преследований, Бетлен в то же время ставил на первый план интересы венгерских феодалов. Он поощрял развитие венгерской литературы, сам писал стихи на венгерском языке, заботился о том, чтобы латынь не вытесняла венгерский язык из государственных учреждений.
Если венгерские магнаты, свободные поселенцы — секлеры (одно из венгерских племен) — и немецкие горожане еще как-то считались друг с другом, то румынские крепостные были совершенно бесправны. Феодалы румынской национальности с течением времени или выехали из Трансильвании или слились с венгерской знатью, переняв язык, обычаи и религию хозяев страны. Сохранившие же национальность и веру предков крестьяне были лишены права на самоуправление и обременены тяжелыми барщинами. Они не могли обращаться на дворян в суд, а за ношение оружия крестьянину отрубали правую руку. Румынские крепостные ненавидели своих угнетателей, неоднократно поднимали восстания и даже в мирное время старались вредить им чем только могли.
Далеко не всегда мог положиться Бетлен и на венгерскую знать. Бывало и так, что в разгар успешной военной кампании восстание в тылу заставляло его пре
|
рывать поход и поспешно возвращаться в 1 рансиль- ванию.
Трансильванские вооруженные силы, состоявшие из легкой кавалерии, были очень хороши для «малой войны» — для налетов на обозы, для неожиданных нападений, но с большим трудом выдерживали наступление противника, имеющего в своем распоряжении пехоту и артиллерию.
Все эти слабые стороны Бетлен старался возместить искусством своей поистине головоломной дипломатии. Частые маневры, упорное нежелание открыть свои намерения даже друзьям, нарушение принятых обязательств приводили подчас даже в отчаяние союзников Трансильвании и давали пищу для обвинений ее правителей в природном вероломстве и лукавстве. На самом деле, повторяем, это было следствием чрезвычайно неустойчивого внутреннего и международного положения государства.
Отделавшись от Бетлена, Валленштейн имел еще много хлопот в чешских землях.
Недовольство чешского населения новыми, габсбург- ско-католическими порядками привело к многочисленным восстаниям и волнениям сразу после Белогорской битвы. Остатки разбитой армии Фридриха V, отдельные лишившиеся поместий чешские дворяне, скрывающиеся от преследований протестантские священники — все они объединялись с крестьянами и горожанами для нападений на имперских солдат, чиновников и на иезуитов. К 1623 г. Габсбургам удалось подавить вооруженное сопротивление, причем отличились валленштейнов- ские кирасиры и польские «лисовчики», не щадившие ни старого, ни малого.
В 1625—1627 гг. волна народного возмущения в чешских землях поднялась с новой силой. Кроме событий в Австрии этому способствовало также прибытие в Силезию и Моравию вместе с войсками Мансфельда чешских эмигрантов. Валленштейн после заключения мира с Бетленом должен был заняться усмирением восставших и изгнанием из Моравии и Силезии остатков войск Мансфельда. Лишь после этого он мог думать о борьбе с главными силами датского короля.
|
В Верхней Австрии баварские войска терпели поражение за поражением от восставших крестьян, к которым присоединились горожане, дворяне и даже австрийское чиновничество. Среди придворных Фердинанда II нашлись сторонники поддержки восставших, но император не хотел ссориться с Баварией. Он договорился с восставшими, что не позднее 1628 г. возьмет управление Верхней Австрией в свои руки, а баварцы обещали не размещать в течение оставшегося времени войска на постой без согласия жителей и восстановить права местного самоуправления.
Как часто бывало в подобных случаях, баварцы после соглашения напали на начавших успокаиваться повстанцев. Постоянная ошибка повстанцев всех времен! Удар врасплох во время переговоров или после соглашения прочно вошел в арсенал методов подавления восстаний, которые не удалось ликвидировать в зародыше.
Баварскими войсками командовал Паппенгейм, только что вернувшийся из Италии, где он отличился успешной обороной испанской крепости Рива от французов. С неукротимой смелостью обрушился он на австрийских крестьян, но вскоре был вынужден признать, что с таким упорным и опасным врагом он не встречался до сих пор ни в одной битве. «Они дерутся как адские фурии,— писал Паппенгейм,— и принимают смерть без оха и вздоха». Крестьяне были разбиты, но победа так дорого обошлась баварцам, что, не желая более оставаться в мятежной стране, они без проволочек передали ее в 1628 г. Фердинанду II.
Весной 1627 г. Валленштейн вернулся на север Германии. Немецкие союзники Христиана IV покидали его, датские войска были загнаны в Ютландию и разгромлены в нескольких боях. Датский король со своими военачальниками и с остатками армии бежал на острова, неприступные для имперцев благодаря господству датского флота на море. Датчане сохранили за собой лишь некоторые опорные пункты на немецком побережье. Не только союзные Дании княжества, но я лояльные императору Померания и Бранденбург были заняты имперскими войсками.
Войска Тилли в это время немилосердно хозяйни-
|
чади в Брауншвейге между Везером и нижней Эльбой. За короткое время они сожгли здесь триста деревень. Население — ярые протестанты по религиозным убеждениям — оказало отчаянное сопротивление. Много крестьян и горожан ушли в партизаны («гарцшютцен», как их называли).
Католическая знать бурно требовала генерального передела феодальных владений в протестантской Германии, родственники императора, жаждавшие принять участие в дележе, подбивали его на опрометчивые шаги; церковь, наиболее заинтересованная в перераспределении собственности, подогревала страсти. Для начала принялись за более слабых: мелких князей и имперские города. Фердинанд II приказал им вернуть католической церкви когда-то отобранное у нее имущество. От более крупных князей требовали частичных уступок, причем не оставалось сомнений, что на этом дело не остановится.
Обогащение католических князей и церкви не было единственным результатом поражения протестантов. Вырос авторитет Фердинанда II, а многочисленное войско придавало небывалый со времен Карла V вес императорским решениям. Однако не Фердинанд, а Валленштейн сделал самые смелые и решительные шаги в этом направлении. «Я хочу, чтобы германский император был таким же господином в своих землях, как король во Франции»,— заявлял Фридландец. Сам Валленштейн занял бы при Фердинанде II место первого министра и фактического правителя. В мечтах он уже очищал во главе германских войск Европу от турок и овладевал древней столицей византийских императоров...
Валленштейн не скрывал своих намерений. На каждом шагу нарушал он суверенные права князей, размещал в их владениях войска, налагал контрибуции, взимал налоги и даже разгонял местную администрацию. Так же мало считались с местными властями его офицеры. С 1627 г. Валленштейн стал устраиваться в большом Мекленбургском герцогстве, которое стало его личным владением; Мекленбургский герцог был изгнан за поддержку датского короля.
Кроме того Валленштейн предложил Тилли и Пап-
|
йенгеиму раздел земель герцогов Брауншвейгских. Честолюбивый карьерист Паппенгейм сразу соблазнился предложением Фридландца, но Тилли сорвал все дело. Уведомленный им Максимилиан Баварский резко отчитал Паппенгейма, к которому обычно весьма благоволил, за дерзость. До Валленштейна он рассчитывал добраться попозже.
Выйдя на берега Балтики и Северного моря, Валленштейн пришел к мысли, что будущая централизованная Германия должна стать морской державой. Он понимал, что, не принимая участия в борьбе на морях, Германия обречена прозябать в роли второстепенного государства. К своим титулам герцога Фридландского и Мекленбургского, князя Саганского и генералиссимуса имперских войск Валленштейн присоединяет новый — адмирала Океанического и Балтийского морей. У новоиспеченного адмирала не было ни людей, ни опыта, ни материалов для создания флота: далеко не просто превратить сухопутное государство в морское. Даже не все портовые города Германии находились в распоряжении Валленштейна, и Ганза, ревниво оберегая свои привилегии, отнеслась без энтузиазма к его абсолютистским проектам.
В начале XVII в. в Ганзу входило 53 города, активное участие в ее делах принимали лишь 14. Большая часть старых привилегий Ганзы была уже утрачена, ганзейская торговля переходила в руки голландских, английских, датских и шведских купцов, за спиной которых стояли сильные государства. Сама независимость ганзейских городов находилась под угрозой. Ганзейцы боялись, что сомнительные планы имперского главнокомандующего рассорят их со всеми соседями и заставят впоследствии расхлебывать заваренную не ими кашу. Собравшись в феврале 1628 г. на свой съезд, ганзейцы уклонились от участия в мероприятиях Валленштейна и отложили ответ на июль. В июле они, стараясь оттянуть время, перенесли обсуждение этого вопроса на сентябрь.
Валленштейну приходилось искать поддержки вне Германии.
В Испании в это время у власти стоял граф-герцог
|
Оливарес. Энергичный и образованный, спесивый и упрямый, он стремился восстановить и усилить международный престиж Испании. В планах Валленштейна Оливарес увидел возможность организовать блокаду Голландской республики с моря путем создания дружественного Испании флота и опорных баз на Балтийском и Северном морях. «Адмиралу Океанического и Балтийского морей» была обещана помощь. Нужно было, однако, завершить занятие морского побережья и обезопасить его от вторжений. Пока что датчане производили налеты на различные прибрежные пункты, захватывали отдельные города и острова и зачастую долго удерживали их против наступающих войск императора, всегда успевая, когда положение начинало становиться слишком трудным, отступить по морю. Еще больше озабочивала Валленштейна позиция шведов. Высказывая вслух крайнее презрение к ним, генералиссимус втайне был очень обеспокоен замыслами предприимчивого короля Густава Адольфа, который в это время приближался, тесня поляков, к границам Империи. Не оставалось сомнения, что при первом же удобном случае шведы вмешаются в германские дела.
В октябре 1627 г. Валленштейн приказал своему полковнику Арниму занять все померанские портовые города и сжечь шведские корабли, которые там удастся захватить. Генералиссимус полагал, что ганзейцы — старые враги Швеции и Дании — так или иначе примирятся с его владычеством.
В апреле 1628 г. Арним подступил к ганзейскому городу Штральзунду. Жители города — сплошь протестанты — взволновались.
Видя, что город укреплен и что пруды и болота в его окрестностях затрудняют передвижение осаждающих, Арним предложил штральзундцам откупиться за 30 000 талеров. Одновременно имперцы неожиданно овладели юго-восточным пригородом Штральзунда — островом Денгольм. Этим Арним показал свои подлинные намерения.
Городской совет трепетал перед Валленштейном и даже согласился выдать имперцам часть городской артиллерии. Имперские уполномоченные вывозили пушки
|
на рассвете, обмотав колеса тряпками. Однако скрыть это от населения не удалось. Разъяренная толпа заполнила улицы, оттащила в сторону представителей Ар- нима и столкнула пушки с набережной в море. Народ требовал не впускать Арнима в Штральзунд.
Генералиссимус пришел в ярость и поклялся овладеть строптивым городом, даже если бы тот был прикован цепями к небу, но горожане отбивали все штурмы. Осаждающие не останавливались и перед явным вероломством. 26 мая Арним известил штральзундцев о том, что имперцы готовы отказаться от завоевания города и остаются под его стенами лишь из соображений престижа, что они уйдут, едва только горожане проявят свое уважение по отношению к генералиссимусу. Арним был согласен немедленно прекратить обстрел Штральзунда, если горожане тоже прекратят огонь со стен.
Обрадованные защитники решили, что теперь можно передохнуть от ратных трудов, а осаждающие тем временем осторожно проникли в городские укрепления. В последнюю минуту бешеный набат сорвал штраль- зундцев с постелей. Кое-как впопыхах собравшись на улицах, они кинулись навстречу уже торжествующему врагу и в кровопролитной схватке отбросили его на исходные позиции.
Город уже изнемогал в неравной борьбе. Датский и шведский короли, считая момент подходящим, наперебой обращались к штральзундцам с предложениями помощи. Сначала они встречали отказ, так как горожане полагали, что следует опасаться не только Валленштейна, но и других претендентов на власть над городом. Однако положение ухудшилось, и не оставалось надежды отстоять Щтральзунд своими силами. Чтобы избежать расправы и зверств разнузданной и озлобленной солдатчины, штральзундцы приняли помощь обоих королей. Военное положение сразу улучшилось: датские и шведские корабли подвезли подкрепления и боеприпасы, неожиданные атаки датчан и шведов с моря расстраивали осадные работы имперцев.
23 июня 1628 г. Валленштейн лично возглавил осаждающие войска, численность которых достигла 25 ООО,
|
но, убедившись в невозможности овладеть городом силой, снял осаду через месяц.
Сопротивление маленького ганзейского города привлекло внимание всей Европы. Казавшиеся непобедимыми войска Валленштейна потерпели самое очевидное поражение. Враги полководца в католическом лагере открыто злорадствовали, а Ганза набралась смелости отказаться от участия в его морских планах.
29 января 1629 г. Империи объявила войну Швеция, в марте того же года шведский отряд из Штральзунда овладел островом Рюген у немецкого побережья.
Международная обстановка осложнилась новым конфликтом, опять вспыхнувшим в Италии. В 1627 г. умер бездетный герцог Мантуанский. Сразу же объявилось несколько претендентов, за которыми стояли Франция, Испания и император. В 1629 г. император отправил в Италию, несмотря на недовольство Валленштейна, часть его армии, которая взяла Мантую штурмом, после чего солдаты несколько дней грабили город, расхищая и ломая бесценные произведения искусства Возрождения.
Перед лицом нарастающих трудностей Валленштейн стал склоняться к компромиссам, которые тем не менее не меняли его основной линии на подчинение князей абсолютной власти императора. Он добился довольно легких мирных условий для Христиана IV, вернул оккупированные датские владения и заключил с Данией в Любеке 12 мая 1629 г. от имени императора мирный договор, обязав короля более не вмешиваться в германские дела. Шведских представителей, которые, очевидно, сделали бы все, чтобы сорвать мирные переговоры, Валленштейн грубо прогнал, дав этим, правда, Густаву А|дольфу еще один повод считать себя обиженным. Чтобы облегчить положение северных районов Германии, генералиссимус отвел большую часть своих войск на юг, разместив их на большой территории. Ар- нима с 15 000 войском он послал в Пруссию на помощь полякам, воевавшим там против шведов.
Понимая, что безудержное, бесплановое разграбление может лишь на короткое время обеспечить содержание войск, пока не иссякнут все ресурсы оккупиро
|
ванной территории, Валленштейн пытался организовать снабжение своей армии таким образом, чтобы экономическая жизнь не прекращалась. Не всегда это удавалось в равной степени, и далеко не во всех княжествах генералиссимус так стремился наладить хозяйственную жизнь и щадить население, как, например, в Мекленбурге. Во всяком случае, страшные крики насчет злодейского вымогательства и прочих бесчинств войск Фридландца были вызваны не тем, что он действительно превзошел в этом Мансфельда, Тилли и Христиана Гальберштадтского, но лишь его бесцеремонным обращением с князьями и их администрацией.
Валленштейн проявил большую заботу о подъеме экономики своего Мекленбургского герцогства. По его почину здесь строятся мельницы, дороги, рудники, вводится единая система мер и весов. Было задумано даже строительство судоходного канала из Балтики на Эльбу, в обход датских проливов.
На море Валленштейн поставил задачей защиту свободы торгового мореплавания. Ему пришлось столкнуться при этом не только со шведами, стремившимися к монополии на Балтике и блокировавшими районы, подчиненные императору, но и с испанцами, которые вели неограниченную каперскую войну, захватывая без разбора все протестантские суда.
К 1629 г. балтийский флот Валленштейна насчитывал 24 военных корабля. Осенью он уже смог вступить в бой со шведами у Висмара и заставил их снять блокаду города. По наущению испанцев имперские моряки после этого успеха сразу же захватили десяток торговых кораблей, но Валленштейн запретил подобные действия и отпустил захваченные суда вместе с грузом.
Голландским представителям, с которыми Валленштейн в течение уже довольно продолжительного времени поддерживал сношения, он обещал, что не допустит в Балтийском море нападений испанских каперов на голландские суда. Таким образом, он перечеркивал все планы, которые строились в Испании в связи с выходом имперских войск на Балтийское побережье.
Выход Дании из войны католические князья и духовенство использовали, чтобы добиться в 1629 г. от
|
Фердинанда II эдикта о реституции (восстановлении) прав церкви на имущество, захваченное протестантами с 1552 года. Два архиепископства и 12 епископств, не считая более мелких духовных владений, должны были перейти к католикам. Некоторым значительным протестантским князьям предстояло превратиться в захудалых владельцев нескольких населенных пунктов. Тщетно Валленштейн протестовал против этого шага, который неизбежно вел к новому восстанию протестантов, тщетно он заявлял, что именно проведение контрреформации в протестантских районах ожесточило население и сделало, в частности, невозможным взятие Штраль- зунда. «Этот эдикт обрадует только турка, шведа и Бетлена»,— говорил полководец.
Во всех завоеванных областях и городах полным ходом шла контрреформация. Изгонялись протестантские пасторы, запрещалось некатолическое богослужение. Попы и монахи тучами следовали за победоносной армией. Они набрасывались на имущество, отбираемое у протестантов, шпионили за жителями, придерживавшимися лютеранства или кальвинизма, искали ведьм. То тут, то там обнаруживались «чудесно сохранившиеся» мощи католических святых, что давало повод к различным публичным торжествам. «Откуда вы знаете, что это кости святого?» — скептически спросил Спинола у иезуитов, явившихся к нему вскоре после занятия испанцами Пфальца с радостной вестью об обнаружении еще одних мощей. «Если бы эти кости не принадлежали святому, мы не смогли бы на них наткнуться»,—- отвечали монахи, ничуть не смутившись.
Для проведения реституции император назначил комиссаров, по большей части католических прелатов, непосредственно заинтересованных в возможно более полном ее осуществлении. Не удивительно, что во всех спорных и неясных случаях, когда возникал вопрос, принадлежало ли данное владение католической церкви 1552 г. или было отобрано раньше (и, следовательно, не подлежало возврату), их постановления были против протестантов. Решения комиссаров не подлежали обжалованию.
Среди победителей вспыхнули неизбежные раздоры.
|
Папа требовал замены императорских комиссаров своими папскими, император хотел не возвращать старым владельцам отобранные у протестантов земли, а раздать их за известную мзду своим родственникам и приближенным. Иезуиты перехватывали монастыри старых монашеских орденов: премонстрантов, бенедиктинцев и цисцерцианцев. В г. Штаде, в Северной Германии, народ, подстрекаемый францисканским монахом, кричал: «Да здравствуют францисканцы и евангелическая (т. е. протестантская) религия, долой иезуитов и католиков!»
Не трудно себе представить, как относилась к контрреформации армия Валленштейна, большинство офицеров которой было протестантами. И даже сам Тилли, в преданности которого католической вере не приходилось сомневаться, счел эдикт о реституции весьма несвоевременным, ввиду предстоящего вторжения иноземцев.
Величайшее негодование и тревогу среди католических князей вызывали действия и замыслы Фридландца. Агенты кардинала Ришелье, твердо решившего бороться против любого сильного государства, могущего стать соседом Франции, и против любого соседа, могущего стать сильным, подстрекали вождей Лиги пресечь непомерное выдвижение Валленштейна. Ко двору императора сыпались жалобы, требования отставки генералиссимуса и сокращения армии. Иезуиты, возлагавшие большие надежды на Валленштейна, стали его врагами с тех пор, как обнаружилось его безразличие в религиозных вопросах и нежелание доводить протестантов до отчаяния.
На заседаниях рейхстага, открывшегося в июле
1630 г. в Регенсбурге для обсуждения мер против усилившейся шведско-французской опасности и для избрания сына Фердинанда римским королем (так титуловали наследника императорского престола), император подвергся столь сильному нажиму со стороны князей, что и речи не могло быть о защите Валленштейна. Придворные, еще недавно льстившие могущественному фавориту и втайне завидовавшие ему, теперь от него отшатнулись; духовники нашептывали Фердинанду II об опасности
|
оставления главного командования за врагом контрреформации; испанское правительство, убедившись, что Фридландец не подходит для роли испанского орудия, также выступило против него. Всем этим концертом искусно дирижировал делегат Ришелье, барон де Мафлэ — знаменитый отец Жозеф,— прозванный впоследствии «серым преосвященством». Он успешно вбивал клин между императором и князьями, при его участии и руководстве вырабатывались требования, прижимавшие Фердинанда II к стене и отнимавшие у него последние возможности стать в Германии абсолютным монархом.
Расположившись со своим штабом в Меммингене, неподалеку от Регенсбурга, Валленштейн был готов по первому знаку императора разогнать собравшихся князей военной силой. Но император не поддержал политики своего генералиссимуса, планы которого казались ему слишком головокружительными, слишком нереальными и опасными. Католическая лига уже начала сплачиваться вокруг Франции и отказалась признать сына Фердинанда наследником германского престола. Привыкнув с детства прислушиваться к мнению духовенства и считаться со своим энергичным родственником Максимилианом Баварским, Фердинанд II пошел по более верному, как ему казалось, пути: он решил предоставить Германию во власть Католической лиге и сколачивать свое централизованное абсолютистское государство в более скромном масштабе — в своих наследственных австрийских, чешских и венгерских владениях.
13 сентября в войсках было объявлено об увольнении Валленштейна в отставку. Численность армии императора уменьшилась до 39 ООО, а командование передавалось в руки графа Тилли, который продолжал руководить и войсками Лиги.
Тщательно скрываемый пропагандой обеих воюющих сторон антагонизм между целями католической реакции и политикой централизации Германии проявился в 1629—1630 гг. со всей силой. Курс на контрреформацию сделал невозможным создание сильной Германии — не только потому, что он озлоблял и толкал в объятия иноземцев добрую половину страны, но и потому,
|
что этот курс чрезмерно усиливал католических князей, враждебных усилению центральной власти Габсбургов.
В экономически и политически раздробленной Германии не нашлось достаточно крупной общественной силы, заинтересованной в единстве Империи.
И если возможности, которыми располагал Валленштейн в своих попытках создать сильную Германию, оказались недостаточными, то Фердинанд II даже не стремился к этой цели.
Эдиктом о реституции 1629 г. Фердинанд II вызвал новые смуты, небывалую раньше вражду к себе, и именно в такой обстановке он разоружился, уволив Валленштейна и распустив большую часть его армии. За такое нагромождение политических ошибок императору предстояло расплатиться в самом недалеком будущем.
|
ВТОРЖЕНИЕ ИЗ-ЗА МОРЯ
Император разоружился, его католические союзники алчно рвали добычу, а иностранные дипломаты в это время лихорадочно сколачивали новую военную коалицию для похода в Германию. Главную роль должен был играть шведский король.
Густав Адольф взошел на престол семнадцати лет. К тому времени он уже успел побывать на войне и приобрести навыки государственного управления. С тринадцати лет он принимал участие в работе правительства, а в пятнадцать лет стал соправителем своего отца. По словам канцлера Оксеншерны, молодой король свободно владел шведским, немецким, латинским, голландским, французским, итальянским языками, понимал по- испански, по-английски и по-шотландски, имел представление о польском и русском языках. Как раз тогда, когда он стал королем, прекратилась на время великая война в Нидерландах, привлекавшая в течение десятилетий внимание всей Западной Европы и превратившаяся в своеобразную кузницу военных кадров, «школу полководцев».
Эту школу прошли Спинола, Мансфельд, Бюкуа, Тилли, Христиан Гальберштадтский. После заключения
|
Шведский король Густав II Адольф. Гравюра по портрету кисти Ван-Дейка
|
испано-голландского перемирия 1609 г. множество офицеров, служивших и учившихся у Морица Оранского и Александра Фарнезе, отправилось в поисках занятия в разные страны Европы, в том числе и на скандинавский север, где как раз разгорелась (1611—1613 гг.) война между Данией и Швецией. С их помощью Густав Адольф освоил самую передовую в то время нидерландскую военную тактику и со временем значительно усовершенствовал ее.
Шведское государство было тогда сравнительно молодым, но быстро растущим хищником. В 1523 г. восстание свободных шведских крестьян, недовольных притязаниями датских феодалов, избавило Швецию от неравноправной унии с Данией и поставило у власти национальную династию Ваза. Едва встав на ноги, новая династия включилась в ожесточенную схватку, которую вели за раздел владений Ливонского ордена между собой во второй половине XVI в. Россия, Польша и Дания.
В конце XVI в. возник план унии Швеции и Польши. Сигизмунд Ваза, избранный сперва на польский престол, а затем получивший по наследству и корону Швеции, находился полностью под влиянием польской католической шляхты и иезуитов. Это лишь подчеркнуло неестественный характер сближения Польши и Швеции, двух соперников в борьбе за «Dominium maris Baltici» (господство на Балтийском море). Шведы воспротивились воцарению католика Сигизмунда, прогнали его вместе с его польскими друзьями из страны и признали королем герцога Карла Зюдерманландского, дядю Сигизмунда и отца Густава Адольфа.
Вскоре шведы перенесли войну за море — в Эстонию и Ливонию, а еще через некоторое время напали и на ослабленную внутренней борьбой Россию.
Агрессивная политика шведских королей не только обеспечивала выгоды контроля балтийской торговли за шведскими купцами и чиновниками. Она смягчала и внутренние классовые противоречия в Швеции. Дворяне находили на военной службе возможности для карьеры и обогащения, а крестьянство сплачивалось вокруг династии, воодушевленное религиозными и пат
|
риотическими лозунгами. Способный демагог, красноречивый оратор, Густав Адольф умел поддерживать в крестьянской молодежи, вступающей под его знамена, убеждение, что она идет сражаться во имя чистого евангелического учения, за свободу Швеции и других стран Европы.
В захваченных балтийских портах шведы устанавливали грабительские пошлины, забирая у купцов треть, а то и половину их товара. В одном лишь Пиллау они собрали в 1629 г. полмиллиона талеров, что равнялось годовой сумме датских пошлин в проливе Зунд.
Досадным препятствием для дальнейших разбойничьих предприятий шведского дворянства под руководством Густава Адольфа были водворившиеся в Померании и Мекленбурге войска германского императора.
Планы Валленштейна в случае их осуществления поставили бы под угрозу могущество шведов на Балтике, да и Польша могла бы рассчитывать на его поддержку в своей затянувшейся борьбе со Швецией. Интересы шведского государства требовали вмешательства в Германии прежде, чем станет поздно.
Сначала нужно было развязаться с польской войной, тем более, что основная цель — захват балтийских портов Польши — была достигнута. Поляки ни в коем случае не оставили бы, даже на время, в руках шведов своих портов, если бы не усиливающаяся угроза войны с Россией. Русское правительство, возглавлявшееся отцом царя Михаила, патриархом Филаретом, решило использовать неудачи Польши в борьбе со шведами с тем, чтобы вернуть утраченный недавно Смоленск и раз навсегда пресечь притязания польской королевской семьи на русский престол. На шведов, которые сами только что отобрали у России часть берега Финского залива, Московское правительство смотрело в данном случае как на полезного союзника. Правда, русским дипломатам было довольно трудно ориентироваться в сложной западноевропейской ситуации, чем шведы и поспешили воспользоваться. В то время в Западной Европе весьма поднялись цены на хлеб, в частности из- за того, что война на Балтике нарушила обычные пути
|
хлебной торговли. Швеция добилась права скупать по дешевым ценам хлеб в России и беспошлинно вывозить его для перепродажи по повышенным ценам в Амстердаме. Вырученные деньги оказались серьезным подспорьем в военных приготовлениях шведского короля.
Шведы всячески торопили русских начать войну с Польшей, а поляки, осведомленные об этом, прислушались к настойчивым советам агентов Ришелье и заключили с Густавом Адольфом перемирие в Прибалтике, чтобы не драться против двух противников одновременно. Все устроилось как нельзя лучше для подготовки антигабсбургской коалиции: внимание поляков переключилось на Восток, а шведы получили свободу рук для действий в Германии.
Весной 1630 г. шведский король уже был готов к немецкому походу. Осторожный друг Густава Адольфа, канцлер Оксеншерна до самого последнего момента сомневался в целесообразности рискованного шага, который вовлекал небогатую и малолюдную Швецию1 в войну с сильнейшими державами Европы. Нельзя было положиться и на возможных союзников среди немецких князей: одни из них боялись императора, другие — усиления Швеции; от тех и других можно было в любое время ожидать подвоха.
Густав Адольф, напротив, видел в создавшейся ситуации большие преимущества. Подавляющая часть имперских войск была отведена Валленштейном с разоренного Балтийского побережья в Среднюю и Южную Германию. Туда переместилась и квартира генералиссимуса. Все внимание государственных и военных деятелей Германии было поглощено предстоящим рейхстагом в Регенсбурге, назревали решающие споры о судьбе Валленштейна. Сам Фридландец сидел в Меммингене, более занятый ходом рейхстага, чем шведскими приготовлениями, хотя они отнюдь не были для него тайной. Оставшиеся в Померании имперские войска обобрали население до нитки и сами жестоко страдали от голода и болезней. Солдаты бродили по дорогам и нападали
|
1 Ее население вместе с Финляндией не превышало 1,5 миллионов человек.
|
на проезжающих, грабили обозы. На улицах и дорогах валялись трупы умерших от голода.
Густав Адольф полагал, что без труда сможет овладеть Померанией. Закаленные в боях с русскими и поляками, привыкшие к победам шведские войска применяли новые методы боя. Усовершенствованное оружие, религиозное воодушевление, помогавшее прогнать из Швеции короля — католика Сигизмунда с его польской свитой и польскими солдатами,— все это помогало шведскому королю завоевывать территории Польского государства и должно было помочь в предстоящей войне в Германии. Немецкие князья после первых же шведских успехов сбегутся под защиту Густава Адольфа, и он сможет создать и возглавить мощную протестантскую партию.
XVI и XVII века были переходным временем. Рушилось старое, и неизвестно было, что придет ему на смену. У самых умных и способных политиков нередко кружилась голова, и полет фантазии уносил их далеко от реальной почвы. Как мыльные пузыри возникали грандиозные планы. Одни мечтали об универсальной монархии Габсбургов, охватывающей всю Западную Европу, другие думали о всеевропейской федерации государств под руководством Франции, третьи провозглашали: «Москва — третий Рим». Целые государства согласно этим бумажным планам заглатывались в один присест: Швеция и Россия подчинялись польскому владычеству, Польша легко и просто делилась пополам между Швецией и Россией, турки изгонялись в Азию и восстанавливалась древняя Византийская империя. Все это казалось таким же возможным, как и завоевание Кортесом, Писарро и Ермаком необъятных царств на заокеанском Западе и далеком Востоке.
Головокружительные перспективы открывались и перед шведским королем: завоевание берегов Балтийского моря представлялось чем-то слишком легким и незначительным, чтобы этим ограничиться. Держава в центре Европы — вот о чем мечтал теперь Густав Адольф.
6 июля 1630 г. Густав Адольф высадился у побережья Померании, на острове Узедом. Испуганный герцог Богуслав XIV Померанский не знал, что предпри-
|
нять и на чью сторону стать. Впрочем, на него почти не обращали внимания ни католические войска, ни шведы. Густав Адольф без боя овладел Штеттином и начал изгнание имперцев из Померании. Из Швеции прибывали все новые транспорты с солдатами.
Более половины армии Густава Адольфа состояло из коренных шведов и финнов, остальные солдаты происходили из Шотландии, Эстляндии, Ливонии и даже Польши. Со всех сторон стекались в шведское войско чешские эмигранты. Многие из них заняли офицерские посты, а старый граф Турн вскоре получил командование бригадой. Религиозное воодушевление, твердая дисциплина и доверие к своему полководцу сплачивали войска в монолитное целое. Шведы заряжали свои мушкеты бумажными патронами; это избавляло их от необходимости отмерять порцию пороха и пуль для каждого выстрела. Солдаты были вооружены кремневыми мушкетами, значительно более легкими и удобными, чем устаревшие фитильные мушкеты, находившиеся на вооружении в имперских войсках.
Артиллерия, организованная талантливым Леннартом Торстенсоном, была особенно богата легкими полевыми пушками. Получившие широкую известность так называемые «кожаные пушки», впрочем, не оправдали себя. Кожа, которой обтягивали тонкие медные стволы этих орудий, не спасала их от перегрева. Они быстро выходили из строя. Вскоре после высадки в Померании шведы отказались от «кожаных пушек».
Многочисленная и подвижная полевая артиллерия давала шведам неоценимое преимущество в бою. Свои легкие пушки они могли передвигать даже непосредственно с атакующими войсками.
Крепости одна за другой переходили в руки короля. Ослабленные нуждой, утратившие дисциплину имперцы терпели поражение в каждом бою. Еще до начала кампании из 20 ООО солдат у них на деле осталось лишь
4 ООО. Остальные давно умерли или разбежались. Одиночные солдаты и мелкие группы пали жертвой мести разъяренных крестьян. В то же время шведы, строго соблюдая приказ своего короля, не грабили жителей. (Если не считать, конечно, населенных пунктов, взятых
|
приступом.) Весть о таком их поведении быстро распространилась по Г ермании. Протестантское население смотрело на Густава Адольфа, как на настоящего спасителя Германии, как на чудесного рыцаря, ниспосланного небом, чтобы поразить чудовищного дракона папизма.
Валленштейн язвительно говорил: «Надо смотреть ему не на рыло, а на кулаки». Действительно, пока шведский король не стал твердой ногой на немецкой земле, он подавлял хищнические поползновения своих солдат даже с риском вызвать мятеж в войсках. После первых же крупных успехов он начал смотреть на притеснения населения шведской солдатчиной сквозь пальцы.
Князья не радовались успехам шведов. Обстановка все более властно требовала от князей принятия решения. До сих пор они шаг за шагом отступали перед усиливающейся католической партией. Такая политика, продолжавшаяся ряд лет, совершенно лишила их мужества и воли к сопротивлению, даже когда насилия императорских войск и притязания католиков стали почти невыносимыми.
С особым неудовольствием взирал на шведов, обосновывающихся в Померании, Бранденбургский курфюрст, который с давних пор с нетерпением поджидал смерти Богуслава Померанского, чтобы присвоить его герцогство. Шведы, успешно наступавшие в Померании, не могли продолжать свои действия, не добившись прохода— по доброму -согласию или силой — через Бранденбург и Саксонию, не получив бранденбургских и саксонских крепостей. Точно так же и католические войска не могли развернуть контрнаступления против шведов, не используя опорные пункты и пути сообщения в Бранденбурге и Саксонии. Так или иначе, но немецким князьям приходилось выбирать, к кому из противников примкнуть, чтобы не стать жертвой захватнических притязаний обоих.
В связи со всем этим в сложной ситуации оказался кардинал Ришелье. Именно он торопил шведов выступать, когда в Германии росло могущество Валленштейна. Однако положение успело измениться. Император потерпел политическое поражение от коалиции католиче
|
ских князей, поддержанных Францией, а несвоевременное выступление шведов могло снова усилить католиков. Остановить шведского короля было уже нельзя, следовало примениться к новым условиям, ослабить неблагоприятные последствия и использовать то, что можно.
Через полгода после начала вторжения шведов в Германию Густав Адольф и Ришелье заключили в Бер- вальде соглашение о том, что Франция будет платить Швеции ежегодно 1 млн. ливров на содержание 36 ООО шведской армии. Шведы, со своей стороны, обещали не притеснять католиков и не нападать первыми на Католическую лигу.
К этому времени Лига успела отделаться от Валленштейна и его армии, ничуть не смущаясь тем, что шведы уже начали вторжение в Германию. Густав Адольф, громогласно объявивший себя борцом за протестантскую веру, получил первую поддержку в Германии именно от католических (а не от протестантских) князей.
Когда наступила зима, шведы, в противоположность обычной до сих пор практике, не прекратили военных операций. Хорошо одетые, вплоть до военных полушубков, запасшиеся продовольствием, северяне получили такое превосходство, что плохо одетый и голодный противник не смог более продолжать сопротивление в Померании. Окончательно деморализованные банды имперских солдат бежали в Бранденбург.
Курфюрст Бранденбургский не допустил шведов на свою территорию, а тем временем назначенный главнокомандующим войсками императора Тилли, стянув из Южной и Центральной Германии значительные силы, двинулся на шведов.
Ожидавшееся всеми решительное сражение все же не произошло, так как последние имперские гарнизоны в Померании, на выручку которых спешил Тилли, уже успели сдаться шведам. Шведская армия заняла хорошо укрепленные позиции.
Тилли успел лишь окружить 3000 шведов в крепости Ней-Бранденбург.
Кодекс воинской части предписывал осажденному гарнизону сражаться с противником только до тех пор,
|
пока оставались шансы отразить врага или дождаться помощи. При безнадежности положения разрешалось сдаться, и мораль была даже готова осудить тех, кто в такой ситуации продолжал бесполезное сопротивление. Таких упрямцев победитель мог истребить всех до последнего человека и игнорировать запоздалые мольбы о пощаде, не навлекая на себя упрека в неблагородном поведении. Тилли штурмовал крепость Ней-Бранденбург и, завладев ею 19 марта 1631 г., приказал перебить весь трехтысячный гарнизон. Тилли повернул к Магдебургу. Сообщения имперских войск с базой в Южной Германии оказались под угрозой ввиду того, что большой торговый город Магдебург, господствующий над средней Эльбой, восстал против императора и упорно противостоял осаждавшим его войскам Паппенгейма.
Тилли стала покидать его прежняя решительность. Бесконечные войны утомили 70-летнего полководца, который не видел им конца. Суровый до жестокости, но лично бескорыстный, он был принципиальным человеком. Считая, что самое большое несчастье — это загубить душу, он подвергал свирепым репрессиям упорных еретиков, особенно тех из них, кто мог сбить с пути истинного и других. Однако к концу жизни у Тилли появились сомнения, на пользу ли людям исправление, сопровождающееся такими страданиями. Он терял веру в целесообразность решений, принимаемых государями, которым верно служил, он не верил больше, что победы его войск приближают конец войны. Хотелось бы удалиться на покой, но за десятилетия трудной службы прославленный военачальник не сумел накопить богатств. Он перестал рваться в бой и все чаще предпочитал отступать.
С приходом Тилли под Магдебургом, который обороняли 3000 человек, скопилось двадцатипятитысячное войско имперцев. Паппенгейм остался непосредственным руководителем осадных работ.
Магдебургские горожане пригласили в качестве коменданта шведского офицера Фалькенберга и, надеясь на скорый приход самого короля, отклонили требования Тилли о сдаче.
Стены рушились под огнем 86 осадных орудий. К концу апреля пали все внешние укрепления города.
|
Вслед за этим Паппенгейм овладел разрушенным пригородом Магдебурга — Нейштадтом — на левом берегу Эльбы и стал оборудовать здесь мощные артиллерийские позиции.
Густав Адольф был поглощен дипломатическими переговорами, так как не решался двинуться в глубь Германии, не заручившись поддержкой союзников. Однако отступление Тилли к Магдебургу позволило шведам продвинуться вверх по Одеру к Силезии. В апреле
1631 г. они взяли штурмом Франкфурт-на-Одере. Король отдал город в распоряжение солдат. В отместку за Ней-Бранденбург победители перебили всех пленных.
Паника среди имперцев после падения Франкфурта- на-Одере распространилась до самой Праги. Действительно, шведский король стал склоняться к проекту чешских эмигрантов: наступать через чешские земли прямо на Вену.
Император уже послал Тилли распоряжение прекратить осаду Магдебурга и прикрыть своими войсками Австрию от грозящего ей вторжения. Однако на военном совете у Тилли было решено сперва завершить осаду. Все ухудшающееся положение Магдебурга заставило шведского короля отказаться от своего плана и подумать о помощи осажденному городу.
Поскольку шведская помощь задерживалась, городской совет вступил с Тилли в переговоры. Народ, возбуждаемый протестантскими пасторами, не хотел и слушать о капитуляции. Проходили месяцы, и Тилли, опасаясь, что шведы могут явиться в любой момент, хотел уже прекратить осаду, но Паппенгейм уговорил его попробовать напоследок штурмовать. Его нетерпение разделяло большинство солдат и офицеров. Они сильно изголодались и оборвались за время осады, разграбление богатого города должно было вознаградить за все лишения.
17 мая пушки, установленные на валах Нейштадта, начали бомбардировку Магдебурга. К вечеру 19 мая обстрел стих. На рассвете, когда магдебургские ополченцы, обманутые мнимой пассивностью врага и утомленные ночным бдением, стали покидать свои посты на стенах и расходиться по домам, Паппенгейм, выступив на час
|
раньше срока, намеченного Тилли для общего штурма, ворвался со своими людьми в город. Как раз в эту минуту городской совет, еще не зная о штурме, принял решение сдать город. Едва распространилась весть, что враг в городе, комендант Фалькенберг бросился ему навстречу и был убит в самом начале боя.
Прорвавшись через весь город, Паппенгейм ударил в спину защитникам южной стороны. К часу дня весь Магдебург был в руках имперцев. Озверевшие солдаты не щадили никого. В разгар боя город вспыхнул сразу в нескольких местах. Тилли тщетно пытался организовать тушение, пожары разрастались в сплошное море огня.
Магдебург сгорел дотла, сохранилось лишь здание собора в центре города, куда сбежалось несколько сотен уцелевших жителей.
Уничтожение крупного культурного и хозяйственного центра потрясло всю Германию. Рухнули расчеты Тилли сделать из Магдебурга опорную базу, и все же общее мнение, что императорские войска намеренно сожгли непокорный город, было опровергнуто лишь позже, когда установили, что виновником пожаров был сам комендант Фалькенберг. Протестанты обвиняли Густава Адольфа в преступной медлительности; высказывалось мнение, что он намеренно допустил гибель Магдебурга, чтобы возбудить в Германии возмущение против императора. Возмущение, действительно, поднялось, но вместе с тем выросли страх и недоверие к шведской помощи. Тилли начал репрессировать немецких князей, уже совсем было перешедших на сторону шведов и после падения Магдебурга с ужасом ожидавших расправы.
Густав Адольф не мог допустить окончательного падения своего авторитета. В специальном манифесте он обвинил Саксонского и Бранденбургского курфюрстов в том, что только их двусмысленная позиция не позволила выручить осажденный Магдебург. В ультимативном тоне шведский король потребовал от Бранденбургского курфюрста предоставить шведам ряд крепостей, и 11 июня под дулами шведских пушек, направленных на курфюршеский дворец, был подписан продиктованный королем договор. Тилли решил аналогичным образом
|
поступить с Саксонским курфюрстом и вторгся в его владения, направляясь на Лейпциг. Этим шагом, однако, Тилли достиг противоположного результата: Саксонский курфюрст бросился за помощью к шведам, пре* доставив в распоряжение Густава Адольфа свое войско, и настаивал на немедленной битве, пока враг еще не разорил вконец его владения.
Густав Адольф с некоторыми колебаниями уступил настояниям рвавшегося в бой курфюрста, очевидно, не полагаясь на боевые качества своих новых союзников. В то же время он, как опытный полководец, не мог не осознавать, что оттяжка сражения была на руку только противнику, ожидавшему подкреплений с юга и востока. На тот случай, если бы король уклонился от боя, Тилли намеревался занять переправы на Эльбе и послать отдельный корпус кружным путем в Мекленбург и Померанию, в глубокий тыл шведам. Злополучный пожар Магдебурга лишил, правда, имперцев превосходной базы для операций на Эльбе, и к тому же Тилли был далеко не уверен в исходе возможного сражения. Его привыкшие к победам генералы, и особенно Паппенгейм, произведенный в фельдмаршалы, впрочем, рвались в бой.
7 сентября 1631 г. Тилли выстроил свои войска, как обычно, в больших батальонах и эскадронах на возвышенности правее деревни Брейтенфельд близ Лейпцига, которым имперские войска овладели накануне.
Шведы, в отличие от своих противников, применяли новую, передовую тактику, основанную на дальнейшем развитии голландской системы. Они строились в две линии небольшими подвижными батальонами и эскадронами, располагая в промежутках между последними мушкетеров. Батальоны, в свою очередь, становились в шесть, а некоторые в три шеренги, так что в бою участвовало одновременно гораздо больше мушкетов, чем при старомодном построении квадратными колоннами. Частая и густая стрельба позволяла шведским мушкетерам отражать кавалерийские атаки без помощи пикинеров или обходиться значительно меньшим их числом.
Чтобы обойти левый фланг имперцев, шведы передвинулись вправо и оторвались от саксонцев. Паппен-
|
гейм, командовавший на левом фланге католических войск, предпринял со своими превосходящими конными силами, в свою очередь, обход шведского правого фланга, а Тилли бросил тогда главные силы — 25 000 пехотинцев в четырех больших квадратных колоннах пикинеров с мушкетерами впереди и 4000 конницы — на саксонцев, которых насчитывалось всего 16 000. Таким образом, Густаву Адольфу, стремившемуся в начале боя к охвату вражеского фланга, теперь самому угрожал двойной охват.
Семь раз семитысячная конница Паппенгейма атаковала правое крыло шведов, которым руководил генерал Банер, прозванный после этой битвы «шведским львом». Здесь же находился и сам Густав Адольф. Всадники наступали, как было принято тогда, шагом или легкой рысью, капитаны подбадривали солдат, окликая их по именам, вахмистры подгоняли отстающих. На подходе к противнику рейтары переходили на крупную рысь или короткий галоп, затем передняя шеренга поворачивала коней и, выстрелив из пистолетов, уходила влево, чтобы пристроиться в затылок последней шеренге, перезаряжая на ходу пистолеты или доставая из-за голенища запасные. Следующая шеренга повторяла тот же маневр, носивший название «караколе» (улитка).
Шведские мушкетеры подпускали атакующих на близкое расстояние, и первая шеренга, стоя на колене, вместе со второй и третьей шеренгами давала одновременный залп. После этого шведская кавалерия устремлялась на врага во весь опор и прежде, чем он успевал прийти в себя, опрокидывала его, действуя холодным оружием.
Между тем саксонцы, преимущественно молодые, еще не побывавшие в бою рекруты, не выдержали напора ветеранов Тилли и в панике разбежались. Перед имперским главнокомандующим оказался обнаженный левый фланг шведов при большом численном превосходстве католиков. Один полк конницы Тилли послал в обход всей шведской позиции, чтобы атаковать вражеские линии сзади. Шведов выручила подвижность их боевых порядков, немыслимая в го время для других армий. Еще до того, как имперцы успели полностью очистить
|
поле боя от остатков саксонских войск, Густав Адольф отбросил окончательно Паппенгейма и смог отправить освободившиеся силы на левый фланг. Атака с тыла была отражена батальонами второй линии, вовремя повернувшимися кругом. Все это было сделано прежде, чем Тилли успел подготовить свои неповоротливые ударные колонны к новому наступлению. Одна из них ушла в поднявшейся густой пыли настолько далеко, что совсем не приняла более участия в бою, остановившись в нерешительности и не понимая, что происходит.
Имперской коннице пришлось атаковать, не дожидаясь своей пехоты. Кирасиры подъезжали к выстроенным в три или шесть шеренг шведам и обстреливали их из пистолетов, целясь в знаменосцев. Много знамен упало на землю. В каждой шведской роте взвод пики- неров, находившийся в центре, встречал вражескую конницу пиками, а два взвода мушкетеров по бокам вели огонь, отступив несколько назад. Контратакующая шведская кавалерия окончательно рассеяла имперских всадников. Затем шведские рейтары со всех сторон ударили по католической пехоте, все еще не закончившей построение. Массы пикинеров, представляющие неудержимую силу при движении, в данный момент являлись беспомощной толпой людей, хаотически топчущихся на месте и совершенно неопасных для неприятеля. Для того, чтобы снова стать грозной боевой силой, им надо было перейти в наступление, предварительно построившись в боевом порядке. Однако непрерывные атаки шведской кавалерии заставили имперских пехотинцев оставаться на месте. Когда подошли, наконец, шведские мушкетеры и артиллерия, началось избиение сгрудившейся многотысячной толпы. Шведы, как обычно, наступали молча. (Они презирали имперцев за то, что те, идя в атаку, подбадривают себя криком.) Шведская легкая артиллерия, втрое более многочисленная, чем у Тилли, оказывала пехоте неоценимые услуги.
Выставив вперед легкие пушки, поражавшие врага картечью, шведские мушкетеры (некоторые полки целиком состояли из них) подбегали к врагу. Первые три шеренги давали одновременный залп, затем следовал залп следующих трех шеренг, и мушкетеры врывались
|
в ряды противника, нанося удары саблями и мушкетами.
Вскоре армия Тилли перестала существовать. Половина солдат погибла или попала в плен, остальные разбежались. Голштинский полк, ощетинившись пиками, долгое время отражал все атаки шведской пехоты и конницы, но когда подтащили пушки, было покончено и с ним. Тилли, получивший несколько ран, отказался сдаться и едва не был добит шведским ротмистром, которого в последний момент успел застрелить имперский офицер.
Сражение наглядно продемонстрировало преимущество шведской тактики. Именно благодаря высокой, по тем временам, маневренности, шведы сумели выиграть время, выйти из угрожающего положения, в которое их поставило поражение саксонцев, и снова атаковать им- перцев, прежде чем те успели перестроиться.
Весть о великой победе прокатилась по всей Европе. В далекой Москве правительство, радуясь неудачам папистов, организовало по поводу Брейтенфельдской битвы народное гуляние и салют из 100 пушек.
Кое-как залечив раны, Тилли поспешил на Северо- Запад собирать из разбросанных гарнизонов новую армию. Густав Адольф должен был решить, что делать дальше в этой новой ситуации, так непохожей на то, что было до Брейтенфельдского сражения. Преследовать Тилли означало истощить свою армию маршами по разоренной кампаниями 20-х годов местности, сражаться с противником, который может наращивать свои силы за счет многочисленных гарнизонов, в то время как в не затронутых военными действиями владениях Лиги и Габсбургов будут формироваться новые вражеские армии.
Не последовал Густав Адольф и советам своих французских союзников идти прямо на Вену через чешские земли. Тогда против Тилли в Средней Германии пришлось бы действовать саксонцам, на боеспособность которых нельзя было ни в коем случае положиться. Густав Адольф опасался, что они за его спиной начнут интриги с католическими и протестантскими князьями и императором. В случае же их более чем вероятного поражения Тилли подверг бы новым жестоким репрес
|
сиям союзных шведам германских князей, воспрепятствовал бы дальнейшим отпадениям от императора, короче говоря, поставил бы все завоевания шведов под вопрос.
Валленштейн секретно уведомил короля из своего Фридландского герцогства, что готов примкнуть к нему, если получит в свое распоряжение 12—14 тысяч шведских солдат. До Брейтенфельдской битвы Густав Адольф сам предлагал опальному герцогу свою помощь и обещал ему титул вице-короля Чехии. После победоносного сражения король уклонился от этого сотрудничества. Едва ли Густаву Адольфу улыбалось разделить лавры, казалось, близкой победы с таким честолюбцем, как Валленштейн. Впрочем, и этот последний навряд ли сумел бы примирить интересы своих приверженцев из католического лагеря с претензиями возвращающихся эмигрантов.
Густав Адольф не вполне ясно сознавал, чего же он в конце концов добивается: владычества на Балтике или господства в Германии. Военные успехи увлекали шведского короля словно бурным потоком в туманную, но заманчивую даль. Он уже мечтал об императорской короне. Предлагать Фердинанду II мир, хотя бы на условиях отмены эдикта о реституции и уступки шведам Северной Германии, Густав Адольф не желал. Не собирался он и придерживаться Бервальдского соглашения с Францией насчет католических князей. Его оправдывало то, что войска Лиги уже приняли участие в боях против шведов.
Насколько победа вскружила голову королю, видно из того, что он стал составлять проект совместной с Россией войны против Польши, рассчитывая в короткий срок добиться победы и над императором, и над польским королем, стать господином Германии и воссесть на польский трон. Трезвому Оксеншерне удавалось несколько сдерживать необузданное воображение Густава Адольфа. Канцлер настаивал на том, чтобы извлечь максимум выгоды из польско-русской борьбы, но ни в коем случае не вмешиваться в нее активно. Впрочем, даже Оксеншерна в какой-то мере поддавался головокружению от успехов. Понимая нелепость замысла
|
захватить Польшу, он считал вполне возможным завоевание Германии.
Густав Адольф решил предоставить наступление через Чехию саксонцам, сам же двинулся на запад, в земли Лиги. Это наилучшим образом отвечало не только его военным, но, в первую очередь, и политическим планам: подчинить своему руководству Германию, привлекать дружественных и запугать враждебных князей.
|
Шведские войска в изображении современника.
Художник хотел подчеркнуть необычную для Германии северную одежду шведских солдат —7 финнов, шведов, и лапландцев (саамов).
|
Саксонские войска вступили в Чехию, охваченную восстаниями крестьян и городской бедноты против усердно проводившейся в последние годы контрреформации. Без больших усилий они овладели Прагой. Чешские дворяне-эмигранты возвращались в свои поместья, восстанавливали уничтоженные Фердинандом учреждения. Вскоре саксонское наступление захлебнулось в первую очередь потому, что курфюрст Иоганн Георг выжидал, как сложатся дела у Густава Адольфа.
Поход шведов к Рейну поразил современников стремительностью. Густав Адольф выслал вперед специаль-
|
ных агентов для связи с недовольными католическим господством, и многие города, тяжело страдавшие от контрреформации, открывали ворота шведам при первом их приближении. Густав Адольф вел себя как признанный государь Германии, принимал присягу от городов, заключал с князьями союзы «на вечные времена», жаловал немецкие земли в лен. С сопротивляющимися князьями обходились без всякого сожаления. Король проходил по их владениям «огнем и мечом», «с поджогом, грабежом и убийством»,— как он сам говорил.
Князья съезжались в ставку шведского короля; даже те, к кому благоволил император, считали нужным засвидетельствовать свое почтение победителю. Некоторые из них, впрочем, одновременно договаривались с Тилли о том, как удобнее нанести шведам внезапный удар в спину. Другие, не ожидая для себя ничего хорошего от новых хозяев Германии, бежали из своих владений. Курфюрст Майнцский попытался с помощью испанцев дать отпор шведскому королю. Все было бесполезно: и перегораживание устья Майна затопленными кораблями, и яростные контратаки прославленных испанских войск: шведы переправились через Рейн и очистили от неприятеля его берега в среднем течении.
Католическая лига сделала попытку с помощью Франции столковаться в Густавом Адольфом, но возросшие аппетиты шведского завоевателя сделали соглашение невозможным. Король, чувствуя свою силу, открыто издевался над теми немецкими князьями, которые приходили к нему с планами мирного посредничества.
Зимой 1631 —1632 гг. Густав Адольф снова не сделал традиционного перерыва в военных действиях. Получив известия, что собравшийся с силами Тилли начал теснить шведские гарнизоны в Средней Германии, король повернул на восток и вскоре начал угрожать Баварии. Тилли поспешил преградить шведам путь и, соединившись с войсками Максимилиана Баварского, занял позицию на притоке Дуная р. Лех. Один фланг католических войск упирался в укрепленный городок Райн, почти у самого места впадения Леха в Дунай, другой фланг, прикрытый болотами, Тилли приказал дополнительно укрепить засеками. Шведам ничего не остава-
|
Шведская армия форсирует р. Лех. Гравюра XVJI века.
Шведы форсировали широкую реку днем под прикрытием массированного огня артиллерии. Такая операции была
совершенно новой в истории военного искусства.
|
лось, кроме как форсировать перед лицом неприятеля вздувшуюся от весеннего таяния снегов реку, на всем протяжении которой католические войска заблаговременно разрушили все мосты и увезли .все средства для переправы.
Осмотрев местность, Густав Адольф обратил внимание на то, что левый, шведский берег Леха значительно выше правого, неприятельского. Это могло дать важное преимущество для обстрела вражеских позиций.
Выбрав место, где река делала изгиб, король наметил позиции для трех артиллерийских батарей так, что они могли вести перекрестный огонь.
Под прикрытием массированного артиллерийского огня, продолжавшегося два дня, шведы стали наводить переправу. Католические войска, придвинувшись к берегу, энергично отвечали, хотя и не могли справиться с более многочисленной и находившейся на более выгодных позициях артиллерией шведов. Чтобы предохранить свои войска и, особенно, тех, кто работал над сооружением моста, от излишних потерь, Густав Адольф велел разжечь на берегу и на прибрежных островах костры. Густой дым от подкладываемых веток и сырой соломы закрывал работающих от глаз неприятельских стрелков и артиллеристов.
15 апреля мост был закончен, и 300 финляндских пехотинцев-добровольцев, быстро перебежав по нему, создали небольшой плацдарм на вражеском берегу. Сюда же перетащили несколько легких пушек. Только после этого началась переправа основных сил, прикрываемая ожесточенной пальбой из пушек и мушкетов. Когда битва на католическом берегу Леха уже была в полном разгаре, шведским кавалеристам удалось обнаружить брод и форсировать реку еще в одном месте.
Тилли поспешил на место боя и, приведя в порядок уже пришедшие в расстройство войска, лично повел их в контратаку. В последовавшем шестичасовом сражении шведский командир Врангель отразил все попытки сбросить его в воду. Тилли, как всегда находившийся на самых опасных участках, был тяжело ранен ядром в ногу. Был контужен в голову и его помощник Альд- рингер.
|
Наступившая темнота заставила обе стороны, измученные многочасовым сражением, прервать бой, чтобы привести себя в порядок. Шведы, оправившиеся за ночь и приготовившиеся с утра возобновить схватку, обнаружили, что Максимилиан Баварский в темноте отвел католические войска в укрепленный лагерь, откуда в ту же ночь перешел в крепость Инголыытадт. Сюда перенесли и умирающего Тилли.
Густав Адольф, как уверяют, заявил, что будь он на месте баварцев, он ни в коем случае не покинул бы такую великолепную позицию, как река Лех. По-видимому, знаменитый полководец хитрил: все преимущества позиции на Лехе были утрачены католиками еще до начала отступления: шведы форсировали водный рубеж, надежда опрокинуть их контратакой не оправдалась, и продолжение боя могло принести имперцам и баварцам лишь полный разгром. Понятно поэтому разочарование шведского короля, прикрытое маской презрения, когда он увидел, что враг ушел недобитым, сохранив достаточно сил, чтобы поместить сильные гарнизоны в мощные южногерманские крепости: Ингольштадт (о которую вскоре разбились все атаки шведов) и Регенсбург, занятый баварцами по совету Тилли. Говорят, что предсмертными словами Тилли были: «Регенсбург! Регенсбург!»
Война не закончилась, однако, путь в Баварию для шведов был открыт. 17 мая Густав Адольф вступил в ее столицу Мюнхен, и местные иезуиты постарались превзойти всех в раболепии перед победителем.
|
ВАЛЛЕНШТЕЙН И ГУСТАВ АДОЛЬФ
У спехи шведского оружия спутали все расчеты Ри- шелье. Пока неприятным соседом Франции были Габсбурги, кардинал всячески помогал их противнику — Швеции. Водворение на месте Габсбургов Густава Адольфа также мало устраивало руководителя французской политики. Направить шведов после Брейтен- фельда на юго-восток не удалось. Когда французский посол потребовал от Густава Адольфа оставить Баварию в покое, король, вспылив, ответил, что может прийти со своими 50 000 человек и в Париж.
Ришелье предложил Максимилиану Баварскому защиту от шведов при условии, что тот откажется от союза с императором. Этот маневр также не удался, так как баварский герцог отклонил французские предложения.
Итак, стать верховным арбитром в спорах между немецкими католиками и протестантами, изолировать Габсбургов и держать в руках шведов Ришелье не сумел. Напротив, изоляция угрожала самой Франции. В сложившейся обстановке Ришелье решил занять французскими войсками пограничные немецкие крепости, подчас перед носом у наступающих шведов, не пре-
|
Наверху: Осадная и крепостная артиллерия XVI—XVII веков. Видны порох в бочке и в картузе (мешке), ядра различного калибра. Внизу: Мушкеты и аркебузы времени Тридцатилетней войны.
|
Мр&Щая предлагать помощь и дружбу католическим князьям. Одним из первых отдался под покровительство Франции архиепископ-курфюрст Трирский. Как только подошедшие шведы потребовали от него капитуляции, он, не теряя времени, передал свои крепости французам.
Несравненно большим, чем в Париже, было беспокойство в Вене. Сразу же после Брейтенфельдского разгрома двор охватило смятение. Непобедимый Тилли не смог остановить шведов, Германия была открыта для врага, и даже австрийские рубежи не были защищены. Положение было едва ли менее грозным, чем в 1619 г., когда повстанцы угрожали Вене. На этот раз даже из Польши нельзя было ждать помощи. На ее восточной границе назревала война, и уже в июле 1632 г. русские войска воеводы Шейна вступили на территорию Польского государства, осадив Смоленск.
Старый друг австрийских Г абсбургов — Испания была связана контрнаступлением голландцев, которое развернул брат умершего в 1525 г. Морица Оранского принц Фридрих Генрих. Продвижением в долину Мааса он хотел выйти в тыл испанским владениям в Нидерландах и отрезать их одновременно от Германии. Чтобы остановить его, испанцам пришлось поспешно отозвать с Рейна свои войска, не заботясь более о судьбе немецких католических прелатов.
В распоряжении императора и Католической лиги имелся, правда, прославленный полководец, кумир солдат — Паппенгейм. Однако Паппенгейм, превосходный рубака, ни в малейшей степени не обладал способностями стратега. Зимой и весной 1632 г., причинив смелыми атаками много хлопот в Северо-Западной Германии шведам и их союзникам, он не сумел, тем не менее, сковать их силы и не допустить переброски подкреплений Густаву Адольфу.
Паппенгейм был совершенно неспособен реально оценить силы противника. Может быть, этим отчасти объясняется и его необыкновенная отвага в бою. Достаточно сказать, что еще в 20-х годах он намеревался одолеть во главе отряда испанцев Францию, брался овладеть датскими островами, а немного позже предложил испанскому королю завоевать для него одним уда-
|
Имперский фельдмаршал Паппенгейм безуспешно штурмует позиции Фридриха Генриха Оранского
у Маастрихта.
Гравюра XVII века.
|
ром Голландскую республику, ту самую, которую более 60 лет тщетно пытались победить лучшие полководцы и лучшие солдаты того времени. В мае 1632 г. Паппенгейм даже попытался показать испанским генералам образец военного искусства. Он подошел к крепости Маастрихт, осажденной тогда войсками принца Оранского, и с хода атаковал их. Испанцы, не на шутку возненавидевшие Паппенгейма за его хвастовство, бросавшее тень на их собственные отчаянные, но бесплодные усилия в борьбе с голландцами, с большим удовлетворением смотрели на то, как имперский фельдмаршал, положив полторы тысячи своих солдат при штурме укрепленного по всем правилам военной науки лагеря принца Оранского, ушел не солоно хлебавши.
Когда Густав Адольф еще был на Рейне, при дворе императора вспомнили о Валленштейне, который после отставки, казалось, целиком ушел в личную жизнь, занялся хозяйственными делами своего Фридландского герцогства, изображал из себя маленького государя, стараясь превзойти пышностью и блеском своего герцогского двора подлинных монархов.
Только Валленштейн мэг, как и в 1625 г., создать на пустом месте новую армию и повести ее в бой против такого противника, как Густав Адольф.
Фридландец давно ждал этого. Он предвидел такую ситуацию еще осенью 1630 г., когда ему вручили указ об отставке. Только предвкушение момента, когда унизивший его император будет вынужден унизиться сам перед ним, Валленштейном, дало герцогу силу подавить в себе возмущение. Великолепно понимая безвыходность положения, в котором оказался Фердинанд II, Фридландец заставил себя долго упрашивать. Несколько раз император посылал к нему своих приближенных, предлагавших все более и более лестные условия. Валленштейн отвечал, что полюбил тихую мирную жизнь и не прельщается военной славой и почестями. В устах человека, честолюбие которого было общеизвестно, эти слова звучали более чем высокомерно. Император чувствовал в них крайнюю степень злорадства со стороны некогда обиженного полководца. Подавляя накапливающееся раздражение, Фердинанд II продолжал настаи
|
вать, и Валленштейн, наконец, как бы нехотя, согласился создать армию, но ни в коем случае не командовать ею. Он понимал, что никто другой не сможет возглавить эту еще рыхлую, готовую в любой момент рассыпаться громаду и что императору придётся снова и снова унизительно просить у Фридландца согласиться принять командование.
Получилось так, как ожидал Валленштейн. Едва лишь стало известно, что он набирает войско, со всех сторон хлынули люди. Тут были и старые воины, служившие некогда под знаменами Фридландца, и новички, привлеченные его славой. Всем было известно о прошлых успехах герцога, о высоком жалованье, которое он платил, о привольной жизни солдат за счет мирного населения. Только Валленштейну, его военной славе могли так легко довериться солдаты в тот момент, когда неприятель, ломая всякое сопротивление, растекался по Империи.
Обращаясь снова к полководцу с просьбой возглавить созданную им армию, венский двор заранее готовился услышать самые непомерные требования, однако условия, поставленные Валленштейном, превзошли все предположения. Он желал полной власти над всеми вооруженными силами Империи с правом награждать и наказывать солдат и офицеров, права самостоятельно вести переговоры с противником, взимать контрибуции, конфисковывать имущество на отвоеванной территории. Чтобы избежать вмешательства в руководство войсками со стороны жаждущего военных лавров энергичного эрцгерцога Фердинанда, сына императора, Валленштейн настоял на запрещении кому-либо из родни монарха появляться при войсках. В армии распоряжался только Валленштейн, и даже император не мог отдавать приказы генералам.
В мае 1632 г. новая армия начала военные действия. Саксонцы не осмелились противостоять ей и без сражения оставили Чехию. Однако Максимилиан Баварский, укрывавшийся от шведов в крепостях, напрасно ожидал, что теперь имперские войска придут к нему в Баварию. Валленштейн не торопился и, несмотря на то, что император слал ему одно за другим распоряжения
|
отправиться в Баварию, собрался в поход лишь в июне
1632 г.
Густав Адольф, между тем, прекратил безуспешные попытки овладеть Ингольштадтом, где под ним убило 24-фунтовым ядром лошадь, и принялся опустошать баварскую территорию. Крестьяне, озлобленные разбоем шведов и подстрекаемые католическим духовенством, поднялись на партизанскую борьбу и причинили королю немало хлопот.
Генералиссимус считал, что лучшим средством заставить шведов уйти из Баварии является нажим на Саксонию: Густав Адольф ни в коем случае не мог допустить разгрома саксонцев. Поэтому Максимилиану самому пришлось выбираться из Баварии на границу Чехии и Саксонии. Здесь в г. Хеб (Эгер) состоялась встреча обоих полководцев. Вдоволь насладившись унижением своего злейшего врага — Баварского герцога, Валленштейн милостиво согласился принять верховное командование над объединенными имперско-баварскими силами.
Густава Адольфа соединение неприятельских войск застало врасплох. Он попытался было предотвратить его, пустившись с 18 000 человек в погоню за баварцами, но опоздал. Валленштейн перешел в наступление во главе сорокапятитысячной армии, и шведы предпочли отступить к Нюрнбергу. Сдача этого города нанесла бы серьезный ущерб политическому влиянию Густава Адольфа, поэтому он приготовился к упорной борьбе и разослал приказ своим генералам, действующим в разных частях Германии, спешить на помощь.
Валленштейн, обнаружив, что шведские позиции хорошо укреплены, не захотел подвергать свою еще не окрепшую армию риску большого сражения и предпочел взять шведов измором, отрезая их от источников снабжения. Вскоре, впрочем, его собственные войска стали терпеть чувствительный недостаток в провианте, так как окружающие районы были обобраны, осенние дороги раскисли, а шведы в частых ночных вылазках захватывали обозы и скот, предназначавшийся для снабжения католической армии. Не меньше страдали и шведские войска, голодные солдаты набрасывались на
|
зеленые фрукты, и распространившаяся вскоре дизентерия косила ряды обеих враждующих армий.
В августе Бернгард Веймарский, Густав Горн и другие генералы привели шведскому королю большие подкрепления.
Густав Адольф получил большое численное превосходство и 24 августа перешел в наступление. 10 часов подряд бросал он свои полки — сперва немецкие (чтобы сберечь кровь соотечественников), затем отборные финляндские, лифляндские и шведские — по склонам холмов, опоясанным рвами, палисадами и окопами, ощетинившимся стволами десятков пушек и тысяч мушкетов. Стойкость обороны не уступала ярости атаки, командиры и солдаты соревновались друг с другом в отваге. Под Валленштейном убило лошадь, Густаву Адольфу ядром оторвало подошву сапога. Мушкетной пулей был ранен в руку Банер, в плен к имперцам попал Тор- стенсон. Бернгарду Веймарскому (под которым тоже застрелили коня) удалось овладеть высотой, господствующей над всеми позициями Валленштейна. Однако склоны были так скользки из-за прошедшего ночью ливня, что втащить пушки сюда не удалось. К ночи шведские войска были настолько измотаны, что король прекратил бой и вернулся в нюрнбергский лагерь, оставив на поле боя тысячи убитых.
Друзья и почитатели Валленштейна могли по праву сказать, что их кумир оправдал возлагавшиеся на него надежды: шведскому завоевателю наконец-то была поставлена прочная преграда. Шведская армия не была разгромлена, она еще долгое время останется непревзойденной среди армий других участников войны по боевым качествам своих солдат и командиров, но бои под Нюрнбергом показали, что пришел конец громким победам Густава Адольфа. Пока еще мало кто понимал, что задача, поставленная талантливым полководцем и ловким политиком перед Швецией и ее армией — завоевание Германии,— была непосильной. Затяжные бои под Нюрнбергом были для шведов лишь первыми в долгом ряду тяжелых кампаний, поражений и бесплодных побед.
От Нюрнберга Густав Адольф повернул в глубь Ба
|
варии, совершая крупную стратегическую ошибку. Валленштейн снова начал опустошать Саксонию, чтобы заставить Саксонского курфюрста порвать со шведами. В этом случае армия шведского короля оказалась бы отрезанной от Швеции, а ее базы на балтийском берегу попали бы под удар. Несмотря на позднюю осень, Густав Адольф был вынужден поспешить на помощь Иоганну Георгу. Он предчувствовал, что дело дойдет до нового большого сражения, в исходе которого он уже не был так уверен, как раньше. На всякий случай король написал прощальное письмо жене и попросил канцлера Оксеншерну позаботиться о его малолетней дочери Христине. Шведский король, узнав о численном перевесе войск Валленштейна и наученный горьким опытом нюрнбергской неудачи, поколебался в решении наступать. Приближалась зима, а обе армии оставались в полевых лагерях, не осмеливаясь напасть друг на друга. Валленштейн первый обеспокоился создавшимся положением. Его солдаты, набранные в значительной мере наспех, при недостаточной по сравнению со шведами привычке к зимним холодам и более слабой дисциплине могли не выдержать тяжелой жизни под открытым небом в разгар зимы и начать разбегаться. Имперский главнокомандующий стал разводить войска на зимние квартиры в Саксонии. Он не хотел отводить армию в Чехию, чтобы не обременять эту габсбургскую землю содержанием войск. Расквартировываться в Саксонии было рискованно, но Валленштейн надеялся, благодаря внимательному наблюдению за противником, избежать внезапного нападения с его стороны.
Едва только Густаву Адольфу стало известно об этом решении, он бросил имевшиеся у него под рукой
16 ООО человек в наступление. «Я начинаю думать, что господь отдал врагов в мои руки»,— сказал при этом король. Однако прежде чем шведы успели подойти вплотную, Валленштейн построил свои 14 000 человек неподалеку от Люцена за сильными естественными и искусственными препятствиями, рвами и окопами, вырытыми тут же в ожидании шведов. Он уже отказался от тех неповоротливых боевых порядков, которые применял Тилли, и, подражая шведам, построил свою пе-
|
Гибель Густава II Адольфа в бою при Люцене 16 ноября 1632 г. Гравюра XVII века.
|
хоту в десять шеренг (у шведов шесть и три шеренги), придал пехотным полкам легкую артиллерию, а коннице — стрелков. Конечно, шведы значительно лучше применяли разработанную ими систему, чем имперцы, выступавшие в роли учеников. Кроме того, шведские мушкеты были втрое легче вражеских, а артиллерия — более многочисленной.
Утренний туман задержал начало атаки шведов, и это дало возможность подойти некоторым валленштей- новским отрядам. Наконец, король, обнажив шпагу, приказал начать атаку, и трубачи сыграли воинственный лютеровский гимн «Господь — наша сила», бывший, по словам Энгельса, «марсельезой XVI века». Первой же мощной атакой шведская пехота выбила имперских мушкетеров, засевших в окопах вдоль дороги, проходившей перед фронтом армии Валленштейна. На правом фланге Густав Адольф лично повел в атаку финляндских кирасир. Легкая польская и хорватская конница не выдержала удара закованных в латы финляндцев, но в центре Валленштейн организовал контратаку и отбросил шведскую пехоту с большими потерями на исходный рубеж. Густав Адольф поспешил сюда, чтобы лично подготовить атаку. Стараясь лучше разобраться в обстановке, близорукий король подъехал слишком близко к неприятелю. Его заметили и осыпали градом пуль. Одна из них ранила Густава Адольфа в руку, другая — в голову, пулей задело и лошадь, которая встала на дыбы, сбросила раненого короля на землю и умчалась. В жаркой кавалерийской схватке, разгоревшейся тут же, несколько человек, сопровождавших Густава Адольфа, были частью убиты, частью прогнаны, а вражеские кавалеристы выстрелами из пистолетов в упор и ударами холодного оружия добили короля. Они не подозревали, кем являлся умирающий, хотя и догадывались, что перед ними важная персона.
Герцог Бернгард Веймарский принял главное командование и призвал шведов отомстить за гибель вождя. Шведская армия с новой силой устремилась в атаку, имперцы на обоих флангах обращаются в бегство, шведы сосредоточивают свои усилия опять в центре, овладевают стрелковыми окопами и артиллерийскими пози-
|
ЦйяМи, Которые ужб дважды переходили из рук в руки. В тылу имперцев взрываются боеприпасы, и валлен- штейновская пехота, охваченная смятением, начинает отступать. Беспорядок все увеличивается, шведы неотступно преследуют. Казалось, что Валленштейн бесповоротно проиграл битву. В этот момент подошел из Галле, в четырех милях (30 км) от Люцена, корпус Паппенгейма, поднятый по тревоге в ночь накануне сражения. Пехота безнадежно запаздывала, и пылкий фельдмаршал устремился вперед с конным отрядом, чтобы успеть принять участие в битве. Горя желанием сразиться с Густавом Адольфом лицом к лицу и не зная еще о его смерти, Паппенгейм рвался в самую гущу врагов, пока не упал, сраженный пулей в бедро. Борясь со смертью, он услышал о гибели шведского короля. «Я счастлив»,— прошептал фанатик.
Через два дня Паппенгейм скончался. Со студенческих лет (когда в одной из стычек Паппенгейм уложил шпагой трех напавших на него испанцев и обратил в бегство четвертого) он постоянно ставил свою жизнь на карту. Удивительно лишь, что смерть настигла его так поздно, когда ему было 38 лет. На теле этого «храбрейшего из храбрых», как оценил его в свое время Густав Адольф, обнаружили более ста старых боевых ран.
Смелая атака конницы Паппенгейма заставила шведов остановиться, а Валленштейн получил возможность привести в порядок расстроенные ряды своих войск. Шведы еще раз отброшены к своим первоначальным позициям, они оставляют пушки и устилают поля своими телами. Надвигается вечер, когда Бернгард выстраивает полки для новой атаки. Если под Нюрнбергом Густав Адольф мог позволить себе отступление после безуспешных атак, то под Люценом для его преемников это почти невозможно. Отход может вконец подорвать дух армии, обескровленной и потерявшей вождя, свести на нет едва зарождающийся авторитет нового главнокомандующего. Бернгард приказывает наступать. Людей осталось так мало, что приходится обычные две линии батальонов свести в одну. Однако и имперцы понесли ужасающие потери, они измучены до крайности, их командиры едва держатся на ногах. Валленштейн жестоко страдает по
|
дагрой и его несут в носилках, его ближайший помощник Пикколомини получил уже в этом бою шесть ран, хотя и не вышел из строя. Вновь разгоревшееся сражение прервано темнотой. Шведы опять отходят, чтобы возобновить бой попозже. Они ждут подхода шеститысячного отряда из-за Эльбы, но Валленштейн, подсчитав свой урон, предпочел покинуть Саксонию и перебраться в Чехию.
До сих пор историки спорят, кого следует признать победителем при Люцене. Валленштейн, во всяком случае, даже отступив в Чехию, торжествовал победу. В Вене отслужили «Те Deum» («Тебе, бога, хвалим»), а в Мадриде организовали театральное представление «Смерть шведского короля».
Смерть Густава Адольфа привела к распаду созданного им в Германии порядка. Нет сомнения, что Швеция в любом случае не смогла бы на длительный период сохранить господство над этой страной, но непререкаемый авторитет короля мог еще в течение некоторого времени подавлять растущие противоречия. Шведская армия уже перестала быть чисто шведской по своему национальному составу. Множество немцев, зачастую прямо из рядов противника, поступило под командование шведских генералов, значительную часть вооруженных сил, находившихся в распоряжении Густава Адольфа, к нему привели союзные германские князья, наконец, даже шведскими частями нередко командовали немецкие генералы.
Чем беднее и незначительнее был тот или иной союзник Швеции, тем более он зависел от нее,- но общей чертой всех этих немецких князей было то, что они отнюдь не стремились стать подданными шведского короля. По мере выявления великодержавных планов Густава Адольфа в протестантской Германии усиливалось недружелюбие по отношению к шведам. Некоторые публицисты уже начали намекать, что король-освободитель умер вовремя, что власть Габсбургов, если они откажутся от контрреформации в протестантских княжествах, будет для Германии меньшим злом по сравнению с хищническим правлением шведов, которые перекачают немецкие богатства на свой бедный Север.
|
Аристократическое семейство Оксеншерна, захватившее руководство Швецией при малолетней дочери Густава Адольфа, Христине, не могло, несмотря на бесспорные государственные способности его главы канцлера Акселя Оксеншерны, внушать такое же уважение, как и покойный король. Союзники Швеции с новой силой потянули каждый в свою сторону. Бранденбургский курфюрст стал думать о том, как вырвать из рук шведов Померанию, а Иоганн Георг Саксонский уже вел тайные переговоры с неприятелем. Бернгард Веймарский добивался упрочения за собой главного командования шведской армией и хотел использовать этот пост для того, чтобы сколотить себе в средней Германии «Франконское герцогство». Генералы ссорились между собой, а Ришелье стремился вырвать протестантских князей из-под влияния шведов и денежными подачками заставить их служить интересам Франции.
Пожалуй, искреннее всех союзников Густава Адольфа оплакивал его смерть римский папа, пылкий поклонник «северного героя». В самый разгар шведского наступления на Баварию папа остался глух к отчаянным мольбам католической коалиции о присылке денег для борьбы с торжествующими еретиками. Он отказывался считать войну против шведов религиозной по своему характеру и с нетерпением ожидал того счастливого момента, когда победоносная шведская армия, покончив с австрийскими Габсбургами, перевалит через Альпы и нанесет сокрушительный удар испанскому господству в Италии. «Сам „бог,— говорил «святейший отец» о шведском протестантском герое,— призвал его для нашей защиты». Такое отношение папы к Густаву Адольфу определялось интересами Римского государства, сжатого со всех сторон испанскими владениями. В Ватикане даже отслужили траурную обедню за душу павшего шведского короля.
У Габсбургов были свои трудности. Правда, шведское вторжение избавило императора от того бессилия, в котором он находился перед лицом дерзких требований своих католических вассалов. Потерпевшая полный разгром Лига теперь всецело зависела от Фердинанда II. Однако непомерно выросшее значение Валленштейна
|
беспокоило императора и всех, кто имел на него влияние. Поведение генералиссимуса внушало самые мрачные подозрения. Некоторые полагали, что он не отказался от намерения создать мощную германскую империю и примирить католиков с протестантами, действуя на этот раз без императора и против него. Другие говорили, что Валленштейн хочет стать королем Чехии и ссылались на его тайные связи с чешскими эмигрантами, заклятыми врагами Габсбургов. Фердинанд II разрешил в свое время Фридландцу вступить в самостоятельные переговоры с неприятелем, но кто мог поручиться, что они ведутся в интересах императора?
Валленштейн открыто заявлял о своем стремлении к миру в Империи на основе взаимных уступок. Саксонцам он доверительно говорил по этому поводу, что немцы должны общими силами изгнать шведских захватчиков, шведам давал понять, что, возможно, примкнет к ним для совместного удара по Габсбургам, а принимая у себя тайных представителей чешских эмигрантов, намекал о приближающемся часе, когда изгнанники смогут вернуться в свои родовые поместья. Вену Валленштейн пытался успокоить заверениями о том, что он водит за нос и эмигрантов, и шведов, и саксонцев. Как бы в подтверждение этого, генералиссимус трижды прекращал переговоры с протестантами и возобновлял военные действия. Внезапным ударом он разгромил шведский корпус Турна и овладел Силезией. Сам Турн был вынужден сдаться в плен. Ликование в Вене по поводу поимки этого архибунтовщика быстро сменилось разочарованием, когда пришло известие о том, что Валленштейн освободил Турна. Подозрения в измене, замышляемой полководцем, превращались в уверенность.
Испания снова, как и в 1630 г., примкнула к врагам Фридландца, отказавшегося послать корпус своих войск для сопровождения испанских войск, которые должны были пройти из Италии в Нидерланды.
Со своей стороны, шведы и саксонцы пришли к убеждению, что имперский генералиссимус обманывает их ради каких-то никому неведомых целей и что доверять ему ни в коем случае нельзя. Так Валленштейн запутался в той самой сети обманных соглашений
|
И ложнЫх обещаний, которой он Хотёл onytaTb Дру^йх*
Как нередко бывает с выскочками, пренебрегающими вековым опытом ведения государственных дел, Фрид- ландец переоценил значение вероломства в политике, не понял того, что обмануть с успехом может только тот, кто предварительно завоевал доверие, что каждое крупное нарушение обязательств в дипломатии уменьшает шансы на успех при последующих попытках обмана и что, наконец, любой самый прожженный плут-политик может оказаться перед лицом такой ситуации, когда ему жизненно необходимо будет доверие партнеров в дипломатической игре. Лишившись доверия своих партнеров, он потерял свободу действий и покатился к пропасти. Неукротимый характер и могучая воля генералиссимуса не позволяли ему осознать безнадежность своего положения.
Попытки Валленштейна осуществить самостоятельную политику (какова бы она ни была) могли увенчаться успехом лишь в том случае, если бы он смог опереться на реальную общественную силу. Отсутствие такой опоры обрекало Фридландца (поскольку он не желал стать простым орудием в руках шведов или католической партии при венском дворе) на головоломные, но бесплодные интриги.
Валленштейн искал выхода в новых, еще более сложных интригах, строил еще более хитроумные планы. Все это приводило к противоположному результату: исчезли последние остатки доверия к нему не только среди шведов, саксонцев и придворных Фердинанда II, но и в рядах его собственной армии. Даже преданные Фрид- ландцу люди не понимали, чего он хочет, и недаром распространился слух, что Валленштейн, может быть, выдаст своих ближайших соумышленников императору на расправу, чтобы очистить себя от подозрений. Многие полагали, что он просто сходит с ума. Неудивительно, что большинство генералов не решилось ставить свою судьбу в зависимость от столь ненадежного человека.
Что касается массы низших офицеров и рядовых солдат, то при всей своей привязанности к Фридландцу они не могли служить ему самостоятельной опорой.
|
Сам Валленштейн жесточайшими мерами воспитывал в них слепое повиновение своим начальникам и теперь, конечно, посвятил их в свои планы меньше, чем кого бы то ни было иного. Многих Валленштейн оттолкнул жестокой расправой, учиненной над теми из офицеров, кто, по его мнению, недостаточно храбро вел себя во время Люценского сражения.
Развязка наступила зимой 1633/34 года. Шведы уже более года хозяйничали в Баварии и овладели важнейшей крепостью на Дунае — Регенсбургом. Одно время они даже угрожали вторжением в Австрию. Валленштейн тогда продвинулся из Чехии в Верхний Пфальц, угрожая тылу Бернгарда Веймарского, но едва лишь шведский командующий повернул назад, как Фридлан- дец вернулся в Чехию. Никакие просьбы Баварского герцога, никакие приказы императора не могли заставить его наступать на Баварию. Фердинанд продолжал настаивать, тогда Валленштейн пригрозил ему отставкой и 11 января 1634 года объявил об этом на военном совете в Пльзене. Почти все офицеры и генералы подписались под заявлением о том, что поход в Баварию в разгар зимы невозможен. В другом документе участники совещания обязались быть верными генералиссимусу. Составители вычеркнули из первоначального текста оговорку о том, что обязательство будет иметь силу, пока Валленштейн находится на службе императора. В обстановке всеобщего воодушевления все подписывались и под вторым документом.
Прошло немного дней, и многие генералы, понимая, что речь идет о разрыве с императором, заколебались. Пикколомини, пользовавшийся полным доверием Валленштейна, связался за его спиной с Веной, а император секретным указом объявил о смещении изменника-гене- ралиссимуса и запретил выполнять его распоряжения. Фридландец, пытаясь еще раз успокоить венский двор, собрал генералов и офицеров, подписавших Пльзеньские документы, и уверял их в своей преданности императору. Это было его очередной ошибкой. Те, кто уже действовал против Валленштейна, согласно указаниям из Вены, не придавали значения его словам, а люди, решившиеся остаться с ним, были еще раз сбиты с толку.
|
Убийство Валленштейна в замке Хеб 25 февраля 1634 года. Гравюра XVII века.
|
18 февраля императорские указы были опубликовайы, и Валленштейн наглядно убедился, насколько недостаточным оказалось его влияние в войсках. Полк за полком уходил к Праге, где Фердинанд II назначил сбор верных ему сил. Лишь несколько тысяч солдат и офицеров остались с Фридландцем до конца. Верны ему оказались генералы Адам Трчка (Терцки), сын того Яна Рудольфа Трчки, кто так спорил с повстанцами на заседаниях чешского сейма в 1618—1620 гг., Вилем Вхинский (Кински) и фельдмаршал Илов (Илло).
На сторону Валленштейна также стали гарнизон и население силезского города Опавы (ныне в Чехословакии). Войска присягнули на верность Фридландцу и врагам Габсбургов. В город пригласили чешского протестантского проповедника и начали восстанавливать протестантизм. К восстанию присоединились и окрестные дворяне.
Валленштейн не собирался отказаться от борьбы. К шведам и французам были посланы гонцы с просьбой о помощи. Чтобы как можно скорее встретиться с ними и уйти от верных императору войск, герцог перебрался вместе со своими сторонниками в Хеб (Эгер).
Бернгард Веймарский, получив в Регенсбурге от Валленштейна просьбу о помощи, заколебался, опасаясь подвоха. Сначала он даже заявил, что не позволит своим людям оседлать ради вероломного Фридландца даже собаки. Когда же, наконец, шведы собрались в путь к Хебу, было уже поздно.
Среди сопровождающих Валленштейна нашлись люди, которые, считая дело своего начальника безнадежно проигранным, позаботились о том, чтобы заслужить милость императора. Это были полковник Бутлер, ирландец и рьяный католик (его усердно поощрял к выполнению благочестивого замысла католический священник Таафе, тоже ирландец) и шотландцы Гордон и Лесли, начальствовавшие над имперским гарнизоном в Хебе.
25 февраля, на другой день по приезде Валленштейна в Хеб, комендант крепости Гордон пригласил к себе в гости Вхинского, Трчку и Илова. В разгар дружеской пирушки три десятка драгун Бутлера с капитаном Де
|
веру во главе, спрятанные заранее Гордоном в соседних комнатах, выскочили из засады и с криками «Кто верен императору!» бросились на сподвижников Валленштейна.
Бутлер и Гордон быстро ответили: «Виват Ферди- нандус!» и, отскочив в сторону, схватились за оружие. Вхинский был заколот, не успев встать с места, Илов пробился через толпу нападавших к шпагам, висевшим на стене, сорвал одну и, отчаянно защищаясь, сразил четырех человек. Через несколько мгновений он упал замертво, а Трчка выскочил в двери и сбежал по лестнице, где его сбили с ног прикладами и умертвили. В соседней комнате убили секретаря Трчки ротмистра Неймана.
Валленштейн чувствовал себя в тот вечер больным и не пришел к Гордону, оставаясь в постели. Деверу со своими солдатами отправился за ним. Прикончив по дороге камердинера, не хотевшего впускать их к больному, убийцы вломились в спальню. Валленштейн стоял у окна и, всматриваясь в темноту, пытался разобраться в том, что происходит. Теперь он все понял. Обернувшись, он в упор смотрел на Деверу, пока тот не вонзил в его грудь алебарду.
Фердинанд II сделал вид, что приказывал лишь сместить, но не убивать Валленштейна. В Вене отслужили тысячу молебнов за упокой души генералиссимуса и щедро наградили участников убийства.
К Опаве отправился генерал Гетц с отрядом, который быстро подавил восстание, расправился с зачинщиками и наложил на город большую контрибуцию.
|
НЕРДЛИНГЕН
П реле смерти Валленштейна императорские войска развернули решительное наступление. Сын императора (будущий Фердинанд III) стал во главе войск и вместе с генералом Галласом, советником при главнокомандующем, энергично руководил военными операциями. Созданная Валленштейном гигантская военная машина превосходно работала, в лагере противника был разброд, и даже далеко на востоке положение изменилось не в пользу шведов.
Русские войска после многомесячных боев под Смоленском, окруженные превосходящими силами поляков, возглавляемыми молодым королем Владиславом IV, сложили оружие. Московское правительство немедленно выставило новую армию, и война могла бы протянуться до бесконечности, если бы русские, наконец, не поняли, что на шведскую помощь рассчитывать бесполезно. Поляки, со своей стороны, пошли на некоторые уступки, и в мае 1634 г. военные действия на польско-русской границе прекратились. Между тем срок перемирия Польши и Швеции подходил к концу, и шведам приходилось подумывать о защите своих приобретений в Прибалтике. Несколько тысяч солдат, которые чрезвычайно пригоди
|
лись бы в Германии, пришлось оставить в Восточной Пруссии на случай польского нападения.
Как раз в это время испанское правительство, встревоженное успешным наступлением голландцев в Бельгии, отправило из Италии в Нидерланды армию, которую возглавил брат испанского короля Филиппа IV, кардинал Фердинанд. Кардинал-инфант, как его называли, должен был занять пост наместника Нидерландов, а до этого по пути из Италии в Бельгию помочь в Германии католическим войскам против протестантов.
Шведские полководцы продолжали ссориться друг с другом и с саксонцами, а их армии были разбросаны по всей Германии и плохо согласовывали свои действия. Бернгард Веймарский пытался закрепить за собой главное командование шведскими войсками в Германии, но канцлер Оксеншерна не согласился на это, справедливо полагая, что Веймарский герцог не захочет быть простым орудием шведской политики и будет пытаться проводить свою собственную политическую линию.
В течение летних месяцев 1634 г. Бернгард все медлил соединить свои войска с силами фельдмаршала Горна, с которым он должен был разделить командование, а тем временем принц Фердинанд (он носил тогда также титул венгерского короля) с Галласом в качестве советника во главе двадцатипятитысячной армии перешел в наступление. 22 июля он овладел после двухмесячной осады Регенсбургом, а в августе занял Донауверт и подошел к стратегически важному городу Нерд- лингену. Только тогда шведы решили, наконец, пресечь дальнейшие успехи неприятеля, так как взятие Нердлингена открывало католикам доступ в нетронутую еще военным разорением Швабию, являющуюся в этот момент настоящей житницей для шведских войск. Бернгард Веймарский и Густав Горн объединили свои силы для освобождения этого города, в котором уже свирепствовали голод и эпидемия чумы. Гарнизону Нердлингена, насчитывавшему пятьдесят человек, было сообщено о твердой решимости шведских полководцев прийти на выручку. Бернгард и Горн дали даже разрешение коменданту Нердлингена сложить оружие перед неприятелем, если помощь не подоспеет до 6 сентября.
|
23 августа шведская армия вышла на дальние подступы к Нердлингену. Бернгард нетерпеливо торопил Горна начинать сражение, пока к баварским и имперским войскам не присоединились испанцы, прибытие которых ожидалось со дня на день. Сомневавшийся во- рбще в успехе всей этой операции по освобождению Нердлингена Горн советовал дождаться хотя бы шеститысячного отряда шведского генерала рейнграфа Отто Людвига, задержавшегося на пути с запада.
3 сентября в район Нердлингена прибыл кардинал- инфант с 15 000 испанцев. Общая численность католических войск достигла тем самым 40 ООО против 25 ООО шведов. У шведов же время уходило в ссорах, и лишь
5 сентября — слишком рано, по мнению Горна, и слишком поздно, по мнению Бернгарда,— шведские войска завязали бой с противником.
Шведские полководцы рассчитывали занятием господствующих высот Албух юго-западнее Нердлингена поставить католическое войско в неудобное положение. Если бы это удалось, то Бернгард мог надеяться, что противник не осмелится атаковать шведов на столь сильной позиции и будет вынужден снять осаду Нердлингена. Однако сбылись опасения Горна. Пока шведы совершали обход, союзные католические войска успели занять ключевые высоты.
Утром 6 сентября Горн начал атаку Албуха всеми силами своего правого крыла. До полудня Горн безуспешно штурмовал их и был отбит испанской пехотой. Бернгард в это время старался оттянуть на себя как можно больше императорских и лигистских войск. После полудня католические армии перешли в общее наступление. Шведы Горна, откатываясь к большой дороге Нер- длинген-Ульм, наткнулись на бегущих более коротким путем к этой же дороге солдат Бернгарда. Протестантские войска пришли в полное замешательство. Враг энергично преследовал их и взял в плен 6000 человек, в том числе и самого Горна. Свыше 10 000 шведских солдат было убито.
Это был полный разгром, более страшный, чем поражение имперцев при Брейтенфельде в 1631 г. Юго-За- падная Германия без боя перешла в руки имперцев и
|
лигистов. Нердлингенская битва, показав немецким протестантам, что они не могут больше полагаться на шведскую поддержку, заставила их искать примирения с императором. Испанский иезуит Кирога — духовник императрицы — и испанский посол, оказывавшие мощное влияние на Фердинанда II, толкали его на компромисс, чтобы все силы Империи были готовы прийти на помощь Испании в надвигающейся борьбе ее с Францией.
30 мая 1635 г. Саксонский курфюрст подписал в Праге мирный договор с императором. Граф Траут- маннсдорф, выдающийся дипломат, посланный императором для ведения предварительных переговоров, искусно преодолел все опасения и возражения Иоганна Георга. Стороны договорились, что духовные владения, захваченные протестантами после Пассаусского перемирия 1552 г. (и которые, согласно реституционному эдикту 1629 г., должны были быть возвращены церкви), могли оставаться в распоряжении нынешних владельцев в течение сорока лет, пока специальная согласительная комиссия не решит окончательно вопрос об их будущем. Хотя, строго говоря, мирный договор должен был касаться только подписавших его сторон, т. е. императора и Саксонского курфюрста, они, тем не менее, заявили, что согласованйые условия распространяются на всю Империю, являясь как бы ее законом. Прочие князья приглашались присоединиться к договору, упорствующих предполагалось принудить силой, иноземцев, т. е. шведов — изгнать общими усилиями. Лично для себя Саксонский курфюрст выговорил даже некоторые территориальные приращения.
Пражский договор вызвал оживленные обсуждения и споры как среди немецких князей, так и при дворе императора. Фанатически настроенные католики возмущались фактической отменой реституционного эдикта, непримиримые протестанты огорчались тем, что их права на захваченные церковные владения не признаны окончательно и бесповоротно.
Нердлингенская битва и Пражский мир поставили в новое, крайне неприятное положение кардинала Ришелье. Готова была рухнуть вся французская политика в Германии, построенная на поддержании равновесия во
|
внутригерманской борьбе и на том, чтобы не связывать себя далеко идущими обязательствами. Император и его союзники явно брали верх, и только открытое вступление Франции в войну могло предотвратить их победу.
Едва лишь гонец прискакал в Париж с вестью об исходе Нердлингенского сражения, как Ришелье, мгновенно оценив ситуацию, изложил свое мнение королю. Ловкий царедворец, кардинал обычно избегал давать Людовику XIII указания в неприкрытой форме, зная обидчивость монарха. Обычно Ришелье излагал королю несколько возможных вариантов решения, стараясь преподнести их так, чтобы Людовик, как бы по собственному разумению, предпочел именно то, что желательно его первому министру. На этот раз для подобных маневров не было времени. Взволнованный Ришелье напрямик заявил королю, что Франция должна немедленно вооружиться, чего бы это ни стоило.
Предстояла большая работа. Налоговых поступлений не хватало даже для покрытия обычных государственных расходов; на случай же войны не имелось никаких денежных резервов и никаких запасов вооружения. Надо было поскорее подготовить большую армию, а Ри~ шелье с полным основанием полагал, что такое скороспелое войско не сразу сможет одерживать победы над закаленными в боях немецкими и испанскими войсками. Французы неохотно шли на военную службу, две трети навербованных разбегалось, и капитаны смотрели на это сквозь пальцы, так как оставляли себе жалованье дезертиров. Не испытанные в настоящей войне французские генералы, которым Ришелье к тому же не доверял, как аристократам, склонным к оппозиции, не шли ни в какое сравнение с полководцами, прошедшими школу Спинолы, Тилли и Валленштейна, мерявшимися силами с Густавом Адольфом, Бернгардом, Горном, Банером и другими лучшими генералами того времени.
Ришелье поспешно заключил ряд соглашений со шведами, Голландской республикой, Савойей и другими, более мелкими государствами, обязавшись оказать им всем открытую военную помощь, и щедро раздавал обещания немецким князьям, чтобы только удержать их от примирения с императором. Франция выставила пять
|
армии, три для наступления в Нидерландах, Италии и Вальтеллине, одну на Рейне, где французы намеревались держаться в обороне, и пятую армию — в резерве. Однако французские войска не решались продвинуться в глубь Германии, и подавляющее большинство немецких князей и городов присоединилось к Пражскому миру.
Бранденбургский курфюрст был рад случаю отделиться от шведов, и сам шведский канцлер Оксен- шерна в таких критических обстоятельствах был не против того, чтобы выйти из войны за соответствующее денежное вознаграждение и передачу Швеции части Балтийского берега Германии. Однако упоенный успехами император не собирался идти на большие уступки шведам. С другой стороны, генералы и офицеры шведской армии не желали отказываться от многочисленных попавших в их руки поместий в Германии и вообще прекращать образ жизни, дававший столь большие возможности для карьеры и обогащения. Не сложили оружие ландграф Гессен-Кассельский и некоторые другие князья, ввиду того, что по условиям Пражского мира решения императора о возвращении церковных владений, принятые до 1628 года, должны были остаться в силе. Такая оговорка не устраивала как раз тех князей, которые успели к этому году потерпеть поражение и подвергнуться репрессии. Теперь они настаивали на возвращении утраченного. Впрочем, император готов был поторговаться с ними, так что примирение не было исключено.
Не мог пойти на соглашение с императором Бернгард Веймарский. Для него отказ от увлекательных перспектив завоевания большого княжества и возвращение к прежнему ничтожеству были бы равносильны полному поражению. Вскоре после нердлингенской катастрофы Бернгард перешел на французскую службу. Армию, которая находилась под его командованием, Бернгард «захватил с собой», не считая ее частью вооруженных сил шведского государства.
С самого начала у Бернгарда Веймарского начались трения с французским правительством. Деньги, которые причитались герцогу на содержание его армии, система
|
тически задерживались; со своей стороны, французы упрекали Бернгарда в том, что численность его войск недостаточна, и, следовательно, значительная часть присылаемых ему денег расходуется не по назначению. Бернгард, здоровье которого было слабым от рождения, а нервы расшатаны крутыми поворотами его бурной жизни, едва не заболел от досады и отчаяния. С начала 1636 г. он вовсе перестал получать деньги и должен был лично явиться в Париж, чтобы после двух с лишним месяцев изнурительных переговоров вернуться с 600000 ливров и окончательно подорванным здоровьем к своим солдатам.
В течение 1636—1637 гг. Бернгард с четырьмя-ше- стью тысячами солдат, которых он смог содержать на полученные от французов деньги, с трудом сдерживал вместе с другими французскими полководцами наступление имперцев по обоим берегам Рейна.
Годы 1635—1637 были тяжелыми для Франции и Швеции. Протестантская партия в Германии фактически перестала существовать, военное же сотрудничество между Францией и Швецией еще не наладилось.
Летом 1635 г. французы и голландцы, договорившись о разделе Бельгии между собой, вторглись в нее с двух сторон. Объединив свои силы, они в числе около 40 000 двинулись прямо на Брюссель. Однако бельгийцы не последовали их призыву восстать против испанского владычества, города запирали перед союзниками ворота, а крестьяне убивали отставших. Из Германии на помощь испанцам подошел Пикколомини с 15 000 человек, и голландско-фра | |