С. Лилли

ЛЮДИ, МАШИНЫ И ИСТОРИЯ

История орудий труда и машин в ее связи с общественным прогрессом

Перевод с английского

B.    А. Алексеева Под редакцией

C.    В. Шухардина и В. М. Родионова Послесловие С. В. Шухардина

ИЗДАТЕЛЬСТВО „ПРОГРЕСС" МОСКВА 1970

КОНТРАСТЫ ПОЛИТИКИ

В Соединенных Штатах и в Англии (в капиталисти­ческих странах вообще) автоматизация передачи внед­рялась шаг за шагом. Отдельные фирмы на первых по­рах сосредоточивали свое внимание на быстрейшем извлечении максимальной выгоды от широкого исполь­зования простых передающих машин. Когда такие воз­можности были исчерпаны почти полностью, они пере­шли к созданию более сложных линий. И на каждой ступени развития главная тенденция сводилась к тому, чтобы отложить разработку более совершенной автома­тизации до тех пор, пока не будет извлечен максимум возможного из уже созданной автоматизации. Совсем иным путем шло развитие автоматизации в Советском Союзе. После выпуска первых же нескольких простых передаточных машин сразу же после окончания войны русские сделали огромный шаг вперед, создав в 1950 году автоматическую линию для производства поршней автомобильных двигателей, которая весьма наглядно по­казала, чего можно добиться правильной автоматиза­цией. Эта замечательная машина выполняет все опера­ции по превращению алюминиевых отливок в готовые поршни, завернутые в бумагу и упакованные для отправ­ки. Машина плавит металл, отливает и отжигает его, испытывает отливки на твердость и отправляет брак об­ратно в печь на переплавку. Затем машина выполняет все операции по механической обработке, необходимые для превращения отливок в готовые поршни. Эти опе­рации включают не только простое фрезерование и свер­ление, производящиеся при неподвижном положении об­рабатываемого поршня, но и такие операции, как разно­образная обточка, фрезерование канавок и бесцентровое шлифование, которые гораздо труднее поддаются авто­матизации. В ходе всего процесса изготовления встре­чаются металлорежущие операции почти всех видов. После их завершения поршни очищают, лудят, прове­ряют на точность изготовления, завертывают в обертку и упаковывают для отправки.

На первых порах этот завод с обслуживающим пер­соналом в 9 человек, в число которых входили старший мастер и 5 слесарей-ремонтников, выпускал по 3500 поршней в сутки. Однако дальнейшие усовершенствова­ния повысили производительность завода, а численность обслуживающего персонала сократилась до 8 человек. Такие заводы повышают производительность труда при­близительно в 10 раз и снижают стоимость производства с учетом накладных расходов на 30—50 процентов.

Эта автоматическая линия была гораздо ближе к заводу-автомату, чем наилучшие американские соору­жения, введенные в эксплуатацию четырьмя годами позже. На этой линии выполнялись все операции, кото­рые осуществлялись и на линии завода фирмы «Понти­ак», и, кроме того, еще все необходимые металлургиче­ские операции на начальном участке линии и упаковка готовых поршней на конце линии. Если на Западе ав­томатизация проводилась постепенно, шаг за шагом, то Советский Союз, наоборот, сделал резкий скачок от нескольких пробных и простейших автоматических ус­тановок к такой сложной автоматизации, которая нигде не имела себе равных за все последующее десятилетие. Контраст станет еще разительнее, если вспомнить, что этот завод по производству поршней пришлось проек­тировать в 1947—1948 годах, когда о передающих ма­шинах в Англии знали только теоретически, а в Соеди­ненных Штатах были сделаны только первые шаги по их разработке. Советская точка зрения сводилась фак­тически к тому, что кратковременный выигрыш, обеспе­чиваемый простейшими формами автоматизации, давал сравнительно мало для народного хозяйства в целом, как бы он ни улучшал показатели работы того или иного завода. К тому же у Советского Союза тогда было мало возможностей для крупных капиталовложе­ний, которых требовала широкая автоматизация. Более важной считалась подготовка планов по действительно «эффективному внедрению автоматизации приблизитель­но через десятилетие. Следовательно, первой задачей было приобретение необходимых знаний как можно в более широкой области. Проект автоматического завода по производству поршней автомобильного двигателя был выбран именно потому, что он требовал решения во­просов автоматизации операций практически всех ви­дов, встречающихся в машиностроении (за исключени­ем, разумеется, процессов прессования и штамповки).

Такая политика привела к сооружению автоматиче­ского цеха на заводе шарикоподшипников, который был пущен в конце 1955 года. Этот цех опять-таки был на­много сложнее всего того, что где-нибудь и когда-ни- будь до этого создавалось. Все операции по производ­ству подшипников в этом цехе, кроме производства самих шариков осуществляются автоматически. Исход­ным материалом служит прутковый прокат или поковки. В цехе производятся обточка обойм подшипников, фре­зерование в них канавок, сложная термическая обработ­ка, размагничивание, шлифование и полирование, а так­же контроль качества после каждой операции. Затем осуществляется сборка обойм, шариков и сепараторов в готовые подшипники, производятся окончательная про­верка и смазка подшипников, после чего подшипники заворачиваются и упаковываются для отправки. Произ­водительность цеха составляет около 1 750 ООО подшип­ников в год. В штатах этого цеха состоят почти исключи­тельно слесари-ремонтники и старшие мастера. В таком цехе производительность труда повышается более чем в два с половиной раза ^[1].

Вооруженный знаниями по созданию и эксплуатации столь великолепных сооружений, советский инженер хо­рошо подготовлен к внедрению автоматизации в самых разных отраслях промышленного производства. В итоге в последние несколько лет наступил небывалый расцвет автоматизации в Советском Союзе. Приведем несколько примеров. В 1953 году был введен в эксплуатацию завод по производству поршневых пальцев к тракторным дви­гателям производительностью 300 пальцев в час. На за­воде полностью автоматизированы следующие операции: резка заготовок, обточка пальцев, зенкерование, снятие фасок, шлифование, никелирование, промывка, сушка, смазка, обертывание и упаковка. После каждой отдель­ной операции осуществляется автоматический контроль качества наряду с конечной проверкой готовой продук­ции. Автоматическая линия, управляемая с одного по­ста, ежемесячно выпускает до 10 ООО шестерен десяти размеров (диаметром от 75 до 320 миллиметров). Авто­матическая линия для производства шлицевых валов сложной конфигурации, предназначающихся для метал­лорежущих станков, обслуживается тремя операторами. При работе в две смены она выпускается ежегодно по 260 000 валов 13 размеров (рис. XXXIV). Функциони­руют несколько автоматических линий производства трансмиссионных цепей для зерноуборочных комбайнов. На этих линиях стальная полоса режется на заготовки для отдельных звеньев цепи, которые затем формуются и собираются в цепи. Затем цепи подвергаются терми­ческой обработке и упаковываются. На этой работе 4 оператора заменяют 20 рабочих, обеспечивавших про­изводство до его автоматизации. Себестоимость произ­водства цепей снизилась на 60 процентов.

Автоматизируется даже производство металлорежу­щих станков. На московском заводе «Красный пролета­рий» небольшие универсальные токарные станки выпу­скаются как массовая продукция поточным способом. Различные участки, например по изготовлению шестерен и шпинделей, постепенно автоматизируются для потока. Фактически способ производства на этом заводе срав­ним с прогрессивной технологией автомобилестроения по состоянию приблизительно на 1950 год. Однако ни­где еще в мире производство металлорежущих станков не достигало столь высокого уровня. К 1956 году на «Красном пролетарии» выпускалось 12 000 универсаль­ных токарных станков в год, то есть приблизительно столько, сколько в Англии производится станков всех типов. По себестоимости эти станки стоят почти в два раза дешевле аналогичных английских станков.

Не исключено, что еще слишком рано делать окон­чательные выводы, но на основе существующих данных уже можно утверждать, что советская техническая по­литика сосредоточения внимания на первых порах на решении задач автоматизации в отдельных наиболее трудных случаях приносит в конечном итоге больше пло­дов. Такая политика означала, что в 50-х годах Совет­скому Союзу приходилось удовлетворяться более низким уровнем автоматизации, чем в развитых капиталисти­ческих странах. Однако она также означала, что инже­неры быстро овладевали методами, которые позволили им проводить в последние несколько лет автоматизацию производства неуклонно нараставшими темпами, вводя в строй по 200—300 автоматических линий в год к сере­дине 60-х годов. Есть основания полагать, что за срок менее десятилетия в Советском Союзе будет больше автоматических линий, чем у любой страны, причем ли­ний с автоматизацией на гораздо более высоком уровне, чем где-либо за рубежом. Широкое использование авто­матизации стало основой советских планов по повыше­нию эффективности промышленного производства и жиз­ненного уровня советских людей.

Автоматическую линию будущего не станут, вероят­но, специализировать, как это делалось в большинстве рассматривавшихся нами случаев. Наоборот, ее будут собирать из обычных станков и стандартных передаточ­ных узлов, из которых можно собирать автоматические линии разного назначения подобно тому, как собирает­ся обычная, неавтоматическая технологическая линия из станков нескольких стандартных типов со стандарти­зированным управлением Таким путем можно добиться большой экономии капитальных затрат, делающей авто­матические линии доступными для тех предприятий, объ­ем производства на которых слишком мал, чтобы оправдать расходы по созданию специального оборудова­ния. К работам в этом направлении приступают и на За­паде, например на французском заводе «Рено» *. Одна­ко организация промышленности на основе конкуренции сильно ограничивает возможности стандартизации. Об­щегосударственное планирование позволяет проводить стандартизацию в гораздо более широких масштабах, позволив Советскому Союзу уйти приблизительно с 1950 года далеко вперед по пути создания ра моб 'пных стандартных узлов автоматических линий

ПРОГРАММИРОВАННАЯ АВТ1 МАТИЗАЦИЯ

Обратимся теперь к автоматизации иного рода, ве­дущая роль в которой принадлежит Западу. Автома­тизация передачи, даже когда линии собираются из стандартных узлов, годится только на массовом произ­водстве. Когда же нужны небольшие партии изделий, быть может даже только одно изделие той или иной кон­струкции, тогда его обычно изготовляют на универсаль­ной машине, производящей разнообразные операции под управлением квалифицированного мастера, способного разобраться в задании (обычно в чертеже) и выполнить его должным образом на такой машине. Сущность про- граммированной автоматизации заключается в том, чтобы снабдить универсальный станок таким механизмом управления (фактически небольшой специализированной вычислительной машиной), который способен прочесть задание и выполнить в соответствии с ним нужные опе­рации. Задание обычно состоит из таблицы размеров, которые вводятся в управляющий механизм в виде пер­форированной или магнитной ленты. Управляющий ме­ханизм почти мгновенно воспринимает и выполняет ко­манды, тогда как мастеру раньше приходилось тратить, вероятно, больше времени на изучение чертежей, чем на саму работу за станком. Это означает очень большую экономию времени и большой экономический выигрыш благодаря более полному использованию станка. Даже первые опыты по программированному управлению ра­ботой фрезерного станка позволили снизить затраты рабочего времени на изготовление кулачка сложного профиля с трех недель до четырех часов. А переход от изготовления одного изделия к изготовлению совершен­но другого занимает всего несколько минут. Таким об­разом, станок с программированным управлением можно сделать весьма универсальной машиной.

Главные работы в этом направлении на Западе ве­лись в Англии и Соединенных Штатах. Приблизительно с 1956 года в этих странах приступйЛй к выпуску станков с программированным управлением для свобод­ной продажи. В этом случае страны социалистического лагеря отставали в целом от капиталистических стран на один-два года.

Фрезерные станки с программированным управлени­ем оказались эффективным средством обработки таких крупных деталей, как обшивка плоскостей самолета ши­риной до 3 метров и длиной по 12 метров, и выпуска та­ких очень тонких и сложных изделий, как волноводы (в одном случае затраты времени на их изготовление удалось снизить со 150 до 4 часов). Машинами газо­вой резки с программированным управлением в Англии и Норвегии с большой экономией и с высокой точностью режут судостроительную листовую сталь размером 360 X 1200 миллиметров и толщиной до 80 миллимет­ров (рис. XXXV). Устройствами программированного управления стали также снабжать сверлильные, токар­ные и ротационно-ковочные станки. Все это лишь первые шаги по внедрению технологии, скрытые возможности которой выявлены далеко еще не полностью. Некото­рое представление о возможных путях развития в этом направлении дает созданная одной английской фирмой в 1964 году «универсальная» машина, которую можно запрограммировать на изготовление изделий, требующих операций сверления, фрезерования, расточки, зенкеро- вания и нарезки резьбы.

Общий принцип программированного управления вы­ходит далеко за рамки машиностроения. Примером тому служит одно американское приспособление (1964 год) для выпуска учебных и иных мультипликационных филь­мов по программе, задаваемой в виде набора перфо­карт. Следуя командам прогоаммы, вычислительная машина создает на экране электронно-лучевой трубки последовательность изображений, которые фотографи­руются как кадры фильма.

ВЫЧИСЛИТЕЛЬНЫЕ МАШИНЫ И АВТОМАТИЗАЦИЯ

При рассмотрении успехов в области автоматических линий или автоматизации посредством программного управления вскоре выясняется, что одними этими мето­дами не достичь большого прогресса за пределами ав­томатического производства отдельных деталей или до­вольно простых частей. Если поставить со временем за­дачу создания завода-автомата, выпускающего полно­стью законченные стиральные машины холодильники или даже автомобили без непосредственного участия операторов, то для этого нам потребуется более совер­шенная форма автоматизации. Все отдельные автома­тические линии или машины-автоматы придется соеди­нить в единый взаимосвязно действующий комплекс. Как мы уже видели, вычислительные машины способны пла­нировать производственный процесс как единое целое. Вполне естественно поэтому рассмотреть возможность строительства завода, все отдельные операции на кото­ром выполняются машинами-автоматами, в то время как весь технологический процесс управляется вычисли­тельной машиной, непрерывно получающей со всех участ­ков телеметрические данные о ходе работы, анализиру­ющей эти данные и выдающей команды об ускорении работы одних машин, замедлении других или о переклю­чении линии с одной работы на другую.

Одним из первых примеров (1961 год) этого нового направления в развитии автоматизации надо считать ав­томатическую линию по выпуску угольных сопротивлений (для электронной аппаратуры) на одном заводе амери­канской фирмы «Уэстерн электрик» в штате Северная Каролина. В основных чертах она представляет собой поточную двенадцатипозиционную линию (рис. XXXVI), включающую нанесение угольного покрытия на кера­мический сердечник, проверку качества на этой опера­ции, вакуумное напыление золотых контактов по кон­цам (это осуществляется на тридцатишестипозиционной ротационной машине автоматического действия), оде­вание колпачков с соединительными проводами, нарез­ку спиральной канавки в угольном покрытии с целью доведения сопротивления до нужной величины и новую проверку соблюдения этого требования, заключение сер­дечника в пластмассовую оболочку и затем ее отверде­ние и герметизацию, испытание ее на утечку, нанесение на сопротивление оттиска спецификации и производст­венных данных, окончательную проверку и, наконец, упаковку готовой продукции. Этот производственный процесс отличается двумя особенностями, каждая из которых требует управления отдельной вычислительной машиной всей линией.

Первой особенностью было то, что требовалось про­изводить очень широкую номенклатуру сопротивлений, отвечающую четырем уровням мощности и практически неограниченному диапазону значений сопротивления. Поскольку партии сопротивлений с различными пара­метрами следуют по линии одна за другой, требовалось, чтобы вычислительное устройство обеспечивало должную настройку каждой машины применительно к параметрам той партии сопротивлений, которая поступает на нее.

Вторая и более важная особенность заключается в том, что некоторые из операций требуют очень точной регулировки Их нельзя заранее отрегулировать на обес­печение заданных результатов, так как в силу своего характера они проявляют тенденцию к отклонению от спецификационного задания и поэтому требуют непрерыв­ной настройки в процессе работы. Поэтому вычислитель­ной машине приходится принимать непрерывный поток информации с контрольных станций о качестве произво­димой продукции, анализировать эту информацию и вы­давать команды управляющим механизмам различных станций. Например, вторая контрольная станция изме­ряет сопротивление изделий, поступающих со станции, на которой производится нарезка спиральной канавки, и направляет данные измерений в вычислительную ма­шину. Последняя анализирует эти данные, выявляет вся­кую тенденцию к отклонению от спецификации и выдает команды для регулировки работы спираленарезной ма­шины. Однако это еще не все. Нагревание при отверде­нии и герметизации оболочки изменяет величину сопро­тивления. Поэтому результаты измерений на станции окончательной проверки снова анализируются вычисли­тельной машиной и используются для регулировки ра­боты второй контрольной станции так, чтобы величина сопротивления после нагревания отвечала спецификации.

Таким образом, здесь вычислительная машина вы­полняет две функции: планирует производственный про­цесс так, чтобы линия производила заданные партии сопротивлений с различными характеристиками, и осуще­ствляет чрезвычайно сложный и точный контроль за ка­чеством продукции, который, если бы его производить обычным способом, потребовал бы большой армии конт­ролеров и большого потока указаний операторам о не­обходимости отрегулировать те или иные операции. Эта линия производит около 1200 сопротивлений в час.

Однако все это еще очень далеко до завода-автома- та с программированным управлением вычислитель­ной машиной — это всего лишь одна поточная линия для производства одной детали. Тем не менее это есть оп­ределенная веха на пути к заводу-автомату будущего. Как скоро такой завод станет реальностью — в боль­шой степени зависит от сложности продукции. Наипро­стейшей продукцией во многих отношениях надо счи­тать электроэнергию, а автоматическое управление ее вы­работкой и передачей неуклонно совершенствуется со времени постройки первой автоматической подстанции в 1914 году и первой автоматической гидроэлектростан­ции в 1917 году. Полностью автоматическая работа от­дельных электростанций в настоящее время почти не представляет трудностей и уже осуществляется в ряде мест. Контроль за работой целой электросети, обеспе­чивающий использование многих электростанций наибо­лее экономичным образом в соответствии с меняющим­ся потреблением, — чрезвычайно ответственная задача, к решению которой начинают привлекать вычислитель­ные машины. Уже известны примеры полностью автома­тического контроля вычислительной машиной электро­сети, объединяющей 20—30 электрогенераторов. В Анг­лии приступили к осуществлению проекта, по которому предполагается электросеть, охватывающую на первых порах 31 генератор общей мощностью на 1,5 миллиона киловатт, полностью перевести к 1975—1980 годам на автоматическое управление вычислительной машиной.

Следующими по простоте управления стоят потоки жидкостей и газов, например, на нефтеперегонных и многих химических предприятиях. В этой области элек­тронный контроль за отдельными участками процесса уже широко осуществляется. Однако операторам, кото­рые работают, как правило, в центральной диспетчер­ской, оборудованной большими панелями с разными при­борами и выключателями, приходится координировать весь процесс таким образом, чтобы завод работал с мак­симальной эффективностью. И для этой цели стали при­менять вычислительные машины. В подобных случаях задача сводится не к экономии затрат на рабочую силу (которые обычно и без того невелики), а к повышению качества продукции и сокращению потерь, которые до­пускает завод, если он работает не в определенных ус­ловиях. В Кольверт-Сити (штат Кентукки) один завод по производству хлористого винила (сырье для смол) и другой завод по производству акрилонитрила (сырье для синтетического каучука) с 1959 года управляются вычислительной машиной. На одном из заводов концер­на «Импириэл кемикл индастриз» по производству каль­цинированной соды (безводный углекислый натрий) во Флитвуде (Ланкашир) вычислительная машина замени­ла почти до сотни отдельных контрольно-измерительных приборов. Еще шесть других заводов того же концерна оснащаются подобным же оборудованием. Одна пере­гонная установка на белфастском нефтеперегонном за­воде, вступившая в строй в 1964 году, спроектирована для работы с обычным управлением, но оборудована и системой управления с помощью вычислительной маши­ны, работающей параллельно в целях выявления воз*- можностей улучшения производственных показателей. Думается, что в данной области Советский Союз пока еще не добился больших успехов, но системами управ­ления с помощью вычислительной машины уже оснащен ряд заводов, в том числе завод синтетического каучука в Ефремове.

ВЫЧИСЛИТЕЛЬНЫЕ МАШИНЫ В ЧЕРНОЙ МЕТАЛЛУРГИИ

Переходя теперь к рассмотрению гораздо более труд­но обрабатываемых твердых материалов, обратимся к черной металлургии. Многие участки по производству чугуна и стали автоматизируются уже ряд лет. В от­дельных случаях важные участки технологического про­цесса были переведены на управление вычислительными машинами. Это относится к некоторым прокатным ста­нам в Соединенных Штатах, на которых в вычислитель­ные машины вводят информацию о составе сплава, раз­мерах и калибре подлежащего выпуску листового сор­тамента или другого проката. Затем вычислительные машины осуществляют контроль за всем процессом про­катки. Другим примером служит блюминг производи­тельностью 6 миллионов тонн в год, построенный в 1962 году Уральским заводом тяжелого машиностроения, на котором использование вычислительной машины вместе с телевизионной установкой и дистанционным управле­нием позволило сократить обслуживающий персонал до нескольких человек.

Но с совершенно новым уровнем автоматизации про­цессов полного цикла мы встречаемся на спенсерском металлургическом заводе фирмы «Ричард, Томас энд Болдуинз» (единственный в Англии крупный государст­венный металлургический завод), который начал выплав­лять чугун в июне 1962 года и который должен достичь полной проектной мощности к концу 1964 года. Это огромное предприятие, сооружение которого обошлось в 141 миллион фунтов стерлингов. Оно располагается на площади почти 700 гектаров и должно выпускать до

3     миллионов тонн стального проката в год в виде хо­лоднокатаного толстого и тонкого листа и рулонов горя­чей прокатки. Отдельные участки и на этом заводе высо- коавтоматиз'ированны. Например, завалка доменных печей осуществляется полностью автоматически одним оператором, ведущим наблюдение за состоянием, взвеши­ванием, загрузкой и размещением в печах сырых мате­риалов. Листовой стан горячей прокатки на этом заводе расположен в цехе длиной почти полкилометра. Он вы­пускает 1,25 миллиона тонн горячекатаной полосовой стали в рулонах. Его предполагается автоматизировать полностью, начиная от томильного колодца и кончая моталками, которые, между прочим, подхватывают по­лосу стали, движущуюся со скоростью до 60 километров в час, и сматывают 1,6 километра полосы за несколько секунд в рулон весом до 27 тонн.

Отдельные процессы предполагается широко автома­тизировать в последующем. Интереснее всего на этом заводе то, что после завершения его строительства весь производственный процесс будет поставлен под контроль девяти вычислительных машин. Шесть машин будут управлять отдельными процессами (они частично уже действуют). Две машины должны увязывать между со­бой потоки в заводских цехах с целью выполнения те­кущих заказов с максимальной эффективностью, а девятая машина будет составлять перспективные планы работы всего завода^[2].

Конечно, этому предприятию еще далеко до метал­лургического завода-автомата. Несмотря на автомати­зацию отдельных операций и использование вычисли­тельных млшин для общего контроля за ходом работы на всем заводе, на многих участках здесь все еще тре­буется вмешательство человека. Тем не менее это пред­вещает время, когда металлургический завод или какое- то иное подобное предприятие будет автоматизировано настолько, что люди потребуются только для ухода за машинами и для принятия решений в области большой политики. Вычислительная машина станет переводить такие решения в подробные инструкции по управлению работой полностью автоматизированных машин и кон­вейеров.

Экономия, которую сулит внедрение вычислительных машин для управления производством, должна, вероят­но, составить несколько процентов общих производствен­ных расходов. Но она достигается ценой очень неболь­шого повышения капиталовложений. В начале 1964 года одна американская фирма, поставляющая вычисли­тельную технику, опубликовала некоторые цифры для

9    вычислительных установок Годовая экономия состав­ляет от 46 до 500 процентов стоимости вычислительной машины, давая в среднем 150 процентов. Надо ли после этого удивляться тому, что вычислительные машины все шире используются для управления производственными процессами. Летом 1964 года во всем мире насчитыва­лось до 440 таких машин (около 200 в США и Канаде и немногим больше 20 в Англии). Однако гораздо бо­лее совершенные и сложные вычислительные установки уже используются для управления военной техникой — самолетами и ракетами или на военно-морских кораб­лях. Английский фрегат «Аврора» оснащен вычислитель­ной машиной «Посейдон», вероятно наикрупнейшей в Англии (включая сюда даже «Атлас»). Пользуясь дан­ными, поступающими по радио от радиолокационных установок, гидролокаторов и раз-ведки, эта вычислитель­ная машина решает различные задачи о перехвате са­молетов и управляемых снарядов, вырабатывает реко­мендации о действиях против противника и передает подобную информацию другим судам. Разработка «По­сейдона» обошлась в круглую сумму около 2,5 милли­она фунтов стерлингов. На долю всевозможного элект­ронного оборудования на современном военно-морском корабле приходится не меньше 10 процентов всех рас­ходов по его постройке и оснащению. Эта цифра повы­шается до 50 процентов в случае новейших американских атомных подводных лодок или английских миноно­сцев класса «Леандр». Стоимость электронного обору­дования, включая самые совершенные установки, как на корабле «Аврора», составила около половины суммы в 31 миллион фунтов стерлингов, израсходованной на мо­дернизацию английского авианосца «Игл», которая была завершена в 1964 году. Если бы подобные совершенные и сложные системы управления поставить на службу мирным целям, то обстановка в промышленности изме­нилась бы в корне.

АВТОМАТИЗАЦИЯ ВСЕЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

До сих пор мы ограничивались рассмотрением лишь отдельных отраслей промышленности, хотя в действи­тельности вряд ли можно найти такую сферу производ­ства, которую нельзя было бы автоматизировать. Рас­смотрим, например, сплетку бревен для их сплава в пло­тах на лесопильный завод. В Советском Союзе на некоторых реках она проводится, по существу, огромной поточной линией, переброшенной через реку в виде пон­тонного моста. Бревна захватываются, сортируются по длине, связываются в пакеты, снабжаются бирками с указанием количества и качества древесины. Затем та­кие макеты буксир отводит к месту сборки больших плотов. Лесная промышленность Швеции сортирует брев­на по размеру для отправки на лесопильный завод автоматически. На одной шведской фабрике по производ­ству сульфитной целлюлозы для изготовления бумаги производительностью 70 миллионов тонн целлюлозы в год один человек наблюдает за ходом 70 последова­тельных технологических операций.

На одном московском заводе налажено полностью автоматизированное производство сварных труб из тан­тала, очень трудно поддающегося обработке. В ходе технологического процесса слитки проковываются в за­готовки, которые затем свариваются в полосы. Валки правят и гнут должным образом такие полосы, которые после этого свариваются в готовые трубы. На одном пол­ностью автоматизированном английском заводе болванка меди длиной 140 сантиметров и весом 120 килограммов всего за 82 секунды превращается в круглый пруток дли­ной около 400 метров и диаметром 6,4 миллиметра. Этот завод способен выпускать в сутки 400 тонн медных прут­ков диаметром от 6 до 15 миллиметров.

Управляемые вычислительными машинами американ­ские наборные машины выполняют такие операции, как расстановка пробельного материала, разбивка на строки, расстановка дефисов между словами по существующим правилам. «Форму» печатают на пишущей машинке, ко­торая одновременно пробивает перфоленту. Авторская и издательская правка наносится затем на другую перфо­ленту. Вычислительная машина набирает по этим двум перфолентам текст со скоростью до 12 000 строк в час. Судя по сообщениям печати, подобные же машины, хотя, по-видимому, менее совершенные, имеются и в СССР. В Соединенных Штатах недавно разработан еще один интересный размножающий аппарат. Когда маши­нистка печатает на нем тот или иной документ, одно­временно с этим его содержание записывается на ленте. Затем она вносит поправки прямо в напечатанный ори­гинал. Лента делает то же, заменяя кусками старый текст новым. Наконец, ленту «проигрывают», чтобы про­слушать подлежащий размножению документ в оконча­тельной редакции. Второе приспособление с лентой способно размножить теперь этот документ в виде цирку­ляра, снабдив его необходимыми адресами и фамилия­ми и внеся в текст те или иные изменения для помечен­ных заранее адресов.

Автоматические устройства, помогающие сортировать письма, действуют во многих почтовых отделениях. Одна из последних машин подобного рода (в Запад­ной Германии) фактически прочитывает закодирован­ные адреса и сортирует по ним до 40 ООО писем в час.

Английский способ изготовления листового стекла, подробности которого все еще держатся в тайне, пред­полагает растекание жидкого стекла по поверхности рас­плавленного в баке олова, с которой стекло сплошной полосой подается на автоматическую стеклорезку и с нее на автоматический склад. Устранение операций шлифования и полирования при изготовлении стекла вдвое снизило капитальные затраты, позволив сокра­тить число рабочих на предприятии с 35 до 25.

Приспособление с программным управлением (тоже английского происхождения) для испытания электрон­ных схем способно проверить соединение любого вывода с одним из шестисот выводов, устанавливая при этом правильность соединений, величины сопротивлений, отсутствие разрывов и надежность изоляции — всего около 180 ООО контрольных операций за 5—6 часов вместо прежних 165 суток при ручной проверке. Техно­логия изготовления печатных схем в корне изменила сборку цепей, превратив ее из большого мастерства искуснейших монтажников, собиравших схемы, в вещь, которая допускает автоматизацию. Печатание схем и присоединение к ним элементов производятся во многих случаях полностью автоматически. В 1962 году на од­ном ливерпульском заводе новая схемосборочная маши­на с программированным управлением открыла новую страницу в истории техники. Эта машина, действуя по записанным на ленте командам, содержит и испытывает элементы, высверливая в платах печатных схем на нуж­ных местах отверстия и крепит в них компоненты цепи. Она работает в 10 раз быстрее опытного сборщика, а управляется одной неквалифицированной работницей. Машина производит в год около 70 ООО схем 400 различ­ных типов, в которых использую гея до 60 разных эле­ментов. Само производство электронных приборов то­же стало предметом большой автоматизации, о чем можно судить по упоминавшимся примерам с заводом, выпускающим электросопротивления, или с американ­ской автоматической линией, собирающей до 1800 тран­зисторов в час.

АВТОМАТИЗАЦИЯ НА ТРАНСПОРТЕ

Автоматические железнодорожные сортировочные станции стали довольно обычным явлением в жизни. Вагоны скатываются с горки, направляются куда нужно автоматически переключающимися стрелками, действую­щими по записанной на ленте программе, осторожно останавливаются в нужном месте специальными устрой­ствами, которые взвешивают их, определяют скорость движения и расстояние до станции назначения и надле­жащим образом управляют работой их тормозов. Стали реальностью поезда без машиниста, по крайней мере на городских и пригородных путях. Экспериментальный по­езд демонстрировался в лондонском метро в 1963 году, а полные эксплуатационные испытания его начались в апреле 1964 года. В Москве успешные испытания подоб­ного поезда были завершены в начале 1962 года, а к маю того же года первый автоматический поезд уже пе­ревез миллион пассажиров. С тех пор на линиях мо­сковского метро регулярно курсируют 3 поезда без машинистов ^!, а в январе 1965 года предполагается пу­стить еще 5 таких поездов. Вычислительная машина, управляющая движением поезда, постоянно хранит в своем запоминающем устройстве информацию об укло­нах пути, расстоянии между сигналами, ограничениях скорости и тому подобные сведения. Она получает время от времени данные о местоположении поезда и скорости его движения, а также об остановке в системе сигнали­зации. На этой основе вычислительная машина опреде­ляет, как использовать тягу и тормоза самым эконом­ным в условиях заданного расписания образом, и соот­ветственно приводит в действие механизм управления движением поезда ^[3].

Судовая автоматизация быстро доводит морской флот до состояния, когда движением судна сможет управлять всего один человек, полагающийся большую часть вре­мени на автоматические навигационные приборы и от­дающий команды с капитанского мостика об изменении скорости хода непосредственно судовым двигателям В машинном отделении судна будет находиться только бригада по уходу за машинами и их ремонту, посколь­ку автоматические приборы станут воплощать команды капитана в движение соответствующих рычагов управ­ления с соблюдением нужной последовательности их дей­ствия и без всякой торопливости, то есть выполнять ра­боту механиков. Автоматизация вторгается, по крайней мере в одном случае, и в сферу ухода за машинами и их ремонта. Так, «Шелл ойл компании разрабатывает систему, приборы которой станут следить за работой су­довых механизмов в ходе обычного рейса и передавать по радио сведения о ней главной вычислительной маши­не, которая на основе анализа полученной информации своевременно обнаруживает все возникающие неполад­ки и отдает распоряжение о необходимом ремонте. Та­кая система исключает дорогостоящий простой судов при перйодическом техническом осмотре.

Уже много лет автопилоты водят самолеты. Радио­локационные авианавигационные устройства по боль­шей части автоматизированы. Заканчивается разработ­ка систем автоматической слепой посадки. Бурный рост гражданской авиации ставит на повестку дня вопрос о передаче командодиспетчерских функций в аэропор­тах вычислительной машине, так как люди уже не ус­певают справляться с диспетчерскими обязанностями.

АВТОМАТИЗАЦИЯ

В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ И ГОРНОМ ДЕЛЕ

Еще 10 лет назад преобладала точка зрения, что ус­ловия в двух основных отраслях экономики — в сель­ском хозяйстве и горном деле — слишком сложны и не­устойчивы, чтобы в них можно было что-то существенно автоматизировать. Действительность быстро опроверга­ет подобную точку зрения. На полях Советского Союза и Соединенных Штатов уже пашут тракторы автомати­ческого действия, управляемые по радио или работаю­щие от борозды, заранее проведенной вокруг того или иного поля. И выпускаются такие тракторы отнюдь не малыми партиями. В Советском Союзе есть уборочные машины, которые сами ориентируются на уборке по стен­ке несжатой культуры, автоматически регулируя ско­рость своего хода в зависимости от густоты и влажно­сти убираемого злака. В случае каких-либо неполадок они сами останавливаются и ждут помощи. В универ­ситете Ридинга уже многое сделано для проведения ра­боты по созданию опытной системы, позволяющей трак­тору решать сложные задачи — выезжать с баз»ы в поле, автоматически выполнять намеченную программу работ, возвращаться самостоятельно после этого обратно на базу. Предусматривается даже возможность того, что оснащенный такой системой управления трактор станет самостоятельно решать вопрос о самой выгодной очеред­ности поставленных заданий с учетом метеорологиче­ских условий. Передовые молочные фермы стали в наше время фабриками, на которых кормление и чистка стойл производятся автоматически, коровы доставляются к до­ярке конвейером, а доярка выполняет лишь одну опе­рацию— дойку коров с помощью доильной электрома­шины. Углубление наших познаний в области химии жизни вселяет надежды на то, что уже в не столь отда­ленном будущем человечество сможет производить хотя бы часть необходимого ему продовольствия (как теперь производят многие текстильные товары) на полностью автоматизированных химических заводах.

В угольной промышленности угольные комбайны, то есть машины, которые отбивают уголь тем или иным способом и наваливают его на конвейер, испытывались еще накануне второй мировой войны К Большие успехи достигнуты в этой области в послевоенный период. Механизированная крепь того или иного вида постепенно вытесняет старые стойки. Все это придало работе шахты во всех ее главных особенностях скорее механизирован­ный, чем ручной характер. К концу 50-годов механиза­ция угледобычи достигла такого уровня, на котором уже можно было приступить к серьезному экспериментиро­ванию с ее автоматизацией. В Англии, США и СССР уже есть очистные забои, правда экспериментальные, но хорошо оснащенные, в которых уголь отбивается, нава­ливается и доставляется машинами, которые продвига­ются вперед вместе с механизированной крепью вслед за забоем под контролем одного человека, сидящего за вы­несенным на штрек пультом управления. Подобные опы­ты в Англии оказались столь успешными, что здесь было запланировано оборудовать подобным образом в 1965 году экспериментальные забои на всех угольных место­рождениях страны (кроме Кентского бассейна). Пола­гают, что в ближайшее десятилетие половина добывае­мого угля в Англии станет поступать из автоматизиро­ванных очистных забоев с дистанционным управлением (рис. XXXVII и XXXVIII).

Здесь мы имеем дело с развитием старинной системы сплошной разработки, которая зародилась как система ручного труда, затем механизировалась путем внедрения машин, обслуживаемых бригадами горняков, и наконец вступила в стадию автоматизации. Но если судить по опыту других отраслей промышленности, то наилучшим путем развития нужно признать не автоматизацию ста­рых привычных способов работы, а разработку совер­шенно новых методов работы, специально предназначаю­щихся для автоматизации с самого начала. Примером поисков в данном направлении можно считать англий­ский комбайн Коллинза (созданный главным образом для разработки тонких пластов), который бурит в уг­ле ряд скважин большого диаметра под прямым углом к штреку. Этот комбайн автоматически внедряется в пласт приблизительно на 90 метров вместе с продви­гающимся позади него конвейером для выдачи отби­того угля, затем возвращается на штрек, продвигается немного по нему вперед и бурит очередную скважину параллельно первой. Комбайн управляется всего одним человеком с пульта управления.

Гидравлический способ угледобычи в СССР, безус­ловно, поддается автоматизации. Экспериментальную ав­томатизированную гидрошахту предполагается ввести в строй действующих предприятий в 1964 году. Шахте­ры будут спускаться под землю только для ухода за механизмами и их ремонта. Вода станет подавать уголь по трубопроводу на электростанцию на расстояние до

10   километров. Проходку шахтных стволов в России то­же автоматизировали с 1959 года при помощи машины, проходящей ствол со скоростью около одного метра в час под управлением одного оператора (рис. XXXIX). В этой стране создаются машины для автоматической проходки горизонтальных выработок под управлением устройства, напоминающего автопилот на самолетах.

АВТОМАТИЗАЦИЯ,

ПРОИЗЗОДИТЕЛЬНОСТЬ И УРОВЕНЬ ЖИЗНИ

Данное обозрение преследует цель показать, что вне очень отдаленном будущем фактически все производст­во будет так или иначе автоматизировано. Каковы же будут последствия такой автоматизации? Наиболее оче­видным ее результатом явится повышение производи­тельности труда и снижение себестоимости производства. Автоматизация повышает производительность труда (ра­бочих, непосредственно занятых на производстве) часто в пять, десять или двадцать раз, иногда даже гораздо больше. Затраты же труда снижаются, как правило, вдвое-втрое. Ясно, что автоматизация закладывает ма­териальную основу для быстрого роста уровня жизни — более высокой заработной платы, более дешевых това­ров и сокращенного рабочего дня. Нетрудно подсчитать, что если бы в действительности не было посторонних сдерживающих начал — неуемной жажды наживы, опа­сений за сбыт и рынок, безумных расходов потенциаль­ного капитала на вооружение, — то внедрение автомати­зации и прочей прогрессивной технологии вдвое повы­сило бы жизненный уровень населения приблизительно за десять лет.

В Америке, где автоматизация получила наиболее широкое распространение, заработная плата повыси­лась, а рабочая неделя сократилась, но далеко не в та­ких масштабах, какие можно было бы ожидать от до­стигнутого повышения производительности труда. С 1956 по 1963 год реальная почасовая оплата по обрабатыва­ющим отраслям промышленности выросла приблизитель­но на 10 процентов *, в то время как производительность

Труда повысилась на целых 18 процентов. Хотя некото­рые профсоюзы и добились заключения трудовых согла­шений, предусматривающих сокращение рабочей недели, средняя ее продолжительность осталась в 1962 году та­кой же, какой она была в 1956 году (40,4 часа в не­делю). Цены на некоторые товары длительного поль­зования (их производство широко автоматизировано) снизились, хотя общий уровень пен резко повысился Однако наиболее разительный результат повышения производительности труда от внедрения в США автома­тизации носил совершенно иной характер.

АВТОМАТИЗАЦИЯ И ЗАНЯТОСТЬ

Автоматизация приводит к повышению уровня жизни только тогда, когда тому или иному росту производи­тельности труда соответствует пропорциональное расши­рение объема производства. А это в условиях капитали­стической экономики означает, что сообразно увеличе­нию производства должен расшириться и рынок сбыта. Если этого не происходит, то автоматизация влечет за собой только безработицу. Как мы уже видели, экономи­ческая структура капитализма проявляет тенденцию к сокращению рынка сбыта и к вытекающей отсюда безработице. В былые времена было принято думать, что автоматизация-де не усугубляет этих трудностей, ибо удешевление товаров, обусловленное повышением эффективности производства, якобы должно было со­провождаться расширением рынка сбыта, достаточным для обеспечения полной занятости. Однако действитель­ность в Соединенных Штатах, этой единственной капита­листической стране с достаточно широкой автоматиза­цией производства, выявляющая разительную истинную картину^[4], ясно продемонстрировала ошибочность подоб­ного представления.

До 1954 года американские автомобилестроительные фирмы экспериментировали с автоматизацией. При под­готовке производства к выпуску автомашин моделей 1955 года все эти фирмы одновременно приняли решение внедрять автоматизацию в широких масштабах. Каж­дая из них установила на своих заводах десятки поточ­ных линий, подобных тем, о которых рассказывалось на стр. 319—320. Все это потребовало огромных капита­ловложений. Каждая фирма затем подсчитала, что для возмещения этих з-атрат ей предстоит увеличить свою долю на общем рынке сбыта. Когда же сложили такие наметки всех фирм, то получилось, что им для этого по­требовалось бы 115 процентов мирового рынка.

В данном случае 1955 год оказался рекордным для американской автомобильной промышленности — было выпущено почти 9 миллионов автомобилей, в то время как прежний наивысший уровень достигал 6,6 миллио­на автомобилей. Однако к концу года 750 000 амери­канских автомобилей не нашли своего покупателя. К ап­релю 1956 года число непроданных машин достигло од­ного миллиона, а сбыт все еще оставался на уровне го­раздо ниже среднего за предыдущие годы.

Итогом могло быть только одно — общее сокращение производства и массовое увольнение рабочих. Число без­работных по данной отрасли промышленности возросло до 200 000 человек — каждый четвертый рабочий ока­зался на улице. Таков был плод автоматизации в эконо­мике, которой было не под силу учесть должным обра­зом взаимосвязь между ростом производительности тру­да и возможностями расширения рынка. Автомобиль­ная промышленность так до сих пор и не оправилась полностью от этого бедствия. Рост производительности труда продолжал опережать расширение рынка, вслед­ствие чего безработица переросла в хроническую бо­лезнь. Число занятых рабочих сократилось с 730 000 в 1955 году до 550 000 в 1962 году. Перед главными цент­рами американского автомобилестроения почти все вре­мя стоят трудности с обеспечением работой их населе­ния. Весной каждого года начинается оживление в дея­тельности автомобильных заводов. Тем не менее весну

1961   года в Детройте встретили 207 000 безработных ав­томобилестроителей (14,4%), в то время как весной следующего года каждый пятнадцатый рабочий в

Кливленде (штат Огайо) стоял в очереди на бирже труда.

Автомобильная промышленность первой начала ши­роко внедрять автоматизацию. Однако почти такая же история повторилась и в других отраслях американ­ской экономики. Внедрение механизации и автоматиза­ции в угольную промышленность снизило занятость в ней с 400 ООО в 1947 году до 135 ООО шахтеров в 1963 году. С 1953 по 1961 год электроэнергетика Соединен­ных Штатов увеличила выработку энергии на 21 про­цент, но сократила число занятых в ней рабочих на 10 процентов. Черная металлургия выпускала в 1959 году приблизительно столько же продукции, что и в 1952 го­ду, однако число рабочих за этот период сократилось на 127 ООО человек, то есть на 23 процента. Введение вы­числительных машин редко приводило к фактическому увольнению конторских служащих, поскольку обычно найм новых служащих прекращали и полагались на со­кращение штатов от естественной убыли. Однако даль­нейшие возможности в этой области становятся все уже. Число занятых служащих возросло в 1963 году только на 0,9 процента, в то время как за 50-е годы этот при­рост составлял ежегодно в среднем 2,8 процента. Если такая тенденция сохранится и впредь, то безработица среди служащих тоже приобретет серьезный характер.

В американской экономике продолжаются свои бумы и спады. Однако при каждом новом буме твердая серд­цевина хронической безработицы распухает все больше. За время очередного бума в 1953 году в стране насчи­тывалось 1,9 миллиона безработных, то есть меньше 3 процентов всего рабочего класса. Тремя бумами позднее, в 1963 году, число безработных уже достигло 4,2 миллиона человек, то есть составило 5,7% К В на­стоящее время широкие деловые круги, официальные правительственные комитеты, экономисты и профсоюз­ные руководители признают, что причиной этого неук­лонного роста безработицы является автоматизация, или, точнее формулируя, неспособность экономики к ро­сту такими темпами, которых требует надлежащее ис­пользование автоматизации. Один сотрудник министер­ства труда, давая показания одной иэ подкомиссий сената Соединенных Штатов в 1963 году, заявил, что автоматизация ежегодно лишает работы 200 ООО чело­век только в обрабатывающих отраслях промышлен­ности. Однако президент крупной американской фирмы, производящей автоматическое оборудование, назвал эту цифру «колоссально заниженной». По подсчетам, толь­ко для того, чтобы просто идти вровень с ростом про' изводительности и предотвратить дальнейший рост без­работицы (без всякого ее сокращения по сравнению с существующим уровнем), производство в США должно было бы увеличиваться ежегодно на 5 процентов, од­нако в действительности этот рост за последнее деся­тилетие составлял в среднем 2,5 процента в год. Таким образом, если только не произойдет чего-либо совершен­но неожиданного, автоматизация с присущим ей повы­шением производительности станет и впредь лишать лю­дей работы, так что безработица достигнет к 1970 году по официальной оценке 10, а фактически, вероятно, 15 процентов. Не удивительно поэтому, что профсоюзный лидер Джордж Мини охарактеризовал автоматизацию не как благо, а как «настоящее проклятие нашего об­щества, которое при дальнейшем внедрении автомати­зации теми же темпами способно привести к националь­ной катастрофе».

Все это имеет и оборотную сторону. Если мужчины и женщины не находят работы, то богатство, которое они могли бы создать, не создается. С 1956 по 1963 год американские заводы ни разу не работали даже на уров­не 90 процентов своей производственной мощности, а два­жды эта цифра не достигала даже 80 процентов. Если десятая или пятая часть производственной мощности за­вода не используется, то потенциальные выгоды авто­матизации выбрасываются на ветер. Естественно, что все это ослабляет стимул к дальнейшему техническому прогрессу: зачем владельцу промышленного предприя­тия, не находящему рынка сбыта для всей своей про­дукции, которую он выпускает с помощью наличного оборудования, идти на риск и новые затраты по осна­щению своего предприятия более совершенным оборудо­ванием? Отсюда проистекает тенденция медлить и осто­рожничать с автоматизацией (сравните эту тенденцию с тем, что говорилось об автоматизации на стр. 320). Американская промышленность автоматизируется в той мере, на какую она отваживается в существующих эко­номических рамках, однако то, что в этом отношении делается, гораздо меньше возможного и еще меньше того, что было бы целесообразно сделать в обществе, которое планировало бы использование автоматизации в интересах своего населения.

Как мы видели в главе 9, подобные беды не свойст­венны плановому социалистическому хозяйству. Разви­тие социалистической экономики идет столь быстрыми темпами (ежегодный прирост приближается к 10 про­центам, в то время как Америке нужен 5-процентный прирост, чтобы предотвратить дальнейшее расширение безработицы, а фактически эта цифра составляла толь­ко 2,5 процента), что тех, кого вытесняет автоматизация, уже ждет новая работа. А когда придет время, хотя оно наступит далеко не сразу, и нужды в быстром росте производства ощущаться уже не будет, тогда плановая экономика либо предусмотрит спокойный перевод ра­бочих из сферы производства в сферу обслуживания, либо вообще сократит рабочий день.

АВТОМАТИЗАЦИЯ И ПЕРЕКВАЛИФИКАЦИЯ

До прихода века автоматизации внедрение методов массового производства неизменно приводило к замене квалифицированных рабочих неквалифицированными или полуквалифицированными как из-за детальнейшего разделения труда, так и из-за создания машин, выпол­няющих все более сложные работы. То время характери­зовалось созданием целой армии новых рабочих, кото­рых раньше почти не существовало. Они выполняли все время какие-то очень простые, однообразные ручные опе­рации. Автоматизация в корне меняет эту картину, так как она почти не нуждается в чернорабочих или полу- квалифицированных рабочих. Ей совсем не нужны рабо­чие, которые все время выполняют только одну и ту же простую операцию^!, так как именно такие операции легче всего поручить автоматам. В то же время авто­матизированное производство нуждается в многочислен­ной армии квалифицированных мастеров — инженеров по уходу за машинами, инженеров-электриков, инжене- ров-электронщиков, инструментальщиков и т. п., в чью задачу входит поддержание машин-автоматов в надле­жащем порядке. Наряду со множеством квалифициро­ванных мастеров автоматизированному производству нужны многочисленные кадры техников и технологов, конструкторов и проектировщиков, инженеров-техноло- гов и чертежников, а также научных работников и ис­следователей самой высокой квалификации.

Такую тенденцию можно только приветствовать. Вы­полнение простых ручных операций поточного производ­ства— оскорбление для выполняющих их людей. Они низводят людей до уровня рабочего скота. Когда человек вынужден проводить ежедневно 8 часов за работой, над которой ему не приходится думать, которая не дает ему возможности упражнять свой ум, то нет ничего удиви­тельного, что он утрачивает способность находить при­менение своему интеллекту и в свободное от работы вре­мя. Он не сумеет проводить свой досуг творчески, погряз­нет в лености или даже начнет совершать бессмысленные и вредные поступки. Автоматизация сулит всем мужчинам и женщинам интересную работу, которая стоит того что­бы ее выполнять увлеченно и которая потребует инициа­тивы и творческой мысли. Эта цель, безусловно, при­тягательна не менее повышения материального уровня жизни. В действительности, когда общий уровень жизни повысится, скажем, хотя бы до уровня жизни хорошо оплачиваемых специалистов сегодняшнего дня, интерес­ная работа станет важнее дальнейшего роста изобилия для себя. Теперь самая пора нарисовать себе картину не столь отдаленного будущего, когда все мы будем жить в условиях материального изобилия, работать около 20 часов в неделю, иметь интересную работу и не менее творчески проводить свой досуг, увлекаясь музыкой или создавая керамику, проводя научно-иссле­довательскую работу или занимаясь чем угодно по собст­венному желанию. Обещая нам материальное изобилие, много досуга и интереоную творческую работу, автома­тизация открывает новые замечательные перспективы для полного развития всех созидательных сил человечества.

Но естественно, эта заманчивая картина не вопло­тится в явь сама по себе. Для этого надо потрудиться. Электрики по уходу за оборудованием и инженеры-тех­нологи не растут на деревьях. Для их подготовки необ­ходима очень обширная и очень мощная образователь­ная система. Ни одна страна мира не имеет в настоящее время достаточного числа квалифицированных и техни­чески подготовленных людей для осуществления дейст­вительно полной программы автоматизации. Необходимы коренные реформы системы образования как для на­чальной подготовки значительно большего числа высоко­квалифицированных людей, так и для непрерывной переподготовки уже работающих для новой и более ква­лифицированной работы. Последнее может стать в ко­нечном итоге решающим фактором, поскольку техноло­гия изменяется столь быстро, что мы уже не можем больше удовлетворяться однократным обучением моло­дежи по какой-то специальности, по которой они будут работать всю жизнь, а должны уже думать о непре­рывной переподготовке большинства людей каждые не­сколько лет, чтобы они отвечали новым технологичес­ким задачам по мере их возникновения. Предзнаменова­нием будущего является тот факт, что более четверти всего населения СССР представляет собой учащихся в гой или другой системе, причем большая их часть рабо­тает и учится одновременно в целях повышения своего образования. В последние несколько лет всем стало ясно, что с образованием на Западе дела обстоят совсем не­важно и что социалистические страны продвинулись го­раздо дальше по пути создания такой системы образо­вания, которая необходима для полного использования возможностей автоматизации или прогрессивной техно­логии вообще. Однако Запад пришел к пониманию этой своей отсталости не столько благодаря развитию авто­матизации, сколько благодаря завидной роли, которую СССР играет в провозглашении прихода века космоса.

Г лава 15

ПОКОРЕНИЕ КОСМОСА

Когда писались эти строки, веку космоса еще не ми­нуло и семи лет. Однако за ракетами, которые положили ему начало, стоит гораздо более длительная история. При­нято думать, что ракеты появились в Китае, возможно, в XI веке, хотя эту точку зрения никоим образом нель­зя считать достоверно доказанной. По-видимому, ракеты использовались как боевое оружие в Китае, а также в странах Ислама и Европы еще в XIII веке. С тех пор их совершенствовали главным образом для фейервер­ков и иногда для военных целей, пока в 1760 году одно неожиданное событие не обратило на них внимание. В том году индийский принц Хайдар Али вооружил специальный отряд численностью 1200 человек ракетами (с дальностью действия около 1,6 километра), который наголову разгромил английскую колониальную армию в битве под Гантуром. Его сын увеличил численность ракетного корпуса и несколько раз наносил поражения английским войскам. Интерес к ракетам как к оружию возрос. В 1805 году сэр Уильям Конгрев создал свою гораздо более усовершенствованную боевую ракету с дальностью действия до 2,75 километра. Эта ракета внесла свой вклад в разгром Наполеона. Однако инте­рес к ракетам постепенно угасал. Они не выдержали конкуренции с новой нарезной артиллерией, так что на протяжении XIX века больших достижений в области ракет не было.

ПИОНЕРЫ

СОВРЕМЕННОГО РАКЕТОСТРОЕНИЯ

Еще со времен Древней Греции и особенно после за­рождения современной науки в XVII веке дюди мечтали о путешествии на Луну и планеты. Однако первым, кто подвел под межпланетные путешествия научную основу, был Константин Эдуардович Циолковский, бедный школьный учитель из России. После многих лет работы он опубликовал в 1903 году статью, в которой весьма обстоятельно и дальновидно проанализировал проблему. Помимо всего прочего, он доказал преимущества жидкого топлива перед твердым и дал теоретический ана­лиз уравнения движения ракеты, выявив зависимость скорости ракеты от относительной скорости выбрасыва­емых из нее газов, ее веса и веса топлива. Однако его работа не приносила никаких плодов целых 20 лет.

В 1919 году американец Р. Годдард опубликовал ре­зультаты своего исследования возможностей ракет как средства подъема на большие высоты в исследователь­ских целях. Он высказал попутно ряд замечаний и об исследовании космоса. Свои опыты он начал с порохо­вых ракет, но, ознакомившись со статьей К. Э. Циол­ковского, перешел на жидкое топливо. Его первая ра­кета на таком топливе была запущена 16 марта 1926 года и покрыла расстояние около 60 метров. Год­дард продолжал свои исследования, а дальнейшими экспериментами занялось Американское межпланетное общество. Однако эта работа не пользовалась большой поддержкой и фактически не получила официального признания, так что к исследованиям ракет в Соединен­ных Штатах приступили только с окончанием второй мировой войны.

Новое Советское государство проявило большой ин­терес к идеям К. Э. Циолковского, свидетельством чему служат запуск в 1933 году первой советской жидкост­ной ракеты с тягой 20 килограммов. Эта ракета подня­лась на высоту около 10 километров (рис. XL). В сво­ей книге, изданной в 1929 году, К. Э. Циолковский рас­крыл важную роль многоступенчатых ракет ^[5] в достиже­нии высоких скоростей, необходимых для космического полета. В итоге через десятилетие советские рабочие пер­выми построили двухступенчатую ракету. Неослабный интерес в Советском Союзе к ракетам увенчался созда­нием тактического ракетного оружия «Катюша», кото­рое сыграло видную роль при обороне Сталинграда и Харькова и которое в корне отличалось от немецкого «оружия запугивания» — ракеты «Фау-2».

Тем временем Герман Оберт опубликовал в 1923 году книгу, посвященную полетам в мировое пространство. Эта книга привела к учреждению четырьмя годами позд­нее Германского общества космических путешествий. Это общество приступило к практическим эксперимен­там, которые, однако, принесли мало пользы, главным образом из-з-а недостатка средств. Но именно благодаря работе Оберта и его последователей ракеты произвели свое первое действительно сильное впечатление на ми­ровое общественное мнение. Когда нацисты пришли к власти, общество распалось, причем некоторые его члены эмигрировали из Германии, а оставшихся заста­вили заниматься исследованиями с целью военного при­менения ракет. В частности Вернер фон Браун, всту­пивший в ряды членов этого общества в 1930 году, был назначен в 1937 году техническим директором Ракет­ного центра в Пинемюнде, где под его руководством проектировавшаяся экспериментальная ракета была пе­ределана в оружие массового уничтожения — в ракету «Фау-2». Первая такая экспериментальная ракета была запущена в 1942 году, а в 1944 году началась бомбар­дировка с большого расстояния Лондона и других го­родов. Эти ракеты могли взлетать на высоту около 200 километров.

НАЧАЛО КОСМИЧЕСКОГО ВЕКА

Не требовалось особой проницательности, чтобы уви­деть то, что ракета «Фау-2» после небольшой доработки превращалась в стартовую ракету для космических ко­раблей или межконтинентальную баллистическую раке­ту. Американцы приложили много сил, чтобы захватить свыше сотни таких ракет и доставить их к себе домой вместе с большей частью ведущих немецких ракетных специалистов, в том числе, разумеется, и с фон Брау­ном. Самые удачные американские ракеты-носители бы­ли разработаны на основе «Фау-2» под его руководст­вом К В руки русских тоже попал ряд германских экс­пертов по ракетам. Получив у немцев как можно боль­ше сведений, русские отпустили их домой. Пополнив таким образом накопленные знания по ракетной технике, советские специалисты еще энергичнее и настойчивее стали работать в этом направлении.

4     октября 1957 года весь мир был изумлен, узнав о запуске «Спутника-1» весом 84 килограмма. Это со­общение не должно было быть неожиданностью, так как о своих планах запуска искусственного спутника Земли Советский Союз заявил за несколько месяцев загодя. Однако заблуждения относительно «технической отста­лости русских» помешали Западу серьезно отнестись к этому советскому заявлению. Запуск 3 ноября «Спут- ника-2» весом 907 килограммов и с полезным грузом в полтонны изумил мир еще больше. Ведь тогда в США думали о запуске искусственных спутников весом всего в несколько фунтов и не на столь далекие орбиты. В стремлении не . быть побитыми Соединенным Штатам удалось (после нескольких неудач) вывести на орбиту искусственные спутники Земли «Эксплорер-I» (весом 14 кг) 31 января 1958 года, «Авангард-I» (весом 1,5 кг) 17 марта того же года и «Эксплорер-Ш» (весом 14 кг) девятью днями позднее. Затем 15 мая был запущен «Спутник-3» весом 1320,3 килограмма с приборным ос­нащением общим весом 966 килограммов.

Завершив эту начальную программу запуска трех искусственных спутников Земли, русские обратились к другим областям исследования космоса. В большин­стве случаев в этих областях они, безусловно, опере­жали — до 1964 года — американцев. Однако здесь были и важные исключения. В те начальные годы Соединен­ным Штатам сопутствовал больший, чем СССР, успех в осуществлении научных исследований с помощью кос­мических аппаратов. На этом пути они добились чудес в области микроминиатюризации научных приборов и радиосхем, если учесть ничтожную полезную грузоподъ­емность их ракет. Однако разница между двумя стра­нами была не столь велика, как это было принято думать, а программа запуска спутников «Космос» (с марта 1962 года по октябрь 1964 года было запущено 50 спутников) быстро заполняла брешь. В действительности за послед­нее время советские усилия в этой области значительно превосходят американские, хотя еще и рано судить о том, в какой мере достигнутые результаты соответст­вуют затратам.

Соединенные Штаты опережали Советский Союз и в области практического применения космической техноло­гии, которой СССР неуклонно пренебрегал. Так, аме­риканские спутники ^[6] доказали возможность создания единой всемирной системы радиосвязи (с охватом теле­видения) с помощью орбитальных ретрансляторов. Са­мым перспективным методом (использованным при за­пуске спутников «Синком»)представляется запуск искус­ственного спутника на такую орбиту, на которой он делает вокруг Земли один оборот в сутки, благодаря чему он кажется земному наблюдателю неподвижным. Уже го­товы планы запуска такого спутника («Эрли бёрд») над Атлантикой в 1965 году для создания между Америкой и Европой двухсторонней телефонной связи по 240 ка­налам или одного телевизионного канала^[7]. Вынаши­ваются надежды создать к 1967 году всеобщую систему связи через искусственные спутники. Странно только то, что коммерчески система связи будет эксплуатироваться частной корпорацией (КОМСАТ), хотя вся эксперимен­тальная работа целиком выполнялась за счет обществен­ных средств.

К тому же американские работы показали, что фото­графии облачного покрова Земли, заснятые со спутников, могут принести большую помощь метеорологам при составлении ими прогнозов погоды, в частности при оп­ределении путей перемещения ураганов. Запуск серии искусственных спутников «Тирос»^[8] был одной из самых крупных удач американцев в области космических ис­следований. Оборудование, поставленное на этих спут­никах, действовало очень надежно, когда писалась эта книга, а «Тирос-VI» безотказно действовал уже свыше двух лет. В конструкцию первого спутника — «Ним- бус», — запущенного 28 августа 1964 года, было внесе­но много усовершенствований (однако он вышел лз строя, проработав всего один месяц). Фотокамеры на спутниках «Тирос» были установлены пространственно в одном определенном направлении, вследствие чего они обеспечивали ежесуточно обзор только 20—25 процентов поверхности Земли, в то время как «Нимбус» постоянно направлял свои фотокамеры на Землю и обеспечивал об­зор всей поверхности Земли, делая за сутки 2000 снимков (рис. XLI). Аппаратура этого спутника включала инфра­красные радиометры для определения толщины облач­ного покрытия в темноте. Нет спору, что серии спутни­ков «Тирос», «Нимбус» и их преемников помогут добиться крупных успехов в области научной метеорологии.

Но на этом начальном этапе нового дерзновения че­ловечества овладение методикой исследования космоса куда важнее непосредственных практических результа­тов. И в этом направлении роль первооткрывателя при­надлежит почти полностью Советскому Союзу — почти, но не исключительно. После овладения методикой за­пуска искусственных спутников Земли следующий само­очевидный шаг состоял в исследовании Луны и около­лунного пространства. Запуск всех трех лунников в 1959 году увенчался успехом. Первый (2 января) про­летел на расстоянии 6400 километров от Луны. Второй (13 сентября) ударился о Луну. Оба эти лунника пере­дали на Землю много сведений об условиях в окололун­ном пространстве, доказав, например, что вокруг Луны нет магнитного поля. «Луна-3» (4 октября) выполнил чрезвычайно сложный маневр, обогнув Луну с обратной стороны, которую он многократно сфотографировал, а затем передал заснятые фотографии по радио на Землю при обратном полете к ней (рис. XL1I). В итоге одна из ближайших к нам частей Вселенной, остававшаяся до этого для нас закрытой книгой, стала достоянием чело­веческих знаний. Четвертый лунник, запущенный 2 ап­реля 1963 года, приблизился к Луне на расстояние 8530 километров, но, поскольку о результатах этого эксперимента почти ничего не сообщалось, надо полагать, что эксперимент прошел не вполне успешно

Американские попытки исследовать Луну начались 17 августа 1958 года запуском ракеты, которая взорва­лась через 77 секунд после старта.

До января 1964 года американцами было предпри­нято еще 11 попыток. Некоторые иэ них закончились полной неудачей, а другие были близки к успеху. «Рейн- джер-VI», запущенный 30 января 1964 года, ударился о Луну, однако его фотокамеры, предназначавшиеся для фотосъемки поверхности Луны с близкого расстояния, не сработали. Ряд ракет передал на Землю полезную научную информацию, но не о самой Луне. В выполне­нии этих главных задач ни один запуск не был удачным.

Успех принесла ракета «Рейнджер-VII» запущен­ная 28 июля 1964 года, которая ударилась о поверхность Луны на расстоянии всего около 10 километров от наме­ченной цели и передала на Землю 4316 фотографий, сделанных за последние 19 минут своего полета (рис. XLIII). Эти фотоснимки в огромной степени рас­ширили наши познания о ближайшем небесном соседе Земли. Прежде наши лучшие телескопы позволяли в идеальных условиях видеть Луну так, как она предста­вилась бы невооруженному глазу с расстояния 500 кило­метров. «Рейнджер-VIb сделал свой последний снимок с высоты около 300 метров. На этой фотографии видны крошечные кратеры, некоторые из них диаметром около одного метра. Теперь нам известно, что ровные участки поверхности Луны не представляют собой океаны пыли (как это кое-кто полагал), в которых космические ко­рабли могли бы утонуть. Грядущая посадка на Луну должна быть легче, чем предполагалось ранее.

Что касается накопления данных о Луне, то амери­канцам наконец-то удалось превзойти успехи, достигну­тые советскими людьми пятью годами раньше. Этого им удалось добиться главным образом при помощи более совершенных фотокамер и передатчиков, чем те, которые были установлены на лунниках. Однако с точки зрения ракетостроения «Рейнджер-VII» стоит приблизительно на одном уровне с «Луной-2». Полезный груз на послед­нем достигал 390 килограммов (на ракете последней ступени весом 1,5 тонны), в то время как весь вес «Рейн­джера-VII» составлял около 366 килограммов Слож­ный полет «Луны-3» (с полезным грузом 436 килограм­мов) все еще остается непревзойденным делом. Вот если бы удалось советские ракеты оснастить американскими приборами!

В одной области американцы идут впереди русских — это в области исследований глубокого космоса, где успех в огромной степени зависит от благоприятного стечения обстоятельств. Третья попытка прощупать Венеру с по­мощью ракеты «Маринер-Н», запущенной в августе

1962    года и прошедшей от этой планеты на расстоянии 34 600 километров, принесла ценную научную информа­цию. Запуск советской ракеты в направлении Венеры 12 февраля 1961 года был успешным с точки зрения ра­кетной техники, однако радиосвязь с ракетой была утра­чена на расстоянии 6,4 миллиона километров. Запуск советской ракеты к Марсу (1 ноября 1962 года) также закончился неудачно из-за выхода из строя радиоси­стемы, хотя в этом случае был установлен рекорд даль­ности радиосвязи, достигшей почти 107 миллионов кило­метров ^[9].

Дальнейшие попытки посылать ракеты к Марсу в благоприятный период в ноябре 1964 года показали, что успех в этой области исследований все еще во многом зависит от удачи. Американская ракета «Маринер-Ш», запущенная 5 ноября, не сбросила защитного кожуха и не дала совершенно никаких результатов. Ракета «Ма- ринер-IV», успешно запущенная 28 ноября, чтобы сфото­графировать Марс (предполагалось сделать 22 снимка), ориентировалась для фиксации своего положения не на ту звезду. Опыт пришлось повторить заново. Даже в последующем эти ракеты выбирали несколько раз не ту звезду, хотя, по-видимому, к концу года радиокоррекция помогла избавиться от этой вредной привычки. Как только с Земли приступали к коррекции курса ракеты, «Маринер-IV» начинала бешено вращаться, но и эту трудность удалось в конце концов преодолеть. Советский «Зонд-2» был запущен двумя днями позднее, однако его ресурсы энергопитания составили только половину пла­нировавшегося запаса >. Преодолеют ли эти устройства все трудности и выполнят ли они с успехом поставлен­ные перед ними задачи, станет известно ко времени вы­хода данной книги в свет.

ЧЕЛОВЕК В КОСМОСЕ

Но решающий момент в покорении космоса — полет человека в космос. Слова «век космоса» только тогда обретут свой полный смысл, когда сам человек будет свободно путешествовать в космосе, завоевывая его, как раньше он завоевывал поверхность Земли. Запуск искус­ственных спутников и направленных к планетам ракет, а также получение с них информации по радио в прин­ципе не очень сильно отличаются от изучения Вселенной при помощи телескопа — если не считать того, что ра­кеты и спутники есть прелюдия к путешествию человека в космос. Программа «Рейнджер», например, давая, не­сомненно, интересные для астрономов результаты, пред­назначается главным образом для накопления данных, необходимых при высадке людей на Луне. Собака в «Спутнике-2» (с приборами, посылавшими информацию о ее реакции на начальное ускорение и последующую невесомость) свидетельствовала о том, что Советский Союз еще в 1957 году думал о космическом полете чело­века.

Однако серьезное наступление в данном направлении началось только после завершения начальных программ по запуску спутников и лунников. Оно началось с за­пуска серии беспилотных космических кораблей «Вос­ток», вес которых (как и всех последующих пилотируе­мых кораблей) составлял около 4,5 тонны. В первом таком корабле (запущенном 15 мая 1960 года) нахо­дился пилот-манекен. Кабина не предназначалась для возвращения на землю, и часть программы с вхождением в плотные слои атмосферы фактически не удалась. Оче* редной корабль (запущенный 19 августа) имел на борту двух собак и успешно приземлился на восемнадцатом витке. Третий корабль (запущенный 1 декабря), также имевший на борту двух собак, при приземлении перешел на неправильную траекторию и сгорел в атмосфере. Четвертый и пятый корабли (запущенные 9 и 25 марта 1961 года), также с собаками на борту, возвратились благополучно. Таким образом, все было готово для по­лета Ю. А. Гагарина 12 апреля 1961 года (рис. XLIV), сделавшего один виток, и для полета Г. С. Титова, сде­лавшего 6 августа 17 витков за 25 часов. Меж тем аме­риканцы приступили с сентября 1959 года к выполнению различных предварительных испытаний по программе «Меркурий». 19 декабря 1960 года с третьей попытки был осуществлен суборбитальный полет кабины без че­ловека, а 16 февраля 1961 года — такой же полет с шим­панзе в кабине, поднявшейся на высоту 250 километров и пролетевший 676 километров с приводнением в океане. Затем летом 1961 года Шепард и Гриссом совершили такие же полеты, однако ближе к Земле и с меньшей дальностью полета.

Всего только три попытки осуществить орбитальный полет кабин без человека были проведены американцами перед тем, как они пошли на риск полета с пилотом. При первой попытке (25 апреля 1961 года) бустерную ракету предполагалось взорвать через 40 секунд после старта. Вторая попытка — 13 сентября, то есть через месяц после полета Г. Титова, — увенчалась успехом: кабина с пилотом-манекеном совершила одновитковый орбитальный полет. Однако космический корабль при­воднился в 65 километрах от ближайшего корабля и был подобран с воды лишь спустя 2,5 часа. Кроме того, были неполадки и с системой ориентации, которая должна работать безупречно и устанавливать корабль в нужном положении для правильного вхождения в плотные слои атмосферы в момент запуска тормозных двигателей. Когда был запущен третий космический корабль (29 ноября) с шимпанзе на борту, его были вынуждены посадить после двух витков вместо запланированных трех, опять-таки из-за неполадок в системе ориентации. Кроме того, бедный шимпанзе много натерпелся от не­правильного функционирования физиологического испы­тательного оборудования.

Нетерпение догнать Советский Союз было столь ве­лико, что, несмотря на эти зловещие неполадки, полков­ника Гленна вывели 20 февраля 1962 года на орбиту в трехвитковый полет (рис. XLV). Как и следовало ожи­дать, система ориентации снова вышла иэ строя, так что Гленну пришлось на втором и третьем витках своего орбитального полета вести корабль с помощью запасной ручной системы управления положением корабля в про­странстве, вследствие чего задание по научным наблю­дениям он выполнил лишь на 10 процентов. Кроме того, телеметрическая система подала ложный сигнал об от­соединении защитного теплового экрана. Когда капитан Скотт-Карпентер отправился 24 мая вслед за ним в дру­гой трехвитковый орбитальный полет, то помимо непола­док, приведших к перегреву его скафандра, ему опять пришлось перейти на ручное управление системой ориентации. Поскольку последнее он делал недостаточно точно, он приводнился на расстоянии около 400 километ­ров от намеченного места посадки и провел три опасных часа в надувной спасательной лодке, ожидая, когда его подберут. Ширра при своем шестивитковом орбитальном полете 3 октября продолжительностью 9 часов едва из­бежал катастрофы при старте, когда ракета-носитель сработала с опозданием относительно расчетного вре­мени и офицер службы безопасности собирался через несколько секунд взорвать ее. Наконец, 15 мая 1963 года Гордон Купер отправился в полет продолжительностью 34 часа (22 витка). На этот раз неполадки возникли в системе управления прохождением через» плотные слои атмосферы. Астронавт был вынужден включать тормоз­ные двигатели вручную, а поскольку возникли и другие неполадки, ему пришлось ориентировать свою кабину так, чтобы тепловой щит занял правильное положение. Ему удалось осуществить все это точнее, чем это делали автоматические системы при предыдущих полетах. После полета Гордона Купера программа «Меркурий» была объявлена завершенной. Она выполнялась все время со столь малым коэффициентом безопасности, что просто удивительно, как дело обошлось баз катастрофы.

Однако Советский Союз уже за год до этих полетов перешел к стадии, на которой два космонавта летали в космосе недалеко друг от друга, что, по-видимому, было первым шагом к решению проблемы стыковки кос­мических кораблей. 11 августа А. Николаев начал совер­шать свои 64 витка продолжительностью почти четверо суток. А 12-го к нему присоединился П. Попович (48 вит­ков с продолжительностью полета почти трое суток), чей корабль вышел на орбиту на расстоянии всего 4,8 километра от первого корабля. Это свидетельствовало о том, что время запуска удалось выдержать с точностью менее секунды, в то время как до сих пор самые удач­ные американские запуски отставали от расписания на минуты, а более обычные задержки длились часами. Этот опыт был повторен в следующем, 1963 году, когда В. Быковский отправился в полет 14 июня, а двумя днями позднее к нему присоединилась Валентина Тереш­кова— первая в мире женщина-космонавт. Ее корабль вышел на орбиту тоже на расстоянии около 4,8 кило­метра от первого корабля. В. Быковский находился в полете почти пять суток, совершив 81 виток, а В. Тереш­кова летала почти трое суток и сделала 48 витков.

Таким образом, к лету 1963 года советские космо­навты налетали 259 витков и, по-видимому, с неболь­шими неприятностями — отдельные приступы тошноты и поцарапанный нос в одном случае, — в то время как их американские коллеги совершили 34 витка в условиях почти сплошного кризиса Это сравнение станет еще больше не в пользу американцев, если вспомнить, что корабли «Восток» приземлялись без какой-либо особой подготовки к их приему и с системой связи, ограничен­ной советской территорией. Перед американцами стояла более легкая задача приводнения в океане, опираясь на наблюдения станций слежения, разбросанных по всему миру, и помощь в чрезвычайно сложной и дорогостоящей организации подъема кабины из океана. В случае по­лета Гордона Купера для извлечения кабины из океана было мобилизовано 22 судна, 100 самолетов и 27 ава­рийных спасательных команд. Основное отличие заклю­чалось в том, что американские ракеты были в состоя­нии выводить на орбиту полезный груз в 3 раза меньше,

чем корабли «Восток». Поэтому оборудование приходи­лось урезать до минимума ценой снижения надежности.

Однако в 1964 году появились признаки, что наконец- то американцы стали строить нужные им более крупные ракеты. 29 января они запустили свой крупнейший для того времени искусственный спутник весом 19 тонн (его полезный груз состоял только из крошечного маяка сле­жения, а остальное составлял балластный песок). 8 ап­реля они запустили кабину «Джемини» без пилота (рис. XLVI), что было первым шагом программы поле­тов космических кораблей с командой из двух космонав­тов. Первый такой корабль предполагалось запустить весной 1965 года. По весу (3,5 тонны) «Джемини» все еще уступал «Востоку». Наконец американцы превзошли «Восток» по весу, запустив 28 мая беспилотный косми­ческий корабль «Аполлон» весом 8,5 тонны К Этот за­пуск вместе с повторным опытом 18 сентября был ча­стью программы одновременного запуска в космос трех человек, из которых двоих предполагается высадить на Луне к 1970 году. Ни в одном иэ этих пробных полетов не ставилась задача возвращения кораблей на Землю ^[10].

Но еще до того как проекты «Джемини» и «Апол­лон» вышли из стадии испытаний макетов кабин, совет­ский корабль «Восход» совершил 12 октября 1964 года суточный полет с тремя космонавтами на борту (16 вит­ков). В техническом отношении этот полет знаменовал хюбой новый скачок вперед. Мощность ракеты возросла настолько, что помимо подъема беспрецедентно тяже­лого груза, в кабине корабля поддерживались столь благоприятные условия, что космонавтам в ней не требовались скафандры. Наряду с этим кабина была снабжена запасной системой тормозных двигателей. По­вышение коэффициента безопасности благодаря внесен­ным усовершенствованиям оправдало и рекордную вы­соту орбиты 409 километров. Новая система посадки, в которой были использованы реактивные тормозные двигатели, оказалась столь эффективной,что на корпусе корабля «Восход» после посадки не было обнаружено никаких вмятин. Возможность включить в команду науч­ного работника и врача и не отвлекать на наблюдения пилота ускоряла ведение необходимых научных исследо­ваний как в области физики верхней атмосферы, так и по изучению новых проблем управляемых полетов кос­мических кораблей К

ДВЕ В КОРНЕ РАЗНЫЕ ПОЛИТИКИ

Таким образом, несмотря на американские достиже­ния 1964—1965 годов (которые еще не свидетельствуют о какой-то внезапной перемене ситуации, а просто слу­жат признаком того, что американцы начинают исправ­лять свои прежние просчеты), в целом советская про-, грамма космических исследований одержала больший успех, чем американская. Поскольку вторжение человека в космос было во многих отношениях самым неизведан­ным делом из всех начинаний человечества XX века, интересно попытаться объяснить, почему советское госу­дарство идет в этой области впереди других стран. Факты вполне достаточны для того, чтобы отбросить басню, будто русские добились своих успехов просто благодаря использованию ума и опыта германских спе­циалистов. Мы не ошибемся, если скажем, что в Совет_: ском Союзе с 30-х годов создалась устойчивая традиция к проведению исследований по ракетостроению, которые не прекращались в годы войны и в послевоенный период, тогда как в Америке (несмотря на усилия Годдарда и отдельных других энтузиастов) до самого конца войны почти ничего не делалось для создания действительно мощных ракет. Но, опираясь на помощь ведущих гер­манских специалистов, создавших «Фау-2», и располагая гораздо более мощными ресурсами, Соединенным Шта­там ничего не стоило бы обогнать Советский Союз, если бы не другие, более важные причины, которые привели к крушению их планов.

Самой явной отличительной чертой американской программы космических исследований была так назы­ваемая «пролиферация проектов» *. Если оставить в сто­роне военные проекты, речь о которых еще пойдет ниже, то в Соединенных Штатах не было никакой ясности в главном направлении работ: то ли разрабатывать косми­ческую технику, то ли вести научные исследования (по десяткам направлений) на основе существующей косми­ческой техники, то ли стремиться к быстрейшему практи­ческому применению космических кораблей и к осущест­влению управляемых человеком космических полетов.

В противоположность этому самый беглый взгляд на список советских запусков ракет выявляет ясную и про­стую политику, основанную на первоочередной разра­ботке безопасной техники запуска космических кораблей, а затем—сразу же после обеспечения необходимой на­дежности — запуска в космос кораблей с космонавтами. «Спутник-1» преследовал почти единственную цель: по­казать возможности вывода искусственного спутника на орбиту. На нем было мало научной аппаратуры, пред­назначавшейся главным образом для управления внут­ренней аппаратурой спутника в полете. Второй и третий спутники выполнили большой объем исследований, но их главной задачей все еще оставалось испытание способ­ности к выведению на орбиту тяжелых кораблей и под­держание с ними связи. По окончании этой программы весь очередной год проводилась отработка методики за­пуска ракет на Луну или вокруг нее. После того как и это было сделано, следующие два года (1960—1961) были посвящены (если не считать неудачного запуска ракеты к Венере) отработке методики пилотируемого ор­битального полета. И только после того, как вся основ­ная космическая технология была отработана, советские исследователи космоса серьезно занялись использованием созданной техники для целей научных исследований. Но и после этого они работали над выполнением своей прог­раммы научных исследований спокойно, последователь­но и тщательно, запуская свои спутники «Космос» один за другим приблизительно каждую третью неделю. Эту программу русские ускорили в 1964 году, запустив в ав­густе 8 искусственных спутников «Космос» ^[11]. 30 января 1964 года русские продемонстрировали новый метод за­пуска, выведя одновременно 2 спутника «Электрон» на две весьма разные орбиты для сравнительного исследо­вания космической радиации на разном удалении от Земли ^[12] Главной задачей этой программы исследований все еще, по-видимому, остается накопление знаний, тре­бующихся для того, чтобы обезопасить полет человека в космос за пределами околоземных орбит, которыми до сих пор ограничивались космические полеты. Космиче­ский корабль «Восход» с тремя космонавтами знаменует собой начало новой фазы, на которой усовершенствова­ние методики управляемого человеком полета и проведе­ние новых научных исследований можно было бы исполь­зовать наилучшим образом. А маневрирующие спутники «Полет-1» и «Полет-2» (запущенные 1 ноября 1963 года и 12 апреля 1964 года), которые по команде с Земли не­сколько раз переходили с одной орбиты на другую, надо считать предположительно первым шагом к решению за­дачи стыковки в космосе, что позволит собирать крупные космические корабли из нескольких меньших для осуще­ствления более грандиозных полетов человека в космос.

Разницу между двумя программами можно проиллю­стрировать на статистических данных об успешных за­пусках за год (окончившийся 17 сентября 1961 года) ^[13]. За этот год Соединенные Штаты запустили 8 спутников, по-видимому преимущественно для проведения научных исследований для отработки методики запуска, 1 спут­ник связи, 2 метеорологических спутника, 1 спутник для обнаружения запусков ракет (по их инфракрасному из­лучению) и еще 2 других спутника для сбора дан­ных по этому проекту, 1 военный спутник-разведчик, 2 спутника для целей навигации, 9 спутников, выбрасывав­ших капсулы, которые должны были возвращаться на Землю, и совершили 1 неудачный запуск ракеты к Луне. Далее, обезьяна шимпанзе и 2 человека совершили корот­кие суборбитальные полеты и 1 макет космического кораб­ля был выведен на орбиту. За тот же период Советский Союз запустил 1 тяжелый спутник, 1 ракету к Венере (с частичным успехом), 3 космических корабля с соба­ками и 2 корабля с людьми. Таким образом, если со­ветские усилия сосредоточивались на немногих хорошо спланированных целях, то американская программа охва­тывала многие почти независимые проекты, что до пре­дела распыляло людские ресурсы и наличное оборудо­вание, из-за чего отдача была малой. Это во многом на­поминает различие в политике двух стран по вопросу поточного производства

ВРЕД ИСПОЛЬЗОВАНИЯ КОСМОСА В ВОЕННЫХ ЦЕЛЯХ

Приводившийся перечень американских успехов вклю­чает запуск 4 искусственных спутников исключительно военного назначения. Кроме того, как мы увидим, прог­рамма возвращения капсул на Землю и навигационные спутники также должны считаться по своим целям во­енными. В число 8 спутников, названных исследователь­скими, входят спутники ЛОФТ, которые в действитель­ности могут стать военными. Спутники связи и метеоро­логические спутники тоже нельзя полностью отделить от шпионских проектов. Таким образом, по крайней мере 15 (а может быть, и все 19) из 31 успешного запуска за этот период времени имели военное наз-начение. И здесь скрывается еще одна причина слабых результатов аме­риканских работ. Часто думают, что искусство создания управляемых снарядов и успех в завоевании космоса сопутствуют друг другу. Некоторая связь между ними, конечно, существует, поскольку именно боевая ракета «Фау-2» подвела ракетостроение почти к самой грани космических полетов. Дальнейшее развитие ракетострое­ния после 1945 года шло бы медленнее, если бы не было ускоряющего влияния холодной войны. Однако уже тог­да, когда ракеты достигли мощности, необходимой для запуска первых спутников, наметилось разделение путей их развития. Ракета, более всего подходящая для воен­ных целей и способная доставить боевую головку в про­тивоположную точку земного шара, слишком мала, чтобы служить эффективным средством для запуска космиче­ских кораблей.

В первые послевоенные годы представлялось, что ядерные боеголовки для управляемых снарядов должны быть довольно тяжелыми. Поэтому обе державы на­чали подготовительную работу по созданию сравнитель­но мощных ракет. Когда же выяснилось, что боеголовки с водородной бомбой могут быть значительно легче, чем это предполагалось, СССР продолжил разработку круп­ных ракет для космических полетов, в то время как Аме­рика сосредоточила свои усилия на создании небольших военных ракет. Так, работы над ракетой «Атлас» при­остановили в. 1951 году. На этой стадии космические ис­следования рассматривались как побочное дело, нечто вроде игры, в которую можно было разрешить играть ученым, выделив им несколько боевых ракет. Первые американские запуски ракет в космос — с небольшими спутниками и с частыми неудачами — приходилось осу­ществлять на комбинациях ракет, составлявшихся пре­имущественно из военных ракет «Юпитер» и «Тор», ко­торые были весьма малоэффектны и обходились слиш­ком дорого для данного наз-начения. Первые скромные успехи пришли только с запоздалой готовностью «Ат­ласа», использованного для полета Гленна в 1962 году. Но даже это было, по существу, попыткой заполнить брешь посредством чрезмерно крупного межконтинен­тального баллистического снаряда, приспособленного для мирных целей. Ракета «Сатурн» (рис. XLVII), предназ­начавшаяся для того, чтобы выдвинуть в конце концов Америку на положенное место, была потомком ракеты «Фау-2», созданным фон Брауном со своей бригадой. Она была задумана в апреле 1957 года, но тогда фон Браун работал на военных, а военное начальство от­крыто заявило об отсутствии у него всякого интереса к такой ракете, поскольку она была слишком велика для них. Военные отказались финансировать этот проект и чуть не похоронили его совсем осенью 1959 года. Его удалось спасти, передав в ведение только что учрежден­ного Национального управления по аэронавтике и ис­следованию космического пространства. Из*-за подобных проволочек ракета «Сатурн» была готова для первых испытательных полетов лишь к концу 1961 года, а ус­пешный испытательный запуск был осуществлен только в середине 1962 года. Только в 1964 году «Сатурн» вы­вел на орбиту 19-тонный спутник и макет космического корабля «Аполлон», что наконец-то поставило американ­цев по способности выводить на орбиту тяжелые грузы несколько выше того уровня, на котором русские нахо­дились в середине 1960 года *.

То, что Соединенные Штаты рассматривают космиче­ское пространство преимущественно как новую область военных действий, ясно из многочисленных заявлений их военных и политических руководителей. Выступая перед одной из подкомиссий конгресса США в 1962 го­ду, заместитель начальника штаба военно-воздушных сил заявил: «В настоящее время нам трудно предста­вить полный комплекс систем космического оружия, од­нако мы знаем, что у нас они будут и нам еще понадо­бятся» ^[14].

«Если жизнеспособность наземных систем подверг­нется угрозе, — заявил генерал-лейтенант ВВС США Джеймс Фергюсон, — то расположение систем в глубо­ком космосе может оказаться единственным средством обеспечения их жизненности. Например, жизнеспособ­ность существующих систем командования и управления как для наступательных, так и для оборонительных действий будет поставлена под угрозу ростом мощности бомб»^[15]. Лидер демократов в Палате представителей реагировал на сообщение о запуске «Луны-1» выступ­лением, в котором подчеркнул необходимость «догнать и перегнать Советский Союз — сколько бы это ни стоило Нельзя допустить Пирл-Харбора в космосе^[16]». Точка зрения президента Кеннеди была следующей: «Мы не можем позволить той или иной стране с враждеб­ным к нам отношением господствовать в космосе»⁶. А позднее он реагировал на предложения не рассмат­ривать попытки по высадке человека на Луне как гонку, исходившие от России и переданные ему через сэра Бер­нарда Ловелла, замечанием о том, что запланирован­ная высадка американских космонавтов на Луне к 1970 году должна продемонстрировать «способность к господ­ству в космосе», которая важна для Соединенных Шта­тов как передовой державы свободного мира К Его пре­емник Линдон Джонсон, будучи еще вице-президентом США, заявил следующее: «Нам надлежит со всей ре­шительностью и впредь продвигаться в космос, чтобы завоевать его для мира, пока его не захватила другая страна для войны и разрушения» ^[17]. А вот точка зрения сенатора Барри Голдуотера, вероятного претендента на пост президента США на новых выборах, высказанная им в 1962 году: «Мы должны установить свое господство в космосе так же, как мы господствуем в воздухе»^[18].

При подобном отношении правящих кругов совсем не удивительно, что большая часть и, быть может, даже преобладающая часть усилий Соединенных Штатов на­правлена на достижение военных целей в ущерб их ра­боте по действительному завоеванию космоса для чело­вечества. Запуск спутников «Мидас» имел своей целью обнаружение запуска ракет посредством регистрации инфракрасного излучения от выбрасываемых из них га­зов. Два таких спутника, запущенных в 1960 и 1961 го­дах, выявили наличие недостатков в первичной прог­рамме, которую вслед за этим сократили, изменив направление, в 1963 году, когда было объявлено, что почти половину из израсходованных 150 миллионов фун­тов стерлингов надо признать суммой, выброшенной на ветер даже с военной точки зрения. В целях сравнения с этими и несколькими другими цифрами военных расхо­дов, которые мы приведем ниже, можно указать, что пол­ная стоимость 9 запусков ракет по программе «Рейнджер» обошлась в 93 миллиона фунтов стерлингов. Совершенно ясно, что на военные цели было отвлечено далеко не мало сил и ресурсов. Заявление, опубликованное в 1963 году, гласило, что работа будет продолжена иными пу­тями, но ее цель остается прежней. По-видимому, два спутника ВВС, запущенные в 1963 году, которые, как утверждалось, успешно обнаруживали запуски ракет, были усовершенствованными вариантами спутника «Ми- дас». Спутники «Самос» предназначались для ведения разведывательных операций против Советского Союз*а. Помимо спутника «Самос-П» (запущенного 13 января 1961 года), получившего большую известность, работы велись по программе, которая предусматривала расхо­дование свыше 100 млн. фунтов стерлингов в год, «под покровом плотной завесы секретности (даже само название «Самос» провозглашено к настоящему времени секретным и запрещенным для открытого упоминания кем бы то ни было, кто хотя бы отдаленно связан с про­ектом)»^[19]. До осени 1962 года было запущено около 8 спутников, и, по-видимому, многие из последующих сек­ретных спутников были спутниками «Самос».

Другая программа (названная «Феррет-2»), о суще­ствовании которой стало известно случайно из одного рекламного объявления в декабре 1962 года, имеет целью подслушивание советских радиопередач и радиолокаци­онных станций. Спутники «Вела отель», два из которых были запущены одной ракетой 17 октября 1963 года и еще два 17 июля 1967 года, предназначаются для обна­ружения ядерных экспериментальных взрывов на рас­стоянии нескольких сотен миллионов километров в кос­мосе, хотя и не известно, кто же именно собирается про­изводить эти взрывы.

Программа «Сейнт», о которой общественность почти ничего не знает, воплощает попытки ВВС создать манев­ренные спутники, способные обследовать неизвестные спутники в полете и определять их характер и цель. Бо­лее поздние модели этих спутников должны обладать способностью примыкать к неизвестным спутникам и разгонять их до второй космической скорости. Эта прог­рамма была прикрыта в 1962 году, а предусматриваемые ею эксперименты предполагается продолжить посредст­вом двухместных космических кораблей «Джемини». Для этой цели разрабатывается устройство, названное «маневренный аппарат», с дистанционным управлением, весом около 57 килограммов. Это устройство подлежит запуску и управлению с пилотируемого космического ко­рабля для обследования всякого показавшегося подо­зрительным спутника. Президент Джонсон в августе 1964 года объявил о том, что у Соединенных Штатов имеется две системы вооружения для перехвата и уничтожения спутников в полете, которые полностью готовы к дей­ствию. Одчако эти системы относятся к категории на­земных и разработаны на основе противоракетных сна­рядов.

Крупнейшей и наиболее импозантной американской программой в начальный период космических работ бы­ла программа «Дискаверер» с целью разработки спо­соба возвращения со спутника кабины весом 136 кило­граммов ^!. Эта программа широко рекламировалась как программа работ по решению задачи возврата космиче­ских кораблей с людьми через плотные слои атмосферы. Однако постепенно выяснилось, что она преследует со­вершенно иную цель. Известные средства телевидения и радио не способны обеспечить достаточно подробную передачу со спутника на Землю тех фотографий, кото­рые делает спутник-шпион. Кабины спутников «Диска­верер» должны были доставлять сами фотографии. Та­ким образом, крупнейшая из начальных американских программ тоже отвлекала ресурсы от истинного иссле­дования космоса на военные цели. Общепризнано, что спутники «Дискаверер» использовались для доставки материалов со спутников «Самос». После этого можно и не удивляться тому, что многие комментаторы пере­стали верить в невинность метеорологических спутников. Конечно, метеорологическую ценность спутников «Пи- рос» и «Нимбус» для мирных целей надо полагать убедительно доказанной, что делает эту программу круп­нейшим американским вкладом в полезное использова­ние космической техники. Но помимо того, что метеоро­логическая информация сама по себе имеет важное во­енное значение, методика фотографирования и передачи данных, используемая на метеорологических спутниках, весьма близка к той, которая необходима для шпио­нажа К

Система запуска навигационных спутников «Транзит» имеет целью обеспечить содействие подводным лодкам при производимом ими время от времени точном опреде­лении своего местонахождения (в целях проверки пра­вильности действия их инерциальной навигационной сис­темы) и повышения таким образом точности наведения на цель ракет «Поларис». Как заявлялось, возможности использования этой системы в гражданских целях пред­полагалось изучить, но сущестующие методы, по-види- мому, вполне достаточны для гражданских нужд. Начи­ная с марта 1960 года и по ноябрь 1961 года, согласно экспериментальной части программы разработки этой системы, было осуществлено пять успешных запусков. Тогда полагали, что полностью отработанная система будет готова к использованию к концу следующего года. Однако после неудачного запуска спутника «Транзит» в декабре 1962 года последующие запуски были засекре­чены, хотя иногда сведения и просачивались, как это было, например, с неудачным запуском одного из таких спутников, из»-за чего в апреле 1964 года в стратосфере было рассеяно около килограмма плутония из силовой ядерной установки на спутнике. Это усилило радиацион­ную опасность нашего времени и послужило предупреж­дением о большей опасности в грядущем.

Геодезия — наука, в задачу которой входит точное определение размеров и формы Земли, — представляется далекой от военной области. Однако для точного наведе­ния межконтинентального баллистического снаряда на цель необходимо знать правильное взаиморасположение стартовой площадки и цели. Поэтому три рода воору­женных сил и Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства объединили свои усилия в целях осуществления геодезического про­екта, в соответствии с чем 31 октября 1962 года был запущен спутник «ANNA 1-В». Первоначально предпола­галось, что этот проект будет секретным, но под дав­лением общественного мнения результаты работы по этой программе были предоставлены в распоряжение ученых. Однако армейский картографический спутник «Секор», запущенный в январе 1964 года «на спине» спутника ВВС (который сам по себе засекречен), пред­ставляется дальнейшей тайной попыткой продолжить военную геодезическую работу.

Спутник «Дайна-Coop» [20] (по-видимому, точное назва­ние устройства, так и не увидевшего света) был задуман как помесь самолета со стреловидными крыльями и пилотируемого искусственного спутника Земли. Его предполагалось выводить с помощью ракеты на близкую орбиту, с которой он должен был возвращаться на Землю как планер. Целью работы с самого начала было созда­ние космического бомбардировщика или, быть может, истребителя спутников. Деятельная работа в этом на­правлении началась приблизительно в 1958 году, и к на­чалу 1963 года начали изготавливать отдельные части аппарата. Но уже к этому времени поползли слухи о неудачности проекта, так что к концу года работы были полностью прекращены после затраты впустую около 150 миллионов фунтов стерлингов. Космические корабли будущего, предназначающиеся для полета на далекие расстояния, будут, вероятно, оснащаться атомными ра­кетами. Усилия и средства (70 миллионов фунтов стер­лингов за десятилетие), которые можно было бы пустить на создание таких кораблей, были фактически направ­лены Комиссией по атомной энергии на создание низко летящего снаряда с прямоточным воздушно-реактивным двигателем, получающим энергию от атомного реактора. В июле 1964 года американцы отказались от этого проекта.

КОСМИЧЕСКИЕ БОМБЫ И ИГОЛКИ

Рассматривавшиеся в настоящей главе работы фак­тически не причинили ущерба (если не считать отвлече­ния сил и средств, которые можно было бы направить на более полезные дела), они только грозили принести вред.

Однако этого нельзя сказать об американской водород­ной бомбе «Старфиш», взорванной в июле 1962 года на большой высоте. И до этого и после этого были и дру­гие взрывы на больших высотах, которые производились как США, так и СССР. Однако эти взрывы можно до некоторой степени оправдывать тем, что эти бомбы были небольшими и взрывались на таких высотах, на которых они не могли принести серьезного ущерба. К тому же такие взрывы давали ценные научные сведения (хотя сомнительно, чтобы в этом заключалась их главная цель). Однако мощность бомбы «Старфиш» достигала 1,4 мегатонны *, а взорвали ее на высоте всего около 400 километров. Ученые — не те, которым было дано за­дание оправдывать этот эксперимент, — предсказывали, что такой взрыв серьезно изменит околоземное простран­ство, и почти в один голос требовали отмены взрыва. События доказали их правоту. Взрыв создал около Зем­ли новый пояс интенсивной радиации, для рассеяния которого потребуется около десятилетия (этот пояс мо­жет изменить погоду). Это создание нового пояса сильно затрудняет задачу исследования естественных околозем­ных поясов радиации, которые предстоит тщательно изучить, прежде чем предпринять безопасные полеты к Луне. Он создает помехи в работе радиоастрономов, частично вывел из строя несколько научно-исследователь­ских спутников, в том числе английский спутник «Ариель», запущенный в США. Поступление данных с этого спутника сократилось на 60—70 процентов. Вэрыв усилил опасность радиационного облучения при космических полетах человека за пределами самых скромных высот, на которых они до сих пор производи­лись. Так, во время полета А. Николаева и П. Поповича интенсивность радиации была в 2 раза больше, чем при полетах Ю. Гагарина и Г. Титова годом раньше. И во­преки заявлениям американских властей о том, что это был якобы прекрасный эксперимент, в официальном докладе 12 ведущих английских ученых министру науки твердо говорилось, что взрыв «представляется заплани­рованным исключительно для военных целей». Главной целью, по-видимому, было изучение возможности исполь­зования интенсивной радиации от взрыва для подавле­ния радиосвязи противника.

Как же все-таки обеспечить в таких условиях нор­мальную работу своей собственной системы связи? В этом, вероятно, состояла главная цель еще одного эксперимента, тоже породившего многочисленные про­тесты ученых всех стран мира. Речь идет об экспери­менте «Уэст Форд» по созданию пояса вокруг Земли из крошечных иголок, который действовал бы как отража­тель радиоволн. После неудачной попытки в октябре 1961 года (иголки не рассеялись) второй выстрел 9 мая 1963 года выбросил 400 миллионов иголок, образовавших пояс вокруг Земли на высоте 3220 километров. Резуль­таты как будто дали удовлетворение американским вла­стям. Но они вместе с тем подтвердили опасения ученых: хотя этот пояс оказался слишком тонким, чтобы возы­меть серьезные последствия, всякая новая попытка рас­ширить этот эксперимент до масштабов рабочей системы создала бы серьезные помехи для оптической астроно­мии и радиоастрономии. «Вред заключается не только в данном эксперименте, — заявил по этому поводу сэр Бернард Ловелл,— а и в складе ума, который делает возможным подобные эксперименты без международных соглашений и мер предосторожности»'. Министерство обороны США вынашивает планы по запуску активных ретрансляционных спутников связи, однако их не пред­полагается осуществлять, пока не будет выяснено, нельзя ли заставить гражданские системы обслуживать и воен­ные нужды. А спутники, подобные «ЛОФТИ» (22 фев­раля 1961 года), предназначающиеся для из-мерения уровня весьма низкочастотных сигналов, по-видимому, преследуют цель решения задачи обеспечения радио­связи с подводными лодками.

Разрабатываются еще более честолюбивые планы. Хотя еще и не построена ракета «Итакус», спроектиро­ванная авиационной фирмой «Дуглас», она предназна­чается для доставки в любой уголок мира за полчаса 60 тонн груза или 600 парашютистов. Когда министр обороны Роберт Макнамара заявил 10 декабря 1963 года

о   прекращении работ по программе «Дайна-Coop», он сообщил одновременно о проекте ВВС по созданию к 1967—1968 годам пилотируемой орбитальной лаборато­рии. Ее цель сводится к выявлению различных возмож­ностей использования космоса в военных целях. Военные ведомства Соединенных Штатов намереваются использо­вать еще ракеты «Джемини» для проведения опытов на солдатах в космосе. Целью этих работ, уже обсуждав­шихся нами, является, очевидно, в общем виде подго­товка проектов создания пилотируемых орбитальных бомбардировщиков и орбитальных командных постов, которые во время всеобщего разрушения должны будут обеспечить сохранение хотя бы военного штаба. (В на­стоящее время эта задача возлагается на летающие командные посты.) ^[21] А помимо всех этих проектов, о ко­торых хоть что-то сообщалось, ВМС и ВВС США регу­лярно запускают спутники (по крайней мере 20 спутни­ков в 1963 году), о которых либо ничего не сообщается, либо просто объявляется о запуске без упоминания о назначении. Огромное отвлечение ресурсов на военные цели, о котором говорилось на последних нескольких страницах, явно представляет собой одну из главных причин сравнительно слабых успехов американцев в ис­следовании космоса.

В условиях нашего времени маловероятно, конечно, чтобы Советский Союз не занимался изучением возмож­ностей использования космоса в военных целях. Он пер­вым, с опережением почти на 15 месяцев, запустил в августе 1957 года межконтинентальный баллистический снаряд. Но по официальным американским данным, в начале 1964 года у СССР таких снарядов было меньше 200, в то время как на базах США их имелось около 1000. СССР претендует на ведущую роль в области раз­работки противоракетных ракет. В области же изучения самого космоса нет серьезных данных, говорящих о том, что СССР ведет там обширные военные исследования, а в то же время многое говорит об обратном. Шпионские камеры могли быть установлены на космических кораблях «Восток» или на спутниках «Космос». И действительно, делегат США в ЮНЕСКО Уильям Бентон говорил^[22], что, как признался ему Хрущев, Россия распола­гает фотографиями военных объектов, снятых из космоса. Ни подтверждения, ни опровержения этого сообщения не последовало. Необъявленные запуски возможны, но их нетрудно обнаружить. И даже если допустить, что каж­дое американское заявление об обнаружении необъяв­ленного советского спутника есть правда и что речь идет о спутнике военного назначения [23], то и тогда общее число спутников получается гораздо меньше того, какое должно было бы быть при наличии серьезной военной программы. Чего-либо сравнимого с бомбой «Старфиш» или с игольчатым поясом «Уэст Форд» нельзя скрыть даже от внимания гражданских ученых. Агрессивные вы­сказывания, цитированные на стр. 366 и 367, не имеют параллели в СССР. Простая и ясная программа, изло­женная уже нами в общем виде, не оставляет места для

 

какого-либо крупного отвлечения ресурсов от завоевания космоса на возможное использование космоса для завое­вания Земли.

Рассуждения, изложенные на последних нескольких страницах, можно представить обобщенно в виде данных об успешных запусках космических кораблей до 1963 го­да. (См. таблицу на стр. 375.)

Самым наглядным выводом из этой таблицы является то, что число американских военных запусков значи­тельно превосходит общее число всех остальных амери­канских и русских запусков, вместе взятых. Это справед­ливо и отдельно по всем годам начиная с 1960 года. Более того, американские военные работы непрерывно расширяются, в то время как их работы в других напра­влениях остаются на довольно постоянном уровне (по крайней мере численно). Таблица выявляет также чрез­мерное рвение американцев найти выгодное практиче­ское применение космическим аппаратам еще до надеж­ной отработки их запуска.

Простота советской программы очевидна — два года были посвящены первым трем спутникам, один — лун­никам, а затем все было приостановлено на год в целях подготовки всего необходимого для полета человека в космос. И только с 1962 года, когда основные проб­лемы по надежному выводу спутников на орбиты были решены, советская программа была серьезно переклю­чена на выполнение научных исследований, в области которых их работа с тех пор значительно превосходит американскую К Фаз-а изучения русскими возможностей практического использования космоса еще впереди. Надо полагать, что эта фаза начнется сразу же, как только они решат, что расширяющаяся программа научных ис­следований дала достаточно сведений для подведения под эту работу прочного фундамента ².

Приведенная таблица не показывает одного — в пос­леднее время американская программа проявляет тен­денцию копировать русскую в том, что касается сосре­доточения усилий на немногих важных проектах вместо бесполезного их распыления по многим направлениям. Военные работы продолжают поглощать все увеличи­вающуюся часть ресурсов. Однако около 80 процентов средств, ассигнованных на гражданские цели, предна­значались в 1964 году на осуществление программы вы­садки людей на Луне и связанные с этим исследования. Американцы уже исправили некоторые из своих преж­них ошибок (например, игнорирование разработок круп­ных ракет, в которых вооруженные силы не нуждались). Научившись наконец на своих ошибках тому, что сосре­доточение усилий дает лучшие результаты, американцы, располагая большими ресурсами, сумеют, быть может, догнать русских в космосе. Однако для этого им при­дется еще найти способы преодоления других трудностей, которых так много на их пути. Одна из таких трудностей заключается в стремлении рассматривать космос как гоночный трек, где разыгрывается приз в виде престижа.

КОСМОС И ПРЕСТИЖ

Разумеется, Советский Союз не преминул извлечь как можно больше пользы из своих успехов. Но мало оснований утверждать, что главным двигательным мо­тивом советских работ были престижные соображения. Более того, отказ от участия в гонке за Луну говорит об обратном. В противоположность этому Соединенным Штатам дорого обошелся их маленький спутник, запу­щенный 19 декабря 1958 года. Они не постояли перед столь большими расходами ради передачи по всему миру преимущественно в пропагандистских целях рождествен­ского послания президента Эйзенхауэра. Престижные

место аварии. Вот почти и все пока, помимо того, о чем уже гово­рилось раньше. В конечном же итоге завоевание космоса должно принести огромные практические плоды, как это было в прошлом при покорении лесов или океанов. Однако эти возможности реали­зуются только после накопления больших знаний, возможно только после завоевания «Луны и планет. Поэтому, вероятно, правильнее сосредоточить внимание пока на научных исследованиях, а практи­ческое использование придет вслед за этим в свое время.

соображения постоянно толкали американцев на осуще­ствление с панической торопливостью плохо подготов­ленных и рискованных программ, подобных полетам по программе «Меркурий», которые были ими широко раз­рекламированы, но которые почти ничего не внесли в дело овладения космосом. А когда президент Кеннеди объявил в мае 1961 года в своем послании к стране о своем плане высадки человека на Луне к 1970 году, то он основывал свое заявление не на реальной оценке тех или иных достижений (поскольку полет Гленна состоялся спустя 9 месяцев) или на трезвом научно обоснованном определении даты полета (поскольку опасность радиа­ции для летящих на Луну достигает своего пика лишь после 1968 года). Основным мотивом было стремление избежать потери авторитета с учетом полета Ю. Гага­рина, состоявшегося за месяц до этого, укрепить пошат­нувшийся престиж, бросив вызов СССР на гонку к Луне

Нет ли иронии в том, что Америка участвует в гонках, на которых, по-видимому, выступает единственный уча­стник? В октябре 1963 года советский премьер Н. С. Хру­щев официально объявил о том, что уже было известно в течение некоторого времени неофициально. «В настоя­щее время, — заявил он, — мы не планируем полетов на Луну». Как он пояснил, для таких полетов нужна го­раздо более основательная научная подготовка. «Я же­лаю им успеха, — сказал он о планах американцев.— А мы посмотрим, как они полетят туда и как прилунят­ся,—продолжал он. — Самое главное, как они потом взлетят и вернутся домой. Мы же поучимся на их опыте. Нас не прельщает соревнование по высадке людей на Луне без» тщательной подготовки. Ясно, что такое сорев­нование принесет не пользу, а, наоборот, только вред, поскольку оно может привести к человеческим жертвам»^[24]. Это стремление к хорошей подготовке каждого шага в исследовании космоса — главный источник советской силы, в то время как американская щепетильность в вопросах престижа не раз толкала их на скоропали­тельные и плохо подготовленные проекты, которые при­водили в конце концов к плохим результатам. Остается лишь надеяться, что гонка за Луну не станет еще одним таким проектом К

ОРГАНИЗАЦИЯ КОСМИЧЕСКОЙ ПРОГРАММЫ

Раздираемая конкуренцией индивидуалистическая структура американского общества оказалась плохо при­способленной для решения столь обширных задач, как исследование космоса. Когда полностью раскрылась глупость программы как некоего соревнования по мета­нию дротиков в небо, в котором участвовали армия, военно-морской флот и военно-воздушные силы, тогда —

1    октября 1958 года — было создано Национальное упра­вление по аэронавтике и исследованию космического пространства. Однако прошел еще год, прежде чем армия была вынуждена передать этому управлению свой персонал численностью 5000 человек во главе с фон Брауном, занимающийся космическими исследова­ниями. Центры космических исследований военно-воз- душных сил и военно-морского флота остались незави­симыми, а отсутствие координации между ними и На­циональным управлением по аэронавтике и исследова­нию космического пространства породило большое дуб­лирование работ и стало постоянным источником общей малой эффективности последних.

Но это только начало осложнений. Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства передает 90 процентов своей работы по контрактам частным промышленным предприятиям. В работах по программе «Меркурий» (пилотируемый полет) участвовало около 4000 фирм. Отсюда пустое расходование средств, спекуляция и неразбериха. И даже еще хуже! То ли в погоне за барышами, при которой необходимые расходы всячески урезываются, то ли потому, что высококвалифицированных инженеров и научных работников не хватило при распределении между столь многочисленными конкурирующими фир­мами, но качество подрядных работ оказалось на опасно низком уровне. В докладах Национального управления по аэронавтике и исследованию космического простран­ства по програме «Меркурий»^[25] упоминаются случаи плохой организации и низкого качества работ, пустые расходы по которым превысили 35 миллионов фунтов стерлингов. В резервном космическом корабле для полета Купера (последнего в серии) было обнаружено 720 неисправностей. Аварийная система на корабле Гленна имела неправильное подключение в схему. Ба­тареи на корабле Ширра дали течь. На каждый из ше­сти полетов приходилось в среднем по десять неисправ­ностей оборудования. Просто удивительно, как еще в этих условиях все астронавты возвратились из полета невредимыми.

О подробностях организации советской программы космических исследований ничего не сообщалось. Однако нам достаточно хорошо известно по другим областям, что у русских дублирование работ исключается (раз­умеется, отдельные ошибки по вине человека возможны), научные работники и инженеры распределены по объек­там программы рационально, с учетом их наиболее эф­фективного использования, работы на каждой стадии и на всех уровнях ведутся согласованно и по единому плану. И конечно, об участии частнокапиталистической промышленности не может быть и речи. История ис­следования космоса в действительности ярче всего ил­люстрирует преимущества социалистической экономики в проведении крупных совместных мероприятий, требуе­мых технологией нашего времени. Как уже отмечалось на стр. 347, именно события первых лет исследования космоса привлекли внимание всего мира к преимущест­вам системы технической и научной подготовки кадров в социалистических странах. Если к этому присовоку­пить, что уже говорилось о преимуществах простой пла­новой политики перед системой многочисленных и плохо скоординированных проектов, а также о соображениях престижа, отвлечении ресурсов на военные цели, чрез­мерном рвении к преждевременным практическим при­менениям и недостатках организации частнокапитали­стической экономики, то нам станет ясно, почему СССР оказался в век космоса впереди всех других стран, не­смотря на более значительные ресурсы, которыми распо­лагают Соединенные Штаты Америки.

ГРЯДУЩЕЕ ПОКОРЕНИЕ КОСМОСА

Давайте заглянем в будущее. Космическое простран­ство, к исследованию которого мы приступили, столь огромно, что почти не охватывается воображением. Чтобы получить некоторое представление о нем, рас­смотрим некую модель, в которой нашу Землю изобра­зит шар диаметром около 15 сантиметров. Тогда попе­речник Солнечной системы в том же масштабе составит около 145 километров. Как показали лунники и ракеты «Рейнджер», мы можем надежно посылать приборы к Луне, отстоящей от Земли в этой модели всего прибли­зительно на 5 метров. За этими пределами мы все еще во многом зависим от везения. Хотя автоматическая станция «Маринер-П» передала информацию о Венере с расстояния около 690 метров, но рекорд здесь принад­лежит советской автоматической станции, запущенной в сторону Марса, которая передала сигналы с расстоя­ния 1280 метров. Что касается пилотируемых полетов, то экипаж космического корабля из трех человек обле­тел в октябре 1964 года шар диаметром 15 сантиметров на высоте всего 5 миллиметров. Ясно, что нам предстоит долгий путь, пока мы исследуем хотя бы Солнечную систему.

И все-таки космические путешествия по Солнечной системе можно осуществлять на основе развития уже существующей ракетной техники или, быть может, ра­кет с атомными силовыми установками, ракет с ионными двигателями или фотонных ракет, которые мы уже пред­ставляем себе теоретически и которые сумеем, вероятно, скоро и построить *. Однако мы пока еще не можем ска­зать, сколько времени потребуется для этого — осущест­вится ли высадка на Луну к 1970 году, как надеются американцы, или, что вернее, люди посетят Марс и Ве­неру уже в текущем столетии или в следующем. Озна­комившись с настойчивостью, с которой это маленькое создание — человек — осваивал Землю, мы едва ли усом­нимся в том, что в свое время он освоит и Солнечную систему. Никакая ее часть в естественных условиях не пригодна для обитания. Но ведь равным же образом лишь отдельные части суши Земли были пригодны для обитания первобытных людей, описанием жизни кото­рых открылась данная книга. Как наши предки создали технику, позволившую нам жить почти повсюду на Земле, так и наши потомки создадут новую технику, которая позволит им обитать за пределами Земли. Отнюдь не исключено, что через несколько столетий колонисты с

Земли поселятся на Марсе и Венере или на спутниках больших планет, быть может, колонии людей обоснуются даже в открытом космосе. Нам не стоит здесь поддавать­ся соблазну строить умозрительные предположения о но­вых возможностях и новых задачах, с которыми столк­нутся эти люди.

Но одно представляется бесспорным. В пределах Сол­нечной системы они не встретят мыслящих существ ино­го вида. Но Солнечная система представляет собой, по сути дела, всего лишь наши задворки в космическом про­странстве. Наше Солнце — лишь рядовой член семьи в составе около 100 миллиардов звезд, которую мы назы­ваем Галактикой, конгломерат звезд в форме немного утолщенной в середине лепешки, имеющей поперечник около 10 миллиардов километров даже в выбранном нами сильно уменьшенном масштабе! Конечно, наша собственная Галактика есть всего лишь одна из мил­лионов других галактик, которые простираются на рас­стояния в сотни тысяч раз больше. Но давайте удоволь­ствуемся нашей собственной Г алактикой — городом звезд, в котором наша Солнечная система олицетворяет всего лишь один дом с садом. Хотя наши познания по данному вопросу еще очень далеки от конкретности, но теоретические рассуждения позволяют думать, что мно­жество таких звезд должно иметь свои планеты с усло­виями, напоминающими земные. По недавним трезвым оценкам число таких планет должно составлять около 600 миллионов. Поэтому весьма вероятно, что на некото­рых из них возникла разумная жизнь.

Каковы же наши шансы посетить ^[26] эти далекие пла­неты и познакомиться с их жителями? Это гораздо более трудный вопрос, чем все то, что мы до сих пор рассмот­рели. Прежде всего расстояние даже до ближайшей звезды в тысячи или десятки тысяч раз больше расстоя­ний внутри Солнечной системы. Даже в нашем малень­ком масштабе, согласно которому Земля имеет диаметр 15 сантиметров, эта ближайшая звезда будет от нас на­ходиться на расстоянии около 493 000 километров, а до сих пор нам удалось поднять Ю. Гагарина и его после­дователей всего только приблизительно на 0,5 санти­метра по этому пути! Если мы сообщим нашей ракете скорость около 40 ООО километров в час (на этот раз в реальном масштабе) после преодоления притяжения Земли, а затем Солнца, что при современном состоянии дел будет очень трудной задачей, то для достижения ближайшей звезды все еще потребуется 100 ООО лет, что едва ли практически осуществимо.

Но не стоит отчаиваться. Эти расчеты проводились на основании предположения, что полет будет совер­шаться на ракетах, которые, подобно существующим, бу­дут снабжены двигателями, работающими всего несколь­ко минут, а остальную часть полета они будут совершать по инерции. Если бы могли создать космические корабли с двигателями, способными работать непрерывно ряд лет, то они все время ускорялись бы, что позволило бы им даже с двигателями очень небольшой мощности достигать огромных скоростей, которые сделали бы путе­шествие к другим звездам вполне осуществимым. Созда­ние таких ракет в настоящее время совершенно невоз­можно. И если даже мы предположим идеально эффективное использование наилучшего известного нам источника энергии, а именно превращение водорода в гелий в процессе реакции синтеза, и даже если мы смо­жем организовать непрерывное пополнение запасов топ­лива в процессе полета путем сбора водорода, рассеянного в межзвездном пространстве, то и в этом случае такой полет остается неосуществимым *. Но для этого потре­буется сделать только еще один шаг, сравнимый по зна­чимости с переходом от химической к ядерной энергии, который был сделан в последние несколько десятилетий, а осуществив его, можно будет подумать и о непрерывно ускоряемых ракетах. С учетом быстрого развития науки в настоящее время было бы неразумно отрицать воз­можность такого открытия в ближайшие несколько деся­тилетий или столетий. Таким образом, перспективы путе­шествий с непрерывно ускоряемыми ракетами заслужи­вают рассмотрения.

В таком случае давайте вообразим путешествие в ра­кете, движущейся с равномерным земным ускорением, с каким падает камень у поверхности Земли. Путешест­вие в таком корабле было бы комфортабельным, так как пассажиры все время чувствовали бы себя как бы под действием обычной силы тяжести, действующей в направ­лении к хвосту корабля. До половины пути скорость полета ракеты увеличивается, а затем она разворачи­вается так, чтобы двигатели постепенно притормаживали ракету до полной остановки у цели путешествия. Затем при возвращении на Землю ракета снова разгоняется все время до середины пути, где она снова разворачи­вается и замедляется до приземления опять на старте. В таком корабле путешествие на 40 миллионов километ­ров (реальное расстояние в принятом нами масштабе) до ближайшей звезды и обратно заняло бы только около семи лет и трех месяцев, то есть ненамного больше, чем длилось путешествие вокруг Земли в годы правления королевы Елизаветы I.

Но теперь возникает любопытное обстоятельство. Эти семь с четвертью лет на путешествие туда и обратно представляют собой продолжительность путешествия, за­меренную самим путешественником. Но люди, которых он покинул на Земле, станут говорить, что путешествие длилось почти 12 лет. Время не есть всеобщая, одина­ковая для всех категория, как это представляется в по­вседневной жизни. Оно только представляется нам та­ким, поскольку нам ни разу не приходилось передви­гаться с очень большой скоростью. Время есть нечто, что каждый человек, так сказать, носит с собой. И когда люди передвигаются с очень большими скоростями по отношению друг к другу, то их индивидуальные времена идут своим ходом. В пашем случае путешественник до­стигает 90 процентов скорости света, благодаря чему он старится медленнее, чем его друзья, оставшиеся дома.

Рассмотрим теперь гораздо более продолжительное путешествие — поперек всей Галактики с остановкой на ее дальнем краю. Даже на это огромное путешествие путешественник потратит всего лишь 22 года своей жиз­ни. Но ему едва ли стоит беспокоиться об обратном воз­вращении на Землю через 44 года, так как здесь за это время минет 120 тысячелетий и никого из своих дру­зей он, разумеется, не застанет в живых. При наличии непрерывно ускоряющейся ракеты, если ее удастся ког­да-либо построить, можно будет достигнуть фактически любого уголка Вселенной. Путешествие к самым отда­ленным галактикам, которые могут быть обнаружены нашими радиотелескопами, займет всего 40—50 лет (вре­мени самого путешественника). Каждый раз, когда рас­стояние путешествия ^[27] возрастает десятикратно, длитель­ность путешествия увеличивается только на четыре года семь месяцев.

Все это может показаться совершенно фантастичным. Но если бы превобытному человеку можно было бы рас­сказать о событиях, происходящих в настоящее время, то не показались ли бы они ему фантастичными? В эту решающую эпоху, когда человек завершил (во всех отно­шениях) покорение Земли и только что начал освоение космоса, мы можем столкнуться со многими новыми и странными вещами. Но давайте вернемся на Землю к на­стоящему.

Г лава 16

...И ОБО ВСЕМ ПРОЧЕМ

Многие крупные технические достижения, о которых мы рассказывали, были бы в действительности невоз­можны без очень небольшого устройства — без транзи­стора. Со временем небольшой транзистор может сыг­рать гораздо более важную роль, чем радиоприемники, вычислительные машины и системы управления раке­тами, в которых он применяется, подобно тому как зуб­чатая передача в измерителе расстояний Герона или в во­доподъемном колесе приобрела гораздо более важное значение, чем любая из этих двух машин. Или подобно тому, как электронная лампа стала гораздо важнее са­мого радио, для которого ее изобретали. Небольшие ча­сти, которые мы используем для сборки наших больших схем, могут показаться грядущим поколениям гораздо более важными, чем все то, для чего мы их использо­вали. Также и техника, разработанная нами для произ­водстве турбинных лопаток на реактивных самолетах или миниатюрных схем вычислительных машин, может со временем получить столь широкое применение, что их первоначальное назначение сохранит интерес только для антикваров. И все же достойно сожаления, что на всех подобных вопросах нам приходится останавли­ваться слишком бегло.

ТРАНЗИСТОРЫ И ПОЛУПРОВОДНИКИ

Транзистор был изобретен в 1948 году Джоном Бар- дином и Уолтером Браттеном, работавшими под руко­водством Уильяма Шокли в научно-исследовательских лабораториях фирмы «Белл телефон». Однако трудности с приготовлением материалов достаточной чистоты за­держали его практическое использование до 1953 года, когда В. Пфанн изобрел способ «зонной очистки». Бла­годаря своей небольшой величине и легкости, малому потреблению мощности, избавлению от необходимости предварительного разогревания, прочности и другим выгодным особенностям он быстро вытеснил старушку электронную лампу из большинства областей ее приме­нения. В действительности транзистор стал плодом ис­следований по очень давнему направлению, а именно на­уки о полупроводниках *. Многие читатели, очевидно, еще помнят одного из первых предков — кристалл или проволочный детектор в первых радиоприемниках, изобре­тенный в 1906 году и все еще широко использовавшийся в 20-х годах. Первым младшим двоюродным братом транзистора стал туннельный диод, изобретенный в 1958 году японцем Исаки. Он потребляет всего 1 % мощности, необходимой для транзистора, и может переключаться из одного состояния в другое э»а время менее одной ты­сячной микросекунды. Как уже отмечалось, он дает воз­можность создания вычислительных машин, работающих в сотни раз быстрее, чем даже современные машины.

Путем подходящей обработки полупроводники можно превращать не только в диоды и транзисторы, но также и в такие элементы схем, как сопротивления и конден­саторы. Отсюда возникает мысль о превращении моно­кристалла полупроводника путем отдельной обработки его разных частей в полную электронную схему. Подоб­ную технологию называют «микроминиатюризацией твердотельных схем». Достигаемая таким путем мини­атюрность почти не охватывается воображением. Пла­стинки, показанные на рис. XLVIII, имеют размеры се­чения 1,25 миллиметра и толщину 0,15 миллиметра, но тем не менее каждая из» них эквивалентна схеме из 28 элементов — 22 транзисторов и 6 сопротивлений. Эти пластинки представляют собой логические схемы для вы­числительных машин и систем управления ракетами. Из­готовлен столь малогабаритный усилитель слухового ап­парата, что 10 таких усилителей можно вместить в объ­ем, занимаемый спичечной головкой. В распоряжении ВВС США есть экспериментальная вычислительная ма­шина весом менее 300 граммов и объемом около 100 кубических сантиметров, которая выполняет ту же ра­боту, что и обычная вычислительная машина с 8500 эле­ментами.

Полупроводниковые приборы играют все более важ­ную роль и в области энергоснабжения. Эффективность выработки, передачи ^[28] и распределения электроэнергии требует переменного тока, но в очень многих областях — электролизное производство алюминия, хлора, водорода и других веществ, гальваностегия, железные дороги на электротяге, сталепрокатные станы и т. д. — нужен по­стоянный ток. Фактически около половины мирового по­требления электроэнергии падает на долю постоянного тока, который приходится получать преобразованием переменного тока. До последнего времени такое преобра­зование осуществляли фактически с помощью электро­двигателя переменного тока в качестве привода гене­ратора постоянного тока или при помощи огромных элек­тронных ламп, называемых «ртутными выпрямителями». В обоих этих случаях неизбежны большие потери. В 20-е и 30-е годы были разработаны полупроводниковые вы­прямители, полезные при определенных условиях. В на­чале 50-х годов одновременно с разработкой транзистора американские ученые создали германиевый выпрями­тель и затем более совершенный кремниевый выпрями­тель, которые легче приспособить к конкретным приме­нениям. Новейшие разновидности этих выпрямителей- вентилей применяются при напряжениях до 5000—10 000 вольт. По сравнению с прежними выпрямительными устройствами они меньше по габаритам, имеют более высокий коэффициент полезного действия и дешевле. Они быстро завоевывают большинство областей, по­требляющих постоянный ток. По-видимому, их в конце концов удастся довести до такого уровня, который по­зволит им заменить огромные ртутные выпрямители, ис­пользуемые в настоящее время для питания электроли­ний постоянного тока. Дальнейшим усовершенствова­нием станет теристор, представляющий собой фактически сочетание выпрямителя с бесступенчатым регулятором мощности, который найдет широкое применение, напри­мер, там, где необходимы электродвигатели с перемен­ным числом оборотов. Вместе с тем теристоры особого устройства способны преобразовывать постоянный ток в переменный.

НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ НОВЕЙШИЕ РАЗРАБОТКИ

Среди новейших приборов, которыми наука вое ру- жила технологов, есть лазер К Его непосредственным предшественником был прибор, разработанный незави­симо и одновременно в 1953 году бригадами советских и американских ученых, в то время как первый лазер по­явился в США в 1960 году. Он работал только корот­кими импульсами, но уже в следующем году был рожден лазер с непрерывным лучом. Поскольку лазер испускает так называемый когерентный свет, его луч имеет очень небольшое расхождение — луч в поперечнике 10 мил­лиметров, пройдя путь 1,6 километра, будет иметь ширину всего около 300 миллиметров. Это означает воз­можность достижения огромной концентрации интен­сивности света, эквивалентной по яркости обычной лампе в несколько миллионов ватт. Изучение возможностей практического применения лазера только что началось, но уже выявило его огромные возможности при сверле­нии очень тонких отверстий в инженерных целях, при проведении ювелирных сварочных работ в области мик­роминиатюризации и для чрезвычайно точной локальной термической обработки материалов. Эти же особенности делают лазер перспективным инструментом в руках хи­рурга, что уже доказано пробной клинической провер­кой. Лазерные дальномеры, действуя по тому же прин­ципу, что и радиолокаторы, обеспечивают измерение рас­стояния до 8 километров с точностью выше 10 метров. Еще одна особенность когерентного света свидетельст­вует о том, что лазерные лучи можно сделать весьма эффективным средством связи: если бы удалось разре­шить нелегкую задачу ввода сигналов на одном конце луча и их вывода на другом его конце, то одного-един- ственного луча было бы достаточно для обеспечения те­лефонной связи между всеми жителями Земли при их одновременном попарном разговоре друг с другом по телефону. К сожалению, как и со многими изобрете­ниями нашего времени, большое внимание уделяется возможному использованию лазера в военных целях. В Соединенных Штатах усиленно исследуются лазерные пушки для ослепления противника^[29]. И хотя расчеты показывают, что лазерные «лучи смерти» как будто не выходят из рамок простой научной фантастики, тем не менее одна комиссия конгресса, ознакомившись с этой возможностью, рекомендовала в своем докладе выделить в 1964/65 финансовом году 2284 миллиона фунтов стерлингов на военные исследования в этом направле­нии ².

Еще в 1911 году лейденский физик Камерлинг Он- нес открыл явление сверхпроводимости — полное исчез­новение у некоторых металлов всякого электрического сопротивления при температурах, близких к абсолют­ному нулю. К сожалению, сопротивление вновь воз­никало, как только ток достигал значительной величины или как только совершалась работа при наличии маг­нитного поля средней величины. В итоге открытому явлению уделялось мало внимания, пока Д. Кунцлер с коллегами не открыл в научно-исследовательских лабо­раториях фирмы «Белл телефон» в 1961 году, что одно со­единение ниобия с оловом сохраняет сверхпроводимость даже тогда, когда через него пропускают большой ток в сильном магнитном поле. С тех пор удалось разрабо­тать еще ряд даже более интересных в этом отношении соединений и сплавов. Пока еще рано говорить о том, в каких областях эти открытия найдут практическое применение, но многие такие возможности сейчас энер­гично изучаются. Сверхпроводники могли бы значительно снизить потери на сопротивление в генераторах электри­ческого тока, трансформаторах и подземных линиях пе­редач, но пока еще нельзя сказать, окупит ли достиг­нутая экономия расходы на охлаждение. Очень сильные магнитные поля, возникающие при пропускании тока че­рез сверхпроводники, могут дать ключ к практическому освоению термоядерной энергии или обеспечить более надежную защиту космонавтов от опасной радиации, чем цяжелые экраны. О возможности создания более емких запоминающих устройств для вычислительных машин, уже упоминалось на стр. 310. У нас нет больше места для умозрительных прогнозов, но читателю полезно по­советовать следить за развитием криогеники (так назы­вается эта отрасль науки) в ближайшие несколько лет.

С этим чрезмерно затянувшимся описанием техниче­ского прогресса всего за 12 лет надо когда-нибудь и кон­чать, хотя мы оставили без упоминания дёсятки, если не сотни, изобретений и разработок, которые при описа­нии любого другого более раннего периода развития Тех­ники заслуживали хотя бы нескольких строк. Это уско­рение прогресса в наше время не оставляет никакой надежды на простое перечисление хотя бы главных до­стижений по технике и технологии, как это мы сделали за предшествующие эпохи. Мы вправе только упомянуть о самолете с вертикальным взлетом и посадкой, исполь­зующим реактивную тягу не только для взлета, но и для полета по горизонтали, который как будто близится к успешному завершению в своей разработке, правда до сих пор исключительно в военных целях, о сверхзвуко­вых полетах, которые уже осуществляются в военной авиации — но, кажется, в ближайшие годы будут созда­ны и сверхзвуковые гражданские самолеты, — или о средствах передвижения на воздушной подушке, ко­торые появились в 1959 году и, быть может, станут глав­ным средством сообщения в будущем

И наконец, поскольку все наши достижения еще мно­го лет будут, вероятно, зависеть от нашей способности формовать нужным образом металлы, полезно вспом­нить, что среди способов их обработки, помимо литья, ковки, прессования или резания, у нас в настоящее время есть и многие другие пути. Ударные волны от взрыва особых химических веществ или мощной элект­рической искры прессуют из металлических листов из­делия в фасонных штампах куда эффективнее, чем обыч­ные прессы. Воздействием мощных магнитных полей непосредственно на черные металлы можно добиться того же самого. Регулируемым электрохимическим страв­ливанием можно с чрезвычайно высокой точностью уда­лять металл, заменяя фрезерование, сверление, точение и т. д. Концентрированные электронные лучи, подобные телевизионным, но в тысячу раз более мощные, испа­ряют металл, вместо того чтобы его резать или шлифо­вать. Струя газообразного хлора, направленная на на­гретую поверхность металла, вступает с ней в реакцию, дающую хлориды, которые, испаряясь, дают чистый срез. Разрушительное действие ультразвуковых колебаний можно использовать еще как один способ резания. О воз­можных применениях лазеров мы уже упоминали. Надо подчеркнуть еще только то, что хорошо известные и заре­комендовавшие себя металлообрабатывающие станки, конечно, останутся и впредь, однако новые способы об­работки, безусловно, заменят их при выполнении работ определенных категорий — очень тонких и очень точных, особенно при формовании твердых сплавов, которые обработке на обычных станках либо не поддаются, либо требуют затраты огромного времени и, следовательно, сопряжены с недопустимо большими расходами.

НЕКОТОРЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ

«...И обо всем прочем» — так назвал я данную главу. Но выполнить это, понимая названное буквально, нельзя. Механизация, электроника и нуклеоника развиваются по столь многим направлениям, что историю техники на­шего времени нельзя втиснуть в рамки одной книги, даже если и найдется автор с необходимыми познания­ми. Это многостороннее движение вперед состоит отча­сти из фундаментальных нововведений (некоторые из них мы уже рассмотрели) и отчасти из усовершенство­вания и более широкого и эффективного использования уже существующей техники (два таких примера были приведены в главе 11). В действительности здесь важнее всего тотальность общего прогресса техники и техноло­гии, охватывающего как создание нового, так и разви­тие старого. И чтобы составить некоторое представле­ние об этой тотальности, нам придется отказаться от надежды охарактеризовать ее описательно и обратиться к менее образному, но более всеобъемлющему языку статистики.

С 1952 по 1962 год мировое промышленное производ­ство возросло приблизительно на 87 процентов, то есть в среднем на 6,5 процента в год. В целях сравнения можно указать, что среднегодовой рост мирового про­мышленного производства в период с 1860 по 1913 год составлял почти 4 процента, а с 1920 по 1938 год (без СССР) —2,5 процента, снизившись в период с 1929 по 1938 год уже до 0,3 процента. Иными словами, промыш­ленное производство за последние годы идет в гору го­раздо быстрее, чем в любое время в прошлом. С одной стороны, это служит показателем общего ускорения раз­вития техники и технологии в наше время. С другой же стороны, это показывает, сколь быстро этот прогресс увеличивает наши богатства.

И все-таки экономика развивается явно не такими темпами, какими она должна была бы развиваться. Без­работица, неполное использование производственных мощностей, нежелание внедрять в производство новые способы и многие другие причины снижают темпы про­гресса до уровня гораздо ниже оптимально возможного. Это утверждение станет ясным, если сравнить темпы развития производства в различных странах по данным таблицы на стр. 395, в которой приведены индексы объ­ема промышленного производства ^[30].

Прогресс, достигнутый социалистическими странами, и СССР в частности, по-видимому, нельзя предположи­тельно считать максимально возможным. Но он показы­вает, что темпы промышленного развития во всем мире были вдвое ниже возможных. Капиталистическая эконо­мика из-з*а цикличности своего развития, присущей ей безработицы и по другим уже рассматривавшимся нами причинам развивалась темпами гораздо ниже опти­мально возможных. А поскольку на ее долю все еще приходится две трети мирового производства, она тащит вниз средние общие показатели для всего мира.

 

Это возвращает нас к затронутому ранее вопросу о том, что сравнительные преимущества капиталистиче­ской и социалистической систем должны быть в конце концов решены мирным экономическим соревнованием. Ясно, что социалистическая система развивается гораздо быстрее — в два с лишним раза быстрее, — чем капита­листическая. Однако это не было простой историей сплошного триумфа. Будапештское восстание 1956 года нанесло серьезный ущерб венгерской экономике. Серь­езные ошибки в планировании народного хозяйства Че­хословакии резко снизили темпы его развития в 1962 и 1963 годах, причем полностью преодолеть проистекаю­щую отсюда задержку раньше 1965 года не удастся. Не­дооценка важности химической промышленности при­вела к серьезным затруднениям § СССР, которые заставили разработать специальную программу ускорен­ного развития этой отрасли промышленности ^х.

Но в общем и целом социалистические страны раз­вивались намного быстрее, чем страны капиталистиче­ского мира. В наилучшие годы (1954—1955 и 1958—1959) Соединенные Штаты достигали темпов развития, срав­нимых со средними советскими, но периодические спады снизили среднегодовой американский прирост до 4 про­центов, в то время как для СССР он достиг 11,1 про­цента. Английская промышленность сделала в 1963 году резкий скачок вверх и расширила за этот год объем своего производства приблизительно на 10 процентов, однако уже в 1964 году этот рост снова приостано­вился.

Использованные при составлении нашей таблицы по­казатели, вычислявшиеся на общей основе по отноше­нию к уровню производства в едином для всех году, скрывают тот факт, что по фактическому объему выпу­скаемой промышленной продукции социалистические страны все еще значительно отстают от капиталистиче­ских. В 1953 году объем советского промышленного про­изводства составлял всего одну треть американского, достигнув к 1958 году 56 и в 1963 году почти 65 процен­тов. С учетом численности населения это означает, что в 1963 году советское производство на душу населения находилось на уровне около 55 процентов от американ­ского. Но расчеты показывают, что при сохранении той же тенденции развития советский уровень производства на душу населения превзойдет американский приблизи­тельно к 1970 году, а через десятилетие превзойдет аме­риканский вдвое.

Другим и в некоторых отношениях лучшим мерилом общего технического прогресса служит производитель­ность труда. За последнее десятилетие производитель-

¹ Кроме того, нельзя считать удовлетворительными в целом и темпы развития сельского хозяйства в социалистических странах. Темпы роста сельскохозяйственного производства (выраженные в процентах от существующего уровня) были гораздо выше, чем в капиталистическом мире, но они оставались недостаточно высокими для удовлетворения нужд или для создания сбалансированной экономики. Будущее покажет, окажутся ли недавно принятые меры, например в СССР, по увеличению производства удобрений и других материалов для сельского хозяйства достаточными, чтобы испра­вить положение.

т

ность труда в Англии повысилась приблизительно на 25 процентов и почти на 50 процентов в Соединенных Шта­тах, в то время как в СССР она почти удвоилась, а в Польше и Германской Демократической Республике воз­росла почти на 125 процентов. Сравнение разных стран по производительности труда сопряжено с большими трудностями. По оценкам более оптимистично настро­енных советских экономистов, производительность труда в СССР достигла к 1956 году приблизительно 40—50 процентов производительности труда в США (и следо­вательно, была выше, чем в Англии и других странах Западной Европы). Более осторожные оценки относили дату достижения этого уровня приблизительно на 1962 год. В зависимости от того, какую точку зрения при­нять, производительность труда в СССР достигнет аме­риканского уровня (и в два с лишним раза превысит английский) приблизительно к 1970 году, даже к 1974— 1975 году. В 1917 году по уровню развития техники со­ветская промышленность стояла на том же уровне, что и в Индии. Даже в 1950 году, несмотря на наличие многих очень современных предприятий, по среднему уровню она только сравнялась с промышленностью Гре­ции. Но к 1965 году он был уже выше, чем в Англии.

Таким образом, ясно, что общее развитие техники и технологии, то есть, как уже отмечалось, в отношении создания нового и развития старого, идет в социалисти­ческом мире гораздо быстрее, чем в капиталистическом. Приблизительно через десятилетие, если только не про­изойдет каких-либо драматических перемен, на первое место в мировом производстве выйдут более передовые страны социалистического мира, оттеснив назад страны, вышедшие вперед в XVIII и XIX веках. Наряду с этим надо подчеркнуть еще раз, что самой важной отличи­тельной особенностью нашего времени является гораздо более быстрое развитие техники во всем мире, чем ког­да-либо в прошлом. Вопросу о том, что же это означает для будущего, и посвящена главным образом заключи­тельная глава настоящей книги.

Г лава 17

ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ

История, как говорят, есть наука о будущем. Иными словами, если мы хотим управлять нашим будущим и направлять его к нужным целям, то нашим главным средством для достижения этого служит изучение исто­рии, чтобы выявить, как развивается наше общество и как воспользоваться в наше время уроками прош­лого.

Люди творят историю полностью по своему желанию. Не исключено, что нагляднее всего это видно в области самой техники. Простое желание летать не давало ка- ких-либо практических плодов до тех пор, пока в XIX веке люди не научились понимать законы природы, ко­торым подчиняется возможность летать. Но как только такое понимание пришло, решить эту задачу было уже не столь трудно. И если есть законы природы, которые мы должны уяснить себе, чтобы покорить окружающую нас природу при помощи развивающейся техники, то существуют и законы социального развития, которые нам нужно понять, чтобы руководить своим будущим и на­правлять его развитие по нужному нам руслу. Простое желание еще не решает вопроса, как будут развиваться события. Не очень многим хотелось, чтобы началась первая мировая война, но она все же началась. Римляне были против развала своей империи, но это не предот­вратило ее крушения.

Но с другой стороны, и мы не являемся просто иг­рушками слепых сил истории. У людей есть выбор в сво­их поступках: делать ли им то или это. Когда им не удается творить историю в нужном для них виде, то это объясняется не тем, что они не сумели предвидеть по­следствия своего выбора действий, а тем, что они не понимали законов исторического развития, которые де­лают неизбежным такие-то и такие-то последствия при одном выборе и совершенно другие при другом. Поэтому весьма важно понимать законы общественного развития так, как мы понимаем законы аэродинамики и исполь­зовать их для формирования будущего человечества так, как человек воспользовался законами аэродинамики, чтобы летать.

ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ ИСТОРИИ

Чтобы добиться понимания законов, управляющих развитием общества, нам надлежит пойти по тому же пути, который привел за прошедшие несколько столетий к овладению весьма многими законами физического мира, а именно изучать факты, делать на их основе те или иные обобщения, а затем проверять наши обобще­ния по мере возможности, сопоставляя их с другими фактами. А источником соответствующих фактов служит история. Именно в этом смысле история есть наука о будущем. Изучая ее, можно постичь законы обществен­ного развития и затем воспользоваться нашими позна­ниями в целях формирования будущего, руководствуясь при этом не желанием, чтобы развитие истории шло по тому или иному определенному пути, а пониманием того, какой курс действий в настоящее время приведет к тому, чтобы развитие истории шло в нужном нам направлении.

Самым наглядным уроком, который человек может извлечь из истории, является бессодержательность слова «невозможно». Разумеется, могут быть вещи буквально невозможные, но, как учит нас история, наши представ­ления о «невозможном» обычно бывают ошибочными. Аристотель, стоявший по своим мыслительным способ­ностям, вероятно, выше любого другого человека, выска­зал одну интересную мысль. Существует, утверждал он, только одно условие, при котором мы можем вообра­зить себе начальников, не нуждающихся в подчиненных, и господ, не нуждающихся в рабах. Этим условиям яв­ляется то, чтобы всякое орудие само выполняло свою работу по слову команды или разумной догадке. Этим он хотел сказать, что подобных самодействующих машин быть не может и что, следовательно, отмена рабства невозможна. Тем не менее машины, речь о которых шла

¹   Нельзя надеяться на то, что общественные законы можно сформулировать с той же точностью, что и законы аэродинамики Однако нцм нужно делать то, что в наших силах.

в главе 14, работают по команде или разумной догадке. И эта автоматизация дает возможность не только от­мены рабства, как понимал его Аристотель, но и рабства подневольного наемного труда и всех других форм кре­постной зависимости, наложенной необходимостью рабо­тать, чтобы вырвать у природы средства к существова­нию. Почти любое техническое достижение, о котором мы говорили в данной книге, рассматривалось прежде как невозможное (если не считать того, кто надеялся на волшебное исполнение своих желаний). Фактически слово «невозможно» имеет смысл только в том случае, когда мы добавим к нему фразу, начинающуюся со слов «если не»: разговаривать с людьми, находящимися за тысячи километров, невозможно, если не овладеть за­конами электричества; положить конец войнам невоз­можно, если не... что именно? Вопрос никогда не ста­вится так: «Можно ли сделать то-то и то-то?», а всегда так: «Как можно это сделать? Каковы условия для осу­ществления этого?» А это возвращает нас к необходимо­сти понимания исторических законов. Именно они опре­деляют условия развития общества и направления истории будущего по нужному руслу.

Все сказанное на предшествующих нескольких стра­ницах полностью разъясняет то, что развитие техники есть мощная сила: оно формирует историю не только в простом смысле содействия повышению жизненного уровня людей (хотя бы части населения), но и в более глубоком смысле, заключающемся в том, что техника время от времени изменяет весь характер общества. Пе­реход к земледелию и последующий поток изобретений, подобных металлургии, использованию животных в ка­честве тягловой силы и колесному транспорту, превра­тили простую жизнь первобытного общества в цивили­зацию со всеми ее усложнениями и классовым делением. Зависимость первых цивилизаций от бронзы и орошения обусловила то, что преграды между классами были фак­тически совершенно непроницаемыми, но новая техника железного века разбила прежнее прочное здание и при­вела (в благоприятных условиях) к возникновению бо­лее демократических обществ, подобных Греции. Разви­тие механизмов в средние века упразднило зависимость высокоразвитой цивилизации от рабства и породило феодальное общество, в котором мастер стал занимать

Рис. I. Египетские морские парусники. Верхнее судно отно­сится к середине третьего тысячелетия до нашей эры. Ниж­ний парусник появился на тысячелетие позднее. Его конструк­ция стала гораздо совершеннее, но рулевое устройство оста­лось почти неизменным.

Рис. II. Греческая кузница VI века до н. э. (рисунок на вазе). Обратите внимание на шарнирные клещи и разнообразие молотов.

Рис. III. Замкнутая цепь черпаков, приводимая в действие тягловой силой. Зубчатая передача дает выигрыш в подъем­ной силе. Эта модель современного египетского черпакового колеса, вероятно, очень мало отличается от устройств II века до н. э. Упряжь быка крепилась к горизонтальной жерди, связанной с горизонтальным колесом. Круговая дорожка для быка здесь не показана.

Рис. IV. Волочение толстого железного прутка (из книги 1540 года). Мастер переставляет захват, чтобы выбрать слабину веревки. Поворот водяного колеса позволяет протянуть очередной кусок~прутка.

Рис. V. Механизм часов Дуврского замка. Раньше считалось, что они относятся к XIV веку, однако сейчас их датируют XVII веком. Это наилучший сохранившийся образец часового механизма (особенно спуск).

Рис. VI. Козловая ветряная мельница в изображении Рамелли (1588 год). Этот эскиз, равно как и рис. VII, —самые давние изображения внутреннего устройства ветряных мельниц двух

типов.

Рис. VIII. Типография-мастерская XVI века. Рабочие слева набирают текст по рукописи. Человек с кин­жалом правит верстку. Печатник на заднем плане наносит краску на форму, а рабочий справа делает

оттиск.

Рис. XII. Одна из вертикальных паровых машин Уатта, снабженная отдельным конденсатором (как на рис. 22). Это машина двойного действия, работающая с расширением пара. Планетарный механизм позволяет использовать такую паровую машину в качестве привода.

Рис. XIII. Первый турбогенератор Парсонса.

Рис. XIV. Первый полет братьев Райт. Аэроплан пилотируется Орвиллом Райтом (лежащим на

нижнем крыле). Уилбур Райт стоит справа.

Рис. XV. Жатка Маккормика.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рис. XVII. Эскиз первого парового молота Насмита, набросанный нм 24 ноября 1839 года.

и—

Рис. XIX. Винторезный станок Модели (приблизительно 1797 год). Приводные шестерни справа утеряны.

Рис. XX. Поперечнострогальный станок, построенный в 1804 году Модели для принадлежащего Брунелю и Бентаму завода массо­вого производства талей. Он строгал поверхности 10 блоков одновременно. Специальное устройство поворачивало все десять блоков одновременно на 90°, что позволяло обрабатывать блоки поочередно с четырех сторон.

Рис. XXI. Первый универсальный фрезерный станок.

Рис. XXV. Механический погрузчик с загребающими лапами для погрузки угля с подошвы выработки на конвейер.

Рис. XXVII. Радиолокация к концу войны. Устье Темзы на экране судового радиолокатора

(слева):

1—судно с радиолокатором, сделавшим «снимок»; 2 — другие суда и буи; 3 — Южный пирс с су­дами у его конца; 4 — нефтезаправочный пирс на южном берегу реки; светлые пятна по берегам — жилые районы. Сравните изображение с картой. Судно проходит боновое заграждение у южного

конца.

Рис. XXVIII. Одна из первых газовых турбин военного корабля послевоенного

периода:

1 — редуктор; 2—выхлоп; 3 —турбина; 4 — компрессор; 5 — кольцевая камера сгорания; 6—инжекторы топлива; 7 —осевой компрессор; 8 — воздухозаборник.

Рис. XXIX. Атомная электростанция в Дунрее. Реактор нахо­дится внутри шарового сооружения.

Рис. XXXIII. Вычислительная машина ICI —1900. Сама машина находится сзади справа, а все остальное — вспомогательное оборудование, предназначающееся для ввода данных в машину и вывода результатов вы­числений. Эта небольшая машина выполняет удивительно огромную вычислительную работу.

Рис. XXXIV. Советская автоматическая поточная линия для производства шлицевых валов разных размеров: 1 — заготовка; 2 — фрезерование торцов; 3 —центровка; 4 —грубая обточка; 5 — чистовая обточка; 6 — конвейер; 7 — шлифовка; 8 — шлицевание; 9 — мойка; 10 — продукция.

Рис. XXXV. Автоматическая машина «Игл» для газовой* резки металлов с программированным управле­нием, установленная в Уоллсендском доке. Машина может резать одновременно четыре толстых листа с раз­мерами около 9X3 метра и толщиной 76,2 миллиметра.

Рис. XXXVI. Поточная линия для производства пленочных угольных сопротивлений, управляемая вычисли­тельной машиной:

1 — вычислительная машина; 2 —пульт управления ввода и вывода; 3 —блок нанесения покрытии; 4 — пост первого технического контроля; 5 —агрегат для набрызгивания концевых контактов; 6 — пост управления конвейером; 7 — агрегат для насадки колпачков; 8 —агрегат нарезки спиральной канавки; 9 — пост второго технического контроля; 10 —агрегат для очехления сопротивлений; 11 — пост обнаружения утечек; 12 —агрегат для маркировки; 13 —пост третьего технического контроля; 14 — упаковочный агрегат; 15 —пост управления конвейером; 16—машина для приварки проводов к колпачкам; 17 —звено поточной линии.

Рис. XXXVII. Планировка одного очистного забоя в английской угольной шахте, показывающая размещение оборудования дистан­ционного управления:

1—пульт управления; 2 —линия энергопитания; 3 — участок пере­грузки угля с забойного конвейера на штрековый; 4—мощность пласта свыше одного метра; 5 — забойный кабелеукладчик; 6 —глу­бина подрезания 0,5 метра; 7 — специальные машины для нарезки ниш; 8 —выемочный комбайн; 9 —гибкий панцирный конвейер; 10 —телефон через каждые 18 метров; 11 — механизированная крепь дистанционным управлением; 12 —длина забоя 146 метров;

13 —машины для подрывки кровли.

Рис. XXXVIII. Угольный комбайн и гидравлическая крепь в очистном забое с обо­рудованием дистанционного управления, показанным на pucA’XXXVII.

Рис. XXXIX. Совет­ская машина для про­ходки шахтных ство­лов перед ее демон­тажем для отправки Карагандинский угольный бассейн, где она прошла испыта­ния. По мере про­ходки ствола машина возводит и железобе­тонную крепь.

Рис. XL. Первая советская ракета с двигателем на жидком топливе, запущенная в 1933 году.

Рис. XLI. Западная Европа и часть Англии, сфотографированные метеорологическим спутником «Нимбус».

Рис. XLII. Обратная сторона Луны, сфотографированная авто­матической станцией «Луна-3»:

1—Московское море; 2 —Залив астронавтов; 3—Южное море; 4 — Кратер Циолковского; 5 —Кратер Ломоносова; 6 —Кратер Жолио-Кюри; 7 — Советский горный хребет; 8 — Море грез. Слева от пунктирной линии находятся видимые с Земли участки Луны:

I —Море Гумбольдта; II —Море кризисов; III — Пограничное море; IV —Море волн; V —Море Смита; VI —Море плодородия; VII — Южное море.

Рис. XLIII. Серия фотографий лунной поверхности, заснятых спутником «Рейнджер-VII» с рас­стояния 773, 459, 137, 55, 19 и 5 километров. В белую рамку заключен участок поверхности Лу­ны, охваченный очередным снимком.

Рис. XLV. Запуск ракеты «Атлас» с космическим кораблем, в котором находится Джон Гленн. Коническая кабина располо­жена под решетчатой конструкцией в носовой части ракеты.

Рис. XLVI. Двухместная кабина «Джемини» для космических

полетов.

Рис. XLVII. Натурная модель двигателей ракеты «Сатурн». В нижней части снимка модель ракеты Р. Годдарда 1926 года с двигателем на жидком топливе.

Рис. XLVIII. Микроминиатюрные схемы в сравнении с отпечатком большого пальца.

в своей гильдии более почетное положение, чем когда- либо раньше К Дальнейший прогресс, сопровождавшийся появлением тяжелых машин и развитием торговли, при­вел в свою очередь к замене феодального общества как пережитка капитализмом.

Насколько же техника важнее других факторов, оп­ределяющих направление исторических перемен? Оче­видно, что в книге, в которой такие другие факторы почти не затрагиваются, нет достаточных данных для ре­шения этого вопроса, по которому в настоящее время ведутся горячие споры. Скажем только, что по одной точке зрения (которую разделяет и автор данной книги) развитие техники — важнейшая причина, от которой за­чинаются социальные перемены и которая направляет общественное развитие. Религии, философии, политиче­ские теории или . короли с их советниками по внешним сношениям слабо влияют на ход истории (по данной точке зрения), кроме тех случаев, когда они действуют сообразно направлению развития техники своего вре­мени. Согласится или не согласится читатель полностью с данным тезисом, но ему трудно избежать вывода из изложенного материала о том, что прогресс техники есть одна из главных причин, которые приводят время от времени к преобразованию общества одного типа в общество совершенно другого типа.

Но это не односторонняя связь, поскольку последова­тельно возникающие типы общественного строя в свою очередь оказывают глубокое воздействие на прогресс техники, иногда ускоряя его, иногда замедляя и направ­ляя основные линии его развития в ту или другую сто­рону. Жесткое классовое деление цивилизаций бронзо­вого века фактически полностью приостановило всякое движение вперед. В менее жестких социальных рамках железного века движение вперед возобновилось. Через несколько веков рабство и эндемические войны породили условия, в которых созидательный гений человека был направлен преимущественно на производство машин-иг­рушек или орудий разрушения, в то время как машины, заменяющие человеческий труд, создание которых теперь

¹ Нельзя из-за недостатка места полнее раскрыть роль техники в определении общего характера европейского феодализма. Напри­мер, тяжелый плуг, требовавший упряжки из восьми волов, способ­ствовал становлению помещичьего строя.

стало технически возможным, почти не разрабатывались. Затем более высокое положение ручного труда в фео­дальной Европе дало толчок новой волне изобретатель­ства. Капитализм в свою очередь открыл новые формы организации промышленности, которые создали условия для такого развития техники, какого общество не зна­вало в прежние времена.

Нужно ли нам, таким образом, воспользоваться на­шим анализом истории для выбора такой общественной формации, которая наилучшим образом способствует раз­витию техники и направляет его по самым перспектив­ным каналам? И надо ли нам после сделанного выбора ставить перед собой цель формировать наше общество в будущем с учетом выбранных направлений? К сожа­лению, взаимосвязь между техникой и обществом не так проста. Всякое общество проходит через прогрессивную фазу своего развития, когда оно поощряет изобретатель­ство и развитие новых технических средств, но в разви­тии всякого общества есть и более поздняя фаза, когда оно проявляет тенденцию противодействовать нововведе­ниям.

Первобытнообщинный строй служил очень хорошо на протяжении первого миллиона лет медленного, но неуклонного продвижения вперед. В этом обществе был сделан очень важный шаг — переход к земледелию, вслед за чем пришли такие крупные успехи, как возник­новение металлургии, изобретение плуга и использова­ние животных в качестве тягловой силы. Но после того, как развитие этой техники достигло определенного уро­вня, первобытный коммунизм не смог организовать ис­пользование новой техники, а также концентрацию ре­сурсов и рабочей силы таким образом, чтобы полностью использовать возможности такой техники. Чтобы создать условия, требующиеся новой технике для превращения варварства в цивилизацию, общество с первобытнооб­щинным строем должно было уступить свое место клас­совому обществу. Крайне резкое классовое деление в этом обществе нового типа, его способность выжать из производителя весь прибавочный продукт сверх того, что было необходимо, чтобы только не умереть, дали средства для быстрого создания материальной основы цивилизации — ее городов, ее оросительных сооружений и даже ее пирамид (для нас бесполезных). Но как толь­ко прямая задача наиболее эффективного использования существующей техники была решена, та же самая ост­рота классового деления превратилась в оковы, которые создали почти полный застой. Более «демократические» общества железного века создали условия, при которых техника получила возможность дальнейшего развития, но опять только до определенного уровня, поскольку рабство — источник процветания — тоже стало основной причиной, помешавшей полному развитию такой техники, как тягловая сила и водяные колеса. В итоге рабовла­дельческие государства уступили место средневековому феодализму, при котором большая свобода и более не­зависимое положение мастера-ремесленника способство­вали появлению множества технических нововведений, в том числе были сделаны и первые шаги по пути повсе­местного использования машин с механическим приво­дом. Но к концу средних веков эти машины стали слишком велики, чтобы с ними смогла управиться поро­дившая их промышленная организация, так что мастера- ремесленники и их могущественные гильдии превратились в помеху на пути дальнейшего прогресса. На этом уро­вне развития возникла необходимость в капиталистиче­ской организации промышленности. И капитализм, когда он наконец заменил феодализм, создал обществен­ную организацию для использования тяжелых машин на значительно более широкой основе и для развития тор* говли в той форме, в рамках которой эти машины можно было эффективно использовать. И однако, в двадцатом веке этот самый капитализм, в некоторых чертах видо­измененный, но оставшийся в основном прежним, обнару­жил такие стороны, которые резко снизили темпы дви­жения вперед.

Из всего изложенного вытекает тот вывод, что каж­дому уровню развития техники должны соответствовать определенные общественные условия, чтобы обеспечить ее дальнейшее развитие. В итоге из всего разнообразия истории вырисовывается один основной, все время по­вторяющийся порядок: на первых порах каждая форма общественного строя хорошо приспособлена к тому, чтобы способствовать прогрессу техники. В этих усло­виях уровень развития техники повышается более или менее быстро и в конце концов достигает точки, за пределами которой необходима иная форма обществен­ного устройства, чтобы обеспечить дальнейшее развитие техники. При этом темпы прогресса замедляются, пока не осуществится нужная общественная перемена.

Прежде чем продолжать развивать ту же мысль, от­метим, что она возникла из рассмотрения только одной линии социальной эволюции, приведшей к развитию европейской культуры, которой со временем было суж­дено распространиться по всему миру. В других условиях и в других местах возникали иные формы общественного строя. Хотя их не удастся рассмотреть здесь, автор не знает такого случая, когда бы характер исторической перестройки был существенно иным, чем это уже гово­рилось, если не считать одной важной особенности: вся­кий иной путь развития приводил в конце концов к воз­никновению положения, когда общество утрачивало спо­собность к перестройке в направлении, необходимом для дальнейшего развития, и становилось статичным или приходило в упадок. Китай, например, в средневековый период шел впереди Европы по развитию, но затем достиг в этом развитии определенной точки, когда строй общества сложился и приобрел определенную форму, а дальнейший прогресс прекратился.

В чем же заключалась особенность эволюционного развития от Египта и Месопотамии через Грецию, Рим и европейское средневековье к современному миру? По­чему этим обществам всегда удавалось делать новый шаг вперед на тех критических поворотах истории, где другие государства терпели неудачу? На этот вопрос еще не найден удовлетворительный ответ. Не исключено, что объяснение надо искать в следующих направлениях. Земледелие могло зародиться там, где позволяли геогра­фические условия и перемена климата. Цивилизация бронзового века по необходимости возникла рядом и достигла высокого уровня развития только в местах, где ирригация обеспечивала высокую производительность — этому условию отвечали только Месопотамия, Египет и долина Инда ^[31]. Техника железного века не могла заро­диться в условиях застойных цивилизаций бронзового века. Ей было суждено прийти от варваров, но от варва­ров, чье соседство с цивилизованными территориями дало им преимущество заимствования наиболее совер­шенной тогдашней техники в стремлении превзойти эти цивилизации по богатству. Кавказский очаг, где факти­чески зародилась техника железного века, был одним из очень немногих мест, удовлетворявших этому усло­вию. «Демократизирующее» влияние железа — важная предпосылка для дальнейшего прогресса — могло пол­ностью сказаться только там, где выполнялись следую­щие три условия: 1) близость к очагу первоначального зарождения техники железного века, откуда шло ее рас­пространение; 2) достаточно близкое соседство с циви­лизациями бронзового века, позволявшее заимствовать и пользоваться их богатством, средствами торговли, раз­боя и войны; 3) благоприятное расположение по отно­шению к морским торговым путям. Этим условиям от­вечали только Греция и побережье Эгейского моря^[32]. Таким образом, благоприятное сочетание географиче­ских и исторических условий неизбежно направило раз­витие общества по тому пути, который привел к зарож­дению земледелия, к Образованию в Греции общества, не имевшего себе равного нигде в других районах рас­пространения цивилизации. Хотя исторические подроб­ности и требуют большой работы по их уточнению, в целом здесь нетрудно усмотреть то, что это придало признаки неповторимости европейскому феодализму и затем капитализму, которые были гибче и прогрес­сивнее всех предшествовавших им общественных фор­маций ^[33].

Теперь можно вернуться к обобщению, которое мы начали формулировать на стр. 403. Существует опреде­ленная периодичность форм во всем разнообразии исто­рического развития. С примерами подобного многократ­ного повторения мы познакомились при анализе главной линии эволюции от зарождения земледелия до современ­ного мира. Вне этой главной линии эволюции обнаружи­вается та же самая картина, если отвлечься от того, что во всех других случаях в конце концов возникает ситуа­ция, при которой какая-то общественная формация столь прочно укореняется, что дальнейшие изменения стано­вятся невозможными. Этот типичный путь развития можно обобщить следующим образом.

Тип общества, необходимого для содействия про­грессу техники, зависит от уже достигнутого уровня ее развития: общество, которое создало цивилизацию на основе изобретений варваров, весьма отличается от об­щества, которому пришлось возвести здание промышлен­ной цивилизации на фундаменте изобретений, сделанных рабочими средних веков. На определенной стадии орга­низация и институты молодого общества хорошо приспо­соблены для содействия дальнейшему развитию техники, которой он располагает. По мере прогресса постепенно повышается и уровень техники. Со временем он дости­гает точки, за которой необходима другая форма обще­ственной организации для обеспечения дальнейшего про­гресса. Однако общество имеет привилегированные классы — своих фараонов, аристократов и жрецов, или своих рабовладельцев и своих феодалов, или свои могу­щественные цеховые гильдии и своих богатых капитали­стов. Эти классы обрекаются неотвратимыми обществен­ными переустройствами на то, что их власть и богатство должны перейти к другим, хотя в их руках пока остается сила для сопротивления переустройству *. Итак, пока техника идет вперед в своем развитии и достигает уро­вня, когда для ее дальнейшего прогресса необходимы новые социальные условия, общество проявляет тен­денцию оставаться неизменным или в лучшем случае медленно делать недостаточные уступки назревшим пере­менам. Противоречия между социальными условиями, необходимыми для дальнейшего прогресса, и фактиче­ски существующими условиями становятся все неприми­римее, пока не произойдет взрыв и пока общество более или менее быстро не преобразуется и не приспособится для лучшего использования и дальнейшего развития тех­ники своего времени ^[34]. А затем цикл повторяется, но на более высоком уровне. Короче, все это можно выра­зить так.

Всякое общество на ранней стадии своего развития способствует прогрессу техники, но по мере повышения уровня ее развития общество начинает отставать, пока не наступит взрыв, при котором старое общество преоб­разуется в новое, способное обеспечить дальнейший про­гресс техники.

Или даже более по существу и проще: с развитием техники должно изменяться и общество — в противном случае неизбежна беда.

Таков основной закон исторического развития, о ко­тором говорилось в начале настоящей главы. И теперь перед нами остро встает вопрос: не находимся ли мы в настоящее время на таком этапе, на котором форма общественного устройства изжила себя, утратив свою полезность, но все же сохраняется собственниками? Не зависит ли наш дальнейший прогресс, как это часто случалось в прошлом, от преобразования устройства нашего общества в совершенно иную форму? Крушение надежд и неудачи, с которыми мы в изобилии встреча­лись в настоящей книге начиная с главы 9, говорят о том, что именно так и обстоит дело. Общественная, эко­номическая и политическая организация, обеспечившая невиданный прогресс начиная с XVIII века, в настоя­щем веке слишком часто становится помехой на пути дальнейшего прогресса.

ДВЕ ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ

Прежде чем рассматривать этот вопрос более под­робно, попытаемся взглянуть на нашу эпоху в более ясной перспективе. Если взглянуть на историю техники со стороны, скажем, гостя с какой-то далекой планеты столь высокой цивилизации, что он станет взирать на наши устремления с безразличием биолога, изучающего низшие формы жизни, — тогда выяснится, что история человечества пережила две главные технические рево­люции ^[35]. Первая революция началась с перехода к земле­делию, что потребовало в дальнейшем металлов, плуга, парусника и всего прочего, а затем развивалась в фор­ме таких крупномасштабных работ, как сооружение оросительных систем и строительство крупных городов. Эта революция закончилась приблизительно за 2500 лет до нашей эры. Вторая же скромно началась в средне­вековье и с тех пор набирает все большую скорость и приобретает все больший размах. Она, по-види- мому, все еще находится на самой начальной ступени своего развития, так что ей еще предстоит пройти го­раздо больше того, что уже осталось позади. Перемены, случившиеся приблизительно за три тысячелетия между этими двумя революциями, покажутся нашему внезем­ному историку совсем малозначащими. Он сосредоточил бы свое внимание только на двух этих революциях.

Давайте поступим так и мы. Попытаемся узнать кое-что о переживаемой нами технической революции, сравнив ее с революцией, начавшейся с перехода к зем­леделию. Отличительной чертой первой технической ре­волюции было то, что она началась в мире извечной нужды, никогда не производившем больше того, чего едва хватало, чтобы не умереть, и превратила его в мир богатства для части людей, способных производить сверх уровня прямой необходимости, чтобы позволить немно­гим людям жить в довольстве и роскоши. Не станет ли подобным же образом основной отличительной чертой нашей второй технической революции то, что она превра­тит этот мир богатства для некоторых в мир изобилия для всех? В настоящее время мы обладаем беспример­ной мощью для производства товаров и оказания услуг, что и составляет богатство. Приведенные статистические данные показывают, что наше богатство возрастает сей­час быстрее, чем когда-либо прежде. Но достаточен ли этот рост для создания мира изобилия в предвидимом будущем — вот вопрос, требующий дополнительного рас­смотрения. К нему мы еще вернемся. Сейчас же пред­положим для целей нашего умозрительного анализа, что переживаемая нами техническая революция способна создать за несколько десятилетий такое богатство, кото­рого хватит всем по потребности и процветание одного человека не будет достигаться ценой обнищания другого. Что же из этого получится?

Первая техническая революция, преобразовавшая всеобщую нужду в изобилие для отдельных, принесла в жизнь общества два главных новых явления — деле­ние на классы и войну. Они возникли, как мы уже выяс­нили в главе 2, потому, что теперь стало целесообразно захватывать, воевать и господствовать. Обеспечить изо­билие для всех было нельзя, но богатства хватало для честолюбивых. Нельзя ли мыслить так, что переживае­мая нами вторая техническая революция превратит бо­гатство для избранных в изобилие для всех, упразднив тем самым деление на классы и войну? Если человек получит все, чего он хочет, без трудностей, то снова не будет смысла добиваться власти над другим, так что гос­подство одного класса над другим прекратится ^!. Так и война ничего не принесет победителю, ничего такого, чего он не получил бы без войны. Война тоже отомрет.

До сих пор мы доказывали, что переживаемая нами техническая революция проходит сейчас через стадию создания возможности построить такой мир, в котором не будет ни разделения на классы, ни войны. Однако мы можем заглянуть и дальше. Когда технические до­стижения прошлого подходили к точке, где становились возможными социальные перемены, они делали их вме­сте с тем и необходимыми в том смысле, что без общест­венного переустройства дальнейший прогресс уже был невозможен. Деление на классы, как мы уже убедились, не было просто только возможностью, созданной первой технической революцией. Оно стало и необходимостью, так как без такого деления были бы невозможны расцвет техники и большие строительные работы; ставшие не­отъемлемой частью цивилизации. То же самое относится и к другим переменам, которые человечество пережило в эпоху между двумя техническими революциями в сред­невековье, — например подготовка почвы для капитали­стической экономики. Но и здесь движение вперед при­остановилось, пока не совершился переход к новой хозяйственной форме. Итак, мы можем задать новый вопрос: если вторая техническая революция сделает воз­можным уничтожение деления на классы и упразднит войны, то не следует ли отсюда, что их надлежит уни­чтожить, чтобы обеспечить дальнейший беспрепятствен­ный прогресс?

МИР БЕЗ ВОЙНЫ

Почти все убеждены в абсолютной необходимости уничтожения войны и подготовки к войне в нашу эпоху. Слишком ужасны последствия войны, проводимой всеми средствами современной науки и техники, чтобы думать о такой возможности. Тем не менее многие все еще счи­тают, что холодная война и порожденная ею лихорадоч­ная гонка вооружений способствуют ускорению техниче­ского прогресса. Конечно, война иногда подталкивала технику вперед, но отнюдь не всегда: в Древней Греции, например, она отвлекла силы человека от гораздо более созидательных дел. В годы второй мировой войны тех­ника, безусловно, развивалась неслыханными темпами. Но как мы уже убедились, так случилось просто потому, что правительства разных стран проявили готовность проводить в военных условиях такие меры, которые предотвращали злоупотребления, терпевшиеся ими в мирное время.

В наше беспокойное время верно, конечно, то, что некоторые правительства готовы направить огромные ресурсы на развитие техники в военных целях ^[36] и что изобретения и нововведения мирного и созидательного назначения часто бывают лишь побочными продуктами. Можно даже отвлечься от той простой истины, что одни и те же средства, израсходованные на мирные, а не на военные цели, принесут созидательному прогрессу по крайней мере не меньше пользы. Но ведь в третьей части книги мы видели много доказательств того, что упор на военную мощь гораздо больше мешает развитию техники, чем помогает ему. Гонка ядерного вооружения задерживает развитие ядерной энергетики. Вычислитель­ные машины, системы электронного управления, которые могли бы революционизировать промышленность, уста­навливаются вместо этого на военных кораблях или управляемых снарядах. Упор на использование техники в военных целях — одна иэ главных причин отставания Соединенных Штатов в начальный период космического века. Всякий, кто критически читает ежедневную прессу, часто находит примеры задержки прогресса из-за сосре­доточения усилий на использовании новых достижений в военных целях. Одна английская фирма, например, разработала в 1963 году прибор для записи телевизион­ного изображения на магнитной ленте, пригодной для использования в домашнем обиходе. Она обогнала с этим прибором американских конкурентов, работавших в том же направлении и тративших на исследования гораздо больше средств. Пытаясь объяснить это, газета «Таймс» (25 октября 1963 года) усмотрела здесь следст­вие главным образом «сосредоточения усилий амери­канских фабрикантов оборудования магнитозаписи на оборонных заданиях». «Таймс» показывает при этом, как подобная однобокость приводит к «переспециализации».

Во всяком случае, если прогресс техники должен перенести нас в царство изобилия, для этого еще недо­статочно одних изобретений. Их еще предстоит внедрить в практику для создания новой промышленности, а также улучшения сельского хозяйства и всего прочего. А для &того требуется капитал. Недостаток капитала тормозит прогресс повсюду. И тем не меное во всем мире еже­годно расходуется около 40 ООО миллионов фунтов стер­лингов на войну и подготовку к войне, что превосходит общий национальный доход стран Азии, Африки, Цент­ральной и Южной Америки К Это составляет 12 — 13 фун­тов стерлингов на каждого человека, живущего на Земле, включая женщин и детей. Чтобы наша техническая ре­волюция в действительности привела нас в царство все­общего изобилия, нужно прежде всего покончить с вой­ной и опасностью войны, чтобы высвободить огромные средства, которые можно будет направить на созида­тельные цели.

К БЕСКЛАССОВОМУ ОБЩЕСТВУ?

Теперь о втором нашем вопросе. Действительно ли исчезновение деления на классы есть необходимый шаг к тому, чтобы наша техническая революция привела к изобилию для всех? Этот вопрос порождает гораздо больше споров, и в ответах на него (пока) нет единоду­шия. И все же автор считает своим долгом изложить свою точку зрения. По сути дела, это не столько вопрос об уравнивании личных доходов, сколько о праве соб­ственности на фабрики, шахты, железные дороги, паро­ходы и прочие средства производства. Главное здесь — должны ли эти средства производства принадлежать обществу в целом (как это было в первобытном обще­стве и как есть в социалистических странах сегодня) или же они должны принадлежать какому-то привилеги­рованному классу (как это было во всех обществах, на­чиная с зарождения цивилизации и кончая капиталисти­ческим обществом, которое все еще существует в двух третях мира)? А поскольку в настоящее время ясно, что все остальные общественные уклады в расчет не идут, то выбирать придется между капитализмом и социа­лизмом

Какая из этих систем способна лучше использовать достижения современной техники для создания мира изобилия? Материалы, изложенные в последних девяти главах, однозначно отвечают в пользу социализма. Было бы утомительно снова перечислять те черты капиталисти­ческого общества, которые, как мы установили, сдержи­вают прогресс — безработица, частная собственность и т. д. Как мы видим, страны социализма, унаследовав в большинстве случаев весьма отсталую промышлен­ность и начав развитие с очень низкого уровня, уже за­няли передовое место в мире по целому ряду отраслей техники. А уже приведенные статистические данные по­казывают, что они используют науку и технику ради умножения материальных благ куда лучше, чем страны капитализма.

Более того, капитализм, по-видимому, уже набрал предельную скорость своего развития. Ведь за послед­ние годы английская экономика развивается темпами лишь незначительно выше тех, какими капиталистиче­ский мир развивался в период с 1920 по 1938 год, в то время как США, достигшие, безусловно, более высоких темпов, чем в те очень неудачные годы, только сравня­лись по скорости развития с капитализмом периода 1860—1913 годов^[37] (так называемые годы «беспример­ного расцвета» США). По-видимому, капитализм уже не способен развивать свою экономику быстрее, чем он делал это прежде. Есть основания сомневаться и в том, удастся ли капитализму сохранить впредь даже эти темпы развития. Если, -например, темпы автоматизации в Соединенных Штатах станут усиливать безработицу, то наступит момент, когда либо придется задержаться с дальнейшим внедрением автоматизации, либо начнется какой-то тяжелый кризис. И если капиталистические страны исчерпали или почти исчерпали свои возможно­сти в отношении ускорения развития своей экономики, то социалистические страны продолжают развивать свою промышленность в 2—3 раза быстрее.

Таким образом, подводя итог, надо сказать, что есть доводы — об их убедительности читатель должен судить сам, — которые позволяют утверждать следующее: в на­стоящее время мы переживаем один из таких периодов, когда прогресс техники обогнал социальное развитие общества, и для дальнейшего беспрепятственного дви­жения вперед сейчас необходимы крупные политические и общественные перемены — завершение перехода от ка­питализма к социализму, который уже утвердился на одной трети земного шара.

Если этот тезис правилен, любая страна может, при­няв соответствующие политические и экономические ме­ры, обеспечить себе возможность развиваться экономи­чески так же быстро, как это делают сейчас социалисти­ческие страны, и» быть может, даже еще быстрее, поскольку социалистический мир допустил много оши­бок, которых можно теперь не повторять. Посмотрим, что это означает конкретно. В период с 1953 по 1962 год национальный доход СССР возрос в 2,2 раза ^[38]. Если бы национальный доход Англии возрастал за эти годы та­кими же темпами (вместо общего прироста всего лишь на 66 процентов), то к 1962 году он был бы на душу населе­ния приблизительно на 140 фунтов стерлингов больше существующего. А около 140 фунтов стерлингов на каж­дого мужчину, женщину и ребенка в стране означает свыше 10 фунтов стерлингов в неделю на семью из че­тырех человек. Если США (национальный доход кото­рых за те же годы вырос менее чем на 50 процентов) развивались бы так же быстро, как Советский Союз, то их национальный доход на душу населения достиг бы к 1962 году суммы около 1200 долларов, то есть на 400 долларов с лишним больше фактического на то время ^[39]. Эти цифры показывают* что от вопроса о замене капи­талистической экономики социалистической с целью ускорения прогресса нельзя просто отмахнуться.

НА ПУТИ К ЦАРСТВУ ИЗОБИЛИЯ

Теперь у нас начинает складываться некоторое пред­ставление о том, что мы подразумеваем, когда гово­рим, что вторая техническая революция способна бы­стро довести нас до царства всеобщего изобилия. Но прежде, чем продолжить рассмотрение этого вопроса, давайте бросим трезвый взгляд со стороны на создав­шуюся картину. В Индии национальный доход на душу населения составил в 1962 году 24 фунта стерлингов. Если бы он возрастал такими же темпами, как в СССР, начиная с 1953 года, то составил бы 36 фунтов стер­лингов на душу населения, то есть был бы на 50 про­центов выше, хотя вряд ли и эту цифру можно считать достаточно обнадеживающей. Даже при таких темпах роста Индии (да и всем другим слаборазвитым стра­нам, типичным примером которых она является) по­требовалось бы очень много лет, чтобы подойти к цар­ству изобилия на видимое расстояние. А в мире се­годняшнего дня, объединяемом в единое целое как раз теми техническими достижениями, которые нас интере­суют, разумеется, бессмысленно рассматривать возмож­ность достижения изобилия несколькими передовыми странами, пока другие прозябают в крайней нужде. Ан­тагонистические противоречия, порождаемые завистью неимущих, неминуемо привели бы к столкновениям, которые в лучшем случае ограничились бы лишь за­держкой общего прогресса.

Перед слаборазвитыми странами стоит задача — отыскать столь большие средства на капитальные вложе­ния, чтобы догнать Европу и Северную Америку в ра­зумно короткое время. А этого, разумеется, нельзя до­биться с национальным доходом в 24 фунта стерлин­гов на душу населения (ведь Индия в этом отношении типична). Ясно также» что передовым странам придется помогать менее удачливым займами и дарами. Они так именно и поступают, но делают это в масштабах, совер­шенно недостаточных для решения проблемы. С другой стороны, как показывают подсчеты, если бы одну треть существующих мировых расходов на войну и военные при­готовления передать слаборазвитым странам в виде но­вых заводов и оборудования, научно-технической помо­щи, новых школ и высших учебных заведений с нужны­ми кадрами и всех прочих важных принадлежностей промышленной цивилизации, то тогда их движение впе­ред удалось бы ускорить настолько, что всего за не­сколько десятилетий жизненный уровень во всем мире достиг бы существующего сейчас уровня жизни Запад­ной Европы. А народам Африки, Южной Америки и Южной Азии это показалось бы в действительности царством изобилия.

Меж тем передовым странам мира не нужно топ­таться на месте. Их дары своим слаборазвитым сосе­дям не задержат их прогресса, поскольку они будут де­лать их за счет средств, расходуемых, во всяком случае, впустую. На самом деле остальные две трети расходов на вооружение можно было бы направить на ускорение прогресса. И не очевидно ли, что возможные при таком обороте дел темпы развития гигантски превзошли бы все то, что знала история в прошлом. Ядерная энергетика, столь неудачно взявшая старт, уже стоит на пороге не­ограниченного обеспечения нас дешевой энергией. Соз­даны условия для автоматизации многих отраслей про­мышленности. Скоро ей будет в действительности по плечу решение любой задачи в области производства. А большой рост производительности от автоматизации обещает придать больший размах накоплению богатств. Вычислительные машины позволят нам планировать все производство как никогда эффективно и вместе с тем ускорить научно-исследовательские работы, что еще больше повысит темпы общего прогресса. Можно было бы пойти еще дальше по данному направлению, охватив возможности усовершенствования способов обработки металлов, о чем уже говорилось, и десятки прочих усо­вершенствований, о которых иэ-за недостатка места мы даже не упомянули *. Все эти возможности, если только их мудро реализовать, позволят производить все боль­ше и больше всяческих благ.

Разумеется, нельзя точно определить, как скоро мир разбогатеет, если устранить все искусственные преграды, которые ставит несовершенное общественное устройство. Однако многие приблизительные подсчеты дают основа­ния полагать, что самое малое, на что можно в настоя­щее время надеяться, — это удвоение богатства на душу населения за каждое десятилетие^[40]. В таком случае еже­годное производство материальных благ на душу насе­ления возрастает в 4 раза за 20 лет, в 8 раз за 30 лет и в 16 раз за 40 лет. Станет ли страна, в которой каждый житель будет в 16 раз богаче, чем в настоящее время в Англии страной изобилия? Автор полагает, что да. Каждый отдельный человек (но не каждый зара­батывающий) имел бы личный доход 4000—5000 фунтов стерлингов в год, что приближается к 20 000 фунтов стерлингов в год на каждую семью^[41]. Многие богачи требуют вещей, которые нельзя приобрести даже с та­ким доходом. Однако их алмазы, норковые шубы и лич­ные купальные бассейны нельзя, безусловно, считать предметами действительно первой необходимости. Это скорее всего отличительные знаки их богатства, которые должны показывать их процветание по сравнению с остальной частью населения. По взглядам автора, такой уровень был бы действительно близок к уровню всеобще­го изобилия. Если читатель не согласен с этим, то он вправе выбрать свои критерии. Удовольствуется ли он уровнем в 64 раза выше существующего? Потребуется 60 лет, чтобы достичь его. Если кто-то настаивает на 1000-кратном повышении жизненного уровня, чтобы до­вести личный доход на душу населения до суммы около 300 тысяч фунтов стерлингов в год, то и этого можно достичь за столетие. Если необходимо повышение уровня в миллион раз (в этом случае каждый человек будет иметь больше богатств, чем сейчас все жители такого города, как Бирмингем), то и для достижения этого понадобиться всего 200 лет.

Разница между сроком в 40 лет и столетием может иметь для нас значение лишь как для индивидуальных личностей. Но в масштабах большой истории — миллион лет истории человечества или десятки тысячелетий со времени перехода к земледелию — такая раэница едва ли играет какую-то роль. Царство изобилия у нашего порога, дойти до него можно через несколько десяти­летий или в худшем случае через пару веков. Точнее — царство изобилия рядом, если только мы найдем в себе силы сбросить оковы, мешающие нам полностью вос­пользоваться плодами технической революции.

В таком мире богатства не найдется места войне и делению на классы. Это всего лишь как бы вредные пе­режитки, унаследованные от особых условий нескольких последних тысячелетий, когда неполное богатство мира делало войны привлекательными для части общества. Вопреки тому, во что нас хотели бы заставить поверить те, кто заинтересован в сохранении статус-кво, стремле­ние господствовать над другими нельзя считать прирож­денной отличительной чертой человека. Оно было чуж­до мужчинам и женщинам старого каменного века. Его не удалось обнаружить у первобытных народов, которых цивилизация не затрагивала, вплоть до начала текущего столетия ^[42]. Оно, по-видимому, постепенно отмирает в со­циалистических странах сегодняшнего дня. Стремление нажиться эа счет других — просто образ мышления, воз­никший в исключительных условиях последних не­скольких тысячелетий, когда человечество переходило из состояния всеобщей нищеты в состояние всеобщего изобилия. Когда изобилие станет доступным всем, тог­да исчезнут побуждения к установлению господства над другими и поиску выгод для себя в ущерб другим. При­вычки изживаются медленно, но они в конце концов от­мирают, когда перестают приносить ту или иную пользу. Таким образом, в мире изобилия не столь отдаленного будущего подобные вырождающиеся противоречия ото­мрут навсегда.

Однако человечество в наше время очутилось в за­труднительном положении: именно традиции и институ­ты классового общества и войны и мешают нам быстро двигаться к золотому веку изобилия. В то время как мы все еще недостаточно богаты, чтобы удовлетворить по­требности всех людей, есть и такие люди, которые извлекают выгоду от деления на классы и даже — пусть это будет сказано — от самой войны. Они не откажутся добровольно от своих привилегий. И у них есть сила, что­бы сопротивляться переменам, будь то принуждение или убеждение, посредством массовой пропаганды. Прежде нужно сломить это сопротивление, после чего можно дой­ти до царства изобилия. Но когда человечество попадаете это царство, войны и деление на классы станут столь явно бессмысленными, что возврата к ним больше не будет.

На что же будет похожа жизнь в таком будущем, до которого некоторые из нас, быть может, и доживут? Вряд ли мы захотим реализовать наше возросшее бо­гатство просто в виде большого количества товаров и услуг. Вместо того чтобы материальных благ стало, скажем, в 16 раз больше, люди, вероятно, предпочтут умножить их в два или четыре раза, но вместе с тем захотят сократить рабочую неделю до 10 или 5 часов, получив таким образом больше времени для досуга. В действительности даже разница между работой и до­сугом, по-видимому, сотрется. При обилии энергии, ав­томатики и вычислительных устройств, равно как и всей грядущей новой техники, которые станут работать на нас, заботы по созданию материальных богатств и обе­спечению услуг займут мало времени в нашей жизни. Досуг же не будет тратиться на бесцельные развлече­ния. Люди найдут полезные совместные занятия, ска­жем, интересные начинания по исследованию космоса, научные исследования, поэзия и музыка или иные твор­ческие дела, которые мы, первобытные люди настоящего, даже представить себе не можем. Изобилие материаль­ных благ не решит, разумеется, всех трудностей буду­щего. Людям придется научиться жить по-новому, наи­лучшим образом использовать новые условия. Однако всеобщее изобилие впервые даст людям возможность по-настоящему заняться решением действительно важ­ных проблем, а не тратить все свои силы, чтобы добыть у природы средства к существованию, или враждовать и воевать между собой из-за дележа того немногого, что есть в наличии.

Неповторимая особенность нашего времени в том и заключается, что мы действительно стоим на самом по­роге подлинно творческого и созидательного периода че­ловеческой истории. И это время наступит, если только мы извлечем уроки из прошлой истории и станем посту­пать так, как это нужно, чтобы поскорее добраться до царства изобилия.

Быть может, мы допустили ошибку, утверждая, что было две технические революции. В далекой перспек­тиве была только одна революция с некоторой заминкой на полпути. Историческая роль этой великой техниче­ской революции в том и состояла, чтобы преобразовы­вать мир всеобщей нищеты в мир всеобщего изобилия. До ее начала люди в полном согласии друг с другом сообща боролись со своей бедностью. На протяжении бурного периода самой революции люди яростно дра­лись друг с другом в борьбе за обладание плодами своих небольших достижений. Но с приближением этого пери­ода к своему концу люди снова начнут работать сообща, в полном согласии друг с другом, чтобы насладиться благами своего труда.

Приближается ли этот период к концу? Наука гово­рит нам, что не может быть конца открытиям, то есть нет и предела власти человека над природой. Однако вряд ли люди захотят употреблять эту свою власть толь­ко для приумножения своих материальных благ дальше, чем приблизительно еще одно столетие. После этого люди, вероятно, решат, что они достаточно богаты и что есть более заветные цели, ради достижения которых стоит употребить свои знания и свою власть над приро­дой. Хотя бы в этом смысле наступит конец нашей тех­нической революции.

Автор Сэмюэл Лилли широко известен советским чи­тателям по интересной и обстоятельной монографии «Ав­томатизация и социальный прогресс», переведенной на русский язык и опубликованной в 1958 году. Сейчас чи­татель познакомился с одной из его последних работ, в которой он попытался дать широкое обобщение разви­тия техники в связи с общественным прогрессом и по­казать взаимовлияние общества и техники. Этой пробле­мой автор заинтересовался еще во время второй мировой войны, но только в 1948 году ему удалось опубликовать небольшую книгу под названием «Люди, машины и исто­рия». Эта книга мало известна широкому советскому чи­тателю, но специалисты в области истории техники уже тогда высоко оценили ее.

Хотя автор считает настоящую книгу вторым изда­нием, она во многом отличается от его работы 1948 года не только объемом и значительно большим фактическим материалом, но и многими новыми принципиальными положениями, относящимися главным образом к оцен­кам судьбы человечества в связи с бурным научно-тех- ническим прогрессом последних лет и теми социальны­ми сдвигами, которые происходят в процессе перехода общества от капитализма к коммунизму. Лилли стоит на позиции материалистического понимания истории, что позволило ему отметить объективные закономерно­сти развития техники, вскрыть взаимовлияния общества и техники, показать социальные последствия техниче­ского прогресса.

Поэтому можно было бы ограничиться в послесловии некоторыми частными замечаниями, относящимися к от­дельным фактическим неточностям. Однако мы вынуж­дены более обстоятельно рассмотреть предлагаемую чи­тателю книгу потому, что Лилли, с одной стороны, не располагал достаточной информацией о техническом прогрессе некоторых стран, а, с другой стороны, находя­щаяся в его распоряжении информация в ряде случаев содержала искаженные факты, что, безусловно не по вине автора, сказалось и на отдельных выводах, содер-

жащихся в книге. Кроме того, по ряду теоретических положений автор стоит на другой точке зрения, чем советские исследователи.

Прежде всего следует обратить внимание на два об­стоятельства. Во-первых, в отличие от большинства ра­бот, опубликованных на Западе, книга Лилли отличает­ся тем, что в ней он стремился объективно оценить по­сильный вклад каждой нации, большой или маленькой, в технический прогресс. Однако, не имея достаточно ис­черпывающей информации, автор не смог указать на некоторые важнейшие изобретения, сделанные, напри­мер, в нашей стране. Поэтому мы сочли необходимым в ряде примечаний сделать специальные указания и разъяснения. Читателям, которые хотели бы более под­робно ознакомиться с развитием всемирной техники и техническим прогрессом в нашей стране, мы рекомен­дуем обратиться по данному вопросу к книгам совет­ских авторов, опубликованным за последние годы ^[43].

Во-вторых, вместе с автором можно выразить сожа­ление, что ему пришлось из-за необходимости сокраще­ния объема книги, а следовательно, и ее стоимости, от­казаться от специальной главы, имевшейся в первом из­дании, в которой были использованы количественные методы при анализе темпов развития техники. Выдви­нутый автором критерий «относительные ценности изобретений» заслуживает большого внимания, так как он позволяет и качественно и количественно опре­делить узловые моменты в поступательном движении технического прогресса. Ныне в условиях современной научно-технической революции применение количествен­ных методов при изучении развития техники и особен­но науки приобретает чрезвычайно важное значение.

Автор в своей книге основывается на довольно широ­кой трактовке понятия «машины», что он объясняет по­явлением в конце XIX — начале XX века электронных устройств (радио, звуковые фильмы, фотоэлектрические управляющие приборы и т. п.), которые коренным обра­зом повлияли на технический прогресс. Однако расши­рительное понимание слова «машина» не позволило ав­тору строго научно установить качественные изменения при переходе от ручной техники к машинной и опреде­лить основные периоды этого перехода. Марксистская теория давно оперирует такими понятиями, как орудие труда, средства труда, машина (особенно рабочая ма­шина), технические системы и т. п. Основным критерием определения, к какому классу техники надо относить искусственно созданные средства труда, является взаи­модействие человека и техники. Так, например, если в ремесленном производстве рабочий при помощи простых орудий сам непосредственно воздействовал на предмет труда, то рабочая машина в фабричном производстве заменила руку рабочего. Функцию руки человека стали исполнять механически действующие органы самой ма­шины. Такое коренное преобразование производства про­изошло, как известно, в результате технической рево­люции, которая затем переросла в промышленную рево­люцию конца XVIII — начала XIX века. Вследствие это­го, как писал К. Маркс, производитель стал «живым при­датком» машины.

Современная научно-техническая революция призва­на создать необходимые условия для перехода от рабо­чей машины к автомату, а затем и автоматическим системам. Уже теперь всякая совокупность автоматиче­ских машин характеризуется комплексом двигателей передаточными механизмами, исполнительными рабочи­ми органами, программными устройствами, механизма­ми переработки программ, контрольно-управляющими блоками; устройствами, обеспечивающими оперативную и длительную «память», настройку, поднастройку; уст­ройствами, определяющими оптимальные условия работы автоматической системы. Все это помогает осу­ществить замену непосредственных производственных функций человека, в том числе его логических (запоми­нание, отбор, подсчет, переработка информации) и конт- рольно-управляющих функций, техническими средства­ми. В этом и состоит суть современной научно-техниче­ской революции.

Отсутствие ясного представления о том, что машин­ная техника есть преходящее явление в развитии чело­веческого общества, не позволило автору книги устано­вить революционизирующую роль появления рабочих машин в XVIII веке (прядильных машин и токарного станка с суппортом). Автор утверждает, что такую ре­волюционизирующую роль прежде всего сыграли паро­вые машины. Между тем еще К. Маркс указывал, что исходным пунктом перехода ремесленного или мануфак­турного производства в машинное производство были рабочие машины (машины-орудия). Говоря же о паро­вой машине, применение которой диктовалось в XVIII веке необходимостью приводить в движение более гро­моздкие механизмы и располагать предприятия вне за­висимости от наличия рек, К. Маркс подчеркивал: «И да­же паровая машина в том виде, как она была изобре­тена в конце XVII века, в мануфактурный период, и просуществовала до начала 80-х годов XVIII века, не вызвала никакой промышленной революции. Наоборот, именно создание рабочих машин сделало необходимым революцию в паровой машине» *.

Необходимо далее остановиться на утверждении ав­тора, что история человечества пережила только «две главные технические революции». Первая была связана с переходом к земледелию, а затем и выплавкой метал­лов и строительством оросительных систем и крупных городов. Эта революция, по мнению автора, закончилась приблизительно за 2500 лет до н. э. Вторая техническая революция «скромно началась в средневековье и с тех пор набирает все большую скорость и приобретает все больший размах. Она, по-видимому, — пишет С. Лил­ли,— все еще находится на самой начальной ступени своего развития, так что ей еще предстоит пройти гораз­до больше того, что уже осталось позади». С этим ут­верждением мы не можем согласиться.

Дело заключается в том, что, как это показал в свое время К. Маркс, закономерность процесса развития че­ловеческого общества проявляется в смене общественно­экономических формаций — исторически определенных систем общества, особых ступеней его развития со свое­образным отличительным характером. Представляя со­бой особый способ производства, каждая общественно­экономическая формация характеризуется единством специфических для нее Производительных сил и произ­водственных отношений, имеет свой, характерный только для нее, определенный (по терминологии В. И. Ленина) уклад техники и способ соединения производителей со средствами производства. Главным в характеристике фор­маций являются средства труда, которые, как писал К. Маркс, составляют «...не только мерило развития че­ловеческой рабочей силы, но и показатель тех общест­венных отношений, при которых совершается труд» К С. Лилли, признавая смену общественно-экономиче­ских формаций как историческую закономерность развития человеческого общества, не видит, однако, меха­низма перехода уклада техники одной общественно-эко­номической формации к укладу техники другой форма­ции. В противном случае он заметил бы, что этот переход осуществляется не только в результате социальных пере­воротов, но и на основании технических революций, кото­рые затем вызывают коренные изменения во всем произ­водстве. Поэтому он и исходит только из двух технических революций. Между тем технические революции происхо­дят всякий раз, когда человечество переходит от старого способа производства к более высокому, новому способу, Кратко можно сказать, что в определенные истори­ческие периоды производительные силы переживают тех­ническую революцию, сущность которой заключается в появлении и внедрении изобретений, вызывающих пере­ворот (коренное изменение) в средствах труда, видах энергии, технологии производства и общих материаль­ных условиях производственного процесса. Техническая революция, таким образом, есть процесс создания и внед­рения таких технических средств, которые подготовляют переход к новому технологическому способу производ­ства. Техническая революция при соответствующих произ­водственных отношениях вызывает производственную ре­волюцию (часто ее называют промышленной революцией), го есть процесс, при котором на основании новых тех­нических средств создается новый способ производства, характеризуемый новым разделением труда, новым местом производителей и новыми общественными отношениями в производстве, новой социальной структурой общества.

Если социальная (политическая) революция приводит к установлению новых производственных отношений,

раскрепощению производительных сил, то техническая ре­волюция преобразует средства производства, а выросшая из нее производственная революция приводит к полной по­беде, господству нового способа производства. Безуслов­но, процесс перехода от одной общественно-экономиче- ской формации к другой является сложным, зависящим от конкретных исторических условий каждой страны и от общего уровня развития всего человеческого общества.

Следует особо подчеркнуть, что техническая, а затем и производственная революции протекают в период пе­рехода от первой фазы данной формации ко второй, раз­витой фазе, когда эта формация побеждает во всемир­но-историческом масштабе. Анализ исторического раз­вития убедительно доказывает эту закономерность, кото­рая повторяется каждый раз, когда человечество всту­пает в период перехода от старого способа производства к новому. Именно повторяемость явлений, как известно, свидетельствует о диалектическом характере развития. Поэтому мы с полным основанием можем утверждать, что современная научно-техническая революция есть историческая закономерность, связанная с тем, что че­ловечество переживает переходный период от капита­лизма к коммунизму, что многие страны строят или уже построили социализм, а Советский Союз приступил к по­строению материально-технической базы коммунизма.

По уровню развития производительных сил и возмож­ности построения материально-технической базы комму­низма подошли не только социалистические, но и раз­витые капиталистические страны, поэтому современная научно-техническая революция захватила также и их. «Техника капитализма, — писал В. И. Ленин,— с каж­дым днем все более и более перерастает те обществен­ные условия, которые осуждают трудящихся на наемное рабство» К Однако созданная развитием производитель­ных сил возможность не сможет в этих странах перейти в действительность, пока там не произойдут социали­стические революции. Без этого научно-техническая ре­волюция в капиталистических странах не сможет перера­сти в производственную революцию, а будет лишь обо­стрять все противоречия капиталистического общества и тем самым приближать время социалистической рево­люции. В книге С. Лилли содержатся убедительные при­меры обострения всех противоречий современного капи­талистического общества.

Современная техническая революция существенно от­личается от всех предшествующих: во-первых, тем, что она является научно-технической, а не просто техниче­ской революцией. Как справедливо отмечает С. Лилли, научные исследования в наше время начинают играть первостепенную роль. Больше того, наука превращается в настоящую непосредственную производительную силу, что коренным образом изменяет роль науки в обществе. Вторая существенная особенность современной научно- технической революции заключается в том, что в социа­листических странах она представляет собой не стихий­ный процесс, а сознательный, направляемый партией и правительством процесс, связанный с построением ком­мунистического общества. В капиталистических странах современная научно-техническая революция, как и все предыдущие революции, протекает стихийно (или при ограниченном влиянии государства в ряде CTpaiH). Необ­ходимо также указать и на то обстоятельство, что эле­менты нового уклада техники раньше возникали в не­драх старого общества вместе с зарождением новых эко­номических отношений. Элементы уклада техники комплексно-автоматизированного производства, каким будет производство коммунистического общества, возни­кают и развиваются в условиях капитализма, без воз­никновения или почти без возникновения элементов социалистических отношений. Все это необходимо иметь в виду, когда мы анализируем развитие современного человеческого общества и изучаем научно-технический прогресс наших дней.

Необходимо также иметь в виду, что современная научно-техническая революция создает такие техниче­ские средства, применение которых в конце концов при­ведет к изменению характера труда производителей. Рабочий-станочник машинно-фабричного производства будет превращаться во всесторонне развитого свободного труженика, который будет создавать, налаживать и кон­тролировать комплексно-автоматизированное производ­ство, человек не будет в процессе производства непо­средственно выполнять какие-либо производственные функции в помощь техническим средствам. Здесь «труд,—как говорил К. Маркс, — выступает уже не столько как такой труд, при котором человек, наоборот, относится к самому процессу производства как его кон­тролер и регулировщик» К

В книге читатель найдет весьма интересные факты, которые свидетельствуют о процессе создания автомати­зированных производств. Автор указывает на выдаю­щиеся достижения в этой области, связанные с примене­нием электронных вычислительных машин и технических средств управления. Он справедливо утверждает, что разделение труда и массовое поточное производство при­водят к замене квалифицированных рабочих неквалифи­цированными или полуквалифицированными, что при­вело к необходимости выполнения очень простых одно­образных операций. Только автоматизация, пишет С. Лилли, коренным образом должна изменить характер труда, она «сулит всем мужчинам и женщинам интерес­ную работу, которая* стоит того, чтобы ее выполнять увлеченно, и которая потребует инициативы и творческой мысли Эта цель, безусловно, притягательна не менее повышения материального уровня жизни».

Однако для того, чтобы это стало реальностью и все экономические и социальные последствия автоматизации полностью были использованы на благо трудящихся, необходимы новые, коммунистические отношения, так как капитализм не может отказаться от разделения труда, который характерен для машинно-фабричного производ­ства, от подчинения человека техническим средствам. Это объясняется тем, что капитализм не может сущест­вовать без таких категорий, как рабочая сила и ее стои­мость, прибавочная стоимость, норма прибыли, конку­ренция между рабочими, интенсификация труда и др. Новое комплексно-автоматизированное производство мо­жет возникнуть только при условии, что стимулом введе­ния новой техники является экономия живого труда вообще, а не только его оплаченной части (то есть э»а счет заработной платы), выпуск изделий заранее опреде­ляется планово, а не игрой рынка, замена производст­венных функций людей техническими средствами может планово регулироваться в пределах всего народного хо­зяйства и компенсироваться одновременным сокраще-

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч.. т. 46, ч. II, стр. 213.

нием продолжительности рабочего дня также в пределах всего народного хозяйства, емкость рынка постоянно ра­стет за счет удовлетворения постоянно растущих потреб­ностей всех членов общества, а не сокращается ввиду безработицы и других причин. Все это совершенно невоз­можно при капитализме, что довольно ясно представ­ляет себе и автор книги.

Кроме того, как справедливо пишет Лилли, основным препятствием для технического прогресса при капита­лизме является способ распределения материальных благ. Он подчеркивает, что развитие техники на заре че­ловеческого общества принесло два главных новых яв­ления: деление на классы и войны, в результате чего изобилие стало только для избранных. Теперь происхо­дящая техническая революция должна превратить «бо­гатство для избранных в изобилие для всех, упразднив тем самым деление на классы и войну». Для того чтобы это произошло, необходимо решить коренной вопрос: кому должны принадлежать фабрики* шахты, железные дороги, пароходы и прочие средства производства — обществу в целом или какому-то привилегированному классу? Иными словами, как говорит С. Лилли, необ­ходимо выбирать между капитализмом и социализмом.

С. Лилли на основании глубокого изучения техниче­ского и социального прогресса пришел к выводу, кото­рый он убедительно и научно обосновал в своей книге, что «в настоящее время мы переживаем один из таких периодов, когда прогресс техники обогнал социальное развитие общества, и для дальнейшего беспрепятствен­ного движения вперед сейчас необходимы крупные политические и общественные перемены — завершение перехода от капитализма к социализму, который уже утвердился на одной трети земного шара» (стр. 414).

«Если этот тезис правилен, — продолжает автор, — любая страна может, приняв соответствующие политиче­ские и экономические меры, обеспечить себе возмож­ность развиваться экономически так же быстро, как это делают сейчас социалистические страны, и, быть может, даже еще быстрее...» (стр. 414). И в этом, безусловно, прав автор, ибо это и есть закономерность историче­ского развития.

С. Шухардин

Часть первая. ДРЕВНИЙ МИР И МИР СРЕДНИХ ВЕ­КОВ 9

Глава 1. Древнейшие времена (до 3000 года до н. э.) . . .        11

Глава 2. Первые цивилизации (от 3000 до 1100 года до н. э.)  21

Глава 3. Железо — демократический металл (1100 год до н. э. —

500 год и. э.)                                                          38

Глава 4. Средние века (500—1450 годы)............................... 58

Глава 5. На пути к современности (1450—1660 годы) ... 83

Часть втор а я. ЭРА КАПИТАЛИЗМА........................ 107

Глава 6. Зарождение промышленной революции (1660—

1815 годы)                                                            109

Глава 7. Зрелость промышленной революции (1815—1918 годы) 140

Глава 8. Материалы, станки и производственная технология

до 1939 года                                                         178

Глава 9. Период между мировыми войнами (1918—1939 годы) 202

Глава 10. Вторая мировая война (1939—1945 годы) .... 240

Часть третья. НАШЕ ВРЕМЯ.................................... 255

Глава 11. Преемственность и перемены................................ 257

Глава 12. Атомная энергия в действии................................. 268

Глава 13. Вычислительные машины в современной жизни . . 289 Глава 14. Автоматизация достигает совершеннолетия . . . .316

Глава 15. Покорение космоса ............................................. 348

Глава 16. ...и обо всем прочем                                             387

Глава 17. Прошлое, настоящее и будущее............................ 398

Послесловие.................................................................... 422

С. Лилли ЛЮДИ, МАШИНЫ И ИСТОРИЯ

Редактор 3. Голубева Художник В. Еремин Художественный редактор Л. Шканов Технический редактор И. Токер, Я. Андрианова Корректор Э. Зельдес

Сдано в производство 3/Х 1969 г. Подписано к печати 27/IV 1970 г.

Бумага 84xl08'/aj- 6*Л бум. л.

22,68 печ. л-,+2,52 печ. л. вкл.

Уч.-изд. л. 24,65. Изд. № 6/2823.

Цена 1 р. 35 к. Зак. 339.

Издательство «Прогресс»

Комитета по печати при Совете Министров СССР

Москва, Г-21, Зубовский бульвар, 21

Ордена Трудового Красного Знамени Ленинградская типография М* 2 имени Евгении Соколовой Главполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров СССР Измайловский проспект, 29