Юридические исследования - Вестник Древней Истории. Журнал. (Часть 1) -

РАЗРАБОТКА ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ В СОВЕТСКОЙ НАУКЕ

(1917—1947)

Великая Октябрьская социалистическая революция, впервые в истории человечества положившая конец эксплоатации человека человеком и установившая власть трудящихся, произвела также великий переворот в области культуры. В 1918 г. Ленин на III Всероссийском съезде Советов сказал: «Раньше весь человеческий ум, весь его гений творил только для того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а других лишить самого необходимого—просвещения и развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием, и отныне никогда человеческий ум и гений не будут обращены в средства насилия, в средства эксплуатации. Мы это знаем,—и разве во имя этой величайшей исторической задачи не стоит работать, не стоит отдать всех сил? И трудящиеся совершат эту титаническую историческую работу, ибо в них заложены дремлющие великие силы революции, возрождения и обновления» (Соч., т. XXII, стр. 225). Эта благородная задача, поставленная Лениным перед трудящимися, с успехом решается советским народом в упорной борьбе с враждебными силами, стремящимися задержать, затруднить построение коммунистического общества. Во всех областях культуры советский народ творит новые ценности, в свете которых особенно ясно выступает упадок и загнивание буржуазной культуры.

Осуществилась мечта В. Г. Белинского, писавшего больше ста лет назад: «Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940 году—стоящей во главе образованного мира, дающей законы и науке и искусству и принимающей благоговейную дань уважения от всего просвещенного человечества».

Историческая наука в СССР принципиально отличается от зарубежной науки, неизмеримо превосходя ее тем, что она строится на единственно правильной марксистско-ленинской теории, непрерывно развивающейся и обогащающейся опытом социалистического строительства. Другая особенность советской науки заключается в том, что она создается народом и для народа. В своем выступлении на приеме работников высшей школы товарищ Сталин сказал, что нам нужна такая наука, «которая не отгораживается от народа, не держит себя вдали от народа, а готова служить народу, готова передать народу все завоевания науки, которая обслуживает народ не по принуждению, а добровольно, с охотой».

Гений товарища Сталина указал путь развития исторической науки, которая должна познать исторические закономерности и стать «способной использовать законы развития общества для практического применения». Неустанное руководство коммунистической партии, мудрые указания товарища Сталина, великолепные образцы творческого марксизма в трудах

самого товарища Сталина помогают нашим ученым поднять уровень исторической науки и обогащать ее идейное содержание.

Значительные достижения имеет и древняя история.

Историческая наука в СССР создалась не на пустом месте. Она впитала в себя лучшие прогрессивные традиции русской исторической мысли.

Царская Россия была отсталой страной. Работа ученых протекала в крайне тяжелых условиях. Развитие исторической науки контролировалось царизмом и ставилось на службу монархии. Душилось всякое самостоятельное исследование, которое не встречало сочувствия официальных властей. Ряд дисциплин в области древней истории долго не развивался. Командировки за границу, к хранилищам античных памятников, рукописей, научной литературы были очень затруднены. Все это, конечно, не могло не наложить своего следа на развитие исторической науки в России на протяжении XIX и начала XX вв.

Несмотря, однако, на это, благодаря самоотверженной работе ряда русских ученых, в России создавалась наука—история, возбуждался и разнообразился интерес к ней, создавались и оформлялись различные вспомогательные дисциплины (палеография, эпиграфика и т. д.), дифференцировалось историческое знание, , появились русская египтология, русская ассириология, русское антиковедение, занявшие видное место в мировой науке. Московский, Ленинградский, Киевский, Казанский, Харьковский и другие университеты славились своими силами специалисте в-историков и надлежащей постановкой исторического образования на историко-филологических факультетах. В области древней истории, археологии, этнографии наша страна дала ряд выдающихся ученых: Тураева, Бузескула, Хвостова, Никольского, Латышева, Забелина, Городцова, Фармаковского, Жебелева и др. Некоторые из них, как например, Жебелев, Городцов, Новосадский, только при советской власти широко раскрыли свои таланты и дали оригинальные труды, создавшие их авторам европейскую известность.

Русские университеты, академические учреждения, исторические и археологические общества уже задолго до революции сумели развить специальные отделы исторической науки и приобрести широкую известность.

К началу XX в. русская археология была уже известна мировой науке. На международных археологических конгрессах в Афинах (1905 г.) и Лондоне (1913 г.) мировая наука должна была отметить достижения нашей археологии постановкой серии докладов, освещавших культуру Северного Причерноморья «при помощи богатого и по большей части недавно открытого материала». На этих съездах работали лучшие представители профессуры Петербургского университета (Жебелев, Фарма- ковский и др.). Результаты исследований русских ученых приоткрывали древнейшие страницы истории народов Советского Союза. Русским ученым удалось доказать, что обитавшие на территории России скифские племена являлись весьма важным фактором античной истории.

Русские ученые оставили нам большой материал не только по русским древностям и по археологии Причерноморья, но и по широкому кругу вопросов древней истории Европы и Азии. Большой материал, исключительные по интересу исследования были опубликованы по классическому Востоку, по истории древней Греции и Рима.

В то время как на Западе Шамполион, Гротефенд и Раулинсон работали над расшифровкой иероглифов и клинописи, некоторые пытливые умы в России также обратили свой интерес в сторону истории древнего Востока и расшифровки его письменности (Гульянов, Клапрот). Зарождавшаяся наука по древнему Востоку уже к семидесятым годам прошлого века смогла дать некоторые работы в этой области (Коссович, Хвольсон,

Гаркави), хотя специальных разделов по изучению Востока, египтологии, ассириологии у нас в то время еще не было.

Интенсивная работа русской науки создает отрасль ассириологии, которая в значительной степени связывается в XIX в. и в начале XX в. с именем проф. М. В. Никольского. Его публикации «Документов хозяйственной отчетности древнейшей эпохи Халдеи» с транскрипцией табличек, переводами и комментариями явились значительным вкладом в мировую науку. Дальнейшие исследования и публикации работ по Востоку в XX в. (Марр, Мещанинов, Орбели, Шилейко) окончательно поставили наше востоковедение на уровень мировой науки.

Что касается египтологии, то возникновение этой отрасли исторической науки также относится ко второй половине XIX в. и связано, главным образом, с именами ученых В. С. Голенищева и Б. А. Тураева. Исключительно упорная работа по собиранию и публикации произведений древнеегипетской литературы, неутомимое исследование их, обогащение Государственного Эрмитажа и Музея изобразительных искусств уникальными памятниками древнего Востока создали В. С. Голенищеву славу выдающегося русского ученого. Работа по египтологии была продолжена в самостоятельном плане исследованиями акад. Б. А. Тураева, который уже позднее, в начале XX в., вместе со своими учениками—В. В. Струве, Франк-Каменецким, Волковым и др.—поднял египтологическую науку в нашей стране на весьма высокий уровень; имена русских египтологов стали ныне известны далеко за пределами СССР. Петербургский университет стал центром востоковедения в России. Значительные успехи имели б. Лазаревский институт в Москве и Казанский университет.

Наряду с изучением так называемого «классического Востока» создавалась наука и о народах Восточной Азии. В этой области русская наука в середине XIX в. дала ряд работ мирового значения. В области синологии очень много сделано Бичуриным и Васильевым, труды которых до сего времени пользуются вниманием мировой науки.

Немало ученых выдвинула русская наука в XIX вв. и по античной истории. Если в XVIII и в начале XIX вв. работы по античной истории проходят, главным образом, в плане переводов греко-римских классиков, то к половине XIX в. издаются специальные исследования и по Греции и по Риму. Первым самостоятельным русским исследователем древнегреческой истории был М. С. Куторга. Этого русского ученого по праву можно назвать родоначальником науки об эллинстве в России. Он издал ряд интересных работ о классах и сословиях, о рабстве и его видах в Аттике, по хронологии и истории Афинской республики и создал целую школу специалистов (Васильевский и др.). Исследовательская деятельность М. С. Куторги—важная веха в развитии русской науки по древней истории.

Другой вехой развития науки по древней Греции является работа Ф. Ф. Соколова и его школы. Ф. Ф. Соколов напечатал немного, но, может быть, это говорит как раз о том, что весь свой 40-летний труд по изучению древней Греции он направлял, главным образом, на подготовку кадров своих учеников, ставших затем видными учеными. Именно под влиянием Ф. Ф. Соколова создалась прославленная эпиграфическая школа. Ернштедт, Латышев, Никитский, Жебелев, Новосадский и др. явились первыми русскими эпиграфистами, дали ряд интереснейших исследований и все почти вошли в состав Академии Наук в качестве ее членов или корреспондентов.

Филологическая и эпиграфическая работа русских ученых была связана и с изучением папирусов (В. П. Бузескул, Шеффер, М. М. Хвостов), материал которых разрабатывался учеными и для исторических построений. Вместе с этим немало было сделано по переводу греческих классиков, благодаря чему последние стали доступны весьма широкому кругу читате

лей. Особо неутомимой была работа Ф. Г. Мшценки, чьи переводы Геродота, Фукидида, Полибия, Страбона и критические статьи приобрели широкую европейскую известность.

Не менее серьезно в русской науке XIX в. поставлено было изучение древнеримской истории. К числу видных русских ученых в этой области относятся В. И. Модестов, И. В. Помяловский и И. В. Цветаев. «Введение в римскую историю» В. И. Модестова (два тома и незаконченный третий), написанное по археологическим материалам, сразу же обратило на себя внимание за границей и было переведено на западноевропейские языки. Труды И. В. Помяловского заложили в России основы науки о римской эпиграфике. Параллельно и с неменьшим успехом работал по эпиграфике И. В. Цветаев. Его издания осских, италийских надписей и надписей внутрииталийских диалектов были включены в лучшие своды древнеримских надписей. Следует, однако, отметить, что, несмотря на последующее развитие исследований по римской истории, вопросы социальной борьбы в Риме не получали освещения и почти совершенно не привлекали внимания старой русской буржуазной науки. Тщетно искать освещения этих вопросов в работах Драгоманова, Кулаковского, Нетушила, по нескольку десятилетий работавших в области римской истории. Отдельные работы по истории социальной борьбы в Риме печатались только позднее, как например, Гревса—о римском землевладении, Синайского — о римской общине, Виппера по римской империи и др.

Таким образом, советская наука о древности дюлучила от дореволюционного периода немалое наследие. Но ошибочно было бы рассматривать советскую историографию как прямое продолжение или дальнейшее развитие дореволюционной русской науки. Советская историография развивалась на основе марксистско-ленинского метода, а это не имело места до Октябрьской революции. Но советская наука учла лучшие работы своих предшественников.

* * *

За 30 лет советская историческая наука проделала большой путь, достигла немаловажных результатов. Лучшие традиции русской исторической науки, связанные с именами Ломоносова, Карамзина, Грановского, Ключевского, Соколова, Жебелева и др., воплощены в советской науке по истории древности.

В области востоковедения Ленинградский университет и Институт востоковедения сумели развернуть исследовательскую деятельность и подготовку кадров. Акад. Тураев, а затем акад. В. В. Струве, наряду с ассириологами и семитологами (акад. Коковцов, Ернштедт, Шилейко), дали ряд интереснейших публикаций, прочли немало курсов в стенах университета и подготовили молодые кадры специалистов в области востоковедения (Дьяконов, И. Лурье, Францов и др.). Обзору достижений востоковедческой науки в СССР посвящена в настоящем номере журнала статья акад. В. В. Струве. Здесь важно отметить, что только советская историческая наука впервые осмыслила историю древнего Востока, которая в трудах буржуазных ученых до сих пор преподносится как сумма отдельных фактов, а не как закономерный исторический процесс. То, что наши ученые сумели создать стройную систехму истории Востока, означает, что мы далеко оставили за собой буржуазную науку, несмотря на ее достижения в публикации и комментировании источников. Конечно, много еще в наших трудах по истории древнего Востока недоделок, много еще неясного в деталях, в исследовании частностей, отдельных проблем истории Востока, есть еще колебания и в общих вопросах. Но то, что уже достигнуто в результате споров и дискуссий, углубленной исследователь

ской работы наших ученых, свидетельствует о превосходстве нашей науки, опирающейся на марксистско-ленинскую теорию, над зашедшей в тупик буржуазной наукой.

В области античной истории в строгом смысле этого слова (древняя Греция и Рим) характер исследовательской и педагогической работы был несколько иной, чем по древнему Востоку. Если по древнему Востоку советские ученые от кропотливой работы над текстами, над публикациями источников, над отдельными частными вопросами поднялись затем к общему построению истории в соответствии с задачами советской науки, то по древней Греции и Риму работа шла несколько иными путями.

В первый период (1917—1925) работа по древней истории Греции и Рима протекала, главным образом, по линии переиздания на русском языке различных работ иностранных авторов. Были изданы и подверглись критическому разбору работы Эд. Мейера «Экономическое развитие древнего мира», его же «Рабство в древности», Сальвиоли «Капитализм в древнем Риме», М. Вебера «Аграрная история древнего мира» и «История хозяйства». Одновременно продолжался выпуск подготовленных ранее монографических трудов и различных пособий советских ученых: Фар- маковского, Жебелева, Бузескула и др. Характер работ этого периода свидетельствует о том, что новые вопросы, проблемы марксистской историографии еще не стали в центре преподавательской и исследовательской работы специалистов-античников. Молодой советской науке предстояло еще собрать силы, разобраться критически в старой буржуазной литературе вопроса и потом уже начать борьбу за применение марксисте ко ii методологии в исследованиях по древней истории. Значительная доля труда в этом направлении пала на плечи молодых передовых профессоров Московского, Ленинградского, Харьковского и других университетов.

Первым среди историков, кто полным голосом заговорил о марксистской истории древности и оказал влияние на развитие академической науки и на университетское преподавание, был акад. А. И. Тюменев. В период 1920—1923 гг. А. И. Тюменев выпустил три тома своих «Очерков социально-экономической истории древней Греции», в которых объявил поход против старой методологии, буржуазной модернизации древности. Автор поставил своей задачей изложить на страницах своей работы специфические закономерности социального и культурного развития античного мира в соответствии с высказываниями на этот счет классиков марксизма. А в своей оригинальной работе «Существовал ли капитализм в древней Греции?» (1923) автор настоятельно проводил мысль о рабовладельческом характере греческого общества и подчеркивал глубокое отличие его от капиталистической Европы, опровергая таким образом модернизм западноевропейских историков, которые склонны были ставить знак равенства между европейской и античной цивилизацией. При этом акад. Тюменев исследовал ранее мало использовавшийся материал надписей о внешней торговле в Афинском порту.

Влияние новой творческой мысли акад. Тюменева сказалось на последующих работах В. С. Сергеева «История Рима» (1923), «Гражданские войны» (1923—1927), С. И. Ковалева «Курс всеобщей истории» (2 тома,

1925) , хотя в этих работах продолжали еще долго чувствоваться установки буржуазных историков-модернизаторов, как Ферреро, Вебер, Белох и др. Разработка с марксистской точки зрения проблем древней истории одновременно проходила также и в Московском университете. В курсе «Истории социализма» В. П. Волгин подверг впервые марксистскому рассмотрению историю общественной мысли и социалистических идей в античном мире. В курсах проф. В. С. Сергеева, читавшего долгие годы историю Греции и Рима, стали впервые формулироваться с марксистской точки

зрения проблемы социальной борьбы, гражданских войн, а также и истории цезаризма. Проф. М. Рейснер пользовался заслуженным успехом среди советской молодежи в Московском университете. В первые годы советской власти проф. М. Рейснер прочел, а впоследствии издал курсы: «История идеологий», «История политических учений» (1929 г.), в которых не мало уделил труда, чтобы по-марксистски разобраться в проблемах истории древности, истории ее идей и теорий. В этом же плане следует учесть и работу проф. Ленинградского университета С. Я. Лурье «История античной общественной мысли» (1929), в которой, не всегда, правда, успешно и удачно, выражалось стремление автора на базе марксистской методологии пересмотреть ряд вопросов идеологии древности. Это в равной степени относится также и к работам Фриче по античной литературе и искусству—«Социология искусства» (1929), Дератани, «ИЬтория римской литературы» (1929) и др., где буржуа^но-эстетствующая трактовка заменяется рассмотрением литературы и искусства древности как социального явления. Все названные выше работы явились первым шагом на пути создания марксистской науки по древней истории. Эти работы сочетались с подготовкой новых кадров в данной специальной области науки, воспитанием новой профессуры для дальнейшего развития марксистской исторической науки. Следует особо отметить значение Российской ассоциации научноисследовательских институтов общественных наук, которая в деле подготовки кадров по древней истории сыграла большую роль.

Издававшиеся ассоциацией «Ученые записки РАНИОН» интересным содержанием помещенных там статей свидетельствовали о росте молодой советской исторической науки, о подготовке новой молодой советской профессуры, которая воспитывалась в исторических институтах РАНИОН. К числу работ РАНИОН и его профессуры относятся такие значительные и оригинальные исследования, как «Очерки по истории социализма» В. П. Волгина (1926) и «Очерки социально-экономической истории средних веков» Д. М. Петрушевского (1928).

Изучение социалистических идей в древности в работе В. П. Волгина и анализ своеобразия социально-экономической структуры позднеримскон империи в работах Д. М. Петрушевского поставили перед советской наукой ряд новых вопросов, возбудивших творческую дискуссию о работе советских историков. Новые проблемы находили живой отклик среди передовой профессуры и советского студенчества, особенно Ленинградского и Московского университетов.

Не малую роль в развитии советской науки по древней истории сыграли Киевский, Харьковский, Казанский университеты. Проф. Бузескул (Харьковский университет) дал новое издание «Истории афинской демократии», выпустил монографию о Перикле, а также историю открытии по древнему миру (монография в 2 частях).

Дальнейший переломный момент в развитии науки об античном обществе и его культуре намечается с 1930-х годов. Этому способствовало опубликование впервые в 1929 г. работы В. И. Ленина «О государстве», чегко сформулировавшей схему развития классового общества (рабовладельческого, крепостнического, капиталистического). Проводившиеся в начале 30-х годов дискуссии историков о социально-экономических формациях ставили своей задачей разобраться в литературном наследстве Маркса и Энгельса по вопросам древней истории, извлечь из высказываний классиков марксизма-ленинизма об античном обществе методологические указания для проведения своей исследовательской работы. В этой связи г> самом начале 30-х годов выходили отдельные работы молодых профессоров: Гуковского (о феодализме), Мишулина (о воспроизводстве в античной экономике), Баженова (о социальной борьбе в античности) и др.

Прошедшие дискуссии сыграли большую положительную роль. Они ознакомили и старые и молодые кадры с научной сокровищницей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина по вопросам ранней истории человечества, смены общественно-экономических формаций и о задачах марксистской исторической науки. Молодая совет,ская историческая наука в своем движении прочно вставала на марксистские рельсы. Теперь необходимо было ликвидировать обнаруженный у некоторых историков отрыв от конкретной истории и исторических фактов и увлечение цитатами, которыми подменялись иногда самые факты истории. Это было результатом господства •антиленинской социологической «школы» Покровского, которая имела лгало общего с марксистским методом в исторической науке. Социологи- заторские рассуждения некоторых историков отвлекали специалистов от конкретного исследования, от подготовки специальных монографий п диссертаций, а наряду с этим от дальнейшего развития самой марксистско-ленинской теории. Ликвидация «покровщины» в исторической науке < тояла на очереди.

Подлинный сдвиг в деле марксистского изучения истории и, в частности, древнего мира связан был именно с ликвидацией антиленинской «школы» Покровского. Правительственные решения о постановке исторического образования в стране, о преподавании истории в школах СССР (в особенности, постановление от 16 мая 1934 г.), выступления товарища Сталина (о революции раббв—на съезде колхозников-ударников, 1933 г.;

о падении Рима—на XVII партсъезде) и особенно выход в 1938 г. Сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)», в котором IV глава дает ряд важнейших указаний для исследовательской работы историка, в частности и по истории древности, явились важнейшей вехой во всем дальнейшем развитии марксистской исторической науки.

Выход в 1938 г. «Краткого курса истории ВКП(б)», а также постановление ЦК ВКП(б) о постановке партийной пропаганды вызвали оживление среди советских историков. Началась серьезная работа по подготовке учебника по древней истории для средней школы. Позднее начали готовиться университетские пособия по истории Востока, Греции и Рима (Струве, Сергеев, Ковалев). Вышедшие в 1938—1940 гг. учебники и учебные пособия для средней и высшей школ имели большое значение для советской науки. Своим выходом они подвели итоги в марксистской разработке соответствующих разделов истории, определили направление для дальнейшей научной работы и стали важными факторами в развитии исторического образования в стране, в подготовке молодых кадров (учебник подревней истории под ред. А. В. Мишулина, средней истории под ред. проф. Е. А. Кооминского вышли тиражом свыше чем по 4 млн. экз.).

Одновременно получает мощный толчок развитие научно-исследовательской мысли историков древности. Указания товарища Сталина о революции рабов в древности, о необходимости, прежде всего, «заняться историей производителей материальных благ, историей трудящихся масс, историей народов», раскрытием «законов производства, законов развития производительных сил и производственных отношений, законов экономического развития общества» кладутся в основу монографических работ советских ученых. Ряд работ акад. В. В. Струве, акад. Н. М. Никольского, проф. В. И. Авдиева и др. посвящен истории непосредственных производителей и социальных движений на древнем Востоке. Акад. Жебелев выпускает с некоторыми дополнениями интересную работу: «Последний Перисад и восстание на Боспоре»; она вышла еще в 1933 г. и в силу ее исключительного интереса была переиздана в «Вестнике древней истории» {№ 3 за 1938 г.), а также переведена на французский язык и издана в Лариже в 1936 г. Проф. С. И. Ковалев издает ряд статей, посвященных

также социальным проблемам. Проф. А. В. Мишулин подготовил большие монографии «Спартаковское восстание» (1936 г.) и «Революция рабов и падение Римской республики», которые явились развитием ранее опуб^ линованной им работы о Спартаке («Известия ГАИМК», 1934 г., № 104). Исследуются социальные движения в .древней Греции (см. А. В. Мишулин, «К изучению восстаний рабов в древней Греции», ВДИ, 1939, № 2), развитие социальной мысли и политических учений (А. В. Мишулин,. «Утопический план аграрной Магнезии», ВДИ, 1938, № 3; Г. Ф. Александров, «Аристотель», 1938 г.). Проф. Машкин занимается изучением «Движения агонистиков» («Историк-марксист», 1935., № 4; ВДИ, 1938_г № 1). Движениям угнетенных в Римской империи посвящены статьи

А. Дмитрева в ВДИ («Багауды», «Буколы»). Впервые в нашей науке стала разрабатываться история дипломатии в древности (В. С. Сергеев, С. Я. Лурье?, А. В. Мишулин).

Одновременно силами специалистов по древней истории была проделана большая работа по публикации произведений античных авторов. Благодаря этому многие лучшие представители античной культуры стали доступны широкому кругу читателей. В частности, впервые по-русски был дан перевод «Гражданских войн» Аппиана, под ред. акад. Жебелева; «Об архитектуре» Витрувия, под ред. А. В. Мишулина. В новых переводах вышли произведения Аристотеля («Метафизика», перевод А. В. Кубиц- кого; «Афинская полития», под ред. проф. Сергеева), Лукреция (перевод. Ф. А. Петровского), «Древнегреческие атомисты» проф. Маковельского, «Фрагменты по античной философии» (под ред. Г. Ф. Александрова) и другие произведения, в которых представлены интереснейшие памятники историко-философской мысли античности. Немалая заслуга в подготовке* переводов текстов, а также в их исследовании принадлежит группе работников Ленинградского университета (Лурье, Жебелев, Утченко, Ка- листов, Болтунова и др.). Значительное количество переводов античных авторов дано в приложениях к ВДИ.

Следует особо отметить значение публикаций документов по истории христианства, происхождение которого столь различно трактовалось в исторической литературе. Проблема раннего христианства, исследование вопроса об исторической модификации его и превращении в христианскую церковь получали различное освещение отчасти потому, что многие важные исторические свидетельства древности находились под спудом и не публиковались для широкого круга исследователей.

'За публикацию важнейших документов из социальной истории раннего христианства впервые на русском языке принялся проф. Московского университета А. Б. Ранович, издавший «Первоисточники по истории раннего кристианства» (1933 г.), а также «Античные критики хри- стианства« (1935 г.). Нельзя переоценить значение этих публикаций, особенно если учесть, что советскую историческую науку вопросы истории религии занимали давно и весьма серьезно. Именно в связи с этим необходимо указать на выходившие работы Р. Ю. Виппера «Возникновение христианства» (1921 г.); А. Рановича «Очерк истории древнееврейской религии» (1937 г., под ред. акад. Н. М. Никольского); акад. Никольского «Политеизм и монотеизм в еврейской религии» (вышла на белорусском языке- в 1932 г.), ряд статей Р. Виппера, А. Рановича в «Вестнике древней истории» (№ 2, 1939 г., № 1, 1941 г.). Особо следует указать большие* общие труды А. Рановича «Очерк истории раннехристианской церкви» (1941 г.), акад. Р. Ю. Виппера «Происхождение раннехристианской литературы» (1946 г.), которые надо признать выдающимися работами в нашей советской науке.

Большую роль в развитии исследовательской работы советских спе~

циалистов по древней истории сыграл начавший выходйть с 1937 г. специальный орган Института истории АН СССР «Вестник древней истории». Публикации исследований в ВДИ обратили внимание не только советской, но и мировой науки (см. список публикаций за период 1937—1941 гг. в ВДИ, № 1, 1946 г.). «Вестник древней истории» впервые за советский период развития нашей отечественной науки поставил вопрос о возрождении изучения истории древних славян и славяноведения в широком -смысле слова, а также византиноведения, поскольку эта область науки теснейшим образом связана с древним периодом истории нашей Родины.

Великая отечественная война не приостановила исследовательской работы советских историков древности. Профессора Ленинградского и Московского университетов в эвакуации (в Саратове, Свердловске), работники Института истории АН СССР (в Ташкенте) продолжали свою педагогическую и исследовательскую деятельность.

Работа античников в период войны и в послевоенный период проходила б направлении как дальнейшего освоения материала древности с марксистских позиций, так и теоретического осмысливания важнейших проблем марксистско-ленинской науки по истории древнего мира.

Изучение проблем истории эллинизма до сих пор не было развернуто в достаточной мере. А. Рановичу принадлежит приоритет в теоретической постановке проблем эллинизма. Понимание эллинизма, как фазы развития античного общества, значение ее и конкретная марксистская концепция эллинизма даны А. Рановичем в критическом анализе капитальной работы М. И. Ростовцева «Социально-экономическая история эллинистического 'мира» и в теоретической статье «Эллинизм и его социально-экономические основы» («Вопросы истории», № 2, 1945 г.).

Дав попытку марксистско-ленинского понимания эллинизма и подвергнув критическому обзору буржуазные теории об эллинизме, А. Рано- вич перешел к конкретному исследованию частных проблем социальной истории эллинистического мира. Статья «Зависимые крестьяне в эллинистической Малой Азии (ВДИ, № 2, 1947 г.) дает совершенно новое для науки толкование трех важнейших надписей и раскрывает ошибочность буржуазных теорий о феодализме в эллинистическом мире. В серии исследований А. Рановича в послевоенный период важна также его новая публикация Эдикта Каракаллы, что является вкладом как в область исследований по классической филологии, так и по истории Римской империи.

Бэлыиая марксистская теоретическая подготовка и совмещение в себе двух специальностей—по классической филологии и по античной истории—позволили проф. А. Рановичу внести немалый вклад в подлинно научное изучение античной истории. Исследования А. Рановича по совершенству технических и теоретических приемов являются во многих отношениях назидательными для нашего более молодого поколения историков античности. *

Бэлыная работа в послевоенный период проводится по подготовке учебников и учебных пособий по древней истории для высшей школы. Проф. Н. А. Машкин написал учебник для вузов по истории Рима; параллельно им проводится научно-исследовательская работа по истории Римской империи, в связи с чем опубликованы его статьи по истории римского гражданства и о мессианизме в конце Римской республики (Изв. АН СССР, Отд. ист. и фил., 1945, № 5; там же, 1946, № 6). По истории Греции подготовлен к новому изданию учебник Сергеева с дополнительными главами Н. А. Машкина и А. В. Мишулина. В Ленинграде подготовлен к изданию учебник по истории Греции проф. Ковалева, в Москве — курс по Римской истории проф. Дьякова.

Достойно упоминания начало марксистской разработки истории греческой литературы, положенное трудами коллектива литературоведов- классиков из Института мировой литературы им. Горького (АН СССР) и проф. Тройского из Ленинградского университета.

История античной науки в послевоенный период разрабатывалась двумя видными учеными СССР. Проф. Бакинского университета, чл.-корр. АН СССР Маковельский опубликовал капитальное исследование «Древнегреческие атомисты», в котором автор дал также и новую публикацию материалов, что является продолжением публикации Маковельского—«Досо- кратики», изданной Казанским университетом в трех частях. Проф. С. Я. Лурье дал две монографии: «Архимед» и «История греческой науки».

Подготовка кадров молодых специалистов по древней истории на протяжении 30 лет шла беспрерывно, но преимущественно в Московском и Ленинградском университетах. Наличие здесь опытных специалистов, соответствующих научных кабинетов позволяло именно в этих университетах организовать подготовку специалистов-античников. Подготовка новых кадров историков древности ведется также в Институте истории Академии Наук, в Институте истории материальной культуры, в институтах Академий Наук союзных республик.

В Московском университете этим большим и благородным делом руководил долгое время состоявший руководителем кафедры древней истории ныне покойный проф. В. С. Сергеев. В бытность его профессором Московского университета получила воспитание большая группа молодых специалистов-античников—И. И. Войцеховский (рук. кафедры Львовского университета), А. Г. Путнынь (рук. кафедры Саратовского университета), П. Н. Тарков (рук. кафедры Молотовского университета), М. Ф. Нечай (рук. кафедры Белорусского университета, проходил подготовку у проф.

А. В. Мишулина), О. И. Севастьянова (доцент Московского университета, проходила подготовку у проф. А. В. Мишулина), Е. М. Штаерман (проходила подготовку у проф. Н. А. Машкина) и другие.

Большую роль в подготовке кадров в Ленинградском университете сыграли акад. В, В. Струве, проф. С. Я. Лурье, проф. С. И. Ковалев. В Тбилисском университете огромны заслуги покойного акад. Джавахи- швили, а также акад. Джанашиа.

Не мало заслуг в деле подготовки кадров имеет проф. А. С. Семенов- Зусер в Харьковском университете.

В настоящее время укрепляются и развиваются также и другие университеты: Киевский, Казанский, Томский (проф. К. Э. Гриневич), где работа по древней истории умело сочетается с исследованием проблем древней истории нашей родины.

* * *

В разработке проблем древней истории немалая доля участия принадлежит археологической науке.

Институт истории материальной культуры им. Н. Я. Марра сумел возглавить в СССР археологические исследования в большом масштабе.

Университеты, независимо от того, имеются ли при них кафедры археологии, или археологическая работа ведется при кафедрах древней истории, сумели также провести большую исследовательскую работу, которую они нередко координировали с институтами Академии Наук СССР и прежде всего с Институтом истории материальной культуры им. Н. Я. Марра.

За 30 лет развития советской историографии много было сделано прежде всего в области исследования древнейшего периода в истории нашей Родины. Археологические открытия, этнографические наблюдения, изучение фольклора различных народов, исследования и публикации

древних памятников по истории нашей страны позволили открыть немало новых страниц в истории народов СССР.

Исключительно интересную работу по древней истории Армении в настоящее время ведет акад. Манандян. Вышедшие его работы, главным образом на армянском языке, например «Тигран И», известны далеко за пределами нашей родины (см. также его статью в № 3—4 «Вестника древней истории» за 1940 г.). Грузия выдвинула такого известного уче- ного-грузиноведа, как акад. И. А. Джавахишвили, давшего ряд общих и специальных работ по истории Грузии («История грузинского права», части 1-я и 2-я, 1928 г. и «История Грузии», 1928 г.; см. также его статью В «ВДИ, № 4,1939 г.). В настоящее время крупнейшим специалистом по истории древности является акад. Джанашиа. Народами Кавказа занималась и Н. В. Пигулевская (ВДИ,№ 1, 1939). Работы русских, грузинских и армянских ученых явились вкладом в мировую науку по кавказоведению.

В области археологических изысканий большие заслуги имеют профессора Московского и Ленинградского университетов и Академии истории материальной культуры, а также Харьковского, Киевского и Тбилисского университетов. Путем чтения лекций по археологии, организации экспедиций для раскопок, публикаций отчетов в означенных университетах подготавливались новые кадры археологов, этнографов, а также и антропологов. Школа проф. В. А. Городцова и школа Б. В. Фармаков- ского и поныне являются носителями лучших традиций археологической науки в СССР. Новые специалисты по методу исследования смогли превзойти своих учителей и подняли археологическую науку СССР на более высокую ступень. Из этой плеяды новых ученых следует особо указать проф. С. П. Толстова, С. В. Киселева, В. Д. Блаватского, А. В. Арци- ховского, В. Ф. Гайдукевича, П. Н. Шульца и др.

В области археологического исследования необычайно плодотворная работа была проделана в среднеазиатских республиках СССР. Университеты, местные институты, комитеты по охране памятников старины сумели не только организовать плодотворные научные экспедиции и проделать в течение 30 лет весьма важную для изучения прошлого своих республик археологическую работу, но и обогатить мировую науку рядом первостепенных по значению научных открытий.

В 1938 г. археолог А. П. Окладников открыл древнепалеолитическую стоянку и остатки неандертальского человека на территории Узбекистана, почти в самом центре Средней Азии. Но особо богатые по этой древнейшей лпохе человечества открытия были сделаны в европейской части СССР: открытие Тимоновской палеолитической стоянки проф. В. А. Городцовым и Костенковской—проф. П. П. Ефименко (см. фундаментальную работу П. П. Ефименко «Первобытное общество», 1938 г., в которой блестяще систематизированы известные в СССР материалы по первобытной истории). Столь же интересными и по значению выходящими за пределы СССР следует признать дальнейшие открытия русскими и украинскими археологами памятников так называемой трипольской культуры Приднепровья (первое открытие ее было сделано еще русским ученым В. В. Хвойко я 90-х гг. прошлого столетия). Самый термин «трипольская культура» сразу же вошел в международный обиход,—настолько своеобразным и в то же время типичным оказался материал этой культуры. Дальнейшее изучение культуры Триполья весьма активно и плодотворно возглавила Т. С. Пассек. Материально-технический базис Триполья и социальные основы жизни народа этой культуры тщательно изучались Т. С. Пассек (ом. «Известия ГАИМК», 1935 г., а также статьи этого автора в «Вестнике древней истории», № 1 за 1938 г. и в других номерах) и Б. Л. Богаевским (см. его «Орудия производства и домашние животные Триполья», 1937).

Не менее глубоко вскрыты древнейшие пласты культуры кавказских народов. Всем известно, как много в этом отношении сделано покойным акад. Н. Я. Марром и его учениками И. И. Мещаниновым и И. А. Орбели.

В 1942 г. Комитет по Сталинским премиям удостоил звания Сталинского лауреата грузинского археолога проф. Б. А. Куфтина за открытие памятников исключительного значения. Проф. Б. А. Куфтин, в течение нескольких лет производивший раскопки в Цалкинском районе Триа- лети (Грузия), вскрыл блестящую по своим памятникам культуру цал- кинских курганов и опубликовал их в Тбилиси в 1941 г. (Б. А. Куфтин. «Археологические раскопки в Триалети», т. 1. Опыт периодизации памятников, 1941). Таким образом, работа грузинских археологов за 30 лет увенчалась интереснейшим открытием проф. Куфтина.

Специалисты в области античной истории, разрабатывавшие главным образом классическое наследство древней Греции и Рима, приложили немало усилий для исследования культурно-исторических связей Греции и Рима с народами юга СССР (скифами), а также истории греческих колоний Северного Причерноморья. Историей скифов—древнейших предков народов СССР—занимались акад. С. А. Жебелев («Народы Северного Причерноморья в античную эпоху», «Вестник древней истории», № 1_г 1938 г.) и акад. Н. Я. Марр, давший две большие работы о происхождении скифов и о скифском языке («Термин скиф», 1922; «Скифский язык»,

1926) . История борьбы различных народов СССР в древности с попытками иноземного завоевания, особенно история римского военного и торгового проникновения в придунайский бассейн и Причерноморье, разрабатывалась в трудах советских ученых: В. Н. Дьякова (статья из большой работы по Таврике, напечатанная в «Вестнике древней истории», № 3, 1939 г., и № 3—4, 1940 г., а также монография о Таврике, 1943 г.) и Д. П. Кали- стова («Этюды из истории Боспора в римский период», ВДИ, №2, 1938 г.; «Политика Августа в Северном Причерноморье», № 2, 1940 г.).

Особо следует отметить выдающиеся работы акад. С. А. Жебелева

о возникновении государств у народов СССР в древности в районе Причерноморья: «Возникновение Херсонеса Таврического» («Доклады Академии Наук», 1930), «Образование Боспорского государства» («Известия ГАИМК», 1934, вып. 104). Исследованию различных сторон жизни этих античных государств Причерноморья, особенно исследованию своеобразия их культуры посвящено очень много статей и монографий, перечислить которые здесь нет возможности. Мы отсылаем за этим к периодическим изданиям Академии Наук, Академии материальной культуры и к «Вестнику древней истории». В равной степени это относится и к исследованию происхождения и развития первые античных государств Средней Азии, находившихся на стыке торговых связей, культурно-исторических влияний и взаимодействия эллинистических государств, с одной стороны, и восточных цивилизаций Индии и Китая—с другой. Работа научных коллективов* Узбекской, Казахской Академий Наук, а также Туркменского и Таджикского филиалов Академии Наук направлена на исследование культурных остатков древних цивилизаций, на изучение формирования своих государств в древности и борьбы их за независимость на протяжении веков, пока они, наконец, не обрели свободного существования и независимого развития в братском содружестве народов Советского Союза.

Советская историческая наука сделала, таким образом, громадный сдвиг в изучении прошлого народов СССР и обогатила мировую науку рядом первоклассных исследований. В результате этих исследований четко выявляются истоки самостоятельной культуры и пути независимого формирования государственности у народов СССР в глубокой древности.

Тем самым опровергается и решительным образом разоблачается ложь фашистских фальсификаторов истории, которые стремятся доказать участие германских «арийских элементов» в процессе образования государственности у древних народов. Еще до Великой отечественной войны историки СССР сумели дать достойную отповедь «историческим» упражнениям фашистов в специально изданном сборнике «Против фашистской фальсификации истории» (изд. Академии Наук, 1939).

♦ * *

Среди других исторических проблем немаловажное значение имеет проблема о культурно-исторических связях Византии и древних славян. До самого последнего времени этот вопрос, к сожалению, не являлся предметом специального изучения. Вместо известного мировой науке периодического сборника «Византийский временник», закрытого Академией по совершенно непонятным причинам в 1930 г., нового журнала по византиноведению создано не было. В известной мере и здесь сказалась антиисторическая тенденция «школы» Покровского, которая из специальных областей исторического знания стремилась создать какую-то общую, полную схем, а не конкретного содержания, социологическую науку.

С начала 1938 г. возрождается разработка проблем истории древних славян, истории их быта, образования первых славянских государств; особое внимание уделяется вопросу о Киевской Руси и о природе ее социального и экономического строя. Появлению древних славян на исторической сцене и вопросу о крушении Восточно-Римской империи под натиском славянских племен посвящены работы проф. А. В. Мишулина (см. «Вестник древней истории», № 3, 1939 г. и «Исторический журнал», № 10—11, 1941 г., а также специальное приложение к «Вестнику древней истории», № 1, 1939 г.). Особо следует упомянуть большую и прекрасную статью проф. Ленинградского университета Левченко «Византия и славяне в VI и VII вв.» («Вестник древней истории», № 4, 1938 г.). Кроме того впервые были опубликованы очень важные для истории Византии и славян материалы, как-то: произведения Прокопия «Тайная история» («Вестник древней истории», № 4, 1938 г.). «О постройках» («Вестник древней истории», № 4, 1939 г.) и свод текстов по истории древних славян до VIII в. включительно («Вестник древней истории», № 1, 1941 г.). Для изучения периода образования Киевской Руси и вопроса о социальном строе последней очень ценной и полезной является работа акад. Б. Д. Грекова «Киевская Русь». По археологии, истории и по вопросу об исторических взаимоотношениях восточных славян с западными вышли работы проф. Арцихов- ского, Рыбакова, Третьякова и Тихомирова (см. статьи в «Вестнике древней истории», № 1, 1939 г., «Исторический журнал» № 10—11, 12, 1941 г.). Публикация археологических отчетов, летописей древних памятников русской письменности («Слово о полку Игореве»; «Правда Русская») идут параллельно исследованию сложных проблем славяноведения. В борьбе с фашистской фальсификацией истории славянских народов и в особенности с утверждениями об исторической роли «немецких элементов» в происхождении и развитии русской государственности названные работы сыграли большую роль и явились вкладом в советскую историческую науку.

Таким образом, и в разработке проблем истории славян, их государственных образований, самобытной культуры и письменности историки древнего мира сумели дать ряд интересных работ.

Подводя итоги разработке древней истории и в частности древнейшего периода в истории нашей Родины, надо сказать, что советские историки древности достигли заметных успехов в деле создания марксистской

науки по древней истории. Уже в результате выхода учебников для средней школы, для университетского образования советские ученые подвели итоги борьбы с буржуазным пониманием античного рабовладельческого общества, сумели сформулировать марксистско-ленинское понимание исторического процесса в древности и определили направление для дальнейшей работы советских историков.

Наша историческая наука осознала себя как самостоятельную силу, сумела преодолеть авторитет буржуазной науки, который в течение десятилетий господствовал в работах русских ученых и оказывал одно время влияние и на советскую науку. Вследствие качественного превосходства нашей исторической науки тематика исследований советских ученых может обращаться к таким проблемам, которые буржуазная наука сознательно игнорирует или не в состоянии решить. Как раз наиболее сложные вопросы древней истории, касающиеся общей характеристики того или иного древнего общества, его социального строя, истории классовой борьбы, ведущих исторических закономерностей, революционных процессов, приведших к крушению рабовладельческого строя общества,— эти наиболее трудные вопросы привлекают наших историков, овладевших великой теорией марксизма-ленинизма. В этом—наглядное выражение нового высшего качества нашей науки. Конечно, достижения советской истории древности еще недостаточны. Наши историки добились некоторых успехов. Надо итти дальше. Надо ставить и решать новые проблемы. Надо превзойти достижения зарубежной науки не только в умении правильно освещать исторический процесс, но и в конкретном исследовании отдельных деталей и звеньев цепи исторических событий. Историческая наука должна в полной мере служить народу, глубже изучать прошлое народов СССР, познавать исторические закономерности, чтобы использовать их в борьбе за счастье трудящегося человечества, сделать сокровища древней культуры достоянием народных масс.

Советские ученые научились критически подходить к буржуазным теориям, поднимать идейный уровень своих исследований. Дальнейшая идеологическая борьба с враждебными течениями—одна из важнейших задач исторической науки. Классовый характер буржуазной наукй особенно открыто проявляется в последнее время. Лакеи реакционной буржуазии используют фальсифицируемую древнюю историю, чтобы дискредитировать идею демократии, опорочить классовую борьбу трудящихся, пропагандировать веру в незыблемость капиталистического строя общества, оправдать империалистический разбой. Разоблачение реакционной антинародной сущности буржуазных теорий, обычно прикрывающихся маской «объективизма», важная задача, стоящая перед советскими учеными, в том числе и перед историками древности.

Достижения советских историков за тридцать лет это—не просто личные заслуги отдельных людей. Это результат существования у нас великой теории марксизма-ленинизма, непрестанно развиваемой товарищем Сталиным. Это результат всего хода развития строительства социалистического общества. Во всепобеждающем учении Ленина—Сталина, в совместном созидательном труде со всем советским народом для дальнейших побед социализма советские ученые будут черпать энтузиазм и силы, необходимые для неуклонного подъема нашей исторической науки.

Академик В. В. Струве

ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ ДРЕВНЕГО ВОСТОКА В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

В исследовании проблем истории древнего Востока советская историография проделала трудный путь преодоления господствующих в буржуазной науке неверных концепций и достигла заметных результатов.

Советские историки древнего Востока смогли доказать на конкретном историческом материале плодотворность применения марксистско-ленинского учения об основных типах производственных отношений для решения центральной проблемы об общественком строе народов Передней Азии и долины Нила в далеком прошлом. Лишь следуя руководящим указаниям Ленина и Сталина, советские исследователи первых но времени цивилизаций могли преодолеть и реакционность немецкой идеалистической философии и вскрыть сущность циклической концепции Эд. Мейера.

В преодолении некоторых моментов концепции названного крупного немецкого историка помогло, несомненно, и великое наследие русской пауки, и в первую очередь исследования знаменитого русского историка, академика Б. А. Тураева, автора классического труда «История древнего Востока». Даже в настоящее время во всемирной научной литературе нет исторического труда, созданного индивидуальным автором, который был бы столь всеобъемлющим, как «История древнего Востока» Б. А. Тураева¹. Географический кругозор ее, следуя определению самого автора, простирается от Кавказского хребта и Средней Азии до Персидского залива, Южной Аравии и страны африканских озер, от рубежа Ирана и Индии до «Иракловых столпов», а во времени изложение «Истории древнего Востока» начинается с самой глубокой древности и завершается эпохой позднего эллинизма. На всем протяжении своего громадного труда Тураев остается самостоятельным исследователем. Весьма характерной особенностью его научного творчества было стремление к независимости по отношению

¹ «История древнего Востока» выросла из литографированного курса лекций Б. А. Тураева. В 1911 г. она была напечатана в виде большого двухтомного труда. В 1913 г. курс был переиздан в еще более расширенном и углубленном виде, обнимая собой два больших тома в 400 страниц каждый. В 1917 г. было сдано в печать новое, расширенное и углубленное, издание его труда 1913 г., пополненное, между прочим, новой ценной главой по истории Ирана эпохи Сассанидов. К сожалению, лишь в 1924 г. первая часть данного труда под названием «Классический Восток», обнимавшая историю Вавилонии до XVI в., была напечатана издательством Брокгауз-Эфрона. Полностью же он был опубликован в 1935 г. в 2-х томах ленйнградским отделением Социально-экономического издательства под первоначальным своим названием «История древнего Востока».

1>стник древкей истории, № 3

к модным теориям, господствовавшим в современной ему историографии. Поэтому Тураев был одним из немногих историков, которые не поддались чарам откровений ассириологов берлинской школы, творцов пресловутого панвавилонизма, объявившего Вавилон учителем всего мира, не исключая Китая и доколумбовской Америки. Он не соглашался с одним из основных положений панвавилонизма, а именно с утверждением, что культура и религия Израиля целиком зависела от культуры и религии древнего южного Междуречья. Тураев не мог разделять подобную установку, отрицающую какое-либо значение древней культуры еврейского народа,—ведь данная установка, перекликающаяся с реакционной книгой Чемберлена «Основы XX века», легла в основу человеконенавистнической расовой теории фашизма. Тураев был противником расовой теории и в той смягченной формулировке ее, которую мы находчм в трудах Эд. Мейера. Так, он никак не мог согласиться с утверждением Эд. Мейера о решающем значении для нашей культуры первоначального предрасположения и способности племени (Volksstamm), т. е., по существу, значения крови, расы¹. Прямую полемику с положением Эд. Мейера, что первоначальное предрасположение племени сохраняется через все перемены исторического развития, мы находям в указании Тураева, что «иранцы и индусы представляют резкий пример того, когда два народа, находясь в тесном родстве, под влиянием географических и исторических условий могут сделаться не только не похожими друг на друга, но даже противоположными один другому»².

В труде Эд. МейераТураева смущала также модернизация исторического* построения, ибо модернизация являлась в его глазах несомненным пороком исторического труда³. Поэтому он мог подходить к интерпретации материала более объективно, нежели Эд. Мейер. Так, Тураев устанавливает вполне закономерно в судебнике Хаммурапи одни лишь рабовладельческие отношения⁴ в противоположность Эд. Мейеру, который находит в названном судебнике какие-то указания на наличие крепостных отношений в вавилонском обществе⁵.

Велико было значение Б. А. Тураева как издателя тех древневосточных памятников, которые хранились в русских собраниях. Подобно другим великим русским ученым—египтолоГу В. С. Голенищеву, семитологу П. К. Коковцову и ассириологу М. В. Никольскому, Тураев считал своим долгом создавать научную действенность сокровищам отечественных музеев. Он знал языки ведущих обществ древнего Востока, и поэтому ему открывали свои тайны и египетский папирус Среднего царства, содержащий сложную геометрическую задачу⁶, и клинописная табличка хозяйственной отчетности древнего Сумера⁷, и отрывки финикийской литературы⁸. Тураеву был понятен не только язык письменных, но и вещественных памятников.

Тураев полностью сознавал громадную ценность первокласных памятников русских музеев для успешного развития родной науки по истории и культуре древнего Востока. Тураев приложил поэтому все свои усилия к тому, чтобы знаменитая древневосточная коллекция, созданная В. С. Го

¹ Ed. Meyer, Geschichte des Altertums, l³, § 560, стр. 876.

² «История древнего Востока», I, стр. 145.

³ Там же, стр. 36.

⁴ Там жо, стр. 106.

⁵ Эд. М е й е р, ук. соч., I³, § 423, стр. 577.

⁶ Б. А. Тураев, The volume of the truncated pyramid in egyptian mathematics- в журнале Anc. Eg., 1917, IV.

⁷ Он же, «О двух клиионисных табличках церковно-археологического музея при Киевской Духовной Академии», ЗВОРАО, т. XIII (1900).

⁸ Он же, Остатки финикийской литературы, СПб., 1903.

ленищевым, была приобретена русским государством, а не была бы продана в Берлин. Коллекция была отдана на хранение в Московский музей изящных искусств, и Тураев, став хранителем названного музея, отдался со всей страстью подлинного энтузиаста изучению и изданию как письменных, так и вещественных памятников этого замечательного собрания. Одновременно с ним издавал клинописные тексты собрания Н. И. Лихачева один из основоположников русской ассириологии М. В. Никольский¹. Этим документам суждено было сыграть весьма существенную роль в первом этапе советской науки о древнем Востоке.

Горячая любовь к родине, побудившая Б. А. Тураева сохранить России сокровища собрания В. С. Голенищева, делала ему близкой историю древнего Востока и историю Востока вообще. Он со всей четкостью сознавал, что мы находимся в более близкой связи с Востоком, нежели западноевропейские страны. Тураев никогда не забывал, что мы примыкаем к иранскому миру, а через Черное море к Передней Азии, уже с древнейших времен. Поэтому он считал своим долгом, так же как и его товарищ по университету—историк Греции С. А. Жебелев, обращать сугубое внимание на памятники юга России, которые должны были, конечно, в первую очередь изучаться русскими учеными. В особенности его интересовали памятники Египта, найденные в городищах нашего юга,и он посвятил им ряд исследований².

Собрат Тураева по изучению древневосточных культур М. В. Никольский уже в 1896 г. издал клинообразные надписи царей древнего государства Урарту, найденные частью на скалах, частью среди развалин старинных построек Закавказья³.

И Б. А. Тураев и М. В. Никольский мечтали об организации русских археологических экспедиций в CTpai ы зарубежного Востока, дабы с помощью их материала русские исследователи судеб древневосточного мира были поставлены в те же условия, что и ученые Западной Европы и Америки. Мечта их не сбывалась, и, наоборот, иностранными учеными были произведены раскопки в 1903—04 гг. близ Ашхабада и в Мерве. Лишь в 1916 г., накануне Октября, была организована, благодаря энергии гениального соратника Б. А. Тураева—Н. Я. Марра, экспедиция Русского археологического общества в Ван. Экспедиция увенчалась блестящим успехом. Н. Я. Марру и его ученику И. А. Орбели удалось раскопать в двух нишах на Ванской скале надписи царя Урарту Сардура II, который вместе с отцом своим Аргишти вел продолжительную и упорную борьу с мощной ассирийской державой⁴.

С трудом поддается учету вся значимость научной деятельности Н. Я. Марра, который содействовал своим примером, своим научным твор^ чеством тому, что русская наука переросла в науку советскую. Уже в 1905 г. Н. Я. познал всю силу и мощь идеи большевизма, и он поэтому увидел в 1917 г. в победе Октября зарю грядущего возрождения человечества, утомленного долгими веками классового гнета. Он безоговорочно пошел по новому пути, по которому повели нашу страну Ленин и Сталин. Его примеру последовали и его ученики, а также ученики его ближайших товарищей по науке.

¹ См. его монументальные труды «Древности Восточные» (Труды Вост. Комиссии Моек. Арх. Об-ва), т. Ill и т. д.

^ ² См. исследовании Тураева: Скарабеи с острова Березани (ИАК, XL); Терракотовый светильник из Ольвии, изображающий Бесов (ИАК, XL); Фигурка Имхотепа, най денная в Кубанской области(ИАК, XLIX); Objets egyptiens et egyptisants trouv£s dans la Russie meridionale, RA, IV серия, т. XVIII (1911).

³ М. В. Никольский, Клинообразные надписи Закавказья (МАК, V).

⁴ II. И. М а р р и И. А. О рбе ли, Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван. СПб. 11)22.

Нелегким был путь русских ученых к достижению новой, более высокой ступени своего развития, достигнув которой они могли бы назвать себя советскими исследователями. Весьма трудным он был для представителей общественных д исциплин, и, пожалуй, наиболее сложные препятствия приходилось преодэлевать на этом пути исследователям истории и культуры древнего Востока. Действительно, историк древнего Востока находил лишь немного прямых указаний в трудах основоположников марксизма на то, как они решали вопрос об общественном строе этих наиболее древних государств. Историку, стремившемуся в качестве исследователя решить основной вопрос о производственных отношениях, господствовавших в Вавилонии и в Египте, предстояла трудоемкая задача самостоятельно проработать на основе марксистской методологии весь тот огромный материал источников, который должен быть нами привлечен на данном этапе развития историко-филологических дисциплин, посвященных изучению древневосточных цивилизаций. Необходимым условием для успешного решения этой центральной проблемы со стороны историка-специалиста, цитомца нашего старого дореволюционного университета, являлось, конечно, подлинное ознакомление с марксистской методологией.Для этого же ему необходимо было полностью отказаться от той методологии, которую он усвоил себе уже на студэнческой скамье, и освободиться от влияния крупнейших представителей буржуазной исторической науки, как Г. Масперо, Эд. Мейер, М. Ростовцев, Д. Брэстед и др. Таким образом, отход от старой методологии мог происходить лишь чрезвычайно медленно,ибо слишком велико было впечатление, которое производила покоящаяся на всеобъемлющем знании громадного материала историческая koi цеп- ция буржуазг ой кауки. Правда, Б. А. Тураев указывал в своих исследованиях на необходимость критического отношения даже к такому, казалось бы, общепризнанному авторитету, каким бьш тогда Эд. Мейер. Однако самого его сравнительно мало интересовал вопрос об общественном строе исследуемых им государств. Свое основное внимание он обращал на решение вопросов истории религии. Н. Я. Марр также первоначально дэлал предметом своих изысканий исключительно явления надстроечные—данные языка, введя в свои лингвистические исследования новый, оригинальный метод, называемый им методом палеонтологии языка. Он сводился к использованию не только формы слова—его фонетического состава, но и его содержания—первичного значения. Опираясь на энциклопедическое знание языков яфетических, семито-хамитических и индоевропейских, пользуясь установленными им законами яфетического сравнительного языкознания и применяя метод палеонтологии языка, Н. Я. Марр пытался доказать первоначальное единство яфетических, семито-хамитических и индоевропейских языков. Согласно его теории, эти три, казалось, совсем обособленные друг от друга группы языков соответствуют различным стадиям исторического развития единого глоттогонического процесса. Первичная его стадия сохранилась в яфетических языках, а высшая стадия выявляется в лице индоевропейских языков¹.

Несмотря на большое значение для советской науки этих работ Н. Я. Марра, они не могли тогда помочь историку древнего Востока решить узловую проблему о формации древнейших классовых обществ на основе марксистской методологии. Научно-исследовательская работа советских специалистов по изучению древневосточных культур в нашей стране продолжалась и после Октябрьской революции в первое десятилетие по существу на основе ста«рой методологии. Подобная застойность в раз

¹ N. См. М а г г, Der japhetitische Kaukasus und das dritte ethnische Element im iBildungsprozess der mittellandisehen Kultur, 1923, и другие его исследования.

витии была обусловлена еще и тем обстоятельством, что приходилось проделать большую работу, чтобы стать на уровень тех фактических знаний, которые были накоплены учеными капиталистических стран в годы первой мировой войны и последовавшей за ней интервенции. Попутно с проработкой большого числа заграничных изданий было необходимо и опубликование того, что осталось из научного наследия скончавшегося в 1920 г. Б. А. Тураева, который лишь после Октября стал академиком. В год его смерти была издана его «Египетская литература», обнимающая пись менность долины Нила, начиная с древнейших времен вплоть до гибели этой древней письменности в эпоху позднего эллинизма¹. Яркий и вдохновенный очерк культуры Египта, написанный Тураевым незадолго дэего безвременной кончины, был издан в 1922 г.². Было опубликовано завершенное им в 1917 г. третье издание «Истории древнего Востока»¹. Академия истории материальной культуры напечатала ряд исследований Тураева, посвященных изданию памятников Московского музея изящных искусств, в своих «Известиях»; отдельной монографией она опубликовала издание большого папируса хозяйственной отчетности поздней эпохи из собрания А. В. Прахова, подарившего его впоследствии Б. А. Тураеву⁴. Свою издательскую работу над памятниками наших собраний Тураев продолжал с неослабевающей энергией и после 1917 г., и он действительно обогатил науку о древневосточной культуре новым ценным материалом. Представители школы Тураева не оставили начатую им работу по изданию египтологических памятников собраний Союза и печатали свои исследования в советских и зарубежных органах⁶. Египтологический кружок, организовавшийся при Ленинградском гос. университете, стал выпускать с 1928 г. «Сборник», в котором был издан ряд памятников®. В 1930 г. был издан и московский математический папирус эпохи Среднего царства (около 1800 г. до н. э.)—чрезвычайно важный текст⁷, над которым в свое время работал и сам Б. А. Тураев⁸, совместно со специалистом по истории математики проф. Д. А. Цинзерлингом⁹. Было закончено исследование, начатое Б. А. Тураевым, над магическим папирусом Британского музея и определением его мистерийного характера¹⁰.

В области издания клинописных памятников Вавилонии продолжалась работа М. В. Никольского. Высоко талантливый ученик М. В.Никольского и П. К. Коковцова В. К. Шилейко издал ряд сумерийских и вави

¹ Б. А. Т у р а е в, Египетская литература, М., 1920.

² Он же, Древний Египет, изд-во «Огни», П., 1920.

³ См. прим. 1 на стр. 17.

⁴ Papyrus Prachov собрания Б. А. Тураева, JI., 1927.

⁵ См. статьи Т. Н. Бороздиной, Ф. Ф. Гесса, В. В. Струве. Н. Д. Флиттнер, А. В. Ill м и д т а , М. Э. М а т ь е, И. Г. Лившиц, И. М. Лурье, 10. Я. Перепел кина, Б. Б. Пиотровского, Ю. П. Фран- цова, II. А. Ш о л п о и др. в «Докладах Академии Наук», «Записках Коллегии востоковедов», «Известиях ГАИМК», «Сборнике Гос. Эрмитажа», «Трудах отдела Истории культуры и искусства Востока Гос. Эрмитажа», «Ancient Egypt», «Aegyptische Zeitschrift», «Mcmoires de l’Instilut fringes de ГАгсЫо1.» и др.

⁶ «Сборник ei ИПТ0Л01 ического кружка при Ленинградском гос. университете». Впоследствии он стал издаваться при Гос. Эрмитаже. Свое существование он прекрати; в 1936 г.

⁷ В. В. Струве, Der Mesknuer Mathemntische Papyrus unter Benutzung einer von B. A. Tur Jeff hinlerl ?ssenen hiercglyphischen Tr; nscripti( n, Берлин, 1930.

Издание было снабжено переводом и комментарием. В настоящее время следует подготовить новее издаиге этою замечательного текста на русском языке с учетом указаний и исправлений, данных в рецензиях.

^s См. исследование Б. А. Тураева, процитированное в прим. 6 на стр. 18.

⁸ См. статью Д.А.Ц и н зе р л инга о геометрических задачах папируса, ИАН.

125.

1933^ ^ ^ Е в г е и о в а, Магический папирус Salt 825 Британского музея, ИАН,

лонских текстов наших собраний¹. Преждевременная смерть положила предел творчеству этого крупного научного дарования. После смерти В. К. Шилейко его ученик А. П. Рифтин продолжал издание сумерийских и вавилонских текстов Музея письменности при Историческом институте Академии Наук и Гос. Эрмитажа². Блокада подорвала силы А. П., и ранняя смерть вырвала и этого ассириолога из рядэв советских ученых.

В. К. Шилейко принадлежит большая заслуга издания хеттских клинописных текстов, хранившихся в Музее письменности Академии Наук³. Хеттская керамика, представленная в собрании Гос. Эрмитажа, нашла также своего издателя⁴. Не были оставлены без внимания памятники и той алфавитной письменности южной Финикии, Сирии и Аравии, которая своими корнями выходит к иероглифическому письму древнего Египта⁵. Акад. И. Ю. Крачковским были изданы две бронзовые таблички с южноарабскими письменами®. В. К. Шилейко опубликовал несколько арамейских и пунических надписей⁷, а выдающимся семитологом, учеником акад. П. К. Коковцова А. Я. Борисовым были изданы пальмир- ские тессеры, мандейская магическая чаша из собрания Эрмитажа и другие памятники семитической эпиграфики⁸. Бесчеловечная блокада, которой подверг жестокий враг город Ленина, лишила советскую науку и крупнейшего семитолога современности—акад. П. К. Коковцова⁹ и его столь одаренного ученика—А. Я. Борисова, успевшего выявить, несмотря на молодые годы, свои творческие силы. Блокада же исторгла из наших рядов и другого представителя школы акад. П. К. Коковцова—талантливого гебраиста И. Г. Бендера, приступившего в последние годы до Отечественной войны к работе над клинописной алфавитной письменностью северной Фгникии, открытой в Рас-Шамра на месте столицы древнего царства Угарит.

Советские ученые, изучающие историю и культуру древневосточных обществ, пытались по мере сил отмечать и давать оценку важнейшим открытиям в области истории древней Передней Азии и Египта. Мы имели в нашей историографии обзоры, посвященные законам хеттских царей, ассирийскому судебнику, алфавитным надписям Синая эпохи гиксосов, новым памятникам древневосточной письменности, гробнице Тутанха- мона, раскопкам в У ре, в Кише, Ашнунаке, Мари и т. д.¹'.Иной раз им удавалось внести весьма существенные коррективы и в наблюдения, сделанные зарубежными учеными над издаваемыми ими памятниками. Так, например, Н. А. Мещерскому удалось на основании палеографических данных весьма значительно уточнить датировку так называемых «черепков проклятия», установленную крупнейшим египтологом Запада К. Зете¹¹.

¹ См. его исследования в ИГАИМК и в ИАН 1932—1936 гг.

² А. П. Рифтин, Старовавилонские юридические и административные документы в собраниях СССР, ИИ АН, 1937 г.

⁸ См. его исследование в ИГАИМК, 1926.

⁴ А. А. Захаров в ИОИИА, № 5.

⁵ См. В. В. Ст р у в е, Происхождение алфавита, изд. «Время», 1923.

⁸ И. Ю. К р а ч к о в с к и й, Две южноарабские нщписи в Ленинграде, ИАН ООН, 1931. См. также раздел «Бронзовые таблички из страны царицы Савской» в замечательной книге акад. Крачковского «Над арабскими рукописями», Изд-во АН СССР, 1945, стр. 87 сл.

⁷ См. исследование В. К. Шилейко в ИГАИМК, 1922.

⁸ А. Я. Борисов, Эпиграфические заметки, ТОИКИВ, I, (1939), стр. 221 сл.

⁹ См. некролог П. К. Коковцова, составленный чл.-корреспондентом АН СССР II. В. II и г у л е в с к о й, ВАН, 1942, № 4, стр. 103 сл.

¹⁰ См. статьи И. Н. Бороздина, А. А. Захарова, В. В. С т р у в е, Н.Д.Флиттнер, В.И.Авдиева, И.М.Л у рье, Д.А. Ольдерогге и др.

¹¹ Н. А. Мещерский, К палеографической датировке древнее гииетских текстов, содержащих проклятия, ДАН, 1929, сер. В, стр. 253 сл. Датировка, предложен-

Представители школы Б. А. Тураева и Н. Я. Марра продолжали традицию своих учителей и в том отношении, что они особенное внимание обращали на те памятники древнего Египта и Ассирии, которые были найдены в пределах СССР¹. Вместе с тем они со всем усердием продолжали изучать те древневосточные государства, территория которых примыкала к границам нашего Союза. Уже Б. А. Тураев подчеркнул, что «изучение великого прошлого наших окраин—наш долг и перед ними и перед наукой»². Указания товарищей Сталина, Жданова и Кирова, поставивших перед историками нашей страны в качестве самой актуальной задачи создание подлинной истории народов СССР, послужили толчком для углубленных исследований, давших значительные результаты. Советская историография должна была стремиться достигнуть еще больших успехов и еще более полно выявить культурные связи и взаимоотношения древних обществ востока СССР с соседними государствами. Поэтому вполне понятно, что изучение истории и культуры государства Урарту,сложившегося в мощную державу в первой половине 1 тысячелетия дон. э. в непосредственной близости с нашим Закавказьем, стало одним из самых ответственных участков советского исторического фронта. Очень ценный исторический материал сохранили нам клинописные надписи урартских царей, но необходимым условием для успешной интерпретации их являлось более глубокое проникновение в значение норм древнего языка Урарту. Эти столь необходимые для историка филологическо-лингвистические исследования были с блестящим успехом проведены Н. Я. Марром и его учеником И. И. Мэщаниновым. Н. Я. Марр, продолжая начатые им в дореволюционное время исследования в области языка эпиграфических памятников Вана, снабдил важнейшими лингвистическими и историко-филологическими комментариями издание анналСардура II, раскопанных в 1916 г. в Ване³. Н. Я. Марр здесь, как и в ряде других своих трудов, доказал, что структура языка Урарту не может быть понята без сравнения с нормами родственных ему яфетических языков⁴. И. И. Мещанинов полностью принял это основное положение своего учителя и в своих многочисленных исследованиях приводил все новые и новые аргументы в пользу сближения языка эпиграфических памятников Урарту с языками Кавказа. Он устанавливал при изучении последних поразительные аналогии, без которых не может обойтись исследователь языка надписей Вана. Результаты своего интенсивного изучения древнего языка Урарту И. И. Мещанинов опубликовал в ряде статей л монографий⁵ и, наконец, в монументальном труде 1935 г. «Язык Ванской клинописи». Последняя работа И. И. Мещанинова является основной для всех будущих исследований в области урартийского языка. Своим трудом он намного опередил всех зарубежных специалистов в данной дисциплине—М. Церетели, А. Геце, И. Фридриха, и тем самым И. И. Мегца-

ная Н. А. Мещерским, нашла теперь общее признание, см. G. Posen ег, Princes et Fays d’Asie et de Nubie, Брюссель, 1940, стр. 35, прим. 1.

¹ См. издание памятников древневосточного происхождения, найденных в Закавказье, Северо-Кавказском крае, на юге России, в Перми, Сибири в исследованиях

А. А. Захарова, М. Э. Матье, И. И. Мещанинова, Б. Б. Пиотровского, И. JI. Снегирева, А. В. Шмидтаи др. в «Новом Востоке», «Сообще- ииях ГАИМК», ИОИИА, «Ancient Egypt».

² «История древнего Востока», т. 1, стр. 5.

⁸См. издание, процитированное в прим. 4, стр. 19.

⁴ См. И. И. Мещанинов, Н. Я. Марр как халдовед, «Язык и мышление», VIII, стр. 101 сл. и его же, Язык Ванских клинописных надписей на основе яфетического языкознания, Д., 1932. В этом полезном труде собраны все наблюдения и выводы

Н. Я. Марра, сделанные им в исследованиях о языке надписей царей Урарту.

⁶ См. главнейшие его работы: «Выдвигаемые яфетическим языкознанием вопросы в области изучения Ванской клинописи» (СЯИ, V, стр. 72 сл.); «Халдоведение», ТООИА, 1927, № 10; «Die neuen Ergebnisse der chaldischen Forschungen», VI, 1931 r.

тгинов уже в 1935 г. в области изучения языка надписей древнего rocj дарства Урарту разрешил задачу «превзойти достижения науки запред( лами нашей страны».

И. И. Мещанинов мог разрешить столь успешно данную задачу поте му, что уже тогда достиг значительно более высокого методологическог уровня, нежели вышеперечисленные зарубежные ученые. Дело в том, чт он был вовлечен своим учителем Н. Я. Марром в творческую работу на построением материалистической языковедческой теории. Н. Я. Марр опираясь на свою школу, создавал тогда свое новое учение о языке, не несшее мощный удар по общепризнанной, казалось, и несокрушимо историко-лингвистической концепции буржуазной науки. Использовани достижений языковедческой концепции Н. Я. Марра давало возможност делать интересные наблюдения в области древневосточной этнографии Таким образом было установлено правильное определение некоторы неясных этнических^терминов древних Египта и Аккада¹, а также и Эгей ского мира². Многое разъяснило новое учение о языке в сложной и запу танной этнографической карте Кавказа и сопредельных стран. Здесь еле дует указать и на многочисленные исследования самого Н. Я. Марра и на работы И. И. Мещанинова⁴.

Появился ряд исследований в области древневосточного фольклор ного и мифологического материала, покоящихся на палеонтологическот анализе семантики. С большим успехом использовал палеонтологически анализ в этой области безвременно умерший И. Г. Франк-Каменецкий один из наиболее последовательных учеников Н. Я. Марра. В своих мно гочисленных работах, посвященных фольклору и мифологии древних куль тур, он расширил материал, использованный Н. Я. Марром в его трудах привлечением древнеиндийских мифов и эпоса⁶. И. Г. Франк-Каменецкохм; принадлежит также большая заслуга создания крупного коллективное труда, всесторонне и стадиально исследовавшего мифы о матери-богш е^в

Требуемую теорией Н. Я. Марра увязку данных языкознания с дан ными истории материальной культуры находили некоторые из молоды египтологов⁷.

Интересные наблюдения были сделаны на основании новой методики установленной Н. Я. Марром, в области иероглифического письма Египта сохранившего в течение всего своего бытия некоторые элементы примитив ной пиктографичности своего древнейшего периода⁸. С помощью новог< учения о языке было объяснено своеобразие египетского глагола ⁹ и был определена стадия древнеегипетского языка¹⁰. В области ассириологи] был дан анализ, следующий методике лингвистической теории Н. Я. Мар ра, сложной системы сумерийских числительных¹¹. Необходимость ис

¹ См. В. В. С т р у в е, Страна Маган в египетских текстах, «Яфетич. сборник», 111

² О н же, Народ Тсакара, «Яфетич. сборник», VI.

³ См. т. II избранных работ Н. Я. Марра (Изд. ГАИМК).

⁴ См. «Шураа и Урурдан в клинописных памятниках Ванского бассейна» (ДАН 1924) и другие работы И. И. Мещанинова.

⁵ См. его статьи в сборниках Яфетического института и Института языка и мыш ления, а также в трудах ЛИФЛИ.

⁶ Сбо рник «Тристан и Исольда» (Труды института языка и мышления, II).

⁷ Ю. П. Францов, К палеонтологическому анализу древнеегипетских земле дельческих терминов, ДАН, 1930; Б. Б. Пиотровскии, Семантический пучш в памятниках материальной культуры, ИГАИМК, VI, вып. 10 и др.

⁸ И. Г. Лившиц, Детерминатив к древнеегипетским словам «мертвец» и «враг» «Яфетич. сборник», VI. И. Г. Лившиц заканчивает теперь большой труд, посвященньп детерминативам в древнеегипетском письме.

⁹ См. статью В. В. Струве в «Сборнике Акад. Наук в честь Н. Я. Марра», 1935

¹⁰ И. Л. Снегирев (Сборник «Язык и мышление», т. I, стр. 15 сл.)

¹¹ Статья П. II. Рифтина в сборнике «Языковедные проблемы по числитель ным» Яфетического института.

пользования древневосточного материала языковедами, стоящими на основе нового учения о языке, привела к тому, что советские специалисты по истории и культуре древневосточных цивилизаций отказались от транскрипций, господствующих в зарубежной науке, и проработали транскрипцию алфавитов изучаемых ими письменных систем на основании принципов аналитического алфавита, созданного Н. Я. Марром¹.

Основоположник нового учения о языке еще до революции выступал, подобно Б. А. Тураеву, против расовой теории, которая уже давно играла, как мы выше видели, значительную роль в буржуазной науке. После же первой мировой войны расовая теория приобрела за рубежом еще более крупное значение в связи с бурным ростом в капиталистических странах фашистских и профашистских теорий. Поэтому и Н. Я. Марр стал теперь с такой большой страстностью бороться против расовой теории, опираясь на аргументацию, близкую марксистской методологии. Так, в одном из своих исследований 1927 г. Н. Я. Марр заявил, что «чистота племени и нации есть идеалистическая фикция, продукт тысячелетнего господства желавших быть изолированными классов, захватчиков власти» Для исследователей, принимающих установки расовой теории, является характерным чрезмерное восхваление культурной значимости и истори ческой действенности индоевропейских народов, как например, древних греков, и преуменьшение ценности вклада в сокровищницу культуры человечества народов не индоевропейской расы. Советская же историография пыталась, встав на точку зрения Н. Я. Марра, преодолеть пренебрежительное отношение к наследию тех историков, уроженцев Востока, которые писали в эллинистическую эпоху о далеком прошлом своей родины. Действительно, обстоятельный и всесторонний анализ наследия одного из историков, вышед'яих из недр древневосточного общества, Мане- фона, доказал ценность его труда и даже в тех его частях, которые, казалось, были наиболее уязвимыми ². Сложная библейская историография нашла также своего исследователя ³. В ряде работ было доказано большое значение древневосточной науки ⁴ и техники ⁵ для культуры всего Средиземноморья. Также была со всей конкретностью выявлена действенность древневосточного искусства в истории мирового искусства⁶.

Все только что указанные работы советских историков, дававшие иную оценку достижениям древневосточной культуры, нежели буржуазная наука, имели немалое значение для того, чтобы в нашем Союзе наука

¹ См. В. В. Ст р у в е, Яфетидологическое письмо и египетский алфавит, «Яфе- тич. сборник», VII; Б. Б. Пиотровский, «Сборник египтологич. кружка», вып VII и др.

² См. статьи В. В.Струве в «Записках коллегии востоковедов», «Сборнике Института языка и мышления», сборнике «Вспомогательное дисциплины» Института истории Академии Наук, сборнике Ленинградского гос. университета.

³ И. Г Б е н д е р, К вопросу о делении источников кн. Бытия, «Записки коллегии востоковедов», III (1928).

⁴ См. комментарий к вышеуказанному изданию В.В.Струве, Издание Московского м нем тгического папируса; Ю.Я.Перепе лкин, К вопросу о возникновении энциклогедии на дрешюм Востоке, «Труды Института книги, документа и письма Академии Наук»; Н. А. Ш о л п о, Два фрагмента египетских водяных часов, ТОИКИВ, I.

^ь II. А. Ш о л н о, Ткачество в древнем Египте, «Архив Института ист. науки и техники», вып. 5; Он ж е, Подтем тяжестей в строительной технике древнего Егии та, тим и с, вып. 8; см. другие статьи того же автора, а также статьи И. М. Л у р ь t и И. Д. Ф л и т т н с р. Сводка их исследований и работ других авторов дана в коллективном труде И. Лурье, К. Ляпуновой, М. Мать е, Б. Пиотровского НМО ^{л и т т 11 с} Р’ Очерки по истории техники древнего Востока, Изд-во All СССР

⁶ См. многочисленные исследования Н. Д.'Фл иттнер, которая является одним иг* крупнейших эрудитов в области истории и материальной культуры древнего Ностока. См. также исследования М. Э. М а т ь е и В. В. II а в л о в а.

о древнем Востоке стала подлинной советской историей древнего Востока, покоящейся на марксистско-ленинской методологии. Они являются первыми шагами на пути к общему пересмотру той концепции буржуазной науки о древних обществах, и древневосточном в частности, которая столь долго продэлжала властвовать над умами советских исследователей. Эта историческая концепция, называемая циклической, была создана по существу крупным немецким историком Эд. Мейером в эпоху империализма. Она сменила господствовавшую до того концепцию, созданную знаменитым философом-идзалистом Гегелем. Последний создал свою концепцию в условиях старого капитализма, когда мир еще не был поделен ни между кликами капитал истов, ни между великими дэржавами, когда мировой рынок ^ще казался безграничным и капитализм еще не всту- 1ыл в период общого кризиса. Гегель мог поэтому представить себе человечество развивающимся по прямой восходящей линии. Будучи идеалистом, он утверждал прогрессивность истории человечества без каких бы то ни было отклонений, ибо всемирная история определялась им как выражение ряда ступеней, благодаря которым мировой дух доходил до самосознания.

В эпоху же империализма капитализм достигает своей наивысшей стадии развития. Мир разделен, мировой рынок познает свой предел, завтрашний день сулит уже не новый подъем благополучия, а все более жестокие кризисы. Имущие классы не мечтают уже больше о дальнейшем прогрессе, они мобилизуют все свои силы на то, чтобы сохранить капиталистический мир на достигнутом уровне развития. Говоря словами Ленина, «бешеная защита империализма, всевозможное прикрашивание его—таково знамение времени»¹.

Историография получает социальный заказ обосновать путем привлечения данных из далекого прошлого необходимость существования капитализма для блага человечества, и доминирующей концепцией буржуазной историографии становится концепция циклизма. Основоположнику <ее Эд.Мейеру были доступны первоисточники всех обществ древнего Средиземноморья. Свою концепцию Эд. Мейер четко определил в своем докладе 1895 г. «Экономическое развитие древного мира». Здесь он полемизирует с концепцией Гегеля, с концепцией непрерывного развития человечества по восходящей линии. По его мнению, «в основе* ее лежит обычное деление истории на древнюю, средЕШЮ и новую». В противоположность этому он устанавливает тезис, «что история сред тземноморских народов протекала в двух параллельных периодах, что с падзнием древнего мира развитие начинается сызнова и что она снова возвращается к тем первым ступеням, которые уже давно были пройдзны»². Й Эд. Мейер, опираясь на широкое знание доступных ему первоисточников древней истории, пытается во что бы то ни стало дэказать, что античный период истории народов Средиземноморья знал свою древность, свои средние века и свое новое время. Не останавливаясь перед произвольным толкованием источников, он находил для древности греко-римского мира, как и для древнейшего периода романо-германских народов, родовой строй, для средних его веков—тот же феодализм и крепостничество. Что же касается его последнего периода, соответствующего новому времени развития народов Западной Европы, то и здесь Эд. Мейер находит новую форму эксплоатации— рабство, которое соответствует, по его мнению, промышленному наемному труду эпохи капитализма.

¹ В. И. Ленин, Империализм, как высшая стадия капитализма, Соч., т. XIX, стр. 159.

² Э. М е й е р, Экономическое развитие древнего мира, СПб., 1898, стр. 10—11.

Для Эд. Мейера, таким образом, крепостничество является менее прогрессивной формой эксплоатации, нэжели рабство¹. Основным историческим выводам концепции Эд. Мейера является, следовательно, положение, что дреЕНяя история Средиземноморья уже знала свою эпоху капитализма, за которой, однако, не последэвал дальнейший прогресс, а, наоборот,—имело место возвращение к давно пройденной стадчи феодализма и крепостничества. Утверждая подобный круговорот—циклизм— древнэго общества, Эд. Мейер выступил тем самым и апологетом капиталистической системы. Действительно, если после капитализма наступает не прогресс, а возврат к средневековому крепостничеству, то человечеству необхсд тмо задзржаться в своем развитии на капиталистической формации, которая является таким образохМ наивысшей стадией развития, доступной человеческому обществу.

Апологетом капиталистического строя выступал Эд. Мейер и тогда, когда он заявлял, что на Востоке «существенные черты экономической жизн! оставались неизменными с самых древних времени дэ настоящего времени», т. е. на стадии феодализма и крепостничества². Исходя в конечном итоге из расовой теории, он, как и его последователи, подобно Д. Брэ- стеду и другим, настойчиво утверждал, что Восток не знал прогресса, перехода на более высокую ступень развития общества. Он не знал, в противоположность Греции и Риму, рабства, которое Эд. Мейер и его школа рассматривали, как соответствующее промышленному наемному труду эпохи капитализма. Они противопоставляли Восток в его абсолютной застойности стремящемуся к новым судьбам Западу, не знающему покоя в своем вечном и неутомимом движении на пути к дальнейшему прогрессу. Следовательно, временное подчинение колониального Востока народам Европы становилось вечной категорией, и подчинение Индий, Индонезии, Китая и т. д. «организаторскому гению» Запада являлось бесспорным благодеянием для них. Поэтому в буржуазной историографии концепция Эд. Мейера стала безраздельной владычицей душ, несмотря на всю ее очевидную порочность, обусловленную грубейшей исторической ошибкой, а именно отождествлением свободного рабочего эпохи капитализма с римским рабом, который для его владельца уподоблялся скотине, одаренной человеческой речью.

Наша дореволюционная историография также полностью усвоила и теорию цикличности исторического развития и положение о вечной застойности'Востока. Специалисты по истории древнего мира и древнего Востока, восприявшие данные положения уже на студенческой скамье, продолжали их признавать безоговорочно и после Октября. Не только представители старых нэ-марксистских школ наход ились под влиянием этой концепции, но также и некоторые из историков, считавшихся марксистами. По крайней мере, еще в 1923 г. был переиздан старый перевод брошюры Эд. Мейера «Рабство в древнем мире» издательством «Прибой» без соответствующего предисловия, без критических примечаний, как будто бы работа основоположника концепции циклизма являлась подлинным марксистским трудом³.

Переиздшче издательством названной работы Эд. Мейера, в которой особенно резко отождествляется рабский труд античности со свободным

¹ Эд. Мейер со всей резкостью устанавливает свою точку зрения на прогрессивность рабского труда по сравнению с трудом крепостного в своей брошюре «Рабство в древности». Она была в первый раз переведена на русский язык в 1899 г.

² «Рабство в древности», стр. 24.

³ «Прибоцм» была издана и первая из вышеуказанных работ Эд. Мейера «Экономическое развитие древнего мира».

наемным трудом эпохи капитализма, а также со всей определенностью подчеркивается застойность Востока по сравненш с прогрессивным развитием Греции и Рима, не могло, конечно, не задержать отход специалистов, питомцев дореволюционного университета, от старой методологии и подлинное освоение ими марксистской методологии. Они пытались эклектически примирить марксистскую концепцию с определением исторического разбития восточных обществ, созданным Эд. Мейером и его последователями. Древнеазиатский, античный и т. п. способы производства, которые Маркс устанавливал «как прогрессивные эпохи экономической общественной формации»¹, представлялись ими* механически, не диалектически, вне связи с конкретным историческим процессом. Не поняв сущности метода диалектического материализма, они заменили творческое применение марксистско-ленинского учения догматическим преклонением перед буквою текста. Одним из характерных примеров подобного буквоедства и начетничества может служить пресловутая дискуссия об азиатском способе производства, во время которой ссылками на основоположников марксизма-ленгнизма доказывался особый путь развития обществ Востока. Определение способа производства восточных общес тв как особой «азиатской формации», покоилось на основании методологически и методически неправильного использования отдельных высказываний Маркса или Энгельса. Исследователи механически сопоставляли отдельные разрозненные цитаты Маркса о восточных обществах,вырывая их из общего контекста, и пытались сами, путем механистического соединения их, «создать» систему учения Маркса об «азиатской формации».

Эта «азиатская формация», создаваемая их «творчеством», по существу сливалась с вечным феодализмом на Востоке, постулируемым Эд. Мейером. Действительно, последний утверждал, что экономическая жизнь на Востоке оставалась неизменной с самых древних времен и до настоящего времени, а для адептов теории об «азиатской формации» строй восточных обществ древности определялся той же характеристикой,что и строй восточных обществ средних веков и нового времени².

Подобное противопоставление Востока Западу, восточных народов западным народам объективно покоилось на расовой теории, на конечной основе всех буржуазных исторических концепций. Фашистская историография довела до абсурда расовую теорию старой буржуазной науки, «доказывая», что все куль ургье достижения бьли созданы генгем «нордической расы», к которой принадлежали и греки и германцы ³. Таким образом, советские исследователи, утверждавшие вечный феодализм на Востоке, лили объективно воду на мельницу буржуазной и даже фашистской историографии. Поэтому против утверждений о застойности Востока и о качественном отличии строя обществ Востока от строя обществ Запада выступили резко два крупнейших представителя русской науки,

¹ К. Маркс, К критике политической экономии, Маркс и Энгельс, Соч., т. XII, ч. I, стр. 7.

² См. С. И. К овал ев, Курс всеобщей истории, т. I, 1923, т. II, 1924; Н. М. Н ик о л ь с к и й,статья «Вавилония» в БСЭ; о н ж е. История (доклассовое общество, древний Восток, античный мир), 1933 г.; он же, Некоторые основное проблемы обпей и религиозной истории Израиля и Иуды (предисловие к книге А. Б. Рановича, Очерк истории дгев1 еэврейской религии, 1937), стр. XLVIII—XL1X; В. В. Струне, Египет в БСЭ и др. Блестящим исключением являлись диссертации двух молодых ученых—10. П. Францова о егигетской сказке и Ю. Я. Переделкина о тель-амарнской литературе. Основательная методологическая подготовка авторов удержала их от посгсж ного определения общества древнего Египта как феодального и направила их внимание па установление специфических особенностей названного обшества.

³ См. А. 3 в о р ы к и и, Фашистская фальсификация истории материальной культуры, «Правде» от 14 мая 1937 г.. стр. Я: А. Панкратова, Историческая наук в СССР за 25 лет (1917—1942), ИЖ, 1942, № 10, стр. 47 сл. и другие статьи.

ставшие в годы после победы Октября руководителями советского востоковедного фрснта.

Однш из них был неоднократно уже упоминаемый Н. Я. Марр. Он издавался над теми исследователями, «кто дэселе думает, что европейца создшы из другого теста, чем азиаты,., кто доселе верит, независимо от выставляемых ими лозунгов того или гного метода, в существование особых норм восточной культуры,... кто, следовательно, всерьез признает способы производства на Востоке иными, чем то были, или по происхождению суть на Западе»¹. Со словами Н. Я. Марра перекликались слова его друга, знаменитого инд ланиста С. Ф. Ольдгнбурга: ля нас нет разделения народов и стран на Восток и Запад, противоположных Друг другу и 1.наче изучаемых: Восток вошел в нил Союз на равных правах с Западом, и мы изучаем его с той же марксистской методологией, с какой изучаем Запад. Классовая борьба шла и идэтна Востоке так же, как и на Западе. История Востока дала те же формации, как и история Запада. Это—основное положение нашего востоковедения»². Указания столь крупных исследователей, как Н. Я. Марр и С. Ф. Ольденбург, не могли не оказать воздзйствия на их млад лих товарищей, они должны были содействовать и перелому на отрезке исторического фронта, посвященном изучен тю древневосточных обществ. Интенсивное изучение трудов основоположников марксизма-ленинизма уже сделало невозможным повторение ошибок, подобно определению «барщинными крестьянам! » в Вавилонии тех «из кабальных людей, наделы которых были окончательно присвоены феодалами» и которые «отбывали барщину и были на господских харчах». Печально, что данное курьезное определение «барщинных крестьян» могло быть высказано, несмотря на то, что оно резко противоречит определению В. И. Ленгна, согласно которому в барщинном хозяйстве «непосредственный производитель был наделен средствами производства вообще и землею в частности»^.

Громадную помощь оказала историкам древнего Востока при решении проблемы о возможности или невозможности существования особых производственных отношений на Востоке опубликованная в 1930 г. лекция

В. II. Лен/на о государстве⁴. Здесь В. И. Ленин с предельной четкостью устанавливает три крупных периода в истории развития классового общества—рабовладельческий, крепостнический и капиталистический,—и первому из них—рабовладельческому предшествует первобытное общество. Нигде в своей лекции Ленин не говорит о каком-то особом азиатежш или восточном периоде, который в Азии следовал за доклассовым обществом. Наоборот, в лекции о государстве со всей определенностью подчеркивается, что «рабовладельцы и рабы—первое крупное деление на классы»⁶. Это утверждает и товарищ Сталин в четвертой главе «Краткого курса истории ВКП (б)», устанавливая «пять основных типов производственных отношений: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, социалистический»®. Мы не находим упоминания

о качественно-отличной закономерности в истории развития восточных обществ.

Следовательно, советские историки древнего Востока могли со всей определенностью утверждать, что, согласно марксистско-ленинскому уче

¹ И. Я. М а р р, Избранные работы, III, 1934, стр. 351.

² С. Ф. Ольденбур г, Восток и Запад в советских условиях, Соцэкгиз, 1931, -стр. 9.

³ В. И. Лени гг, Соч., т. III, стр. 140.

⁴ См. там же, т. XXIV, стр. 362 сл.

⁵ Там же, т. XXIV, стр. ?66.

⁶ Краткий курс истории ВКП(б), 1938, стр. 119.

нию о формациях первобытнообщинный строй был сменен в истории самобытно развивавшихся древневосточных обществ строем рабовладельческим, а не крепостническим, как предполагала концепция циклизма, а также* и те из советских историков, которые утверждали вечный феодализм на Востоке.

Советские историки, опираясь на научную методологию, могли до конца разоблачить всю порочность концепции циклизма. Они отвергли отождествление рабочего труда со свободным трудом периода капитализма. Они также опровергли, исходя из понятия диалектического развития, отрицание концепцией циклизма исторического прогресса. Диалектическое* развитие определяется Энгельсом как «причинная связь того поступательного движения, которое, сквозь все отклонения в сторону и сквозь все кратковременные попятные шаги,, пробивается от низшего к высшему»¹.

Концепция циклизма, которая утверждает в истории человечества абсолютную повторяемость, резко противоречит материалистическому учению о производительных силах. Действительно, если в известные периоды, согласно Эд. Мейеру, история человечества начинается заново, то, следовательно, производительные силы предшествующей эпохи как бы растворяются в воздухе, не оставляя реального наследия для последующих поколений. Таким образом, концепция циклизма, утверждая повторяемость в историческом процессе, выявляет свою идеалистическую сущность. Напротив, «диалектический метод считает, что процесс развития следует понимать не как движеш е по кругу, не как простое повторение пройденного, а как движение поступательное, как движение по восходящей линии, как переход от старого качественного состояния к новому качественному состоянию, как развитие от простого к сложному, от низшего к высшему»².

Параллельно с интенсивной работой по освоению марксизма-ленинизма советские историки отдались углубленному изучению правовых памятников, хозяйственных и других документов, сохранившихся от древневосточных архивов. Будучи теперь не только методически, но и методологически подготовленными, они не видят больше в знаменитом судебнике царя Хаммурапи отражение крепостнического строя вавилонского общества, как это готов был видеть в свое время Эд. Мейер³. Они находят теперь в древнем судебнике великого царя вавилонской державы весьма отчетливое деление вавилонского общества на два антагонистических класса— на рабовладельцев и рабов⁴,—т. е. блестящее подтверждение тезиса_г Ленина: «рабовладельцы и рабы—первое крупное деление на классы». Также и во втором из наиболее полно сохранившихся древневосточных судебников—хеттском—проходит красной нитью противопоставление раба свободному человеку—фактическому или потенциальному рабовладельцу⁵.

Важнейшей же группой источников для определения производственных отношений одного из ведущих древневосточных обществ являются многочисленные документы хозяйственной отчетности, дошедшие до нас из архивов нескольких древних городов Южного Междуречья. Они датируются годами правления царей так называемой 111 династии Ура (2132 г.—

¹ К. Маркс, Избранные произведения, 1937, т. 1, стр. 345.

² Краткий курс истории ВКГ1(б), 1938, стр. 102.

³ «Geschichte des Altertums», l³, 1913, § 423.

⁴ § 15 сл., § 175 и др. судебника Хаммурапи. См. соответствующий раздел учеб

ника А. В. Мишулина, История древнего мира.

⁶ В. В. Струве, Хеттское общество, как тип военного рабовладельческого об- шоства, ИГАИМК, вып. 97 (1937 г.), стр. 60.

2024 г. до н. э.)¹ и отражают, таким образом, действительность экономического бытия сумерийского общества конца III тысячелетия до н. э. В них увековечена многообразная жизнь больших царских хозяйств Сумера той эпохи, обнимавших тогда и храмовое хозяйство. Документы этих архивов, посвященные организации и эксплоатации труда непосредственных производителей, являются еще более надежной основой для точного установления ведущего способа производства в обществе Южного Междуречья, нежели даже судебник царя Хаммурапи.

Исключительно советским ученым принадлежит большая заслуга привлечения указанных источников для своих исторических исследований и использования их для решения вопроса об общественном строе Южного Междуречья в древности. Зарубежные исследователи оставили издаваемые ими в автографии подобные документы III династии Ура либо без перевода², либо снабжали их неточным переводом или пересказом, свидетельствующим о полном непонимании ими исторической значимости изучаемых текстов³.

Советские историки сделали на основании этих документов хозяйственной отчетности твердо обоснованный вывод о рабовладельческом характере царского хозяйства III династии Ура⁴. Определение общественного строя Сумера той эпохи рабовладельческим не теряет своей силы ввиду того факта, что среди непосредственных производителей, упоминаемых изучаемыми документами, были не только рабы-военнопленные, но и рабы-должники⁵. Действительно, ни Ленин, ни Сталин в своем определении рабовладельческого строя не считали необходимым указать на то, что при данном общественном строе непосредственные производители являются военнопленными®. Были вскрыты рабовладельческие отношения и в другом великом культурном центре—в Египте—на основании изучения конкретного исторического материала, правда, не столь доказательного, как сумерийские документы хозяйственной отчетности⁷. Была поставлена также существенная проблема о роли общины и об удельном весе труда общинников в хозяйстве древневосточных государств⁸. Было

¹ Согласно новой хронологии ср. В. В. Струве, Датировка I вавилонской династии, ВДИ, 1947, № 1.

² Ср., например, ряд изданий люксембургского ученого Н. Шнейдера или издание американского ассириолога G.G. Hackman, Temple documents of the third dynasty of Ur frcm Umma (V том серии Babylonian inscriptions in the collection of J.B.Nies, Yale University), 1937.

³ См. гересказ, сделанный Ж. Ж e н у л ь я к о м, учеником Тюро-Данкена, документов № 5675 и 5676, изданных им в Texles eccncmiques d’ Umma de l’epcque d’ Our Париж, 1922, в журнале, «Babyloniaca», VIII, стр. 44 сл.

⁴ См. В. В. Струве, Рабовладельческая латифундия в Сумире III династии Ура (Сборник в честь С. Ф. Ольденбурга, Л., 1933, стр. 495 сл.); он же, Проблема зарождения, развития и разложения рабовладельческих обшеств древнего Востока, ИГАИМК, вып. 77 (1934), стр. 43; он ж е, Рабство в древнейшем Сумире, ИГАИМК вып. 97 (1934), стр. 5 сл.; о н ж е, Еще раз о рабовладельческой латифундии Сумира III династии Ура, ПИ ДО, 1934, N° 7—8, стр. 211 сл.; он же, Рудимент классового показателя в сумерийском языке, ИАН ООН, 1934, стр. 799 сл.); он ж е, К семантике жалованья, «Язык и мышление», Сбориик III—IV, 1935, стр. 101 сл.; В. И. Авдиев, Рабовладение на древнем Востоке, «История в средней школе», 1934, № 2; Н. М. Н и -

польский, Рабство в древнем Двуречье, ВДИ, 1941, № 1.

⁶ В. В. Ст р у в е, История древнею мира, I, Москва, Соцэкгиз, 1937, стр. 93.

⁶В. И. Лени н. Избранные произведения, VI, стр. 296; Краткий курс истории ВКП(б), стр. 119—120.

⁷ Д. Г. Р е д е р, Рабы и подданные египетских храмов в XII в. до н. э. по статистическим данном папируса Гаррис, Зап. ист. фак. Моск. обл. пед. ин-та, II, 1940: диссертация М. А. К о р о с т о в ц е в а, Рабство в древнем Египте в эпоху XVII династии; И.М. JI у р ье, К проблеме домашнего рабства в древнем Египте, ВДИ,1941 ,№ 1.

⁸ В. И. Авдиев, Сельская община и искусственнее орошение в древнем Египте, «Историк-Марксист», 1934, № 6, стр. 70 сл.; см. также _;Н. М. Н и к о л ь с д и й,. Община

начато исследование сложных надстроэчных явлений—религии и литературы—на основе марксистско-ленинской методологии¹. Создавались до Великой Отечественной войны и обобщающие трудь на основе определения общественно-экономической формации страц древнего Востока как рабовладельческой². Были включены в эти обобщающие работы и древнейшие цивилизации Индли и Китая, оказавшиеся более тесно связанными со средиземноморским миром, нежели можно было думать раньше³.

Подводя итог результатам работ советских историков над решением основной проблемы о производственных отношениях древнейших в мире государств, можно сказать, что в конце концов победила теория рабовладельческого характера древневосточных обществ. Конечно, многие положения этой теории требовали еще для своего окончательного утверждения дополнительной разработки конкретного материала, материала или нового, или заново интерпретированного и комментированного. На достигнутом методологическом уровне советские историки уже не могли больше довольствоваться старыми переводами буржуазных ученых⁴, ибо перевод текста является не чем иным, как интерпретацией его с определенных методологических и методических позиций.

Советские историки должны были также стремиться расширять базу своих исследований использованием исторического материала, не привлечет I ого буржуазг ыми исследователями для своих построений. Этот новый материал можно было найти и в многочисленных зарубежных изданиях древневосточных текстов, оставленных без перевода и без комментария, его можно было встретить среди неизданных памятников советских музеев и, наконец, в древних город пцах республик советского Востока. Успешные раскопки советских археологов-историков открыли в недрах земли mi огочислен! ые памятники далекого прошлого нашего Востока и беспредельно расширили историю нашей страны, вызвав из забвения мощную и яркую культуру тех древних народов, которые участвовали в этногенезе великого советского народа. Следует отметить как особую заслугу этих талантливых ученых-археологов, что они сумели на основании добытого материала с помощью марксистско-ленинского метода воссоздать адэкватное понятие тех обществ, которые были творцами раскопанных ими памятников.

Так, рядом советских археологических экспедиций была открыта культура древнего Хорезма рабовладельческой эпохи, и тем самым исто-

13 древнем Двуречье, ВДИ, 1938, № 4, стр. 72 сл.; он же, К вопросу о ренте-налоге и древнем Междуречье, ВДИ, 1939, № 2, стр. 68 сл.; В. В. С т р у в е, Марксово определение раннеклассового общества, «Сов. этнография», III (1940), стр. 5 сл.

¹ Ю. П. Ф р а н ц о в, Древнеегигетские сказки о верховных жрецах, «Сов. фольклор, 2—3 (1936); о н ж е, главы V и VI в книге И. JI.Снегирева иЮ.П. Ф ран- ц о в а, Древний Египет, 1938, Эти главы содержат разделы, посвященные религии и литературе Среднего и Нового царств древнего Египта. Заслуживает внимания его же докторская диссертация, посвященная фетишизму и другим религиозным явлениям древнейших цивилизаций. См. А. Б. Ранович, Очерк истории древнееврейской религии, М, 1937 и статьи Н. М. Никольского, посвященные библейской критике. См. его сводку в ВДИ, 1938, № 1, стр. 30 сл. «Проблемы критики библии в советской науке».

² В. В. Струве, История древнего мира, I (Древний Восток), Москва, Соцэк- гиз, 1937.

³ В. И. Авдиев, Курс лекций, изданный Высшей партийной школой при ЦК ВКП(б), М., 1940. Учебное пособие В- В. Струве «История древнего Востока» было издано при помощи его молодых товарищей: М. А. Коростовцева, Б. Б. Пиотровского, Р. И. Рубинштейн, И. JI. Снегирева, Н. А. Шолпо и содействии ответственного редактора Ю. П. Францова.

⁴ К сожалению, подобные случаи имели место во время дискуссии в ГАИМК и 5/VI 1933 г., посвященной вопросу о способе производства в государствах древнего Востока. См. ИГАИМК, № 77, стр. 157 сл.

рия Узбекистана I тысячелетия до н. э. была заполнена новым богатым содержанием¹. Методически проведенными раскопками в Термезе и окружающем его районе были выявлены отдельные ценные памятники, а также и общий комплекс культуры древнего города в греко-бактрийскую эпоху*.

Не менее ценными были результаты раскопок советских археологов в древних городищах Закавказья. В Азербайджане были открыты памятники конца II тысячелетия до н. э. и клад из различных бронзовых предметов, датируемый эпохой оформления государства Урарту³, т. е. начала

I тысячелетия до н. э. Большое научное значение имели обследования и раскопки советских ученых, посвященные городищам, восходящим к эпохе преобладания державы Урарту, оказавшей столь большое культурное воздействие на наше Закавказье.

Еще в конце 20-ых годов были обследованы в Азербайджане циклопические крепости, восходящие к урартийскойэпохе⁴.В начале 30-ых годов бы;- ли изучены в Армении циклопические крепости доурартийской и урартий- ской эпох⁵. Особенно же ценные результаты дало археологическое исследование прекрасно сохранившейся урартийской крепости на Кармир-блуре, на холме близ Еревана. Раскопки, начавшиеся в 1939 г., производились совместной археологической экспедицией научно-исследовательских учреждений и Гос. Эрмитажа.

В результате раскопок наши знания об урартийском строительном искусстве стали значительно более обширными, и в крепости были найдены прекрасные образцы урартийского скульптурного искусства⁶.

Интерес к древней державе Урарту, подчинившей в далеком прошлом своему влиянию все наше Закавказье, обусловил в Грузии издание надписей ванских царей, хранившихся в Грузинском музее⁷. Исследователь истории Грузии академик А. И. Джавахишвили, смерть которого недавно нанесла такой тяжелый удар советскому историческому фронту, организовал, начиная с 1936 г., ряд археологических экспедиций, значительно расширивших и углубивших наши знания по древней истории Грузии.

В местности Триалети в Цалкинском районе были открыты художественные изделия древней культуры Грузии, датируемые II тысячелетием до н. э.⁸. Не менее значительны были результаты раскопок в районе Арма- зи, в 2 км к юго-западу от Мцхета, выявившие памятники культуры дофео

¹ См. исследования и сообщения организатора и руководителя археологических экспедиций на территории К ара-К алпакской республики С. П.Толстова в ВДИ, начиная с 1938 года. Его работы содействовали и будут содействовать определению рабовладельческого строя древневосточных обществ.

² См. М. Е. Масон, Термезская комплексная археологическая экспедиция УзФАН, Ташкент, 1940. Блестящую оценку результатов раскопок и исследования М. Е. Масона см.у С.П. Толстова, Основные вопросы древней истории Средней Азии, ВДИ, 1938, № 1, стр. 176 сл. Эта статья исчерпывающе трактует проблематику древней истории Средней Азии и достижения русской и советской науки в этой области.

³ См. Я. И. Гуммель, Раскопки в Нагорно-Карабахской автономной области в 1938 г., ИАзФАН, 1939, №4, стр. 77, сл. и рецензию Е. И. К р у п н о в а, которому принадлежит заслуга уточнения датировки памятников, открытых Я. И. Гуммелем.

⁴И. И. Мещанинов, Восточное Закавказье времен халдейских завоеваний, ВДИ, 1937, № 1.

⁵ Б. Б. Пиотровский иЛ.Ж.Гюзальян, Крепости Армении доурарт- ского и урартского времени, «Проблемы ист. мат. культ.», 1933, № 5—6, стр. 51. Ср. В. И. А в д и е в, Историко-археологическое изучение древнего Кавказа. «Двадцать пять лет исторической науки в СССР», Изд. АН СССР, 1942, стр. 61—62.

⁶ См. Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, Ереван, 1944, X глава.

⁷ См. прекрасное издание Г. В. Церетел.и, Урартские памятники Музея Грузии, Издательство ГрузФАН, 1939. См. положительную рецензию издания Г. В. Церетели в ВДИ, 1941, № 1, стр. 107 сл., составленную И. И. Мещаниновым.

⁸ Раскопки велись под руководством Б. А. Куфтина. Адэкватную оценку их см.

В. И. Авдиев, ук. соч., стр. 62 сл.

3 Вестник древней истории, № 3.

дальной, рабовладельческой эпохи Грузии, в виде богатого инвентаре двух открытых совершенно нетронутыми гробниц, одна из которых при-| надлежала, судя по надписи найденной печати, Аспагуру питиахшу (npa-j вителю области)¹. Ценнейшее археологическое открытие подтвердила полностью те тесные связи грузинской культуры того времени (III в. н. э.) с мировой эллинистической, о которых нам сообщали до этого лишь литературные данные.

Все достижения советской историографии по изучению обществ древнего Востока приобретали должную действенность и находили широкий отклик у нас в Союзе и за рубежом благодаря наличию специального периодического органа по истории древнего мира—«Вестника древней истории». Появление в 1937 г. такого журнала, который был неизвестен дореволюционной России, имело громадное организационное и научное значение².

Самостоятельная, основанная на правильной интерпретации материала источников в свете марксистско-ленинской теории разработка важнейших проблем истории древнего Востока позволила большому коллективу советских ученых подготовить для «Всемирной истории» обширный том по истории древнего Востока (под ред. В. В. Струве, А. Б. Рановича и М. А. Коростовцева). Благодаря дружной совместной работе авторов и широкому обсуждению возникавших в процессе работы принципиальных вопросов был создан интересный труд, научно осмысливший исторический процесс на древнем Востоке. В этом отношении посвященный древнему Востоку том «Всемирной истории» является несомненным достижением советской науки. Война задержала вь пуск этого тома, который включен в новый пятилетний план Академии Наук СССР.

Вероломное нападение фашистской Германии прервало мирный и творческий труд советских людей. Защита родины и на фронте и в тылу поставила перед всеми гражданами Союза свои определенные задачи. Великая Отечественная война вовлекла в свою орбиту и исследователей столь далекой, казалось бы, от современной жизни дисциплины, как история древнего Востока. Часть из них пошла на фронт³, другие оставались на своем посту в блокированном Ленинграде⁴ или в тылу у врага % а третьи пытались по мере своих сил и способностей помогать доблестным трудом своей родине в борьбе с ненавистным врагом. Наряду с работами, связанными так или иначе с помощью обороне стране, продолжалась и в военных условиях научно-исследовательская работа по специальности, которая должна была оставаться и во время войны на уровне мировой науки и не должна была отставать от достижений зарубежных ученых в области древней истории.

Лучшим доказательством того, какое значение советское правительство и общественность придают исследованиям в области древнего мира, является тот факт, что в 1942 г. Б. А. Куфтину была присуждена Сталин-

¹ Результаты раскопок были опубликованы в бюллетенях Академии Наук Грузинской ССР. Заслуга правильного определения производственных отношений вновь открытого древнейшего классового общества Грузии принадлежит ученику акад. И.А. Джавахишвили—акад. Н. С. Джанашиа.

² См. объек' ивную оценку ВДИ в обстоятельной статье Коростовцева, Изучение истории древнего мира за 25 лет, «25 лет историч. науки вСССП?», /1942), стр. 192-193.

³ Н. А. Шолпо, И. М. Дьяконов, И. С. Кацнельсон, М. А. Коростовцев, В. А. Мачинский, начинающие египтологи С. Н. Петровский, Е. В. Черезов и другие.

⁴ Следует отметить Ю. П. Францева, остававшегося в Ленинграде все время блокады, И. Г. Бендера, А. Я Борисова, Д. А. Ольдерогге, Б. Б. Пиотровского.

⁵ Заслуживает всяческого восхваления научная работа академика Н. М. Н и- кольского в лагере белорусских партизан.

ская премия за большой труд, посвященный его раскопкам в Триалети, а в 1945 г. той же высокой награды был удостоен Б. Б. Пиотровский за его прекрасную книгу «История и культура Урарту»¹. В текущем году Сталинской премии второй степени был удостоен труд трех крупнейших грузинских учегых: Н. А. Бердзенишвили, А. Джавахишвили и

С. Н.Джанашиа «История Грузии с древнейших времен до начала XIX в.», где дан адэкватный очерк дрэвкейшей истории Закавказья. Великая Отечественная война вызвала небывалый подъем патриотического чувства советского народа и тем самым еще более усилила интерес к прошлому— как близкому, так и далекому—родной страны.

Историки древнего Востока, эвакуированные в наши восточные республики, писали исследования, посвященные эпохе древности оказавшего* им гостеприимство народа². Во время войны проводились камеральные работы над археологическим материалом³. Особенно ценным предметам посвящались специальные исследования⁴. Создавались большие исторические труды, построенные на вновь добытом археологическом материале⁵. История соседнего с нами Ирана привлекала внимание советских историков и в дни войны. Были исследованы надписи Дария I и Ксеркса, открытые незадолго до войны в Персеполе⁶. Была написана история древнего Ирана, являющаяся первой обобщающей работой, построенной на основе марксистско-ленинского метода⁷.

Исследования в области истории Ирана заставили историков древнего Востока снова обратиться к далекому прошлому Средиземноморья, столь тесно связанного с Ираном. Они приступили теперь к завершению тех своих работ, которые были начаты еще до войны и были на время прерваны.

Теперь был даже написан акад. А. И. Тюменевым общий труд, посвященный характеристике положения рабочей силы во всех без исключения древневосточных обществах. Автор приходит к выводу, что существенной специфической особенностью хозяйственного и общественного строя как Египта, так и древнего Двуречья, являлась самая широкая эксплоатация со стороны государства труда основной массы населения,

¹ Она была опубликована Армянской Академией Наук в 1944. См. рецензию В. В. Струве в ВДИ, 1946, № 1. 4

² См. ценное исследование по эпохе доклассового общества Узбекистана JI. А. Мацулевича, которое будет напечатано в трудах Узбекской Академии наук. К. В. Тревер паписала первую научно-исследовательскую историю эпохи древности народов Узбекистана. Этот труд будет опубликован Гос. Эрмитажем. См. также В. В. Струве, Родина зороастризма, «Материалы по истории таджиков в Таджикистана», Сборник 1-й, 1945, стр. Зел.; он ж е, Поход Дария I на сакоп-масса- гетов, HAII, сер. ист. ифил., III (1946), №3, стр. 23 сл.;онже, Новые данные об истории Армении, засвидетельствованные Бехистунской надписью, ИАН Армянской ССР, Общественные пауки, 1946, № 8, стр. 31 сл.

⁸М. Е. М а сон продолжал издание результатов своих раскопок в Термезе в дальнейших томах серии «Термезская комплексная археологическая экспедиции».

⁴ См. талантливое исследование Г. В. Ц е р е т е л и, A bilingual inscription from Armaza near Mchet.a in Georgia, «Бюллетень Института языка, истории и материальной культуры им. II. Я . Марра», XIII, 1942; В. И. А б а е в, Вокруг Армазской билингвы, «Сообщении АН Грузинской ССР», V, 1944 № 8.

^ь Кроме вышеуказанных трудов Б. А. Куфтина и Б. Б. Пиотровского следует назвать монументальный труд С. П. Тол стова об истории древнего Хорезма, восстановленной по существу на основании материала руководимых им археологических экспедиций.

¹В.В. Струве, Надпись Ксеркса о дэвах и религии Ахемепидов, ИАН, сер. нет. и фил.. 1944, № 1; В. И. А б а е в, Антидэвовская надпись Ксеркса (сборник «Иранские языки», I, 1945, стр. 134 сл.; о н ж е,Надпись Дария 1 о сооружении дворца в Сузах, там же, стр. 127 сл.

⁷ Печатающаяся ныне книга М. М. Дьяконова, История Ирана с древнейших времеп до арабского завоевания.

положение которого вследствие этого было близко к настоящему рабству¹. Может быть, для такого обобщающего труда еще не наступило время, ибо необходимой предпосылкой для успешного его выполнения является детальное и кропотливое исследование производственных отношений не только каждого древневосточного общества в отдельности, но и каждой эпохи в истории развития последнего. Поэтому советские историки древнего Востока продолжали работу над исследованием документов хозяйственной отчетности эпохи III династии Ура, доказывающих, что в Южном Междуречье в конце III тысячелетия до н. э., действительно существовал рабовладельческий строй².

Вернувшийся с фронта И. М. Дьяконов написал монографию по истории развития земельных отношений в Ассирии как важнейшей стороны социально-экономических отношений в этом обществе.Тем самым молодой советский ассириолог заполнил весьма досадную лакуну в советской историографии, которая до этого обращала слишком мало внимания на историческое развитие общества Ассирии³.

Ю. Я. Перепелкин завершил в конце 1946 г. свое замечательное исследование, посвященное положению непосредственных производителей в хозяйстве вельмож Древнего царства в Египте. Ему удалось на основании вдумчивой интерпретации чрезвычайно трудных для понимания надписей гробниц египетской знати того времени доказать, что положение людей, работавших в хозяйстве последней, было весьма близким к положению тех работников, которые трудились в царском хозяйстве эпохи III династии Ура в Южном Междуречье⁴. С работой Ю. Я. Перепел- кина перекликается исследование Н. М. Постовской «Возникновение государственного аппарата в Древнем Египте». Общественный строй Среднего царства изучался также и В. И. Авдиевым в его большой работе, посвященной предпосылкам военной политики Египта эпохи XVIII династии⁵.

Вернувшийся из армии И. С. Кацнельсон закончил начатую им до войны монографию, посвященную возникновению государства в древней Нубии, в которой он пытается проследить особенности ее исторического развития с архаической эпохи до второй половины VIII в. до н. э.^в.

Другие исследователи обращали свое внимание на изучение надстроечных явлений древневосточных обществ. Так, язык и письмо древнего Египта стали предметом исследования М. А. Коростовцева⁷. В области истории религии древнего Востока следует отметить ценный труд акад. Н. М. Никольского, посвященный древнееврейской и финикий

, ¹ Работа акад. А. И. Тюменева сдана в Издательство АН СССР. См. пока «Рефераты научно-исследовательских работ за 1944 г. по Отделению истории и философии», стр. 61.

² В. В. Струве, Общественный строй Южного Междуречья в эпоху III династии Ура 2132—2024 г. до н. э. Статья будет напечатана в сборнике АН СССР, посвященном тридцатилетию победы Октябрьской революции.

³ И. М. Дьяконов свою монографию «Развитие земельных отношений в Ассирии» успешно защитил в качестве своей диссертации летом 1946 г. в Институте востоковедения АН СССР.

⁴ Необходимо названное исследование Ю. Я. Перепел кина срочно напе

чатать.

⁶ В. И. Авдиев защитил названную свою работу в 1944 г. в качестве докторской диссертации.

⁶Названная монография является диссертацией И. С. К а ц н е л ь с о н а, защищенной им в МГУ в июне 1947 г.

⁷ Обстоятельная, оригинальная монография М. А. Коростовцева была ии защищена как докторская диссертация, в МГУ в 1943 г. ’

ской религии на основании исследования сравнительно недавно открытых текстов из Рас-Шамра¹.

Ю. П. Францов исследовал пережитки первобытности в египетской религии в своей работе «Фетишизм», вышедшей в 1940 г.

И. М. Лурье пытался, продолжая свое изучение древнеегипетского права, разрешить в обстоятельной работе вопрос о месте древнеегипетского права в истории права древнего мира и тем самым установить значимость юридической мысли Египта в истории цивилизации². Значение египетского искусства в мировой истории искусства стремились определить в двух монументальных исследованиях В. В. Павлов³ и М. Э. Матье⁴.

Лучший знаток памятников узлового периода в истории древнего Египта—периода Амарны, Ю. Я. Перепелкин заканчивает свой долголетний труд, устанавливающий на основании данных палеографии, эпиграфики и лексики последовательность недатированных надписей солн- цепоклоннического Египта. Только после опубликования этого в подлинном смысле слова выдающегося исследования советского египтолога станет на эффективную базу изучение эпохи царя-еретика и его преемников. Появления этого труда ждут с нетерпением у нас и за рубежом⁵.

Видный специалист в области истории материальной культуры древнего Востока Н. Д. Флиттнер в последние годы работает над большим исследованием, посвященным культурным взаимосвязям Египта и Передней Азии.

Труды Н. Д. Флиттнер, а также и других вышеперечисленных историков свидетельствуют о той интенсивной работе, которая ведется у нас в самое последнее время над изучением как производственных отношений, так и надстроечных явлений древневосточных обществ. Не менее интенсивным является теперь, в годы после победоносной войны, археологическое изучение древневосточных культур в пределах нашей страны.

Самыми многообещающими, пожалуй, являются раскопки, руководимые М. Е. Масоном, городища Несы около Ашхабада, местонахождения столицы великого Парфянского государства, которое упорно и успешно воевало с грозным Римом. Работы 1946 г. археологической экспедиции проф. Масона достигли слоя парфянской культуры, и мы имеем полное основание предполагать, что раскопки под его опытным руководством существенно обогатят науку и заполнят столь мало известную историю Парфянской державы новым и ценным содержанием⁶.

С. П. Толстов возобновил свои археологические изыскания в области Хорезма, которые открыли науке забытую историю далекого прошлого Узбекистана. Экспедиция 1946 г. увенчалась новыми успехами и еще более

¹ Некоторые главы труда акад. Н. М. Никольского были напечатаны в ВДИ, который снова стал выходить в 1946 г.

² Свою работу «Очерки истории древнеегипетского права времени Нового царства» И. М. Л у р ь е защитил в Институте востоковедения АН СССР как свою докторскую диссертацию.

⁸Большой труд В. В. Павлова «История древнеегипетского портрета», является расширенным и углубленным исследованием тематики, изученной им в его книге 1937 г. «Скульптурный портрет в древнем Египте». Свой большой труд В. В. Павлов защитил в 1943 г. в МГУ как докторскую диссертацию.

⁴ Первая часть обстоятельной монографии М. Э. Матье «Фиванское искусство XXI-

ХУ веков» была напечатана в 1941 г. Гос. Эрмитажем в серии «История искусства древнего Востока», Содержание ее посвящено изучению искусства Среднего Царства. Свою моно рафию в целом ее объеме М. Э. Матье защитила в 1946 г. в Институте востоковедения АН СССР как докторскую диссертацию.

⁶ Согласно сообщению М. А. Коростовцева из Каира, английские египтологи чрезвычайно заинтересовались исследованием Ю. Я. Перепелкина.

• Отчет М. Е. Масона об его открытиях 1946 г. будет напечатан в КСИИМК.

расширила и углубила наши знания о древней истории Хорезма. Наиболее примечательным результатом экспедиции было сенсационное открытие мнэгокрасочных фресок, украшавших стены одного из раскопанных хо- резмийских дворцов¹.

В Закавказье также возобновились повсеместно те раскопки, которые до войны начали исторгать из небытия древнюю историю этой части нашей родины. Б. Б. Пиотровскому удалось найти во время раскопок 1946 г. в Кармир-блуре обломки нескольких глиняных табличек с урартийской клинописью. Эта находка дает нам основание для надежды, что на долю археологической экспедиции, руководимой Б. Б. Пиотровским, выпадет великое счастье открытия в дворце урартийского наместника нашего Закавказья первого древневосточного архива, найденного в СССР².

В Азербайджане, в Минчегауре, возобновились начатые до войны раскопки. Здесь был открыт некрополь, сохранивший свое значение, начиная с начала эпохи бронзы и кончая парфянско-римским временем. Мы находим в раскапываемом некрополе наслоение трех типов погребений: кувшинных погребений, грунтовых погребений скорченных костяков и грунтовых погребений вытянутых костяков³.

Б. А. Куфтин возобновил свои плодотворные археологические изыскания. Он обследовал северо-западную часть Грузии и пришел к выводу, что в этом районе им открыты погребения эпохи возникновения металлургии в Грузии, датируемой им на основании параллельных памятников Южного Междуречья и Египта концом III тысячелетия до н. э.

Мцхетская археологическая экспедиция под общим руководством акад. С. Н. Джанашиа возобновила свою деятельность и обнаружила на горе Багинети новую, очень богатую и интересную гробницу. В ней было найдено большое количество золотых и серебряных предметов значительной художественной ценности. Здесь имеются и эпиграфические памятники. Вообще инвентарь гробницы представляет большой научный интерес не только для историков, археологов, этнографов и лингвистов Грузии и Кавказа, но и для тех исследователей, которые сделали предметом своего изучения эллинистическо-парфянский Восток в целом. По мнению С. Н. Джанашиа, вновь открытая гробница датируется первой половиной III в . н. э. и таким образом уточняет наши знания о «дофеодальном периоде» истории Грузии⁴.

Столь большие успехи наших археологических исследований древневосточных городищ на территории СССР свидетельствуют о большом опыте, глубоких знаниях и творческом таланте советских археологов. Мы имеем поэтому полное право утверждать, что вышеперечисленные руководители археологических экспедиций и их ученики поддержат достоинство советской науки и при раскопках древневосточных городов и некрополей за рубежом. Мы имеем теперь после нашей победоносной войны все основ шия полагать, что в ближайшее время сбудется мечта пламенного патриота Б. А. Тураева, и археологические экспедиции нашей страны получат возможность производить изыскания в Передней Азии и Египте

¹ Дворец, украшенный фресками, был расположен в Топрак-кала, на правом берегу Аму-Дарьи, в районе Накуа (Кара-Калпакия). Отчет С. И. Т о л с т о в а будет опубликован в трудах Ин-та этнографии АН СССР.

² Б. Б. Пиотровский познакомил меня с найденными им в Кармир-блуре памятниками урартийской письменности, и я приношу ему здесь мою благодарность.

³ Я обязан сообщением об этих раскопках обстоятельному отчету докторанта Ин-та востоковедения АН СССР 3. И. Ямпольского, который в них принимал и принимает участие. Я приношу ему мою благодарность за это сообщение, а также за сообщение о раскопках 1946 г. Б. А. Куфтина и акад. С. Н. Джанашиа.

⁴ Оно опубликовано в тбилисской газете «Заря Востока» от 8/Х 1946 г. Я цитирую по вышеуказанному сообщению 3. И. Ямпольского.

и благодаря их результатам советские историки древнего Востока еще выше поднимут уровень нашего востоковедения.

Еойна, в которой Советский Союз спас мир от ужаса фашистского ига, приблизила наше мировоззрение, нашу науку ко всем тем, которые за рубежом мечтают о полной победе во всем мире прогрессивных сил. Интенсивная работа советских историков древнего Востока, открытия советских археологов доказывают прогрессивной общественности всех стран со всей определенностью, что в СССР созданы наилучшие условия для свободного развития и расцвета науки, тогда как в некоторых буржуазных государствах милитаризация грозит развитию науки¹.

Советские ученые всех специальностей должны в настоящий ответственный момент всемерно стремиться к укреплению связей с теми зарубежными учеными, которые борются против использования науки для планов завоевания мирового господства. Также и советские историки древнего Востока должны быть в контакте с теми товарищами по специальности за рубежом, которые видят в науке мощное средство для прогресса человечества. Советские египтологи, ассириологи и т. д. должны откликаться на подлинные научные достижения в буржуазных странах, и в первую очередь в странах Востока. В настоящее время, когда Индия установила непосредственные сношения с Советским Союзом, долг советских историков древнего Востока посвятить ряд исследований замечательным открытиям индийских ученых в долине Инда².

Ряд советских ученых, как акад. И. Ю. Крачковский, акад. И. А. Ор- бели, член-корреспондент АН СССР А. А. Фрейман и др., входят в состав Иранской Академии Наук, и это обстоятельство обязывает советских историков древнего Востока уделять должное внимание достижениям археологической науки в соседнем нам Иране. Первое место по значимости для истории эпохи древности Ирана принадлежит открытиям ценнейших письменных памятников в столице Ахеменидов Персеполе³. К сожалению, новые персепольские надписи Дария I и Ксеркса еще в недостаточной степени проанализированы в советской историографии⁴. Еще не сделаны все выводы из фрагментированной надписи у могилы Дария I, которая была составлена на древнеперсидском языке, но написана арамейским алфавитом⁵. В Персеполе же были раскопаны архивы эпохи Дария I и Ксеркса, содержавшие десятки тысяч клинописных табличек на эламском языке, посвященные отчетности большого хозяйства двух на

¹ См. статью М. Рубинштейн, Милитаризация науки в Соединенных Штатах, «Новое время», 1947, № 15, стр. 9 сл.

² Пока мы имеем только одно самостоятельное исследование В. В. Струве, посвященное вновь открытой письмепности древних городищ долины Инда. Автор пытается уточнить результаты дешифровки этих древнейших индийских надписей, предложенной чешским ученым Б. Грозным (см. ВДИ, 1940, № 2, стр. 15 сл.). Небольшое исследование В. В. Струве будет опубликовано в сборнике Института востоковедения, посвященном вопросам истории и культуры Индии. В наших журналах, и в первую очередь в ВДИ, мы имеем ряд обзорных статей, посвященных археологическим открытиям в долине Инда—статьи А. В.Мишулин а, И.Л. Снегиреваи др.

³ См. обзор результатов раскопок в Персеполе у Е. F. Schmidt, The treasury of Persepolis and other discoveries of the Achemenians («Сообщения Восточного Института Чикагского Университета», № 21 (1939).

⁴ Кроме работ, перечисленных выше в прим. 6, стр. 35, следует указать еще на статью А. А. Ф р е й м а н а, ВДИ, 1940, № 2, стр. 126 сл. и JI. Е л ь н и цк о г о, там же, стр. 168 сл. Недавно сравнительно изданная вторая большая надпись у гробницы Дария I легла в основу исследования В. В. Струве «Отражение у Геродота политической литературы западного Ирана времени Дария I». Работа

В. В. Струве будет напечатана в одном из номеров ВДИ.

⁶ См. пока исследования В. В.Струве, Реформа письма Дария I, которое будет печататься в сборнике Ин-та востоковедения АН СССР, посвященном юбилею акад. И. Ю. Крачковского.

званных царей¹. Эти вновь открытые документы дадут возможность решить проблему о производственных отношениях иранского общества эпохи первых Ахеменидов, и они поэтому властно требуют от советских ученых возобновления эламских штудий, столь блестяще начатых в свое время Н. Я. Марром².

В Ираке и в Сирии раскопки последних лет до второй мировой войны дали основание для коренного пересмотра той хронологической системы истории Передней Азии, которая была господствующей еще в 1940 г. Перед советскими исследователями стоит поэтому сейчас ответственная задача перестроить, опираясь на новую хронологию, древнюю историю Передней Азии III и II тысячелетий до н. э. и согласовать ее с историей Египта, хронология которого осталась по существу без изменений³.

Другой неотложной задачей, которую должны решить советские историки, является закрепление и продолжение начатой акад. Н. М. Никольским работы над исследованием древней финикийской письменности, раскопанной в Рас-Шамра. Наши центральные университеты МГУ и ЛГУ, а также Ин-т востоковедения АН СССР должны подготовить молодых историков и филологов, специализирующихся в этой новой семитологической дисциплине⁴.

Что касается Египта, то здесь советская наука о древнем Востоке должна воспользоваться пребыванием в Египте доктора исторических наук М. А. Коростовцева и с его помощью принять участие в разработке интересного материала, добываемого послевоенными раскопками вТанисе французского египтолога Монтэ. Подобные научные предприятия сблизят наших советских египтологов не только с европейскими исследователями древней истории и культуры страны пирамид, но и с египетской общественностью, которая обращает теперь большое внимание на великое прошлое своей страны. Среди современных египтологов представители египетского народа занимают далеко не последнее место.

Советские египтологи должны в текущем году отметить стодвадцатипятилетие одного крупного научного события, а именно, рождения египтологии. Стодвадцатипятилетие прочтения Ф. ШамполлиономЗ иероглифических надписей древнего Египта найдет в среде советской общественности живой отклик. В сентябре 1922 г. праздновался столетний юбилей блестящего открытия гениального французского ученого. Он был тогда ознаменован торжественным заседанием в Академии Наук, с докладами специалистов, посвященными истории египтологии⁵, и египтологическим съездом, организованным в Москве®. Появились статьи, дававшие оценку выдающемуся открытию Шамполлиона⁷. В 1947 г. И. С. Кацнельсон подготовил издание хранящейся в советских книгохранилищах пере

¹ Эти эламские документы хозяйственной отчетности архивов Персеполя свидетельствуют с несомненностью о том, что разговорным языком в Персеполе еще во время Дария I и Ксеркса был эламский язык.

² О ценности сведений, которые дают нам эти эламские документы, свидетельствует ряд исследований 1946 и 1947 гг. А. А. Фреймана о древнеиерсидском календаре, покоящихся на свидетельствах указанных текстов.

⁸См. пока работу В. В. Струве, Новая датировка I вавилонской династии, ВДИ, 1947, № 1.

⁴ Заведующий семитологической кафедрой восточного факультета ЛГУ доктор филологич. наук проф. И. Н. Винников уже приступил к подготовке специалистов в области письменности, открытой в Рас-Шамра.

^ ⁶ Докладчиками выступали В. В. Струве, Н. Д. Флиттнер, И. Г.Фрапк-Каменец- кий и А. В. Шмидт.

⁶ См. отчет о съезде во II томе журнала «Новый Восток».

⁷ Статьи и брошюры Т. Н. Бороздиной, В.В.Струве, II. Д. Ф л и т- тнер и И. Г. Франк-Каменецкого.

писки Ф. Шамполлиона со знаменитым А. Н. Олениным, которое было начато другим молодым египтологом В. А. Мачинским, погибшим смертью героя в Великой Отечественной войне¹.

Отдавая должное всему ценному и достойному в зарубежной научной жизни и стремясь укрепить связь с прогрессивной частью буржуазных ученых, советские историки древнего Востока должны вместе с тем подвергать всесторонней критике современные реакционные общественные теории, распространенные в буржуазных странах. Империализм некоторых крупных капиталистических государств мобилизует в настоящий момент все силы международной реакции против демократии, против прогрессивных сил, окрепших в результате победоносной войны против фашистской Германии и империалистической Японии. Поэтому и важнейшей задачей советской общественной науки на современном этапе является изобличеьие реакционной буржуазной социологии с помощью марксистско-ленинской науки об общественном развитии.

Под знаменем марксистско-ленинских идей, творчески проработав доступные источники на осйове научной методологии, советские историки древнего Востока установят подлинные пути развития изучаемых ими обществ, оторванных от современности пропастью тысячелетий. Они заполнят конкретным содержанием историю этих древних обществ, общие закономерности развития которых были намечены теми гениальными учеными, которые указали человечеству путь к коммунистическому обществу.

¹ Статья В. А. Мачиыского была опубликована в «ПИДО», 1934 № 4,, стр. 72 сл. Здесь были изданы одно письмо Оленина и 4 письма Шамполлиона. Одна из вновь найденных писем появилось в ВДИ № 2 за 1947 г.

И. Дьяконов

ИЗУЧЕНИЕ КЛИНОПИСИ В СССР ЗА 30 ЛЕТ

Наука, связанная с изучением клинописи, за последние сто лет выросла в сложный комплекс дисциплин. Огромное количество памятников, написанных на десятке различных языков, необходимость разрешения сложнейших вопросов лингвистики, палеографии и хронологии—все это делает овладение клинописным историческим материалом делом весьма трудным и требующим согласованной работы многих специалистов.

В то же время научное значение исследования данного материала исключительно высоко. Только здесь имеются обильно документированные данные, освещающие процессы становления и развития первых классовых обществ, процессы формирования государства и права, наук и искусств,— короче говоря, возникновения цивилизаций; эти данные показывают внутренние закономерности этих процессов вне каких-либо сторонних влияний более старых культур. Понятно, что огромное историко-теоретическое значение клинописного материала вполне оправдывает большие затраты труда, необходимые для его освоения.

Для нашей страны изучение клинописных памятников имеет особое значение еще потому, что область их распространения в древности захватывает территории нашего Союза, и потому, что влияние культур Древнего Востока на народы, населявшие юг нашей страны, было весьма значительным.

Однако, несмотря на все значение Древнего Востока для истории нашей страны, число ученых, разрабатывавших вопросы языка, культуры и истории народов древней Передней Азии, в дореволюционной русской науке всегда было очень невелико. Если в египтологии усилиями академика Б. А. Тураева была создана значительная русская школа, то в ассириологии, семитской эпиграфике, урартологии у нас работали одиночные ученые. История изучения клинописи в России—это в большой мере история личных достижений этих одиночек. С этих достижений, явившихся введением к работе советской науки, мы и должны начать наш обзор.

Ассириология в России берет свое начало от В. С. Голенищева, бывшего также одним из пионеров русской египтологии. Ему принадлежат первые публикации ассирийских памятников в России. Впервые в обиход науки В. С. Голенищев ввел исторически важные староассирийские, так называемые «каппадокийские» клинописные тексты, которые, несмотря на многочисленные публикации, последовавшие за его «Vingt-Quatre Tablet- tes Cappadociennes» (1891 г)., долгое время не поддавались расшифровке. Другой египтолог, Б. А. Тураев, был также не чужд ассириологии; в част-

пости, немало блестящих страниц посвящено древней Ассирии и Вавилону в его «Истории древнего востока».

Чрезвычайно важное и почетное место в мировой ассириологической литературе занимают работы М. В. Никольского, в особенности первый том его «Документов хозяйственной отчетности древнейшей эпохи Халдеи» (1908 г.). В этом труде М. В. Никольский выступил пионером в одной из главнейших дочерних наук ассириологии—шумерологии. Им было опубликовано большое собрание важнейших, наиболее древних текстов на шумерском языке. Эти тексты впервые были им частично переведены, частично даны в изложении и обработаны; в немалой степени работе М. В. Никольского наука обязана возможностью создать представление

о древнейшей шумерской цивилизации, об ее языке и общественных отношениях.

Если В. С. Голенищев и М. В. Никольский явились пионерами целых новых областей ассириологии, и их работы в течение полувека остаются настольными для всех, кто трудится в этих областях науки во всем мире,— то заслуга крупнейшего русского семитолога, академика П. К. Коковцова—в ином, а именно в заложении основ отечественной ассириологической школы.

Будучи семитологом в широком смысле, П. К. Коковцов мало как исследователь работал в области ассириологии, но на протяжении многих лет он вел курс ассириологии в Петербургском, позднее Ленинградском, университете, передавая ученикам свою гигантскую эрудицию и навыки обстоятельности и точности филологической работы. Ему удалось создать непрерывную традицию в нашей ассириологии, основу школы, которая оформляется уже в советский период. До конца своих дней он внимательно следил за развитием русской ассириологии. Несмотря на достигнутый им преклонный возраст и замкнутый образ жизни, связи между ним и его учениками и учениками учеников оставались живыми, и его смерть во время блокады Ленинграда в JL941 г. ощущается нашей наукой как болезненная потеря.

Издание клинописных текстов наших собраний продолжил блестящий ассириолог В. К. Шилейко в одной из своих важнейших работ, вышедшей в 1916 г.,—«Вотивные надписи шумерийских правителей». Введение к этой работе представляет одно из лучших исследований по истории Шумера, продолжающее сохранять значение и через тридцать лет. Но большинство трудов В. К. Шилейко относится уже к советскому периоду нашей ассириологии.

Десятилетия, отделявшие начало работы П. К. Коковцова в ассириологии от начала работы в той же области В. К. Шилейко, были ознаменованы бурным развитием этой науки. Были опубликованы десятки тысяч документов самого разнообразного содержания, развились совершенно новые отрасли науки—например шумерология, хеттология; для разработки любой отдельной узкой области в пределах ассириологии требовалось теперь овладэние огромным материалом памятников и широкая эрудиция.

В. К. Шилейко, будучи в то время еще единственным у нас ассириологом- исследователем, встал перед чрезвычайно трудной задачей овладения исследовательским мастерством во всех важнейших отраслях ассириологии, ибо наша наука требовала ответа на вопросы самого разнообразного характера. И эта задача была выполнена В. К. Шилейко блестяще; в собственно ассириологии, в шумерологии и в хеттологии он одинаково в полной мере был мастером своего дела¹.

¹ Издание и обработка клинописных текстов в работах В.К. Шилейко после 1917 f. «Две досаргоновские таблички в Московском музее изящных искусств» (Сб. в честь

Однако уже миновал первый период развития ассириологии, когда был достаточен общефилологический подход к памятникам. Новое поколение разрабатывает на клинописном материале уже более специально отдельные области—истории, литературоведения, языкознания. Специальна перед советской ассириологической наукой ставятся особые задачи—создания марксистской истории древнего Востока, и в первую очередь исследования социально-экономических отношений и включения богатого и разнообразного древнего языкового и литературного материала клинописных памятников в арсенал нового материалистического учения о языке и мышлении; все это обязывало пересмотреть памятники заново, с совершенно новых углов зрения. Благодаря работе академика П. К. Коковцова и В. К. Шилейко число ученых, способных оперировать клинописным материалом, к этому времени увеличилось, и к концу 20-х и к 30-м гг.стало ощущаться существование советской школы в области изучения клинописи.

Главный интерес В. К. Шилейко лежал в области ассиро-вавилонской литературы. Его перу принадлежат переводы едва ли не всех известных тогда важнейших произведений этой литературы. К сожалению, ранняя смерть В. К. Шилейко в 1930 г. помешала выполнению его замыслов, и лишь небольшая часть его работ по клинописной литературе до сих пор успела увидеть свет¹.

Начиная с конца 20-х и начала 30-х г. на поприще советской ассириологии выступает ученый-историк, с именем которого связана плодотворная дискуссия об общественном строе древнего Востока—акад. В. В. Струве, известный до тех пор более как египтолог, однако уже издавна интересовавшийся широким кругом вопросов, связанных с историей древнего Востока в целом, и ныне признанный глава советской науки о древнем Востоке.

С конца 20-х г. В. В. Струве издает и обрабатывает ряд отдельных клинописных памятников и создает ряд исследований по отдельным вопросам истории и культуры Двуречья². В начале 30-х гг. В. В. Струве выступил с имеющей прщнципиальное значение серией статей и монографий, посвященных экономике древнего Востока, доказывая,—главным образом на клинописном материале,—что ведущим укладом древневосточного общества являлся рабовладельческий³. Разработка этой темы ве-

Мальмберга, стр. 87—91, М., 1917); «Фрагменты из Богазкея в собрании Лихачева», ЗВОРАО, XXV, (П., 1921), стр. 77—82; «Документы из Гюль-Тепе», ИРАИМК, I, 1921, стр. 356—364; «Молитва к ночным богам в собрании Лихачева», ИРАИМК, III, 1924, стр.143—152; «Богазкейские фрагменты в собрании Лихачева», ИРАИМК, IV (JI., 1925), стр. 318—324; «Печать из Ашнуннака», «Памятники ГМИИ», V, 1926; «Прогнозы лунного обращения времени I Вавилонской династии», ДАН, 1927, стр. 125—128 (на нем. языке); «Фрагмент астрологического комментария», там же, стр. 196—199; «Мес и Солнце», там же, стр. 129—182 (на нем. языке); «Вавилонский посвятительный текст, писанный греческим шрифтом», АЮ, V (1928), стр. И—13 (на нем. языке); «Текст предсказания Саргону Аккадскому и его отзвук у римских писателей», там же, стр. 214—218; «Колыбельная песенка из Ассура», ДАН, 1929, стр. 14—15.

¹ Работы В. К. Шилейко после 1917 г. в области ассиро-вавилонской литературы, кроме упомянутых выше: Введение к книге Н. С. Гумилева, «Гильгамеш, Вавилонский эпос», П., 1919; «Из поэзии Вавилона», «Восток», П., 1922; кн. 1, стр. 7—14; «Родная старина», там же, стр. 80—81; «Орел и змея», «Восток», П., 1924, кн. 4, стр(. 24—27; «Из книги Edinna usagga», там же, стр. 21—23.

² «Сенаар и Египет», ИРАИМК, I, П., 1921, стр. 251—256; «К истории патесиата Гишху», ИРАЦМК, II, П., 1922, стр. 29—64; «К локализации «Страны Маган», ЯС, IV (Л., 1926), стр. 20—33; «Диалог господина и раба о смысле жизни» (сб. «Религия и общество», стр. 41—59, JI., 1926); «Иштарь-Исольда в древневосточной мифологии» (сб. «Тристан и Исольда», стр. 49—70, Л., 1932).

³ «Рабовладельческая латифундия в Сумире III дин. Ура», «Сб. в честь акад.

С. Ф. Ольденбурга, Л., 1933; «Еще раз о рабовладельческой латифундии Сумира III дин. Ура», Г1ИДО, 1934, № 7, стр. 211—222; «Проблема Востока», ИГАИМК, №77, (Л., 1933); «Очерки социально-экономической истории древнего Востока»,ИГАИМК, № 8, 97 (Л., 1934).

;;ется им и по настоящее время в ряде специальных статей и исследований¹.

Академик Н. М. Никольский, библеист и крупный историк религии, также издавна занимавшийся культурой древнего Востока в целом— и как исследователь и как выдающийся популяризатор,—возражая против точек зрения акад. В. В. Струве и основываясь также главным образом на ассириолохическом материале, подчеркнул значение специфической формы общины для экономики и истории древнего Востока².

Значение возникшей дискуссии чрезвычайно велико. Впервые выкристаллизовывается понимание социально-экономического характера древнейших в мире цивилизаций, первого классового общества.

Разработка вопросов истории и экономики стран клинописной культуры, в которой, наряду с акад. В. В. Струве и акад. Н. М. Никольским, принял участие и ряд других исследователей, представляет немаловажный вклад в нашу и мировую историческую науку³.

Вопросы языков клинописных памятников привлекали внимание ряда советских исследователей, в первую очередь акад. Н. Я. Марра⁴. Но пер

¹ «Параграфы 34 и 36 хеттского судебника», ВДИ, 193^7, № 1, стр. 33—38; «Датировка I Вавилонской династии», ВДИ, 1947, № 1, стр. 9—35; см. также соответств. разделы в «Истории древнего востока» акад. В. В. Струве (М.—Л., 1941) и в предшествующих изданиях.

² «К вопросу о рабстве на Древнем Востоке. По поводу статьи В. В. Струве, «Рабовладельческая латифундия в Сумире III дин. Ура», ПИДО, 1934, № 7—8, стр.207— 210; «О построении истории древнего Востока», ВДИ, 1938, №3, стр. 314—322; «Община п древнем Двуречье», ВДИ, 1938, № 4, стр. 72—98; «К вопросу о ренте-налоге в древнем Двуречье», ВДИ, 1939, № 2, стр. 68—76; «Рабство в древнем Двуречье», ВДИ, 1941, № 1, стр. 45—63.

^ ³ Кроме упомянутых выше работ см. С. Джанашиа, Тубал-табал, тибарен, ибер, Тбилиси, 1937; А. П. Рифтин, К происхождению вавилонского частноправового акта (Сб. статей «Вспомогательные исторические дисциплины», Л., 1937, стр. 3— Ю);И. М. Дьяконов, Амореи, ВДИ, 1939, № 4, стр. 66—69; С. Джанашиа, Древнейшее народное свидетельство о первом месте поселения грузин в свете истории Ближнего Востока, Изд. ГрузФАН, Тбилиси, 1940, стр. 633—694 (на груз, яз.); чл.-корр. АН СССР Н. В. Пигулевская, Угасакйций Вавилон, УЗЛГУ—СИН, № 9, Л., 1941, стр. 42—45; акад. А. И. Т ю м е н е в, «О значении термина «КAL» в древнешумерском языке», ВДИ, 1946, №2, стр. 10—20, И. М. Д ь я к о н о в, «Вавилонское политическое сочинение VIII в. до н. э., ВДИ, 1946, № 4, стр. 41—53; акад. А. И. Тюменев, О формах земельных отношений по надписи обелиска Маништусу, ВДИ, 1946, № 4, стр. 33—40 и др.

Из более ранних работ следует отметить: В. К. Ш и л е й к о, Ассириологичес- кие заметки, ЗВОРАО, XXV (1921), стр. 133—144, где автору удалось, между прочим, установить важные факты из истории Лагаша послесаргоновского времени, и Н. М. Никольский, Хеттские законы и их влияние на законодательство Пятикнижья, «Еврейская старина», XII, Л., 1928. См. также И. Н. Бороздин, Хеттские законы, «Новый Восток», IV, стр. 291 сл.; А. 3 а х а р о в, Хеттские законы, «Правой жизнь», № 9—10 (М., 1923); Ж. Контено и А. Захаров, Хетты и хеттская культура, М., 1924.

⁴ Акад. Н. Я. Марр, Шумерские слова с основой еп в освещении одного из положений яфетической семантики, ДАН, 1924, стр. 45—46; Заметки по яфетическим клинописям, ИРАИМК, III (1924), стр. 257—287; Пережитки еще семантических групп ^Небо-Вода» из шумерского языка, ДАН, 1924, стр. 63—64; От шумеров, и хеттов к палеоазиатам, ДАН, 1926, стр. 135—136; К пересмотру распределения шумерского словаря, ДАН, 1927, стр. 7—12; Египетский, шумерский, китайский и их палеонтологические встречи, ДАН, 1927, стр. 82—84 и др.; акад. В. В. С т р у в е, Семантика жалованья в Сумире, «Язык и мышление», III—IV (Л., 1935), стр. 101—110; Рудимент классового показателя в сумерском языке, ИОН, 1934, № 10, стр. 799—806; М. В. Н ем и р о в с к и й, Хеттские местоименные формы и яфетические языки Кавказа и Средиземноморья, Владикавказ, 1930; о н ж е, Хеттский язык,как проблема индоевропейской, кавказской и общей лингвистики (Сб. Научн. об-ва этнографии языка и лит-ры при Городском пед. ин-те, I, Владикавказ, 1929, стр. 56—59); Г. А.Капанцян, Chetto-Armeniaca; он же, Хеттские боги у армян; П. Н. Ушаков, Проблема древнейшего населения Малой Азии, Кавказа и Эгеиды, ВДИ, 1939, № 4, стр. 50—59; Эпиграфические

вым лингвистом-ассириологом у нас стал недавно безвременно ушедший

А. II. Рифтин, ученик П. К. Коковцова, В. К. Шилейко и Н. Я. Марра. Им было продолжено начатое В. С. Голенищевым, М. В. Никольским и В., К. Шилейко издание клинописных памятников наших собраний¹. Работая над своим большим трудом «Старовавилонские документы в собраниях СССР», А. П. Рифтин приобрел глубокую эрудицию в области вавилонского языка, палеографии « права, заслуженно давшую ему место среди наиболее выдэющихся филологов-ассириологов. Пройденная

А. П .Рифтиным семитологическая школа и его ассириологическая эрудиция дали ему глубокое понимание жизни языков, столь разнотипных и разностадиальных, как аккадский и хеттский, шумерский и арабский, и позволили ему стать одним из лучших советских лингвистов-теоретиков. Его лингвистические статьи, всегда сжатые по форме, но богатые по мысли, вплоть до последней, вышедшей уже после его смерти—«Основные принципы построения теории стадий в языке»,—бьли кирпичами большого здания, завершить построение которого ему не удалось². Он останется в нашей памяти одним из наиболее видных деятелей наиболее передовой советской лингвистической науки.

Говоря о заслугах А. П. Рифтина перед советской наукой, нельзя не упомянуть и о его работе как педагога и организатора. Его усилиями было восстановлено и значительно расширено прекратившееся была после отхода от педагогической деятельности в Ленинградском университете П. К. Коковцова и В. К. Шилейко преподавание ассириологиче- ских и смежных дисциплин. С 1932 по 1945 г. он возглавлял организованную им кафедру семито-хамитской филологии, объединявшую блестящую плеяду ученых—акад. И. Ю. Крачковского, А. Я. Борисова, Н. В. Юшманова, И. Г. Франк-Каменецкого и др.—и составившую основу трех нынешних кафедр Восточного факультета Ленинградского университета: кафедры арабистики, кафедры ассириологии и гебраистики и кафедры египтологии и африканистики. Многочисленные ученики и друзья А.П. Рифтина с благодарностью вспоминают не только его ученую, но и многообразную, кипучую общественную и организационную деятельность.

Наиболее молодая область кунеологии—изучение текстов Рас-Шам- ры—нашла у нас за последние годы своего выдающегося исследователя в лице академика Н. М. Никольского, разрабатывающего ныне вопросы древнефиникийской религии, привлекая данные библеистики и этнографии

памятпики Лидии, ВДИ, 1940, №3—4, стр. 46—61; Г. А. К а п а н ц я н, Ассиро-вавилонские слова армянского языка, «Изв. АН Арм. ССР», 1945, № 3—4.

¹ «Старовавилонские юридические и административные документы в собраниях СССР», М.-Л., 1937 (издание в копии, транскрипции и переводе свыше полутораста документов начала II тысячелетия до н. э. с подробным филологическим и правовым комментарием и введением); см. также «Отарошумерские хозяйственные тексты», СЕК,

1, 1929, стр. 15—17 (на нем. яз.); «О некоторых старовавилонских купчих», СЕК, 4, 1930, стр. 26—30 (на нем. яз.); «Из вавилонского права», Сб. в честь акад. С. Ф. Ольденбурга, JL, 1934, стр. 437—442; «Старовавилонский договор об аренде из Сиппара», Сб. «Академия Наук СССР—академику II. Я. Марру», J1., 1935, стр. 757—760; «Процесс

о свадебном подарке времени Samsuiluna из Sippar’a (Сб. статей «Вспомогательные исторические дисциплины», Л., 1937, стр. 11—18).

² «Система шумерских числительных» (Сб. «Языковедные проблемы по числительным», I, 1927, стр. 177—190); «О двух путях развития сложного предложения в аккадском языке (Предварительное сообщение)»,«Советское языкознание», III, 1937, стр. 59—07; «Об образовании иаречий», УЗЛГУ, № 60 (1940), стр. 51—56; «К происхождению форм наклонений в арабском и аккадском языках», «'Груды второй сессии Ассоциации арабисшв 13— 23 окт. И37 г. (М.—Л., 1* *Л), cvp. 127—132; «Категория видимого и невидимого мира в языке», УЗЛГУ—СФН, Л., 1946, № 10, стр. 136—152; «И» истории множественного числа», там же, стр. 37—53; и др.

и по-новому раскрывая древнефиникийские культы как культы общинноземледельческие¹.

Еще одной из областей, изучавшихся советскими ассириологами и специалистами смежных дисциплин, была область истории науки и техники древней Передней Азии. Здесь работал ряд исследователей, создавший значительные работы как частного, так и обзорного порядка².

Обзор нашей ассириологии не был бы полным, если бы мы не упомянули научно-педагогической деятельности Н. Д. Флиттнер, хотя работы ее относятся собственно не к изучению клинописи, а к вопросам истории¹ материальной культуры и искусства дреьнего Востока. Ей принадлежит, среди прочих, ряд работ по истории искусства и материальной культуры Вавилонии, чему у нас ранее не уделялось достаточного внимания³. Еще большее значение имеет многолетняя преподавательская и популяризаторская работа Н. Д. Флиттнер, которой в большой степени мы обязаны непрекращающимся интересом в нашей стране к культурам древнего Востока.

В настоящее время советские исследователи продолжают разработку выдвинутых нашей наукой проблем. Продолжают разрабатываться вопросы истории и экономики (акад. В. В. Струве, акад. Н. М. Никольский, акад. А. И. Тюменев, И. М. Дьяконов и др.), изучается новый материал Рас-Шамры (акад. Н. М. Никольский), продолжается традиция преподавания ассириологических дисциплин учениками А. П. Рифтина (JI. А. Липин, И. М. Дьяконов); издаются и обрабатываются отдельные клинописные памятники⁴.

Задачи, стоящие сейчас перед советской кунеологией, весьма обширны. Необходимо продолжать издание клинописных памятников наших собраний. В области экономики, истории и культуры необходимо исследовать конкретные условия по отдельным областям и эпохам; сейчас уже намечены основные принципы понимания древневосточной социально-экономической истории,но конкретная жизнь обществ древнего Востока во всей

¹ «Финикийские общинно-земледельческие культы по тексту Рас-Шамры», ВДИ, 1946, № 1, стр. 35—59; «Финикийская жатвенная мифология и обрядность», ВДИ, 1946, № 2, стр. 21—30 и др.

² В. В. Струве, Определение понятия « в вавилонской математике», «Mathe- matische Studien», 1922 (па нем. языке); С. Я. Л у р ь е, Из истории математики в древности, ВДИ, 1938, № 3, стр. 194—199; о н ж е, Предисловие и пространные исследова- тельскио примечания к книге О. Нейгебауэра, «Лекции по истории ан'.ичных математических наук»,—«Догреческая математика», М.—Л., 1937; И. Лурье, К. Ляпунова, М. Матье, Б. Пиотровскийи И. Флит- т п е р, Очер и по истории техники древнего Востока, М.—Л., 1940 (главы по Двуречыо, стр. 3—128, принадлежат Б. Б. Пиотровскому и Н. Д. Флиттнер); С. И. В а- в.и пи С. Е. В а н и н а, О мебели древних народов, II, Мебель Вавилонии и Ассирии. «Труды Лесотехнической академии им. С. М. Кирова», № 52, стр. 53—84; М. Я. В biro д с к и й, «Вавилонская арифметика и алгебра», «Арифметика и алгебра в древнем мире», М.—Л., 1941, стр. 57—167. См. также упоминавшиеся выше работы В. К. Шилейко по вавилонской астрономии и астрологии, и т. д.

⁸«Земледельческие культы древней Месопотамии в свете последних раскопок», ТОВЭ, 1 (1939), стр. 1—20 (по поводу раскопок Вулли в Уре); «Сиро-хеттские памятники Эрмитажа», там же, стр. 29—43; «Охота и борьба с животными в искусстве Передней Азии и золотой перстень № 6652 Государственного Эрмитажа», ТОВЭ III (1940),стр. 49— 70 и др. Из работ других авторов в той же области см. И. И. Мещанинов, Орнамент сузских чаш первого стиля, ИГАИМК, V (1927); А. А. 3 а х a j) о 6, Кавказ, Малая Азия и Эгейский мир. Несколько археологических параллелей, «Труды секции археологии РАНИОН», II (1928), стр. 33—115; И. М. Д ь я к о и о в, Об одной древневосточной скульптуре, ТОВЭ, IV (1947) и др.

⁴ Кроме упомянутых уже выше работ, см. еще статьи: И. М. Д ь я к о н о в, Письмо к шумерскому царю Шу-Сину, ВДИ, 1939, № 1, стр.£9—64; «К возникновению письма в Двуречье. Две архаические таблички Государственного Эрмитажа», ТОВЭ,111 (1940), стр. 27—48; «Древневавилонский план дома», СГЭ, II (1940).

ее сложности и разнообразии требует еще многолетнего кропотливого изучения во всеоружии филологических и реальных познаний, без предвзятых схематических концепций, ибо многое еще остается неясным, не складывается в стройную картину. Нужно продолжать разработку богатого материала языков древнего Востока; этот материал часто вынуждены привлекать наши историки и исследователи этногенеза и иногда мы еще встречаемся здесь с поспешными и неоправданными выводами, объясняющимися недостаточным знайием языкового материала и недостаточным привлечением специалистов. Число работающих в области изучения клинописи все еще невелико и все еще не соответствует ни громадному количеству подлежащего обработке материала, ни запросам, ставящимся советской наукой, высшей и средней школой. Ряд более узких областей не имеет еще своих специалистов. После смерти В. К. Шилейко не разрабатываются вопросы клинописной литературы, нет специалистов по обширной области вавилонского права¹. Столь обширная и важная для истории народов СССР область, как хеттология,—хотя ей отдавали дань в той или иной форме почти все, работавшие в области культур древней Передней Азии,— все еще не имеет [своих специалистов в советской науке. Подготовка кадров кунеологов, расширение советской ассириологической школы является поэтому первоочередным вопросом.

Перед советской ассириологией стоят большие задачи. Но залогом того, что они будут выполнены, является и наличие уже сформировавшейся школы, и традиция уже сделанных весьма значительных достижений во всех наиболее существенных отраслях науки.

В одной из отраслей науки, изучающей клинопись, именно в урарто- логии, уже и сейчас советским ученым принадлежит ведущее место в мире.

Впервые у нас обратил внимание на значение урартской клинописи еще в 80-х годах известный армянский историк К. П. Патканов. Начало русской урартологии, как и ассириологии, было положено М. В. Никольским, издавшим все извёстные тогда клинописные тексты, обнаруженные на территории Закавказья, и В. С. Голенищевым. Позже экспедиция

Н. Я. Марра и И. А. Орбели в Ван обогатила науку одним из наиболее важных урартских памятников—летописью царя Сардура. Очень рано урартология начинает привлекать внимание научной общественности народов Закавказья.

Однако вплоть до конца 20-х годов толкование урартских текстов не выходит за пределы догадок,основанных на учете общих для ассирийской и урартской клинописи идеограмм и на угадывании в урартских текстах заимствованных у ассирийцев стилистических формул.

Впервые работы акад. Н. Я. Марра², обобщенные в 1932 г. И. И. Мещаниновым³, позволили начать научное изучение урартских текстов. Несмотря на то, что и Н. Я. Марру пришлось базироваться на гадательных толкованиях словарного состава урартских текстов, ему

¹ Практика показывает, что в этой области наиболее целесообразным является сотрудничество юриста и ассириолога. Отсутствие сотрудничества специалиста—древ- невосточника сильно сказывается на работе юриста С. Ф.Кечекьяна «Всеобщая история государства и права», ч. I, вып. I—«Древний Восток и древняя Греция», М., 1944.

² После 1917 г.: «Надпись Сардура И, сына Аргиштия, из Даш-керпи», «Зап. Кавк. музея», серия *В, вып. 1 (П., 1919); «Фрагмент халдской надписи из Алашкерта», ИРАИМК, I, 1920, стр. 51—60; «Надпись Русы II из Маку», ЗВОРАО, XXV, 1921, стр. 1—54, «Лошадь»птица, тотем урарто-этрусского племени и еще два этапа его миграции», ЯС, I, 1922, стр. 133—136; «Заметки по яфетическим клинописям», ИРАИМК,

III (1924), стр. 257—287; Н.Я.Марр иИ.А. Орбели, Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван, П., 1922 и др.

³ «Язык ванских клинописных надписей на основе яфетического языкознания», «Труды ИЯМ», I, 1932.

удалось понять грамматическую структуру урартского языка как языка яфетического строя. Основываясь на теории Н. Я. Марра и критически перерабатывая достижения немногочисленных западных урартологов, академик И. И. Мещанинов, с 1921 г. давший целый ряд исследований по урартологии¹ и публикаций текстов², в 1935 г. в своем фундаментальном труде³ предложил развернутую теорию урартского языка; в особенности важен для понимания текстов данный И. И. Мещаниновым анализ урартского глагола.

Изучение урартских текстов с 30-х годов получает научную основу, и ведущая роль в мировой урартологии переход it к Советскому Союзу. И если до сих пор урартские тексты все же во многом еще остаются темными, то это объясняется трудностью предмета и все еще недостаточным количеством памятников. Нет сомнения, что дружными совместными усилиями урартологов-кунеологов и кавказоведов в скором времени удастся полностью поставить урартские тексты на службу исследователя и довести их понимание и степень филологической разработанности до того уровня, который уже достигнут в ассириологии.

За последние годы в области урартологии работал ряд советских: исследователей (акад. Г. А. Капанцян, Б. Б. Пиотровский, покойный П. Н. Ушаков, Г. В. Церетели и другие⁴), причем центром урартологии

¹ «Числительные и их согласование в халдских надписях», ЯС, I, 1922, стр. 31— 42; «Шурца и Урурдан в клинописных памятниках Ванского бассейпа», ДАН, 1924* стр. 19—22; «Географические названия верховьев Аракса по халдским надписям», ИРАИМК, IV (1925), стр. 43—64; «Доисторический Азербайджан и урартская культура», ИООИА, I, 1926, стр. 5—15; «Предположительные сведения о движении халдов в пределы Азербайджана», там же, II, 1926, стр.33—38; «Выдвигаемые яфетическим языкознанием вопросы в области изучения Ванской клинописи», ЯС, IV, 1926, стр. 72—122; «Древневанскийбог Халд-Халдин», «Восточныезаписки», 1927, стр. 173—181* ТОЙ А, 1927, № 10; «Халдовы ворота», «Язык и литература», III (1929), стр. 59—69; «Этимология халдского слова «patari», ЯС, IV, 1930, стр. 51—58; «Термины* царь’, ‘старейшина*, ‘наместник’, по халдским клинообразным надписям», ЯС, VII, 1932, стр. 97—110; «К анализу имени Эримена», «Язык и мышление», I (1933), стр. 37 сл.; «Два языка древнего Вана» (Сб. в честь С. Ф. Ольденбурга, Л., 1934, стр. 359—366); «Халдо- грузпнские параллели» (Сб. «АН СССР—акад. Н. Я.Марру», М.—Л., 1935, стр. 287— 291); «Восточное Закавказье времени халдских завоеваний», ВДИ, 1937, № 1, стр. 66—77; и др.

² «По поводу Макинской надписи Русы, сына Аргиштия», ЗВОРАО, XXV (1921), стр. 257—272; «Халдская надпись из Нор-Баязеда», ДАН, 1928, № 3, стр. 168—174; «Надпись на конском погребении халдского царя Менуи», ДАН, 1929, № 2, стр. 34— 38; «Халдская надпись из сел. Гюсненц», ДАН, 1920, № 2, стр. 32—37; «Новая халдская надпись из Вана, Сурб-Погос», ДАН, 1920, № 8, стр. 143—146; «Халдская надпись Менуи из сел. Муш», ДАН, 1930, №11, стр. 206—210; «Халдские надписи на базах колонн собрания Б. Н. Шаховского», ДАН, 1931, № 2, стр. 29—36; «Надпись Менуи из Зивина», ДАН, 1931, № 5, стр. 69—73; «Стела Сардура в Ване, Сурб-Погос», ИОН, 1932, № 4, стр. 341—348; «Новая халдская надпись из сел. Тальш», ИОН, 1932, JV? 4 стр. 161—166; «Халдская надпись из сел. Зивин», ИОН, 1933, № 5, стр. 407—U2.

• «Язык Ванской клинописи, II, Структура речи», Л., 1935.

⁴ Помимо работ акад. Н. Я. Марра и акад. И. И. Мещанинова, см. еще: А. X а ч а - трян, Пересмотр древнейшего периода наириурартской истории. По поводу книги И. И. Мещанинова «Хал доведение», Эривань, 1932; Т. Авдалбегян, Новонайдеп- наявНор-Баязеде клинопись и ее археологическая среда, «Изв. Ин-та наук Армении», 1927, № 2, стр. 203—219 (на арм. языке); А. А. К а л а н т а р, Две клинообразные надписи Русы I, сына Сардура», «Орагир (дневник) Комитета охр. древностей Армении», 1927, № 3, стр. 1—57 (на арм. языке); Г.Капанцян, Новая урартская надпись, «Нор-Уги», 1929, № 2—3, стр. 298—303 (на арм. языке); о н ж е, Клинообразная надпись из Ново-Баязеда, «Изв. Ин-та наук Армении», 1930, № 4, (на арм. языке с русским резюме); А. А. К а л антар, Новооткрытая халдская клинообразная надпись из села Джанфида, «Орагир», 1930, № 4, вып. 1, Эривань; В. Н. Худадов, Опыт этнографии Кавказа в классическую эпоху, «Изв. Р. Геогр. Об-ва» (1930), XII, вып. 4, стр. 413—456; Р. М. Шаумян, К интерпретации халдского термина patari, ЯС, IV (1930), стр. 59—62; Б. Б. Пиотровский, Шахриарская клинообразная

4 Вестник древней истории, Nv 3

начинают становиться республики Закавказья. В особенности следует отметить ряд существенных историко-лингвистических и исторических исследований Г. А. Капгнцяна в Армении и прекрасное издание урартских текстов Музея Грузии Г. В. Церетели¹, известного также своими работами в области семитской эпиграфики, где он выступает как ученик и продолжатель П. К. Коковцова и А. Я. Борисова.

Несколько выходя из рамок нашей темы, необходимо упомянуть существенное расширение за последние годы наших познаний в области урартской и закавказской археологии и истории материальной культуры, в особенности благодаря блестящим археологическим работам Б. А. Куфтина и Б. Б. Пиотровского, не уступающим по значению важнейшим раскопкам в Малой Азии и Ираке. Обобщающее исследование крупнейшего специалиста по археологии Закавказья и урартолога Б. Б. Пиотровского «История и культура Урарту»², удостоенное Сталинской премии, надолго явится настольной книгой для всякого интересующегося не только урар- тологией, но и культурой древнего Востока вообще, а также и древнейшими культурами на территории СССР.

Трудами советских урартологов устанавливается действительное значение культуры Урарту—древнейшего государственного образования, включавшего нынешние территории СССР,—как одной из великих древних цивилизаций, оказавших существенное влияние на последующие культуры. Несомненно, что урартологические исследования, при условии глубокого изучения всего комплекса культур и точного, объективного основательного использования всего материала языков древнего Востока, помогут разобраться в сложных и ванных вопросах этногенеза ряда народов Советского Союза. Это является одной из очередных задач урартологии. Развитие археологических работ в Закавказье позволяет надеяться на значительное расширение круга скудных пока урартских источников.

Сравнительно небольшой отряд советских ученых, трудившихся за последние 30 лет над изучением клинописи, имеет на своем счету ценные достижения. Эти достижения дают нашей советской науке право занять в мировой науке уже сейчас почетное место.

надпись, ДАН, 1931, N? 2, стр. 25—28; Г. А. Капанцян, Халдская надпись Русы I из Келанкрана, Эривань, 1931; С. Бархударян, Страна Великухи, «Мат-льг по истории древней Армении», Эривань, 1935, стр. 151—204 (на арм. языке); А. П а й а

з а т, Ключ халдского языка, Эривань, 1936; Г А. Капанцян, Общие элементы между урартским и хеттским языками, Эривань, 1936; С. Бархударян, Материалы по этническому составу армянского народа (этиуни-удуриэтиуни—утик), «Вестник Ин-та истории и литературы Арм. ССР», 11 (1937), стр. 195—121 (на арм. языке);

В. В. Струве, Урарту—древнейшее государство па территории СССР, УЗЛГУ, № 19 (1938), стр. 134—145; В. Н. X уда дов, Халдо-урартийцы после падения Ван- ского царства, ВДИ, 1938, № 2, стр. 122—125; Б. Б. Пиотровский, Урартское государство во второй половине VIII в. до н. э., ВДИ, 1939, № 1, стр. 65—78; о н ж е, Урартские бронзовые статуэтки собрания Эрмитажа, ТОВЭ, I (1939), стр. 45—60;

о н ж е, Урарту—древнейшее государство Закавказья, JI., 1939; о н ж е, Урартская бронзовая статуэтка Государственного музея Армении, СА, VI (1940), стр. 89—91; о if ж е, Урарту и Закавказье, КСИИМК, III (1940), стр. 28—34; Гр. Капанцян, Историко-лингвистическое значециетопонимики древней Армении, Ереван, 1940; Б. Б. Г1 и от р о в с к и й, Скифы и Закавказье, ТОВЭ, 111 (1940), стр. 11—92; о н ж е, Припон- тийские халдеи и урарты, КСИИМК, V (1940), стр. 5—10; Г. А. К а п а н ц я п, История Урарту, «Научные труды ЕГУ», XIV (1940), Ереван (на арм. языке); П. У таков, К походам урартийцев в Закавказье в IX и VIII вв. дон. э., ВДИ, 1941, № 2,. стр. 31—44; Б. Б. П иотровский, Новая страница древнейшей истории Кавказа, «Изв. Арм. ФАН», 1943, № 1, стр. 60сл.; акад. Гр. К а п а н ц я н, Об урартском божестве Adijrutha, там же, 1944, № 6—7, стр. 25—32; Б. Б. Пиотровский, О происхождении армянского народа, Ереван, 1946.

¹«Урартские памятники Музея Грузит, Тбилиси, 1939.

²Ереван, 1944.

Е. М. Штаерман АНТИЧНАЯ ЭПИГРАФИКА В СССР¹

Работа в области античной эпиграфики велась в осноеном по трем направлениям: публикации и исследования монументальных надписей, найденных на территории СССР или найденных за рубежом, но дающих материал для истории нашей родины; публикации и исследования керамических надписей и, наконец, исследования об античных надписях, найденных и опубликованных в других странах и относящихся к различным общим и частным вопросам истории античного мира.

I. В 1917 г. В. В. Шкорпил опубликовал 13 надписей из Фанагории и Керчи (ИАК, 63, стр. 69—120). Одна из них (№ 3), относящаяся к началу Римской империи, сообщает о постройке укрепления на Тамани, остальные—краткие надгробные надписи. Небольшими обломками эпитафий являются изданные в 1918 г. В. В. Латышевым 11 херсонесских и 6 мангуп- ских надписей (ИАК, 65, стр. 9—26); один из фрагментов (№ 1), относящийся ко времени Римской империи, содержит имена херсонесских магистратов, скрепивших какой-то декрет своими печатями. В 1921 г.

В. В. Латышев опубликовал факсимиле ранее изданных в IPE по рукописным копиям надписей из собрания А. С. Уварова и установил их более точное чтение (ИГАИМК, I (1921), стр. 17—28). Тогда же изданы

В. В. Шкорпилом две надгробные надписи Керченского музея с изображениями погребального пира (ИГАИМК, I, стр. 379 сл.). В следующем году В. В. Латышев дает новое издание и восстановление изданной в 1914 г. Шкорпилом метрической эпитафии Левкия, павшего в битве с варварами (из Керчи), а также новое чтение эпитафии детей боспорской гражданки Филении, метрической эпитафии братьев Гастиса и Адчманта из Анапы, строительной надписи времен Рескупорида IV, а также наново издает несколько надписей Керченского музея: эпитафию «питомца муз» Смикра, две надписи фиасотов, ряд эпитафий и известную надпись из Китея III в. н. э., представляющую собой посвящение «богу гремящему, внемлющему» от китейской общины, которая строит ему храм под руководством и при участии местного знатного землевладельца Юлия Симмана (ИГАИМК, II (1922), стр. 84 сл.). К последней надписи затем дважды возвращался Ю. Ю. Марти², переиздававший и комментировавший ее с точки зрения социальных отношегий, сложившихся в это время в маленьком боспорском городке Китее. В 1927 г. С. С. Дложевский опубликовал найденный в 1924 г. в Ольвии декрет времени правления Септимия

¹ Для этого обзора частично использована статья Н. И. Новосадского «Античная эпиграфика в СССР за 20 лет», ВДИ, 1938, № 4, стр. 200—213.

² ИТОИАЭ, 1928, И, стр. 1—24; ИГАИМК, 104 (1935), стр. 60.

А*

Сё вера о даровании проксении солдату Агафоклу и его потомкам¹. По мнению автора, солдат этот был уроженец Фракии или Южной Мезии. В 1928 г. А. Ф. Семеновым были изданы найдэнные вблизи Недвиговки фрагменты надписи, отнесенной издателем к II—III вв. н. э., и представляющие, по его мнению, обломки почетного декрета в честь персов Кега- дата и Ахемена или Кегадата из рода Ахемена²; там же П. Г1. Черняев издает еще один фрагмент, возможно, IV в. н. э., всего из 12 букв; издатель предполагает, что он является частью декрета, составленного по обычной формуле танаисских надписей, в честь граждан, восстановивших за свой счет ворота Танаиса. В 1930 г. Н. И. Новосадский издал хранящийся в Темрюкском музее, датированный 103 г. н. э. акт об отпуске на волю 0/£1гтс<; (воспитанника) гражданки Гликерии Филодеспоты в обычной форме посвящения божеству (ДАН, 1930, стр. 324—327).

В 1935 г. Ю. Ю. Марти дает публикацию с переводом и комментариями 23 боспорских надписей (ИГАИМК, 104 (1935), стр. 57—89). Одна из них— вышеупомянутая надпись из Китея. Две—посвящения Аполлону Врачу и Аполлону Дельфинию. К первой из них приложена сводка ранее опубликованных аналогичных посвящений. Вторая—первый пример упоминания этого бога в боспорских надписях. Надпись № 5 представляет собой акт об отпуске на волю раба в иудейской синагоге; в комментарии к ней автор дает сводку остальных 11 известных боспорских актов ману- миссий. Две надписи содержат эпитафии, поставленные фиасами верховного бога (tiso<; й<1като<;) своим сочленам; вторая из них (№ 7), относящаяся к III в. н. э., содержит новые сарматские имена. Остальные надписи представляют собой краткие эпитафии; из них можно особо отметить одну метрическую (№ 12) на могиле некоего Гекатея, видимо, ученого или философа. Издатель сопоставляет ее с другими известными эпитафиями боспор* ских ученых. Еще 17 надписей, хранящихся в Керченском музее, Ю. Ю. Марти издал в 1941г. (ВДИ, 1941, № 1, стр. 198 сл). Эти надписи были найдены на территории Боспорского царства в течение 1930—1940 гг. Особо выделено найденное на Тамани, относящееся ко времени Римской империи посвящение Афродите коллегией ее почитателей, возглавляемой жрецами. По поводу этой надписи издатель останавливается и на других местных памятниках культа Афродиты. Издатель отмечает и важное значение надписи из Юз—обе с именами трех членов коллегии, возглавлявшей приходную часть финансового управления Боспорского государства. Две эпитафии, одна из Кызаульского некрополя, другая из Тиритаки (I в. н. э.),содержат новые сарматские имена. Неизвестные ранее на Бое- поре фракийские имена содержат надгробная стела из Тиритаки и две эпитафии из Керчи. Из Тиритаки же происходит фрагмент посвятительной надписи, относимой издателем к боспорскому царю II в. н. э. Реме- талку. В Мирмекии обнаружен фрагмент почетного декрета в честь гражданина, отличившегося своей доблестью. На горе Митридат найдены две эпитафии фиасов (II—III вв. н. э.) своим сочленам. Остальные надписи— эпитафии с обычными греческими именами. Новые надписи Таманского полуострова издала Н. П. Розанова (СА, VII (1941), стр. 247 сл.). Всего она дает 6 надписей. Это небольшие фрагменты, которые Н. П. Розанова восстанавливает. В первом из них она видит посвящение Артемиде, во втором—Гераклу, третья, по ее толкованию,—посвящение царю, от имени которого в надписи сохранилось только «Тиберию Юлию». Четвертая надпись—эпитафия II—III вв. н. э., относящаяся к какому-то военному трибуну. Последние две надписи—обломки эпитафий.

¹ Р1стник Одесского державного музею, Вып. 1, Одесса, 1927.

² «Зап.Сев.Кавк.об-ва археологии,истории и этнографии», 1928,1, вып. 3/4, стр.4—7

Несколько боспорских надписей, найденных на Тамани и хранящихся в Таманском музее (посвящение божьей матери,надпись частного лица и несколько надгробий), датирующихся I—IV в. н. э., публикует тот же автор, в сопровождении переводов и комментария («Неизданные надписи Таманского музея», Ь/ И, 1947, № 2, стр. 173 сл).

15 вновь или вторично публикуемых надписей Херсонесского музея издает в 1938 г. М. А. Шангин (ВДИ, 1938, № 3, стр. 72 сл.), с переводом и комментариями. Автор наново издает и комментирует заклятие, которым кончается известная Херсонесская присяга. Оно сопоставляется с заклятием амфиктионов при разрушении Кирры и пафлагонским заклятием в присяге Августу. Соответственную формулу, так долго просуществовавшую, автор возводит еще к IX—VIII вв. до н. э., находя сходство с ней в некоторых стихах (232, 234, 242) поэмы «Труды и дни» Гесиода. Далее, публикуется: весовой камень с числом 19, который, по мнению издателя, употреблялся при государственных раздачах жителям рыбы; фрагмент списка имен, эпитафия на свинцовой урне, метрическая эпитафия III в., н. э., фрагмент, дополняющий надпись IOSPE, I², «N«630, являющуюся эпитафией легата легиона, жившего при Диоклетиане и Максимиане; надпись на саркофаге III в. н. э., отрывок декрета императоров Аркадия и Гоно- рия, регулирующего сношения Херсонеса с восточными частями империи; надписи на пифосах, которые автор относит к VII в. н.* э. и считает принадлежащими рабам хозяина винного склада; эпитафии разного времени. Кроме того, дается новое чтение надписей IOSPE, I², №№ 459, 497, 518, 622. Еще одна новая надпись из Херсонеса опубликована Г. Д. Беловым¹; по палеографическим данным издатель относит ее к VII в. н. э. Это метрическая эпитафия некоего Басса, сына Патериона, погибшего во время плавания по морю. Новые ольвийскге надписи из раскопок 1935— 1936 гг. были в 1940 г. опубликованы А. С. Коцеваловым («Ольвия», Киев, 1940, стр. 259 сл). Это: 1) Почетный декрет III в. до н. э., в котором упоминается «собрание граждан и микселлинов из Пастушеского села». Разбирая различные возможные толкования значения этого выражения, автор высказывает предположение, что эти микселлины были частью скифов-земледельцев, ставших скотоводами; 2) Почетный декрет II—Швв. н. э. в честь граждан города Прусиады; 3) Отрывок списка имен римского времени; 4) Фрагмент того же времени, содержащий посвящение, возможно, коллегии стратегов; 5) Обломок какого-то декрета II—III вв. н. э.; 6) Обрывок строительной надписи римского времени; 7) Остаток метрической надписи об избавлении кого-то от какой-то беды;8) Обломок надписи III в. до н.э. В заключение автор дает сводку новых керамических клейм и graffiti с описанием некоторых из них.

Большой интерес и внимание привлекли опубликованные за последнее время налписи из Армении. Это, во первых, семь надписей из Армавира, изданных А. И. Болтуновой². Три из этих надписей начертаны на камне, найденном еще в 1911 г., четыре—на другом камне, открытом в 1927 г. Шесть первых надписей издательница дает в копиях и транскрипции, седьмую—только в транскрипции. Они сильно испорчены; А. И. Болтунова предлагает их восстановление и толкование. Первая надпись— написанное гекзаметром четверостишие; смысл ее нравоучительный, противопоставление старого новому, в ней упоминается Гесиод и его брат Перс. Вторая надпись состоит из 11 строк, написанных ямбическим размером. Речь идет о какой-то воинственной богине, вероятно, Анаите,

¹ «Материалы и исследования по археологии СССР», 1941, вып. IV, стр. 239.

² «Изв. Арм. ФАН СССР», 1942, № 1—2, стр. 35—61. Вторая из этих надписей была ранее опубликована Тер-Аконяном в 1935 г. в «Материалах по истории древней Армении».

отожествлявшейся с Артемидой и Кибелой; богиня говорит от своего имени, обещая произвести какие-то ужасы, устранить бедствия и зависть. Издательница предполагает, что это отрывок из какой-то трагедии, близкой по стилю к трагедиям Эврипида, и что автором обеих первых надписей мог быть царь Ар гавазд, который, по словам Плутарха, написал по-гречески ряд произведений, в том числе и трагедии. Третья надпись—вотив- ная с перечислением даров богу: коней, колесницы, картины. Этот камень, вероятно, стоял в святилище Артемиды и Аполлона. Четвертая надпись содержит письмо царя, имя которого А. И. Болтунова восстанавливает как Артаксия, к царю Эбронту с пожеланием здоровья. В пятой надписи перечислены месяцы сиро-македонского календаря и выражается пожелание здоровья (очевидно, в течение всего года) Фарнаку, вероятно, царю Понта, правившему в 190—169 гг. до н. э. Издательница считает, что надпись была сделана в 179 г. в связи с окончанием войны, в которой участвовал и царь Армении, и в связи с заключением мира с Понтом. В шестой надписи говорится о прибытии некоего Н умения, по предположению А. И. Болтуновой—наместника Антиоха IV Эпифана в Мизене, который, по словам Плиния, дважды разбил персов. Возможно, что этот наместник был послан Антиохом к Артаксии. В последней надписи Нумений извещает какую-то царицу, названную «братолюбивой», о гибели ее мужа, завоевавшего Армению, от руки солдат. А. И. Болтунова предполагает, что это сообщение о смерти царя было адресовано жене Антиоха IV Лаодике. В заключение издательница отмечает, что надписи эти интересны не только с исторической, но и с палеографической стороны: шрифт их отличается от обычного эпиграфического шрифта того времени. Очевидно резчик копировал их с рукописного текста, написанного папирологичес- «им шрифтом III—II вв. Дон. э., к которому они приближаются.

Б. Н. Граков, в своей рецензии на работу А. И. Болтуновой (ВДИ, 1946, №. 1, стр. 166 сл.) отмечает некоторые разногласия с ней в восстановлении отдельных мест надписей. Он соглашается с большинством ее исторических выводов и подчеркивает их важность в палеографическом отношении: шрифт надписей подобен письму папирусов III—II вв. и еще более приближающемуся к ним шрифту родосских и синопских амфор- ных клейм, graffiti и некоторых боспорских монет. Армавирские надписи показывают, насколько широко этот шрифт применялся.

Академик Я. А. Манандян во многом разошелся с А. И. Болтуновой в историческом толковании армавирских надписей¹, в общем соглашаясь с ее восстановлением и чтением их. Первое четверостишие он считает действительно нравоучительным, но призывающим родственников жить в мире и осуждающим неправильный раздел наследства на примере Гесиода и Перса. По мнению Я. А. Манандяна, та же мысль вложена во второй надписи в уста богини Артемиды-Анаиты, которая, судя по лидийским надписям, являлась, между прочим, и блюстительницей справедливого раздела имущества. При этом он дает чтение и перевод этой надписи, отличные от произведенных А. И. Болтуновой. Он принимает ее чтение и интерпретацию третьей надписи, а также предположение о том, что этот камень находился в храме Аполлона и Артемиды. Наличие храма, построение которого, так же, как и надписи, он датирует III—II вв. до н.э., свидетельствует о значительном количестве и влиянии греческих колонистов даже в Великой Армении. В толковании надписей второго камня акад. Манандян почти полностью отвергает высказанные А. И. Болтуновой предположения. Первую из них он считает письмом царя Армавира

¹ «Армавирские надписи в новом освещении», Ереван, 1946

Митраса царю Ерванду, предшественнику Артаксии I. Во второй надписи он рассматривает слово «Фарнак» не как имя понтийского царя, а как до- бавочньй, тринадцатый, месяц сиро-македонского календаря; таким образом, эта надпись являлась продолжением предыдущей и содержала пожелание Ерванду быть здоровым все 13 месяцев. Последнюю надпись автор приурочивает к гибели не Антиоха IV, а царя Ерванда Последнего, что подтверждается данными Моисея Хоренского. Эти надписи подтверждают также рассказ Моисея о том, что при Ерванде столица Армении была перенесена из Армавира в Ервандашат, причем религиозным центром оставался Армавир, где верховным жрецом и царем был тогда брат Ерванда Митрас. Второй камень, очевидно, составлял часть надгробного памятника Ерванда Последнего и относился к началу II в . до н. э.

Интересные сопоставления с Моисеем Хоренским и выводы для истории и культуры Армении делает акад. Манандян в комментариях к издаваемой им надписи из Гарни¹, найденной в 1945 г. Я. А. Манандян относит ее к реставрации царем Тиридатом храма и башни для царевны. Судя по встречающимся в надписи выражениям, свойственным христианской литературе, издатель приурочивает ее к правившему в начале IV в. Тири- дату Великому, при котором Армения была обращена в христианство. Об этой надписи имеется упоминание у Моисея Хоренского. Принимая в качестве даты обращения армян 314—316 гг., акад. Манандян относит надпись к 315—330 гг. Он пересматривает принятую ранее датировку первоначальной постройки языческого храма и крепости в Гарни и считает, что она имела место в III в. до н. э., в эпоху Ервандидов, когда совмещалось эллинистическое влияние со строительной техникой, унаследованной от Урарту.

С иным толкованием и датировкой надписи выступила К. В. Тревер <ВДИ, 1947, № 2, стр. 212—213).

В № 1 ВДИ за 1947 г. издана С. А. Семеновым-Зусером надпись Харьковского музея о рыбном рынке вХерсонесе в эллинистическую эпоху .Одновременно JL А. Ельницким публикуется фрагмент базы статуи Савромата

II из Керчи с титулом «царя окрестных народов». Тот же автор публикует {в «Трудах Музея изобразительных искусств» за 1947 г.) найденную в 1938 г. в Анапе надпись под статуей, поставленной Неоклом, сыном Геро- дора, своему отцу, правителю Горгиппии в 187 г. н. э. Возможно, что одно из лиц, упоминаемых в надписи, встречается в горгиппийском каталоге, изданном Латышевым, в качестве синагога боспорского фиаса. А. К. Тахтай публикует херсонесскую надпись (в № 16 «КСИИМК»), содержащую список магистратов, засвидетельствовавших своими печатями какое-то народное постановление. На основании сличения этой надписи с другими херсонессклми надписями издатель строит родословную некоторых аристократических родов Херсонеса.

II. Исследования, построенные на материале ранее опубликованных эпиграфических текстов, производились как по линии более или менее обобщающих работ, основанных на эпиграфических данных, так и по линии нового чтения и толкования отделышх надписей.

Большие обобщающие работы были даны академиком С.А. Жебелевым. Это, во-первых, «Основные линии экономического развития Боспорского государства» (ИАН, 1934, № 8, стр. 589 сл.; № 9, стр. 661 сл.), в которой на основании привлечения и истолкования большого количества надписей, наряду с другими данными, автор устанавливает тесное соответствие экономики Боспорского царства как крупного экспортера хлеба, нуж

¹ «Греческая надпись Гарни и время постройки гарнийского языческого храма»» Ереван, 1946.

давшегося в привлечении рабочей силы окружающих племен и в развитии торговли с ними, с его политическим строем, предвосхищавшим позднейшие формы эллинистических государств, а также с его международными отношениями и ролью скифо-сарматского элемента в нем.

В частности, особенно подробно С. А. Жебелев останавливается в этой работе на надписях из Милета о пошлинах (IG, XII,2, 3) в связи с беспошлинной торговлей Аттики на Боспоре, на декрете о проксении при Пе- рисаде I для граждан Амиса и Халкедона (IOSPE, II, 1, 2) ипантикапей- ской посвятительной надписи, поставленной уроженцем Византия (IOSPE, И, 21), как на доказательстве торговых связей Боспора с соответствующими центрами.

Далее должны быть упомянуты его «Боспорские этюды» (ИГАИМК, № 104, (1935), стр. 7 сл.). В первом из этих этюдов—посвященном вопросам происхождения Боспорского царства, автор на основании анализа титула туры боспорских правителей в надписях дает картину постепенного территориального расширения Боспора. Самому раннему периоду существования Боспорского царства посвящена статья того же автора под названием «О возникновении Боспорского государства» (ИАН, 1930, № 10, стр. 799 сл.), где для решения вопроса о боспорской династии Архе- анактидов, существование которой ранее подвергал сомнению сам акад. Жебелев, он привлекает открытые в 1914 г. в милетском Дельфинионе списки милетских эпонимных магистратов, содержащие имя Кизика, сына Археанакта. Наконец, в основу получившей широкую известность работы С. А. Жебелева «Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре» (ИГАИМК, № 70 (1932), стр. 9 сл.; ВДИ, 1938, № 3, стр. 49 сл.), положено новое, оригинальное толкование херсонесского декрета в честь полководца Митридата Понтийского—Диофанта, позволившее ему установить, что восстание Савмака, в котором прежде видели лишь дворцовый переворот, на самом деле было восстанием боспорских рабов,возглавлявшихся царским рабом Савмаком, который пользовался сочувствием и поддержкой туземного населения.

Такой же общий характер носит работа акад. А. И. Тюменева «Хер- сонесские этюды» (ВДИ, 1938, № 2, стр. 245 сл.). На основании сопоставления надписей, перечисляющих жертвователей делосского храма, круг которых в каждый период был довольно ограничен, автор приходит к выводу, что, поскольку Херсонес входил в число жертвователей, он состоял с Делосом в особых отношениях, скорее всего—отношениях колонии и метрополии. Это же подтверждается исследованием данных о пожертвованиях и празднествах Херсонесий на Делосе. Далее автор рассматривает надписи о дельфийских проксенах, среди которых большое место занимают граждане Херсонеса. Это указывает на тесные связи последнего с Дельфами,—вероятно, как колонии, основанной по указанию дельфийского оракула.

Большое значение имеет и исследование акад. С. А. Жебелева о «Хер- сонесской присяге» (ИАН, 1936, № 10, стр. 913 сл!), на основании которой он рисует картину внутрипартийной борьбы в Херсонесе. Самая присяга, по его мнению, была введена, в результате какого-то политического события на рубеже IV и III вв. до н. э.,—возможно, попытки ниспровержения демократии. Сопоставляя этот документ с декретом в честь Диофанта, автор дает новое толкование загадочного термина «састер», встречающегося в присяге в качестве обозначения чего-то, что обязан охранять каждый гражданин города. По мнению С. А. Жебелева, это слово является местным названием херсонесской статуи богини—Девы, «Защитницы херсо- несцев», которая сопровождала Диофанта в поход против скифов. Подробно останавливается он на монополистической тенденции государства,

сказавшейся в запрещении, налагаемом присягой, продавать хлеб с равнины где либо вне Херсонеса.

Херсонесским надписям посвящена статья Н. И. Новосадского «Критические и экзегетические заметки к некоторым херсонесским надписям»¹* Он также останавливается на термине «састер» в херсонесской присяге, высказывая предположение, что надо читать «мастер»—слово, обозначавшее магистрата, наблюдавшего за конфискацией имущества граждан, осужденных на изгнание. Автор также останавливается на междоусобной борьбе в Херсонесе, отразившейся в присяге. Далее, Н. И. Новосадский разбирает постановление херсонесцев в честь Аристона, сына Аттина, посланного к Августу с просьбой о даровании городу свободы. Автор считает, что Август отказал Херсонесу в этой просьбе, из чего следует, что город не имел при Августе прав civitatis liberae.

Тот же автор посвятил две работы боспорским фиасам²; он разбирает их организацию, социальный состав, различные термины, встречающиеся в их вотивпых надписях, и высказывает предположение о значительном влиянии на них христианства, в противоположность авторам, цриписы- вавшим основное влияние на фиасы культу Сабазия.

О боспорских фиасах дважды пишет акад. С. А. Жебелев: четвертый очерк вышеупомянутых «Боспорских этюдов» посвящен «Фиасу навкде- ров Горгиппии». В основе его лежит надпись почитавших Посейдона нав- клеров, времени царя Тиберия Юлия Савромата II, царствовавшего в конце п —начале III в. В надписи сообщается о постройке фиасом при помощи царя храма и постановке статуй, далее следует список должностных лиц и членов фиаса. По новому чтению, предложенному С. А. Жебе- левым, помощь царя выразилась в даровании фиасу права беспошлинного вывоза из Горгиппии 10 ООО артаб зерна. Автор останавливается подробно на организации торговых фиасов и тесной связи их с правительственной администрацией. Вторая статья о фиасах—«Танаидские братья-приемыши» (КСИИМК, 1940, V, стр. 47 сл.). Здесь дается толкование этого термина, встречающегося в списках коллегии почитателей «всевышнего бога» наряду с фгасотами. Привлекая для сравнения афинский устав коллегии Вакха-Диониса II в. н. э., автор приходит к выводу, что братья-приемыши были те сочлены, отцы которых не входили в коллегию и которые были приняты со стороны.

Религиозным объединениям порвящена и статья М. А. Тихановой «Греческая надпись с Таманского полуострова, IOSPE, I², 389» («Сб. в честь С. А. Жебелева», JL, 1926), в которой она опровергает мнение Латышева, считавшего надпись списком членов языческого объединения, и относит ее к христианской общине.

Ю. Ю. Марти разобрал найденную в Керчи метрическую эпитафик> амастрийца Гелиодора, сына Гелия (ИТОИАЭ, 1927, N°. 1, стр. 118). Он сопоставляет ее с другими эпитафиями и надписями переселившихся в Бос- порское царство уроженцев Малой Азии и указывает на тесную связь между обеими областями в эллинистический период.

Обстоятельное исследование посвятил Л. А. Мацулевич открытой в 1894 г. надписи на золотом венце в одном из керченских склепов³. Вопреки Шкорпилу, относившему ее к началу I в. н. э., автор датирует ее концом I—началом II в. н. э. В надписи говорится, что Юлию Каллисфену

¹ «Вторая конференция археологов СССР в Херсонесе, 1927 г.», Севастополь,

1927, стр. 93.

^а Доклад на археологической конференции в Керчи в 1926 г. и статья «Боспорскво фиасы» в «Трудах секции археологии РАНИОН», т. III, 1928, стр. 55—70.

³ «Кто был Каллисфеп, названный в надписи, открытой в Керчи в 1894 г.», СЛ. VII, 1941, стр. 61-80. ^{F F}

фиас присуждает золотой венок, по толкованию автора,—«на всю жизнь», Каллисфен, по мнению автора статьи, был крупный боспорский чиновник* может быть, стратег, возможно, из побочной ветви рода Тибериев Юлиев. Фиас он считает «производственным объединением» (по признаку несения государственной службы).

Ряд работ посвящен был ольвийским надписям.

В статье акад. С. А. Жебелева «Милет и Ольвия» (ИАН, 1929, стр. 427 сл.) автор останавливается на найденном в 1903 г. в Милете постановлении о равноправии граждан (исополитии) Милета и Ольвии. Г1о мнению автора, исополития существовала со времени основания Ольвии, но была фиксирована или наново подтверждена по инициативе Милета, пожелавшего, после освобождения его Александром от персов и восстановления демократии, урегулировать свои отношения с колониями. Это желание автор связывает также с походом полководца Александра Македонского—Зопириона в 331 г. против скифов и осады им Ольвии. Во время осады Ольвия освободила рабов, дала равноправие иноземцам и аннулировала долги. Эти изменения заставили милетян искать подтверждения своих прав в Ольвии. Этой же надписи посвящена статья С. С. Дложев- ского¹ «Новые эпиграфические документы из Ольвии». По мнению автора, надпись указывает на преимущества в экономическом положении Ольвии перед Милетом в IV в. н. э. Автор отмечает, что надпись сообщает о неизвестном ранее в Ольвии совете (ВоиХт,). Автор считает, что надпись дает право говорить о большей, чем это считалось раньше, политической близости Милета и Ольвии.

В статьях «Ольвия и Мифрадат Евпатор» («Ольвия», К. 1940, стр. 281 сл.) и «Арменийцы в Ольвии» (КСИИМК, 1940, IV, стр. 31 сл.) акад. Же- 'белев дает свое восстановление и перевод надписи IOSPE, I², 35, представляющей декрет в честь уроженца города Амиса (на южном берегу Черного моря), служившего во флоте Митридата Евпатора и доставившего провиант арменийцам, переселенным царем в Ольвию. Автор считает, что Ольвия, как и Херсонес, страдая от напора варварских племен, отдалась под покровительство Митридата Евпатора, который отправил в город гарнизон арменийцев и послал еще какую-то помощь. Арменийцы—не жители Армении, как раньше полагали, а жители пригорода Синопы Армены, упоминаемой у ряда географов. Время надписи—последнее десятилетие II—первое десятилетие I в . до н. э.

В статье того же автора «Что понимать под «Борисфеном» IOSPE, I*, 24» («Ольвия», К. 1940, стр. 275 сл.) рассматривается декрет IV в. до н. э.

о ввозе различных предметов в Борисфен. Автор отрицает, что здесь имеется в виду самый город Ольвия, поскольку ольвиополиты никогда не называли себя борисфенитами,—обозначение введено в литературную традицию Геродотом. В надписи под Борисфеном понимается Буго-Днестров- ский лиман, к которому в надписи относятся слова—«входить на морском судне».

В статье P. JL Эрлиха «1РЕ, I², № 176» (ДАН, 1928, стр. 124 сл.) доказывается, что в указанной надписи упоминается еврейская молельня.

Новое чтение греческой надписи из окрестностей Мцхета предлагает

А. И. Амиранашвили (ИГАИМК, 1927, V, стр. 409 сл.). Эта надпись от 75 г. н. э. сообщает о постройке римлянами крепости для царя Митридата, чзына Фарасмана и, согласно чтению автора статьи, Амаспа, внука Пара- смана I, упоминающегося в некоторых древних литературных памятниках Грузии.

¹ «1Мстник одесско1 Комиси Краезнавства», ч. I, стр. 13.

Мелкие поправки к чтению и толкованию отдельных надписей содержатся в статьях А. С. Коцевалова «Заметки к надписям греческих колоний Черноморья» (Сообщения ГАИМК, 1929, II, стр. 330 сл.) и Н. И. Ново- садского «Несколько заметок к надписям, помещенным во втором издании IPE, I, Petr., 1916» («Сб. в честь С. А. Жебелева», JL, 1926).

Должна быть упомянута также публикуемая Б. Н. Граковым статья «Термин «скифы» в надписях Северного Причерноморья» (КСИИМК, № 16). На основании надписей автор доказывает, что после похода Диофанта до начала 111 в. продолжало существовать скифское царство в северном Крыму и на побережье между Крымом и Ольвгей.

Многое было сделано для изучения керамических надписей, находимых на территории СССР.

Еще в 1917 г. Е. М. Придик издал «Инвентарный каталог клейм на амфорных ручках и горлышках и на черепицах Эрмитажного собрания». Клейма расположены по месту происхождения: родосские, фасосские, книдск7е, икосские, паросские, неизвестного происхождения. Издание ■снабжено подробными указателями и таблицами.

Этому же ученому принадлежит работа «Die Astynomennamen auf Amphoren und Ziegelstempeln aus Si drussland» (SPAW, Ph. Hist. Kl., XXIV (1928), стр. 1 сл.); в ней содержится впервые составленный свод имен астиномов, по которым датировались штемпеля, со встречающимися при каждом из них именами гончаров и эмблемами. Указано также количество известных экземпляров с каждым именем. Первая таблица—с именами, бесспорно приналежавшими астиномам, содержит208 таких имен; вторая, где помещены имена, вызывающие сомнение, принадлежали ли они астиному или гончару,—90 имен. Отдельно собраны штемпеля, где перед именем гончара стоит слово xs^/ja£*j<;, а также выделены имена астиномов на херсонесских и предполагаемых синопских штемпелях. Эта работа, так же как и предыдущая, является необходимым справочным пособием для работы в области керамических надчисей.

Амфорным клеймам посвящены две большие работы Б.Н. Гракова. Первая—«Энглифические клейма на горлах некоторых эллинистических остродэнных амфор» (Труды ГИМ, I, 1926, стр. 165 сл.), ставит себе целью выяснить место и время происхождения указанных амфор. Это дала бы материал для истории торговых отношений эллинистического времени, а также облегчило бы датировку предметов, находимых при раскопках вместе с этими амфорами. Автор сопоставляет данные о глине и типе амфор, языке, изображениях, палеографических особенностях, собственных именах клейм. Палеографические и,грамматические данные говорят за то, что клеймение рассматриваемых амфор кончилось в третьей четверти

III в. до н. э. Диалект клейм, дорический, мегарекой группы, и собственные имена показывают, что эти клейма принадлежали городу, происходившему из Мегар, а употребление в качестве эмблемы палицы Геракла заставляет автора счесть местом их происхождения Гераклею. Он отмечает, что имена магистратов на этих клеймах встречаются редко, большинство, видимо, принадлежит владельцу или двум владельцам гончарной мастерской. Иногда второе имя, возможно, принадлежит мастеру, сделавшему сосуд. Клейма, таким образом, были частными фабричными марками.

Вторая работа—«Древнегреческие керамические клейуа с именами астиномов» (М., 1929) посвящена определению места и времени производства названных в заголовке книги клейм. Место их происхождения автор устанавливает на основании сходства некоторых эмблем с изображениями на монетах Синопы, анализа имен, характерных для Малой Азии, и, в частности, для Пафлагонии, данных дчалекта, определяемого как синопский. Давая описание различного типа легенд на клеймах, автор приходит

к выводу, что клейма являлись фабричными марками, причем имя асти- номов ставилось только для датировки. Далее Б. Н. Граков останавливается на диалектальных и орфографических особенностях клейм, оказывающихся свойственными ионическим диалектам эллинистической эпохи. Наблюдается также незначительное дорическое и сильное аттическое влияние* В развитии алфавита клейм все более сказывается влияние рукописного шрифта, но здесь оно начинается позже, чем в алфавите других групп клейм. Эмблемы многочисленны, но не оригинальны; они заимствовались из эмблем Родоса и Фасоса, изображений монет Синопы и связанных с ней областей, из произведений искусства и предметов культа. Это делает эмблемы важным культурно-историческим источником. Хронологически эти клейма определяются IV—I вв. до н. э. Внутри этого периода они разбиваются на 6 хронологических групп. В заключение автор, на основании анализа икен, останавливается на социальном составе астиномов и гончаров; среди последних появляются иноземцы, вольноотпущенники и рабы.

Против выводов Б. Н. Гракова возражал А. С. Коцевалов в рецензии на его книгу (PhW., 1933, №23/24, стр. 630 сл.). Он сопоставляет имена на астиномных клеймах с именами надписей Синопы, Тиры, Ольвии, Херсо- Heqa, Боспора и устанавливает, что аналогичные имена в наибольшем количестве встречаются на Боспоре, на втором месте идет Ольвия, затем Херсонес, Синопа и Тира; он поэтому предполагает место производства этих клейм на Боспоре. Напротив, В. Ф. Гайдукович (ИГАИМК, № 104, стр. 213) на основании техники изготовления и состава глины черепиц и амфор с астиномными клеймами отвергает возможность происхождения их с Боспора или из Ольвии и считает наиболее вероятным предположение Б. Н. Гракова о том, что центром их изготовления была Синопа. Большинство предшествующих исследователей принимает также этот вывод.

Вопроса о хронологии фасосских амфорных клейм касается Б. Н. Граков в статье «Тара и хранение продуктов в древней Греции» (ИГАИМК, № 108(1935), стр. 176 сл.), где на основании сличения эмблем фасосских клейм с изображениями на фасосских монетах (коленопреклоненный Геракл, стреляющий из лука) устанавливается дата этих клейм: последняя четверть V в. до н. э., чем, очевидно, и определяется начало клеймения амфор на о. Фасосе.

Вопросов, связанных с изучением родосской клейменой керамики, касается Ю. С. Крушкол в статье «Легенды родэсских амфор» (ВДИ, 1946,. № 3, стр. 190 сл.); она устанавливает некоторые соотношения между именами эпонимов и эмблемами, настаивает на частном характере клеймения амфор и подмечает, базируясь на статистике названий месяцев в легендах, явление сезонности клеймения, связанное с сезонностью виноделия и керамического производства.

Установлению места происхождения еще одной группы клейм, до сих пор не локализованной, посвящена и статья J1. А. Ельницкого «О боспорских амфорных клеймах» (ВДИ, 1940, № 3/4, стр. 318 с_л.). Он исходит из анализа глины и аналогий с клеймами хорошо известных боспорских черепиц,выделяя ряд клейм на ручках сосудов, по форме и легендам вполне сходных с клеймами на боспорских черепицах. К боспорским клеймам автор относит и некоторые оттиснутые на ручках такой же формы и глины и близкие по форме букв к черепичным клеймам, хотя и не имеющим среди них прямых аналогий. Эти клейма автор датирует IV—началом II в. до н. э. Он отмечает, что, в отличие от черепичных клейм, на амфорных клеймах почти отсутствуют имена царей; это заставляет предполагать, что производство амфор не было государственной монополией.

Краткий очерк характеристики различных групп клейми их значения как источника для истории торговли дает Е. М. Придик, в связи с публикацией 208 клейм, найденных при раскопках в Мирмекии и Тиритаке в 1932—1934 гг.¹.

Специально черепичным клеймам посвящены статьи Б. Н. Гракова² и В. Ф. Гайдукевича³.

• В первой из нлх, на основании палеографических данных и содержания клейм, автор устанавливает их хронологические группы,высказывает предположения о принадлежности заводов царям и о спозобе управления заводами: именем управляющего автор считает второе имя, появляющееся иногда на черепичном клейме ряд эм с именем царя.

Очень подробно и всесторонне останавливается на черепичных клеймах В. Ф. Гайдукевич. Центрами производства черепиц он считает Панти- капей и Фанагорию. Автор вкратце дает историю клеймения керамических издзлий, в частности черепиц. Большинство боспорских черепичных клейм, содержащих собственные имена, представляет собой «фабричные марки». Клеймение, очевгдно, производилось деревянным штампом по сырой гляне. Неправильности в расположении букв объясняются ошибками резчиков штампов. Шрифт основной массы клейм совпадает со шрифтом боспорских монументальных надписей IV в. Эта дата для начала клеймения цодгверждается и данными об условиях находки черепиц. Кончается клеймен ze в половине II в. Клейма с двумя именами свидетельствуют о наличии двойных фирм. Сочетание имен царей с именами частных лиц показывает, что владельцы мастерских принадлежали к высшей местной знати; сами цари, начиная с Перисада I, участвовали в гончарных предприятиях. Со Слартока III они становятся владельцами черепичных заводов. Автор подробно рассматривает вопрос о многочисленных черепичных клеймах с легендой раоЖьхт) в связи с тем спором, который был вызван среди западно-европейских ученых аналогичными клеймами на пергамских черепицах. На Боспоре они появляются в связи с переменой в III в до н. э. титула правителя с архонта на царя. Клеймо* показывало, что черепица была изготовлена на заводе, принадлежавшем царю.Возможно, что указанный термин заменил имя царя. В приложении к статье даны клейма на боспорских черепицах из Керченского музея.

Помимо этих больших работ, все время публиковались отдельные находки и комментарии к ним.

В 1927 г. В. Ф. Штифтар издал новые штемпеля из Евпатории (ИТОИАЭ, 1927, № 1), на которых содержались до тех пор неизвестные имена асти- номов и эмблемы. На основании их он сделал новые предположения о торговых связях Евпатории. В 1929 г. А. Ф.'Семенов издал надпись на ручке, найденной при раскопках Мелиховского кургана (ИТОИАЭ, 1929, III, № 56, стр. 47 сл.), которую издатель спитает шуточным посвящением некоего Диадумена, сына Хриса, возхможно, бывшего поваром, своим преемникам.

А. Ф. Коцевалов, в статье «Zur Deutung der neulich herausgegebenen Inschrift aus dem Dongebiet» (PhW, 1932, № 3, стр. 93), не соглашается с толкованием вышеупомянутой надписи как шуточной и считает,что сосуд был подарен Диадуменом союзу молодых людей. Тот же автор в статье «Zur Deutung eines neulich herausgegebenen knidischen Stem pels» (RhM, LXXXIII, стр. 286 сл.) уточняет чтение найденнного в 1925 г. и опубли

¹ «Материалы и исследования по археологии СССР», 1941, № 4, стр. 173—193.

² «Эпиграфические документы царского черепичного завода в Паптикапее», ИГАИМК, 104 (1935), стр. 202—210.

• «Строительные керамические материалы Боспора», там же, стр. 211—315.

кованного Дложевским штемпеля. По его мнению, на штемпеле значится имя не гончара, а чиновника-эпонима.

В 1918 г. Э. Диль опубликовал ряд таблиц с заклятиями из Ольвии и Пантикапея¹. Две из этих табличек рассматривает Н. И. Новосадский в статье «Две керамические надписи, найденные на юге России»². Одна из них была найдена в Ольвии, другая в Керчи. Относительно последней автор опровергает мненге Э. Диля, что это—заклятие, и доказывает, что надпись представляет собой реминисценцию какой-то не дошедшей до нас комедии.

32 клейма, найденных экспедицией ГАИМК в 1928 г. в станице Ели- заветовской, публикует Т. Н. Книпович (ИГАИМК, № 104 (1935), стр. 200 сл.). Несколько клейм опубликованы в статье М. А. Миллера «Остатки сарматского поселения у станицы Нижне-Гниловской»³. В статье Б. Лунина—«Археологические находки в окрестностях станиц Тульской и Да- ховской близ Майкопа» (ВДИ, 1939, № 3, стр. 211 сл.) дается описание вновь найденного родосского клейма. О списке ольвийских клейм, данном

A. Ф. Коцеваловым в сборнике «Ольвия» и публикации Е. М. Придиком херсонесских клейм в 4 вып. «Материалов по археологии СССР» упоминалось выше. В этом же выпуске ряд клейм на амфорах и черепицах и graffiti приводится в статье Г. Д. Белова о раскопках северной части Херсонеса в 1931—33 гг. Тот же автор издает херсонесские клейма и graffiti в своем «Отчете о раскопках Херсонеса за 1935—1936 гг.», вышедшем отдельным изданием.

В статье А. К. Тахтая «Античные клейменые пифосы из Херсонеса»* (КСИИМК, 1940, V, стр. 47 сл.) дается описание клейм на двух пифосах, принадлежащих к ранней группе синопских клейм (по классификации Б. Н. Гракова). Эта находка показывает, что клеймение пифосов производилось наряду с клеймением другой керамики, в чем существовало сомнение, ввиду того, что прежде клейменые пифосы не были известны.

К этому примыкает публикация (в этом же № журнала) JI- А. Ельниц- ким печати для нанесения клейм на боспорские амфоры и черепицы, найденной в 1945 г. в Керчи. Публикация эта представляет значительный интерес, поскольку раньше такие глиняные штампы не были известны.

B. Д. Блаватский в № 16 КСИИМК, в отчете о раскопках в 1945 г. в Керчи, публикует graffiti на чернолаковой солонке IV в. Из надписи явствует, что солонка служила наградой за исполнение эпических песен, вероятно, на пиру. В находящемся в печати номере «Записок Московского университета» за 1947 г. публикуется статья Б. Н. Гракова «Ввоз вина и масла в Скифию», построенная на данных статистики амфорных клейм. Эта статья является последней главой докторской диссертации Б. Н. Гракова.

III. Значительное внимание уделялось нашими античниками и надписям, находимым в других странах и не имеющим отношения к древней истории СССР.

В 1918 г. А. В. Никитский напечатал статью «Об эпидаврской надписи IG_? IV, 1511» (ИАН, 1918, стр. 293 сл.), в которой вносит ряд поправок в издание М. Френкеля, опровергает мнение о том, что эта надпись является отрывком какого-то тарифа и доказывает, что она относилась к жреческому календарю, содержащему предписания о жертвоприношениях тому или иному божеству в определенные дни.

¹ «Памятпики древнегреческой Магии», ИАК, 1918, вып. 65, стр. 79—84.

² «Труды отделения археологии РАНИОН», 1926, т. I, стр. 39—46.

⁸ «Памятники древности на Дону», Ростов, 1940.

Эпидаврским надписям посвящены статьи С. А. Жебелева: «Эпидав- рийская ареталогия» (ИАН, 1931, стр. 321) и «Эпидаврийская терапевтика» (ИАН, 1933, стр. 61 сл.). В них он дает перевод ряда надписей об исцелении больщлх в храме Асклепия. В противоположность Гиллер фон- Гертрингену,' датировавшему эти надписи IV в. до н. э., акад. Жебелев датирует их 111 в. до н.э. на основании некоторых эпиграфических аналогий. Он рассматривает, какие методы лечения применялись в Эпидавре, и приходит к выводу, что они были не только обрядово-религиозными, но и чисто медицинскими. О чудесах, описываемых в эпидаврских надписях, пишет и акад. И. И. Толстой в статье «Ареталогический трафарет в чудесах Асклепия и Артемия» (Сб. в честь Жебелева, JL, 1926).

О киренских надписях акад. С. А. Жебелев напечатал три статьи: «Киренская конституция» (ДАН, 1929, стр. 77 сл.), «Плодородие Кирены» (ДАН, 1929, стр. 97 сл.) и «Манифест Птолемея Киренского» (ИАН, 1933, стр. 391 сл.). Он дает перевод соответственных надписей. Первую он подробно сопоставляет с событиями истории Кирены после смерти Александра Македонского и датирует этот документ ближайшим к 322/1 г. временем. Он датирует надпись, положенную в основу его второй статьи, 331/10 г. до н. э. и высказывает предположение, что упоминаемый в ней хлеб был не подарен, а продан Киреной различным городам. В третьей статье С. А. Жебелев рассматривает разбираемый им документ с точки зрения характеристики взаимоотношения римского сената и эллинистических царей в середине II в. до н. э.

Об одной из киренских надписей пишет и А. Доватур в статье «Киренская клятва основателей» (ДАН, 1928, стр. 233). Он доказывает, что текст рассматриваемой им надписи, изданной в 1926 г., не был воспроизведением декрета VII в. до н. э. и был заимствован из какого-то позднейшего исторического труда, составленного на о. Фере.

Акад. С.А. Жебелев писал и о ряде других греческих надписей. В стать© «Фрагмент элевсинской надписи» (ИАН, 1930, № 4, стр. 251) он датирует этот фрагмент, найденный в 1929 г., на основании сопоставления с повествованием Фукидида, июлем-августом 431 г. до н. э. и восстанавливает всю недостающую левую сторону. Надпись подтверждает сообщение Фукидида о размещении в начале Пелопоннесской войны караульных постов вЭлевсине и представляет собой декрет, регулирующий отношения Афин и Элевсина в связи с военным положением.

В статье «Царь Кодр» (ДАН, 1929, стр. 201 сл.) акад. Жебелев разбирает афинский декрет 418/7 г. о сдаче в аренду земельного участка, на котором находилось святилище К одра, и устанавливает причины постройки этого святилища. В статье «Новые этолийскге документы» (ДАН, 1930, стр. 489 сл.) тот же автор рассматривает опубликованную в 1927 г. надпись

о исополитии этолийцев и граждан фессалийского города Трикки, которую он датирует 228—206 гг. до н. э. Автор привлекает данные Полибия и других надписей, чтобы выяснить значение разбираемого текста как источника для истории Этолийского союза.

Интересна статья С. А. Жебелева «Пеан Исилла» (ДАН, 1929, стр. 193 сл.), посвященная найденному в 80-х гг. XIX в. в Эпидавре пеану в честь Асклепия, написанному «боспорянином Исиллом». Автор выступает против общепринятой датировки этой надписи временем Филиппа II Македонского. Сопоставляя упоминаемые в этом памятнике обстоятельства войны со Спартой с соответственными известиями Полибия, он приурочивает ее ко времени реформ спартанского царя Клеомена и войны его с Филиппом V, начавшейся в 218 г. до н э. В заключение автор говорит о неправильности датировки надписи только по характеру письма, независимо от вытекающих из нее исторических соображений.

На этой же надписи останавливается и Б. Н. Граков, дающий ее пере< еод в упоминаемом ниже сборнике надписей по истории Скифии¹. Признавая силу аргументации С. А. Жебелева при датировке этой надписи, Б. Н. Граков приводит также противоречащие ей палеографические и исторические данные. Далее он опровергает утверждение Виламовиц- Меллендорфа о том, что автор пеана Исилл был уроженец не Боспора- Пантикапея, а какого-то поселения «Боспор» около Эпидавра. Исилл сообщает о своем прибытии в Эпидавр, вероятно, издалека. Об его боспор- ском происхождении свидетельствуют ионизмы его языка. Исилл с Боспора упоминается среди участников музыкального состязания в Дельфах в середине III в. Очевидно, Исилл, автор пеана, прибыл в Эпидавр с Боспора и впоследствии получил там права гражданства. Далее Б. Н. Граков дает характеристику Исилла как поэта. Подтверждением его происхождения из среды боспорской монархически настроенной аристократии могут служить и аристократические тенденции, отразившиеся в пеане.

В 1928 г. Н. И. Новосадский опубликовал 12 неизданных македонских надгробных надписей II—IV вв. н. э.². В комментариях издатель отмечает то новое, что они дают: неизвестные ранее магистратуры, данные

о монетной системе, следы пережитков матриархата в Македонии.

Интересна опубликованная М. Шангиным аттическая свинцовая табличка (ВДИ, 1938, № 1, стр. 101 сл.), приобретенная в Афинах академиком Н. П. Лихачевым и хранящаяся в Историческом музее. По палеографическим данным она относится к IV в. до н. э. Первоначальный текст ее, видимо, содержавший стереотипное проклятие, был стерт, и поверх него написан наговор, долженствовавший отвратить действие проклятия.

Некоторые греческие надписи разобраны в статьях С. Я. Лурье. Он предложил новое чтение изданного Гиллер фон-Гертрингеном отрывка афинского дзкрета о выводе афинских клерухов на Саламин, дополняя имя архонта в последней строке и давая, таким образом, датировку декрета (ДАН, 1924, стр. 134). Поправка эта была принята первоначальным издателем надписи и вошла в ее последующие издания.

Новые толкования и восстановления предлагает тот же автор в статье «По поводу новонайденного локрийского закона» (ДАН, 1927, стр. 216 сл.) к этому закону о разделе земельных участков, истолкованному Виламовиц-Меллендорфом, который отнес его к V в. до н. э.

В статье «Новые эпиграфические находки в Афинах» (ВДИ, 1939, № 1, стр. 154 сл.) С. Я. Лурье останавливается на черепках, применявшихся при остракизме, с нацарапанном на них именем Фемистокла, и на эпитафии павших в коронейской битве, датированной 446 г. Автор дает ее перевод, и, сопоставляя ее с известиями об этой битве у Плутарха и у Фукидида, приходит к выводу, что Плутарх пользовался более надежным источником, чем Фукидид.

С. Я. Лурье подробно разбирает неоднократно комментировавшуюся надпись I , VII, 172 из Орхомена в статье «К организации нотариата в греческой метрополии» (ВДИ, 1938, №2, стр. 66 сл.). Эта надпись III в. до н. э. говорит об уплате Орхоменом долга гражданке Феспий Никорете. На основании толкования надписи и ее сопоставления с данными античных авторов С. Я. Лурье делает попытку обрисовать организацию, ведавшую межгосударственными денежными расчетами и процедуру их производства.

ВЕСТНИК ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ