Настоящая брошюра рассчитана на широкие круги советской интеллигенции, студенчества, а также профес- сиональных историков, не занимавшихся специально историографией США. Ее цель — дать представление

о  том, ради чего, кем и как пишутся в Соединенных Штатах работы по истории нашей страны.

Брошюра написана авторами на общественных на­чалах.

СОДЕРЖАНИЕ

Cтp.

Историография и монополии                                          3

С какой целью буржуазные историки США изу­чают досоветскую Россию    7

Фальсификация истории Великой Октябрьской

социалистической революции                                     15

Антисоветская интервенция США в освещении

буржуазной литературы                                              18

Попытки фальсификаторов истории оклеветать

советскую действительность                                         19

Отрицание решающей роли СССР во второй ми­ровой войне ....... 23

ААиф о «коммунистической угрозе» .... 26     Всемирно-нсторические успехи СССР после XX съезда КПСС и вынужденные признания заокеанских идеологов                   29

Авторы                                                        Редактор И. И. Макаров

Людмила Валериановна Данилова,                             Техн. редактор И. Т. Ракитин

Борис Ильич Марушкин;                                         Корректор Э. А. Шехтмал

Майя Григорьевна Панкратова                   Обложка художника A. fl. Кузнецова

Сдано в набор 5.Х1 1962 г. Подписано к печати 30.Х1 1962 г. Изд. № 12« Формат бум. 60X92*/ie. Бум. л. 1,0. Печ. л. 2,0. Уч.-изд. л. 1,97. А11142. Цена 6 коп. Тираж 51 000 экз. Заказ 3572. Издательство «Знание». Москва, Центр, Новая пл., д. 3/4.       

Типография изд ва «Знание». Москва, Центр, Новая пл.» д. 3/4,

Историография и монополии

рудно измерить интерес, который проявляется сейчас в зарубежных странах к истории Советского Союза. После каждого нового успеха нашего народа на земле и в космосе все внимательнее вглядываются в Советскую страну люди, живущие в разных уголках земного шара. Как смогла она в короткий исторический срок, ниоткуда не получая помощи, создать могущественнейшею в мире индустрию? Каковы крат­чайшие пути от отсталости к многостороннему развитию всех отраслей экономики, от нищеты, неравенства и безграмотно­сти к мирной, свободной и радостной жизни для всех, к тому, чтобы каждый член общества получал справедливую долю материальных благ и имел равные с другими возможности учиться и трудиться? Исторический опыт СССР — ключ к ответу на все эти вопросы.

Интерес к нашей стране увеличивался по мере того, как росло ее международное значение. Всего полвека назад, до первой мировой войны, Россия была для многих иностранцев страной малоизвестной и загадочной. За границей знали ве­ликих русских писателей и публицистов — Пушкина, Гоголя, Тургенева, Толстого, Достоевского, Чехова, Герцена, Черны­шевского и других, но мало кто смог бы почитать их произве­дения на русском языке. Еще меньше было людей, которые имели хотя бы какие-то знания по русской истории.

Ко времени первой мировой войны в университетах США насчитывалось всего три кафедры русского языка и литерату­ры — в Гарварде, Колумбии и Калифорнии. При этом более или менее систематические курсы русской истории читались только в Калифорнийском и Гарвардском университетах.

Стена равнодушия была разбита Великой Октябрьской социалистической революцией, вызвавшей во всем мире гро­мадный интерес к России. Отныне уже не отдельные интел­лигенты, а широкие массы населения хотели больше знать о русском народе, о его борьбе с царизмом и буржуазией, о том, что такое революция и почему она произошла. Темы по исто­рии России приобрели небывалую популярность.

Американская буржуазия, контролирующая печать и на­уку, приняла меры, чтобы ввести изучение прошлого и настоя­щего нашей страны в нужное ей русло, приспособить его для антисоветской пропаганды. В качестве «ученых специалистов» по России были использованы некоторые белоэмигранты, сде­лавшиеся поставщиками откровенно антисоветской литера­туры.

Наиболее заметной фигурой среди осевших в Соединенных Штатах белоэмигрантов, подвизавшихся в области истории, является М. М. Карпович. В США его считают создателем це­лой «школы» американских историков России. Взгляды Кар­повича на историческое развитие России и его оценка важней­ших событий русской истории до сих пор оказывают влияние на американскую историческую литературу. Чтобы яснее пред­ставить характер того влияния, какое оказал Карпович на историографию США по России, посмотрим, кто же он 1акой?

Бывший кадет, затем эсер, после революции Карлович служил в так называемом русском посольстве в Америке. В 1927 г. он устроился преподавателем русской истории в Гарварде. Но деятельность Карповича не ограничилась пре­подаванием. Он немало потрудился, сплачивая эмигрантов всех оттенков, от монархистов до троцкистов: помогал им вы­прашивать деньги у американского правительства и различ­ных «неправительственных» организаций, способствовал их использованию для антисоветской пропаганды. Променяв родную страну на западную «демократию» и «цивилизацию», Карпович в истории России усердно и с удовольствием ищет те моменты, когда Россия «шла на выучку к Западу». Эмиг­рант, лишенный реальных жизненных перспектив, Карпович идеализирует царизм и крепостничество. Чем революционнее, чем ближе к народу стоит та или иная историческая личность, тем меньше сочувствия вызывает она у Карловича. О Чер­нышевском, Добролюбове, Писареве он говорит с недоброже­лательством, хотя снисходительно признает их «добрые наме­рения»; народники пользуются его симпатиями лишь в тех случаях, когда они выступают противниками марксизма, и вызывают осуждение, если становятся на путь решительной борьбы с самодержавием; победа же Октябрьской революции для Карповича — «катастрофа».

Таким образом, вся историческая концепция Карповича продиктована его политическим положением эмигранта, не­примиримо чуждого новому общественному строю своей страны, а к тому же непосредственно находящегося на жало­ванье у ее врагов.

Теперь познакомимся со специалистами американского происхождения, выступившими с работами по истории России в первые послереволюционные годы. Кем они являлись и что можно было ожидать от их сочинений?

Большинства из них — это те, кому случилось недолгое время побывать в Советской России с различными «эмиссия­ми». Не сумев после возвращения в США добиться успеха в качестве чиновников или журналистов, они принялись эксплу­атировать невежество американского читателя, претендуя на «знание» русского языка и народа, снабжая американский книжный рынок поверхностной и лживой литературой об СССР.

Характерна ученая карьера одного из таких специалистов по «русским делам» Вильяма Чемберлина. Бывший американ­ский корреспондент в Москве в начале 30-х годов, он выпустил клеветнические книги о Советском Союзе: «Советская плани­руемая экономика» и «Русская революция 1917—1921 гг.», С 1940 г. Чемберлин преподает в крупнейших американских университетах — Йельском и Гарвардском, состоит членом Академии политических наук, сотрудничает во многих журна­лах и в качестве члена редакции «Рашн ревью» — одного из самых реакционных американских журналов, — руководит использованием истории для антисоветской пропаганды.

Антисоветской пропаганде посвятули свою деятельность известный «историк среди дипломатов и дипломат среди исто­риков» (как его называют в университетских кругах Америки) Джордж Кенан и некоторые другие «ученые».

Совместное участие советского и американского народов во второй мировой войне стимулировало усиление интереса к «ашей стране. Американский народ, с радостью наблюдав­ший победы советского народа над угрожавшим всему миру германским фашизмом, предъявил возросший спрос на лите­ратуру по истории СССР. Историки типа В. Чемберлина по­старались «удовлетворить» этот спрос своими произведения­ми. В самый разгар войны В. Чемберлин выпустил книгу «Русская загадка», в которой призывал американских исто-, риков не складывать оружия идеологической борьбы. Книга В. Чемберлина сама была наглядным образцом такого рода борьбы, давая совершенно искаженную картину русской исто­рии. Во всей истории СССР Чемберлин видел только сплош­ную линию тирании и варварства, лишь изредка прерываемую «светом», идущим с Запада. Историю России до Октябрьской революции и историю социалистического государства Чембер­лин в отличие от Карповича мажет одинаково черной крас­кой. Книга В. Чемберлина была одной из первых ласточек бу­дущей «холодной войны» в историографии.

Послевоенный период стал свидетелем невиданного увели­чения количества учреждений, занимающихся «советоведе- нием». Вопросами русской истории с начала 50-х годов инте* ресовались уже почти все американские университеты. При этом следует подчеркнуть особую роль крупнейших моношн листических объединений США в активизации схолоднои вой*

S

лы» в исторической науке. Эта роль выражается не только в финансировании изданий, восхваляющих «преимущество» политики «с позиции силы», но и в создании специальных ис­следовательских центров, обслуживающих пропагандистские потребности «холодной войны». Ведущую роль в финансиро­вании исследований в области истории играют фонды Рок­феллера, Форда, Карнеги, Слоана, формально считающиеся независимыми благотворительными учреждениями, на деле же всецело зависящие от монополий. С помощью подобных фондов при крупнейших американских университетах — Гар­вардском, Колумбийском, Стэнфордском и других созданы специальные «исследовательские центры» и «русские инсти­туты». Так, в 1948 г., в разгар «холодной войны», корпорация Карнеги, немало потрудившаяся над активизацией антисовет­ской кампании в США, совместно с Гарвардским университе­том учредила так называемый «Русский исследовательский центр». В деятельности фонда Рокфеллера особое внимание уделяется русскому институту Колумбийского университета, которому было предоставлено более полумиллиона долларов для подготовки специалистов и поощрения «исследований о России и русском народе». Трудно назвать какую-либо аме­риканскую работу по истории советского общества, которая не была бы издана на субсидии монополий.

Эта зависимость науки от бизнеса самым непосредствен­ным образом сказывается и на характере продукции, изда­ваемой буржуазными историками. Как признавалось в отчете «Русского исследовательского центра» Гарвардского универ­ситета, крупные фонды выделяют средства для исследова­тельской деятельности в отношении СССР, исходя из уверен­ности в прямой или косвенной выгоде от сделанных ими капи­таловложений. Если корпорация Рокфеллера выступает за продолжение и усиление «холодной войны», то и финансируе­мые ею «исторические труды» служат той же цели. Не слу­чайно один из виднейших в США «специалистов» по истории славянских стран К. Мэннинг подчеркивал: «Любое объектив­ное изучение мира, где господствует коммунизм, невозможно, если дополнительной целью является содействие взаимопони­манию... При изучении коммунистического мира гораздо боль­шего можно достигнуть путем резкого подчеркивания разли­чий, чем путем их смягчения и сокрытия».

Таким образом, занятия русской историей в США явля­ются почти исключительно монополией самых реакционных элементов американского общества. Среди множества фаль­сификаторских сочинений, которыми наводняют книжный ры­нок щедро финансируемые и лелеемые «специалисты по Рос­сии», трудно появиться трезвому объективному рассказу о действительной истории СССР, о прошлых путях и будущих перспективах нашего народа. Известно, какие мытарства

€ испытала в свое время книга Джона Рида «Десять дней, кото* рые потрясли мир», так как автор этой книги пытался расска­зать американскому читателю правду о русской революции.

Не приходится удивляться поэтому, что идет ли речь об истории русского феодального государства или о коллективи­зации в СССР, мы видим ясно выраженную политическую тенденцию. Под прикрытием заявлений о «беспристрастности» и «объективности» своих работ реакционные американские историки пытаются внушить читателю, мало знакомому с ис­торией СССР (а именно таков в большинстве случаев их чи­татель), идеи, развиваемые апологетами антикоммунизма я холодной войны, стремящимися помешать развитию дружбы и взаимопонимания между советским и американским наро­дами.

С какой целью буржуазные историки США изучают досоветскую Россию

сновная масса выходящей в Соединенных Штатах литера­туры по истории нашей страны посвящена советскому пе­риоду и предреволюционной эпохе. Однако и предшествую­щие периоды русской истории активно изучаются. В популяр* ных курсах, рассчитанных на широкие круги читателей, в учебных пособиях, энциклопедиях и разного рода обобщаю­щих трудах -история России обычно излагается с древнейших времен. Солидное место ранним периодам в истории России отводится в публикуемой в США многотомной серии «История России». Уже вышли написанные Г. В. Вернадским четыре объемистых тома, в совокупности охватывающих развитие на­шей страны с древности до начала XVI в. Учениками Вернад­ского и другими американскими авторами выпущено немало специальных книг и статей по отдельным проблемам русекой древности и средневековья.

Среди американских специалистов по досоветской России, безусловно, есть честные, преданные науке ученые. Но пуб­ликация работ, дающих сколько-нибудь объективное изложе­ние исторических событий, сопряжена со многими трудностя­ми. Монополии и государственные учреждения платят деньг* лишь тем, кто служит их интересам. Этот фактор, определяю­щий лицо американской историографии по СССР, в полной мере сказывается и на изучении даже самых отдаленных от современности эпох.

Связь с текущей политикой, подчинение науки задачам империалистической пропаганды — характерная черта аме­риканских работ по истории древней и феодальной России. Изучение ранних периодов русской истории в современной американской историографии меньше всего связано с позна­нием закономерностей общественного развития, выяснением действительного места России в ходе мировой истории. Боль­шинство американских историков обращается к ранней исто­рии России для «доказательства» мнимой исключительности исторического развития России, в корне будто бы отличного от развития стран «западной цивилизации».

Темы по ранним периодам истории России используются для подтверждения так называемой «теории преемственно­сти» — одного из ходких средств в арсенале антикоммунисти­ческой пропаганды. Эта «теория», суть которой сводится к декларированию сходства и преемственности традиций, якобы существующих между средневековой Русью, царской импери­ей и Советским государством, служит основой для «изучения» (а вернее сказать фальсификации) прошлого нашей страны реакционными историками США. Она пронизывает и общие курсы, и монографические работы по истории СССР. Ради ее «обоснования» пишутся специальные труды вроде широко рек­ламируемого издания «Непрерывность и изменения в русском и советском мышлении». Популярный в США специалист по экономике и истории России В. Гершенкрон пишет в назван­ной книге: «Особенностью современной России является тот факт, что образцы экономического устройства и идеи, которые должны были бы остаться в далеком прошлом, были возвра­щены к жизни и применены в нынешней советской действи­тельности».

Многие американские «специалисты» по России ищут в ее истории именно такие «образцы и идеи», о которых пишет Гершенкрон, подбирают только такой материал, какой нужен идеоюгам империалистической пропаганды для объяснения советской действительности, изображаемой самыми мрачными красками. «Доказательство» недоказуемого положения, будто бы Октябрьская революция и построение социализма в нашей стране являются плодом особой природы, особых свойств души русского народа и совершенно исключительных, непов­торимых исторических событий,—вот иногда явный, иногдп скрытый смысл упражнений реакционных американских исто­риков в досоветской истории России!

В полном соответствии с таким подходом находится тема­тика и идейно-политическая направленность конкретных работ по ранним периодам истории России. Принадлежность России к Востоку (в лучшем случае к отдаленной окраине «цивили­зованного западного мира», которую беспрерывно захлесты­вают волны азиатских вторжений), исконные экспансионист­ские и агрессивные устремления русского народа, отсутствие в России в прошлом (а тем самым и тем более в настоящем) элементарных демократических свобод и институтов, противо­положность российской автократии просвещенному западно­европейскому абсолютизму, подчинение всех классов и сосло­вий деспотической государственной власти, отсталость, под­верженность чужеземным влияниям — таковы ведущие идеи американских буржуазных авторов, пишущих о древней и средневековой России.

Работы Г. В. Вернадского, А. А. Васильева, С. X. Кросса, К. А. Мэннинга, А. Спектора и других американских авторов, посвященные дофеодальной и раннефеодальной России, как правило, основываются на модной в современной буржуазной историографии теории смены «народов — господ». Восточные славяне и их предки представляются в них как объект влия­ния так называемых «исторических» народов, в разное время появлявшихся на восточноевропейской равнине и подчиняв­ших местное население. Скифы, сарматы, готы, хазары, ва­ряги — вот далеко не полный перечень иноплеменных при­шельцев, которым американские авторы отводят главенствую­щую роль в судьбах восточнославянского населения. Вся мно­говековая история восточного славянства в эпоху, предше­ствующую возникновению Киевского государства, делится ими на периоды соответственно «господству» тех или иных завое­вателей. Основное внимание при этом уделяется тем культур­но-историческим факторам, которые якобы привносили в жизнь восточных славян народы-завоеватели. Для внутренней истории самих восточных славян, особенно для освещения их социально-экономического строя, при таком подходе не ос­тается места.

Один из вариантов теории «смены влияний» представляет так называемая норманская теория, с позиций которой мно­гие американские историки освещают историю Киевской Ру­си — первого объединенного восточнославянского государ­ства. Игнорируя представленные советской исторической на­укой неопровержимые доказательства земледельческого ха­рактера экономики и общего высокого уровня развития Киев­ской Руси, американские авторы продолжают повторять вы­двинутую русской дореволюционной историографией точку зрения о преобладании торговли в Русском государстве IX— XI вв. Эго непонятное на первый взгляд упорство имеет впол­не определенную подоплеку, ибо признание в качестве глав­ной отрасли хозяйства у восточных славян земледелия сни­мает вопрос об экономических различиях Руси и других евро* пейских стран в раннее средневековье, ослабляет позицию тех, кто отрицает наличие феодализма в Киевской Руси, под­рывает самую основу норманской теории, приписывающей со­здание первого государства на Руси варяжским викингам. Согласно этой реакционной теории, норманны не только при­несли государственную организацию восточным славянам, но и способствовали экономическому процветанию их земель, выполнили культуртрегерскую миссию.

Вымыслы норманистов начисто опровергаются исследова­ниями советских историков и археологов, показавших, что на­кануне возникновения Киевского государства и в период его существования население Восточноевропейской равнины стоя­ло на более высоком уровне общественного развития, нежели скандинавы. Восточные славяне начали создавать свою госу­дарственность задолго до появления на Руси варяжских ви­кингов. Первые крупные племенные союзы, представлявшие зародышевую форму государственной организации, известны у «их уже в VI в., когда о варягах и слышно не было. Возник­новение этих союзов, а затем их слияние в объединенное восточнославянское государство — Киевскую Русь — явилось результатом длительного социально-экономического развития, приведшего к распаду родоплеменного строя у славян и пре­вращению родовой общины в территориальную.

Не в меньшей мере, чем история Киевской Руси, иска­жается в буржуазной историографии США существо и значе­ние периода, когда над Русью тяготело татаро-монгольское иго. Если некоторым американским знатокам русской древ­ности приходится делать совершенно явное и неприкрытое на­силие над историческим материалом, чтобы объявить Киев­скую Русь торговым государством или зачислить ее в «полу- феодально-полуабсолютистские общества» (как это делает К. Витфогель), то надергать факты о восточном влиянии на Русь в XIII—XV вв. куда более легкая задача! Применитель­но к данному периоду американская историография даже в лице ее наиболее эрудированных представителей не касается социально-экономических тем. Все внимание сосредоточено на изучении татаро-монгольского влияния на политический строй, культуру и идеологию Руси. Так, в книге Г. В. Вернадского «Монголы и Русь» внутренняя история русских земель почти полностью отсутствует. Это отразилось даже в оглавлении. Единственная глава книги, специально отведенная для изло­жения состояния дел на Руси, носит название «Монгольское влияние на Русь». В этой книге и в других работах Вернад­ского история Руси с середины XIII до конца XV в. изучается главным образом в плане последствий татаро-монгольского вторжения, выразившихся в упадке «свободных политических институтов» Киевской Руси, в росте абсолютизма, крепостни­чества и т. п.

Автор работ по политической идеологии средневековой Руси М. Чернявский рассматривает татаро-монгольское иго в качестве «наиболее яркого и фундаментального факта русской истории». Для Чернявского татаро-монгольское нашествие — перерыв в «естественной внутренней логике русского истори­ческого процесса». Русь в период татаро-монгольского влады­чества, по его мнению, была «по крайней мере официально провинцией азиатской империи». Чернявский старательно

Ю

пгщет факты, подтверждающие, по его представлению, посте­пенное вытеснение в русской политической идеологии, а также практике, идеи христианского правителя (базилевса) обра­зом азиатского хана. Цель подобных поисков весьма недвус­мысленно разъяснена самим автором. Он хотел сделать допол­нение к тем «бесчисленным теориям об азиатско-варварских элементах в истории России, которые были выдвинуты в тече­ние двух последних столетий».

В большинстве американских работ грубо искажается ис­тория образования в конце XV в. единого Русского государ­ства и его дальнейшего развития по пути централизации. При изложении этой темы читателю всячески внушается идея не­самостоятельности исторического развития русского народа. Процесс государственной централизации обычно сводится американскими авторами к заимствованию военно-админи­стративной машины татаро-монголов. Во многих работах на первый план выступает пропагандистская задача противопо­ставления абсолютистских монархий Западной Европы и «во­сточной деспотии» в России, отражающих якобы исконную противоположность «Запада» и «Востока». С этой задачей связывается еще одна: изобразить государственную центра­лизацию в качестве средства, с помощью которого великие князья московские, а затем российские цари осуществляли свои экспансионистские, агрессивные устремления. Причем экспансия и агрессия представляются национальной особен­ностью русского народа, характеризующей его историю от древности до современности. Все это делается ради того, что­бы объявить советское социалистическое государство преем­ником Царской империи, унаследовавшим от последней систе­му беспощадного угнетения народов, деспотизм восточного образца с его бюрократизмом и попранием элементарных естественных прав человека.

Весьма характерен выбор тем по периоду формирования централизованной монархии в России. Это прежде всего темы, касающиеся территориального расширения Русского государ­ства. Колонизация русскими окраин обычно представляется как прирожденное национальное стремление к экспансии и аг­рессии (работы Г. Ланцева, Г. Лэмба, В. Чеботаревой-Билл и др.). Усиленно изучается также формирование самодержав­ной власти, политическая идеология XV—XVI вв. (работы У. Медлина, К. Туманова, М. Черняевского, И. Шевченко, К. Витфогеля и др.). Пишутся историко-биографические со­чинения о русских царях (работы Г. Лэмба о Иване Грозном, Я. Гр^ея ° Петре I, К. Шермана о Екатерине II и др.).

Предметом наибольшего внимания американских истори­ков, особенно тех из них, кто принадлежит к реакционному лагерю в науке, является внешняя политика Русского центра­лизованного государства, С особенно беззастенчивой фальси-

П

фикацией этой темы выступают украинские, польские и про­чие буржуазные националисты. Так, О. Галецкий в статье, тенденциозность которой видна из самого ее названия («Им­периализм в славянской и восточнославянской истории») воз­вещает о существовании в Восточной Европе «громадной им­перии», беспрецедентной, по его словам, по той угрозе, какую она несет миру. Лживый тезис не может основываться на объ­ективном изучении фактов, и Галецкий не пренебрегает пря­мой фальсификацией исторических событий. Вопреки общеиз­вестным фактам он отрицает польскую интервенцию в России в начале XVII в. Причиной вторжения польских войск на рус­скую территорию, если верить Галецкому, оказывается при­глашение царем Василием Шуйским шведских отрядов под руководством Делагарди, что было воспринято правитель­ством короля Сигизмунда как враждебный акт. Но вторжение польских войск на русскую территорию, как должно быть хо­рошо известно Галецкому, произошло в октябре 1604 г., а при­глашение наемных шведских отрядов относится к началу 1609 г. Вскоре после своего прибытия шведские войска стали действовать как оккупанты. Спрашивается, как же, если не в качестве интервенции, можно оценить авантюры обоих Лже- дмитриев, начатые ло инициативе и на средства польских маг­натов, с ведома польского правительства? Может ли Галецкий отрицать наличие в войсках самозванцев вооруженных отря­дов польских шляхтичей?! Против кого, как не против поль­ских интервентов, бесчинствующих в захваченной русской сто­лице, было направлено московское восстание в мае 1606 г.?

Реакционные идеологи хватаются за историю как за сред­ство, при помощи которого они запугивают народы «комму- иистнческой угрозой», «советским империализмом». Галецкий, выступивший с вымышленным тезисом о более чем 600-летней традиции экспансии и империализма России, стал прямым пособником самых реакционных и агрессивных сил импери­алистического мира, ищущих в истории оправдания политики «холодной войны».

Под стать Галецкому стрялает свои исторические сочине­ния В. Бачковский, сводящий всю историю России со времен» освобождения от татаро-монгольского ига вплоть до первой мировой войны к истории постоянной экспансии, военных за­воеваний и аннексии, жестокого колониального гнета, насиль­ственной русификации и истребления покоренных народов.

В изучении более поздних периодов в истории Русского государства XVII—XVIII вв., а также первой половины XIX в. наряду с темами по внешней политике и колонизации боль­шую популярность имеют темы, связанные с показом запад- тего влияния на развитие экономики, общественно-лолитнче- ской мысли и культуры в России (работы К. О’Брайена» С Томпкинса, X. Роджера и др.).

Тенденциозность в выборе тематики я общие субъективно* идеалистические установки американской историографии, изу­чающей древнюю и средневековую Русь, являются причиной того, что важнейшие стороны общественного развития — раз­витие производительных сил в городе и деревне, формы экс­плуатации трудящихся, классовая борьба феодально зависи­мого крестьянства и горожан — остаются за пределами вни­мания авторов.

Россия — страна, в которой в течение почти целого тыся­челетия господствовал феодальный способ производства, ос­нованный на эксплуатации крупными землевладельцами зави­симого крестьянства. Одни американские авторы признают, другие отрицают наличие феодализма в России в те или иные периоды. Но это обстоятельство не кладет водораздела между американскими историками ни в области теории, ни 8 реше­нии конкретно-исторических вопросов. Дело в том, что фео­дализм в понимании медиевистов США отнюдь не означает определенного общественного строя, закономерно возникаю­щего у большинства народов на соответствующей ступени ис­торического развития. В их понимании феодализм — это одна из форм организации политической власти. Для американских работ характерно заимствование теории феодализма, имею­щей хождение в западноевропейской буржуазной науке. За эталон и меру феодальных отношений обычно берется средне­вековая Франция и некоторые другие страны Западной Ев­ропы. В соответствии с ними в России не оказывается феода­лизма, в лучшем случае признаются лишь некоторые феодаль­ные тенденции. Вопрос о существовании феодализма в Рос­сии поднимается большинством буржуазных историков США для того, чтобы лишний раз подчеркнуть противоположное«► России и Европы.

Надуманные и преувеличенные «особенности» историче­ского развития нашей страны, клеветническая теория «преем­ственности» служат идейным оружием также и тем врагам Советской страны, которые пишут по истории капиталистиче­ской России.

В истории пореформенного времени стержневым является вопрос об исторических условиях, подготовивших свержение капитализма в Россия. Создавая впечатление, будто бы раз­витие России в корне отличалось от развития Запада, реак­ционные историки старательно подчеркивают «традиции» кре­постничества в Россия, ее отсталость по сравнению с запад­ноевропейскими странами и США. Степень же развития капи­тализма в дореволюционной России, как правило, преумень­шается. И в области промышленности, и в области сельского хозяйства многие американские историки видят лишь то, что было Россией XX в. унаследовано от времен крепостного пра­ва: отсталые методы ведения производства, общинное владе-

И.

ние землей в деревне, бескультурье, поголовную неграмот­ность и т. п.

В то же время в работах американских буржуазных исто­риков нередко можно встретиться с идеализацией дворянско- капиталистической России начала XX в. Царская тюрьма на­родов некоторыми авторами изображается как счастливая, процветающая страна. Все проблемы, все противоречия цар­ской России сводятся лишь к тому, что буржуазия не имела достаточной власти. Реакционеры от исторической науки не замечают ни жестокой эксплуатации трудящихся, ни полити­ческого и национального угнетения — основных зол бывшей Российской империи, в сохранении которых было заинтересо­вано не только дворянство, но в значительной мере также и буржуазия.

В своем стремлении выдать буржуазию за носительницу «социального прогресса» современные защитники интересов капитализма не хотят видеть, что даже либеральные круги русской буржуазии не были способны решить большие воп­росы, стоявшие перед страной. Не случайно, что вопрос о «ли­берализме» чрезвычайно запутывается. К «либералам» при­числяют кого угодно, вплоть до царя Александра II. Особен­ной популярностью в американской исторической литературе пользуются кадеты, хотя буржуазные историки не упускают случая похвалить и крайних реакционеров. Некоторые труды современных буржуазных историков представляют собой от­кровенную апологию таких реакционных деятелей прошлого, как Победоносцев или Столыпин.

Специально апологии русской буржуазии посвящена книга: В. Билл «Забытый класс». Цель книги — доказать, что толь­ко буржуазия была носительницей социального прогресса в русской истории. Русская буржуазия, заявляет В. Билл, по­строила дороги, создала и руководила огромными торговыми концернами, занималась филантропией. В этой книге, ра­зумеется, ничего не говорится о том, что русской буржуазии часто были выгодны полуфеодальные методы эксплуатации и потому она не могла активно стремиться к их уничтожению и поддерживала царизм против своего народа.

В соответствии с реакционно-идеалистическим подходом к объяснению истории социально-экономическим процессам, классовой борьбе уделяется очень мало внимания. Ведущей силой исторического развития объявляется интеллигенция, на которую возлагается вся «вина» за революцию. Революцион­ность передовых людей России изображается искаженно. От­нюдь не утруждая себя классовым анализом различных сло­ев, составлявших дореволюционную русскую интеллигенцию, и изучением их действительной роли, американские историки очень много говорят о «борьбе» против царизма, которую ве­ла интеллигенция, взятая как некое абстрактное, расплывча­тое целое. При этом они, не считаясь ни с историческим пе­риодом, ни с обстановкой в стране, беспорядочно смешивают такие совершенно различные вещи, как действительная борьба за дело народа, которую вели Белинский или Чернышевский, и демагогическое политиканство буржуазных партий.

Особенно большие потоки клеветы выливаются на боль­шевистскую партию. Здесь все идет в ход: и измышления белоэмигрантской литературы, и совершенно нелепые анало­гии между большевиками и Нечаевым, Ткачевым, бланкиста­ми и т. п. Нет недостатка в рассуждениях о «фанатизме» большевиков, «прирожденной нетерпимости» к инакомысля­щим и т. п.

Совершенно ясно, что все подобные «теории» не могут удовлетворить даже самых невзыскательных потребителей буржуазной литературы, посвященной России. Против тен­денциозности и грубых фальсификаций в изучении истории России начинают протестовать даже некоторые американские историки, принадлежащие к буржуазному лагерю. В рецен­зиях американских авторов подверглись, например, уничто­жающей критике невежественная книга В. Джексона «Семь дорог в Москву» и не имеющее ничего общего с наукой писа­ние Н. Чировского по экономике России, низводящие иссле­дования по России и СССР на уровень антисоветской про­паганды, превращающие изучение истории в «игру по по­дысканию в прошлом прецедентов для объяснения современ­ного зла». Бросающиеся в глаза противоречия, замалчивание многих фактов вызывают все большее недоверие читателей и вынуждают реакционных историков все в новых вариантах видоизменять свое объяснение причин крушения русского капитализма. «...Дорога к революции» больше не проходит сквозь мрачные подземелья русской души, — признает бур­жуазный историк Биллингтон. — По-видимому, настает время для новых точек зрения и интерпретации, для новых фактов и глубины проникновения...».

Но эти «новые интерпретации» по существу пока по-преж­нему сводятся все к тем же беспомощным поискам «непре­одолимых различий» между Россией и Западом, поискам, ко­торые похожи на заклинания против неумолимых законов общественного развития.

Фальсификация истории Великой Октябрьской социалистической революции

мериканская буржуазная историография Великой Октябрь­ской социалистической революции возникла сразу же пос­ле того знаменательного дня, когда выстрелы «Авроры» воз­вестили начало новой эры в мировой истории. С оценкой со- быгий, развернувшихся в России в октябре 1917 г., прежде всего выступили официальные круги Вашингтона. Правитель­ство и государственный департамент в своих попытках дис­кредитировать величайший социальный переворот в России в глазах народных масс Америки не остановились перед выпу­ском заведомых фальшивок, искажающих действительное по­ложение дел.

Наиболее одиозными из них явились изданные в 1918 г. так называемые «Документы Сиссона», публикация конгресса сБольшевистское движение в России» и др. Содержавшиеся там официальные легенды о «большевистских ужасах», «крас­ной агрессии» и «коммунистической опасности» явились ос­новой для дальнейших писаний буржуазной историографии США.

Правительственная пропаганда вскоре была дополнена показаниями «очевидцев». В 1921 т. нью-йоркское издатель­ство выпустило книгу бывшего американского посла в Петро­граде Д. Фрэнсиса «Россия из окна американского посоль­ства». Посол США, о котором даже его соотечественник и кол­лега Сиссон писал, что у Фрэнсиса «не было иной политики, кроме злобы к большевикам», наполнил свои «воспоминания» низкопробными вымыслами о политике и деятельности боль­шевистской партии. Вместе с тем он развил пущенную прави­тельственными кругами версию о якобы доброжелательном отношении правящих кругов США к русскому народу, совер­шившему Октябрьскую революцию. Эта версия вполне соот­ветствовала глубоко укоренившемуся в буржуазной пропа­ганде США мифу о некоем сердобольном «дяде Сэме», посто­янно испытывающем жгучее желание оказывать всем «искрен­нюю помощь», мифу, ничего общего не имеющему с подлин­ной историей.

Этим и подобным писаниям реакционеров противостоят работы прогрессивных американских писателей и журнали­стов Джона Рида («10 дней, которые потрясли мир»), Альбер­та Риса Вильямса («Сквозь русскую революцию»), Линкольна Сгеффенса («Автобиография»), пытавшихся объективно опи­сать величайшую в истории человечества революцию и дать американскому читателю возможность взглянуть на действи­тельную картину событий, развернувшихся в России. Но, к со­жалению, книжный рынок Америки завален низкопробной продукцией, не имеющей отношения к подлинной истории.

Основная концепция американской буржуазной историо­графии Великой Октябрьской социалистической революции вытекает из отмеченной выше общей склонности подчеркивать специфику «всего русского», подчеркивать особый характер исторического пути развития СССР.

В трактовке американских буржуазных историков Ок­тябрьская революция — явление исключительное и «чисто русское», возможное, в лучшем случае, в слаборазвитых стра­нах, но совершенно неприемлемое для «цивилизованного За­пада». Более того, даже в применении к России она — «слу­чайный эпизод», «незакономерное явление», происшедшее вопреки всей логике исторического развития, в результате «игры случая» и «злой воли» небольшой кучки «революцион­ных фанатиков».

А. Мурхэд в книжке «Русская революция», написанной по специальному заказу небезызвестного журнала «Лайф», од­ного из самых громких рупоров политики антикоммунизма и «холодной войны», безапелляционно утверждает: «Октябрь­ская революция — результат «особенностей русского харак­тера», развившихся под влиянием «климата и географии Рос­сии», которые обусловливают «крайности и идеализм, а не ли­берализм или компромисс». Дж. Кеннан в работе «Россия выходит из войны» объясняет свершение Великой Октябрь­ской социалистической революции «внезапным и преждевре­менным (?!) крушением российской монархии». Дж. Кертисс в книге «Русские революции 1917 года» сводит все к ошибоч­ной политике царизма, буржуазно-помещичьих партий и дея­телей, к бездарности Николая II и Керенского. «В конечной победе русского марксизма не было ничего неизбежного»,— утверждает в своей работе «Россия после 1917 года» Ф. Шу­ман.

Все эти, с позволения сказать, концепции сдабриваются изрядной дозой клеветы на советский народ, Коммунистиче­скую партию. А. Мурхэд договаривается до утверждения о том, что Октябрьскую революцию якобы финансировало гер­манское министерство иностранных дел.

Хорошо известно, что Великая Октябрьская социалистиче­ская революция произошла и победила ввиду наличия как объективных условий, так и важнейших субъективных факто­ров.

Весь ход социально-экономического и политического раз­вития России поставил ее перед выбором: «или погибнуть или вручить свою судьбу самому революционному классу для бы­стрейшего и радикальнейшего перехода к более высокому спо­собу производства», «погибнуть или на всех парах устремить­ся вперед» К

Что же касается теорий о «неприменимости» «русского пу­ти» для высокоразвитых промышленных стран, то этот вопрос уже решен историей. Опыт Чехословацкой Социалистической Республики и Германской Демократической Республики убе­дительно свидетельствует о несостоятельности утверждений буржуазных «теоретиков».

Антисоветская интервенция США в освещении буржуазной литературы

равящие круги США, Англии и Франции и других капита­листических стран с нескрываемым озлоблением встретили Октябрьскую революцию. Стремясь задушить первое в мире социалистическое государство, они не останавливались перед поддержкой внутренней контрреволюции, перед прямой воору­женной интервенцией против Советской России. Эти факты, конечно, известны и буржуазным историкам США. Но по­скольку подлинные исторические события начис,то опроверга­ют созданный буржуазной историографией США миф о якобы «идеалистической» и «демократической» основе внешнеполити­ческого курса США, буржуазные историки объявляют войну истории.

Прежде всего американские буржуазные историки пыта­ются снять с правящих кругов Запада обвинение во враждеб­ном отношении к свершившейся в России социалистической революции. Ф. Шуман в книге «Россия после 1917 года», приз­навая стремление западных держав «удушить коммунизм» в России, пытается оправдать его пресловутой «угрозой ком­мунизма» для Запада. Революционный марксизм, по его сло­вам, «объявил войну всем буржуазным правительствам уже в 1847 г.». В этом свете позиция западных держав в отноше­нии революционного движения русских рабочих и крестьян, — пишет Шуман, — была вполне «оправдана», ибо «с самого начала действия комиссаров убедили западных государствен­ных деятелей, что с подобным'режимом никакое сосущество­вание невозможно».

Другой американский историк Дж. Кеннан договорился до того, что даже декрет Советской власти о мире, призывавший немедленно окончить грабительскую мировую войну, назвал «резко недружелюбным актом» Советского правительства.

Некоторые буржуазные историки в своей «критике» захо­дят так далеко, что говорят даже о «сепаратном» мире, кото­рый Советское правительство якобы хотело заключить с Гер­манией. Этот «аргумент», так же как и предыдущие, может вызвать лишь недоумение. Декрет о мире ясно предлагал всем воюющим народам и их правительствам начать немед­ленно переговоры о справедливом и демократическом мире, т. е. мире без аннексий и контрибуций. Только отказ прави­тельств США, Англии и Франции откликнуться на эти призы­вы вынудил Советское правительство согласиться на пере­говоры с Германией и заключить чрезвычайно тяжелый Брестский мир.

Нелепым измышлениям буржуазных авторов, отрицающих активное участие американской буржуазии в нападении на

Страну Советов, противостоит всем известный факт вооружен­ной интервенции США против первого в мире государства трудящихся.

Попытки фальсификаторов истории оклеветать советскую действительность

 самого момента образования СССР — первой в мире страны социализма — американские буржуазные истори­ки принялись строчить сочинения, извращающие природу го­сударственного, экономического и общественного строя Совет­ского Союза.

Клеветнические измышления реакционных историков США относительно взаимоотношений между отдельными народами СССР особенно усилились в послевоенный период. Освобож­денные народы, строящие новую жизнь, видят в СССР и дру­гих социалистических странах пример и образец для себя. Именно это обстоятельство вынуждает империалистов активи­зировать пропагандистскую машину и заказывать фальсифи­каторские сочинения, вроде сборника «Русский колониализм: царская и советская империи». Между прочим, издатели этого сборника довольно откровенно высказались относительно при­чин, ради которых он был написан. В рекламирующем сбор­ник тексте, на суперобложке, говорится о том, что «проблема колониализма — злободневна», что «западные державы те­ряют одни колониальные владения, предоставляют свободу политического самоуправления другим». Это обострение анти­колониальной борьбы, сокрушаются апологеты империализма, создает «богатую почву для коммунистической агитации и пропаганды». В таких условиях нужда колонизаторов в мате­риале для клеветы на СССР — державу, к которой тяготеют все антиимпериалистические и антиколониальные силы, осо­бенно возросла. Поэтому защитники колониализма ставят пе­ред историками задачу: дать «новые конструктивные взгля­ды», которые состоят в клевете на СССР и оправдании коло­ниальной политики западных держав. Реакционные историки весьма интенсивно трудятся над реализацией этой пропаган­дистской задачи, не имеющей ничего общего с наукой.

Американские буржуазные историки Р. Пайпс, Н. Вакар, О. Галецкий и другие в своих трактатах стремятся предста­вить Союз Советских Социалистических Республик как некую «Советскую колониальную империю». Они извращают ленин­скую национальную политику и восхваляют буржуазный на­ционализм. К каким только выдумкам при этом ни прибега­ют! Утверждается (в частности, в вышеназванном сборнике) в работах Р. Пайпса «Образование Советского Союза» и Н. Ва- кара «Белоруссия. Становление нации», что советская наци-

ш

опальная политика лишь модификация колониальной полити­ка царизма и что образование СССР произошло якобы в ре*

зультате насилия со стороны центральной власти. Американ­ские историки настойчиво протаскивают в своих писаниях клеветническую басню буржуазной пропаганды о «советском завоевания», об «утрате независимости нерусскими нацио­нальностями» и тому подобные небылицы. Их не смущает тот хорошо известный факт, что народы нашей страны доброволь­но объединились в союз для строительства социализма и ком­мунизма и совместной защиты от империалистической агрес­сии. Они всячески стараются скрыть ту очевидную истину, что за годы Советской власти некогда отсталые окраины царской России достигли небывалого расцвета экономики и культуры.

Большие усилия буржуазных историков США направлены па го, чтобы извратить классовую структуру советского об­щества, положение рабочих и крестьян в СССР, а также исто­рию формирования н развития советской интеллигенции. Они грубо фальсифицируют сущность советской демократии, пы­таются представить руководящую роль партии как диктатуру партии над трудящимися. Таков основной тезис работ М. Фейнсода, Р. Бауэра, А. Инкелеса, К.. Клукхона, Б. Мура. Новый социально-общественный строй, представляющий со­бой демократию высшего типа, буржуазные «исследователи» грепадносят как некий «советский тоталитаризм».

Но подобные утверждения — попытки с негодными сред­ствами. Не случайно, что американским буржуазным истори­кам не удается сколько-нибудь солидно их аргументировать. Они даже вынуждены замалчивать факт отсутствия в СССР частной собственности иа средства производства, делающий невозможной эксплуатацию человека человеком. Отсутствие подлинных аргументов буржуазные «специалисты» по «совет­ским делам» пытаются компенсировать безапелляционными декларациями об уничтожении в СССР «истинной» демокра­тии, нападками на советский строй.

Безудержным нападкам в работах американских истори­ков н социологов подвергается колхозный строй в СССР. Иде­олога капитализма и частной собственности дружными уси­лиями пытаются «доказать», будто бы марксистское учение я Советская власть по самой своей природе враждебны кресть­янству. Обобществление мелкой крестьянской собственности в СССР • работах Сэндерса, Внтфогеля, Фейнсода, Рена и других реакционных авторов представляется как экспро­приация и разрушение производительных сил в сельском хо­зяйстве, как превращение крестьянства в неимущих пролета­риев.

Общим местом в американской буржуазной историогра­фии является отрицание объективной необходимости коллек­тивизация а СССР, утверждение о том, будто бы советский » колхозный строй вызван к жизми исключительно планамк индустриализации страны, ради которой крестьянство был# принесено в жертву. В работал подавляющего большинства американских историков совершенно надраено искать освеще* ния фактов острой классовой борьбы в деревне накануне кол­лективизации, фактов серьезной материальной помощи со сто* роны государства бедняцко-середнящиш слоям крестьянства. Зато чуть ли не в каждой работе, касающейся коллективиза­ции, можно встретить голословные заявления о недрочностл колхозного строя.

Американские авторы, излагая историю досоветской Рос* сии, не устают подчеркивать отсталость нашей страны. Но пе­реходя к освещению коллективизации, они почему-то вдруг «забывают» об этом. А уместно вспомнить в данном случае, что до революции в России почти не имелось сельскохозяй­ственных машин. За 40 лет существования Советской влаетш положение коренным образом изменилось. В 1960 г. в колхо* зах и совхозах насчитывалось 1122 тыс. тракторов, 497 тысь зерновых комбайнов, около 776 тыс. грузовых автомашин.

С 1953 по 1*961 г. валовая продукция сельского хозяйств® увеличилась в i,6 раза. В 1960 г. по сравнению с 1955 г. реаль* ные доходы колхозников возросли на 38%.

Мероприятия, осуществленные с 1953 г. по крутому подъ* ему советского сельского хозяйства, застали врасплох за оке* анских критиков колхозного строя. Первой реакцией большие ства специалистов явилось безапелляционное объявление всеж нартийно-лравительственных постановлений но укреплению сельского хозяйства утопией, пропагандистским трюком. Но по мере того, как стал сказываться практический эффект, по мере того, как подъем сельского хозяйства в СССР становил­ся все ощутимее и ощутимее, реакции менялась. От отрицания важности новых мероприятий многие историки перешли к про­тивопоставлению их всей предшес*вук*ш/ей политике партии* правительства в деревне, заговорили чуть ли не о провале и ликвидации колхозного строя и т. и.

С иемеиъшим рвением американские буржуазные авторы фальсифицируют историю индустриализации СССР. Эконо­мист Д. Ходжмэн в специальном «исследовании» «Советская индустриализация» всеми силами стремится преуменьшить ог­ромное значение пятилеток, превративших некогда отсталую страну в могучую индустриально-колхозную державу. Под предлогом «недостоверности» советской статистики он пытает­ся снизить до минимума достижения советской промышлен­ности. Но поскольку все его манипуляции с цифрами выгля­дят мало для кого убедительными, Д. Ходжмэн прибегает к ставшему уже стандартным в американской экономической литературе приему: становясь в позу защитника народных ин­тересов, он заявляет, что индустриализация СССР слишком дорого обошлась советскому народу. При этом Д. Ходжмэн, естественно, умалчивает о фактах чудовищной эксплуатации трудящихся в капиталистических странах, как в период осу­ществления индустриализации, так и после ее завершения.

Еще более «критически» настроен Фейнсод. Он договари­вается даже до того, что объявляет политику индустриализа­ции, осуществляемую для поднятия жизненного уровня народ­ных масс, политикой принесения благосостояния народа в жертву интересам государства.

Мотивы подобной фальсификации очевидны. Импери­алисты более всего опасаются, что другие народы мира при­менят «советский образец индустриализации» как наиболее быстрый и эффективный для расцвета экономики и культуры.

Естественно, что быстрые темпы индустриализации стра­ны требовали напряжения всех сил советского народа. Тем не менее за годы Советской власти национальный доход (в 1960 г.) увеличился почти в 27 раз. Реальные доходы рабочих в i960 г. по сравнению с 1913 г. увеличились в 5,8 раза, а ре­альные доходы крестьян выросли почти в 7 раз. В то же время производство предметов потребления в 1960 г. увеличилось по сравнению с 1913 г. в 16 раз.

Таким образом, действительные факты — растущая ре­альная заработная плата, обеспеченная старость, бесплатный отдых и другие социальные мероприятия, неслыханные при капитализме, опровергают клевету буржуазных идеологов. Характерно, что даже многие приезжающие в нашу страну туристы признают, что уровень жизни в СССР «совсем не так уж низок», как им представлялось под влиянием пропаганды буржуазной прессы.

Что же касается манипуляций с цифрами, к которым при­бегают буржуазные «ученые», то все они не смогут скрыть того факта, что валовая продукция промышленности СССР в 1959 г. по сравнению с 1913 г. увеличилась в 45 раз, причем производство средств производства — основы всего народного хозяйства — возросло в 103 раза. Таких высоких темпов раз­вития не знали и не знают капиталистические государства.

Политические цели, которые преследуют американск?!е реакционеры, последовательно искажая картину жизни в СССР, не подлежат сомнению: буржуазные историки США прилагают все усилия, чтобы скрыть от народа огромные ус­пехи и достижения советского социалистического общества и тем самым ослабить притягательное влияние великих марк­систско-ленинских идей. Не случаен выпуск ими работ, «ана­лизирующих» выдуманные буржуазной пропагандой «проти­воречия» между марксистско-ленинской теорией и практиче­ской деятельностью Советского государства. Не случайны так­же их поиски каких-то «разногласий» между Советским пра­вительством и народом. Но напрасно утешают себя несбыточ­ными надеждами идеологи отходящего в прошлое мира. Исто­рия не раз проверяла прочность морально-политического единства нашего народа, доказательством которой служит ис­ход иностранной военной интервенции и Великой Отечествен» ной войны.

Отрицание решающей роли СССР во второй мировой войне

онцепция, лежащая в основе американской буржуазной историографии второй мировой войны, утверждает, что не Советский Союз, а Соединенные Штаты Америки сыграли ре­шающую роль в минувшем мировом конфликте. Аргумента­ция ее сторонников из числа американских историков сводит­ся к следующему: Соединенные Штаты были «арсеналом демократии», страной, оплачивающей борьбу союзников. Огромный экономический и военный потенциал Америки обес­печил ей положение главного фактора, определившего исход войны.

Отсюда делается вывод: мир был спасен от фашизма за­падными «демократиями», честь разгрома агрессоров принад­лежит вооруженным силам США.

Вот, например, характерная оценка роли США во второй мировой войне, данная в обобщающем труде одного из вид­нейших современных буржуазных историков США А. М. Шле­зингера. Этот профессор Гарвардского университета по сути дела игнорирует решающее значение борьбы СССР для всего хода второй мировой войны. Для него переломный момент наступил в конце 1941 г^ после Пирл Харбора, когда Аме­рика вступила в войну. До этой даты «сокрушительный три­умф стран «оси» казался близким и неизбежным». Шлезингер красноречиво живописует о тяжелом положении на фронтах войны для союзников в 1941—1942 гг. Но он игнорирует ис­торическое значение героической битвы под Москвой, лишь вскользь замечая, что «красные» «вновь заняли некоторую территорию у Ленинграда и Москвы».

Сталинградская битва, явившаяся поворотным пунктом всей войны, упоминается Шлезингером в одной фразе. «Един­ственным лучом радости», юо его словам, были все усиливаю­щиеся бомбардировки Германии англо-американской авиа­цией. Он полностью замалчивает и огромное значение вступ­ления СССР в тихоокеанскую войну, когда Советская Армия разгромила основные ударные силы японского милитаризма на Азиатском континенте. По словам Шлезингера, в тихооке­анской войне США получили лишь «незначительную помощь» от СССР!

Факты героической борьбы советского народа против гер­манских захватчиков широко известны, и А. Шлезингер при всех своих уловках не может их замолчать, но, и замечая между прочим о «растущих успехах» русских, он тут же гово­рит в преувеличенных тонах о роли американской помощи — «ленд-лиза». Он всячески раздувает значение бомбардировок Германии англо-американской ав-иацией, которые якобы обеспечили «ослабление силы сопротивления Германии» ко времени открытия второго фронта в Нормандии.

Апологетическая оценка мощи огромной военной машины США, созданной в годы войны, ее «нарастающих успехов» на многочисленных фронтах, ее «глобальной стратегии», искус­ства американского генералитета наиболее последовательно проводится в официальных трудах, выпускаемых военным ве­домством США, а также в многочисленных мемуарах амери­канских военных (Д. Эйзенхауэра, О. Бредли, Дж. Паттона и др.). Она господствует и в работах гражданских историков. Для военной историографии характерно мнение главного ре­дактора многотомной истории армий США в годы войны Р. Гринфилда, изложенное в работе «Историк и армия». Ре­шающую роль в разгроме гитлеровской Германии он припи­сывает американским вооруженным силам. Открытие второго фронта, пишет он, привело к тому, что «Германия была пора­жена в сердце, русские поставлены (?!) на Эльбу... Он (вто­рой фронт. — авт.) завершил работу по полному разгрому (Германии. — авт.), которую начали советские силы и воз­душные бомбардировки германской территории». «Поражение, нанесенное западными силами германской армии, можно срав­нить с результатами Красной Армии», — пишет в книге «Чер­чилль, Рузвельт, Сталин» видный буржуазный историк, профессор Принстонского университета Г. Фейс.

Попытки буржуазной историографии отрицать решающую роль СССР в разгроме гитлеровской Германии не имеют ни­чего общего с подлинными историческими фактами. Начиная войну против Советского Союза, Гитлер бросил против него основную массу своих вооруженных сил и армий сателли­тов — 190 дивизий, опиравшихся на военно-промышленный потенциал всей континентальной Европы. В дальнейшем не­мецко-фашистские силы на восточном фронте непрерывно на­ращивались. Понятны поэтому слова президента Рузвельта, который телеграфировал генералу Макартуру в мае 1942 г.: «С точки зрения большой стратегии ясен простой факт — русские убивают больше солдат противника и уничтожают больше его вооружения и снаряжения, чем остальные 25 госу­дарств Объединенных Наций, вместе взятые». В августе 1942 г. президент США писал в Москву: «Соединенные Штаты хорошо понимают тот факт, что Советский Союз несет основ­ную тяжесть борьбы и самые большие потери на протяжении 1942 года...»^[1]. Но и с высадкой американских и английских войск в Северной Африке в ноябре 1942 г. положение мало изменилось: против советских войск действовало около 270 ди­визий противника, — и это. были наиболее боеспособные и лучше оснащенные дивизии, а против англо-американских — 8 дивизий (5 немецких и 3 итальянских). Само немецкое командование считало восточный фронт главным.

В течение длительного времени Советский Союз факти­чески один на один сражался с гитлеровской военной маши­ной, так как правящие круги США и Англии, несмотря на обязательство открыть второй фронт в Европе летом 1942 г., затягивали высадку союзных войск во Франции до 1944 г.

Советская Армия не только сковала огромные силы гит­леровского блока, но и нанесла им решительное поражение. На советско-германском фронте были выиграны такие реша­ющие битвы второй мировой войны, как битвы под Москвой, на Волге, на Орловско-Курской дуге, за Берлин. Надо отметить, что во время войны иностранные, в том числе аме­риканские, политики и историки давали более реалистические характеристики. Так, например, оценивая значение битвы под Москвой, генерал Д. Макартур писал в феврале 1942 г.: «Надежды цивилизации лежат на достойных знаменах доблест­ной русской армии. В течение моей жизни я участвовал в ря­де войн и наблюдал другие, так же как и детально изучал кампании выдающихся военачальников прошлого. Но нигде я не наблюдал такого эффективного сопротивления сильней­шим ударам до того времени победоносного противника. Со­противление, за которым последовала контратака, отбрасы­вающая противника назад, к его собственной территории. Размах и блеск этого успеха отмечают его как величайшее военное достижение во всей истории». «Именно русская ар­мия выбила дух из немецкой армии», — говорил в августе 1944 г. У. Черчилль, добавляя, что «в мире не существовало другой силы, которая могла бы это сделать».

Что же касается значения борьбы СССР для Соединен­ных Штатов, то после окончания войны генерал Маршалл признал в своем докладе военному министру США: «Без ус­пешных действий Советской Армии американские войска были бы не в состоянии противостоять агрессору и война была бы перенесена на американский континент». «Мы долж­ны всегда помнить, — отмечал в своих мемуарах бывший государственный секретарь К. Хэлл, — что своей героической борьбой против Германии русские, возможно, спасли союзни­ков от сепаратного мира с немцами».

Миф о «коммунистической угрозе»

онополии, и выполняющие их волю правящие круги Соеди­ненных Штатов изыскивают средства, чтобы удержать освобождающиеся от колониальной зависимости народы Азии, Африки и Латинской Америки в системе капитализма, поме­шать их вступлению на социалистический путь развития. Они юно обеспокоены тем, что в слаборазвитых странах внима­тельно изучается исторический опыт СССР и вкгего социали­стического лагеря. В борьбе против растущего влияния соци­алистических и коммунистических идей империалисты дей­ствуют всеми доступными им экономическими, политически­ми и идеологическими методами.

В эту борьбу включаются буржуазные историки. Лица, возглавляющие и направляющие исторические исследования в США, одной из главных своих целей ставят опорочивание советского опыта, противопоставление ему «некоммунистиче­ского» пути развития;

Американский профессор Р. Кэмпбелл видит опасность для капиталистической системы в том «вызове», который ей бросает бурное развитие советской экономики, научное пре­восходство социалистических стран. Кэмпбелла страшит впе­чатление, производимое ими на слаборазвитые страны, тот факт, что «русская линия развития в целом является более привлекательной». Кэмпбелл призывает правящие круги США приложить максимум усилий к ускорению собственных темпов развития. Бью г тревогу по поводу усиления экономи­ческого могущества СССР, а отсюда и заразительности его примера для других стран, лидер буржуазного американское го советоведения Ф. Мозли, Д. Ходжмен и многие другие ис­торики. И специальные монографии, и общие курсы истории нашей страны пишутся ради того, чтобы доказать преимуще­ство «американского», т. е. капиталистического, пути разви­тия перед путем «русским», т. е. социалистическим. Совер­шенно прямо об этом заявляет, например, автор новейшего популярного курса по истории СССР У. Уолш. Эту же цель преследует большинство других буржуазных авторов, которые не столь откровенно высказывают свои политические симпа­тии, а подчас пытаются даже всячески замаскировать их ви­димостью объективности и беспристрастности.

Разрабатывая различные рецепты «некоммунистического» пути развития, американские буржуазные историки вольно или невольно принимают активное участие в «холодной вой­не», которую наиболее агрессивно настроенные монополисти­ческие круги США развернули против СССР сразу же после окончания второй мировой войны. По красноречивому при­знанию одного из реакционных американских историков, белоэмигранта А. Мазура, исторические работы пишутся в условиях «холодной войны». Названный автор призывает своих коллег не оставаться пассивными в «штормовом море, в которое, по его выражению» брошено современное поколе­ние, чтобы не оказаться увлеченным бесцельным дрейфом' и не быть прибитым к неведомым берегам». Силясь укрепить расшатывающиеся позиции империализма, «специалисты» по истории, подобные Мазуру, активно участвуют в идеологиче­ской борьбе, снабжая реакционную пропаганду фальсифици­рованными «историями».

Надо отметить, что некоторые наиболее реакционные исто­рики выступали трубадурами «холодной войны» еще в те годы, когда Соединенные Штаты вместе с Советским Союзом боролись против гитлеровской Германии. Историки, вроде Чемберлина, и тогда призывали не «льстить» Советскому Союзу, а держать камень за пазухой. В данном случае реак­ционный историк не отставал от реакционных политиков, вы­нашивавших планы борьбы против СССР, низведения его на положение второстепенной державы. Победы Советской Ар­мии вызывали растущую злобу в правящих кругах США. «Третья мировая война, — писал, например, сенатор Д. Мак­карти, — началась после победы России под Сталинградом». В мае 1945 г. командующий стратегической авиацией США генерал Г. Арнольд подчеркивал: «Наш следующий враг — Россия». Заместитель государственного секретаря Д. Грю от­мечал в своих мемуарах: «Будущая война с Россией так же неизбежна, как сама реальность. Она может разразиться в ближайшие несколько лет».

Послевоенное развитие событий показало, что эти выска­зывания не были лишь частными мнениями: они легли в ос­нову курса «холодной войны» против СССР и народно-демо­кратических стран. Но в условиях, когда тяга к миру и мир­ному сосуществованию охватила миллионы людей во всех уголках земного шара, когда авторитет Советского Союза как поборника мира вырос необычайно, империалистической про­паганде нужно было потратить немало усилий, чтобы обос­новать политику «с позиции силы». В своем бессилии найти позитивную программу, которая оправдала бы гонку воору­жений, реакционная историография вновь обратилась к та­кому «испытанному» оружию, как клевета на советскую внешнюю политику.

Буржуазные историки по прямому заданию реакционных кругов пытаются подорвать растущую популярность совет­ской внешней политики среди народов мира, выступая с кле­ветническими нападками на советский внешнеполитический курс, обвиняя СССР в «агрессивности» и «экспансионизме» и т. д. В оборот пускаются несколько модернизированные теории «экспорта революции», «красного империализма» и т. д.

Абсурдность всех таких теориГт очевидна. Хорошо извест­но, что источником агрессивности и войн в наше время яв­ляется монополистический капитализм, т. е. империализм, а социалистические страны, и прежде всего Советский С<ж>э, составляют ядро сил защиты мира во всем мире.

Особенно активизировалась деятельность империалисти­ческой пропаганды по борьбе с коммунистической идеологией после XX съезда КПСС, подтвердившего незыблемость ле­нинского принципа мирного сосуществования государств с различной социально-экономической системой.

Решения XX съезда нанесли сильнейший удар политике сс позиции силы», главным «обоснованием» которой являет­ся миф о «коммунистической угрозе». Они привели к серьез­ному замешательству в правящих кругах империалистиче­ских держав. «Отзвуки XX съезда партии, состоявшегося в Москве, будут в течение длительного времени слышны даже в дружественных нам кругах», — отмечал «Нью-Йорк тайме мэгазин» 4 марта 1956 г. Подчеркивая историческое значение съезда, журнал констатировал: «В Москве произошли собы­тия огромной важности. Это непреложный факт. Возможно, что мы достигли глобального водораздела, за пределами ко­торого степень нашего превосходства начнет уменьшаться».

Для сбора материалов и выработки мер по предотвраще­нию дальнейшего роста коммунистического влияния в США учреждаются все новые и новые официальные и неофициаль­ные комиссии, комитеты, курсы. В 1961 г. при Колумбийском университете был организован специальный «Исследователь­ский институт по коммунизму».

Поток грязной антикоммунистической литературы, вроде выпущенного пресловутой комиссией Конгресса по расследо­ванию антиамериканской деятельности лживого двухтомного сборника «Факты о коммунизме» (а ведь это официальный документ США!), буквально захлестывает американский книжный рынок. Комиссии, комитеты, институты, школы и прочие учреждения, занятые пропагандой, соревнуются меж­ду собой в нападках на коммунизм и Советский Союз.

Настоящую панику в кругах империалистической буржу­азии и ее идеологических слуг вызвали величественные перс­пективы, открытые перед человечеством XXII съездом Ком­мунистической партии нашей страны. Сразу же после съезда главари антикоммунистической пропаганды США собрались на симпозиумы, конференции и съезды по изучению Про­граммы КПСС, начертавшей конкретные пути строительства коммунизма в СССР. Империалистов страшит не только намеченное Программой многократное возрастание экономи­ческой мощи нашей страны, но и тот эффект, который Про­грамма должна была произвести и произвела на освобождаю­щиеся от колониальной зависимости слаборазвитые страны.

Но как бы ни извращали апологеты империализма факты о коммунизме, какие бы ни принимали меры по предотвраще- ■ ию растущего влияния социалистического лагеря, жизнь от­брасывает в сторону ухищрения их пропаганды. Иден ком­мунизма все глубже проникают в сознание миллионов экс­плуатируемых в капиталистических странах. Несмотря на огромные затраты средств, империалистическая пропаган­дистская машина не достигает результатов, на которые рас­считывали ее заправилы, м нередко работает на холосто» ходу. Красноречивым примером этого является недавняя неудача некоего Шварца, пытавшегося организовать в Кар­неги-Холл в Нью-Йорке антикоммунистические курсы. Как сообщила американская буржуазная газета «Нью-Йорк тайме», мистер Шварц понес убытки в сумме 7$ тысяч долла­ров, вследствие плохой посещаемости^[2]. Факт весьма приме­чательный. Он свидетельствует о том, что никакие доллары не смогут остановить неуклонный рост сил мира и прогресса, остановить движение человечества по пути к коммунизму.

Всемирно-исторические успехи СССР после XX съезда КПСС и вынужденные признанна заокеанских идеологов

еобоснованность, шаткость позиций буржуазной антисо­ветской пропаганды особенно ясно видны на фоне гигант­ских успехов, достигнутых Советской страной в последние годы. Искореняя недостатки периода культа личности, ленин­ское руководство Коммунистической партии ведет нашу страну к таким невиданным вершинам, что это не может не признать определенная здравомыслящая часть буржуазии. Спутники, луныикн, исторические полеты в космос Гагарина, Титова, Николаева и Поповича способствовали крушению многих иллюзий буржуазии, прежде всего иллюзии о науч­ном и техническом превосходстве Запада. Они показали, ка­кие подвиги в состоянии совершить народ, взявший судьбу в свои руки.

В Соединенных Штатах Америки все чаще и чаще появля­ются статьи видных буржуазных фи-яософов, экономистов и историков, в которых выражается беспокойство по поводу экономических успехов СССР и содержится призыв перестать недооценивать силу «советского вызова». Эти статьи и книги, как правило, не рассчитаны на массового читателя. Тем не менее они заслуживают внимания, так как отражают мнение влиятельных кругов буржуазии.

Явное беспокойство по поводу быстрых темпов развития экономики СССР выражено в сборнике докладов американ­ских экономистов «Сравнительный анализ экономики США и Советского Союза», опубликованном в 1959 г. Объединенной экономической комиссией конгресса США. В сборнике при­знается тот факт, что как по приросту валового националь­ного продукта, так и по производству на душу населения СССР в течение последнего десятилетия обгоняет США. В этом факте авторы сборника усматривают «советскую экономическую угрозу». Страх перед усиливающейся эконо­мической мощью СССР сквозит в работах многих буржуаз­ных экономистов, государственных деятелей и историков США.

«...До появления спутников мы имели обыкновение сме­яться над советскими претензиями на приоритет в области технических достижений», — пишет не без известной доли самокритики профессор экономики университета Южной Ка­лифорнии Р. У. Кэмпбелл в своей книге, вышедшей в 1960 г. под весьма красноречивым заголовком «Советская экономи­ческая мощь. Организация экономики, ее рост и вызов, ко­торый она бросает нам». «Однако недавние события, признает далее американский профессор, начали наносить удары по вашему самодовольству. Старое представление о советской плановой экономике как о вечном неудачнике разрушается перед ^лицом фактов, свидетельствующих о том, что эта си­стема может добиваться поразительных успехов в науке и технике и завоевывает себе последователей в слаборазвитых странах мира». Знаменательное признание для буржуазного ученого!

«...У нас по давней традиции, — пишет далее Кэмпбелл, — сложилось убеждение, что это (советская экономика. — авт.) очень неэффективная экономическая система... Мы очень лю­бим сравнивать уровень производства автомобилей в США и СССР». Реальные факты экономического развития СССР при­вели буржуазного ученого к противоположным выводам. Сравнение действительных показателей экономического ро­ста СССР и США, а не одних только данных о производстве «кадиллаков» и «шевроле» явно не в пользу капиталистиче­ской системы. Тем самым напрашивается единственно пра­вильный вывод о превосходстве социализма над капитализ­мом. Но требовать от буржуазного ученого такого вывода — это требовать слишком много.

С призывом не отмахиваться от непрерывного роста могу­щества СССР выступает другой американский автор О. Хеф- динг на страницах влиятельного журнала «Форин афферс». «В 50-х годах, — пишет он, — Советский Союз добился по­разительных успехов в развитии промышленности, науки и техники. Даже в области сельского хозяйства... благодаря личному энергичному руководству Хрущева удалось добить­ся успеха и удивительного прироста продукции».

Рост и процветание советской экономики явно беспокоит Хефдинга. В расчетах советских экономистов, пишет он, со­держится «тревожный факт, который имеет слишком боль­шое значение для американского общественного мнения, что­бы его безучастно игнорировать, либо самодовольно пре­уменьшать».

(Сравнивая постоянный плановый прирост продукции в условиях социалистической экономики и «кое-как руководи­мой деятельностью на торговом рынке капитализма», амери­канский автор приходит к выводу о преимуществе советских темпов развития промышленности перед капиталистическими странами. «У нас нет никакой программы, которую можно было бы сравнить с советской!», — горестно восклицает он.

Характерно, что некоторые буржуазные ученые начинают признавать факт постоянно растущего уровня жизни совет­ских людей. В этой связи интересна статья сотрудника эксь номического отдела Уелсли колледжа Маршала Гольдмана «Советский жизненый уровень и наш», напечатанная в жур­нале «Форин афферс». Автор, манипулируя цифрами, пытает­ся уверить своих читателей в том, что СССР не удастся прев­зойти уровень жизни в США в течение жизни одного поко­ления. Но, несмотря на такой вывод, американский эконо­мист под давлением очевидных фактов все же вынужден признать успехи Советской страны в подъеме жизненного уровня народа. «Ясно, что жизненный уровень советского по­требителя быстро улучшается», — пишет он. Автор подчерки­вает далее, что особенно быстро росло и будет расти в СССР производство промышленных потребительских товаров, что в области производства продовольствия и текстильных товаров СССР нагоняет США. О непрерывном росте реальных дохо­дов советских трудящихся пишет и уже упоминавшийся нами О. Хефдинг. «Заслуга Хрущева, — пишет профессор полити­ческих наук Калифорнийского университета Д. Таустер в журнале «Каррент хистори», — состоит в том, что он пред­принял определенные усилия для удовлетворения материаль­ных нужд народа, осуществив много мер, имеющих целью обеспечить непрерывный рост жизненного уровня...».

В статье одного из виднейших в США специалистов по СССР, профессора Ф. Мозли, с тревогой отмечается, что «при существующих перспективах в течение 60-х годов мы (т. е. США. — авт.) будем иметь дело с советской системой, бы­стро растущей в экономической, научной и военной об­ласти...».

Американского военного специалиста Т. Хупса волнует, что Советский Союз располагает в настоящее время «ору­жием, которое подобно атомной бомбе было несколько лет назад монополией Заттада — оружием экономического могу­щества и экономической помощи». Он считает, что рост меж­дународного авторитета СССР, прежде всего в слаборазви­тых странах, обусловлен неправильной общей линией амери­канского правительства, базирующейся на мифе о «безуслов­ном моральном, политическом и техническом превосходстве» США над Советским Союзом. В действительности же «тен­денция экономического развития и эффективной экономиче­ской помощи для нас неблагоприятна», а «соотношение воен­ных сил изменяется просто угрожающим образом».

«Теперь многим странам Советский Союз представляется в новом свете — как доброжелатель, заинтересованный в том, чтобы помочь другим странам развить свою экономику, все­ми силами стремящийся уменьшить международную напря­женность», — с грустью констатирует адъюнкт-профессор Орегонского университета Роберт JI. Аллен. В то же время слаборазвитые страны «недовольны Западом из-за его дей­ствительных или воображаемых несправедливостей и зача­стую склонны рассматривать Советский Союз как нечто по контрасту особенно привлекательное». В таких случаях гово­рят: «Что посеешь, то и пожнешь!»

Как пишет А. Рубинштейн в своей работе «Внешняя по­литика Советского Союза», мировое соотношение сил заметно изменилось в пользу коммунистического мира, что сделало «сосуществование более чем когда-либо прерогативой Крем­ля». Но напрасно буржуазный историк пугает своих читате­лей «дипломатическими последствиями» возросшей совет­ской мощи. Советский Союз никому не угрожал и не угро­жает. В основе внешней политики СССР лежит стремление к дружбе и взаимопомощи, к развитию нормального, делового сотрудничества со всеми странами на основе ленинского принципа мирного сосуществования.