„ПОДСУДИМЫЕ ОБВИНЯЮТ"
Редактор Г. К. Большакова Оформление художника А. В. Шипова Художественный редактор И. Ф. Федорова Технический редактор Н. М. Тарасова Корректоры О. А. Литвиненко и В. Д. Рыбакова
Сдано в набор 6/IX 1961 г. Подписано к печати 28/II 1962 г. формат бумаги 60X84/16. Объем физ. печ. л. 39,5.; условно-печ. л. 39,5 учетно-изд. л. 33,41. Тираж 30 000. А-00858. Заказ MS 401 Цена: в ледерине 97 коп.; в коленкоре 92 коп.
Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова Московского городского совнархоза. Москва, Ж-54, Валовая, 28.
Отпечатано во 2-ой типографии АН СССР. Шублиский пер , 10
Настоящий сборник составлен из судебных речей деятелей коммунистического и рабочего движения в политических процессах. Речи обвиняемых представляют определенный интерес как образцы разоблачений реакции, как торжественный гимн свободе и прогрессу и призывы к борьбе за права трудящихся всего мира.
Книга состоит из трех разделов и содержит материалы судебных процессов над деятелями прогрессивных партий в Западной Европе в XIX— XX веках, выступления на суде русских социал- демократов, деятелей рабочей и коммунистической партии в дореволюционной России, а также материалы современных политических процессов.
Книга предназначается для юристов, историков и широкого круга читателей.
СБОРНИК
составил
А. В. ТОЛМАЧЕВ
Заключительную речь Ю. Денниса, обращенную к присяжным на процессе на Фоли-сквер в октябре 1949 года,
перевели П. С. Петров и 3. В. Рахлина
НАРОДНЫЙ ГЕРОЙ ТОЙВО АНТИКАЙНЕН
В октябре 1921 года отряды белофиннов, натравливаемые англо-американскими и французскими империалистами, вторглись на территорию Советской Карелии. «...Провалившись на борьбе против большевиков собственными солдатами,— писал В. И. Ленин еще в марте 1920 г.,— Антанта ставит ставку на маленькие государства: попробуем ими задушить Советскую Россию!..» (Соч., т. 30, стр. 362).
Советские войска при поддержке всего населения Карелии нанесли сокрушительный удар интервентам, которые вынуждены были убраться восвояси. Исключительную роль в разгроме белофиннов сыграл лыжный отряд курсантов Интернациональной школы, совершивший глубокий рейд в тылы противника.
Руководил этим отрядом легендарный герой карельского народа, один из руководителей Коммунистической партии Финляндии Тойво Антикайнен. У многих, вероятно, осталась в памяти замечательная кинокартина «За Советскую Родину», рассказывающая о героическом лыжном отряде.
Талантливый организатор революционной борьбы трудящихся, Антикайнен в течение ряда лет руководил Компартией Финляндии, работавшей в подполье.
«Жизнь Тойво Антикайне- на,— писал Вильгельм Пик,— его детство и революционное развитие, его героизм во время гражданской войны, его большевистское выступление на белогвардейском суде — часть героической истории рабочего класса Финляндии. В Антикайнене воплощены лучшие качества, надежды и чаянье трудового народа Финляндии. Карельский народ создал сказания и песни об этом герое».
Этого верного сына народа финская охранка арестовала в
1934 году и предала суду. Буржуазия ликовала: наконец-то она расправится с Антикайненом. Государственный прокурор еще до суда заявил, что потребует для него смертной казни.
О. В. Куусинен писал: «Вся яростная ненависть господствующих классов Финляндии против пролетарского движения сосредоточилась в этот момент на Тоц- во Антикайнене, этом мужественном, героическом руководителе Финляндской Компартии, верном сыне финляндского народа».
Ниже мы публикуем главу из краткого биографического очерка А. Вотинова «Тбйво Антикайнен», описывающую об* стоятельства суда и речь Анти- кайнена.
Перед судом реакции
«Приговор я приму с высоко поднятой головой. Можно уничтожить меня, но нельзя уничтожить дело рабочего класса, дело революции, которому принадлежит моя жизнь. Коммунизм вы не можете уничтожить. Он победит!..»
(Антикайнен, Речь на судебном процессе).
Какая же участь ждет Антикайнена, что готовит ему буржуазное «правосудие»?
Эти вопросы волновали умы и сердца трудящихся всего мира. Беспредельная тревога за судьбу Антикайнена, одного из лучших сыновей финского народа, особенно усилилась после того, как стало известно, что беспартийная работница Лидия Раск, хозяйка квартиры, где проживал Тойво Антикайнен, была тотчас же после ареста убита в охранке.
В мучительной тревоге и ожидании, в полной неизвестности прошло более трех месяцев. Власти никому не разрешали видеться с заключенным. Известный английский юрист Л. Линлей, приехавший в Финляндию, несмотря на настойчивые требования и просьбы, не мог добиться у министра юстиции разрешения на свидание с Антикайненом.
Наконец, к Антикайнену допустили его защитника, и тогда лишь мир узнал о гнусных намерениях финской реакции. Она не рискнула убить Антикайнена втихомолку, боясь народного гнева, который вызвало бы это убийство. Буржуазия решила расправиться с Антикайненом «законным путем».
«Фашистским юристам,— писал тов. О. В. Куусинен в 1936 году,— был дан заказ — раздобыть юридические формулы для оправдания судебного убийства Антикайнена. Одни предлагали издание особого закона о введении смертной казни, но в народе поднялось сильное движение против этого. Тогда другие охранники-юристы догадались, что и на основании существующего финского законодательства обвиняемого можно присудить к смертной казни, если дело поставить не как политическое, а как уголовное... Такое обвинение и было сочинено».
Как сообщил Антикайнен во время свидания защитнику, против него готовился процесс по обвинению в государственной измене.
Основанием для... обвинения являлось участие Антикай- нена в революционном движении, его деятельная работа в финской Коммунистической партии (в буржуазной Финляндии принадлежность к Компартии являлась «преступлением» и каралась долголетним заключением в каторжной тюрьме).
Кроме того, охранка решила привлечь Антикайнена к ответственности по обвинению... в грабеже, так как якобы Антикайнен в 1918 году проводил конфискацию имущества финских буржуа. Основой для этого обвинения служил состряпанный финской охранкой «документ», «удостоверявший, что Антикайнен будто бы уполномочивался проводить конфискацию имущества буржуев в Выборге». Однако, как и следовало ожидать, охранке не удалось подтвердить это вымышленное обвинение какими-либо данными.
Был выдвинут еще и третий пункт обвинения: это — «убийство» некоего Мариениеми во время разгрома белофиннов в Советской Карелии в 1921 году.
Это все было нужно для того, чтобы вызвать в Финляндии враждебные настроения к Советскому Союзу. Ибо, распространяя подобного рода ложь и клевету на командира Красной Армии — Антикайнена, финская охранка пыталась очернить всю Красную Армию, весь СССР.
Затем, видимо на всякий случай, охранка состряпала обвинение против Антикайнена в убийстве некоего кулака Исо- тало на станции Рийхимяки во время революции 1918 года. Словом, вся гнусная свора агентов из охранки была спущена с цепи. Лихорадочно заработали набившие руку в провокациях, испытанные в борьбе против рабочего класса провокаторы, шпионы и специалисты по подделыванию документов. Из среды бандитов, участников разбойничьего нападения на Советскую Карелию были выбраны самые красноречивые для выступления лжесвидетелями обвинения на готовящемся процессе. Велась тщательная подготовка этих лжесвидетелей.
Из всех этих «дел», инспирированных охранкой против Антикайнена, в конечном итоге были пущены в ход два: обвинение в государственной измене и обвинение в убийстве белогвардейца Мариениеми.
Судебный процесс против Антикайнена не был проведен сразу после его ареста. Антикайнен, даже находясь в тюрьме, был опасен для врагов рабочего класса. Движение в защиту Антикайнена росло. Только в Финляндии, задавленной сапогом фашизма, протестовало против расправы над мужественным революционером около 150 тыс. человек. Под давлением общественного мнения финская буржуазия вынуждена была маневрировать. Во время первого процесса, состоявшегося в конце февраля 1935 года, Антикайнену было предъявлено обвинение в «государственной измене». Процесс происходил в провинциальном г. Або. Здесь, уже после начала суда, Антикайнену вручили для ознакомления и то лишь часть следственного материала.
Финская реакция рассчитывала тем или иным способом сломить Антикайнена, использовать его процесс в своих антисоветских целях и одновременно нанести удар не только Антикайнену, но и всей Коммунистической партии Финляндии.
Однако Антикайнен сумел блестяще опровергнуть все пункты обвинения и перейти в наступление против реакции. Разоблачая фашистский, антисоветский характер инспирированного против него процесса и используя трибуну суда для мобилизации рабочих и трудящихся масс Финляндии вокруг Компартии и единого фронта, т. Антикайнен проявил себя достойным учеником бесстрашного революционера, героя Лейпцига, принадлежащего трудящимся всего мира. Антикайнен, подобно героическому Димитрову, смело заявил о своих политических взглядах и бесстрашно использовал трибуну суда для атаки против своих классовых врагов.
На обоих процессах, как в Або, так и в Хельсинки, Антикайнен показал образец того, как должен вести себя пролетарский революционер перед буржуазным судом.
«Кто я? К чему стремлюсь? — говорил он в своей заключительной речи в Або 8 марта 1935 г.— Я большевик, ответственный работник партии, входящей в Коминтерн. Вся моя деятельность основана на учении и указаниях Маркса и Энгельса... на программе и решениях Коминтерна, решениях и директивах Коммунистической партии Финляндии. Основываясь на всем этом, моя деятельность охватила: защиту повседневных жизненных интересов рабочего класса, пред
ставителем которого я являюсь, и беднейшего крестьянства, освобождение трудящихся от капиталистической эксплуатации и угнетения, осуществление власти рабочих и крестьян, диктатуры пролетариата, Советской власти, социализма.
Все, что я делал, все это происходило под руководством Компартии и через Компартию. Я отвечаю за политику Компартии. Полагаю, что, невзирая на мои ошибки и недостатки, я заслужил то доверие, которое мне оказывала моя партия.
Охранка взяла на себя труд прочесть часть моих речей и статей почти за 10-летний период и привести в качестве обвинительного материала из них многочисленные выдержки и упоминания. Эти выдержки говорят в пользу Коммунистической партии и меня. Они указывают, что во всей своей деятельности я придерживался генеральной линии партии и действовал, защищая классовые интересы рабочего класса и трудящегося крестьянства, прежде всего:
1. Против эксплуатации капитала, за повышение доведенной до границы голода зарплаты рабочих, против ужасающего грабежа налогами, за организацию борьбы безработных, за улучшение положения женщин и молодежи, за организацию трудящегося крестьянства на борьбу против гнета властей и т. д.
2. Против политического гнета и гонения, направленного на рабочий класс начиная со времени гражданской войны, но усилившегося особенно свирепо в лапуаско-фашистском наступлении, когда у стоящих на позициях классовой борьбы левых рабочих при помощи чрезвычайных законов отнято было право политической деятельности. Этот режим угнетения все еще продолжается и все больше обостряется против рабочего класса.
3. Против военной опасности — при помощи массового движения и разъяснительной работы среди широких масс и в армии. Хотя охранка оспаривает правильность моей оценки военной опасности в о дней из статей, повторяю: упомянутые там факты говорят о наличии опасности войны против Советского Союза.
В Финляндии имеются широкие круги, которые и не скрывают того, что все еще стремятся завоевать Советскую Карелию, даже стремятся очертить границу Финляндии мечом вплоть до Урала. То, что подготовляемая война еще не
вспыхнула, объясняется классовой борьбой пролетариата и международной мощью Советского Союза, его последовательной и твердой мирной политикой. Международный пролетариат защищает страну Советов.
4. Против лапуаско-фашистской партии, выступающей под флагом патриотического национального движения социальной демагогии, защищающей интересы крупного капитала и занимающейся широковещательными обещаниями об улучшении якобы положения рабочих и устранении классовых противоречий. А сейчас они полосуют спину рабочего класса кровавой плеткой.
5. За пролетарский единый фронт — за единство в борьбе. Коммунисты серьезно стремятся добиться в борьбе против капитала единства борьбы со всеми рабочими — социал-демократическими и беспартийными, классовые интересы которых у всех одинаковы.
Коммунисты готовы к совместной борьбе со всеми социал- демократами и другими, кто действительно желает вести борьбу против фашизма, угрожающего во все большем количестве стран и социал-демократам.
Коммунисты готовы к совместной борьбе с социал-демократическими партийными организациями на практике, на основе важных жизненных вопросов для рабочих, при условии, что социал-демократы откажутся от своей политики поддержки буржуазии.
Неизбежность единой борьбы рабочих —вот предъявляемое современным положением требование».
Не страшась угроз буржуазных судей, Антикайнен заклеймил позором контрреволюционные нападения финских белогвардейцев на Советскую Карелию, разоблачил антисоветские военные планы финской реакции. В своем выступлении перед буржуазным судом он защищал не себя, он защищал отечество трудящихся всех стран — Советский Союз, он защищал Коммунистическую партию Финляндии, верным сыном которой он был. Со свойственным ему мужеством смело парировал он удар реакции в заключительной речи на первом судебном процессе.
«Признаю, что участвовал прошлым летом на пленуме ЦК Компартии Финляндии, и одобряю принятые там решения, которые я подготовлял. Где состоялся расширенный
пленум ЦК Компартии Финляндии — этого не скажу. Заявляю, что ЦК Компартии Финляндии находится не в Советском Союзе; также не секрет, что ответственное партийное руководство находится не за границей, а в Финляндии.
Конечно, наша партия поддерживает тесную действенную связь с Коминтерном, с этой мировой партией мирового пролетариата, в организации которого Компартия Финляндии принимала посильное участие, секцией которого она является и решения и директивы которого она проводит в соответствии с принципами пролетарского интернационализма. Но разговоры о происходящем якобы извне руководстве нашей партией лишены всякого основания.
На последнем допросе мне бросили обвинение, что я являюсь преступником свыше 20 лет, начиная с «Сернеса». Этим проявлением классовой ненависти подразумевалось, что я провел свое детство и вырос в Сернесе — рабочем районе Гельсингфорса. Да, там, в Сернесе, в многодетной рабочей семье классовый инстинкт проник в мою плоть и кровь... В Сернесе я вступил на путь революционной борьбы. Я чувствую классовую гордость за влияние Сернеса на мое развитие.
Исходя из существующего положения, коммунисты организуют борьбу трудящихся за улучшение всех жизненных условий, против капитала, фашизма и военной опасности.
Без борьбы ничего не достигается. Я боролся за классовые интересы рабочих, за интересы всех трудящихся, за лучшую жизнь для человечества, за более высокую, двигающую развитие вперед культуру, за социалистический мир. За свою деятельность я ответствен перед пролетариатом Финляндии, перед его Коммунистической партией и перед Коминтерном.
Революционная деятельность преследуется. Коммунисты, и вообще рабочие, стоящие на позициях пролетарской классовой борьбы, арестовываются, даже убиваются. Преследования, фашистский террор затрудняют, но не в состоянии уничтожить нашу борьбу. Наша партия требует себе права легальности, и еще наступит момент, когда она выступит из подполья на полную легальность. Фашизм является смертельной судорогой гниющего капитализма. Он может продержаться краткое или более продолжительное время, но
рабочий класс рано или поздно все же явится могильщиком капитализма».
С особой силой Антикайнен бросил в лицо судьям последние слова своей речи:
«Приговор я приму с высоко поднятой головой.
Можно уничтожить меня, но нельзя уничтожить дело рабочего класса, дело революции, которому принадлежит моя жизнь. Коммунизм вы не можете уничтожить. Он победит!..
Интересы революции для меня высший закон».
Бесстрашный революционер из обвиняемого превратился в грозного беспощадного обвинителя. Он не только с последовательной убедительностью опроверг все коварнейшие обвинения буржуазного суда, но и перешел в наступление на классовых врагов пролетариата.
«...Я убежден, что в случае нового нападения на Советский Союз живущие там финские рабочие вместе с русскими а карелами вновь подымутся на защиту социалистического отечества».
Такое поведение и выступление Антикайнена вовсе не входило в планы реакции. Она решила закончить процесс, но когда Антикайнена удаляли из зала суда, он громко произнес: «Рот фронт!»
Весть о мужественном поведении Антикайнена на суде и о намерении финской буржуазии приговорить к смертной казни одного из любимых вождей финского народа облетела весь мир и вызвала мощные выступления солидарности с Антикайненом как в самой Финляндии, так и за границей.
Видные иностранные адвокаты предлагали свои услуги для защиты Антикайнена.
В Париже, Лондоне, Нью-Йорке к зданиям финляндских посольств являлись делегации с требованиями освободить Антикайнена.
В столицах соседних с Финляндией скандинавских стран — в Стокгольме, Осло и Копенгагене — трудящиеся организовали мощные демонстрации под лозунгом «Свободу Антикайнену!» Эти мощные выступления солидарности оказали давление на финскую буржуазию и сказались на приговоре. На первом процессе по обвинению в «государственной измене» т. Антикайнен был приговорен к восьми годам каторжной тюрьмы.
Боясь нового взрыва общественного негодования, финские реакционеры нашли, что даже отдаленный от центра страны провинциальный г. Съюндеа, где первоначально намечалось продолжать судебный процесс, неудобен для этой цели, и слушание процесса было перенесено в церковь при центральной тюрьме Хельсинки.
В марте 1935 года судебный процесс против Антикайнена возобновился при закрытых дверях.
На этот раз Антикайнена обвиняли в грабеже и убийствах, для чего заранее были сфабрикованы поддельные документы и вызваны лжесвидетели.
Финское буржуазное «правосудие» всячески стремилось очернить Антикайнена — этого безупречного, кристально чистого борца пролетарской революции, чтобы добиться вынесения ему смертного приговора и представить перед финским общественным мнением в ложном свете Коммунистическую партию Финляндии и страну Советов.
Своим мужественным поведением и на этом процессе, боевыми, бичующими буржуазию и ее агентов выступлениями Антикайнен разоблачил подоплеку этого процесса, доказал всю необоснованность сшитого белыми нитками и сфабрикованного охранкой обвинительного материала, решительно встал на защиту Компартии Финляндии и социалистического отечества международного пролетариата — Советского Союза.
Финская реакционная буржуазия, поставив себе целью осудить Тойво на смерть, не останавливалась ни перед чем. Даже книга Антикайнена «За Советскую Карелию», изданная в свое время в Советском Союзе и правдиво описывающая борьбу Красной. Армии против финской белогвардейщины в годы гражданской войны, была привлечена прокурором Плантингом в качестве материала, «свидетельствующего»... о «красных зверствах».
В финских реакционных газетах появились сообщения, что какой-то белогвардеец Мариениеми был сожжен живым в Карелии по распоряжению красного генерала Антикайнена. Однако подобные явно клеветнические измышления в буржуазной финской печати привели к обратным результатам. Мужественный революционер Антикайнен завоевывал все •больше симпатий среди финских рабочих, имя его становилось
все более популярным среди широких масс, до которых доходила правда о процессе.
И второй процесс также проходил при грубых нарушениях общепринятых правил ведения судебных процессов. Адвокату было отказано в просьбе заслушать всех свидетелей защиты. Из 20 свидетелей защиты было разрешено дать показания только 3, в то время как со стороны обвинения дали «показания» все 69 «свидетелей», большинство которых состояло из белогвардейских офицеров, провокаторов, шпионов, открытых и тайных агентов полиции. Требуя, чтобы эти «свидетели» были лишены права давать показания, Антикайнен говорил на суде:
«Все эти люди с оружием в руках боролись против Советского Союза. Я делал однажды подробное заявление, но оно не было принято судом. Я повторяю это заявление и требую отвода тех свидетелей, которые боролись против Красной Армии, в которой я был кадровым командиром».
Во время судебного разбирательства Антикайнен задавал этим «свидетелям» совсем несложные вопросы:
«Каков был ваш чин в армии?», «В каких боях вы участвовали?», «Когда произошло такое-то событие?» Но едва только председатель суда замечал смущение свидетеля обвинения, он тотчас же запрещал отвечать на вопросы Антикайнена. Один из «свидетелей» обвинения, отвечая на вопросы Антикайнена, стал давать показания не в пользу обвинения. Оплошавший «свидетель» был тотчас же удален из зала. Несмотря на длительную и тщательную подготовку свидетелей обвинения, дело все же не всегда шло так гладко, как этого хотелось финским реакционерам. Так, из показаний двух белых, бывших в плену у Антикайнена, выяснилось, что в его отряде была образцовая дисциплина.
Клевета, возведенная на Антикайнена, была настолько чудовищно неправдоподобной, что даже тщательно подобранные охранкой свидетели обвинения своими выступлениями порой говорили в пользу Антикайнена.
Антикайнен не упускал ни одного случая, помогающего разоблачить «свидетелей» обвинения. Когда один из «свидетелей» обвинения начал с напыщенным лицемерием говорить о христианской морали, Антикайнен живо с нескрываемой иронией произнес:
«Если бы Иисус находился сейчас в Финляндии, его арестовала бы охранка, он был бы осужден по обвинению в государственной измене и, вероятно, находился бы сейчас в соседней со мной камере на четвертом этаже центральной тюрьмы».
Когда же защитник Антикайнена заявил, что обвиняемый не имеет ни малейшего отношения к убийству, в котором его хотели обвинить, Антикайнен саркастически-уничтожающе заметил: «Но зато они имеют отношение к подготовке того юридического убийства, жертвой которого хотят сделать меня. Я подготовлен к этому, господин прокурор».
Антикайнен знал, что ему нечего было ждать справедливости от реакционного суда. Он вновь мужественно и смело использовал трибуну суда для разоблачения классовых врагов.
Он не только защищался решительно и твердо, «ни на йоту не отступая от марксизма как в оценке своего дела, так и в квалификации своих классовых врагов», являвшихся в тот момент его судьями, но очень часто, как только тому представлялся случай, переходил в наступление. Антикайнен и на этот раз разбил все лживые обвинения, выставленные против него буржуазным судом. Он с гордостью заявил о своих политических убеждениях:
«Признаю себя виновным в том, что вел политическую борьбу и участвовал в классовой борьбе».
Отметая клеветническое обвинение в «жестоком убийстве», в «зверской ликвидации» белогвардейца, Антикайнен перешел к развернутому обвинению правящей клики Финляндии, показав на фактах со всей непреложностью, как поистине велика вина и ответственность финляндского правительства за бесчинства белофиннов в Советской Карелии.
В своих выступлениях на процессе и в письмах в суд Антикайнен показывает пример умелого использования пролетарским революционером статей буржуазного судебного кодекса для того, чтобы разоблачить сфабрикованное государственное обвинение, чтобы камня на камне не оставить от доводов и измышлений лжесвидетелей и прокурора.
Антикайнен вникает во все детали процесса и бьет врага его же оружием. Вот выдержки из речи т. Антикайнена, положения которой были воспроизведены им в письме в
верховный суд, направленном им в качестве протеста против приговора.
«Государственный обвинитель, правда, использовал всевозможные фокусы, но вряд ли простая грамотность и объективное понимание прочитанного являются настолько низкими, что он не мог бы разобраться в том задании, которое дано в приказе главнокомандующего насчет ликвидации органов власти белых и разгрома банд. Особенно если еще учитывать то, что выполнение этого задания совершенно правильно освещено в представленном обвинителем номере газеты «Пунайнен Карьяла» от 27 января 1935 г., а также в найденном докладе о моей деятельности. Обвинитель должен был бы проявить свою удовлетворенность тем, что я полностью присоединился к представленным им документам насчет ликвидации бандитизма в Карелии и роли лыжного отряда в ней».
Так, Тойво Антикайнен, последовательно разоблачая доводы обвинения, предъявленные и записанные в приговоре финского «правосудия», продолжал и дальше:
«В самом деле обвинительное заключение построено так, что оно охватывает все бои, направленные против интервентов. Чтобы показать это, приводят ряд рассказов, которые совершенно не связаны с кимасозерскими событиями и к тому же относятся ко времени 1919 года. Тайная полиция особо подчеркивала ту решающую роль, которую лыжный отряд играл в катастрофе.
Таким образом, нужно по-деловому ответить относительно ликвидации.
Что же было ликвидировано?
Я уже раньше показал, каким образом разбираемые военные действия являлись продолжением тех нападений, которые устраивались со стороны Финляндии на Страну Советов начиная с 1918 года.
Путеводной звездой в этих нападениях был известный приказ генерала Маннергейма125 от 28 февраля 1918 г. В нем* хвастливо приказывалось: «Выгнать всех вплоть до последнего солдата Ленина из Карелии...» и что «...создадим мощную великую Финляндию».
Я показал также ошибочность сделанного министерством- иностранных дел Финляндии в 1920 году заявления отноои-
тельно «Олонецкого местного правительства как органа власти и законодательства».
В целях освещения слова «ликвидировать» приведу здесь несколько существенных отрывков из книги первого командующего так называемой «Олонецкой экспедиции», а впоследствии командующего южной группой Гуннар фон Герцен — «Карельская экспедиция» (издание Гуммерус, Ювяз- кюля, 1921).
Из упомянутой книги явствует, что никакого «местного управления» не существовало, а «что финское правительство, с согласия которого экспедиция была начата и которое, таким образом, стояло за ней, было бы также ответственно за ее исход и тем или другим путем приводило бы вопрос к счастливому завершению».
«Для организации администрации на освобожденной территории до тех пор, пока не могли выбирать временного правительства и пока оно не приступило к работе, было назначено временное управление под названием «Олонецкое временное управление», от которого экспедиция была в зависимости. Управление состояло из следующих лиц: председатель, юрист О. Окерссон, юрист В. Пуустинен, магистр П. Супинен, магистр И. Куяла, купец X. Реппенен, купец И. Сейсе». После выбытия первых двух из правления их места заняли бургомистр П. Паюла, коммерции советник И. Юлин и полковник Венванд. Управляющий банком Хонкаюри состоял в нем тоже некоторое время. О мероприятиях финского правительства сказано между прочим: «1-го числа (марта 1919 г.) дало свое согласие на предприятие»... «Оружие и снаряжение получили, но не в таком количестве и не в такой мере целесообразных, как ожидали».
«Представителем военного министерства и ответственным начальником этапного учреждения был назначен полковник Венванд». Полковник и член сейма И. Сихво из Хельсинки был около 11 мая назначен главнокомандующим экспедицией. И. Сихво следовал по исходящему сверху военному плану, «ак именно указано.
Кто же, собственно, были эти указанные «местные» представители финансового капитала и чьи «местные» «интересы» они представляли — это настолько известно, что здесь нет необходимости на этом более подробно останавливаться.
Нападение на Карелию было для mix лишь коммерческое предприятие, которое было совершено завербованными по контракту наемными отрядами.
Цель совершенного экспедиционным отрядом нападения ясно показана в главе «Проблема Карелии», в которой со стратегической, экономической и политической точки зрения обосновывается необходимость завоевания для Финляндии и Карелии Кольского полуострова и Мурманской области.
Эти приведенные мною по Герцену обстоятельства являются общеизвестными фактами, которые были известны в свое время и министерству иностранных дел, а также судебному канцлеру во время выработки решения о применении международного права, о котором мною доложено заранее.
Вышеупомянутое нападение было совершено, а также ликвидировано до подписания Тартуского мирного договора 126.
Это обстоятельство является в этой связи особо важным потому, что и последующие интервенционистские нашествия имели ту же цель. Правда, поддержка со стороны официальных учреждений не была такой открытой, но проведенные в 1921 году в Финляндии подготовка, вооружение и вербовка были известны правительству и этой подготовке препятствий не чинили.
Действующие войска белых были формально подчинены так называемому «центральному правительству Карелии», которое находилось в Хельсинки и было сформировано из вышеупомянутых банковских господ по назначению «местных» «Олонецкого и Ухтинского правительств», как это явствует из воспоминаний «главнокомандующего Илмаринена».
Тогда совершенно открыто занимались агитацией за войну против Советского Союза, которую организаторы хотели спровоцировать. Известно, что финское правительство предполагало даже объявить всеобщую мобилизацию, но не смело, потому что боялось катастрофы. Повторилось опять то же положение, которое вообще характерно для интервенционистской политики белофиннов.
В деле завоевания Карелии попытались использовать в качестве рычага даже Лигу наций. Только тогда, когда полностью совершилась катастрофа, министр внутренних дел начал предпринимать кое-какие фиктивные меры по переводу финских участников из пограничной зоны.
В овете этих фактов нужно рассматривать представленное государственным обвинителем обвинительное заключение от 26 марта 1935 г., в котором утверждается, что белые «воевали» в Восточной Карелии за свободу и самостоятельность этой провинции. Это — извращение исторической действительности. В связи с разгромом штаба в мои руки попал ряд документов, из которых со всей отчетливостью и полнотой явствует план присоединения Карелии к Финляндии.
В этих документах также отражаются противоречия и интриги между финскими империалистами из-за раздела и эксплуатации природных богатств предполагаемых к захвату областей. Вопрос ведь был только о захвате Карелии и о превращении ее в провинцию «Великой Финляндии». Совершенно не обращалось внимания на то, что же скажет карельский народ о такой «родственной любви» капиталистов.
По всем данным эта великофинляндская идеология является также идеологией чиновников-обвинителей и суда. Иначе нельзя заклеймить мою службу в Красной Армии п моего участия в боях против войск белых как государственную измену против Финляндии.
Из этого стараются сделать вывод, что я в 1919—1920 гг. и затем в 1921—1922 гг. будто бы воевал, как сказано в ст. 1 уголовного закона, «против Финляндии или части ее». Финские судебные органы объявляют мою деятельность «государственной изменой» и за этот период. То, что при обвинении в ликвидации карельского бандитизма ссылаются на мнимое дело о Мариениеми, показывает, что вопрос моего обвинения рассматривается как обвинение в преступлениях против «части Финляндии».
Этот судебный процесс показал также то, что кимасозер- ская операция — разгром штаба белых, уничтожение их складов боепитания, прорыв фронта,-— которая полностью подавила боеспособность белых, имела, оказывается, гораздо более решающее значение в ликвидации всей интервенционистской авантюры, чем я до сих пор предполагал.
Главной причиной является все же то, как я показал, что спровоцированное восстание всецело опиралось на полученную и еще более обещанную извне помощь, а не на желание карельского народа. Те ничтожные группы тогдашних карельских купцов и кулаков и их прихвостней, которые
поддерживали белофиннов, никогда не представляли карельского трудового народа. Насильственно мобилизованное карельское население не хотело воевать за захватнические цели белофиннов. Поэтому кимасозерская катастрофа вызвала среди белых такой быстрый всеобщий развал.
Народ Советской Карелии с настоящим всенародным подъемом строит сейчас социалистическое бесклассовое общество.
В заключение я определяю, что вопрос относительно ликвидации выяснен на практике таким образом, что ликвидированы:
первое: попытки перенести стратегическую границу Финляндии на линию Ладожское озеро — Онежское озеро — Белое море, которая была целью организованных со стороны Финляндии нападений в 1918—1922 гг.;
второе: попытки белофиннов держать в качестве оккупированной захваченную обширную часть территории Советской Карелии, по крайней мере, до тех пор, пока Лига наций не обсудит и не вынесет какого-нибудь решения о «самостоятельности» Карелии и присоединении к Финляндии;
третье: империалистические попытки финансового капитала захватить природные богатства Советской Карелии и закабалить ее трудовой народ.
Таким образом, ликвидация означает то, что социалистическая Карелия является теперь свободной, а Финляндия так и не превратилась в великую Финляндию».
Это сильное, разящее врагов международного пролетариата выступление Антикайнена сорвало маску с тех, кто готовил, финансировал и осуществлял антисоветские интервенции, с тех, кто лелеял мечту о новых антисоветских походах и вынашивал их планы. Как верный сын рабочего класса, Антикайнен в своей роли обвиняемого перед судом буржуазии видел прежде всего задачу защищать то, что всего дороже каждому рабочему, каждому труженику земного шара — социалистическую Родину трудящихся всех стран — великий Советский Союз.
Несмотря на полную очевидность лживости показаний свидетелей, подложности документов, представленных охран
кой, вымышленности всего обвинения, суд тем не менее приговорил Антикайнена по этому процессу к пожизненной каторге.
Приговор суда, вынесенный 26 апреля 1935 г., в совокупности сводился к следующим пунктам: «Пожизненная каторга за «убийство»; 8 лет тюрьмы с лишением всех прав навек «за государственную измену», 6 месяцев тюремного заключения «за введение властей в заблуждение»...
17 декабря 1935 г. в Хельсинки, снова в тюремной церкви, собрался суд для нового рассмотрения дела Антикайнена. И на этом судебном заседании прокурор Плантинг требовал смертной казни Антикайнену. Реакционеры вновь пытались разными способами устрашающе воздействовать на подсудимого, вырвать из его рук инициативу, застращать, поставить на колени. Однако все надежды финской реакции подправить свой подмоченный престиж этим судебным заседанием не оправдались. Тойво Антикайнен и на этом заседании суда держал себя как подлинный революционер.
После совещания суда процесс был вновь отложен до 9 марта 1936 г.
Буржуазия пыталась замолчать и этот процесс. Но и на этот раз ей это не удалось. Весть о процессе Антикайнена и его мужественном поведении на суде облетела весь мир. В Финляндии и за ее пределами вновь поднялась широкая кампания солидарности с требованием отменить приговор Антикайнену...
Повсюду трудящиеся выражали свое негодование и протесты против бесчинств финского буржуазного суда. Во многих капиталистических странах происходили массовые митинги, собрания трудящихся. В Швеции рабочие собрали тысячи подписей под меморандумом протеста, адресованным фннскому правительству, требуя свободы Антикайнену.
Шведские рабочие организовывали митинги, собрания протеста, а когда президент Финляндии совершил свою поездку в Швецию, они встретили его на Стокгольмском вокзале возгласами: «Да здравствует Антикайнен!», «Долой правительство палачей!»
Под давлением мирового общественного мнения финское буржуазное правительство, верховный суд Финляндии были вынуждены в ноябре 1935 года отменить приговор суда,
вынесенный Антикайнену «за убийство», и назначить новое слушание дела...
Весной и летом 1936 года в финляндском суде вновь рассматривается «дело» Антикайнена. И, несмотря на непре- кращавшиеся массовые протесты против явно сфабрикованного обвинения, областной суд в июне 1936 года подтвердил приговор о пожизненной каторге т. Антикайнену.
(А. Вотинов, Тойво Антикайнен, Петрозаводск, 1947, стр. 57—72, 77-79, 82.)
Шесть долгих лет провел Антикайнен в одиночных камерах ваазской и центральной тюрем в Хельсинках. Как-то, это было уже после окончания советско-финской войны, начальник ваазской тюрьмы сказал Антикайнену (его в это время переводили в хельсинкскую тюрьму): «Возможно, что нам придется встретиться еще раз, но тогда, может быть, мы уже поменяемся с вами местами...» «Мне ничего не оставалось,— вспоминал Антикайнен,— как улыбнуться в ответ «прозорливому» тюремщику и сказать, что «для
меня тогда, по-видимому, найдется... более ответственная или во всяком случае более приятная работа».
3 мая 1940 г. при содействии советских властей Тойво Антикайнен был освобожден и выехал в Советский Союз. Через 10 дней трудящиеся Карелии выдвинули его своим кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.
В годы войны в октябре 1941 года Тойво Антикайнен погиб при выполнении боевого задания партии.
ДЕПУТАТЫ-КОММУНИСТЫ ФРАНЦИИ ПЕРЕД СУДОМ ВИНОВНИКОВ ЕЕ РАЗГРОМА
Летом 1938 года буржуазным правителям Франции удалось разрушить изнутри созданный коммунистами антифашистский народный фронт. Депутаты, избранные в 1936 году в парламент на основе программы народвого фронта, подло изменили своим избирателям и вступили в позорный блок с черносотенцами, развязав тем самым руки реакции. Правительство Даладье — Рейно перешло в наступление на рабочих. Был издан ряд законов, резко ухудшавших положение трудящихся. Газета «Юма- вите» и другие коммунистические газеты подверглись запрету. По стране прокатилась волна арестов членов Коммунистической партии.
26 сентября 1939 г. правительство Даладье провело закон о запрещении Коммунистической партии, а 5 октября распорядилось арестовать и предать суду депутатов-коммунистов.
В это время гитлеровские войска вторглись на территорию Польши. Франция и Англия как ее союзники вынуждены были объявить состояние войны с Германией. Это была странная война, война без бомбежек и выстрелов. Союзники выжидали. Они надеялись на то, что Гитлер все же повернет на Восток. А пока французское правитель
ство продолжало громить коммунистов — единственную партию в стране, последовательно и упорно боровшуюся против политики умиротворения агрессоров, против фашизма.
Единственным поводом и единственным «вещественным» доказательством «преступления» коммунистов явилось предложение коммунистической фракции парламента председателю палаты депутатов созвать парламент для обсуждения на открытом заседании проблемы мира. «Надо решительным образом помешать стремлению отвергнуть предложения о мире,— писали депутаты-коммунисты,— что может привести Францию к авантюре и катастрофе». (Гастон Ришар, Депутаты-коммунисты Франции перед судом виновников ее разгрома, М., 1940, стр. 19.)
Известно, чем закончилась авантюра правительства Даладье — Рейно — Петэна.* Использовав передышку, предоставленную ему «странной войной», Гитлер, укрепив свои военно-стратегические позиции, двинул войска на запад, оккупировал Бельгию и Голландию, разгромил и принудил к капитуляции Францию.
20 марта 1940 г. начался процесс депутатов-коммунистов. Перед лицом позорнейшего суди
лища предстали овеянные славой героические сыны рабочего класса Франции — Жак Дюкло, Габриель Пери, Франсуа Б и й у, Флоримон Б о н т и Другие.
Второй раз за всю историю Франции суд проходил при за
крытых дверях (первый раз закрытым судом судили Альфреда Дрейфуса).
Мы приведем речи двух де- путатов-коммунистов на суде, которые опубликовал в своей книге «Дорога чести» член ЦК ФКП товарищ Ф. Бонт.
Речь Ф. Бонгпа
Господин председатель, господа судьи, с самого начала этого процесса мы просили предоставить нам право публично доказать правильность нашей политики, разумность наших предложений, проницательность нашего патриотизма. Мы просили предоставить нам право публично восстановить истину, умышленно извращенную с трибуны палаты председателем совета министров, министрами и потерявшими всякую независимость депутатами.
Мы просили предоставить нам право публично ответить на гнусную клевету продажной печати. Вы отказали нам в этом праве, вынеся постановление о слушании дела при закрытых дверях.
В течение шести месяцев наши клеветники могли, пользуясь тем, что мы заключены в тюрьму, осыпать нас оскорблениями и бранью и возводить на нас лживые обвинения, тогда как нас вы лишили всякой возможности апеллировать к французскому народу — нашему единственному законному судье, которому мы обязаны отдать отчет в выполнении депутатских обязанностей, возложенных на нас избирателями.
Мы вновь заявляем протест против вашего несправедливого решения, лишающего честных французских граждан, на которых напали из-за угла, возможности публично защищать свою честь.
Правительство не хочет, чтобы мы всенародно обличили полную необоснованность гнусных обвинений. Вот почему устами своего комиссара оно потребовало, чтобы дело слушалось при закрытых дверях. Оно не хочет, чтобы народу
сказали правду. Оно не хочет, чтобы народ знал, что мы выступаем здесь не как подсудимые, ссылающиеся на смягчающие вину обстоятельства, а как обвинители, что мы приводим веские доказательства вредности преступной политики правительства. Но оно не может помешать нам пролить свет на действия, противоречащие интересам нации, интересам, которые Коммунистическая партия всегда защищала и продолжает смело и стойко защищать, несмотря на жестокие репрессии, обрушившиеся на ее членов.
Свою обвинительную речь я начну с рассмотрения обвинительного акта, составленного правительственным комиссаром. В этом документе главным нашим преступлением комиссар считает написание письма, которое я вместе с моим другом Артуром Раметтом отправил 1 октября 1939 г. председателю палаты депутатов, предлагая созвать парламент для обсуждения вопроса о мире.
Я хочу сегодня сказать то, чего я не имел возможности сказать 30 ноября 1939 г., потому что я был удален из палаты депутатов. Я обрисую нашу позицию во всех вопросах внутренней и внешней политики, напомню наши взгляды на вопросы войны и мира и докажу, что политика коллективной безопасности, которую мы не переставали отстаивать, была единственной политикой, способной обеспечить мир и сохранить независимость Франции.
Я надеюсь, что трибунал позволит мне сказать все, что я считаю совершенно необходимым для защиты правого дела, которому мы посвятили свою жизнь.
Капиталистический строй — основная причина войны
Для того чтобы избежать путаницы и внести необходимую ясность, мы заявляем, что по вопросу о войне мы придерживаемся доктрины социализма.
Мы считаем, что коренной и основной причиной войны является капиталистический строй. Эта историческая истина была сформулирована Жаном Жоресом р следующих словах: «Капитализм несет в себе войну, подобно тому как туча несет в себе грозу».
Справедливость этого положения полностью подтвердилась тремя войнами, происходившими за последние 70 лет на самой территории Франции: войной 1870—1871 гг., войной 1914—1918 гг и войной 1939 года.
Три поколения, три войны.
Наши взгляды на основные причины войны мы высказали в сентябре 1939 года, во время дискуссии о Версальском договоре, который мы никогда не переставали разоблачать как постоянный источник империалистических противоречий, антагонизма, конфликтов и войн.
Для нас война — не случайное явление и не роковая неизбежность; война — это продолжение политики мирного времени, проводимой в ускоренных темпах и с применением оружия; это продолжение соперничества мирного времени за обладание рынками, за сферы влияния, за монополию на сырье, за мировое господство.
Но было бы ошибочно заключить из этого, что мы считаем войну фатально неотвратимой. Мы знаем, что мир — самое драгоценное достояние людей. Мы никогда не были бездеятельными перед лицом угрозы войны. Вот почему мы никогда не переставали разоблачать всяких поджигателей войны и вести с ними борьбу. Коммунисты первыми сигнализировали об опасности, били тревогу и указывали на средства предотвращения опасности.
Наша тактика в борьбе против войны, в основном, всегда состояла в том, чтобы обеспечить:
объединение трудящихся внутри каждой страны;
объединение трудящихся всех стран в международном масштабе;
объединение всех свободолюбивых стран; объединение всех стран, заинтересованных в мире.
Без такого объединения не может быть победоносной борьбы, но осуществления его достаточно, чтобы предотвратить войну. Благоразумное и твердое коллективное сопротивление явилось бы трудно преодолимым препятствием для поджигателей войны.
Мы всегда настаивали на том, чтобы любая возможность предотвращения катастрофы была использована, но мы наталкивались на трудности и препятствия, которые воздви
гали на нашем пути капиталистические правительства и их сообщники и пособники — руководители социал-демократии.
Капиталистические правительства, бесспорно, несут за это тяжелую ответственность. Своим систематическим отходом от принципов, записанных в уставе Лиги наций (которую они превратили в лавочку империалистических интриг, в магазин бутафорских изделий для «дипломатии на помочах», служащей интересам магнатов трестов), своим отказом от коллективной безопасности и упорным отклонением всех предложений Советского правительства объединить в борьбе за мир все государства, являющиеся противниками войны,— они открыли путь агрессорам, они расчистили дорогу Гитлеру и Муссолини.
Лидеры социал-демократии также несут за это тяжелую ответственность. Они саботировали и продолжают саботировать единство действий в национальном и интернациональном масштабах. Они участвовали и продолжают участвовать в жестоких репрессиях против народа и в подавлении демократических свобод. Они способствовали гибельной политике крупной буржуазии и играли на руку фашизму. Мы «и в коей мере не несем ответственности за эту политику. Политика крупной буржуазии вела непосредственно к войне. Политика Коммунистической партии, направленная к установлению единства и коллективной безопасности, поддерживала мир и сковывала поджигателей войны. Нельзя выносить суждение о тех и других без внимательного анализа нынешних событий, а также войны, без анализа событий, предшествовавших войне, и той роли, которую каждый из участников играл в них.
Война 1939 хода
С дипломатической точки зрения теперешней войне предшествовало заключение союзов и пактов, подписание соглашений, образование коалиций, которые создавались и разрушались в угоду эгоистическим интересам империалистов. Капиталистические государства делали ставку то на одну страну, то на другую, использовали одних против других, противопоставляли одних другим, но, несмотря на
взаимные противоречия, были едины в ненависти к демократии и социализму.
Нынешняя война, начавшаяся в сентябре 1939 года, является не чем иным, как вторым этапом вооруженного конфликта, происходящего в различных пунктах земного шара и перенесенного в сердце Европы.
Первый этап этой войны проходит через Абиссинию в 1935 году, Испанию — в 1936 году, Китай — в 1937 году, Австрию и Чехословакию — в 1938 году. Он характеризуется агрессией Италии, Японии и Германии.
Он отмечен, в частности, заключением антикоминтернов- ского пакта, образованием «оси» Рим — Берлин, построением треугольника Рим — Берлин — Токио.
Наша общая позиция во время этого первого этапа может быть определена следующим образом: мы заявляли, что спасение мира заключается в разумной организации коллективной безопасности, в международном единстве действий, в сооружении плотины мира, непреодолимой для бушующих волн войны. Мы доказывали, что уступки поджигателям войны были гибельны для мира, ибо они усиливали аппетиты, поощряли наглость, благоприятствовали империалистическим притязаниям, ослабляли народы, толкали мир в тупик и вели к войне.
Мы доказывали, что достаточно решительного сопротивления, чтобы заставить агрессоров отступить, ибо сопротивление поощряло бы народы в их борьбе за свободу и независимость в каждой стране, привело бы к созыву конференции всех заинтересованных наций и облегчило бы принятие мирных решений.
Вот тот тезис, который мы защищали. События подтвердили его правильность.
Свидетельство Франсуа-Понсэ
Мы процитируем по этому поводу высказывания французского посла в Берлине Франсуа-Понсэ, которые мы находим в документе № 17 французской Желтой книги — сборника дипломатических документов и материалов о событиях и переговорах, предшествовавших началу военных
действий между Германией, с одной стороны, и Полыней* Великобританией и Францией — с другой.
По мнению Франсуа-Понсэ, демократическим странам следовало сделать из мюнхенского диктата вывод, что, только будучи сильными и едиными, они смогут избежать повторения аналогичных кризисов.
4 октября 1938 г. он писал Боннэ 127:
«Очень немногие немцы считали, что из-за Судет стоит идти на риск европейской войны. Народные массы совершенно ничего не знали о Судетах. Они интересуются судьбой Судет не больше, чем судьбой румынских немцев. Они легко могли бы согласиться на карательную экспедицию против Чехословакии, но, несомненно, предпочли бы отказаться от Судет, нежели видеть, как весь мир подымется против Германии».
Между тем политика французского и британского правительств была политикой разделения, разъединения и дробления сил мира и политикой уступок, отказа от прав, благосклонности в отношении Гитлера.
Трагический итог
И вот трагический итог их преступной политики.
В отношении Абиссинии: саботаж санкций, принятых по решению 54 стран — участников Ассамблеи Лиги наций, признание совершившегося факта завоевания Италией империи негуса.
Следствием этого явилось усиление притязаний Муссолини на Тунис, Корсику, Ниццу и Савойю, притязаний, подкреплявшихся демонстрациями фашистских войск.
В отношении Испании: преступное «невмешательство», отрицание международного права, отказ от помощи стране — члену Лиги наций — и примирение с гитлеровской и фашистской интервенцией, позорное покровительство Франко. Результатом всего этого был разгром испанской демократии.
В отношении Китая — постоянная помощь японским милитаристским кликам, запрещение перевозки оружия через Индо-Китай для китайских армий, поставка военных материалов Японии и, следовательно, значительное ослабление французских позиций на Дальнем Востоке.
В отношении Австрии — трусливая отставка правительства Шотана во время прискорбных событий и преступное согласие на захват Австрии Германией.
Что касается Чехословакии, то путь, приведший к кульминационному пункту уступок и потворства гитлеровскому фашизму —к Мюнхену — проходит через Берхтесгаден и Годесберг*. В целом —это отказ от подписей под союзными договорами, забвение торжественных обещаний, невыполнение принятых обязательств, позорное давление на Чехословакию перед лицом империалистических притязаний «Третьей империи». Стратегические последствия Мюнхена оказались катастрофическими для нас. Мюнхен был катастрофой, которую можно сравнить с катастрофами при Садовой 128, Ватерлоо 129 и Седане 18°.
Как известно, не мы одни так расцениваем эти дела: такого же мнения придерживаются дипломатический обозреватель Пертинакс и генерал Фоше, который в знак протеста против позорного поведения французского правительства ушел (в отставку со своего поста военного представителя в Праге. Мы сошлемся также на свидетельство самого Тардье 131, который заявил, что «выдать Прагу, означало выдать Мец, Туль и Верден», на свидетельство Анри де Керил- лиса, который глубоко сожалел об уступке чехословацкой «линии Мажино» 132 и всех ее военных материалов.
Мюнхенский подарок гитлеровской Германии
28 апреля 1939 г. в здании оперы Кроль под бурные аплодисменты своей банды убийц Гитлер подвел итоги тому, что дал Германии Мюнхен.
Он заявил:
«Не могу удержаться, господа депутаты, от того, чтобы не дать вам представление об астрономических цифрах, в которых исчисляется содержимое этого международного порохового погреба, находящегося в центре Евроцы.
* В Берхтесгаден и Годесберг Чемберлен прилетал дважды на свидание с Гитлером в сентябре 1938 года накануне мюнхенского сговора о расчленении Чехословакии.— Прим. ред.
Со времени оккупации страны захвачено и сдано в надежное место:
а) 1582 самолета, 591 зенитная пушка;
б) оружия: 2175 пушек легкой и тяжелой артиллерии, 735 минометов, 468 танков, 43 876 пулеметов, 114 тыс. пистолетов, 1020 тыс. ружей;
в) боеприпасов: более 1 млрд. ружейных патронов, более 3 млн. артиллерийских снарядов;
г) прочих материалов: фронтового снаряжения, звукоулавливателей, прожекторов, измерительных приборов, моторизованных средств транспорта, специальных моторизованных средств транспорта — огромное количество».
Утверждение г-на Кулондра
Месяцем раньше, 19 марта 1939 г., французский посол в Берлине г-н Кулондр в своей заслуживающей внимания памятной записке министру иностранных дел Бонна также подвел итоги операции, совершенной гитлеровскими чудовищами за несколько часов без единого пушечного выстрела. Эта записка была опубликована в Желтой книге под номером 80.
Вы просите меня, господин председатель, не цитировать документы Желтой книги. Но ведь я имею право черпать свои доводы из официальных публикаций правительства. Не потому ли вы хотите запретить мне цитировать документы Желтой книги, что они также являются обвинительными актами против политики г-на Даладье и его министра иностранных дел г-на Боннэ?
Я требую, чтобы мне дали возможность защищаться по своему усмотрению, как умею. Я считаю Желтую книгу важным документом, который необходимо приобщить к нашему делу. Я буду пользоваться этой книгой. Итак, слушайте!
Г-н Кулондр писал:
«На следующий же день после Мюнхенской конференции стало ясно, что по ту сторону Рейна подписанные соглашения были истолкованы как означающие свободу действия Германии в Центральной и Восточной Европе и, следовательно, относительную незаинтересованность западных держав в этих районах. В Германии эти соглашения истолко
вали — или сделали вид, что истолковали — так, что в Мюнхене Франция и Англия хотели всего лишь помешать применению силы, а в остальном примирились с неизбежностью преобладания германской воли в тех зонах, где ни Париж, ни Лондон не имели никаких позиций для действенного вмешательства.
Мюнхенские соглашения, дополненные англо-германской декларацией и франко-германской декларацией*, означали, в немецком понимании, право Германии организовать на свой манер Центральную и Юго-Восточную Европу при молчаливом согласии или, по меньшей мере, терпимом отношении со стороны великих западных держав. Это толкование ежедневно в течение месяцев распространялось крупными немецкими ежедневными газетами, являющимися рупором официальных кругов, что неоднократно отмечалось в донесениях посольства».
Далее Кулондр показывает, что в результате оккупаций военный потенциал Германии возрастает в огромной степени:
«Новая перекройка карты Европы в пользу Германии приведет к значительному увеличению если не действующих вооруженных сил, то по крайней мере военного потенциала Германии. Германия, все валютные ресурсы которой были полностью исчерпаны, захватила большую часть золотой и валютной наличности Чешского эмиссионного банка. Захваченная сумма является ценным подспорьем для страны, которая была почти полностью лишена международных платежных средств.
Еще большее значение имеет огромное количество военных материалов превосходного качества, которые переходят в руки немцев вместе с заводами Шкода. Эти предприятия,
* Как англо-германская декларация, подписанная 30 сентября, так п франко-германская, подписанная 6 декабря 1938 г., фактически представляли собой пакты о ненападении, подписанные Англией и Францией с Гитлером. «В этих соглашениях с гитлеровской Германией,—говорится в Исторической справке Совинформбюро («Фальсификаторы истории»),— совершенно ясно обнаруживается стремление английского и французского правительств отвести от себя угрозу гитлеровской агрессии в расчете, что мюнхенское и другие подобные соглашения уже открыли ворота для гитлеровской агрессии на Восток, в направлении Советского Союзаь.—Прим. ред.
пользующиеся мировой известностью, снабжали не только Чехословакию, но и Румынию и Югославию, военные возможности которых в силу этого факта будут серьезно урезаны. Напомню также, что заводы Шкода производят для нас авиационные моторы.
Обладая заводами Крупна и предприятиями Шкода, Германия как поставщик военных материалов оказывается в наиболее благоприятном положении в отношении снабжения Восточной и Юго-Восточной Европы. Она получает, таким образом, высоко эффективное средство давления на политику и контроль над вооружениями, а также возможность обеспечить себе благодаря продаже оружия за границей поступление очень значительного количества валюты».
Далее Кулондр рассматривает проблемы продовольственного снабжения и рабочей силы. Он пишет:
«Захват Богемии и Моравии — это первый акт территориальной агрессии, который не повлек за собой продовольственных затруднений для Германии. Наоборот, он весьма чувствительно улучшает продовольственное снабжение Германии не только благодаря относительному плодородию Богемии и Моравии, но и, главным образом, в силу того, что отныне Германия находится у самых ворот венгерских и румынских закромов. С другой стороны, руководители германского хозяйства будут иметь теперь в своем распоряжении значительные резервы рабочей силы. Большие работы, предпринимаемые ради достижения автаркии, и безудержное вооружение требовали рабочей силы, превосходящей возможности Германии. Немецкой промышленности и сельскому хозяйству не хватало 1,5 млн. рабочих.
При таких условиях без увеличения резервов рабочей силы вряд ли Германия смогла бы в случае всеобщей мобилизации удовлетворить возросшие нужды и восполнить пробелы, которые образовались бы в результате призывов в армию. Чехи, считающиеся недостойными несения военной службы, дадут 3 млн. рабочих, которые понадобятся немцам в случае всеобщей мобилизации.
Наконец,— и это главное,— стратегическое положение Германии значительно улучшилось. Изломанную линию границы протяжением в несколько сот километров, отделявшую Чехословакию от Германии, заменила гораздо более короткая,
легко обороняемая линия, связывающая Австрию с Силезией. Германия, таким образом, сэкономит несколько дивизий, которые в случае войны должны были бы охранять чешскую границу.
Кроме того, богемское плато и Моравия являются превосходной базой, в особенности для авиации, радиус действия которой простирается отныне на большую часть Балкан, не говоря уже о Венгрии и Польше. Чехословакия становится основной базой военно-воздушного флота, констатирует наш посол. Первым актом немецких военных властей после оккупации чешских провинций явилось превращение Вены в базу нового военно-воздушного флота, четвертого (юго-восточного), сформированного из частей, расположенных в Австрии, Судетах, Богемии и Моравии. Создание этого четвертого флота, указывают немецкие газеты, обеспечивает увеличение мощи германских военно-воздушных сил, превосходящее все предположения».
Далее г-н Кулондр добавляет:
«Присоединить к Германии без боя и без всяких неприятностей, если не считать нескольких протестов, 10 млн. людей, потрясти до основания структуру Европы, выковать такую военную машину, которая неоднократно и при решающих обстоятельствах заставляла Европу подчиняться требованиям немцев,— это поистине такой результат, который может вскружить головы самым уравновешенным людям. Однако ни одна операция не протекала так легко, как только что совершенная, после которой Гитлер въехал в Градчаны *. Как же Гитлеру не вообразить, что ничто не может устоять перед его волей? Как же ему не попытаться использовать бесспорное воздушное превосходство, которого добилась Германия? Возможно, что завтра Германия применит в отношении Румынии или Польши метод, который оказался столь успешным в отношении Австрии и Чехословакии, и что он поставит эти страны перед альтернативой: либо истребление гражданского населения и разрушение открытых городов, либо принятие германских условий, сколь бы ни были они тягостны и унизительны. Однако нельзя также исключить возможности, что Германия повернется против западных
* Один из районов Праги.—Ярил. ред.
держав прежде чем завершит осуществление своих обшир^ ных планов на Востоке».
Пугающий в своей точности, беспощадный в своем анализе Кулондр подчеркивал чрезвычайную серьезность положения и опасность фашистской агрессии. Но то, о чем Кулондр говорил конфиденциально в своих дипломатических донесениях, мы в полный голос говорили французскому народу. И мы гордимся этим. Существовала ли еще в то время возможность спасти мир и избавить человечество от ужасов войны? Несомненно, если бы Лондон и Париж опирались на Советский Союз.
Между тем Советский Союз, гарант безопасности Чехословакии, не был — позорный факт! — ни запрошен, ни предупрежден. Лондон и Париж цинично исключили Советский Союз из европейского концерта и решили, не испросив даже его мнения, судьбу страны, историческим другом которой он был. Главы государств Франции и Англии оправдывались тем, что они якобы обеспечили мир целому поколению.
Мы, коммунисты, и, в частности, секретарь нашей партии Морис Торез отвечали им, что это гнусная ложь, что Мюнхен — это война. Мы оказались правы.
Фланден 133 посылал поздравительные телеграммы Гитлеру. Мы его разоблачали как предателя. И в этом отношении история доказала, что мы были правы, что наши предсказания оправдались. Однако ни Чемберлен, ни Боннэ не считались с нашими неоднократными предупреждениями. Они продолжали укреплять свой реакционный заговор с Гитлером и Риббентропом.
Неистовая ненависть крупных капиталистов к Советскому Союзу
Крупной буржуазией руководила не забота о защите национальных интересов, а ненависть к коммунизму, к Советскому Союзу. Гитлер был для Hje своим человеком. Подчиненная ей пресса бурно выражала свое удовлетворение по поводу заключения антикоминтерновского пакта, она приветствовала образование треугольника Рим — Берлин — Токио, полагая, что стальные углы этого треугольника вонзятся
в тело народов СССР и сломят наиболее активные силы демократии во всем мире. Что касается Великобритании, то в ее линии поведения в отношении Германии первоначально сказывалось определенное стремление ослабить мощь Франции, ставшей после 1918 года более развитой в индустриальном отношении страной, стремление играть свою традиционную роль арбитра и сохранять свою гегемонию в Европе на основе излюбленной системы так называемого европейского равновесия.
Что касается общности позиций Франции и Великобритании, несмотря на их соперничество, общности, ярким выражением которой явились ремилитаризация Рейнской области и англо-германское морское соглашение, то она диктовалась их стремлением благоприятствовать нацизму, чтобы побудить его выполнять роль бронированного кулака реакции, направленного против социализма, и, в особенности, пламенным желанием направить экспансию Германии на Восток.
Циничные признания Бонна
Мы находим в той же Желтой книге многочисленные высказывания господ Кулондра и Жоржа Боннэ, которые свидетельствуют о правильности нашей оценки событий. Мы обращаем внимание г-на председателя и господ судей на циничное признание, содержащееся в записи беседы министра иностранных дел Жоржа Боннэ с германским послом в Париже графом Вельчеком 1 июля 1939 г.
В этой записи, опубликованной в Желтой книге под номером 149, Жорж Боннэ пишет текстуально следующее:
«Если после заключения мюнхенских соглашений Франция ставила перед собой задачу серьезного сотрудничества с Германией, то она соглашалась также с мыслью, что некоторые страны Центральной Европы могут, в силу своего географического положения, поддерживать с Германией более широкие экономические связи нежели с Францией».
Свобода рук для Германии
Однако Мюнхенское соглашение имело не только эту экономическую сторону: оно предоставляло Германии свободу действий на востоке Европы. Г-н Кулондр указывает на это
в своем письме Боннэ от 15 декабря 1938 г., опубликованном под номером 33 в Желтой книге.
Ручаясь за искренность Германии, которая, по его мнению, хочет соблюдать территориальный статус-кво и навсегда покончить с вековой распрей между двумя странами (Францией и Германией), г-н Кулондр утверждает, что «стремление Третьей империи к экспансии на восток представляется столь же несомненным, как и ее отказ, по крайней мере в настоящее время, от всяких завоеваний на западе. Первое является следствием второго».
Г-н Кулондр поясняет:
«Первая часть программы Гитлера — включение в рамки Германии немецкого населения, проживающего за границей,— полностью выполнена. Теперь бьет час расширения «жизненного пространства».
Далее он в следующих словах излагает нацистский замысел:
«Стать хозяевами Центральной Европы, превратив Чехословакию и Венгрию в вассалов, затем создать великую Украину под гегемонией Германии».
Для этого, добавляет Кулондр, «нужно будет покорить Румынию, договориться с Польшей и отторгнуть у СССР часть его территории».
«Однако,— подчеркивает французский посол,— немецкий динамизм не останавливается перед этими затруднениями, и в военных кругах уже поговаривают о кавалерийском пробеге до самого Кавказа и Баку».
С марта по сентябрь 1939 года этот немецкий «динамизм» проявлялся во всей его силе. Первым его проявлением был окончательный захват Чехословакии.
Советские предложения
Г-н Кулондр в уже цитированной нами записке от
19 марта 1939 г. перечисляет катастрофические последствия этого трагического события.
Между тем еще можно было изменить это тревожное п©- ложение, если бы европейские правительства вовремя спохватились и согласились с точкой зрения Советского Союза.
Советский Союз внес четкие предложения о том, как обуздать агрессора. Если бы правительства Лондона и Парижа приняли эти предложения, то лицо мира изменилось бы и гитлеровская Германия была бы вынуждена отступить. Но, к несчастью, они отвергли все эти предложения.
20 март:* СССР предложил немедленный созыв совещания Франции, Великобритании и Советского Союза с участием Польши, Румынии и Турции. Это предложение натолкнулось на иронический отказ Чемберлена. Катастрофические последствия этого отказа для Франции, Великобритании и демократических стран не заставили себя ждать: Румыния подписала экономическое соглашение с Германией, которая смогла, таким образом, получать по сходной цене пшеницу и нефть.
В июне 1939 года СССР предложил заключить пакт о помощи балтийским странам и предоставить гарантии без ограничений всем государствам, которые могут подвергнуться нападению. Это предложение было также отвергнуто. После этого Лондон и Париж, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение, разыгрывали комедию посылки в Москву военных миссий без каких-либо определенных полномочий, миссий, которые вели там нескончаемые переговоры о заключении франко-англо-советского пакта о взаимопомощи...
Утверждения журнала ,,Иллюстрасъон“ш *
Журнал «Иллюстрасьон» 21 октября 1939 г. также признал ответственность Польши. Он писал:
«В том, что возникло затруднение, виновата сама Польша, так как она ни под каким видом не соглашалась пропустить на свою территорию Красную Армию».
Между тем Польша в это время была союзницей Франции. Она имела гарантию Великобритании. Мы хотим обратить ваше внимание на то, что в противовес своим действиям в отношении Чехословакии в 1938 году во время мюнхенских переговоров как французское, так и британское правительства не оказывали никакого давления на польское правительство, чтобы побудить его принять советские предложения...
Поведение правительства Лондона, Парижа и Варшавы в значительной мере способствовало росту гитлеровской наглости. Одно за другим последовали: захват Мемеля, ремилитаризация и изменение статута Данцига.
Наш долг как французов, граждан и депутатов заключался в том, чтобы разоблачить эту гибельную политику. Правительство Даладье пыталось помешать нам выполнить свой долг. Ему это не удалось, несмотря на незаконное применение репрессивных мер. И чтобы положить конец нашей деятельности, вопреки конституционным законам, оно запретило Французскую коммунистическую партию и бросило в тюрьмы ее наиболее активных и преданных членов.
Дипломатические предостережения
А между тем именно мы, коммунисты, были правы, предлагая проводить политику коллективной безопасности, поддерживая советские предложения, которые вполне соответствовали интересам Франции. Справедливость того, что мы публично заявляли на наших съездах, на наших конференциях, на наших митингах, с трибуны парламента, подтверждается повторными предостережениями и настойчивыми призывами французских послов.
В самом деле, во время англо-франко-советских переговоров 1 июня 1939 г. они писали: «В случае заключения соглашения Гитлер отступит»; 13 июня они повторяли: «Риббентроп уступит»; они советовали: «Надо ускорить заключение соглашения»; они настаивали: «Нужно ускорить переговоры»; они возвращались к этому вопросу 13 августа, говоря: «Нужно спешить»...
Я опять-таки пользуюсь Желтой книгой. Вы мне скажете, господин председатель трибунала: «Довольно Желтой книги». Я вам отвечаю:
— Если бы правительство разрешило нам просматривать газеты, мы использовали бы их, но вы знаете, что с нами обращались как с уголовниками, бандитами, мы были изолированы в своих камерах и полностью отрезаны от внешнего мира. Нам удалось заполучить один только документ. Это — Желтая книга, которую послала нам канцелярия палаты депутатов, не зная, вне всякого сомнения, о прави
тельственных директивах, и которую начальник тюрьмы Санте, введенный в заблуждение официальным характером посылки, передал нам.
Это единственный источник (помимо «Журналь офисьель», единственной газеты, разрешенной в тюрьмах администрацией исправительных заведений, и журнала «Иллюстрасьон», внесенного в список изданий, разрешенных подсудимым и осужденным), из которого мы могли черпать материалы для подготовки к своей защите. Если вдобавок к принятому вами решению о слушании дела при закрытых дверях вы теперь запретите нам пользоваться официальными документами, то уж лучше немедленно прекратить судебное разбирательство и вынести обвинительный приговор, на что вы, вне всякого сомнения, получили полномочия.
Я вижу, что вы делаете жест, который я расцениваю как жест отрицания.
Свидетельства Желтой книги
Итак, я продолжаю приводить доказательства. Слушайте, господа члены трибунала.
В Желтой книге более 20 раз — я подсчитал — утверждается то, что мы никогда не переставали подчеркивать, а именно, что Гитлер вынужден был бы отступить, если бы Великобритания и Франция пришли к соглашению с Советским Союзом.
1 июня 1939 г. Кулондр писал Боннэ (я цитирую документ № 132):
«В германском министерстве иностранных дел преобладает мнение, что если Польша не пойдет на уступки, то решение Гитлера будет зависеть от подписания англо-русского соглашения. Полагают, что он пойдет на риск войны, если ему не придется бороться с Россией... Не исключается возможность, что в случае, если англо-русские переговоры затянутся, в ближайшие недели будут совершены насильственные действия в отношении Данцига».
Документы показывают, что французские и английские правители саботировали эти переговоры.
В том же письме Кулондр указывал на необходимость
быстрого завершения переговоров. Он считал, что в августе кризис достигнет кульминационной точки, и подчеркивал, что время, которое уходит на ведение нынешних переговоров, является особо опасным. Он добавляет (что очень важно заметить): «Мой британский коллега, который, подобно мне, считает эти сведения очень серьезными, сказал мне, что он сообщил их в Лондон, настаивая, чтобы заключение англо- франко-русского соглашения было елико возможно ускорено. Я ему указал, что мы со своей стороны не пренебрегаем никакими усилиями ради достижения этого результата в кратчайший срок». Однако в Лондоне и Париже делалось нечто прямо противоположное.
Кулондр возвращается к этому вопросу в другом письме, от 13 июня 1939 г., опубликованном в Желтой книге под номером 135. Он настаивает на необходимости для западных держав «ускорить переговоры, завершения которых в Берлине явно боятся». Он проповедовал в пустыне, он говорил с глухими, вернее, с людьми, прикидывавшимися глухими.
Прошел месяц. Правители Лондона и Парижа продолжали саботировать англо-франко-советские переговоры. В письме, опубликованном в Желтой книге под номером 194, Кулондр пишет Боннэ, что для предотвращения страшной опасности гитлеровского нападения на Польшу он считает необходимым:
«1. Сохранять абсолютную твердость и полное единство фронта, поскольку всякое колебание, даже видимость колебания, открывает путь к войне; всякий раз, когда представляется случай, настаивать на целесообразности оказания военной помощи автоматически.
2. Сохранять военные силы союзников, и в частности французские, на уровне военных сил Германии, которые непрерывно растут. Нужно, чтобы не создавалось ложного впечатления, будто мы уступаем.
3. Максимально ускорить заключение соглашения с Советским Союзом. Я не перестану повторять, что это для Германии важный психологический фактор».
И на этот раз эти предостерегающие замечания не были приняты во внимание.
Наконец, 18 августа, согласно документу № 199 Желтой книги, г-н Кулондр восклицает: «Следовало бы любой ценой
поскорее добиться успешного завершения переговоров с русскими. С разных сторон до меня доходят сведения о том, что в настоящее время именно военные наиболее решительно побуждают канцлера к войне против Польши. Наиболее действенным средством обуздания их явилось бы заключение соглашения с русскими».
Упорство Лондона и Парижа
Однако Лондон и Париж оставались глухими. Они преступно продолжали упорствовать. Они саботировали образование фронта мира в надежде втянуть Германию в войну против СССР, желая видеть СССР побежденным.
Циничные признания этого факта мы находим в английской Белой книге, в которой говорится о переговорах Гендер- сона с Гитлером, и в заявлении Шотана в сенате 19 января 1940 г. Последний дошел до того, что со злорадством пред- вкушал поражение России, так как, говорил он, «Красная Армия находится в жалком состоянии».
Мы разоблачали антисоветские действия наших правителей, ибо они не только совершенно сознательно игнорировали франко-советский пакт, на котором стояли их подписи, но, кроме того, умышленно и систематически саботировали его *. Мы обвиняем французское правительство в том, что, саботируя франко-советский пакт, оно ввергло Францию в воен- пую катастрофу. Соблюдение французским правительством статей франко-советского пакта гарантировало бы безопасность Франции, сохранило бы ее независимость, обеспечило и облегчило бы свободное развитие нашей страны среди западных держав, именно Великобритании, Германии, Италии, Испании. Оно гарантировало бы мир.
Мнение Анри де Кериллиса
Об этом заявил с одобрения цензуры в своей газете «Эпок» 25 февраля 1940 г. г-н де Кериллис, которого нельзя заподозрить в приверженности коммунизму. Он писал:
«В действительности — и это будет поражать будущего
* Имеется в виду франко-советский пакт о взаимопомощи, подписанный 2 мая 1935 т —Прим. ред.
историка,—в то время когда во Франции, в стране, связанной с Россией пактом (который наши послы единодушна рассматривают как единственный инструмент, способны» спасти мир), газеты неистощимы в иронических и даже оскорбительных оценках сил Красной Армии, немецкие военные газеты воздают ей должное. Тщетно мы пытались в «Эпок» обратить внимание официальных кругов на опасность подобного парадоксального положения. Эти круги вправе были отвергнуть идею союза с русскими. Такое мнение можно было бы даже обосновать. Но нельзя допускать того, чтобы дипломатические усилия нашей страны были направлены в сторону заключения такого союза в согласии с Англией и чтобы в то же время в печати велась кампания за срыв этих усилий и за поддержку немецких планов».
Увы, как это ни поразительно, но это факт, занесенный в анналы истории. Французское правительство положило франко-советский пакт под сукно, считало его мертвой буквой, недействительным.
И это понятно, ибо в своей политике правительство ориентировалось на четырехсторонний блок Франции, Великобритании, Германии и Италии против Советского Союза, блок, считавшийся крупной буржуазией, трестовиками необходимым для сохранения капиталистического строя и разгрома прогрессивного движения во всем мире.
Франко-германская декларация
Я ничего не измышляю. Я лишь констатирую то, что* является печальной действительностью, то, что позволило* Риббентропу на следующий же день после подписания фран ко-германской декларации от 6 декабря 1938 г. подчеркнуть «постоянную солидарность, объединяющую одновременно, с одной стороны, Германию и Италию и, с другой, Францию и Англию, и согласование отношений этих четырех держав, которое на деле может быть доведено до организации сотрудничества двух осей». Согласие относительно распределения обязанностей и сфер влияния было настолько полным, что Жорж Боннэ счел необходимым дать подробные объяснения по этому поводу в письме, отправленном всем дипломатическим представителям Франции за границей.
Однако в тот самый момент, когда гитлеровская «Третья империя» должна была решиться выполнить роль, которая была на нее возложена в Мюнхене, роль бронированного кулака, направленного против СССР, когда она должна была бросить стране социализма вызов и двинуть свои дивизии в сторону Украины — за хлебом, углем, рудой,— она обнаружила колебания.
Она обнаружила колебания по двум основным причинам. Она учитывала: 1) могущество СССР; 2) опасности, с которыми ей придется столкнуться в этой «загадочной» стране. Относительно этих двух пунктов мы процитируем мнение подполковника Клейна, отзывы генералов Кейтеля и Браухича, донесения г-на Кулондра.
Мнение подполковника Клейна
Клеветники забыли мнение немецкого подполковника Клейна, высказанное после заключения Раппальского договора 1922 года 135 и цитировавшееся де Кериллисом в газете «Эпок» 26 февраля 1940 г.
«В данный момент,— говорил подполковник Клейн,— русской армии не существует и, может быть, еще долгое время она не будет существовать. Однако военная мощь измеряется не только числом, качеством, силой и вооружением воинских частей. Она складывается из географических, стратегических и экономических факторов в единое целое, которое зависит также от численности населения и обширности территории. Страна, численность населения которой втрое превосходит численность нашего, потенциальные ресурсы которой беспредельны, страна, которая простирается от Балтики до Тихого океана и от Черного моря до Северного Ледовитого океана, будет играть в будущей мировой войне важнейшую роль.
Тот, кто будет действовать против нее, натолкнется на трудно преодолимые препятствия. Кто будет с ней — до бесконечности расширит свое поле действий и свои возможности выступления во всех уязвимых пунктах земного шара. Все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы в будущих реваншистских войнах СССР был нашим союзни
ком. Если он не будет нашим союзником, то, прежде чем свести счеты с Францией, мы должны победить его, что потребует длительных и дорогостоящих усилий».
Легко понять, что то, что было верно в период Раппало, тем более было верно в 1939 году ввиду усиления промышленного и сельскохозяйственного могущества СССР.
Нужно было, как говорил Кулондр, во что бы то ни стало принять советские предложения. Тем не менее, они были отвергнуты. Играли на руку Гитлеру. И в самом деле, немецкие генералы впадали в явный пессимизм, когда вглядывались в перспективу франко-англо-советского соглашения.
Посол Кулондр изложил их взгляды в письме Боннэ 1 июня 1939 г., воспроизведенном в Желтой книге под номером 132.
Взгляды генералов Кейтеля и Браухича
На вопрос «фюрера» — обернется ли мировая война при нынешних условиях в пользу Германии — начальник генерального штаба генерал Кейтель и главнокомандующий сухопутной армией генерал Браухич заявили, что на этот вопрос можно ответить в зависимости от того, останется или нет Россия вне конфликта.
«В первом случае генерал Кейтель ответил «да», а генерал Браухич ответил «вероятно». И тот и другой заявили, что в случае, если Германии придется бороться с Россией, у нее будет мало шансов выиграть войну».
Итак, существовала возможность зажать гитлеровскую Германию в стальных тисках и вынудить ее уступить. Это с очевидностью явствует из всех официальных документов.
Чемберлен и Даладье этого не пожелали, ибо они хотели договориться с Гитлером за счет Советского Союза. Следовательно, именно достойное осуждения поведение этих двух государственных деятелей вынудило Советское правительство подписать советско-германский пакт о ненападении.
Поскольку Чемберлен и Даладье отвергли все предложения Советского правительства, все его предупреждения и призывы, отказались от его помощи Польше, отвергли предложенные им гарантийные пакты, у СССР оставалась
единственная возможность обеспечить безопасность своих западных границ — заключить советско-германский пакт о ненападении.
От нас требовали осуждения этого дипломатического акта. От нас требовали выражения согласия с тезисом правительства Даладье. Мы отказались подчиниться этому позорному требованию. Мы имеем право анализировать и судить о советско-германском пакте о ненападении, как о любом другом пакте, заключенном между различными государствами; мы имеем право иметь свое суждение об этом пакте и выражать свое суждение, как мы выражали свое суждение о мюнхенском диктате и германо-польском пакте, подписанном Беком136 и Гитлером.
Разве от французских депутатов требовали осуждения англо-германского морского соглашения? Нет, не правда ли? Разве от французских депутатов требовали осуждения президента США, когда он провозгласил нейтралитет своей страны? Нет, не правда ли? Мы анализировали и объясняли советско-германский пакт о ненападении строго объективным образом. От нас требовали не выражения наших антигитлеровских и антифашистских убеждений, а антисоветской декларации. Но мы категорически отказались присоедийить свои голоса к антисоветским воплям правительства, парламента и продажной печати.
Мы не только не изменили Франции, мы ее защищали., ибо мы предусматривали единственно правильную политику, способную обеспечить спасение родины, ибо мы громко заявляли, что долг подлинно французского правительства заключался в том, чтобы проводить политику франко-советской дружбы, быстрого сближения с СССР, серьезных, честных переговоров с Советским правительством через посредство лучших наших полномочных представителей.
Нам ответили кампанией жестоких репрессий. Советско- германский пакт о ненападении был использован правительством Даладье как предлог для преследований коммунистов, как повод для изгнания из французской политической жизни Французской коммунистической партии, партии, имеющей 300 тыс. членов и поддерживаемой IV2 млн. избирателей.
Мы повторяем: мы имели неотъемлемое, неоспоримое право выразить наше мнение об этом пакте 1ак же, как мы
выражали свое мнение об англо-германском пакте, об англоитальянском соглашении, о скандинавских и голландско- бельгийских конференциях и франко-англо-турецких и балканских переговорах.
Признания Боннэ
Мы находим, опять-таки в Желтой книге (документ № 149), неопровержимые доказательства правильности наших утверждений.
В самом деле, советско-германский пакт о ненападении был лишь предлогом, поводом, зацепкой, ибо решение о преследовании коммунистов было принято еще в июле месяце, за шесть недель до подписания этого пакта.
Г-н Боннэ признается в этом в своей записке от 1 июля 1940 г.
«Я, наконец, указал послу на то, что он может отметить во Франции единодушие общественного мнения в поддержке правительства. Выборы будут отсрочены, публичные собрания запрещены, всякие попытки какой бы то ни было иностранной пропаганды будут подавляться, коммунисты будут образумлены».
Таким образом, еще 1 июля, т. е. почти за два месяца до подписания советско-германского пакта о ненападении, французское правительство заявляло в официальной записке, что его политика заключалась в уничтожении республиканских свобод и «обуздании» коммунистов. Это признание, не оставляющее камня на камне от обвинительного акта, в то же время проливает яркий свет на антидемократический сговор парижских и берлинских правителей: борьба против коммунизма, борьба против большевизма, а в действительности борьба против демократии, против народа.
Вот при каких условиях Европа шла к войне и каким образом вчерашние сообщники — чемберлены и даладье, штлеры и Муссолини — столкнулись лицом к лицу как соперники. Они уподобились неумелым колдунам, неспособным совладать с дьявольскими силами, которые они развязали своими собственными руками.
Для того чтобы здраво судить о положении в августе — сентябре 1939 года, не следует забывать об ответственности
Лондона и Парижа. Не следует также забывать, что Лондон и Париж всеми средствами поддерживали нацизм, окрепший на бесконечных франко-английских уступках гитлеровскому режиму.
Гигантская гитлеровская военная машина могла быть построена лишь при помощи магнатов международного финансового капитала. И если, в конце концов, завязалась вооруженная борьба за обладание рынками сбыта, за источники сырья, за новый передел мира, за господство в Европе, за мировое господство, то только в результате политики постоянной помощи германским реакционным силам, в результате политики постоянной вражды к СССР.
Плачевное состояние Польши
Лондонские и парижские правители в сентябре 1939 года заявили, что они придут на помощь Польше, будут защищать ее территориальную целостность и ее национальную независимость. Однако всякий мало-мальски осведомленный человек знал, что без участия СССР невозможно было защищать Польшу, В действительности — и это неоспоримый факт — Польша, с одобрения Лондона и Парижа, отклонила советскую помощь...
Сообщница Гитлера, Польша Бека, не имела никаких средств защиты против Германии. Она должна была стать ее добычей, попасть в ее когти. Кроме того, Польшу раздирали внутренние противоречия, не разрешимые при режиме диктатуры реакции. Она была нежизнеспособной. Это была тюрьма народов, ибо польские помещики угнетали евреев, украинцев, белорусов и литовцев.
В военном отношении Польша была чрезвычайно слаба. Она не имела укреплений, направленных против Германии. Ее «линия Мажино» была обращена против СССР. Она не имела сколько-нибудь значительной авиации и противовоздушной обороны. Захват Гитлером Чехословакии, Мемеля и Данцига завершил ее окружение германскими армиями. В моральном отношении Польша находилась в плачевном состоянии. Повсюду, в особенности в высших сферах, царили коррупция, бездарность, мошенничество и предательство.
Подтверждение де Кериллиса
Г-н де Кериллис подтвердил то, что мы говорим сегодня и что мы говорили в сентябре прошлого года.
«Во время германо-польской войны,— писал де Кериллис в газете «Эпок»,—вскрылась чудовищная система германского шпионажа. Газеты в то время приводили ошеломляющие сведения, остававшиеся незамеченными среди вздорных новостей, которые в ту пору циркулировали по Европе и потрясали ее. Между тем теперь уже доказано, что в результате организации шпионажа, тщательно подготовленной еще в мирное время, несчастные поляки были преданы так, как не был предан ни один народ в истории. Все решения, принимавшиеся министрами, все решения, принимавшиеся генеральным штабом, становились известными немцам через несколько часов. Когда войска получали приказы о передвижении или боевые приказы, немцы уже имели их. Когда одно из учреждений водворялось в каком-нибудь помещении Варшавы, то уже через три часа немецкий самолет бомбардировал его. Позднее, в зловещий момент эвакуации и отступления, враг был предупрежден об отправке специальных поездов и бомбардировал места назначения еще до прибытия туда этих поездов. Немецкая техника заключалась в сочетании попыток деморализации населения с собственно шпионской деятельностью».
При таких условиях крушение Польши было неизбежным. По причине ее внутренней и внешней слабости оно произошло в 15 дней. Ввиду этого быстрого и страшного распада Советская Армия вступила на территории, которые в прошлом были советскими.
Когда мы в тот момент заявили, что советское решение было продиктовано заботой об обеспечении безопасности СССР, нас стали осыпать оскорблениями вся печать и политиканы всех партий, начиная от социалистической партии и кончая фашистами.
А между тем правда была на нашей стороне.
Когда Советский Союз провел в прибалтийских странах мероприятия, гарантирующие его безопасность, то это опять вызвало поток антисоветских и антикоммунистических проклятий.
А между тем советские мероприятия означали, что господству прибалтийских баронов положен конец и что вековые тевтонские мечты похоронены.
Признания „Иллюстрасьон* *
Этот факт признал журнал «Иллюстрасьон». Вот что он писал 7 октября 1939 г.:
«Теперь русские приобретают очень сильную позицию на Балтике, контролируют как Финский залив, так и Рижскую бухту. Против какой же страны приняты эти меры предосторожности, как не против Германии?»
14 октября 1939 г. «Иллюстрасьон» возвращается к тому же вопросу:
«Отныне позиция России очень сильна, ибо она могла бы устоять против любой агрессии, которая исходила бы с этой стороны. Кто же, однако, всегда мечтал о захвате прибалтийских стран, как не Германия? В конечном счете, Россия приняла свои меры предосторожности единственно против экспансии германизма. Она закрыла ему путь на северо-восток так же, как, воссоединившись с Западной Украиной, она преградила ему путь на юго-восток».
«Иллюстрасьон» не подвергся преследованиям за эти справедливые утверждения. Между тем нас преследовали, арестовали, заключили в тюрьму за то, что мы говорили буквально то же самое.
21 октября «Иллюстрасьон» еще раз возвращается к этому вопросу. Журнал говорит о капитуляции Германии:
«Германия отказалась неожиданно и, вероятно, окончательно от вековой мечты, которая была особенно близка ее сердцу. Капитуляция Германии перед Советским Союзом является исключительным событием в истории».
В заключение «Иллюстрасьон» писал:
«Можно считать, что это является одним из серьезнейших поражений, которые потерпела Германия».
Мы видим, что когда коммунисты делают подобные заявления, то их преследуют. Мы видим также, что все, что сделано СССР для защиты своей территории, для ослабления гитлеровских позиций, является предметом враждебных ком
ментариев со стороны наших правителей и их прислужников. Мы видим, наконец, что печать то и дело сыплет оскорбления по адресу СССР, но она всегда проявляет сдержанность в отношении гитлеровской Германии. Мы констатируем, с другой стороны, что правительственная печать лгала, когда приравнивала вступление Советской Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину к аннексии.
Советский Союз освободил территории, бывшие прежде советскими, которые были похищены у него Польшей Пил- судского. Он лишь восстановил этническую демаркационную линию, намеченную самим лордом Керзоном. «Иллю- страсьон» признает это в категорической форме. В номере от 21 ноября 1939 г. мы читаем:
«Менее чем в две недели Россия вернула себе почти все провинции, расположенные к востоку от пресловутой линии Керзона, который в 1919 году, 20 лет назад, пытался провести по возможности справедливую этническую демаркацию между Польшей и Советской Россией».
Если бы лондонские и парижские правители, Чемберлен и Даладье, не саботировали франко-ангЛо-советские переговоры, надеясь договориться с Гитлером и организуя антисоветский крестовый поход, они могли бы способствовать спасению Европы путем обуздания фашистских сил. Они этого не захотели.
Следовательно, именно они несут тяжкую ответственность за то, что своей антисоветской политикой способствовали развязыванию войны. Мы клеймили это поведение как противоречащее интересам Франции. Это было нашим долгом. Мы гордимся тем, что выполнили свой долг.
Предложения коммунистов
Однако мы не ограничивались критикой, мы делали конструктивные предложения, в частности в письме председателю палаты депутатов Эдуарду Эррио, которое мы послали ему по поручению депутатов-коммунистов 1 октября 1939 г.
Для того чтобы правильно понять мотивы, в силу которых мы написали это письмо, его нужно рассматривать на фоне того положения, которое создалось в результате
быстрого, катастрофического крушения Польши Бека» т. е. Польши прислужников Гитлера.
Через месяц после начала военных действий мы заявляли, что еще есть возможность изменить положение и найти благоприятный с точки зрения интересов Франции выход при условии, еслп обратиться за помощью к нашему естественному союзнику — Советскому Союзу.
Мы говорили, что нужно испробовать все средства, чтобы избавить нашу страну от катастрофических последствий войны, которая, по нашим предположениям, должна была быть длительной и жестокой, и что еще не поздно добиваться в тесном сотрудничестве с Советским Союзом заключения справедливого и длительного мира. Мы говорили, что война приведет Францию к нищете и одичанию, к опустошениям и разрухе. Разве говорить это означало совершать преступление? Нет, ибо государственные деятели, которые возбудили против нас антиконституционные преследования и приняли против нас незаконные меры, в свою очередь высказывали такие же соображения.
В нашем письме звучал голос разума. Да, мир был еще возможен в сентябре 1939 года после крушения Польши; он соответствовал подлинным интересам народов, ибо означал выход из пропасти, вырытой в результате зловредной деятельности дипломатии, систематических нападок на СССР, отказа от единственно правильной политики — политики коллективной безопасности.
Правители и продажная печать пытались подавить наш голос. Они открыли заградительный огонь против того, что онн называли «мирным наступлением».
Ваш решительный ответ на лживые заявления правительства
Они всюду твердили, что ведут войну, против фашизма. Мы им отвечали: «Вы не ведете войны против фашизма, ибо вы саботируете единство, необходимое для победоносной борьбы с фашизмом, ибо вы отворачиваетесь от демократических стран, которые были нашими союзниками, ибо вы
поддерживаете преступные деяния фашизма»'. И мы был» правы.
Они даже утверждали, что ведут войну за» демократию». Мы отвечали, что это ложь, ибо они нарушали демократическую конституцию, они правили при помощи декретов, они отменили всякий подлинный парламентский контроль, они» лишили граждан их традиционных прав, они приказали ли^ шить депутатов-коммунистов парламентской неприкосновен1- ности, производили незаконные аресты, повсюду насаждали фашистские нравы и методы. И мы были правы.
Они, наконец, утверждали, что ведут войну за свободу. Мы отвечали, что это ложь. Еще до объявления войны Да- ладье запретил газету «Юманите», запретил Французскую коммунистическую партию и приказал конфисковать ее имущество. Неистовствуя в разрушении, он поставил вне закона рабочие, крестьянские, ремесленные, профессиональные и культурные организации; он обрушился на все, что было создано трудящимися Франции в течение многих лет настойчивых усилий.
Он восстановил систему королевских приказов о заточе- нии без суда и следствия, заключив в тюрьму тысячи и* тысячи французских граждан и создав концентрационные лагеря.
Он возбудил преследования против депутатов-коммунвг- стов и заключил их в тюрьму в нарушение 13-й статьи ков*- ституции, которая гласит: «Ни один из членов той или другой палаты не может быть предан следствию или суду за его убеждения, высказанные им при исполнении депутатских обязанностей, или за голосование».
Он растоптал ногами основные установления Третьей республики: представительную систему, всеобщее избирательное право, суверенитет народа. Он разорвал Декларацию прак человека и гражданина и установил режим законов о «подозрительных».
Антидемократический, антиреспубликанский, антинародный характер политики правительства до такой степени оскорблял совесть французского народа, что даже со скамей умеренных депутатов раздавались резкие протесты. А ведь никого из этих депутатов не преследовали, не арестовывали и не предавали суду военного трибунала. Стало быть, вв
Франции существует два подхода, две мерки. Если бы во Франции еще существовало правосудие, то давно уже мы были бы освобождены и восстановлены во всех наших граж данских и депутатских правах.
Война не против Гитлера, а против французского народа
Итак,— это могут констатировать все — правительство Даладье ведет войну не с Гитлером. Оно ведет войну с фран цузским народом, заключает в тюрьму его избранников — коммунистических депутатов, подвергая их бесчеловечному обращению в камерах для уголовных преступников. Но оно оказывает поддержку и благосклонность кагулярам137, которые были убийцами итальянских антифашистов, братьев Рос- еелли; фашистским организаторам покушения на улице Прес- бург, которое пытались, хотя и тщетно, приписать профсоюз ным организациям рабочих; контрабандистам, ввозившим германское и итальянское оружие и боеприпасы, предназначенные для убийства французов; виновникам катастрофы в Вильжюифе, организаторам вооруженных банд.
Что же происходит начиная с августа 1939 года? Мы видим, как проявляют терпимость и оказывают милости агентам Абеца, завсегдатаям салонов, заправилам черной металлургии, тяжелой промышленности, трестов и оружейных заводов, поставщикам армии, тем, от кого попахивает нефтью, фашистским шпионам, оплачиваемым Гитлером и Муссолини,— т. е. всем тем, кто говорит: «Пусть погибнет Франция, свобода, справедливость, лишь бы капитализм оставался невредимым». Ничего не предпринято против гитлеровцев, против людей из комитета «Франция — Германия» 138. Они неприкосновенны.
Зато поднялся целый ураган лжи и клеветы на антифашистов и Советский Союз.
Как я уже говорил, де Кериллис отметил это в газете «Эпок» за 25 февраля 1940 г.
«Антисоветская и антифранцузская кампании,— пишет •он,— не прекратились с объявлением войны. Наоборот, они усилились, и салонным предателям была предоставлена пол-
вая свобода. Между тем с первых же дней войны французский и английский генеральные штабы убедились, что новая* техника, примененная в Польше, применялась также во Франции, что, впрочем, можно было предвидеть на основании некоторых данных разведки, добытых еще в мирное время. Об этом говорили также сведения об огромных средствах, иредоставлявшихся в распоряжение гестапо, нацистской партии и германской армии, а также их заграничных агентов»,
Кто же, однако, эти агенты? На этот вопрос де Кериллис отвечает так:
«Гитлер выбирал своих шпионов и шпионок в самых высоких слоях общества. Двумя наиболее характерными представителями германских шпионов были шпионка Бютнер и шпион Абец. Оба они посещали самые богатые салоны Парижа, посольства, министерства политических деятелей в были вхожи в официальные круги. Имея доступ к академикам, членам парламента, посетителям салонов, министрам, редакторам газет, Абец руководил работой сверху и руководил очень умело.
О фактах, которые я здесь описываю, говорят все французы — военные и невоенные, все они подтверждают их.
Однако парламент хочет игнорировать их, некоторые большие газеты хотят игнорировать их потому, что г-н Абец... потому, что Бютнер... потому, что Поль Фердоннэ... потому, что г-н Обэн... потому, что... потому, что...»
Правительство покровительствует предателям
Что же сделало правительство, чтобы уничтожить эту сеть предательства и шпионажа, которая оплела министерства, редакции, салоны, будуары и альковы? Что оно сделало, чтобы вывести на чистую воду предателей? Ничего, решительно ничего.
Эти люди продолжают слоняться по правительственным учреждениям в то время, как избранники народа подвергаются преследованиям.
И эту несправедливость, этот антидемократизм, это уничтожение наших свобод, этот скандальный режим покровительства агентам «пятой колонны» хотят прикрыть флагом родины!
Право нарушено, справедливость и свобода попраны. Родина растоптана и раздавлена под каблуком тирании, а культурное наследие, накопленное в течение веков поколениями французов и француженок, уничтожено и развеяно в прах.
И все красивые слова, все возвышенные лозунги наших нынешних правителей предназначены лишь для того, чтобы прикрыть отвратительную действительность и обмануть французов.
Франция находится сегодня в трагическом положении, и нужно установить,* кто же несет за это ответственность? Мы заявляем, что ответственность не может быть односторонней.
Ответственность за войну
Общую ответственность за войну несет капиталистический строй. Что касается частной ответственности, то ее несут одновременно Германия, Англия и Франция. Гитлер и его разбойники типа Геринга и Геббельса несут ответственность. Но существует также, заявляем мы, французская от ветственность. Бе несут, как мы это установили, противники политики реального, длительного, справедливого мира, кото рую отстаивали коммунисты. Ее несут те, кто саботировал коллективную безопасность, те, кто предпочел катаклизм войны союзу с великой страной социализма, с Советским Союзом.
Необходимость франко-советскою союза
Поэтому, когда мы заявляем, что можно было бы установить справедливый и длительный мир при условии заключения честного, прочного и равноправного союза между Францией и СССР, мы говорим в интересах Франции, как подлинные французские патриоты.
Франко-советский союз явился бы надежной, абсолютной гарантией французской независимости, ибо он позволил бы Франции не быть ни рабыней Гитлера, ни вассалом Чемберлена, или прислужницей Муссолини.
Союз со страной Советов был бы для Франции гарантией ее безопасности, ибо в лице страны социализма с ее обшир
ной территорией, неисчислимыми богатствами земли и недр, ее гигантской социалистической промышленностью, огромным коллективизированным сельским хозяйством и морально- политическим единством ее свободных народов Франция могла иметь защитника плодотворного мирного труда.
Принимая во внимание все перечисленные факты, объективно проанализировав обстановку, подобно тому, как я и сделал это сейчас в своем обзоре международной политики, я счел своим долгом написать 1 октября 1939 г. председателю палаты депутатов г-ну Эррио письмо, которое положено и основу вашего обвинительного акта.
Письмо к Эррио
Это письмо — французское письмо, оно написано французским депутатом при законном и нормальном исполнении своих парламентских обязанностей. Я был надлежащим образом уполномочен написать его другими французскими депутатами, входящими в парламентскую группу, называющуюся «Французской рабоче-крестьянской группой».
Эта группа была сформирована в строгом соответствии с уставом палаты, согласно авторитетным заключениям квестуры, с тем чтобы мы имели возможность нормально выполнять свои обязанности и осуществлять свои полномочия.
В самом деле, не участвуя в парламентской группе, депутат не может быть представлен на еженедельном совещании председателей групп, которые происходят по четвергам и на которых составляется повестка дня заседаний следующей недели; он не может ни входить в большие комиссии, ни вносить поправки или требования о публичном голосовании.
Это письмо продиктовано патриотическими чувствами. Единственной его целью является защита подлинных интересов французского народа. Я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что это письмо было адресовано председателю палаты депутатов и что как таковое оно представляет собой по существу парламентский акт, имеющий целью осуществление парламентом одной из его самых высоких функций.
Я тем более имею право подчеркивать парламентский характер письма, что обвинительный акт. как это мы доказали, основан на умышленно совершенном подлоге, ибо подлинный текст письма был серьезно искажен. Всякий честный человек сочтет позорным тот факт, что оригинал письма, на основе которого было возбуждено преследование, только вчера был приобщен к делу трибунала.
Как и во времена дела Дрейфуса, все это отвратительное дело, ведущееся против нас, могло быть начато лишь ни основе подлога и с совершением подлога
Приключение Задига и суд
Мне вспоминается приключение Задига *, которое можно сравнить с нашим делом.
Задиг прогуливался в саду с друзьями. Разговор шел
о счастливом окончании войны, которую царь недавно вел против Гирканского князя. Задиг хвалил мужество царя. Он взял свою записную книжку и экспромтом написал четверостишие. Друзья его поздравляли. Но Задиг не был доволен своим сочинением. Он разорвал на две части листок, на котором были написаны стихи, и бросил обе половинки и розовый куст.
Один завистник был свидетелем этой сцены. Когда Задиг вернулся к себе домой, завистник, оставшись в саду, долго искал и наконец нашел кусок листка. Он прочел на нем самые страшные оскорбления против царя:
Коварством и изменой На троне утвердился Общественного мира Единственный губитель
Изобличенный Задиг был брошен в тюрьму. Вскоре его осудили, естественно, не соизволив выслушать. Ему не разрешили говорить. Его стихи говорили против него. Он был приговорен к казни.
В то время, когда он готовился к смерти, попугай царя слетел со своего балкона и сел в саду Задига на розовый
* Задиг — герой повести Вольтера «Задиг, или судьба».
куст. С соседнего дерева ветром сорвало персик, и он упал в куст на листок из записной книжки. Листок прилип к персику, и птица унесла все вместе и бросила на колени царю
Царь прочел слова, не имевшие никакого смысла. Ему показалось, что это окончание каких-то стихов. Он дал прочесть их царице. Последняя, помня то, что было написано на листке из записной книжки Задига, велела принести его. Сложили оба клочка, и они совершенно пришлись один к другому. Тогда прочли стихи в том виде, как их написал Задиг
Коварством и изменой крамола свирепела.
На троне утвердился царь, отстояв закон.
Общественного мира пора теперь приспела,
Единственный губитель душ наших — купидов
Царь убедился в несправедливости приговора, и Задиг был освобожден.
Использование фальшивки
Дайте мне одну строку, написанную кем-либо, и я добьюсь его осуждения, говорили некогда.
По поручению своих политических друзей я написал письмо председателю палаты депутатов. Пресса опубликовала отдельные искаженные, изуродованные куски этого иисьма. Это письмо члена парламента было избрано правительством как предлог, чтобы бросить меня в камеру для уголовных преступников. Был вынесен приговор о лишении депутатских мандатов меня и моих товарищей, причем, как в случае с Задигом, нас не соизволили выслушать. Но Задиг вышел из тюрьмы, окруженный еще большим уважением своих соотечественников. То же самое будет с нами —я в этом убежден — в один прекрасный день, ибо наше дело правое, ибо наше письмо выражало глубокие чувства и законные чаяния французского народа.
Лом
То, что мы отправили наше письмо, то, что мы распространяли его, не было ни преступлением, ни правонарушением; это было наше право, наш долг, долг членов парла
мента, руководствующихся единственно заботой о защите интересов французского народа. Этот долг особенно остро сознавали мы, люди, принадлежащие к поколению участников войны 1914—1918 гг.
Немедленно после заключения коммунистов в тюрьму многие депутаты и журналисты под давлением общественного мнения подхватили наши предложения и начали кампанию в печ:ати за открытие дискуссии на публичном засе дании палаты депутатов. Ни одного из авторов этих предложений, ни одного из участников кампании в прессе, о которой я упомянул, не преследовали и даже не тревожили. Наши предложения были настолько правильны, в такой мере отвечали общественным чувствам, что сам Даладье был вынужден уступить и созвать на 30 ноября 1939 г. чрезвычай ную сессию обеих палат.
Бели, с другой стороны, вы прочтете отчет об обсуждении бюджета, вы заметите, что многие депутаты решительно про тестовали против нарушения прерогатив депутатов, требовали осуществления парламентского контроля и называли позор ным то, что правительство не созвало депутатов, мобилизо ванных в армию.
Правонарушение, которое нам вменяется в вину, не су ществует, следовательно, обвинение беспредметно. Мы просто- напросто осуществляли наши депутатские права, гарантиро ванные нам конституцией республики.
Нарушение конституции
Последствия нарушения конституции республики еле дующие.
Нарушение принципа национального представительства, поскольку большая часть народа была незаконно лишена своего представительства в парламенте.
Без парламентского иммунитета нет свободы действий, нет гарантии независимости депутата, который в таком случае подвергается любому давлению и становится объектом всяких попыток подкупа. Без парламентского иммунитета депутат немедленно попадает в зависимость от исполнительной власти. Без парламентского иммунитета бесхарактерный
депутат впадает в низкопоклонство и угодничество. Парламент превращается в охвостье исполнительной власти.
Так, нынешняя палата, изгнавшая депутатов-коммуни- стов, не выслушав их, не может законодательствовать в соответствии с конституцией, ибо нация подверглась насилию, избиратель — осмеянию.
Ее законы не имеют силы, и, следовательно, французские
I раждане должны рассматриваться как свободные от обязанности подчиняться им, ибо перед ними узурпация, произвол, деспотизм.
Следовательно, начатое против .нас судебное дело совершенно незаконно» его мотивы неприемлемы, ибо образование рабоче-крестьянской группы и отправка нашего письма находились в полном соответствии с конституцией республики, с регламентом и с обычаями палаты депутатов.
Против нас использовали заключение советско-германского пакта. Мы доказали, что это не более, чем жалкий предлог. В течение последних месяцев, пользуясь советско- финской войной, от нас требовали, чтобы мы осудили пози цию Советского Союза в письменных заявлениях. Мы на это не пошли. Мы на это не пойдем.
Антисоветская провокация со стороны Финляндии
В течение двух месяцев — октября и ноября,— когда я находился на нелегальном положении в парижском районе (полиция не сумела привести в исполнение постановление о моем аресте), я имел возможность следить изо дня в день за различными фазами советско-финских переговоров. В самые последние дни, в дни суда, я прочел обстоятельный труд об этом конфликте.
Войну против Советского Союза развязала Финляндия своими враждебными актами, своими неоднократными провокациями.
Все факты показывают, что финляндское правительство действовало в интересах гитлеровской Германии, и, поистине, позорно то, что правительство Даладье и подчиненная ему печать, которые утверждали, что ведут войну за демократию
Ei против фашизма, немедленно встали па сторону фински а фашистов, антидемократов и гитлеровцев.
Причиной конфликта явились концентрация регулярны* финских войск на самой границе, под Ленинградом, что представляло собой не только угрозу Ленинграду, но и враждебный акт против СССР, бомбардировка советских войск финляндской артиллерией и отказ финляндского правительства отвести свои войска на 25 км в глубь Карельского перешейка.
Советское правительство не могло терпеть присутствия финских войск на расстоянии пушечного выстрела от жизненного центра СССР — Ленинграда,— насчитывающего 372 млн. жителей, в то время когда советские войска не угрожали каким-либо жизненным центрам Финляндии, поскольку советские войска, обороняющие Ленинград, находились на расстоянии сотни километров от этих центров.
Все усилия правительства СССР, желавшего поддерживать дружественные и искренние отношения с Финляндией, наталкивались на злонамеренность правительства Хельсинки.
Заявление Бернарда Шоу
Отвечая на вопрос сотрудника «Дейли мейл» о событиях в Финляндии, известный английский писатель Бернард Шоу заявил:
«Финляндией правило глупое правительство. Оно должно было принять русское предложение об обмене территориями и вести себя, как следует рассудительному соседу. Вполне возможно, что Финляндия не отклонила бы русских предложений, если бы она учла свои интересы».
Бернард Шоу добавил:
«Ни одна держава в мире не могла бы терпеть, чтобы с ее границы можно было бомбардировать такой город, как Ленинград, в особенности когда эта держава знает, что правительство государства, расположенного по ту сторону границы, государства малого и слабого, действует в интересах других, более крупных держав, которые угрожают ее безопасности».
Аналогичное мнение высказал Чарлз Дарвал из совета труда и объединения профсоюзов Шеффилда:
«Несчастный финский народ был использован бессовестным правительством. Это правительство позволило управлять собой как марионеткой другим державам, держащим в своих руках нити антисоветских интриг. Если бы не эти интриги, если бы решение мог принять сам финский народ, несомненно, дело было бы решено дружественным путем. Упустить из виду факт вмешательства третьей державы, это значит совершенно не понимать значения последних событий».
Да, вопрос с Финляндией ясен. Он разъяснен в одной брошюре, в настоящее время распространяемой во Франции. План лондонских и французских правителей, которые не воюют с Гитлером, заключается в том, чтобы воевать с СССР, и в этой связи они рассчитывают на две базы операций:
1) на севере — при поддержке Финляндии;
2) на Балканах и на Ближнем Востоке — при поддержке Румынии и Турции.
По существу, до сегодняшнего дня для английских и французских правителей дело идет не о войне с Гитлером, которого они упрекают прежде всего в том, что он не пошел войной на Советский Союз, а о том, чтобы сразить страну социализма и восстановить грубое, хищническое господство капитализма во всем мире.
Мы не можем этого допустить, и со скамьи подсудимых мы выражаем полную солидарность с руководством нашей партии, которая мужественно обличает позицию правительства Даладье, как полностью противоречащую интересам Франции. В этом вопросе, как и в других, Французская коммунистическая партия защищает интересы народа и страны.
Мы верны своему коммунистическому идеалу
Ни в чем, решительно ни в чем нас нельзя упрекнуть. Гем не менее, нас преследуют. Мы находимся перед военным трибуналом.
В действительности нас преследуют за наши убеждения, за верность нашей политической программе, нашей коммунистической философии.
Да, провозглашаем мы, коммунизм — это самый прекрасный из идеалов человечества. Он вдохновлял великих философов древности, он присутствует в произведениях энциклопедистов, он в центре мечтаний предшественников социализма, он развит в теории Маркса — Энгельса — Ленина... Вчерашняя утопия завтра станет реальностью.
Мы — коммунисты, мы остаемся коммунистами.
Наши мысли, наши взгляды, наши понятия — это мысли, взгляды и понятия свободных людей, отстаивающих свободу, благосостояние, справедливость и мир. Они не могут быть здесь ни предметом судебного разбирательства, ни предметом дискуссии.
Они могут быть предметом обсуждения лишь на публичном заседании палаты, а не за закрытыми дверями трибунала, прячущегося от народа. Они могут быть предметом обсуждения лишь на форуме, перед народными массами.
Право судить имеет народ, и только народ, освобожденный от цепей и пут чрезвычайного положения, высказывающий свое мнение путем всеобщего, прямого, тайного it равного для всех мужчин и женщин, начиная с 18 лет, голосования. Мы уверены в приговоре народа, ибо мы выполняли свои обязанности и осуществляли свои права депутатов, французов, республиканцев.
Наша гордость, наша честь
Теперь о себе лично.
Я — бывший французский фронтовик, тяжело раненный в Монмирайе в 1914 году, лейтенант, командовавший ротой в Каронне, Пантавере, Помпелле и в Бют ле Меннль. Я — сын французского солдата, участника войны 1870 года, раненного в битве при Бопоме, и отец французских солдат, находящихся в армии.
Моя жизнь, как и жизнь моих товарищей,— это жизнь честного человека, отдающего себя служению общественному благу.
Я могу прямо взглянуть в глаза жене, мне не придется опускать глаза, ибо я всегда выполнял долг честного человека.
Мои дети могут шагать по улице с высоко поднятой го~ ловой. Они не будут краснеть за своего отца, ибо они знают, что он не запятнал своей чести.
Я люблю свой народ всем сердцем, я связан с ним всем своим существом. Я верю в него. Я уверен в его благодарности, в его признательности. Он скажет, что мои товарищи и я, что коммунисты и их великая партия оказали большие услуги родине. Я убежден, что, верная своим благородным традициям, дорожащая своей независимостью, гордая своим социальным прогрессом и своими народными завоеваниями, она встанет, сверкая своим гением, сияя великолепием своих изящных искусств, своей техники, своей литературы и науки, в первые ряды в союзе свободных, независимых и счастливых народов и пойдет твердым и решительным шагом, несмотря на препятствия и трудности, по пути к повой и высшей цивилизации коммунизма.
(Флоримол Бонт, Дорога чести, М., 1949, стр. 168—210.)
Речь Ф. Бийу
Господин председатель!
Господа судьи!
Наши адвокаты дали ответ на обвинительный акт, так же как и на обвинительные речи правительственных комиссаров.
С юридической точки зрения нам нечего прибавить. Господин председятель разрешит нам поблагодарить бельгийских и французских адвокатов, взявших на себя защиту наших интересов.
Однако господа правительственные комиссары коснулись нашей политической позиции. Мы считаем необходимым еще раз кратко, но четко определить ее.
Именно поэтому я делаю нижеследующее заявление от своего собственного имени и от имени моих друзей — Ба- реля, Бартолини, Бенуа, Берлиоза, Бонта, Брена, Корна- вена, Коста, Коссоно, Кристофоля, Круза, Дадо, Демюзуа,
Жака Дюкло, Фажона, Гау, Греза, Лареппа, Леви, Лозера, Мартеля, Мидоля, Мокэ, Мюмо, Пети, Прашэ. Про, Роше, Тушара.
На этом процессе, который сейчас приходит к концу, обвиняемыми были не коммунистические депутаты и не коммунизм.
Несмотря на то, что весь арсенал существующих законов создан для обеспечения интересов класса капитали стов, вы не найдете там ни одного положения, которое оправдало бы заключение нас в тюрьму и возбуждение су дебного преследования против нас.
В истории общества и различных режимов бывают периоды, когда господствующие классы могут сохранять власть в своих руках только в том случае, если они нарушают установленную ими самими законность. Подобные примеры мы видели и в истории нашей... страны, но эта история показывает нам также, что рано или поздно народ уничтожает диктатуру путем решительной борьбы.
В чем нас обвиняют? В том, что мы, в соответствии с существующими в палате правилами, создали парламентскую группу и что мы в качестве депутатов написали председателю палаты письмо с требованием созыва парламента для обсуждения вопроса о мире.
Именно этим объясняют наш арест и начало судебного процесса против нас.
Отправка письма, равно как и создание группы, покры- нается полным иммунитетом и неприкосновенностью, установленными в отношении выборных представителей нации (ст. 13 конституции 1875 года). Как депутаты мы имели полное право, и более того, мы обязаны были написать подобное письмо.
Кроме того, в качестве причины широкой кампании преследований против коммунистов был произвольно выдвинут один дипломатический документ, а именно, советско- германский пакт о ненападении. Нас заставляли осудить СССР за заключение этого пакта, и, поскольку мы отказались выполнить это странное и не имеющее прецедента требование, с нами начали жестоко расправляться.
В течение шести месяцев нас преследуют, оправдывая преследования нашим отказом согласиться с точкой зрения
правительства на советско-германский пакт о ненападении. Утверждали, что мы якобы нарушили французские интересы. Французскому народу пытались внушить, что нас преследуют именно за это.
Мы утверждаем, что эта версия — бесстыдная ложь. Мы утверждаем, что правительство само призналось в этой лжи в документе, опубликованном в Желтой книге на странице 170 под номером 149. Этот документ озаглавлен: «Запись беседы министра иностранных дел Жоржа Боннэ с послом Германии в Париже графом Вельчеком».
Этот документ датирован 1 июля 1939 г. В этот период не было и речи о советско-германском пакте о ненападении, равно как и о том, одобрят или не одобрят его коммунисты. 1 июля, за два месяца до подписания этого пакта и в тот момент, когда французское правительство вело переговоры с Москвой, оно заявляло в официальном документе о том, что его политика будет состоять в обуздании коммунистов. Так откажитесь же от ложных предлогов, от мелких уловок, от низкого жульничества, прекратите ссылаться как на причину на то, что для вас является всего лишь предлогом, перестаньте нас упрекать за позицию, занятую нами в конце августа и в сентябре 1939 года. Преследования коммунистов, по собственному признанию тех, кто их начал, были задуманы еще 1 июля.
Правда, позднее пытались найти другие предлоги. Против нас была начата кампания низкой клеветы, причем нас лишили всякой возможности защищаться. Судебный процесс велся при закрытых дверях. Не является ли это доказательством того, что правители нашей страны больше всего боятся раскрытия правды о нашем процессе? Но эту правду мы говорили во время судебного разбирательства, мы повторяем ее теперь. Наши адвокаты дали достойный ответ на обвинительный акт и речи обвинителей. Наша задача состоит в том, чтобы разоблачить тех, кто нас судит, а именно, представителей финансовой олигархии.
Нас арестовали и судили потому, что мы — коммунисты, потому что мы остались коммунистами, несмотря на требования, угрозы и применение репрессий.
Нас судят за то, что мы выступали и выступаем со всей решительностью против преступной политики наших правителей, приносящей вред нашей стране, за то, что мы призываем народ требовать отказа от этой политики, за то, что мы показываем французскому народу, каким путем можно сделать нашу страну свободной и счастливой.
Ни преследования, ни приговоры, ни концентрационные лагеря не могут помешать коммунистам осуществлять это дело, носящее столь высокочеловечный характер.
Правители Франции и капиталисты, от имени которых они действуют, пытаются заставить народ поверить в то, что ответственность за войну несет только одна сторона, что они в войне неповинны, что народ Франции сражается во имя справедливости и своей свободы и независимости.
Мы первые в стране указали на угрозу международного фашизма для дела всеобщего мира. Именно мы с предельной страстностью разоблачали гитлеризм перед французским общественным мнением. Мы всегда были и будем самыми непримиримыми противниками фашизма во всех его формах.
И хотя мы никогда не призывали к войне против этого отвратительного режима и всегда утверждали, что освобождение немецкого народа должно быть делом рук самого немецкого народа, мы всегда были сторонниками политики организации сопротивления притязаниям фашизма.
В течение ряда лет мы говорили французскому правительству: «Или вы будете добиваться спасения мира и независимости страны путем объединения всех людей доброй воли в Европе, или же вы сорвете эти усилия, и война будет развязана, причем на вас падет ответственность за войну, которой вы не захотели воспрепятствовать и которая охватит весь мир,— и все это только потому, что вы ставите защиту капиталистических привилегий выше заботы о мире и независимости народов».
Именно такая война опустошает сегодня несчастную Европу. Ответственность за нее несет капиталистический режим, о котором еще Жан Жорес говорил, что он «несет в себе войну, подобно тому, как туча несет в себе грозу». Ответственность за войну? Мы отказываемся быть сообщниками в этом грандиозном обмане, смысл которого со
стоит в том, что в каждой стране пытаются возложить ответственность исключительно на правительство враждебной стороны.
Ответственные за это имеются и у нас! И, в первую очередь, ответственность несут ушедшее в отставку правительство и его глава Даладье, который руководил государством вопреки интересам народа, в интересах кучки крупных собственников.
Темным проделкам правителей, которые неустанно готовили новую войну, мы с гордостью можем противопоставить нашу политику, неизменно направленную на защиту мрра.
Приведем несколько примеров начиная с 1935 года. Именно соглашения, подписанные в Риме Лавалем139 и одобренные руководителями французской социалистической партии, предоставили Муссолини свободу рук в деле удушения несчастной Абиссинии *. Только коммунисты выступили против этих соглашений, содержавших в себе зародыш новой войны. Блюм, глава французской социалистической партии, при помощи преступной политики так называемого «невмешательства» помог уничтожению Испанской республики мятежником — генералом Франко, ставленником Гитлера и Муссолини и врагом Франции. Только коммунисты выступили на защиту этой дружественной демократической республики.
Шотан позволил Гитлеру захватить Австрию, являвшуюся членом Лиги наций.
Даладье выдал Гитлеру другого члена Лиги наций — Чехословакию — вместе с ее сырьевыми ресурсами, армией, укреплениями, военными материалами и военными заводами. И Даладье, и прочие мюнхенцы утверждали при этом, что «мир спасен». Только коммунисты заявили: «Мюнхенское предательств означает (войну».
Каждому ясно теперь, что именно замышляли лондонское и парижское правительства во времена Мюнхена и
• Речь идет о соглашениях, подписанных в Риме в январе 1935 года Лавалем и Муссолини. Этими соглашениями, подписанными незадолго до вторжения итальянских войск в Абиссинию, Франция санкционировала аахват Италией Абиссинии.— Прим. ред.
после Мюнхена. Они попытались договориться с гитлеровской Германией, толкнув ее на войну против Советского Союза. Осуществляя эту политику, они поддерживали варшавское правительство, еще недавно являвшееся союзником Гитлера и сообщником по расчленению Чехословакии, в его отказе разрешить советским войскам проход через территорию Польши.
Отклонение советских предложений обрекало на провал московские переговоры. Оно делало невозможным заключение тройственного англо-франко-советского пакта, который один только мог бы спасти мир, и это подтверждается опубликованными в Желтой книге настойчивыми запросами, которые направлял посол Франции в Берлине г-н Кулондр на Кэ д’Орсэ ио.
Тем не менее и теперь, уже после начала войны, одной из целей капиталистов, которую они все еще не решаются открыто признать, но которую они все меньше маскируют, по-прежнему является организация «крестового похода» против СССР и захват кавказской нефти. Отсюда и кампания клеветы, подстрекательства и провокаций, становящихся все более и более частыми на Крайнем Севере и на Ближнем Востоке, провокаций, при помощи которых рассчитывают вовлечь трудящихся в антисоветскую авантюру.
Но тех, кто несет ответственность за эту противоречащую интересам Франции политику, ждет разочарование, ибо трудящиеся Франции никогда не забудут того, что величайшим достоянием Франции является свобода, ибо они никогда не станут соучастниками подобной авантюры. Как и в 1919 году, они поднимутся на борьбу против преступного пра!вительства, злоупотребляющего предоставленными ему полномочиями.
Нас привлекли к суду потому, что мы были единственными, кто нашел в себе мужество обратиться к народу с призывом прогнать правительство Даладье, то самое правительство, которое несет тяжелую ответственность за войну и которое установило в нашей стране реакционные порядки и применяло гитлеровские методы.
Как осмеливаются говорить об освободительной войне люди, которые уничтожают свободу в своей стране! Прави
тельство Даладье совершило преступление в отношении депутатов-коммунистов, являющихся представителями полутора миллионов избирателей, и лишило тем самым последних их прав свободно избирать своих представителей. Правительство Даладье закрыло самую крупную политическую газету Франции — «Юманите». Оно запретило самую большую политическую партию Франции — Французскую коммунистическую партию — и приступило к конфискации ее имущества. Оно поступило так же и с рабочими, крестьянскими, ремесленными, профессиональными, культурными организациями и с организациями ветеранов прошлой войны. В своей яростной жажде уничтожения оно стремится ликвидировать все, что было создано трудящимися ценою долголетних упорных усилий: профсоюзы, кооперативы, спортивные организации, организации по защите матери и ребенка, летние лагеря и многое другое.
Оно заставило нас снова переживать время беззаконных арестов, посадив ,в тюрьму, по признанию самих господ Даладье и Сарро в сенате, тысячи и тысячи французских граждан и создав во Франции концентрационные лагеря.
На заводах отменены законы о социальном страховании. Уничтожен статут государственных служащих. Избранные народом депутаты парламента и представители в муниципалитетах и департаментских выборных органах, в арбитражных советах и в других организациях, избранные делегаты на предприятиях сняты со своих постов, подверглись полицейскому преследованию и осуждению, брошены в тюрьмы или концентрационные лагеря.
Правительство воспользовалось военной мобилизацией рабочих и крестьян для того, чтобы вмешаться в руководство рабочими и крестьянскими организациями и передать его в руки тех, кто охотно идет на соглашение с хозяевами, кто стремится к расколу среди рабочих, кто способствует усилению эксплуатации со стороны капиталистов, проведению политики репрессий; оно поставило во главе рабочих и крестьянских организаций именно тех, кого рабочие и крестьяне оттуда изгнали.
Запрещение газет и журналов, конфискация книг, в том числе шедевров литературы,— такими действиями увенчало
свои отвратительные подвиги правительство Даладье, Рейно, Боннэ и К0.
Что дало правительство солдатам? Злоупотребление с мелкими облигациями займа и систему наживы на военных поставках.
Рабочие, служащие и чиновники получили снижение заработной платы, переутомление и порождаемые им несчастные случаи, удержание 18% заработной платы (полиция от этого освобождена!), не считая всех других налогов, обременяющих их: IIV2 млрд. франков взимается с рабочих, тогда как хозяева платят всего лишь 300 млн. франков налогов с дохода; эти цифры были упомянуты во время обсуждения бюджета.
Рабочие вынуждены работать сверхурочные часы, за которые установлена смехотворно низкая оплата, в то время как дороговизна с каждым днем растет, а безработица не уменьшается.
Положение крестьян ухудшается вследствие реквизиций государством их продуктов, за которые им платят чрезвычайно низкие цены, а также вследствие чудовищного возрастания трудностей в сельскохозяйственном производстве.
Безобразия с пособиями — необоснованные отказы в выплате их, крайне низкая ставка, нерегулярная их выплата — тяжело отразились на семьях мобилизованных военнослужащих.
Что касается беженцев из пограничных областей и, в частности, из Эльзаса и Лотарингии, то им пришлось перенести ужасные лишения из-за отвратительной организации эвакуации: скверных материальных и санитарных условий эвакуации, низких пособий.
Ремесленники, мелкие торговцы, инвалиды и престарелые — все неимущее население познало нищету и разорение. Нищета для народа! Доходы для толстосумов!
Мы считаем, что спасение Франции требует создания правительства, которое бы явилось подлинным представителем народа.
Правительство Даладье пало под давлением народа, но теперь у нас имеется правительство Рейно.
Хотя оно и располагает большинством голосов в парламенте, мы не можем считать его выразителем интересов
нации, ибо оно было назначено парламентом, в котором отсутствовали коммунистические представители. Подлинное правительство Франции должно вернуть нас в парламент. Правительство не представляет страну. Оно может удержаться у власти, только установив реакционную диктатуру.
Капиталисты думают, что им удастся в течение долгого времени обманывать народ потому, что их поддерживают социалистическая партия и ее лидеры: блюмы, ноль форы и предатели из числа руководителей ВКТ. Все эти люди возглавляют травлю рабочих.
Блюмы, ноль форы, жуо и прочие, препятствовавшие проведению в жизнь программы народного фронта, теперь по уши погрязли в так называемом «священном союзе» реакции и стремятся уничтожить рабочие организации.
Они несут главную ответственность за те нищенские условия, в которых приходится жить французским трудящимся. Они достаточно ясно показали свое лицо — лицо предателей народа. Подобно фашистам, они размахивают знаменем антикоммунизма и борьбы против Советского Союза. Их действия свидетельствуют о полном банкротстве и разложении II Интернационала и его французской секции, усугубляя банкротство, которое они потерпели в 1914 году.
Да, мы — интернационалисты. Только мы и являемся интернационалистами. Трудящиеся всех рас и всех цветов кожи — наши братья. Наша судьба связана с судьбой английского шахтера и моряка, с судьбой металлиста иэ Эссена и докера из Гамбурга, с судьбой трудящегося из Детройта и Чикаго, с судьбой пражского рабочего, польского крестьянина, финского дровосека, арабского феллаха и китайского кули, точно так же, как наша судьба связана с судьбой советского рабочего и колхозника, освободившихся, наконец, от ига царизма и капиталистической эксплуатации.
Мы всегда утверждали — и повторяем это и теперь,— что французские трудящиеся не найдут ни в одной иностранной столице избавления от тех болезней, от которых они страдают. Своего освобождения они должны добиться своими собственными руками. Они будут вдохновляться при этом великими традициями нашего народа...
Изучив капиталистический строй, находившийся в тот момент в стадии расцвета, Карл Маркс показал нам, что этот строй будет заменен другим общественным строем — коммунистическим. В 1848 году Карл Маркс писал в «Коммунистическом манифесте»: «Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма».
Этот призрак перестал быть призраком, превратившись в действительность на одной шестой части земного шара, и в недалеком будущем он станет действительностью во всем мире. Ленин и славная большевистская партия, выкованная им, показали нам в 1914—1917 гг., каким образом следует покончить с империалистической войной, освободив рабочих, крестьян, интеллигентов и угнетенные национальные меньшинства... какие изменения могут произойти в течение 20 лет в разрушенной империалистической войной и капиталистической анархией стране благодаря построению социализма и движению вперед, к коммунизму.
Подобно империалистам всего мира, французские империалисты ненавидят Союз Советских Социалистических Республик смертельной ненавистью. Понять это нетрудно. Их ненависть по отношению к СССР является ненавистью класса, над которым нависла угроза. Для французского народа Советский Союз является наглядным примером того, что может сделать народ, освободившийся от паразитов.
Советский Союз разрушил все планы французских и английских капиталистов. До сих пор их попытки натравить Германию на СССР и поставить ее во главе «крестового похода» против Советского Союза заканчивались провалом.
Советскому Союзу пока удалось ограничить мировую бойню. Вместе с тем он освободил 13 млн. белорусов и украинцев, подвергавшихся угнетению со стороны польских помещиков, которых мы не должны путать с польским народом. Советский Союз установил с прибалтийскими государствами дружественные отношения, благотворный характер которых признавал всего несколько недель назад корреспондент газеты «Тан».
Страны, находящиеся в северо-восточной части Европы, и в особенности Финляндия, могли бы жить в мире и спокойствии, если бы клика авантюристов, еще недавно яв-
лившихся союзниками немецких генералов, а теперь получающих поддержку лондонских и вашингтонских банков, не взяла на себя инициативу в создании трагических осложнений в этой части континента.
Нас нельзя обмануть готовящейся преступной авантюрой. Мы ясно видим, что на наших глазах готовится «крестовый поход». Мы знаем, что хотя национальные интересы Франции совершенно не были затронуты политикой ООСР в Финляндии, французские империалисты мечтали о том, чтобы вместо «странной войны» на Западе, т. е. бездейственной войны против Гитлера, начать широкую интервенцию против GCCP. Поскольку в Финляндии эта операция не удалась, ее пытаются теперь повторить на Балканах и на Ближнем Востоке.
Именно для того, чтобы легче было осуществить эту авантюру, нас решили осудить и подло оклеветать. Пусть же правительство будет поосторожнее! Если оно попытается превратить в действительность свою мечту об агрессии против СССР, если оно попытается повторить «подвиги» интервенционистов, уже принесшие такой вред Франции, то от этого предприятия может погибнуть и самый его режим.
Капиталистические магнаты, правители и агенты «пятой колонны», вроде де Бринона, находящиеся на жалованье у Абеца, пытаются распространять о нас самые дикие вымыслы. Их социалистские лакеи превосходят их в подлости. Они утверждают, что мы «действуем вопреки интересам Франции», что мы — «наемники иностранной державы».
Мы уже дали ответ этим клеветникам, и мы можем сказать: «Неужели капиталисты, которые пьют кровь нашей страны, жиреют за счет нищеты народа и ведут войну против народа Франции, считают, что их зловредная кучка представляет Францию?»
Даладье заявил в палате депутатов и сенате, что мы «являемся агентами Германии». И эту чудовищную ложь осмелился сказать мюнхенец, человек, выдавший гитлеровской Германии самолеты, оружие и боеприпасы Чехословакии, при помощи которых убивают и будут завтра убивать наших жен, детей и братьев,—человек, посадивший
в тюрьмы немецких коммунистов, нашедших приют во Франции и являющихся самыми непримиримыми врагами Гитлера.
Мы не говорили бы обо всех этих гнусных делах^ если бы не считали необходимым напомнить, что Жорес, являвшийся борцом за мир, был убит в 1914 году именно после гого, как на него возвели такую же отвратительную ложь.
Много нужно наглости и цинизма международным империалистам и их наемникам, получающим деньги за предательство, для того, чтобы обвинять коммунистов в продажности. Они знают, что Коммунистической партии присущи преданность и самопожертвование и что именно честность Коммунистической партии, которую никто не может оспаривать, еще сильнее подчеркивает их собственную продажность. Ни один коммунист не был замешан в скандальных аферах, имевших место с 1920 по 1939 год. В наших рядах нельзя найти стависких, гишэ, клиентов Базельского банка, виновников крушения почтового самолета, наемников Абеца. Их можно найти во всех правых и «левых» партиях, объединившихся для ведения «странной войны», т. е. войны не против Гитлера, а против народа.
Мы любим Францию и то, что в ней есть самое лучшее,— французский народ.
Мы гордимся французскими учеными, мыслителями, писателями и художниками, привлекающими к Франции любовь всего мира.
На протяжении всей своей истории и своего великолепного революционного прошлого народ Франции всегда восставал против тиранов. Не об этом ли поется в том куплете «Марсельезы», которому капиталисты стараются не учить детей народа?
Мы не хотим быть ни рабами Гитлера, ни вассалами Чемберлена, ни слугами Муссолини!
Да, мы любим французский народ, и мы хотим избавить его от тех, кто ведет его к гибели и раэрухе, кто навязывает ему позор диктатуры.
С глубоким отвращением и презрением отворачиваются народные массы от горстки трусов, огг предателей народа — Життона, Каггрона и комтсатши. Эти ренегаты пред
ставляют теперь только самих себя и свой собственный аозор.
Мы приветствуем широкие массы трудящихся, мужественно ведущих борьбу за коммунизм.
Мы, коммунисты, призываем народ бороться за хлеб, за свободу, за мир. Да, мы — коммунисты! Мы гордимся тем, что мы — наследники коммунаров, принесших себя в жертву во имя спасения республики, боровшихся за освобождение трудящихся, «штурмовавших небо», как писал о них Карл Маркс.
Коммунизм означает мирное развитие всех человеческих способностей, развитие наук и литературы, расцвет цивилизации.
Мы — французы, и потому мы всеми силами стремимся к тому, чтобы Франция была свободной, сильной и счастливой страной.
Мы — интернационалисты, и потому мы рассматриваем каждую победу пролетариата, в какой бы стране она ни произошла, как нашу собственную победу.
Да, мы считаем построение социализма в СССР первым актом мировой революции, которая освободит народы от угнетения и войны.
Мы, французские коммунисты, будем бороться за освобождение Франции вместе с Морисом Торезом, Жаком Дюкло, ... Бенуа Фрашоном и всеми друзьями, которых обвиняют вместе с нами. Мы исполнены веры в наше отечество, во Францию революций 1793, 1830 и 1848 гг., Францию Парижской коммуны, Францию 9 и 12 февраля 1934 г. и мая 1936 года.
Мы исполнены веры во французский народ, и мы убеждены в том, что очень скоро он похоронит капиталистический режим, несущий ответственность за нищету и войну. Да здравствует свободная Франция, да здравствует счастливая и сильная Франция! Да здравствует мир! Вперед, к коммунизму!
(Флоримов Бонт, Дорога чести, М., 4949, стр. 240—253.)
СУДИЛИЩЕ НА ФОЛИ-СКВЕР
Летом 1948 года в обстановка разнузданной пропаганды новой войны, антикоммунизма и шпиономании агенты Федерального бюро расследования США арестовали 11 руководящих деятелей Коммунистической партии: Ю. Денниса, Б. Дэвиса, Г. Уинстона, Г. Холла и других. Процесс над ними продолжался с января по октябрь 1949 года. Всем им, а также Уильяму 3. Фостеру, дело которого было выделено в связи с его болезнью, было предъявлено обвинение в участии в заговоре с целью «проповедовать и отстаивать обязательность и необходимость свержения и уничтожения правительства Соединенных Штатов путем применения силы и насилия».
«Большое жюри 16 месяцев занималось расследованием деятельности коммунистов в Америке, но не предъявило Коммунистической партии обвинения в каких-нибудь конкретных подрывных действиях,— пишет в книге «Измена родине» видный американский борец за мир Альберт Кан.— В обвинительном акте указывалось, что лидеры Коммунистической партии вступили в заговор, имевший целью свергнуть правительство путем:
1) организации политической лартии, руководствующейся прин
ципами марксизма-ленинизма;
2) «опубликования и распространения... книг, статей, журналов и газет, проповедующих принципы марксизма-ленинизма», и
3) устройства «школ и курсов для изучения принципов марксизма-ленинизма, где проповедовались и отстаивались бы обязательность и необходимость свержения и уничтожения правительства Соединенных Штатов путем применения силы и насилия».
Обвинительный акт был составлен на основании закона 1940 года о регистрации иностранцев, известного под названием закона Смита. По словам видного авторитета в области государственного права, профессора Гарвардского юридического института Захарии Чэфи младшего» закон Смита разрешает самое грубое ограничение свободы слова, когда-либо применявшееся в США в мирное время... первое (после печально знаменитого закона 1798 года «о бунтах») ограничение права американских граждан говорить и писать, проводимое в федеральном масштабе в мирное время...
Процесс руководителей Коммунистической партии начался 17 января 1949 г. в зале № НО федерального суда на Фоли- сквер в Нью-Йорке.
Председательствовал на процессе судья Гарольд Р. Медина, бывший адвокат, владелец крупного недвижимого имущества в Нью-Йорке, в том числе многих домов в городских трущобах...
Процесс открылся в небывалой в истории американского суда атмосфере. В день начала процесса столичные газеты вышли с огромными шапками, объявлявшими о привлечении «красных вождей» к суду по обвинению в заговоре с целью «свержения правительства США». Вокруг здания суда расположилась целая армия коиных и пеших полицейских, сыщиков и агентов федеральной полиции, как будто ожидалось вооруженное восстание. Репортер «Нью-Йорк тайме» насчитал там «не меньше 45 сыщиков, 40 полицейских, регулирующих уличное движение, 38 высших чинов полиции, И конных... и 260 пеших полицейских. История полиции не знает случая, когда бы на время судебного процесса выделялись такие крупные силы».
Защита решительно протестовала против этой необычайной охраны. «Вооруженная толпа, облаченная в мундиры и прикрывающаяся авторитетом закона, очевидно, должна запугать нас»,— заявил защитник Джордж Крокетт судье Медине.
«Я не вижу, чтобы вооруженная охрана кого-нибудь запугивала,— ответил судья — Наоборот, я был ей даже благодарен за то, что она помогла мне пробраться через толпу, когда я уезжал завтракать...»
14 октября, после девятимесячного разбирательства, процесс И коммунистов завершился так, как и следовало ожидать. Присяжные признали их виновными.
Как только старшина присяжных огласил это решение, судья приказал всем защитникам встать. Зачитав свое определение по обвинению пяти защитников и Юджина Денниса, который сам вел свою защиту, в неуважении к суду, судья приговорил всех шестерых к тюремному заключению на сроки от тридцати дней до шести месяцев.
Неделю спустя судья Медина приговорил 10 руководителей Коммунистической партии к тюремному заключению сроком на пять лет и к штрафу в 10 тыс. долларов каждого.
Роберт Томпсон был приговорен к трем годам тюрьмы и к штрафу в 10 тыс. долларов. Судья заявил, что он отнесся к Томпсону мягко, учитывая его героизм во время войны.
Американская печать превозносила решение присяжных и приговор суда как апофеоз американского правосудия. «Голос Америки» поведал всему миру об этом приговоре как о свидетельстве того, что в Америке суд относится с должным вниманием ко всякому — богатому и бедному, независимо от цвета кожи и вероисповедания.
Однако многие мыслящие американцы поняли подлинное значение осуждения коммунистов и разделяют мнение, выраженное газетой «Сен-Луи пост- диспэтч»:
«Наказывая коммунистов за их идеи, мы создаем возможность наказывать других граждан по еще менее значительному поводу, а то и вовсе без всякого повода» (Альберт Кан, Измена родине, М., 1950, стр. 400—411).
Значение этого процесса ярко охарактеризовал один из «подсу
димых» — Юджин Деннис. «Наш процесс,—писал он,—имел историческое значение, так как в нем нашли свое отражение основные вопросы демократии и в связи с той борьбой, которую вела наша партия внутри и вне зала суда. В некоторых отношениях этот процесс явился для нашего народа тем, чем был Лейпцигский процесс для германского и других народов» («За прочный мир, за народную демократию»
2 июня 1950 г.).
Обвиняемые коммунисты с огромным мужеством и решительностью защищали на процессе правоту дела Коммунистической партии, разоблачали американских империалистов. Суть этой защиты Уильям Фостер выразил в следующих словах:
«Во время суда на Фоли- сквер над нашей партией и ее руководителями нас обвинили в том, что мы вступили в заговор с целью пропагандировать и защищать ниспровержение правительства Соединенных Штатов с помощью силы и насилия. Чтобы дать достойный ответ на это лживое обвинение, нам пришлось не только изложить много общих принципов марксизма-ленинизма и дать очерк истории нашей партии, но и указать главное направление борьбы за социализм в нашей и других странах. Вы
ступая в свою защиту, которая явилась по существу наступлением на капитализм, наша партия проводила правильную марксистско-ленинскую линию. В частности, мы возложили ответственность за применение насилия в классовой борьбе на тех, на кого она должна быть возложена,— на плечи капиталистического класса и его правительства...
На суде мы в целом правильно изложили комплекс вопросов о силе и насилии в классовой борьбе. По этому пункту против нас было выдвинуто прямое обвинение. Существо нашей позиции заключалось в том, что, как указал много лет назад Маркс, ни один господствующий класс; в истории никогда не уступал своих позиций растущему революционному классу, не использовав предварительно для своего спасения все имевшееся в его распоряжении оружие, и что рабочий класс и его союзники во главе с Коммунистической партией будут достаточно сильны, чтобы преодолеть всякое насилие господствующего класса на пути к социализму» (Джордж М а- рион, Судилище на Фоли-сквер, М., 1950, стр. 86).
С большой защитительной речью на суде выступил Юджин Деннис.
Речь Ю. Денниса
Господа присяжные!
Миллионы людей поняли, что данный процесс имеет историческое значение. И не только потому, что на нем судят 11 руководителей Коммунистической партии. Но и по-
юму, что на нем судят политические принципы и неотъемлемые права партии рабочего класса Америки, партии, основу теории и программы которой составляет научный социализм. Потому также, что на данном процессе судят первую поправку к конституции Соединенных Штатов, гтраво на свободу слова, печати и собраний, т. е. судят демократические свободы и будущее всех американцев.
Мы, подсудимые, утверждаем и доказали, что данный процесс по сути дела является чрезвычайным политическим процессом, судом над образом мыслей.
Из показаний подсудимых и свидетелей ясно видно, что обвинение пыталось привлечь к суду то, что суду неподсудно. Утверждая, что наше дело является якобы «обычным уголовным делом», оно тем не менее изложило перед судом и присяжными во всех аспектах политическую доктрину, учение об общественном развитии, философию и экономическую теорию нашей партии.
Показания подсудимых и свидетелей только подтверждают то, что уже было ясно из обвинительного заключения: мы, руководители Коммунистической партии, не виновны ни в каком преступном заговоре, имеющем своей целью насильственное свержение правительства Соединенных Штатов с помощью каких-либо открытых, прямых или косвенных действий. И, безусловно, судят нас не за это.
Нет ни одного показания подсудимых или свидетелей, которое указывало бы на то, что мы в малейшей степени причастны к попыткам вызвать или организовать какой- либо мятеж, бунт или восстание. Нет ни одного показания подсудимых или свидетелей, которое утверждало бы, что мы втайне призывали к приобретению оружия и обучали его пользованию или проповедовали бунт, предательство или восстание, направленное против правительства Соединенных Штатов.
Нет никаких заслуживающих доверия улик, из которых было бы видно, что кто-либо из нас своими высказываниями, статьями или действиями когда-нибудь доказывал обязательность или необходимость насильственного свержения правительства Соединенных Штатов какой- либо группой лиц. И меньше всего подобных данных можно найти в показаниях свидетелей или подсудимых,
показаниях, относящихся к периоду, указанному в обвинительном заключении.
Более того, все показания полностью опровергают то, что, по словам обвинения, является якобы нашим пониманием основных положений марксизма-ленинизма. Из показаний ясно видно, как мы, руководители Компартии, на практике применяли свое понимание марксистского учения об обществе в интересах народа, в интересах дела мира, демократии и социального прогресса.
Не будучи в состоянии опровергнуть показания относительно нашей деятельности, обвинение посадило на скамью подсудимых еще одного обвиняемого, который не является ни действительным, ни вымышленным лицом. Вот почему лживым обвинениям подвергаются теория и философия научного социализма и, в частности, произведения классиков марксизма-ленинизма.
Рассмотрим улики, представленные обвинением. Они состоят почти исключительно из книг, статей, выступлений и резолюций, из цитат и отрывков, взятых вне связи с контекстом и исторической обстановкой.
Посмотрим на показания лжесвидетелей обвинения. Эти показания состоят в основном из сфабрикованных сообщений, говорящих о том, как некая Марта, Дейв или Эл, по их словам, понимает,— заметьте, она, а не подсудимые,— смысл отрывков из книг, представленных в качестве улик.
Обвинение и его свидетели претендуют не только на умение чревовещать, вкладывая свои слова в наши уста, но они претендуют также на способность читать чужие мысли и гадать на кривом зеркале. Они осмелились заявить присяжным, что мы, руководители Компартии, сделали бы, пропагандировали бы, отстаивали бы, если бы и когда бы...
Обвинение не может привлечь нас, руководителей Компартии, ни каждого отдельно, ни коллективно к судебной ответственности на основании наших действий, пропаганды или учения. Однако оно не осмеливается откровенно сказать, что стремится вынести нам обвинительный приговор за наши политические убеждения или за якобы скрываемые нами «опасные мысли».
Зная о существовании первой поправки и хорошо понимая верность американского народа принципам свободы слова, печати и собраний, обвинение вынуждено было пустить в ход все, чтобы преподнести общественному мнению этот процесс над политическими убеждениями и образом мыслей в виде «обычного уголовного дела». Как явственно видно из его попыток представить целый ряд доказательств этого, оно для этой цели прибегло к уловкам полицейского государства, заключающимся в следующем:
1) мы, подсудимые, восстановили Коммунистическую партию Соединенных Штатов;
2) эта политическая партия рабочего класса отстаивает принципы марксизма-ленинизма;
3) марксизм-ленинизм якобы требует обязательного и непременного насильственного свержения правительства Соединенных Штатов;
4) отсюда, согласно этому неправильному взгляду на принципы марксизма-ленинизма, Коммунистическая партия является организацией лиц, которые якобы проповедуют и отстаивают насильственное свержение правительства Соединенных Штатов.
Обвинение основывает свои жалкие доводы прежде всего на третьем пункте этой геббельсовского типа цепочки доказательств — на вопросе о том, является или нет пропаганда насильственного свержения правительства Соединенных Штатов марксистско-ленинским «принципом». Оно, таким образом, основывает свои доводы на чудовищной лжи, опровергнутой всеми показаниями подсудимых и свидетелей, и на вопросе, не подлежащем суду, о том, как мы, обвиняемые, понимаем и практически осуществляем нашу теорию и политическое учение.
Но прежде чем рассматривать, как в протоколах судебных заседаний доказывается, что марксизм-ленинизм не имеет ничего общего с карикатурным изображением обвинения его принципов, выдержанного в духе гитлеровских аргументов в книге «Майн кампф», разберемся с путаницей в пп. 1 и 2.
Обвинение утверждает, что мы, обвиняемые, восстановили Коммунистическую партию как политическую партию
рабочего класса, основывающуюся на принципах марксизма- ленинизма.
Это событие произошло при ярком дневном свете за три года до того, как 20 июля 1948 г. темной ночью было составлено обвинительное заключение. Возрождение Коммунистической партии было событием, сообщение о котором все газеты поместили на первых полосах, оно дало пищу всем редакторам, фельетонистам, радиокомментаторам. Документы Коммунистической партии, излагающие подробности этого политического события, цели и задачи партии, были опубликованы и широко распространены в июне и июле 1945 года и после этого.
Как освещаются в этих документах действительные факты относительно возрождения Коммунистической партии?
Присяжных должно было поразить совпадение дат, допущенное в обвинительном заключении по небрежности. Вымышленный «заговор» против роспуска Коммунистической политической ассоциации начался якобы 1 апреля 1945 г. или примерно в это время.
12 апреля 1945 г. умер Франклин Делано Рузвельт. В апреле 1945 года военное поражение стран оси и победоносное окончание союзниками второй мировой войны были уже настолько очевидны, что думы всех мыслящих людей могли обратиться к проблемам послевоенного мира. Так, в Соединенных Штатах наблюдалась новая политическая обстановка, которую следовало принимать во внимание всем тем, кто заботился о благосостоянии нашего народа.
Из протоколов судебных заседаний следует, что эти объективные факторы заставили Фостера и 11 других коммунистических руководителей, обвиняемых здесь, а также значительные группы членов партии осуществить более тщательный пересмотр политики Коммунистической партии, который был начат задолго до 1 апреля 1945 г.
Из протоколов видно, что обвиняемые во главе с Фостером уже в течение целого года вели борьбу с неправильной ревизионистской политикой Браудера и его оценкой послевоенного мира. Это было до того, как Жак Дюкло выступил с важной и мудрой статьей, раскрывавшей
перед французскими коммунистами антимарксистские позиции Браудера. Внутрипартийный конфликт, продолжавшийся длительное время, не имел совершенно ничего общего с вопросом о пропаганде силы и насилия. Браудер и его приверженцы считали, что после войны американские монополистические круги обеспечат мир во всем мире и двинут вперед колесницу социального прогресса, так что рабочие смогут беззаботно устроиться за их спиной на этой колеснице.
В 1945 году мы, обвиняемые, а также Фостер решительно расходились во взглядах с Браудером. Мы понимали, что монополии не изменят своего характера. Мы считали тогда, так же как считаем и теперь, что монополии были и остаются реакционными и что лишь объединенными действиями, направленными на обуздание королей экономики, рабочие и простой народ могут предотвратить рост фашизма в нашей стране, защитить свой жизненный уровень, обеспечить устойчивый мир и двигаться вперед по пути социального прогресса.
Протоколы судебных заседаний показывают, что, возрождая Коммунистическую партию, мы ставили цель: превратить Компартию в более влиятельную и эффективную силу рабочего класса для борьбы после войны за предотвращение усиления реакционных монополий творимого ими насилия над народом, линчевания и атомной войны, идейно вооружить нашу партию для выполнения ею своей роли марксистского авангарда рабочего класса, возглавляющего борьбу народа за мир, демократию и социализм.
Обвинение и не утверждает, что мы, подсудимые, организовали в 1945 году новую политическую партию или основали ее на новых принципах. Оно лишь утверждает, что мы «вернулись к старой, Коммунистической партии».
Какой «старой» Коммунистической партии? Даже обвинение не может отрицать, что подразумевается Коммунистическая партия, основанная в сентябре 1919 года. Это и есть та самая Коммунистическая партия, которая все годы с тех пор находилась на политической арене Америки, пропагандируя и отстаивая принципы марксизма-ленинизма.
Это та самая Коммунистическая партия, которая выступала против реакционной политики таких правительств, как правительства, возглавляемые Гардингом, Кулиджем и Гувером. Но она никогда не проповедовала их насильственного свержения.
Это та самая Коммунистическая партия, которая в 1933—34 и 1939—40 гг. выступала с резкими возражениями против ряда вопросов политики правительства Рузвельта, но она никогда не проповедовала насильственного свержения правительства Рузвельта и, наоборот, разоблачала крайние профашистские элементы, выступавшие с планами убийства «этого человека».
Но прежде всего, это та самая Коммунистическая партия, которая поддерживала Рузвельта в его борьбе против Лиги американской свободы и которая открыто выступила в поддержку его правительства в годы второй мировой войны,—та самая партия, которая показала народу США непревзойденный пример преданности делу йобеды над Гитлером и Хирохито.
Это та самая «старая» Коммунистическая партия, которая неоднократно возглавляла ставшие историческими битвы, как, например, борьбу за свободу юношей из Скотсбо- ро, за свободу Анджело Херндона, Тома Муни и Сакко и Ванцетти. Это та самая «старая» партия, которая возглавила борьбу за социальное обеспечение, за создание профсоюзов в основных отраслях промышленности, за предоставление равных прав неграм и за изоляцию и разгром агрессоров оси.
С 1919 по 1948 год эта самая Коммунистическая партия находилась под неослабным негласным надзором ФБР. В ее рядах всегда имелся какой-нибудь Филбрик, Янглов или Гидальго, который фабриковав то, за что ему заплатили, и который пытался разными другими путями оклеветать или расколоть партию изнутри. Но ни до возрождения Коммунистической партии, ни после этого ни одно правительство не могло найти или сфабриковать улики, доказы- эдоощие, будто мы, подсудимые, или наша партия строим вдщны его насильственного свержения.
Обвинение задалось специальной целью организовать судебную инсценировку, использовав для этого факт воз
рождения Коммунистической партии в 1945 году. Оно стремилось придать нашей Коммунистической партии, которая существует уже 29 лет, новые, зловещие черты, чтобы доводы его обвинительного заключения, напоминающего подобные документы нацистов, имели хоть слабое подобие обоснования. Делая это, обвинение судорожно пыталось скрыть от американского народа тот ясный и простой факт, что данный процесс — это процесс над политическими убеждениями и образом мыслей, имеющий своей целью лишить руководства и поставить вне закона марксистскую партию рабочего класса, немногочисленную оппозиционную партию.
Но в чем заключаются те ужасные деяния, для «доказательства» которых обвинение приложило столько стараний и которые мы, обвиняемые, действительно совершили между 1 апреля 1945 г. и июлем 1948 года? Что говорит обвинительное заключение о наших действиях?
Итак, оно утверждает, что мы проводили заседания национального совета, национального комитета и национальных съездов. Мы принимали резолюции. Мы даже изменили и приняли устав. Мы организовывали клубы, окружные комитеты и комитеты штатов, как любая другая политическая партия. Более того, мы избирали руководящие органы, старались вовлечь народ в свою партию. Мы взяли на себя ответственность по организации школ и курсов. Мы опубликовывали — только представьте себе! — ряд книг, статей, журналов и газет!
Ни одно из этих действий не запрещено законом, и все они находятся под защитой первой поправки. Но если обвинение добьется своей цели, то отныне вообще будут запрещены все действия политических партий рабочего класса и, в частности, Коммунистической партии, а впоследствии будут подобным же образом запрещены действия профсоюзов и других организаций народа.
Вы, присяжные, вот уже восемь месяцев смотрите на нас, 11 руководителей Коммунистической партии, сидящих на скамье подсудимых. Посмотрите на нас еще раз. Нас И человек. Но мы также составляем национальный комитет Коммунистической партии. Лишь одному из членов комитета — миссис Элизабет Гарли Флинн— не предъявлено
обвинения, и лишь болезнь Фостера помешала рассматривать его дело на данном процессе.
Посмотрите на нас и на минутку представьте себе, что мы являемся национальным комитетом, скажем, Прогрессивной партии, Конгресса производственных профсоюзов. Американской федерации труда, Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения или Еврейского конгресса. Представьте также, что обвинения, показания подсудимых и свидетелей в основном были бы те же самые, за исключением того, что принципы нашей Коммунистической партии были бы заменены принципами другой организации и что другие подсудимые проводили заседания национального совета, национального комитета и съезда.
В таком случае разве сомневались бы вы, присяжные, в том, что это суд над мыслями, над политическим учением, над философией? Разве сомневались бы вы, что цель суда — не только посадить за решетку руководителей организации, но и объявить вне закона самую организацию и запретить определенные мысли?
Тот факт, что в данном случае организацией является Коммунистическая партия, решает все дело.
Представьте еще на минутку, что мы, И человек,—это не мы. Вы, присяжные, знаете, что против нас и против Фостера имеется второе обвинительное заключение, которое еще будет нам предъявлено. Оно инкриминирует каждому пз нас индивидуально членство в Коммунистической партии. Не говорит ли это достаточно ясно, что если обвинение добьется осуждения нас, то каждый член нашей организации станет объектом обвинения и преследования?
Не надо обладать большим воображением, чтобы представить себе, что на месте, где сидим сейчас мы, руководители Коммунистической партии, в один прекрасный день могут оказаться руководители какой-либо другой организации рабочего класса или небольшой политической партии. Ведь то, что в нацистской Германии началось с коммунистов и евреев, очень скоро распространилось на протестантов и католиков, социал-демократов и членов профсоюзов, а вскоре — и на весь немецкий народ, на все прогрессивное человечество.
План, с помощью которого нацисты распространяли свое влияние, известен под названием «виновность по связи». Представители обвинения и члены суда заверили вас в том, что эту нацистскую концепцию никогда не потерпели бы на Фоли-сквер. Но что в действительности вы, американцы и американки, увидели здесь своими собственными глазами и услышали своими собственными ушами?
Все это дело, начиная с обвинительного заключения, построено на этом понятии «виновность по связи» подсудимых. Прежде всего, на нашей связи через книги, на нашей связи через идеи, так как научное социалистическое мышление является общим для сотен миллионов людей во всем мире.
Более того, при допросе подсудимых ц свидетелей защиты представители обвинения не спрашивали, чем мы, руководители Коммунистической партии, на самом деле занимаемся, что пропагандируем или отстаиваем. Обвинение хотело знать, кто слушал нас, когда мы говорили то, что нам приписывается.
Мы, руководители Коммунистической партии, возражаем против всех попыток протащить контрабандным путем в американскую политическую жизнь и юриспруденцию само понятие виновности по связи. Мы считаем, что никто, будь то мы сами, наши родные, друзья, знакомые, политические союзники или любые другие сограждане, не должен нести наказания за наши убеждения или деятельность.
Присяжные знают, что ряд подсудимых по собственной воле отказался помогать или содействовать стремлению обвинения распространить виновность на лиц, не подвергающихся сейчас судебному разбирательству. Вы знаете также, что Генри Уинстон, Гэс Холл, Джильберт Грин, Карл Уинтер и другие были взяты под стражу для продолжения следствия и что трое из них находятся в тюрьме почти в течение всего процесса.
Согласно постановлению суда приряжные могут признать обвинительное заключение и закон Смита конституционными, а защита может оказаться не в состоянии доказать обратное. Но принципы Билля о правах и первой поправки понятны и дороги <не только нам, обвиняемым, но и большинству американского народа. Обвинение знает это так
же хорошо, как и мы. Поэтому, без сомнения, оно в своей заключительной речи призовет присяжных вынести решение о заключении нас, руководителей Коммунистической партии, под стражу «в целях защиты», утверждая при этом, что в противном случае мы якобы уничтожим в неизвестном будущем Билль о правах.
Но вы, присяжные, не должны допустить, чтобы чьи- либо слова привели к изменению вашего мнения о том, что вы сами видели и слышали. Так как обвинение нарушало на глазах у вас принципы Билля о правах, вам следует по крайней мере сделать отсюда вывод, что оно само находится под подозрением.
Нам, руководителям Коммунистической партии, официально инкриминируются наши убеждения. Нам не предъявляли обвинения в лжесвидетельстве или пользовании поддельными паспортами. Нам не предъявляли обвинения в том, что кто-то из нас живет под вымышленным именем, или в том, что некоторые коммунисты зовут друг друга по имени.
Но обвинение пыталось протащить на этом процессе подобные не относящиеся к делу обвинения, потому что оно не в состоянии привести какие-либо улики или заслуживающие доверия показания, подтверждающие наличие заговора, имеющего целью проповедь и пропаганду обязательности и необходимости насильственного свержения правительства Соединенных Штатов. Вот почему ему пришлось прибегнуть к закулисной возне, чтобы создать вокруг нашей Коммунистической партии атмосферу тайны.
Присяжные могут вполне сделать свои собственные выводы из выступлений лжесвидетелей обвинения, которые признались в своих показаниях, что они продались обвинению за 30 серебреников и теперь только ищут возможность предать своих братьев по профсоюзу, своих кровных родных, своих соседей.
Они показали, что являются наемниками ФБР, которое обучило их грязному ремеслу организации фальсификаций, провокаций и раскола. Они признались — нет, хвастались,— что у них нет ни стыда, ни совести.
Таким образом, лжесвидетели обвинения, сами того не желая, доказали правоту положения марксизма, что цели
и средства взаимосвязаны и нераздельны. Они доказали, что презренные заговорщические методы, применяемые обвинением в его отчаянных усилиях показать виновность подсудимых, настолько неамериканские, насколько и зловещие.
Дело в том, что единственный заговор, существование которого было доказано на данном процессе,—это заговор между обвинением и его лжесвидетелями, двусторонний заговор, направленный на подрыв Билля о правах и дела мира.
И при этом обвинение и его лжесвидетели имеют наглость говорить вам, присяжным, что это мы, коммунисты, проповедуем, что «цель оправдывает средства».
Правда, некоторые коммунисты, боясь потерять работу, свободу, а порой и жизнь, действительно индивидуально решают иногда вопрос о сокрытии своего имени или осуществлении каким-либо другим путем своего конституционного права на сохранение в тайне своей политической принадлежности. Это не преступление. Но присяжным следует задуматься над тем, что же происходит в нашей стране, если такое сокрытие все чаще становится необходимостью не только для многих коммунистов, но и для не коммунистов — прогрессивных, профсоюзных, негритянских и других деятелей.
Разве такое положение вещей не указывает на зловещую реакционную политическую атмосферу в США, в которой все большее число американцев вынуждено прибегать к подобным мерам самозащиты? Как изжить это зло? Может ли быть ликвидировано такое положение, если будет принято предложение обвинения не только признать виновными нас, подсудимых, но и объявить вне закона Коммунистическую партию и если будет проведена в жизнь намечающаяся при этом программа все большего введения в американскую жизнь политических преследований?
Мы, руководители Коммунистической партии, отвечаем на это отрицательно. Мы считаем, что репрессии — это самый верный путь к тому, чтобы уничтожить Билль о правах, принудить к созданию различных секретных обществ и заставить миллионы людей ходить с осторожностью и
оглядываться по сторонам перед тем, как заговорить. Мы говорим, что единственной возможностью уничтожения этой атмосферы полицейского государства является требование о соблюдении Билля о правах и обеспечение того, чтобы каждый американец, будь то еврей или христиацин, негр или белый, родившийся в Америке или иммигрант, коммунист или не коммунист, был гарантирован от экономического, социального или политического преследования за свои убеждения, расу, веру или цвет кожи.
Независимо от того, как некоторые отдельные коммунисты стремились защититься в период «охоты за ведьмами» и от наказания в нацистском духе за «виновность по связи», протоколы данного процесса доказывают, что мы, подсудимые, и наша партия полностью, откровенно и гордо излагаем наши взгляды и цели.
Более того, 35 свидетелей защиты познакомили присяжных с представителями различных местных организаций Коммунистической партии. Вы не могли не обратить внимания на тот контраст, который создается между этими достойными мужчинами и женщинами и вереницей иуд обвинения.
По-видимому, большинство из вас, присяжных, до суда на Фоли-сквер никогда не видели настоящего живого коммуниста.
Возможно, вас удивило, что потомки Даниэля Буна141 и Джона и Присцилы Олден осуществляют руководство нашей организацией совместно с потомками героических рабов-негров. Вы, должно быть, также заметили, что около половины этих свидетелей — ветераны второй мировой войны. В протоколах судебных заседаний отмечено, что в нашей сравнительно немногочисленной Коммунистической партии таких ветеранов 15 тыс. Многие из них, в том числе и четверо подсудимых, занимают руководящие посты в нашей партии.
Вы не могли не заметить, что мужчины и женщины, негры и белые, выходцы из разных национальностей, религиозных групп и профессий, большей частью рабочие и члены профсоюзов, приходят в нашу Коммунистическую партию, руководствуясь своим собственным опытом и социалистическими убеждениями.
Вы, присяжные, также узнали, что вне рядов нашей партии мы имеем выдающихся, благородных друзей, несмотря на то, что, например, один из них, великий американец Поль Робсон, не смог сделать ничего больше, как сказать, что он знает нас, обвиняемых, и что некоторые из нас его друзья.
Не надо быть ни коммунистом, ни сочувствующим коммунистам, ни прогрессивным или профсоюзным деятелем, чтобы понять разницу между людьми с добрыми и злыми намерениями. Нет необходимости понимать хоть одно положение марксизма или соглашаться хоть с одним словом произведений Ленина, чтобы различить действительный заговор, примером которого является предъявленное нам обвинение и его лжесвидетели, или чтобы разобраться в том, что подсудимые и свидетели защиты — это мужчины и женщины, посвятившие свою жизнь служению интересам американского народа, неграм и белым, и стремящиеся содействовать укреплению мира и демократии.
Теперь обратимся к содержанию параграфа 64 обвинительного заключения: означают ли какие-либо положения марксизма-ленинизма обязательность и необходимость насильственного свержения правительства Соединенных Штатов? Мы, подсудимые, доказали, что не означают.
Но что же выдвинуло обвинение в доказательство сфабрикованного им тезиса? Основное его обоснование состоит в том, что оно ссылается на «участие в заговоре». Это то, что мы, коммунисты, называем простым словом — книги. Это произведения классиков марксизма-ленинизма, неотъемлемая составная часть знаний, культурной жизни, научной мысли и социального прогресса современного человечества.
Прежде чем анализировать, даже очень кратко, великие освободительные принципы научного социализма, изложенные в этих классических произведениях, я хотел бы привлечь внимание присяжных к нескольким весьма важным фактам.
Некоторые произведения классиков, представленные обвинением в качестве улик, свободно распространялись в нашей стране в течение десятка лет, некоторые — в течение трех десятков лет, некоторые — пяти десятков, а неко
торые — и ста лет. Коммунистическая партия способствовала их опубликованию, распространению и изучению большинства из них в течение тридцати лет, не исключая 1944—45 гг., т. е. период существования Коммунистической политической ассоциации.
На долю этих книг выпала особая честь стать символом политической обстановки: там, где произведения классиков марксизма были запрещены, свобода слова и печати также была запрещена, там, где их судили, мужчин и женщин без суда заключали в концентрационные лагеря; там, где эти книги сжигали, людей уничтожали в крематориях.
Эти книги представляют собой своего рода барометр политического климата. Присяжным известно и в протоколах этого процесса записано, что именно эти марксистско-ленинские произведения снова стали свободно распространяться в Германии, Италии, Франции и Японии после освобождения этих стран американскими, английскими и советскими солдатами от нацистской тирании и тирании микадо.
Как это ни странно, но именно с этими книгами нам, руководителям Коммунистической партии, устраивают очную ставку на данном суде. Обвинение даже не утверждает, что мы их написали. Оно даже не говорит, что мы, обвиняемые, цитировали их. Оно просто говорит, что кто-то рекомендовал их к разработке как «дополнительное чтение для будущего самообразования».
Обвинение претендует на то, чтобы подвергнуть суду наше понимание содержания этих книг. Но никакую теорию, и тем более научный социализм, нельзя подвергнуть судебному разбирательству. Ни один суд и ни один присяжный не может определить, что происходит у нас в уме или в уме любых других обвиняемых, которых судят за их политические убеждения.
И тем не менее мы, руководители Коммунистической партии, доказали, что представляют собой принципы марксизма-ленинизма и что они собой не представляют.
Что говорят протоколы судебных заседаний об этих принципах, которые нам официально инкриминируются? Включают ли они, например, «принципы»: «человек челове
ку — волк» или «своя рубашка ближе к телу»? Нет, это принципы частного предпринимательства, империалистических поджигателей войны.
Что же представляют собой принципы марксизма-ленинизма, о верности которым мы, 11 подсудимых, с гордостью заявляем и которые мы стараемся применить в интересах нашего народа и нашей страны?
Эти принципы изложены в показаниях защиты, особенно в показаниях Фостера. Они также изложены в таких произведениях, как «Манифест Коммунистической партии», «Государство и революция», ...являющихся известными произведениями марксизма-ленинизма, представленными обвинением в качестве улик...
Хотя присяжным это может показаться странным, но обвинение ни разу открыто и прямо не оспаривало наших передовых научных принципов марксизма-ленинизма, которые нам, руководителям Коммунистической партии, официально инкриминируются. Не решилось обвинение открыто оспаривать также историческую цель рабочего класса, конечное социалистическое преобразование американского общества, которое мы, руководители Коммунистической партии, пропагандируем.
Как мы уже говорили в своих показаниях, социализм представляет собой общественное владение крупными банками, заводами, коммунальными предприятиями, железными дорогамд, шахтами и всеми производственными ресурсами, а также управление народным хозяйством со стороны правительства народа, во главе которого стоит рабочий класс и его авангард — Коммунистическая партия.
Мы, подсудимые, говорили в своих показаниях, что при социализме, как, например, в Советском Союзе, нет эксплуатации большинства меньшинством, никакого расового или национального неравенства, никаких преследований на религиозной почве, никакого страха перед безработицей и отсутствием социального обеспечения. Нет никакой экономической или социальной базы для стремления к порабощению других стран или народов. Отсюда вытекает, что у социалистического государства нет причин или оснований для проведения внешней политики агрессии и войны. Совсем наоборот.
Мы говорили затем в своих показаниях, что мы глубоко верим, что усиление социализма в стране, где он уже осуществлен,— в СССР — и построение социализма во всех странах навсегда покончит с угрозой реакции, фашизма и войны и тем самым откроет новые безграничные возможности для процветания, счастья и социального прогресса человечества.
Здесь не дебатируется вопрос о том, согласен ли кто- нибудь из вас, присяжных, хотя бы в малой мере с тем, во что мы, коммунисты, верим в отношении социализма. Вопрос о том, когда американский народ решит, что он хочет построить социалистическое общество, и как он это сделает, зависит от большинства граждан Соединенных Штатов, от трудящихся и будущего развития.
Однако обвинение поставило перед вами, присяжными, гипотетический и теоретический вопрос, а именно: верим ли мы, подсудимые, в то, что социалистическое преобразование американского общества может когда-либо, в какое-то время или при каких-то обстоятельствах быть осуществлено без насильственного свержения правительства Соединенных Штатов?
Для лживого ответа на этот вопрос обвинение умышленно смешивает и стремится запутать важное различие между принципами и конечными целями, с одной стороны, и стратегией и специфической тактикой, необходимой для осуществления этих принципов, с другой.
Но как следует из показаний Фостера и других обвиняемых и свидетелей защиты, мы, руководители Коммунистической партии, учим и подчеркиваем, что осуществление целей рабочего класса, применение принципов научного социализма делает необходимым принятие определенной стратегии и гибкой тактики, отвечающих данной исторической ситуации, соответствующих времени, месту и обстоятельствам...
Обвинение... как попугай, повторяет неопровержимый факт, что существует закон неизбежности пролетарской революции. Для того чтобы создать впечатление, будто бы этот закон утверждает, что социализм не может быть достигнут мирным путем и что у нас, коммунистов, есть «план», в котором указано, когда и как осуществить его путем насиль
ственного свержения правительства, обвинение позаимство вало доводы из гитлеровской книги «Майн кампф».
Закон неизбежности пролетарской революции был и остается основным законом учения о развитии общества. Он существует так же независимо от намерений подсудимых или любых других марксистов, как закон деления атома существует независимо от воли физиков-атомщиков.
Этот закон общественных изменений и революции утверждает, что социализм в конечном итоге победит во всех странах. Но он не утверждает, ни когда это произойдет, ни каким образом.
Мы, руководители Коммунистической партии, доказали то, что едва ли требовало доказательства: мы доказали, что реакционные классы или клика меньшинства, стоящего у власти, когда и где только могли пускали в ход силу и насилие, чтобы преградить путь прогрессу. Весьма ярким свежим примером этого было предупреждение, выраженное и отстаивавшееся Джоном Фостером Даллесом во время по- следной предвыборной кампании в Нью-Йорке, о том, что даже самые слабые социальные мероприятия, направленные на удовлетворение нужд народа, встретят яростное контрреволюционное сопротивление.
Мы, подсудимые, гордимся тем, что в течение 101 года марксисты использовали свое понимание законов развития человеческого общества в целях социального прогресса и защиты непосредственных, а также будущих интересов трудящихся.
Всюду в мире сила и насилие являются оружием господства монополий, особенно при их стремлении установить фашизм. Во все времена и повсюду благочестиво проповедуемое отвращение к насилию является лицемерной маской, которую цепляют на себя реакционеры, те, кто противодействует всем действиям народа, направленным на поддержание жизни, свободы и стремления к счастью. И Фоли- сквер не является исключением из этого правила.
Ответственность за применение силы и насилия очень хорошо показана Марком Твеном при описании Великой французской революции в его знаменитом классическом произведении «Янки при дворе короля Артура». Марк Твен, настоящее имя которого, кстати, Самуель Клеменс, писал'
«Нужно помнить и не забывать, что было два «царства террора»; ...одно длилось несколько месяцев, другое — тысячу лет; одно стоило жизни десятку тысяч человек, другое — сотне миллионов. Но нас почему-то ужасает первый, наименьший, так сказать, минутный террор... Все жертвы того красного террора, по поводу которых нас так усердно учили проливать слезы и ужасаться, могли бы поместиться на одном городском кладбище; но вся Франция не могла бы вместить жертв того древнего и подлинного террора, несказанно более горького и страшного; однако никто никогда не учил нас понимать весь ужас его и трепетать от жалости к его жертвам» *.
Поскольку обвинение хотело стереть воспоминания о древнем, подлинном терроре, оно также пыталось помешать присяжным понять, что закон неизбежности пролетарской революции является результатом длительного исторического процесса.
Показания всех подсудимых, и особенно показания Фостера, Грина, Томпсона и других, разъяснили присяжным, что этот закон подразумевает пять следующих стадий социальной эволюции и революции:
1) развитие капитализма и его переход в стадию загнивающего империализма;
2) достижение рабочим классом государственной власти;
3) установление диктатуры пролетариата, власти рабочего класса, т. е. демократии рабочего класса, которая приступает к уничтожению старой буржуазной государственной машины, сопротивления капиталистов и кфнтррево- люции;
4) построение социализма;
5) постепенный переход к коммунизму и в конечном счете отмирание государства.
В этом законе неизбежности социальных изменений и революции нет ничего, что говорило бы. будто какая-либо из его пяти стадий или все они могут быть осуществлены лишь путем насильственного свержения правительства Соединенных Штатов или какого-нибудь другого правительства.
*< М а р к Твен, Янки при дворе короля Артура. М.. 1953. стр. 73.
Однако обвинение в своем предвзятом «теоретизировании» рассматривает только вторую и третью стадии. Характерно, что оно предпочитает замалчивать тот факт, что капиталистическая система может похвастаться значительным достижением в применении силы и насилия, относящимся к гораздо более ранним годам, чем 1917 год.
Большая часть капиталистических государств утвердилась, совершив насильственное свержение феодальных и монархистских правительств. Капитализм в США и в других странах поглотил сотни миллионов жизней во время многочисленных несправедливых войн, имевших целью увеличение прибылей, грабеж и расширение сфер империалистического влияния. Он поглотил жизни сотен миллионов тружеников в результате несчастных случаев на производстве и болезней, которые можно было бы предотвратить.
Только в виде ли погромов или линчеваний капитализм породил насилие, террор и шовинизм? В эпоху своего заката монополистический капитал порождает фашизм — разбойничье и жестокое правление самых реакционных трестов, жаждущих войны, который является виновником таких бесчеловечных преступлений, что пришлось для их определения изобрести новое слово — геноцид.
Тем не менее, закон неизбежности социалистической революции гласит, что каким бы злостным ни был капитализм, он все равно отживет свой век к тому моменту, когда созреют экономические, политические и социальные факторы, позволяющие рабочему классу подняться к власти и построить социалистическое общество.
Теперь рассмотрим те две стадии этого основного закона развития общества, к которым обвинение проявляет столь глубокий теоретический интерес.
Во-первых, присяжные должны знать, что мы говорим обо всем процессе социального развития, о законе развития общества, а не о каком-то плане. Во-вторых, вам следует иметь в виду, что на осуществление этого закона влияет изменение обстановки внутри страны и во всем мире...
Естественно, мы учим, что в России в 1917 году была революция, а также что она подтвердила основные законы, открытые Марксом и развитые Лениным и его последователями. Мы также учим, что эта первая пролетарская рево
люция повергла в прах «планы» и посмеялась над любителями догм. Мы учим, что в России в 1917 году не произошло бы социалистической революции, если бы Ленин и его соратники приняли «Манифест Коммунистической партии» как догму. Потому что, как вы помните, это произведение классиков марксизма — правительственное вещественное доказательство № 40 — предполагало, что первая социалистическая революция начнется в высокоразвитой промышленной стране, такой, как Германия, и будет победоносной лишь в том случае, если она одновременно совершится в большом числе других развитых стран.
Мы учим, что в России в 1917 году произошла успешная социалистическая революция потому, что история пошла не по тому пути, которого ожидали, но которого не навязывали Маркс и Энгельс. А также потому, что Ленин и его последователи на практике доказали, что настоящие марксисты руководствуются наукой о развитии общества, что они не пользуются при этом готовыми рецептами, а обогащают и развивают созидательную науку — марксизм.
Более того, мы учим, что в какой-то момент при существовавших тогда условиях Маркс и Энгельс предусматривали возможность победы социализма в двух странах — Соединенных Штатах и Англии — путем обычного конституционного прихода к власти рабочего класса и что Ленин, поборник социальных изменений и пролетарских революций, видел две реальные, хотя и быстро исчезнувшие возможности мирного развития русской революции: в марте, а затем в июле 1917 года. Ленин учил, что, где и когда только возможно, рабочий класс должен прилагать все усилия, чтобы реализовать подобные возможности. Не принципы марксизма-ленинизма, а сопротивление капиталистов и интервенция империалистов не дали возможности воспользоваться этими мирными путями победы социалистической революции.
И, наконец, мы учим, что социалистическая революция в России произошла в разгар империалиста еошй войны, в мире, который раздирали различные силы и насилие. За сравнительно мирным достижением власти рабочим классом последовала военная интервенция английских, французских, американских и японских милитаристов.
Первая социалистическая революция была безусловно трудной, но мы, руководители Коммунистической партии, не учим, что все последующие социалистические революции будут столь же трудными...
Ведь факт остается фактом, что разгром держав оси и дальнейшее усиление социализма в Советском Союзе создали возможности для совершенно нового развития событий, не предусмотренного и не «планировавшегося» Марксом и Лениным.
Таким образом, вопрос о том, кто несет ответственность за применение силы и насилия, давным давно перестал быть «теоретическим» вопросом для народов восточноевропейских стран. Польский народ увидел, что те, кто обвинял польских коммунистов в проповеди силы и насилия, уничтожили 9 млн. мирных поляков, из них 3 млн. евреев. Народ Чехословакии не забыл, что, когда нацистские захватчики начали сажать за решетку чехов за марксистские убеждения, они попутно казнили 60 тыс. патриотов — не марксистов, бросили 200 тыс. человек в концентрационные лагеря и 1,5 млн. человек лишили крова.
Как было показано здесь свидетелем защиты Максом Вейссом и подсудимым Джильбертом Грином, венгерский рабочий класс пришел к власти в 1919 году мирным путем, что приветствовал и поддерживал Ленин. Но его законное правительство было свергнуто силой и насилием феодальных землевладельцев и профашистски настроенных капиталистов, чью государственную машину венгерские рабочие не смогли разбить.
В результате рабочий класс и его коммунистический авангард смогли встать во главе народов восточноевропейских стран только после освобождения их Красной Армией в 1945 году от ненавистного нацизма и предателей.
В этих странах рабочий класс пришел к власти мирным и исключительно конституционным путем. Он не свергал никаких капиталистических правительств с применением силы или насилия.
Одобряете вы, двенадцать присяжных, или нет созданные народами Восточной Европы демократические порядки — это не является предметом данного суда. Но показания и свидетельство, несомненно, доказывают, что нет такого
зверя, как марксистскиЗ «план», и что мы, коммунистические лидеры, не учим тому, что приписывает нам обвинение.
Наоборот, мы учим, что необычайно кратковременный момент возможного мирного перехода к социализму, отмеченный Лениным в России в 1917 году, сейчас стал значительно продолжительным.
Присяжные знают, что Коммунистическая партия в течение 30 лет пропагандирует социализм. Но мы никогда не пытались убедить американский народ в том, что в Соединенных Штатах путь к социализму заранее кем-то декретирован.
Даже обвинение не может придумать достаточно веский мотив, согласно которому мы должны начать осуществлять это сейчас; сейчас, когда появились новые блестящие возможности для мирного социального прогресса.
Показания подсудимых и свидетелей защиты доказывают, что в целом закон Маркса о неизбежности социальной революции действителен для всех социальных революций, как социалистических, так и несоциалистических. Мы также установили, что имели в виду Маркс и Энгельс, когда они заявляли в «Манифесте Коммунистической партии», что «их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя» *.
Демократическое и революционное значение этого утверждения Маркса и Энгельса подтвердилось при их жизни не где-нибудь, а здесь, в Соединенных Штатах. Присяжные слышали показания защиты о том, как это произошло...
В 1860 году Авраам Линкольн был избран президентом Соединенных Штатов. Избрание его было не обычными выборами, хотя проходило оно строго в рамках закона и мирно. Линкольн был избран от новой политической партии.
Это была коалиционная партия капиталистов, рабочих и фермеров — пионеров, которые расходились во мнениях по множеству вопросов, но которых сплачивала прежде всего их общая вражда к распространению рабства, а отсюда и понимание того, что победа над рабовладельческой олигархией требует отмены рабства.
* К. М а р к с, Ф. Э н г е л ь г. Манифест Коммунистической партии, М., 1959, стр. 71.
Эти американцы — аболиционисты, социалисты, капиталисты — потеряли веру в обе старые политические партии того времени. Новое правительство, которое они избрали, было полно решимости не допустить распространения рабства на новую территорию и сохранить республику.
Присяжным следует обратить внимание на то, что это было единственное правительство Соединенных Штатов за всю нашу 173-летнюю историю, которому пришлось оградить себя от серьезной угрозы насильственного свержения. Эта угроза исходила от нелегально вооружившихся мятежников- рабовладельцев, решивших любой ценой сохранить социальные условия рабского труда. Этот контрреволюционный мятеж произвели не аболиционисты, не первые социалисты и не негры, которые выступали за ликвидацию рабского труда.
Для подавления этого вооруженного мятежа правительство Линкольна пустило в ход самое мощное орудие силы и насилия, имевшееся в его распоряжении,— армию Соединенных Штатов.
Как это ни ужасно для обвинения, федеральное правительство позже послало армию в южные штаты, чтобы разгромить государственную машину рабовладельческой олигархии. Оно отобрало у рабовладельцев их самое ценное имущество, не заплатив им за него и не спросив у них разрешения. Оно внесло изменение в конституцию, предоставив неграм право голоса и другие гражданские права, и не позволило рабовладельческим штатам голосовать ни за, ни против 13, 14 и 15-й поправок.
Странные вещи можно узнать на Фоли-сквер. Возможно, большинство из вас, присяжных, не знало, что во времена Линкольна имелись американские марксисты. Они придерживались принципов, за которые нас, подсудимых, официально привлекают к судебной ответственности. Их конечной целью был социализм, ликвидация открытого и скрытого рабства. Они проповедовали единство негров и белых. Они были пролетарскими интернационалистами. Сам Линкольн питал большое уважение к пролетарскому интернационализму. Он говорил: «Самыми сильными узами, помимо родственных, должны быть узы, соединяющие всех трудящихся разной национальности, разного языка и разной веры».
Эти первые американские марксисты гордились успехами Маркса в деле организации английских рабочих в поддержку северян. Они приняли участие в создании широкой коалиции и новой политической партии, избравшей Линкольна, и занимали крупные офицерские посты в армии северян.
Это — настоящая социальная революция, которую можно противопоставить закону Смита, обвинительному заключению и выдержанной в духе «Майн кампф» версии закона о неизбежности пролетарской революции, выдвинутой обвинением.
Эта социальная революция происходила в точном соответствии с основным законом марксизма. Ее поддержали американские марксисты и международное коммунистическое движение. Она насильственно уничтожила социальные условия для рабского труда и начала, хотя и не закончила, национальное освобождение негритянского народа.
Но эта американская социальная революция не свергла правительства Соединенных Штатов. Она достигла своих целей, силой и насилием поддерживая правительство Соединенных Штатов. Эта настоящая революция опрокинула, разрушила и вдребезги разбила всю «теоретическую» базу доводов обвинения.
У обвинения имеется еще одна позиция, основанная на «если». Нам предъявляется ложное обвинение в том, что «если» мы, руководители Ком<мунистической партии, не отстаиваем насильственного свержения правительства во время депрессии, мы якобы «сделаем» это во время «следующей» империалистической войны.
Эту теорию обвинение сфабриковало, использовав известный старый лозунг рабочего класса «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую».
Что касается этого пункта, то мы, обвиняемые, ответили на него в первую очередь: все наши расчеты основаны на предпосылке, что народы не допустят новой империалистической войны, новой мировой войны.
Тем не менее мы рассказали присяжным все об этом лозунге, выкопанном обвинением из архивов первой мировой войны...
Вы знаете, что в 1907 году в Штутгарте, а затем в 1912 году в Базеле всемирное социалистическое движение
заявило, что рабочие считают преступлением стрелять друг в друга ради прибылей капиталистов.
Когда разразилась первая мировая война, одни лишь большевики придерживались этого принципа и превратили лозунг «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую» в руководство к действию. Это был единственно возможный путь борьбы именно с той несправедливой войной и путь ускорения ее окончания. Это также оказалось в то время, в том месте и в тех условиях правильным путем развития борьбы за социализм до его полной победы над царизмом и капиталистической эксплуатацией в России.
Присяжные знают, что немецкие рабочие не применяли этот лозунг в 1914—1918 гг. Защита показала, как это помогло впоследствии подготовить почву для прихода Гитлера к власти.
Прежде всего присяжные должны помнить, что лозунг «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую» применялся во время определенной войны, в конкретных условиях первой мировой войны. Правда, эта тактика, этот лозунг действия проистекает из основного положения марксизма, с которым мы, подсудимые, целиком согласны.
Положение это заключается в том, что между войнами оборонительными и войнами захватническими, национально- освободительными войнами и поработительными войнами — словом, между справедливыми и несправедливыми воинами имеется большая разница. Согласно этому принципу рабочего класса мы, марксисты, считаем, что нашим долгом является борьба против всех несправедливых войн, борьба за их предотвращение, а если это не удастся, то борьба за установление демократического и справедливого мира.
Обвинение не смеет сказать прямо, что делить войны на справедливые и несправедливые незаконно или аморально. Но оно раскрыло свою позицию особенно во время допроса подсудимых Грина, Томсона и некоторых других.
Обвинение различает только войны, начатые с объявлением или без объявления войны, которые вело или поддерживало правительство Соединенных Штатов.
Это язык проповедников «превентивной войны», это язык агрессоров и тех, кто стремится превзойти Адольфа Гитлера.
Мы, коммунисты, говорим на прямом и честном языке трудящихся. Мы ясно говорим, что первый и наивысший долг патриота любой страны — определить, является ли при- чина, из-за которой его собственное правительство вступило в войну, справедливой или несправедливой. Мы говорим, что если виноваты те немцы, которые не боролись против гитлеровских агрессивных войн, то так же виноваты будут американцы, если они поддержат несправедливую войну, которую будет вести правительство Соединенных Штатов.
Как мы, обвиняемые, уже говорили присяжным, мы согласны с патриотической идеей, высказанной Карлом Шур- цем, близким соратником Линкольна, противником несправедливых войн и сенатором от штата Висконсин. В 1872 году Шурц сказал на заседании конгресса: «В одном смысле я говорю: моя страна права или неправа. Если она права, пусть и идет по этому пути, если неправа, то надо ее направить на правильный путь».
Мы, 11 подсудимых, много писали о несправедливых войнах, а также об историческом значении лозунга «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую». Обвинение прочесало весь этот материал густым гребнем. Но вы, присяжные, знаете, что не было вычесано даже половины предложения, которое доказывало бы, что кто-нибудь из нас когда-либо выдвигал этот лозунг как лозунг действия.
Повторяю, что не играет никакой роли, что тот или иной подсудимый как отдельное лицо мог думать в тот или иной период или писать десятки лет назад. Обвинение не смогло найти ни одного примера того, что Коммунистическая партия или ее национальное руководство когда-либо отстаивали применение этого лозунга, конкретное приложение этой тактики, хотя мы и имели конституционное право это сделать.
Самое лучшее или, вернее, самое худшее, что обвинение могло сделать, чтобы «доказать» недоказуемое,—это выставить лжесвидетеля Буденца, который заявил, что в 1939 или в начале 1940 года он однажды слышал, что я сказал, будто империалистическую войну следует превратить в гражданскую. Эта отъявленная ложь была полностью разоблачена свидетелем защиты Максом Вейссом.
Мы, руководители Коммунистической партии, показали под присягой и повторяем, что если возникнет несправедливая война, мы будем бороться против нее, делать все, чтобы как можно скорее прекратить ее в интересах нашего собственного и всех других народов и будем отстаивать установление демократического и прочного мира. Это относится к любой несправедливой войне, будь то против Советского Союза или любой страны Латинской Америки, против Англии, Франции или Италии, против стран народной демократии в Восточной Европе или против нового свободного Китая.
Но это совсем не означает, что если вспыхнет подобная империалистическая разрушительная война, то мы, коммунисты, обязательно будем проповедовать, чтобы кто-то превратил эту несправедливую войну в войну гражданскую.
Как вы, присяжные, знаете, лозунг «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую» ни разу не был выдвинут как лозунг действия во время второй мировой войны, справедливой войны, которую мы, коммунисты, решительно поддерживали от начала до конца.
Как же обвинение «теоретически» обосновало этот факт, чтобы он подходил к его системе доказательств, основанных на чтении чужих мыслей?
Обвинение обращается к другому хорошо известному факту, а именно, к тому, что мы, руководители Коммунистической партии, считали первый период, период «странной войны» 1939—40 гг., империалистической войной и предупреждали, что Чемберлен и Даладье собираются переметнуться на другую сторону и перетащить с собой Соединенные Штаты в гитлеровский лагерь. Но этот факт ставит эрзац-«теории» обвинения в еще более беззащитное положение. Потому что даже обвинение вынуждено признать, что в тот период мы, американские коммунисты, выдвинули следующий лозунг действия: «Не допускать вступления Америки в войну».
Следующим своим шагом обвинение пытается обойти этот вопрос, заявляя, что то, что мы не призывали к гражданской войне против правительства Рузвельта в 1939—40 гг., «не считается». Почему? Потому что в то время Соединенные Штаты «официально» не были воюющей стороной.
Но и эти лживые утверждения рассыпаются под тяжестью показаний подсудимых и свидетелей. Потому что, как присяжным известно, правительства Чемберлена и Даладье официально были в состоянии войны с нацистской Германией. Эта война была известна под названием «странной» не столько потому, что в то время это была империалистическая война, сколько потому, что эти официальные воюющие стороны объявили друт другу войну, но фактически ее не вели.
Согласно теории обвинения французские и английские коммунисты должны были призывать к гражданской войне. Но они этого не делали. Они выдвинули новый лозунг действия, вытекавший из новой исторической обстановки даже до того, как Советский Союз вступил во вторую мировую войну. Такого лозунга коммунисты никогда не выдвигали в первую мировую войну. Это был лозунг, призывавший к переговорам о демократическом мире для народа, который стало возможным осуществить благодаря новому всемирно историческому фактору, не имевшемуся в 1914 году, а именно фактору существования СССР.
Как только обвинение попадает в действительно затруднительное положение со своими «теориями», особенно в вопросе войны и мира, оно снова старается перепутать принципы, стратегию и тактику. По этому поводу оно старается предсказать нашу стратегию в случае возникновения третьей мировой войны, «доказывая» давно установленный факт, что мы, марксисты, учим, что капитализм порождает империалистические войны. Но из протоколов судебных заседаний видно, что с апреля 1945 года мы, руководители Коммунистической партии, учим, что капитализм «уже не тот, каким он был», и что совсем необязательно, чтобы из яиц, которые он несет, всегда высиживались цыплята.
Протоколы судебных заседаний доказывают, что в течение всего периода, охваченного обвинительным заключением, мы утверждали, что благодаря разгрому держав оси.., а также благодаря все растущей мощи антиимпериалистическою лагеря мира, демократии и социализма стало возможным впервые в истории предотвратить новую мировую войну.
Многие американцы, обманутые военной пропагандой Уолл-стрита, его антикоммунистической истерией, верят, что
третья мировая война неизбежна. В это же верит и обвинение, поощряющее кампанию подготовки к войне, которую ведут обе основные партии США.
Но нет никакого закона, запрещающего людям верить, и, наоборот, есть все основания верить, что миролюбивые народы мира, если они объединят свои усилия, обладают сейчас достаточной мощью, чтобы навязать свою волю к миру.
Мы, руководители Коммунистической партии, действительно верим в это. Мы верим, что на сегодняшний день Советский Союз представляет собой мощный и непоколебимый оплот мира, даже еще более сильный и влиятельный, чем он был во время своей военной победы над странами оси в годы второй мировой войны. Мы верим, что молодые страны народной демократии в Восточной Европе, а также Китайская Народная Республика еще больше перетягивают чашу всемирных весов против империалистических поджигателей войны. Мы верим, что сотни миллионов людей в Европе, Азии, Африке и Латинской Америке объединяются, чтобы спасти мир от невообразимых ужасов атомной войны.
Мы верим также, что страстное стремление к миру сплачивает миллионы американцев, особенно трудящихся, которые придерживаются различных взглядов на будущий путь социального развития, и объединяет их для действий, направленных на обеспечение того, чтобы никакое правительство Соединенных Штатов никогда не бросило их в новую мировую войну, в несправедливую и варварски разрушительную войну.
Похоже, что обвинение хочет, чтобы вы, присяжные, забыли про атомную бомбу и игнорировали бы тот факт, что если бы вспыхнула новая мировая война, то она не только была бы развязана Уолл->стритом, но и была бы атомной войной. Как по-другому можно объяснить тот факт, что обвинение считает зловещим то, что мы, 11 обвиняемых, отстаиваем предотвращение подобной преступной войны, подобной варварской силы и насилия, беспрецедентного массового убийства и разрушения?
Ввиду этого обвинение, не считаясь со сроком давности, пытается представить дело таким образом, будто мы, коммунисты, поддерживали в войне Соединенные Штаты и Объединенные Нации против антикоминтерновсшх стран оси
по мотивам, «связанным с нашими конечными целями и пока не раскрытым».
Обвинение хочет, чтобы вы поверили, будто наша преданность делу мира во всем мире мотивируется не верностью своему народу или заботой о благосостоянии нашей страны. Оно стремится также инсинуировать, будто в настоящее время наша пропаганда американо-советской дружбы и мира похожа на предательстве.
В действительности мы, руководители Коммунистической партии, и миллионы наших соотечественников не хотели, чтобы строительство социализма было прервано мюнхенскими предателями и чтобы оно было приостановлено Гитлером, Муссолини и микадо. Ни мы, ни другие миролюбивые и прогрессивные люди не хотим также, чтобы спокойное великое созидательное развитие социализма в послевоенный период было прервано или задержано другим агрессором.
Но в равной мере действительно и то, что все, что мы делали и делаем, было и есть в интересах нашего собственного народа и страны. Разве не в интересах американского народа была борьба за изоляцию фашистских агрессоров перед второй мировой войной? Разве американский народ меньше выиграл, чем русский, от военного разгрома оси Берлин — Рим — Токио? Разве не в интересах американского народа надеть смирительную рубашку на проповедников «атомной блиц-войны» с Уолл-стрита, предотвратить новую мировую войну, что мы, руководители Коммунистической партии, и стремимся всеми своими силами делать?
Возможно, присяжные вспомнят, что когда Томас Джефферсон в 1790 году противился заговору федералистов в отношении создания англо-американского военного союза против революционной Франции, он руководствовался истинными интересами американского народа и дела мира.
Линкольн принимал к сердцу благополучие нашего народа не меньше, чем мексиканского, когда противился в 1848 году захватнической войне против Мексики. И Франклин Делано Рузвельт стремился отстаивать и действительно отстаивал жизненно важные интересы американского народа и дело мира тем, что установил дружбу и сотрудничество с СССР и проводил это как в военное, так и в мирное время.
Таким образом, и мы, коммунисты, рьяно борющиеся с
поджигателями войны, пропагандирующие и отстаивающие пакт о мире и дружбе между США и СССР, никем ч не превзойдены в борьбе за не отделимые друг от друга мир во всем мире и благосостояние, свободу и счастье наших соотечественников.
В настоящее время нигде в мире, кроме Уолл-стрита и Фоли-сквер, не говорят о «неизбежности» новой мировой войны. Повсюду в мире, во всех штатах нашего государства люди, и, в первую очередь, коммунисты выдвинули боевой лозунг действия: Никаких войн! Это одновременно и чудесный и практически осуществимый лозунг. Это лозунг, в который мы, 11 обвиняемых, верим и который отстаиваем. Это мы делали на протяжении всего периода, охваченного обвинительным заключением, и будем делать сегодня и завтра.
Но если вопреки воле подавляющего большинства человечества на мир обрушится агрессивная империалистическая война, атомная война — что тогда? Неужели присяжные хоть на мгновение думают, что если мы, 11 подсудимых, будем в тюрьме, то никого не найдется в Америке, никого не найдется в мире, кто встал бы на борьбу за быстрое окончание преступного атомного уничтожения человечества?
Мы, руководители Коммунистической партии, думаем иначе.
В течение всего этого длительного процесса вы, присяжные, должно быть, не раз задавали себе вопрос — что же все- таки инкриминируется нам, 11 обвиняемым? Но теперь уже всем ясно, всем, кто хочет видеть, что 20 июля 1948 г. нам, руководителям Коммунистической партии, было предъявлено обвинение в наших убеждениях, наших мыслях, наших принципах.
Протоколы судебных заседаний показывают, что это обвинительное заключение было выдвинуто против нас через восемь лет после принятия в 1940 году постыдного закона Смита, через восемь долгих лет, в течение которых мы, коммунисты, продолжали пропагандировать и отстаивать принципы марксизма-ленинизма, которым наша партия верна с момента ее образования в 1919 году.
В течение четырех из этих лет американский народ, в том числе и коммунисты, силой и насилием поддерживал
правительство Соединенных Штатов в самой критической войне за существование, которую мы когда-либо велй. Никто из вас не задумывался над тем, почему нам, руководите- телям Ко(М!мунистической партии, не было предъявлено обвинений в то время, когда ложные доводы обвинения были бы приравнены к измене, в военные 1941—1945 гг.?
Ответ заключается в том, что нам не предъявляли обвинения тогда, потому что не было никаких данных и основания для обвинения нас в заговоре, направленном на пропаганду и отстаивание обязательности и необходимости насильственного свержения правительства Соединенных Штатов — так же как их нет и сейчас.
Далее, произведения классиков марксизма-ленинизма и наши принципы были фактически поставлены под двойной удар. Это обвинительное заключение было предъявлено через пять лет после решения Верховного суда по делу Шнейдермана, вынесенного тогда, когда закон Смита уже был в действии.
По положению присяжные могут не признать или же защита может отклонить политические и конституционные моменты, общие для данного процесса и дела Шнейдермана.
Однако на основании протеста обвинения один маленький параграф из решения по делу Шнейдермана был включен в улики. Вы можете прийти к собственным выводам, почему все остальное включено не было.
Во всяком случае, из протокола видно, что в Верховном суде дело руководящего работника Компартии Уильяма Шнейдермана вел покойный Уэнделл Уилки, который отказался от вознаграждения и вел его как общественное поручение. Далее из протоколов видно, что решение Верховного суда было написано известным юристом-демократом судьей Фрэнком Мэрфи, чья безвременная кончина наступила во время данного процесса. И, наконец, из протокола видно, что параграф, взятый в качестве улики, относится к изучению и юридическому заключению Верховного суда в отношении того, как мы, американские коммунисты, интерпретируем и понимаем такие выдающиеся произведения классиков марксизма-ленинизма, как «Манифест Коммунистической партии», «Государство и революция»... и «Программа Коммунистического Интернационала» 1928 года.
Выражая мнение большинства членов Верховного суда, судья Мэрфи писал в этом параграфе:
«Правильным выводом из вышесказанного будет, что партия в 1927 года желала достигнуть своей цели мирными демократическими средствами и теоретически оправдывала применение силы и насилия лишь как метода предотвращения попыток насильственного контрпереворота после того, как партия уже пришла к власти мирным путем, или в качестве последнего средства для того, чтобы добиться выполнения воли большинства, если в неопределенном будущем ввиду каких-либо особых обстоятельств конституционные или мирные каналы будут закрыты».
Это решение Верховного суда было принято в июне 1943 года, когда Соединенные Штаты были в состоянии войны. Обвинительное заключение было выдвинуто через три года после того, как в 1945 году чрезвычайная сессия Верховного суда подтвердила, что мы, 11 подсудимых, и Коммунистическая партия в целом верны принципам и теории, на которые ссылался судья Мэрфи.
Что же изменилось за этот период? Что изменилось за годы с 1943 по 1948? Конечно же, не принципы марксизма- ленинизма, которые оставались и остаются неизменными и действенными, такими же, какими они были до и после этих лет. Даже обвинение не инкриминирует нам изменения принципов, нет, оно инкриминирует нам возврат к тем принципам, которых мы придерживались в то время, когда Верховный суд принимал это решение.
Из протоколов заседаний суда видно, что именно изменилось с 1943 по 1948 год — это политическая ситуация в Соединенных Штатах и федеральное правительство Соединенных Штатов.
Из протоколов видно, что в 1943 и 1944 гг. мы, подсудимые, были активнейшими сторонниками правительства Рузвельта. Из протоколов видно также, что в 1944 году мы не только играли ведущую роль в проведении предвыборной кампании по избранию Ф. Д. Рузвельта на четвертый срок, но и поддерживали баллотировавшегося с ним Гарри С. Трумэна.
Да, что-то изменилось после 1945 года, но не наши принципы научного социализма и не наше отношение к «новому
курсу» Рузвельта и к политике коалиции против стран оси. Из протоколов видно, что в 1948 году мы, руководители Коммунистической партии, все еще поддерживали прогрессивную политику Рузвельта и боролись с теми, кто ее предал.
Из протоколов следует, что в 1948 году наша партия поддерживала Генри Уоллеса и список кандидатов Прогрессивной партии на пост президента и вице-президента против кандидатур президента Трумэна и губернатора Дьюи. Из протокола видно, что нам было предъявлено обвинение в самый разгар напряженной предвыборной кампании, за два дня до основания новой Прогрессивной партии.
В протоколе нет ни одного показания подсудимых или свидетелей, которое указывало бы на какой-либо подходящий мотив, обосновывающий якобы намерение подсудимых пропагандировать и отстаивать обязательность и необходимость насильственного свержения некоего предположительного правительства Соединенных Штатов. Но в нем ясно отражен мотив, по которому правительство демократов, подстрекаемое нападками республиканцев, утверждающих, будто оно «заигрывает» с коммунистами и их попутчиками, предъявило 11 руководителям Коммунистической партии обвинение в разгар предвыборной кампании летом 1948 года.
Однако за этим процессом кроется нечто большее, чем политика непримиримости. Присяжные видят теперь зловещую, далеко идущую цель, которая привела к обвинению руководителей Коммунистической партии за наши принципы, убеждения, идеи, а не за какое-либо открытое действие.
На данном процессе обвинение пыталось подвести «теоретический» фундамент под аннулирование Билля о правах и вело идеологическую войну против принципов Джефферсона и наших принципов. Обвинение пытается подвести тот же самый антикоммунистический идеологический фундамент, который использовали нацисты в своих действиях для уничтожения рабочего и коммунистического движения и буржуазно-демократических прав, которыми пользовался немецкий народ при Веймарской республике.
Но данный процесс во многом отличен от процесса 1933 года в связи с поджогом рейхстага, хотя тех из вас.
кто помнит тот процесс, должно быть, поразило их сходство во многих отношениях.
Ложное обвинение о поджоге германского рейхстага, являвшемся будто бы сигналом к какому-то коммунистическому восстанию, предъявленное Гитлером великому болгарскому коммунисту Георгию Димитрову и другим, было отклонено лейпцигским судом.
Однако к тому времени Гитлер уже достиг своей ближайшей цели. Нацисты стояли у власти, а Коммунистическая партия Германии была объявлена вне закона. Тогда-то рабочий класс и весь немецкий народ потеряли свои свободы. Много крови пролилось в Германии и во всем мире в промежуток между лжесвидетельством Геринга и Геббельса против Димитрова в Лейпциге и осуждением нацистских военных преступников Высоким трибуналом... в Нюрнберге.
Фашизм еще не пришел к власти в Соединенных Штатах. Если бы он пришел, то нам, руководителям Коммунистической партии, не устраивали бы девятимесячного процесса, а наша партия была бы уже запрещена.
Но если бы не было опасности фашизма, то этот процесс вообще не мог бы состояться, и Билль о правах не был бы под угрозой.
Стремясь осудить нас, 11 руководителей Коммунистической партии, обвинение намеревалось этим ударом добиться далеко идущей цели. Оно пыталось подвести «теоретический фундамент» под «обвинение» всех в любой точке земного шара, кто придерживается марксистских принципов, «обвинение» в том, что они стремятся пропагандировать и отстаивать обязательность и необходимость насильственного свержения правительства Соединенных Штатов.
Таким образом, как вам, присяжным, легко понять, убеждая вас «осудить» не 11 человек, а «принципы» марксизма-ленинизма, обвинение пытается подвести «теоретическую базу», «идеологическую» базу под политику «холодной войны» Уолл-стрита, под его политику «жесткого курса с Россией», под его колоссальную гонку вооружений, под его дипломатию атомной бомбы, под всю подготовку к развязыванию новой мировой войны.
Господа присяжные, никто не может искренне соглашаться с принципами Устава Организации Объединенных
Наций и решительно их поддерживать и в то же время при* нимать смехотворные обвинения против марксистско-ленинских принципов, которых мы придерживаемся, обвинения, составленные в духе нацистов. Никто не может соглашаться с ложными доводами обвинения и одновременно защищать «великий план» Рузвельта, план американо-советской дружбы и сотрудничества — краеугольный камень сохранения мира во всем мире.
Истории дала вам, двенадцати присяжным, возможность, а тем самым и возложила на вас ответственность внести свой вклад в дело предотвращения подъема фашизма и развязывания империалистической войны за мировое господство.
В подобное время присяжным не легко выполнить свой долг и свои важные обязанности на подобном политическом процессе, направленном на контроль над мыслями, особенно в нынешней атмосфере искусственно поднятой антикоммунистической истерии.
Я знаю, что перед вами выступит прокурор и попытается повлиять на вас тем, что он говорит от имени правительства Соединенных Штатов, т. е. что за ним стоит вся власть, престиж и авторитет правительства. Генеральный прокурор Соединенных Штатов будет пытаться представить вам дело так, будто патриотизм требует признания нашей виновности.
В подобной ситуации присяжным трудно сохранить независимость. Слушая выступление генерального прокурора Соединенных Штатов, вы, присяжные, должны помнить, что конституция возлагает на вас обязанность защищать народ и в случае необходимости защищать народ от произвола любой бюрократической или тиранической партии или любого режимау представляющего себя правительством Соединенных Штатов.
Целью нашего института присяжных является защита обвиняемого от несправедливости и нечестности. Мне не надо говорить данному составу присяжных, что даже при обычном уголовном процессе присяжным полагается служить оплотом, защищающим обвиняемых от судебных инсценировок и притеснений со стороны самого правительства.
В политическом же деле, подобном данному, ответственность присяжных в отношении защиты обвиняемых почти безгранична. Потому что, если бы присяжные не стояли между правительством и народом в целях обеспечения политических прав, защиты неотъемлемых прав свободы слова, свободы печати и свободы собраний, а также права политической оппозиции, то тогда эти права были бы насмешкой. Все наши институты, защищаемые конституцией, превратились бы тогда в орудие для уничтожения тех, кто критикует правительство и оспаривает его политику.
Помните также, что прокурор на процессе в Скотсборо говорил от имени штата Алабама, прокурор на процессе Тома Муни говорил от имени штата Калифорния, прокурор на процессе Сакко и Ванцетти говорил от имени штата Массачусетс, прокурор, обвинявший друзей и соратников Томаса Джефферсона, говорил от имени Соединенных Штагов. Разве от этого их обвинения стали правыми или справедливыми? Разве от этого смягчился последующий приговор истории, заклеймивший их выступления и отметший их бесчестные обвинения?
И поэтому, когда на данном процессе прокурор говорит вам, что он выступает от имени Соединенных Штатов, помните, что мы, американцы, боролись в нашей стране в рядах революционной армии, чтобы на все времена уничтожить отговорки, будто «король не может ошибаться» и будто «правительство стоит выше народа». Наша страна была основана на предпосылке, что вся власть находится в руках народа и что воля народа священна.
Вас, присяжных, собрали не для того, чтобы одобрить или осудить принципы или же политическую деятельность 11 подсудимых или Коммунистической партии. Согласно первой поправке к конституции, гарантирующей свободу вероисповедания, свободу слова, печати и собраний, эти принципы и деятельность находятся вне юрисдикции судов и присяжных.
Теории, идеи и политические линии не подсудны ни одному суду.
И тем не менее вас, присяжных, собрали независимо от вашего желания и в нарушение первой поправки к конституции вынести решение о том, священен ли Билль о пра
вах для всего американского народа, как для коммунистов, так и для не коммунистов. Вас собрали для того, чтобы вы вынесли решение, будет или нет Билль о правах подорван тем, что он будет распространяться лишь на тех, кто согласен с существующим положением вещей, кто поддерживает политическую партию, стоящую сейчас у государственной власти, и кто склоняется перед «законными» интересами монополий, которые господствуют в нашей стране.
Не одни мы, 11 обвиняемых, но и миллионы других американцев и сотни миллионов людей во всем мире ждут вашего решения.
Мы надеемся, что вы, двенадцать мужчин и женщин, вновь подтвердите принцип Билля о правах, принцип, гласящий о том, что в Америке все еще есть место для различных политических взглядов и существует свобода для простого народа, в том числе и для тех, с кем вы лично не согласны,— свобода говорить и слушать, печатать, и собираться, и трудиться в защиту мира и социального прогресса.
Именно эти демократические принципы находятся под угрозой на данном историческом процессе.
Каким бы ни было ваше решение, мы, руководители Коммунистической партии, смотрим в будущее с верой в нашу партию, наш класс, наш народ и нашу страну. Тем или иным путем мы будем продолжать служить делу мира, демократии и социализма, которому мы посвятили свою жизнь.
Так или иначе, но это дело неизбежно победит. Потому что никто, ни одно федеральное правительство не может остановить прогрессивного хода истории. Никто, ни одно федеральное правительство не может остановить наступления народа. Никто, ни одно федеральное правительство не может убить идеи или же упрятать за решетку принципы и убеждения.
(Eugene Dennis, Ideas they cannot jail, International Publishers, New York, 1950.— Юджин Деннис, Идеи, которых ие упрятать за решетку, Нью-Йорк, 1950.)
ПЕРЕД САЛАЗАРИСТСКИМ ТРИБУНАЛОМ
25 марта 1949 г. полиция фашистского диктатора Португалии Салазара арестовала члена секретариата Центрального комитета Португальской коммунистической партии Алваро Куньяла. Более года фашистские палачи держали Куньяла в одиночной камере и лишь потом инсценирова
ли судебный процесс над ним. На суде 2 мая 1950 г. Алваро Куньял произнес речь, которая через два месяца была в виде брошюры издана в Португалии подпольно.
Ниже приводится сокращенный перевод речи.
Речь А. Куньяла (Дуарте)
Со дня моего ареста, 25 марта 1949 г., т. е. больше года, я подвергался незаконному режиму одиночного заключения. От этого режима, являющегося новым видом пытки, погиб наш великий патриот Милитао Рибейра. О его смерти я узнал только после того, как меня привели в трибунал.
Когда меня арестовали, я отказался давать какие бы то ни было показания. Тогда на меня надели наручники, а полицейские агенты принялись избивать меня чем попало: кулаками, ногами, дубинками. Потом меня повалили на пол, сняли ботинки и носки и стали бить по пяткам, а затем, продолжая избивать, заставили ходить на израненных ногах. Это повторялось до тех пор, пока я не потерял сознания. Пять дней пролежал я в бессознательном состоянии.
Заключение в одиночной камере не менее мучительно, чем побои. В данном случае одиночка сменила «своевременное обуздание» (так цинично Салазар назвал систематиче
ские избиения политзаключенных в португальских тюрьмах.— Ред.). Полиции так и не удалось добиться от меня никаких признаний. Мне задали несколько прямых и косвенных вопросов насчет моей политической деятельности. Я отказался отвечать на эти вопросы, основываясь на том, что член Португальской компартии, которая является передовой политической силой в борьбе за демократию, за национальную независимость и длительный мир, не имеет никаких заявлений для политической полиции, являющейся орудием репрессий против португальских трудящихся, патриотов в сторонников мира. С большой радостью убедился я в том, что так же поступили и другие товарищи, арестованные вместе со мной. Коммунисты преданно и честно умеют защищать свое дело. Этим мы обязаны своей партии, которая является не только школой политического воспитания, но и школой воспитания характера человека. Официальные сообщения о моем аресте изобиловали преднамеренными извращениями фактов и грубыми измышлениями. Выдумки реакционной пропаганды об «инструкциях Информбюро» для той или иной страны, избитые фразы о «приказах извне», о «руке Москвы» — вся эта ложь имеет целью извратить в глазах народа национальный и патриотический характер борьбы португальских коммунистов. Все это старая песня, только в американской версии. Салазаристы имеют возможность публиковать эту клевету, поскольку в их распоряжении находятся печать и цензура и поскольку они могут — хотя бы временно — делать это безнаказанно. Они рассчитывают, что кое-что из этой клеветы принимается за чистую монету. Поэтому я считаю необходимым разъяснить тотчас же, в начале процесса, несколько основных вопросов.
Португальские коммунисты и международное рабочее движение
Документы совещаний Информационного бюро коммунистических партий являются историческими документами в важным вкладом в дело политического и идеологического укрепления каждой компартии. Документы Информбюро дают правильное определение политики компартий в ны-
пешней международной обстановке и определяют общие задачи пролетариата и всех демократических и антиимпериалистических сил. За эту политическую помощь мы, португальские коммунисты, благодарны партиям, входящим в состав Информбюро...
Долг Компартии Португалии — поддерживать братские отношения с другими компартиями. В такое время, когда реакционная буржуазия объединяется для борьбы против пролетариата, против основных прав человека, против свободы народов, против мира, наш народ никогда не простил бы нам изолированности и отдаления от передовых сил демократического и антиимпериалистического лагеря. Если в деятельности Компартии Португалии и нужно кое-что изменить, то эти изменения должны выразиться, главным образом, в расширении и укреплении связей с братскими компартиями. Верность принципам пролетарского интернацио- нализма необходима не только для непосредственной защиты интересов пролетариата, но и для защиты мира и национальной независимости.
Португальские коммунисты и национальная независимость
Правящие круги Португалии уже давно предают интересы нации. Они выступили против национальных интересов, на стороне международных монополий и трестов. Интересы нации с каждым днем все больше сливаются с интересами пролетариата. Отсюда вытекает характерная особенность нашей эпохи: реакционная буржуазия, именующая себя националистической, превращается в представителя иностранных интересов, являясь прямым защитником англо-американского владычества. Это происходит даже в тех странах, которые, как Португалия, будучи колонизаторами в Африке, сами превращаются в американские колонии в Европе.
Подлинными защитниками национальной независимости, настоящими и неустанными борцами против иностранного ига или против его угрозы являются пролетариат и коммунисты — последовательные интернационалисты и истинные
демократы. В наше время национализм буржуазии ведет к порабощению страны, и только интернационализм пролетариата ведет к независимости родины.
Все, что я сказал, можно проиллюстрировать на примере Португалии. Большая часть народного хозяйства нашей страны находится в руках иностранных империалистов, в частности англо-американских. За последние годы эта зависимость продолжает возрастать в результате новых кабальных концессий. Разве не правда, что хозяева Уолл-стрита и Сити через посредство международного треста «Софнна» управляют Объединенным обществом по выработке газа и электричества и что в их руках более 70% португальского производства электроэнергии? Разве не правда, что в результате этого для тепловых электростанций, владельцы которых тормозят развитие гидроэлектростанций, ввозится уголь по повышенным ценам? Разве не правда, что истинными хозяевами электротранспортного общества Лиссабона и транспортных монополий нашей столицы являются господа из Сити? Вчера они были хозяевами электротранспорта, сегодня они хозяева электро- и автотранспорта. Разве не рни хозяева телефонного общества Лиссабона и Порто, главная контора которого находится в Лондоне? Разве не правда, что рудники Монкорво, надежда национальной промышленности Португалии, которые в годы гитлеровского владычества были переданы немецкой монополии «Ферейнигте штальверке», теперь находятся в руках американских трестов? То же самое монсно сказать и о добыче вольфрамовой, железной, медной руд и о других отраслях хозяйства, где на каждом шагу встречаются имена иностранных фирм, указывающие на то, что в Португалии орудуют иностранные капиталисты. Дело не только в иностранных вывесках, а в фактах. Во всех отраслях португальской экономики имеется к тому же много иностранных предприятий, прикрывающихся португальскими вывесками, как, например, «Португальская» желез- нодорожная компания или «Национальное» производство каучука.
А португальские колонии? Алмазными россыпями Анголы владеют англо-американские тресты через «Сосьете Же- нераль де Бельжик», банк «Барней» и «Алмазную компанию Анголы». Они же прибрали к рукам производство хлопка и
других сельскохозяйственных продуктов. Англо-американские тресты получили право на разведку и добычу нефти, урановой руды и угля в Мозамбике.
В своем труде «Империализм как высшая стадия капитализма» В. И. Ленин указал, что Португалия, будучи зависима извне в финансовом и дипломатическом отношении, еще сохранила некоторую политическую независимость. С тех пор положение изменилось к худшему. Теперь Португалия утратила последние остатки политической независимости. Это ясно видно на примере закабаления Португалии «планом Маршалла», на ее участии в Северо-атлантическом пакте и на полном подчинении внешней политики Португалии интересам США.
Чего же хотим мы, коммунисты, в связи с создавшимся положением? Мы хотим, чтобы португальская экономика была освобождена от ига иностранных империалистов. Мы хотим, чтобы наша промышленность и сельское хозяйство производили продукцию для блага нашего народа, а не для несгораемых сейфов Сити и Уолл-стрита. Мы хотим, чтобы национальные ресурсы были использованы для оснащения промышленности и техники нашей страны, для ее развития, а не для закупок никому не нужных побрякушек и залежалых товаров за границей, особенно в США. Эти ничем не оправданные закупки увеличивают дефицит Португалии и отрицательно сказываются на торговом балансе, в частности на торговом балансе с США. Португальский внутренний рынок наводняется иностранными товарами, конкурирующими с отечественными товарами, в то время как промышленность и сельское хозяйство Португалии переживают застой.
Мы хотим, чтобы торговые и финансовые отношения между Португалией и другими странами были основаны на принципе равноправия и взаимного уважения интересов, а не на принципе, существующем в торговых отношениях Португалии с Англией и США, по которому португальцы обязаны покупать много и то, что нам навязывают, а продавать мало и лишь то, что у нас хотят купить. Мы хотим, чтобы португальская политика была действительно португальской и чтобы она определялась интересами большинства населения, а не интересами горстки сверхмиллионеров.
Фашисты лишают избирательного права португальцев, подозреваемых в симпатии к коммунистам. Фашисты говорят, что идеи коммунистов «противоречат существованию Португалии как независимого государства». В этом случае, как и во всех других, фашисты следуют тактике вора, кото* рый кричит: «Держите вора!»
Клеветническое обвинение португальских коммунистов в «антинациональной» деятельности ни на чем не основано. Фашистам уже не хватает этих необоснованных обвинений в «антинациональной» деятельности для того, чтобы преследовать и судить нас. Поэтому теперь нас судят за нашу любовь к народу.
Португальские коммунисты и угроза войны
Войны неизбежны при империализме. Империализм — это инкубатор войны. Хваленое единство между капиталистическими странами, в частности между Англией и США,— только фикция. Капиталистический мир полон противоречий, которые ведут к столкновениям интересов империалистических держав. Угроза войны существует, ибо империалисты США мечтают о мировом господстве, о предотвращении кризиса путем гонки вооружений, о подавлении национально-освободительного движения. Угроза воййы существует, так как реакционная буржуазия, связанная с международными трестами и монополиями, которые хозяйничают в зависимых странах (в том числе и в Португалии), аытается, развязав войну, задержать подъем демократического и национально-освободительного движения.
В чем же заключается угроза войны? Откуда она исходит и против кого направлена?
Пытаясь обмануть миролюбивые народы, империалисты США уверяют их в том, что опасность войны исходит якобы от СССР. Одним из глашатаев этой американской пропаганды является фашистский диктатор Португалии Салазар. Но португальские коммунисты разъясняют народу правду. Они говорят ему, что СССР по самой природе своей не может преследовать никаких агрессивных целей. Интересы Советского Союза и стран народной демократии не противоречат
интересам португальского народа. Советский Союз и страны народной демократии не посягают на независимость Португалии. Враги нашего народа и нашей страны — это враги Советского Союза и стран народной демократии. Поэтому мы заявляем, что в лице Советского Союза и стран народной демократии португальский народ видит своих лучших союзников. И если империалистам удастся развязать войну против СССР и стран народной демократии, мы глубоко уверены в том, что в интересах независимости Португалии, ее свободы и благосостояния, ее будущего португальский народ не выступит против своих лучших друзей и союзников.
Все знают, что во главе трестов и монополий стоят фашисты и реакционеры всех мастей. Это они мечтают о войне, пропагандируют и готовят ее, в то время как трудящиеся, прогрессивная интеллигенция, коммунисты и все подлинные демократы хотят мира и борются за мир. Война нужна империалистам. И это не случайно. Империализм не может существовать без войн. Мир смертелен для империалистов. Но и новая война, если им удастся ее развязать, будет для них также смертельна. Империализм находится в безвыходном положении, он зашел в тупик.
Португальские коммунисты и экономическое и культурное положение нашего народа
Нас пытаются убедить в том, что нищета Португалии якобы неизбежна. Но если бы ее природные богатства разумно использовались, то все португальцы жили бы в довольстве, пользовались бы отдыхом и развлечениями. Однако португальский народ живет в нищете, тогда как господствующие классы и правящая верхушка утопают в роскоши.
Кто может отрицать факт снижения реальной заработной платы? Для этого не нужно справляться в салазарист- ских статистических фальшивках. Об этом нужно спросить у самих рабочих, у матерей, которые выбиваются из сил, чтобы прокормить своих детей, но не в состоянии творить чудеса. В течение почти 10 лет правительство объясняло низкую заработную плату «затруднениями, созданными войной», и так называемым «порочным кругом инфляции». Эти
объяснения послужили лишь предлогом для того, чтобы не допустить повышения заработной платы и оправдать рост цен. Сверхприбыли капиталистов и голодная заработная плата рабочих — вот что на деле представляет собой «порочный круг».
Почему фабрики и заводы закрываются или сокращают производство, почему тысячи трудящихся выбрасываются на улицу?
Чем объяснить массовую безработицу батраков, когда в стране пустует более двух миллионов гектаров земли, и почему ввозится громадное количество продуктов, которые с успехом может производить наше сельское хозяйство?
Средства, отчисляемые из заработной платы трудящихся в «фонд безработных», расходуются на реакционные пропагандистские фильмы и прочие мероприятия демагогического характера. Тысячи мелких промышленников, земледельцев и торговцев разоряются под гнетом непосильных налогов, под ярмом ростовщиков и монополистов. В Португалии увеличивается детская смертность от туберкулеза, процветает проституция, растет преступность. Более половины населения неграмотно. Передовые ученые и деятели искусства подвергаются преследованиям и репрессиям.
Португалия не бедная страна. Однако господство реакционной крупной буржуазии, связанной с международными монополиями и трестами, обрекло наш народ на нищенское существование как в материальном, так и в культурном отношении.
Крупная буржуазия и помещики навязывают свою волю всему народу через посредство так называемых корпораций, куда насильственно загнаны трудящиеся, лишенные в фашистском государстве права иметь свои классовые профсоюзы. Иногда трудящимся после долгой и упорной борьбы удается избрать в руководство профсоюзных корпораций людей, пользующихся доверием масс; однако вслед за этим начинаются полицейские преследования и увольнения, создаются комиссии, в состав которых входят доверенные лица хозяев — реакционеров и фашистского правительства.
Португальская компартия борется против эксплуатации и репрессий. Мы считаем необходимыми и небольшие и крупные активные выступления, начиная от требования соз
дать комиссии из представителей трудящихся на фабриках, в мастерских, в деревне и кончая крупными демонстрациями и забастовками.
Борьба народных масс — это не только борьба против репрессий, за повышение жизненного уровня. Это борьба и за окончательное освобождение трудящихся. Но она ведется в неравных условиях. В распоряжении правящих классов имеется правительство, государственный аппарат, армия и полиция, трибуналы и тюрьмы, антинародные законы и материальные средства для реакционной пропаганды.
Португальские коммунисты и нынешний режим
Могут ли быть удовлетворены стремления демократов и патриотов к независимости, миру и благосостоянию нашего народа при нынешнем режиме? Нет!
Политический режим является формой господства одного или нескольких классов над другими классами. Нынешний режим — это господство крупной реакционной буржуазии, связанной с международными монополиями, которые, как я указал выше, являются противниками независимости, мира и благосостояния нашего народа. Одним из стремлений португальских демократов и патриотов, одной из элементарных потребностей нашего народа является демократическая свобода, свобода слова, свобода печати, свобода собраний. Эти права и* свободы недостижимы при нынешнем режиме, который по самой своей природе отрицает свободу.
Для удовлетворения законных требований народа нужна перемена режима. Это не значит, что нужно вернуться к республике 1910 года, как думают некоторые. С тех пор появилось много изменений, которые делают невозможным возвращение к старому. Во внутриполитической жизни Португалии мы наблюдаем подъем рабочего движения, усиление руководящей роли рабочего класса и его Коммунистической партии в демократическом движении. В международной жизни мы видим торжество социализма в СССР, военный разгром фашистских агрессоров, освобождение ряда стран от империалистического ига, крупные сдвиги в рабочем и антиимпериалистическом движении.
Эти новые факторы делают невозможным возврат к республике 1910 года, слабость которой заключалась в том, что* тогда не были осуществлены глубокие социальные реформы, не была осуществлена демократизация государственного аппарата, не было развернуто национально-освободительное движение. Это случилось потому, что с 1910 по 1926 год власть находилась в руках либеральной буржуазии, а затем она была захвачена фашистами.
В настоящее время демократическая республика в Португалии немыслима без глубоких социальных преобразований, без полной демократизации государственного аппарата, без проведения политики освобождения страны от иностранного империалистического господства. Я уверен, что в этих вопросах не будет разногласий между коммунистами и остальными демократами.
Для установления в Португалии демократической республики нужна свобода выборов, нужно полное, активное участие широких народных масс в обновлении всех отраслей национальной жизни. Это неосуществимо до тех пор, пока народ у себя на родине будет чувствовать себя, как в чужой и недружелюбной стране, как это наблюдается в настоящее время. Полное участие народа в обновлении национальной жизни невозможно без освобождения страны от влияния иностранного империализма и его внутренних агентов, без национализации основных отраслей португальской экономики, без земельной реформы, т. е. без передачи земель и латифундий батракам и бедным крестьянам, без экономического и культурного подъема рабочих и служащих, без оказания помощи мелким промышленникам, земледельцам и торговцам, которых необходимо избавить от ростовщической кабалы и тяжелых налогов.
Для полного участия народа в обновлении национальной жизни необходимо создать благоприятные для наших ученых и артистов, для наших специалистов и техников условия, при которых они могли бы работать на пользу страны; необходимо открыть доступ к образованию и культуре детям трудящихся, защищать интересы молодежи, которая в настоящее время обречена на нездоровую и безрадостную жизнь, защищать интересы женщин, которые находятся на»
положении низших существ, отстаивать интересы угнетенных колониальных народов.
Освобождение от ига империализма, коренные социальные преобразования, участие рабочего класса в государственном аппарате и правительстве — таковы главные условия для создания демократической республики в Пор- гугалии.
Мы стремимся к такой республике и боремся за нее. Но недостаточно видеть цели, нужно иметь в виду и средства для их осуществления.
Португальские коммунисты и методы их деятельности
Никто так не жаждет мирного решения португальских проблем, как мы, коммунисты. Поэтому мы уже давно выставляем основное требование: свободные выборы в учредительное собрание. Несмотря на антидемократический характер ныне действующей конституции, несмотря на то, что Национальная Ассамблея не имеет ничего общего с демократическим парламентом, а избирательный закон устанавливает многочисленные виды дискриминации (в зависимости от политических убеждений, материального положения, образования и пола), несмотря на все это, мы вместе со всеми демократами согласились участвовать в «выборах» Национальной Ассамблеи в ноябре 1945 года и «выборах» президента в начале 1949 года. Свое участие в «выборах» демократы обусловили очень скромным требованием: чтобы существующие законы действительно исполнялись. Каковы же были результаты? Демократы требовали выполнения законов, а правительство и в 1945 и в 1949 гг. нарушило и конституцию, и законы, которые оно само утвердило.
При режиме насилия реакционные правительства с демагогической целью обыкновенно указывают в конституции много «гражданских прав», зная, что граждане практически не в состоянии добиться гарантии и осуществления этих прав. Речь идет не только о «выборах». Всякий раз, когда трудящиеся Португалии на основе закона пытаются защи
щать свои экономические, политические, социальные или культурные интересы, правительство отказывается применить закон, занимается демагогией или же просто изменяет закон. В этом случае декрет изменяет закон, указ изменяет декрет, а постановление изменяет указ. Граждане, требующие соблюдения закона, зачастую подвергаются преследованиям. За примерами не далеко ходить: их можно найти на этом судебном процессе.
Всякое выступление в защиту интересов трудящихся и тех, кто против правящих кругов, будь оно легальное или нелегальное, рассматривается как подрывное. Зато когда дело касается защиты интересов монополий, трестов и фашистской клики, оправдываются все средства: голод, нищета, массовая неграмотность, медленная смерть в концлагере Таррафаль и убийства политзаключенных в одиночках.
Мы живем в государстве, где права, предусмотренные законом, обеспечены исключительно господствующему классу, а обязанности существуют только для трудящихся и тех, кто выступает против нынешнего незаконного и антиконституционного режима. Это говорит о том, что фашисты неправомочны судить нас за то, что мы пользуемся «антиконституционными» и «незаконными» средствами.
В фашистском государстве политическая партия, которая действительно хочет защищать интересы народа и страны, должна сочетать легальную деятельность с подпольной работой. Мы говорим: проведение свободных выборов является законным средством для изменения режима. Однако ввиду того, что при нынешнем режиме не может быть свободных выборов, вопрос надо поставить иначе: не выборы для перемены режима, а перемена режима для проведения свободных выборов. Придет день, когда наш народ поднимется на борьбу за свободу и законность. На силу он ответит силой. И в тот день, как и сейчас, мы, коммунисты, будем с народом.
Скажу еще несколько слов о различных формах действия. Коммунисты являются противниками индивидуального террора. Этому нас учат Маркс, Энгельс, Ленин... Терроризм порождает в массах неправильное представление, будто бы глубокие социальные изменения могут произойти в результате простого действия маленькой группы людей. Терро
ризм отталкивает, отдаляет массы от борьбы. Только широкое участие народных масс в борьбе может привести к перемене режима и к тлубоким социальным изменениям. Партия, которая идет по пути терроризма, не может быть истинной Коммунистической партией; она превращается в сектантскую группу, оторванную от масс и обреченную на гибель.
Мы, коммунисты, противники индивидуального террора. Никто не может указать хотя бы на один террористический акт, совершенный португальскими коммунистами. Никто не может указать, что коммунисты в газетных статьях, отчетах руководства Компартии или в резолюциях ее съездов защищали террористические методы борьбы. Отсюда вывод: обвинение португальских коммунистов в террористической деятельности не имеет никакого основания. У наших обвинителей нет убедительных доказательств, чтобы преследовать и судить нас за это. Правительство Салазара применяет методы террора, свирепо расправляется с политическими заключенными. (Куньял называет имена многих коммунистов, замученных фашистами в тюрьмах Португалии, говорит о 40 политзаключенных, убитых в концлагере Тарра- фаль.) Однако настанет день, когда эти преступления правительства будут разбираться, но в другом трибунале и с другим составом обвиняемых.
Несмотря на судебные расправы с коммунистами, несмотря на гибель члена секретариата Компартии Милитао Рибейра и многих других коммунистов, руководство Компартии остается в надежных руках. Португальские коммунисты спокойны. Они знают, что в составе руководства их партии много способных и опытных руководителей, обладающих таким высоким качеством, как преданность народу и партии. Все они гордость партии и народа. В ряды Компартии каждый день вливаются серьезные и мужественные борцы.
Мы — представители не побежденной партии, не побежденного дела, а великой национальной партии рабочих, крестьян и всех эксплуатируемых и порабощенных в нашей стране. Мы — представители передовой силы, борющейся за демократию, за независимость и мир. Мы — представители дела, которое исторически уже победило.
Португальских демократов, особенно нас, коммунистов, жестоко преследуют. Против нас ведется истерическая кампания лжи и клеветы.
К счастью, мы знаем, что, несмотря на эти преследования, наша партия может рассчитывать на активную поддержку и симпатию рабочих, крестьян, всех честных тружеников и интеллигенции, на сочувствие нашей молодежи и женщин, на поддеряосу со стороны колониальных народов и всех честных демократов.
Нас будут судить и, безусловно, осудят. Но мы знаем мнение нашего народа, который считает, что за действия против интересов народа и страны, за политику вовлечения Португалии в преступную войну, за применение террора и других антиконституционных и незаконных средств должны быть осуждены не мы, коммунисты, а фашисты, нынешние правители и их глава Салазар. Это они должны сесть на скамью подсудимых.
(«Большевик» 1951 г. № 2, стр.
39-46.)
Салазаристские власти осуди- кий ров, узники вышли на ли Куньяла на длительный срок свободу.
тюремного заключения. Почти «Обретя свободу и вновь за-
11 лет просидел он в одном из няв свое место в бою,—писали каменных мешков португальской участники побега в центральном тюрьмы — крепости Петише, органе Португальской компартии хотя срок приговора давно газете «Аванте!»,— мы прежде истек. всего приветствуем нашу пар-
11 вот совсем недавно теле- тию и португальский народ и граф принес радостную весть: подтверждаем свою решимость
3 января 1960 г. Алваро Куньял служить им, как и раньше, ведя и девять его соратников совер- борьбу за установление в Порту- шили побег из тюрьмы. Преодо- галии режима свободы и закон- лев высокую стену и глубо- ности».
ВСЕГДА С НАРОДОМ
Члены Коммунистической партии Турции всегда находились в первых рядах бордов за независимую, свободную, нейтральную, миролюбивую Турцию, всегда боролись против антинациональной политики, проводимой марионеточным правительством Мендереса.
Полицейское правительство жестоко подавляло всякое проявление свободной мысли. Особенно жестокие репрессии обрушивались на Коммунистическую партию. Множество коммунистов было казнено, брошено в тюрьмы.
Деятельность коммунистов во многом способствовала тому, что правительство Мендереса потеряло опору в турецком народе и 27 мая 1960 г. было свергнуто.
Один из руководителей Компартии Турции С.Устюнгель не один год провел в тюрьмах, осужденный за свои политические убеждения. В 1950 году он написал книгу «В тюрьме и на «воле». Последнюю главу, рассказывающую о фашистских трибуналах и поведении коммунистов на них, мы помещаем ниже.
За что мы боремся?
Фашистские трибуналы выносят приговоры коммунистам ио одной стандартной формуле: «За попытку низвержения существующего государственного и политического строя, разгона меджлиса и свержения правительства...»
Военный трибунал № 2 в Анкаре. Небольшой зал заседания. Закрытые двери. Вдоль стен выстроились часовые в американской форме, с американскими винтовками в руках»
Судейская коллегия. Широкий стол. Жирный турецкий генерал в американском мундире. Слева и справа от него такие же американизированные члены коллегии. Рядом — прокурор...
Посреди зала — место для подсудимых, обнесенное с четырех сторон высокой — по грудь — железной решеткой. В этой железной клетке плечом к плечу стоит группа коммунистов. Один из них невысокий, с седой головой, говорит внятно и громко:
— Мы отклоняем обвинение, предъявленное нам прокурором. Перед народом же мы готовы отчитаться. Вот почему мы требуем, чтобы ваши заседания проводились при откры- сых дверях. Народ должен знать правду. Пусть народ знает, ва что нас преследуют.
Мы, коммунисты, открыто заявляем, что «существующий политический строй» никогда не обеспечивал, н*е обеспечивает и не может обеспечить угнетенному большинству никаких прав и никаких свобод. 30 лет прошло с тех пор, как под натиском народных масс был образован меджлис — Великое национальное собрание Турции. За это время не было случая, чтобы его порог переступил хоть один представитель рабочих и крестьян-бедняков.
Компартия с самого начала боролась и борется сейчас •а то, чтобы народу была гарантирована свобода выборов. С самого начала Компартия требовала и требует установле- аия справедливого государственного строя. Нынешний социальный строй несет народным массам лишь нищету, голод и слезы. Правительства, сменяющиеся одно за другим, и не помышляют отменить антидемократические законы. Силой отстранив массы от участия в политической жизни, эти правительства с легкостью продают интересы нации империалистам. А раз все это так, нужно сломить антинародный режим. Вот к каким справедливым выводам приходят все более широкие слои турецкого народа, наученные собственным горьким опытом.
Нынешние правители Турции кричат о «единстве нации». Никогда не было и не будет единства между народом и теми, кто продал за доллары национальные интересы страны. Но созревают условия для объединения различных слоев населения в едином национальном фронте Против американского рабства, против предателей, против реакции...
Председатель трибунала делает попытку прервать нашего товарища, по он продолжает свое гневное обличение:
— Вы предъявляете нам лживые обвинения, чтобы оправдать эксплуататорские классы, их фашистские правительства, оправдать нищету и бесправие народа. Вы устраиваете закрытые процессы, вы хотите расправиться с комму- нистами потому, что они от имени всего турецкого народа протестуют против антинациональной политики проамериканских партий...
Генерал выходит из себя, стучит кулаком по столу, кри* чит так, что кажется его толстый живот сейчас лоннет:
— Молча-а-ать! Забрать их! Заковать в кандалы — пусть знают, перед кем они говорят!.. Я не позволю издеваться над честью нашего мундира!..
Из группы коммунистов раздается спокойный... голос:
— Ваш мундир — американский, а сами вы — фашисты
Солдаты и офицеры вмиг окружают коммунистов и, под-
талкивая прикладами, выводят из зала заседаний.
Тупоголовый американизированный генерал никогда и не слыхал, вероятно, правдивых слов народного турецкого поэта: «Разве можно замок повесить на текущие воды реки!» Продолжение речи коммуниста, прерванной 8а закрытыми дверями военного трибунала в Анкаре, народ читал в нелегальных газетах Компартии:
«...Коммунистическая партия Турции положила в основу своей боевой программы чаяния народных масс. Мы боремся за действительно демократическую республику. За равные арава для национальных меньшинств. За коренное разрешение земельного вопроса. Нужно окончательно уничтожить остатки феодализма, бесплатно раздать землю миллионам безземельных крестьян, обеспечить их сельскохозяйстве<в- ными орудиями, семенами. Нужно ликвидировать нынет» нюю налоговую систему, которая является не чем иным, как узаконенным грабежом. В то время как рабочие отдают на налоги 30% своего нищенского заработка, миллионеры платят меньше 1% своих барышей. Бедный крестьянин платит налогов в семь раз больше, чем крупный помещик. Феодалы, деребеи, которые владеют десятками деревень, налогов вовсе не нлатят.
Народ умирает от голода и болезней, а фашистский меджлис и правительство тратят на американские пушки и танки деньги, которые они выжимают из народа.
Вырвем Турцию из лап империалистических хищников! Уничтожим контроль американо-английских монополий над экономикой, политикой, армией и культурой страны!
Чтобы спасти народ от империалистического порабощения, есть только один путь — расторгнуть «американо-турецкие соглашения», порвать эти рабские цепи! Турецкому народу ненавистны агрессивные пакты, он не хочет проливать свою кровь за иностранцев!
Турецкий народ требует установления добрососедских отношений со странами народной демократии и нашим великим соседом, крепостью мира — Советским Союзом.
Богатства страны необходимо использовать на благо народа.
Надо провести коренные социальные преобразования. Навсегда покончить с безработицей, голодом, нищетой — неизбежными спутниками нынешнего реясима; повысить благосостояние народа, организовать здравоохранение; широко распахнуть для детей рабочих и крестьян двери школ а университетов.
Необходимо обешечить участие широких народных масс в коренных преобразованиях нашей национальной жизни. Дать возможность рабочему классу активно участвовать в создании нового государственного аппарата. Очистить государственную машину от реакционеров, мракобесов — агентов империализма. Разогнать фашистские пантюркист- ские организации. Очистить армию от врагов народа, от реакционных генералов и офицеров — выкормышей германского, английского и американского милитаризма!
Трудящиеся должны получить возможность свободно создавать свои организации. Турецкий народ должен занять свое место в рядах всемирного фронта мира и демократии!»
Эти горячие слова тайком читали тысячи людей и одобряли их.
...Был канун Первого Мая 1950 года. На Черноморском побережье, особенно в районах Бафры и Чаршанбы, свирепствовал голод. Американцы и их анкарские слуги разорили турецких крестьян-табаководов. Голодающие крестьяне организованной колонной направились в Самсун.
В яркий солнечный день рабочие, выброшенные за ворота табачных и текстильных фабрик Самсун а, вышли на
улицу, чтобы защитить свои права, чтобы заявить о своих требованиях. Безработные вместе с голодающими крестьянами заполнили площадь перед зданием вилайетского управления.
— Хлеба! Работы!
Площадь была похожа на вулкан, гудела, как лесной пожар.
Этот поход голодных, эта демонстрация безработных была организована Коммунистической партией.
— Те, кто обрек вас на голод и безработицу,— говорил один из ораторов,— кутят сейчас вместе с американцами в Анкаре. Главарям фашистских партий нет дела до страданий народа, до интересов страны. Турецкие богачи вместе с американцами грабят народ...
— Заткните ему рот! Это коммунист! — раздался чей-то одинокий возглас.
— Не смеете! Он будет говорить! Говори, земляк!.. Он говорит правду! — раздались в ответ сотни голосов.
Народ шумел. Толпа на площади все росла. В центре площади демонстранты сомкнулись кольцом, будто стена выросла вокруг. Подняли на плечи нового оратора. Этого высокого белокурого рабочесго-табачника знали все.
— Да, это говорил коммунист,— обратился табачник к толпе на площади.—Только коммунисты понимают наши страдания и горе... Да, народ с вами, товарищи коммунисты!..
Коммунистическая партия Турции стоит во главе национально-освободительного движения, охватывающего все более широкие слои народа. Это национально-освободительное движение развивается в совершенно иной обстановке, чем в 1919—1920 гг. И хотя наши враги — это прежние враги, но расстановка и соотношение сил теперь иные. Следуя революционным боевым традициям нашего народа, мы не зовем, однако, народные массы бороться старым оружием, старыми методами. Мы следовали и будем следовать всепобеждающей стратегии и тактике ленинизма. Организация рождается в борьбе и живет борьбой. Для того чтобы добиться победы в борьбе за мир и национальную независимость, необходимо объединить, организовать народные массы.
Наша партия до конца, решительно и последовательно отстаивала, отстаивает и будет отстаивать интересы всей
нации, все теснее сплетающиеся с интересами пролетариата. Коммунистическая партия Турции родилась из груди народа.
Коммунистическая партия Турции пережила тяжелые годы и много тяжелых дней у нее впереди. В борьбе народа против американского рабства и предательства реакции Компартия стала его знаменосцем. Турецкий рабочий класс гордится своей Коммунистической партией. Ряды Коммунистической партии непрерывно пополняются новыми борцами.
«Сидеть в тюрьме — это не искусство; искусство в том, чтобы всегда и всюду бороться»,— говорят у нас в партии.
Многие товарищи по нескольку раз бежали из тюрем, из ссылок. Скрывались, уходили в подполье. В тяжелейших условиях они с честью выполняют порученное им партией дело.
Я рядовой боец Коммунистической партии Турции. Мне гоже удалось бежать, вырваться из лап тюремщиков, полиции, жандармов. Я снова в гуще народа, в море народном! Я снова на поле боя!
(С. Устюнгель, В тюрьме и
на «воле», М., 1952, стр. 89—94.)
СУД НАД ПРАВДОЙ
Короткая жизнь народного героя, одного из руководителей Компартии Греции Никоса Б е- доянниса — ярчайший пример страстного и преданного служения своей родине. 19-летним юношей он становится революционером, беззаветным борцом за свободу, за счастье трудового народа. В годы второй мировой войны он комиссар дивизии ЭЛАСа, как называли Народно- освободительную армию Греции, боровшуюся против германоитальянских фашистских оккупантов.
Как известно, в 1944 году ЭЛАС, умело использовав успешное наступление Советской Армии на Балканах, сумела освобо^ дить от гитлеровских оккупантов всю материковую Грецию. Однако при поддержке США и Англии реакционное греческое эмигрантское правительство спровоцировало гражданскую войну. Греческий народ под руководством Компартии вынужден был подняться на борьбу за независимость и демократию. Активную роль в этой борьбе играл Бело- яннис, стоявший во главе одной из групп войск Демократической Армии.
Уже после прекращения гражданской войны, в 1951 году греческой охранке удалось схватить Белоянниса и 92 его това
рищей и устроить над ними судилище.
В предисловии к книге «Бе- лояннис. Суд над правдой» редакция издательства «Неа Эллада» писала:
«Процесс Никоса Белоянниса и его товарищей не является обычным процессом. Для нашей страны этот процесс является одним из серьезнейших политических событий, потому что в этом процессе Н. Белояннисом, членом ЦК КПГ, и другими борцами за народное дело было дано> КПГ и греческим народом сражение против монархофашизма и американократии. В лице Н. Белоянниса и его товарищей хотели обвинить и осудить политику КПГ. Но добились обратного. Скамья подсудимых превратилась в народную трибуну, а Коммунистическая партия из обвиняемого, которым старались ее представить, превратилась в- обвинителя.
Процесс 93 борцов явился одним из самых многолюдных процессов, имевших место в Греции. 93 обвиняемых, 153 свидетеля обвинения; вместе со свидетелями защиты и защитниками число участников этого процесс» близко к цифре 500. Этот процесс вызвал всегреческий и всемирный интерес. Трудно сыскать в Греции другой процесс, кото
рый принял такие размеры и так сильно взволновал греческий народ и мировую общественность.
И результатом этого процесса явилось большое политическое и моральное поражение монар- хофашизма и американократии. Монархофашисты и их хозяева американцы хотели представить, что подсудимые, проводя политику партии, обвиняются в насильственном ниспровержении существующего строя, в попытке отторгнуть часть государственной территории, в заговорах и саботажах, в «получении денег» из заграницы, в «похищении детей» и т. д. и т. д.
Судопроизводство показало, что весь процесс является не чем иным, как грубой инсценировкой. Правительство и охранка были уверены, что в атмосфере самого необузданного террора, истязаниями и ложными показаниями они терроризируют народных борцов и заставят самих обвиняемых сознаться и признать ложные обвинения. Наоборот, мужественное и геройское поведение Никоса Белоянниса и его товарищей опровергло их расчеты.
Весь смысл процесса Никое Белояннис высказал в своей защитительной речи в следующих характерных словах: «Я являюсь членом ЦК КПГ и именно за это меня судят, потому что моя партия борется и указывает путь к миру, независимости и свободе...»
В афинском военном трибунале громко прозвучал голос Коммунистической партии, и с его трибуны провозглашена ее патриотическая и народная политика. Во всем судопроизводстве выявились полностью инсценировка и незаконное сформирова
ние трибунала. Беззакония правительства, военного трибунала и охранки становятся очевидными с первого момента. Приводим здесь некоторые основные данные, показывающие беззакония и инсценировку процесса.
Для того чтобы обеспечить себе верного исполнителя своих приказов и добиться осуждения на смерть Белоянниса и его товарищей, монархофашистское правительство назначило председателем военного трибунала махрового фашиста полковника Став- ропулоса. Этот развращенный палач уже не состоял на действительной службе, так как был уволен в отставку за выслугой лет королевским декретом от 28.8.51. Указом от 27.10.51 г. правительство снова призвало его на действительную службу с единственной целью назначить его председателем трибунала на процессе Белоянниса. Между тем Ставропулос начал судить с
19 октября, когда начался процесс, т. е. за 10 дней до своего нового назначения! Уже единственно тот факт, когда офицер, не находящийся на службе, призван быть судьей, показывает, насколько сформирование военного трибунала было незаконно и недействительно.
Адвокаты защиты неоднократно заявляли протест против компетенции военного трибунала, утверждая, что его функционирование является незаконным и антиконституционным, так как воспрещается, чтобы в мирное время граждан судили военные трибуналы. Защитники обвиняемых обратились и к правительству и потребовали, чтобы обвиняемых судили гражданским судом. Правительство «демократа» Пластираса не приняло предло-
.жений адвокатов. Наоборот, отсрочило опубликование закона об упразднении военных трибуналов, чтобы успеть судить военным трибуналом 93 патриотов.
Что этот процесс был инсценирован, видно и из того факта, что в трибунал приволокли по этому же делу людей, не имевших никакой связи между собой, приволокли борцов за народное дело, находившихся в лагерях и в ссылке с 1946 года. Среди обвиняемых были люди, арестованные за то, что поздоровались с каким-то патриотом, или за то, что в их лавке другой иатриот купил фрукты.
Таким образом, все свидетели обвинения, сыщики охранки стали посмешищем своими ответами, которые они давали на вопросы обвиняемых и адвокатов защиты. Многоопытные сыщики из числа стоящих во главе охранки, как Ангелопулос, растерялись, пришли в замешательство и были осмеяны всей аудиторией.
В течение хода процесса стало совершенно ясным, что правительство и военный трибунал заранее определили, согласую указке Пэрифоя, какие наказания следует наложить.
Характерной является также манера, которой председатель руководил процессом. По прошествии первых дней он в редких случаях задавал свидетелям вопросы. Ни один член трибунала не обращал внимания на показания свидетелей. Показания читались так быстро, что никто ничего не понимал.
Таким образом, процесс, в котором решался вопрос жизни 93 человек, где должны были быть допрошены 153 свидетеля, процесс, в котором должны были
защищать себя обвиняемые и выступать защитники,— этот процесс был разобран и было вынесено решение в течение 25 дней. Конечно и этих 25 дней было много, раз американский посланник Пэрифой заранее дал конкретные указания по поводу решений, которые должны были быть вынесены трибуналом.
Сам председатель в продолжении процесса выдал свои намерения и приказы, полученные им. После защиты Белоянниса он сказал ему:
«Этот суд будет продолжен, в будет вынесено решение, которое явится уроком для тех, кто пытался покровительствовать тебе, как бы ни было высоко их положение».
В качестве защитников обвиняемых прибыли из заграницы два известных иностранных адвоката, француз Клод д’Эннери и англичанин Фрэнсис Лефлер.
Юстиция «демократии» западного типа воспрепятствовала им взять на себя защиту. Клоду д’Эннери запретили даже присутствовать на процессе.
Председатель коллегии адвокатов Рондирис, исполняя обязанности сыщика, спросил его, каких он убеждений, для того чтобы ему разрешить или нет присутствовать на процессе.
Английский адвокат Лефлер в меморандуме ООН утверждает, что чрезвычайный военный трибунал не имел права судить граждан в мирное время, и констатирует, что совершенно отсутствовали письменные и устные показания, на которых трибунал мог бы базировать свои решения. «Характерно,— говорит Лефлер,—что обвинители не могли
представить никакого доказательства, что при аресте у обвиняемых были найдены взрывчатые вещества ели оружие. Вместо этого дали показания о свиданиях между некоторыми из обвиняемых, о приготовлениях для раздачи брошюр, о писании лозунгов, оо организации профсоюзных или профессиональных организаций и т. д.».
Французский адвокат Клод д’Эннери по возвращении во Францию опубликовал в газете «Монд» от 19 ноября 1951 г. письмо, в котором пишет:
«Непрерывно волокут в охранку мужчин и женщин. Там им угрожают и днями, неделями и месяцами подвергают истязаниям. Предлагают им, как единственный якорь спасения, подписать отказ от своей деятельности и донести на своих сообви- няемых, отказывающихся стать отступниками или орудиями властей».
Этот процесс обнаружил и показал ice скотство монархофа- шизма. Были применены самые ужасающие орудия пытки, самые сатанинские изобретения. Здесь сконцентрировался опыт гитлеровцев, монархофашистов и американских палачей. Американец Дрискаль руководит всеми допросами, имея в качестве помощника немецкого гитлерофашиста.
Всплыл на поверхность весь позор охранки — одиночные камеры размером в 1 кв. м, так называемые темные могилы, пытки в тюремных подвалах, электрические машины для истязаний, которыми управляет американец Дрискаль, и выбрасывание из окон. Там истязали людей, там люди сходили с ума, там люди умирали.
Является характерным, что* когда в первый день процесс» председатель вызвал обвиняемого Цамиса, он получил ответ: «Отсутствует, сошел с ума от истязаний в охранке».
Явилось на процесс много- свидетелей и обвиняемых, вышедших из дома умалишенных. Многие свидетели обвинения и- обвиняемые аннулировали свои показания, данные под диктовку охранки. Это не помешало трибуналу считать действительными эти первоначальные показания и основывать на них сво» решения.
В самом зале трибунала сыщики терроризировали свидетелей и обвиняемых и даже адвокатов. Вынуждали свидетелей давать показания, которые они им* диктовали.
Но самую гнусную роль сыграл сам председатель трибунала* Ставропулос. Он обрывал каждую фразу, которая была невыгодна охранке и военному трибуналу, лишал слова адвокатов, обзывал обвиняемых «скотами», не давал возможности обвиняемым завершить свою защиту, запрещал обвиняемым задавать вопросы свидетелям, понимая, чю эти вопросы осветили бы различные стороны дела и опровергли бы клевету, и, наконец, открыто» угрожал обвиняемым.
Все это, однако, не принесла им никакой пользы. Сила и мужество народных борцов совершенно уничтожили все эти усилия. Никое Белояннис поднялся выше всего этого, возвысил голос партии, голос правды и ра*- зоблачил всю инсценировку процесса.
Его примеру и его поведению последовало большинство подсудимых. Таким образом, процесс
93 превратился в народное сражение, в котором мояархофашиз- viy и американократии был нанесен жестокий удар.
Защитительная речь Никоса Белоянниса и других патриотов явилась сокрушительным обвинением против режима монархо- фашизма и американократии. Эта речь выражала народную волю,
говорила о борьбе и вожделениях греческого народа, о правильной политике национальной независимости, демократии и мире.
Поэтому вся Греция с трепетом следила за развитием процесса, жила его боевой атмосферой, которую внес в него неустрашимый горный орел Никое Бе- лояннис».
Защитительная речь Н. Белоянниса
Я член ЦК КПГ и именно за это меня судят, потому что моя партия борется и указывает путь к миру, независимости и свободе.
Сперва я вам прочту несколько строк из одной старой газеты, которая написала меньше фантазий о моем аресте. (Читает из газеты «Филелефтерос»): «...что... когда он был арестован, у него было при себе 30 млрд. драхм, что один из арестованных, Коронеос, сделал разоблачение о вербовке бывших эпонитов, которые обучаются саперному делу и посылаются в Болгарию, что на руках у Белоянниса был найден архив КП, где упоминается, что имеются предприятия, общества, рестораны, принадлежащие КП!»
Это часть из рокамболыной истории того времени. И это не было написано случайно. Это было написано с целью создать такую атмосферу, чтобы они могли потребовать голову Белоянниса «на блюде» и чтобы оклеветать политику КПГ. Некоторые из моих сообвиняемых выражают недоумение, почему они находятся здесь. Я не стану выражать такого недоумения. Я член Центрального Комитета КПГ и именно за зто меня судят, потому что моя Партия борется и указывает путь к миру, независимости и свободе. В моем лице судят политику КПГ.
То, что я скажу, имеет целью не отвести от себя лично предъявленные мне обвинения, а укрепить политическую линию партии и защитить свою жизнь и то, во что я верю.
Мы сидим на скамье подсудимых в качестве обвиняемых на основании чудовищного закона 509 *, который говорит* о насильственном ниспровержении строя и о отторжении части территории и т. д. и т. д. И вы привлекли нас к чрезвычайному военному трибуналу, который является судом предумышленности. Вот вам простой пример: если бы я сделал декларацию об отречении, я был бы, по всей вероятности, оправдан с большими почестями. Моя жизнь связана с историей КПГ и с ее деятельностью. Я мог бы иметь жизнь беззаботную, но я предпочел жизнь, полную лишений и опасностей. Десятки раз передо мною вставала дилемма: жить или умереть, жить, предавая свою идеологию, или умереть, оставаясь верным своим идеалам и своей идеологии, и умереть за нее. Я предпочел трудный путь и еще сегодня предпочитаю этот путь.
Пресловутые декларации об отречении
Я сделаю небольшое отступление и скажу вам несколько слов о «декларациях отречения». Go времени метаксастской диктатуры142 в Греции было сделано приблизительно 120 000 деклараций об отречении. Констатировано, что все эти декларации были сделаны под давлением, путем насилий и всякого рода шантажей. Итак, возникает серьезная общественная и национальная проблема. Один строй, одна политическая группировка стремится заставить другую группировку отречься от своих идей, сдаться перед опасностью, отречься от своих убеждений. Этот урок, однако, не дается только левым, но и сторонникам правой. Так учат всех греков сдаваться перед опасностями и испытаниями. Я желаю, чтобы те, кто дают такие уроки, не пожали плодов своих трудов.
Председатель: Скажи теперь относительно пленных, взятых вами.
Белояннис: Я выскажу вам свое личное мнение относительно пленных солдат и офицеров, взятых нами.
Член военного трибунала (обращаясь к председателю): Он оскорбляет офицерский корпус.
* Закон о запрете КПГ.
Белояннис: Не теряйте хладнокровия, и я буду говорить открыто. Я говорю о том, что я видел своими глазами. Многие из тех, кто попадал в наши руки, говорили, что они эамиты и эласиты и т. д. Однако все они были мне несимпатичны. Другие, которые смело говорили, что они борются за что-то, во что верили, я их считал мужественными людьми.
Первыми прибегли к насилию правые. Левые не провозгласили его принципом и догмой.
(В этот момент Белояннис просит стакан воды. Председатель говорит, что в такой час воды нет. После этого замечания председателя Белояннис говорит, что он не хочет воды).
Политика КПГ
Перехожу к двум главным пунктам моего обвинения: а) к вопросу о насильственном ниспровержении и б) об отторжении части и т. д. Пыталась ля Компартия когда-нибудь до сих пор ниспровергнуть строй?
Здесь я должен упомянуть о двух заслугах КПГ: а) Период оккупации. КПГ не нуждается просить у других признаний в патриотизме, потому что она добилась их своей кровью и своим мечом.
Председатель: Главным образом своим мечом...
Белояннис: Сперва своей кровью на тире в Кесарь- яни, в Курново и всех германо-итальянских местах казни, а затем своим мечом, воюя против германо-итальянцев на полях и в горах Греции. Здесь рядом, на улице Стадиона происходили аресты и бои, потому что болгарские фашисты хотели занять Македонию.
б) Всем, что завоевал рабочий класс, он обязан исключительно борьбе КПГ.
В продолжение всего этого времени мы делали ошибки. Однако не нашим противникам бросать в нас камень проклятия, потому что они не являются непогрешимыми.
КПГ имела полную возможность захватить власть после освобождения, так как на ее стороне было народное большинство. Она не сделала этого и пошла на соглашение с
Папандреу143, единственным стремлением которого было всеми средствами уничтожить народно-освободительное движение. Это была ошибка. Пришел декабрь. Мы говорим, что Декабрьские события 144 были нам навязаны. Мы были вынуждены подписать Варкизское соглашение145. Здесь мы совершили ошибку, потому что этим соглашением мы передавали беснующейся правой связанными по рукам и ногам всех сторонников левой.
Является, однако, также фактом, что Варкиза давала возможность нормального демократического развития нашей страны. Но это, благодаря нашим недостаткам, зависело от несуществующей доброй воли правой. В то время для правой открывались два пути: или ввести страну в нормальное развитие и восстановление, или развязать одностороннюю гражданскую войну против сторонников национального сопротивления. Правая предпочла второй путь и наполнила Грецию кровью и крестами. Привожу имена Кацареоса в Пелопоннесе, Сурлоса в Фесалии, Чауша Антона в Македонии. Число демократических граждан, убитых с начала 1946 года, достигает 1700.
Председатель: Переходи к своей защите.
Белояннис: Нет, я должен вам сказать, почему я стал партизаном, потому что меня судят за это. В это вре мя у нас была гражданская война и происходила резня, которую совершала правая. Ввиду такого неслыханного террора много народу, чтобы спастись, ушло в горы, а затем этот народ вынужден был защищать свою жизнь с оружием в руках. Партизанское движение является созданием антинациональной политики правой и торговцев ненавистью.
Мы не хотели войны
Создание демократической армии и ее борьба не являлись попыткой насильственного ниапровержения, гнилого, впрочем, строя.
Мы противопоставили насилию насилие. Было невозможно сидеть сложа руки и говорить «режьте нас, чтобы мы стали святыми». Эта наша политика опиралась на народ, поэтому мы могли в течение трех лет противостоять столь
ким трудностям. В конце концов, однако, мы были побеждены... Нужно, однако, подчеркнуть, что мы не потерпели стратегического поражения, потому что наши главные силы не уничтожены.
КПГ стремится к миру
С этого момента КПГ решает сосредоточить все силы на массовой экономической и политической борьбе за жизнь и хлеб народа, за мир и демократическое возрождение нашей страны.
Снова для Греции открываются два пути: или односторонняя гражданская война, начатая греческой правой, с чрезвычайными военными трибуналами, концлагерями, или умиротворение страны с возвращением КПГ в легальное состояние, предоставление всеобщей амнистии и возвращение в Грецию политэмигрантов и детей, находящихся в странах народной демократии. К сожалению, и на этот раз инициатива выбора оказалась в руках правой, и, к несчастью, торговцы ненавистью и кровью, пролитой с обеих сторон, избрали одностороннюю гражданскую войну, насилие и террор, войну, которая в случае ее продолжения не принесет Греции ничего, кроме новых бедствий и катастроф.
„Похищение детей“
Я коснусь теперь некоторых других вопросов нашей политики и нашей деятельности, вопросов, которые наши противники пытались использовать в демагогических целях.
Во-первых, относительно так называемого похищения детей, в то время как в действительности здесь подходило бы больше слово демагогия относительно детей. Сотни деревень находились тогда в трагическом положении. Детей косил голод и убивали ежедневные воздушные налеты. Ввиду такого трагического положения вещей страны народной демократии согласились оказать детям гостеприимство в своих странах. Тогдашнее демократическое правительство предложило всем родителям, чтобы они послали туда своих детей. Посылка была совершенно добровольной. Те, кто не
хотел послать, не послали. Является клеветой и басней, что этих детей превращают якобы в «янычаров». Наоборот, они воспитываются и обучаются в духе любви к Греции, демократии и миру. Подавляющее большинство детей находятся там вместе с своими родителями. И я думаю, что никто не будет возражать, чтобы они вернулись на родину, как- только Греция перестанет быть фашистской джунглей...
Басни о фунтах стерлингов
...Но я думаю, что я говорю по содержанию обвинительного акта и продолжаю по поводу басен о миллиардах драхм и тысячах фунтов стерлингов, которыми якобы располагает КПГ. Мы являемся большой партией, и у нас также имеются расходы, как бесспорно имеют и другие партии, которые, как известно, расходуют колоссальные суммы. Наши ресурсы не являются, однако, ни нелегальными, ни подозрительными. Наши ресурсы проистекают из поддержки народа, и мы их не получаем ни от бодосаки- сов, ни от дендрииелисов. Некоторые партии делают сборы пожертвований за границей. Наша партия могла бы также произвести такого рода сбор среди 30 ООО политэмигрантов, работающих в странах народной демократии. И было бы достаточно, чтобы каждый из них дал, если бы мы пожелали, свой дневной заработок, чтобы мы получили из такого честного и чистого источника по крайней мере 4000 золотых фунтов стерлингов. Почему в таком случае вы клевещете на КПГ и совершенно не говорите относительно подозрительных ресурсов других партий? Где они нашли миллиарды , израсходованные ими на выборную кампанию?
О „действующих по указке извне“
Посмотрим теперь, какого рода орудиями иностранных держав мы являемся: ежедневно на все лады и тона повторяется, что мы являемся орудиями иноземцев. Я сказал бы, что «не говорят о веревке в доме повешенного», потому что весь мир прекрасно знает, какую роль играют американцы в Греции. И здесь, в зале, была показана их роль
даже при допросах в охранке. Коммунисты не являются орудиями иностранцев. Коммунизм — это общечеловеческий идеал и всемирное движение. Коммунисты были немногочисленной группой во время Маркса. Ныне иод знаменем1 социализма стоит 800 млн., а завтра социализм распространится по всей земле. Возможно ли, чтобы такое грандиозное движение было создано с помощью иностранного воздействия? Какой агент иностранного государства отдает с таким великодушием свою жизнь, как дают ее тысячи коммунистов? Эти жертвы коммунистов можно сравнить только с жертвами христиан, но опять-таки имеется разница, что в то время как христиане принимали мучения и шли на смерть в надежде унаследовать царство небесное, коммунисты отдают свою жизнь, не надеясь ни на что. Они отдают ее для того, чтобы для человечества взошло лучшее, счастливое завтра, которого они, однако, не будут видеть. Какое орудие иностранцев может принести в жертву свою жизнь для такой великой цели?
Председатель: Надо кончать...
КПГ борется за мир
Белояннис: Я вам говорил о политике КПГ. Я хочу, однако, подчеркнуть также и то, что КПГ имеет в народе глубокие корни, орошаемые кровью, и ее невозможно уничтожить ни военными трибуналами, ни карательными отрядами. Ее политика всегда была направлена к благу народа' и нашей страны. К этому она стремится и сегодня. Поэтому народ ее поддерживает. КПГ желает умиротворения страны и ее экономического восстановления и демократического возрождения. Правая отвергает все это и необдуманно ведет Грецию к новым трагическим катастрофам, сея повсюду ненависть и свирепый террор. За эту нашу тактику вы меня судите. Поэтому ваши суды — это суды предумышленности. Поэтому я не прошу вашего снисхождения. Я приму с гордостью и стоицизмом свое осуждение и с высоко поднятой головой смело встану даже перед вашим карательным отрядом. Это все.
Председатель: Я тебе отвечу на это. Суды предумышленности — это те суды, которые позволили тебе вести
перед нами в течение часа свою пропаганду. Но трибунал завершит свою задачу и вынесет такое решение, которое явится уроком для тех, которые пытались покровительствовать тебе, как бы высоко ни было их положение.
(Председатель приказывает вывести Белоянниса из зала. Во время выступлений защитников защитник предателя Стилианидиса Параскевопулос оскорбляет патриотов, обзывая их уголовными преступниками, бандитами и т. д.)
Белояннис: Позвольте, господин председатель, я протестую. Он не имеет права оскорблять. Он защитник или королевский комиссар?
Председатель (в сильном возбуждении): Не смей больше разговаривать! Слышишь, что я тебе говорю? (Обращаясь к жандармам.) Уведите его отсюда немедленно... Немедленно, я сказал!
Караул ведет Белоянниса в изолятор, находящийся Э зале.
(Белояннис, Суд над правдой, «Неа Эллада», 1952, стр. 11—14, 93-101.)
Советским людям никогда не Его образ стал для честных забыть обаятельную улыбку Бе- людей всего мира символом му- доянниса, сфотографировавшего- жественного и борющегося наро- ся перед казнью с цветком в зу- да Греции, бах.
КОММУНИСТИЧЕСКИЙ митинг В ЗАЛЕ СУДА
18 июня 1948 г. французские колониальные власти в Марокко приговорили к изгнанию из страны первого секретаря Коммунистической партии Марокко товарища Али Я ту. Таким образом они надеялись нанести тяжелый удар Коммунистической партии Марокко.
21 июня 1948 г. французская полиция вознамерилась осуществить это решение. Но в момент, когда она пыталась захватить товарища Али Яту, чтобы выслать за пределы Марокко, ему удалось скрыться. Так он смог остаться на родной земле и начать жизнь коммуниста-под- полыцика.
Полиция разыскивала Али Яту непрестанно, но арестовать его удалось лишь 15 июля 1950 г. Он был сразу же выслан, но спустя некоторое время тайно вернулся в Марокко. Его еще раз арестовали и приговорили к 10 месяцам тюрьмы и лишению марокканской национальной принадлежности. Как только он вышел из тюрьмы, его опять выслали. Али Ята вновь нелегально возвратился на родину. Только в конце лета 1952 года он выехал из Марокко по поручению Центрального Комитета Коммунистической партии Марокко, пославшей его своим представителем на
XIX съезд Коммунистической партии Советского Союза. Али Ята не доехал до Москвы. В дороге его опознали и арестовали в Алжире. Два месяца он провел в тюрьме этого города. Али Ята должен был получить предварительное освобождение, но накануне этого парижский военный суд выдал мандат на его арест. Его сейчас же перевели в столицу Франции и заключили в военную тюрьму Френ по обвинению в «государственной измене и покушении на внешнюю безопасность государства» — преступлениях, наказуемых смертной казнью.
И в лапах тюремщиков, и перед так называемыми судьями, бывшими в действительности лишь прислужниками колониальных властей, Али Ята отстаивал свои права марокканского патриота и коммуниста, в особенности — право пользоваться свободой на земле своей родины. Эта <*ащита личных прав не могла быть для него самоцелью. Он использовал ее в плане общей борьбы марокканского народа за свое национальное освобождение для того, чтобы бичевать колониальный гнет, обличать преступления угнетателей-империа- листов, выступать в защиту правого дела своего народа, окаэы*
вать поддержку его стремлению к свободе и национальной независимости.
Ниже публикуется выступление т. Али Яты перед исправительным судом Касабланки. Ежедневная газета колонизаторов в Касабланке «Вижи Марокен» на следующий день — 22 февраля 1951 г. поместила отчет под «шапкой» «Как и следовало ожидать, Али Ята и Мухаммед Фархат провели коммунистический митинг в зале исправительного суда».
«Вчера,— говорилось в отчете,— все коммунисты Касабланки (около 300 человек) откликнулись на призыв и присутствовали на процессе Али Яты и Мухаммеда Фархата, представших перед исправительным судом по обвинению в нарушении постановления о запрещении им пребывания в Марокко.
Процесс — это не совсем то слово, которым можно определить происходившее вчера на дневном заседании суда. Скорее это можно было бы назвать политическим собранием, ибо на про
тяжении почти пяти часов каждый мог изливать свою желчь и порочить Францию, Генеральную резиденцию, протекторат и французскую политику в Марокко, не уделив ни одной минуты сути самого процесса. Али Ята и Мухаммед Фархат находились в суде по обвинению в нарушении постановления о высылке, но
об этом, пожалуй, никто не думал.
Отныне Коммунистическая партия сможет гордиться тем, что провела митинг в самом здании суда, причем это был митинг без противников, митинг, организация которого была бы запрещена, если бы он был назначен в любом другом помещении.
Ни разу Али Ята не обращался к суду. Он говорил для 300 «товарищей», составлявших судебную аудиторию. Он смог публично высказать им все то,
о чем был лишен возможности говорить в течение последних двух лет» («Досье изгнанника», М., 1959, стр. 55.)
Выступление Али Яты перед исправительным судом Касабланки 21 февраля 1951 г.
Господин председатель, господа!
Мне предъявлено обвинение в нарушении резидентского постановления об экспатриации. Разрешите мне дать объяснения по этому обвинению.
Действительно, я вернулся в Марокко после того, как был оттуда изгнан manu militari*.
Мое решение было вызвано несколькими причинами.
Первая причина заключается в том, что постановление об экспатриации, принятое по отношению ко мне, никогда не было доведено до моего сведения должным образом.
Вы уясните это себе, если узнаете, при каких условиях проводилась экспатриация.
15 июля 1950 г., в канун большого марокканского праздника Аид-ас-Сагира, которым заканчивается месяц поста Рамадана, на следующий день после большого французского праздника свободы и демократии, в то время как я и шесть моих товарищей спокойно собрались частным образом на квартире у одного из них в квартале Бюрже в Касабланке, полицейские целой толпой нагрянули туда около 15 часов и выломали двери.
Сколько их было? 20? 30?
Не могу сказать точно, потому что не мог их сосчитать.
Во всяком случае их было много, и у каждого был в руке револьвер.
Среди них были комиссар Аньель, инспектора политической полиции Вуарон и Гарсетт, был также и некий хулиган, один из тех подонков общества, которых авантюристы используют для грязных дел. Этот тип, которого, по-видимому, предварительно привели в состояние возбуждения, был со мной особенно груб — в течение нескольких недель на моем теле сохранялись следы его ударов.
Вт дивизионном комиссариате инспектор Вуарон устно заявил мне, что причиной моего ареста является постановление о моей экспатриации, вынесенное в июне 1948 года Генеральной резиденцией, что я немедленно опротестовал в письменной форме самым энергичным образом.
В 17 часов в сопровождении девяти инспекторов, вооруженных револьверами и автоматами, я был направлен в Уджду, где в 3 часа утра меня, как настоящего преступника, подвергли антропометрическому исследованию и без промедления препроводили в Тлемсен.
* Буквально — вооруженной рукой, военной силой.— Ред.
В Тлемсене, в центральном комиссариате, меня заперли в одном помещении с пьяницами и ворами и, несмотря на мои резкие протесты, выпустили только через шесть часов, не преминув великодушно предупредить о том, что я подлежу аресту за бродяжничество. Ведь французская полиция Марокко изгнала меня из моей страны, не дав мне ни копии постановления об экспатриации, ни удостоверения личности, ни паспорта. Она изгнала меня, не дав мне возможности обнять на прощание родных, без денег, без провизии, без вещей, в одной рубахе и бркжах.
Такое поведение следует назвать по меньшей мерс не очень корректным по отношению к человеку, которому можно поставить в упрек только независимость его взглядов!
Достойно сожаления, что Генеральная резиденция, которая еще в 1915 году подготовила и издала дахир, узаконивший изгнание без суда, не сочла своим долгом за это время установить порядок приведения этого дахира в исполнение, раз уж у нее были основания для того, чтобы прибегнуть к этой современной разновидности системы lettres de cachet*.
Иначе обстоит дело во Франции, где, к сожалению, до сих пор существует в качестве меры наказания изгнание, применяемое только к иностранцам.
В самом деле, ордонанс от 2 ноября 1945 г. и декрет о введении его в силу от 18 марта 1946 г. гласят, что всякое постановление об изгнании обязательно должно содержать краткую мотивировку. По прошествии недели заинтересованное лицо имеет право потребовать, чтобы его выслушала специальная комиссия в составе председателя суда, советника префектуры и начальника отдела иностранцев префектуры. После этого оно имеет право ознакомиться со своим делом и может представить свои объяснения, пользуясь котг- сультацией адвоката.
Эти гарантии, предоставляемые во Франции лицам, подвергаемым изгнанию, бесспорно логичны. И французские власти в Марокко знают о них и должны были бы за отсут
* Lettres de cachet — тайное повеление об аресте во Франции до 1789 года, исходившее от короля. По такому приказу арестованный мог содержаться в заключении без предъявления обвинения, суда и следствия в течение произвольно большого срока.—Ред.
ствием соответствующих распоряжений резиденции соблюдать эти гарантии или хотя бы руководствоваться ими.
Получается, следовательно, что не только постановление
об экспатриации, в нарушении которого меня обвиняют, не было мне сообщено должным образом, но и сами условия его исполнения были возмутительными. Я не мог их принять.
Вот первая причина моего возвращения на родину.
Вторая причина заключается в том, что постановление это является незаконным.
Законы, действующие в Марокко и, как это известно каждому, изданные самой же Генеральной резиденцией, не признают за генеральным резидентом права изгнать марокканца из его отечества.
А ведь я — марокканец. И фактически, и юридически. Не стану распространяться на эту тему, которую я уже подробно освещал в суде первой инстанции Касабланки и в апелляционном суде Рабата. Правда, эти две инстанции, к которым я обращался, чтобы установить свою принадлежность к марокканской национальности, отказали в моей просьбе. Я не считаю себя побежденным и потребовал пересмотра моего дела в кассационном порядке. Я убежден, что нельзя до бесконечности отрицать очевидное и что в конце концов истина восторжествует, какие бы препятствия ни ставили на ее пути.
Я родился в Марокко от матери-марокканки и от отца- мусульманина, уроженца Алжира, более полувека проведшего за пределами этой страны и поселившегося в Марокко до установления протектората. Я всегда жил в Марокко, и здесь живет вся моя семья. Я всегда действовал как марокканец и чувствовал как марокканец. Я принадлежу к марокканской национальности с точки зрения как марокканского права, так и французских законов.
Следовательно, вынесенное постановление о моей экспатриации незаконно.
Такова вторая причина моего возвращения на родину. Третья причина заключается в том, что это постановление — яркое проявление произвола.
Действительно, оно принято на основании дахира от 8 декабря 1915 г., дахира чудовищного, по которому генеральный резидент волен высылать всякого, кого он сочтет
нежелательным, без предоставления ему возможности быть выслушанным, или защищаться, или обратиться в высшую судебную инстанцию или к высшей власти.
Разве не возмутительно то, что на одного человека возложены функции главы исполнительной власти, обвинителя и судьи?
И разве не становится это положение еще более возмутительным оттого, что этот же человек — иностранец, не забывайте об этом,— сам вырабатывает и издает законы?
Где же тогда великий принцип разделения властей, который так превозносил Монтескье и ради торжества которого народы пролили столько крови?
В наши дни нигде на свете нет такого положения, чтобы правительство само осуществляло законодательную власть и самочинно и непосредственно высылало граждан. Этого нет даже в Соединенных Штатах Америки, несмотря на то, что там открыто проводится фашизация государства. Там действительно существует так называемая комиссия по расследованию антиамериканской деятельности под руководством сенатора Парнелла Томаса, который, будучи уличенным в мошенничестве, был приговорен к тюремному заключению. Эта комиссия считает антиамериканцем всякого американца-антиимпериалиста и антикапиталиста, она считает подрывным каждое убеждение, не совпадающее с правительственной точкой зрения. Но на этом роль ее кончается. Она не высылает своих жертв. Она обвиняет. А разбирает дело и выносит приговор суд.
По сути не существует никакого реального различия между дахиром, дающим генеральному резиденту бесконтрольное право высылать граждан, и той абсолютной властью, которая в прошедшие мрачные времена давала королям возможность издавать lettres de cachet.
Вот почему я прошу вас, господа, осудить дахир от 8 декабря 1915 г. как олицетворение произвола.
Вы можете возразить, что находитесь здесь не для того, чтобы давать оценку законам, а для того, чтобы применять их такими, какие они есть, чтобы наказывать предусмотренные ими преступления.
В таком случае я отвечу вам: ваша роль должна быть выше, гуманнее, прекраснее роли роботов: в нее следовало
бы вкладывать больше интеллекта, мастерства, чуткости, больше ответственности, чем могли бы проявить простые автоматы, слепо применяющие законы, не видя, что в них хорошо, а что — плохо, что справедливо, а что — несправедливо. Вы — судьи в полном смысле слова. А значит, для того, чтобы найти истину, вы имеете драво призвать на помощь свой здравый смысл, свою логику, свой ум, прислушаться к тому, что говорят честные люди, наука, история. Для торжества справедливости вы имеете право осудить то, что заслуживает осуждения. Более того, это ваш долг!
Опираясь на дахир от 8 декабря 1915 г., Генеральная резиденция в течение нескольких месяцев отказывалась сообщить причины моей экспатриации. Потребовалось вмешательство члена французского парламента, коммуниста, и Центрального комитета французской Лиги защиты прав человека и гражданина, чтобы узнать, что резиденция обвиняет меня в том, что:
1) я «утверждал, что политика, проводимая в Марокко, благоприятствует американской экспансии, давая Соединенным Штатам возможность сохранять свои военные базы»;
2) я «заявил, что Коммунистическая партия Марокко готова стать во главе марокканского народа, чтобы страна не могла превратиться в плацдарм в грядущей войне»;
3) я перевозил листовки, «обвиняющие Генеральную резиденцию в организации кровавой расправы в Уджде»;
4) я, «перейдя на нелегальное положение... по-прежнему продолжал угрожать безопасности Шерифской империи, подписывая большую часть антиправительственных листовок»;
5) я — «ярый антифранцуз и марокканский коммунист».
Рассмотрим, господа, на чем основаны эти обвинения.
Во-первых, резиденция ставит мне в вину мое утверждение относительно того, что «политика, проводимая в Марокко, благоприятствует американской экспансии».
В действительности же я не только утверждал, но и доказал это. И я горжусь тем, что состою в национальной партии, которая первая в Марокко разоблачила эту экспансию.
Нужны ли сейчас еще дополнительные разъяснения по этому вопросу?
Кто не знает, что американские империалисты занимают нашу морскую воздушную базу в Кенитре и содержат тысячи солдат в этом городе, где их полиция сменила французскую полицию? Кто не знает, что они безраздельно распоряжаются нашими аэродромами и с помощью техников приспосабливают их для своих нужд; что они укрепляют северное побережье нашей страны, представляющее вместе с Гибралтаром ключ к Средиземноморью? Кто не знает, чтот выстроив в 32 км к югу от Танжера одну из самых мощных радиостанций мира, они пытаются теперь расширить до Ке- нитры «интернациональную зону», эту неотъемлемую часть нашей родины, бесчеловечно оторванную от ее живого тела, за возвращение которой мы не перестанем бороться?
В интересах точности нужно сказать, что с мая 1947 года французские правители и их представители в Рабате не только благоприятствовали экспансии американских милитаристов, но и уступили последним территорию, которая им не принадлежит, а составляет неоспоримую собственность марокканской нации.
Действуя так, они, конечно, не испытывали никаких колебаний: ведь они отдают американцам такие частицы своей собственной страны, как порты Jla Паллис и Бордо и земельные участки в Ландах, для устройства аэродромов и складов бомб и снарядов.
Принимая план Маршалла, подписывая Брюссельский пакт, Атлантический пакт и программу военной помощи, они хорошо знали, что подчиняют американскому военному командованию не только Францию, но я Марокко.
Народ Франции восстает против этого предательства, и мы с благодарностью приветствуем эту с каждым днем усиливающуюся борьбу.
Со своей стороны, мы не признаем за французскими правителями права распоряжаться по своему усмотрению нашей страной и включать ее в военно-оперативную группировку иностранной державы. Мы полностью -поддерживаем заявление партии Истикляль: «Марокканский народ никогда не сможет считать себя союзником тех, кто не признает его прав на свободу и независимость».
В области же экономической — кто не знает, что после окончания второй мировой войны американские дельцы бок
о бок с французскими магнатами принимают все более и более интенсивное и непосредственное участие в эксплуатации наших ресурсов стратегического сырья, в частности свинца, марганца, нефти?
Кто не знает, что они вместе с французами наводнили рынок дешевым хламом и разорили множество наших ремесленников и мелких фабрикантов? Ведь янки экспортируют огромные массы товаров в нашу страну, по сами старательно избегают импорта из нее — это можно увидеть из нашего торгового баланса, показывающего в 1950 году дефицит в несколько миллиардов в пользу долларовой зоны.
Бесспорно, люди, правившие Францией после того как коммунисты были отстранены от участия в правительстве, проводили по отношению к Соединенным Штатам политику подчинения. Для нашей страны это кончилось включением ее в военном, экономическом и политическом отношениях в западную коалицию, созданную и руководимую Вашингтоном.
Сегодня никто этого отрицать не может. И каждый честный человек должен признать, что Коммунистическая партия Марокко доказала свою прозорливость и дальновидность, разоблачив еще в конце 1947 года включение в эту коалицию, противоречащее интересам марокканской родины л делу мира.
Вот то, что я могу сказать по поводу первого обвинения.
Во-вторых, резиденция ставит мне в вину мое заявление относительно того, что «Коммунистическая партия Марокко готова стать во главе марокканского народа, чтобы страна не могла превратиться в плацдарм в грядущей войне».
Верно, что с конца 1947 года вместе со всёй Коммунистической партией Марокко я вел активную и непрерывную кампанию за то, чтобы наша страна не была использована как плацдарм в агрессивной войне.
Эту агрессивную войну сейчас лихорадочно готовят американские империалисты. Они готовят ее, потому что с начала века, а в особенности во время двух мировых войн они накопили огромные богатства и теперь хотят господствовать над миром, чтобы вывозить свои капиталы, сбывать свои продукты, захватывать в свои руки сырье.
Они и не скрывают своего стремления к мировому господству. Они бесстыдно выставляют его напоказ. Послушайте, что они пишут и что говорят.
На 332 странице французского перевода книги, озаглавленной «За мировое господство», Джемс Бернхем пишет: «Судьба пргоывает Соединенные Штаты к господству над миром. Все или ничего».
О апреля 1946 г. в речи, произнесенной в Чикаго, президент Трумэн заявил: «Соединенные Штаты сегодня — это сильная нация. Сильнее ее нет. Это означает, что, обладая такой силой, мы имеем право принять на себя руководство организацией всего мира».
А 11 января 1949 г. в речи, произнесенной в Литтл Роке, он повторил ту же мысль в следующей форме: «Мы приняли на себя ту ответственность, которую, как я думаю, богу было угодно, чтобы взяла на себя эта великая республика... Мы взвалили на свои плечи огромную ответственность, соразмерную с нашей колоссальной силой. Мы должны идти вперед, не зная слабости, веря в успех миссии, возложенной на нас божественным провидением».
Эти речи ничего не напоминают вам, господа?
Лично меня они непреодолимо наводят на мысль о речах Гитлера, с его низкой лестью германской нации, которую' он изображал божьей избранницей, призванной вершить судьбами мира, а все для того, чтобы оправдать свою преступную агрессию против европейских стран.
Не подумайте, пожалуйста, что те высказывания, которые я только что цитировал,— это слова, случайно сорвавшиеся с языка президента Трумэна. Они представляют собой выражение обдуманной и прочно установленной линии поведения; это доказывает еще одна речь, произнесенная в апреле прошлого года в Форт-Беннинге и содержащая такие слова:
«Нам понадобилось две войны и 30 лет, чтобы заметить, что наше место в мире — место руководителя. Теперь мы хотим сохранить это господствующее положение».
А генерал Маршалл заботливо уточнил 15 января 1948 г.:
«Американский народ часто слышит, как утверждают, что события выдвинули нашу страну на роль руководителя в мире, роль, налагающую на нас такую ответственность, какой мы никогда до сих пор не знали... Скажу без колеба-
ний, что группа деловых людей, как ни одна другая группа нации, полна решимости проводить эту роль сильно и ре* шительно».
Да, именно деловые люди ведут Америку к развязыванию нового международного конфликта, потому что они боятся мирного времени, когда их доходы снижаются, а число безработных возрастает, когда создается почва для периодических экономических кризисов, присущих капиталистической системе.
Вот доказательство.
В течение семи лет последнего мирового конфликта официальная сумма чистой прибыли американских капитали- стических компаний возросла до 60 млрд. долларов, в то время как за предшествующие восемь лет она достигала лишь 9,5 млрд.
Что касается безработицы, то в Соединенных Штатах было в 1932 году 12 060 тыс. незанятых рабочих; в 1933 году— 12 830 тыс.; в 1938 году — 10 390 тыс.; в 1939 году — 9480 тыс. Только на пятом году войны эта цифра снизилась до 670 тыс. А сразу же после установления мира подскочила до 2270 тыс. в 1946 году, до 4095 тыс. в июле 1949 года, до 4684 тыс. в феврале 1950 года. А ведь это официальные цифры, опровергаемые американскими рабочими организациями, по данным которых число безработных в 1949 году равнялось 6 млн. человек.
Теперь становится понятным, почему сэр Уильям Беверидж сказал: «До сих пор демократии открыли только одно превосходное лекарство от безработицы: это тотальная война».
И понятно, почему г-жа Люс, жена главного редактора американского журнала «Лайф», писала в статье, перепечатанной в «Ви франсез» 18 февраля 1949 г.: «Америка прошла через две большие войны, но от них остались гораздо менее горькие воспоминания, чем от кризиса 1930 года, проклятого времени, когда безработные торговали яблоками на улицах. Наш народ не хочет ни кризиса, ни войны, но если бы ему пришлось выбирать, он выбрал бы войну».
Американские правители уже выбрали эту войну и хотят, чтобы она началась без промедления. Вот почему они ассигнуют баснословные суммы на производство смертонос
ного оружия, значительно повышают численность своей армии, перевооружают армии реакционных государств и в первую очередь — Западной Германии, в которой не проведена денацификация, покрывают земной шар своими военными базами.
Они ищут подходящего случая, чтобы поджечь порох. Они даже создают такие случаи, как признался 17 июня прошлого года министр иностранных дел Соединенных Штатов Дин Ачесон; вот что он сказал:
«Западные державы должны идти вперед н осуществлении своих планов, стремясь создавать ситуации силы».
Дух провокации господствует в настоящее время в политике Вашингтона, как это видно из официальной брошюры, выпущенной в сентябре прошлого года Государственным департаментом; мы читаем в ней следующее: «Помогать созданию во многих частях земного шара ситуаций силы — это для Соединенных Штатов в 1950 году политика № 1».
Эти «ситуации силы», или провокации (примером их служит война в Корее, развязанная и упорно затягиваемая американскими империалистами), нужны им для того, чтобы расширить конфликт и втянуть в него Советский Союз и народно-демократические республики Европы и Азии, другими словами, страны, навсегда освободившиеся или освобождающиеся от капиталистического строя и тем самым противодействующие их политике мировой гегемонии.
Не одним нам, коммунистам, ясно это. Послушайте, что думает об этом видный французский христианин Луи де Вильфосс, офицер морской службы с 1919 по 1949 год, начальник штаба морских сил Свободной Франции:
«Те, кто скажет, что я говорю лишнее, что я преувеличиваю,— лишь простодушные люди, ничего не знающие о современной политике Соединенных Штатов, о финансистах и промышленниках, стоящих за спиной их министров, или, говоря шире, о тайных пружинах современного мира. То же можно сказать и о тех, кто, наслушавшись американских обвинений, наивно верит в агрессивные стремления Советского Союза. Но за океаном боятся совсем не военного вторжения, нет, там боятся заражения коммунистическими
идеями. С каждым днем в известных американских кругах все сильнее становится искушение развязать войну, чтобы войной положить конец опыту, неоспоримые экономические успехи и социальные достижения которого пробуждают все более грозный отклик в пролетарских массах всего мира».
Но по примеру нацистских агрессоров американские поджигатели войны обвиняют Советский Союз в военных замыслах.
Советский Союз не может желать войны, это несовместимо с социалистическим строем, на котором он основан, со строем, уничтожившим эксплуатацию человека человеком, сделавшим невозможным кризисы со всеми их последствиями и несчастьями и таким образом устранившим самую возможность возникновения какой бы то ни было предпосылки для несправедливой войны.
Советский Союз по самой своей сути — мирная держава. Этим и объясняются непрерывные усилия, которые он прилагает со дня своего основания для сохранения мира во всем мире на самых прочных основах:
— сосуществование социалистического и капиталистического строя;
— сотрудничество всех наций, больших и малых, на основе абсолютного равенства и уважения их независимости.
Воля Советского Союза к миру очевидна. Это вынуждены признать самые ожесточенные враги социализма.
Бывший посол Франции в Москве генерал Katfpy писал в феврале 1949 года в «Ревю де политик этранжер»: «Повторяю: нужно преклоняться перед огромной работой, которая уже проделана. Она поражает ум, она вызывает восхищение, она заставляет думать, что замысел, осуществление которого проводят Советы,— не химера, и что если у них будет время, т. е. мир, то благодаря отличающей их энергии и воле им удастся его реализовать, и они завершат свою революцию. Вот почему, приняв во внимание все стороны вопроса, я совершенно убежден, что Советский Союз искренен, когда он заявляет о своем миролюбии».
Генеральный уполномоченный союза предпринимателей машиностроительной промышленности Франции Жан Кон- стан писал в октябре прошлого года в журнале «Лез эндю-
стри меканик»: «Не знаю, имеют ли русские намерение захватить нашу страну, но начинаю сомневаться в этом, видя, что они ничего не предпринимают в такой момент, когда каждый задает себе вопрос,— что же собственно их останавливает?»
И государственный министр Великобритании Янгер заявил 17 октября прошлого года в Нью-Йорке группе главных редакторов американских газет: «Забота о том, чтобы избегнуть новой мировой войны, составляет, быть может, цель номер один советской политики... Идейно-воспитательная работа, широко проводимая в русском народе, уделяет значительно больше внимания строительству социализма, чем мировому господству».
Действительно, Советский Союз завершает строительство социализма и приступает уже к строительству коммунистического общества, основной принцип которого: от каждого — по способностям, каждому — по потребностям. Его планы и замыслы не составляют тайны ни для кого. Он использует атомную энергию для того, чтобы повернуть течение сибирских рек, превратить бесплодные земли в цветущие сады. Он насаждает бескрайние леса в южных степях. Он строит на Волге две электростанции, которые будут ежегодно давать 20 млрд. квт/ч электрической энергии — в 10 раз больше, чем все электростанции царской России; это даст возможность оросить 14 млн. га земли — площадь, равную Нидерландам, Бельгии, Швейцарии и Дании.
Ну, скажите честно, искренне: как же Советский Союз может желать войны, если все свои силы он отдает на выполнение этих задач, таких грандиозных, титанических и таких чудесных?
Как может Советский Союз желать войны, если последний мировой конфликт, для предотвращения которого он сделал все, что было в его силах, стоил жизни миллионам его сыновей, привел к разрушению десятков тысяч его городов и деревень, оставил ему огромное число- сирот и бездомных?
Все это показывает, все это подтверждает: Советский Союз непоколебимо стремится к миру.
Вот почему обращает к нему свою признательность все прогрессивное человечество!
Вот почему миллионы и миллионы честных людей во всем мире встанут на его защиту, если он когда-нибудь, к несчастью, подвергнется военному нападению.
Вот почему мы, марокканские коммунисты, скорее согласимся, чтобы пули империалистов пронзили нашу грудь, чем задели хоть одного солдата Красной Армии.
Стоя на такой позиции, мы отчетливо сознаем, что защищаем жизнь своего народа, служим делу всех народов, включая и американский народ.
Мы глубоко уверены, что служим высшим интересам своей родины. Мы убеждены, что сохраняем верность самым чистым интернациональным традициям передовых организаций своего века.
Ведь мы не забываем резолюции исполнительной комис- сии профсоюза металлистов департамента Сены во Франции, опубликованной в «Юманите» 14 августа 1920 г.:
«Металлурги Сены не будут производить снаряжения для иойны против Советской Республики».
Мы не забываем призыва административной комиссии ВКТ Франции, во главе которой стоял тогда Леон Жуо, призыва, опубликованного в «Юманите» 19 августа 1920 г.:
«Административная комиссия просит трудящихся высказываться и действовать, отказываясь от всякого участия в выпуске военной продукции и в перевозке снаряжения и войск».
В нашей памяти вечно жив исторический лозунг, брошенный в августе 1920 года постоянной комиссией французской социалистической партии: «Ни одного су, ни одного человека»; лозунг этот был подсказан резолюцией конгресса в Нанси (1907 г.), призывавшей трудящихся «к подготовленному, согласованному и совместному выступлению, которое в каждой стране и прежде всего в соседних странах, а также в тех, где сложится соответствующая обстановка, привело бы в действие всю энергию и все силы рабочего класса и социалистической партии для предотвращения войны всеми средствами — от парламентского выступления, публичной агитации, народных демонстраций до всеобщей забастовки и восстания».
Обратимся теперь к Англии: мы помним, что сам Эрнст Бевин,— понятно, до того, как он стал министром его
британского величества — заклеймил войну против Советов. Он писал в 1920 году: «Лейбористская партия не хочет войны с Россией ни в какой форме. Она помешает отправке снарядов и орудий, предназначающихся любому из врагов России».
В заключение скажем, что мы, коммунисты,— принципиальные противники несправедливых войн, т. е. войн агрессивных, завоевательных и реваншистских, грабительских колониальных войн и войн за мировое господство, войн, разжигаемых империалистами, войн, к которым не могут прибегать социалистические страны. Мы боремся за то, чтобы наша родина, которую мы хотим видеть освобожденной от иноземного ига, не служила плацдармом для агрессии и чтобы наших братьев не использовали в качестве наемников. Сам собой напрашивается логический вывод: кто отвергает нашу позицию, тот, следовательно, признает, что он — за агрессивные войны. Кому не по душе наша борьба, тот показывает, что он замышляет вооруженное выступление против свободы других народов.
Таким образом, второе обвинение, выдвинутое резиденцией, обращается, как и первое, против самой резиденции.
В-третьих, мне ставят в вину то, что я перевозил листовки, в которых резиденция представлена организатором кровавой расправы в Уджде.
Объясняюсь по этому пункту. В начале июня 1948 года, во время провокации в Уджде и в Джераде, стоившей жизни 50 марокканцам и 1 европейцу, руководство Коммунистической партии Марокко оказало мне честь, поручив от его имени выразить сочувствие пострадавшему населению этих двух городов. Генеральная резиденция приняла необоснованное и незаконное решение: не допускать меня в эти города. Резиденция заставила меня повернуть обратно от Аль-Айуна. Несмотря на мои протесты, автомобиль, в котором я ехал, был обыскан четыре раза, в Аль-Айуне, Герсифе и Тазе жандармами, не имевшими мандата на обыск, которые ничего не нашли кроме 11 экземпляров бюллетеня по району Касабланки, издаваемого Коммунистической партией Марокко для внутреннего пользования. Этот бюллетень, датированный маем 1948 года, был выпущен до событий в Уджде ц Джераде.
Итак, я не перевозил листовок. А Генеральная резидей- ция, утверждая обратное, попросту солгала. Можете себе представить, что уж она не преминула бы притянуть меня к суду, как «застигнутого на месте преступления», если бы действительно у меня были найдены листовки.
Я признаю, что Коммунистическая партия Марокко, как только ей стало известно о кровавой провокации, выпустила манифест, призывающий марокканский народ к удвоенной бдительности. В манифесте говорилось, что только империалистическим угнетателям выгодно использовать войну в Палестине для того, чтобы натравить друг на друга марокканцев — евреев и мусульман — и отвлечь их таким образом от борьбы против колониального ига, помешать их объединению и найти новые поводы для обуздания национального движения вообще и его передовых организаций в частности.
События показали, что Коммунистическая партия Марокко была права.
Действительно, было доказано, что воровство, грабежи и убийства в Уджде и Джераде совершались подлыми авантю- ристами-наемниками. Их преступления и злодеяния послужили поводом для ареста более 500 патриотов и активных профсоюзных деятелей и присуждения их к различным на* казаниям: от трех месяцев тюремного заключения до смертной казни. Кроме того, был распущен крупный профсоюз горняков в Джераде, была разгромлена Марокканская федерация горнорабочих, объединявшая 13 тыс. человек. И все это происходило под аплодисменты французских сторонников рабовладения.., связанных с заокеанскими трестами.
Такие погромы, как в Уджде и Джераде, относятся к числу классических провокаций, к которым прибегают империалисты, чтобы упрочить свое господство, как только они почувствуют, что оно поколеблено растущим освободительным движением порабощенных народов.
Примеров тому — бесчисленное множество.
В январе 1944 года, когда наш народ, всеми своими силами участвовавший в разгроме нацистской военной машины и в освобождении Франции, потребовал, чтобы на следующий день после победы было признано его право свободно распоряжаться своей судьбой, ему ответили на это справедливое требование кровавой расправой в Рабате, Сале и Фесе-
В апреле 1947 года, когда его величество султан готовился к официальной поездке в Танжер, на мирных жителей Бен Мсика были брошены сенегальские стрелки, надлежащим образом проинструктированные и вооруженные до зубов. Им разрешалось убивать людей десятками лишь для того, чтобы создать обстановку, при которой глава марокканского государства не мог бы выступить в Танжере перед народом и представителями многих держав с заявлением о воле марокканцев к борьбе за восстановление своей национальной независимости.
Не стану много говорить о кровавых событиях в округе Константины, стоивших жизни 40 тыс. алжирцев, и на Мадагаскаре, где было совершено убийство 100 тыс. мальгашей, и о совсем недавних событиях в Тунисе: о 19 убитых и 54 раненых в Сфаксе, о 7 убитых и 12 раненых в Энфе- давиле.
Все наши соотечественники хранят память об этих неслыханных убийствах и сумеют, усиливая свою борьбу, избегнуть ловушек, которые всюду подстерегают их, особенно теперь, когда репрессии нарастают, когда национальному движению объявлена беспощадная война.
Я хочу только почтить память моих братьев — алжирцев, мальгашей, тунисцев, марокканцев — всех, и евреев, и мусульман без различия, павших жертвой колониального гнета. Я хочу почтить память европейца, рабочего Аморо, убитого наемниками в Уджде. Я хочу выразить свои самые искренние чувства солидарности патриотам, которые томятся в заключении с июня 1948 года, и в первую очередь — профсоюзному деятелю Бухамида, несправедливо приговоренному пожизненно к каторжным работам.
Итак, если третье обвинение, выдвинутое резиденцией, и говорит о чем-нибудь, то только о том, что ответственность за массовые убийства в Уджде и Джераде лежит на наших угнетателях-колонизаторах.
Четвертое обвинение: резиденция ставит мне в вину то, что я, «перейдя на нелегальное положение... по-прежнему продолжал угрожать безопасности Шерифской империи, подписывая большую часть антиправительственных листовок».
Правда то, что, перейдя на нелегальное положение, к чему вынудила меня резиденция, я, как коммунист, вносил
по-прежнему свой скромный вклад в борьбу моего народа за претворение в жизнь его национальных устремлений и за удовлетворение его требований.
Правда и то, что я имел честь составлять и подписывать документы, критиковавшие политику резиденции. Эти документы распространялись в виде листовок. Они публиковались бы в газетах при нормальном положении, если бы из- за усердия информационной службы резиденции не появлялись пробелы на страницах национальной печати, если бы цензура систематически не вымарывала мои статьи начиная с июня 1948 года и если бы она не доходила до смешного, запрещая всякое появление моего имени или моей фотографии в газетах.
Резиденция возмущается тем, что критикуют ее политику. Но разве она тем самым не выдает своего произвола, своего фашистского духа? Ведь в наши дни только фашисты не терпят критики.
Как же не критиковать политику, которая расчленила, раздробила нашу национальную территорию, политику, которая полностью отстраняет наш народ от управления своими делами и надевает на него двойное ярмо — иностран- цев-колонизаторов и феодальных властителей, невежественных, развращенных, как тот низкий тип, носящий имя аль- Глави, поставленный ими во главе большого заговора против национального движения, Султана и всей нации?
Как не критиковать политику, которая позволила империалистическим трестам наложить лапу на все богатства наших недр, а колонистам — отнять у наших феллахов миллион гектаров самых плодородных земель?
Как не критиковать политику, которая лишает наш народ просвещения, чтобы легче было его поработить, чтобы больше выгод могло приносить это порабощение? В нашей стране насчитывается около 2 млн. детей школьного возраста, но на школьных скамьях нашлось место лишь для 115 тыс. из них! Лишь 2218 учеников сдавали в прошлом году экзамены на аттестат о начальном образовании, и лишь 50% сдали их успешно!
Как не критиковать политику, которая предоставляет нашему населению вымирать от болезней, потому что для борьбы с ними ассигнуются средства на содержание всего
лишь 181 штатного врача, а в то же время выплачивается жалованье 14 тыс. полицейских чиновников?
Как не критиковать политику, которая вынудила 300 тыс наших братьев жить в позорных бидонвилях и смотреть с завистью на свинарники и хлевы на фермах колонистов?
Как не критиковать политику, которая вынуждает наших рабочих жить на нищенскую заработную плату, на ничтожно низкие пособия по многосемейности, политику, которая лишает их даже права защищать себя от алчности и жестокости хозяев-капита листов?
Как не критиковать политику, которая спустя почти шесть лет после военной победы над фашизмом поддерживает еще осадное положение в нашей стране, окружает ее настоящим железным занавесом, не позволяя ни одному марокканцу выехать из нее без предварительного разрешения и закрывая доступ в нее любому прогрессивно настроенному человеку? Политику, которая отказывает нашему народу в элементарных свободах: в свободе убеждений, собраний, ассоциаций, печати; которая глумится над нашим достоинством, как это показал скандал в Сеттате, где патриоты были подвергнуты аресту и допросу за то, что приветствовали национальную эмблему, или в Ксибе, где другие патриоты были приговорены к тюремному заключению за то, что ездили в Рабат приветствовать его велйчество Султана после его возвращения из Франции.
Не критиковать политику — значит одобрять ее, принимать ее. Но коммунист не может принять колониальную, расистскую, антинациональную политику. Как сказал Ана- толь Франс в «Жизни Жанны д’Арк»: «Я не мог не высказать по этим серьезным вопросам истину такой, какой она мне представляется; великое удовлетворение получаешь, когда говоришь то, что считаешь полезным и справедливым».
Итак, четвертое обвинение показывает в конечном счете, что есть нечто, наносящее ущерб Шерифской империи, и это — абсолютизм резиденции, не допускающей никакой критики по своему адресу.
Пятое обвинение резиденции заключается в том, что я — «ярый антифранцуз и марокканский коммунист».
Я со всей силой негодования отвергаю бессмысленное обвинение, приписывающее мне чувства, враждебные французскому народу.
Бессмысленное, так как всем известно, что мы, коммунисты, по своим убеждениям не можем питать ненависти к какой-либо нации, будь то американская, германская, французская или какая-либо еще.
Бессмысленное, так как всем в Марокко известно, какую борьбу мы вели и ведем против всех проявлений ненависти к чужеземцам, против всех идей, могущих посеять недоверие между народами; всем известно, какие усилия мы прилагали и прилагаем для достижения понимания и сотрудничества между народами.
Бессмысленное, так как всем известно, с каким упорством и постоянством мы поддерживаем великую идею, впервые внесенную нами в марокканскую политику,— идею боевого союза с пролетариатом и трудовым народом Франции.
Наши научные взгляды проводят резкую грань между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Мы ненавидим эксплуататоров, какой бы они ни были расы, национальности, религии; мы считаем себя братьями эксплуатируемых, каков бы ни был цвет их кожи, форма носа, вероисповедание.
Именно таким образом мы проводим четкое и глубокое различие между трудовым народом Франции и французскими империалистами.
Мы любим Францию рабочих, интеллигенции; Францию Рабле, Мольера, Виктора Гюго, Бальзака, Золя, Арагона; Францию Декарта, Вольтера, Дидро, Гельвеция, Ланжевена и Жолио-Кюри; Францию Баяра *, Жанны д’Арк, Бара **, всех героев 1789 года, Парижской Коммуны, восстания
* Баяр П. (1476—1524) — «рыцарь без страха и упрека», французский полководец, прославившийся своей храбростью и неподкупностью.— Ред.
** Бара, Жозеф — 14-летний герой французской революции, убитый вандейцами в декабре 1793 года за то, что отказался кричать: «Да здравствует король!» Умер, прижимая к груди трехцветное знамя, с возгласом: «Да здравствует Республика!» — Ред.
1944 года; Францию Мориса Тореза, Жака Дюкло, Марселя Кашена.
Эта Франция вызывает у нас такое искреннее и сильное восхищение, что во многом она служит нам примером в нашей освободительной борьбе и будет также служить примером в деле возрождения независимого, свободного, суверенного Марокко.
Что же касается французских империалистов, жиреющих за счет пота и крови нашего народа, то мы их ненавидим Мы питаем к ним беспощадную ненависть, сила которой может сравниться только с силой нашей любви к своему народу, нашей привязанности к родной стране.
И за то, что мы обличаем их злоупотребления, их беззакония, их преступления; за то, что мы мешаем их грязным делишкам; за то, что не даем им безмятежно наслаждаться всеми непомерными привилегиями, которые они себе присвоили во вред нашей родине,—за все это они обвиняют нас в том, что мы будто бы антифранцузы.
К сожалению, не мы, коммунисты, являемся первыми жертвами подобного обвинения.
14 лет назад такое же обвинение было предъявлено Си Алляль Фаси, нынешнему председателю партии Истикляль, и Си Мухаммеду бен Хасан Ваззани, генеральному секретарю Демократической партии независимости; первый был выслан в Габон, а второй — интернирован в Южной Сахаре. Но в то время как они вернулись на родину в ореоле славы, их обвинитель кончает свои дни в позоре, у своего приятеля Салазара, после того как он подло предавал родину, рабски служа нацистской Германии. Я говорю о генерале Ногесе.
37 лет назад был преступно убит выдающийся трибун Франции Жорес, которого также обвиняли в том, что он антифранцуз. Но в то время как останки его покоятся в Пантеоне, а имя его всегда произносится с уважением и восхищением, на его обвинителей навеки легла печать презрения.
Раз уж я упомянул имя Жореса, разрешите мне, господа, напомнить вам, как отвечал он своим оскорбителям, когда за то, что он разоблачал завоевательную войну, затеянную в Марокко, его называли антифранцузом: «На тех, кто и в этот раз снова играет на патриотизме, чтобы прикрыть оборотную сторону медали — тщеславие, захват чужой земли,
стяжательство,— мы возлагаем ответственность за эту игру. Мы достаточно сильно любим Францию, чтобы найти в себе мужество служить ей наперекор всем интригам. Мы любим ее достаточно сильно, чтобы согласиться, если это понадобится для ее спасения, прослыть плохими французами».
Вот что можно сказать по поводу обвинения, превращающего меня в антифранцуза.
Что же касается утверждения, что я «марокканский коммунист», то оно справедливо. Быть марокканским коммунистом — высшая гордость и высшая честь для меня. И я бесконечно счастлив, что мои политические враги признают это. Лишь одно вызывает у меня сожаление: в июне 1948 года резиденция позабыла, что я — марокканец, а суд Рабата не принял во внимание ее официального свидетельства, хотя я позаботился представить его.
Таким образом, и пятое обвинение резиденции, как и остальные четыре, не имеют под собой никакой почвы.
А если эти пять обвинений неправильны, то и постановление об экспатриации, принятое по отношению ко мне, является актом произвола.
«Когда солдат не повинуется преступному приказу, это прекрасно»,— сказал Анатоль Франс.
Именно эта благородная идея вдохновляла и вела меня, .когда я не подчинялся постановлению резиденции.
В действительности резиденция прекрасно знала, что ее обвинения невозможно подтвердить. Поэтому-то она и отказалась предать меня суду, предпочитая нанести мне удар и не дать возможности защищаться. Поведение недостойное и трусливое; во всяком случае оно представляет собой явное нарушение Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г., декларации, к которой Франция официально примкнула и десятая статья которой гласит: «Каждый человек для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъявленного ему уголовного обвинения имеет право, на основе полного равенства, на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости независимым и беспристрастным судом».
(«Досье изгнанника», М., 195Я, стр. 34—55.)
Своей героической борьбой, в которой активно участвовали коммунисты, народ Марокко нанес тяжелое поражение империалистам. Он вынудил Францию 2 марта 1956 г. признать независимость Марокко. Со дня этого исторического события про* шло два года, а Али Ята по- прежнему был в изгнании на основании постановления, вынесенного в 1948 году. Образованное в результате одержанной народом победы национальное правительство наперекор справедливости и здравому смыслу не отменило этого акта открытого произвола. Многие патриоты не понимали, почему так задерживается отмена постановления французских властей, и стремились сделать все, чтобы положить конец такому возмутительному положению.
С целью поддержать этих патриотов, дать им возможность действовать, располагая всеми материалами дела, и достичь желаемых результатов руководство Коммунистической партии Марокко решило опубликовать небольшой сборник документов об изгнании Али Яты. В начале сентября 1958 года было выпущено «Досье изгнанника».
Через месяц руководство Коммунистической партии Марокко приняло еще одно важное решение. Оно предложило Али Яте, не дожидаясь отмены постановления, вернуться в родной город.
7 октября 1958 г. Али Ята открыто вернулся в Танжер. Через три дня против Коммунистической партии Марокко была организована крупная провокация. На дому у некоторых руководителей партии были произведены обыски. Помещение Цент
рального Комитета в Касабланке было обыскано до последней щелки, рабочие материалы были конфискованы, архивы захвачены, а двери опечатаны. Было арестовано 14 известных партийных работников, в их числе — товарищ Абдаллах Аяши, член Политбюро и секретарь Центрального Комитета партии.
На следующий день после этой провокации был арестован в Танжере и товарищ Али Ята, которого поместили в камеру при главном полицейском управлении города.
Но организаторы провокации просчитались. Они неправильно оценили положение, рассчитывая нанести сокрушительный удар Коммунистической партии Марокко. Их действия обернулись против них самих. К глубокому их разочарованию и вопреки их расчетам внутри страны и за ее пределами возникло и разрослось движение солидарности с Коммунистической партией Марокко. Крупное профсоюзное объединение — Марокканский союз труда, насчитывающий полмиллиона членов, стал на сторону коммунистов Гражданские судьи Касабланки отказались вести следствие по делу арестованных 14 партийных работников, обвинявшихся в «покушении на внутреннюю безопасность государства». Исправительный суд Танжера также отказался преследовать Али Яту, считая невозможным осудить патриота, единственным преступлением которого является то, что он никогда не изъявлял покорности врагам-империа- листам и вернулся на родину.
В этом новом испытании повсеместное, даже в залах суда, проявление солидарности с Ком
мунистической партией вынудило марокканские власти разрешить Али Яте пребывание в его родном городе Танжере. Секретарь Коммунистической партии Марокко находится под неусыпным надзором полиции. Ему запрещено передвижение по родной стране, он не может в полной мере пользоваться правами
граэаданина. Но эти ограничения не смогут долго существовать. Они непонятны обществен- ному мнению, прогрессивным кругам страны. Вот почему можно сказать, что окончательная отмена постановления 1948 года об изгнании Али Яты не заставит себя долго ждать. («Досье изгнанника», М., 1959, стр. 4—5.)
„ДОКАЗАТЕЛЬСТВО НАШЕЙ ИСКРЕННОСТИ НАПИСАНО КРОВЬЮ*
В ноябре 1951 года правительство Германской Федеративной Республики возбудило в федеральном конституционном суде дело против Коммунистической партии Германии с целью объявить ее антиконституционной и, следовательно, запретить.
Несмотря на возражение КПГ против ходатайства о запрещении, аденауэровская полиция приступила «к делу».
Утром 31 января 1952 г. полицейские вторглись в помещения партийных органов КПГ и в квартиры функционеров партии. Со всех концов страны к зданию суда в Карлсруэ* начали тоннами поступать материалы, которые должны были послужить в качестве доказательств антиконституционной деятельности КПГ.
Позорное судилище продолжалось до июля 1955 года.
В качестве представителей Компартии правление КПГ выде
лило своими представителями на суде первого секретаря Правления Макса Реймана, а также секретарей Правления КПГ Фрица Рише, Вальтера Фиша и Йозефа JI е д в о н а.
Правительство ФРГ немедленно арестовало Рише и Ледво- на, а несколько позднее и Фиша.
Каждый день Вальтера Фиша, Фрица Рише и Йозефа Ледвона под конвоем приводили в суд из тюрьмы. В таких условиях они были вынуждены вести защиту КПГ.
О целях и результате «процесса» против теоретических основ коммунизма читатель хорошо осведомлен. Мы приведем здесь в качестве примера лишь один эпизод процесса — речь члена секретариата правления КПГ Ф. Рише 2 июня 1955 г. против неоднократных утверждений правительства ФРГ о том, что Компартия Германии якобы имело «задние мысли и намерения».
Речь Ф. Рише
Господин председатель,
сударыня, господа члены федерального конституционного суда!
Я буду говорить о высокой политической и моральной ценности той борьбы Сопротивления, которую вели коммунисты. Знаменательно само по себе, что через 10 лет после победы над гитлеровским фашизмом выступающий перед этим высоким судом от имени представительства КПГ оратор чувствует себя обязанным говорить о достоинствах самоотверженной антифашистской освободительной борьбы немецких коммунистов.
Подтасовки, к которым прибегает в своей тактике на процессе противная сторона, должны были разлететься в прах перед лицом исторической правды и демократических Целей КПГ; представители федерального правительства на суде вынуждены были замолчать, когда были приведены в пример борцы партии Эрнста Тельмана, посвятившие всю свою преданность, всю свою готовность и самопожертвование делу возрождения подлинной Германии.
Резолюция Бернской конференции КПГ, происходившей с 30 января по 1 февраля 1939 г., явилась выдающимся документом в антифашистской освободительной борьбе и сыграла свою роль в определении целей немецких коммунистов. Тогда, как и сегодня, речь шла об одних и тех же целях:
предотвращение войны, создание новой германской республики, спасение нации.
Тогда, как и теперь, КПГ не считалась с жертвами, чтобы помешать гибельной политике и добиться коренного поворота к лучшему во имя жизни нации.
Во всей своей неприкосновенности и истинности записаны дела борцов КПГ на страницах истории немецкого народа. Представители федерального правительства на этом процессе не раз утверждали, что они якобы «раскрыли» цели и планы КПГ. Они не «раскрыли» ничего, что имело отношение к правде и действительности, ибо пожелай они это сделать, они были бы вынуждены отступить перед этой правдой.
Эта правда, однако, скреплена кровью, самоотверженной преданностью членов КПГ делу новой демократической Германии. Эта Германия, которой служила и служит неустанная, требующая жертв борьба КПГ, охарактеризована в резолюции Бернской конференции как новая демократическая
республика. За новую демократическую республику коммунисты отдавали всю свою революционную энергию и шли на смерть.
Бернская резолюция указывает в разделе VII, где говорится о роли партии, н& упорную и мужественную деятельность коммунистов в стране, на жертвы, которые они несут в этой борьбе. Историческая правда повелевает сказать, что именно коммунисты шли во главе антифашистского освободительного движения.
«Там, где растут сопротивление и единство, где новое мужество наполняет людей, где правильные лозунги передаются через «устные газеты», пробиваясь в массы, где лозунги, написанные мелом, записки и листовки призывают к борьбе,— там народ говорит с уважением:
«Это — коммунисты!»
Я цитирую здесь страницу 398 из VII раздела Бернской резолюции. Вслед за этими полными значения словами Бернской резолюции в том же разделе делается вывод: «Коммунистическая партия имеет право гордиться своими героическими кадрами».
Антон Зефков, создавший одну из крупнейших групп Сопротивления в Германии и руководивший ею, был за это казнен в Бранденбургской тюрьме вместе с сотней своих товарищей. Он передал в 1944 году из тюрьмы следующее политическое завещание:
«Надвигающаяся на Германию катастрофа не будет гибелью Германии. К возрождению страны может привести только независимая демократическая Германия. Но эта Германия должна быть Германией широчайшего национального и антифашистского единого фронта»...
Я цитирую по книге Курта Кюна «Последний дозор», Издательство объединения жертв фашизма, Берлин, 1949 год.
Эти слова обрисовывают политические идеалы, на которые опиралась КПГ в своей борьбе против гитлеровской тирании, за новую демократическую Германию.
Это идейное наследие, высокий сенат, сохранило всю свою значимость для всех партийных документов начиная с 1945 года и по настоящее время.
Коммунистическая партия Германии, которую хотят сегодня запретить как якобы недемократическую партию, со
времени своего возникновения вела принципиальную и бескомпромиссную борьбу против врагов демократии. Уже в период Веймарской республики она была самым решительным противником фашистской партии Гитлера, вскормленной золотом магнатов рурской индустрии. Со дня своего основания КПГ борется против шовинизма и агрессии.
Коммунистическая партия была на деле единственной в Германии партией, которая вела непримиримую борьбу против разгула фашистского террора накануне установления гитлеровской диктатуры, против господства империалистов и милитаристов.
В своей речи на пленуме Центрального Комитета КПГ, состоявшемся 19 февраля 1932 г. в Берлине, Эрнст Тельман указал путь разгрома рвущегося к власти гитлеровского фашизма. Он сказал буквально следующее:
«Сейчас, когда гитлеровский фашизм привлек к себе большую часть всех резервов из среды сторонников старых буржуазных партий,— возможно, действительно приближается начало загнивания национал-социалистского движения в Германии. Но, товарищи, это станет действительностью лишь в том случае, если мы удесятерим нашу деятельность по разоблачению гитлеровской партии. Поэтому на выборах в Пруссии нам предстоит бороться за то, чтобы быть единственными наследниками всей социал-демократии, и за то, чтобы даже частица бывших приверженцев СДПГ не перешла к нацистам. Мы должны постараться помешать такому переходу. И мы можем этому помешать, если сделаем все от нас зависящее. Но предпосылкой к этому должно быть дальнейшее развертывание нашей борьбы против гитлеровского фашизма на всех фронтах.
Я кратко указываю лишь на важнейшие вопросы, которые мы должны решить: мы должны дать отпор «кулачным действиям» — имеется в виду фашистский уличный террор— путем усиления нашей работы на предприятиях с целью очищения заводов от тех, кто ратует за гитлеровский фашизм.
Более активное внимание уделять миллионам безработных, ведущим борьбу против нацистов, которые стремятся всеми средствами приобрести влияние в этом движении.
Далее — стремительно развертывать на самой широкой основе массовую красную самооборону против террора гитлеровских фашистских убийц, не позволяя ни в малейшей мере сбить себя на путь индивидуального террора, но и не проявляя никаких колебаний в массовом отпоре нацистскому террору.
Затем — максимально возможное усиление идеологической обработки масс, попавших под воздействие нацизма, с тем чтобы оторвать их от гитлеровского фашизма, привлечь в наш фронт, отвоевать их снова для классовой борьбы.
Наконец, предпосылкой для усиления всей этой деятельности должно быть: серьезное и неустанное проведение политики нашей партии, направленной на разоблачение нацистов в том же плане, в каком мы уже с успехом это делали в вопросе о прекращении выплаты репараций и выходе из Лиги наций. Позднее мы запустили эту важную часть нашей политической работы.
Действуя в этом направлении, товарищи, мы получим возможность изобличить роль гитлеровской партии, находящейся в услужении у финансового капитала, в услужении у Гугенберга, проводящего политику крутых мер; и сумеем нанести им поражение».
Немецкому народу уже тогда были известны предложения КПГ о создании широкого антиимпериалистического и антифашистского боевого общенародного фронта. Они известны также суду. Они нашли свое выражение в антифашистском движении, в программе национального и социального освобождения немецкого народа.
Самоотверженная борьба за свержение гитлеровского фашизма была борьбой за демократию и мир, и в ней коренится и нынешняя борьба КПГ за мир, единство, демократию и независимость. Чтобы достигнуть этой великой патриотической и демократической цели, КПГ, единственная немецкая партия, создала централизованную сплоченную и боеспособную нелегальную партийную организацию во всей стране — и это в то время, когда буржуазные партии добровольно себя распустили после голосования их вождей за фашистский закон о чрезвычайных полномочиях, а руководство СДПГ удовлетворилось тем, что у нее остались изолированные доверенные люди. Именно КПГ явилась единственной
партией, которая выступила с предложениями и конкретными действиями, направленными на создание надпартийного движения Сопротивления, а позднее, в период войны, дала о себе знать в Комитете свободной Германии. Уже самый этот факт свидетельствует против измышлений, что КПГ якобы стремится в своих политических установках к единоличному госагодству.
Когда полиция, использовав как повод провокацию с поджогом рейхстага, арестовала 4 тыс. функционеров КПГ, штурмовики захватили на квартирах еще дополнительно
6 тыс. коммунистов, бросили их эа решетку и подвергли самым ужасным расправам. То, что произошло тогда, было лишь прелюдией к тому, что на протяжении 12 лет сделалось в Германии обычным. Эрнст Тельман, вождь КПГ, сказал по этому поводу на заседании Центрального Комитета
7 февраля 1933 г.:
«Малейшее сомнение в том, что это правительство не остановится перед любыми методами самого невероятного террора, было бы очень опасным. Буржуазия всерьез задалась целью окончательно разгромить партию и весь авангард рабочего класса».
Я цитирую из книги Вальтера Ульбрихта «К истории немецкого рабочего движения», том I, страница 654.
Вскоре после этого Эрнст Тельман был сам арестован и 11 лет содержался без суда в строжайшей изоляции, пока не был злодейски убит 18 августа 1944 г. в концентрационном лагере Бухенвальд оружием, изготовленным немецкими военными монополиями.
Героизм немецких борцов-рабочих, в большинстве своем состоявших в рядах КПГ, был засвидетельствован буржуазным писателем Эрнстом Вихертом, которому пришлось делить с ними мучения в концентрационном лагере Бухенвальд. В речи «К немецкой молодежи», произнесенной в Мюнхенском театре, Вихерт так сказал об активных противниках Гитлера в Германии:
«Среди них мало было людей из аристократии и столь же немного представителей собственно интеллигенции. Среди них можно было найти большое число людей из церковного мира, но все они далеко отступают перед длинными колоннами людей, днем и ночью выходившими из своих жалких
бараков в последний смертный путь. Долгие десятилетия тягот, голода и мучений перенес немецкий рабочий, тягот войны и мира, но никогда не лежала на нем такая невыносимая тяжесть, как в эти 12 лет. Невыносимая — и в то же время почетная. И никакая рука в будущем — все равно, будет ли оно мрачным или светлым,— не смоет с его чела этого немеркнущего сияния».
Цитирую из книги Гюнтера Вайссенборна «Безмолвное восстание», страница 145.
Председатель: Могу ли я попросить о следующем: когда цитата кончается, говорить: «конец цитаты», имея в виду, что...
Рише: Весьма охотно, я готов следовать этому пожеланию.
О демократической освободительной борьбе КПГ говорит также мученическая гибель коммунистических депутатов рейхстага и ландтагов — я упоминаю здесь только некоторые имена: Роберт Штамм, доктор Тео Нейбауэр, Карл Беккер, Силли Скамира, Макс Маддалена, Вальтер Бленкле, Рудольф Хенниг, Христиан Хейк, Генрих Шлёссер, Мак Зельхейм, Георг Шуманн, Альберт Кайзер, Альберт Кунц, Вальтер Штекер, Вальтер Шютц, Германн Шеффлер.
О том же свидетельствует смерть гамбургского коммуниста Фите Шульце, казни которого прокурор требовал в марте 1935 года в следующих словах (я цитирую теперь дословно) :
«Это человек, который должен быть обезврежен и, раз уж его одолели, уничтожен. Обвиняемый знает, что топор палача сверкнет над его затылком. Для этого обвиняемого нет места в новой Германии, ни на свободе, ни в тюрьмах.
Я требую смертного приговора Фите Шульце. Он заслуживает смерти, и голова его принадлежит палачу».
Доказательством служит мученическая смерть молодой студентки Лило Херманн из Штутгарта, первой немецкой женщины, умерщвленной юстицией гитлеровского рейха за ее борьбу во имя новой демократии.
Доказательством служит героическая смерть боевых соратников Эрнста Тельмана: Джонни Шера, Эугена Шенхаа- ра, Эриха Штейнфурта и Рудольфа Шварца, которые были
застрелены эсэсовцами 2 февраля 1934 г. открыто, на улице за то, что они, несмотря на ужасающие пытки в заключении, не пошли на предательство партии. Джонни Шер бросил в лицо своим палачам:
«Моя жизнь принадлежит рабочему классу, демократии и социализму. Я был и остаюсь врагом фашизма».
Доказательством служит Эдгар Андрэ, вожак гамбургских рабочих и друг Тельмана, процесс над которым с целью устрашения проводился еще публично в 1936 году и на котором Эдгар Андрэ так ответил прокурору, требовавшему его казни (я цитирую): «Господа! Если старший прокурор также требует лишить меня чести, то я должен заявить здесь: ваша честь — это не моя честь, а моя честь — не ваша; ибо нас разделяет разное мировоззрение, разделяют классы. Нас разделяет глубокая пропасть. Если вы захотите превратить невозможное в возможное и честного борца отослать на плаху, я готов отправиться в этот тяжкий путь!
Я не хочу милости, я жил борцом, борцом и умру с последними словами: да здравствует коммунизм!»
Доказательством служит судьба борцов Роберта Уригса, Антона Зефкова, Бернгарда Бестлейна, Георга Лейхлейт- нера, которые гордо и мужественно пошли на эшафот, как надлежит немецким коммунистам, борцам за свободу.
Доказательство — мужественная смерть молодого коммуниста Гейнца Капелле, который, стоя у эшафота, написал своим родителям:
«Я смело и спокойно вступаю на этот путь, на эту тропу, тяжелую для некоторых людей. Вы знаете, что я открыто и честно прошел по жизни и до последнего часа останусь верным себе».
Доказательство мы видим в немецком коммунисте Отто Энгерте, принявшем вместе со своими товарищами из группы Шумана смерть от руки палача. В своем последнем письме к жене он писал:
«Моя жизнь кончена, я отдаю ее в уверенности, что делал то, к чему меня звали убеждение и долг. Только так можете вы меня понять, и об этом я вас прошу. Было ли то, что я делал, правильным и необходимым — решит в свое время история».
История вынесла свое решение. Она засвидетельствовала, что борьба, которую вели бесчисленные известные и неизвестные герои КПГ, была справедливой, патриотической, демократической борьбой.
Следующей страницей в борьбе Сопротивления, которую вела КПГ, является ее выступление против нападения Гитлера на Испанию В связи с агрессией Гитлера в Испании КПГ 3 августа 1936 г. обратилась к немецкому народу с воззванием Центрального Комитета:
«Испанский народ ведет тягчайшую борьбу за свою свободу. Победа испанского народного фронта — это победа демократии и мира в Европе. Поражение испанского народного фронта привело бы к огромному усилению фашизма, прежде всего главного поджигателя войны Гитлера, оно явилось бы опасной угрозой для народного фронта во Франции. Поэтому у всех друзей мира есть только одна задача: нанести поражение Франко, этому кровавому союзнику Гитлера. Мы обращаемся с призывом ко всем имеющим военную подготовку немецким антифашистам за границей — отдать себя в распоряжение испанского народного фронта в качестве солдат. Обращайтесь к знакомым ответственным функционерам!»
Я цитирую по книге Вальтера Ульбрихта «К истории немецкого рабочего движения», том II, страницы 223—224.
В Испании — это исторический факт — немецкие антифашисты по призыву КПГ отстаивали честь немецкого народа. Но легионерам Гитлера правительство Аденауэра официально выплачивает сегодня пенсии, в то время как против КПГ оно инсценирует процесс о запрещении. Упорная и самоотверженная борьба КПГ в период господства гитлеризма указывала путь к цели рабочему классу, крестьянству и всем миролюбивым силам немецкого народа. Если бы немецкий народ прислушался в 1932—1933 гг. к предостережению КПГ: кто голосует за Гитлера, тот голосует за войну, был бы прегражден путь к власти гитлерам, папе- нам, гугенбергам. Если бы немецкий народ, уже после прихода их к власти, внял предостережениям Бернской конференции, Гитлеру и торговцам пушками не удалось бы спустить с цепи вторую мировую войну. В 1939 году в Берне Коммунистическая партия Германии предупреждала народ.
Я привожу выдержку из страницы 383 сборника «К истории КПГ»:
«На Западе, как и на Востоке, гитлеровский режим создает положение, при котором со дня на день немецкий народ может быть ввергнут в военную, катастрофу, в войну против огромного фронта всех народов, которым грозит агрессия Гитлера и держав «оси» или которые уже подверглись нападению».
Тогда, как и ныне — на этот раз против парижских военных соглашений,— именно КПГ своевременно указывала немецкому народу путь к предотвращению войны. Тогда, как и ныне, КПГ зовет бороться против того же врага, германского милитаризма. Десятки тысяч коммунистов отдали свою жизнь, пламенно стремясь открыть нашему народу дорогу к миру, прежде чем Гитлер и его антикоммунизм ввершут Германию в катастрофу. Если она в конечном счете все-таки разразилась, то вину за то, что Германию не смогли спасти тяжелые жертвы, понесенные антифашистами, несут те силы и люди, которые и сегодня снова взращивают фашизм и милитаризм. Антифашистская борьба Сопротивления, жертвенная борьба героев-коммунистов в фашистском подполье, принесла, однако, свои плоды. Если в мире, несмотря на гитлеровское варварство, проявляется сегодня уважение к немецкому гуманизму и немецкому духу, то это — заслуга немецких борцов Сопротивления, т. е. в значительной мере немецких коммунистов. Если сегодня возникло движение миллионов против милитаризма и гонки вооружений, то это потому, что в народе живет и оказывает свое воздействие память о боях, которые убежденно вели против фашизма борцы Сопротивления. Если, наконец, в Германской Демократической Республике искоренены милитаризм и империализм и возникло государство, в котором трудящиеся массы обрели свободу, если создано государство, ставшее прочной базой единства и мира и выступающее за общенемецкое и международное соглашение, то это было бы невозможно без вклада, который внесли героические борцы подпольной КПГ. Эрнст Тельман, вождь КПГ, убитый фашистами перед окончанием войны, писал в 1944 году в письме к одному из товарищей по тюремному заключению:
«Всей моей жизнью и деятельностью я мог и* могу сделать только одно: отдать весь свой ум и знания, опыт и способности, всего себя, все свое «я» за немецкий трудовой народ, за лучшее будущее Германии, за победоносное социалистическое освободительное движение, за новую народную весну немецкой нации».
Эти слова о немецком рабочем классе, начертанные великим пролетарским вождем эпохи веймарской республики, который возвышается как гигант антифашистского освободительного движения,— эти слова и сегодня представляют для каждого коммуниста смысл и цель его борьбы за единство и мир. Бесчисленные жертвы, принесенные коммунистами в антифашистской освободительной борьбе, свидетельствуют также и перед этим судом о том, что КПГ приходится (весьма нелегко в борьбе за демократию и свободу, за «новую Германию. Центральный Комитет КПГ, имея в виду эти записанные кровью свидетельства, был вправе с гордостью заявить 11 июня 1945 г. перед Германией и всем миром (я цитирую из воззвания):
«Коммунистическая партия Германии была и остается партией решительной борьбы против милитаризма, империализма и империалистической войны. Она никогда не сворачивала с этого пути. Она всегда держала в чистоте знамя Карла Либкнехта и Розы Люксембург, Эрнста Тельмана и Джона Шера. С гордостью оглядываемся мы, коммунисты, на эту борьбу, в которой пали наши лучшие и вернейшие товарищи».
Из всего этого следует, что не может быть сомнений относительно роли КПГ в борьбе за демократическое возрождение Германии, против антинационального режима гитлеровской диктатуры. Что же, разве после 1945 года это изменилось? Я могу только сказать: нет! Политика и практическая деятельность КПГ после 1945 года показали ее сотрудничество во всестороннем демократическом возрождении немецкого народа. Отсюда следует: не КПГ, не политика КПГ изменилась, гораздо более изменилась политика партий и групп, которые представляют нынешнюю политическую линию Бонна. Политика боннской группы противопоставлена демократическому возрождению и носит характер реставрации всех ужасающих картин прошлого.
Я повторяю поэтому в заключение то, что уже сказал вначале: тактика подтасовок и клеветы должна отступить перед исторической правдой и ни в чем не изменившимися демократическими целеустремлениями КПГ. И пусть умолкнут представители правительства перед примером, который показали самоотверженные борцы партии Эрнста Тельмана, отдавшие свой революционный пыл и принесшие жертвы во имя возрождения подлинной Германии.
В заключение открытого судебного разбирательства на процессе по делу о запрещении КПГ 14 июля 1955 г. уполномоченный Коммунистической партии Германии на процессе Фриц Рише зачитал следующее заявление Правления КПГ по поводу процесса о запрещении КПГ:
«В течение восьми месяцев правительство Аденауэра ведет процесс против Коммунистической партии Германии. 5 июля 1955 г. оно внесло ходатайство о том, чтобы запретить и распустить КПГ.
Кто желал этого процесса? Кто желает запрещения Коммунистической партии Германии? Ни немецкий народ! Ни один рабочий! Ни один немец, сознающий свою ответственность 8а судьбу нации!
Проведения процесса и запрещения КПГ требовали правящие круги США, ибо КПГ является помехой при осуществлении их намерений превратить Западную Германию в американский протекторат, в плацдарм атомной войны. Проведения процесса и запрещения КПГ требовали Аденауэр и стоящие за
(«Белая книга Коммунистической партии Германии о процессе против КПГ в федеральном конституционном суде в Карлсруэ», М., 1956, стр. 190—200.)
ним магнаты тяжелой индустрии, бывшие вервиртшафтсфюреры и гитлеровские генералы. Они желают этого запрета потому, что испытывают страх перед расту- I щим сопротивлением народа против проводимой ими политики раскола Германии, перевооружения и военщины. Они желают этого запрета потому, что для осуществления их планов внешней агрессии им нужна могильная тишина внутри страны.
[ Американцы и боннское > правительство именно сейчас настаивают на запрещении КПГ потому, что положение меняется не в их пользу, потому, что немецкий народ хочет взаимопонимания, а все народы — безопасности и мира. Мы находимся накануне Женевского совещания,
1 от которого народы ожидают ослабления международной напряженности. Аденауэр приглашен в Москву. Поэтому реакция стре-
1 мится путем запрета КПГ противопоставить внутригерманско- му и международному взаимопониманию политику совершившихся фактов. Она стремится осуществить политику войны.
КПГ хотят запретить потому, что она решительно борется
8а окончание холодной войны между немцами, против ремилитаризации, за взаимопонимание и единство. Процесс правительства Аденауэра против КПГ является ударом против единства Германии, покушением на мирное существование нашего народа и наступлением против рабо- чего движения. Предполагаемый запрет КПГ касается поэтому всех немцев, касается прежде всего немецких рабочих. Его нельзя допустить.
Нельзя допустить повторения 1933 года! Гитлер старался при помощи террора подавить всякое сопротивление военным приготовлениям. Поэтому он начал с запрещения КПГ. Затем последовали запрещения СДПГ и профсоюзов, а потом всех остальных, которые не дали себя унифицировать. Ныне приговор против КПГ снова должен послужить сигналом к общему наступлению против мира и демократии, свободы и законности в Западной Германии.
С тех пор, как 100 лет тому назад Маркс и Энгельс опубликовали «Манифест Коммунистической партии» и боролись за не- делимую германскую демократическую республику, главной внутриполитической целью прусской реакции и кайзеровской Германии, Веймарской республики и гитлеровской диктатуры являлся разгром социалистического движения. Все они потерпели крах: Фридрих Вильгельм IV и Вильгельм II, Бисмарк и Гитлер.
Марксизм пережил всех тех, кто шел походом против него с целью его уничтожения.
Коммунисты всегда стояли в первых рядах борцов против империалистической войны, ми
литаризма и фашизма. Коммунистическую партию Германии нельзя уничтожить потому, что она неотделима от рабочего класса, потому, что она олицетворяет будущее нации. Гитлеры пришли и ушли, но коммунисты остались. Аденауэры приходят в уходят, но коммунисты останутся. Наш народ живет большой надеждой на воссоединение нашей родины в условиях свободы на мирной основе.
КПГ нельзя запретить, потому что коммунисты являются наиболее последовательными борцами за воссоединение Германии на демократической основе, потому что они всегда были наиболее смелыми защитниками интересов рабочих и крестьян, национального и социального осво- бождения нашего народа.
Кто сегодня обвиняет коммунистов, завтра будет обвинен сам. Пусть сегодня партия коммунистов, которая всегда самоотверженно боролась за высокие идеалы человечества, обвиняется перед судом — недалек тот день, когда наш народ вместе с КПГ пойдет навстречу более счастливому и радостному будущему.
Сотнями тысяч исчислялись за прошедшие месяцы доказательства солидарности с обвиняемой Коммунистической партией. Теперь это движение солидарности должно развернуться еще шире, теперь народ должен сказать свое решающее слово. Удар против КПГ будет отражен, если рабочий класс, если народ будет действовать сообща.
Коммунисты никогда не скрывали своих намерений и целей. Вчера, точно так же как сегодня и завтра, мы заявляем: никакого мира с теми, кто ли
шает Германию мира. Незыблемыми остаются цели коммунистов: неделимая Германская Демократическая Республика, мир и социализм 1 Это путеводные 8ве8ды надежд Германии. Их яркий свет озаряет нашу борьбу. Коммунисты Германии, верные своей программе, пойдут вместе со своим народом навстречу победоносному счастливо* му будущему.
Да здравствует борьба немецкого народа за единую, независимую, демократическую и миролюбивую Германию. Да здравствует немецкий рабочий класс и его Коммунистическая партия Германии!» («Белая книга Коммунистической партии Германии о процессе против КПГ в федеральном конституционном суде в Карлсруэ», М., 1956, стр. 279-281.)
ГЛАВНЫЕ ПРЕСТУПНИКИ- ИМПЕРИАЛИСТЫ США
В мае 1955 года в США вышла книга одного из видных деятелей рабочего движения Америки Стива Нельсона, называлась она «13-U присяжный (подоплека моего процесса)».
Страстный борец против произвола монополий и разгула реакции, руководитель коммунистов Питтсбурга Нельсон стал жертвой судебно-полицейских преследований.
31 августа 1950 г. наряд полиции произвел налет на помеще- ние питтсбургской организации Коммунистической партии. Налет, как всегда, сопровождался разгромом и бесчинствами. Стив Нельсон был схвачен и брошен в тюрьму.
Только через год с лишним он был предан суду.
В предисловии к русскому изданию книги «13-й присяжный» М. Ю. Рагинский пишет:
«Среди служителей американской юстиции нашлось немало охотников использовать «дело» Нельсона, чтобы угодить крупным боссам и построить на этом свою карьеру. Судьи Мус- манно и Монтгомери, прокуроры Льюис и Серконе и целый ряд других «блюстителей закона» штата Пенсильвания сфабриковали обвинение против Нельсона и пытались расправиться с ним. Федеральные судьи не пожелали
отстать от пенсильванских и также издали приказ об аресте Нельсона за нарушение пресловутого закона Смита. В Питтсбурге была организована и проведена судебная инсценировка, которая завершилась в январе 1952 года обвинительным приговором: за «подстрекательство к мятежу» Нельсон был приговорен к 20 годам тюремного заключения.
Вот как описывает этот процесс прогрессивный английский журналист Д. Картэн: «Весь процесс с точки зрения любых достойных уважения юридических норм был фарсом. Марксистскую литературу привезли в суд на тележке. Там было несколько сотен книг —по экономике, политике, истории философии и рабочему движению. Обвинитель заявил: «Ваша честь, мы доставили сюда некоторые книги лишь для опознания. Мы представляем их в качестве доказательств, не читая». Нельсон предложил: «Почему бы обвинению не положить их на весы? Именно так следовало бы поступить, исчисляя их на фунты». И на основании подобного рода доказательств и показаний нескольких профессиональных провокаторов был вынесен чудовищный приговор —
20 лет тюремного заключения! Характеризуя это «правосудие», американский журналист Стоун
писал: «Атмосфера линчевания, царившая на этих процессах пит- тсоургских коммунистов, в особенности на процессе Нельсона, эти жадные до рекламы судьи, их прославляемые доносчики и истерическая печать представляют собой самый страшный эпизод деятельности нашей современной инквизиции».
Разоблачение подоплеки это* го сфабрикованного процесса, всей цепи грязных провокаций и гнусных издевательств над человеком, вся «вина» которого состоит в том, что он придерживается коммунистических убеждений и выступает в защиту мира и конституционных прав американского народа, составляет содержание настоящей книги.
С неопровержимой убедительностью и беспощадной логикой раскрывает Нельсон подлинную причину судебного фарса и показывает, кто в действительности является преступником против народов Соединенных Штатов.
«Главными преступниками,— заявил он,— являются Меллон и Моргая, богачи Питтсбурга, кото
рые контролируют «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн». Они наживают миллионы на войне в Корее. Они говорят: «Если вы помешаете нашим планам, то вы сядете за решетку». Они ответственны за высокие цены и тяжелые налоги, являющиеся следствием этой позорной войны. А я, как коммунист, никогда не колебался выступать против этой войны и никогда не буду колебаться».
Книга Нельсона — это подлинно человеческий документ исключительной силы, она оставляет неизгладимое впечатление.
«Всякого, кто читает книгу Стива Нельсона,— писал в газете «Нейес Дейчланд» 12 августа 1955 г. профессор Герхардт Эйс- лер,—должен, даже если он не марксист, охватить священный гнев против проституирования права и суда. Этот процесс... мог бы с таким же успехом иметь место в гитлеровской Германии».
В качестве последней главы книги Нельсон помещает сокращенное изложение своего заключительного обращения к присяжным.
Речь С. Нельсона
Леди и джентльмены, господа присяжные заседатели!
Я хочу подытожить то, что, мне кажется, имеет отношение к этому процессу и что затронуто этим процессом. Я держу в руках текст вступительной речи прокурора, в котором он обещал доказать вам целый ряд моих преступлений. Но он не доказал их. Единственное, что он делал, так это пытался вызвать предубеждение, пристрастное
отношение ко мне и разжечь истерию. Таковы его «доказательства».
Он собирался показать, что у обвинения нет никакой «личной заинтересованности» в этом судебном преследовании (от подобного утверждения расхохочется и лошадь). Это у него-то нет «личной заинтересованности» в процессе! Общеизвестно, что судья Мусманно, главный представитель обвинения, использовал это судебное дело в целях своей политической карьеры. Он состряпал его вместе с другими своими коллегами. В результате их деятельности Лорин Льюис стал окружным судьей. Племянник Мусманно — Сер- коне — включился в процесс после того, как Льюис стал судьей. И теперь Серконе утверждает, что обвинение не имеет личной заинтересованности в деле!
В своей вступительной речи (страница 449 стенограммы) прокурор обещал доказать, что я помогал подготовке к свержению правительства штата Пенсильвания силой и насилием. Какие доказательства он привел для подтверждения этого обвинения? Никаких!
На той же странице судебного протокола он обещал доказать, что обвиняемый является членом «пятой колонны». Какие доказательства он представил, чтобы доказать это? Даже самые главные свидетели обвинения ничем не подтвердили этого обвинения.
Прокурор обещал вам доказать, что Коммунистическая партия Соединенных Штатов является организацией, руководимой из-за границы. Даже Кветик, основной свидетель обвинения на этом процессе, когда ему предъявили его же показания, данные им двум комиссиям Конгресса, признал, что, будучи спрошен: «Имеете ли вы доказательства того, что Коммунистическая партия является организацией, руководимой из-за границы?», он ответил: лНет, я не могу ответить на этот eonpoch
Прокурор собирался доказать вам, что я был ответствен за «просачивание» коммунистов на заводы в нашем округе. Что же он доказал? Защита откровенно признала, что коммунисты вынуждены умалчивать о своем членстве в партии, когда они работают на эаводах, так как ни один предприниматель не захочет нанять на свой завод или держать на работе прогрессивных рабочих. Можно ли было открыто но
сить профсоюзный жетон, работая на заводах 10 или 15 лет назад? Можно ли было носить рузвельтовский значок, работая на сталелитейных заводах в 1932 или в 1933 году? Нет, нельзя. И все же прокурор хочет, чтобы мы носили коммунистические значки, работая на фабрике, на заводе или в шахте.
Он сказал, что приведет доказательства моей «подрывной» деятельности на фабриках и заводах этого района. За исключением его вступительной речи, не было сказано ни одного слова, чтобы подкрепить это обвинение.
Он собирался доказать, что я стремился проникнуть в армию, в учебные лагеря офицеров запаса, в Национальную гвардию, во флот. Какие же доказательства он привел? Подкупленный провокатор Крауч сказал, что это имело место в 1928 году. Таково единственное свидетельство о моей «подрывной» работе в вооруженных силах!
Серконе зашел так далеко, что после моих настоятельных протестов суд был вынужден оборвать его. Скажите, почему он выдвигал обвинения, которые не имели ничего общего с обвинительным заключением и которые он (хотя отлично это знал) даже не собирался доказывать? Потому что он построил свои расчеты на истерии —на единственном его доказательстве. Он думает, что стоит ему только топнуть ногой, и вы все, господа присяжные заседатели, прыгнете в его петлю, как это делали его свидетели. Он обещал сообщить вам о том, чем я занимался в период 1931— 1938 гг., когда жил в угольном районе — в Вилкс-Барре и Скрантоне. Слышали вы хоть единственное слово об этом? А ведь это охватывает период времени в восемь лет. Если я виновен в преступной деятельности, почему же прокурор не предъявил вам факты, леди и джентльмены? А он заявил только, что я находился в штате Пенсильвания и жил в Вилкс-Барре. Я с гордостью могу рассказать вам, что я там делал, рассказать то, о чем пытался умолчать прокурор.
Он сказал, что докажет, будто я шпион, но даже не сделал и попытки доказать это. Потому что он ничего не может доказать, потому что это клевета. Коммунистическая партия является политической организацией. Политическая партия рабочего класса не может достигнуть своей конечной цели при помощи шпионажа и саботажа. Мы можем
победить только путем открытого обсуждения нашей программы и путем борьбы, которую ведет народ.
Прокурор обещал доказать, что мы распространяли «подрывные» книги и читали их. Что же, леди и джентльмены, вы уже видели, как они интерпретировали эти книги. Вы знаете, что эти книги читались, читаются и свободно распространяются во всех демократических странах. Даже по словам Мусманно, эти книги нельзя было свободно читать только в фашистской Италии, в нацистской Германии и франкистской Испании. Даже он был вынужден признать это. В остальных странах люди читают эти книги и извлекают из них то, что, по их мнению, подходит для их стран, для положения в этих странах.
Серконе в своей вступительной речи, с которой началось судебное разбирательство, крича, выдвинул грозные обвинения, которые он даже не пытался обосновать. Он просто декламировал, размахивал флагом и затем вдруг умолк. Председательствующий был озабочен этим и заметил:
— Я не хотел помешать вам излагать ваши доводы перед присяжными.
— Все в порядке, я это уже сделал,— ответил ему Серконе.
Судья, думая, что он невольно прервал его, просил Серконе продолжать, но Серконе сказал, что он уже кончил. «Мне кажется, что я уже все сказал»,— произнес он извиняющимся тоном. Таков в общих чертах ход изложения дела обвинителем.
Как я уже говорил, это суд над политическими взглядами. Такой суд возможен в стране, в которой не существует свободы слова, в которой не существует свободы мыслей, в которой не существует свободы дискуссий или в которой эти свободы находятся под угрозой, как это происходит теперь в нашей стране.
Предположим, что вы придерживаетесь социальных взглядов, которые отвергаются другими. Вы хотите рассказать о ваших взглядах народу. Вы, так же как и я, могли бы оказаться под арестом, особенно если бы ваши взгляды содержали в себе нечто, противоречащее взглядам меньшинства, взглядам тех людей, которые хотят насадить в Соеди* ненных Штатах фашизм и навсегда удержаться у власти.
На этом процессе под судом находятся книги! Некоторые из книг, которые здесь были предъявлены в качестве доказательств, имеют столетнюю давность. В прошлом они печатались в нашей стране и распространялись довольно свободно. Авраам Линкольн переписывался с Карлом Марксом—автором «Коммунистического манифеста», одной из книг, находящихся сегодня под судом. Во время гражданской войны между Севером и Югом Карл Маркс организовал помощь Северу, когда британское правительство хотело оказать помощь Югу. Марксисты в то время помогли организовать помощь Северу со стороны британских рабочих, организовать протест против посылки оружия южанам. Линкольн написал Марксу письмо от имени американского народа, выражая благодарность за оказанную нашему народу поддержку. Но эти люди (указывает на прокурора) хотят сжечь сегодня эту книгу точно так же, как это сделали нацисты и сторонники Муссолини. Вот, господа присяжные заседатели, что хотят сделать эти люди. И когда они сожгут эти книгиу «что остановит их стремление сжечь и другие книги? Кто может судить, какие книги правильны, а какие неправильны? В прошлом американская традиция состояла в том, что люди читали эти книги, если хотели. Как же можно узнать, как вы понимаете ту или иную книгу? Или как я понимаю прочитанную мной книгу? Обвинение осмеливается объяснять мои взгляды! Вот что находится под судом здесь: право читать и право мыслить! Фашистские костры из книг, вот чем грозит нам этот процесс!
Леди и джентльмены! Этот суд над идеями и книгами — зловещий сигнал для нашей страны. Это сигнал бедствия, предупреждение о том, что наши демократические традиции гибнут, а насаждаются фашистские порядки. И это делается под видом «защиты нашей страны», «защиты конституции» и «нашего образа жизни»! Какая чепуха! Обман, ложь! Фашизм протаскивается в этот самый зал, в котором мы сейчас находимся! Вот каким путем мусманновско-маккартистское обвинение пытается его протащить!
Моих друзей в разных концах страны судят сейчас за то, что они предупреждали народ относительно этой опасности. За это судят и меня. Мы не хотим, чтобы наша страна испытала ужасы фашизма. Все вы достаточно прожили на
свете, чтобы знать современную историю. Вы знаете, что при фашизме уничтожается свобода слова, уничтожаются выборы, право критиковать людей, находящихся у власти, право «критиковать политику правительства. Обвинение хочет ограничить наши права.
Я не говорю, что у нас уже воцарился фашизм. Но все это является чертами фашизма. Мы должны остановить его. Именно такова моя цель здесь, и вы должны решить на данном процессе, откроем ли мы дверь фашизму? При фашизме деятельность судов и полиции объединена. Вы уже видели, какие вольности позволяет себе Мусманно в качестве судьи. Он действует, как полицейский. Он арестовывает меня. Он дает показания как свидетель, действует в качестве частного обвинителя и в качестве члена верховного суда. У него есть власть, чтобы отклонить мою апелляцию. Деятельность полиции и деятельность суда при фашизме объединены. Мусманно, Гантер и другие судьи доказывают это здесь.
При фашизме права трудящихся уничтожаются, при фашизме не существует права организовываться или переходить к коллективным соглашениям. Все то, ради чего мы сражались последние 100 лет, будет сметено, и только у монополий будет право высказывать последнее слово по всем вопросам. При фашизме самые рьяные изуверы и расисты находятся у власти. В нашей стране это будет означать, что флаг Ку-клукс-клана будет поднят над 'зданием нашего федерального правительства всякими бильбо, мак- карти, маккаренами, ренкиными и вудами, которые господствуют в основных комиссиях нашего конгресса. Мне пришлось предстать перед комиссией конгресса, председателем которой является такой человек, как Вуд, который был избран в конгресс в Джорджии 8 тыс. голосов. Кветик и Шерман побежали в Вашингтон, чтобы дать перед ним свои свидетельские показания. Теперь эти «показания» используются против меня. Здесь они проходят как «доказательства». Вот кто — эти типы —правил бы страной при фашизме.
Вы знаете, что сделал в Германии Гитлер с меньшинствами? Он уничтожил 6 млн. людей. Сперва он устроил проверку «чистоты крови». В нашей стране можно обой
тись без такой проверки. Я имею в виду негритянский народ и американцев, рожденных за границей. Что происходит с ними даже теперь? При фашистской системе это было бы в тысячу раз хуже. Такова другая цель настоящего процесса. Билль о правах находится под судом! Билль о правах, который гарантирует свободу слова и собраний! Но этот процесс ставит своей целью пресечь те разговоры, которые ведете вы и я. Они хотят решать, что можно говорить. Это цензура, которая характерна для фашизма. На этом суде делается попытка учредить ее в нашей стране.
Фашизм ведет к постоянным войнам за колониальные завоевания. Нашим сыновьям пришлось бы сражаться за интересы горстки людей, как это пришлось делать сыновьям простых людей в Германии: немецкие юноши вынуждены были идти на войну по приказу Гитлера. А что они получили от этой .войны? Шесть футов земли да могильную насыпь,— вот что они получили! 25 млн. людей во всем мире были уничтожены. Фашизм — это угроза, которую мы не должны допустить в нашу страну. Эта катастрофа может быть предупреждена. Вот о чем вы должны будете вынести вердикт, господа присяжные! Хотите ли вы открыть дверь для цензуры? В прошлом люди либо слушали вас, либо не слушали. Но теперь нам заявляют, что мы не имеем права разговаривать. Вот что решается на этом процессе.
В борьбе моей партии против фашизма в нашей стране мы считаем, что первым шагом должно быть изменение военной программы, которой следует наше правительство в настоящее время. Вы помните о телеграмме, посланной мне Национальным комитетом Коммунистической партии? Судья Мусманно зачитал ее в качестве доказательства. Эта телеграмма призывала к прекращению войны в Корее. Мы призывали к этому, потому что считали опасным для нашей страны развязывать такую войну. Мы заявили, что народ нашей страны ничего не выгадает от этой войны. Поэтому мы были за то, чтобы прекратить ее. Что мы сделали для ее прекращения? Мы распространяли петиции, призыва* ющие к миру. Обвинение конфисковало их. Тысячи петиций, призывающих к миру, были предъявлены в качестве доказательств моего преступления. Разве это» преступлен ние — призывать к миру?
Мы призывали к прекращению войны, к предотвраще- аию зарождения фашизма в Соединенных Штатах. Гражданские свободы могут быть защищены во время мира лучше, чем во время войны. Мы боролись за восстановление свободы слова. Мы боролись за прекращение подобных про- цессов, которые раздувались демагогами, пользующимися военной лихорадкой и состоянием истерии в стране. Все. что мы делали, законно по нашей конституции. Таково наше отношение к войне. Мы считаем, что войны не неизбежны и что народ может прекратить эту войну. В настоящее время в городе нет ни одной газеты, которая так или иначе не проклинала бы войну. И все же, когда я пошел повидаться с редактором питтсбургской газеты «Пресс» и •принес ему телеграмму от Национального комитета Коммунистической партии и сказал:
— Мне бы хотелось, чтобы вы опубликовали эту теле грамму в вашей газете.
Он ответил:
— Это не новости.
Каждый день тонны чернил и бумаги тратятся на то. чтобы очернить меня и мои идеи. Вот это для газеты новости! Но они отказались напечатать телеграмму, призывающую к миру в Корее.
Итак, леди и джентльмены, вы можете видеть, что одним из вопросов, который находится под судом, является вопрос о праве защищать мир, о праве призывать к прекращению этой ненужной войны. Телеграмма Национального Комитета Коммунистической партии явилась первым документом, предъявленным на этом процессе. Неужели обвинитель думает, что я стыжусь этой телеграммы? Я горжусь ею. Эта телеграмма «войдет в историю как важнейший документ, тогда как мелкие людишки, которые пытаются осудить меня, будут забыты и стерты со страниц истории. Если призыв к миру — преступление, то я виновен в этом преступлении. Бели призыв к миру в рамках нашей конституции письмами, телеграммами, делегациями, резолюциями, народным протестом является преступлением — я совершил и это преступление.
Кроме того, настоящий процесс является судом над поли- -тической партией. Это суд над партией, с которой вы не
согласны или, очевидно, немного о ней знаете. Они хотяг запретить деятельность моей партии, хотя она существует и действует в Соединенных Штатах уже 33 года. Взгляд» этой партии известны всем тем, кто интересуется ее дея* гельностью. Она проводила громадную работу в защиту организованного труда, в защиту безработных, боролась за* права негритянского населения. Никакая другая партия не4 может похвастать этим. Теперь же они хотят положить конец деятельности этой партии. Хотят судить меня за то, во что я верил и что отстаивал больше 20 лет. Моя деятельность — открытая книга. Я выставлял свою кандидатуру на выборах, я выступал на сотнях и сотнях собраний. В моем* арошлом нет ничего тайного. Но 20 лет спустя они хотят осудить меня потому, что теперь им понадобились жертвы. Осудив меня, они надеются вселить страх в остальных. Они думали, что я окажусь удобной жертвой. Но я отказался раболепствовать и склонить голову перед ними.
Леди и джентльмены, мы встанем на опасный путь, если подобные процессы будут продолжаться. Напомню вам, что мой свидетель, доктор Аптекер, уже касался этого вопроса. Он рассказал вам, что этот суд по обвинению в «подрыв- вой» деятельности является не первым в истории Америки. Основатели нашей страны, автор Декларации независимо- сти Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и другие, были в 1798 году свидетелями того, как их друзей судили за «подрывную» деятельность. Они были первыми «подрывными»* элементами. В то время в нашей стране не было и такого количества судов. Всего-навсего один судья ездил из Бое- тона, переезжал из города в город, для того чтобы судить «подрывников».
Кто же были эти «подрывники» в те далекие дни? Это» были демократы, сторонники Джефферсона. За что же их судили? Почти за то же, за что судят сегодня меня: они не хотели, чтобы наша страна воевала против Франции. Народ Франции только что свергнул короля и учредил демократическую республику. Американский народ, изгнавший короля Британии, сочувствовал народу Франции. Те, кто в нашей стране поддерживал короля и монархию, начали процессы по обвинению в «подрывной» деятельности. Они отправили судью Кокса по всей стране, чтобы он вел
процессы против члена конгресса Мэтью Лайона, редакторов газет (один из них был ирландец из Филадельфии по фамилии Дуэйн) и американца немецкого происхождения, тоже из Филадельфии, чье имя я не могу вспомнить в данный момент, и многих, многих других жертв до всей стране. Их признали виновными в «подрывной» деятельности. Но два года спустя эти зверские законы о подрывной деятельности были отменены, и тем людям, которые потеряли свою собственность из-за того, что были несправедливо брошены в тюрьмы, конгресс возместил их потери. Что осталось от законов о подрывной деятельности 1798 года? Постыдное пятно в истории нашего народа!
В 1919 году стальной и угольный тресты хотели предотвратить организацию рабочих сталелитейной промышленности, в которой активное участие принимал Уильям 3. Фостер, председатель нашей партии, чьи книги предъявлены здесь в качестве доказательств. Закон о подстрекательстве к мятежу, по которому сейчас судят меня, был принят законодательным собранием штата большинством в три голоса. Теперь вспомнили об этом законе и воспользовались им для того, чтобы осудить меня. Этот закон уже был однажды применен в так называемом Вудлонском деле, когда по сфабрикованному обвинению были осуждены рабочие за то, что они хотели организовать профсоюз на заводах Джонса и Лафлина, еще когда там не было никаких союзов, задолго до начала 30-х годов.
Леди и джентльмены, если на основании таких ничтожных доказательств меня признают виновным в нарушении закона, то этот закон будет использован и против других, и в особенности против организованных рабочих. Что может помешать трестам нанять полсотни провокаторов, которые заявят, что лидер забастовщиков сделал «подрывное» заявление, что он призывал к «насилию», тогда как в действительности он призывал к организации пикетов? По этому закону станут судить рабочих, если вы, господа присяжные, разрешите обвинению продолжать в том же духе.
Итак, не я один нахожусь под судом, хотя здесь перед вами я и стою в одиночестве. Под судом находятся простые люди Америки и их права. Если вы рабочий или работница, (вы тоже находитесь под этим судом. Может пока*
заться странным, что я делаю такое заявление людям, которые будут выносить решение по моему делу. Я говорю это без тени смущения, ибо уверен в правоте своих слов. От результатов данного процесса зависит все будущее простых людей.
Обвинение предъявило суду в качестве доказательств против меня ряд выдержек из книг. В самом деле, больше 30 выдержек включено в обвинительный акт. Обвинение сопровождало эти выдержки своими пояснениями. Обвинение пыталось рассказать вам о том, во что я верю, о том, чем эти книги являются для меня.
Вы слышали показания моего свидетеля — ученого и историка, доктора Аптекера,— который правдиво рассказал вам, как мы понимаем идеи, изложенные в этих книгах. В своей вступительной речи я обещал опровергнуть все искажения в •марксистской теории, допущенные обвинительным актом, и мы разобрали их пункт за пунктом и опровергли. Я очень сожалею, что для этого нам пришлось занять так много вашего времени, но объяснить было необходимо. Нельзя вырывать фразу из контекста и утверждать, что сказанное применимо сегодня так же, как было применимо в то время, когда была написана та или иная книга.
Доктор Аптекер объяснил суть марксистско-ленинской теории. Он сказал вам, что эти книги разъясняют суть капитализма и проповедуют переход к социализму. Он не отрицал этого; я также не отрицаю этого. Он рассказал, как происходит смена исторических формаций, показал, что капитализм умирает. Мы объяснили, что капитализм не вечен и что придет время народного контроля и народного владения средствами производства. Эти книги показывают, что от социализма больше всего выигрывают рабочие, простые люди, фермеры. Эти книги показывают, что богачам, которые господствуют в нашей политической жизни, есть что терять. «Сильные мира сего», не знающие даже, где расположены их заводы и шахты, продолжают выколачивать прибыли из своих владений и смертельно противятся наступлению социализма. Однажды, будучи судьей, Меллон, представ перед комиссией конгресса, был спрошен: «Мистер Меллон, спускались ли вы когда-нибудь в шахту?» Он замахал руками: «Что вы! Нет, нет!»
Эти люди извлекают прибыль из труда других людей. Они не встают рано утром, не спускаются в шахту, не идут трудиться на заводы. Но так ли живет большинство нашего народа? Нет! Так живет только горстка миллионеров. Естественно, что они не хотят никаких перемен. У них есть все. Но эти книги призывают к изменению такого положения. Они призывают к тому, чтобы использовать заводы и шахты на благо большинства людей. Они объясняют, как монополии становятся еще более могущественными и господствуют в экономической и политической жизни и как, когда нет дальнейшей возможности экспансии внутри своей страны, они переходят за ее рубежи и пытаются учредить свое господство над естественными богатствами и жизнями других народов. Мы называем это империализмом. Обвинение утверждает, что, критикуя американский империализм, мы тем самым критикуем страну. Но я заверяю вас, что. когда я говорю об империализме, я имею в виду Уоллстрит, а не Америку в целом и не народ.
Эти книги рассказывают также о фашизме, объясняют причины возникновения войн, и доктор Аптекер показал вам, что мы относимся к этим книгам не как к догме, мы не повторяем их, как попугаи или подобно граммофонной пластинке, как это смеют утверждать свидетели обвинения. Идеи, заложенные в этих книгах, применимы в каждой стране соответственно с условиями, существующими в этой стране. Совершенно очевидно, что обвинение >не может объяснить, как они могут быть применены в нашей стране. Оци продемонстрировали только выдуманные ими карикатуры, выдуманные ими уродства, а не суть марксизма. Эти книги показывают, что мы стоим за правление большинства. Мы покажем вам, что даже Верховный суд верил, что это именно так. По мнению судьи Мэрфи...
Серконе: Заявляю протест.
Председатель суда: Мы не вдаемся в анализы каких-либо судебных разбирательств.
Нельсон: Будь я адвокатом, я сумел бы представить вам дело Шнейдермана, но в этих условиях я не знаю, как это сделать. Все же я считаю, что присяжным было бы важно знать, что сказал Верховный суд по этому поводу.
Председатель суда: Присяжным будет разъяснено, что толкование законов они должны получать от суда, а не от вас. Продолжайте.
Нельсон: Эти книги, как объяснял мой свидетель, доказывают, что мы не проповедуем силу и насилие. Небольшая клика — те, кому суждено потерять свое богатство и власть, те, которым придется взяться за орудия труда и пойти на работу,— вот кто не хочет перемен! Это они прибегают к силе и насилию! Они готовы на все, лишь бы остановить движение народа к социализму. Поэтому даже сегодня они калечат демократию, налагают на нее ограничения. Это они организуют налеты на профсоюзы, фабрикуют дела против активных профсоюзных работников, разгоняют забастовки... даже тогда, когда рабочие добиваются всего лишь незначительной прибавки к заработной плате.
Мы уже показали, что наша партия борется за право участвовать в выборах и что она участвовала в выборах всякий раз, когда нам представлялась возможность. В этом вале находится человек, джентльмен 84 лет, который много раз избирался по списку Коммунистической партии в сенат Соединенных Штатов. Он родился в Питтсбурге. Он помогал организовывать первые союзы рабочих сталелитейной промышленности еще в 1892 году в Хемстеде и был председателем первого местного профсоюзного комитета.
Мы хотим иметь возможность высказывать народу наши взгляды и нашу программу, говорить о нашей непосредственной деятельности, так же как и о наших конечных целях. Мы делаем так всегда, выставляя своих кандидатов. К силе и насилию прибегает меньшинство, которое не может убедить большинство в своей правоте. Против кого нам применять силу и насилие? Мы были бы безумцами, если бы применяли силу и насилие против самих себя, против трудового народа нашей страны. Это нелепое обвинение. Оно могло появиться на свет только благодаря, царящим теперь в стране страху и истерии. Просить обвинение о справедливом толковании этих книг — все равно что просить Гитлера дать свое толкование конституции Соединенных Штатов. Разве он объяснил бы ее в интересах простых людей? Объяснил бы он 13, 14 и 15-ю поправки к консти
туции *, которые даруют права негритянскому народу? Разве применил бы он эти поправки так, как имеется в виду в конституции?
Эти книги говорят также о справедливых и несправедливых войнах. Я не отрицаю этого. Я уже заявлял вам, господа присяжные, в своей вступительной речи, что война в Корее — несправедливая война и что я противник этой войны. Обвинение желает убить меня за это. Когда 50-летнему человеку грозит 20-летнее заключение в таких тюрьмах, в которых мне придется сидеть, это фактически означает смертный приговор. Да, мы призывали к умиротворению в Корее. Обвинение не могло предъявить ни малейших доказательств, что мы делали что-либо кроме того, что убеждали американский народ в постыдности и ненужности этой войны, которую необходимо прекратить.
Конечно, эти книги говорят о несправедливых войнах и о тех временах, когда такие войны прекращались войнами гражданскими. Но к каким ситуациям это относится, господа присяжные? Это относится к тем странам, в которых у власти находится фашизм, в которых нет свободы слова, нет свободы выборов, нет свободы дискуссий. Это не относится к нашей стране и к таким государствам, как сегодняшние Франция, Италия и Британия, это относится к таким странам, как нацистская Германия и фашистская Италия. Именно на этот шаг был вынужден германский народ, чтобы с помощью народов мира освободиться от фашизма. Гитлеровская власть не могла окончиться мирным путем. Именно так должны быть прочитаны эти книги. Но обвинение вырывает фразу из контекста и говорит: «Вот, что они имеют в виду». Когда читаешь эти книги, надо помнить об особенностях времени. Эти книги являются обобщающими по своему характеру. Некоторые вещи при
* Поправки к конституции США, принятые в результате гражданской войны 1861—1865 гг. В декабре 1865 года вступила в силу 13-я поправка, провозгласившая отмену рабства во всех штатах; в июле 1868 года вступила в силу 14-я поправка, предоставлявшая гражданское равенство всему населению США (кроме индейцев}, а в марте 1870 года — 15-я поправка, запрещавшая лишать граждан США избирательных прав под предлогом цвета кожи, принадлежности к другой расе или прежнего пребывания в рабстве.— Прим. ред.
менимы в одной стране, но они неприменимы ко всем странам одинаково. Судья Мэрфи из Верховного суда... (Серконе заявляет протест.) говорит: «Политические писания зачастую являются преувеличенно эмоциональной полемикой, носящей на себе отпечаток того места, где они пишутся».
Обвинение далее утверждает, что у нас существует какой-то зашифрованный язык, что мы говорим одно, а подразумеваем другое. Леди и джентльмены, нельзя по политическим вопросам только потому, что находишься под судом, иметь сегодня одно мнение, а завтра проповедовать что-то другое. Я бы не исказил значения этих книг даже ценой моего оправдания, потому что это было бы фальшивой игрой в великом политическом движении и повредило бы борьбе за социализм. Нельзя один день говорить народу одно в надежде, что он верит вам, а на следующий день делать нечто противоположное. Я не отрекаюсь от своих убеждений, которые высказал вам. Я отвергаю обвинение в том, что мы имеем секретные шифры, посредством которых сообщаем свои идеи другим людям. Наши книги и наши идеи, заключенные в них, значат только то, что они говорят на ясном английском языке.
В этих книгах говорится о том, что в нашей стране господствуют гигантские монополии и крупные концерны. Мои свидетели рассказывали об этом в своих показаниях. Мы показали, что 60 семейств контролируют 250 крупнейших концернов и что эти 250 концернов в свою очередь •контролируют 60% основных отраслей индустрии в нашей стране. Мы показали, что в городе Питтсбурге только две банкирские группы — Меллоны и Морганы — владеют стальным трестом Соединенных Штатов, фирмой «Вестингауз», алюминиевой компанией Америки, Пенсильванской железной дорогой, угольной компанией Питтсбурга, «Дюкесн лайт», «Крусибл стил», «Галф ойл», медной компанией, Питтсбургским стальным трестом, Питтсбургскими железными дорогами, стальной компанией Джонса и Лафлина, авиационными компаниями, автобусными компаниями, газетами и радиостанциями,— и это далеко еще не полный перечень.
Эти книги объясняют, что благодаря экономическому могуществу монополий они обладают огромной политиче
ской силой и фактически господствуют в двух главных политических партиях нашей страны, а через них и в самом правительстве. Крупные богачи, которые собираются в Дю- кесн-клаб, решают, кто будет кандидатом на политические посты и кто на какой именно. Народу оставляют возможность голосовать только за одного из намеченных ими кандидатов. Но пока мы пользуемся нашими демократическими правами, народ имеет возможность прорваться сквозь эту паутину и вопреки всем расчетам политиканов избрать кандидатов, которые не находятся под контролем монополий. Иногда так и случается, и монополистам это весьма не по враву. Иногда на местных выборах, на выборах в отдельных штатах и на общенациональных выборах избиратели не голосуют за кандидатов-марионеток.
Конгресс Соединенных Штатов, который, как я сказал, ароводил пагубную политику в отношении войны в Корее и в отношении «холодной войны», хорошо описан в книге Уильяма 3. Фостера «Закат мирового капитализма», которая также предъявлена здесь в качестве доказательства. Мистер Фостер ссылается на журнал «Юнайтед Стейтс ньюс», в номере от 26 ноября 1948 г. анализирующий состав нашего сената: «...66 адвокатов, 16 бизнесменов, 9 фермеров и 5 прочих». В Америке 60 млн. трудящихся, но ни один из них не заседает в сенате. Кто же эти адвокаты? Это юрисконсульты крупных концернов, члены правления различных больших компаний. И так за редким исключением. А что сказать о палате представителей? «235 адвокатов. 81 бизнесмен, 37 фермеров, 21 газетчик, 21 учитель, 41 прочих».
Разве не правда, леди и джентльмены, что эти юристы, работающие в крупных концернах, которые заседают в палате представителей и сенате, руководят нашим правительством в интересах тех, с кем они так тесно связаны? Наше правительство окружено советниками и послами, которые явились с Уолл-стрита и связаны с Уолл-стритом. Возьмите Гарримана, члена правительственного кабинета; Перль Места, владелицу крупнейших заводов, так называемых ме- ставских заводов, в которых существует система «открытых мастерских». Она посол. Ни КПП, ни АФТ не могут развернуть на ее заводах свою деятельность. Она добрая прия-
гельница нынешней администрации и оказывает влияние на правительственную политику, ассигнуя на предвыборные кампании много больше денег, чем это в состоянии сделать профсоюз. Джон Фостер Даллес — «специальный советник» президента Трумэна — находился в Корее за неделю до начала войны. Что делал там этот крупный уолл-стритовский банкир? Он заинтересован в акциях Международной никелевой компании. Эта крупнейшая военная монополия уже сейчас получает огромные прибыли от войны. Никель необходим для военной промышленности. Почему такой человек, как Даллес, должен желать мира, господа присяжные? Хочет ли мира госпожа Места, чей завод производит станки для расточки пушечных стволов? Эти люди присосались к администрации, господствуют там и влияют на политику. Во времена рузвельтовской администрации это было для них не так просто. Вот почему они вопили тогда. Вот почему они протестовали против «второгр срока» и против «третьего срока». Они противодействовали Рузвельту потому, что он стоял за демократические права, которые теперь, при военной администрации Трумэна, уничтожаются.
Эти люди, господствующие в нашем правительстве, проводят неправильную внешнюю политику, так же как и неправильную внутреннюю политику. Вам известно, как Трумэн предложил оштрафовать шахтеров на 1 млн. долларов за то, что они объявили забастовку, требуя повышения заработной платы. Компании уволили тысячи шахтеров вследствие введения в производство новых механизмов. Шахтеры требовали защиты против этого, требовали уменьшения рабочего дня, повышения заработной платы. Но на помощь монополиям пришли суды и оштрафовали их на lVs млн. долларов. А что сделал Трумэн с забастовавшими железнодорожниками? То же самое: приказал войскам подавить забастовку.
Я говорил, что те, кто проводит неправильную внешнюю политику, проводят и неправильную политику внутри страны. Крупные монополии и концерны желают уменьшить заработную плату рабочих и увеличить свои прибыли. Простые люди желают, чтобы им повысили заработную плату и сократили рабочий день. В этом состоит постоянное столкновение интересов, которое ведет к продолжительной борьбе.
Богачи пользуются всеми своими преимуществами, чтобы как можно больше прибыли выжать для себя из жизней рабочих.
Есть старая поговорка, что человека можно узнать по тому, с кем он ведет компанию. С кем ведет теперь компанию государственный департамент за рубежом? В Италии друзья Муссолини поддерживают нашу внешнюю политику. Они превозносят так называемый план Маршалла, а сами продолжают обирать народ Италии. Но антифашистски настроенные итальянские рабочие и крестьяне, а особенно профсоюзы, находятся <в оппозиции к теперешнему правительству. То же самое происходит и во Франции и в большинстве других стран. В Западной Германии нацистские генералы, которых наша армия разбила в прошлую войну, такие, как генерал Гудериан, создатель бронетанковых армий Гитлера, являются теперь советниками наших экспертов по внешней политике и помогают ремилитаризации Германии. Те, которые убивали наших солдат, стали теперь друзьями нашего государственного департамента. Но за то, что мы критикуем подобные вещи, против нас фабрикуют обвинения и судят за «подстрекательство к мятежу». За то, что мы протестуем против признания Франко, который сверг демократическое правительство в Испании и которого президент Рузвельт не желал признавать, нас обвиняют в «подрывной» деятельности. Сегодня администрация Трумэна признает Франко и вступает с ним в деловые отношения, несмотря на то, что в прошлую войну Франко предоставил свои базы подводных лодок в Испании нацистам, сражавшимся против нас. Надо задуматься над этим, потому что иначе не поймешь, что за администрацию мы имеем. Скажи, с кем ты дружишь дома и за границей, и я скажу, кто ты.
На Дальнем Востоке нашим государственным деятелям не составило, мне кажется, никакого труда найти общий язык с последователями Тодзио в Японии. Многие из наших монополий прибирают к своим рукам богатства Японии. Нефтяные компании этой страны уже связаны с нефтяными компаниями Соединенных Штатов. Электропромышленность Японии поглощается американскими интересами, особенно компаниями «Вестингауз» и «Дженерал электрик».
Американский большой бизнес имеет там огромные капиталовложения и интересы. Газеты сообщают о восстаниях в Индокитае, Тунисе, Северной Африке, на Ближнем и Дальнем Востоке. Что же предпринимаем по этому поводу мы? Народы этих стран хотят выгнать монархов, королей и иностранных империалистов, хотят учредить свое собственное демократическое правление, но наша внешняя политика поддерживает таких старых марионеток, как Чан Кай-ши, Ли Сын-ман, Бао Дай и прочих им подобных.
Член Верховного суда Дуглас недавно опубликовал статью, написанную им после возвращения из поездки по Дальнему Востоку. Он утверждает, что никакие деньги в мире не остановят борьбы этих народов за свои права. Он критикует нынешнюю политику Соединенных Штатов в той части земного шара. А за то, что мы критиковали эту политику два года назад, нас обвиняют в «подрывной деятельности»! Сегодня многие люди начинают воочию убеждаться, что американская внешняя политика ошибочна. Леди и джентльмены, критика внешней политики правительства со стороны моей партии, оппозиция моей партии по отношению к этой политике основана на убеждении, что она может и должна быть исправлена, если мы не хотим ступить на тот путь, на который Гитлер толкнул немцев. Разве они осмеливались не соглашаться с ним? Некоторые — да. Но те, которые осмеливались критиковать его, были обвинены нацистами в критике режима, были заклеймены как иностранные агенты и брошены в тюрьмы...
«Вы не смеете осуждать мою внешнюю политику, когда я аннексирую Австрию,— заявлял Гитлер.— Бросьте всех, кто противится мне, в тюрьмы, ибо они враги Германии».
Разве не то же самое хотят проделать со мной?
«Вы не смеете осуждать меня, когда я вторгаюсь во Францию, в Бельгию, Голландию и Польшу,— заявлял Гитлер.— Иначе вы окажетесь в тюрьме».
И именно это пытаются сделать с нами, которые протестуют против постыдной войны в Корее.
Господа присяжные, простые люди всего мира не соглашаются с политикой нашего правительства. Они восстают против нее. А правительство Соединенных Штатов, к сожалению, пытается надеть на эти народы кандалы, для того
чтобы те же самые американские монополии, которые владеют нашей страной и контролируют ее политику, могли бы обворовывать и эксплуатировать также и эти народы. Я не имею ничего общего с такой политикой. Всеми своими силами я буду критиковать эту политику и противодействовать ей. Коммунисты повсюду противостоят этой политике й будут противостоять ей и впредь. Одна из многих причин, почему я оказался под судом, заключается в том, что я придерживаюсь взгляда, что монополисты наживают кро вавые деньги на корейской войне, а тягость военных расходов падает на плечи налогоплательщиков. 85 млрд. долларов отпущено в настоящее время нашим бюджетом на вооружение. Это означает 500 долларов на каждого человека в Соединенных Штатах. А что же сказать о том, чего нельзя купить за деньги? О сотне тысяч жертв, о сотне тысяч жертв, уже понесенных одними только американцами? Что же говорить о невинных людях, женщинах и детях, которые погибают в Корее от напалмовых бомб? Считаете ли вы, что это хорошо? Только потому, что эти бомбы не падают на наши дома? Я так не считаю.
Конечно, компаниям «Стандард ойл», «Галф ойл» и мел лонам, которые производят эти бомбы, нравится мысль об усилении бомбежек Кореи. А расплачиваетесь за это вы Сынки миллионеров не воюют. Нет, они сидят дома и считают денежки.
А за то, что я протестую против этих огромных ассигнований на военные расходы, протестую против огромных прибылей, которые богачи получают, наживаясь на войне, протестую против повышения цен для простых людей, протестую против того, что военные рэкетиры в Вашингтоне собираются и дальше наживаться <на войне, меня хотят бросить в тюрьму. Я считаю, что это фашистский способ разрешать споры с несогласными, а не демократический.
Свидетель доктор Аптекер объяснил вам содержание книг, объяснил, что такое социализм. Я не намерен убеждать вас в преимуществах социализма. Не об этом сейчас речь. Вам вовсе незачем соглашаться со мной в неизбежности или в справедливости социализма. Мне лично кажется, что идея социализма — великая идея и что социализм наступит обязательно. Не существует такой сверхъестест
венной силы, которая заставила бы нас согласиться с тем, что фабрики и заводы должны вечно оставаться в руках монополий. Народ может в тысячу раз лучше управлять промышленностью, чем монополисты. Мы могли бы сократить рабочее время и облегчить труд, если бы на наших плечах не сидели эти пиявки.
Вот почему я проповедую социализм, который покончил бы с безработицей и сделал бы так, чтобы люди работали четыре часа в день, а то и меньше. Чем больше машин мы заставили бы работать, тем лучше. А что происходит теперь? Когда предприниматели внедряют новые машины — часть рабочих выбрасывается на улицу. Почему? Потому что предприниматели, владеющие промышленностью, вводя новые машины, не сокращают рабочего времени. Напротив того, они удлиняют рабочий дець насколько могут или до тех пор, пока профсоюз не остановит их. Всякий раз, когда профсоюзы пытаются добиться сокращения рабочего дня, предприниматели вопят: «Бедствие!», «Судный день наступает». В 1916 году во время всеобщей забастовки рабочих фирмы «Вестингауз» компания сделала такое заявление:
«Если рабочие добьются 10-часового рабочего дня, нам придется убираться из долины».
Что ж, мои друзья и я добиваемся еще более короткого рабочего дня. Понятно поэтому, почему так хотят заткнуть нам рты. Но вы, господа присяжные, вы не получаете и крохи со стола меллонов. Некоторые из вас даже, может быть, проливают пот, трудясь на их заводах. У вас иные интересы.
Социализм, который я защищаю, покончит с перепроизводством, ведущим к депрессиям. Перепроизводство происходит из-за того, что народ производит слишком много товаров, больше товаров, чем предприниматели могут продать, и поэтому рабочих выбрасывают с заводов. Когда человек оказывается без работы, он не может покупать товаров, которые произведены. В результате еще большая безработица, еще более глубокая депрессия.
Каждые 10 лет в течение прошедшего столетия нашей истории это регулярно повторялось. В настоящее время депрессию отодвинула военная программа. Я утверждаю, что, если социальная система поддерживается войной, значит
эта система никуда не годится. Мы, коммунисты, проповедуем социализм, потому что он покончит с перепроизводством и голодом в нашей стране, где полно товаров и каждому есть к чему приложить руки. Мы, коммунисты, верим, что социализм покончит с неуверенностью в завтрашнем дне, которая гнетет наш народ. Рабочие люди постоянно зависят от милости хозяина. От хозяина зависит их будущее. Он решает — держать ли их на работе, когда они стареют или заболевают. Как долго будем мы мириться с этим? Но я не прошу вас соглашаться со мной и на сей раз. Единственно, чего я прошу, так это защитить мое право проповедовать социализм. Это было законным правом в нашей стране. Но теперь определенные профашистские круги хотят уничтожить, отнять у нас наши права; они хотят очернить марксистское учение о том, что перемены неизбежны, что мы можем основать на земле братство людей; они хотят остановить движение истории вперед.
Вот чему учат эти книги, которые обвинение представило как доказательство моей вины. Американский народ встанет на социалистический путь развития, когда преимущества этого пути будут очевидны для большинства народа. Народ нельзя принудить к этому насильно.
Господа присяжные, с помощью моего свидетеля мистера Бенджамина Каритерса мы показали вам, какова была деятельность нашей партии за время ее существования. Мистер Каритерс хорошо осведомлен о деятельности партии. Он связан с местной партийной организацией больше 20 лет и являлся одним из ее руководителей. Этого человека не купишь за 34 сребреника. Он занял свидетельское место на процессе, зная, что это вызовет озлобленные нападки на него. Он рассказал вам о программе нашей партии. Он рассказал вам, что мы боремся за мир, за жилищное строительство, за равноправие негров, за объединение рабочих в профсоюзы, за пособия по безработице.
Таковы «преступления», которые мы совершали. В этой груде книг много всего, а в той груде, которой здесь нет,— в листовках, которые обвинение не принесло сюда, но которые оно конфисковало...
Серконе: Протестую!
Н е л ь с о н: Помолчите, пока я не кончил!
Председатель суда: Джентльмены, вы, видимо, хотите, чтобы я объявил перерыв?
Нельсон: Сожалею, ваша честь. Но таковы факты, я говорил вам о них.
Пр едседатель суда: Ни один из вас не обращает на меня ни малейшего внимания.
...Мой свидетель показал, что он принимал участие и руководил борьбой за создание профсоюзных организаций. Хотя прокурор пытался извратить причины того, почему мы это делаем, факты говорят за то, что мой свидетель помогал организовать рабочих ради защиты их прав и улучшения условий их существования.
Леди и джентльмены, новый ветер повеял на этом процессе. Вопреки всем попыткам обвинения доказать обратное я покажу вам, что под судом находится право чтения книг. Вердикт против меня по существу будет означать разрешение в нашей стране «охоты на ведьм» и костры из книг. Я зачитал вам 19 книг, которые, по свидетельству библиотекаря, свободно выдаются в библиотеке и которые могут читать все. Обвинение осмеливается делать выводы относительно того, чему научили меня эти книги, какие выводы я сделал из чтения и как я хочу применить в жизни все почерпнутое мной из этих книг. Что же будет с теми, кто берет читать эти книги в библиотеке? Следующим шагом явится предписание: «Немедленно сообщите нам, когда эта книга будет выдана на руки, чтобы мы могли послать кого-нибудь за читателем и узнать, где он живет». Костры из книг должны быть погашены в нашей стране, если мы хотим сберечь нашу демократическую систему.
Теперь, леди и джентльмены, я хочу проанализировать показания свидетелей обвинения. Вы слышали, как свидетель Крауч дал клятву говорить правду и ничего кроме правды. Он говорил о тайных собраниях, которые коммунисты якобы созывали. Помните, я спросил его: «Где происходили эти тайные собрания?» — и (посмотрите на страницу 1241 стенограммы) он ответил: «Они собирались в Вебстер-холле, в Манхаттанском лицее и в Центральном отеле в городе Нью-Йорке». Вы помните, что я спросил его? «Разве Вебстер-холл является секретным местом, специально выстроенным для того, чтобы там встречались ком
мунисты? Разве в него надо попадать через подземный туннель?» После того как я около 10 минут добивался от него ответа, он, наконец, сказал «нет». Его ответ напечатан на странице 1323 стенограммы. Затем он заявил: «Когда мы приходили туда, то получали значки». Вы, конечно, помните это показание. Значки! Значки!.. И он хочет заставить вас, господа присяжные, поверить, что это собрание являлось тайным собранием, скрытым от публики.
Крауч показал, что в 1941 году, задолго до того времени, к которому относится обвинительное заключение, где-то в Калифорнии функционировала партийная школа. Если в этой школе происходило что-нибудь противозаконное, он мог бы сообщить о ней давным-давно. А теперь он говорит об этой школе, как о «подпольной». Когда он не смог доказать своих слов, суд запретил ему ссылаться на эту школу, как на «подпольную».
Вы помните, какой крик поднял Крауч, когда ему пришлось сообщить свой адрес, что якобы грозило ему смертью. Почему он сказал это? Это был приказ вам засадить меня в тюрьму или даже хуже! Он сказал, что его жизни угрожают... Давайте взглянем в существо его слов.
Я обращу ваше внимание на показания другого... свидетеля обвинения. Я спросил свидетеля Патерсона:
— Сталкивались ли вы с какими-нибудь затруднениями при выходе из партии?
— Нет, я вышел — и все.
— Вышли — и все?
— Да!
— Чинил ли вам кто-нибудь какие-либо препятствия?
— Нет.
— Никто не грозил вам?
— Нет.
— И вам не приходилось скрывать свой адрес, не так ли?
— Нет, я никогда не скрывал его.
— И никто не беспокоил вас со стороны Коммунистической партии относительно этого?
— Нет.
А Крауч визжал, словно недорезанный поросенок, когда ему предложили сообщить свой адрес. Он заявил, что ни
когда не явился бы сюда, зная, что ему придется открыть свое местожительство.
Крауч давал показания о книгах, которыми якобы пользовались в 1941 году в партийной школе в Калифорнии. На нескольких предыдущих процессах и перед сенатскими комиссиями он свидетельствовал относительно книг, по которым якобы учились в этой школе. Тогда он ни разу не упомянул о трех книгах, которые были предъявлены на этом процессе в качестве доказательств, господа присяжные. Это «Программа Коммунистического Интернационала», «Почему коммунизм?» и «Руководство по организации». Крауч не упоминал об этих книгах ни в одном из своих прежних показаний. Но в данном процессе эти три книги имеют весьма важное значение для версий обвинения, так что, когда Крауч был спрошен: «Пользовались ли они этими книгами, мистер Крауч?»—он ответил: «Да, мы пользовались ими». Помните, однажды он заколебался и я сказал: «Отвечайте, вы же знаете, чего от вас хочет обвинение»,— и он ответил: «Да, мы пользовались ими».
Кветик со свидетельского места признал, что, когда он состоял в партии, этими книгами никогда не пользовались.
Здесь вы видели трех свидетелей, слышали три различных ответа. Хотя эти свидетели читали стенограммы отчетов различных процессов и пытались придерживаться своих прежних показаний, они все же противоречили друг другу.
Крауч показывал об активности Коммунистической партии в Пенсильвании. Его спросили: «Проводилась ли политика Коммунистической партии в Западной Пенсильвании?» — и он ответил: «В значительно большей степени, чем в других местах».
Почему же в большей степени, чем в других местах? И откуда ему известно это? Он никогда не бывал в Западной Пе | 
На главную >>>
