КАРЛ-ГЕЙНЦ ШВАНК

«Формируемое общество» — лозунг или грозящая опасность.

Предисловие кандидата экономических наук М. В. СЕНИНА

ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ» Москва 1967

В брошюре излагается теория «формируемого общества» — бонн­ский вариант так называемого бесклассового общества, анализи­руются процессы общественного развития в Западной Германии и на основании богатого фактического материала раскрываются опасные тенденции западногерманского монополистического капитала, стре­мящегося подчинить своему господству все сферы политической и экономической жизни ФРГ.

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие..............................................................                 3

Антинародная и антинациональная программа .........................      12

Общее благо?........................................................................ 26

Поборники «формируемого общества» и демократия ...                   33

Формирование умов                                                                 48

А если вы не согласны............................................................ 54

1-11-5 БЗ № 43—67 № 7

ПРЕДИСЛОВИЕ

Затронутая Карлом-Гейнцем Шванком в брошюре «„Формируемое общество" — лозунг или грозящая опас­ность?» тема относится к числу наиболее важных и острых международных проблем. Это вопрос о том, в каком направлении идет политическое и социально- экономическое развитие ФРГ. Автор акцентирует вни­мание на проблемах и заботах, которые порождает это развитие для граждан Федеративной Республики, преж­де всего для рабочего класса и всех прогрессивных сил ФРГ, для борьбы трудящихся ГДР против возрождения угрозы миру в Европе. Вместе с тем понятно, что про­цессы, происходящие в ФРГ, не могут не вызывать тре­вогу народов других стран, в том числе Советского Союза.

Брошюра Шванка вышла в свет до того, как в ФРГ произошли немаловажные события: политический кри­зис (конец 1966 г.), в результате которого на смену коалиционному правительству ХДС — СвДП (кабинет Эрхарда) пришло новое коалиционное правительство — ХДС — СДПГ (кабинет Кизингера); состоялись съезды двух крупнейших политических партий ФРГ — СДПГ и ХДС, на которых прямо или косвенно говорилось, каким политическим курсом намерена идти новая коалиция. С другой стороны, в ГДР в апреле 1967 года состоялся очередной, VII съезд Социалистической единой партии Германии, определивший дальнейшую политическую линию СЕПГ. Поэтому у читателя, естественно, может

з

возникнуть вопрос: не изменили ли названные события выводы и оценки, содержащиеся в брошюре, и не утра­тила ли тема брошюры актуальность; если же выводы и оценки сохранили свою силу, то все же что нового появилось после выхода брошюры в свет?

Можно с полной определенностью сказать, что акту­альность поднятой в брошюре темы нисколько не умень­шилась, ибо за это короткое время не изменилась соци­альная почва, породившая идею «формируемого общества», и остались у руля политического правления те общественные силы, которые являются носителями этой идеи. «Формируемое общество» — это отнюдь не плод досужей фантазии и не кратковременное конъюнк­турное явление в западногерманской политической фило­софии. Это выражение весьма глубоких и противоречи­вых социально-экономических процессов, свойственных современной западногерманской действительности.

В понимании этого вопроса решающее значение имеют два обстоятельства: во-первых, факт новой колос­сальной концентрации и централизации производства, совершившихся в ФРГ за годы ее существования в ре­зультате развития производительных сил, особенно под влиянием современной научно-технической революции, и, во-вторых, факт дальнейшей столь же внушительной концентрации всей экономической мощи в руках частно­капиталистических и государственно-капиталистических монополий. Эти два обстоятельства и явились объектив­ной почвой, на которой выросла идея «формируемого общества».

В чем, собственно, суть идеи «формируемого обще­ства»? Главный ее «деловой» замысел — попытаться привести всю систему и структуру управления экономи­ческой и политической жизнью государства в соответст­вие с новым уровнем концентрации и централизации производства. В этом как бы и заключено «конструктив­ное начало» идеи, диктуемое объективными условиями жизни. Поскольку же концентрация производства усили­ла общественный характер последнего и еще больше обогатила почву для общественного управления им, то и в качестве путей и средств осуществления идеи «форми­руемого общества» выдвигаются такие, как «преодоление классовых противоречий» и «прекращение классовой борьбы», достижение «единства» общества, «целеустрем­

ленное» и «планомерное» направление всей жизни стра­ны, в том числе методами государственного «регулирова­ния» и «планирования». Реформированное в этом аспекте общество должно обеспечивать «пропорции» обществен­ного развития и наивысшую экономическую эффектив­ность.

Что подобные задачи постоянно выдвигают идеологи буржуазии — этому вряд ли следует удивляться. Они, естественно, хотят обеспечить максимум возможного своему классу и поэтому заинтересованы в «устранении» противоречий, мешающих достижению «максимума». Правда, на первый взгляд может показаться, что в вы­шеизложенном есть нечто, отдаленно напоминающее социализм, и это вызывает недоумение. Но следует тут же оговориться, что «формируемое общество» замыш­ляется авторами в качестве образца «нового порядка», противоположного социализму и призванного^ противо­стоять притягательной силе социализма.

И вот здесь-то нить, идущая от «конструктивного начала», приходит к содержащемуся в той же самой кон­цепции противоположному началу, что в названии бро­шюры выражено словами «грозящая опасность». Идея «формируемого общества» содержит в своей сущности неразрешимые противоречия. Ведь привести систему и структуру управления жизнью общества в соответствие с достигнутой степенью концентрации и централизации производства при одновременном устранении антагониз­мов, то есть преодолении классовых противоречий и пре­кращении классовой борьбы, возможно лишь при том условии, что производственные отношения людей приводятся в соответствие с общественными производи­тельными силами. А это значило бы упразднение частно­монополистической собственности на средства произ­водства. Между тем в «формируемом обществе» достижение «бесклассовых» отношений мыслится посред­ством... сохранения и упрочения позиций монополисти­ческого капитализма.

Трактовка «формируемого общества» его идеологами как общества бесклассового в основе своей фальшива. По сути дела ставится вопрос о прекращении классовой борьбы лишь рабочим классом в интересах класса моно­полистической буржуазии, что само по себе (в случае осуществления идеи) явилось бы продолжением клас­

совой борьбы в одностороннем порядке, то есть она ве­лась бы реакционным классом против рабочего класса и его союзников. В этом смысле? идея «формируемого об­щества» несостоятельна*

Автор брошюры достаточно хорошо раскрыл эту сто­рону дела, показав, какая опасность таится в «форми­руемом обществе» для рабочего класса, для трудящихся ФРГ, если его не разоблачать и не вести борьбу с его идеологами. «Формируемое общество» — это «возведение в квадрат» экономической мощи и политической влас™ в руках самых реакционных сил ФРГ. И понятно, какие опасности в нем таятся для внешнего мира, если это «об^: щество» рассматривать в тесной взаимосвязи с совре­менным внешнеполитическим курсом Бонна.

Осуществление «формируемого общества» не яв^ ляется фатально неизбежным. Вместе с тем было бы опрометчивым считать фатально неизбежным и его про­вал. Этот вопрос решается ходом классовой борьбы, во всем многообразии форм и звеньев которой борьба вокруг создания «формируемого общества» занимает, одно из центральных мест. Представителями' реакцион­ных кругов идея создания этого общества в ФРТ связы­вается с фактом существования и успешного развития: ГДР, мировой социалистической системы. «Формируе­мому обществу» отводится роль главного бастиона в борьбе сил империализма и реванша (против сил социа­лизма, в частности против ГДР. С другой же стороны, мировая социалистическая система, ГДР объективно! становятся и главным препятствием на пути претворения! в жизнь планов империалистической реакции.

Как известно, в качестве политической концепции боннского государства идея «формируемого общества» была выдвинута ХДС, когда ее лидером (и канцлером ФРГ) был Людвиг Эрхард. Потом наступил правитель­ственный кризис, Эрхард ушел, а идея «формируемого общества» осталась на вооружении и ХДС, и новой пра­вительственной коалиции.

Правда, успех СДПГ на выборах в бундестаг в 1966 году и ее переход из «оппозиции» в положение со- правительственной партии не могли не создать нюансов в пропаганде и в претворении в жизнь концепции «фор­мируемого общества»: ведь ХДС отводит себе в управле­нии замышляемым им «обществом» чуть ли не монополь­

ную роль. Свое сотрудничество с СДПГ ХДС, не скры­вая, считает временным явлением и рассматривает как вынужденный этап ла пути осуществления «форми­руемого общества». Коалиция с СДПГ помогла ей ос­таться у власти, сохранить свой политический курс, в ка­кой-то мере скомпрометировать СДПГ в глазах изби­рателей, надеявшихся на поворот в политике, и начать подготовку условий для победы ХДС на предстоящих в 1969 году новых выборах.

Претворение в жизнь идеи «формируемого общества» правительство Кизингера увязало с решением тех ост­рых проблем в развитии ФРГ, которые обнажил кризис предыдущего правительства. Как известно, к концу прав­ления Эрхарда в экономике ФРГ обнаружились симпто­мы кризисных явлений, началось очевидное замедление темпов хозяйственного роста в целом, а в отдельных от­раслях— спад производства. По признанию нового пра­вительства, страна оказалась перед угрозой общего экономического спада. Уже при канцлере Эрхарде в ФРГ сложилось тяжелое финансовое положение, госу­дарственный бюджет оказался в состоянии хронического дефицита.

Причины этих явлений связаны с общими тенденция­ми в современном мировом капиталистическом хозяйстве. Но есть здесь и нечто специфическое для ФРГ: проводив­шаяся правительствами Аденауэра и Эрхарда политика доминирующих расходов на военные и другие непроиз­водительные цели вступила в противоречие с потребно­стями, диктуемыми научно-технической революцией. Вы­сокие непроизводительные расходы, направленные на достижение реваншистских целей, объективно умень­шали средства, необходимые для научно-технического прогресса, способствующего высокой хозяйственной конъюнктуре. Это и обернулось для ФРГ «опасностью общеэкономического спада», финансовым кризисом, ростом инфляции.

Чтобы выйти из создавшегося положения, правитель­ство Кизингера решило изменить подход к потребностям, диктуемым научно-техническим прогрессом. В своем программном заявлении оно подчеркнуло: «Поощрение научно-исследовательской деятельности в важнейших об­ластях технического прогресса, таких как электроника, атомная энергия и космические исследования, представ­

ляется более выгодным с точки зрения будущего всей нашей экономики и тем самым благосостояния нашего народа, чем субсидии, направленные на поддержку та­ких секторов, где наблюдается застой. Правительство должно, в частности, причем также и с помощью сов­местных с дружественными государствами усилий, про­тиводействовать опасности технического отставания».

Между возникшей перед ФРГ проблемой «финансы и научно-технический прогресс», с одной стороны, и «формирующимся обществом» — с другой, существует прямая взаимосвязь, так как решение проблемы аккуму­ляции у государства финансовых средств на цели науч- но-технического прогресса мыслится методами, преду­сматриваемыми планом «формируемого общества».

В связи с тенденцией спада хозяйственной конъюн­ктуры и финансовым кризисом в деятельности новой коа­лиции на первый план выдвинут экономический аспект «формируемого общества». В правительственной про­грамме этот аспект втиснут в формулу «контролируемая экспансия», которой предусматривается повышение «ав­торитета государства, что должно обеспечить всему делу необходимую определенность для того, чтобы направлять производственное планирование и решения в области ин­вестиций в целях оживления конъюнктуры».

По своему характеру теперешняя программа Бонна и ее реализация вызывает, естественно, необходимость соответствующих изменений в области государственного законодательства (и, в частности, подготовка и введение чрезвычайных законов) и является составной частью и ступенью перехода к «формируемому обществу».

«Формирование» на практике, взятое именно в связи со стремлением к преодолению тенденции экономического спада, финансового кризиса и инфляционных явлений и т. д., мыслится путем сокращения потребления масс и урезывания буржуазной демократии в пользу буржуаз­ной (государственно-монополистической) централизации. «Прекращение классовой борьбы», о котором говорят поборники «формируемого общества», здесь выдвигается как средство достижения такого общества, в котором можно было бы осуществлять эксплуатацию трудящих­ся, не встречая сопротивления с их стороны. Впрочем, сама программа нового правительства, касаясь финансо­во-экономической стороны, признает: «Осуществить эти

общие целевые установки в рамках нашей будущей бюд­жетной политики будет нелегко. Конфликты тут неиз­бежны».

«Формирование», следовательно, на деле не снимает и не ослабляет, а, наоборот, обостряет антагонистиче­скую противоречивость западногерманского общества.

Программа правительства Кизингера, касаясь путей решения финансовых и экономических проблем, раскры­ла одну немаловажную «деталь». В программе отмечено: «В области расходов на оборону также должно учиты­ваться финансовое положение федерации. Однако обо­ронный бюджет отнюдь не представляет собой некую резервную кассу для исправления ошибок, допущенных в области бюджета в прежние годы». Если увязать этот программный тезис с тем, что ФРГ все еще не отказа­лась от ставки на политику силы в международных во­просах, создавая угрозу миру в Европе и во всем мире, от притязаний на участие в ядерных делах в той или иной форме, от претензии представлять всю Германию, от попыток ревизии границ, сложившихся после войны, от линии на ликвидацию ГДР и т. д., то становится осо­бенно ясным, почему «формируемое общество» — не от­влеченный лозунг, а грозящая опасность. В борьбе с ней важно учитывать слабости и противоречия курса на «формируемое общество».

Особо следует отметить, что с выдвижением идеи создания системы «контролируемой экспансии» во­прос вольно или невольно поставлен в плоскость сорев­нования двух немецких систем хозяйствования: государ­ственно-монополистической (ФРГ) и социалистической (ГДР). Взяв на вооружение систему «контролируемой экспансии» с ее «государственным авторитетом», «пла­нированием из центра», «государственным регулирова­нием расходов», «координациями» и другими методами «формируемого общества», Бонн тем самым начал раз­рушать свою собственную критическую концепцию оцен­ки новой экономической системы управления народным хозяйством ГДР как якобы системы «планово-централи­зованного бюрократизма». Далее, боннское государ­ство, внедряя в жизнь систему «контролируемой экспан­сии» и благодаря этому невольно усиливая обществен­ный характер производства, тем самым содействует углублению противоречия между общественным харак­

тером производства и частным способом присвоения; углубление же этого противоречия в сочетании с полити­кой ограничения потребления масс и повышения налогов неизбежно опять-таки сопряжено с обострением клас­совой борьбы внутри ФРГ.

VII съезд СЕПГ акцентировал внимание на построе­нии развитого социалистического общества в ГДР. Раз­витие производительных сил республики путем макси­мального использования возможностей научно-техниче­ской революции, международного социалистического разделения труда и всемирного рынка имеет первосте­пенное значение. А в качестве действенных средств для достижения этой цели избраны научное прогнозирование и планирование технического и хозяйственного прогрес­са, создание оптимальной системы планового руковод­ства хозяйством на основе общественной собственности на средства производства, свободной от антагонистиче­ских противоречий, присущих основе, на которой заду­мано возводить «формируемое общество».

Развитое социалистическое общество создается как пример действительно новой организации жизни на не­мецкой земле в отличие от проектируемого «формируе­мого общества», экономический базис которого по суще­ству — базис «третьего рейха». В сравнении и противо­поставлении двух планируемых немецких общественных образований очевидна и историческая значимость тезиса, подчеркнутого в речи на VII съезде СЕПГ В. Ульбрих­том: «Всестороннее усиление ГДР увеличит ее притяга­тельную силу и притягательную силу ее общественного строя, поддержит и ободрит демократические силы (ФРГ и Западного Берлина. — М. С.) в их борьбе против мили­таризма, неонацизма и империализма».

Разумеется, и успешная борьба демократических сил ФРГ против поборников «формируемого общества» при­звана, в свою очередь, содействовать созданию благо­приятных условий для построения (развитого социалисти­ческого общества б ГДР, светлому будущему всей Гер­мании, укреплению мира в Европе.

М. Сенин

начале одной из больших улиц, пересекающих тер­риторию огромных заводов Круппа в Эссене, вплоть до окончания второй мировой войны стоял памятник Аль­фреду Круппу. На цоколе памятника, разрушенного во время войны, рабочие империи Круппа могли читать сле­дующие слова этого хозяина сотен тысяч: «Целью труда должно быть общее благо. Только тогда труд приносит счастье, только тогда труд является молитвой».

Об этих словах напомнила 30 ноября 1965 г. дюссель­дорфская газета «Индустрикурир». Сказанное Круппом, писала газета, выразило то, о чем Людвиг Эрхард воз­вестил миру от имени Христианско-демократического союза (ХДС), выдвинув идею о «формируемом обще­стве». И в самом деле, его творцы подчеркивали, что «общим знаменателем» «формируемого общества» яв­ляется «общее благо».

«„Формируемое общество⁴⁴ 'будет определять картину будущего». Уже эти слова Эрхарда, произнесенные на партийном съезде ХДС в марте 1965 года в Дюссельдор­фе, подтверждают, что «формируемое общество» — не только теоретические рассуждения. В результате дея­тельности боннского правительства оно должно стать практикой завтрашнего дня, общественной действитель­ностью. Как же будет выглядеть это будущее и что это будут за времена, ломали себе голову многие федераль­

ные граждане, навстречу которым хотели бы повести нас под знаменем «формируемого общества»? Многие демократы указывали на разочаровывающее сходство этой концепции с прежними устремлениями властителей Германии, в частности с псевдообщенародной идеоло­гией и практикой коричневого «тысячелетнего» рейха. В завязавшейся дискуссии «Индустрикурир» также разъ­яснила, что следует понимать под «формируемым обще­ством». Конечно, то, что один из господ «германской кузницы оружия» пытался сделать понятной самую но­вейшую концепцию ХДС, произвело, вероятно, неприят­ное впечатление на большинство, ибо, разумеется, очень многие немцы не могут забыть, что на фронтах двух ми­ровых войн пушки и другая военная техника Круппа несли под сенью железного креста и свастики смерть и гибель, а Крупп зарабатывал на этом миллиарды марок.

И все, что происходило при Круппе и благодаря Круппу, разве это служило «общему благу», было «тру­дом, приносящим счастье», «благословением»? И как раз это берется для сравнения, чтобы разъяснить каждо­му суть «формируемого общества»?

Конечно, любое сравнение рискованно. Давайте не будем тщательно взвешивать каждое слово «Индустри­курир», а послушаем лучше, прежде чем выносить свой приговор, что говорят -об этом Эрхард и те, кто разраба­тывал концепцию «формируемого общества».

АНТИНАРОДНАЯ И АНТИНАЦИОНАЛЬНАЯ ПРОГРАММА

«Итак, что же все-таки означает „формируемое обще- ство“?» Этот вопрос поставил Эрхард в своем докладе на съезде ХДС в Дюссельдорфе. «Это означает,— про­должал он,— что такое общество состоит не из классов и групп, стремящихся достигнуть взаимно исключающих целей, а покоится на согласованном взаимодействии всех групп и интересов». По утверждению Эрхарда, капита­листическое общество Западной Германии уже сегодня «не имеет более классового характера, а эпоха крупных социальных конфликтов» миновала.

Итак, «формируемое общество» не является чем-то абсолютно новым. Развитие Западной Германии за про­

шедшие 18 лет, неоднократно объявляемое боннским правительством, ХДС/ХСС и другими как «социальное рыночное хозяйство», самым тесным образом связано с «формируемым обществом», провозглашенным Эрхар­дом в марте 1965 года. Само это общество — не что иное, как «второй этап социального рыночного хозяйства». Уже первый этап якобы придал западногерманскому об­ществу новые черты. С выдвижением же в качестве цели «формируемого общества» следует сознательно продви­гать вперед и завершить эти процессы. Это подчеркнул и Эрхард, заявив: «Тот, у кого чувства свежи, ощущает, что мы уже выступили в поход, чтобы достичь «форми­руемого общества» и еще больше усовершенствовать его...».

Как же выглядело это развитие в Федеративной Рес­публике за 18 лет, развитие, которое нужно «сознатель­но продвигать вперед»? Соответствует ли действительно­сти тезис об исчезновении классовых противоречий в За­падной Германии?

Тесная связь монополий с государством

Никто не сможет отрицать того, что гигантские химиче­ские, металлургические и другие промышленные пред­приятия Западной Германии отнюдь не принадлежат всему народу, а являются собственностью небольшой кучки мультимиллионеров. Но что же стало с их соб­ственностью за прошедшие полтора десятка лет? Если посмотреть официальную западногерманскую статистику о развитии акционерных обществ, то откроется порази­тельная картина. До второй мировой войны, в 1938 году, основной капитал всех германских акционерных об­ществ составлял 5,3 млрд. марок. В 1954 году только для части Германии, для Федеративной Республики, он со­ставил 7,5 млрд. марок. А к 30 июня 1965 г. этот пока­затель, характеризующий западногерманские акционер­ные общества, возрос до 25,189 млрд. марок. Прежде всего возросла мощь крупнейших акционерных обществ, монополистических предприятий. До второй мировой войны в Германии, например, было одно-единственное гигантское предприятие с основным капиталом более чем 500 млн. марок — концерн «ИГ Фарбен». В 1954 году еще не было ни одного предприятия с такой суммой ос-

Новного капитала, так как три великана западногерман­ской химической промышленности, образовавшие перед войной этот концерн, существовали тогда в качестве самостоятельных предприятий. А в середине 1965 года уже имелось 12 предприятий, располагавших каждое, по их данным, капиталом более чем в 500 млн. марок. Причем западногерманская статистика, говоря о концен­трации состояний, берет в расчет только суммы капита­лов отдельных предприятий, не учитывая того, что мно­гие из этих предприятий, относящихся к различным от­раслям промышленности, зачастую принадлежат одному и тому же концерну.

Так, например, только концерну Тиссена принадле­жат следующие крупнейшие предприятия, которые бур­жуазная статистика приводит в качестве самостоятель­ных:

Акционерный капитал (в млн. марок)

«Август Тиссен-хютте АГ», Дуисбург-Хамборн «Гельзенкирхенер бергверкс-АГ», Эссен                                                       485

«Фенякс-райнрор АГ ферайнигте хюттен-унд рёренверке»,

Дюссельдорф                                                               276

«Гельзенберг бенцин АГ», Гельзенкирхен                              100

«Генрих Август Шульте айзенхандлукг ГмбХ», Дорт­мунд        55

В действительности же концентрация экономической власти в Западной Германии намного больше, чем это следует из официальных статистических данных. За про­шедшие 18 лет в неизвестных доселе масштабах особен­но обогатились владельцы гигантских химических, ма­шиностроительных, электротехнических предприятий и предприятий всех других отраслей, занимающих моно­польные позиции в экономике. Несмотря на то что Потс­дамское соглашение от 2 августа 1945 г. недвусмысленно требовало «уничтожения существующей чрезмерной кон­центрации экономической силы, представленной особен­но в форме картелей, синдикатов, трестов и других моно­полистических соглашений», действительность ныне та­кова: никогда в XX веке власть германских монополий не была столь велика и всеобъемлюща. И ее они доби­лись за каких-то 20 лет после окончания войны.

Как же это могло произойти? Конечно, основной предпосылкой являлось несоблюдение Потсдамского со­глашения западными оккупационными державами. Но ведь, с другой стороны, строй в Западной Германии име­нуется «социальным рыночным хозяйством», по крайней мере ведущими представителями этой общественной си­стемы. Государство следит за тем, чтобы все шло как полагается: оно, если сравнить это с игрой в футбол, выполняет «роль... главного арбитра на поле». Уже почти десять лет тому назад Эрхард в книге «Благосостояние для всех» провозглашал нечто подобное, далее поясняя, что при конфликте между «социальными партнерами» государство, «подобно судье на поле, не имеющему пра­во участвовать в игре, не должно участвовать в игре».

Вопреки этим словам, западногерманское государ­ство, разумеется, оказывает чрезвычайно сильное влия­ние на все сферы экономики, а сверх того— и на все другие сферы общественной жизни. Идет ли речь о нало­гах или заработной плате, инвестировании огромных сумм на строительство новых предприятий или на модер­низацию и расширение уже имеющихся,— на все эконо­мические процессы государство оказывает решающее влияние. Однако все это происходило и происходит в ин­тересах и к выгоде монополий. Почти половину стоимо­сти, ежегодно вновь создаваемой в Западной Германии, почти каждую вторую марку национального дохода го­сударство, повышая налоги и проводя другие мероприя­тия, присваивает себе и затем вновь расходует большую часть этих средств, оказывая всяческое содействие раз­витию экономики монополистического капитализма. Прежде всего, эти чрезвычайные мероприятия государ­ства в области экономики, широкое использование его возможностей монополиями способствовали тому, что по­давляющая часть результатов тяжелого труда миллио­нов трудящихся в Западной Германии превращалась в собственность монополий.

Снижение налогов на монополии, поощрение их капиталовложений со стороны государства, предостав­ление им кредитов и субсидий, государственная поддерж­ка экспорта и другие мероприятия создавали условия для еще большей концентрации экономической власти у относительно небольшого числа монополий. Все это спо­собствовало тому, что «собственность на средства про­

изводства все больше и больше сосредоточивалась там, где она уже была в наличии. Поставщики дрожжей ста­новились, таким образом, владельцами пароходных и страховых компаний (западногерманский концерн Ет- кера, объединяющий предприятия пищевкусовой про­мышленности, смог заложить собственный флот в резуль­тате предоставленных ему льгот. — /С.-Г. III.), /горноруд­ные предприятия становились концернами по жилищно­му строительству, а владельцы радиомастерских — про­изводителями конторской техники. Концентрация разви­валась по всей линии...». Можно только согласиться с этой констатацией Карла-Германа Флаха, содержащей­ся в одной из его книг, констатацией человека, бывшего в течение ряда лет видным деятелем западногерманской Свободной демократической партии (СвДП).

Западногерманское государство было не спортивным арбитром, а сообщником монополий. Эта концентрация власти в послевоенный период могла произойти только благодаря тому, что монополии получали от западногер­манского государства самую разнообразную помощь и поддержку. Только в оранжерейных условиях, созданных оказанием обширной государственной помощи и под­держки, монополиям удалось присвоить себе плоды тех­нической революции и повысить скачкообразно прибыли. Но чем быстрее росли прибыли, тем ненасытнее станови­лись те, к кому они поступали.

Союз между монополистическим капиталом и госу­дарством, столь благодатно сказавшийся на наследни­ках «ИГ Фарбен» и Сименсе, Круппе и заводах Форда в Кёльне, не является, конечно, чем-то новым. Монопо­лии и государство связаны друг с другом определенны­ми отношениями уже с момента возникновения монопо­лий. Монополистический капитал всегда стремился ис­пользовать в своих интересах специфическую силу госу­дарства, для того чтобы еще больше расширить свою власть и повысить прибыли. Этот процесс начался еще до первой мировой войны. В последующие десятилетия сращивание экономической власти монополий с потен­циями государства возрастало. Начиная с 1948 года это развитие продолжалось более усиленными темпами и привело к еще более тесным связям монополий и госу­дарства. Это означало и означает, что монополии все­сторонне используют государство и посредством широ­

ких связей с государственной властью сумели поднять свою собственную мощь на более высокую ступень. Бла­годаря слиянию государства и монополий государствен­но-монополистический капитализм достиг новой ступени развития.

Вторая сторона западногерманской действительности ^

Бурный рост экономической власти западногерманских монополистов и связанное с этим расширение их полити­ческого влияния — это всего лишь одна сторона обще­ственного развития; его второй стороной является то, что этот процесс совершался за счет подавляющего большин­ства населения. Непрерывному росту огромных состоя­ний противостоит фактическое отсутствие таковых преж­де всего у рабочих и служащих. По подсчетам Немецко­го экономического института (ГДР), за период с 1950 по 1963 год так называемые «самостоятельные»¹ смогли присвоить себе в 26 раз больше, чем сэкономили «неса­мостоятельные». И это — средние показатели. Среди «са­мостоятельных» львиную долю урвали себе монополисты. «Несамостоятельные» же вынуждены были в общем до­вольствоваться тем, что могли покупать для своего оби­хода на свою заработную плату. Правда, рабочим, преж­де всего в результате профсоюзной борьбы, удалось добиться значительного повышения заработной платы и вырвать у монополий определенные социальные уступ­ки. Это стало возможным не в последнюю очередь благо­даря существованию ГДР. Однако, несмотря на некото­рое улучшение своего положения, большинство рабочих и служащих Западной Германии не смогло нажить со­стояния. Среди тех 76% западногерманского населения, вообще не имеющего состояния, подлежащего налогово­му обложению, в основном все те же так называемые «несамостоятельные» — рабочие, служащие, чиновники. И если какая-то часть из них и смогла кое-что сэконо­мить, то эта экономия составляет мизерную сумму. На 57% всех сберегательных книжек (19,9 млн.), принадле­жащих в первую очередь, конечно, рабочим и служащим,

¹  Так официальная статистика ФРГ называет предпринимателей; все остальные включаются в разряд «несамостоятельные». — Прим. пере- водчика.

приходится всего-навсего 3% всех вкладов на общую сумму 1,5 млрд. марок. В среднем на каждую из этих сберегательных книжек приходится только 78 марок.

В то же самое время чрезвычайно возросла капита­листическая эксплуатация; ранняя инвалидность, про­фессиональные заболевания и производственные трав­мы— вот результаты этого развития. Так, например, за период с 1949 по 1964 год в Федеративной Республике было зарегистрировано около 35 млн. производственных травм, причем это стоило жизни более чем 120 тыс. ра­бочих. Только за один 1964 год произошло почти 3 млн. производственных травм, что на 14% больше по срав­нению с предыдущим, 1963 годом.

Также и немарксисты констатируют, что у рабочих и служащих Федеративной Республики нет состояний. Так, западногерманский социолог Пауль Ешток подчер­кивал в этой связи: «Как можно говорить об исчезнове­нии классовых различий, когда земля и другие средства производства находятся в частной собственности мень­шинства, а большинство народа неимуще?». В самом деле, поскольку монополистическая буржуазия присвои­ла себе подавляющую часть общественного богатства, а рабочие, служащие и мелкие чиновники не имеют ника­кой собственности на средства производства (скромная собственность на «народные акции» не имеет никакого значения), постольку в Западной Германии, как и преж­де, существуют классы. Ибо отношение к собственности на огромные предприятия, громадная пропасть, разделя­ющая владельцев концернов и работающих по найму, в степени владения общественным богатством неизменно характеризуют различные классы². Все же те, кто вслед за авторами концепции «формируемого общества» упор­но твердит об исчезновении классов, преследуют, оче­видно, свои корыстные цели.

Концентрация собственности в Западной Германии, как свидетельствует действительность, достигла новой ступени. Рассмотрим, например, только рост числа мил­лионеров. Даже по официальной статистике их число выросло с 1953 по 1963 год с 1366 человек до И 663, а их состояние увеличилось с 4,6 млрд. до 37,7 млрд. марок. Известно, что эти цифры занижены, так как, например,

² См. АппеПезе № е г п е г, Юаззеп ип<1 ЮаззепкашрГ, В., 1965.

земельные владения оценены в статистических данных по ценам 1935 года, хотя они ныне в среднем в 10 раз выше. Поэтому число миллионеров в Западной Германии оценивается в 55 тыс. человек.

И все-таки чудовищное обогащение монополистиче­ской буржуазии происходит не только за счет тех, кто фактически не владеет никакой собственностью на сред­ства производства. Не только они ощущают на себе гнет могущественных монополий. И так называемые «само­стоятельные», в большинстве своем принадлежащие к средним слоям, к мелкой и средней буржуазии, во все возрастающей степени испытывают гнет монополий и государства³. Монополистические акулы, плавающие в бассейне «экономического чуда», не менее прожорливы, чем морские хищницы. В условиях «свободной» экономи­ки разорились сотни тысяч мелких владельцев. Если, на­пример, в 1956 году в Западной Германии на каждую тысячу населения приходилось еще 21 мелкое ремеслен­ное предприятие, то уже в 1963 году их оставалось всего лишь 12. Только среди ремесленных предприятий по по­шиву одежды за это время было закрыто 55 тыс. пред­приятий, что означает около трети всех предприятий этой отрасли.

Главным во всей деятельности монополий является получение прибылей. Это чувствуют на себе также и мел­кие, и средние предприниматели. И не только потому, что многие из них становятся жертвами конкуренции, гос­подствующей в западногерманской экономике. Создавая Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), запад­ногерманские монополии наряду с другими целями рас­считывали распространить свою экономическую власть на все шесть государств, объединенных в этой организа­ции. При этом их мало интересовало, что мелкие и сред­ние предприятия в других отраслях промышленности будут вынуждены столкнуться с необычайно сильной иностранной конкуренцией, так как с созданием ЕЭС постепенно исчезали таможенные барьеры между стра­нами, входящими в него. Поэтому результатом всего это­го было возраставшее массовое разорение предприятий, особенно в отраслях легкой промышленности. Так, толь­

³  См. 'ЧтрепаПзтиз ЬеиГе. Эег зГааГзтопороНзИзсЬе КарЦаПзтиз т №е51(1еи15сН1ап(Г В., 1966, 5. 606 ГГ.

2*

19

ко с 1958 по 1962 год число всех хлопкоперерабатываю­щих предприятий сократилось почти на 10%.

Прежде всего с развитием научно-технической рево­люции превосходство гигантских предприятий над мел­кими и средними становится еще более тяжким и гнету­щим. Так как даже монополии не в состоянии произве­сти во всем их многообразии отдельные детали, запас­ные части и т. д., в которых они нуждаются, а с другой стороны, мелкие и средние предприятия со своей тради­ционной продукцией часто уже неконкурентоспособны, многие из них превращаются в поставщиков для моно­полий. Такое развитие наблюдается во всех капиталисти­ческих странах. Например, американский концерн «Дже- нерал электрик» насчитывает 40 тыс. предприятий-по- ставщиков, концерн Круппа в Западной Германии — 21 тыс., «Даймлер-Бенц» — около 18 тыс., а концерн Сименса — 30 тыс. Но монополии, конечно, в первую оче­редь стремятся получать товары по низким ценам. А это означает, что мелкие и средние предприятия сталки­ваются с еще более сильным давлением монополий, чт;о они все больше и больше попадают в прямую от них за­висимость.

Наконец, этот гнет ощущает на себе также и крестьянство. Более полумиллиона крестьянских хо­зяйств перестало существовать с 1949 года, с момента создания ФРГ.

При таком развитии Федеративной Республики гово­рить об исчезновении классов — значит глумиться над действительностью. Классовые противоречия между мо­нополистической буржуазией и рабочим классом суще­ствуют как и прежде. В настоящих условиях, когда не­многие монополисты, обладая собственностью на сред­ства производства и находясь в тесном союзе с империа­листическим государством, присваивают себе львиную долю общественного богатства и определяют политику и командуют экономикой, эти противоречия обостряются. И угроза вытеснения и разорения монополиями суще­ствует не только для рабочих, служащих и мелких чинов­ников, но и для подавляющего большинства «самостоя­тельных» и как раз для тех, которые располагают небольшим или средним состоянием. В этих условиях растет противоречие между большинством народа и мо­нополистической буржуазией, этнм «сильно разрастаю­

щимся неофеодализмом», как охарактеризовал это явле­ние Освальд фон Нелль-Бройнинг, известный пред­ставитель католической социологии в Федеративной Республике.

Бегство вперед

Итак, с одной стороны, концентрация власти монополий укрепляет их позиции не только экономически, но и по­литически. Только на базе чрезмерной экономической мощи и сращивания ее с властью государства западно- германские монополисты вновь могут преследовать аг­рессивные цели, требовать ревизии границ, то есть стре­миться в настоящее время в третий раз к достижению политических целей (столь роковых для большинства населения), которые уже дважды ввергали Германию в мировую войну. Но ведь всему есть предел. Все эти мероприятия, способствующие усилению экономической и политической власти монополий, осуществляются за счет возрастающего угнетения других классов и групп населения и поэтому ведут к росту этого внутреннего противоречия. А это означает, что одновременно эти ме­роприятия делают все более неустойчивым господство монополий.

Но это не единственное противоречие. Федеративная Республика вступила, очевидно, в новый этап своего раз­вития. Нынешняя обстановка в Западной Германии ха­рактеризуется обострением целого клубка противоре­чий ⁴. Времена «экономического чуда» миновали. Эконо­мические трудности, в частности такие процессы, как перманентные инфляционистские тенденции, вызывают и в Бонне немалую озабоченность. Впервые за целый ряд лет сократились золотой и валютный запасы Федератив­ной Республики, а внешнеторговый баланс за 1965 год сведен со значительно меньшим превышением по срав­нению с предыдущим годом.

Прежде всего обостряются те противоречия, которые являются источником особой агрессивности западногер­манского империализма. Не случайно сегодня боннские заправилы вновь и вновь указывают на противоречие

⁴ См. ОНо Ке1пЬоЫ, 01е карИаНзИзсЬеп иЧ<кгзргйсЬе иш! КашрГ иш МИЬезиттипд: т №ез1<1еи15сН1апс1, В., 1966.

между огромным экономическим потенциалом Федера ­тивной Республики и ее относительно незначительным⁴ политическим влиянием. Перед первой мировой войной⁴ германские монополии заявляли о своих агрессивных це­лях, провозглашая, в частности, что и они также требуют «места под солнцем». Ныне же это происходит под при­крытием высказываний, подобных речам председателя бундестага Герстенмайера. Он говорил о «сомнительной диспропорции, так как политическая роль, которую мы играем, намного меньше и скромнее нашей экономиче­ской роли».

И тем не менее все предпринимавшиеся до сих пор> усилия западногерманского империализма, направлен­ные на разрешение в его духе этих и иных противоречий и на достижение своих реакционных политических целей,, потерпели фиаско. Боннским заправилам не удалось- претворить в жизнь свои планы «воссоединения», осуще­ствить агрессивные намерения по отношению к первому' германскому рабоче-крестьянскому государству и лик­видировать ГДР. Наоборот, 13 августа 1961 г. рухнули все их планы⁵. По словам советника канцлера и влия­тельного деятеля одного из союзов монополистических объединений Рюдигера Альтмана, этот день действитель­но стал для западногерманского империализма не только проигранным сражением. «Это было нечто более ужас­ное. Это был... удар, который мы еще не переживали после краха в 1945 году». Позиция европейских социали­стических государств, дружественный союз между ГДР и Советским Союзом напомнили правителям Бонна о пределах их власти.

Однако западногерманская монополистическая бур­жуазия ни в коем случае не отказалась от планов, на­правленных на захват Германской Демократической Республики, осуществление своих агрессивных целей по отношению к другим социалистическим странам, превра­щение ФРГ в великую империалистическую державу в капиталистической Западной Европе и расширение свое­го влияния в молодых национальных государствах пу­тем форсирования неоколониалистского наступления. Правящие круги Западной Германии укрепляют свои

⁵  Автор имеет в виду осуществление мероприятии по дальнейшей ох­ране государственных границ ГДР. — Прим. переводчика.

отношения с агрессивным американским империализмом. Они открыто поддерживают агрессию США во Вьетна­ме, надеясь получить таким образом от США право рас­поряжаться атомным оружием. В ФРГ проводится уси­ленными темпами милитаризация экономики и обще­ственной жизни. В своем правительственном заявлении, сделанном 10 ноября 1965 г., Эрхард провозгласил «окончание послевоенного периода». Совершенно оче­видно, что реакционные силы взяли курс на осуществле­ние политики нового предвоенного периода.

Наука и исследования, экономика и общество все больше и больше подчиняются в ФРГ агрессивным целям западногерманского империализма. Агрессивность в свою очередь углубляет внутренние противоречия, так как огромные расходы на вооружение ныне ложатся более тяжким бременем, чем это было раньше, прежде всего на плечи трудящихся. Все больше и больше людей на­чинает, однако, понимать связь между подготовкой к войне и усиливающейся эксплуатацией, прежде всего ростом цен, который становится все значительнее и зна­чительнее. Растут прогрессивные силы, особенно в проф­союзах, среди интеллигенции и других слоев населения, выступающие против этой политики Бонна, против чрез­вычайных законов, за право принимать участие в управ­лении экономикой.

К бремени громадных расходов, которые осуществля­ются для претворения в жизнь агрессивных целей запад­ногерманской монополистической буржуазии, добавля­ются требования об осуществлении крупных капита­ловложений в интересах дальнейшего проведения научно-технической революции, прежде всего требова­ния о предоставлении значительных сумм на научные исследования. Кроме того, все более настоятельной за­дачей является наверстывание упущений, допущенных в прошлом, в области капиталовложений в так называе­мую инфраструктуру, то есть необходимо более энергич­но, чем прежде, заниматься строительством коммуника­ций, школ, больниц, водного хозяйства и т. д., и т. п. Если бы в данном случае речь шла о чисто гражданских потребностях, навряд ли западногерманская монополи­стическая буржуазия была бы столь настойчива в поста­новке этих задач. Однако она придает этим мероприяти­ям большое значение потому, что они играют прежде

всего большую роль в агрессивных планах западногер­манского милитаризма. Содействие развитию науки и техники, диктуемое научно-технической революцией, равно как и расширение инфраструктуры, используются западногерманским империализмом в своих агрессивных целях.

Однако даже значительный экономический потенциал Западной Германии не в состоянии обеспечить все эти возросшие потребности. На новом этапе развития Феде­ративной Республики, характеризующемся обострением самых разнообразных противоречий, растущей оппози­цией агрессивным целям, сила западногерманского им­периализма оказывается недостаточной.

Где же выход из этого положения? Осуществив ра­зоружение, отказавшись от политики холодной войны и агрессивных целей, можно было бы противодействовать инфляционистским тенденциям, найти достаточно средств для мирного экономического развития, расширения ин­фраструктуры, проведения далеко идущих мероприятий в социальной области и т. д. Но, как и прежде, герман­ский империализм и ныне не отличается способностью реально оценивать обстановку, ставить разумные цели. Еще более упорно он пытается претворить в жизнь свои агрессивные планы, даже ценой грозящей атомной вой­ны. Поэтому-то в качестве реакционной альтернативы зашедшей в тупик политике и была разработана концеп­ция о «формируемом обществе».

«Военной предусмотрительности и политики антиком­мунизма на длительное время недостаточно»,— заявил Барцель, один из виднейших деятелей ХДС. В этом как раз и состоит объяснение того, почему боннские прави­тели стремятся выбраться из тупика, выдвинув рассчи­танную на длительное время стратегическую концепцию «формируемого общества», осуществляя, так сказать, бегство вперед. Правящие круги Западной Германии рассчитывают преодолеть таким образом многочислен­ные противоречия и трудности и все-таки осуществить свои агрессивные цели. Но так как растут требования рабочих и служащих, увеличивается беспокойство среди крестьян, озабоченность многих представителей мелкой и средней буржуазии, поскольку все более широкие слои населения начинают осознавать, что интересы большин­ства народа и нации противоречат интересам монополи­

стической буржуазии, а все это уг2ожает перечеркнуть ее планы, заправилы Западной Германии стремятся по- своему «преодолеть классы».

Цель состоит в том, чтобы сначала «сформировать» рабочих, служащих, чиновников, заставить их отказать­ся от требований о повышении заработной платы, от социальных завоеваний, от требования мира и демокра­тии. В конце концов постепенно должны быть «сформи­рованы» и все остальные немонополистические силы.

Эрхард, говоря в своем правительственном заявлении о концепции «формируемого общества», называл некое «трудовое сообщество». В нем, Очевидно, подобно тому, как это делалось в течение двенадцати лет в фашистском «народном сообществе», подавляющая часть населения должна будет прежде всего приумножить экономическую мощь концернов, чтобы создать необходимые им хозяй­ственные предпосылки для осуществления своих агрес­сивных целей. Фашистское «народное сообщество» пред­ставляло собой подчинение большинства народа воен­ным целям «ИГ Фарбен», Круппа и Флика. Предлагае­мое ныне «трудовое сообщество» преследует те же самые роковые цели.

Шаг за шагом сегодняшние «неофеодалы» собирают­ся превратить всех граждан в современных крепостных. Это кажется невероятным, и тем не менее это отнюдь не исключено. Достаточно вспомнить недавнюю историю Германии, чтобы убедиться в обоснованности этих опасе­ний. При фашизме также повсюду красовался лозунг: «Общее благо превыше личного». Печать и радио про­возглашали: «Классы и классовая борьба ликвидирова­ны». А в результате рост прибылей монополистической буржуазии, возрастание экономической и военной мощи германского империализма, тотальное и беспощадное подавление всех демократов и, наконец, вторая мировая война с полным поражением. То, что практиковалось в 1933 году,— «унификация» всех общественных сил, «пре­одоление классов» — все это сегодня вновь является со­ставной частью концепции «формируемого общества».

В. Ульбрихт подчеркивал на XII пленуме ЦК СЕПГ: «Главная функция этого «формируемого общества» со­стоит в том, чтобы вытеснить из сознания эксплуати­руемых трудящихся основное классовое противоречие — между трудом и капиталом, замаскировать глубокие

антагонистические противоречия этого строя и управлять громадными массами населения страны, как стадом овец, в угоду интересам монополистов. На такой эконо­мической основе кучка монополистов пытается создать якобы общность между ней и громадными массами эк­сплуатируемых для борьбы против демократии и ГДР. Эта «общность» имеет совершенно односторонний и гнус­ный характер. Трудящиеся должны быть превращены в объект политики мультимиллионеров, которые могли бы манипулировать и управлять ими так, как этого требу­ют интересы господствующего класса». Концепция мни­мого преодоления классов в «формируемом обществе» является, таким образом, программой, направленной против основных интересов подавляющего большинства народа и нации.

ОБЩЕЕ БЛАГО?

Авторы «12 тезисов о „формируемом обществе"» в тео­ретическом журнале ХДС «Гезельшафтсполитише ком- ментаре» говорят об «общем знаменателе общего блага».

Общее благо, несомненно, является целью, к которой всеми силами стремится каждый передовой гражданин. В ГДР, а также во всех социалистических государствах общее благо является целью усилий в политике и эко­номике, в образовании и культуре. «Планируй, работай, управляй!» — в интересах общего блага этот призыв об­ращен ко всем, чтобы каждый участвовал в дальнейшем строительстве социалистического общественного строя и определял его. Основой новой экономической системы планирования и руководства в ГДР является следующий принцип: что полезно обществу, должно быть также по­лезно предприятиям и трудящимся. Следовательно, кто наиболее активно способствует умножению обществен­ного богатства, наиболее активен в создании общего бла­га, тот одновременно способствует и личному благу.

Подобно другим лозунгам, поставленным на службу монополистической буржуазии, ею используется и ло­зунг общего блага. При этом она не стремится к обще­му благу, а жаждет прибыли, расширения собственной власти и угнетения трудящихся. Но чтобы претворить в жизнь в максимальной степени свои устремления, мо­нополистическая буржуазия демагогически провозгла-

пнает: целью «формируемого общества» является общее благо, которое основывается, как говорится в упомяну­тых «12 тезисах», «на свободном взаимодействии всех групп и интересов, подчиненных совместной цели всего общества».

«Свободное взаимодействие» общественных сил — союзов предпринимателей и профсоюзов, представителей монополий и угнетаемых ими средних слоев, мелких и средних предпринимателей — подобно попытке соединить воедино огонь и воду. И это должно привести к достиже­нию «совместной цели всего общества», осуществляться в .интерсах общего блага? Как (будто из ненасытной жажды власти и наживы, из агрессивных целей монопо­лий, с одной стороны, и стремления подавляющего боль­шинства населения к миру и демократии, к более спра­ведливому распределению доходов и собственности — с другой, может возникнуть общее благо!

Для достижения «общего блага» в Федеративной Республике прежде всего надо ликвидировать существую­щее и поныне несправедливое распределение результатов общественного труда. Условием этого было бы повыше­ние в национальном доходе доли тех, кто создает все это богатство, прежде всего рабочих и служащих, осо­бенно низкооплачиваемых категорий, а также женщин, и поныне получающих значительно меньшую заработную плату за выполнение одинаковой с мужчинами работы. Для этого одновременно нужно было бы проводить та­кую экономическую политику, которая отвечала бы ин­тересам крестьянства и средних слоев, защитила бы мелких и средних предпринимателей от произвола моно­полий и государства. Участие в управлении предприя­тиями тех, кто обслуживает сложные машины и агрегаты в громадных цехах, кому доверены огромные ценности в процессе производства,— это было бы другой важной предпосылкой общего блага. Общее благо означало бы ограничение власти монополий, ибо их интересы прямо противоположны интересам подавляющего большинства народа, а тем самым и действительному общему благу.

Осуществление же плана «формируемого общества», наоборот, еще более усилит власть хозяев крупной про­мышленности, монополистических банков и торговых кон­цернов. Поэтому-то в концепции «формируемого обще­ства» никоим образом не предусмотрено подчинение

крупной промышленности «совместной цели всего обще­ства», но это подчинение предусмотрено для других слоев и групп. Напротив, как подчеркивал Рюдигер Альтман, крупная промышленность исключена из про­цесса «формирования». Альтман прямо констатирует: «Динамика хозяйства, концентрирование на постоянном повышении эффективности и использовании технического и экономического прогресса внутри капиталистической экономики не должны включаться в формирование групп, не должны быть подчинены ему».

Если монополистическая буржуазия не относится к «формируемым» группам, то какие же функции отведены ей в «формируемом обществе»? Гётц Брифс, один из бур­жуазных социологов, разрабатывавших по поручению мо­нополий эту концепцию, объяснил это без обиняков. Только однажды он делает попытку, конечно «строго на­учно», доказать, что «предприниматели» представляют собой элиту капиталистического общественного строя. Он не устает подчеркивать, что «предприниматель» яв­ляется самой важной фигурой при капитализме и что фактически все остальные обязаны ему своим благопо­лучием. Если бы не было «предпринимателей», не было бы ни хлеба, ни школ, а царили бы нищета и невежество. «Предприниматель..,— утверждает Гётц Брифс,— устра­нил пауперизм и превратил паупера в трудоспособного рабочего. Предприниматель в Англии без особой помо­щи со стороны профсоюзов утроил жизненный уровень трудящихся классов. Они (предприниматели) позаботи­лись о том, чтобы во всех странах, начавших развиваться при капитализме, стало возможным регулярное школь­ное преподавание и чтобы государство было в состоянии проводить социальную политику за счет прибавочного продукта предпринимателей, а предприниматель—выпла­чивать длительное время повышенную заработную плату за счет прибавочного продукта, полученного в резуль­тате предпринимательской деятельности». Так пишет господин профессор в газете предпринимателей «Ди аус- шпрахе», не преминув еще добавить, что рабочий стал «привилегированным детищем современного промышлен­ного и капиталистического развития.., этот факт абсо­лютно неоспорим».

Неизвестно, чему больше удивляться: находящемуся ли в кричащем противоречии со всеми фактами утвер­

ждению о «привилегированных» рабочих или той — ах какой благостной! — роли «предпринимателей». Как будто новейшая история не дала достаточно доказа­тельств того, что рабочий класс смог добиться завоеваний в социальной области и более высокой заработной пла­ты, только ведя упорную борьбу. Лишь благодаря един­ству действий в своих организациях рабочий класс смог вырвать уступки у «предпринимателей». Если что и мож­но записать в актив монополистов XX века, то это ни­щету и угнетение, прежде всего бедствия и гибель мил­лионов в ходе двух мировых войн, развязанных монопо­листами в погоне за властью и прибылью. (Для полноты картины следует заметить, что в настоящее время в гос­подствующей крупной промышленности вообще нет «предпринимателя», так как в ней монополистическими предприятиями по поручению хозяев управляют высоко­оплачиваемые служащие — менеджеры, что владельцы мелких и средних предприятий, которых называют пред­принимателями, испытывают жестокую конкуренцию со стороны монополий.)

Хотя утверждения подобного рода граничат с выска­зываниями ненормальных людей, все эти утверждения объединяет прежде всего антипрофсоюзная направлен­ность. Ибо в связи с концепцией «общего блага» в рам­ках планов «формируемого общества» значительную роль играет также и этот миф о «добреньких» предпринима­телях, являющийся в современных условиях фактически хвалебным гимном в адрес монополистической буржуа­зии. Эрик Фёгелин, также один из тех буржуазных со­циологов, которые способствовали возникновению кон­цепции «формируемого общества», сделал из «предпри­нимателей» уже настоящих мучеников. Он утверждает, что «правительство оказывает на рабочих» якобы «уме­ренное давление, призывая их ограничивать свои требо­вания о повышении заработной платы хотя бы рамками повышения производительности труда», а «против пред­принимателей, если они будут повышать цены, грозит применить государственную власть».

Само собой разумеется, что такие «несправедливости» должны быть устранены. То же самое заявляет и Гётц Брифс. Как будто повседневная капиталистическая прак­тика, равно как и распределение имущества и власти, не доказывает ежедневно совершенно противоположное:

монополии и контролируемое ими государство оказыва­ют сильное давление прежде всего на рабочих и служа­щих. Последние же располагают ограниченными демо­кратическими правами и свободами и получают лишь минимальную долю общественного богатства. Образ же «доброго» предпринимателя нужен для того, чтобы все­сторонне обосновать концепцию «формируемого обще­ства». Ибо, по словам Брифса, Фёгелина и др., в обще­стве на угнетенных «предпринимателей» падает «основ­ная доля ответственности за конкретное общее благо»: «К ним адресуются требования, они платят заработную плату и оклады...». И все это «предприниматели» могут ныне осуществить лишь в том случае, «если они получат поддержку с нескольких сторон, прежде всего профсою­зов, и здесь возникает проблема профсоюзной переори­ентации... Далее, если будет обеспечена поддержка за­конодательства, Центрального банка и не в последнюю очередь — общественного мнения».

В этом-то и состоит суть дела. Монополистическая буржуазия исключается из процесса «формирования», так как его цель состоит в том, чтобы под прикрытием демагогического лозунга «общего блага» подчинить по­давляющее большинство населения хозяевам экономики и политики. Монополистическая буржуазия хочет макси­мально расширить свою диктатуру, уделом же всех ос­тальных должно быть слепое повиновение ей. Вот поэто- му-то и раздаются призывы о «поддержке».

Монополии получают от государства более чем «под­держку», как мы это уже видели. Точно так же обстоит дело и с так называемым общественным мнением. И в этом нет ничего удивительного, ибо подавляющая часть прессы, радио, телевидения, кино и всех осталь­ных средств массового воздействия либо является соб­ственностью монополий, либо направляется представи­телями монополий. И несмотря на это, не все получается, как хотелось бы: профсоюзы, точно так же как и некото­рые другие группы, не оказывают поддержки монополи­ям. Да иначе и не может быть, так как обратное озна­чало бы отказ от своих интересов, принятие точки зрения монополий, что фактически равносильно само­убийству. А этого^:то как раз и хочет добиться монопо­листическая буржуазия, осуществив концепцию «форми­руемого общества». Отсюда ее стремление, пользуясь

выражением Брифса, к «профсоюзной переориентации». Профсоюзы, а также объединения немонополистической промышленности, сельского хозяйства и др. должны в принудительном порядке оказывать «поддержку» моно­полистическому капиталу. И в этом также нет ничего аб­солютно нового. Фашистский «немецкий трудовой фронт», хотя и был на словах организацией лиц, рабо­тающих по найму, практически служил интересам гос­подствующей крупной буржуазии.

Мнимое «преодоление классов», унификация органи­заций рабочего класса, равно как и всех остальных немо­нополистических сил, необходимы, с точки зрения моно­полий, для достижения того, чтобы заставить все обще­ственные силы систематически содействовать дальней­шему экономическому росту монополий. Таким путем должно быть создано «трудовое сообщество», в котором монополистическая буржуазия могла бы присваивать результаты труда народа в еще большем объеме, чем она делает это уже сейчас. Рабочие и служащие, интел­лигенция, писатели, представители мелкой и средней буржуазии по воле монополий будут в соответствии с этой концепцией «сформированы» таким образом, чтобы не позволить демократическим силам сорвать эти роко­вые планы в своей стране. Итак, устранение внутренних противоречий — вот что скрывается за тезисом о «прео­долении классовых противоречий».

«Предприниматели» — синоним монополистической буржуазии — это те, на кого, по формулировке Брифса, приходится «основная доля ответственности за конкрет­ное общее благо». А сие означает, что хозяева круп­ной промышленности, монополистических банков с их аг­рессивными целями олицетворяют «общее благо», явля­ющееся «общим знаменателем» «формируемого обще­ства». Так как поборники «формируемого общества» стремятся к абсолютизации власти монополий, всех, кто выступает против этой абсолютизации, они объявляют противниками «общего блага». Концепция «формирова­ния» направлена в первую очередь против профсоюзов, ведущих борьбу против монополий в силу своих кровных интересов. Против профсоюзов должно быть осуществле­но «формирование», против них направлено положение, изложенное в «12 тезисах о „формируемом обществе⁴¹», согласно которому профсоюзы «не заинтересованы или

недостаточно заинтересованы в общем благе, пытаясь ориентировать своих членов в действительно важных вопросах исключительно или преимущественно на груп­повые цели, и считают, что судьба их членов зависит прежде всего от соблюдения групповых интересов». В са­мом деле, задача профсоюзов и состоит в защите инте­ресов своих членов, в борьбе с теми, кто хотел бы увели­чить интенсификацию труда, повысить цены и снизить заработную плату. А для монополистов такая позиция профсоюзов — все равно что бельмо на глазу, ибо это противоречит тому, что монополисты понимают под «общим благом», а именно противоречит их свободе на­живы. Поэтому-то, имея в виду профсоюзы, они и требу­ют в тезцсах о <сформируемом обществе» «ограничения и контроля их власти».

Профсоюзы явились бы первыми, но отнюдь не един­ственными, против кого направлены удары поборников «формируемого общества». И действительно, дело об­стоит так, как писал западногерманский публицист Райнхард Опитц: «Путь в «формируемое общество» про­кладывают концерны и ХДС, которые осуществляют мас­сированные нападки на те группы, которые... являются основными помехами на этом пути,— на профсоюзы и интеллигенцию. Но наряду с этим, хотя и приглушенно, уже звучат сигналы атак последующей фазы: первые дискриминационные приговоры в отношении средних слоев и либеральных групп, а также в отношении отрас­лей экономики, не желающих подчиняться концернам. Закономерно, что при реализации плана «формирования» все больше и больше увеличивалось бы число тех, кого объявляли бы противником, пока в конце концов им не стало бы все общество».

Какая же альтернатива в связи с этим может быть у демократических сил?

Поскольку концепция «формирования», выдвинутая монополистическим капиталом, направлена против по­давляющего большинства населения и если бы эти пла­ны удалось осуществить, все тяготы и лишения выпали бы на его долю, естественно, первостепенное значение имело бы совместное выступление всех этих сил против планов «формирования». При этом, конечно, большое значение имеют выступления рабочих и служащих, кото­рые вместе со своими семьями составляют около 80%

населения, их организации и партии. Чреватая опасно­стями ситуация выдвигает большие задачи перед самы­ми крупными массовыми организациями трудящихся в Западной Германии — перед профсоюзами.

Велика ответственность, которую несут обе круп­ные рабочие партии Германии — СЕПГ и СДПГ. Имен­но исходя из этой ответственности руководство СЕПГ начало открытую дискуссию с СДПГ по основным вопро­сам нации. Предлагая серьезно обсудить вопрос о том, что можно противопоставить опасному развитию, кото­рое ныне вновь происходит в Федеративной Республике, руководство СЕПГ исходило из стремления народа в обеих частях Германии к миру и демократии. Дважды рабочий класс и немецкий народ не сумели воспрепят­ствовать развязыванию мировой империалистической войны. Сейчас имеются объективные возможности про­тиводействовать планам «формирования», задуманного теми, кто хочет привести к катастрофе Германию. Ко­нечно, силы западногерманского империализма значи­тельны. Будучи в союзе с американским империализмом и рассчитывая получить в свое распоряжение атомное оружие, он считает, что на этот раз ему удастся осуще­ствить свои цели. Обе крупные немецкие рабочие пар­тии, действуя совместно с членами запрещенной в За­падной Германии КПГ и подавляющим большинством западногерманского населения, в состоянии сорвать осу­ществление этих агрессивных планов. Объединенными усилиями ведя тяжелую и длительную борьбу, можно сохранить и развить демократию, обеспечить мир, со­здать антимонополистический строй, при котором под­линное общее благо станет побудительным мотивом всех действий. ГДР и все другие миролюбивые силы сделают все возможное, чтобы не допустить третью мировую вой­ну, зловещая тень которой кроется за планами «форми­рования».

ПОБОРНИКИ „ФОРМИРУЕМОГО ОБЩЕСТВА" И ДЕМОКРАТИЯ

«„Формируемое общество⁴⁴ является свободным демокра­тическим обществом». Это заверение содержится в седь­мом тезисе «12 тезисов». Всякое противоположное по

смыслу толкование этого тезиса Людвига Эрхарда воз­мущает. Он подчеркивает: «Моя многолетняя деятель­ность на глазах общественности освобождает меня от необходимости защищаться от подозрений в том, что я сторонник чрезмерного усиления исполнительной вла­сти». Более того, Эрхард категорически заверяет: «„Фор­мируемое общество" является также свободным и откры­тым обществом».

Свобода, демократия — эти слова можно было бы воспринимать с удовлетворением, если бы не беспокой­ный вопрос: как согласовать эти заверения с другими словами — об «ограничении и контроле», разумеется, прежде всего в отношении «групп», выступающих против проводимого в интересах монополий «формирования»? Кстати сказать, в данном случае речь идет не о неона­цистских партиях. Фактически это направлено против тех демократических организаций, которые представляют большинство населения. Как же можно совместить все это? Разве нет противоречия между «ограничением и контролем», с одной стороны, и «свободой и демокра­тией» — с другой? Конечно, есть. Но точно так же, как снималось противоречие между тезисом об упразднении классов и тезисом о возрастающей концентрации власти монополий, так же и в ходе «формирования» в соответ­ствии с представлениями и в духе монополистов должно исчезнуть и это новое противоречие.

Как же это произойдет? Давайте исходить из уста­новки господствующих кругов Федеративной Республи­ки: они хотят еще больше расширить свою власть и под­чинить ей абсолютно все остальные классы и слои насе­ления. Тогда-то уж никто не смог бы помешать их стремлению к наживе, выдвигая, например, требование о праве участия в управлении предприятиями, никто не смог бы заставить их отказаться от достижения постав­ленных ими политических целей, например заполучить возможность распоряжаться атомным оружием. Госу­дарственно-монополистический капитализм сегодня хотел бы стать сильнее, чтобы затем противопоставить свою мощь социализму; хотел бы выйти из тупика и перейти в наступление. Правящие круги ФРГ очень хорошо чув­ствуют внутреннюю неустойчивость своей системы. От­сюда и «исчезновение классов» в их понимании.

А как же тогда обстоит дело с хваленой демократией?

В Западной Германии с момента создания боннского го­сударства не было настоящего буржуазно-демократиче­ского строя. Даже Рюдигер Альтман констатировал это: «Прежде всего основной закон ограничивает волеизъяв­ление народа до возможно узкого предела». Этим ограни­ченным демократическим правом населения противосто­ят большие полномочия, предоставленные правительству. Правительство, продолжает Р. Альтман, «стало, прежде всего за счет парламента, самым сильным конституцион­ным органом Федеративной Республики. При стабилиза­ции правительства недоверие основного закона (лучше было бы сказать: творцов основного закона.—К.-Г. Ш.) но отношению к функционированию демократии стано­вится конструктивным». Правда, прогрессивным силам удалось добиться в результате борьбы некоторых демо­кратических прав, которые были закреплены в консти­туции. Что же станет с ними в запланированном «фор­мируемом обществе»?

Проблема демократии занимает значительное место в концепции «формирования». Демократия должна быть «модернизирована». В этой связи Эрхард заявил на дюс­сельдорфском съезде ХДС: «Мы не можем позволить себе отказаться от реформы германской демократии». Итак, демократия в том виде, в каком она существует в ФРГ ныне, а она и сейчас урезана по сравнению со сво­им первоначальным видом в момент провозглашения боннской конституции, в том виде демократия не сохра­нится, и станет еще (более .куцей. По какому же пути пойдет ее развитие?

Демократия против „демократизма"?

Западногерманские профсоюзы требуют предоставле­ния миллионам трудящихся, занятых в крупной промыш­ленности, демократического права участвовать в управ­лении предприятиями, необходимого трудящимся для решения основных вопросов, жизненно важных для их будущего. Профсоюзы требуют этого, в частности, и по­тому, что научно-техническая революция выдвинула принципиально новые вопросы. Например, по данным Международной организации труда, около 7 млн. рабо­тающих должны будут к 1970 году отказаться от своих

прежних профессий и приобрести новую квалификацию. Решение самых разнообразных социальных и других проблем, непосредственно затрагивающих миллионы рабочих и служащих в связи с научно-технической рево­люцией, разумеется, не может быть предоставлено моно­полиям. Это было бы равносильно безоговорочной сдаче на милость победителю. Только осуществив демократи­ческое право трудящихся на участие в управлении пред­приятиями, можно добиться роста экономики и социаль­ного обеспечения для подавляющего большинства на­рода.

Осуществление этого права на практике означало бы действительное развитие демократии. Так как огромная экономическая мощь монополий перерастает непосред­ственно в политическую власть, поскольку, например, та­кие монополии, как концерн Шпрингера, систематиче­ски используют свои возможности, чтобы воздействовать на население с целью отравления умов и провозглаше­ния агрессивных планов, поскольку гигантская мощь монополий ныне вновь порождает опасность неофашизма и атомной войны, постольку предоставление подавляю­щему большинству народа, занятого в крупном хозяй­стве, демократического права участия в управлении предприятиями необходимо. Только таким путем могут быть созданы гарантии обеспечения мира и демократии.

Хотя монополисты и твердят сейчас постоянно о де­мократии, она в их устах, как и общее благо, чисто демагогическая фраза. Если требование демократии, как и права участия в управлении предприятиями станет ре­альностью, время безмятежного спокойствия для моно­полий кончится. Все это позволило бы возродить демо­кратию. Все эти требования, например требование о де­мократии также и в сфере экономики, по словам монопо­листов,— уже не демократия. По их мнению, это скорее «демократизм». А он решительно отвергается. «Демокра­тизм», «превращение демократической идеи в одно обя­зательное для всех форм бытия человека мировоззре­ние», то есть практически распространение демократии на все сферы общества, является «извращением демо­кратической мысли.., значительной опасностью для сво­боды и достоинства человека.., логическим прообразом тотального коллектива, в котором достоинство и все свободы личности поглощаются тоталитарной властью».

Так, Гётц Брифс, которому принадлежат Эти Слова, из стремления к расширению демократии, зачатки которой в области экономики имеются, кстати говоря, даже в ФРГ в виде закона о праве участия в управлении горно- металлургической промышленностью, выводит не только «извращение», но даже и прообраз «тотального коллек­тива», злого коммунизма.

Отсюда уже недалеко и до заявления Брифса о том, что требование большей демократии, «то есть стремление демократизировать все, является заразой, которая, по­добно бездомной собаке, носится повсюду». Но это и дает ясное представление о том, в каком направлении должна пойти «реформа германской демократии». В духе этих высказываний поборники «формируемого общества» мо­гут действовать лишь так, как действуют охотники, унич­тожающие бездомных, одичавших собак. Ведь между демократией в сфере политики и демократией в сфере экономики нет никакого противоречия, как бы ни пыта­лись доказывать обратное Брифс и ему подобные. Более того, обе эти демократии образуют единство. Кто под ло­зунгом борьбы с «демократизмом» выступает против де­мократических принципов в экономике, тот нацеливает­ся на всю демократию. И в самом деле, демократия зна­чится в списке мишеней, поражение которых является важной составной частью плана «формируемого обще­ства». Насколько мало заинтересована монополистиче­ская буржуазия попадать в сети, расставленные ею для других, и позволять «формировать» себя, настолько же мало заинтересована она в демократизации собственно­сти монополий. Точно так же она не намерена позволить, чтобы кто-то стеснял ее в ее действиях и планах за счет демократических решений в других сферах.

Годами монополистическая буржуазия обходилась с буржуазной демократией, словно с венцом на иконе. Прежде всего в отношении социалистических государств постоянно говорилось, что у них нет такой демократии. Но это и есть как раз то, что в принципе отличает одну общественную систему от другой. Конечно, в социалисти­ческих государствах нет буржуазной демократии. Социа­листическая демократия действительно иная, ибо она в самом деле распространяется на все области обществен­ной жизни. Демократия является здесь основным прин­ципом в экономике, государстве, образовании и во всех

Других общественных сферах. Предпринимаются усилий, направленные на дальнейшее развитие социалистической демократии, инициативы, творческой силы народа во всех областях социалистического общества на пользу всех.

Хотя частная собственность на средства производства, прежде всего, конечно, собственность финансового ка­питала, при капитализме и не допускает такой демокра­тии, буржуазная демократия предоставляет все же на­родным массам определенные демократические права и свободы, которые, между прочим, находят свое правовое закрепление в конституции. Правда, в Западной Герма­нии уже в течение ряда лет расширяется пропасть между сформулированными в конституции скромными демо­кратическими правами и действительностью. Многие из этих прав были устранены или ограничены. В нынешних условиях, когда монополистическая буржуазия намерена «разрубить» гордиев узел стесняющих ее противоречий и более открыто, чем раньше, осуществлять свои агрес­сивные цели, даже сохранившиеся еще остатки буржуаз­ной демократии являются препятствиями на ее пути. Ныне, когда монополии стоят перед опасностью, что их неограниченному господству может быть положен пре­дел, если будут приняты действительно демократические решения, поборники буржуазной демократии становятся вдруг ее противниками.

Еще Гитлер проклял буржуазную демократию, обви­нив ее в «вырождении», и вместо нее насадил «принцип фюрерства». На предприятиях монополий командовали свои, местные «фюреры», которым должны были все под­чиняться, в противном случае грозила опасность позна­комиться с гестапо и концентрационными лагерями. Се­годня нельзя восстановить полностью былое. Но все, что связано с концепцией «формируемого общества», являет­ся в действительности не чем иным, как новым вариан­том того, что было раньше. В публикации, озаглавленной «Будущее демократии. Формируемое общество Эрхарда, или социалистический демократизм», изданной полити­ческим рабочим сообществом земли Северный Рейн — Вестфалия, говорится: «Опасность заключается в оши­бочном понимании демократии как „диктатуры боль­шинства"...» Но ведь существо демократии именно и со­стоит в том, что решения /принимает большинство, кото­рому обязано подчиняться меньшинство. Как раз против

этого-то решительно выступают монополисты. Эта ни­чтожная доля процента западногерманского населения хочет с помощью «формируемого общества» осущест­влять неограниченную диктатуру над народом. Буржуаз­ная демократия, даже в ее урезанном виде, опасна этим силам. Но, поскольку в нынешних условиях невозможно более открыто проклинать или отменять демократию, все антидемократические мероприятия приобретают демо­кратическую окраску. Все, что ограничивает или даже совсем упраздняет демократию, например чрезвычайные законы, выставляется как демократия или, как говорится в цитированной выше публикации, — «только та демо­кратия, которая ограничивает право большинства.., до­стойна нашего этического признания».

„Реформа демократии" по Эрхарду

«Реформа демократии» отнюдь не является теоретиче­ским рассуждением. Поборники «формируемого обще­ства» предпринимают многочисленные попытки для того, чтобы она стала действительностью. Уже сейчас наме­чено несколько изменений в конституции. Даже западно- германская конституция в ее нынешнем виде, с записан­ными в ней ограниченными демократическими правами народа, очевидно, стала препятствием для монополи­стической буржуазии, стремящейся осуществить свои агрессивные планы. Она уже более не соответствует но­вому этапу развития западногерманского империализма.

Самым опасным из намечаемых изменений, несом­ненно, является стремление принять чрезвычайную кон­ституцию. Вместе с так называемыми простыми чрез­вычайными законами она должна дать в руки западно- германскому правительству неограниченную власть, которая, однако, упразднит основные права граждан. Все эти чрезвычайные законы представляют собой правовой инструмент для осуществления режима диктатуры, включая право принимать принудительные меры в отно­шении рабочих и производить аресты демократически настроенных элементов. Еще существующие демократи­ческие права отдельных граждан, а также права земель и общин могут быть ликвидированы с помощью этих законов. Они позволяют максимально сконцентрировать всю полноту исполнительной власти. Бывший председа­

тель Федерального объединения германских союзов ра­ботодателей, одной из крупнейших предпринимательских организаций Западной Германии, Паульссен совершенно открыто заявил, что, как только вступят в силу чрезвы­чайные законы, сразу будет проще отклонять требования профсоюзов. С принятием чрезвычайных законов была бы создана возможность принимать меры прежде всего (против рабочих и служащих, против профсоюзов, исполь­зовать против них все средства власти государства, включая армию.

Ввиду того что чрезвычайные законы представляют исключительную угрозу миру и демократии, они были отклонены самыми широкими кругами населения. Так, например, уже в 1962 году конгресс Объединения не­мецких профсоюзов (ОНП), состоявшийся в Ганновере, высказался против этих законов, а в 1966 году 362 за­падногерманских профессора вновь выступили с при­зывом не допустить их принятия. VII конгресс ОНП в мае 1966 года снова сказал решительное «нет» чрезвы­чайным законам. Всемирно известный ученый в области ядерной физики, лауреат Нобелевской премии профессор Макс Борн решительно выступил против чрезвычайных законов. Известный буржуазный философ Карл Ясперс также вошел в ряды противников чрезвычайного зако­нодательства. В своей книге «Куда идет Федеративная Республика?» он пишет: «Когда правление не демокра­тическое, внутри демократии вырастает новая форма господства, которая подтачивает ее. Аналогия пути, ведущего к Гитлеру, очевидна... Пожилые немцы дважды пережили это (в 1914 и в 1933 гг.) и опасаются, что это может повториться в третий раз... Мы видим возможный путь: от партийной олигархии к авторитарному государ­ству, от авторитарного государства к государству дикта­туры, от государства диктатуры к войне... Чрезвычайные законы стали бы инструментом военной диктатуры... Хотим ли мы с помощью чрезвычайных законов лишить население возможности выступать против войны, хотим ли с помощью террористического механизма господства лишить народы возможности противиться этому злу при чрезвычайных обстоятельствах?» Несомненно, к этому стремятся господствующие круги ФРГ. Следовательно, опасность, которая возникает в связи с этим для мира и демократии, вовсе не преувеличена.

«В Центре внимания нашей будущей работы будет финансовая реформа». Этими словами из своего прави­тельственного заявления от 10 ноября 1965 г. Эрхард указал на другую область, которая в связи с планами «формирования» играет большую роль. В настоящее вре­мя земли и общины еще располагают кое-какими демо­кратическими правами. Как раз на местах влияние бонн­ских правительственных партий относительно невелико. Значительные позиции сосредоточены здесь в ру­ках представителей рабочего движения. Так, например, СДПГ имеет в 48 из 60 крупных городов Западной Гер­мании своих представителей в качестве обербургоми- стров. Финансовая реформа предусматривает сокраще­ние финансовых средств земель и общин, а тем самым и возможностей действия демократических сил в общи- нахи землях, хотя уже сейчас задолженность западногер­манских общин составляет более 26 млрд. марок. Как в политической, так и в финансовой области должна осу­ществляться концентрация власти правительства, чтобы, таким образом, усилить возможности господствующих сил. В результате этой финансовой реформы боннское правительство получит в свое распоряжение новые зна­чительные финансовые средства, в которых оно нуждает­ся для подготовки своих планов. По поводу опубликова­ния пятилетнего плана для бундесвера его шеф Треттнер подчеркивал в «Ди вельт» 31 января 1966 г., что «в зна­чительной мере возрастут финансовые потребности бун­десвера».

«Ядром финансовой реформы», как сформулировал на дюссельдорфском съезде ХДС Эрхард, является «гер­манское общее дело». Для этого за счет налоговых средств и дальнейшей передачи государственной соб­ственности в частное владение должен быть создан фонд. Непосредственно на ближайшие годы для этой цели на­званы ежегодные налоговые средства на сумму пример* но в 4 млрд. марок, которые должны быть отчислены в этот фонд. В период с 1970 по 1979 год эти отчисления должны составлять в среднем за год от 8,4 млрд. до 8,7 млрд. марок. Этот фонд, вопреки западногерманской конституции, не подчинен ни землям, ни общинам, ни парламенту. Распоряжаться сконцентрированными в нем огромными средствами будет самостоятельный руко­водящий орган.

За счет этого фонда предусмотрено финансировать расходы по так называемой инфраструктуре. Расходы на дорожное строительство и здравоохранение, водо­снабжение и т. д. выглядят на первый взгляд совершенно безобидно. Но ведь к числу уже принятых так называе­мых простых чрезвычайных законов относятся также за­кон об обеспечении транспорта, закон об обеспечении водоснабжения и др. Подобно закону о транспорте, позволяющему подчинять бундесверу все транспорт­ные средства, другие чрезвычайные законы точно так же служат агрессивным целям. А это дока­зывает, что проекты, упомянутые выше, играют ныне чрезвычайно важную роль в подготовке к войне. То, что расходы из фонда «общего дела» идут не только на одни гражданские проекты, доказывает во всяком случае ссылка командующего бундесвером Треттнера на то, что новый пятилетний план бундесвера предусматри­вает прежде всего также крупные капиталовложения в области инфраструктуры. С помощью этого запланиро­ванного фонда «общего дела» и должны осуществляться эти капиталовложения, очевидно, замаскированные и выставляемые как задачи «общего дела» и покрываемые большей частью за счет средств земель и общин. Тем самым должна быть одновременно создана совокупность средств, при помощи которых можно будет также оказы­вать влияние на экономическое развитие. Не только пре­дусмотрено, что во время более быстрого экономического роста в этот фонд поступает большее количество налого­вых средств, но и, кроме того, как сообщил об этом Гер­ман Иозеф Унланд, другой участник разработки эрхар- довской концепции «формирования», запланировано, чтобы «в фазах перегрева конъюнктуры... намеченные к осуществлению проекты инвестиций откладывались... В годы же кризиса, напротив, общее дело ввиду изменения сроков осуществления запланированных проектов инве­стиций превращается в своего рода учреждение по пре­доставлению работы». Итак, при помощи «германского общего дела» монополистическая буржуазия хотела бы создать средство для предотвращения опасности кризи­сов. В целом это дало бы ей в руки новое средство вла­сти, над которым не было бы никакого демократического контроля.

В соответствии с намечаемой реформой партий, яв­

ляющейся частью плана «формирования», партии, оче­видно, будут не запрещены по фашистскому образцу, а «реформированы». Это значит, что представители партий в парламенте и т. д. будут вынуждены одобрять планы монополистической буржуазии.

Поговаривают также и о парламентской реформе. Несомненно, Западная Германия крайне нуждается в де­мократической парламентской реформе. Вполне справед­ливо западногерманский журналист Себастьян Хаффнер пишет, что, если в задачу парламента входит «предста­вительство народа, контроль за деятельностью прави­тельств и открытое обсуждение общественных дел.., то тогда германский бундестаг уже давно не является боль­ше парламентом, а Федеративная Республика не пред­ставляет собой парламентскую демократию». При помо­щи намечаемой парламентской реформы предусматри­вается ликвидировать ускоренными темпами также и систему буржуазного парламентаризма.

Здесь невозможно указать все проекты, к осуще­ствлению которых либо приступают, либо собираются приступить поборники «формирования», используя ло­зунг «реформы демократии». Провозглашенный Эрхар­дом лозунг «модернизации демократии, приспособления ее к динамике политической и общественной жизни» ис­пользуется для того, чтобы задушить демократию.

В концепции «формируемого общества» агрессив­ность монополий в нынешних условиях находит свое концентрированное выражение. Враждебные демократии агрессивные тенденции, присущие монополиям и обо­стряющиеся в высшей степени на новой ступени разви­тия государственно-монополистического капитализма, при измененном государственном устройстве должны также сохранить свою адекватную форму. Превратив­шись в «формируемое общество», боннское государство должно стать режимом, выполняющим функции фашиз­ма. А тем самым достигается постепенная абсолютиза­ция диктатуры монополистической буржуазии над боль­шинством народа. «Путь в формируемое общество,— как писал западногерманский журналист Райнхард Опитц,— это окольный путь к современному, приспособ­ленному к условиям нынешнего времени фашизму».

Альтернатива — демократия для народа

Каков же выход из этого угрожающего положения для тех, кого хотят принудить подчиниться этому гнету? Центральное место, несомненно, здесь принадлежит объ­единенной борьбе всех немонополистических классов и слоев населения за обеспечение мира, за сохранение и расширение демократии.

Так как монополистическая буржуазия в качестве господствующей прослойки населения в ФРГ берет курс на ликвидацию демократии, а монополии агрессивны и антидемократичны сами по себе по своему характеру, все успехи в борьбе за демократию являются ударами по монополиям.

Хотя прошло уже более 30 лет после VII Конгресса Коминтерна, но, как и прежде, остаются в силе слова Георгия Димитрова: «Сегодня фашистская контррево­люция нападает на буржуазную демократию и стремит­ся создать режим варварской эксплуатации и угнетения трудящихся. В настоящее время трудящиеся массы дол­жны... конкретно выбирать на сегодняшний день не меж­ду пролетарской диктатурой и буржуазной демократией, а между буржуазной демократией и фашизмом». Это положение действительно и на сегодняшний день. В на­стоящее время подавляющее большинство населения За­падной Германии должно выбирать между государ­ственно-монополистической диктатурой, «формируемым обществом», к которому стремятся монополии, и антимо­нополистическим, демократическим строем. Демократия во всех сферах общества — вот решающая цель. Эконо­мика и политика ныне связаны друг с другом теснее, чем когда бы то ни было. Только опираясь на свою чрезмер­ную экономическую мощь, монополии могут господство­вать и политически. С другой стороны, причина полити­ческого бесправия подавляющего большинства населения состоит в отсутствии у него экономической мощи. По­скольку стремление установить режим диктатуры внутри страны и проводить агрессивную внешнюю политику прежде всего коренится в слиянии огромного экономи­ческого потенциала монополий со специфическими воз­можностями политической власти государства, то есть стало возможным в результате государственно-монопо­листического развития, настоятельным является требо­

вание осуществить действительную демократизацию во всех сферах политической и экономической жизни.

Только путем борьбы за демократию, широкое разви­тие демократических прав населения и ограничение власти монополий можно сорвать планы поборников «формирования». Конечно, здесь речь идет о длитель­ном, сложном процессе, об ожесточенной борьбе демо­кратических сил с государственно-монополистическим господством. Но эта цель — установление антимонополи­стической демократии, обеспечение мира — отвечает ос­новным интересам подавляющего большинства западно- германского населения. Поэтому вполне реальна возмож­ность добиться осуществления совместных действий всех антимонополистических сил против угрозы «формируе­мого общества».

Большое значение имеет при этом борьба за де­мократическое право участия в управлении предприя­тиями. Только осуществляя право на участие в принятии принципиальных политико-экономических решений, за­трагивающих, например, жизненно важные вопросы для западногерманского крестьянства, а также ремесленни­ков и кустарей, можно будет сохранить существование этих групп населения. Только таким путем они смогут дать отпор могущественным монополиям. Это в равной степени относится и к мелким, и к средним предпринима­телям. Но, как уже указывалось, прежде всего принци­пиальное значение имеет предоставление рабочим и слу­жащим права участвовать в управлении предприятиями.

Требуя предоставить рабочим и служащим право уча­стия в управлении предприятиями, западногерманские профсоюзы хотят распространить эти существующие ныне лишь на угольно-металлургических предприятиях права на все крупные предприятия с числом занятых более чем 3000, с суммой баланса от 75 млн. марок, или с годовым оборотом 150 млн. марок, то есть еще на 300 западногерманских капиталистических предприя­тий. Далее, профсоюзы требуют примерно для 50 кон­цернов, на каждом из которых более чем 20 000 занятых, новой социальной организации на предприятиях. Вместе с тем выдвигается требование о том, чтобы наряду с со­бранием акционеров было создано собрание трудящихся концерна, имеющее равные права с первым, чтобы иметь возможность принимать решения о делах предприятия.

Затем выдвигается требование о разработке нового за­кона о статусе предприятия, который обеспечил бы де­мократические права на предприятии производственным советам, доверенным уполномоченным профсоюза, тру­дящимся и гарантировал трудящимся защиту от имею­щего место произвола владельца предприятия. Наконец, выдвигаются требования о возможностях распростране­ния права участия трудящихся в управлении на другие предприятия того же концерна. Целью всех этих требо­ваний является расширение и углубление демократиче­ских прав рабочих и служащих в экономике, завоевание действительно демократических прав для трудящихся, с тем чтобы миллионы рабочих и служащих могли уча­ствовать в принятии решений также по тем принципи­альным вопросам, которые непосредственно затрагива­ют их жизненные интересы. Расширение демократии и обеспечение мира — вот основные цели, которых необхо­димо добиться в ходе этой борьбы.

Расширение же демократических прав, в том числе права участия в управлении, само собой означает огра­ничение власти кучки монополистов, заправляющих ныне по своему усмотрению всеми делами в экономике и го­сударстве. Нет ничего удивительного в том, что пред­ставители монополистического капитала встречают в штыки все эти требования. Они собираются не только воспрепятствовать требованию профсоюзов о расшире­нии права на участие в управлении, но и сверх того на­мерены отобрать завоеванные рабочим классом права. Монополии и сами понимают, как подчеркивал в письме предпринимателям от 25 марта 1965 г. Федеральный союз германской промышленности (ФСГП), что «борьба за право участия в управлении снимает почти все суще­ственные лозунги великой общественной схватки нашего времени: общественный контроль, контроль экономиче­ской власти, реформа закона об организации предприя­тий, внедрение гуманных методов в сферу экономики, контроль за капиталовложениями, предоставление прав работающим по найму».

Западногерманские профсоюзы решили провести ши­рокую борьбу за «расширение квалифицированного пра­ва на участие в управлении». Союзы же предпринима­телей, то есть ФСГП, Федеральное объединение союзов предпринимателей, рабочее сообщество самостоятельных

предпринимателей, а также Союз предпринимателей-ка- толиков, в противовес этому заявили, что выступят еди­ным фронтом против всех и всяких требований о праве участия в управлении. Борьба монополий, направленная против всех, кто выступает за право участия в управле­нии предприятиями, идет полным ходом.

Атаки этих сил направлены также против всех пред­ставителей других слоев населения в Западной Герма­нии, которые в расширении права участия в управлении видят существенный шаг в развитии основных демокра­тических прав, в ограничении концентрации государ­ственно-монополистической власти и борьбе со всеми вытекающими из нее опасностями для дела мира. Так, исходя из различных соображений, целый ряд предста­вителей буржуазии высказался в поддержку прогрессив­ных требований. Освальд фон Нелль-Бройнинг открыто заявил о том, что он причисляет себя «к числу тех, кто рассматривает подлинное право работающих по найму на участие в управлении экономикой не только практиче­ски возможным, но и прежде всего принципиально оп­равданным. Поэтому, продолжает он, я решительно выступаю за это право». Не удивительно, что против него и других сторонников права участия в управлении экономикой монополии также ведут ожесточенную борьбу.

Фронт сторонников, ведущих борьбу за право уча­стия в управлении, в Западной Германии весьма значи­телен— в него входят даже некоторые представители ХДС. Тем ожесточеннее нападки представителей моно­полий. С чрезвычайным упорством они выступают против этого стремления широких слоев населения. «Индустри- курир», касаясь требования о праве участия в управле­нии, цинично писала 7 октября 1965 ^«Демократизация экономики так же бессмысленна, как и демократизация школ, казарм и тюрем».

Сравнение экономики со школами, казармами, тюрь­мами, параллель между миллионами трудящихся на монополистических предприятиях, с одной стороны, и несовершеннолетними школьниками, нерассуждающими рекрутами и бесправными каторжниками — с другой, может быть, и кажется ужасной. Но это сравнение точно отражает картину сегодняшней капиталистической дей­ствительности. Еще более впечатляющим было бы сопо­

ставление картины «формируемого общества», если бы его поборникам удалось претворить это в жизнь. Ибо, в соответствии с программой «формирования», усилен­ный и усовершенствованный казарменно-тюремный ре­жим был бы распространен не только на экономику, но и на все остальные сферы общественной жизни. Чтобы помешать этому, необходимо в первую очередь реши­тельно выступить против монополий, за демократию, завоевать демократическое право на участие в управле­нии экономикой. Только так можно дать отпор монопо­листической буржуазии, мечтающей, используя свою эко­номическую мощь, похоронить демократию и вновь ввергнуть народы в пучину войны.

ФОРМИРОВАНИЕ УМОВ

«Преодоление» классов, унификация всех демократиче­ских организаций, ликвидация еще существующих демо­кратических прав и свобод — всего этого недостаточно для творцов «формируемого общества». Несмотря на де­магогические вывески типа «общее благо», «современная демократия», у них нет полной уверенности в том, что они смогут добиться своих целей, используя только эти методы. Если уж они занялись «формированием», то они хотели бы охватить все сферы жизни общества, так ска­зать, подогнать все общество под один ранжир.

Поборники «формируемого общества» знают: как бы велики ни были их возможности для установления своей диктатуры, каких бы успехов они ни добились, осуще­ствляя свои планы,— все это не остановит сопротивления им со стороны растущей оппозиции. Ибо чем отчетливее по мере реализации будут вырисовываться контуры «формируемого общества», тем шире распространялось бы убеждение в том, что «формируемое общество» — это современный фашизм, что оно прямо нацеливается на агрессию и войну. А по мере распространения этого убеждения все больше и больше росла бы оппозиция этим планам.

Конечно, для заправил западногерманской экономики и государства было бы идеальным, если бы им удалось по фашистскому образцу, используя рабский лозунг «Фюрер, приказывай, мы исполняем!», низвести боль­

шинство населения до роли простых исполнителей при­каза. Но после уроков фашизма это уже невозможно. А что же тогда произойдет, когда, как на это правильно указывается в «12 тезисах о „формируемом обществе¹⁴», «каждое действие должно быть предварительно проду­мано и взвешено»? Создание «единого общественного со­знания» и является тем средством, при помощи которого творцы «формируемого общества» надеются поставить под свой контроль мысли людей, чтобы направлять таким путем их желания и действия в выгодном для себя на­правлении. В последнем из этих «12 тезисов» говорится: «„Формируемое общество⁴⁴ является обществом с ясно выраженным единым общественным сознанием... Это сознание является необходимой предпосылкой интегра­ции индивидуумов и групп в общество и государство... А это означает, что единое общественное сознание яв­ляется решающим моментом, способствующим объедине­нию общества». Поставленная цель очевидна—так по­влиять на мышление большинства населения, чтобы оно позволило «формировать» себя, верило бы, что цели мо­нополистической буржуазии якобы и в самом деле отве­чают их интересам, служат «общему благу». Вооружение же и подготовка к войне якобы необходимы для защиты от мнимой «коммунистической агрессии».

При выдвижении требования о «едином обществен­ном сознании» в центре внимания, как и прежде, нахо­дится антикоммунизм. В Западной Германии уже нельзя больше замалчивать правду о социалистическом строи­тельстве в ГДР, о больших экономических успехах в этой свободной от монополистической эксплуатации части Германии, о расцвете социалистической демократии, культуры, образования, социального обеспечения и т. д. В связи с разработкой их общественно-политической кон­цепции— картины будущего «формируемого обще­ства»— господствующие круги Западной Германии так­же не могут ограничиться лишь отрицанием. Им нужна идеологическая позиция, пусть даже и псевдопозитивно- го характера. И вот эту-то роль, очевидно, и призвано сыграть «единое общественное сознание». Поставлена цель — обосновать агрессивные установки также идеоло­гически, охватив все общество и проводя это обоснова­ние в духе крайнего антикоммунизма. Умы должны быть тоже «сформированы», ибо без этого нельзя ведь будет

добиться достижения поставленных целей. Одновременно тем самым должен быть создан противовес марксизму- ленинизму. Подлинно научному мировоззрению пере­довой части рабочего класса, а также демократическим идеям других антимонополистических сил монополисты хотели бы противопоставить мировоззренческую модель, полностью отвечающую их интересам.

Объективно, исходя из своего противоположного классового положения, мультимиллионеры, с одной сто­роны, и рабочие и служащие, крестьяне, представители мелкой и средней буржуазии — с другой, по-разному оценивают положение, преследуют противоположные цели и интересы. Подавляющая часть народа стремится к миру и демократии, цели же монополий — прямо про­тивоположны. Чтобы усилить свою экономическую и по­литическую власть, а также увеличить свои прибыли, монополии хотели бы установить диктатуру, поэтому они преследуют агрессивные цели и готовятся к войне. Но хотя и в данном случае между интересами и целями большинства народа и монополистического меньшинства зияет пропасть, было бы неверно и политически опасно не видеть того, что стремление к созданию так называе­мого «единого общественного сознания» также чревато опасными последствиями. Это уже было доказано исто­рией. Как сегодня, так и в прошлом подавляющая часть населения страны была менее всего заинтересо­вана в том, чтобы идти на войну, ибо она велась за его счет, большинству народа приходилось расплачиваться за нее своей кровью и неисчислимыми лишениями. И все же, несмотря на это, господствующим кругам дважды в этом столетии удалось втянуть германский народ в миро­вую войну. Прежде всего это стало возможно также и благодаря тому, что удалось отравить ядом национализ­ма и реваншизма широкие слои народа. Существенными предпосылками этого были «бой национальных бараба­нов», как цинично выразился еще перед первой мировой войной бывший германский рейхсканцлер фон Бюлов, и многочисленные разнообразные формы идеологического воздействия в шовинистическом духе на народные массы. Многолетняя травля, систематическая антикоммунисти­ческая клевета, национализм — прежде всего, вот что позволило германскому империализму развязать эти две ужасные войны.

С помощью «единого общественного сознания» мыс- Ли, действия и желания большинства народа в рамках плана «формируемого общества» должны быть синхро­низированы с мыслями, действиями и желаниями моно­полистической буржуазии. В «12 тезисах о „формируе­мом обществе”» об этом сказано прямо, без обиняков: «Члены этого общества... ожидают или требуют... более или менее явственно, чтобы их ведущие политики или со­ответственно группы политического руководства показа­ли им, каковы общие цели общества, и сказали им, в ка­ком пункте истории находится общество. Федеральный канцлер Эрхард предпринял такую попытку, выдвинув свою концепцию «формируемого общества». Итак, с од­ной стороны, Эрхард и компания, уже сегодня пропове­дующие для подавляющего большинства народа умерен­ность и покорное молчание, угрожающие ему чрезвычай­ными законами и пытающиеся возложить на профсоюзы ответственность за повышение цен, с другой — монополи­стическая буржуазия, сумевшая с их активной помощью за истекшие полтора десятка лет неизмеримо усилить свою власть, создают ныне «единое общественное созна­ние». А свое выражение оно нашло бы, как указывается в «12 тезисах», «между прочим, в общественном мнении, в законах, распоряжениях и в политических действиях».

Содержание законов, распоряжений, политических действий боннского государства действительно опреде­ляется прежде всего господствующими монополиями и лицами, представляющими их интересы в государствен­ном аппарате. При этом, например, уже в связи с чрез­вычайным законодательством предпринимаются попытки действовать в духе «формирования», «единого обще­ственного сознания». Неуклонно предпринимаются уси­лия представить чрезвычайные законы в самом деле от­вечающими общему благу. Они объявляются якобы необходимыми для борьбы со стихийными бедствиями, такими, например, как наводнение во время бурного при­лива в Гамбурге. Но прежде всего это так называемое общественное мнение, воздействию которого монополи­стическая буржуазия систематически подвергает все на­селение, и это мнение должно подготовить население идеологически к достижению целей, выдвинутых господ­ствующими кругами. Особенно усилилось влияние нацио­налистической пропаганды на население Западной Гер­

мании после дюссельдорфского съезда ХДС. Смысл этой пропаганды — завоевать население для осуществления старых, агрессивных целей. Предпринимаются попытки скрыть, таким образом, от народа действительные опас­ности, вытекающие из создания «формируемого обще­ства». После дюссельдорфского съезда ХДС, кроме того, все яснее становится стремление еще больше приукра­сить планы «формирования» христианской аргумента­цией.

Все так называемые средства массовой пропаганды (телевидение и радио, «Бильд-цайтунг» и другие буль­варные газетенки, брошюры и книги, кинофильмы и грампластинки и пр.), в большинстве своем находящие­ся под контролем крупных концернов, непрестанно вы­ступают в духе «единого общественного сознания», иден­тичного целям монополистов. Будь то антикоммунисти­ческие фильмы или брошюры, лживые радиопередачи об агрессии США во Вьетнаме или романы, обвиняющие социализм в ереси в духе Геббельса, будь то «комиксы», прославляющие убийства и секс,— все это неуклонно, систематически и многократно подчинено одному: оту­чить людей думать самостоятельно, не дать большинству народа составить себе действительную картину обще­ственного развития. Большинство населения не должно узнать истинных виновников двух мировых войн, под­линных авторов чрезвычайных законов, тех, кто угрожает развязать атомную войну. Концерны Шпрингера и Бер­тельсмана и все остальные монополистические хозяева средств массового идеологического воздействия в импе­риалистической Западной Германии делают все, чтобы подавляющая часть населения не смогла сама вырабо­тать собственное сознание относительно сегодняшней действительности, чтобы умы западных немцев система­тически направлялись суррогатным «единым обществен­ным сознанием», создаваемым с помощью средств бур­жуазной пропаганды.

Тесно связаны с этими разнообразными формами ма­нипулирования так называемым общественным мнением, сознанием миллионов западногерманских граждан «дру­гие, современные технические приемы управления и фор­мирования политического мнения», которые Эрхард при­числяет к плану «формируемого общества». С одной стороны, к нему также относятся многочисленные сред­

ства и возможности государства по направлению обще­ственного мнения в угодную для монополистов сторону. Сюда входят и работа государственного аппарата с об­щественностью, возможности оказания влияния на сред­ства массового идеологического воздействия, тесные свя­зи с ними. Это распространяется и на «изучение Восто­ка» в школах, и антикоммунистическую пропаганду сре­ди сотен тысяч военнослужащих бундесвера. Таким образом, монополиям и государству предоставлены неограниченные возможности для непрерывного воздей­ствия в духе «единого общественного сознания» на каж­дого отдельного гражданина. К этим же «другим, со­временным техническим приемам управления» причисля­ются в равной степени чрезвычайные законы и лишение власти парламента, постепенное полное лишение прав демократических сил, большинства населения, а именно с помощью финансовой реформы, «германского общего дела», угрозы принятия чрезвычайных мер и многих дру­гих способов. Но это одновременно означает, что тех, кто не изъявляет желания надеть смирительную рубашку «единого общественного сознания» и выступает против «формирования», ждут наручники и дубинка.

Наряду с другими демократическими требованиями, выдвигаемыми в борьбе против планов «формирования», в организации действенного отпора попыткам «формиро­вать» умы огромную роль сыграло бы установление де­мократического контроля за средствами так называемо­го массового воздействия. Но особенно необходимо, что­бы силы, которым 'грозит «формирование» — рабочий класс, крестьянство, мелкая и средняя буржуазия — и которые объективно подвергаются гнету монополий, сами осознали, какая судьба уготована им, если планы создания «формируемого общества» станут реальностью. Главное же состоит в том, чтобы большинство населения осознало: «формируемое общество» — это не лозунг, за ним кроется смертельная опасность.

Всем, кто является объектом «формирования», жиз­ненно важно отдавать себе отчет в том, что в конечном итоге это было бы униформированное общество, в кото­ром монополистический капитал, задающий тон, после «формирования» одел бы в униформу насильственно призванных рекрутов и использовал бы их в конце кон­цов для осуществления своих агрессивных замыслов.

Также важно осознать, что это было бы хлороформ^ рованное общество, ибо от здравомыслящих людей нель­зя было бы, конечно, ожидать, что они всерьез примут «формирование» под флагом общего блага. Чтобь^ скрыть истинное существо дела, используются все мно­гообразные средства духовного воздействия.

Большое значение имеет понимание того, что возник­ло бы деформированное общество, которое бесцеремонно/ претворяло бы в жизнь цели монополистической буржуа­зии, грубо попирало волю народа и управляло, применяя методы диктатуры, как об этом уже свидетельствует тяга к чрезвычайным законам, ибо, конечно, не случай­но, что именно сейчас господствующие круги столь ак­тивно стремятся протащить чрезвычайные законы. Они должны стать рычагами «формирования».

Несомненно, решающей задачей является осознание приближающейся опасности и в связи с этим необходи­мость сплоченных действий всех, против кого направле­ны планы «формирования». От того, насколько это удаст­ся, зависит дальнейшее будущее Федеративной Респуб­лики, в решающей степени зависит сохранение мира. Сорвать планы монополистической буржуазии, помешать ей добиться так называемого «общего блага» при помо­щи чрезвычайных законов — вот действительно жизненно важная задача.

А ЕСЛИ ВЫ НЕ СОГЛАСНЫ...

«Главной проблемой „формируемого общества”, вокруг которой по сути дела и идет речь в высказываниях феде­рального канцлера по этой теме, является вопрос о том, как... можно завоевать, укрепить и сохранить единство этого общества, единство, в решающей степени основы­вающееся на том, что все относящиеся к нему группы и индивидуумы соразмеряют свои мысли и действия с об­щим благом»,— так говорится в «12 тезисах о „форми­руемом обществе”».

Как же, следовательно, должен осуществляться план «формируемого общества»? После всего того, что мы уз­нали до сих пор, собственно говоря, не так уж и сложно добраться до сути — выяснить эти пути, ибо ведь, несмо­тря на заверения в «свободно демократическом» харак­

тере этого строя и в «добровольном взаимодействии всех групп, подчиняющих свои интересы совокупным це­лям общества», остается лишь одно подчинение, а сво­бода и демократия ликвидируются. И это более чем оче­видно. Как известно, еще несколько лет тому назад один боннский министр внутренних дел сказал, что поборни­кам защиты конституции можно было бы в конце концов и не всегда носиться с Основным законом, а федераль­ный канцлер заявил, что не следует быть столь «щепе­тильными».

При осуществлении планов «формируемого обще­ства» намереваются действовать, отбрасывая щепетиль­ность. По этому поводу уже высказался Эрик Фёгелин: «Множатся голоса, считающие неизбежным... принятие законодательных актов против рабочих в случаях, если они своим неблагоразумным поведением будут угрожать рациональности общего процесса». Если, продолжает он дальше свою мысль, «конференции, беседы, дискуссии, переговоры и соглашения» между различными классами и слоями населения с противоречивыми интересами не «приводят к решениям» и «общее дело попадает в ста­дию стагнации, а для экономического существования членов общества возникает серьезная угроза, например из-за роста безработицы, не остается иной альтернати­вы.., как переход от политической демократии к какой- либо форме авторитарного или тоталитарного режима». Именно об этом и поведал миру «Хандельсблат», орган западногерманской крупной буржуазии, в обширной статье в номере от 1—2 октября 1965 г., посвященной «формируемому обществу», план создания которого был выдвинут канцлером. В ней, между прочим, говорилось: «Если группы и союзы не объединятся... добровольно, то необходимо считаться с тем, что государство в конце концов будет действовать железным кулаком...».

Таким образом, монополистическая буржуазия вновь грозит большинству населения: если вы не согласны, мы применим силу! Тот, кто не хочет подчиняться добро­вольно, будет принужден к этому. Когда владельцы кон­цернов видят, что для их прибылей возникает угроза, когда они чувствуют, что их трон начинает шататься, ко­гда подавляющая часть народа больше не желает скло­няться перед диктатурой, когда профсоюзы руководству­ются в своей деятельности не интересами монополий, а

жизненными интересами рабочих и служащих, — тогда монополистическая буржуазия беззастенчиво прибегает к тоталитарному господству. 1933 год является ныне для всех напоминанием и предостережением.

На это можно возразить: ведь нынешняя ситуация совсем иная, чем тогда, когда свирепствовал самый круп­ный из всех кризисов. Все это так. Но после правитель­ственного заявления Эрхарда, сделанного им 10 ноября 1965 г., монополистическая буржуазия Западной Герма­нии уже предпринимала попытки фальсифицировать да­же факты, характеризующие экономическую жизнь, в глазах западногерманского населения. В прессе, по ра­дио и телевидению, в официальных выступлениях запад­ногерманских политических деятелей и в высказываниях представителей крупной промышленности в мрачных то­нах говорилось об опасности экономического кризиса. Всю вину за это вместе с наступающей инфляцией, вы­званной прежде всего безудержным повышением цен монополиями, чудовищно растущими расходами государ­ства, гонкой вооружений и т. д., правители боннского го­сударства пытались взвалить на рабочих и служащих, на профсоюзы. Они должны за все это нести ответствен­ность перед общественностью, их надо клеймить позором за растущие до сих пор цены, а если дело пойдет и даль­ше так, то им можно было бы приписать вину даже и за экономический кризис. Получилась бы курьезная кар­тина: представители профсоюзов и другие представители трудящихся должны были бы доказать, что вообще не может быть никакой речи об опасности наступающего кризиса. Какие же цели преследовались при этом? Если бы с помощью этих методов удалось настроить «обще­ственное мнение» против профсоюзов, то для монополий, конечно, было бы относительно легко отклонять требова­ния профсоюзов о повышении заработной платы, ис­пользуя лозунг «угрозы экономическому существованию членов общества», вести борьбу с ними при помощи го­сударственной власти и, проявляя заботу об «общем благе», практиковать «какую-нибудь форму авторитар­ного или тоталитарного режима».

Несомненно, монополистическая буржуазия в буду­щем попытается осуществить свои цели таким и подоб­ным образом. «Современные приемы правления» как раз и направлены на то, чтобы манипулировать обществен-

иым мнением в свою пользу и, кроме того, применяя средства массового воздействия, изолировать прежде всего силы, выступающие против антидемократических и враждебных миру планов. Чтобы достигнуть цели «формирования» внутри страны, поборники этих планов не откажутся ни от какого средства.

Но «формируемое общество», по мысли его поборни­ков, никоим образом не должно ограничиться только Федеративной Республикой. «Формирование» внутри страны является всего лишь предпосылкой для того, чтобы иметь возможность заниматься «формированием» и за пределами ФРГ. Эрхард объявил в Дюссельдорфе: «Формируемое общество... идеологически и политически уничтожит социализм». Конечно, западногерманский им­периализм тем самым и на этот раз поставил перед собой недостижимую Цель. Военная попытка осуществления этих планов в отношении ГДР и других социалистиче­ских государств, которые, очевидно, также должны быть «сформированы», втянула бы в войну не только Запад­ную Германию. Тем самым была бы вызвана опасность развязывания мирового атомного конфликта.

«Формируемое общество», кроме того, как его оха­рактеризовал Эрхард, «не является моделью, функцио­нирующей лишь в рамках националы-юго государства. Наоборот, в нем может найти свое выражение картина единой Европы». Но и этого оказывается мало, ибо даль­ше говорится: «Более того, „формируемое общество” спо­собно стать руководящей идеей как в преобразовании нашей части света, так и в экономическом и социальном развитии других народов». Но тем самым «формируемое общество», подобно аналогичным концепциям недавнего прошлого Германии, рекламируется как спасительное средство и для других народов. С полным основанием депутат от СДПГ Густав Хайнеман во время обсуждения в бундестаге правительственного заявления констатиро­вал в ноябре 1965 года: «Что, разве мир должен вновь лечиться по германскому рецепту, только теперь по эр- хардовскому образу жизни внутри страны и по статье новогерманского экспорта за ее пределами?».

Зловещие возникают параллели, если сравнивать ны­нешнюю обстановку с обстановкой накануне прихода Гитлера к власти. В начале мирового экономического кризиса 1929—1933 годов, 12 декабря 1929 г., монополи­

стическая буржуазия обсуждала на чрезвычайном со­брании членов имперского союза германской промыш­ленности, ведущей организации предпринимателей, во­прос о том, как можно было бы преодолеть возникшие трудности. На этом заседании среди других выступавших председатель союза саксонских промышленников Виттке потребовал создать «крепкое и стабильное правитель­ство, которое серьезно намерено принимать решительные меры». Ныне представители монополий выдвигают точно такие же требования. Можно сослаться только на одного, на Йозефа Виншу, который, например, имея в виду Люд­вига Эрхарда, писал в декабре 1965 года в органе пред­принимателей «Ди аусшпрахе»: «Успешный знаменосец рыночного хозяйства, который раньше мог полагаться на функцию свободы, не предпринимая особых усилий с целью вмешательства, ныне обречен на реалистическое руководство, на энергичные действия». Между прочим, это тот самый г-н Виншу, который в своей изданной в 1941 году в Берлине книге «Предприниматель в новой Европе» в качестве «предпосылок европейского экономи­ческого сообщества» называл, среди .прочих, «победу Гер­мании, успешную революцию национал-социализма, ко­торая заменит идеи французской революции и принципы британского парламентаризма...». Существом же этого «европейского экономического сообщества» в экономике, «точно так же как и в политике, будет не демократиче­ское равенство, а составная иерархия». В «Дойче альге- майне цайтунг» от 18 июня 1944 г. Виншу, наконец, объ­являл, что «нет никакого сомнения в том, что война... снова и снова будет выступать в качестве спасительного института, который просто будет автоматически вклю­чаться каждые 20—30 лет для того, чтобы приостановить перепроизводство за счет огромного государственного потребления».

На заседании союза промышленников в декабре 1929 года Виттке сказал: «Если парламент не справляет­ся и не может справиться со своими задачами, тогда не остается ничего иного, как вновь... прибегнуть к обяза­тельным распоряжениям... Я вовсе не одинок, когда заявляю: закон о предоставлении чрезвычайных полно­мочий может быть еще единственной помощью». Прези­дент имперского союза германской промышленности и шеф концерна «ИГ Фарбен» Карл Дуисберг требовал

тогда: «Необходимо делать не половину, а всю работу целиком. Компромиссы больше не помогают. Речь идет о принципе, о всей системе». Чтобы добиться в конце концов этого, эти круги подтолкнули Гитлера к власти, предоставили ему при помощи чрезвычайного закона в 1933 году неограниченные полномочия и затем с удов­летворением констатировали, что их расчеты оправда­лись: фашизм действительно сделал «всю работу», он не шел на компромиссы, а, напротив, с неизвестной дотоле жестокостью подавлял всех, кто не хотел подчиняться, будь то коммунисты или социал-демократы, интелли­генция или представители прогрессивных слоев буржуа­зии, будь то католики, протестанты или евреи. Против всех фашизм действовал именно так, как об этом гово­рит ныне «Хандельсблат»,— он действовал «железным кулаком».

Результатом тогдашнего развития, начало которому положил «закон о предоставлении чрезвычайных полно­мочий правительству», были смерть миллионов и огром­ные разрушения почти во всей Европе. Но атомная война затмила бы даже все эти ужасы. А ведь с помощью нынешних чрезвычайных законов, являющихся суще­ственной частью «формируемого общества», боннское правительство может «развязать атомную войну». Изда­тель журнала «Шпигель» Рудольф Аугштейн подчерки­вал в 16-м номере журнала за 1966 год: «Для этой — маловероятной — обычной войны, войны без атомного оружия, не нужен этот чудовищный аппарат мобилиза­ции, частично являющийся... даже помехой. Но развя­зыванию атомной войны он не только не препятствует, но, напротив, способствует». На это, очевидно, направ­лены повторяемые вновь и вновь требования представи* телей Бонна, как, например, заявление президиума ХДС от 23 августа 1965 г. — «о праве принимать участие в обсуждении вопросов, связанных с атомным оружием» или выдвинутое 12 апреля 1966 г. шпрингеровской газе­той «Ди вельт» требование «о ядерном партнерстве бун­десвера—». Ссылаясь на боннские планы получить от США право распоряжаться атомным оружием взамен обязательств Западной Германии в отношении Вьетнама, «Ди вельт» далее писала: «Бонн не может стать полити­чески более активным вне рамок НАТО (во Вьетнаме), пока Вашингтон остается пассивным в германском во­

просе (право участия в распоряжении атомным ору­жием)».

«Формирование» железным кулаком внутри страны, использование всех средств политического и военного давления, вплоть до атомной бомбы во внешней полити­ке,— вот какую перспективу ныне открывает возродив­шийся западногерманский империализм. Вот что скры­вается, если вдуматься, за этой кажущейся столь бли­стательной концепцией «формируемого общества», которую так рьяно расхваливают боннские официальные представители. Немецкому народу, правда уже не еди­ножды, обещали всевозможные блага. «Я веду вас на­встречу прекрасным временам!» — кичливо объявил Вильгельм II перед первой мировой войной. Конечно, для крупной промышленности гонка вооружений и мировая война означали огромные прибыли, а для милитаристов это убийство народов было, по словам Гинденбурга, «подобно водолечению». А чем заплатило за это подав­ляющее большинство населения?

«Дайте мне четыре года — и вы не узнаете Герма­нии!»— провозгласил три десятилетия спустя Гитлер, вновь посуливший немецкому народу златые горы. «Солнце будет сиять для вас даже в подвалах!» — вещал Геббельс. Он был прав, хотя многие из тех, кому были адресованы эти слова, представляли себе это иначе. Когда ужасная вторая мировая война окончилась, солн­це действительно засияло в сотнях тысяч подвалов, кото­рые стали единственными жилищами после разрушения в результате бомбардировок сотен тысяч жилых домов. Немецкий народ оплакивал миллионы убитых. Владель­цы же огромных заводов, производивших военные само­леты и танки и циклон-В для массового уничтожения уз­ников Освенцима, вновь смогли, по словам известного западногерманского публициста Курта Притцколейта, пройти «лечение усиленным питанием под сенью сва­стики».

Вновь прошло тридцать лет. Теперь на знамени на­писано: «формируемое общество». «Куда же хотят нас вести?» — спрашивает гражданин ФРГ. «Что означает формируемое общество я германское общее дело»? Этот же вопрос был поставлен в одном из предвыборных объявлений, набранных крупным шрифтом и помещен­ных в газетах ХДС перед выборами в бундестаг, и в

частности 8 июня 1965 г. во «Франкфуртер альгемайне цайтунг». Под рубрикой «Сограждане спрашивают — канцлер отвечает» было помещено следующее разъясне­ние Эрхарда: «Во время послевоенной разрухи „соци­альное рыночное хозяйство” более походило на лозунг. Ныне каждый — у нас и за границей — понял, что оно означает волшебную формулу немецкого экономическо­го чуда...». После такого разъяснения послевоенного раз­вития, отвечающего духу западногерманских монополий, он продолжал: «Социальное рыночное хозяйство доби­лось признания. Так должно быть и впредь. Затем обри­суются также контуры обоих новых понятий — «форми­руемое общество» и «германское общее дело», опре­деление которых я дал добрых два месяца назад, и эти понятия со временем будут восхваляться в качестве вол­шебных формул».

Силы, проповедующие «волшебные формулы», слиш­ком хорошо известны, слишком горьки уроки двух миро­вых войн для подавляющего большинства народа и слишком очевидны истинные цели «формируемого обще­ства», чтобы можно было ожидать чего-то хорошего от таких слов. Для монополистической буржуазии, а именно для ее эгоистичных интересов наживы, это, конечно, «волшебные формулы». Для всех же остальных это — грозящая опасность, диктатура и атомный ад.

Правда, сегодняшнее время — это уже не 1914 и даже не 1939 год. Ныне владельцы конце2нов властвуют еще лишь над частью Германии, и власть монополий прости­рается еще всего лишь на часть земного шара. Более чем на трети нашей планеты народы создают социали­стическое, коммунистическое общество. На месте быв­ших колоний возникли антиимпериалистические нацио­нальные государства.

В капиталистическом мире также многое изменилось. Сложились значительные силы, выступающие за мир и демократию. И в ФРГ организации рабочих и служащих, многие члены профсоюзов, трудящиеся социал-демокра­ты и христиане, представители интеллигенции, мелкой и средней буржуазии, писатели, художники и другие бо­рются за демократию и мир, выступают против господ­ствующих кругов боннского государства, преследующих противоположные цели.

Прежде всего растущее сопротивление вызывают ожесточенные попытки правительства протащить чрез­вычайные законы — эти рычаги для осуществления пла­на «формируемого общества». И все же силы, которым это непосредственно угрожает, еще недостаточно сплоче­ны для борьбы со сторонниками этих антигуманистиче­ских планов. Многие думают, что «формируемое об­щество»— это просто лозунг. Они еще не распознали полностью той огромной опасности, которая им непосред­ственно угрожает. И все же дело не только в том, что де­мократические силы также и в Западной Германии разо­блачают эти планы. По мере усиления попыток западногерманской монополистической буржуазии, на­правленных на осуществление планов «формирования», становится все более очевидным и характер самих этих планов, а вместе с тем растет понимание сущности этих антинародных замыслов.

С полным основанием 1128 представителей интелли­генции Западной Германии, священники и врачи, жур­налисты и писатели, высшие чиновники, юристы и др. подчеркивали в своем обращении к делегатам VII съез­да ОНП в мае 1966 года: «То, что должно быть достиг­нуто в политической и экономической областях путем создания „формируемого общества”.., можно в извест­ной степени сравнить с военно-тоталитарной точки зре­ния с чрезвычайным законодательством... Судьба Вей­марской республики должна быть для всех нас предосте­режением. Тогда не осознали своевременно, как была подорвана конституция, и сопротивление оказывалось слишком поздно. На этот раз пока еще не слишком поздно».

Решение, принятое большинством делегатов VII съез­да ОНП, отклонять, как и прежде, чрезвычайные законы доказывает, что растет фронт тех, кто, несмотря на мно­гочисленные попытки запугивания и демагогические ар­гументы, выступает против чрезвычайного положения и «формируемого общества». Но в зависимости от того, в какой мере подавляющему большинству населения удастся предотвратить планы «формирования», отразить покушения на его существование, насколько успешно удастся вести борьбу против монополий, апологетов этих опасных планов, ограничить их власть, в такой же мере и удастся обеспечить прочный мир, добиться установле­

ния и в Западной Германии антимонополистического, демократического строя на благо подавляющего боль­шинства народа, в духе подлинного общего блага.

Демократические силы Западной Германии, которые особенно заинтересованы в мире,— члены профсоюзов, социал-демократы, коммунисты, крестьяне, представите­ли интеллигенции, средних слоев, буржуазии в ходе ди­скуссий и в своих решениях уже выдвинули целый ряд требований и предложений о проведении в ФРГ меро­приятий, необходимых для осуществления и обеспечения основных интересов подавляющего большинства народа. Право участвовать в определении своих судеб во всех общественных сферах, прежде всего право участия в уп­равлении предприятиями и право контроля, осуществляе­мого миллионами рабочих и служащих, занятых в про­мышленности, является основным требованием первосте­пенного значения. Осуществление этих требований означает, что неизбежно будет происходить постепенное изменение соотношения сил на огромных промышленных предприятиях, что будут завоеваны мир, демократия и общественный прогресс. При этом чрезвычайно важное значение приобретает осуществление планирования в де­мократических формах, планомерного развития мирной экономики.

Демократическая земельная реформа, демократиза­ция сельскохозяйственных кооперативов и т. д.— таковы дальнейшие требования прогрессивных кругов Западной Германии. Многие справедливо требуют увеличить эко­номическую мощь земель и общин за счет снижения рас­ходов на вооружение и увеличение налогообложения при­былей монополистической буржуазии, с тем чтобы иметь наконец возможность решать в интересах мирного раз­вития неотложные задачи в области здравоохранения, транспорта, образования и т. д.

Демократизация государства во всех сферах его дея­тельности, устранение из него всех антидемократических сил, прежде всего военных и нацистских преступников, относятся к числу неотложных задач, так же как и, на­конец, действительное равноправие женщин в Западной Германии, и осуществление основных прав молодежи. Демократизация образования, гарантия права на обра­зование для всех, независимо от кошелька родителей, реализация демократических требований представителей