М. С. КАПИЦА

СОВЕТСКО-

КИТАЙСКИЕ

ОТНОШЕНИЯ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Москва
1958

ОТНОШЕНИЯ СССР И КИТАЯ В УСЛОВИЯХ РОСТА ВОЕННОЙ ОПАСНОСТИ

(ОТ НАЛЕТА НА ПОЛПРЕДСТВО СССР В КИТАЕ ДО ХАБАРОВСКОГО ПРОТОКОЛА)

После контрреволюционного переворота Чан Кай-ши почти весь Китай был превращен в арену враждебной Советскому Союзу деятельности империалистических держав.

В Китае свирепствовал террор. Значительная часть рево­люционных кадров была истреблена. В деревнях были раз­громлены крестьянские союзы, в городах — профсоюзы. С 1927 по 1929 г. было убито 450 тысяч рабочих и крестьян^[1].

Коммунистическая партия принимала меры к тому, чтобы спасти революцию. 1 августа 1927 г. в Наньчане восстали два корпуса национальной армии. Руководили восстанием Чжу Дэ, Хэ Лун, Е Тин, Чжоу Энь-лай. Революционные части направились на юг, в провинцию Гуандун, чтобы поднять народные массы.

Чрезвычайное совещание ЦК КПК, состоявшееся 7 ав­густа 1927 г., вывело из Центрального Комитета правых оп­портунистов, определило об[2]щий курс на аграрную революцию и на вооруженное сопротивление политике кровавых расправ гоминдана, призвало партию и народные массы продолжать революционную борьбу.

Восстания вспыхнули в Хунани, Цзянси и некоторых других провинциях. 11 декабря рабочие Кантона провозгласили на­родную власть, однако восстание было жестоко подавлено гоминдановскими генералами с помощью военных кораблей США, Англии и Японии.

В октябре 1927 г. Мао Цзэ-дун привел в район Цзинган- шань боевые отряды, организованные во время восстания в Хунани и Цзянси. В апреле 1928 г. в Цзинганшань пришел отряд Чжу Дэ. Революционная база с центром в Цзинганшане постепенно расширялась. Коммунистическая партия поднимала крестьян на аграрную революцию. Все больший размах прини­мала партизанская война и борьба крестьян за землю в Цзянси, Фуцзяни, Хунани, Хубэе, Гуанси и в других провин­циях. Росло число отрядов Красной Армии, возникали новые демократические районы.

XV съезд Коммунистической партии Советского Союза констатировал, что, несмотря на временное поражение китай­ской революции, она продолжает жить, накапливая силы для нового перехода в развернутое наступление по всему фронту К

Расстреливая рабочих и крестьян, утверждая в стране диктатуру крупной буржуазии и феодалов, контрреволюцион­ные силы в Китае активно включились в антисоветский поход мирового империализма.

1. Ухудшепие советско-китайских отношений

„ -                     В декабре 1927 г. китаиские милита-

Враждооные акты                                   ^v                  _тт

в отношении ристы в порту Циндао совершили налет сопетскнх      на советское торговое судно «Симферо-

консульских п поль». При этом китайские власти ссы- хозннственных лались на то, будто по их сведениям этот учреждении корабль^доставил из Владивостока ору­жие. Никакого оружия, разумеется, найдено не было, тем не менее судно было арестовано.

22  декабря 1927 г. в порту Усун был задержан пароход «Сыпингай», зафрахтованный советским акционерным обще­ством Совторгфлот, на котором находился груз (лесные и шерстяные товары, мануфактура) хозяйственных организа­ций СССР. Представитель Совторгфлота Орловский был аре­стован.

В связи с этими бесчинствами Совторгфлот вынужден был прекратить рейсы советских пароходов в порты Китая до тех пор, пока не будет обеспечена безопасность их плавания.

Китайские власти отказались дать разрешение предста­вителю Совторгфлота прибыть в Китай для поднятия ко­рабля «Памяти Ленина», затопленного милитаристами. Ки­тайский МИД заявил в ответ на соответствующие запросы Наркоминдела, что министерство путей сообщения Китая само принимает меры к поднятию из воды парохода «Памяти Ленина» ².

Народный комиссариат обратил внимание китайских вла­стей на то обстоятельство, что решение министерства путей сообщения Китая осуществить подъем этого парохода нано­сило уц^ерб акционерному обществу Совторгфлот, которое в порядке подготовки к аналогичной работе у!же затратило зна­чительную сумму денег. При этом ущерб увеличился бы от того, что подъемные работы китайских властей, несомненно, обошлись бы дороже, чем подъем судна средствами Совторг- флота, имевшего в этом деле большой опыт и практику *.

Несмотря на неоднократные протесты Советского прави­тельства, китайские милитаристы продолжали держать в за­стенках 15 советских граждан, арестованных во время налета на полпредство СССР в Пекине. Советские люди были осво­бождены 8 сентября 1928 г. после продолжительной и слож­ной дипломатической борьбы ^[3].

Правительство Чан Кай-ши всемерно поощряло и орга­низовывало провокации против дипломатических учреждений СССР. Особенно наглые бесчинства гоминдановские власти чинили в Южном Китае. 13 декабря 1927 г. милитаристы совершили налет на советское консульство в Кантоне. Работ­ники консульства и их семьи были арестованы и подвергнуты жестоким пыткам. Пять из них во главе с вице-консулом Хассисом были расстреляны, а остальные — высланы^[4]. На­леты на советские учреждения совершались и в других горо­дах (Шанхай, Ханькоу, Амой).

Нанкинские власти в ноте генеральному консульству СССР в Шанхае 15 декабря 1927 г. заявили, что советские учреждения па китайской территории служат центрами красной пропаганды и используются в качестве убежищ для комму­нистов, и предложили закрыть консульства и отделения торг­предства СССР ^[5].

Советское правительство ответило, что оно никогда не признавало так называемого национального правительства в Нанкине, от имени которого генеральному консульству СССР в Шанхае вручена нота от 15 декабря 1927 г. Все кон­сульства СССР существовали на территории Китая на осно­вании советско-китайского договора 1924 г., назначение кон­сулов в Шанхай и в любой другой пункт Китая происходило с ведома и согласия пекинского правительства. Шанхайские власти, так же как и всякие другие местные власти, прини­мали лишь к сведению эти назначения. Поэтому заявление нанкинского правительства об аннулировании признания консулов в различных провинциях могло означать только то, что генералы, захватившие власть в Нанкине, под давлением империалистов признали удобным иметь в районе своего господства главным образом консулов тех стран, которые со­храняли с Китаем неравные договоры К

Советское правительство решительно отвергло голослов­ные заявления о том, что консульства и отделения торгпред­ства СССР использовались «для красной пропаганды и как убежище для коммунистов». В частности, было опровергнуто обвинение по адресу консульства СССР в Кантоне, которое якобы служило базой для руководства революционным дви­жением рабочих и крестьян в Гуандуне. «Вот уже несколько лет,— говорилось в советской ноте,— как враги китайского народа, империалисты всех стран, рассматривают великое революционное движение китайского народа как результат интриг «внешних сил». Тот факт, что нанкинское правитель­ство повторяет теперь контрреволюционные легенды угнета­телей китайского народа, как нельзя лучше свидетельствует

о  том, чью волю выполняет оно теперь». Советское прави­тельство подчеркнуло, что позиция, занятая китайскими вла­стями в Шанхае, прежде всего наносит ущерб китайскому народу и национальным интересам Китая^[6].

Сун Цин-лин, находившаяся в Москве, направила Чан Кай-ши телеграмму, в которой заявила, что, если его намере­ние порвать отношения с Советским Союзом и выслать совет­ских консулов будет осуществлено, это будет означать нацио­нальное самоубийство. Будущая история, предупреждала Сун Цин-лин, обвинит Чан Кай-ши в разрушении партии и страны. Разве мог бы он оказаться в западне самоуничтоже­ния, если бы у него была хотя бы доля предвидения покой­ного Сунь Ят-сена или если бы он не забыл полностью последнего наказа Сунь Ят-сена сотрудничать с Советским Союзом! Сун Цин-лин выражала надежду, что Чан Кай-ши внимательно взвесит обстоятельства и откажется от своего намерения, иначе она будет вынуждена остаться пока в Москве в знак протеста против его неправильной и самоубий­ственной политики. Сун Цин-лин отмечала, что Советский Союз будет рад вести переговоры с целью мирного разреше­ния всех спорных вопросов ^[7].

Трудящиеся СССР глубоко скорбили о трагической гибели товарищей, замученных палачами в Кантоне. Но они не сом­невались, что те милитаристские клики, которые стали их убийцами, будут сметены, и освобожденный китайский народ не забудет погибших от руки его угнетателей советских дру­зей, память о которых еще крепче свяжет два великих госу­дарства.

23  декабря 1927 г. народный комиссар по иностранным делам Г. В. Чичерин опубликовал заявление, в котором ука­зывалось, что реакционная пресса и правительства капитали­стических стран давно старались представить национально- освободительное движение в Китае как продукт советской политики и работы советских агентов. Это же утверждали контрреволюционные китайские генералы, утопившие в пото­ках крови грандиозное восстание революционных рабочих Кантона.

Г. В. Чичерин подчеркивал, что, если преступления кантон­ских генералов в отношении СССР неслыханно тяжки и ве­лики, все же нельзя ответственность за них ограничить од­ними пределами Кантона. Политическая акция гоминданов­ских генералов против СССР и его представителей охватила весь Южный Китай, и кантонские зверства были лишь наи­более ярким ее проявлением. Политическая ответственность за эти зверства падала, таким образом, на нанкинское пра­вительство и на другие враждебные СССР силы мировой реакции. Подстрекательство со стороны всех империалисти­ческих кругов и инспирация из Лондона, подтвержденная затем хвалебными голосами английской прессы, сыграли решающую роль в развязывании этих событий. Английская империалистическая реакция была главной движущей силой кантонского кровопролития, совершенных над советскими гражданами насилий и их убийства *.

От имени Советского правительства Г. В. Чичерин заявил протест перед всем миром против бесчинств китайской контрреволюции. Правительство Союза ССР оставило за со­бой право предпринять все меры, которые оно сочтет необ­ходимым в связи с кровавыми преступлениями, совершенными в Южном Китае. Оно предупредило, что эти зверские акты не могут быть оставлены безнаказанными ².

Нередко орудием антисоветских провока- Аптпсоветская                       « _СЛу_ЖИЛИ белогвардейские организа-

деятельность                                ~^{J                                                                               r                                                           г}

белогвардейских ^ции- Белогвардеиские и другие наемные байд в Китае бандиты с ведома и попустительства ино­странных консулов 7 ноября 1927 г. организовали нападение на генконсульство в Шанхае, однако налетчикам не удалось ворваться в здание консульства.

Еще в начале лета 1927 г. белогвардейские организации провели собрания, на которых приняли решение активизиро­вать свои антисоветские выступления. Эти организации строи­лись по принципу тайных военных союзов. Их деятельность направлял штаб, носивший название «Военного объедине­ния». Штабом были назначены ответственные за подготовку к «свержению» советской власти: в Забайкальской области — генерал Шильников, в Амурской — генерал Сычев и в При­морской — генерал |Косьмин.

¹   См. «Известия», 23 декабря 1927 г.

²   См. там же.

Самые активные из главарей этой вооруженной банды генералы Сахаров и Шильников находились на службе в ки­тайской армии *.

Повседневная работа членов белогвардейских организа­ций проводилась через ряд объединений. Наиболее активным было «Русское студенческое общество». Оно имело ряд неле­гальных ответвлений вроде «Национального синдиката рус­ских фашистов», «Ордена крестоносцев» и др.^[8]

Помимо этих белогвардейских организаций, было создано «Дальневосточное общество ревнителей военных знаний». Его председателем состоял генерал Андогский, а самыми актив­ными членами общества — Смирнов, полицейский надзира­тель Бодров, Шильников^[9].

Общества белогвардейцев устраивали антисоветские де­монстрации, издавали листовки и брошюры. Они призывали следовать примеру Коверды, убившего полпреда СССР в Варшаве. Листовки и брошюры печатались в Харбине, в ти­пографии Софийской церкви, где издавался и антисоветский журнал «Крестный путь» ^[10].

Антисоветской деятельностью занимались и генеральный секретарь «Национального синдиката русских фашистов» Га­лицкий, начальник агитационно-политического отдела этого синдиката Родзаевский, секретарь синдиката «Двуглавого орла» Восковский, а также председатель «Русского сту­денческого общества» Новиков. Эти люди прямо или кос­венно имели отношение ко всем провокациям, направленным против советских учреждений и граждан.

Белогвардейскими организациями были сформированы банды, которые совершали налеты на территорию СССР. Пользуясь покровительством китайских должностных лиц, они превратили Северо-Восточный Китай в своеобразное убе­жище, где отсиживались после разбойничьих налетов на со­ветскую территорию, готовясь к новым набегам.

Сахаров создал шайку под предводительством бывшего полковника Карлова. 4 октября 1927 г. эта банда пробралась на советскую землю. Однако развернуть диверсионную дея­тельность ей не удалось. Она успела лишь ограбить 21 ок­тября нескольких советских граждан в районе села Сторо- жево, отобрав у них продукты, одежду, деньги и лодки. В тот же вечер часть бандитов была обнаружена нашей по­граничной охраной, и в завязавшейся перестрелке все они были убиты.

В районе ст. Маньчжурия оперировала другая шайка. С апреля по сентябрь 1927 г. белобандитььэтой группы совер­шили 24 налета на советскую территорию, угнали 289 ло­шадей.

Генералом Шильниковым в августе 1927 г. была сколо­чена банда, которая получила задание распространять на советской территории погромно-монархическую литературу и совершать грабительские налеты на советских граждан. Шайку возглавлял бандит Гордеев.

На советскую территорию вторгалась также банда Та- наева.

Одна из банд была сформирована летом 1927 г. на ст. Суйфынхэ.

Как сообщала белогвардейская газета «Эхо», в Шанхае существовала группа белогвардейцев, занимавшаяся изготов­лением фальшивых документов для антисоветской пропа­ганды.

Существование на территории Китая антисоветских орга­низаций противоречило обязательствам, которые китайская сторона взяла на себя по пекинскому и шэньянскому согла­шениям. Правительство СССР неоднократно требовало пре­сечь опасную деятельность белогвардейских банд, передать их участников, как уголовных преступников, в распоряжение советских властей, принять решительные меры к полной лик­видации всех белогвардейских и монархических организаций в Харбине, являвшихся создателями и идейными вдохно­вителями этих банд. Одновременно Советское правительство просило привлечь к ответственности тех должностных лиц, которые покровительствовали белогвардейским бандитам. Ки­тайские власти игнорировали эти законные требования.

Советские люди понимали, что враждеб- Сопетско-кнтаиск11<г _{{ акты} совершались за спиной китай- отиошенг.я в 19^8 г.                                                                                                 ^к                                         ~

ского народа, втайне от него. Они питали глубокие симпатии к китайскому народу. Это нашло свое вы­ражение, в частности, в осуждении новой японской интервен­ции в Китае весной 1928 г.

В апреле 1928 г. Чан Кай-ши объявил продолжение Се­верного похода. Его поддержали Фын Юй-сян и Ян Си- шань.

Японские милитаристы напали на гоминдановские войска, чтобы помешать им занять Шаньдун. Нанкинское правитель­ство обратилось с жалобой в Лигу наций.

18  мая 1928 г. японское правительство направило Чжан Цзо-лину и правительству Нанкина меморандум, в котором угрожало в случае начала военных действий в районе Пе­кина и Тяньцзиня «принять соответствующие эффективные меры для сохранения^ мира и порядка б Маньчжурии»¹.

----------------------------------------------------------- I

¹   См. «Международная политика в 1928 г.», изд. НКЙД, 1929, стр 221—222.

Правительство СССР предупредило Японию против вся­кого вмешательства во внутренние дела Китая. Отвечая на вопрос представителей печати о том, каково отношение НКИД к событиям в провинции Шаньдун и вообще к мемо­рандуму Японии насчет Северного Китая, Г. В. Чичерин заявил: «Безусловно отрицательное». Народный комиссар по иностранным делам подчеркнул, что кто следит за политикой Советского правительства за десять лет его существования, тому нетрудно понять, что она не может одобрить ни прямо, ни косвенно какой бы то ни было интервенции или военной оккупации вообще и в отношении китайского народа в част­ности. Политика Советского правительства есть политика добрососедских отношений с Китаем и безусловного невме­шательства в его внутренние дела ‘.

5  июня 1928 г. войска Ян Си-шаня заняли Пекин. Пекин­ское правительство прекратило свое существование.

Соединенные Штаты Америки первыми признали так на­зываемое национальное правительство в Нанкине. Вслед за США с гоминдановским правительством установили отно­шения и другие капиталистические страны.

Советско-китайские отношения в этот период складыва­лись весьма своеобразно. Советский Союз не признавал пра­вительство Нанкина. Гоминдановскими властями были за­крыты консульства СССР в Кантоне, Шанхае, Тяньцзине, Ханькоу. Дипломатический персонал посольства СССР был отозван из Китая еще в апреле 1927 г. в связи с налетом на полпредство. В то же время между двумя странами фор­мально сохранялись дипломатические отношения (отзыв по­сольства не означает разрыв дипломатических отношений между государствами, если официально не заявлено о пре­кращении дипломатических отношений). В СССР функцио­нировали посольство во главе с поверенным в делах и кон­сульства Китая. Действовали генеральное консульство СССР в Пекине, консульства в Синьцзяне (в Урумчи, Кашгаре, Кульдже, Шара-Сумэ, Чугучаке), Северо-Восточном Китае (в Шэньяне, Харбине, Цицикаре, Хайларе, Сахаляне, на ст. Маньчжурия).

Это объяснялось сложностью обстановки в Китае, кото­рая менялась, как в калейдоскопе, и которая не создавала условий для стабильных дипломатических отношений между двумя странами.

Настроения в пользу улучшения отношений с СССР уси­лились в период японской интервенции в мае 1928 г. В самом гоминдане было немало членов этой партии, которые не одоб­ряли антисоветской политики руководства партии, о чем, в частности, свидетельствовали выступления Сун Цин-лин.

Курс на разрыв с СССР не был поддержан и местными властями в некоторых районах. Нанкинское правительство предлагало синьцзянским властям закрыть советские консуль­ства на территории провинции^[11]. Однако они игнорировали это указание и заявили советским представителям, что в от­ношения провинции Синьцзян с Советским Союзом не вно­сится каких-либо изменений ^[12].

Не только сохранились, но и расширились торговые связи между Синьцзяном и Советским Союзом. В 1928 г. на долю СССР приходилось 80—85% внешней торговли провинции^[13]. Объем торгового оборота между Синьцзяном и СССР возрос в 1927—1928 гг. по сравнению с 1926—1927 гг. на 10% и рав­нялся 24 175 тысячам рублей ^[14].

Продолжалась совместная эксплуатация КВЖД, хотя об­становка на дороге в результате усиливавшихся антисовет­ских провокаций становилась все более тяжелой.

В июне 1928 г. японские милитаристы организовали убий­ство Чжан Цзо-лина, который уже был не в силах выполнять их волю. Его преемник Чжан Сюэ-лян относился к СССР далеко не лучше, чем Чжан Цзо-лин.

22 декабря 1928 г. отряд полиции захватил в Харбине телефонную станцию Китайской Восточной железной дороги. Управление электрических устройств в Северо-Восточных провинциях этот самочинный акт объяснило тем, что, осно­вываясь на постановлениях об электросвязи, главнокоман­дующий по обеспечению спокойствия в Северо-Восточных провинциях разрешил «произвести прием станции на осно­вании закона» ^[15].

Право КВЖД на сооружение и эксплуатацию для нужд дороги необходимых средств связи было предусмотрено в статье 6 контракта на постройку и эксплуатацию КВЖД 1896 г. Согласно пункту 7 статьи 9 пекинского и пункту 5 статьи 1 шэньянского соглашений 1924 г. контракт был остав­лен в силе впредь до его пересмотра, поскольку он не проти­воречил этим соглашениям и не нарушал суверенных прав Китая.

Право КВЖД на пользование телефонной станцией было вновь подтверждено властями Северо-Восточных провинций в специальном соглашении от 20 июня 1927 г. об установ­лении телефонных сообщений на дальние расстояния^[16]. Статья 11 этого документа гласила: «Настоящее соглашение ни в какой степени не должно создавать препятствий КВЖД во владении и пользовании ее телефонными сообщениями и станциями, так как последние находятся в ее полной соб­ственности».

К сожалению, китайские власти не хотели считаться с обязательствами, принятыми китайской стороной и по согла­шению от 20 июня 1927 г.

Управление электрических устройств ссылалось на то, что не только коммерческая эксплуатация городского телефона, но и междугородного телефона являлась нарушением китай­ских законов. Между тем никакого специального междуго­родного телефона коммерческой эксплуатации КВЖД не имела. В соответствии со статьей 6 соглашения от 20 июня

1927 г. стороны договорились в дополнение к использованию КВЖД принадлежавших ей телефонных линий присоеди­нять на 6 часов ежедневно две построенные ими телефонные цепи для нужд КВЖД и ее клиентов. Наконец, это же согла­шение содержало во втором абзаце статьи 11 постановление, прямо предусматривавшее «существующее общественное пользование телефонными сообщениями КВЖД», точный порядок которого должен быть выработан в полном соот­ветствии с шэньянским соглашением совместно КВЖД и органом, указанным властями Северо-Восточных провин­ций.

Необходимо также отметить, что в соответствии с поряд­ком разрешения всех спорных вопросов, касавшихся КВЖД, который был установлен соглашениями 1924 г., вопрос о те­лефонной станции дороги мог быть поднят китайской сторо­ной в нормальном порядке — на заседании Правления. В случае, если члены Правления не смогли бы достигнуть согласованного решения, этот вопрос можно было передать на рассмотрение правительств Советского Союза и Китая для дружественного и справедливого урегулирования. .

В связи с этим захват станции, произведенный в порядке грубого насилия, нельзя было не признать враждебным актом, находившимся в резком противоречии с той атмосфе­рой дружественного сотрудничества, которую советская сто­рона пыталась создать на КВЖД.

Советское правительство предложило немедленно воз­вратить станцию. При этом оно заявило, что готово рассмо­треть все спорные вопросы, вытекающие из соответствующих соглашений между Советским Союзом и Китаем, в том дру­жественном духе полнейшего равенства и взаимности, кото­рыми проникнуты сами эти соглашения К Однако шэньянские власти не хотели вести переговоры с советскими представи­телями.

Налет на В январе 1929 г. Чжан Сюэ-лян генеральное признал власть нанкинского правитель- консул i.ctho СССР ства. И вскоре же последовали шаги со в Харбине стороны шэньянских властей, которые очень напоминали бесчинства гоминдановской военщины в отношении советских учреждений в Восточном и Южном Ки­тае в 1927 г. 27 мая 1929 г. в помещение генерального кон­сульства СССР в Харбине ворвался отряд полиции. Был произведен обыск, который длился около шести часов. В те­чение всего этого времени генеральный консул Советского Союза и другие сотрудники консульства были лишены воз­можности сноситься с внешним миром. В отношении вице- консула было применено физическое насилие. Полиция, не­смотря на решительный протест консула, захватила часть консульской переписки и арестовала всех посетителей, на­ходившихся в различных комнатах консульского помещения (39 человек). Все арестованные были советскими гражда­нами, проживавшими в Северо-Восточных провинциях. В числе арестованных оказались многие сотрудники государ­ственных хозяйственных учреждений СССР и Управления КВЖД, несколько советских граждан, явившихся по паспорт­ным и визовым делам, и, наконец, трое внештатных работ­ников консульства. Полицейские и белогвардейцы, служившие в китайской полиции, забрали деньги и вещи, принадлежав­шие консульству и его сотрудникам К

На другой день после обыска полиция опубликовала ис­ключительное по бесстыдству и глупости заявление относи­тельно обнаруженного «заседания III Интернационала», якобы происходившего в «подвале консульства». Одновре­менно местная китайская и белогвардейская пресса печатала провокационные статьи, которые должны были оправдать беззакония полицейских властей ^[17].

Задержание генерального консула и других сотрудников, арест посетителей, в том числе лиц, находившихся в каби­нете консула, захват неприкосновенной по международному праву консульской переписки — все это свидетельствовало о полном пренебрежении полицейских властей элементарными принципами международного права и международного об­щения.

Действия харбинских полицейских властей отнюдь не при­обретали правомерности от тех совершенно голословных и провокационных разъяснений и обвинений по адресу гене­рального консульства СССР, с которыми эти власти высту­пали в печати. Сообщения о происходившем в консульстве «заседании III Интернационала» представляли собой нелепый вымысел, и притом ярно невежественный.

Советское правительство в ноте от 31 мая 1929 г. обра­тило внимание правительства Китайской республики на тот факт, что полицейский налет на генеральное консульство СССР в Харбине произошел после длительной подготовки в форме провокационной кампании, поднятой против Совет­ского Союза и его консульских представительств и нашедшей выражение не только в безответственных выходках прессы, но и в клеветнических выступлениях официальных и полуофи­циальных лиц и учреждений национального правительства. Правительство СССР констатировало, что очередной поли­цейский налет на помещение генерального консульства в совокупности с указанной выше кампанией создал обста­новку, в которой нормальная работа советских консульских представительств на китайской территории стала крайне за­труднительной, если не вовсе невозможной. Создавшееся положение было тем более серьезно, что этим событиям пред­шествовали налет на посольство Советского Союза в Пекине 6 апреля 1927 г., белогвардейский налет на генеральное кон­сульство СССР в Шанхае 7 ноября 1927 г., разгром кон­сульства СССР в Кантоне в декабре 1927 г., сопровождав­шийся убийством его сотрудников, и ряд насильственных действий на Китайской Восточной железной дороге К

Советское правительство, несмотря на исключительные по своей провокационности действия китайских властей, с не­истощимым терпением воздерживалось от каких бы то ни было ответных репрессивных мер, сколь бы последние ни были оправданы создавшимися обстоятельствами. Оно, в ча­стности, продолжало предоставлять посольству и консуль­ствам Китая в Советском Союзе всю ту защиту, которая обусловлена международным правом и которая необходима для их нормального функционирования. Оно руководствова­лось при этом желанием обеспечить китайским гражданам, проживавшим в СССР, такую же степень покровительства и заботы со стороны их консульских учреждений, какой поль­зовались иностранные граждане других держав, поддержи­вавших с Советским Союзом дипломатические отношения. Однако эта дружественная позиция Советского правитель­ства, очевидно, рассматривалась враждебными Советскому Союзу кругами как доказательство готовности оставлять без ответа и все дальнейшие провокации по отношению к пред­ставительствам СССР в Китае.

Советское правительство заявило, что, поскольку китай­ские власти всеми своими действиями доказали явное неже­лание и неумение считаться с общепринятыми нормами международного права и общения, оно со своей стороны более не считает себя связанным этими нормами в отноше­нии китайского представительства в Москве и китайских консульств на советской территории и что за этим предста­вительством и консульствами впредь не будет признаваться экстерриториальность *.

2.   Разрыв советско-китайских отношений

Подготовка После целой серии провокационных анти- выступления советских вылазок китайские власти, против СССР поощряемые империалистическими дер­жавами, все более и более наглели в своей антисоветской дея­тельности.

В начале июля 1929 г. в Пекине состоялось совещание Чан Кай-ши, Чжан Сюэ-ляна и Ван Чжэн-тина. На этом со­вещании было принято решение о захвате КВЖД.

Совещание происходило в обстановке назревавшей войны между Чан Кай-ши и северными милитаристами. Нанкин­ское правительство стремилось к тому, чтобы начать эту войну с наиболее выгодной для него расстановкой сил. Оно маневрировало, чтобы изолировать Фын Юй-сяна. Прави­тельство страшила возможность объединения Фын Юй-сяна и Чжан Сюэ-ляна против Нанкина. Чжан Сюэ-лян обладал немалой военной силой и, став на сторону северных милита­ристов, значительно усилил бы их.

Гоминдановский дипломат Чжу Шао-янь заявил впослед- ствии, что во время встречи в Пекине Чан Кай-ши и Ван Чжэн-тин советовали Чжан Сюэ-ляну, который был чрезвы­чайно осторожен, действовать активнее ^[18].

Толкая Чжан Сюэ-ляна на выступление против СССР, Чан Кай-ши рассчитывал таким образом отсрочить конфликт с блоком Фын Юй-сяна и Ян Си-шаня и поставить Чжан Сюэ-ляна в зависимость от Нанкина. Разговоры об этой «объединительной роли» открытого конфликта с СССР нача­лись с момента сближения Нанкина с империалистами. В заявлениях Чан Кай-ши о «красном империализме», в вы­ступлениях генерала Бай Чун-си, который проектировал по­ход против СССР через Синьцзян, это звучало более чем откровенно.

Кроме того, гоминдановское правительство надеялось актом захвата КВЖД поднять свой престиж в глазах китай­ской буржуазии. Даже в случае интернационализации КВЖД Нанкин рассчитывал в качестве признанного центрального правительства поживиться той частью доходов дороги, кото­рая поступала в пуки шэньянских властей. Более того, нан­кинские правители мечтали о тех солидных займах, которые благодаря конфликту с СССР удастся получить у империа­листов, и таким образом поправить свои финансы, находив­шиеся в катастрофическом состоянии.

Заметную роль играло еще одно обстоятельство.

В 1929 г. начался новый революционный подъем. Части ки­тайской Красной Армии из Цзинганьшаня совершили ряд по­ходов в Цзянси и Фуцзянь. В Хунани действовал отряд Пын Дэ-хуая, на границе Хунани и Хубэя — отряд Хэ Луна, в се­веро-западной части Цзянси — отряд Фан Чжи-миня. Там, где частям Красной Армии удавалось закрепиться на длительное время, создавалась демократическая власть, производился раз­дел помещичьей земли. Из распыленных партизанских отрядов организовывались крупные соединения, базировавшиеся на бо­лее или менее стабильные демократические районы.

В районах, находившихся под контролем гоминдановских властей, поднималось рабочее движение. В 1928 г. произошли забастовки в Шанхае, Тяньцзине, Циндао, Кантоне, на Северо- Востоке; бастовало более 400 тысяч рабочих. В 1929 г. стачеч­ное движение приобрело еще более широкий размах. Заба­стовки все чаще проходили под антигоминдановскими лозун­гами.

Чанкайшистские руководители рассчитывали, что широкая антисоветская и антикоммунистическая кампания поможет сбить этот новый подъем революции, облегчит мобилизацию сил на борьбу против,'Коммунистической партии и демократи­ческих районов.

Что касается Чжан Сюэ-ляна, то он полагал, что захват КВЖД укрепит его позиции в Северо-Восточных провинциях и сделает более независимым от Нанкина.

Невольно напрашивается вопрос, почему же в отношении государств, сохранявших неравноправные договоры в Китае, нанкинские правители употребляли лишь рабский язык просьб и мольбы, мирясь с обидами и унижениями, а в отношении единственного государства, признавшего равноправие китай­ского народа, признавшего его право быть полновластным хозяином собственной земли, заключившего с ним на основе равноправия выгодные соглашения, нанкинские и шэньянские генералы пренебрегли обычными дипломатическими сред­ствами, став на путь наглых провокационных действий, наси­лий и захватов; почему история отношений китайских пра­вителей с Советским Союзом за ряд лет была историей систематического нарушения ими советско-китайских согла­шений, налетов, произвольных захватов, зверского обраще­ния с должностными лицами Советского правительства в Китае?

Чан Кай-ши и его окружение, ненавидевшие Советский Союз, государство рабочих и крестьян, надеялись, что им удастся спровоцировать войну империалистических держав против СССР и это, как они полагали, облегчило бы им борьбу против демократических сил в Китае и содействовало бы упрочению диктатуры крупной буржуазии и помещиков. Зная миролюбие Советской страны, они не ожидали каких- либо репрессий с ее стороны.

Нанкинское правительство, разумеется, не рискнуло бы на авантюру, если бы не учитывало общей враждебной анти­советской атмосферы и если бы не рассчитывало поэтому на прямую помощь со стороны капиталистических государств. Не подлежало никакому сомнению, что без поощрения со стороны других держав нанкинские власти не решились бы на организацию провокационных выступлений протир СССР.

Профессор Христофер, работавший длительное время в Шанхае, утверждает, что китайское правительство безответ­ственно, как ребенок, зажгло огонь и оставило его тушить другим К Такое заявление является не чем иным, как попыт­кой представить дело так, будто нанкинское правительство само предприняло захват КВЖД, а империалистические круги не имели-де к нему никакого отношения.

В действительности империалисты стремились воспользо­ваться враждебностью гоминдяновского правительства и ки­тайских милитаристов к СССР и спровоцировать войну между Советским Союзом и Китаем.

Большую активность в деле организации конфликта на КВЖД сыграли реакционные круги США. Американские мо­нополии по-прежнему зарились на эту дорогу. Захват ее китайскими генералами открыл бы возможность для усиле­ния позиций США на КВЖД, а следовательно, проложил бы американскому капиталу путь на Северо-Восток Китая.

Решение захватить КВЖД было принято в Пекине с ве­дома правительства США. Американский посланник доклады­вал госдепартаменту, что на конференции в Пекине было решено захватить КВЖД и что генералам Чжан Цин-хою и Лю Юн-хуаню были отправлены телеграммы с приказом о немедленном выполнении этого решения^[19].

Американские правящие круги оказывали финансовый на­жим на нанкинское правительство, толкая китайских мили­таристов на скорейшее выступление против СССР. Коррес­пондент журнала «Обзервер» в Нью-Йорке сообщал в июле

1929 г., что предполагавшиеся частные займы Китаю в раз­мере 120 миллионов фунтов стерлингов для развития желез­нодорожного строительства в Китае не смогут быть реализо­ваны до выяснения вопроса о КВЖД и что представитель займополучателей сидит в Вашингтоне, ожидая дальнейшего развития событий *.

Активную роль в провоцировании конфликта играли импе­риалистические круги Англии. Английская печать распростра­няла нелепые слухи о создании на КВЖД «нелегальной со­ветской военной организации», о мобилизации Красной Армии на границах Маньчжурии, о том, будто Советское правитель­ство предложило французскому правительству стать совла­дельцем КВЖД при условии предоставления Францией круп­ного займа СССР и будто аналогичное предложение сделано Соединенным Штатам.

Смысл этих выступлений разъяснил японский империа­листический орган «Асахи». Как указывала эта газета, за спиной организаторов антисоветской кампании стояла Велико­британия. Британские консулы в Северной Маньчжурии под­стрекательски заверяли китайские власти, что СССР готовится передать права на КВЖД другой державе и что внутреннее положение в СССР настолько хаотично, что Москва не в силах прибегнуть к оружию.

Правительство лейбористов, пришедшее на смену консер­ваторам, не отказалось от этой провокационной политики. Во-первых, конфликт создавал известные затруднения для СССР, отдалял на неопределенное время столь нежелатель­ное для империалистических кругов Англии установление нормальных дипломатических отношений между Советским Союзом и Китаем, представлял удобный случай для новой попытки образовать единый антисоветский фронт. Во-вторых, разжигая аппетиты монополистов США, давно мечтавших об «интернационализации» КВЖД, британские правящие круги считали, что конфликт привел бы к обострению противоре­чий между Японией и США, что, разумеется, было бы на руку Англии. В-третьих, конфликт на КВЖД, отвлекая всеобщее внимание к Маньчжурии, развязал бы руки Великобритании в других частях Китая, и в частности в Тибете.

Весьма неприглядную роль в организации антисоветского выступления китайской военщины играла Франция. Еще в конце 1927 г. советник при пекинском правительстве француз Андрэ д’Орман предлагал китайским властям захватить КВЖД. Ему удалось убедить в этом вице-министра иностран­ных дел У Цина, который в свою очередь склонял Чжан Цзо- лина к захвату дороги ^[20]. Обострение советско-китайских отно­шений возродило надежды французских правящих кругов на то, что их финансовые претензии на КВЖД смогут быть удовлетворены. Поэтому Франция поощряла антисоветские действия нанкинского правительства. «Тан», «Фигаро», «Вик- туар» постоянно вели враждебную Советскому Союзу пропа ганду, оправдывая мероприятия китайских милитаристов.

Несколько иную позицию занимала Япония. Антисовет­ская пропаганда японской печати немало способствовала про­воцированию враждебных СССР выступлений китайской воен­щины. Однако Япония не хотела усиления влияния США на Северо-Востоке Китая. Она вынашивала свои собственные планы как в отношении КВЖД, так и в отношении всего Северо-Востока Китая. «Проникновение американского капи­тала в Китай развивается,— писала в конце июля японская газета «Нихон»,— и положение в Северной Маньчжурии дает теперь США чрезвычайно благоприятную возможность для помещения в маньчжурские предприятия своих избыточных капиталов. Но это будет ущербом для Японии, и последняя должна действовать быстро». Газета «Хоци» заявила, что Япония не допустит на КВЖД иностранного капитала *.

Конечно, правительство Японии, все еще имевшее значи­тельное влияние на шэньянские власти, могло способствовать скорейшей ликвидации конфликта. Однако японское прави­тельство не хотело этого. Оно рассчитывало, что если кон­фликт затянется, то будет легче добиться от шэньянских вла­стей новой концессии на постройку железной дороги в Севе­ро-Восточных провинциях ^[21] и уступок со стороны нанкинского правительства в вопросе о заключении торгового договора ^[22]. Кроме того, прекращение движения по КВЖД на Владиво­сток увеличивало загрузку ЮМЖД и порта Дальний, что принесло немалые доходы японским империалистам. Китадаи, начальник японской таможни в Дальнем, заявил консулу СССР, что был бы рад, если бы конфликт продлился хотя бы года три, ибо с момента закрытия железной дороги на Мань­чжурию и Владивосток доходы дальнинской таможни, а сле­довательно и порта, чрезвычайно возросли ^[23].

Советская дипломатия максимально использовала противо­речия между империалистическими державами, чтобы не до­пустить образования единого фронта против СССР и 'Предот­вратить войну. Были приняты меры к тому, чтобы помешать США вовлечь Японию в антисоветский поход. В частности, это достигалось систематическим разоблачением захватнических планов США в отношении КВЖД и всего Северо-Востока и соответствующей дипломатической работой в Токио.

Рассчитывая на поддержку империалистических кругов США, Англии, Франции, нанкинское правительство и милита­ристы бросили Советскому Союзу дерзкий вызов, который не привел к войне лишь благодаря миролюбию страны Советов.

Захват КВЖД Ю июля утром китайские власти захва- и разрып тили телеграф КВЖД по всей линии, за- сопетско-кнтанскпх крыли торговое агентство и другие хо- дипломатимсских зяйственные учреждения СССР. Совет- отношсинн _{ские Г}р_аждане — работники дороги были по приказу председателя Правления отстранены от исполне­ния своих обязанностей и заменены главным образом рус­скими белогвардейцами. Более 200 граждан СССР — рабо­чих и служащих — железнодорожников было арестовано. Около 60 советских граждан, в том числе управляющий и помощник управляющего дорогой, были высланы из пределов КитаяПрофессиональные и кооперативные организации рабочих и служащих дороги были разгромлены.

Вдоль советских границ сосредоточивались войска Чжан Сюэ-ляна и русские белогвардейские отряды. К этому вре­мени в Северо-Восточном Китае насчитывалось до 75 тысяч белогвардейцев.

Действия китайских властей являлись грубым нарушением советско-китайских соглашений 1924 г. Все вопросы о КВЖД должны разрешаться на основе этих соглашений Правлением из 10 лиц, а постановления Правления вступали в силу, если они одобрены не менее чем 6 членами Правления, причем председатель — китайский гражданин — и помощник предсе­дателя— советский гражданин — подписывали все документы Правления. Если же Правление не могло бы прийти к согла­шению, то спорные вопросы передавались на рассмотрение правительств СССР и Китая для справедливого и друже­ственного разрешения. Каждая из сторон имела, таким образом, полную возможность в совершенно законном и нормальном порядке добиваться осуществления своих тре­бований. Издание председателем Правления одностороннего приказа о смещении управляющего дорогой и других долж­ностных лиц без согласования как с Правлением, так и с по­мощником председателя — советским гражданином — было незаконным действием, которое к тому же в корне изменяло режим управления дорогой, установленный по соглашению правительств СССР и Китая и зафиксированный в соответ­ствующих документах.

Председатель Правления в своем объявлении ссылался на невыполненный приказ, отданный им управляющему относи­тельно проведения в жизнь ряда требований китайской сто­роны о порядке управления дорогой. Однако управляющий был исполнительным органом всего Правления и не мог вы­полнять приказов председателя или его заместителя, если они не исходили от самого Правления и не были подписаны председателем и его товарищем, как того требовала статья

1 шэньянского соглашения 1924 г.

В пекинском и шэньянском соглашениях 1924 г. было за­фиксировано, что КВЖД могла перейти в собственность Ки­тая или по истечении срока, установленного соглашениями, или в результате выкупа дороги Китаем по соглашению сто­рон. Между тем незаконные действия китайских властей означали на деле захват КВЖД и попытку односторонней отмены существовавших соглашений.

Правительство СССР в ноте от 13 июля заявило самый решительный протест по поводу этих незаконных действий и обратило внимание шэньянского правительства и националь­ного правительства Китайской республики на чрезвычайную серьезность положения, которое создано нарушениями согла­шений 1924 г. Если у китайских властей возникли какие-либо претензии в отношении установленного на дороге режима, действий отдельных представителей СССР на дороге или даже в отношении установленных соглашениями прав на КВЖД, вплоть до досрочного выкупа КВЖД, то они могли в законном порядке предъявить правительству СССР любую претензию.

Оставаясь верным своей миролюбивой политике, прави­тельство СССР, несмотря на насильственные и провокацион­ные действия китайских властей, еще раз изъявило готов­ность вступить с Китаем в переговоры по всему комплексу вопросов о КВЖД. Оно подчеркнуло при этом, что такие переговоры возможны только при условии немедленного осво­бождения всех арестованных граждан СССР и отмены неза­конных распоряжений китайских властей. Советское прави­тельство предложило шэньянскому и национальному прави­тельствам Китайской республики взвесить те серьезные последствия, которые будут иметь место в результате откло­нения этого предложения СССР. Советское правительство предупредило, что в случае неполучения в течение трех дней удовлетворительного ответа оно будет вынуждено прибегнуть к другим средствам защиты законных прав СССР¹.

Показательно, что империалистические круги не замед­лили объявить, что они на стороне провокаторов. Журнал Уолл-стрита «Джорнал оф коммерс» заявил, что доверие за­падных капиталистов к Китаю возросло и что кредиторы считают выгодным поддержать нанкинское правительство². «Вашингтон пост» предупредила, что если китайцы примут советский «ультиматум», то это «будет серьезным пораже­нием» ³.

Гоминдановские власти, чувствуя за собой поддержку за­падных держав, не вняли предупреждению СССР. Чан Кай-

_________  

1 См. «Известия», 14 июля 1929 г.

2 «Journal of Commerce», 13. VII. 1929.

3 «Washington Post», 17. VII. 1929.

ши 15 июля заявил, что национальное правительство наме­ревается завладеть КВЖД.

Получив 17 июля 1929 г. неудовлетворительный ответ от нанкинского правительства, правительство СССР в тот же день заявило, что уже исчерпаны все средства, необходимые для урегулирования путем соглашения спорных вопросов и конфликта на КВЖД, вызванного китайскими властями и усугубленного нотой нанкинского правительства от 17 июля. На основании этого правительство СССР было вынуждено принять следующие меры, возлагая всю ответственность за последствия на нанкинское правительство:

1.  Отозвать всех дипломатических, консульских и торго­вых представителей с территории Китая.

2.  Отозвать всех лиц, назначенных Советским правитель­ством на КВЖД.

3. Прекратить всякую железнодорожную связь между Китаем и СССР.

4.  Предложить дипломатическим и консульским предста­вителям Китайской республики в СССР немедленно покинуть пределы СССР.

Правительство СССР заявило, что сохраняет за собой все права, вытекающие из пекинского и шэньянского соглашений 1924 г.^[24] .

Советское правительство, прекрасно зная, какие цели пре­следовали империалистические круги и их агентура в Китае, организуя захват КВЖД, заявило, что никаких военных дей­ствий против Китая предпринимать не собирается. Однако оно было вынуждено усилить охрану дальневосточной гра­ницы, поскольку белогвардейские банды при покровительстве китайских милитаристов совершали вооруженные нападения на территорию СССР^[25].

Защита интересов СССР в Китае была возложена на Германию.

Империалистические круги, инспирировавшие захват КВЖД, решили, что наступил удобный момент для вмеша­тельства в советско-китайские отношения. Государственный секретарь США Стимсон заявил, что как СССР, так и Китай присоединились к «пакту Келлога» и что хотя Соединенные Штаты не имели официальных сведений о конфликте, однако, судя по сообщениям печати, претензии сторон явно имели характер споров, подлежащих судебному рассмотрению, и должны быть переданы на третейское разбирательство.

19 июля 1929 г. министр иностранных дел Франции Бриан обратился к полпреду СССР, а 21 июля по поручению Бриана французский посол Эрбетт обратился к заместителю народ­ного комиссара по иностранным делам с предложением посредничества для мирного урегулирования советско-китай­ского конфликта *.

Это предложение было беспредметным ввиду отказа ки­тайских властей восстановить нарушенную ими правовую базу, представлявшую необходимую предпосылку для пере­говоров согласно ноте Советского правительства от 13 июля. В этом духе и был дан ответ Эрбетту 22 июля. Касаясь во­проса о дальнейших возможных осложнениях, правительство СССР заявило, что никто так не заботится о сохранении мира, как Советское правительство, поскольку это зависит от него; СССР был и остается оплотом дела мира^[26].

Провокация на КВЖД была настолько очевидной, что гоминдановское правительство и его зарубежные покрови­тели не смогли мобилизовать против СССР общественное мнение. Больше того, образ действий правительства СССР вызвал одобрение широких кругов мировой общественности. Французская газета «Волонтэ» писала, что поведение Шэнь­яна является провокацией, которая может вынудить СССР, несмотря на его миролюбие, к решительным действиям. «То­кио асахи» указывала, что «разговоры о большевизации Маньчжурии не что иное, как предлог для захвата дороги» ^[27]. «Берлинер тагеблатт» отмечала, что китайские власти должны признать свою ошибку и предложить международное посред­ничество с помощью Лиги наций ^[28]. Даже председатель ино­странной комиссии палаты представителей США Портер вы­нужден был признать, что образ действий Советского прави­тельства убедительно доказывает его подлинное миролюбие^[29].

Анализируя отношение мировой общественности к кон­фликту, профессор Христофер отмечает, что нанкинское пра­вительство ожидало всеобщей поддержки, но оказалось, что его осудила либеральная пресса всего мира ^[30].

Тщетными оказались и попытки госдепартамента США организовать единый фронт держав против Советского Союза.

25  июля 1929 г. государственный секретарь США Стимсон пригласил к себе послов Англии, Франции, Италии, Японии, Германии и предложил им поддержать американскую идею создания нейтральной комиссии, которая на время советско- китайских переговоров взяла бы на себя функции председа­теля Правления и управляющего КВЖД. Другими словами, американцы стремились протащить свой план интернациона­лизации КВЖД, но только в завуалированном виде.

Англия, Италия и особенно Франция поддержали предло­жение американского правительства. Германия и Япония от­казались участвовать в коллективных действиях: первая по­тому, что старалась сыграть на противоречиях между запад­ными державами и СССР для укрепления своих позиций на международной арене, вторая — по мотивам, которых мы уже касались выше. Японский посол заявил госдепартаменту, что он не верит, что русские намереваются захватить дорогу силой *.

Нарушение нормальной деятельности КВЖД и разрыв отношений между двумя странами нанесли большой ущерб Китаю. До конфликта СССР закупал в Китае мясо, бобы, чай, масла и т. д. Теперь Китай потерял крупного покупателя этих товаров. 20 июля китайские чайные гильдии обратились к нанкинскому правительству с требованием принять меры к сохранению советского чайного рынка^[31]. Китайская газета «Дагунбао», сообщая о том, какой ущерб причинило китай­ским коммерсантам прекращение торговли, призывала поско­рее уладить конфликт и заключить торговый договор между двумя странами. Газета при этом отмечала также, что КВЖД построена на русский капитал и что поэтому неудобно лишать СССР прав на эту дорогу^[32].

Массовое увольнение служащих и рабочих, замещение от­ветственных постов некомпетентными лицами, хозяйничанье на дороге военных властей, фактически распоряжавшихся как подвижным составом, гак и имуществом и доходами дороги, привели к полному развалу хозяйства КВЖД.

Это заставило шэньянские власти подумать о принятии предложений СССР и восстановлении на КВЖД положения, существовавшего до захвата. Как писала в конце августа газета «Матэн», «Чжан Сюэ-лян, зажатый в тиски между русским неприятелем и своим нанкинским приятелем, не го­воря уже о Японии... должен понять, что он поставил себя в весьма скверное положение незаконным насильственным за­хватом КВЖД».

22 июля 1929 г. уполномоченный МИД Китая Цай Юнь- шэн посетил генерального консула СССР в Харбине и заявил, что имеет поручение шэньянского правительства сделать в целях урегулирования советско-китайского конфликта на КВЖД следующие предложения:

1.  Арестованные советские рабочие и служащие освобож­даются.

2. Правительство СССР назначает управляющего КВЖД и его помощника.

3.      Созывается конференция уполномоченных обоих прави- 1ёльств, которая в кратчайший срок урегулирует коНфлйК1* на КВЖД.

4.  Советское правительство может заявить о том, что су­ществующий после конфликта порядок им не признается и ни к чему на предстоящих переговорах не обязывает.

5.  Если Советское правительство согласится с этими пред­ложениями, то Чжан Сюэ-лян запросит согласия нанкинского правительства на переговоры на базе этих предложений К

Генеральный консул СССР отказался обсуждать предло­жения, указав, что он не имеет на это полномочий, а точка зрения Советского правительства выражена в ноте от 13 июля. Однако он передал предложения шэньянских вла­стей в Народный комиссариат иностранных дел.

Правительство Союза ССР, руководствуясь своей миролю­бивой политикой и не желая оставить неиспользованной и эту возможность для урегулирования конфликта, поручило гене­ральному консулу СССР в Харбине вручить Цай Юнь-шэну для передачи шэньянскому правительству следующий ответ: «а) После имевших место захватнических действий китай­ских властей на КВЖД союзное правительство не может от­нестись с доверием к предложениям, поступившим от мукден­ского правительства через уполномоченного МИД Китая Цая.

б)  В случае, оцнако, если нанкинское или мукденское пра­вительство официально сделает правительству СССР внесен­ные от имени Чжан Сюэ-ляна предложения, а именно:

1)  освобождение арестованных советских рабочих и слу­жащих;

2)  назначение правительством СССР управляющего КВЖД и его помощника;

3)  созыв конференции для урегулирования в кратчайший срок конфликта на КВЖД;

и если, кроме того, пункт 4 предложения мукденского пра­вительства будет изменен следующим образом:

обе стороны признают, что создавшееся после конфликта положение на КВЖД подлежит изменению в соответствии с пекинским и мукденским соглашениями 1924 года,

— то союзное правительство благожелательно отнесется к этим предложениям» ^[33].

Этот ответ был сообщен Цай Юнь-шэну 25 июля.

30 июля Цай Юнь-шэн прибыл на ст. Маньчжурия и из­вестил генерального консула СССР в Харбине, находившегося уже на территории Советского Союза, о своем желании встре­титься с ним для передачи предложений шэньянского прави­тельства. 1 августа 1929 г. он вручил генеральному консулу письмо Чжан Сюэ-утяна Наркоминделу, датированное 29 июля.

В письме указывалось, что КВЖД является совместным коммерческим предприятием двух государств, положение ко­торого регламентируется пекинским и шэньянским соглаше­ниями. Для разрешения возникших недоразумений он выдви­нул три предложения: 1) китайское правительство и прави­тельство СССР назначают каждое своего представителя на конференцию по вопросам КВЖД. 2) Существующее поло­жение на КВЖД признается временным, подлежащим уре­гулированию после конференции на основе пекинского и шэньянского соглашений. 3) Арестованные советские граж­дане официальным порядком освобождаются и отправляются в СССР. Арестованные в СССР китайцы также должны быть освобождены

Предложения, изложенные в письме Чжан Сюэ-ляна от 29 июля, существенно отличались от предыдущих предло­жений. Во-первых, в письме Чжан Сюэ-ляна было опущено предложение о немедленном назначении правительством СССР управляющего КВЖД и его помощника. Во-вторых, вместо предложенной правительством СССР формулы, что создавшееся после конфликта на КВЖД положение подлежит изменению в соответствии с пекинским и шэньянским согла­шениями, Чжан Сюэ-лян предлагал легализовать созданное путем насильственного захвата дороги положение.

Таким образом, шэньянские власти новыми предложе­ниями срывали возможность урегулирования конфликта. Их отход от прежних предложений был, несомненно, результатом нажима со стороны нанкинских властей.

Чанкайшистская группа стремилась не допустить согла­шения и раздуть конфликт. Нанкинская дипломатия, с одной стороны, напрягала все усилия, чтобы облегчить империали­стам возможность открытого вмешательства в конфликт, а с другой стороны, систематически обманывала китайский народ антисоветскими инсинуациями. 20 июля Чан Кай-ши напра­вил телеграмму армии, в которой призывал к борьбе против СССР^[34]. Была дана программа развертывания антисовет­ской клеветнической кампании ^[35]. 22 июля нанкинские власти опубликовали заявление, в котором ратовали за войну против СССР ^[36]. В августе Чан Кай-ши командировал в Харбин своего представителя для наблюдения за операциями Против СССР ^[37]. Усиливалась гнусная, крикливая антисоветская кампания. Создавались различные отряды для борьбы против Совет­ского Союза, вроде молодежного отряда Фын Юна.

Налеты на Белогвардейские бандиты и войска китай- террпторыю СССР _{ских милита}р_исх0в стали совершать систе­матические налеты на территорию СССР.

18  и 19 июля в пяти километрах севернее села Турий Рог вооруженными китайскими солдатами, перешедшими границу на реке Беленхи и в районе села Имана, были обстреляны дозоры пограничной охраны СССР. 24 июля в районе села Зарубино был обстрелян советский торговый пароход «Брянта».

24  июля канонерская лодка «Беднота», находившаяся у устья реки Сунгари, была обстреляна с китайской стороны пулеметным и ружейным огнем.

9  августа в районе села Славянка, к юго-западу от Вла­дивостока, на разъезд советской пограничной охраны было совершено вооруженное нападение китайского отряда. На­чальник советской пограничной заставы был убит.

10 августа советский отряд пограничной охраны у селения Черняево был атакован группой вооруженных русских бело­гвардейцев. Преследуя нападавшую банду белогвардейцев, пограничники оттеснили ее на китайскую территорию, где она была поддержана китайскими частями. В результате столкно­вения с советской стороны было убито 5 и ранено 6 человек.

12 августа советский монитор был обстрелян отрядом бе­логвардейцев в районе, находившемся в 45 километрах запад­нее устья реки Сунгари. В результате ответного огня и дей­ствий высаженного с монитора десанта белогвардейцы бе­жали в глубь китайской территории.

15  августа 1929 г. Чжан Сюэ-лян объявил новую мобили­зацию.

В ночь на 18 августа имел место случай прямого перехода на советскую территорию уже регулярных китайских частей, которые переправились через советско-китайскую границу в районе села Полтавского (в 40 километрах к юго-востоку от ст. Суйфынхэ).

Налеты белогвардейских отрядов и китайских частей серьезно угрожали безопасности советского Дальнего Во­стока. 6 августа 1929 г. Реввоенсовет СССР отдал приказ объединить все вооруженные силы, расположенные на тер­ритории Дальнего Востока, в Особую Дальневосточную ар­мию. Командующим армией был назначен В. К. Блюхер.

Народный комиссариат по иностранным делам вручил

19 августа 1929 г. германскому посольству для передачи нан­кинскому и шэньянскому правительствам заявление, в кото­ром указывалось, что уже в ноте от 13 июля по поводу за­хвата китайскими властями КВЖД Советское правительство отметило факт мобилизации и переброски к границе СССР маньчжурских войск, так же как и сосредоточение на этой же границе белогвардейских отрядов. Однако это предупрежде-

Мне было оставлено китайскими властями без внимания. Формирование и вооружение белогвардейских отрядов с целью организации нападений на пограничные части и мир­ное население СССР продолжались с еще большей интенсив­ностью.

Принимая все меры к тому, чтобы со стороны советских частей не было перехода границы даже в отдельных случаях, Советское правительство предложило китайским властям разоружить отряды белогвардейцев и .предупредить нападе­ния на советскую территорию со стороны китайских частей. В противном случае ответственность будет лежать целиком на нанкинском и шэньянском правительствах *.

26   августа государственный секретарь США Стимсон и посол Англии в Вашингтоне опубликовали заявление, в кото­ром признавали, что нанкинское правительство виновато в том, что предприняло неправильные действия в отношении КВЖД, а потом отказалось восстановить на дороге status quo, но предупреждали, что ни один из этих актов не может оправдать войны СССР против Китая. Они угрожали моби­лизовать против СССР мировое общественное мнение и нало­жить эмбарго на торговлю с Советским Союзом^[38].

Гоминдановское правительство со своей стороны предпри­няло для обмана общественного мнения шаг, который дол­жен был свидетельствовать о его миролюбии.

28  августа 1929 г. германский посол в Москве Дирксен посетил М. М. Литвинова, исполнявшего обязанности народ­ного комиссара по иностранным делам, и вручил ему проект совместной декларации, который нанкинское правительство предлагало подписать. Этот проект гласил:

«1. Обе стороны заявляют, что они разрешат все спорные между обеими сторонами вопросы в соответствии с соглаше­нием 1924 года, а в особенности решат условия выкупа Ки- тайско-Восточной железной дороги в соответствии со ст. 9 пекинского соглашения.

Обе стороны немедленно назначают надлежащим образом уполномоченных представителей на конференцию для разре­шения всех спорных вопросов, упомянутых в предыдущем параграфе.

2.  Обе стороны полагают, что положение на КВЖД, воз­никшее после конфликта, должно быть изменено в соответ­ствии с пекинским и мукденским соглашениями 1924 года, в понимании того, что все такие изменения будут решены конференцией, предусмотренной предыдущей статьей.

3.  Советское правительство рекомендует нового управляю­щего и нового помощника управляющего на КВЖД, которые будут назначены Правлением означенной дороги.

Советское правительство проинструктирует железнодорож­ных служащих КВЖД советских граждан, чтобы они строго соблюдали условия, содержащиеся в ст. 6 соглашения 1924 года.

4. Обе стороны немедленно освободят всех арестованных в связи с настоящим инцидентом или после 1 мая 1929 года» ^[39].

Нанкинские власти в действительности не думали об ула­живании конфликта. 16 августа министр иностранных дел Ван Чжэн-тин направил Чжан Сюэ-ляну телеграмму с тре­бованием не идти на соглашение с СССР^[40]. Газета китайских католиков «Ишибао» писала, что если в войне с Советской Россией Китай победит, то его положение поднимется. Газета призывала отказаться от разговоров о мире и развернуть подготовку к большой войне^[41]. Через несколько дней Чан Кай-ши заявил в военном училище, что, кто не борется про* тив Советской России, тот не может считаться китайцем ^[42].

Советское правительство, стремясь к миру, приняло де­кларацию нанкинского правительства к обсуждению. На сле­дующий день М. М. Литвинов пригласил Дирксена и сообщил ему о готовности правительства СССР принять предложение китайского правительства о подписании совместной деклара­ции. За ее основу был взят китайский проект, в котором со­ветская сторона предлагала несколько изменить только пункт

3.  В новой редакции пункт гласил:

«3. Советское правительство рекомендует управляющего и помощника управляющего на КВЖД, которые будут не­медленно назначены Правлением означенной дороги.

Советское правительство проинструктирует железнодорож­ных служащих КВЖД, являющихся гражданами СССР, а ки­тайское правительство — свои местные власти и их органы, чтобы они строго соблюдали условия, содержащиеся в ст. 6 соглашения 1924 года»^[43].

Правительство СССР не могло не отметить всей неоснова­тельности требований нанкинского правительства о назначе­нии нового управляющего КВЖД и его помощника. Китай­ские власти не могли привести ни одного подлинного факта нарушения указанными лицами каких-либо обязательств, вы­текавших из пекинского и шэньянского соглашений, а выдви­нутые после захвата КВЖД обвинения в коммунистической пропаганде были клеветническим вымыслом, базировавшимся на безграмотных фальшивых документах. М. М. Литвинов заявил Дирксену, что Советское правительство не видит осно­ваний для назначения нового управляющего и его помощника вместо в свое время законно назначенных и выполнявших свои функции в строгом соответствии с договорами. Однако если бы китайское правительство назначило нового предсе­дателя Правления вместо Люй Чжун-хуана, на котором ле­жала непосредственная ответственность за нарушение уста­новленного договорами порядка на КВЖД, то НКИД поста­вил бы перед Советским правительством вопрос о новом управляющем и его помощнике. Само собой разумеется, на­значение управляющего и помощника должно было иметь место одновременно с подписанием совместной декларации.

Советский ответ на предложение о подписании совместной декларации был новым доказательством готовности прави­тельства СССР использовать всякую возможность для урегу­лирования конфликта мирным путем. Принимая необходимые меры для обеспечения безопасности границ СССР и мирной жизни пограничного населения от непрекращавшихся напа­дений белобандитских шаек, поддерживаемых китайскими властями, Советское правительство оставляло в то же время открытым путь для мирной ликвидации конфликта. Оно на­деялось, что голос разума в последний момент подскажет даже самым авантюристическим элементам китайской воен­щины всю безрассудность и гибельность проводившейся ими политики насилия, беззакония и издевательского попрания соглашений, добровольна заключенных на основе полного равенства.

Нанкинское правительство, однако, не скоро сообщило о своей готовности приступить к немедленному подписанию совместной декларации.

В связи с этим обращает на себя внимание то обстоятель­ство, что именно в это время в печати появилось сообщение

о  том, что американские банки обещали финансировать КВЖД^[44].

Не было случайным и то, что американский советник при министерстве железных дорог нанкинского правительства Мантель сделал в сентябре корреспонденту Юнайтед Пресс заявление, направленное на разжигание конфликта. Мантель сказал, что, произведя по просьбе нанкинского министерства железных дорог обследование бухгалтерских -книг КВЖД, он убедился в том, что на дороге практиковалось взяточни­чество в значительных размерах. В течение 1928 г. валовой доход КВЖД выразился в сумме 63 миллиона китайских долларов, заявил Мантель. При обычных условиях желез­ные дороги в Китае должны были давать» по крайней мере 48% прибыли.

В 1925 г., по его данным, валовой доход КВЖД составил 50 миллионов китайских долларов, а чистая прибыль —

18  миллионов, в 1926, г. соответственно — 55 миллионов и

16  миллионов. В 1927 г. при повышении валового дохода до 58 миллионов китайских долларов прибыль упала до 9 мил­лионов, а в 1928 г. при доходе в 63 миллиона чистая прибыль снизилась до незначительной суммы—130 тысяч китайских долларов. За это, подстрекательски объявил Мантель, ответ­ственность падает на русских.

Он утверждал, что КВЖД являлась весьма прибыльным предприятием, и не было никакого основания для того, чтобы она не давала по меньшей мере такую же прибыль, какую приносили другие китайские железные дороги. Прибыль за эти годы, по Мантелю, должна была составить 100 миллионов китайских долларов, тогда как фактически дорога дала 43 миллиона. Он указал далее, что КВЖД не могла бы быть оценена более чем в 200 миллионов золотых рублей, хотя Россия вложила в дорогу 400 миллионов. «Книги КВЖД ве­лись русскими таким образом,— заявил американец,— что практически невозможно составить себе точное представле­ние о действительном положении дороги. Деньги исчезли при абсолютном советском контроле» ^х.

Выкладки Мантеля были результатом заведомо недобро­совестного оперирования цифрами, ибо образцовая отчет­ность, установленная при советской администрации на КВЖД, позволяла всякому добросовестному человеку легко в ней разобраться.

Получив в 1924 г. КВЖД с задолженностью в 13 миллио­нов рублей, в чрезвычайно запущенном техническом состоя­нии, с поколебленным кредитом, советско-китайская админи­страция за пять лет подняла доходность дороги с 37 миллио­нов в 1924 г. до 65 миллионов рублей. В 1928 г. она погасила всю задолженность и выдала разными путями китайским вла­стям 48,5 миллиона рублей, не считая 20 миллионов рублей потери на курсе. В то же время на одни только работы по улучшению дороги было израсходовано за этот период свыше 36 миллионов рублей.

В 1928 г. валовой доход КВЖД составил 64 874 982 золо­тых рубля, а эксплуатационные расходы — 40 500 тысяч руб­лей. Из оставшихся 24 миллионов рублей около 7 миллионов администрацией истрачено на работы по улучшению дороги,

4 245 тысяч — на содержание не имевших никакого отношения к КВЖД китайских правительственных учреждений, около 4,5 миллиона — по так называемым особым сметам (на ки­тайские школы и железнодорожную полицию) и, наконец, свыше 8 миллионоврублей было недобрано на местных пере­возках, ибо по категорическому требованию китайской адми­н-истрации дорога была вынуждена взимать тарифы не в пол­ноценных серебряных долларах, как эго имело место на всех китайских дорогах, а в бумажной местной валюте по фикси­рованному курсу с потерей 30—40%.

За пять лет совместного управления дорогой китайская сторона задолжала КВЖД свыше 20 миллионов рублей по кредитованию китайских правительственных учреждений. Кроме того, она получила около 15 миллионов рублей на содержание своей полиции и школ, на проведение междуго­родного телефона— 1250 тысяч рублей, в марте и августе

1928      г. в порядке авансирования в счет будущих прибылей —

12 миллионов рублей. Кроме того, из средств КВЖД факти­чески ушло на поддержание местной падающей валюты 20 миллионов рублей в результате фиксированного курса по местным перевозкам.

Смета на 1929 г. была бы безусловно проведена админи­страцией с валовой доходностью около 70 миллионов рублей, с расходом по эксплуатации всего около 34 миллионов руб­лей. Если бы пришлось даже сохранить ненормальные и не­нужные расходы на китайские учреждения, равно как и по­тери на местных перевозках, то и в этом случае чистый доход выразился бы в сумме около 20 миллионов рублей К

В то же время КВЖД являлась единственной дорогой в Китае, где был введен и последовательно осуществлялся 8-часовой рабочий день, охрана труда, созданы жилища для рабочих, школы, больницы и т. д.

Вздорные инсинуации Мантеля были проявлением жела­ния американских кругов вызвать дальнейшее обострение советско-китайских отношений. Они лишний раз подтвер­ждали, что монополии США были основательно заинтересо­ваны в КВЖД.

Поощряемое империалистическими кругами нанкинское правительство усилило жестокие расправы над советскими гражданами, проживавшими в Северо-Восточных провинциях Китая. Свыше 2 тысяч человек были заключены в концентра­ционные лагери, где содержались в невыносимых условиях. Десятки людей были зверски убиты без суда и следствия рас­поясавшимися милитаристами.

По-прежнему продолжались обстрелы советских погранич­ных частей и бандитские налеты на советскую территорию.

Сохраняя величайшую выдержку и спокойствие в усло­виях все усиливавшихся провокационных антисоветских вы­ступлений, правительство СССР не давало ввести себя в за­блуждение дипломатическими маневрами и по-прежнему принимало все необходимые меры к недопущению военного столкновения.

Народный комиссариат по иностранным делам неодно­кратно обращал внимание германского посольства в Москве на чрезвычайно тяжелое положение граждан СССР в Китае и просил германское правительство принять меры к облегче­нию участи этих лиц. В ноте от б сентября 1929 г. Наркомин- дел с сожалением констатировал, что меры защиты, прини­мавшиеся германскими консулами в Китае, и в частности генеральным консулом в Харбине, не смогли привести к сколько-нибудь значительным результатам. Наркоминдел просил германское правительство принять все необходимые меры, включая и инструктирование германских консульских представителей в Китае, для того, чтобы возможно скорее был положен предел тем бесчеловечным актам, к которым столь широко прибегали китайские власти

Германское посольство ответило, что содержание ноты Советского правительства было немедленно протелеграфиро­вано германской миссии в Пекине для принятия дальнейших мер. Пытаясь оправдать бездействие германских дипломатов, которые взяли на себя защиту советских граждан, правитель­ство Германии заявило, что консульства проявили максималь­ные усилия в пределах достижимого в интересах советских граждан^[45].

Между тем нападения на советскую территорию частей китайских милитаристов и белогвардейских банд принимали все более серьезный характер.

19 августа 1929 г. китайскими отрядами был открыт пуле­метный и артиллерийский огонь по советским пограничным заставам в районе разъезда 86 (в 15 километрах восточнее ст. Маньчжурия). Стрельба корректировалась самолетом, ле­тавшим над территорией СССР. 25 августа был обстрелян в районе хутора Ипатьевского (в 20 километрах восточнее Благовещенска) пароход «Карл Либкнехт». При этом были тяжело ранены капитан парохода и большое число пассажи­ров. 23 августа в районе Билгир китайские солдаты обстре­ляли советские пограничные части. 28 августа в районе селе­ния Мучинаси на р. Аргуни (в 200 километрах от Нерчинска) китайские солдаты подплыли на лодках к советскому берегу и открыли ружейную и пулеметную стрельбу по советским постам и мирному населению. Один крестьянин был убит и трое ранено. 30 августа в 12 километрах ниже Благовещенска китайские солдаты обстреляли советский пароход «Карпенко». Белогвардейский отряд совместно с китайскими солдатами перешел на советскую территорию и открыл огонь по поселку Свободные Лужки, Благовещенского округа. В результате налета имелись раненШе и убитые среди мирных жителей.

___________________ . I

В районе селений Чупрово и Кутурмы (в 60 километрах юго- западнее Нерчинска) в тот же день переправился на совет­скую территорию большой конный белогвардейский отряд. Другой отряд вторгся в районе селения Воскресенска, Благо­вещенского округа. Они грабили мирное население. 31 авгу­ста китайскими солдатами был обстрелян пограничный катер «Р. 18» в 20 километрах к северо-западу от ст. Вяземской.

2  сентября в районе Нововоскресенска, в 20 километрах к се­веро-западу от Благовещенска, китайские солдаты обстреляли паром и ранили двух местных жителей. 5 сентября был об­стрелян катер в районе Кукшева (в 100 километрах южнее Хабаровска). 7 сентября китайские части, расположенные севернее Чжалайнора, обстреляли артиллерийским огнем со­ветское сторожевое охранение. 7 сентября в районе Дунпина были отражены попытки белогвардейского отряда перейти на территорию СССР.

Начиная со 2 сентября 1929 г. войска милитаристов и бе­логвардейцы, расположенные в городе Тютюпай (в 45 кило­метрах от Хабаровска, вверх по р. Уссури), ежедневно в те­чение многих часов обстреливали рыбаков и советские погра­ничные суда. В результате имелись раненые и убитые как среди пограничников, так и рыбаков. Только благодаря ре­шительным действиям, предпринятым советскими погранич­ными частями, 7 сентября при поддержке монитора «Сверд­лов» удалось прекратить обстрел. 8 сентября китайский отряд численностью около 200 пехотинцев, убив нашего часового, перешел границу в районе пограничного знака «22» (в 20 ки­лометрах северо-западнее селения Атамановка) и обстрелял погранчасти, находившиеся в 2 километрах от границы. Под натиском советских пограничников отряд бежал на свою территорию. В тот же день китайские части, находившиеся на ст. Суйфынхэ, открыли стрельбу по советским частям, рас­положенным в районе Рассыпная Падь. К утру 8 сентября советские воины приняли энергичные ответные меры, открыв огонь по окопам и артиллерии китайских частей, и заставили их замолчать.

9   сентября китайские части, расположенные в окопах в 6 километрах к северо-западу от ст. Маньчжурия, открыли пулеметный и артиллерийский огонь по нашим Пограничным частям. Огонь с китайской стороны был прекращен в резуль­тате принятых контрмер К

Советское правительство 9 сентября 1929 г. вновь предуп­редило, что оно считает нанкинские и шэньянские власти ответственными за все вышеприведенные факты нападения на советскую территорию и обстрелы советских пограничных войск и мирного населения. Заявив, что эти явно провока­ционные нападения частей милитаристов и вооруженных белогвардейцев вынуждали наши войска в порядке самообо­роны принимать решительные ответные действия, направлен­ные к охране границы Советского Союза и мирного населе­ния пограничной полосы, Советское правительство снова ука­зало, что единственным средством предотвращения серьезных осложнений является расформирование всех белогвардейских отрядов и принятие реальных и немедленных мер к прекра­щению и предупреждению налетов на советскую территорию со стороны китайских войск и белогвардейских банд^[46].

Однако вместо принятия мер к сохранению мира на гра­нице гоминдановское правительство в ноте, переданной

11 сентября МИД Германии для пересылки Советскому пра­вительству, пыталось переложить ответственность за напря­женность на границе на Советский Союз.

9   сентября 1929 г. нанкинское правительство, наконец, дало ответ в связи с предложениями СССР о подписании совместной декларации. Оно отклонило минимальные по­правки, аннулируя и данное им в проекте декларации согла­сие на назначение советского управляющего КВЖД. Возра­жая против немедленного назначения управляющего и его помощника, нанкинское правительство взяло назад свои соб­ственные предложения. Такой же смысл отказа от своих соб­ственных предложений имело дополнительное предложение нанкинского правительства, переданное правительству СССР

13 сентября 1929 г. через германского посла. Китайское пра­вительство подменяло вопрос о советском управляющем доро­гой и его помощнике вопросом о назначении одного лишь помощника в явном противоречии как с пекинским и шэнь­янским соглашениями, так и-с пунктом 3 своего собственного проекта совместной декларации ^[47].

Провокации на советско-китайской границе не прекраща­лись. 10 сентября в районе селения Поярково (в 100 километ­рах к северо-востоку от Благовещенска) советский погранич­ный катер был обстрелян с китайского берега. 11 сентября китайские войска со стороны Чжалайнора из пушек, пулеме­тов и винтовок обстреляли охранение советских войск. Было убито 2 красноармейца и 1 мирный житель, ранено 3 красно­армейца и 2 мирных жителя. В 8 километрах к северо-западу от ст. Маньчжурия в тот же день было совершено нападение на дозор пограничной охраны советских войск, а в районе ст. Гродеково — на сторожевое охранение советских войск, был убит 1 красноармеец, ранено 2. 11 сентября на террито­рию СССР перешли банды белогвардейцев численностью около 300 человек. Он^и действовали главным образом в по-

I

граничном районе Приморья. Как выяснилось из показаний захваченных в плен 17 сентября белогвардейцев, эти банды были сформированы в основном из белых офицеров в Северо- Восточных провинциях по распоряжению китайских властей генералом Сахаровым. Банды имели задание от китайского командования заниматься диверсией на территории СССР.

12   сентября группа китайских солдат, перейдя границу, пыталась проникнуть за линию сторожевого охранения совет­ских войск в районе ст. Суйфынхэ, но была отброшена огнем советских войск. Советские пограничные части были обстреляны в районе ст. Маньчжурия и в районе деревни Луббе (в 150 километрах к северо-востоку от Нерчинского завода). 13 сентября в 8 километрах к северо-западу от селе­ния Черняево китайские солдаты открыли ружейный огонь по советским рыбакам. 14 сентября в 7 километрах к северо- востоку от ст. Суйфынхэ группа китайских солдат перешла на территорию СССР. После перестрелки с советской погра­ничной охраной китайская часть вернулась на свою террито­рию. В тот же день было совершено нападение на советскую пограничную охрану в 4 километрах к северо-востоку от ст. Суйфынхэ, убит один мирный житель, ранено двое. В 3 ки­лометрах к юго-востоку от ст. Суйфынхэ китайские сол­даты неожиданно открыли ружейный и пулеметный огонь по советским пограничникам. Китайские кавалеристы в составе 50 всадников открыли пулеметный и ружейный огонь по селе- нию Старо-Чурухантуевский. 15 сентября 80 китайских солдат перешли на советскую территорию в районе деревни Волынка (в 22 километрах к северо-востоку от ст. Гродеково). В рай­оне селения Ольгино была обнаружена банда хунхузов в со­ставе 100 человек. Банда подвергала грабежам и насилию мирное население. В нее входили регулярные китайские части. 16 сентября в 7 километрах к западу от ст. Маньчжу­рия китайские солдаты в составе роты пехоты и взвода кон­ницы вторглись на территорию СССР и атаковали дозор со­ветских войск, стремясь окружить его и захватить в плен. В последующие дни также были совершены налеты на совет­скую территорию на многих участках границы *.

25  сентября 1929 г. Советское правительство вручило гер­манскому посольству для передачи нанкинским и шэньянским властям заявление, в котором указывалось, что, как явствует из вышеприведенных фактов, нанкинское правительство, равно как и шэньянское, не хотят и не считают нужным при­нять надлежащие меры к прекращению преступной деятель­ности своих местных властей, а также и действующих по их заданиям китайских войск и белогвардейских отрядов. Пра­вительство СССР вновь отмечало, что вся ответственность за создавшееся положение и за возможные дальнейшие по­следствия, равно как за убытки, причиненные в пограничной полосе, ложится целиком и полностью на нанкинское и шэнь­янское правительства и что советское военное командование вынуждено будет и впредь принимать необходимые меры для борьбы с нападениями и для их предотвращения ^[48].

Одновременно с налетами на территорию СССР милита­ристы продолжали бесчинствовать над советскими гражда­нами в Северо-Восточных провинциях.

По сообщению германского генерального консула, китай­ский губернатор категорически заявил, что никто из совет­ских граждан не был казнен. Это не соответствовало действи­тельности. 24 сентября в Харбине было опубликовано офи­циальное сообщение о расстреле 23 сентября в Цицикаре «по приговору полевого суда» трех советских железнодорож­ников, обвинявшихся во «вредительстве». Казнь трех совет­ских граждан представляла собой чудовищную расправу военных властей над неповинными людьми.

Арестованные советские люди содержались в темном и сыром помещении, скованные попарно ручными и ножными кандалами. Под угрозой побоев они вынуждены были по це­лым дням сидеть на корточках. Избиение, издевательства и пытки представляли собой повседневные явления. Арестован­ные были лишены передач и голодали. Среди них имелись больные и искалеченные, которым не оказывалось никакой медицинской помощи. Некоторые из заключенных не в силах были выдержать эти нечеловеческие условия и пытались по­кончить самоубийством.

Против советских граждан, арестованных во время налета на генконсульство СССР ц Харбине, был инсценирован су­дебный процесс, чтобы задним числом оправдать беззакон­ный налет на генеральное консульство и арест находившихся там советских граждан. Этот процесс велся с полным пре­небрежением правил и порядка судопроизводства. Все хода­тайства обвиняемых и защиты о вызове свидетелей, об очной ставке и т. д. были отклонены судом. Обвиняемые не могли добиться предъявления им оригиналов тех документов, кото­рые должны были служить единственным обвинительным материалом на процессе.

15 октября был вынесен приговор, на основании которого советские граждане были присуждены к длительному тюрем­ному заключению на разные сроки ^[49].

Правительство СССР заявило, что весь процесс представ­ляет безобразную судебную комедию для прикрытия очеред- ной безрассудной рацправы над советскими людьми ^[50].

19  октября 1929 г. в Харбине были арестованы члены ко­миссии, избранной чрезвычайным общим собранием акцио­неров Дальневосточного банка для его ликвидации. Помеще­ние, в котором находился Дальневосточный банк, было опе­чатано, документы, ценности и имущество захвачены. Вместе с тем местные власти издали распоряжение о том, чтобы все должники банка вносили причитающиеся платежи не ликви­дационной комиссии, законно учрежденной на основании устава банка и в соответствии с китайским законодатель­ством, а специальной комиссии, назначенной китайской адми­нистрацией.

Действия милитаристов, захвативших имущество и дела Дальневосточного банка вопреки китайским же законам, были очередным вопиющим нарушением прав и интересов совет­ских граждан, обладавших акциями банка.

Несмотря на многократные протесты правительства СССР, изложенные в его заявлениях от 19 августа, 9 и 25 сентября, обстрелы советской территории и нападения китайских мили­таристов совместно с белогвардейскими бандами приняли особенно упорный и систематический характер в районе р. Амура. Китайские войска, расположенные в устье р. Сун­гари и по берегу Амура, с начала октября ежедневно и по нескольку раз в день обстреливали мирных жителей и рыба­ков на советской стороне р. Амура, а также советские торго­вые суда. *

За этот же период участились случаи вторжения на совет­скую территорию белогвардейских банд при прямом содей­ствии войск и речных судов милитаристов.

Советские сторожевые катера не раз обнаруживали в на­ших береговых водах плавучие мины.

10  октября в Амуре появились мины, выпущенные из устья р. Сунгари. Лишь благодаря бдительности советских моряков мины были своевременно замечены и тем самым предотвращены потери и жертвы.

Все эти враждебные действия китайских милитаристов и белогвардейских банд дезорганизовали нормальное сообще­ние по р. Амуру.

11 октября обстрел из китайских окопов в устье Сунгари нашего войскового охранения и сторожевых судов продол­жался целый день. С советской стороны имелось несколько убитых и раненых. 12 октября на рассвете караван проходив­ших по Амуру судов подвергся внезапному обстрелу судов Сунгарийской китайской речной флотилии, после чего при поддержке артиллерийского огня войска милитаристов пыта­лись высадить десант на наш берег.

Расположенные против устья Сунгари части Советской Армии совместно с Амурской военной флотилией энергичным контрударом опрокинули десант и преследовали его на китай­ском берегу. Здесь, преодолев небольшое сопротивление про­тивника, советские части обезоружили гарнизоны милитари­стов в деревне Чичиха и крепости Лахасусу. В то же время советская флотилия заставила прекратить стрельбу с речных судов милитаристов. Проведя эту операцию, советские части в тот же день вернулись на свой берег¹.

Правительство СССР 12 октября заявило новый протест против продолжавшихся провокационных нападений на тер­риторию СССР.

С первых чисел ноября 1929 г. войска милитаристов, рас­положенные в районе ст. Маньчжурия и г. Шивейсян, начали систематически обстреливать артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем советские пограничные части и мирных жи­телей у р. Аргуни. В результате этих обстрелов жители ста­ниц Олочинской и Абагайтуевской были вынуждены эвакуи­роваться. Среди жителей этих станиц имелись убитые и ра­неные. Начиная с 13 ноября милитаристы усиленно переправ­ляли на советскую территорию белогвардейские отряды, сформированные ими в районе Трехречья. Захваченные в плен белогвардейцы показали, что они получили задание разру­шать тылы Советской Армии. В ночь на 17 ноября войска ми­литаристов значительными силами при поддержке артилле­рии предприняли наступление на станицу Абагайтуевскую.

Провокационные действия китайской военщины за это время имели место не только в Забайкалье, но и в Приморье, где ежедневный обстрел советских пограничников и мирных жителей в районе Полтавской, Суйфынхэ и Турьего Рога за­ставил население бросить полевые работы и эвакуироваться. Одновременно с этим в Приморье участились случаи налета на советскую территорию белогвардейских банд из района Мишаньфу (25 километров северо-западнее Турьего Рога), являвшегося местом собирания белогвардейских сил для за­сылки в советский тыл.

Начиная с середины ноября милитаристы усиленно пере­брасывали свои войска на ст. Суйфынхэ и Мишаньфу. 15 ноября китайские войска силою около батальона без­успешно пытались перейти в наступление в районе ст. Суй­фынхэ. С утра 17 ноября китайская конница перешла совет­скую границу в районе Турьего Рога и поселка Первомай­ский и начала теснить советские пограничные части.

Учитывая создавшуюся на Дальнем Востоке обстановку, командование Особой Дальневосточной армии вынуждено было принять со своей стороны контрмеры для усиления охраны пограничного населения. С каждой новой вылазкой милитаристов отпор им становился все сокрушительнее. Со­ветские части брли бы в слишком невыгодном положении, если бы они, оттесняя переходившие на нашу территорию банды и отряды, останавливались у самой границы. Это да­вало бы бандам возможность подготовиться к новым вылаз­кам. Советским воинам приходилось поэтому разрушать са­мые гнезда, откуда совершались наиболее назойливые и частые нападения на советскую территорию. Такой образ дей­ствий являлся единственной гарантией безопасности погра­ничного населения. Эти контрмеры носили исключительно оборонительный характер и никаких политических целей не преследовали.

Части Особой Дальневосточной армии как в Забайкалье, так и в Приморье, отбив 17 ноября наступление войск мили­таристов, преследовали их и за пределами территории СССР, отбросив подальше от наших границ. Было разоружено более

8  тысяч солдат и 300 офицеров, отобрано до 10 тысяч винто­вок, значительное количество полевых пушек, боеприпасов и прочего боевого снаряжения.

Советский народ, разумеется, отнюдь не

Выступления считал китайский народ ответственным в Китае против                   „                      ^ жд

антисопстекои ³³ действия милитаристов. Синь Минь

аыштюры           писал в «Гоцзисебао», что «большинство

солдат нашей армии до сих пор не мо­жет уяснить себе, почему они воевали против СССР» ^[51].

Вся ответственность ложилась на действительных винов­ников враждебной СССР политики — правителей Китая и их зарубежных покровителей, тем более что эта политика нано­сила огромный вред самому Китаю и затрудняла борьбу ки­тайского народа против колониализма.

Во время военных действий на советско-китайской границе один иностранный дипломат в Москве не без злорадства спрашивал М. М. Литвинова, не признает ли правительство СССР ошибочной свою политику отказа от экстерриториаль­ности в Китае. «Смотрите,— говорил он,— что китайцы позво­ляют себе в отношении ваших граждан». М. М. Литвинов ответил этому дипломату: «Несмотря на все случившееся, мы не сожалеем о нашей политике дружбы к китайскому народу; ошибочен не наш отказ от экстерриториальности, а ошибочна и безумна политика нанкинцев и мукденцев, которые своими действиями дают вам повод считать правильной вашу поли­тику навязывания Китаю экстерриториальности и ваше не­желание признавать суверенность китайского народа на его собственной земле» ^[52].

Неяего, конечно, и говорить о том, что широкие слои ки­тайского народа не только не имели никакого отношения к конфликту, но вели борьбу против него, отстаивая дружбу с советским народом. Поддержка СССР в его борьбе за сохра­нение мира, против происков империалистических кругов и китайской реакции стала одним из лозунгов революционной освободительной борьбы китайских трудящихся.

В демократических районах Китая были созданы обще­ства друзей СССР. Они разъясняли населению значение ки­тайско-советской дружбы, знакомили с выдающимися успе­хами СССР в строительстве новой жизни. Под лозунгом борьбы против войны и укрепления дружбы с СССР прохо­дили многочисленные демонстрации. Участники этих демон­страций шли колоннами, вооруженные винтовками и само­дельными ружьями.

Поддержка Советского Союза трудящимися демократиче­ских районов не ограничивалась демонстрациями. Население разбирало железнодорожные линии, взрывало мосты, пре­рывало телеграфно-телефонную связь *, чтобы сковать силы милитаристов. В конце 1929 г. части Красной Армии Китая, прорвав блокаду, покинули Цзинганшань и перебазировались в новые районы. Огонь революционной войны охватил 156 уездов.

Выступление против СССР не поддержали власти про­винции Синьцзян. Когда в июле 1929 г. были разорваны со­ветско-китайские отношения, они обратились к правительству СССР с просьбой не отзывать советские консульства из про­винции. В порядке взаимности Советское правительство со­гласилось на сохранение китайских консульств в Ташкенте, Алма-Ате, Семипалатинске, Андижане, Зейсане. Поверенный в делах Китая в Москве предложил консулам в этих пунк­тах закрыть консульства и выехать в Китай. Консулы в Таш­кенте и Андижане Чжан Шао-бо и Чэнь Дэ-ли заявили, что без прямого указания из Урумчи они не покинут своих кон­сульских округов. От председателя синьцзянского правитель­ства Цзинь LLIy-жэня консульства получили 4 августа теле­грамму, в которой говорилось: «Дружба и хорошие отноше­ния, издавна существующие между Синьцзяном и СССР, не должны быть нарушены». Он дал указание оставаться в

СССР².

В начале конфликта в Синьцзяне подняла голову бело- эмиграция. Однако местные власти запретили белогвардей­цам носить форму царской армии и устраивать какие-либо собрания ³.

Синьцзянские купцы, опасаясь осложнения отношений между двумя странами, развернули большую торговую ак­тивность. Они торопились запастись достаточным количест­вом советских товаров⁴.

В этих условиях нанкинскому правительству пришлось разрешить синьцзянским властям в отношениях с Советским Союзом исходить из особенностей положения Западного Китая *.

Попытки гоминдановской пропаганды развернуть шови­нистическую антисоветскую кампанию не встретили под­держки в народе. Многие деятели даже из среды буржуазии считали, что нападки на СССР ничем не оправданы, что го­миндановское правительство вело политику, приносившую большой ущерб Китаю. Эти настроения нашли отражение и в печати. «Синьчэньбао» требовала поскорее путем перегово­ров восстановить дружбу с Советской Россией ^[53]. «Дагунбао» советовала быть осмотрительным и не идти слспо на поводу иностранной пропаганды^[54]. «Цзинбао» отмечала, что вопрос

о  КВЖД следует решить в соответствии с китайско-советским соглашением. Если Китай будет вести переговоры на основе договора, подчеркивала газета, то никаких затруднений не возникнет ^[55]. Решить вопрос о КВЖД в соответствии с согла­шением советовала и «Синьчэньбао»^[56]. Газета предлагала разоружить белогвардейские отряды и упрекала власти Се­веро-Восточных провинций в том, что они начали действовать, не попытавшись договориться с СССР мирным путем^[57]. Китаю нужно идти вместе с Россией, писала «Бэйпинжибао». Газета указывала, что, когда Советская Россия предлагала разрешить вопрос о КВЖД путем переговоров, нужно было пойти на это и заодно поднять вопрос о восстановлении дружбы двух государств ^[58].

1 августа 1929 г., несмотря на введение гоминданом воен­ного положения, в Тяньцзине, Бэйпине, Шанхае, Харбине и других городах состоялись демонстрации в защиту СССР. На стенах домов появлялись надписи, призывавшие к свер­жению империалистического господства и гоминдана. В Нан­кине патриоты в конце августа взорвали военный арсенал.

Советский народ был^глубоко благодарен за эту поддержку. И. В. Сталин в приветствии, которое он направил 7 ноября

1929  г. в редакцию газеты Особой Дальневосточной армии «Тревога», писал: «Братский привет бойцам и командирам Особой Дальневосточной армии, отстаивающим права и инте­ресы Октябрьской революции от посягательств китайских по­мещиков и капиталистов.

Следите зорко за каждым движением китайских контрре­волюционеров, отвечайте на удар сокрушительным ударом и помогайте тем самым нашим братьям в Китае, рабочим и крестьянам Китая, разбить ярмо помещиков и капитали­стов»

Военные операции, которые Советская Армия вынуждена была вести против милитаристов и белогвардейских банд, ослабляли китайскую реакцию, способствовали подъему осво­бодительной борьбы в Китае. В день XII годовщины Великой Октябрьской социалистической революции состоялись боль­шие демонстрации в Шанхае и некоторых других крупных городах, свидетельствовавшие не только о новом подъеме ре­волюции, но и о решимости трудящихся Китая бороться за китайско-советскую дружбу. Видя, что гоминдановская клика выступает против СССР, очень многие рабочие говорили: «Китайская революция без помощи СССР ни в коем случае не может победить. В ответ на войну гоминдана против Со­ветского Союза мы создадим свои Советы»^[59].

Таким образом, во время конфликта острые противоре­чия между широкими слоями китайского народа и правя* щими кругами в вопросе отношений с СССР обнажились с особой силой. Советско-китайская дружба жила вопреки проискам гоминдановцев, милитаристов и их империалисти­ческих покровителей.

„                  Чжан Сюэ-лян все более понимал, в ка-

Никольск-

Уссуриискпй ^КУ^Ю пропасть толкнули его нанкинское ‘протокол        правительство и собственная враждеб­

ность к Советскому Союзу. Еще 24 ок­тября китайская печать сообщала, что Чжан Сюэ-лян обра­тился к нанкинскому правительству с просьбой возможно ско­рее урегулировать конфликт с СССР ^[60].

21   ноября через ст. Суйфынхэ на советскую террито­рию прибыл бывший со1'рудник генерального консульства СССР в Харбине Кокорин, прикомандированный после раз­рыва сношений с Китаем к германскому консульству в Хар­бине для оказания помощи советским гражданам. Кокорин передал официальное заявление харбинского дипломатиче­ского комиссара Цай Юнь-шэна о том, что он имеет полномо­чия для немедленного открытия переговоров об урегулирова­нии советско-китайского конфликта, и информировал о просьбе Цай Юнь-шэна к Советскому правительству назна­чить представителя для встречи с ним^[61].

22   ноября представитель НКИД в Хабаровске передал Цай Юнь-шэну через Кокорина ответ правительства СССР. Советское правительство указывало, что стоит за мирное разрешение конфликта, но считало, что переговорам должна •предшествовать выполнение китайской стороной предвари­тельных условий, сообщенных через германское посольство 29 августа:

1.  Официальное согласие на восстановление положения на КВЖД, существовавшего до конфликта, на основе пекин­ского и шэньянского соглашений 1924 г.

2. Немедленное восстановление в правах управляющего и его помощника, рекомендованных советской стороной, со­гласно пекинскому и шэньянскому соглашениям 1924 г.

3.  Немедленное освобождение всех арестованных в связи с конфликтом граждан СССР.

Советское правительство заявило, что, как только будут выполнены эти условия и об этом будет официально изве­щено, оно немедленно примет участие в китайско-советской конференции для окончательного разрешения всех спорных вопросов *.

27  ноября Народным комиссариатом по иностранным де­лам была получена телеграмма Чжан Сюэ-ляна от 25 ноября. Генерал сообщил, что в принципе согласен с предваритель­ными условиями. Он просил немедленно назначить управ­ляющего КВЖД и помощника управляющего, а также выде­лить ответственных лиц от каждой стороны для обсуждения порядка выполнения других предварительных условий ^[62].

В тот же день Народный комиссариат по иностранным делам предложил по выполнении пункта 2 прислать в Хаба­ровск уполномоченного с официальными письменными пол­номочиями для согласования вопросов о сроке и месте со­зыва конференции.

29 ноября М. М. Литвинов принял японского посла Танака и разъяснил ему последние предложения Советского прави­тельства Чжан Сюэ-ляну. Танака поинтересовался, как долго советские войска останутся в тех районах Северо-Востока, которые они заняли во время конфликта. М. М. Литвинов от­ветил, что военные операции советских войск преследуют оборонительные цели и не связаны с какими-либо полити­ческими вопросами ^[63].

Нанкинское правительство стремилось сорвать переговоры. Даже после того, как части Красной Армии, преследуя вой­ска милитаристов и белогвардейские банды, • вступили на ст. Маньчжурия и в г. Чжалайнор, оно не теряло надежды на вмешательство держав. 24 ноября оно разослало своим миссиям за границей телеграмму с заявлением о событиях для' передачи соответствующим правительствам ^[64].

Стимсон 17—24 ноября консультировался с представите­лями Англии, Франции, Японии, Германии, Италии в Вашинг­тоне *. Он снова предложил пяти державам предпринять кол­лективный демарш. Позиция держав была такой же, как и

в июле ^[65].

26 ноября нанкинские власти попытались поднять в Лиге наций вопрос об «агрессии» СССР, но даже представитель Англии, занимавший враждебную в отношении СССР пози­цию, скептически высказался относительно целесообразности внесения этого вопроса в Лигу наций.

29  ноября 1929 года нанкинское правительство предло­жило создать смешанную комиссию представителей стран под председательством гражданина нейтральной страны для рас­следования обстоятельств конфликта, а также отвести воору­женные силы обеих сторон от границы на расстояние 30 анг­лийских миль ^[66].

Это предложение было сделано в то время, когда намети­лись переговоры с шэньянскими властями, чтобы помешать ликвидации конфликта.

Чан Кай-ши не терял надежды, что в условиях напряжен­ной международной обстановки в конфликт будут вовлечены империалистические державы и Советскому Союзу будет на­вязана война.

Советское правительство в тот же день, 29 ноября, сооб­щило фон Дирксену о получении официального извещения от Чжан Сюэ-ляна о принятии им предварительных условий, необходимых для скорейшего разрешения конфликта путем непосредственных переговоров; оно указало, что предложение нанкинского правительства лишь затянет конфликт и поэтому является беспредметным ^[67].

1 декабря 1929 г. в Никольск-Уссурийск прибыл предста­витель шэньянского правительства дипломатический комиссар Цай Юнь-шэн в сопровождении члена Правления КВЖД Ли Шао-гэна. Цай Юнь-шэн от имени своего правительства и представитель НКИД от имени правительства СССР подпи­сали 3 декабря 1929 г. протокол, содержащий следующие положения.

1. От имени шэньянского правительства дипломатический комиссар Цай Юнь-шэн сообщил, что председатель Правле­ния Китайской Восточной железной дороги Люй Чжун-хуан смещается с должности.

От имени правительства Советского Союза представитель Народного комиссариата иностранных дел в г. Хабаровске ответил, что после того как председатель Правления будет заменен, 'правительство СССР сможет рекомендовать на дол­жность управляющего КВЖД и его помощника новых лиц. При этом Советское правительство оставило за собой право назначить бывшего управляющего и помощника управляюще­го КВЖД, на что Цай Юнь-шэн в устной беседе дал согласие.

2.  Дипломатический комиссар Цай Юнь-шэн заявил от имени шэньянского правительства, что последнее, желая все­мерно содействовать урегулированию конфликта и устране­нию всех поводов к дальнейшему осложнению, будет строго соблюдать шэньянское и пекинское соглашения 1924 г. как в целом, так и в их отдельных частях.

Представитель НКИД от имени правительства СССР с удовлетворением принял к сведению это заявление Цай Юнь- шэна и со своей стороны указал, что правительство СССР всегда будет строго соблюдать их как в целом, так и в от­дельных частях К

Мирное урегулирование конфликта не устраивало импе­риалистические круги и прежде всего американские. Они спешно начали совещаться, придумывая средства, которыми можно было бы поощрить милитаристов к дальнейшему затягиванию конфликта. И это делалось якобы во имя мира, во имя пакта Келлога. Империалистические державы при этом забыли на время о своих военных частях в Пекине, Тяньцзине, Шанхае и Вэйхайвэе, об эскадрах в китайских портах и на р. Янцзы, забыли про множество подобных фактов.

Стимсон предложил 42 странам, подписавшим пакт Бриана — Келлога, коллективно напомнить СССР и Китаю об их обязательствах по этому пакту ^[68]. 1 декабря правительства США, Англии и Франции выступили с демаршем, обвиняя правительство СССР в нарушении пакта Бриана — Келлога. Американское правительство в заявлении, переданном Совет­скому правительству через французского посла, ссылаясь на пункт 2 пакта Бриана — Келлога, предусматривавший, что до­говаривающиеся стороны не будут искать никаких средств, кроме мирных, для разрешения или ликвидации конфликтов любого характера и происхождения, выразило надежду, что Китай и Россия воздержатся или откажутся от враждебных мер и сочтут возможным прийти между собой в ближайшее время к соглашению о разрешении мирными средствами всех вопросов, которые являлись предметом конфликта между ними.

Французское заявление было почти идентичным с амери­канским. Заявление британского правительства, переданное норвежским посланником, отличалось от американского лишь тем, что в нем не говорилось о самостоятельных действиях британского правительства, а делались ссылки на шаги, пред­принятые правительством США, к которым британское пра­вительство присоединилось *.

Советское правительство ответило на демарш 3 декабря. Оно указало, что Советский Союз с первого дня своего суще­ствования ведет политику мира и не в пример другим держа­вам ни разу не прибегал к военным действиям, если не счи­тать необходимых мер обороны, вызванных прямым нападе­нием на Советский Союз или вооруженным вмешательством некоторых держав в его внутренние дела. Этой политике мира он намерен неуклонно следовать независимо от Париж­ского договора.

Нанкинское же правительство в течение последних лет, уклоняясь от обычных методов разрешения дипломатическим путем возникавших споров, вело по отношению к СССР про­вокационную политику нарушения обычных международных норм и договоров. Это делалось несмотря на то, что эти до­говоры не были навязаны Китаю силой оружия или другими мерами воздействия, а были заключены на основе полного равенства и добровольности и что Советский Союз, как из­вестно, отказался в этих договорах от экстерриториальности, консульской юрисдикции и других привилегий, отмены кото­рых Китай тщетно добивался у других держав.

Кульминационным пунктом антисоветской политики китай­ских властей явился захват Китайской Восточной железной дороги без всякого предупреждения и предварительного предъ­явления каких-либо претензий, в нарушение существовавших соглашений о совместном управлении дорогой.

Подобное поведение нанкинского правительства, если бы оно имело место в отношении Соединенных Штатов Америки, Великобритании или Франции, рассматривалось бы прави­тельствами этих стран как достаточный повод для использо­вания оговорок, сделанных ими при подписании Парижского договора об отказе от войны. Правительство СССР в свое время заявило, что оно этих оговорок не признает и исполь­зовать их не намерено.

Нанкинское правительство не ограничилось незаконным захватом КВЖД. Оно мобилизовало вдоль советско-маньч­журской границы армию, отдельные части которой совместно с включенными в нее контрреволюционными русскими бан­дами совершали систематические нападения на советскую территорию, обстреливая части Красной Армии и погранич­ные селения, грабя мирное население. Несмотря на много­кратные предостережения, сделанные нанкинскому правитель­ству через германские посольство, нападения не прекраща­лись, а скорее учащались и становились все более интенсив­ными. Это вынудило советскую Дальневосточную армию в ин­тересах обороны и безопасности мирного населения принять контрмеры.

Действия Красной Армии, таким образом, не являлись нарушением каких бы то ни было обязательств, вытекавших из Парижского договора, чего нельзя сказать про находив­шиеся на китайской территории и в китайских портах воору­женные силы держав, обратившихся к правительству СССР с идентичными заявлениями.

Правительство США выступило со своим заявлением в тот момент, когда советским и шэньянским правительствами был уже согласован ряд условий и велись непосредственные переговоры, открывшие возможность скорого разрешения конфликта. В силу этого обстоятельства упомянутое обраще­ние не могло считаться актом дружелюбия.

Парижский договор об отказе от войны не предусматри­вал для отдельного государства или группы государств функ­ций охранителя этого пакта. Правительство СССР во всяком случае никогда не изъявляло согласия на то, чтобы какие бы то ни было государства сами или по взаимному соглашению между собой присвоили себе подобное право.

Советско-маньчжурский конфликт мог быть разрешен только путем непосредственных переговоров между Совет­ским Союзом и Китаем на основе условий, известных Китаю и уже принятых шэньянским правительством, и Советское правительство не может допустить ничьего вмешательства в эти переговоры или в конфликт.

В заключение правительство СССР выразило изумление по поводу того, что американское правительство, которое по собственному желанию не находилось в официальных отно­шениях с правительством Советского Союза, сочло возмож­ным обращаться к нему с советами и «указаниями» ^[69].

Заявление Советского правительства было очень важным документом, объективно отражавшим историю конфликта и вскрывавшим пружины, приведшие к конфликту. В нем было подчеркнуто, что Советский Союз не имеет никаких захват­нических планов в отношении Китая и готов урегулировать спорные вопросы мирным путем, в результате переговоров. Советский Союз категорически заявил, что не до'пустит вме­шательства третьих держав в советско-китайские отношения. Империалистические круги, пытавшиеся помешать наметив­шемуся разрешению конфликта, получили должный отпор.

М. М. Литвинов отметил на сессии ЦИК СССР 4 декабря

1929 г., что демарш не мог дать никаких результатов. В худ­шем случае его авторы смогли бы занести в актив своего «миролюбия» некоторую затяжку или осложнение начатых уже с Шэньяном переговоров, усилив отрицательное давле­ние Нанкина на шэньянские власти. М. М. Литвинов преду­предил, что Советское правительство не даст сбить себя ни­какими демаршами с позиции, твердо занятой им с са­мого начала конфликта^[70].

5 декабря Чжан Сюэ-лян направил Hap- Хабаровского коминделу телеграмму, где указывал, что протокола поскольку важнейшая часть предложе­ний, подлежавшая обсуждению по пункту 2, согласована представителями обеих сторон, он пол­ностью согласен с результатами совещания в Никольск- Уссурийске. Цай Юнь-шэн был уполномочен обсудить все во­просы с представителем СССР и заключить необходимое со­глашение ^[71].

6 декабря 1929 г. М. М. Литвинов ответил Чжан Сюэ-ляну, что представителю НКИД даны указания встретиться с Цай Юнь-шэном ^[72].

13 декабря Цай Юнь-шэн, снабженный письменными пол­номочиями от шэньянского и нанкинского правительств, при­был в Хабаровск для ведения переговоров. 14 декабря он вручил представителю НКИД письменное заявление. В нем по поручению шэньянских властей и согласно протоколу, за­ключенному в Никольск-Уссурийске, он сообщил, что предсе­датель Правления КВЖД Люй Чжун-хуан 7 декабря смещен с должности и впредь до назначения нового председателя временно исполняющим обязанности назначен Го Фу-нянь.

Ввиду выполнения шэньянскими властями условия, вы­ставленного в пункте 1 Никольск-Уссурийского протокола о смещении председателя Правления КВЖД Люй Чжун-хуана, Советское правительство согласилось рекомендовать новых лиц на должности управляющего и помощника управляющего КВЖД ^[73]-

22  декабря был подписан Хабаровский протокол.

Американская дипломатия утверждает, будто в итоге ликвидации конфликта на КВЖД Советский Союз приобрел какие-то привилегии на Северо-Востоке Китая ^[74].

Чтобы убедиться в лживости этого утверждения, доста­точно ознакомиться с текстом Хабаровского протокола.

Все спорные вопросы, возникшие в период совместного советско-китайского управления дорогой, согласно протоколу подлежали разрешению на предстоящей советско-китайской конференции. Немедленно нужно было провести в жизнь сле­дующие мероприятия:

а)   восстановить на прежних договорных основаниях дея.- тельность Правления КВЖД; советские члены Правления должны были приступить к исполнению своих обязанностей. Китайский председатель Правления и советский товарищ председателя Правления должны были действовать совместно в соответствии с пунктом 6 статьи 1 шэньянского соглашения;

б)  восстановить прежнее соотношение служб, возглавляе­мых советскими и китайскими гражданами, и восстановить в правах (или немедленно оформить новых кандидатов, если таковые будут выдвинуты советской стороной) советских граждан — начальников и помощников начальников служб;

в)  приказы и распоряжения по дороге, отданные от имени Правления и Управления КВЖД, начиная с 10 июля 1929 г. считать не имеющими силы, если они не подтверждены за­конным Правлением и Управлением дороги.

Все без исключения советские граждане, арестованные китайскими властями после 1 мая 1929 г. и в связи с кон­фликтом, подлежали немедленному освобождению без под­разделения на какие-либо категории, включая и советских граждан, арестованных во время обыска в генеральном кон­сульстве СССР в Харбине 27 мая 1929 г.

Советское правительство в свою очередь освобождало всех без исключения арестованных в связи с конфликтом китайских граждан и интернированных китайских солдат и офицеров.

Всем рабочим и служащим КВЖД — гражданам СССР, уволенным или ушедшим с работы начиная с 10 июля 1929 г., предоставлялось право и возможность немедленно вернуться на занимавшиеся ими до увольнения должности и получить причитающиеся от дороги деньги.

С теми из уволенных и самоуволившихся, которые не вос­пользовались этим правом, должен быть немедленно учинен полный расчет по заработной плате, пенсионным взносам и т. д.

Замещение освободившихся вакансий могло производиться только по распоряжению законного Правления и Управления КВЖД, причем безусловному и скорейшему увольнению под­лежали все принятые за время конфликта на службу дороги русские, не являвшиеся гражданами СССР.

Китайские власти должны были немедленно* разоружить русские белогвардейские отряды и выслать из пределов Се­веро-Восточных провинций их организаторов и вдохновителей.

Оставляя открытым до советско-китайской конференции вопрос о возобновлении в полном объеме дипломатических и консульских отношений между СССР и Китаем, обе сто­роны согласились на немедленное восстановление консульств СССР на территории Северо-Восточных провинций и кон­сульств Китая в-соответствующих пунктах советского Даль­него Востока.

Шэньянские власти обязались обеспечить консульствам СССР неприкосновенность и все привилегии, присвоенные им по международному праву и обычаю. Со своей стороны пра­вительство СССР отказалось от специального режима, уста­новленного в промежутке между 31 мая 1929 г. и разрывом сношений, и предоставило китайским консульствам все при­вилегии и неприкосновенность, согласно международному праву и обычаю.

С восстановлением консульств немедленно должна была возобновиться нормальная деятельность всех советских хо­зяйственных организаций, существовавших до конфликта в районе Северо-Восточных провинций. Равным образом возоб­новлялась деятельность китайских коммерческих предприятий в СССР.

Вопрос о торговых отношениях между обеими странами, а также вопрос о реальных гарантиях соблюдения соглаше­ний и интересов обеих сторон подлежал разрешению на пред­стоящей конференции.

Восстанавливалось немедленно мирное положение на гра­ницах Китая и СССР с последующим отзывом войск обеих сторон.

Советско-китайская конференция по урегулированию всех нерешенных вопросов должна была открыться в Москве 25 января 1930 г.

Протокол вступил в силу с момента его подписания ¹.

Нанкинские власти сначала отмалчивались, а затем в фев­рале 1930 г. опубликовали заявление, с запозданием отвер­гавшее Хабаровский протокол и прямо направленное на срыв советско-китайской конференции. Они утверждали, что китай­ский делегат превысил свои полномочия, которые якобы ограничивались ведением переговоров о КВЖД, и что он не имел права подписывать протокол без оговорки о необходи­мости ратификации. В силу этого они соглашались направить своего представителя на Московскую конференцию лишь для переговоров относительно КВЖД ².

Шэньянские власти, которым пришлось вынести основную тяжесть начатой ими по указке нанкинского правительства антисоветской провокации, на этот раз ослушались.

Движение по восточной линии КВЖД было возобновлено

10   января, западной—15 января, международное и общее сообщение по КВЖД — 20 января. 1 февраля 1930 г. вышел первый экспресс Харбин — Москва.

Советские граждане были освобождены. Правительство СССР, со своей стороны, отправило в Китай всех военноплен­ных. взятых во времр военных действий.

---------------------- I

¹  См. «Внешняя политика СССР 1917—1944 гг.», т. III, стр. 409.

²   Aitchen К. Wu, op. cit., p. 212.

В Китае все чаще поднимался вопрос о том, кто толкнул страну на такую позорную авантюру. Католическая «Иши- бао», которая немало потрудилась, чтобы вызвать шовини­стический угар, сетовала, что «китайское выступление оказа­лось бесполезным» ^[75]. «Дагунбао», пытаясь объяснить причины поражения, указывала на недооценку силы Советской Армии и провал расчетов на организацию антисоветского похода держав. Газета отмечала, что «власти должны нести ответ­ственность за последствия»^[76]. Синьцзянское правительство опубликовало заявление, в котором указало, что распростра­нявшиеся в газетах слухи об угрозе вторжения советских войск в Синьцзян были лишены всякого основания. «Синь­цзянское правительство, невзирая на печальный инцидент на КВЖД,— говорилось в заявлении,— считало необходимым сохранить дружественные связи с GCCP» ^[77].

Конфликт обманул расчеты империалистов на войну между Советским Союзом и Китаем. Высокая обороноспособ­ность СССР отбила у милитаристов охоту к налетам на со­ветскую территорию. С другой стороны, конфликт лишний раз подчеркнул подлинные мирные намерения Советского правительства и его неизменное дружественное отношение к китайскому народу. Дав сокрушительный отпор зарвавшимся налетчикам, Советский Союз нанес мощный удар по врагам китайского народа как внутренним, так и внешним, и тем самым еще раз оказал помощь и поддержку китайскому на­роду в его трудной борьбе за свободу и независимость.

Общие враги советского и китайского народов — амери­канские и прочие империалисты с их агентурой в лице Чан Кай-ши и милитаристов — потерпели серьезнейшее пора­жение.

Провал антисоветских провокаций был значительным эта­пом на пути гоминдановских реакционеров к их полному по­литическому банкротству и, следовательно, на пути китай­ского народа к его освобождению.

Антисоветская провокация 1929 г. не могла помешать раз­витию дружбы советского и китайского народов, основанной не на временных факторах. Как справедливо отмечает китай­ский историк Пын Мин, «в тяжелые годы реакционного го­миндановского господства Чан Кай-ши омрачал своей тенью историю китайско-советских отношений. Но дружбу между китайским и советским народами не могут нарушить или уничтожить никакие реакционеры»^[78].

СОВЕТСКО-КИТАЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОЧАГА ВОЙНЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

Осенью 1929 г. начался мировой экономический кризис, яв­лявшийся наиболее глубоким и затяжным. Он охватил про­мышленность, сельское хозяйство, кредитную систему всех капиталистических стран. Разразившись в условиях общего кризиса капитализма, он усугубил его. Еще более обостри­лись противоречия, присущие капиталистическому миру.

Агрессивные круги международной буржуазии искали в войне против СССР выход из кризиса. Попытки империали­стов спровоцировать в 1929 г. большую войну между Совет­ским Союзом и Китаем провалились. Однако это не убило в них желание поправить свои дела за счет СССР. В ряде капиталистических стран развернулась бешеная кампания клеветы против Страны Советов. Она обвинялась в том, что якобы по бросовым ценам экспортирует товары за границу и таким образом усугубляет экономический кризис в капита­листических странах.

Японские милитаристы постарались максимально исполь­зовать эту антисоветскую истерию.

«Молодое офицерство» в Японии, руководимое генералом Араки, стало активно выступать против правительства, свя­занного с парламентскими партиями, против самого парла­мента и этих партий, против отдельных представителей капи­талистического мира, которых оно считало противниками авантюристической политики военно-фашистских кругов. Од­новременно с требованиями покончить с «либеральным» кур­сом правительства минсейто внутри страны фашистская воен­щина требовала более «твердой» внешней политики, или, го­воря иначе, развязывания грабительской войны против Китая и военного нападения на Советский Союз. В войне она видела выход из кризиса и одновременно возможность поднять роль милитаристов до положения высшего вершителя судеб япон­ского государства/^[79].

Антисоветская истерия соответствовала японским планам захвата Северо-Восточных провинций Китая для дальнейшего .наступления с этого плацдарма на СССР. Бывший начальник штаба Квантунской армии Мияке заявил на Токийском про­цессе над главными японскими военными преступниками, что «план операций, которые должны были привести к окку­пации Маньчжурии, являлся одной из важнейших составных частей общего плана операций японских войск против СССР» ^[80]. Военный атташе Японии в Москве Касахара писал весной 1931 г. японскому генеральному штабу, что Япония должна продвинуться по крайней мере до Байкала ^[81].

Воинствующие круги Японии считали, что международная обстановка благоприятствует нападению на Китай. Империа­листы США, Англии и Франции, рассчитывая натравить Япо­нию на СССР, даже готовы были предоставить японским ми­литаристам военно-стратегический плацдарм в Китае для борьбы против Советского Союза. Они надеялись также ру­ками японцев уничтожить широкое освободительное движение в Китае, которое подрывало позиции империалистических ко­лонизаторов в этой огромной азиатской стране. Руководители ^внешней политики США, указывает американский прогрес­сивный публицист Дж. Марион, «стремились ослабить СССР лотя бы ценой ослабления Китая, использовать Японию для того, чтобы обескровить СССР»^[82]. Далее Марион приводит слова американского профессора Тэйлора, занимавшегося историей международных отношений на Дальнем Востоке, ко­торый в своей книге «Америка в новых районах Тихого океана» писал: «Соединенные Штаты... надеялись, что им удастся своими маневрами заставить эти две державы (Со­ветский Союз и Японию.— (Л. К.) воевать друг с другом, как это было в 1904—1905 гг.»

Учитывая эти настроения англо-американских кругов, -японские милитаристы выдвинули тезис об-опасности, якобы исходящей от СССР. Они объявили, что только Япония мо­жет играть роль жандарма на Дальнем Востоке, что только она способна подавить революционную борьбу трудящихся Китая и противостоять влиянию Советской России. Японская пропаганда изображала дело так, что Япония должна занять Северо-Восточные провинции Китая, как плацдарм для за­щиты «цивилизации» и «порядка» в этой стране.

Благоприятные условия для японской агрессии создавало и внутреннее положение Китая.

Кризис нанес большой ущерб китайской экономике. Обес­ценилось серебро — в то время основная валюта в Китае. Значительно сократился урожай риса, чая, хлопка. Увеличе­ние ввоза иностранных товаров серьезно сказалось на состоя­нии промышленности. Предприятия сокращали производство или вовсе закрывались. Увеличилась безработица, которая усугублялась возвращением в Китай рабочих, находившихся в эмиграции в Америке и в странах Южных морей.

Глубочайший экономический кризис ухудшил и без того полуголодное существование народных масс.

Вместо того чтобы пойти на значительные политические и экономические преобразования и объединить страну перед лицом возросшей опасности, гоминдановское правительство предприняло лишь демагогические маневры.

В 1930 г. был опубликован так называемый земельный за­кон. Он не затрагивал вопроса о перераспределении земли. Помещичья собственность на землю, бесчеловечная эксплуа­тация крестьян сохранялись. Крестьянам было обещано со­кращение арендной платы до 37,5% урожая. Однако гомин­дановские заправилы не думали выполнять и этого обещания. Положение крестьян все больше ухудшалось. По выборочным данным, с 1929 по 1933 г. китайская деревня облагалась 188 налогами.

Стремясь придать своему режиму демократическую окраску, гоминдановцы созвали в мае 1931 г. в Нанкине На­циональное собрание. Оно приняло проект конституции, в соответствии с которым высшим органом власти в Китае объявлялся съезд гоминдана, а в период между съездами — ЦИК гоминдана, он же назначал правительство. Таким обра­зом, реакционная чанкайшистская клика присвоила себе функции органа высшей власти.

Проект конституции демагогически провозглашал демо­кратические свободы и демократическую систему выборов. Известно, однако, чего стоили в условиях гоминдановского господства эти заявления о демократических свободах.

В результате контрреволюционного переворота Чан Кай- ши ликвидация феодальной раздробленности Китая, начав­шаяся в ходе первой революционной гражданской войны, не была завершена. В Нанкине разрабатывались законы, вводив­шие подчинение различных милитаристских клик централь­ному правительству. Однако на деле государственного един­ства достигнуто не было. В стране существовало несколько милитаристских групп — шэньянская, сычуань-сиканская,. юньнаньская, гуансийская, шаньси-суйюаньская, в руках ко­торых находились^ целые провинции. Непрерывная борьба за власть шла i как между различными группировками внутри гоминдана, так и между отдельными милитари­стами.           . •:

Трагедию Китая дополняло бесчеловечное ограбление на­рода верхушкой гоминдана и прежде всего четырьмя фео­дально-компрадорскими группами — Чан Кай-ши, Кун Сян- си, Сун Цзы-вэнь, братья Чэнь (Чэнь Ли-фу и Чэнь Го-фу). Стремясь к наживе, четыре семейства не останавливались ни перед какими средствами. «Спекуляция, клевета, обман, под­вохи, соблазны, гангстерство, аферы, жестокость,— одним словом, все ради обогащения, не считаясь с тем, сколько де­сятков тысяч людей будет пущено по миру»

Среди четырех семейств тоже постоянно шла взаимная грызня. Кун Сян-си боролся против Сун Цзы-вэня за преобла­дающее влияние в области финансов. В этой борьбе Кун Сян-си поддерживала жена Чан Кай-ши — Сун Мэй-лин, ко­торая лично вела все финансовые дела своего мужа. Кун Сян-си и Сун Цзы-вэнь часто объединялись в борьбе против братьев-Чэнь, претендовавших не только на руководящее по­ложение в партийном и политическом аппарате, но и на «почетное» место в области экономики. Однако все они забы­вали свою вражду, когда заходила речь о выступлении против Компартии Китая и демократических сил страны, против Советского Союза. Здесь эти архиреакционные, антидемокра­тические элементы действовали совместно, единым фронтом.

Захватив решающие государственные посты, представи­тели четырех семейств создавали собственные промышленные, транспортные предприятия^ организовывали банковские и торговые фирмы. Концентрация промышленного и банков­ского капитала в руках компрадорской верхушки гоминдана сопровождалась концентрацией в ее руках земельной собст­венности. Бесконтрольно распоряжаясь государственными денежными средствами и имуществом, они постепенно при­обрели колоссальные богатства. Государственный аппарат был превращен ими в орудие наживы.

Компрадорско-помещичья верхушка гоминдана не прекра­щала борьбы против Коммунистической партии Китая и руко­водимых ею демократических сил, она пыталась подчинить себе те районы, где была установлена народная власть. Начи­ная с 1930 г. чанкайшистское правительство стало организо­вывать походы против демократических районов. В конце

1930 г. гоминдановцы бросили в наступление против револю­ционных баз семь дивизий, насчитывавших около 100 тысяч человек. Этот поход был отбит. В феврале 1931 г. в походе против демократических районов приняла участие 200-тысяч­ная армия. Части китайской Красной армии сокрушили не­приятеля, взяв в плен более 30 тысяч человек и захватив бо­лее 20 тысяч винтовок. В июле того же года был предпринят

третий поход. Сам Чан Кай-ши, сопровождаемый англий­скими, японскими и немецкими советниками, возглавил 300- тысячное войско. Но и на этот раз гоминдановцы были биты.

Гражданская война против демократических сил страны, непрекращавшаяся грызня между милитаристскими кликами и ограбление гоминдановцами китайского народа с целью личной наживы — все это привело к чрезвычайному ослабле­нию Китая. Этим обстоятельством не замедлила воспользо­ваться Япония.

1. Японская агрессия в Северо-Восточных провинциях. Борьба СССР за укрепление мира на Дальнем Востоке

Уклонение                             ^послеД^нюю роль в развязывании им-

кнтайскнх властей периалистическои агрессии Японии про- от выполнения тив Китая сыграла антисоветская поли- Хабаронекого _ТИка гоминдановского правительства, протокола препятствовавшая объединению усилий СССР и Китая в борьбе за предотвращение войны.

Осуществляя профашистскую диктатуру в стране, служа верой и правдой империалистической буржуазии, гоминда­новская клика во главе с Чан Кай-ши всегда была неприми­римым врагом Советского Союза. Политический авантюрист Чан Кай-ши проводил политику лавирования, в зависимости от международной обстановки он то обнажал свою фашист­скую, антисоветскую физиономию, то надевал на нее маску дружелюбия в отношении СССР.

В соответствии с пекинским и шэньянским соглашениями 1924 г. китайское правительство обязалось на началах взаим­ности не допускать на территории Китая существования или деятельности каких-либо организаций или групп, кото­рые вели борьбу против СССР.

По Хабаровскому протоколу от 22 декабря 1929 г. китай­ские власти приняли на себя обязательство немедленно разо­ружить белогвардейские отряды, а их организаторов и вдох­новителей выслать из Северо-Восточных провинций.

Эти обязательства не были выполнены ни нанкинским, ни шэньянским правительствами, несмотря на неоднократные напоминания и требования правительства СССР. Белогвар- дейщина беспрепятственно и безнаказанно вела в Северо- Восточных провинциях антисоветскую деятельность. В Хар­бин приехал генерал Дитерихс, назначенный белогвардейским центром в Париже начальником дальневосточного отдела так называемого «Русскцго общевоинского союза» и руководите­лем антисоветских операций на Дальнем Востоке. Его приезд был использован харбинскими белогвардейцами как повод для антисоветской демонстрации и агитации за быстрейшее выступление против СССР. В пограничных районах Маньч* журии формировались белогвардейские вооруженные банды, широко снабжавшиеся оружием и денежными средствами. Некоторые из этих банд (Зыкова, Пешкова, Сараева, Гор­деева, Алла-Верды и др.) открыто оперировали в районе за­падной линии КВЖД, терроризируя служащих дороги, сры­вая нормальное движение поездов, грабя и убивая мирных китайских и советских граждан ^[83].

Банды получали активную поддержку и помощь со сто­роны белоэмигрантов, служивших в китайской полиции и правительственных учреждениях и одновременно являвшихся активными членами белогвардейских организаций. Эти бело­гвардейцы на китайской службе также вели самостоятельно подрывную работу, провоцируя трения и конфликты между Советским Союзом и Китаем. Так, белогвардейцы из харбин­ского сыскного отделения попытались напечатать и пустить в обращение фальшивую «коммунистическую» листовку, про­вокационно призывавшую к всеобщей забастовке на КВЖД^[84].

Усилившиеся вследствие полной безнаказанности антисо­ветская деятельность и открытые вооруженные выступления белогвардейских банд представляли серьезную опасность для сохранения мира и порядка на Дальнем Востоке и добросо­седских отношений между двумя странами.

Генеральное консульство СССР в Харбине 7 октября

1930 г. сделало по этому поводу соответствующее представле­ние властям Северо-Восточных провинций. Оно потребовало принять меры к прекращению деятельности белогвардей­цев ^[85].

В ответной ноте от 9 октября 1930 г. шэньянское прави­тельство не только не отрицало существования банд бело­гвардейцев, не само же признало, что одна такая группа гото­вилась перейти из Северо-Восточного Китая на советскую территорию. Оно вынуждено было подтвердить возмутитель­ную историю с распространением белогвардейцами из хар­бинской полиции провокационных фальшивок с призывом к забастовке на КВЖД. Шэньянское правительство в отличие от Нанкина не отрицало и своих договорных обязательств по Хабаровскому протоколу ^[86].

Однако власти уклонились от ясного и определенного от­вета на ноту Советского правительства.

Коммунистическая партия Китая указывала, что, несмотря на голод на Севере, гоминдан выступал против ввоза из СССР продуктов, нарушил хабаровское соглашение и подстре­кал вооруженные белогвардейские банды к проникновению на советскую территорию с целью осуществления диверсион­ных актов. Компартия заявила о своем стремлении решитель­но идти по пути Советского Союза К

Дипломатические отношения между СССР и Китаем, ра­зорванные в 1929 г. по вине нанкинского правительства, не были восстановлены. В соответствии с Хабаровским прото­колом от 22 декабря 1929 г. обе стороны назначили на 25 ян­варя 1930 г. открытие советско-китайской конференции, на которой предполагалось урегулировать вопросы о КВЖД, о восстановлении отношений между двумя странами, о тор­говле.

Нанкинское правительство, однако, тянуло с созывом кон­ференции.

Следует заметить, что в книгах по истории международ­ных отношений некоторых зарубежных авторов делается попытка свалить ответственность за затяжку созыва конфе­ренции на советскую сторону. Насколько несправедливо такое утверждение, свидетельствуют приводимые ниже документы.

«20 января 1930 года.

Дипломатическому комиссару и даоиню г. Цай Юнь-шэк

В ответ на Вашу просьбу об отсрочке советско-китайской конференции, назначенной к созыву в Москве 25 января с. г. согласно соглашению, заключенному в Хабаровске 22 декаб­ря,— имею честь по поручению правительства СССР про­сить Вас, господин комиссар, довести до сведения правитель­ства Трех Восточных провинций, что Советское правительство- расценивает предложение об отложении конференции как попытку со стороны центрального правительства Китая оття­нуть дело так же, как оно оттягивало это дело в июле месяце, когда на происходивших тогда с Вами переговорах могли бы быть разрешены все вопросы без осложнения конфликта.

Советское правительство не может относиться с доверием к этим действиям центрального правительства, поскольку они подрывают возможности мирного соглашения между обеими великими странами.

Прошу принять мои уверения в совершенном к Вам ува­жении.

Вр. Упр. Генконсульством в Харбине—(подпись)»².

«27 января 1930 года.

Дипломатическому комиссару г. Цай Юнь-шэн

Господин Дипломатический комиссар,

Согласно п. 8 протокола, подписанного в Хабаровске 22 де­кабря 1929 г. надлежаще уполномоченными представите­лями Китая и СССР, советско-китайская конференция пек                   I

¹   Обращение ЦК Компартии Китая от 10 октября 1930 г. (АВП СССР,, ф. 100 а/о, п. 163, д. 6. лл. 460—469).

²   АВП СССР, ф. 100а, п. 94, д. 1, л. 374.

урегулированию всех спорных вопросов созывается в Москве на 25 января 1930 г.

Между тем, несмотря на то, что не было никаких обстоя­тельств, задерживающих нормальное открытие работ этой конференции, китайские делегаты в назначенный срок в Мо­скву не прибыли, и, таким образом, исключительно по вине китайской стороны 25 января с. г. конференция не смогла открыться.

Заявляя самый решительный протест против такого ничем не оправданного нарушения Хабаровского протокола, прави­тельство СССР настаивает на скорейшем открытии конферен­ции и требует официально сообщить, когда выезжают делега­ты Китая на конференцию в Москву.

Примите, господин Дипломатический комиссар, уверения в моем совершенном к Вам уважении.

Генеральный консул СССР в Харбине—(подпись)*.

«Генеральному консулу СССР в Харбине

Правительством нашего государства г. Мо Дэ-хой специ­ально назначен представителем на китайско-советскую кон­ференцию.

Представитель г. Мо Дэ-хой решил выехать 1 мая из Хар­бина в Москву на конференцию,— о чем считаю своим долгом довести до сведения уважаемого Генерального консула.

12. IV. 19 г. КР

Особоуполномоченный МИД для Гиринской провинции в гор. Харбине

(подпись) (печать)»^[87].

Делегат нанкинского правительства Мо Дэ-хой, представ­лявший также и шэньянские власти, приехал в Москву только

9   мая. Конференция начала свою работу лишь 11 октяб­ря, поскольку* Мо Дэ-хой не спешил приступить к офици­альным переговорам.

Делегация СССР считала, что задача С°а^ско-китаиск^ая конференции в известной мере облегча- иференция                                         _что Хабаровский протокол уста­

новил круг подлежавших обсуждению и решению вопросов, а принципы, которыми надлежало руководствоваться при ведении переговоров, были определены пекинским и шэньян­ским соглашениями 1924 г. В этих соглашениях, как изве­стно, нашла полное отражение политика Союза ССР в отно­шении Китая, установленная еще в декларациях 1919 и 1920 гг. Это политика отказа от всех несправедливых и на­сильственно вырванных царизмом у китайского народа при­вилегий, политика установления дружественных отношений на началах равенства и взаимности в интересах народов

СССР и Китая, политика сочувствия китайскому народу в его борьбе против неравноправных договоров, за полную неза­висимость, за уничтожение всех и всяческих преград, воз­двигнутых на пути его свободного развития.

На первом же заседании конференции, 11 октября 1930 г., советская делегация выразила надежду, что китайская сто­рона также будет рассматривать пекинское и шэньянское со­глашения 1924 г. и Хабаровский протокол 1929 г. как базу для окончательного урегулирования в духе дружбы и полного равенства всех вопросов советско-китайских отношений. Деле­гация подчеркнула, что строгое выполнение обязательств, взятых обеими сторонами по трем указанным выше актам, способствовало бы дальнейшему укреплению добрососедских отношений между обеими странами и успешному ходу работ конференции

При встречах с представителем СССР еще до начала конференции — 8 июня, 21 июня, 4 июля и 8 октября—Мо Дэ-хой пытался заверить, что нанкинское правительство и в особенности власти Северо-Восточных провинций выполняли Хабаровский протокол, поэтому нет необходимости в новом формальном признании Хабаровского протокола конферен­цией.-

Правительство СССР, однако, не могло удовлетвориться простыми заверениями и настаивало на проведении в жизнь положений протокола. Это особенно было необходимо пото­му, что 8 февраля 1930 г. нанкинское правительство объявило

о непризнании им Хабаровского протокола.

На первом заседании Мо Дэ-хой попытался уйти от во­проса о признании Хабаровского протокола. На прямо по­ставленный Л. М. Караханом, возглавлявшим советскую де­легацию, вопрос о том, признает ли нанкинское правительство протокол, Мо Дэ-хой не дал определенного ответа ^[88]. Делега­ции условились вернуться к этому вопросу на следующем за­седании.

6   ноября Мо Дэ-хой заявил советскому представителю, что не может быть сомнений в сохранении на КВЖД режима, восстановленного согласно пекинскому и шэньянскому согла­шениям и Хабаровскому' протоколу. Правительство СССР нашло возможным перейти к рассмотрению вопросов, подле­жавших обсуждению на советско-китайской конференции, а именно: о КВЖД, о торговых и дипломатических отноше­ниях между двумя странами ^[89].

Однако в письме Мо Дэ-хоя главе советской делегации от

17 ноября 1930 г. формулировка бесспорного обязательства в отношении режима на КВЖД была настолько двусмыслен­на, что не могла не внушать Советскому правительству са­мых серьезных опасений

Правительство СССР 23 ноября 1930 г. вновь заявило о совершенной недопустимости каких-либо самочинных и од­носторонних действий в отношении КВЖД, ибо именно тако­го рода действия создали в 1929 г. серьезную угрозу для дела мира и добрососедских отношений между СССР и Китаем ^[90].

28  ноября 1930 г. Мо Дэ-хой ответил, что произошло не­доразумение, и предложил продолжить заседания конфе­ренции ^[91].

После обмена письмами между представителями СССГР и Китая 4 декабря 1930 г. состоялось второе заседание конфе­ренции. Было образовано три комиссии по таким вопросам:, о КВЖД, о торговом соглашении, о восстановлении дипломати­ческих отношений. Из Китая для участия в работе конферен­ции прибыли эксперты. Однако неожиданно заседания были прерваны: 12 декабря Мо Дэ-хой сообщил, что он получил указание выехать для доклада в Китай.

Нанкинское правительство не спешило нормализовать ки­тайско-советские отношения.

Империалистические круги, боявшиеся советско-китай­ского сближения, учитывая колебания нанкинского прави­тельства, старались оказать нажим на него и помешать улуч­шению отношений между. Советским Союзом и Китаем. Япон­ские милитаристы уговаривали гоминдановскую верхушку не верить в искренность Советского правительства. Они рас­пространяли слухи о том, будто СССР готовится занять Баргу^[92] (район во Внутренней Монголии), будто он согла­сился продать КВЖД Соединенным Штатам Америки^[93]. Японская пропаганда утверждала, что добрососедские отно­шения между Китаем и СССР «таят в себе великую опас­ность» ^[94]. Английские реакционные круги, предупреждая про­тив нормализации советско-китайских отношений, указывали, что, если будут восстановлены советские консульства в Ки­тае, они будут вести «губительную для страны деятель­ность» ^[95].

27  февраля 1931 г. Центральный политический совет го­миндана рассматривал вопрос о советско-китайской конфе­ренции. Было решено прежде всего добиваться отказа Совет­ского правительства от прав на КВЖД. При переговорах d торговле и восстановлении дипломатических отношений пред­ставителю Китая поручалось требовать, чтобы Советский Союз соблюдал принципы равенства и признания за Китаем таможенной автономии К

При ознакомлении с этим решением прежде всего бро­саются в глаза искусственность и надуманность требований, которые предъявлялись Советскому правительству.

Стремясь завладеть КВЖД, гоминдановцы не считали нужным разъяснить, на какие средства они собирались ее выкупить и в чьи руки она должна была затем попасть. А ведь это был немаловажный факт, имевший серьезное зна­чение для СССР. В соответствии с пекинским и шэньянским соглашениями 1924 г. китайское правительство могло выку­пить дорогу только на национальные средства. Смысл этого постановления состоял в том, чтобы не допустить захвата до­роги иностранными монополиями и использования ее против СССР, как это было в 1918—1924 гг.

Антисоветский характер носило указание о том, чтобы при обсуждении вопроса о торговле исходить из принципа равенства и признания за Китаем таможенной автономии. Оно имело целью создать впечатление, будто СССР не со­гласен строить свои торговые отношения на основе равенства и признания суверенных прав Китая. Но ведь еще в деклара­циях 1919 и 1920 гг. и в соглашениях 1924 г. было подчерк­нуто, что отношения между СССР и Китаем должны стро­иться на основе равенства, невмешательства во внутренние дела, уважения суверенных прав. В пекинском соглашении было зафиксировано решение обеих стран заключить торго­вый договор и выработать таможенный тариф в соответствии с принципами справедливости и взаимности (статья 13). В соответствии с шэньянским соглашением от 20 сентября 1924 г. стороны договорились поручить смешанной комиссии на основе принцилов равноправия и взаимности выработать таможенный тариф и заключить торговый договор. Советский Союз не только не отступил от этих соглашений, но настаивал на том, чтобы пекинское и шэньянское соглашения, а также Хабаровский протокол легли в основу работы советско-китай­ской конференции.

Нежелание нанкинского правительства пойти на нормали­зацию отношений с СССР было очевидным. Китайские ком­мунисты, сигнализируя народу о препятствиях, которые го­миндановские власти чинили . переговорам, указывали, что заявления Мо Дэ-хояо скорой поездке в Москву для завер­шения китайско-советСкой конференции имеют целью обма­

нуть трудящиеся массы и прикрыть подготовку к новому нападению на Советский Союз. Они предупреждали, что правительство подтягивает войска к границе СССР, где уже сосредоточено 60 тысяч гоминдановских солдат. «Мы должны решительно подняться,— призывали коммунисты,— на воору­женную защиту Советского Союза» К

28  марта 1931 г. представитель нанкинского правитель­ства вернулся в Москву. На следующий день состоялся не­официальный обмен мнениями между М. М. Литвиновым и Мо Дэ-хоем. Было решено созвать третье заседание совет­ско-китайской конференции 6 апреля. Поскольку подготовка не была завершена, оно состоялось 11 апреля. Делегации представили проекты основных принципов выкупа КВЖД.

Советский проект предусматривал поручение комиссии определить стоимость дороги и справедливую выкупную цену, учтя те суммы, которые дорога должна правительствам СССР и Китая или эти правительства задолжали КВЖД. До­рога могла быть выкуплена только на национальные сред­ства Китая. Китайское правительство должно было взять на себя обязательство не передавать дорогу частично или пол­ностью третьей державе, а также не предоставлять специаль­ных прав и привилегий. КВЖД не могла быть использована для военных целей третьей стороны. Совместное управление должно было осуществляться в соответствии с пекинским и шэньянским соглашениями до тех пор, пока дорога не будет полностью выкуплена ^[96].

Эти предложения правительства СССР соответствовали советско-китайским соглашениям 1924 г.

Китайский проект содержал лишь поручение комиссии определить выкупную цену дороги и порядок передачи. Под имуществом КВЖД делегация нанкинского правительства подразумевала только имущество, относившееся к деловым операциям. Из выкупной суммы предлагалось исключить долг китайского правительства. Наконец, в проекте не было указания о том, что дорога будет выкуплена на националь­ные средства Китая ³.

На четвертом и пятом заседаниях (21 и 29 апреля) со­ветской делегацией были подробно изучены оба проекта. Ки­тайская делегация уклонилась от рассмотрения вопроса об условиях выкупа под предлогом, что термин «условия» пекин­ского соглашения расшифровывается шэньянским соглаше­нием как метод определения выкупной стоимости. Иными словами, делегация нанкинского правительства не хотела рассматривать тех условий, которые имели целью не допу­стить, чтобы дорога вновь стала объектом интриг империа­листических держав.

В обстановке, когда гоминдановское правительство про­водило враждебную СССР политику, когда Северо-Восточ­ные провинции были ареной антисоветской деятельности белогвардейщины и империалистических разведок, когда на КВЖД зарились империалистические державы, правительст­во СССР вынуждено было настаивать на принятии этих условий.

На шестом и седьмом заседаниях (14 и 24 мая) китай­ская делегация упорно выдвигала на первый план вопрос о выкупной стоимости К

Советская делегация считала более целесообразным за­няться сначала обсуждением вопросов о восстановлении ди­пломатических отношений и о торговле, а тем временем экс­перты подготовили бы предложения по вопросу о выкупе КВЖД. Нормализация отношений между двумя странами диктовалась острой необходимостью: было очевидным, что готовится агрессия на Дальнем Востоке. Улучшение совет­ско-китайских отношений могло оказать положительное влия­ние на международную обстановку.

Представитель Нанкина, однако, главным продолжал счи­тать вопрос о КВЖД.

4  июня 1931 г. состоялось восьмое заседание конферен­ции. Мо Дэ-хой предложил пересмотреть соглашение о вре­менном управлении КВЖД. При этом он сослался на то, что это соглашение якобы было подписано на один год. Jl. М. Карахан указал, что ни в пекинском, ни в шэньянском соглашениях о КВЖД нет постановления, которое ограни­чивало бы действие этих документов одним годом. Однако советская делегация выразила готовность принять такие ре­шения, которые ввели бы работу дороги в строгие и твердые рамки существующих договоров^[97], например, выработать но­вый устав КВЖД.

На заседании 21 июня советская делегация предложила разрешить спорные вопросы, которые возникли за период совместного управления, а также вопросы финансовые и о пересмотре устава^[98]. Их урегулирование обеспечило бы нор­мальную работу дороги и предотвратило бы в дальнейшем всякие конфликты и недоразумения.

На следующих заседаниях в июне — октябре 1931 г. по- прежнему обсуждался вопрос о КВЖД. Вопросы о восста­новлении дипломатических отношений и торговле делегация нанкинского правительства обходила.

В результате саботажа чанкайшистской клики советско- китайские отношения в 1930—1931 гг. не были нормализова­ны. Правящие круги гоминдана поставили Китай в поло­жение изоляции, что, разумеется, было только на руку аг­рессивным силам.

Едва ли кто-либо может оспаривать, что, если бы гомин­дановское правительство не проводило враждебной политики в отношении Советского Союза, если бы между СССР и Ки­таем были установлены тесные дружественные отношения, чего систематически добивалось Советское правительство, Япония не зашла бы так далеко в осуществлении своих экс­пансионистских планов. В интервью представителям печати 12 декабря 1932 г. народный комиссар иностранных дел СССР отмечал, что вряд ли и в Китае может кто-либо думать, что печальные события, приведшие к разрыву отношений между СССР и Китаем, принесли последнему какую-нибудь пользу. Возникновению пертурбаций на Дальнем Востоке, несомнен­но, в немалой степени способствовал тот факт, что нормаль­ные дипломатические отношения поддерживали между собой не все государства, расположенные в бассейне Тихого океана *. Даже Сунь Фо вынужден был признать впослед­ствии, что если бы не ухудшение китайско-советских отно­шений, если бы между СССР и Китаем продолжали сущест­вовать дружественные революционные связи, то враг не рискнул бы предпринять агрессию. Поскольку же Китай порвал отношения с единственным дружественным госу­дарством, Япония смело приступила к осуществлению своих агрессивных планов ^[99].

В ночь с 18 на 19 сентября 1931 г. япон-

СеверсьВгнзточного       ^^{кие части}’ Расположенные в зоне Южно-

Китая.                       Маньчжурской железной дороги, захва- Мероприлтил СССР ченной Японией в 1905 г., овладели

по сохранению              Шэньяном. В течение двух дней они за-

^МИраВостоке^ЬНеМ* ^няли Аньдун, Чанчунь и ряд других крупных городов Северо-Востока. Гоминдановская клика не мешала японским милитаристам оккупировать Северо-Восточные провинции, непосредственно граничащие с СССР, рассчитывая, что Япония затем устре­мится на Советский Союз, а также надеясь с помощью япон­ских штыков подавить революционное движение в стране.

В Северо-Восточном Китае была расположена' огромная, 300-тысячная армия Чжан Сюэ-ляна. Она, несомненно, могла дать отпор захватчикам. Однако Чан Кай-ши приказал Чжан Сюэ-ляну: «Избегать расширения инцидента, решитель­но не допускать сопротивления» ^[100]. По распоряжению из Нан­кина значительная часть этой армии без боя была отведена на юг. Гоминдановское правительство стремилось создать впечатление, что ему необходимо избежать столкновения, которое могло поставить Китай в положение воюющей сто­роны и дать основание державам квалифицировать японские захваты как приобретенные в результате войны.

В целях маскировки своей капитулянтской политики нан­кинское правительство 21 сентября 1931 г. обратилось в Лигу наций с просьбой разобраться в событиях на Северо-Востоке Китая. При этом оно не преминуло подчеркнуть в меморан­думе от 12 октября 1931 г., что «воздерживалось с самого начала от всяких актов враждебности и дошло в этом воз­держании до отдания строгого приказа своим военным си­лам не сопротивляться каким бы то ни было способом про­должающемуся наступлению японских войск, несмотря на акты провокации, совершающиеся во все более расширяющей­ся зоне»

Не изменив своей традиции и на сей раз, Лига наций, главную роль в которой играли Англия и Франция, сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить принятия конкрет­ных, действенных решений против японской агрессии.

Позиция Лиги наций была поддержана и американскими правящими кругами. В меморандуме президента указыва­лось, что если бы японцы прямо заявили правительству США, что существование Японии будет поставлено под угро­зу, если наряду с соседством на севере большевистской Рос­сии она будет иметь еще на фланге большевизированный Китай, и что поэтому Японии нужно дать возможность вос­становить порядок в Китае,— если бы они это прямо заявили, то США не могли бы выдвинуть возражений.

Неудивительно, что уже первые резолюции, принятые Лигой наций (30 сентября и 13 октября), не только не при­остановили агрессию Японии, а, наоборот, содействовали ей.

4  ноября японские войска начали дальнейшее наступление на север, к границам Советского Союза, а через некоторое вре мя и на юг, в район Цзиньчжоу.

Решение совета Лиги 10 декабря 1931 г. о посылке в Се­веро-Восточный Китай комиссии для изучения положения (комиссия Литтона) ^[101] окончательно убедило правящие круги Японии в том, что Лига не намерена чинить серьезные пре­пятствия их действиям в Китае, и они продолжали осуществ­лять свои агрессивные замыслы. В январе 1932 г. японские войска напали на Шанхай, но, встретив героический отпор шанхайских трудящихся во главе с коммунистами и частей 19-й армии, вынуждены были отступить. В марте 1932 г. Япо­ния провозгласила создание марионеточного государства Мань- чжоу-Го.

Японские империалисты наглели с каждым днем. Они со­вершенно перестали считаться с Лигой наций. Когда же она 24 февраля 1933 г. приняла резолюцию по вопросу о японо­китайском конфликте *, Япония вышла из ее состава и начала наступление в провинции Жэхэ. К 4 марта 1933 г. Жэхэ была оккупирована, и японские войска двинулись в провинцию Хэбэй. К концу мая они находились в 35 милях от Тяньцзиня и в 13 милях от Пекина. 31 мая гоминдановское правитель­ство заключило в Дагу капитулянтское соглашение, по кото­рому предоставило Японии ряд военных и политических при­вилегий в Северном Китае. Весь район к югу от Великой китайской стены до подступов к Пекину и Тяньцзиню пре­вращался в «демилитаризованную» зону, куда был запрещен доступ китайским войскам.

Но преданный своим правительством китайский народ не сдался. Под руководством Коммунистической партии он ре­шительно поднялся на борьбу с японскими захватчиками. Трудящиеся Китая разгадали маневры нанкинского прави­тельства. «Различные группы гоминдана,— указывал по это­му поводу I Всекитайский съезд Советов, открывшийся

7  ноября 1931 г. на территории революционной базы в Цзян­си,— не оказывают никакого сопротивления этому грубому нападению (нападению Японии на Северо-Восточный Ки­тай.— М. К.). Прикрываясь лживыми словами о соблюдении «спокойствия», они стараются сломить антиимпериалистиче­ское движение. Они продают Маньчжурию империалистам, чтобы помочь им в нападении на Советский Союз» ^[102].

В принятом съездом проекте Конституции рабоче-кресть- янской республики провозглашалось, что народная власть Китая образует совместно с трудящимися всех стран единый революционный фронт и считает СССР своим надежным союзником ^[103].

Правительство демократических районов в обращении к народу по поводу насильственного захвата японскими импе­риалистами Северо-Восточных провинций призвало трудя­щихся Китая к сплочению и борьбе с агрессором, к изгна­нию его из Китая, к солидарности с Советским Союзом.

Трудящиеся Китая широким фронтом поднялись на борь­бу против японского агрессора. В Шанхае, Ухане, Пекине, Нанкине, Гонконге вспыхнули забастовки. По всей стране прокатилась волна демонстраций и митингов.

Коммунистическая партия Китая с самого начала япон­ского вторжения обратилась с воззванием, в котором требо­вала немедленного вывода японских войск из страны, полнога аннулирования всяких привилегий империалистов, уничтоже­ния всех неравноправных договоров. Компартия неоднократ­но обращалась с призывом к гоминдану прекратить граждан­скую войну и объединить все силы для борьбы против агрес­соров.

Коммунисты организовали сопротивление японским за­хватчикам в Северо-Восточных провинциях. 19 сентября

1931  г. Североманьчжурские комитеты Компартии и комсо­мола обратились к населению с воззванием, в котором при­звали к-забастовкам на предприятиях. Воззвание заканчива­лось словами: «На борьбу против захвата Маньчжурии япон­скими войсками и их наступления на отечество рабочих — СССР»

Население Северо-Востока и часть находившихся там патриотически настроенных войск под руководством Комму­нистической партии Китая организовали антияпонскую Доб­ровольческую армию, Объединенную северо-восточную армию и повели героическую партизанскую войну. Эта борьба при­обрела большой размах, и, хотя партизанам приходилось переносить многочисленные трудности, врагу не удалось раз­громить их.

Коммунистическая партия Китая, понимая, что от Лиги наций нечего ждать действенных мер пресечения японской агрессии, вела большую работу по объединению всех сил народа для отпора агрессорам. 10 января 1933 г. в обраще­нии к китайскому народу правительство демократических районов объявило, что в борьбе против японских захватчиков, оно готово сотрудничать с любыми вооруженными силами при условии прекращения гражданской войны, прекращения наступления на демократические районы и их вооруженные силы, гарантии демократических свобод и прав китайскому народу, вооружения народа для антияпонской войны².

Именно потому, ч^о Коммунистическая партия была есте-

■----------------                      I

¹  АВП СССР, ф. 100 а/с, п. 163, д. 6, л. 18.

³   Г. В. Ефимов, Очерки по новой и новейшей истории Китая, стр. 317.

ственным центром притяжения всех антиимпериалистических сил в Китае, агенты японского, американского, английского и ■французского империализма с особой настойчивостью требо­вали от гоминдана ликвидировать демократические районы. «...Коммунистическая опасность в Цзянси,— писал «Журналь де Пекин» 5 марта 1931 г.,— дает себя все более чувствовать. Надо освободить войска, собранные вокруг Шанхая, чтобы •бросить их против красной чумы». «Разложение среди китай­ской армии достигло невероятных размеров,— писала «Норс Чайна дейли ньюс» 9 февраля 1932 г.— Если оно не будет приостановлено в дальнейшем, красные войска в ближайшем •будущем займут всю долину Янцзы. Вконец истощенным не­имущим классам терять больше нечего... 400-миллионный на­род стоит перед перспективой прихода к коммунизму».

Отдавая иностранным захватчикам целые провинции, чанкайшистская клика в то же время не прекращала борьбы против Компартии, руководимых ею демократических сил и тех районов, где была установлена народно-революционная власть. В феврале 1933 г. закончился провалом четвертый поход против демократических районов, начатый нанкинским правительством в июне 1932 г. В октябре 1933 г. гоминданов­ские генералы вновь мобилизовали миллионную армию для ■пятого похода, подготовленного с помощью империалистов •США, Германии, Японии, Англии и др. Борьба против рево­люционных сил велась под демагогическим лозунгом: «Сна­чала внутреннее умиротворение, а затем — сопротивление внешнему врагу». Событиям в Северо-Восточном Китае совет­ское правительство придавало самое серьезное значение.

Во-первых, японская агрессия в Северо-Восточном Китае была чревата опасностью войны и против СССР. Японская военщина не скрывала своих агрессивных планов./«В про­грамму нашего национального роста,— гласил престювутый меморандум Танака,— входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией... Мы будем всемерно наполнять Северную Маньчжурию нашими силами. Советская Россия должна будет ‘вмешаться, и это будет для нас пред­логом для открытого конфликта».^

Во-вторых, Советский Союз не мог пройти мимо того •факта, что агрессия в Северо-Восточном Китае при создав­шейся международной обстановке являлась серьезной угро­зой миру и' безопасности всех народов Азии, что она несла многомиллионному китайскому народу новые неисчислимые >бедствия, рабство и нищету, превращение Китая в колонию японского империализма.

Таким образом, кровные интересы народов СССР не только не противоречили чаяниям и интересам китайского на­рода, а, наоборот, совпадали с ними, что еще крепче связы­вало эти два великих народа.

Конечно, лучшим путем отражения японской агрессии было бы объединение усилий Советского Союза и Китая в борьбе за мир на Дальнем Востоке. Именно этим соображе­нием руководствовалось правительство СССР, добиваясь нормализации советско-китайских отношений.<^Когда до Мо­сквы дошла весть о японском вторжении в Северо-Восточные провинции, создавшем угрозу как Китаю, так и СССР, Совет­ское правительство стало еще более активно настаивать на восстановлении отношений. Заместитель наркома по иностран­ным делам посетил Мо Дэ-хоя и заявил, что этот конфликт усиливает необходимость возобновления отношений между СССР и Китаем. Но гоминдан и в то тяжелое для Китая время не пожелал пойти на нормализацию отношений. Мо Дэ-хой отказался обсуждать этот вопрос, сославшись на то, что не имеет указаний своего правительства *.

Советское правительство не прекращало своих попыток лресечь японскую агрессию.

Правительство Союза ССР заявило, что советский народ всей душой на стороне китайского народа, борющегося за ос­вобождение от империалистического гнета, за государствен­ную независимость и национальное объединение. Политика СССР -на Дальнем Востоке вытекает из уважения суверенных прав и независимости других государств, из уважения между­народных договоров, заключенных с Китаем, из безусловного отрицания политики военной оккупации и интервенции.

Критикуя бездействие и беспомощность Лиги наций, Со­ветский Союз высказывался за действенные Меры коллектив­ной безопасности. Советское правительство отклонило обра­щение генерального секретаря Лиги наций с предложением принять участие в работе консультативного комитета², по­скольку комитет преследовал империалистические цели. В письме по этому вопросу правительство СССР указывало, что оно поддерживает только те предложения, которые дей­ствительно направлены на установление справедливого мира, и не позволит втянуть себя в войну, которой жаждут импе­риалисты, чтобы одновременно выйти из кризиса и уничто­жить страну социализма. В заключительной части телеграм­мы подчеркивалось, что Советское правительство, верное своей миролюбивой внешней политике, всегда будет солидари­зироваться со всякими действиями и предложениями между­народных органов и отдельных правительств, направленными к скорейшему и справедливому разрешению конфликта и кон­солидации мира на Дальнем Востоке ³.

: ______________________ _в                   согласно резолюции Лиги наций от

24 февраля 1933 г.

³   См. «Внешняя политика СССР 1917—1944 гг,*, т. Ill, стр. 588,

В то же время Советский Союз принял ряд мер для ока­зания поддержки китайскому народу. 5 декабря 1932 г. японские войска в Северо-Восточных провинциях настолько потеснили китайские части под командованием генерала Су Бин-вэня, что они оказались на советской территории. Хотя дипломатические отношения еще и не были восстановлены, правительство СССР все же взяло под свою защиту китай­ских граждан. 8 декабря 1932 г. японский поверенный в де­лах в СССР Амо обратился к Советскому правительству с просьбой выдать генерала Су Бин-вэня и его солдат. Заме­ститель народного комиссара иностранных дел выразил поверенному удивление по поводу этой просьбы и заявил, что правительство СССР не только не может выдать генерала Су Бин-вэня и его сторонников, но не может даже принять к обсуждению вопрос о их выдаче ^[104]. В Советском Союзе китай­ским патриотам была устроена теплая встреча.

Это глубоко взволновало китайскую общественность. На­ходившиеся в то время в Пекине различные организации Северо-Восточных провинций: профсоюзы, Крестьянский союз, Союз работников просвещения, Ассоциация торгов­цев— направили в СССР телеграмму, в которой от имени 30-миллионного населения Северо-Востока выразили глубо­кую благодарность и заявили, что «мир на Дальнем Востоке должен строиться на основе тесных дружественных отноше­ний великих государств — Китая и Советского Союза» ^[105].

Широкие слои трудящихся Китая с боль-

Восстановленне _{шим внимание}м следили за жизнью со- советско-китаиских                        „                     ^

отношений ветских людей, требовали восстановле­ния дипломатических отношений и укреп­ления дружеских связей с Советским Союзом.

В демократических районах были созданы организации «Общества друзей СССР». В городах и селах происходили многотысячные демонстрации против подготовки империали­стами антисоветской войны.

Временное центральное рабоче-крестьянское правитель­ство во главе с Мао Цзэ-дуном, образованное на территории демократических районов, в ноябре 1931 г. торжественно заявило об искренней дружбе и прочной солидарности с СССР ^[106].

Вскоре после вторжения японских милитаристов в Северо- Восточный Китай различные общественные организации Северо-Востока и Ассоциация студентов Шанхая потребовали от гоминдановского правительства немедленного возобновле­ния отношений с Советским Союзом К

В ноябре 1932 г. группа деятелей и общественные органи­зации Северо-Восточных провинций Китая послали в Москву своего представителя Цао Лин-хэна, чтобы рассказать о тя­желом положении, в котором оказался Китай. «Как всегда в несчастье человек обращает свои взоры к своим добрым друзьям,— говорил он в Наркоминделе СССР,— так и мы ищем сейчас своих друзей повсюду, и поэтому наши взоры устремились на Советский Союз». Он передал письма от раз­личных организаций, в которых указывалось, что лучшие представители китайского народа участвуют в движении за восстановление китайско-советских отношений и тесную дружбу^[107]. «Если между Китаем и Россией не будет твердого и крепкого союза на почве искренности и доверия,— говори­лось в письме Объединенного союза организаций спасения Китайской республики,— то невозможно будет прекратить агрессию Японии и обеспечить мир во всем мире»^[108].

Среди членов нанкинского правительства существовали разногласия по вопросу нормализации советско-китайских отношений. Прояпонская группировка (Ван Цзин-вэй, Чжан Цюнь) возражала против восстановления отношений с СССР, ссылаясь на то, что это вызовет недовольство японского пра­вительства и приведет к репрессиям со стороны Японии. Сун Цзы-вэнь, Кун Сян-си, связанные с американским капиталом, и примкнувшие к ним Ло Вэнь-гань и В^ллиштон счи­тали нежелательной дальнейшую оттяжку переговоров. Они полагали, что восстановление китайско-советских отношений окажет сдерживающее влияние на японскую экспансию в Китае и создаст дополнительные возможности для вовлечения СССР в конфликт с Японией. Чан Кай-ши согласился с этими соображениями ^[109].

6   июня 1932 г. Центральный политический совет гомин­дана принял решение о проведении секретных переговоров с Советским Союзом, известие о котором, кстати сказать, сразу же просочилось в печать.

Министр иностранных дел Ло Вэнь-гань поручил предста­вителю Китая на Женевской конференции по разоружению Ян Хой-цину вступить в переговоры с представителем СССР ^[110].

Решение нанкинского правительства о проведении пере­говоров с СССР встревожило правящие круги Японии. Газета «Асахи» сообщила, что министерство иностранных дел с на­пряженным вниманием следит за позицией СССР, учиты­вая, что мотивом предложения Нанкина о возобновлении дип­ломатических отношений является попытка победить Японию в дипломатической борьбе путем завоевания СССР на сто­рону Китая«Джэпэн адвертайзер» писала, что советско- китайский пакт вызовет изменение соотношения сил на Дальнем Востоке^[111]. «Цюгай», отражавшая настроение финан­совых кругов, указывая, что СССР, с одной стороны, всяче­ски мешает проведению японскими войсками карательной экспедиции в Северной Маньчжурии, а, с другой стороны, стремится к быстрейшему восстановлению дипломатических отношений с Китаем и даже собирается заключить с ним договор о ненападении, предлагала Японии и Китаю объеди­ниться, чтобы противодействовать политике СССР на Даль­нем Востоке^[112].

Японская военщина пыталась запугать нанкинское пра­вительство большевизацией Китая. Бывший посол Японии в Москве Танака утверждал, что «Москва — кузница больше­визации Китая» ^[113]. «Ници-ници» заявила, что со стороны СССР на Китай якобы обрушится «тайфун», «подобного которому Тихий океан никогда не видел»^[114].

Характеризуя отношение Японии к советско-китайским пе­реговорам, газета «Пекин кроникл» писала, что, в представ­лении японцев, Китай, готовится к самому страшному пре­ступлению— восстановлению отношений с СССР^[115].

Реакция в Японии на советско-китайские переговоры очень убедительно показала, кому была на руку враждебная СССР политика нанкинского правительства, кому было выгодно от­сутствие нормальных отношений между СССР и Китаем.

26  июня 1932 г. Ян Хой-цин вручил М. М. Литвинову пись­мо, в котором* предложил обсудить вопрос о заключении до­говора о ненападении между СССР и Китаем^[116]. 6 июля 1932г. М. М. Литвинов предложил начать переговоры о подписании договора о ненападении и восстановлении дипломатических отношений между двумя странами^[117].

Сторонники нормализации советско-китайских отношений из нанкинского правительства направили в Москву некоего Гарри Хасси, англичанина. Прибыв в июле в Москву, Хасси стал искать встречи с Л. М. Караханом. Он заявил сотруд­нику НКИД, что послан Веллингтоном Ку с согласия мини­стра иностранных дел Ло Вэнь-ганя, чтобы в частном! порядке обменяться мнениями о возобновлении отношений между Китаем и СССР на основе взаимного понимания и доб­рой воли. Л. М. Карахан направил через Хасси письмо Вел­лингтону Ку, в котором отмечал, что, поскольку в Женеве на­чались переговоры о дипломатических отношениях, частный* обмен мнениями по этому вопросу является неудобным ^[118].

8  сентября 1932 г. Ян Хой-цин сообщил, что его правитель­ство готово обменяться нотами о восстановлении отношении при условии сохранения прежних договоров и посылки в Пе­кин делегации для разрешения вопросов, остававшихся откры­тыми. М. М. Литвинов ответил, что Советское правительства согласно возобновить отношения без всяких условий и напра­вил китайскому представителю проекты нот, обмен которыми должен был зафиксировать восстановление нормальных отно­шений ^[119].

12 декабря 1932 г. М. М. Литвинов и Ян Хой-цин обме­нялись нотами о формальном восстановлении дипломатиче­ских и консульских отношений между Советским Союзом и; Китаем.

'Для СССР, свободного от всяких тайных политических ком­бинаций и соглашений, улучшение отношений с одними стра­нами не означало ухудшения отношений с другими-ЗТолько* такая политика могла содействовать укреплению всеобщего' мира. Только при сохранении всеми государствами нормаль­ных отношений между собой можно было серьезно говорить^ о международном сотрудничестве в целях мира, о соблюдении мирных пактов и соглашений, о создании авторитетных между­народных организаций. Народный комиссар иностранных дел' СССР 12 декабря 1932 г. с полным основанием выразил уве­ренность, что все искренние сторонники мира и международ­ного сотрудничества с удовлетворением узнали о восстановле­ний отношений между двумя великими государствами ^[120].

Горячо приветствовала возобновление дипломатических от­ношений общественность Китая.

Ассоциация национального спасения созвала 17 декабря?

1932 г. митинг в Шанхае, посвященный нормализации совет- ско*китайских отношений. Его участники направили прави­тельству и народу СССР обращение. Они писали, что для^. того, чтобы обеспечить мир в Восточной Азии и существова­ние Китая и СССР, нужно сплотиться воедино и совместна- бороться ^[121]. Лу Синь вместе с другими китайскими писателями- патриотами направил советскому Правительству и трудя­щимся телеграмму, в которой писал: «Китайский народ ясно увидел, что только Советский Союз является искренним дру­гом угнетенных наций»^[122]. «Мы,— говорил Лу Синь,— боремся против нападения на Советский Союз. Мы расправимся со всяким дьяволом, какие бы сладкие речи он ни произносил, в какую бы тогу справедливости ни рядился, если он попы­тается напасть на Советский Союз. Только такой путь у нас в жизни» ^[123]. В декабре 1932 г. Сун Цин-лин выступила перед Лигой защиты гражданских прав с речью, в которой указы­вала, что только в СССР народ пользуется свободой и демо­кратическими правами и что советская демократическая си­стема должна быть примером для Китая. Сун Цин-лин выра­жала уверенность, что Китай с его революционными тради­циями победит, так же как победил революционный народ России. Она требовала прекращения войны против демократи­ческих районов Китая и принятия предложений правительства этих районов о совместной борьбе против японских захватчи­ков ^[124].

Китайские коммунисты, приветствуя восстановление совет­ско-китайских отношений, в то же время отмечали, что не ки­тайская буржуазия, а коммунисты сумеют в союзе с СССР, «опираясь на величайшую силу — рабочих и крестьян Китая, построить новое, счастливое общество, единственным хозяи­ном которого будет трудовой народ.

Восстановление советско-китайских отношений было вос­принято в Японии с раздражением и тревогой. «Асахи» пи­сала, что Японии нанесено поражение, что в связи с проигры­шем дела Су Бин-вэня и нормализацией советско-китайских отношений Япония не может быть довольна своей диплома­тией ^[125]. «Джэпэн адвертайзер» указывала, что Советский Союз становится на сторону Китая^[126], что он «берет на прицел Японию» ^[127].

Японская дипломатия пыталась оказать нажим на СССР и не допустить дальнейшего советско-китайского сближения, в частности заключения пакта о ненападении. Генерал Араки говорил послу СССР А. А. Трояновскому 6 января 1933 г., что восстановление отношений СССР и Китая насторожило япон­цев ^[128]. Японский посол в Москве Ота заявил Л. М. Карахану 24 апреля 1933 г., что заключение советско-китайского пакта
не сможет не оказать влияния на отношение общественного мнения Японии к СССР К JI. М. Карахан ответил, что он не думает, чтобы такой миролюбивый шаг, как заключение пакта с Китаем, мог повлиять на японо-советские отношения. СССР, проводя политику мира, готов подписать пакты о ненападе­нии со всеми соседними государствами, в том числе с Япо­нией ^[129].

Реакция в Японии, военщина которой вынашивала новые планы экспансии в сторону СССР и Китая, на восстановление советско-китайских отношений говорила о том, что этот шаг послужил серьезным предостережением японским агрессорам, что он укреплял мир на Дальнем Востоке. Дальнейшее сбли­жение СССР и Китая могло явиться неодолимым препятствием на пути японской агрессии против Советского Союза и Китая, обеспечило бы безопасность этих двух стран, упрочило бы мир на Дальнем Востоке.

2. Борьба СССР за образование единого фронта с Китаем для пресечения японской агрессии

Движимое стремлением содействовать упрочению мира и чувством уважения независимости и суверенных прав Китая, правительство СССР, не дожидаясь подписания соглашения о торговле, 16 августа 1933 г. сообщило министру иностран­ных дел о согласии заключить договор о ненападении. 13 ок­тября нанкинскому правительству был вручен советский проект договора, предусматривавший, что в случае военного выступления против одной из договаривающихся сторон дру­гая сторона обязуется соблюдать нейтралитет.

Но переговоры и по этому вопросу шли чрезвычайно мед­ленно. Советский посол в Китае Д. В. Богомолов сообщал в НКИД, что нанкинское правительство не проявляло большой заинтересованности в договоре *. Больше того, ведя переговоры с СССР, Чан Кай-ши и его подручные в то же время пытались добиться сделки с японцами. Они считали, что, поскольку Япо­ния отказалась подписать пакт о ненападении с СССР, за­ключение подобного советско-китайского договора подчерк­нуло бы принципиально новую линию отношений нанкинского правительства к СССР и было бы неприятно японскому пра­вительству. Они опасались репрессий со стороны японских ми­литаристов. Наряду с этим, видя, что японцы усиленно пре­вращают Северо-Восточный Китай в военно-стратегический плацдарм, в Нанкине все еще рассчитывали на столкновение между СССР и Японией. Вручение Советским правительством проекта договора о ненападении нанкинское правительство истолковало как подтверкдение своей уверенности в неизбеж­ности вооруженного конфликта между СССР и Японией*

Появившееся в печати сообщение из японских источников

о  советско-китайских переговорах относительно заключения договора о ненападении было немедленно опровергнуто нан­кинским правительством. Это свидетельствовало о том, что гоминдановские‘правители не собирались прийти к соглаше­нию с СССР.

Японские власти со своей стороны старались вызвать у го миндановского правительства подозрения в отношении СССР, чтобы помешать сближению двух стран. В частности, они рас­пространяли измышления о том, что Советское правительство якобы связано с Фын Юй-сяном, который вел тогда борьбу про­тив нанкинского правительства, и снабжает его оружием и т. д. Эти клеветнические сообщения перепевались некото­рыми правыми китайскими газетами.

Захват власти в Германии фашистами и рост угрозы войны в Европе породили у гоминдановской клики надежду на столкновение между СССР и гитлеровской Германией. Про­фессор Чэнь Бо-да пишет, что, когда к власти в Германии пришли гитлеровцы, Чан Кай-ши и его подручные возлико­вали до сумасшествия, возомнив, что теперь будет покончено с народным революционным движением во всех странах, что СССР более не сможет существовать, что господство фашизма распространится на весь мир *.

Рассчитывая на возникновение японо-советской или гер­мано-советской войны, гоминдановское правительство отказа­лось от заключения соглашения о торговле и договора о нена­падении с СССР.

Несмотря ка противодействие гоминдановской клики и не- взирая на то, что официально не удалось достичь каких-либо серьезных соглашений с нанкинским правительством, дружест­венные связи двух народов крепли и развивались.

Как в демократических районах, так и в районах, нахо­дившихся под контролем гоминдана, организации Комму­нистической партии публиковали труды классиков мар­ксизма-ленинизма. Особенно много было издано произведений В. И. Ленина, среди них: «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Государство и революция», «Две тактики со­циал-демократии в демократической революции», «Развитие капитализма в России», «Материализм и эмпириокритицизм». Широко был распространен труд И. В. Сталина «Вопросы ленинизма».

Большой популярностью пользовались в Китае книги совет­ских авторов. Лу Синь писал, что в стремлении людей к свету есть только один путь — учиться у Советского Союза: нужно брать образцы у тех, кто ушел вперед раньше Китая². То обстоятельство, что сам Лу Синь становился на позиции со­циалистического реализма, также явилось результатом глу­бокого влияния на него Октябрьской революции и социали­стического строительства в СССР. «...Существование и успехи Советского Союза,— писал Лу Синь в 1934 г.,— смели все мои сомнения, внушили мне мужество и твердую уверен­ность в появлении бесклассового общества...»³ Он издал большой сборник очерков о советской жизни и литературе. Многие книги советских писателей («Разгром», «Железный поток» и др.) были переведены им или с его помощью. Эти произведения оказали большое влияние на китайских патрио­тов, особенно на молодежь, придали им большую уверен­ность в победе правого дела.

В СССР огромными тиражами выходили произведения ки­тайских писателей и прежде всего Лу Синя. Советская об­щественность с большим вниманием следила за революцион­ной борьбой китайского народа. Прикованный болезнью к кровати Николай Островский говорил, что если бы мог дви-       

¹   См. Чэнь Бо-да, Чан Кай-ши — враг китайского народа, стр. 92.

²   См. Н. Т. Федоренко, Очерки современной китайской литературы, Гослитиздат, 1953, стр. 68.

³   Л у Синь, Собрание сочинений, т. 2, Гослитиздат, 1955, стр. 298.

гаться, то отправился бы в Китай. О борющемся Китае не­однократно писал А. М. Горький. Он призывал советских писателей освещать в своих произведениях великие пере­мены, происходившие в этой стране. В обращении к револю­ционным писателям Китая, опубликованном в «Правде»

3    сентября 1934 г., Горький от имени работников лите­ратуры Советского Союза передал китайским товарищам большевистский привет. «Товарищи китайцы! — писал А. М. Горький.— Поздравляю вас от лица советской ли­тературы с новыми победами и, убежденный в окончатель­ной победе над врагом, я преклоняюсь перед мужеством пролетариев вашей страны».

Расшырепие Захватив с благословения других импе- японской агрессии, риалистических держав Северо-Восточ- Мероприятня СССР ный Китай и укрепившись в этом бога-

по укреплению тейшем крае, Япония стала расширять

безопасности _{свои позиции в} Северном Китае. 22 янва- на Дальнем Востоке _1no[-           ^г „

ря 1935 г. японские войска предприняли

наступление на Чахар. В июне 1935 г. Япония навязала Ки­таю новое капитулянтское соглашение, по которому гомин­дановские войска отводились из провинции Хэбэй. 27 июля было заключено соглашение об отводе китайских войск из провинции Чахар. В конце 1935 г. японские милитаристы организовали наступление ра Суйюань. Однако подъем все­народного движения сопротивления агрессорам был так си­лен, что гоминдановские генералы уже не могли не оказывать сопротивления захватчикам. Части генерала Фу Цзо-и, нахо­дившиеся в провинции Суйюань, вместе с населением сумели приостановить продвижение японских войск и отбросить их назад.

Осенью 1936 г. японское правительство, ссылаясь на «угрозу» безопаЬности Китаю со стороны СССР, предложило нанкинскому правительству заключить договор, в соответ­ствии с которым охрана границ от Шанхайгуаня до Синьцзя­на включительно была бы возложена на японские войска. Под предлогом борьбы против мифической угрозы со сто­роны Советского Союза (кстати, к таким «предлогам» они уже не раз прибегали для маскировки своих агрессивных актов) японские милитаристы пытались оккупировать Северо- Западные провинции и в результате отрезать Китай от Совет­ского Союза.

В конце 1936 г. правящие круги Японии вновь предъявили гоминдановскому правительству ряд кабальных требований.

В этих условиях Компартия Китая еще более усилила борь­бу за создание единого антияпонского фронта. Китайские коммунисты были убеждены, что советский народ не оста­вит своего соседа в беде и придет ему на помощь. Еще в 1935 г. Мао Цзэ-дун говорил: «Нам в антияпонской войне нужна помощь зарубежных народов и прежде всего помощь народов Советского Союза, и они, конечно, помогут нам, ибо мы связаны с ними узами кровных интересов» ^!. Отстаивая дело объединения всего китайского народа против агрессора, Компартия поставила перед китайской Красной армией но­вые задачи.

Чтобы преградить путь японским агрессорам и облегчить получение помощи от СССР, китайская Красная армия, прео­долевая огромные трудности и отражая непрерывные атаки гоминдановских войск, в 1934—1935 гг. передислоцировалась в Северо-Западный Китай. Демократический район Шэнь­си— Ганьсу — Нинся стал главной опорной базой.

ЦК Коммунистической партии снова и снова призывал гоминдановское правительство понять, что над Китаем навис­ла смертельная угроза, и объединиться для совместной борь­бы против японских захватчиков^[130].

Однако создание единого фронта наметилось только после мирного разрешения благодаря посредничеству коммунистов так называемого сианьского инцидента, выразившегося в аре­сте Чан Кай-ши в декабре 1936 г. войсками Чжан Сюэ-ляна.

Продвижение Японии не на север, против Советского Союза, а на юг и возникновение прямой угрозы американ­ским и английским интересам в Китае способствовали изве­стному сближению США и Англии и дальнейшему обостре­нию противоречий между этими державами и Японией. Тем не менее американское и английское правительства продол­жали проводить политику сговора с агрессором.

Правящие круги США стремились под маской «нейтрали­тета» и якобы спасения своей страны от вовлечения в воен­ные столкновения в Европе* или в Азии натравить агрессо­ров на Советский Союз. Война в Китае сулила американским монополистам огромные барыши и давала возможность на­деяться, что обескровленных Японию и Китай легко будет подчинить своему диктату.

Английское правительство, соглашаясь на создание япон­ского плацдарма в Северном Китае, рассчитывало, что Япо­ния все-таки совершит нападение на СССР и не будет угро­жать британским интересам в Восточном и Южном Китае.

Сдерживающее влияние на японский империализм на Дальнем Востоке оказывал Советский Союз.

Японские милитаристы не раз пытались прощупать воен­ную мощь СССР. На советской дальневосточной границе японская военщина провоцировала вооруженные столкнове­ния. Белобандит Семенов, тесно связанный с японской развед­кой, готовил отряды для вторжения вместе с японской армией на советскую территорию. Русский фашистский союз, создан­ный в Маньчжоу-Го на деньги японцев, засылал в СССР свою агентуру для шпионской и диверсионной работы. Начиная с 1933 г. участились антисоветские провокации на КВЖД. Японские милитаристы стремились использовать КВЖД для разжигания военного конфликта на Дальнем Востоке. С ве­дома и под покровительством японских оккупантов власти марионеточного государства Маньчжоу-Го совершали убий­ства советских граждан, работавших на дороге, организовы­вали крушения поездов.

В интересах сохранения мира Советское правительство в

1933 г. согласилось продать КВЖД маньчжурским властям. После длительных переговоров, сопровождавшихся целой се­рией антисоветских выпадов со стороны Японии, дорога была продана в 1935 г. за 140 миллионов иен. Сумма была, конеч­но, весьма незначительной, но правительство СССР пошло на это, так как продажа КВЖД устраняла опасный повод для дальнейших провокаций японских милитаристов.

Японская военщина не прекращала систематических нару­шений советских границ. 30 января 1935 г. японские солдаты вторглись на территорию СССР в районе Гродеково, но были отброшены..

Японские милитаристы усилили также налеты на Мон­гольскую Народную Республику. Это объяснялось двумя ос­новными причинами: 1)' в подготовке к войне с Советским Союзом японская военщина стремилась обеспечить себе ши­рокий плацдарм, включавший не только Маньчжурию, но и Монголию, и 2) в планах огромных завоеваний, намеченных японскими милитаристами, видное место заняла идея созда­ния новой большой колонии, носящей название «Монголь­ского государства», которое включало бы, с одной стороны, китайские провинции, составляющие Внутреннюю Монголию (Чахар, Суйюань), а с другой стороны, Монгольскую Народ­ную Республику К

Сначала в качестве предлога для оказания давления на МНР японцы использовали отказ монгольского правитель­ства согласиться с претензиями Маньчжоу-Го на часть тер­ритории республики в районе озера Буир-Нур. За'гем Япония потребовала открыть границы для японских подданных и предоставить право иметь в МНР своих резидентов. В этих условиях по просьбе монгольского правительства между СССР и МНР 27 ноября 1934 г. было заключено джентль­менское (устное) соглашение, предусматривавшее взаимную поддержку для предотвращения и предупреждения угрозы военного нападения, а также оказание друг другу помощи в случае нападения какой-либо третьей стороны.

Это соглашение имело огромное значение для обеспечения независимости МНР и для сохранения мира на Дальнем Во­стоке. При наличии такого соглашения японские милитари­сты не рискнули развязать войну против МНР, однако про­должали провоцировать «инциденты» на границе МНР и Маньчжоу-Го К 4 июля 1935 г. Монгольской Народной Рес­публике было предъявлено требование допустить в страну японских военных наблюдателей и разрешить провести военный телеграф. Монгольское правительство отвергло эти наглые требования. Тогда японская военщина, пытаясь запу­гать монгольский народ, пригрозила захватить Улан-Батор и силой разрешить спорные вопросы. Осенью 1935 г. и в фев­рале 1936 г. японские части старались проникнуть на террито­рию МНР, но монгольские войска отразили все нападения.

Правительство СССР заявило, что, если Япония решится напасть на МНР, покушаясь на ее независимость, Советский Союз поможет Монгольской Народной Республике, так же как он помог ей в 1921 г.

12  марта 1936 г. был подписан протокол о взаимопомощи между СССР и МНР. В статье 1 говорилось, что в случае уг­розы нападения на СССР или МНР со стороны третьего государства обе стороны должны совместно обсудить создав­шееся положение и принять все меры, необходимые для безопасности их территории. Статья 2 указывала, что в слу­чае нападения на одну из договаривающихся сторон СССР и МНР окажут друг другу всяческую, в том числе и военную, помощь. Протокол был заключен сроком на 10 лет^[131].

Протокол о взаимопомощи между СССР и МНР, офор­мивший и развивавший соглашение 1934 г., был ярким выра­жением миролюбивой политики СССР, основанной на прин­ципах пролетарского интернационализма, равноправия, взаимного уважения и дружбы народов. Он наглядно указы­вал путь борьбы с агрессией, укреплял мир на Дальнем Во­стоке.

Как показало последующее развитие событий, подписание советско-монгольского протокола имело громадное значение для безопасности Китая. Не трудно себе представить, к чему привело бы японское проникновение в МНР. Захватив Мон­голию, японские милитаристы углубились бы на запад, вре­зались бы огромным клином между Советским Союзом и Китаем и в случае начала войны против Китая могли бы предпринять наступление с глубоким обходом с фланга и заходом в тыл китайских армий, а также перерезать основ­ную коммуникационную линию через Синьцзян, соединявшую СССР и Китай и являвшуюся тогда важной питательной ар­терией.     I

Советско-монгольский протокол укреплял безопасность МНР, а следовательно, и безопасность южных границ СССР и северных границ Китая. Теперь, когда было недвусмыслен­но заявлено, что любое нападение на МНР встретит совме­стный отпор Советского Союза и Монгольской Народной Рес­публики, китайский народ, против которого Япония готовила большую войну, мог быть уверен в безопасности Северо- Запада и важнейших коммуникаций, проходивших через провинции Синьцзян и Ганьсу. Не могли японцы проникнуть на Северо-Запад и через Внутреннюю Монголию, так как Коммунистическая партия Китая, перебазировав в 1934— 1935 гг. свои основные силы в район Шэньси — Ганьсу — Нинся, тем самым делала невозможным японское продвиже­ние на запад степями Внутренней Монголии.

Гоминдановская клика, однако, встретила подписание советско-монгольского протокола в штыки. 7 апреля 1936 г. чанкайшистское правительство обратилось к Советскому правительству с нотой, в которой, ссылаясь на статью 5 советско-китайского соглашения от 31 мая 1924 г., заявило, что Внешняя Монголия является составной частью Китая и поэтому никакое государство не может заключать с ней ка- кие-либо договоры К

НКИД ответил 8 апреля 1936 г., что ни факт подписания протокола, ни отдельные его статьи ни в малейшей мере не нарушают суверенитета' Китая, не допускают и не заклю­чают в себе никаких территориальных притязаний СССР в отношении Китая и МНР, а также не вносят изменений в су­ществовавшие до тех пор как формальные, так и фактические отношения между СССР и Китаем и между СССР и МНР. Советское правительство еще раз подтвердило, что совет­ско-китайское соглашение от 31 мая 1924 г., поскольку это относится к СССР, сохраняет свою силу. Народный комисса­риат иностранных дел указал на аналогичность советско-мон­гольского протокола с шэньянским соглашением от 20 сен­тября 1924 г., которое в свое время не только не вызвало протестов со стороны правительства Китая, но и было при­знано имеющим полную силу наравне с пекинским согла­шением от 31 мая 1924 г. В ноте подчеркивалось, что совет­ско-монгольский протокол не направлен против интересов третьих стран, поскольку он вступит в силу лишь в том слу­чае, если-СССР и МНР станут жертвами агрессии и вынуж­дены будут защищать свою собственную территорию ^[132].

Почему же правящие круги гоминдана так активно вы­ступали против подписания советско-монгольского прото­кола?

Истинные мотивы, руководившие ими, ясны. Советско- монгольский протокол укреплял безопасность границ СССР и МНР. Это, конечно, пришлось не по вкусу гоминдановскому правительству, мечтавшему о войне между СССР и Японией.

В связи с усилением экспансии Японии в Северном Китае все большее число деятелей даже в гоминдане приходило к выводу, что единственной державой, которая могла оказать реальную помощь Китаю, был Советский Союз. Поэтому вы­ступление против советско-монгольского протокола не на­шло поддержки не только общественности, но и многих гоминдановских деятелей, хотя японские милитаристы, и в ча­стности Араки, немало поработали,, чтобы спровоцировать антисоветское выступление Китая.

9   мая 1935 г. посольство СССР передало Предложение СССР нанкинскому правительству советский

советско-китайского ^пР^оект торгового договора Вручая этот договора         проект Ван Цзин-вэю, Д. В. Богомолов

о взаимной помощи подчеркнул, что Советское правитель­ство желает всемерно развивать деловые связи с Китаем. Гоминдановские правители хранили молчание до октября 1935 г. 14 октября Д. В. Богомолову был вручен китайский проект договора, включавший ряд неприемлемых положений. Началось медленное постатейное обсуждение проектов, которое так и не закончилось.

В то же время объем советско-китайской торговли умень­шился. Если в 1934 г. импорт Китая из СССР составлял 8542 тысячи долларов, а экспорт в СССР — 5840 тысяч, то в 1935 и 1936 гг. импорт соответственно сократился до 7700 ты­сяч и 1256 тысяч, а экспорт — до 4238 тысяч и 4210 тысяч долларов *.

Развитие политических и деловых связей между двумя странами встречало постоянное сопротивление со стороны нанкинского правительства. Все, чего удалось добиться,— это заключить 20 ноября 1936 г. соглашение об обмене поч­товыми посылками между СССР и Китаем.

Между тем обстановка настоятельно требовала совмест­ных мероприятий СССР и Китая для предотвращения войны на Дал^т. нем Востоке.

Военно-фашистские круги упорно толкали Японию на все большее сближение с гитлеровской Германией и фашистской Италией. 25 ноября 1936 г. Германия и Япония заключили так называемый «антикоминтерновский пакт», открыто на­правленный против СССР. Антикоминтерновская фразеоло­гия пакта была рассчитана на то, чтобы отвлечь внимание гоминдановского правительства и западных держав от под­готовки Японией агрессии также против Китая» США и. Англии.

Неуклонно проводя политику, направленную на предот­вращение угрозы возникновения войны, и будучи убежден­ным в том, что советско-китайское сближение помешает раз­вертыванию японской агрессии, правительство СССР посове­товало китайскому правительству взять на себя инициативу обратиться к тихоокеанским державам (Англия, СССР, США, Япония, Франция) с предложением заключить региональный пакт взаимопомощи. Советский Союз со своей стороны под­держит это предложение и окажет всяческое содействие его осуществлению. Если с тихоокеанским пактом ничего не по­лучится, СССР готов обсудить вопрос о заключении с Китаем договора о взаимной помощи.

Министр иностранных дел китайского правительства Ван Чжун-хой в беседе с Д. В. Богомоловым, передавшим

5   июня 1937 г. предложение Советского правительства, за­явил, что идея тихоокеанского пакта ему очень нравится, но он посоветуется с Чан Кай-ши. Вскоре стало ясно, что гомин­дановское правительство не примет это предложение. Как со­общал Д. В. Богомолов, руководители правительства Китая учитывали, что японская военщина больше всего боится советско-китайского договора, и поэтому опасались, что пе­реговоры с СССР затруднят достижение соглашений с Япо­нией. Посол неоднократно.разъяснял членам нанкинского пра­вительства, что улучшение советско-китайских отношений за­ставляет Японию сдерживать свою агрессию, они соглашались, но не принимали мер к заключению договора К

Общественность Китая, понимая большое значение для безопасности своей страны и мира на Дальнем Востоке со­ветско-китайской дружбы, настойчиво добивалась улучшения отношений с СССР. В октябре 1935 г. было создано Обще­ство культурной связи Китая и СССР, в правление которого вошли многие видные деятели Китая. Общество издавало журнал, переводило и распространяло советскую литературу, устраивало собрания, на которых читались лекции и доклады

о  Советском Союзе.

Даже китайская буржуазная печать, учитывая крепнув­шие с каждым днем симпатии широких масс Китая к СССР, возраставший интерес к жизни советского народа, стала больше писать о Советском Союзе. В газетах помещались статьи об успехах СССР в социалистическом строительстве. «Чайна пресс», например, напечатала статью, посвященную решению Советского правительства построить канал Москва — Волга^[133]. «Дагунбао», рассказывая о достижениях советского народа, писала, что китайский народ должен с симпатиями относиться к СССР и желать ему мирного развития ^[134].

Пресса, вынужденная считаться с этими настроениями ши­роких слоев китайской общественности, отмечала огромные заслуги Советского Союза в борьбе за мир и дружбу между народами. «Шицзежибао» подчеркивала, что СССР, несом­ненно, является центром всех сил, борющихся против фашизма и агрессии *. «Синьминьбао» отмечала, что борьба Советского Союза против войны, за коллективную безопасность завоевала ему поддержку народов всего мира ^[135].

Несмотря на рогатки, которые ставила гоминдановская полиция, в Китае демонстрировались советские фильмы: «Счастливая юность», «Летчики», «Парад 1 мая 1935 г.», «СССР сегодня», «Мы из Кронштадта» и др. Людям, которых в течение многих лет пичкали антисоветской клеветой, кино­картины открывали глаза; они были поражены грандиозными успехами советского народа в социалистическом строитель­стве, ростом его могущества.

Еще одним свидетельством интереса китайской обществен­ности к Советскому Союзу было стремление все большего числа китайцев изучить русский язык. В апреле 1937 г. вид­ная общественная деятельница Ли Дэ-цюань создала в Нан­кине клуб по изучению русского языка^[136]. Кружки русского языка организовало также Общество культурной связи Китая и СССР.

Дружба и взаимное понимание между советским народом и широчайшими слоями китайского народа все более креп­ли; китайский народ все энергичнее требовал от нанкин­ского правительства улучшения отношений с Советским Сою­зом. Если бы за восстановлением дипломатических отноше­ний последовало подлинное сотрудничество, как того хотел СССР и как того требовали огромные массы китайского на­рода, если бы две страны заключили военный союз, то это создало бы непреодолимое препятствие японской агрессии. На пути сближения советского и китайского народов стояла феодально-компрадорская клика гоминдана, не желавшая этого сближения и боявшаяся установления дружественного сотрудничества между народами СССР и Китая.