Оглавление
Стр.
Предисловие 5
Предисловие автора к третьему изданию 15
Очерк истории и литературы международного права 18
ВВЕДЕНИЕ
Глава I. Понятие международного права 51
Глава И. Международное право и внутреннее право 63
A. Значение различия двух правопорядков . 67 Б. Эффективность, законная сила и продолжительность действия норм двух правопорядков . 69
B. Невозможность противоречий между нормами двух правопорядков 70
Г. Возможность отсылок между двумя правопорядками 72
Глава III. Источники международного права 77
А. Договоры 79
Б. Обычаи 83
Кодификация международного права 88
Глава IV. Пределы действия международно-правовых норм 95
1. В отношении субъектов, к которым применяются международно-правовые нормы 95
2. В отношении срока действия 99
3. В отношении обязательной силы 102
Глава V. Координация, толкование и применение международ-
но-правовых норм 107
А. Координация 108
Б. Толкование и применение ПО
а) Определение норм 110
б) Толкование норм 112
Часть первая. ОБЩАЯ ТЕОРИЯ
'лава I. Субъекты 125
1. Международная правосубъектность 123
1. Национальность 127
2. Общественные группы, которые ввиду своих условий жизни и уровня цивилизации не участвовали в соглашениях, которыми устанавливались международные нормы 129
3. Индивиды 132
4. Государственные органы 135
5. Католическая церковь и Святейший престол- 137
Международно-правовое положение Святейшего престола
в силу Латеранских соглашений 148
6. Объединения государств 157
2. Принцип международной правосубъектности 162
A. Понятие признания 164
Б. Особые условия признания 169
B, Форма признания 171
Г Признание с!е Гас1о и признание йе 1*иге 171
Д. Последствия признания 173
Е. Признание с дополнительными условиями 174
3. Прекращение международной правосубъектности 176
1. Влияние конституционных перемен на правосубъектность государства 177
2. Влияние территориальных изменений на правосубъектность государства 181
4. Юридические признаки субъектов 183
а) Государства — члены объединений 185
б) Лига Нации 192
в) Зависимые государства . 195
г) Политическая организация Британского Содружества Наций 206
д) Государства под протекторатом 213
е). Нейтрализованные государства 222
лава II. Органы 231
1. Общие замечания 231
2. Индивидуальные органы' 235
1) Глава государства _ . 236
A. Нотификация и признание . 236
Б. Возложение на государство ответственности за действия
главы государства 237
B. Римский папа 239
2) Министр иностранных дел 239
3) Дипломатические агенты 240
A. Право .посольства: активное и пассивное 241
Б. Классификация дипломатических агентов 242
B. Аккредитование 244
Г. Окончание дипломатической миссии .[245
4) Консулы 246
A. Происхождение и развитие консульского института 247
Б. Право* посылать и принимать консулов 251
B. Категории консулов 251
Г Экзекватура 252
Д. Деятельность консулов 253
5) Агенты и комиссары 253
6) Законные комбатанты 254
7) Военные командиры во время воины 255
$ 3. Коллективные органы 255
A. Понятие и характерные признаки 257 Б. Порядок образования коллективных органов 259
а) Назначение со стороны отдельного государства 259
б) Назначение, сделанное по соглашению между заинтересованными государствами 261
в) Назначение со стороны коллективных органов 262
г) Смешанные способы назначения 263
д) Назначение со стороны одного государства, на которое такое назначение возлагается 263
B. Нормы для функционирования коллективных органов 264
Вменение и последствия действий коллективных органов 266
Д. Классификация коллективных органов 268
1) Выработка международных юридических норм со стороны коллективных органов 268
2) Органы для урегулирования международных расхождений 271
а) Следственные и согласительные комиссии 272
б)-Международные арбитражные суды. Постоянная палата международного правосудия 273
3) Исполнительные органы 275
1. Органы коллегиальные 276
2. Органы ведомственные 284
Глава III. Юридические факты 291
1. Общие замечания 291
1) Факты природного характера 293
2) Факты из жизни индивида 294
3) Факты, относящиеся к государству 294
2. Волеизъявления государств в области международных отношений 295
I. Общая теория . 295
II. Односторонние акты 301
1. Нотификация 302
2. Признание 303
3. Протест 304
4. Отказ 304
II. Двусторонние акты 305-
Понятие и терминология . 307
Существенные требования . 30&
1. Субъекты 308-
2. Объекты ЗШ-
3. Воля 310*
4. Форма 318-
Регистрация договоров 324 Дополнительные определения 335*
1. Срок 337
2. Условие 339
3. Оговорки 341
.ействие договоров 344
А. Действие договоров между сторонами . 344
Б. Действие договоров в отношении к третьим (государствам) 351
а) Договоры, затрагивающие третьн государства 352:
б) Договоры в пользу третьих государств 357
рисоединение к договору или вступление в догозор 362.
словне наибольшего благоприятствования 366
снования прекращения действия договоров 371
Соглашение сторон 372
.Выполнение 372
Отказ . 373
Истечение срока действия 3/ 3
Денонсация 375
Прекращение существования субъектов 37&
Невозможность исполнения 376
Резолютивное условие 377
а) Действие войны на договоры 377
б) Оговорка геЬиз 51с $1апШш5~~ 384
Неисполнение договора одной из сторон 391
5. Международные деликты 392
Понятие 393
Элементы международного деликта 394
А. Вменение 394-
1. Действия органов государства 395
2. Деликты, совершенные отдельными лицами 404
5. Неправомерные действия 411
Проблема вины 414
Обстоятельства, исключающие ответственность 421
а) Необходимая оборона . 422
б) Состояние крайней необходимости 422
б) Самопомощь 428
Правовые последствия неправомерного действия 429
1) Удовлетворение 434
2) Возмещение 435
а) Реституция . 436
б) Воамещение убытков 437
Косвенная ответственность 441
ОРГАНЫ § 1. Общие замечания
Библиография. Е. В е г п а I г 1 к, 01е зипзИзсЪе РегзопНсНкеИ бег ВеЬогёеп, извлечение из «АгсЫу Шг бЯеп'Ш- сЬез КесЬЪ), Вё. V, 1890; О^ е 1 И п е к, А11§етете 51аа1з1еНге,
2. Аш1., ВегНп, 1914, Кар. XVI, 5. 540, Я.; 1ёет, Зузсет ёег 5иЬ]ек11уеп бЯепШсЬеп КесМе, 2. АиЯ., ТйЬт§еп, 1905, 5. 139 Я., 212 Я.; Н. К е 1 5 е п. Наир1ргоЫете ёег 81аа1:5гес]1151е11ге, ТйЫп§еп, 1911, Кар. XVII, 5. 450 Я.; «А11§етете 51ааЫе11гё», ВегНп, 1925, Кар. VIII, 5. 262 Я.; М. М а г 1 п о п 1, Ьа гезроп- заЬШ1а ёе^Н 51аЯ рег~§И аШ ёе1 1ого гарргезеп1ап1:1 5есопёо 11 ёт11о т1:ета21опа1е, Коша, 1914, № 5 зе§§.; А. Уегёгозз, Б1е Уепаззипе ёег Уб1кеггесЬ1з2ететзс[1]паЯ:, сИ., 5. 46 Я., 75 Я. 1
Часто говорят о воле и деятельности государства. Рассмотри м теперь, какой же смысл вкладывается в эти понятия.
Волеизъявления и деятельность имеют в юриспруденции свое собственное значение, отличное от значения, которое они имеют в других науках — в психологии, этике, физиологии и т. д. В то время как, например, для психологии воля является конкретным волевым актом или желанием, для юриспруденции воля есть то, что юридически расценивается как желаемое, то есть то, что право считает принадлежащим данному субъекту, независимо от того, совпадает ли это или нет с самим волевым актом. То же и в отношении деятельности: не мускульное дви-
жение, но акт, вменяемый субъекту, юридически означает действие этого субъекта. Определение юридического вменения вытекает исключительно из нормы; какое-либо желание, действие приписываются данному субъекту часто только потому, что это предусматривает норма. Таким образом, юридическое вменение ясно отличается от отношения причинности. Тот или* иной факт юридически оказывается связанным с данным субъектом не потому, что он совершен или желаем последним в том смысле, в каком это понимается в физиологии или психологии, но именно только потому, что это ему приписывается нормой. Понятно, что юридическое вменение может совпадать и часто совпадает с психологическим или физиологическим отношением причинности, но оно может также существовать без него либо же вступать с ним в противоречие.
В связи с этим легко объяснить, чем являются воля и деятельность государства. Если мы станем на почву физиологии и психологии, то найдем лишь действия и волеизъявления индивидуального характера. Но имеют место такие действия и волеизъявления отдельных лиц, которые юридически равнозначны действиям и волеизъявлениям самого государства, поскольку право относит их к государству или же предполагает, что они относятся к обязанностям и правам государства в том смысле, который разъяснен нами на стр. 124 и сл.[2] Эти отдельные лица являются органами государства (бр^ауо'^ — инструмент). При том значении, которое юриспруденция приписывает воле и деятельности, становится возможным персонификация иных единиц, чем человеческая личность, и даже человеческой личности, которая неспособна по возрасту или по болезни желать или действовать.
Аналогия между органом и представителем очевидна[3]; действия одного и действия другого юридически равнозначны действиям субъекта[4]. Но имеется также значительная разница: представительство подразумевает отношение между двумя субъектами права, потому что если можно сказать, что представитель не является лицом в соответствии с нормами, которые определяют права и обязанности представляемой стороны, то, напротив, он, несомненно, является таковым в соответствии с нормами, которые определяют права и обязанности самого этого представителя по отношению к представляемой стороне. Однако орган может и не быть лицом или не быть им с точки зрения правопорядка, с которым он связан. Представительство одного субъекта международного права может иметь место только по отношению к другому субъекту международного права; напротив, не исключено, что личность может быть органом государства также и в области международных отношений[5].
Поскольку вменить какой-либо факт определенному субъекту означает предположить наличие присущих этому субъекту прав и обязанностей, вменение факта предполагает личность, или, лучше сказать, сливается с нею. Таким образом, субъект юридического вменения и личность являются синонимами.
Международно-правовые нормы вменяют волю и действия органов субъектам международного правопорядка. Иногда юридически значимое выражение воли по международному праву относится только к данному субъекту, и в этом качестве оно приводит к определенным юридическим последствиям. Иногда, напротив, оно относится к двум или нескольким субъектам вместе и в этом качестве приводит к данным последствиям. В первом случае орган образуется тем или иным субъектом, и на основании этого международное право вменяет действия этого органа самому субъекту. Во втором случае орган образует несколько субъектов на основе соглашения между ними, и тогда действия органа вменяются этим субъектам в соответствии с их соглашением. Процедурой первого рода право специально обеспечивает охрану частных интересов отдельных субъектов, одного по отношению к другому; процедурой второго рода право обеспечивает охрану общих интересов нескольких субъектов.
Органами международных отношений, таким образом, являются:
а) органы, образуемые отдельными субъектами международных отношений, и, следовательно, органы, воля и действие которых юридически равнозначны воле и действию данного субъекта по отношению к другим субъектам. В большинстве случаев таковыми являются глава государства, дипломатические агенты, консулы; эти органы мы называем индивидуальными органами; б) органы, образуемые группой государств, и, следовательно, органы, воля и действие которых относятся по между-
народному праву к двум или более субъектам, вместе взятым. Таковы глава государства в реальной уник, дипломатические агенты конфедерации, Совет, Ассамблея и постоянно действующий Секретариат Лиги Наций, различные комиссии и международные службы и т. д. Эти органы мы в данной работе называем коллективными органами. Едза ли есть надобность указывать, что не следует считать органом, образуемым группой государств, отдельное лицо, которое облечено свойством органа нескольких государств в отдельности, так что его воля и действие- вменяются то одному государству, то другому. Таковы глава, государства в личной унии или лицо, которое исполняет одновременно функции консула двух или нескольких государств.
Юридическое вменение, будучи строгим следствием самой нормы, происходит в каждом правопорядке на основе норм, свойственных этому правопорядку, поэтому в международных отношениях оно происходит на основе международно-правовых норм. Именно международное право вменяет государству волеизъявления и действия определенных индивидов, то есть, исходя из таких волеизъявлений и действий, презюмирует обязанности 1* права одного государства по отношению к другим государствам.. Это означает, что именно международные нормы определяют*, когда волеизъявление или действие индивида юридически имеет такое же значение, как волеизъявление и действие одного или нескольких государств в отношении других государств.
Но естественно, что, так же как каждый правопорядок устанавливает необходимые и достаточные условия вменения, можно подчинить само вменение тому факту, что индивид находится с субъектом вменения в определенном отношении, создаваемом: другим правопорядком. Таким образом, можно сказать, что> международное право вменяет самому государству волю и действия некоторых лиц, если последние находятся с государством, в определенном отношении, которое имеет силу на основании внутригосударственного права, но это, впрочем, происходит только в силу международно-правовых норм и в случаях и в пределах, которые данные нормы устанавливают. Поэтому отношение внутригосударственного права само по себе не имеет значения в международном правопорядке.
Констатация предполагаемых данных для вменения производится посредством определенных способов, вошедших в международную практику, и конкретизируется в официальной аттестации свойстз данных индивидов: в нотификациях, верительных грамотах, полномочиях, внешних признаках и т. д. и т. п. Такая аттестация обычно является необходимым и достаточным: правовым основанием, для того чтобы удостоверить, что индивид находится в данном отношении с государством. Удостоверяя в принятых формах это отношение, международное право*
действует при этом вполне самостоятельно, вменяя государству иногда все имеющие значение для международных отношений проявления воли и деятельности индивида, который рассматривается как государственный орган, а иногда только отдельные определенные проявления, связанные со специальной функцией органа государства. Возможные расхождения между нормами международно-правовыми, которые приписывают государству определенные действия, и нормами внутригосударственного права, которые не предоставляют данному органу соответствующей компетенции, не имеют иного последствия или значения,, чем какие бы то ни было другие расхождения между нормами международными и внутренними. Каждая норма действительна в своей собственной сфере и только в ней одной. Некомпетентность органа, согласно внутреннему праву, не влияет на вменение в соответствии с международным правом, если только это прямо не предусмотрено. Точно так же вменение какого-либо действия по международному праву никогда не может вылиться в ответственность в силу внутреннего права. Естественно, здесь также действует правило, что внутригосударственные нормы должны по возможности истолковываться в гармоничном соответствии с требованиями международного права.
§ 2. Индивидуальные органы
Библиография. В. НйЬ1ег, Б1е Ма§151га1игеп ёез ю1кеггесМПсЬеп УегкеЬгБ, ВегНп, 1900; А. С а V а § П е г 1, ОН ог§аш е${егш де11о 51а1о е 1а 1ого розшопе §шпсНса, Нота, 1912.
Индивидуальными органами международных отношений являются лица или учреждения, установленные тем или иным субъектом международного права; волеизъявления и действия этих лиц или учреждений относятся международным правом к этому субъекту. Это могут быть органы, регулирующие отношения между государствами, каковыми являются, например, дипломатические агенты, или же органы государственной деятельности за границей, образованные в соответствии с международным правом, каковыми являются, например, консулы.
Нормы, касающиеся правового положения и функций этих органов, находят более определенное выражение при изложении системы международно-правовых отношений. Действительно, речь идет о нормах, которые или ограничивают деятельность государства на его собственной территории (таковы, например, нормы, которые устанавливают иммунитет и привилегии иностранных дипломатических агентов), или разрешают осуществлять государственную деятельность на иностранной территории (та ковы, например, нормы, согласно которым государство может поручить своим консулам выполнение определенных ' административных и юридических функций за границей). Здесь мы хотим только изложить концепцию и указать определяющие признаки этих органов в связи с общей теорией, изложенной выше.
Органы, которые здесь определены как индивидуальные органы,- могут выступать также и как органы коллективные. Выше уже указывалось, что таковыми могут быть глава государства в реальной унии и дипломатические агенты конфедерации. Обычно к ним применяются те же самые нормы, за исключением тех видоизменений, которые могут вытекать из соглашения, на основе которого они учреждены.
1) Глава государства
Библиография. V а И Ь е г, Ваз 51:аа15Ьаир1: т йеп КериЬНкеп, 1907, 5. 190 II.; уоп Р г 1 з с Ь, 51:аа15оЪег11аир1:ег, «Убг1егЬисЬ[ дез УбШеггесЫз», Вд. II.
А. Нотификация и признание. Каждое государство официально сообщает всем другим государствам, а последние принимают это к сведению, о лице или коллегии, которым оно присваивает качество общего органа своих отношений с ними, так же как и о каждом изменении в составе такого органа. Как правило, такой орган является вместе с тем высшим органом с точки зрения внутреннего права. Но это вовсе не является обязательным, и демократические режимы, может быть, не склонны делать столь частым это совпадение, чтобы сделать совместимым то удобство, которое в международных отношениях дает простой орган, со все возрастающим преобладанием сложных органов (представительных собраний) в политической жизни государства. Конституционные свойства главы государства, монарха или президента республики, достаточно важные в прошлом, теперь касаются почти исключительно церемониальных моментов, то есть больше обычаев, чем права.
Нотификация и соответствующее признание имеют своей целью и своим последствием уведомление государств об общем органе международных отношений данного государства и ничего более. В частности, они как международные акты сами по себе не имеют какой-либо силы с точки зрения внутреннего государственного права. Вследствие этого они не определяют ни конституционных полномочий, ни законности происшедших изменений. Законность или незаконность изменений относятся только к внутригосударственному праву, в международных отношениях само по себе изменение является простым фактом.
Отсюда вытекает, что, за исключением сказанного выше (стр. 177 и сл.) относительно возможных международных послед ствий. возникающих из изменений во внутреннем строе страны, и в частности относительно возможных нарушений международных обязательств в связи с изменением внутреннего строя или нарушений, явившихся следствием этих изменений, государство не может отказаться принять к сведению нотификацию о происшедшем изменении, без того чтобы такой отказ явился непозволительным вмешательством во внутренние дела другого государства, особенно когда изменение носит действительный и прочный^ характер. Это является вопросом факта, который решается каж-. дым государством так, как оно считает нужным. Здесь, естественно, играет роль политический критерий и, не нарушая юри-. дического принципа, он может предопределить более или менее определенным образом признание. Вопрос становится особенно трудным и сложным, когда положение главы государства фактически оспаривается двумя или несколькими претендентами. Иностранные государства не призваны судить об основаниях притязаний того или иного из соответствующих претендентов. Отсюда следует, что, поскольку признание главы государства однажды состоялось, принятие к сведению нотификации об изменении не может иметь другого основания, как только действительность самого изменения. Остается, таким образом, решить вопрос о возможном признании правительства восставшей стороны при определенных обстоятельствах.
В случае отсутствия по той или иной причине официальной нотификации главой государства с точки зрения международного права является то ‘лицо или тот орган, который фактически выступает в этом качестве.
Б. Возложение на государство ответственности за действия главы государства. Международное право вменяет государству все волеизъявления и все действия, которые глава государства, выступающий в этом качестве, производит в области международных отношений (так называемое ]ш гергезел^ахюшз отштоёае),
Во времена абсолютных монархий этому правилу, вытекающему из молчаливого соглашения между государствами, соответствовали неограниченные правомочия, предоставленные монарху внутригосударственным правом. С переходом к представительному строю такое соответствие становится реже, ибо многие конституции ограничивают компетенцию главы государства, особенно в отношении утверждения договоров, предусматривая необходимое согласие на это других государственных органов и главным образом представительных учреждений [6]. Отсюда возникает вопрос, являющийся одним из наиболее противоречивых в современном публичном праве, а именно, имеют ли силу в международных отношениях конституционные ограничения компетенции главы государства. Например, действителен ли в международно-правовом смысле договор, утвержденный главой государства без одобрения со стороны парламента, которого требует конституция.
Многочисленные споры по этому вопросу почти все грешат одним недостатком, проистекающим из отсутствия ясного представления об отличии международного права от права внутригосударственного и о значении этого отличия. Если исходить из концепции, что международное и внутреннее празо являются двумя различными правопорядками и что нормы одного не имеют для другого юридического значения без специальной ссылки на этот счет, то следует допустить, что ограничения компетенции главы государства, установленные конституцией, могут стать предпосылкой решения вопроса о вменении в международных отношениях только в силу международных норм, ссылающихся на эти ограничения. Верно, что международное право предоставляет государству создание своего органа, ко то же самое международное право вследствие этого предопределяет вменение государству волеизъявлений этого органа и соответственно устанавливает условия этого вменения. Иными словами, нужно доказать существование такой нормы международного права, которая вменяет государству волеизъявление, совершенное главой государства, при условии, что оно совершено в соответствии с конституционными предписаниями. Но ведь такой нормы не существует. Напротив, государства убеждены скорее в том, что нет, не должно быть и неудобно допускать какой-либо прямой проверки соответствия действий, совершенных главой иностранного государства, требованиям конституции данного государства. Эти действия относятся поэтому к государству, поскольку существуют и исключительно поскольку существуют формальные внешние условия, установленные в самом международном праве. Поэтому договор, соответствующий требованиям международного праза, будет действителен даже в том случае, если глава государства совершил действие, на которое его не уполномочивали, или, во всяком случае, нарушил свои собственные конституционные обязанности.. С другой стороны, действительность договора, относящаяся только к международным отношениям, не препятствует тому, что нарушение конституции может создать последствия, которые сказываются з сфере внутреннего правопорядка. Мы увидим в другом месте, что нормы международного права, относящиеся к выработке договоров, впрочем, подвергаются видоизменениям, с тем чтобы сделать возможным соблюдение обязательств, которые многими конституциями возлагаются на главу государства.
В. Римский папа- Аналогичным положению главы государства как органа международных отношений государств является положение верховного первосвященника как главы католической церкви, поскольку последняя признается субъектом международного права. Такая аналогия ясно выражена со стороны Италии в Законе о-гарантиях, который предоставляет, верховному первосвященнику юридическое положение, равное положению короля, и он сохраняет преимущества в почестях, признаваемые католическими государями. Отсюда без преувеличения следует, что правовое положение верховного первосвященника может быть определено как положение иностранного государя, пребывающего з королевстве (Габба).
2) Министр иностранных дел
В непосредственном подчинении главы государства повсеместно имеется орган, который вместе с ним руководит и ведает международными отношениями государства, имея в своем распоряжении множество должностных лиц, сосредоточенных в различных отделах, и образует то, что мы называем «министерством иностранных дел» и что под тем или иным наименованием существует во всех странах. Это центральное звено международных отношений данного государства, звено, в котором, так сказать, сконцентрированы все отношения, поддерживаемые данным государством с другими государствами.
Политические функции министра иностранных дел исключительно важны. Если при абсолютных монархиях он был простым орудием, исполнителем воли монарха, то при представительном государственном строе он является действительным творцом всей международной политики государства. Поэтому ввиду важности, придаваемой его назначению, создалась практика официального уведомления иностранных государств об этом назначении. Юридически министр иностранных дел своей ответственностью как бы покрывает отсутствие ответственности главы государства по внутригосударственному праву, и через его посредство осуществляется парламентский контроль над ведением международных дел.
С точки зрения международного права министр иностранных дел, как правило, не является автономным органом международных отношений: его деятельность, всегда носящая представительный характер, сзязана с деятельностью главы государства. Только в виде исключения международные нормы вменяют самому государству те действия, которые совершены министром иностранных дел на своем посту (например, Венский протокол 19 марта 1815 года о рангах дипломатических агентов, пункт 4, статья 1).
Библиография. Для ознакомления с историей, образованием и развитием постоянных миссий см. специально
О. К г а-и 5 е, Бхе Еп1У1ск1ип§ дег 51апсН§еп В1р1оша1:1е *ош 15. 3аЬгЬипёег! Ыз ги ёеп ВезсЫйззеп уоп 1815 ипё 1818, Ье1рг1§, 1885 («51аагз- и. зо^аЬшззепзсЬайНсЬе РогзсЬип§еп», V. №3).
Работы, посвященные вопросу о дипломатических агентах и вообще дипломатии, весьма многочисленны и относятся еще ко времени появления научных трактатов по международному праву. Многие из них, однако, не представляют .большой ценности, особенно с юридической точки зрения: Более важны поэтому работы, относящиеся к правовому положению дипломатических агентов и к так называемой экстерриториальности, которая, как мы уже говорили, остается вне излагаемых в этом курсе вопросов. Следует также отметить, что значительная часть библиографии включает работы практического характера, полностью относящиеся к дипломатической и консульской службе той или иной страны и имеющие целью служить руководством и пособием для должностных лиц в деле исполнения ими служебных обязанностей. Вследствие этого мы ограничиваемся указанием лишь на некоторые работы, которые имели в прошлом и имеют еще и теперь особенно большое значение, или на такие работы, которые могут наилучшим образом дополнить то, о чем говорится в тексте. Кроме уже цитированной работы А. О е п { П е, Бе 1е§агюшЪи$ НЬп !гез, приведем в порядке выхода в свет: А. ёе У 1 с д и е I о г Ь’атЬаззаёеиг е! зез 1опсНоп5, 2 уо1., Ьа Науе, 1680—1681 ,(в дальнейшем переиздававшаяся и переведенная на немецкий и английский языки); Л. Л. М о з е г, УегзисЬ ете5 еигора1зсЬеп ОезашНзсЬаПзгесЫз, Ргапктг! а. М.; 1778; А. М I г и з $, Саз еигора1зсЬе Оезапё^сЬаНзгесЫ, Ьеръ%, 1847; Ь. А 1 и НапёЬисЬ ёез еигорагзсЬеп ОезапсИзсЬаПзгесМез, ВегНп, 1870; Р. Р г а- сПег — Р о ё ё г ё, Соигз ёе ёгоН (Нр1ота1:1дие 2г ёё., 2 уо1., Рапз, 1899; Р. Н. <3 е I I с к е п, Оаз ОезапётзсЬаПзгесЫ: ипё сПе (Ир1ошайзсЬеп УегкеЬгаогтеп, «НапёЬисЬ ёег Уб1кеггесМз», Вё. III, НашЬигё, 1887, 5. 605 К.; РЬ. 2 о г п, Веи1зсЬез Оезапё!- зсЬаПз- ипё Ко11$и1аггесЫ_ аш ёег Огипё1а§е ёез а11§ететеп УоШеггесМз, «НапёЬисЬ ёез УоШеггесМз», 51ии§агт, 1920, Кар. I, Баз ОезапёЬсЬаНзгесЫ; Е. 3 а I о А §шёе со ё1р1оша1:1с ргасИсе, 2 уо1., Ьопёоп, 1917—1920; уоп Р г 1 з с Ь, 6езапё1е ипё <Зезапё1зсЬа115гесЫ:! «\;6ггегЬисЬ ёез Уб1кеггес1из», Вё. I[7].
А. Право посольства: активное и пассивное. Отправление за границу лиц, уполномоченных вести переговоры одного государства с другими государствами, восходящее, бесспорно, к глубокой древности, долгое время носило чисто случайный характер, поскольку случайными и непостоянными были и отношения между народами. Учреждение постоянных миссий ведет свое происхождение из Италии: Венецианская республика посылала миссии начиная с XIII века, и ее примеру последовали другие итальянские государства.
В XVI веке применение этого обычая распространилось, затем во второй половине XVII века сделалось почти повсеместным в Европе, особенно благодаря влиянию Людовика XIV и карди- ■ нала Ришелье. В настоящее время имеется относительно мало государств, которые, в силу своих небольших размеров или из соображений экономии, не имеют постоянных миссий или поручают одной и той же миссии заботу о своих делах в нескольких государствах.
Право назначать дипломатических агентов, то есть аккредитовать в других государствах лиц, облеченных дипломатическими полномочиями и имеющих право пользоваться связанными с этими полномочиями привилегиями и иммунитетами, носит общее название активного права посольства. Этим правом пользуются все члены международного общения, не связанные обязательствами передоверять свое дипломатическое представительство какому-либо другому члену (например, регентство Тунис — см. выше, стр. 218, и вольный город Данциг — см. выше, стр. 217) или не зависящие от другого государства. Зависимые государства могут его иметь или не иметь соответственно положению, в котором они находятся по отношению к тому государству, от которого они зависят; иногда вместо самих дипломатических агентов они посылают и принимают агентов не дипломатического характера. В объединениях государств право посольства иногда осуществляется только самим объединением;, иногда вместе с представительством всего объединения по делам, имеющим общий интерес, сохраняется индивидуальное право каждого члена. Первое имеет место, как правило, в реальной унии (см. выше. стр. 186 и сл.), второе — в конфедерации (см. выше, стр. 187).
Активному праву посольства соответствует так называемое
шзЪезопбеге йеп копзи1ап5сЪеп Б1епз1 без Оеи1зсЬеп Ке1сЬе5 ?оп Ьезоп- йегег Вебеишп§ зт<5. Тех1е шИ Апшегкип^еп. Уегтсе1зш1§еп ил<1 етет Заспге^зтег, Ъгз§. уоп Н. Кгаиз, ВегПп, 1932; Е. о 1 ^ а з Ье (Н- р1ота1;е е! зез Ктсиопз (ОейиКз бе 1а пагиге <3е Гог^атзаНоп тгегпаНо- па1е риЬНчие йи роиуо1г ех1;егпе сЗе ГЕ1аО, «Кес. й. соигз сГе ГАс. <3е йт. тгегп.», 1937, II; к этому статья Н. Н е 1 ! г 1 т г. Бег Б1р1оша1 ип (1 зете РипкИопеп, «2!зсЬг. 1. б?!. КесЬЪ, В<Ь XIX, № 3, 1939.
пассивное право посольства, то есть право принимать представителей иностранных государств, облеченных дипломатическими полномочиями, — право, которое влечет за собой обязанность предоставить принятым в этом качестве лицам специальные привилегий в соответствии с международным правом.
Было бы, однако, неточным говорить об обязанности посылать и принимать дипломатических агентов. В прошлом такая обязанность часто проистекала из заключенных договоров. В настоящее время дипломатические сношения поддерживаются фактически, за исключением особых обстоятельств (так называемый разрыв дипломатических сношений), почти всеми членами международного общения. Ни одно государство не может полностью отказаться от них без того, чтобы не поставить себя вне этого общения. Но правопритязание посылать и принимать дипломатических агентов, которое принадлежало бы каждому государству в отношении любого другого государства, не может, как нам представляется, быть доказанным.
Б. Классификация дипломатических агентов. Дипломатический агент является органом, поддерживающим отношения между государством, которое его послало, и тем государством, в котором он аккредитован. Кроме дипломатических агентов для ведения дел, имеются и так называемые дипломатические агенты церемониального характера, которых посылают в таких особых случаях, как праздники, коронации, похороны и т. д. Принято также различать постоянных дипломатических агентов, осуществляющих постоянные сношения между двумя государствами, от временных, выполняющих какую-либо определенную миссию (участие в конгрессе, подготовка договора и т. д.), которые, как правило, именуются делегатами.
Эти различия имеют, однако, довольно скромное правовое значение. Большее значение и поныне имеет классификация дипломатических агентов, установленная Венским протоколом
19 марта 1815 года (который составляет приложение IV к Заключительному акту конгресса) и дополненная Аахенским протоколом 21 ноября 1818 года. Чтобы положить конец бесконечным спорам о старшинстве и о рангах, которые сделались одной из главных забот в международной политике в XVII и XVIII веках, государства, представители которых собрались в Вене, договорились о том, чтобы делить дипломатических агентов на три класса: I2) папские нунции, послы; 2а) интернунции[8], чрез-
эычайные посланники и полномочные министры; За) поверенные в делах..
Аахенский протокол ввел, кроме того, класс министров- резидентов, на практике применявшийся еще в XVIII веке, класс, который занял место между второй и третьей категориями Венского протокола, в результате чего в целом сложилось деление дипломатических агентов на четыре категории. В пределах каждой категории протокол (статья 4) устанавливает, что преимущество определяется старшинством в месте резиденции, а это -старшинство зависит от даты официального аккредитования[9]. Данная классификация была явно или молчаливо признана лочти всеми государствами. Таким образом, эти правила, установленные вначале между ограниченным числом государств, •являются теперь общепринятыми. Различия между четырьмя категориями дипломатических агентов относятся почти исключительно к церемониалу и к старшинству. Наиболее серьезным из них является то, что агенты первых трех классов аккредитуются от главы государства к главе государства, в’ то время как агенты четвертой категории аккредитуются от министра иностранных дел к министру иностранных дел. В остальном функ ции их одинаковы. Точно так же обязанности, которые международное право возлагает на государства в отношении обращения1 с иностранными дипломатическими агентами, являются, как мы видим, одинаковыми для всех классов.
Венский протокол указывает (статья 2), что только агенты первого класса имеют представительный характер; этим подчеркивается, что они представляют личность главы государства и имеют право на соответствующие почести. Следствием этого представительного характера, особенно важным во времена абсолютных монархий, но потерявшим почти все свое значение при конституционных режимах, является право общаться непосредственно с главой государства, при котором аккредитованы агенты.
Назначение дипломатического агента является внутренним делом государства, отправляющего его. Однако ни одно государство не может быть принуждаемо к принятию лица, которого оно не желает принять; поэтому назначению представителя в то или иное государство всегда предшествует просьба об агремане. Нет необходимости в том, чтобы отказ в агремане сопровождался объяснением мотивов и подлежал пересмотру; такова по крайней мере, как нам кажется, общая практика, хотя со стороны Великобритании и Соединенных Штатов Америки имеются некоторые отклонения.
В. Аккредитование. Подтверждение полномочий дипломатического агента осуществляется посредством аккредитования. Дипломатический агент получает верительную грамоту (Шегае сгейепИакз, 1еиге йе сгёапсе), адресованную от главы государства, который посылает его, к главе государства, который должен принять его, — для агентов первых трех классов, и от министра иностранных дел к министру иностранных дел — для агентов четвертого класса. Верительная грамота содержит указание цели миссии, приводит имя и официальное звание посылаемого лица и обычно заканчивается просьбой к лицу, которому вручается грамота, соблаговолить верить заверениям посылаемого лица. Вручение верительных грамот имеет место при особой аудиенции, после чего дипломатический агент считается признанным в этом своем качестве и приступает к исполнению своих обязанностей.
Для дипломатических агентов, посылаемых со специальной миссией, а также для делегатов на конгрессы и конференции вместо верительных грамот установлено правило предъявлять полномочия (р1ешро{еп1:1а, р1ет рогтнг), принятие которых удостоверяет, подтверждает и санкционирует, что данное лицо выступает в качестве уполномоченного.
Поскольку полномочия дипломатического агента, таким обра зом, становятся признанными, международное право вменяет государству, которое его послало, все действия, совершенные агентом при исполнении им функций, для которых он аккредитован или принят, а именно при поддержании всех вообще отношений между двумя государствами, если речь идет о постоянных агентах, при осуществлении специальной миссии, возлагаемой на него в результате аккредитования или особых полномочий, если речь идет об агентах церемониального характера или агентах, облеченных специальной миссией. Волеизъявления или действия, лежащие вне этих функций, например заявление, сделанное какому-либо третьему государству, а не тому, при •котором агент аккредитован, не вменяется пославшему его государству. При этом, однако, неважно, оставался ли дипломатический агент в пределах компетенции в соответствии с внутренним правом и действовал ли он в соответствии с полученными инструкциями.
Г. Окончание дипломатической миссии. Окончание дипломатической миссии, если оно наступает в связи с отозванием посланного лица, совершается в порядке, аналогичном ее началу: на особой аудиенции по случаю прощания агент представляет отзывную грамоту (1е±1ге ёе гарре1) и получает отпускную грамоту {1е11ге ёе гесгёапсе), которая обычно направляется от главы государства к главе государства или от министра иностранных дел к министру иностранных дел — в зависимости от класса, к которому принадлежит отзываемый агент.
Нет необходимости в специальной процедуре для подтверждения окончания функций, если оно наступает:
а) вследствие уже выполненной миссии агентами аё Ьос;
б) вследствие прекращения существования одного или другого государства или обоих вместе;
в) вследствие наступившей смерти агента.
Окончание миссии посредством простого вручения паспортов
ди пл ом этическому агенту совершается:
а) вследствие начала войны между обоими государствами;
б) вследствие разрыва дипломатических сношений вне связи -с войной;
в) вследствие отозвания дипломатического агента, которое является актом защиты или мерой репрессии. В этих случаях вручение паспортов сопровождается предложением покинуть государство в определенный срок, в течение которого, но не дольше, агент продолжает пользоваться привилегиями и специальным покровительством, в соответствии с международными’ нормами.
Как правило, дипломатическая практика требует нового •аккредитования, если дипломатический представитель переходит
из низшего класса в высший или если имеет место смена главы: государства, по крайней мере в монархиях и для агентов первых, трех классов. Одкако в случаях, если агент получает новую'верительную грамоту, то в отношении старшинства считается, что перерыва в его миссии не произошло.
В случае смены формы правления данный вопрос тесно связывается с вопросом о признании нового правительства. Если признание наступает сразу и представители получают новые- верительные грамоты, имеет место новая миссия, как в предыдущих случаях, и без перерыва в отношении старшинства. Часто случается, однако, что признание задерживается и не происходит ни отозвания, ни нового аккредитования дипломатических агентов, поскольку дальнейший ход событий еще не ясен. В подобных случаях практика, такова, что агенты продолжают пользоваться иммунитетом и дипломатическими привилегиями по крайней мере в течение определенного периода времени. Однако не следует думать, что мы имеем дело с твердо установленными правилами, и часто случается, что в государстве одновременно находятся как официальные агенты низвергнутого иностранного правительства, так и официальные агенты существующего правительства. Одни из них оказываются на положении дипломатических представителей, тогда как другие пользуются только ограниченным покровительством, которое международное право предоставляет органам подобного характера.
4) Консулы
Библиография. Литература, относящаяся к консулам и к консульскому праву, также в основном совпадает с литературой и замечаниями, относящимися к дипломатическим агентам. Для изучения исторического развития консульского института, кроме цитируемого ниже первого тома курса А. де Мильтица, можно обратиться к специальным работам: Е. О е- п е V о I $, Н1з1о1ге сгШцие де 1а ]‘ипсНсиоп сопзиЫге, Рапз— Мап1ез, 1866; Р. М а г { е п з, Баз Копзи1апуезеп ипд сНе Коп- зи1аг1ип5д1с1лоп гт Опеп! ({гад. да1 гиззо сН Н. Зкегз*), ВегНп, 1874, русское издание: С.-Петербург, 1873; О. 5 а 1 1 е з, Ь’т- зШиНоп дез Соп5и1а1з, зоп оп§те, зоп дёуе1орретеп! аи тоуеп а§е сЬег !ез дп1ёгеп*з реир1ез, Рапз, 1898. В числе многочисленных курсов и практических пособий, составленных главным образом с* учетом положений, действующих в определенной стране, можно назвать следующие: А. де М 1 11 1 г, Мапие1 дез-. Сопзи1з, 2уо1з., Ьопдгез—ВегНп, 1837—1839; В. ЛУ. уоп К б п 1 §, НапдЪисЬ дез деи1зсЬеп Копзи1агуезеп5, 8. АиП., ВегНп, 1914; А. (Зе С 1 е г с я, С. де V а 1 1 а 1, Скиде ргайяие дез соп5и1а{5„ риЬНё 50115 1ез аизр!се5 ёиДЦтзгёге ёез ана1гезё1:гап§ёге5, 5е ёё.* 2 уо1з., Раг15, 1898; 5. уоп МаН.аШ ё 1 Моп1еТгеМо„ НапёЬисЬ ёе5оез1егге1сЬ15сЬ-ип§ап$сЬеп Копзикгуезепз, 2 Вапёе„ */1еп, 1904; Ь. Т е 5 1 а, Ье <1е1 5егпгю ё!р1оша1:1со соп- 5о1аге НаПапо е з^ашего, Заеё., Коша, 1912; Р. Р. С о п 1 и г ъ и Тга11а1о 1еопсо-рга11со ё! ё1гШо сопзо1аге е ё1р1оша11СО, ёие уо1., Топпо, 1910—1911 (представляет собой в действительности простую компиляцию и не имеет особого значения). Серьезное значение и научную ценность имеют следующие монографии: А. уоп Ви1те^^пс^5 Копзи1аггесЫ:, «НапёЬисЬ ёез- Уб1кеггесМз», Вё. III, НатЬиг^, 1887, 5. 685—797; Е. С. 5 1 о- чу е 1 1, Ье Сопзи1: {опсйопз, 1ттит1ёз, ог§ашза{юп, ехеяиа!иг. Езза! ё’ехрозё зу51ета1^ие, Рапз, 1909; РЬ. 2 о г п, Беи1зсЬез- Оезапё1зсЬа11з- ипё Копзи1аггесЬх, с^., «НапёЬисЬ ёез Уб1кег- гесМз», 51ии§ай, 1920, Кар. II: Баз Коп5и1аггесЫ; О 1 е 5 е, Копзи1п, «ЧУогЧегЬисЬ ёез УоГкеггесЫз», Вё. I [10].
Работы, относящиеся к консульской юрисдикции в странах капитуляционного режима, будут специально указаны в соответствующих местах.
Консул является не столько органом внешних- сношений: в собственном смысле слова, сколько органом государственной деятельности (административной или юрисдикционной), осуществляемой на территории другого государства специально в интересах граждан государства, которое назначило его пребывать, в месте его резиденции. Но его деятельность становится возможной лишь благодаря международному праву. Имея юридическую» значимость и для государства, на территории которого она проводится, эта деятельность конкретно выражается в осуществлении взаимных прав и обязательств обоих государств, а развивается она в такой тесной связи с международными отношениями, что может быть понята лишь если рассматривать эту деятельность как одну из функций развития международных отношений.
А. Происхождение и развитие консульского института. Древний мир греков и римлян знал институты и учреждения, имевшие своим назначением покровительство иностранцам (проксены, патроны, ргае!ог реге§гти5, гесирега{огез и т. д.). Они исходили из иной концепции, чем та, на которой основывается современный консульский институт: там само государство через посредство своих собственных органов оказывало покровительство иностранцам, находящимся на его территории, тогда как в современных условиях отечественное государство покровительствует своим гражданам, назначая для этого своих служащих в государство, где эти граждане находятся.
Современный консульский институт исторически является прямым и естественным последствием политических и социальных условий, свойственных средним векам. Объединения ремесленников и цеховых мастеров, объединения, посредством которых тогда осуществлялась торговая 'и промышленная деятельность, пользовались большой автономией и наряду с другими льготами имели также своих собственных судей для разрешения споров, возникавших между членами корпорации, а также между ними и иностранцами. Эти судьи и получили наименование консулов. Когда в связи с развитием торговых отношений многочисленные группы лиц отправлялись за границу с целью обосноваться в иностранных государствах и осуществлять там торговлю и промышленную деятельность, то в своей колонии они воспроизводили ту же самую организацию, которую имели у себя на родине, объединяясь в корпорации и избирая глав корпораций, причем последние, помимо других своих функций, имели также и функции по отправлению правосудия среди членов корпораций. Судьи купеческих корпораций в иностранном государстве носили название консулов. Это название сохранилось для обозначения этой специальной категории органов даже тогда, когда перестала существовать та социальная организация, продуктом которой по своему происхождению были эти органы. Вначале этими органами были сами иностранные купцы, которые, объединяясь в корпорации, избирали своих консулов. Затем, по мере того как государства, усиливаясь, брали в свои руки заботу о покровительстве своим подданным в иностранных государствах, избираемые консулы были заменены консулами, назначаемыми государством. В виде исключения встречаются также граждане иностранного государства, которые осуществляют покровительство подданным другого государства, находящимся у них в стране (соп5и1ез -ЬозрНез).
При своем зарождении консульский институт был почти повсюду одинаковым. Слабость государственного организма, повсеместное существование мощных организаций, которые осуществляли посредничество между отдельным лицом и государством и которым последнее без затруднений предоставляло осуществление важных функций гражданской жизни; германский принцип личного правового статуса, согласно которому каждый
жил в соответствии с законами своей собственной нации, — таковы те факты, к которым сводятся исторические причины развития нашего института; они были почти одинаковыми во всех странах. Однако спустя некоторое время консульские функции начали носить различный характер в странах христианской Западной Европы и в странах мусульманского Востока.
На западе государство все больше и больше усиливается, берет на себя судебные функции и распространяет свои законы и на иностранцев. Таким образом, консул теряет свою первую и характерную функцию, а именно функцию правосудия над своими соотечественниками. Он становится главным образом административным должностным лицом, защитником определенных интересов, преимущественно экономического характера, которые оказываются связанными с пребыванием подданных одного государства на территории другого государства.
Вслед за периодом упадка в XVII и XVIII веках, вызванного главным образом преобладанием политических потребностей над экономическими и социальными потребностями, консульский институт приобрел в прошлом веке первостепенную значимость, отвечавшую^ важному значению экономических и социальных отношений, а в'таких странах, как Италия, также и усилению эмиграции.
На мусульманском Востоке, где глубокое различие цивилизации не позволило государству объединить в одном и том же правовом общении элементы местные и иностранные, существенно изменились условия, в силу которых консулы исполняли функции правосудия. Видоизменились и сами эти функции, которые вместе со всей системой изъятий и привилегий в. пользу иностранцев были названы системой или режимом капитуляций. Вначале это было односторонней уступкой Высокой Порты иностранным колониям, обосновавшимся в портах Леванта, а затем было санкционировано и развилось в многочисленных договорах, названных точно так же капитуляциями, и в обычаях, которые дополняли договоры, а иногда приобретали еще .большее значение, чем договорь^Эт__ система не нашла подражания в тех условиях, которые предоставляются вообще иностранцам в странах западной цивилизации.
Режим капитуляций з Египте, где недовольство им и злоупотреблениями при его применении стали невыносимыми из-за создания так называемых смешанных судов, в течение полувека подвергался глубокой реформе. Эти смешанные суды в формальном смысле слова египетские, потому что они учреждались египетскими властями и составлялись преимущественно из слу- “жащих-иностранцев на основании соглашений по этому вопросу, заключенных Египтом с европейскими государствами*
которые в связи с созданием новых судоз соглашались значительно ограничить юрисдикцию, осуществляемую посредством консулов.
Отмена или по меньшей мере радикальная реформа капитуля- ционной системы сделались со временем постоянным стремлением Турции. До первой мировой войны Турция добилась формального присоединения различных государств к отмене капитуляций, но она обусловливала свое согласие на зто получением согласия всех других государств, что так и не было достигнуто. Вступив в зойну, Турция односторонним актом отменила капитуляции начиная с 1 октября 1914 года. Европейские державы выступили с протестом против этого акта, объявив его незаконным и недействительным. По статье -261 Севрского договора «союзные и объединившиеся державы» резервировали за собой все права и привилегии,- вытекающие из капитуляций. Статья 28 Лозаннского мирного договора содержит, однако, следующее положение: «Высокйе Договаривающиеся Стороны заявляют, что они принимают каждая, поскольку то ее касается, полную отмену Капитуляций в Турции со всех точек зрения». И соответственно статья 15 конвенции, приложенной к мирному договору и относящейся к установлению судебной компетенции, указывает, что «во всех отношениях с соблюдением статьи 16 вопросы судебной компетенции будут регулироваться во взаимоотношениях между Турцией и другими Договаривающимися Державами согласно с принципами международного права». Статья 16 сохранила компетенцию национальных судоз в вопросах личного статута. В связи с этим судебная компетенция в отношениях между Турцией и другими договаривающимися сторонами определяется общим международным правом, а это равносильно признанию, что иностранцы в Турции подчиняются оттоманским судам в тех же самых случаях, когда, не нарушая международного права, они могли бы подчиняться судам любого другого государства.
Режимы, аналогичные существовавшему в Турции, стали постепенно устанавливаться в азиатских странах по мере того, как они становились все более открытыми для проникновения европейцев, однако не без более или менее глубоких видоизменений, вызванных особыми условиями, существовавшими в этих обществах. Некоторые из них сумели в течение короткого периода времени потребовать и добиться отмены режима капитуляций (Япония). Другие добились существенного ослабления этого режима и приблизились к полной его отмене в недалеком будущем (Сиам), и, наконец, третьи, используя благоприятные условия, создавшиеся в результате войны, со всей решительностью ищут возможности стать на тот же путь (Китай).
Б. Право посылать и принимать консулов^ Что касается права посылать и принимать консулов, то вообще принято, что это право, в отличие от активного и пассивного права посольства, принадлежит без различия также и зависимым государствам. Экономико-административный характер этих органов, несомненно, может обусловить некоторые различия. Но, отмечая это, надо тут же добавить, что невозможно установить общие правила. Если речь идет о зависимых государствах или если речь идет об объединениях государств, то надо, кроме того, принимать во внимание степень зависимости в первом случае и договор -об объединении государств и условия, которые его составляют, во втором случае. Так, например, государства, входившие в состав Германской империи до войны, имели право принимать иностранных консулов, но не имели права посылать их. Нынешняя конституция германского рейха [11] отняла у государств-членов также и право принимать иностранных консулов; лишь сам рейх допускает последних и выдает им экзекватуру. В период прекратившей теперь свое действие личной унии между Швецией и Норвегией активное и пассивное право посольства осуществлялось коллективно; однако в определенный момент Норвегия пожелала осуществлять отдельно право посылать и принимать консулов. Британские доминионы не назначают консулов. Однако они имеют за границей своих собственных торговых агентов, которые обладают официальным характером и значатся в списке Форин офиса: иностранные консулы принимаются государственным секретарем по иностранным делам его британского величества. С властями каждого доминиона ранее консультировались при назначении выборных консулов (см. ниже), но существующие положения предусматривают, что каждая просьба иностранного правительства о принятии консула, который должен исполнять свои обязанности в доминионе, направляется правительству этого доминиона, и, если это правительство не возражает против принятия, выдача экзекватуры со стороны его величества подтверждается министром по делам доминионов.
В. Категории консулов. Различаются две категории консулов: консулы штатные (соп$и1е$ пнззО и консулы выборные (сопзи1е$ е1есИ), или местные агенты, как их именует итальянский консульский закон. Те и другие имеют официальный характер и исполняют, как правило, одни и те же функции; но первые являются должностными лицами государства, лазначен- •ными ай Ьос для работы в места, где они должны исполнять свои функции (отсюда название сопзи1ез тшзз!); они получают жалованье, и им запрещается, как правило, заниматься другими профессиями. Вторые избираются из лиц, проживающих в месте, где они исполняют свои функции (отсюда название соп$и1ез е1ес1л). Предпочитают, но не обязательно, чтобы они были гражданами государства, которое их назначает. Они не получают жалованья, и им не запрещается заниматься другими профессиями. Некоторые государства, как Франция и Великобрита-, ния, имеют почти исключительно штатных консулов; Швейцария— только выборных консулов. Большинство же стран обращается к услугам штатных консулов или выборных консулов в зависимости от финансовых соображений и от значимости различных консульств.
Учитывая главным образом тот факт, что выборные консулы могут быть гражданами государства, где они исполняют свои обязанности, различные права и привилегии, предусмотренные консульскими договорами, действуют исключительно в отношении консулов первой категории. В этом заключается важность различения их с точки зрения международного права. Другие различия, имеющие значение с международно-правовой точки зрения, не столь существенны. Некоторые различия, содержащиеся в ряде консульских законов (например, итальянский консульский закон 28 января 1866 года, статья 4 и сл.), имеют смысл и значение только в отношении внутренних условий службы, жалованья и т. д.
Г. Экзекватура. Назначение консула является внутригосударственным актом: оно составляет служебное отношение между должностным лицом и государством.
Удостоверение должностного положения консула совершается посредством нотификации о назначении, которое делается з дипломатическом порядке и сопровождается просьбой о выдаче экзекватуры. Выдача экзекватуры означает допуск консула со стороны государства, которое его принимает, и разрешение на исполнение им своих функций со всеми правами и привилегиями, которые с ними связаны. Согласно положениям, действующим в Италии (королевские декреты от 3 декабря 1854 года и 12 мая 1861 года), экзекватура выдается от имени королевского правительства по представлению министра иностранных дел, если назначение исходило непосредственно от главы иностранного государства. В других случаях она выдается по указанию министра иностранных дел.
Если функции консула прекращаются вследствие его отозвания по различным основаниям (повышение по службе и направление на другую должность, отставка и т. д.), тогда отозвание нотифицируется официально правительству государства, где консул исполнял свои функции. Не требуется, однако, специальной нотификации, когда прекращение функций возникает вследствие взятия обратно экзекватуры, если это имеет место вследствие поведения консула или по политическим мотивам. Нотификации не требуется также, если прекращение функций возникает 1рзо ргё вследствие возникновения войны между обоими государствами или вследствие прекращения существования одного или другого из них (прекращение функций не имеет места в результате простой смены главы государства; оно не обязательно и в результате разрыва дипломатических отношений).
Д. Деятельность консулов. Международное право переносит на государство ответственность за все действия, совершенные консулом при осуществлении им своей деятельности. Какой должна быть эта деятельность, имеются ли в виду те лица, на которых она распространяется (граждане, возможно покровительствуемые лица, в специальных случаях — граждане третьих государств), территория, на которой она осуществляется (так называемый консульский округ), или само содержание этой деятельности (функции коммерческие, функции помощи, полицейские функции, функции в отношении актов гражданского состояния, нотариальные функции, судебные функции и т. д.), они вытекают из конвекций и обычаев. Кроме того, необходимо принимать во внимание вопросы внутригосударственного значения, ^вытекающие из консульских законов различных государств. Действия консула, посторонние его консульской деятельности в собственном смысле слова, которую он исполняет как государственную деятельность на иностранной территории, не возлагают ответственности на назначившее его государство. И с точки зрения международного права не имеет значения, соблюдает ли консул или не соблюдает нормы компетенции внутреннего публичного права и инструкции государства, которое его назначило.
5) Агенты и комиссары
Агентами и комиссарами обычно называют различные органы внешних сношений, которые не имеют официального положения и аккредитования, присущих дипломатическим агентам, и не входят в категорию консулов. Это скорее негативное, чем позитивное понятие; оно охватывает органы, которые не входят ни в одну из рассмотренных ранее двух категорий, хотя они и занимаются деятельностью, не отличающейся от деятельности дипломатических агентов и консулов.
Точную границу между агентом и комиссаром провести трудно: обычно агент имеет постоянные функции, в то время как комиссар имеет поручение в отношении отдельных переговоров. Агенты, например, действуют вместо настоящих дипломатических представителей и берут на себя, по существу, выполнение их функций в тех случаях, когда по соображениям политическим* или экономическим, или каким-либо другим считается удобным не назначать дипломатического агента. Комиссары же назначаются для работы по подготовке договора, для делимитации границ, для принятия участия в конференции и т. д.
Удостоверение должностного положения этих лиц производится различно, в зависимости от поручения, которое на них возложено.
В отношении агентов, которые действуют вместо дипломатических представителей, как правило, производится официальное аккредитование, но без торжественного приема. Назначение- комиссара нотифицируется официально в дипломатическом порядке, и комиссар снабжается бумагами, которые удостоверяют его должностное положение и цель его миссии.
Международное право возлагает на государство ответственность за действия, совершенные этими органами, поскольку они совершают эти действия, будучи облечены положением и функциями, официально признанными за ними, независимо от того,, как расцениваются затем эти действия с точки зрения внутригосударственного права той страны, которая назначила агентов или комиссаров.
В эту категорию не входят, а также не являются с правовой точки зрения органами внешних сношений: а) агенты непризнанных политических организаций: б) тайные агенты в подлинном смысле этого слова, то есть агенты, о должностном положении которых не было сообщено тому государству, где они выполняли свои функции (агенты полиции, разведчики и т. д.). Не следует смешивать с ними тех, кто в качестве конфиденциально приглашенных лиц или лиц, уполномоченных для секретных переговоров был официально принят, хотя об их аккредитовании и не сообщалось, с соблюдением формальностей, принятых для дипломатического аккредитования. Они относятся к категории агентов в смысле, объясненном выше.
6) Законные комбатанты
Законные комбатанты являются органами государства для применения силы в международных отношениях. Признание их официального свойства имеет место по определенному и явственно видимому издали отличительному знаку (униформа),, которым государство должно снабжать их (приложение к четвертой Гаагской конвенции 18 октября 1907 года, статья 1).
Международное право возлагает на государство ответственность за те насильственные военные действия, которые совершаются этими лицами, независимо от того, соответствуют ли эти действия нормам международного права войны. Но государство обязано запрещать всякое действие, которое представляет собой нарушение этих норм, и наказывать виновных. Наказание за действия, совершенные в нарушение права войны со стороны военнослужащих, которые затем попадают в руки неприятеля, значение подчинения полученным свыше приказам как основания для освобождения от ответственности; применение принципа пи11ит сптеп зте 1е§е; значение правил, которые для этого могут быть взяты из законов оккупированной страны и применены к вторгшейся армии, и т. д. —все эти вопросы являются крайне противоречивыми и достаточно сложными из-за сплетения начал международного права и уголовного права. Рассмотрение этих вопросов будет более уместным при изложении права войны. С государства снимается всякая ответственность, а насильственные действия поэтому расцениваются как незаконные и подлежащие наказанию, за исключением особых случаев (приложение к Гаагской конвенции, статья 2, о вооруженных торговых судах), если эти действия совершаются теми, кто не обладает правовым положением законных комбатантов.
7) Военные командиры во время войны
Военные командиры во время войны являются органами воюющих государств согласно конвенциям о праве войны, касающимся: перемирия, прекращения огня, капитуляции и т. д. По-видимому, не существует точных и общих правил в отношении их правового положения. Каждая из сторон вправе считать достаточными или, наоборот, недостаточными те правила, которые приняты другой стороной; однако соглашение, принятое однажды без всяких оговорок, непременно становится обязательным. _
Ратификации при этом не требуется. Переговоры ведутся обычно при помощи парламентеров, охраняемых специальными нормами международного права; придание им законного статуса осуществляется прежде всего посредством внешних знаков,, установленных военными-обычаями (приложение к Гаагской конвенции, статья 23), а также с помощью документов, которыми они должны быть снабжены.
§ 3. Коллективные органы
Библиография. О. Л е1 Ппек, Б1е ЬеЬге уоп ёеп 51аа1епуегЫпс1ип§еп, ^еп, 1882. 5. 158 п.; Р. МеПЬ Рге т1егпа1юпа1еп Ытопеп,Ье1р21§, 1889; О.Мо у п ] ег. ЬезЬигеаих т!егпа1юпаих дез Ышопз итуегзеПез, Оепёуе—Рапз, 1892; Р. Кагапзк], Ьез ргегшегз ё1ётеп1з ае Гог§атза1юп иш- уегзеПе, «Кеу. де <1г. т*. е{ де 1ё§. сотр.», уо1. XXIX, 1897, р. 238 е1 5ея-; I дет, ТЬеопе де Гадгшшз1гаиоп т1:егпа1юпа1е, «Кеу. §ёп. Йе <±г. т1. риЬ.», уо1. IX, 1902, р. 353 е1 зед.; О. Бо- паП, I 1гаНа11 т1етагюпаН пе1 сИгШо со5Ш:и2.юпа1е, уо1. I, Топпо, 1906, ра§§. 407—:430; В. уоп Т о 1 1, Б'е т1егпа1:юпа1еп Вигеаих <1ег а11§ететеп уоШеггесЬШсЬеп Уепуа!1ип§з- уегете, ТйЬт§еп, 1910; Р. уоп Ь1 з г ±, Баз Шезеп дез уо1кеггесЬШсЬеп 51аа{епуегЪапде5 ипд (Зет 1п1:егпа1:юпа1е Рп- зепЬо!, «Рез1§аЬе дег ВегПпег зипзШсЬеп Раки1Ш Шг О. СНегке», Вгез1аи, 1910; Р. 5. К е 1 п з с Ь, РиЬНс т1егпа1:юпа1 Ышопз, хЬе1г тогк апд'ог§ашга1:юп, Воз1оп, 1911; О. А п ъ 1 1 о 111, ОН ог§ат сотит пе11е зос1е1а <Н 51а11, «Шу. <И (Лг. т1ет.», уо1. VIII, 1914, ра§. 156 зе§§.; О. 5 а 1 у 1 о П, Ьа па1ига §шп- <31са де11а СогЧе т1егпа2юпа1е (1е11е ргеде, Модепа, 1914, ра§§. 21—-29; Нет, ЗикН зш сагаНеп деП’огдтатепк) §шпд1со ш1егпа2юпа1е, «Шу. <И д1г. т1ет.», уо1. XIV, 1921—1922, ра§. 20 зе§§.; А. С. Л ет о 1 о, Ьа сотт1з51опе де11е Юрагагюш, т, уо1. XIII, 1919—1920, ра§. 433 зе§§.; Ы. В о г з 1, II гаррогЬ дЧтр1е§о пеНа Зоаеса деПе пагют, «Шу. (Л д^г. т!ет.», уо1. XV, 1923, ра§. 261 зе§§., 425 зе§§.; К. 5 I г и р р, 1п1:егпа1юпа1е Уеплга! 1ип§з§ете!пзсЬаГсеп, «Уог1егЬисЬ дез УбШеггесЫз», уо1. I; А. V е г д г о з з, 01е Уепаззип§ <1ег Уо!кеггесМз§етет- зсЬат!, а!., 8. 75 [12]
А. Понятие и характерные признаки. Выше уже говорилось’ что коллективными органами являются органы, которые образованы совместно рядом государств и волеизъявление которых с точки зрения международного права приписывается коллективу субъектов, причем на основании этого возникают определенные правовые последствия.
Образование коллективных органов предполагает наличие соглашения между государствами и не может должным образом быть понято иначе, как в порядке осуществления этого соглашения. Нормы, относящиеся к отдельным органам, будут поэтому рассматриваться по мере того, как мы будем изучать международные отношения, с которыми они связаны. Здесь же мы ограничимся изложением некоторых общих принципов, развитие и применение которых излагается в соответствующих местах.
Подобно индивидуальным органам, коллективные органы могут быть простыми: глава государства в реальной унии, дипломатические агенты конфедерации и т. д. —либо сложными. По легко понятным причинам органы второй категории более распространены, чем органы первой. Проблема различия между коллективными органами и объединениями органов различных государств возникает прежде всего в отношении сложных коллективных органов.
Если волеизъявления, имеющие правовое значение, выражают волю отдельных органов-индивидов, имеет место объединение органов, а не единый коллективный орган. Другими словами, это имеет место, когда международно-правовые нормы рассматривают эти волеизъявления раздельно и так же раздельно вменяют их отдельным субъектам. Объединения, временные или постоянные, ряда органов служат.только для того, чтобы подготовить и сделать возможными различные, но согласованные волеизъявления, поскольку данное соотношение различных воль является предпосылкой для определенных правовых последствий, наступление которых имеется в виду. В коллективном органе, напротив, выражение воли юридически представляет собой нечто единое. Это означает, что международно-правовые нормы содержат одно-единственное волеизъявление, причем оно относится ко всем субъектам. Если орган представляет собой какой-либо коллектив или коллегию, значение имеет не выражения воли членов, составляющих эту коллегию, а решение, соответствующим образом принятое самой коллегией как таковой.
Международная конференция, имеющая предметом своей деятельности заключение договора, является типичным примером объединения органов различных государств. Конференция призвана лишь подготовить заключительное выражение согласованной воли, выражаемой раздельно отдельными государствами,, которые участвуют в конференции, так чтобы каждое из этих волеизъявлений в его отношении к другим привело бы к правовым последствиям. К этому нет необходимости добавлять, что волеизъявления, о которых идет речь, могут либо быть, либо не быть идентичного содержания, но в определенной степени они должны совпадать друг с другом. Если, однако, мы обратимся к смыслу выражений, приведенных в пункте 2 статьи 1 Устава Лиги Наций (принятие новых членов), или в пункте 2 статьи 4 (утверждение увеличения числа членов Совета), или в пункте 4 статьи 16 (исключение из членов Лиги), то мы сразу же увидим, что фактом, приводящим к правовым последствиям во всех этих случаях, является резолюция организации—Ассамблеи или Совета—как таковая и именно потому, что она создает единое волеизъявление, тогда как участвовавшие в его образовании волеизъявления отдельных членов организации не имеют существенного значения.
Ясно, что единство волеизъявления понимается здесь в чисто юридическом смысле, а не в социологическом. Оно означает только способ, посредством которого нормы применяются к факту, с которым связаны определенные последствия. Решения боль*- шинства Ассамблеи и большинства Совета являются обязательными для несогласных с ними членов, а также для тех членов Ассамблеи и Совета, которые отсутствовали, в силу норм, ими же самими признанных ранее; но это не означает, что факт имеет правовое значение уже как таковой. Более того, именно благодаря таким нормам можно связывать волеизъявление с определенными возникшими отсюда последствиями, которые иначе нельзя было бы выявить. Не следует забывать, что волеизъявление является для юриста простым фактом, который приобретает значение в силу того, что данный правопорядок связывает притязания с обязательствами; это, следовательно, важно в том отношении, что факт рассматривается‘с точки зрения того или иного правопорядка. В приведенном же нами случае правопорядок Лиги как раз и принимает во внимание решения дзух своих коллегий как таковых, предполагая, что в силу этого решения все члены Лиги Наций берут на себя определенные обязательства и приобретают определенные права; в этом смысле мы и говорим здесь о коллективных органах.
Отсюда вытекает, как уже указывалось, что для выяснения в определенном случае, является ли тот или иной орган объединением органов нескольких государств или единым коллектив ным органом, необходимо истолковать нормы, касающиеся того или другого органа. При этом могут быть, конечно, сомнительные случаи, поскольку это, по сути дела, вопросы толкования и поскольку (о чем нельзя забывать) право добивается определенного результата либо с помощью коллективного органа, либо с помощью объединения органов. Речь идет в конечном счете о технических приемах, которыми пользуются для того, чтобы лучше понять соотношение между определенными фактами и правопорядком. Естественно поэтому прибегать к тем приемам, которые более всего отвечают цели.
Б. Порядок образования коллективных органов. Хотя учреждение коллективных органов всегда имеет свою основу и находит свое обоснование в международных соглашениях, оно тем не менее отражает деятельность государств, более или менее связанную с нормами внутригосударственного права. Международное право возлагает на государства обязанность принять некоторые меры, необходимые для образования данного органа; действия государства затем развертываются в соответствии с нормами его правопорядка. Эти нормы как таковые не имеют значения для международного права; но деятельность, осуществляемая .государством, имеет международно-правовое значение. Однако н здесь также может случиться, что международное право явно или молчаливо будет отсылать к внутригосударственным нормам, например, если требуется, чтобы лицо, назначаемое в качестве участника сложного органа, имело или не имело определенную ученую степень, находилось или не находилось в служебных отношениях с государственными учреждениями и т. п.
Правила, предусматриваемые международным правом для образования коллективных органов, существенным образом отличаются друг от друга.
а) Назначение со стороны отдельного государства. Одно из наиболее важных и наиболее часто применяемых правил при образовании сложных органов состоит в назначении отдельными государствами членов организации или коллегии. Они назначаются или от всех ассоциированных государств (Устав Лиги Наций, статья 3; Версальский договор, часть XIII «Труд», абзац 1 статьи 389, и соответствующие положения других мирных договоров), или только от некоторых из таких государств (Устав Лиги Наций, статья 4; Версальский договор, часть VIII, раздел I. приложение II, § 2; часть XIII, статья 393), или в равном числе от каждого из них (Устав Лиги Наций, статья 3; Версальский договор, статья 389), или в неравном числе (Версальский договор, статьи 340, 341, 347, 355). Порядок назначения членов всеми государствами в равном числе от каждого больше всего подходит для простых объединений органов различных госу дарств. При этом, однако, различается, когда волеизъявление, имеющее правовое значение, то есть рассматриваемое как правовая норма," является решением организации как таковой. И это не только в тех случаях, когда деятельность органа основывается на преобладании большинства, хотя и точно подсчитываемого, но и "тогда, когда для принятия решения, обладающего действительной силой, требуется вообще или в определенных случаях единогласие (Устав Лиги Наций, статья 5).
Кроме случаев, когда международное право устанавливает иной порядок, например требуя определенной квалификации при назначении того или иного лица (Гаагская конвенция 18 октября 1907 года о мирном разрешении международных споров, пункт 1 статьи 44) или предписывая государствам определенную процедуру при назначении (Версальский договор, часть XIII «Труд», пункт 3 статьи 389), дискреционная власть отдельных государств в отношении выбора лиц является неограниченной и неоспоримой. Отношения между индивидами и государством,- презюмируемые международным правом, подтверждаются официальным документом, который содержит назначение или нотифицирует о нем. Правильность этого документа с формальной точки зрения обыкновенно удостоверяется самой коллегией, и этим данное лицо окончательно легитимируется в соответствующем качестве. Лишь в исключительных случаях и в соответствии с существовавшими и ранее нормами допускается проверка официального качества данного лица и порядка, которым произведено его назначение (Версальский договор, пункт 7 статьи 389). Нормы внутригосударственного права, устанавливающие порядок назначения таких лиц, не имеют международно-правового значения; не имеют его и другие подобные им нормы, которые могут устанавливать различные правила исполнения назначаемым лицом своих функций или регулировать порядок исполнения этих функций.
Последствия отсутствия или задержки назначения членов коллегии со стороны одного из государств определяются в порядке толкования норм, регулирующих порядок образования органа, за исключением случаев, которые прямо предусмотрены этими нормами (см. литеру «а» пункта 3 статьи 304 и статьи 340, 341, 347, последний пункт статьи 355 Версальского договора). Другими словами, речь идет о выяснении обстоятельства, имели ли в виду договаривающиеся стороны предусмотреть точный состав создаваемого органа, ибо при отсутствии такого состава отсутствует и сам орган, а следовательно, не существует прав и обязанностей, связанных с существованием такого органа; или договаривающиеся стороны просто хотели предоставить каждому государству возможность участвовать в образовании коллективного органа; либо они считали не столь важным участие всех государств для законного существования органа. Во всяком случае, согласие заинтересованных сторон исправляет дефекты образования коллективных органов: на этом положении,, по- видимому, и покоится законное существование и правильное функционирование различных органов, созданных мирными договорами, несмотря на неучастие в них Соединенных Штатов Америки. Подобные же соображения действуют и в случае, когда какое-либо государство прекращает назначение члена или членов коллективного органа. Этот вопрос вообще связан с вопросом о праве государства отказаться от участия в объединении, к которому относится данный орган (см., например, Версальский договор, часть VIII, приложение II, § 2). Право государства отменить сделанное им назначение и заменить назначенное лицо другим может быть исключено или урегулировано международно-правовыми нормами (Гаагская конвенция 18 октября 1907 года о мирном разрешении международных споров, пункт 6 статьи 44); при отсутствии постановлений на этот счет и в обыкновенных случаях это право не подлежит ни ограничению, ни отмене.
б) Назначение, сделанное по соглашению между заинтересованными государствами. Иногда международно-правовые нормы устанавливают, что образование коллективного органа или назначение какого-либо члена органа осуществляется по соглашению заинтересованных государств (Гаагская конвенция о мирном разрешении международных споров, статья 45; Версальский договор, пункт 1 статьи 304, и соответствующие положения других мирных договоров). В подобном случае с точки зрения международного права назначение является соглашением по данному вопросу, в то время как с точки зрения внутригосударственного права тут имеют место, в зависимости от характера того или иного случая, различные и следующие друг за другом назначения одного и того же лица или одновременный акт, то есть назначения формально различные, но объединенные в одном, материальном акте. Особым примером образования коллективного органа посредством прямого соглашения заинтересованных государств было назначение первого Генерального секретаря Лиги Наций, что составляет содержание приложения II к Уставу: исключительный порядок этого назначения, несомненно, был вызван необходимостью сделать возможным фактическое образование первого секретариата еще до того, как вступит в силу мирный договор. В соответствии с заключительными положениями этого мирного договора Лига Наций юридически начала существовать, а ее главные органы качали функционировать.
Когда образование органа или назначение какого-либо члена этого органа должно осуществляться по соглашению между двумя или несколькими государствами. то обычно устанавливается не представляющий затруднений порядок, на случай, если соглашения не удается достигнуть; в таком случае предусматриваются другие процедурные нормы, по большей части назначение другими государствами каких-либо органов, а также частных лиц (Гаагская конвенция 18 октября 1907 года о мирком разрешении международных споров, пункт 2 статьи 45 и сл.; Версальский договор, пункт 2 статьи 304, и соответствующие положения других мирных договоров).
Пои отсутствии норм, устанавливающих иной порядок, для отозвания назначенного лица требуется, если назначение было сделано по соглашению между двумя или несколькими государствами, согласие со стороны тех же государств. Для законности отозвания с точки зрения международного и внутригосударственного права действительны замечания, сделанные в отношении назначения.
Нормы, регулирующие представление доклада, определяются для каждого отдельного случая: это могут быть нормы, которые требуются данным правопорядком, например действующим в том месте, где орган имеет свое местопребывание или выполняет в нормальном порядке свои функции. Могут быть также специальные нормы, вытекающие из соглашения, явно выраженного или молчаливого, прямого или косвенного, между теми государствами, которые образовали орган.
в) Назначение со стороны коллективных органов. Когда коллективные органы уже существуют, то соглашение государств, имеющее задачей назначение новых органов или должностных лиц, часто выражается в придании необходимой компетенции уже существующим органам. Назначения, делаемые коллективным органом при осуществлении этой его функции, в сущности относятся к отдельным государствам, а поэтому существенно не отличаются от назначений, осуществляемых государствами посредством отдельных и последовательных актов, или же посредством одновременного акта, каковой случай имеет место при назначении, производимом объединением органов.
По различным причинам этот порядок широко применяется в международных соглашениях. Можно даже сказать, что этот порядок является нормальным при назначении служащих в определенных коллективных органах (Устав Лиги Наций, статья 6; Версальский договор, часть VIII, раздел 1-а, приложение II, § 7; часть XIII, статьи 394—395). Но этот порядок может быть также применен и для образования нового весьма важного органа, например Постоянной палаты международного правосудия, члены которой избираются в порядке отдельного голосования Советом и Ассамблеей Лиги Наций (Статут палаты, статья 8).
Правила, установленные по зопросу о назначениях отдель ными государствами, имеют силу и в таких вопросах, как применение дискреционной власти при выборах; эвентуальная сила внутригосударственных норм, требуемых по международному праву (например, Статут Постоянной палаты международного правосудия, статья 2: «...из числа лиц высоких моральных качеств, удовлетворяющих требованиям, предъявляемым в кх странах для назначения на высшие судебные должности...»); отсутствие международно-правового значения внутренних отношений. которые возникают между индивидуальным органом и отдельными государствами; отсутствие значения внутригосударственных норм, которые эвентуально могут предписывать порядок осуществления функций, и т. п. Право отозвания и оставления назначенных лиц сохраняется, как правило, за органом, к компетенции которого относится назначение, если, разумеется, не постановлено иное, как, например, предписаниями статьи 18 Статута Постоянной палаты международного правосудия.
г) Смешанные способы назначения. Возможно также сочетание различных предписаний, например назначение, осуществляемое непосредственно некоторыми членами, и назначение по соглашению других членов (Версальский договор, пункт 1 статьи 304); прямое назначение одних членов и назначение других членов коллективным органом (Версальский договор, часть X, секция 6-а, приложение, § 5; часть XIII, статья 393); назначение органа по соглашению н последующее пополнение состава путем назначения членов, проводимого тем же органом или другими органами (Устав Лиги Наций, статья 6, относительно первого Генерального секретаря).
д) Назначение со стороны одного государства, на которое такое назначение возлагается. Иногда образование органа поручается какому-либо государству: обычно тому государству, на территории которого орган будет иметь свое местопребывание.
Этот порядок применяется главным образом при учреждении органов, носящих узкотехнический характер или имеющих основной задачей сбор и распространение информационных сведений по каким-либо определенным вопросам. Так, статья 27 Исполнительного регламента к Конвенции об образовании Всемирного почтового союза, заключенной в Берне 9 октября 1874 года, сохранившая силу в этой части без существенных изменений в последующих конвенциях, заключенных в Вашингтоне (1897), Риме (1906), Мадриде (1920) и Стокгольме (1944), поручает высшей почтовой администрации Швейцарского Союза организовать центральную службу союза, о которой идет речь в статье 15 конвекции. Статья 77 регламента, приложенного к Петербургской телеграфной конвенции 10—22 июля 3875 года, поручает высшей администрации Швейцарского Союза организовать центральную службу, предусмотренную статьей 14 конвенции.
Такого же рода предписания содержат Парижские конвенции 20 марта 1883 года (пересмотренные в Вашингтоне 2 июня 1911 года и в Гааге з 1925 году) об охране промышленной собственности (статья 13 и заключительный протокол № 5); Бернская конвенция 9 сентября 1886 года (пересмотренная в Берлине 13 ноября 1908 года) об охране литературных и художественных произведений (статья 16 и заключительный протокол № 5) и специально Бернская конвенция 14 октября 1890 года (частично пересмотренная и дополненная соглашениями 20 сентября 1893 года, 16 июля 1895 года, 16 июня 1898 года, и 19 сентября 1906 года) о перевозках грузов по железным дорогам (статья 57 и приложение II). Согласно Брюссельской конвенции 5 июля 1890 года о публикации таможенных тарифов, в Брюсселе учреждена Центральная служба для перевода и публикации этих тарифов; статьей 5 этой конвенции на Бельгию была возложена обязанность назначения необходимого персонала и наблюдения за нормальной работой этой службы.
В этих, а также в ряде других случаев, которые можно было бы привести, речь идет о подлинно международном отношении поручения, которое имеет своим предметом учреждение коллективного органа. Однако в других случаях, причем не всегда легко определить эти случаи, обязанность, принимаемая на себя государством, состоит скорее в образовании собственных органов с определенными функциями, имеющих своей целью проведение в жизнь коллективных интересов, органов, которые могут быть даже каким-то образом поставлены под контроль или в зависимость от коллективных органов. Так, инспекторы по судоходству ка Рейне, согласно статье 41 Маннгеймской конвенции 17 октября 1868 года, по-видимому, являются органами отдельных прибрежных государств, хотя этот орган создан на основании международного соглашения и даже подчинен Центральной комиссии (пункт «а» статьи 45), являющейся настоящим коллективным органом. То же самое можно сказать о судах по делам навигации по Рейну (цит. конвенция, статья 33 и сл.), решения которых подлежат обжалованию в вышеуказанную комиссию (пункт «с» статьи 45). Эта комиссия компетентна выносить решения з качестве апелляционной инстанции на уровне, соответствующем высшим судам отдельных государств (пункт I статьи 37, статья 38).
В. Нормы для функционирования ксллективныхорганов. Если образование коллективного органа поручается определенному государству, то ему обычно поручается к выработка норм, на оснозакии которых этот орган должен функционировать. В случае, если речь идет о сложных органах, создаваемых посредством назначения отдельных членов различными государствами или посредством назначения, либо по прямому соглашению, либо через другой коллективный орган, то образуемый таким образом орган обладает так называемым правом самоопределения, то есть правомочием определить метод, посредством которого он должен осуществлять свои функции. Иногда это правомочие прямо определяется (Статут Постоянной палаты международного правосудия, статья 30; Версальский договор, в основном статья 403). При этом такое правомочие считается действительным, если нормирующими этот орган предписаниями це установлено иное и з пределах, не противоречащих таким иным предписаниям.
Юридическая природа этих регламентов (часть которых имеет важное значение, достаточно вспомнить о внутренних регламентах Совета и Ассамблеи Лиги Наций, о Регламенте Постоянной палаты международного правосудия) не подвергалась теоретическому изучению[13]. Между тем необходимо отличать специальную форму соглашения, достигнутого через посредство органа, а не непосредственно. Следовательно, всегда речь идет о договорных нормах, формальное значение которых не отличается от значения самого соглашения об учреждении органа, с которым эти нормы связаны. Это, естественно, не исключает того, что видоизменения этих норм или их отмена могут быть вызваны также и иными причинами, чем изменение или отмена самих соглашений. Так, Регламент Постоянной палаты международного правосудия, принятый на основании статьи 30 Статута, приложенного к Женевскому протоколу 16' декабря 1920 года, имеет в этом качестве значение международной конвенции. связывающей все государства, которые ратифицировали протокол, но по желанию этих же государств эти нормы могут быть видоизменены или отменены палатой, в то время как самый протокол может быть изменен или отменен только на основании другого международного договора, ратифицированного всеми государствами, которые ратифицировали протокол.
Для обеспечения и облегчения деятельности коллективных органов разработаны различные обязательства, которые в соответствии с соглашениями о них специально возлагаются на государства. Прежде всего имеются в виду обязательства, относящиеся к расходам, необходимым для содержания органа; как правило, участие всех государств в расходах устанавливается в определенной пропорции (Устав Лиги Наций, пункт 5 статьи 6) или в пропорции, подлежащей определению другими органами (Статут Постоянной палаты международного правосудия, статья 33). Лишь в виде исключения расходы покрываются взносами одного определенного государства (Версальский договор, пункт 4 статьи 240). Иногда государства берут на себя обязательства
рассматривать просьбы о помощи, выдвигаемым органом в целях лучшего исполнения своих функций (Гаагская конвенция 18 октября 1907 года о мирном разрешении международных споров, статьи 75—76; Статут Постоянной палаты международного правосудия. статья 44), а также предоставлять специальные иммунитеты и привилегии лицам, входящим в орган, в особенности дипломатические привилегии (Гаагская конвенция, цитированная выше, пункт 4 статьи 46; Устав Лиги Наций, пункт 4 и 5 статьи 7; Версальский договор, пункт 3 статьи 240; Статут палаты, цитированный выше, статья 19), а также образовать на основании международного соглашения какой-либо юридический институт (статья 3 регламента, приложенного к Парижской конвенции
20 мая 1875 года об унификации и совершенствовании метрической системы) и. т. д.
Г. Вменение и последствия действий коллективных органов. Мы говорили выше о том, каким образом действия, совершенные коллективными органами, могут быть отнесены ко всем государствам[14], по соглашению между которыми данный орган был создан. Здесь, как всегда, отнесение к международному правопорядку вытекает исключительно из международного права и существует постольку, поскольку налицо имеются условия, требуемые именно международным правом. В числе их всегда фигурирует условие, гласящее, что речь идет о каком-то действии., предусмотренном нормами, то есть о том, чтобы орган действовал в сфере компетенции, предоставленной ему этими нормами. Но,, как правило, условия, что такая компетенция должна быть признана внутренними нормами различных государств, не требуется.
Ссылаясь на то, что действия, совершенные коллективным органом, относятся ко всем государствам, образовавшим этот орган, хотят лишь сказать, что такие действия имеют юридическое значение для этих государств. Но это не означает, что данные действия вызывают определенные последствия и тем более одинаковые последствия для всех государств. Напротив, из природы акта и из самих принципов, которые регулируют учреждение и функционирование органа, может вытекать лишь то, что данный акт приводит к определённым последствиям только для того или иного государства или же что последствия, которые международное право связывает с ним, являются различными для различных субъектов. Так, решение Постоянной палаты международного правосудия является обязательным только для сторон в споре (Статут, статья 59); для других государств — членов Лиги Наций могут иметь последствия только действия, предусмотренные последним пунктом статьи 13 Устава. Однако
никакое последствие ке возникнет для государств, которые хотя и присоединились к протоколу, но ке вошли в число членов Лиги Наций.
Что касается действий, совершенных коллективными органами, то, ло общему правилу, только те действия, которые предусмотрены правовыми нормами, имеют значение и влекут последствия, но в этом отношении необходимо иметь в виду некоторые соображения и различия.
Возможно, что такие действия имеют значение только для международного права (например, утверждение договора главой государства в реальной унии, принятие нового члена в Лигу Наций). Возможно, однако, что эти действия имеют значение и с точки зрения внутригосударственного права, потому что, как мы знаем, ничто не препятствует тому, чтобы различные право- порядки были связаны с одним и тем же фактом. Что касается рассматриваемого нами вопроса, то это проявляется особенно ясно, когда деятельность, предусмотренная международным соглашением, является такой деятельностью, которая должна развиваться в пределах внутренней организации государства, и заинтересованные субъекты договариваются между собой осуществлять эту деятельность полностью или частично через специально созданный ими для этого орган.
Деятельность такого органа, которая с точки зрения международного права является просто осуществлением воли, выраженной в соглашении, может быть с точки зрения внутреннего права и в зависимости от случая деятельностью законодательной, административной или судебной, включая также деятельность в области частного права (купля-продажа или наем помещения, договоры поставки и т. д.).
Это простое или усложненное юридическое значение должно пониматься в том смысле, что один и тот же материальный факт— действие органа — рассматривается как предпосылка определенных юридических последствий с точки зрения как международного. так и внутригосударственного права одного или нескольких государств. Ввиду различия правопорядков это возможно только в тех случаях, когда в каждом правопорядке действуют нормы, связывающие данные факты с данными последствиями. Материальное единство действия, осуществляемого коллективным органом, и установление во всяком государстве единообразных внутренних норм посредством опубликования в предусмотренных конституцией формах договора, устанавливающего эти нормы, в результате приводят к тому, что действие квалифицируется одинаково разными правопорядками и приводит к одинаковым последствиям в каждом случае. В таких условиях данный орган признается связанным с определенным правопорядком. Поскольку, таким образом, оценка действий этого органа идентична, то тем, кто рассматривает его вне связи с каким-то определенным правопорядком, этот орган представляется как орган внутренней деятельности, общий для двух или нескольких государств. В- действительности, однако, таких органов столько, сколько имеется правопорядков, которыми определяется его деятельность.
Так, смешанные третейские суды, образованные согласно статье 304 Версальского договора (и соответствующим положениям других мирных договоров), поскольку в них разрешаются споры между частными лицами или между ними и государством, являются судами, созданными как в том, так и в другом из этих двух правопорядков. Но поскольку в каждом случае их состав идентичен, идентичны и нормы, регулирующие процесс, и эти нормы признаются каждым из двух государств, что осуществляется путем систематической публикации договоров; и поскольку идентичным является значение их решений, то, в сущности, эти органы выступают как общий для двух государств суд, как единый орган, действующий одновременно в двух юридических сферах.
Д. Классификация коллективных органов. Ввиду того что каждый вид деятельности органов является с точки зрения права фактом, с которым связаны определенные последствия, то различие или классификация этих органов должны основываться на различии последствий, которые данный правопорядок связывает с их деятельностью. С этой точки зрения можно с успехом применить обычное деление на органы законодательные, судебные к исполнительные, в зависимости от того, вытекают ли соответственные нормальные последствия их действий из правовых норм, или они являются результатом авторитетного разрешения спора, или же возникают путем осуществления права.
Собственная структура международного правопорядка и в особенности тот факт, что субъекты права являются в то же время создателями норм, придают этому различию последствий преходящий и неопределенный характер. Тем не менее, поскольку в международном правопорядке имеются факты, с которыми связано по большей части возникновение обязательных норм поведения, а также факты, в которых скорее конкретизируется решение какого-либо данного спора, и, наконец, факты, которые представляют собой- просто реализацию предыдущих соглашений, мы можем, используя это общее различие, указать суммарно на наиболее важные, известные в сфере международных отношений категории коллективных органов.
1) Выработка международных юридических норм со стороны коллективных орга- н о в. Коллективные органы, главным непосредственным резуль татом деятельности которых международный правопорядок считает образование правовых норм, не существуют. Международный законодательный орган еще не вышел и, как нам кажется» не скоро выйдет из царства утопий. Заключение договоров, являющееся, так сказать, нормальным процессом, посредством которого образуются нормы, а также происходит изменение (модификация) или отмена норм, действующих в сфере международных отношений, осуществляется через индивидуальные органы. Процедура заключения международных договоров имеет большое значение и требует большой осмотрительности, поскольку с этим связаны ограничение свободы государства и действующие во всех странах конституционные ограничения, в силу которых глава государства не вправе, кроме случаев, признаваемых особо важными, заключать соглашения без согласия других органов; значение данной процедуры является достаточно убедительным основанием такого положения вещей и показывает, как глубоко оно коренится в самой природе международного общества. Сама подготовка текста договоров, то есть окончательного проекта, на который должно затем распространиться волеизъявление государства (так называемые ратификации), обычно происходит на конференциях, которые являются простыми собраниями индивидуальных органов в смысле, указанном выше.
Устав Лиги Наций не дал ничего нового в этом отношении. Мы уже отмечали, насколько ошибочно видеть в резолюциях Ассамблеи и Совета источник правовых норм. За исключением функций, которые могут быть объяснены в связи с решением по какой-либо определенной спорной ситуации, а также, возможно, за исключением специального случая, предусмотренного пунктом 8 статьи 22 Устава Лиги, который не имел практического применения, Ассамблея и Совет являются просто исполнительными органами. Решения этих органов имеют, согласно Уставу, обязательную силу и являются конкретными мероприятиями по определенным вопросам, специально предусмотренным самим Уставом, как, например, принятие или исключение членов, увеличение числа постоянных или выборных членов Совета, перемена места пребывания и некоторые другие. За исключением этих точно определенных случаев, Ассамблея Лиги могла давать только рекомендации; это действовало также и тогда, когда речь шла о вопросах, указанных в статье 23, которые были специально переданы в ведение Лиги Наций. Абзац 1 этой статьи гласит, что деятельность Лиги осуществляется «с соблюдением постановлений международных соглашений, которые существуют в настоящее время или будут заключены впоследствии». Это ясно указывает на определенный правообразующий процесс, который имеет место вне Лиги. Само образование Постоянной палаты международного правосудия было осуществлено путем
протокола, то есть договора, которому предшествовала единогласно принятая резолюция Ассамблеи. Что касается внесения изменений в Устав, о чем идет речь в статье 26, то нет никаких указаний, на допущение изменения Устава иначе, как в договорном порядке. Единственное исключение из этого общего правила, которое приводится в данной статье 26, касается ратификации, необходимой для вступления в силу изменений Устава.
Согласно статье 405 Версальского договора и соответствующим статьям других мирных договоров, Генеральная конференция Международной организации труда может принимать большинством в две трети голосов присутствующих делегатов проекты конвенций, которые члены этой организации обязаны представить в определенный срок соответствующим органам власти, согласно их конституциям, для последующей ратификации (пункт 5); эти положения представляют собой важное видоизменение процедуры, применяемой до настоящего времени при заключении договоров, поскольку они (положения) заменяют решение коллективного органа решением конференции уполномоченных. Нельзя, однако, по этому поводу сказать, что такая процедура изменяет начала, действующие в отношении заключения договоров, поскольку за государствами сохраняется свобода ратификации или отказа от ратификации договора или же заключения или отказа от заключения договора; действием, вызывающим в данном случае юридические последствия, является обмен ратификациями^ или депонирование их, предусмотренные пунктом 7 соответствующей статьи, а не решения конференции, о чем идет речь в пункте 2[15].
Отсутствие таких коллективных органов, функцией которых было бы главным образом образование международно-правовых норм, объясняется наличием следующих ограничений:
а) Когда представительство двух или более государств в международных отношениях сосредоточено в одном органе, простом или сложном, то это способствует тому, что договоры заключаются с участием всех этих государств. Например, когда речь идет
о главе государства в реальной унии или эвентуально о се!?ме конфедерации, заявление о желании заключить договор', высказанное главой государства в реальной унии или сеймом конфедерации, согласно международному праву, считается выражением воли всех государств, связанных узами соответствующего их объединения.
б) Хотя в настоящее время исключается существование таких коллективных органов, с деятельностью которых международное право связывает в качестве присущей им главной функции образование правовых норм, это не предполагает исключения возможности того, что нормообразование может иметь место как дополнительный или случайный результат их деятельности; мы уже имели случаи указать в этой связи на положение некоторых сложных коллективных органов. Добавим к этому, что право разработки ряда положений передано тем или иным речным комиссиям (например, Берлинский трактат 13 июля 1878 года, статьи 55 и 7 Лондонского договора 10 марта 1883 года о регулировании судоходства по Нижнему Дунаю, а также регламент, приложенный к этому договору), или санитарным комиссиям (см. Парижскую конвенцию 3 декабря 1903 года относительно различных средств борьбы с чумой, холерой и желтой лихорадкой, статьи 164, 165), или иным комиссиям. В результате в одних случаях происходит подлинное образование международно-правовых корм через посредство коллективного органа, а в других случаях внутренние нормы вырабатываются для каждого государства так называемым общим органом.
в) Наконец, следует отметить, что в международном праве значительно чаще, чем в области внутригосударственного права, разрешение спора коллективным органом может представлять собой настоящее и действительное нормотворчество, ни в чем не отличающееся от нормотворчества, которое имеет место в тех случаях, когда столкновение интересов разрешается посредством заключения договора. Поскольку субъекты международного правопорядка являются одновременно создателями норм, которые и составляют этот правопорядок, то от выражения воли этих субъектов обычно зависит, будет ли решение органа простым подтверждением норм, действующих для урегулирования данного спора, или же скорее установлением новых норм.
2) Органы для урегулирования международных расхождений. Большое значение имеют коллективные органы, главной функцией которых является разрешение международных споров. Деятели пацифистского движения, столь значительного в последней четверти истекшего столетия и в годы нашего столетия, предшествовавшие первой мировой войне, усматривали, хотя и с сомнительной оценкой реального положения вещей, в существовании этих органов более действенное средство предотвращения вооруженных столкновений между народами и пытались всеми способами содействовать образованию таких органов. Достигнутыми ими результатами не следует пренебрегать, хотя их значение оказалось более ограниченным, чем можно было ожидать.
Главное различие между органами первой (пункт а) и второй (пункт б) категории заключается в том, что первые имеют своей единственной задачей облегчить заключение непосредственного соглашения между сторонами в споре, тогда как в отношении вторых право придает волеизъявлению обязательную силу при разрешении споров.
а) Следственные и согласительные 'комиссии. К числу органов первой категории относятся' следственные комиссии, предусмотренные Гаагской конвенцией 18 октября 1907 года о мирном разрешении международных споров (статьи 9—36), а также комиссии, учрежденные по договорам Брайана (названным так по фамилии государственного секретаря Соединенных Штатов Америки), которому принадлежит инициатива их заключения (см. «Шг. (И (Иг. т1егп.», 1915, ра§. 270 5е§§.); далее, «примирительные комиссии», рекомендованные резолюцией Ассамблеи Лиги Наций 22 сентября 1922 года, а также Совет и Ассамблея Лиги Наций, когда они осуществляют деятельность по урегулированию споров, и т. д.
Что касается разрешения споров, то деятельность этих органов, строго говоря, лишена юридического значения; юридическое значение имеет только последующее соглашение, которое является результатом этой деятельности и чаще всего представляет собой компромисс и по которому спорящие стороны признают или взаимно принимают на себя права и обязанности.
Однако, независимо от решения спора, международное право иногда предписывает ограничение свободы спорящих сторон в том, что касается деятельности этих органов, или же связывает с этой деятельностью определенные юридические последствия. Так, например, в первых своих статьях договоры Брайана и Устав Лиги Наций предписывают обязательство не прибегать к применению оружия до того, как комиссия или Совет произведут расследование и представят доклад (в течение устанавливаемого максимального срока), или в течение определенного срока со времени представления доклада (статья 12 Устава). Во втором случае особенно заслуживают внимания положения пункта 6 статьи 15 Устава, в силу которых установлено, что если доклад Совета принят единогласно, причем голоса представителей сторон не учитываются, то члены Лиги не могут прибегать к войне против государства, которое сообразуется с выводами этого доклада. Нельзя утверждать, что это решение яв ляется обязательным для спорящих сторон, и оно не разрешает спора; но, хотя спор и остается неурегулированным, данное решение имеет тот результат, что оно обязывает членов Лиги не прибегать к оружию против какого-либо государства, которое признает ее.
б) Международные арбитражные суды. Постоянная палата международного правосудия. Органами второй категории являются «международные третейские суды», причем зтот термин в широком смысле слова подразумевает органы, решения которых по спорам имеют юридически обязательную силу для сторон.
Теоретически эти суды следовало бы различать в зависимости от того, выражается ли их функция в окончательном и непреложном подтверждении действующего права по данному конкретному случаю или же в определении образа поведения, которому должны следовать спорящие стороны, независимо от того, каково будет осуществление права в данном спорном случае. Согласно первой гипотезе, международные третейские суды приближаются к государственным судебным органам и их деятельность является деятельностью по осуществлению юрисдикции. Во- втором случае они являются скорее органами нормотворческими. Тот факт, что стороны в международных третейских судах являются одновременно и созидателями и субъектами правопорядка, то есть законодателями и подчиненными исполнителями, подчёркивает эту двойную функцию указанных органов и ясно объясняет, каким образом можно говорить в данном случае о различии, которое обычно делается внутригосударственным правом между судьей и третейским судьей.
На практике, однако, это имеет почти исключительно теоретическое значение. Можно, конечно, указать случаи, в которых орган наделяется прямо и определенно функцией формулирования правовых норм (см., например, третейское решение 20 марта— 2 апреля 1901 года между Турцией и Грецией в «Кеуие <3е с!г. т1егп. е! де 1ё§. сотр.», 2е зёпе, уо1. IV, 1902), а также другие случаи, достаточно многочисленные, в которых задачей третейского разбирательства было только удостоверить и определить право в данном конкретном случае; но по целому ряду дел обе функции являются взаимосвязанными в одном и том же третейском разбирательстве при явном или молчаливом согласии сторон. Во всяком случае, очевидно, что после образования Постоянной палаты международного правосудия уже нельзя говорить, что эта двойная возможная функция осуществляется различными органами. Если, действительно, с одной стороны, третейские суды могут действовать и действовали по воле сторон как органы, подтверждающие нормы права, то, с другой стороны, статья 38 Устава палаты позволяла ей решать дела ех ае^ио е* Ъопо при условии согласия сторон и, таким образом.
применять такой способ разрешения спора, который может идти значительно дальше простого подтверждения действующей нормы права.
Более важным является различие между органами, образуемыми по отдельным случаям, и органами постоянными.
Третейские-суды, как правило, обычно создавались для конкретных случаев, то есть для решения определенного спора, хотя они созывались в соответствии с действующими нормами. Если речь идет не об одном арбитре (третейском судье), назначаемом по общему согласию, то соответствующий орган обычно составляется путем смешанной системы, а именно несколько членов, по большей части один или два, назначаются каждым участвующим в споре государством; председатель коллегии назначается по соглашению, в случае отсутствия последнего предусматриваются различные другие способы назначения (уже назначенными третейскими судьями, или третьим государством, или путем жеребьевки между выдвинутыми кандидатами и т. д.).
Постоянная палата третейского суда, учрежденная на Первой конференции мира (1899 год) и сохраненная без существенных изменений Второй конференцией мира (1907 год), не изменила этого положения вещей. В сущности, эта палата представляет собой не что иное, как длинный список лиц, назначенных различными правительствами в количестве не свыше четырех от каждого, особо квалифицированных для выполнения функций международных арбитров. Из этих лиц спорящие стороны могут в соответствующий момент выбирать троих или пятерых третейских судей, составляющих орган, на который возлагается разрешение их спора. Таким образом, этот орган представляет собой суд, образуемый для каждого отдельного дела, а не постоянный суд, каковым он является лишь номинально. Конференция 1907 года сделала понытку создать наряду с Постоянной палатой третейского суда Постоянную палату третейского правосудия, которая должна была состоять из ограниченного числа постоянных судей, получающих содержание и находящихся в распоряжении государств, которые хотели бы прибегнуть к их услугам для разрешения спора. Это был переход от системы арбитров, избираемых сторонами для каждого отдельного случая, к заранее образованной и постоянной третейской коллегии, которая должна была сделать более легким и экономичным обращение к арбитражу и вместе с тем, благодаря постоянному составу судей, сделать зозможньш постепенное нормовбразование, способствующее развитию международного права. Эта идея получила единогласное признание, но между великими и малыми государствами возникли непреодолимые разногласия, когда речь зашла об определении состава палаты: первые хотели иметь постоянных представителей, а вторые считали это несовместимым •с основным принципом равенства прав, так же как они считали .несовместимым с равенством прав и последовательное исключение некоторых из них, по очереди, от участия в образовании палаты.
Проблема, не решенная в 1907 году, была решена затем Лигой Наций. 13 декабря 1920 года Ассамблея Лиги единогласно одобрила, с некоторыми внесенными ею дополнениями, проект устава Постоянной палаты международного правосудия, подготовленного Советом на основании статьи 14 Устава Лиги. Согласно условиям этой статьи («...представить его членам Лиги»), Ассамблея поручила Совету передать проект на рассмотрение членов Лиги для принятия в форме протокола с надлежащей ратификацией. Протокол подписания, приложением к которому служил сам текст Устава, был открыт для подписания в Женеве 16 декабря 1920 года; он был подписан всеми или почти всеми членами Лиги (52) и ратифицирован большей частью их <40 к 15 июня 1927 года, 41 — к 30 августа 1928 года). Таким образом, правовой основой палаты является не столько резолюция Ассамблеи, сколько подлинный международный договор, который не может быть видоизменен без согласия всех государств, ратифицировавших протокол или присоединившихся к нему.
Постоянная палата международного правосудия не заменила собой вышеупомянутую Постоянную палату третейского суда, но функционирует наряду с ней. Постоянная палата международного правосудия состоит из одиннадцати судей и четырех заместителей, избираемых отдельным голосованием Ассамблеи и Совета Лиги Наций из списка кандидатов, представленного национальными группами Постоянной палаты третейского суда или, в случае отсутствия их, национальными группами из четырех юристов; эти группы образуются согласно условиям, предусмотренным конвенцией 18 октября 1907 года для избрания членов Постоянной палаты третейского суда.
Первые выборы судей имели место в сентябре 1921 года, и палата начала функционировать в январе следующего года. Изложение норм, которые регулируют создание и функционирование палаты, и анализ сложных вопросов относительно природы этого нового органа будут даны в соответствующих местах настоящей работы.
3) Исполнительные органы. Самыми распространенными являются коллективные органы, которые мы охарактеризовали как исполнительные органы, поскольку их деятельность направлена на проведение в жизнь определенных положений, установленных международным соглашением, и на осуществление тем самым воли, выраженной в этом соглашении. Названные органы в широком смысле прежде всего могут считаться образованными для осуществления воли, выраженной в соглашении, то есть воли, которая в этом случае направлена к мирному раз решению одного спора или же всех споров вообще. Различие состоит в том, что деятельность органов, о которых мы сейчас говорим, не развертывается в связи с международными спорами вообще. Здесь, естественно, исполнительная функция, в указан- но?л -выше смысле, рассматривается лишь как надлежащая и нормальная функция этих органов. Однако не исключается также, что их деятельность может быть дополнительно направлена на выработку правовых норм или на решение споров, связанных со специальной сферой их компетенции; этот момент, вообще говоря, достаточно часто встречается, и он важен для некоторых категорий исполнительных органов, как, например, для речных комиссий.
В эту категорию еходят, хотя они и не являются органами для решения международных споров, Ассамблея и Совет Лиги Наций, постоянно действующий Секретариат, комиссии, предусмотренные статьями 9 и 22 Устава, и различные другие комиссии, образованные для выполнения целей, порученных Лиге статьей 23 Устава. Сюда, кроме того, входят органы Международной организации труда, учрежденной Версальским договором (статья 388), то есть Генеральная конференция организации, а также Международное бюро труда и Административный совет
и, кроме того, следственные комиссии, предусмотренные статьей 412. К числу таких органов относятся и многочисленные комиссии, образованные в соответствии с мирными договорами или в порядке выполнения таких договоров, например комиссии для временного управления некоторыми территориями (таковы Комиссия по управлению Саарским бассейном, см. приложение к статьям 45—50 Версальского договора, гл. 2, и Верховная межсоюзническая комиссия для Рейнской области, оккупированной в порядке гарантии), комиссия по репарациям и т. д. и т. п.
С общей точки зрения исполнительные органы могут быть разделены на две категории: органы коллегиальные, или комиссии, и органы служебного характера, или бюро.
1. Органы коллегиальные. Следующие группы, достаточно полно определенные, относятся к первой категории:
(1) Речные комиссии, образованные для содействия и регулирования навигации и наблюдения за ней по определенным международным речным путям сообщения. Таковыми являются:
(а) Дунайские комиссии. Согласно Парижскому договору 1856 года, который открыл Дунай для свободного судоходства всех государств, были созданы две комиссии: Европейская комиссия, состоявшая из делегатов каждого из следующих государств: Австрии, Франции. Великобритании, Пруссии (впоследствии Германии), России, Сардинии (впоследствии Италии),
Турции, и Комиссия прибрежных государств, состоявшая из делегатов от каждого прибрежного государства. По смыслу трактата 1856 года компетенция Европейской комиссии, ограниченной з своей деятельности бассейном Нижнего Дуная, в сущности, носила временный характер и касалась главным образом выполнения некоторых работ у Железных ворот — до моря. После двух лет работы ее функции должны были перейти к Комиссии прибрежных государств. В действительности, однако, срок деятельности Европейской комиссии все время пролонгировался, а в результате Акта о судоходстве в устье Дуная 2 ноября 1856 года, Лондонского договора 13 марта 1871 года, Берлинского договора 13 июля 1878 года с дополнительным к нему актом о судоходстве в устье Дуная 28 мая 1881 года и Лондонского договора
10 марта 1883 года Европейская комиссия получила еще большие права в ущерб Комиссии прибрежных государств.
Статья 346 Версальского договора (и соответствующие статьи других мирных договоров) устанавливает, что Европейская Дунайская комиссия будет вновь иметь те полномочия, которыми ока обладала до войны; временно же она будет состоять только из представителей Великобритании, Франции, Италии и Румынии/В соответствии со статьей 347 была создана другая комиссия — Международная комиссия, состоящая из двух представителей прибрежных германских государств и одного представителя от каждого из других прибрежных государств, а также одного представителя от каждого не являющегося прибрежным государства, представленного в Европейской комиссии. Компетенция этой комиссии относится к среднему течению Дуная — от Ульма и до того пункта, в котором начиналось действие полномочий Европейской комиссии.
Парижская конвенция 23 июля 1921 года, которая определила окончательный статут Дуная, предусмотрела и определила статьей 4 возможность введения новых членов в Европейскую комиссию. Что касается полномочий, то конвенция ограничилась указанием (статья 5), что комиссия будет иметь полномочия, которыми она обладала до войны. Полномочия Международной комиссии определены в главе III, касающейся так называемого речного Дуная.
Европейская комиссия выполняет свои функции вполне независимо от территориальных властей. Ее функции носят законодательный характер (издание правил судоходства), судебный характер (решение гражданских споров по вопросам судоходства, компетенция по уголовным делам в связи с вопросами нарушения правил судоходства) и исполнительный характер (назначение и выполнение работ, наблюдение за порядком и т. д.). Компетенция Международной комиссии носит более ограниченный характер (в пользу территориальных властей), но аналогична компетенции Европейской комиссии.
б) Центральная комиссия по Рейну, Эта комиссия была образована согласно Акту о судоходстве по Рейну 1831 года, пересмотренному в 1868 году (Маннгеймская конвенция). Комиссия состоит из представителей от каждого прибрежного государства— Гессена, Бадена, Баварии, Франции и Нидерландов — и выполняет функции не только по регулированию судоходства и административные, но и судебные, в частности функции апелляционного суда по решениям «судов по делам судоходства на Рейне> (см. зыше, стр. 264).
Статья 354 Версальского договора сохранила эту комиссии* с полномочиями, которые она имела ранее, однако ее местопребывание было перенесено из Маннгейма в Страсбург, также были внесены некоторые изменения в ее состав. В соответствии с этой статьей в комиссию входят: 2 делегата от Нидерландов (впоследствии 3), 2 — от Швейцарии, 4 — от прибрежных германских государств, 4 — от Франции (из числа которых назначался: председатель), 2 — от Великобритании, 2 — от Италии и 2 — от Бельгии. Комиссия принимает решения большинством голосов, и каждое государство имеет число голосов, равное установленному числу ее представителей.
(в) Комиссия по Эльбе, образованная статьей 340 Версаль- ского договора, и
(г) Комиссия по Одеру, образованная статьей 341 этого договора, обе имеют аналогичные с Комиссией по Рейну состав и функции, за исключением, разумеется, государств, назначающих делегатов, и числа делегатов от каждого государства.
Статут комиссии по Эльбе был определен конвенцией 22 февраля 1922 года и дополнительным актом 27 января 1923 года. Согласно статье 2 упомянутой конвенции, комиссия обязана: наблюдать за поддержанием свободы судоходства, сохранением: и улучшением судоходных путей; выносить решения по жалобам на применение конвенции на местах или на применение изданных в ее осуществление регламентов; констатировать, соответствуют ли применяемые тарифы положешн*** конвенции; выносить судебные решения по жалобам, передаваемым ей в качестве апелляционной инстанции, и вообще выполнять задачи, вытекающие из конвенции. Статья 4 и следующие дополнительного акта детально определяют судебные функции комиссии в качестве апелляционной судебной инстанции по решениям местных судов первой инстанции.
Комиссии Конго и Нигера, предусмотренные Берлинским генеральным актом 26 февраля 1885 года, насколько нам известно, так и не были образованы, и соответствующие положения небыли воспроизведены в Сен-Жерменской конвенции 10 сентября 1919 года, заменившей в отношениях между договаривающимися сторонами названный акт (статья 13).
(2) Санитарные комиссии, образованные для выработки*, проведения и наблюдения за применением мер по недопущению- и пресечению эпидемий. Такими комиссиями являются:
(а) Международный совет по здравоохранению в Бухаресте созданный Галацким актом 28 мая 1881 года для санитарного контроля в устьях Дуная.
(б) Египетский санитарный, морской и карантинный совет в Александрии, реорганизованный в 1881 году из прежнего Генерального санитарного интендантства. Его статут был определен и уточнен различными международными конвенциями, в частности Венецианской конвенцией 1892 года. Задачей этого совета было принятие мер, установленных соответствующими международными конвенциями для предупреждения проникновения в Европу через Красное море и Суэцкий канал эпидемических заболеваний, главным образом холеры и чумы. Совет состоял из. 18 членов: 4 египтян и 14 иностранцев. В силу положений статьи 152 Версальского мирного договора Германия отказалась от участия в этом совете и согласилась на передачу его полномочий египетским властям. То же самое сделала Австрия по Сен-Жер- менскому договору (заключительный абзац статьи 107). Статья 117 Лозаннского мирного договора признает существование этого совета, что обеспечивает представительство государства в нижеследующей комиссии.
(в) Комиссия по санитарному согласованию паломничеств предусмотренная статьями 117 и 118 Лозаннского договора, имеет своей задачей проведение контроля за паломниками, направляющимися в Иерусалим и Геджас. В договоре не установлен точный состав комиссии, однако обеспечивается представительство санитарных служб Турции и Египетского санитарного, морского и карантинного совета.
(г) Высший совет по здравоохранению в Константинополе• был вначале учрежден Турцией, предложившей главным европейским державам послать в него своих делегатов. СоЕет был затем признан, а его состав и задачи определены международными конвенциями, последней из которых была Парижская конвенция 3 декабря 1903 года (статья 165 и сл.). Согласно этой конвенции, совет состоит из 17 членов, из которых 4 являются подданными Оттоманской империи, остальные назначаются европейскими державами. Соединенными Штатами Америки и Персией. Как и упомянутый выше Египетский санитарный, морской и карантинный совет (который, между прочим, не занимал вначале подчиненного положения), он также имел своей главной задачей принятие мер для предупреждения возникновения и распространения эпидемических заболеваний. Севрский договор,»
упразднив этот совет, передал его полномочия Комиссии по про’ ливам. Статья 114 Лозаннского договора подтвердила упразднение совета, ко указала при этом, что турецкой администрации поручается организация санитарного дела на побережье и границах Турции.
(3) Финансовые комиссии, образованные для наблюдения за деятельностью государств-должников в интересах иностранных кредиторов или гарантов, в настоящее время находятся в неопределенном положении и, вероятно, подвергнутся изменению. Так, этому можно привести следующие примеры:
(а) Административный совет оттоманского публичного долга был учрежден в 1878 году. Статья 56 Лозаннского мирного договора устанавливает, что в его состав более не входят делегаты немецких, австрийских и венгерских кредиторов, но совет сохраняется, и, согласно финансовым положениям договора; этот совет по-прежнему обладает определенными правами (статья 46 и сл.).
(б) Комиссия египетского публичного долга была образована в 1880 году. Ее компетенция была расширена в 1885 году, когда шесть великих держав приняли на себя гарантию египетского долга. На основании статьи 151 Версальского мирного договора Германия согласилась на ее упразднение или на изменения, которые египетское правительство признает необходимым внести, в декрет хедива 28 ноября 1904 года относительно этой комиссии.
(в) Комиссия греческого публичного долга. Ее образование предусмотрено статьей 2 прелиминарного Мирного договора с Турцией 18 сентября 1897 года. В интересах кредиторов Греции было установлено, что определенные источники дохода будут предназначаться исключительно для удовлетворения их интересов и будут подчинены полному контролю комиссии, состоящей из делегатов шести великих держав.
(г) Комиссией подобного рода, имеющей важное значение и образованной совсем недавно, является Комитет контроля над австрийским займом[16].
Второй из двух Женевских протоколов от 4 октября 1922 года, содержащий финансовый.план восстановления экономики Австрии под эгидой Лиги Наций, предоставил австрийскому правительству право выпустить заем на сумму в 650 миллионов золотых крон. Уплата ежегодных процентов по этому займу гарантирована посредство.м участия Италии, Великобритании, Франции и Чехословакии в размере не свыше 84 процентов; специальным соглашением между заинтересованными сторонами установлен размер участия каждой из них. Эта операция, как и все после-
дующие платежи по займу, осуществляется под управлением и наблюдением Комитета контроля, состоящего из делегатов четырех государстз-гарантов, каждое из которых располагает двадцатью голосами. Правительства, которые согласятся гарантировать остальные ежегодные платежи, не охваченные гарантией четырех названных выше правительств, будут иметь также возможность назначить каждое по одному делегату или принять участие в назначении общих делегатов; каждый делегат будет иметь один голос на один процент доли, гарантированной его собственным правительством. Комитет контроля связан с Генеральным комиссаром, назначенным Лигой Наций для наблюдения за выполнением плана реконструкции финансов Австрии. Решения комитета принимаются абсолютным большинством голосоз присутствующих и в некоторых более сложных случаях большинством в две трети голосов. Аналогичный режим был впоследствии применен и к Венгрии (Женевский протокол 14 марта 1924 года).
Несколько схожа с этой группой и Репарационная комиссия, созданная мирными договорами. Ее главной задачей является: определить сумму платежей, которые должны выплатить побежденные государства на основе положений, установленных указанными договорами; предусмотреть методы выплаты этих платежей и определить, в какой форме они должны осуществляться; принимать такие платежи и производить распределение полученных сумм между кредиторами. В соответствии с приложением 2 к отделу I части VIII Версальского мирного договора комиссия состоит из делегатов Соединенных Штатов Америки, Великобритании, Франции, Италии, Японии, Бельгии и Сербо- Хорвато-Словенского государства[17]; впрочем, лишь делегаты первых четырех держав участвуют во всех ее заседаниях. Другие мирные договоры (Сен-Жерменский — статья 179, Трианон- ский — статья 163, Нейиский — статья 121) вносят изменения в состав этой комиссии, имея в виду особые интересы, которые она должна удовлетворить. Кроме того, «союзные и объединившиеся державы», не представленные в комиссии, могут направить в нее своих представителей с совещательным голосом, когда она рассматривает вопросы, затрагивающие их кредиты и интересы. Комиссия имеет свое основное местопребывание в Париже, но может собираться также и в других местах. Что касается Болгарии, то в Софии также создана межсоюзническая комиссия, в задачу которой входит облегчение выполнения обязательств, возложенных на это государство. Репарационная комиссия выносит решения большинством голосов, за исключением некоторых специальных вопросов, которые требуют единогласия (см. § 13 приложения 2 к отделу I части VIII Версальского договора); воздержание от голосования рассматривается как голосование против обсуждаемых предложений. Заслуживают внимания положения статьи 11 цитированного приложения, согласно которым комиссия в своей деятельности не связана какими-либо законодательными нормами или кодексами, а также особыми правилами, касающимися процедурных вопросов. Комиссия, как предусматривается в указанной выше статье, руководствуется в своей деятельности принципами справедливости, равенства и доброй воли. Что касается организации, комиссия имеет широкие полномочия: она сама назначает и отзывает своих служащих. Каждое государство, с соблюдением при этом определенных правил, может выйти из комиссии; нет норм, которые предусматривали бы возможность замены коллективных действий, органом осуществления которых служит комиссия, индивидуальными действиями отдельных заинтересованных государств. Различного характера многочисленные вопросы, которые возникают под этим углом зрения, связаны со сложными вопросами толкования, чем мы здесь не имеем возможности заниматься.
Лондонские соглашения 9 и 16 августа 1924 года, заключенные для проведения в жизнь так называемого плана Дауэса, расширили состав комиссии включением в нее одного члена — американца (Соединенные Штаты, ке ратифицировавшие Версальский мирный договор, воздерживались от участия в этом, как и в других органах, образованных в силу этого договора) и незначительно изменили обязанности этой комиссии в отношении новой системы платежей и гарантий. Кроме того, для разрешения этих вопросов были установлены различные виды третейского разбирательства, к которому должна была прибегать также и Репарационная комиссия по целому ряду споров, которые могли возникать в процессе применения этих соглашений.
Прежде чем закончить обзор группы коллективных органов, характерным принципом организации которых является коллегиальность, следует упомянуть и Международную комиссию по воздушной навигации, созданную согласно Парижской конвенции 13 октября 1919 года[18], и Комиссию па проливам, созданную на основании Лозаннской конвенции 24 июля 1923 года, приложенной к Лозаннскому мирному договору того же числа.
Согласно статье 34 Парижской конвенции под руководством Лиги Наций (ср. пункт 1 статьи 24 Устава) должна быть соз дана Постоянная международная комиссия, состоящая из двух .представителей от каждого из следующих государств: Соединенных Штатоз Америки, Франции, Японии, Италии, — одного представителя от Великобритании и одного представителя от каждого из британских доминионов и от Индии, одного представителя от каждого из других договаривающихся государств. Система голосования, предназначенная обеспечить преобладание великих держав, является своеобразной и достаточно сложной: каждое из первых пяти государств (Великобритания со своими доминионами и с Индией рассматривается в этом отношении как одно государство) имеет число голосов, равное такому наименьшему целому числу, которое, будучи помножено на" пять, превышает по крайней мере на один голос сумму голосов всех других договаривающихся государств; каждое из других государств имеет один голос. Комиссия обладает обширными полномочиями по вынесению решений; они принимаются простым большинством голосов, но в некоторых случаях требуется большинство в три четверти, а иногда в две трети голосов из общего числа голосов, то есть из общего числа голосов, которые могли бы быть собраны, если бы все представители государств присутствовали на заседании. Полномочия этой комиссии перечислены в статье 34 конвенции и, кроме того, вытекают из различных других ее статей. Прежде всего комиссия является органом для связи между договаривающимися государствами, консультативным органом, и главная ее задача—поддержание изменений международно-правовых норм на уровне развития воздухоплавательной техники. В этих целях предусматривается, что большинством в три четверти голосов могут быть изменены приложения к конвенции, а большинством в две трети голосов .комиссия может предложить договаривающимся государствам внести изменения в статьи конвенции, причем такое предложение может исходить или от одного из договаривающихся государств, или же от самой комиссии.
Статья 10 Лозаннской конвенции 24 июля 1923 года предусматривает учреждение в Константинополе международной комиссии, носящей название Комиссии по проливам. Обязанностью этой комиссии является надзор за соблюдением положений относительно лшхода военных кораблей и перелетов военных самолетов через проливы, то есть положений, содержащихся в приложении к статье 2_конвенции. В соответствии со статьей 1 «Про^ ливы» включают Дарданеллы, Мраморное море и Босфор. Председателем Комиссии по проливам является представитель Турции; в ее состав входят представители Франции, Великобритании, Японии, Италии, Болгарии, Греции, Румынии, России и Сербо-Хорвато-Словенского государства — при условии ратификации конвенции этими государствами. Предусматривается также, что Соединенные Штаты Америки и независимые прибрежные государства Черного моря, не указанные в предыдущем списке, "вправе назначить своих представителей в комиссию. Комиссия подчиняется контролю Лиги Надий, которой ока должна ежегодно представлять отчет и всевозможную полезную' информацию в отношении торговли и мореплавания.
2. Органы ведомственные. Международные бюро выполняют свои функции либо через посредство одного лица, либо через посредство нескольких лиц, которые действуют, однако, изолированно, хотя и при определенной иерархической подчиненности одних лиц другим. В этом отношении такие учреждения существенно отличаются от предыдущих групп, характерной чертой которых является коллегиальность, в том смысле, что для осуществления функций необходимо одновременное и по большей части равноправное участие ряда лиц. Международные службы или бюро в указанном выше смысле, то есть служебные органы, основанные на началах иерархического подчинения и исключающие коллегиальность, часто подчиняются коллегиальным коллективным органам и обслуживают эти органы: таковы постоянный Секретариат Лиги Наций, Международное бюро труда и т. д. Но когда говорят о международных бюро в узком смысле слова (Ъигеаих шиегпа^опаих), обычно имеют в виду бюро так называемых «международных административных союзов», объединений государств, созданных для осуществления определенных коллективных интересов, что входит в сферу, которую принято называть административной деятельностью государства. Эти объединения обычно открыты для присоединения и действуют в течение продолжительного или же неопределенного времени. Полномочия этих международных бюро ограничиваются сбором, сохранением и публикацией информационных документов и материалов; часто к этому добавляется рассылка копий и извлечений из текстов соответствующих регламентов. В круг деятельности таких учреждений входит также подготовка возможных или периодических пересмотров конвенций о союзах для внесения рекомендаций и т. д.
Существующие в настоящее время главные международные бюро могут быть классифицированы следующим образом:
(1) действующие согласно конвенций, имеющих своим предметом средства связи и транспорта:
(а) Бюро Всемирного телеграфного союза (Вигеаи т!егпа- Нопа! де5 ас!ш1П1$1гаИоп$ 1ё1ё§гар1^ие5). Союз зпервые был создан Парижской конвенцией 17 мая 1865 года, но Бюро союза было организовано тремя годами позже. Конвенция 1865 года была заменена Петербургской конвенцией 10—22 июля 1875 года. Статья 14 этой конвенции и статья 81 и сл. приложенного к ней регламента (текст, пересмотренный в Лондоне 10 июля 1903 года) содержат положение о союзе, определяют его устройство, функции, распределение расходов и т. д. Союз имеет свой печатный орган — «1оигпа1 1ё1ё§гар1г^ие».
Берлинская радиотелеграфная конвенция 3 ноября 1906 года (замененная другой, несколько видоизмененной Конвенцией 5 июля 1912 года) возложила (статья 13) на Бюро Всемирного телеграфного союза выполнение аналогичных мер обслуживания в отношении радиотелеграфного дела. Положения конвенции дополнены статьями 37 и 38 регламента. И Телеграфный союз и Швейцарская конфедерация согласились на это расширение задач союза, который вследствие этого был разделен на две секции [19].
(б) Бюро Всемирного почтового союза (Вигеаи тьегпаНопа! <1е Гйшоп ро$а1е итуегзеПе) было учреждено в* Берне в 1875 году согласно статье 15 Бернской конвенции 9 октября 1874 года и статье 27 регламента, содержащего положения, почти идентичные с теми, которые предусмотрены в отношении Всемирного телеграфного союза: оба этих органа являются прежде всего органами связи и информации. Парижская конвенция 1 июня 1878 года, которая превратила прежний Всеобщий почтовый союз во Всемирный почтовый союз, соответственно видоизменила наименование этого органа, оставив в остальном без изменений прежние положения. То же самое, за исключением небольших видоизменений, направленных на облегчение функционирования, можно сказать и о последующих почтовых конвенциях — Венской 4 июля 1891 года, Вашингтонской 15 июня 1897 года, Римской 26 мая 1906 года и Мадридской 30 ноября 1920 года. В числе различных функций союз обязался, кроме того, представлять свои рекомендации при решении спорных вопросов по просьбе спорящих сторон (статья 22 действующе^. Римской конвенции). Служба союза издает ежемесячный орган— «Ь’ТЛпюп роз1а1е» («Почтовый союз») на трех языках: французском, немецком и английском[20].
(в) Центральное бюро международных перевозок (ОШсе сеп- 1га! ёе$ 1гап$рог1з т1егпа1юпаих), образованное в силу статьи 57 Бернской ?;онвенции 14 октября 1890 года о перевозках грузов по железным дорогам, также имеет свое местопребывание в Берне. Бюро получает и рассылает сообщения от государств и железнодорожных управлений; собирает, согласовывает и опубликовы вает всякого рода информацию, интересующую учреждения*, ведающие международными перевозками; выносит по просьбе сторон решения по спорам, которые могут возникнуть между администрациями железных дорог; рассматривает пожелания о пересмотре конвенций и предлагает созыв новых конференций; содействует финансовым отношениям между различными администрациями. Статья 58 определяет полномочия Бюро по включению в список или исключению из списка тех железнодорожных линий, ка которые распространяется действие конвенции.
Специальное приложение к конвенции (приложение II), которое по особому постановлению Заключительного протокола имеет ту же силу, что и сама конвенция, поручает Швейцарскому союзному совету организацию и наблюдение за деятельностью бюро, уточняет дополнительно его полномочия, регулирует вопрос о расходах и т. д.
Последующие конвенции 20 сентября 1893 года, 16 июля 1895 года, 16 июня 1898 года, 19 сентября 1906 года1® не внесли существенных изменений в организацию и функции бюро[21].
(2) действующие согласно конвенций, имеющих задачей охрану определенных интересов, преимущественно экономических:
(а) Международное бюро мер и весов (Вигеаи т1ета*Нопа1 йе$ ро1Й5 е! шезигез) было учреждено в Париже Конвенцией 20 мая 1875 года об унификации метрической системы. Бюро поставлено под исключительный контроль Международного комитета мер и весов, состоящего из 14 членов, принадлежащих к различным государствам и избирающихся на конференции в соответствии с кормами, определенными в приложенном к конвенции регламенте. Комитет в свою очередь осуществляет деятельность под контролем Всеобщей конференции мер и весов, которая состоит из делегатов всех договаривающихся государств и председательствование на которой по праву принадлежит президенту Академии наук в Париже. Бюро состоит из директора, двух его заместителей и необходимого числа нижестоящих служащих. Директор и его заместители избираются комитетом путем закрытого голосования. Комитет обязан сообщить результаты выборов соответствующим государствам; остальные служащие назначаются директором. Специальной задачей бюро является хранение международных образцов мер и зесов и контролирование образцов отдельных стран. В соответствии со статьей 3 регламента французское правительство обязалось, по просьбе комитета, принять необходимые меры для признания бюро в качестве учреждения общественной пользы. Парижская конвенция 31 марта 1922 года увеличила число членов комитета до 18 и учредила в числе других отделов Бюро по осуществлению контроля за единообразием электрических измерений.
(б) Бюро Союза для защиты промышленной собственности (Вигеаи т{егпа11опа1 (1е ГШюп роиг1а рго1ес1лоп йе 1а ргорпёгё тс1и${пе11е). Союз был образован согласно Парижской конвенции 20 марта 1883 года, которая в дальнейшем была дополнена некоторыми актами и пересмотрена в Вашингтоне 2 июня 1911 года. Согласно статье 13 Конвенции 1883 года, было предусмотрено образование в Берне Бюро Союза, которое было поставлено под высокий надзор и попечение правительства Швейцарской конфедерации. Расходы по содержанию бюро были распределены в определенной пропорции между всеми договаривающимися государствами. Пункт 5 заключительного протокола дополняет положения статьи 13 и определяет полномочия бюро, которые состоят специально в сборе и сообщении информации, подготовке работ для будущих конференций и публикации журнала, выходящего ежемесячно на французском языке под названием «Ьа ргорпёгё тйизШеПе». Последующие положения более справедливо регулировали распределение расходов по содержанию бюро и несколько расширили его полномочия без изменения самой его сущности и организации. Эти положения составляют содержание статьи 13 Вашингтонской конвенции, которая в отношениях между ратифицировавшими ее государствами заменила Конвенцию 1883 года и дополнительные соглашения — Мадридское 15 апреля 1891 года (частично касающееся функций бюро) и Брюссельское 14 декабря 1900 года.
(в) Бюро Союза для охраны авторских прав (Вигеаи тьегпа- 1юпа1 йеГШюпроиг1а рго1ес1юп йе$ оеиугез 1Шёга1ге$ е! аги$1ь циез) было образовано в Берне во исполнение статьи 16 Бернской конвенции 9 сентября 1886 года, изложенной в той же редакции, что и статья 13 Конвенции для охраны промышленной собственности. Пункт 5 Заключительного протокола предписывает, что бюро должно быть организовано согласно регламенту, составление которого поручается правительству Швейцарского Союза и вводит некоторые новые положения, касающиеся полномочий бюро (аналогичных полномочиям указанного в предыдущем пункте бюро), а также языка и расходов. Конвенция 1886 года была пересмотрена в Берлине 13 ноября 1908 года и дополнена протоколом 20 марта 1914 года; статьи 21—23 новой конвенции содержат все положения, относящиеся к бернскому бюро, более согласованные и определенные в некоторых подробностях, однако в целом текст конвенции остался прежним. Бюро- публикует периодический ежемесячный журнал аЪе дгоН: сГаихеиг».
(г) Бюро Международного союза для публикации таможенных тарифов. Союз был создан Брюссельской конвенцией 5 июля 1890 года. Согласно статье 3, в Брюсселе учреждается Международное бюро, уполномоченное переводить и опубликовывать таможенные тарифы, а также законодательные или административные положения, которыми предусмотрены какие-либо их изменения. Согласно статье 5, персонал бюро назначается министром иностранных дел Бельгии, который осуществляет также и наблюдение за функционированием бюро. Специальные положения регулируют распределение расходов (статьи 9—11) и устанавливают обязательства договаривающихся государств передавать бюро документы, которые могут представлять для него интерес (статья 12). Регламент, приложенный к конвенции, предусматривает издание «ВиПеПп т1:егпаиопа1 <1е$ доиапеБ», выходящего на пяти языках.
(д) На основании Римской конвенции 7 июня 1905 года был учрежден Международный сельскохозяйственный институт. Эта конвенция предусматривала образование Генеральной ассамблеи, состоящей из представителей государств — участников конвенции (причем число участников конвенция не устанавливала) и Постоянного комитета, представляющего собой исполнительный орган. В состав последнего входит по одному члену от каждого участвующего государства, но не исключается право государств назначать одного и того же делегата при условии, что общее число делегатов не должно быть менее четырнадцати. Функции института относятся к области сельскохозяйственного производства и аналогичны тем, которые входят в функции других международных союзов, о которых мы уже говорили: сбор, согласовывание и опубликование информации технического или экономического характера, представляющей интерес для сельского хозяйства, и внесение предложений, направленных на защиту интересов сельского хозяйства и на улучшение условий существования земледельцев. Для выполнения работы по сбору, согласованию и опубликованию соответствующих данных имеется рабочий орган, в строгом смысле слова — бюро, не отличающееся от тех, о которых уже говорилось выше; это подтверждается также статьей 8 конвенции, которая предоставляет комитету право назначать и отзывать служащих своего органа — бюро. На практике, однако, часто говорят о Международном сельскохозяйственном институте, имея в виду скорее бюро, а не международную организацию в целом; и эта терминология,.неопределенная и отличающаяся, без какого-либо к тому разумного основания, от ранее принятой, часто является причиной недоразумений и затруднений, которых можно было бы избежать, признавая, что в данном случае имеется такой же международный союз, как все другие, и что для обслуживания его и учреждено бюро. Присвоение прав юридического лица институту, по итальянскому законодательству, не является каким-либо новым фактом (см. сказанное выше о Международном бюро мер и весов) и не видоизменяет сути международных связей, созданных Конвенцией 7 июня 1905 года.
(3) В соответствии с санитарными конвенциями было создано Международное бюро здравоохранения. Согласно статье 181 Международной санитарной конвенции, заключенной в Париже 3 декабря 1903 года, принимая во внимание пожелания, высказанные назначенной для этого комиссией (приложение III) относительно учреждения Международного бюро здравоохранения, французскому правительству было поручено сделать государствам в подходящий момент соответствующие предложения дипломатическим путем. Во исполнение этого 9 декабря 1907 года в Риме было заключено соглашение об образованииМеждународного бюро общественной гигиены. Бюро имеет своим местопребыванием Париж и функционирует под началом и контролем комитета, состоящего из делегатов договаривающихся государств. В приложении к соглашению дан органический статут бюро. Оно действует независимо от правительства государства, в котором имеет свое местопребывание, и ведет непосредственные сношения с высшими санитарными властями различных стран и с санитарными советами (учрежденными в силу международных конвенций). Главным предметом деятельности Бюро является сбор и доведение до сведения государств фактов и документов общего характера, касающихся общественного здравоохранения,,главным образом распространения эпидемических заболеваний: холеры, чумы, желтой лихорадки, а также мер, принимаемых для борьбы с ними. Задачи информации осуществляются путем публикации ежемесячного бюллетеня. Бюро состоит из директора и генерального секретаря, назначаемых комитетом, и из необходимого числа служащих, назначаемых и отзываемых директором, который ответствен перед комитетом. Расходы покрываются государствами и распределяются в пропорции, устанавливаемой уставом. Французское правительство взяло на себя обязательство и в этом случае принять, по просьбе комитета, необходимые меры к тому, чтобы бюро было признано учреждением общественной пользы.
Другие международные органы, которые имели значение в прежнее время, теперь прекратили свое существование, во всяком случае фактически. Мы имеем в виду прежде всего органы, которые были созданы в Занзибаре и Брюсселе для борьбы с работорговлей— во исполнение Брюссельского генерального акта
2 июля 1890 года. Действительно, три конвенции, заключенные в Сен-Жермене-на-Лэ 10 сентября 1919 года и касающиеся: пер вая — пересмотра Берлинского акта 26 февраля 1885 года, вторая — регулирования торговли спиртными напитками в Африке, третья — контроля за торговлей оружием и боеприпасами,— в отношениях между договаривающимися сторонами, заменившие как Берлинский акт 1885 года, так и Брюссельский акт 1890 года, не упоминают более об этих органах. Правда, прежние догозоры сохраняют свою силу во взаимоотношениях между государствами,, которые не являются участниками новых конвенций или их не ратифицировали. В данном случае речь идет о переходном периоде, и, несомненно, новые конвенции полностью заменят прежние конвенции. Фактически трудно предположить[22] чтобы эти органы сохранились после войны либо же имели какой-то шанс временно вновь возродиться. С другой стороны,, предусматривается-образование в будущем новых-органов, как,, например, Международного центрального бюро, в задачу которого входили бы сбор и хранение различного рода документов, которыми обмениваются договаривающиеся стороны относительно ввоза и производства спиртных напитков в Африке, в соответствии со статьей 7 второй из указанных выше конвенций, а также бюро, аналогичного предыдущему, в задачу которого входили бы сбор и хранение всякого рода документов, которыми обмениваются договаривающиеся стороны в отношении контроля за торговлей оружием боеприпасами, — в соответствии со статьей 5- третьей конвенции.
Следует добавить, что приведенный выше обзор международных органоз не претендует на то, чтобы быть исчерпывающим. Существуют, несомненно, и другие международные органы меньшего значения, о которых мы здесь считаем возможным не упоминать *
ЮРИДИЧЕСКИЕ ФАКТЫ § 1. Общие замечания
Библиография. О теории юридических фактов: В. № 1 п с! з с Ь е 1 <1, РапйеНе, перевод Райёа, Вепза, *о1. I, § 68; А. Т Ь о п, КесЫзпогш ипй зиЬ^екИуез КесЫ, А/е1гпаг, 1878, 5. 71 Н.; С. Р а с1 й а, Теопа (1е1 пе§огю §шпсНсо (Ье^бш), ЫароН, 1909, ра§. 126 зе§§.; Р. К 1 е 1 п, Б1е НесЬ{зЬапй1ип§еп 1гп еп§егеп 51ппе, 1912, 5. 7 Й.; Т. Регаззь 1п1го<Зиг1опе а!1е $С1еп2е ^шпсНске, ЫароН, 1922, ра§. 51 зе§§.
О юридических фактах вообще: С. О а г е 1 з, § 22; Р. V. Ь 1 з ъ 1, § 20, I; К. 5 1 г и р р, § 19; Н а I з с И е к, 5. 122 I!.[23]
Юридическим фактом является любой факт, который согласно данному правопорядку порождает определенные последствия, то есть определенные праза и обязанности у обеих сторон. Юридическое значение факта, таким образом, связано с данным правопорядком: какой-либо факт сам по себе не является юридическим, но становится таковым в силу его связи с каким-либо определенным правопорядком.
Отсюда следует, что один и тот же материальный факт, если его рассматривать с точки зрения двух или нескольких различных правопорядков, может составить столько различных юридических фактов, сколько имеется правопорядков, с точки зрения которых он рассматривается. Так, кража (Уголовный кодекс
Италик, статья 402), совершенная гражданином за границей, рассматривается итальянским правопорядком, с тем чтобы связать с ним последствия, предусмотренные статьей 5 Уголовного кодекса, но тот же самый факт будет, несомненно, рассматриваться также и с точки зрения правопорядка того государства, где он имел место. Другими словами, имеется два различных юридических факта (преступления) и один-единственный материальный факт.
Юридические последствия, то есть права и обязанности участников, никогда не являются результатом действия данного факта как такового, служащего лишь предпосылкой, но представляют собой результат действия норм того или иного правопорядка. В силу этого возможно, что два или несколько правопорядков связывают с одним и тем же материальным фактомфазличные или противоположные последствия. Таким образом, данный факт получает в каждом из этих правопорядков отличную или даже противоположную юридическую квалификацию. Брак, заклю-' ченный итальянскими гражданами в иностранном государстве в нарушение статьи 55 Гражданского кодекса Италии, является браком, в отношении которого в Италии может быть возбужден иск о его недействительности. Но возможно, что такой брак рассматривается как законный в иностранном государстве, где он был заключен. Выдача политических или военных тайн, касающихся безопасности государства, является преступлением по итальянскому законодательству (Уголовный кодекс, статья 107), тогда как это действие будет фактом, не влекущим юридических последствий в правопорядке иностранного государства, в пользу которого выдача тайны была совершена.
Тот или иной правопорядок можно также признать в качестве предпосылки определенных последствий какого-либо факта, в отношении которого имеется определенная квалификация или который влечет определенные последствия в другом иностранном правопорядке. При этом делается отсылка к нормам иностранного правопорядка, с тем чтобы определить действительное наличие рассматриваемого факта. Так, например, заключение брака в форме, принятой в иностранном государстве, является предпосылкой для признания его действительности, или, иначе, признания юридических последствий этого брака — в итальянском правопорядке (Гражданский кодекс, пункт 1 статьи 100).
Эти общие положения юридической догматики имеют значение^ для международного права. Согласно нормам, образующим международный правопорядок, определенные юридические последствия зависят от самых различных событий. Эти события являются международнььии юридическими фактами, фактами, рассматриваемыми с точки зрения международно-правовых норм, для того чтобы во взаимосвязи с ними определить возникнове-
ние или прекращение определенных прав и обязанностей субъ- ектоз. Не исключается также и является даже частым случаем, что такие факты признаются одним или несколькими внутригосударственными правопорядками, с тем чтобы связать с ними последствия, вытекающие отдельно из каждого правопорядка. В этом случае налицо различные юридические факты, как международные, так и внутренние, несмотря на единство материального факта. Так, брак является юридическим фактом согласно внутреннему правопорядку, устанавливающим права и обязанности определенных индивидов. Брак может быть юридическим фактом и согласно международному правопорядку, в том случае, например, если государство будет обязано определить какую- либо определенную форму заключения брака или же признать действительность этого брака, применив определенные нормы, и т. д. (см. Гаагская конвенция 12 июня 1902 года о регулировании коллизионных норм в области брака).
Может также случиться, что международно-правовые нормы признают факт, который квалифицируется определенным образом в соответствии с внутренним правопорядком; например, какой-либо факт квалифицируется как преступление, с тем чтобы в связи с этим добиться выдачи преступника. Равным образом может случиться, что внутригосударственные нормы признают факт, который квалифицируется определенным образом международным правопорядком, например признается состояние войны или нейтралитета, для того чтобы из этого вывести различные последствия в области публичного или частного права.
Вопрос об определении, каким в действительности является факт, с которым нормы связывают те или иные последствия, — это вопрос толкования; то же самое'можно сказать относительно определения юридических последствий, вытекающих отсюда.
Выше уже говорилось, что международные юридические факты весьма разнообразны. В качестве примера можно привести следующие их категории: течению времени значение для приобретения или прекращения прав; чаще всего это делается путем установления начального и конечного сроков. Последствия, вытекающие из этих понятий
о сроках, определяются в соответствии с духом отдельных норм. Однако в международном праве нет института давности, как приобретательной, так и погасительной, а равно в форме так называемых 1штетогаЫ1е[24] («случаев», существующих с незапамятных времен). Для установления приобретения или потери прав недостаточно, как правило, одного истечения срока. Необходимо, чтобы к этому присоединилось также и волеизъявление государств, о чем мы будем говорить в своем месте.
2) Факты из жизни индивида, которые международное право рассматривает, не приписывая их ' государству; таковы присутствие иностранца на территории государства, бегство преступника, рождение и смерть, ввоз и вывоз товаров, приобретение и потеря гражданства, заключение брака, требования в отношении регистрации торговых марок или выдачи патентов, опубликование работ и т. д. Излишне указывать, что эти и другие факты имеют обыкновенно значение для внутригосударственного права одной страны, а часто не для одного, а для нескольких правопорядков отдельных государств. Международное право обычно, либо учитывая чисто материальный характер факта, либо ссылаясь на внутреннее право, рассматривает факт как имеющий в этом смысле особое значение. При этом международное право всегда рассматривает те или иные факты со своей точки зрения, для того чтобы определить права и обязанности одного государства по отношению к другому. К ним относятся, например, обязанность предоставлять иностранцу определенную правовую защиту и право государства, к которому принадлежит иностранец, требозать такой защиты; обязанность одного государства разрешить и право другого государства требовать выдачи преступника; обязанность применять и право требовать применения данного таможенного тарифа; обязанность применять некоторые нормы в качестве регулирующих данные отношения (брак, наследование, опека и т. д.) и право на соответствующие требования и т. п.
3) Факты, относящиеся к государству, то есть факты, относящиеся к определенным лицам, но рассматриваемые международным правом как относящиеся к государству. Они вообще делятся на факты дозволенные и недозволенные; факты первой категории, отвечая тем требованиям социаль- кого сосуществования, которые право хочет гарантировать, в силу этого пользуются защитой, в виде наступления юридических последствий, отвечающих практической цели тех субъектов права, которые вызывают их к жизни; факты второй категории, в которых конкретизируется нарушение обязанностей, возлагаемых на стороны данным правопорядком, оспариваются правом либо путем отрицания их действительности (ничтожные акты), либо же путем признания за этими фактами таких последствий, которые противоречат практической цели субъектов. Таким путем право понуждает данных субъектов отказаться от совершения задуманного ими. Из числа дозволенных фактов для нас имеют •особое значение волеизъявления государств в области международных отношений; о них и о недозволенных международных фактах мы будем говорить отдельно в двух следующих ниже параграфах.
§ 2. Волеизъявления государств в области международных
отношений
I. Общая теория
Библиография. О юридической теории воли государства вообще, исключая авторов, указанных в § 1 гл. 2: Н. К е 1- $ е п, Наир1ргоЫете, 5. 162 п.» 405 Г!.; А. В о п и с с I, 5а§- §1о сН ипа созиигюпе §шпсНса аеПа уо1оп1а де11о 51а1о, «Шу1- •з1а НаПапа рег 1е $с1епге §шпсНсЪе», уо1. ЫИ, 1914, ра§. 191 зе§§., воспроизведенное в качестве первой главы труда «II Ипе <Зе11о 81а1о», Коша, 1915; 5. Т г е п И п, Ь’аНо апшпшзЬгаНуо. Соп1пЪи1о а11о $исНо (Зе11е таппе51а2ют сН уо1оп!а с!е11а риЪ- ЬПса атш111151:га21опе, Кота, 1915; 5 о ш 1 о, «ГипзизсЬе Огипс!-
1еНге, Ье1р21§, 1917, 5. 269 Н.; М. е п г е 1, .ТипзИзсЬе Огипй- ргоЫеше, ВегНп, 1920, 5. 211 г?.[25]
Специально в отношении международного права: Р. у. Ь 1 $ г 1:, § 20, II; Р. Н е г 1 Ь о г п, Уо1кеггесЫ, § 13; М. М а г 1- п о п 1, Ьа гезропзаЫШа де§Н 51аН рег §Н аШ де! 1ого гаррге- зепьапИ зесопйо 11 сИпИо т1егпа2юпа1е, Кота, 1914; В. В г е- 5сЫ, Ьа Уо1опга (1е11о 51а1о пеИ’огйте ^шпсИсо тхегпагюпак, «Шг1з1:а (И сНпИо т1егпа2юпа1е», уо1. VIII, 1914, ра§. 417 $е§§.; Уо1оп1а е агюпе пе11а 1еопа §шпсНса (1е11о 31ахо, Пн д., уо1. IX, 1915, ра§. 555 5е§§.; К и п 2, КесЫ5§е5сЬа11е ('61кеггес11Шспе)* «\гог1егЬис1! йез У61кеггесМ$» К. 51гирр, В(1. II[26].
Выше уже указывалось, что волеизъявлением государства в области международного права считается любое проявление воли, которое международное право рассматривает как собственную волю государства, выводя из нее юридические последствия для отношений государств между собой. Эти проявления воли* следовательно, в той мере возможны и в той мере создают юридические последствия, в какой существует международный правопорядок. В данном случае, как всегда, действует правило* гласящее, что не воля как таковая вызывает юридические последствия, а право, при наличии волеизъявления, отвечающего определенным условиям; с этим связывается возникновение или прекращение определенных требований и обязанностей сторон.
Общая теория права рассматривает в качестве признаков (условий), требуемых для существования *— или соответственно для действительности — зтой категории юридических фактов, которые обычно отличают от других и называют юридическими актами, четыре признака, а именно: правоспособный субъект, соответствующий объект, действительно существующая и неопороченная воля и необходимая форма; эти признаки также играют роль в международном праве, но отличаются особыми свойствами, соответствующими характеру правопорядка, о котором идет речь.
Так. в том, что касается субъекта, общим, необходимым и достаточным 'условием является следующее: волеизъявление должно вменяться государству в соответствии с правилами, о которых мы уже говорили при рассмотрении вопроса об органах международных отношений. Бесполезно требовать в качестве самостоятельного условия выяснения правосубъектности лица или общей его правоспособности, ибо юридическое вменение и правосубъектность смешиваются. Равным образом и концепции специальной правоспособности и дееспособности, по нашему* мнению, не могут быть с пользой применены в сфере нашего исследования, в котором, как видно из выводов, речь должна идти не о неправоспособности, а скорее об условных ограничениях свободы. Субъекты, неправоспособные в прямом смысле слова, не существуют, но есть субъекты, которые имеют по отношению к другим субъектам обязательство воздерживаться от совершения определенных правовых актов. Акт, совершенный в нарушение этих обязательств, является незаконным актом. Остается проследить в каждом отдельном случае, ограничивается ли данный правопорядок полным отрицанием действительности данного акта (ничтожность акта), или же, не отрицая его, выводит из него определенные обязательства, или же признает оба этих фактора вместе.
С объектом юридического акта, как известно, связаны некоторые ограничения, которые право устанавливает для признания действительности данного юридического акта. Так же и в области международного права следует твердо признать, что воля не может быть направлена на дело как невозможное в материальном смысле (естественная невозможность), так и неправомерное (противоправность или юридическая невозможность, которая включает также случай аморального акта, поскольку предписания этики приобретают юридическое значение, если они открыто либо косвенно признаются правом). Естественная невозможность, очевидно, вряд ли может быть в отношениях между государствами; что касается юридической невозможности, то следует еще отметить, что нормы международного права, которые ограничивают возможное содержание воли государств, вообще немного численны; важным и характерным примером этого может служить абзац 1 статьи 20 Устава Лиги Наций, .в силу которого члены Лиги, соглашаясь с тем, что настоящий Устав отменяет все обязательства или соглашения, несовместимые с его условиями* торжественно обязуются не брать на себя в последующем никаких обязательств подобного рода. Впрочем, такие вопросы относятся скорее к тому, чего стороны желают в действительности,, чем к тому, чего они правомерно могли бы желать. Следует также отметить, что в то время, как во внутригосударственном праве пригодность объекта часто связывается с различиями тех или. иных категорий юридических актов и с различными последствиями,. которые из этого вытекают, в международном праве это не имеет существенного значения, так как здесь абстрактные типьь юридических актов имеют главным образом теоретический характер и индивидуальный момент каждого акта превалирует над тем моментом, который можно назвать типическим. В сущности, единственное значение типического момента заключается в том* что он является фактором толкования волёизъявления в том'иди. ином конкретном случае (см. выше, стр. 98 и сл.).
Поводом для споров между отдельными авторами является вопрос о том, имеют ли международные юридические акты непременно своим предметом осуществление так называемых суверенных прав государства. Оставляя в стороне спорный момент о самом понятии «суверенные права», мы считаем, что вопрос этот поставлен авторами неудачно. Предоставление денежного займа одним государством другому может быть предметом контракта,, но может быть также и предметом международного договора- Это происходит потому, что термином «государство» мы обозначаем не только субъект международного * права, но также и- возможный субъект внутреннего правопорядка (см. выше, стр. 68).. Государство может заключить частно-правовой договор с другим государством, в котором обе стороны действуют в качестве субъектов определенного внутреннего правопорядка — правопорядка государства-кредитора и правопорядка государства-должника^ или же какого-либо третьего государства. Как субъекты международного права государства могут, однако, заключить между собой международный договор, предметом которого будет предоставление определенной денежной суммы. Вопрос, таким образом, касается не предмета акта, а субъекта, который, вызывает его- к жизни.
В отношении международных юридических актов, так же как и в отношении юридических актов вообще, проблема воли прежде всего ставится в той связи, которая имеется между двумя аспектами, в которых может рассматриваться воля, то есть между волеизъявлением и действительной волей субъекта, который совершает данный акт; и, во-вторых, в связи с теми последствия-
ми, которые может иметь расхождение между волеизъявлением и действительной волей данного субъекта. Точных и определенных норм международного праза в отношении этих моментов, как нам кажется, не существует. В силу этого ответ на поставленные вопросы вытекает скорее из духа и характера правопорядка, которого он касается[27].
В первом случае решающим является соображение о том, что международное право не приписывает государству психологическую волю органа-индивида, но лишь отдельные определенные выражения этой воли. Если нет сомнения, что в данном случае, как и всегда, празо исходит из гипотезы полного соответствия между выраженной волей и волей действительной, то со* вершенно очевидно, что наиболее важный момент заключается в самом факте выражения воли, и выраженная воля превалирует, таким образом, над субъективной волей органа-индивида.
Во втором случае следует делать различие между теми или иными причинами и обстоятельствами, от которых может зависеть расхождение между выраженной волей и волей действительной. В соответствии с разделением, выработанным доктриной- исключительности и принятой всеми, эти причины и обстоятельства сводятся к двум общим категориям, в зависимости от того, желал или не желал субъект, осуществлявший действие, чтобы такое разделение было. В первую категорию входят случаи симуляции, мысленной оговорки и шутки, ко второй категории относятся случаи насилия, ошибки, обмана. Логично при этом считать,, что соглашения, в силу которых государства устанавливают, что некоторые проявления воли определенных индивидов создают обязанности и права соответствующих государств, относятся к нормальной воле органа. Кроме того, имеется в виду, что этот орган должен находиться в условиях, дающих возможность свободного выражения своей собственной воли. Волеизъявления, вызванные насилием, ошибкой или обманом, не создают поэтому каких-либо юридических последствий для государства. Но представляется необходимым прийти к противоположному выводу в случае намеренного расхождения между действительной волей органа и выраженной им волей; предоставление государству способа избежать последствий искусственного волеизъявления, сделанного одним из его органов, не отвечает духу международ-. ного права[28].
Определенная форма юридического акта, то есть определенный способ волеизъявления, иногда предусматривается, прямо или косвенно, специальными международными соглашениями. В этом случае анализ соглашения укажет, какая в действительности форма желательна, а при отсутствии выраженных прямо положений — предписывается ли или нет какая-либо форма под страхом недействительности соглашения. Не существует, однако, общих норм международного права, которые требовали бы определенных способов волеизъявления. Хотя вообще и применяется письменная форма и так называемые сношения по дипломатическим каналам, то есть сношения, осуществляемые через посреди ство дипломатических представителей, должным образом, аккредитованных, но не исключается возможность и устных волеизъявлений. Кроме того, относительно частыми являются случаи молчаливых волеизъявлений, то есть таких, которые вытекают из конклюдентных фактов[29].
К таким фактам относится также умолчание, значение которого как факта, выражающего волю, очевидно, не. может быть отнесено к общим нормам, ибо зависит от конкретных обстоятельств, которыми оно подтверждается. Так, например, молчание после обычной нотификации какого-либо факта или же после того, как этот факт стал общеизвестным, тогда как государство могло и, з силу специальных соглашений или в соответствии с общей практикой, должно было выразить свой протест или сделать оговорки, вполне может рассматриваться как признание факта и отказ от определенных претензий, которые государство могло предъявить. Легко, с другой стороны, привести и такие случаи, когда молчание государства не может рассматриваться иначе, как безразличие или воздержание от выражения какой- либо воли; мнение, недавно выраженное о том, что в международном праве пользуется полным признанием принцип дш 1асе1 сопБепЬге уШеьиг (кто молчит, тот согласен), не может быть признано справедливым во всех случаях, хотя, бесспорно, государства по соображениям преимущественно политического характера весьма часто отказываются в таких случаях от протеста.
Международный юридический акт может содержать и действительно содержит и такие элементы, которые именуются юристами акцессорными определениями воли; в особенности это касается тех или иных -выражений и условий. Сущность и действие этих элементов ке зависят от обших норм. По большей части они сводятся к толкованию волеизъявления в каждом конкретном случае; принципы, вытекающие из теории частного права, могут
быть с пользой применены также и в международном праве, поскольку в большинстве случаев эти принципы выражают лишь то, что может быть определено как разумно выраженная воля заинтересованных сторон.
Международные юридические акты также делятся на одно- сторонние и двусторонние в зависимости от того, связывает ли право юридические последствия с волеизъявлением одного субъекта или же требует согласованности воль двух или более субъектов. ’
II. Односторонние акты
Библиография. Р. Н е П Ь о г п, Зу51еш, 5. 374 П., УоШеггесЫ, § 14; Ь. О р р е п Ъ е 1 гп, уо1. I, раг1е IV, сЬар. I, III; К. 5 { г и р р, § 19; А. С а V а § П е г 1, А1сипе оззегуа- 2юш 5и1 сопсеНо (П ппипаа пе1 сНпШ) т1егпа2юпа1е, «Шпз1:а <1 (НпИо 1п!егпа2юпа1е», уо1. XII, 1918, ра§. 3 1т.; Кипг} Рго1е51 1гп УбШеггесМ, «Уог1:егЪисЬ ёез УбШеггесЫз», Вй. II. 5. 329 К.[30]
В утверждении о том, что в односторонних юридических актах право требует выражения воли одного-единственного субъекта, подразумевается, что в основном действует только эта воля. Это не исключает, однако, того, что воля или .действия других субъектов при условии подчинения также должны проявляться при этом, а также и того, что другие субъекты могут своими действиями воспрепятствовать тому, чтобы выраженная воля возымела свое действие.
Возможно также и фактически часто случается, что одностороннее выражение воли представляет собой принятие предшест-
вующего предложения, оставшегося отложенным, или само по себе есть новое предложение, которое ожидает принятия.
В том и в другом случае волеизъявление становится конститутивным элементом соглашения, того самого соглашения, от которого, а не от одностороннего выражения воли, зависят юридические последствия, о которых идет речь.
Односторонними юридическими актами, наиболее заслуживающими внимания и являющимися обычными в области международного права, являются следующие:
1. Нотификация. Нотификация представляет собой акт, посредством которого одно государство доводит до сведения одного или нескольких других государств определенный факт, из которого могут возникнуть юридические последствия. Нотификация часто предусматривается и определяется специальными нормами, которые регулируют какой-либо вопрос; в этом случае нотификация может быть либо обязательной, либо факультативной, в зависимости от того, что предписывают эти нормы, и приводит к определенным последствиям, с которыми их связывают указанные нормы. Так, статья 34 Берлинского генерального акта 26 февраля 1885 года требует, чтобы заключившие его державы нотифицировали о каждом случае оккупации территории или о каждом факте образования протекторатов на побережьях африканского континента другие подписавшие этот акт державы, для того чтобы дать этим последним возможность заявить в случае надобности свои требования; нотификация была обязательной, и молчание, соблюдаемое со стороны государства, надлежащим образом получившего нотификацию, означало его отказ от каких- либо претензий. Так же, согласно нормам обычного международного права (см. Лондонскую декларацию относительно законов морской войны 26 февраля 1909 года, статья 11 и сл.), воюющее государство обязано нотифицировать нейтральные государства об установлении им блокады; характер и последствия такой нотификации являются, однако, довольно спорными, а практика отдельных государств в этом отношении весьма различна.
Во всех других случаях нотификация является факультативной, и ее значение заключается в том, чтобы довести должным образом до сведения государства, которому она адресована, определенные факты; это делается для того, чтобы это государство не могло ссылаться на свое неведение и при случае должно было держать себя так, как в связи с данными фактами предписывается международным правом. Более серьезные последствия, как нам кажется, не могут быть результатом нотификации как таковой, однако они могут проистекать из того поведения, которого придерживается государство в результате полученной нотификации.
2. Признание представляет собой волеизъявление, направленное к тому, чтобы считать законным определенное положение вещей, определенное требование и т. д. Можно считать, что признание является в действительности принятием предшествовавшего предложения и, таким образом, приводит фактически к окончательному заключению настоящего соглашения. Международное празо связывает те или иные юридические последствия лишь с самим фактом признания, причем в том смысле, что государство, которое признало ту или иную претензию или определенное положение вещей, не может затем оспаривать его законность; это не зависит от какого-либо соглашения с субъектом, в пользу которого признание имело место. Общая и прочно установившаяся практика, в полезности и разумности которой, впрочем, легко убедиться, придает, таким образом, признанию характер одностороннего юридического акта.
В международных отношениях признание имеет весьма важное значение ввиду его широкого применения, ибо заменяет институт давности. Мы уже указывали, что в международном праве не существует общего принципа, в силу которого истечение времени само по себе определяет приобретение или потерю прав. Однако с течением времени требования жизни вызывают почти всегда, раньше или позже, со стороны заинтересованных субъектов призвание положения вещей, законность которого вначале оспаривалась, но которое оказалось длительным и прочным. Как только происходит признание, такое положение вещей становится законным для тех государств, которые дали его каким бы то ни было способом. Не истечение времени как таковое, но выраженная в признании золя благодаря истечению времени превращает ■фактическое положение в положение юридическое.
За исключением специальных соглашений, в отношении которых трудно привести многочисленные примеры, признание может быть результатом как явного волеизъявления, так и результатом конклюдентных фактов (молчаливое признание). Само по себе поведение государства, не исключая при определенных обстоятельствах и молчания (см. выше, стр. 300), может означать волю, направленную на то, чтобы признать законным определенное положение вещей. Политические соображения часто заставляют государства предпочесть именно этот путь, а не открытое признание.
Конкретные последствия признания тесно связаны с обстоя^ тельствами, в которых оно происходит, и с объектом, к которому оно относится. Вообще говоря, можно считать существенным то обстоятельство, что после признания нельзя оспаривать законность того, что уже было признано. Излишне добавлять при этом, что эти последствия определяются только в точных пределах, в которых признание было осуществлено.
Не исключено, конечно (чему имеется ряд примеров), что признание связывается с определенными условиями или оговорками*
3. Протест — это волеизъявление, направленное к непризнанию законным определенного притязания, определенного образа действий, определенного положения вещей. Можно сказать, что протест противоположен признанию. В то время как признание как бы исправляет фактические условия, которые вначале противоречили праву, протест дает возможность в дальнейшем опротестовать законность определенного положения вещей, определенного образа действий, определенного притязания. Поэтому действие протеста прекращается, если государство признает притязания или факты, против которых юно протестовало. При этом, однако; требуется, чтобы тот, кто хочет использовать это обстоятельство, доказал, что признание действительно имело место.
Для того чтобы вызвать указанные выше последствия, протест должен быть актом государства в области международных отношений, а также должен исходить от органа, компетентного выражать волю государства в международных отношениях. Протест, заявленный другими органами, даже вполне авторитетными, как, например, парламентом, не имеет правового значения, хотя может иметь большой политический вес.
Оставляя в стороне специальные соглашения, по которым одно государство обязано по отношению к другим государствам охранять нарушаемое кем-либо право или право, которое находится под угрозой (например, протест Люксембурга против насилия над его нейтралитетом со стороны Германии), следует отметить, что протест зависит от усмотрения государства. Впрочем, он может оказаться необходимым, чтобы обеспечить права государства в тех случаях, когда молчание может быть рассмотрено как признание.
иное не следует из буквы или духа соглашения, из которого вытекает право, надлежит считать, что допустимость отказа является свойством международных субъективных прав государств; соглашения, в силу которых стороны берут на себя взаимные притязания и обязательства, обычно предполагают возможность добровольного отказа от взаимных притязаний. Такой отказ явно выгоден стороне, взявшей на себя прежде обязательства, и поэтому она, по всей вероятности, охотно на него пойдет.
Отказ, который вызывает погашение прав, не презюмируетсяг но о нем. должна быть специально сделана оговорка. Нет никаких оснований считать, что в международном праве существует какая- либо норма, которая, исходя из общего принципа (см. выше,, стр. 300), предписывает, чтобы воля, направленная к отказу,, всегда была выражена словесно. Международно-правовая практика знает случаи, когда возникал вопрос о том, могут ли те или. иные факты рассматриваться как означающие отказ от прав,, тогда как не известны случаи, когда подтверждалась бы необходимость ясно выразить свой отказ от прав. Таким образом, воля к отказу от права может вытекать непосредственно из самого поведен и я субъекта.
Надо, однако, отметить два случая. Прежде всего для осуществления отказа требуется волеизъявление; недостаточно поэтому простое бездействие, неосуществление права, так как это еще не означает желания отказаться от права; между прочим, уже говорилось (см. выше, стр. 294), что простое истечение срока не приводит еще к погашению самих прав. Далее, в какой бы форме отказ ни предполагался, он должен рассматриваться только в точных пределах, в которых действительно желателен результат, а в сомнительных случаях он должен рассматриваться в пределах более ограниченных, чем это допускается в порядке толкования. Так, например, отказ от использования какого-либо правомочия, которое составляет часть определенного правового режима, не означает еще отказа также и от других правомочий^ если последние могут существовать независимо от того правомочия. от которого уже совершен отказ. При выборе между отказом от временного использования какого-либо права и отказом от самого права следует предпочесть скорее первое, чем второе; обусловленный каким-либо преимуществом, отказ является, без сомнения, предпочтительнее, чем простой и обыкновенный отказ.
1880; Р. Ь а § Ь Г, Теопа йе! 1га11а1;1 ШегпагюпаН, Во1о§па, 1882; Ь. О е з з п е г, В1е 51аа{зуег1га§е 1т а11§етешеп, го1.
III, «НапйЪисЬ 1йг Уо1кеггесЫ» (1887), 8. 51Г.; Е. 5 е П § т а п п, Венга§е гиг ЬеЬге уот 51аа15§езе1:г ип<3 51:аа1$уейга§, II: АЬ- зсЫизз ипй \Пгкзатке11 дег 5{аа1зуег1га§е, Рге1Ьиг§, 1. В., 1890;
О. N 1 р р о Г й, Бег убШеггесМНсЬе Уег{га§, зете 31е11ип§ 1ш КесМз5уз1ет ипй зете Ведеи1ип§ тг даз т{егпа1юпа1е КесМ, Вегп, 1894; Б. Б о п а И, I {гаНаИ т1егпа2ЮпаН пе1' йзгШо созШигюпак, уо1. I, Топпо, 1906; У. .1. М. уап Е у з 1 п § а, Ргоеуе еепег т1е!Йт§ Ье! пейеНапйзсЬ Тгас1а1епгесЫ,
з’ОгауепЬа§е, 1906; 5. В. С г а п й а 1 1, Тгеа^ез, Ншг такш§ -апа епЬгсегпеп!;, 2 ей., ^азЫпдкт, 1916; О. С о и т о и 1, Вез сопдШопз с!е уаНййё йез 1га!1е5 МетаНопаих, Тои1оизе, 1911 (докторская диссертация); ,1. О 1 е 1; ё 1 ё с-Ь а п о. Бе 1а уа1еиг оЫ1§а1о1ге йез {гаНёз т1егпа1юпаих, Рапз, 1916 (докторская диссертация). Кроме этого, следует отметить следующие краткие обзоры; В е г п е г, 51аа1епуег1га§е, «51аа15\т6г1ег- ЬисЬ», .1. С. В1ип15с11Н ипй К. Вга1ег; Р. 5 1; о е г к, 51аа1зуег- 1га§е, в 1-м издании «Уог1егЪис11 йез йеи1зсЬеп 31аа^з- ипй Уеп.уа1- 1ип§згесЫз» К. уоп 81еп§е1; М. Р 1 е 1 з с Ь т а п п, 51аа1$- •уег!га§е, Шй., 2. АиП.; Н а п к е, 5!аа(зуег1га§е, «Оез1егге1сЫ- зсЬ.ез 51 а а 1 з\ю г 1 е г Ь исп», Е. ЛИзсЫег ипй ,1.ШЪпсЪ; V. Р г 1 з с к
А. V е г й г о з з, .1. На{зсЬек, ЗсИоеп, Ь. ВН!пег ипй Н. ^ е Ь Ь е г §, 81аагзуеггга§е, «У6г1егЬисЪ йез Уб1кег- гесЫз» К. 51гирр, уо1. II8.
Наиболее значительные монографии по отдельным вопросам настоящей темы будут упомянуты в соответствующих ме- стах.
Понятие и терминология. Двусторонний юридический акт в международном праве представляет собой любое согласование воль двух или нескольких субъектов, то есть тех .воль, которые международное право рассматривает как собственные воли этих субъектов и которые в чем-либо связаны с их отношениями. Таким соглашениям международный правопорядок придает при определенных условиях юридические последствия.
Понятие, сформулированное в более общих выражениях, охватывает все возможные двусторонние акты, будь то такие, которые, следуя традиционной доктрине, могут быть сведены к понятию договора между государствами, либо такие, в отношении .которых, согласно более новым веяниям, целесообразно делать различия, приводящие к различным общим понятиям. В частности. следует различать собственно договоры между государствами, направленные ко взаимной выгоде и пользе, то есть договоры, з которых волеизъявления сторон имеют разное содержание и сходятся лишь в отношении общности цели, от соглашений в настоящем смысле слова (УегетЪагип§еп), или коллективных актов, направленных к удовлетворению общих интересов или к осуществлению общей власти, причем воля сторон в таких .актах имеет одинаковое содержание.
Общая теория о международно-правовых актах может пренебрегать этими различиями, ограничиваясь в случае необходимости указанием на некоторые практические возможности их применения.
Дипломатический язык, а также общепринятая практика применяют различные выражения для обозначения того, что 2у1ы называем «двусторонним международным юридическим актом». Так, мы говорим о договорах, конвенциях, декларациях, соглашениях, протоколах, обмене нотами и т. д.; соответствующие выражения имеются также и на других языках. Все эти наименования, в сущности, относятся к одному и тому же основному юридическому факту, а именно к согласованию воль двух или большего числа государств; с этим согласованием международное право связывает определенные последствия. Некоторые термины употребляются попеременно или без ясного критерия их различия: например, договор и конвенция; применение же других терминов связано с различиями в форме соглашений, то есть связано с тем, каким образом волеизъявление сторон получает свое -выражение. Эти различия не имеют существенного значения и часто не связаны с каким-либо определенным различием содержания. Однако естественно, что более торжественные формы волеизъявления предназначаются для актов, относящихся к числу наиболее важных. Особенно часто для обозначения двусторонних международных юридических актов вообще мы применяем выражение «международные договоры». Ничто, естественно, не запре щает нам применять это выражение как наиболее общепринятое- Следует заметить, однако, —а это замечание, как мы увидим, не лишено также и практического значения, — что не исключено и употребление выражения «международные договоры» в юридических документах для обозначения соглашений, которые- имеют определенные формальные признаки, в отличие от других актов, и что некоторые правила, принятые для соглашений, именуемых договорами, не всегда могут быть применены к любому двустороннему международному юридическому акту. В нашем изложении слово адоговорьр>, без какого-либо специального указания, будет обозначать двусторонние международные юридические акты вообще.
Существенные требования. Прежде* всего имеют значение правила, действующие для международно-правовых актов вообще (см. выше, стр. 295); в данном случае рассматривается только их применение к двусторонним актам.
1. Субъекты
Субъектами договоров могут быть исключительно субъекты международного правопорядка, то есть такие коллективные* образования, которые не подчинены какой-либо общей верховной власти, отношения между которыми нормированы и основным’ источником обязательности которых является норма рас!а зип! зегуапйа (см. выше, стр. 57).
Отсюда следует, что не являются международными договорами:
а) Акты, в которых сторонами являются один или несколько индивидов или юридических лиц внутригосударственного права независимо от того, обладают они или нет качеством органов государства. Это относится и к случаям, когда акт имеет даже- внешнюю форму договора, или когда в одном и том же акте, по существу, объединены один или несколько международных договоров или один или несколько договоров внутригосударственного права, или когда такой договор, по тем или иным соображениям,- заключен в форме, свойственной международным договорам. Так, брачные договоры между членами царствующих домов являются договорами внутригосударственного права, даже если в силу обычая или положений законов (см., например, статья 56 испанской конституции), эти договоры заключаются в форме, аналогичной форме международных договоров; таким образом, если договор о браке влечет за собой возникновение обязательств между государствами, к которым принадлежат обе семьи (например, посредством признания официального положения, возникшего в результате брака, эвентуальных прав престолонаследия.
б т. д.), то тем самым могут возникнуть и договор внутригосударственного права и международный договор, объединенные в материальном смысле в один и тот же акт,
б) Договоры или соглашения любого рода, заключенные между политическими организациями, зависящими от одной и той же власти, и членами правопорядка, которые подчиняются этой власти; это имеет место не только, когда подобные политические организации не являются субъектами международного права (например, соглашение между двумя колониальными правительствами, зависящими от одного и того же государства, или между двумя автономными частями одного и того же государства, как бы они ни назывались), но и когда эти организации в состоянии вступать в отношения международно-правового характера с образованиями, не зависящими от власти, которой сами эти организации подчинены. Так, не является международным договором соглашение между Канадой и Австралией, тогда как соглашение между Канадой и Соединенными Штатами Америки или между Австралией и Японией является таким договором. На том же основании не являются международными договорами, а являются актами внутригосударственного права соглашения между зависимой политической организацией, хотя и автономной, и вышестоящей политической организацией; например, соглашение между Канадой и Британской империей, между каким-либо штатом Североамериканского союза [31] и федеральным правительством и т. п., о чем говорилось выше (см. стр. 127, 206 и сл.).
в) Договоры, заключенные между двумя или несколькими государствами, выступающими в качестве субъектов внутригосударственного права (см. выше, стр. 67).
Что касается конкордатов, см. выше, стр. 137 и сл., а по вопросу — скорее теоретического, чем практического характера,— о том, считать ли договоры, заключаемые от имени некоторых объединений государств, договорами наделенных правосубъектностью коллективных образований или же их следует рассматривать как совместное осуществление прав, принадлежащих государствам иИ 5ш§иН, см. стр. 158 и сл.
Нет надобности повторять, что правоспособность в отношении заключения договоров весьма тесно связана с международной правосубъектностью: ограничения, возникающие вследствие принятых договорных обязательств, ограничивают свободу, но нельзя утверждать, что они создают положение полной или ограниченной неправоспособности (см. выше, стр. 197, 215, 226 и СП.).
Вопрос об объекте договора ке требует специального обсуждения, помимо того, которое уже приводилось в отношении объекта международных правовых актов вообще. Единственным? пунктом, вызывающим споры, является вопрос о том, должен ли международный договор непременно иметь своим предметом; осуществление так называемой повелевающей власти. Правильнее было бы говорить здесь о деятельности государства, которая* с точки зрения внутригосударственного праза определяется- как осуществление повелевающей власти. Вопрос этот, как об этозс уже говорилось (см. выше, стр. 298), поставлен неудачно, поскольку в объекте договорных отношений стараются найти такое раз* личие, вызываемое, однако, самими субъектами, между которыми это отношение возникает. Объектом догозора является и не может не являться сама соответствующая деятельность субъектов- в международно-правовой сфере. Какая-либо квалификация этой деятельности во внутригосударственном праве не является необ- ходимой и, во всяком случае, не имеет существенного значения.
3. Воля[32]
Библиография. В работах общего характера, указанных в начале этого раздела, рассматриваются все зопросы, включая и этот специальный вопрос, к изучению которого мы сейчас приступаем. Этот вопрос выделяется благодаря исчерпывающему и четкому рассмотрению данной темы в книге Донати (Ооп а-
11, зегюпе III, ра§. 477 зе§§.). Фундаментальный характер носят и замечания Трипеля («Уо1кеггесЫ ипй ЬапйезгесЫ», сИ., 5. 134 П.).. Из специальных наиболее значительных монографий, рассматривающих, кроме того, историю этого вопроса, можно назваться едующие: Е. М е 1 е г, ОЬег с!еп АЪзсЫизз гоп 31:аа15гег1га- §еп, Ье1р21§, 1874; К. О п е 1 з г, Ои1асЬ1еп хит АгИке! 48 йег ргеи5515сЬепУепаз5ип§, Е. Ме1ег, ор.с11.,3. 339 [Г.; I. Ып§ег, Ьег йге СйШ^кеН уоп 51аа1зуег1га§еп, «ХеизспшЧ шг с1аз^ Рпуа1- ипё бнепШсЬе КесМ с!ег Ое§епуагЬ. Вс1. VI, 1879,
5. 349 ГГ.; А. Ьеоп!. Ет Вейга§ хит ЬеЬге уоп дет ОйШ§ке11 йет 51аагзуег1га§е т с!еп УегГа5зип§551аа1еп, «АгсЬ. !. о!!. КесЫ:»,. уо1. I, 1886, 3. 498‘И.; С. ЗсЪапгег, II сНгЖо Й1 §иегга е ае1
(гаНаИ пе^Н 5{а1л а §огегпо гарргезеп{аиго, Топпо, 1891:: Р. У е § гп а п п, 01е КаиИса^оп уоп 81аа1зуег1га§еп, шзЪезопйеге- йаз УегЬаНшз йег КаШзсапоп гиг раг1ашеп1ап$сЬеп ХизИт- тип§ Ье!ш Уег{га§заЪзсЫи$, ВегПп/1892; Р. Т е г п е г3 2иг* Ьепге уоп йеп 31аа1:5Уег{га§еп, «ХеИгсИ. Г. сЗ. Рпуа1- и. оП. КесЬЪ. йег Ое§епуагЪ>, Вй. XX, 1893, 5. 120 !г.; А. Б а и 2 а I, Би го!е- йез СЬатЬгез еп таШге <ле сгаИ^ ШегпаНопаих, Рапз, 1899^ Ь. М 1 с Ь о п, Ьез ЪгаНёз ттегпайопаих йетап{ 1е5 СЬатЬгез.. Рапз. 1901; С. Н. В и! 1 е г, ТЬе 1геа1у такт§ ро\'ег о! {Ье Ь’шЧей Зсахез, 2 уо1., Ыеу Уогк, 1902: А. К 1 е з з~ 1яе АШтогкигщ йег §езе12§еЬепйеп КбгрегзсЬаИеп Ьез 51аа!$уег1га§еп, «АЪЬапй1ип- §еп аиз йеш 51аа1з- и. Уен^аКип^згесЫ:», № X, Вгез1аи,; 1904;
В. е 11, Б1е МИлУ1гкип§ йег Уо1кзуег1ге1ип§ Ьез 51аа1:зу:ет&а§еп^ 31газзЬиг§, 1906; Б. А п ъ 1 1 о т 1 1, Уо1оп{а е гезрШзаЫ1п& пе11а зИрикгюпе йе1 1га11а1! кпьегпагюпаН, <<К1У1з1а Й1 Й1'гШо 1*п1егпа210па1е», уо1. V, 1910, ра§. 3 зе§§. (эта работа цитируется., здесь потому, что она представляет собой переходную фазу от теории определенной компетенции конституционного права к теории, которая здесь защищается); 3 с Ь о е п, В1е уб1кеггесЫ:~ НсЬе Вейеи1ип§ з1аа1згесЬг11сЬег ВезсЬгапкип§еп йег Уег1~ ге1ип§зЬе1и§шз йег 51аа*5оЪегЬаир1:ег Ье1Ш АЬзсЫиззе уоп 31аа1:5Уег1га§еп, «ХеИвсЪ. Г. Уб1кегг. и. Випйез${аа{зг», уо1. V,, 1911, 5. 400 К.; Ь. Р 1 1 а ш I с, Б1е раг1атеп*апзсЬе ЛЦЬапг- кип§ Ье) 31аа1:5Уег1га§еп т ОезьеггеюЬ. \пеп — Ье1р21§, 1915- («ЛПепег зьаа^^йпззепзсЬатШсЬеп 51ий1еп», № XII). Работа Бит- нера, упомянутая ранее в связи с вопросом о форме международных договоров, содержит весьма важный материал также- и по рассматриваемому здесь вопросу (5. 81 П.)12.
В двусторонних актах волеизъявления признаются правом, поскольку находятся между собой в соотношений/’обозначаемом выражением согласия. Первыми условиями такого соотношения являются предложение к принятие; одна из сторон предлагает что-либо, а другая сторона это принимает. Точное соответствие между яшй ргогп155иш и ^и^<^ ассер1иш и составляет согласие. Разумеется, предложения и принятия их могут быть разнообразны и связаны между собой таким образом, что предложения одной из сторон соответствуют предложению другой стороны, а принятие одной стороной соответствует принятию чего-либо другой стороной, и т. д. Полное отсутствие соответствия между предложением и принятием приводит к недействительности акта. Если отсутствие соответствия является- только частичным, например предложение чего-либо лишь частично отличается от принятого, или если оно касается лишь одного кз многочисленных вопросов, составляющих предмет акта, например содержания одной из принятых норм, то от толкования воли сторон зависит либо признать акт действительным в пределах, в которых согласие существует, либо же, при отсутствии согласия, заставлять стороны признать акт в целом недействительным. Особым примером (и во многих отношениях поучительным) частичного отсутствия согласия является история толкования пункта «Ь> статьи 23 Положения о законах и обычаях сухопутной войны, приложенного к четвертой Гаагской конвенции 18 октября 1907 года; его постановления были приняты некоторыми государствами только потому. что они толковали эти постановления совсем иначе, чем другие государства.
Лишь немногие вопросы с давних пор так оживленно обсуждались и вызывали такие многочисленные и глубокие расхождения мнений, как определение условий, необходимых для того, чтобы непосредственное волеизъявление, направленное на заключение договора, могло возлагать ответственность на государство.
Уже отмечалось (см. выше, стр. 237 и сл.), что с переходом от абсолютной монархии к современным системам представительного правления возникли и были введены в конституции положения, различным образом ограничивающие компетенцию главы государства в отношении заключения договоров. Действующее- позитивное право различных государств насчитывает в этом от» ношении ряд различных систем.
Согласно первой системе, правомочие на заключение договоров принадлежит исключительно главе государства. Это традиционная английская система, которая перешла затем в различные европейские конституции, по крайней мере в отношении, большинства договоров, если не считать исключений, касающихся определенных категорий таких актов. При парламентарном режиме исключительная компетенция главы государства, ограничивается даже и в этом случае необходимостью соответствующего сотрудничества с одним или несколькими ответственными министрами. Кроме того, прерогатива главы государства. в вопросах заключения договоров не исключает того, что :акт парламента необходим для выполнения некоторых договоров: однако участие министра или ответственных министров, как и. участие парламента, не исключает того, что договор и с конституционной точки зрения является действительным волеизъявлением главы государства.
В условиях рассмотренной системы с конституционной точки зрения нет различия между компетенцией образовывать волю- государства и компетенцией ее изъявлять, то есть доводить о ней до сведения другой договаривающейся стороны, поскольку обе эти компетенции соединяются в личности монарха. Другая,[система разделяет эти два момента и передает компетенцию образования воли заключить договор другому органу, а не тому, которому принадлежит компетенция изъявить эту волю. Так, согласно швейцарскому конституционному праву, компетенция заключать договоры принадлежит Союзному собранию, постановления которого, однако, в отношении определенной категории договоров- могут быть вынесены на решение референдума. Однако компетенция выражать в международных отношениях волю заключать договоры, принадлежит исключительно Союзному совету, который является коллегиальным органом, обладающим- свойством главы государства. Некоторые из французских конституций революционного периода предоставляли парламенту правомочия на заключение договоров, оставляя главе государства- право доводить до сведения других договаривающихся государств
о согласии парламента. Такая система до сего времени существует в Португалии и в различных странах Латинской Америки. Высказывается мнение, что в подобных случаях глава государства выступает просто в роли пипсшз[33], но это не вполне точно, так.
•как ка него возлагается обязанность удостоверить существование воли, которая затем и доводится до сведения другого государства.
Система, более распространенная в различных конституционных правопорядках, является в некотором отношении чем-то промежуточным между двумя указанными выше системами; она предоставляет главе государства компетенцию образовывать и изъязлять волю государства. Однако что касается первого правомочия, то оно осуществляется в порядке сотрудничества — причем это сотрудничество регулируется различным образом — с другими конституционными органами, в частности с палатами парламента в отношении либо всех договоров, либо договоров определенных категорий. Пример первого рода дает американская конституция, согласно которой «президент имеет право с созета и согласия сената заключать международные договоры при условии их одобрения двумя третями голосов присутствующих сенаторов». Пример второго рода мы имеем в итальянском конституционном празе. Статья 5 Статута * устанавливает, что король «заключает мирные договоры, договоры о союзе, торговые договоры и другие, доводя их до сведения палат, если только интересы и безопасность государства допускают это, сопровождая их нужными разъяснениями. Международные договоры,- которые касаются обязательств в области финансов или территориальных изменений государства, не будут иметь силы, если не получат одобрения палат». Из этого положения вытекает, что королю принадлежит в нормальном порядке исключительная компетенция как в отношении образования, так и изъявления воли государства, за исключением двух указанных здесь категорий договоров, когда необходимо сотрудничество обеих палат. Это сотрудничество объясняется обычно как управомочивание короля на заключение определенного договора, а в виде исключения — как одобрение уже заключенного договора[34].
Изложенные выше принципы, из которых вытекает современное представление об отношении между правом международным и внутригосударственным (см. выше, стр. 63 и сл.) и о природе и характере юридического вменения (см. выше, стр. 231 и сл.), показывают, что международном}'- праву, и только ему, принадлежит установление того, какие волеизъявления составляют факт, которому око приписывает определенные последствия, -а следовательно, и придает км сзойство международного договора. Признание того, что определение правомочия заключать договоры входит необходимым образом в компетенцию конституционного права, которому поэтому в исключительном порядке надлежит определять условия, при которых может приобретать действенность воля государства, направленная на заключение договоров, равносильно утверждению, что конституционные нормы имеют силу в области международного права (см. выше, стр. 234 и сл.), или, другими словами, что международное право не является автономным правопорядком. Положение вещей не меняется, если это утверждение понимается в том смысле,, что приписывание государству воли заключать договоры является областью международного права. Это право, однако, не может не вменять волю, и притом золю только компетентного органа, в соответствии с нормами конституционного права; такое утверждение относительно необходимости, в которой оказалось бы международное право, действительно, не представляется обоснованным с юридической точки зрения.
Напротив, обоснованным является положение, предусматривающее, что международное празо делает отсылку к внутригосударственному праву, устанавливая, что волеизъявление, направленное на заключение договоров, вменяется государству, если и поскольку оно осуществляется компетентным по конституции данного государства органом. Конституционная компетентность является, таким образом, согласно международному правопорядку, необходимой предпосылкой для определения применимости международно-правовых норм, от которых зависит указанное зыше вменение.
Это положение не меняется существенным образом, но связывается уже с иными предпосылками, чем те, которые фигурировали в настоящей работе, если, исходя из идеи единства права и превосходства международного правопорядка, сделать вывод, что он предоставляет отдельным государствам определять орган, компетентный заключать договоры. Меняется, однако, способ постановки вопроса, ибо в то время как с принятой здесь точки зрения юридическая значимость конституционных норм зависит от существования международно-правовой нормы об отсылке, то с противоположной точки зрения была бы необходима международно-правовая норма, которая в порядке ограничения общего принципа делегирования могла бы исключить компетенцию внутригосударственного публичного права.
Если отбросить по соображениям, уже изложенным выше (см. стр. 56), такой способ понимания отношений между правом международным и правом внутригосударственным, то все различие в понимании международно-правового значения конституционных положений, касающихся заключения договоров, сводится к тому, чтобы установить, существует ли международно-правовая: норма, отсылающая к конституционному праву (см. вышег стр. 238 и сл.).
Представляется, однако, что существование такой нормы следует абсолютно исключить. Не было приведено никакого достойного доверия доказательства наличия такой нормы; аргумент относительно якобы существующей согласованной воли государств, обнаруживающейся в факте существования в их. конституциях положений о правомочиях на заключение договоров, конечно, не является доказательством; такие положения понятно, должны существовать в соответствующем конституционном правопорядке, которым устанавливаются определенные права и обязанности. Мы знаем, с другой стороны (см. выше,, стр. 85), что законодательные нормы отдельных государств., даже если они согласованы и связаны с вопросами международных отношений, ни в какой мере не могут являться нормами международного права. Не является доказательством и ссылка на известный принцип Ульпиана: <3ш сит аНо соп!га ге1 ез! уе! деЬе! еззе поп 1§пагиз сопйШошз ешз (Кто заключает с кем-либо договор, тот знает или должен знать об его условиях). Если даже- допустить, что это изречение применимо к области международных отношений, то,' очевидно, оно предполагает, что условия факта или условия права, к которым оно относится, находятся в сфере данного правопорядка; другими словами, это изречение- могло бы быть применено также и к конституционным ограничениям компетенции по заключению договоров, если бы они имели силу и в области международного права, но оно совершенно не подходит для того, чтобы показать, что эти ограничения имеют силу в этой области.
Напротив, нет недостатка в основаниях для признания того* что государства скорее убеждены в отсутствии международноправового значения конституционных норм, о которых идет речь.
Насколько нам известно, история международных отношений не знает ни одного случая, когда договаривающиеся стороны подвергли бы обсуждению и рассмотрению конституционность актаг которым глава государства объязлял о заключении договора: они всегда принимали такое заявление главы государства как необходимое и достаточное для установления договорных отношений; между тем есть все основания полагать, что если считать противоположную точку зрения верной, то не было бы недостатка в случаях, когда проверка и обсуждение законности правомочий главы государства стали бы вполне уместными, а может быть, и необходимыми.
Это положение убедительно подтверждается солидным исследованием международно-правовых документов, с большой, тща тельностью выполненным недавно Биттнером. Результаты этого исследования показывают, что в текстах договоров или в других документах, которыми обмениваются договаривающиеся стороны, нет вовсе или почти нет ссылок на столь неодинаковые конституционные положения, касающиеся вышеуказанного вопроса; единственным актом, имеющим значение в международных отношениях, является заявление главы государства, которому принадлежит исключительное право решать, отвечает ли данный договор положениям, требуемым данной конституцией.
Один или два случая, когда государство пыталось впоследствии уклониться от выполнения обязательств, вытекающих из договора, ссылаясь при этом на несоблюдение конституционных норм, не могут, очевидно, значить больше, чем общее признание принципа, вытекающего из приведенных выше фактов.
Легко понять, что эта прочно признанная позиция государств удовлетворяет установившимся требованиям и принципам международного правопорядка. Если, с одной стороны, речь идет о толковании и применении норм, связанных с конституционным режимом данного государства и тем самым находящихся в области, в которой, как правило, решительно исключается всякий иностранный контроль и вмешательство, то, с другой стороны, ничто не может быть более чуждым правосознанию государств как возможность поставить под сомнение и оспаривать правомочия, которые глава государства, прямо или косвенно, но непременно на основании своей собственной компетенции использует при заключении договора.
К тому же нельзя не видеть с практической точки зрения тех сложностей и трудностей, которые возникли бы при заключении международных договоров, если бы их правомерность постоянно зависела от толкования правовых норм, столь деликатных и противоречивых, каковыми являются нормы, ограничивающие конституционные правомочия главы государства.
Однако при этом нельзя отрицать и того, что практические неудобства возникают и в случаях применения изложенного нами принципа, который допускает возможность того, что государство оказывается с точки зрения международного права связанным обязательством, взятым на себя главой государства вопреки конституции: но это неудобство по своей природе является чем-то исключительным и, можно даже сказать, патологическим, поскольку оно предполагает, что глава государства стремился нарушить свои конституционные обязанности, между тем как неудобства в случае принятия противоположной точки зрения являются нормальными и в известном смысле естественными.
Едва ли нужно к этому добавлять, что было бы глубокой ошибкой предполагать, что наша точка зрения лишает значения те конституционные положения, которые ограничивают компетен- дню главы государства: эти нормы сохраняют полностью свое' значение, но в своей собственной области и с теми гарантиями к юридическими последствиями, которые свойственны конституционным нормам. Поэтому было бы странно, если бы международное право должно было практически гарантировать действенность конституционных норм. При ближайшем рассмотрении мы увидим, что международно-правовые нормы относительно заключения договоров устанавливаются таким образом, чтобы: дать возможность главам государств строго и полностью выполнять свои конституционные обязанности.
Вывод, к которому мы приходим, заключается, таким образом,, в том, что международное право вменяет государству волеизъявление по поводу заключения догЬвора, совершенное в должной -форме главой государства, причем международное право делает- это безотносительно к конституционным положениям, которые так или иначе ограничивают его компетенцию или определяют его обязанности. Мы говорим «главой государства», относя это к наиболее важному и наиболее серьезному случаю; но тут же добавим, что когда в соответствии с ныне прочно установившейся практикой международные соглашения заключаются без участия глав договаривающихся государств, то наше заключение имеет силу и при волеизъявлениях, совершаемых органами, должным образом уполномоченными вести переговоры и заключать соглашения. С точки зрения международного права не имеет серьезного значения вопрос конституционного права о том, передается ли в таких случаях компетенция этим органам в порядке делегирования компетенции главы государства, а также язляется ли такое делегирование законным.
Что касается взаимосвязи между выраженной волей и реальной волей и последствий возможного расхождения между ними, то здесь имеют силу принципы, которые изложены нами в общей теории международных юридических актов (см. выше, стр. 298 и сл.)[35].
4. Форма
Библиография. Из фундаментальных работ: Ь. В I 1-
1 п е г, Б1е ЬеЬге -уоп йеп тб1кеггесМПсЬеп Уег1га§$игкипс1еп, ВегПп — Ье1р21§, 1924. С практической точки зрения и особенно* для ознакомления с типичными формами современных международно-правовых документов может быть использована уже .цитированная выше книга: Е. 5 а 1 о чу, А §шс1е 1о шрютаИс р гаси се[36].
Общепризнано, что форма договоров, как форма международно-правовых актов вообще, не подчиняется каким-либо обязательным специальным правилам. С общей точки зрения это положение правильно; соглашение между государствами в широком смысле может иметь обязательную юридическую силу,, какова бы ни была форма их волеизъявления.
Необходимо, однако, при этом привести два соображения*, которые сильно ограничивают практическую важность и значение этого принципа. Прежде всего процедурные правила, принятые в международной практике при заключении договоров*, если и не являются в юридическом смысле обязательными! то приобрели теперь такое значение и связаны со столь деликатными и серьезными интересами сторон, что несоблюдение этих: правил представляется почти невозможным. При этом не исключается возможность возникновения при проверке выполнения этих процедурных правил повода, для того чтобы вполне обоснованно поставить вопрос о недействительности договора. Кроме того, статья 18 Устава Лиги Наций ввела для обширного и всевозрастающего круга государств правило об опубликовании договоров и всякого рода международных обязательств. Это правило косвенно оказывает влияние на другие аспекты формы договора, делая, например, практически необходимым для заключения договора письменный акт и т. д.
Как мы уже попутно указывали, кроме договоров, заключаемых при участии глав государств, международная практика знает другие соглашения, которые заключаются без их участия; первые, которым чаще всего дается наименование международных договоров в строгом смысле, заключаются обычно путем более сложной и торжественной процедуры, ход которой мы проследим, отметив при этом и подчеркнув, в каких случаях они отличаются по процедуре от других, менее торжественных соглашений. В этой связи мы хотим также указать, что когда мы говорим о международных договорах, то имеем в виду только соглашения, заключенные с участием глав государств.
Если заключение договора происходит (в настоящее время это .крайне редкий случай) не путем непосредственного и прямого обмена волеизъявлений органов, компетентных заключать договоры, то заключению такого договора предшествуют переговоры < (отсюда, по-видимому, и происходит слово «договор» (трактат), пошедшее впоследствии в употребление для обозначения юридического акта, который является результатом переговоров), направленные к выработке текста соглашения, в котором будет выражена в окончательном виде воля договаривающихся сторон. Переговоры предполагают предварительное соглашение, которое имеет своей целью вступление в переговоры для заключения определенного договора. Они ведутся специальными органами, облеченными необходимыми полномочиями и называемыми поэтому уполномокенньши. Полномочия выдаются в большинстве случаев главой государства, реже — министром иностранных дел по поручению главы государства. Полномочия удостоверяют компетенцию вести переговоры, в связи с чем первый акт собрания делегатов заключается во взаимном обмене полномочиями, то есть в предъявлении документов, которые узаконивают качество и функции тех, кому они выданы, и в проверке этих полномочий.
В случае успешных переговоров вырабатывается окончательный текст, который вначале нередко парафируется (то есть удостоверяется путем проставления внизу страницы инициалов лиц, ведших переговоры), а затем подписывается в должной форме полномочными представителями
Однако акт, подписанный такими уполномоченными, сам по себе еще не является обязательным для государств, которые пока еще свободны принять или отклонить его. Подпись уполномоченных удостоверяет только проект договора, за которым может последовать или не последовать волеизъявление сторон, направленное на заключение договора.
Таким волеизъявлением служит ратификация. Акт ратификации исходит обычно от главы государства и содержит выражение воли честно и безупречно соблюдать договор, текст которого был подписан уполномоченными и который воспроизводится буквально в самом содержании документа ратификации. Впрочем, иногда, хотя и нечасто, акт ратификации делает ссылку на имевшее место одобрение парламентом или ссылку на соблюдение других формальностей и условий, требуемых конституцией данного государства.
Акт ратификации как таковой является тем односторонним волеизъявлением, которое должно быть доведено до сведения другой договаривающейся стороны, для того чтобы произошло совпадение воль, означающее достижение согласия. Это осуществляется посредством обмена между сторонами актами ратифи- нации; в многосторонних договорах, з отношении которых обмен был бы слишком сложным делом, применяется порядок сдачи на хранение актов ратификации одной из договаривающихся сторон или одному общему органу, которые сообщают об этом всем другим договаривающимся сторонам. Обмен актами рати- фикации и сдача их на хранение обычно удостоверяются специальным протоколом. Условия и сроки совершения этих актов определяются в большинстве случаев особыми постановлениями самих договоров, правовое значение которых (постановлений) отмечалось выше.
Таким образом, как правило, если нет иных противоположных постановлений, оформление международного договора завершается в тот момент и в том месте, где и когда имеют место обмен или сдача на хранение ратификационных грамот. Термин «ратификация» употребляется здесь в особом смысле, противоположном тому, который обычно применяется в юриспруденции; он не является актом утверждения, а подлинным волеизъявлением, направленным к заключению договора; другими словами, не утверждается как обязательный существующий акт, а вступает в силу новый акт.
Неправильное применение термина «ратификация» объясняется историческими причинами. Хотя с давних времен твердо установился порядок (об этом пишет Бэйнкерсгук) рассматривать договоры как заключенные зиЬ $ре гаИ * и подлежащие окончательному одобрению монарха, однако принцип, который лежал в основе всей процедуры переговоров во времена абсолютных монархий, заключался в том, что монарх, который олицетворял государство, заключал договоры через посредство своих уполномоченных и сохранял за собой право проверки, не превысили ли уполномоченные данных им полномочий, и затем ратифицировал подписанный ими договор. Таким образом, договор заключался уполномоченными, и ратификация договора со стороны монарха носила действительно характер утверждающего акта. Вследствие этого договор не мог быть отвергнут без серьезных на то оснований, в частности если налицо не было превышения уполномоченными своих полномочий.
Такая концепция, вполне понятная и во времена абсолютных монархий лишенная практических неудобств, оказалась, однако. несовместимой с принципами внутригосударственного права почти всех современных государств. Это право видит
5иЪ зре гаи (лат.)—выражение из дипломатического обихода, обозначающее принятие дипломатическим представителем того или иного обещания или договорного положения в ожидании утверждения правительством. Принятие зиЪ зре гаИ обязательной 'юридической силы не имеет. — Прим. ред.
в монархе или в главе государства не что иное, как верховный орган са*мого государства и часто ограничивает его компетенцию заключать договоры или предписывает ему не приступать к заключению договора без согласия парламента, или же обязывает главу государства сотрудничать с парламентом в осуществлении мер для выполнения обязательств, вытекающих из договора. Каков бы ни был характер договора и его последствий, глава государства не может просить парламент дать на него согласие, и это последнее не может быть предоставлено иначе, как на основе проекта всего договора в целом, точно составленного во всех своих частях, ибо только такой проект договора дает возможность должным образом оценить его значение и последствия. В то же время глава государства сохраняет за собой полную свободу и может не заключать договора, если не добьется согласия и содействия других органов в силу положений конституции. Явная сложность конституционной процедуры, связанной с заключением и выполнением договора, делает ее неприспособленной к 'международным обязательствам, вытекающим из соглашения между уполномоченными, которое устанавливает впервые конкретным образом текст самого договора; это соглашение может быть лишь первым актом, вслед за которым различные органы государства уже могут оценить важность и последствия договора, который стороны хотят заключить.
В соответствии с этими новыми концепциями и требованиями международная практика, ныне являющаяся общепринятой, видоизменила правила, принятые в прежнее время, и установила принцип, что в ратификации всегда может быть отказано, причем мотив отказа юридически не имеет значения. Это равносильно тому, что до ратификации договора юридические обязательства государств по нему ке существуют, поскольку не является юридическим обязательство, если оно принято под условием, именуемым 51 уо1иего (если пожелаю). Эта система, оставляя государству свободу действий до момента ратификации, позволяет органу, которому поручено ратифицировать договор, выполнить при этом свои конституционные обязательства, получить суждение других органов, запросйв их согласие или содействие, причем другие государства не могут вмешиваться в эти действия или требовать отчета о причинах отказа в ратификации. Вряд ли нужно добавлять, что этот вопрос может трактоваться различно- с точки зрения моральной или политической оценки. Точка зрения, изложенная выше, носит строго юридический характер16.
Следует, кроме того, отметить, что отрицание обязательности договора до его ратификации не означает, что государство может вовсе не считаться с таким договором и вести себя так, как будто не делалось никаких шагов к заключению договора. Напротив, следует считать, что в ходе самой процедуры ратификации договора, нормальным образом подписанного, государство должно воздерживаться от актов такого свойства, которые сделали бы невозможным или более трудным нормальное выполнение договора, коль скоро он будет ратифицирован. Но ясно, что в этом случае еще нельзя говорить о действии договора как такового, а скорее о применении положения о злоупотреблении правом (см. Постоянная палата международного правосудия, решение № 7Г РиЪНсаиопз сН., зёпе А, № 7, р. 37 е* $е^.[37]').
Государство, таким образом, всегда обладает свободой ратифицировать или не ратифицировать договор. Но ратификация не может проводиться иначе, как в отношении полного текста договора, уже подписанного уполномоченными. Частичная ратификация или такая ратификация, которая вносит видоизменения или сокращения^ текст, равносильна отказу от ратификации, сопровождаемому новым предложением, которое может быть принято или отклонено другими заинтересованными сторонами.
О существенном новшестве, хотя и не первостепенной важности, в отношении только что описанной процедуры, которое было введено статьей 405 Версальского договора и соответствующими положениями других мирных договоров, см. выше, стр. 270[38].
Форма международных соглашений — обычно носящих характер технических или административных соглашений или соглашений, связанных с предшествующими договорами, — заключаемых правительствами без участия глав государств, может быть весьма различной. Иногда процедура этих соглашений не отличается от описанной выше, если не считать того, что вместо полномочий, выданных- и подтвержденных главой государства., имеет место простое поручение от главы правительства или ми* нистра иностранных дел и вместо торжественной ратификации, главой государства совершается акт одобрения или утверждения, правительством. В других случаях отсутствует всякое одобрение- или утверждение: акт, различным образом квалифицированный (соглашение, декларация, протокол и т. д.), просто подписывается, делегатами (дипломатическими агентами, министрами иностран ных дел или другими лицами), которые объявляют, что они должным образом уполномочены подписать данное соглашение, и не требуется более никаких обязательств. Часто применяемой формой является обмен нотами. Обычно такой обмен производится между главой правительства или министром иностранных дел одной из двух сторон и дипломатическим агентом другой страны, должным образом аккредитованным. Прочно установившаяся международная практика признает обязательную силу заключенных таким образом соглашений. Вследствие большого разнообразия и неточностей принятой терминологии самым важным в каждом случае является сущность акта; сама же форма, в которую облечено соглашение, может рассматриваться как несущественная и может служить лишь возможным элементом для толкования воль сторон.
Регистрация договоров
Б и б л и о г р а ф и я. О. М. Н и (1 $ о п, ТЬе ге§1$1га1юп апё риЬНсаИоп о! {геаНез, «Атепсап Лоигпа1 оГ т1егпа1юпа1 1ау», уо1. XIX, 1925, р. 273 е1 5е^.; №. 3 с Ь й с к 1 п
Н. е к Ъ е г §, 01е 5а1гип§ ёез Уо1кегЪипс1е$, 2. АиП., ВегПп, 1924, 3. 644 п.; ,1. На1$сЬек, Уо1кеггесЫ, сИ., 5. 232 ГГ.; е. Р а и с Ъ I 1 1 е, ТгаИё ёе ёгоИ т1егпаиопа1, сИ.> уо1. I, № 825 Р1: $еаА.19
А. Статья 18 Устава Лиги Наций устанавливает: «Всякие международные договоры или международные обязательства, заключаемые в будущем Членом Лиги, должны быть немедленно зарегистрированы Секретариатом и опубликованы им возможно скорее. Никакие из этих международных договоров или соглашений не сделаются обязательными, пока не будут зарегистрированы».
Едва ли нужно напоминать историю происхождения этой статьи, вытекавшей из первого пункта знаменитых четырнадцати пунктов, провозглашенных президентом Вильсоном в послании американскому конгрессу 18 января 1918 года, имевшем целью определить основные направления будущего мира: «Открытые договоры о мире, достигнутые открытым путем, после которых не должно быть никаких тайных международных соглашений, а дипломатия всегда должна действовать откровенно и гласно». Важное значение, придаваемое принципу гласности, вытекает из того факта, что это требование в ясно выраженной форме включено в преамбулу Устава Лиги Наций. Такие же положения содержатся и в статье 8 (последний абзац) и статье 15. Этот принцип, несомненно, соответствует природе и потребностям сообщества государств, которые взаимно обеспечивают* целостность друг друга и защиту против любой агрессии. Кроме того, этот принцип представляет естественную гарантию выполнения обязательств, возложенных на членов вторым положением абзаца 1 статьи 20, которая запрещает заключение договоров, несовместимых с условиями Устава.
Б. Но если легко понять смысл и политическое значение этого принципа, то довольно трудно точно истолковать положения статьи 18.
Основной вопрос касается природы и последствий регистрации, или, 'точнее, отношения между ратификацией и регистрацией.
По этому вопросу высказывались различные мнения. Согласно некоторым из них* до регистрации договор не имеет обязательной силы; стороны вполне свободны, так же как в промежуток времени между подписанием и ратификацией. Этот тезис поддерживался Карнебееком на первой сессии Ассамблеи Лиги Наций, который в основном исходил из буквы статьи 18.
По мнению других, стороны принимают на себя определенные обязательства в результате ратификации, но могут требовать выполнения договора только после его регистрации. Таков смысл доклада, представленного Адачи и де Вишером з 1923 году в Институт международного права.
В дискуссии, которая имела место на первой сессии Ассамблеи, делегат Титтони утверждал, что договор накладывает обязательства т^ег раг!е$ (между сторонами в договоре) одновременно с его ратификацией, но что на договор можно ссылаться в Лиге Наций только после его регистрации.
Шюкинг и Веберг в своих комментариях к Уставу придерживаются мнения, что юридическая обязательность договора возникает после его регистрации, а не после его опубликования, но имеет действие ех {ипс, то есть имеет обратную силу до момента ратификации. Однако до этого момента стороны не являются полностью свободными, как и в промежутках времени между подпи санием и ратификацией. Оки не могут предпринимать каких- либо шагов, находящихся в противоречии с договором. Если же стороны — члены Лиги Наций не выполнят требование немедленной регистрации договора в Секретариате, этот факт будет означать молчаливый отказ в ратификации, и договор тем самым окажется недействительным.
Согласно Гачеку, ратификация договора имеет теперь значение якобы только уточняющего момента, начиная с которого каждая из договаривающихся сторон приобретает право обязывать других односторонним актом (сообщением договора постоянному Секретариату для регистрации).
Комиссия юристов, назначенная Советом Лиги Наций по поручению Ассамблеи для дачи заключения о применении статьи 18 в отношении действительности договоров, стояла на точке зрения, что регистрация не заменяет ратификации и не должна лишать какого-либо значения соглашение сторон; регистрация является, однако, необходимым условием, потому что договор приобретает благодаря ей положительную обязательную силу не только перед лицом Лиги Наций, но и между сторонами. Таким образом, без выполнения этого условия о регистрации ставится под сомнение обязательная сила международного договора или соглашения. Заключая договор или соглашение, стороны не могут односторонне уклониться от принятых на себя по договору обязательств, но до тех пор, пока не будет проведена регистрация, договор или соглашение не имеют обязательной силы. Следует отметить, что ни это, ни другие предложения не были приняты Ассамблеей, которая предпочла перенести этот вопрос на рассмотрение следующей сессии, на которой была только принята резолюция отложить вопрос на неопределенное время. Таким образом, вопрос остался открытым; по существу, он представляет собой просто вопрос о толковании второй части статьи 18 Устава Лиги Наций.
Для того чтобы перейти теперь к исследованию этого вопроса, представляется важным прежде всего выяснить два момента: а) вторая часть статьи 18 относится, бесспорно, ко всем международным договорам или обязательствам, указанным в первой части: «Никакие из этих международных договоров или соглашений не сделаются обязательными...» Итальянский текст Устава выражает ту же мысль, хотя и делает это, может быть, с меньшей силой и точностью. Во всяком случае, имеет место полное совпадение французского и английского текстов, которые здесь имеют одинаковый смысл; б) для всех без различия международных договоров или соглашений, к которым относится эта статья, установлено одно-единственное и одинаковое правило. Из этих бесспорных предпосылок вытекает с такой же очевидностью, что толкование должно быть таким, чтобы его можно было приме нять без различия ко всем международным договорам и соглашениям; если же толкование приводит к отличию одних актов от других или. будучи приемлемым для некоторых из них. совершенно неприемлемо для других, то оно неверно, потому что оно или делает различия там, где закон этого не делает и не предусматривает, или исключает акты, которые явно подпадают под его действие.
Установив это, отметим, что международные договоры и соглашения, о которых говорится в первой части статьи 18, не являются договорами между членами Лиги Надий, но договорами, заключенными членом Лиги Надий, следовательно, речь идет о всех договорах или обязательствах между членом Лиги Надий и одним или несколькими государствами — нечленами Лиги Надий. В отношении этого момента не может быть сомнений, и он фактически признается всеми авторами, изучившими этот вопрос, а также текущей практикой. Комиссия юристов Лиги Надий, о которой уже говорилось выше, констатировала это следующим образом: «Для того чтобы международный договор или международное соглашение были представлены к обязательной регистрации, необходимо — и этого достаточно, — чтобы одна из договаривающихся сторон была членом Лиги Наций. Договор, заключенный государством — членом Лиги с государ- ством-нечленом. должен также быть зарегистрирован. Текст статьи и подготовительные материалы по ее выработке не оставляют никаких сомнений в этом отношении».
Если это так, то правило, записанное во второй части статьи 18, должно пониматься так, чтобы оно могло быть применено не только к договорам между членами Лиги, но и к договорам между членами й нечленами Лиги. Таким образом, если действительно можно сделать вывод, что члены Лиги Наций пожелали принять 1п1ег $е (в отношениях между собой) правило, в силу которого вследствие видоизменения прежних норм обязательная сила договоров становится известным образом обусловленной, даже т!ег рагхез, регистрацией, то, напротив, совершенно невозможно допустить, что Устав создал обязательную норму для государств, которые остались вне Лиги, и каким-либо образом изменил в отношении этих государств действующее право; договор между государством-членом и государством — нечленомЛиги продолжает регулироваться общим правом, вне зависимости от обязательства регистрации, лежащего на государстве — члене Лиги Наций. Наиболее авторитетные авторы признают эту элементарную юридическую истину и допускают, что, несмотря на статью 18, договор между государством-членом и государством— нечленом Лиги является обязательным уже в силу одной ратификации его сторонами. Если даже допустить вместе с Комиссией юристов Лиги Наций, что «санкция, предусмотрен ная этой (18-й) статьей, применяется к договорам, заключенным между членами и нечленами», то отсюда можно сделать вывод, что эта санкция не должна ограничивать права и обязанности, которые государства-нечлены имеют в силу общего международного права.
Далее, если мы поставим вопрос, ка кого распространяется действие принципа, записанного во второй части статьи 18, то на это можно дать единственный ответ: обязательная сила этой статьи касается не сторон в догозоре, а Лиги Наций; между сторонами договор является, как и ранее, обязывающим и подлежащим выполнению в силу согласия сторон, выраженного в обмене или передаче на хранение ратификационных грамот, но на такой договор нельзя ссылаться или требовать его выполнения перед Лигой Наций и ее органами, если он ке зарегистрирован, в соответствии со статьей 18. Любое другое толкование неприемлемо, так как оно не может относиться к той категории- актов, которую данное правило, несомненно, имеет в виду и подчиняет указанному порядку, то есть к категории договоров и обязательств между членами и нечленами Лиги Наций.
Против такого толкования были выдвинуты два возражения: указывалось, что такое толкование противоречит буквальному смыслу статьи 18 и приводит к неблагоприятным результатам, так как один и тот же договор должен рассматриваться как действующий и применяться некоторыми органами (например, государственными органами сторон или особым третейским судом), тогда как другие органы, образованные Лигой Наций, не будут признавать его силы.
Что касается первого возражения, то мы признаем без колебаний, что буквальное толкование статьи говорит об отсутствии общей и абсолютной обязательности международных договоров и соглашений, если они не зарегистрированы. Однако, согласив- шись с тем, что, если текст документа ясен, его следует принимать таким, каков он есть, без ограничения или расширения его буквального смысла, следует согласиться, что слова имеют ценность в той мере, в какой они выражают мысли, и что нельзя предполагать, будто авторы статьи хотели провести мысль, приводящую к абсурду или, в лучшем случае, к явной юридической нелепости. По этому поводу буквальное грамматическое толкование отпадает, а так называемое ограничительное толкование, которое заменяет его, в сущности, призвано лишь- констатировать несоответствие между употребленными в статье словами и истинным содержанием нормы и тем самым восстановить нормальное соответствие между тем и другим.
Действительно, этот общий принцип представляется особенно важным при толковании Устава, достоинства которого, конечно, весьма значительные, однако не должны усматриваться в точно сти юридических формулировок. В данном случае, как нам кажется, можно указать причины несоответствия, которое существует в том, что касается формулировки между перзой и второй частями статьи 18 — между правилом и санкцией. Статья 21 проекта, подготовленного в качестве основы для дискуссии американской и британской делегациями и представленного комиссии Парижской конференции 3 февраля 1919 года, была составлена следующим образом: «Высокие Договараивкяциеся Стороны соглашаются регистрировать и публиковать без промедления все международные договоры или соглашения, заключаемые между государствами — членами Лиги». На седьмом заседании этой комиссии президент Вильсон предложил добавить к статье следующие слова: «и ни один международный договор или соглашение не будут иметь обязательной силы до этой регистрации». Это была санкция, которая добавлялась к правилу, санкция абсолютно логичная, поскольку правило относилось только к договорам между членами Лиги. Позднее оказалось необходимым распространить обязанность регистрации договоров на случаи, когда хотя бы один из участников являлся членом Лиги, и первая часть статьи была соответственно видоизменена. Ноу по всей вероятности, при этом не было замечено несоответствие, появившееся между новым принципом и санкцией, которая вначале понималась только как относящаяся к договорам между членами Лиги; значение санкции неизбежно изменилось, но это изменение ке нашло соответствующего отражения в формулировке статьи.
Что касается утверждений о неблагоприятных последствиях, возникающих из текста, который содержит различную оценку одного й того же акта, достаточно заметить, что это является нередким случаем в юриспруденции, где тот же акт в одном аспекте приводит к результатам, которые отрицаются в другом. Достаточно упомянуть о многочисленных случаях применения так называемого пе§оИит с1ашНсап5 (порочное действие) или о случае. более близком к нашему, а именно о договоре продажи недвижимости. В соответствии с итальянским гражданским правом такой договор считается заключенным между сторонами, и собственность переходит от продавца к покупателю в момент, когда состоялось соглашение о предмете и о цене (Гражданский- кодекс, статья 1448), между тем как в отношении третьих лиц договор не имеет никакой силы, пока о нем не сделана запись в реестре (см. пункт 1 статьи 1832 и пункт 1 статьи 1942-?.). Против этого выдвигается возражение, что во всех этих случаях, если и справедливо, что юридические акты приводят в одном аспекте к результатам, которые отрицаются в другом, не менее справедливо •и то, что эти результаты одинаково признаются или отрицаются, каким бы ни был орган, который их оценивает. Между тем в нашем случае могут быть одни органы, признающие результаты договоров 1п1ег раг1ез, и другие органы, отрицающие эти результаты. Это возражение, впрочем, не может иметь силы, если только оно не относится к органам одного и того же правопорядка и, следовательно, в нашем случае — к международным органам. Речь идет в этом случае, по существу, о возможности признания незарегистрированного договора третейским судом, образованным сторонами, и одновременно непризнания этого договора органами Лиги Наций. Мы не будем здесь разбирать, действительно ли этот случай является столь исключительным, очевидно, все сводится к тому, как стороны применяют договор — или непосредственно, или через посредство своего общего органа, каковым может быть третейский суд, созданный аё Ъос; но стороны при этом не могут требовать защиты и гарантии Лиги Наций; которые Лига предоставляет для зарегистрированных договоров. Поэтому трудно установить, какие могут быть при такой концепции неблагоприятные последствия и какие вытекают из нее логические по^ следствия. Представляется поистине странным, что против этого возражают такие авторы, как Шюкинг и Веберг, которые не колеблясь затем допускают, что в случае заключения договоров между членами и нечленами Лиги Наций, если эти договоры обязательны в силу одной только ратификации, независимо от статьи 18, члены Лиги не могут ссылаться на этот договор перед Лигой Наций, если они не выполнили обязательства о регистрации. Таким образом, открыто признается, что договор юридически может быть действительным между сторонами, но ссылаться на него перед Лигой Наций стороны не могут.
В. Что касается значения регистрации договоров или соглашений, в которых лишь одна из сторон является членом Лиги, то мы вместе с цитированными выше авторами полагаем, что» согласно статье 18, члены Лиги, которые не выполнили обязательства о регистрации, не могут ссылаться на договор или обязательство по нему перед Лигой Наций; этим, несомненно, могут воспользоваться стороны, не состоящие членами Лиги и не связанные обязательством регистрации договора. Возражение, рсоторое некоторые пытаются привести, исходя из принципа равенства договаривающихся сторон (Гачек), не может считаться решающим, потому -что этот общий принцип не может иметь преимущества перед специальной нормой, особенно когда от заинтересованной стороны всецело зависит выполнение необходимых формальностей, чтобы принцип равенства был полностью соблюден в ее пользу.
Г Обязанность регистрации договоров лежит, как уже говорилось, только на членах Лиги Наций. Это относится не только к договорам и соглашениям, которые они заключают с другими членами Лиги, но также и к договорам и соглашениям, заключаемым с государствами или объединениями, не входящими в Лигу Наций. Для этих последних регистрация вовсе не обязательна, идет ли речь о соглашениях с членами или нечленами Лиги; но они могут, однако, ходатайствовать о регистрации в том и другом случае, и Генеральный секретарь Лиги ке может отказать им в этой просьбе (резолюция Совета Лиги Наций 19 мая 1920 года).
Д. В соответствии с положениями статьи 18 обязательство регистрации касается договоров, которые заключаются отныне и впредь (а Гауешг; ЬегеаЯег), а именно: а) международных договоров или соглашений, которые вступают в силу начиная с 10 января 1920 года или вступили уже в силу для первоначальных членов Лиги; б) международных договоров или соглашений, которые вступают в силу или вступили в силу, начиная с даты принятия государств в Лигу, если речь идет о государствах, принятых в Лигу на основании пункта 1 этой статьи. Это не относится к международным договорам или соглашениям, вступившим в силу ранее, но если стороны согласились между собой о том, чтобы представить такие договоры и обязательства к регистрации, то Генеральный секретарь уполномочен разрешить €е (см. приведенную выше резолюцию).
Ь. Статья 18 составлена в весьма общих выражениях в отношении природы и предмета актов. В ней говорится: «Всякиемеждународные договоры или международные обязательства...» В это определение входят, таким образом, все без исключения соглашения, из которых вытекают международные юридические обязательства, как бы эти соглашения ни были заключены и как бы они ни назывались; не делается никаких различий ни в отношении природы, ни формы, ни в отношении важности или срока действия таких соглашений: вне сферы применения статьи 18 остаются только односторонние акты в истинном, точном и узком омысм этого слова[39].
Но если это положение вполне ясно и при его толковании не может не быть признано и принято таким, как оно есть, то нельзя, с другой стороны, умолчать и о том, что регистрация и публикация любого международного договора или соглашения выходит за пределы- той политической цели, которую преследует статья 18, и приводит к серьезным затруднениям и осложнениям. Смысл статьи 18 заключается в том, что она требует публикации -Договоров, которая по своей политической природе может влиять на гармонический характер международных отношений и как следствие на поддержание мира во всем мире. Разве необходимо для осуществления этой цели, чтобы всякое финансовое соглашение и любая специальная конвекция были зарегистрированы и опубликованы? С другой стороны, если и поскольку Устав допускает, чтобы члены Лиги заключали между собой оборонительные союзы, то разумно ли требовать, чтобы были обнародованы подробности военного соглашения, регулирующего возможное сотрудничество союзных армий? Два случая из практики привлекли внимание к таким затруднениям. В 1921 году британское правительство сообщило Генеральному секретарю и членам Лиги Наций о том, что оно заключило с различными государствами большое число финансовых соглашений, содержащих положения о ликвидации военных расходов; хотя британское правительство не высказалось окончательно по данному вопросу, оно, однако, выразило мнение, что подобные соглашения не подпадают под действие статьи 18 и что нет необходимости опубликовывать подробности подобных сделок. Весьма деликатный случай иного рода возник в ноябре 1920 года: бельгийское правительство сообщило Генеральному секретарю Лиги об имевшем место обмене нотами с Францией, в результате которого было одобрено военное соглашение, предусматривающее принятие ряда мер на случай новой германской агрессии, однако сам текст соглашения не был приложен к сообщению, так как он. очевидно, должен был быть секретным.
Весьма возможно, что аналогичные соображения были в свое время приняты во внимание теми, кто составлял статью 18. Если тем не менее они ввели обязательную регистрацию для столь широкого круга договоров, то можно предположить, что они сделали это в целях предотвращения серьезной опасности того, что любое исключение из правила или ограничение его могли бы привести к обходу самого обязательства регистрации путем включения тем или иным способом в категорию не подлежащих регистрации актов тех договоров и соглашений, которые стороны предпочитают сохранять в тайке по соображениям их важности и политического значения. Несомненно, что установить точные допустимые пределы для всех исключений из этого правила трудно, и об этом свидетельствует работа Комиссии юристов Лиги Наций. Этой комиссии, именно ввиду указанных выше недостатков, было поручено выработать необходимые изменения статьи 18, дабы текст этой статьи соответствовал процедуре, предусмотренной статьей 26. Комиссия сочла невозможным устранить эти недостатки, все значение и важность которых она полностью признала тем, что исключила из обязательной регистрации определенные категории договоров или обязательств. В силу этого комиссия пред почла сделать другие предложения, например прямо исключить добавление о санкции за невыполнение регистрации или же смягчить строгость такой санкции посредством принятия формулировки, указывающей, что регистрация имеет обратную силу. Комиссия предложила также резервировать за Ассамблеей право приспособлять принцип обязательной регистрации к практически необходимым случаям, вытекающим из опыта, с помощью специальных регламентирующих положений, причем сама комиссия могла бы постепенно пересматривать их и видоизменять. Ни одно из этих предложений, однако, ке было принято* и возможно, это даже к лучшему, поскольку данные предложения либо недостаточны, либо могут привести к злу худшему, чем то, которое они были предназначены предупредить.
Но если это так, то выявляется новое доказательство практического характера в пользу положения, которое ограничивает действие регистрации лишь отношениями между договаривающимися сторонами и Лигой Наций. Действительно, наиболее серьезные недостатки и неудобства отпадают или уменьшаются, если отказаться от упорного стремления видеть в статье 18 угрозу недействительности т1ег раг1е$ незарегистрированных договоров. Комиссия ясно это признала и поэтому, исходя из концепции, по-нашему ошибочной, о том, что статья 18 лишает действительной силы каждое незарегистрированное международное обязательство, указала, что улучшение текста должно состоять прежде всего в смягчении этой строгой санкции.
Не может быть сомнений, что после этого значение обязательной регистрации уменьшилось бы в большей степени. Бесспорно также, что институт регистрации договоров неразрывно связан с существованием и судьбами Лиги Наций. Если Лига развивается, то гарантии, которые она предоставляет, дабы договоры уважались, становятся столь серьезными, что стороны вряд ли могут отказаться от договоров, если только речь идет ке
о тех соглашениях чисто технического характера или о соглашениях, требующих немедленного исполнения (так называемых рас- порядительных договорах), которые ке связаны с международными политическими отношениями и которые поэтому если и соответствуют букве статьи 18, то не отвечают ее духу. Вместе с-тем и в силу тех же соображений будет все меньше причин для заключения политических договоров, которые государства стремились бы сохранять в тайне. В противном случае было бы напрасно надеяться, что строгое применение принципа обязательного признания недействительности незарегистрированных договоров поможет продлить существование того института, который окажется в фатальном противоречии со многими и весьма важными интересами государств. Принцип опубликования догозоров значительно выиграет и ничего не потеряет, если, отказавшись от некоторых слишком доктринерских концепций, приблизить его применение к практическим требованиям международной жизни к развивать его и дальше в тесной связи с этими требованиями.
Ж'. Не возникает сомнений в том, что, согласно концепции статьи 18, регистрация должна производиться лишь после того, как договор или соглашение легализированы, то есть после ратификации или, если она не имеет места, после совершения самого акта (подписания, обмена нотами и т. д.), что в соответствии с действующей практикой придает соглашению обязательный характер. Однако цитируемая выше резолюция Совета Лиги Наций допускает, что стороны, по соглашению между собой, могут ходатайствовать о производстве регистрации договора или соглашения, как только текст их будет окончательно установлен, хотя обмен ратификационными грамотами должен состояться позже. В таком случае Генеральный секретарь должен информировать о том, что договор или соглашение еще не являются окончательными и что стороны обязаны сообщить ему о соответствующем акте, в результате которого договор или обязательство вступят в силу.
Если договор или соглашение носят характер окончательного акта, то регистрация должна быть произведена немедленно (1шгпёЙ1‘а1ешеп(; Тог1ЬуЛ11); текст статьи строго формален по этому вопросу. Этот принцип весьма важен, так как он имеет целью воспрепятствовать тому, чтобы договоры оставались тайными до тех пор, пока стороны или одна из них вследствие возникших разногласий или по каким-либо другим соображениям захотят зарегистрировать договор. Такого рода практика находилась бы в прямом противоречии с задачами и смыслом статьи 18 Устава Лиги Наций. Этот факт, как нам кажется, не был должным образом оценен комиссией Лиги Наций, когда в числе других предложений о внесении изменений в эту статью комиссия изложила редакцию второй ее части следующая образом: «Никакие из этих международных договоров или соглашений не сделаются обязательными, пока не будут зарегистрированы». Действительно, таким путем, по-видимому, желали указать, что время, когда произошла регистрация, не имет- значения, то есть лишить всякого значения слово «немедленно», включенное в первую часть статьи 18.
Целесообразно при этом заметить, что значение условия, о котором мы здесь говорим, еще более возрастает, если принять толкование, согласно которому результаты регистрации касаются только отношений между сторонами и Лигой Наций, иначе ничто, действительно, не препятствовало бы сторонам регистрировать договоры в тот момент, когда они должны подлежать оценке перед лицом Лиги. Следует, однако, считать, что задержка регистрации не отвечает обязательству, вытекающему из статьи 18, и не влечет за собой соответствующих последствий, порождаемых выполненной нормально регистрацией.
Слово «немедленно» следует, конечно, понимать не буквально, его можно толковать в расширительном смысле: регистрация должна быть произведена так скоро, как только это возможно. Расстояние, состояние коммуникаций, внутренние условия страны и другие обстоятельства, несомненно, должны быть приняты во внимание. Однако духу статьи 18 противоречило бы. если бы в качестве оправдания задержки регистрации принимались во внимание такие моменты, как природа договора или соглашения, затрагиваемые им интересы, отрицательные последствия, которые может иметь публикация, и другие факторы. До сего времени не установлены правила точного определения сроков, в течение которых регистрация подлежит осуществлению, хотя ничто, по-видимому, не препятствует установлению таких правил. Задержка регистрации может быть предметом рассмотрения всеми заинтересованными сторонами и официально зафиксирована.
3. Регистрация договоров производится Генеральным секретарем в порядке служебной инициативы или при наличии просьбы сторон. Первый случай имеет место только при наличии специальных о том положений, как показывают статьи 406 и 407 Версальского мирного договора и соответствующие статьи других мирных договоров, конвенции Международной организации труда, а также резолюция Ассамблеи Лиги Наций 10 декабря 1920 года относительно конвенций Международной организации общественной гигиены и Барселонских конвенций 1921 года по транспорту. Следует отметить, что во'всех этих случаях Генеральный секретарь получает также сообщения об имевших место ратификациях.
Обычно регистрация производится по просьбе обеих сторон или по просьбе одной из них. Сторона, ходатайствующая о регистрации, должна представить компетентному органу Секретариата полный экземпляр текста акта,.со всеми декларациями, протоколами, ратификационными документами и т. д., о которых идет речь. При этом должны быть приложены аутентичные заявления о том, что представленный текст содержит полностью все статьи договора или соглашения, подлежащих регистрации.
Для осуществления регистрации Секретариат Лиги Наций ведет два реестра. Первый реестр составляется в хронологическом порядке; в нем указываются стороны, наименование акта, даты подписания, ратификации, представления к регистрации и, наконец,номер, под которым акт регистрируется. Экземпляры актов, представленных в Секретариат, хранятся в качестве приложений этому реестру и отмечаются Генеральным секретарем словами пе уапе1иг[40] Второй реестр представляет собой то, что можно было бы назвать регистрацией актов «гражданского состояния». Каждому из таких актов отводится одна страница. на которой отмечаются также Бее юридические факты, последовавшие-после регистрации и относящиеся к ней, как-то: присоединения, денонсации и т. д.
Генеральный секретарь выдает заинтересованным сторонам свидетельства о регистрации, пронумерованные в порядке дат выдачи. Правительствам, различным властям и частным лицам могут также выдаваться засвидетельствованные выписки из второго реестра в целях удостоверения существования и юридического состояния различных международных договоров и обязательств, даты их вступления в силу, ратификаций, присоединений или денонсаций, .содержания эвентуальных оговорок и т. п. Следует отметить, однако, что постоянный Секретариат не несет никакой ответственности за факт выдачи подобных выписок.
Регистрация производится, вообще говоря, по инициативе сторон, публикация же является делом исключительно Генерального секретаря. Публикация осуществляется путем напечатания оригинала текста, с соответствующим переводом, если это необходимо, на официальные языки Лиги, в специальном сборнике, носящем наименование «КесиеП йез {гаНез е! йез еп§а§ешеп1:з т^егпаНопаих епге§1з1:гё5 раг 1е Зесгё^апа! ёе 1а $ос1ё!ё дез па- иопз» и рассылаемом регулярно всем членам Лиги.
В общем можно сказать, что на практике регистрация договоров, после первого периода затруднений и неуверенности, протекает нормально и что она встречает все меньшее сопротивление со стороны правительств. Полученные Ассамблеей от Генерального секретаря сведения, аналогичные изложенным нами, и побудили ее (Ассамблею) принять 23 сентября 1922 года резолюцию о том, что обсуждение возможных изменений статьи 18 Устава Лиги откладывается на неопределенный срок.
Дополнительные определения
Библиография. А. К а-р 1 5 а г й 1 М 1 г а Ь е 1 1 з,
I НтШ сН оЪЫ!§а!опе1а с!е11е погте §шпсНсЬе т^егпагюпаН. Аи1о-1зпп1а2юш, Са1аша, 1922; Р. Беак, Сотри1апоп о! йгае т т1егпаиопа1 1а~л', «Атепсап ,1ог1Гпа1 о! 1П1егпа110па1 1ау», уо1. XX, 1926, р. 505 е! зея.; е Ь Ь е г §, 51аа{зуег1;га§е: Уог-
ЪеЬаНе, «№бг!егЬисЬ йез У61кеггесЫ:$», уоК II; Н. У. М а 1 к 1 пг КезегуаНопз 1о тиШЫега! СопуепМопз, «ВпизЬ Уеаг Воок о! т1егпа1юпа1 Ьау», уо1. VII, 1926, р. 141 е! зея. [41]
В любом волеизъявленшГмогут быть частные, не являющиеся существенными положения, в которых желаемое выражается не так легко и просто, но в определенных пределах или с определенными особенностями. Три таких второстепенных положения встречаются особенно часто и представляют наибольшее значение для международных актов, о которых идет речь, а именно срок, условие, оговорка. Отметим, однако, что о других дополнительных определениях, нередко аналогичных тем, о которых сейчас идет речь, мы будем говорить в соответствующих местах, в связи с вопросом о действии договоров и о прекращении их действия.
1. Срок — это момент, с которого стороны желают, чтобы- началось или до которого продолжалось действие их соглашения. В первом случае речь идет о начальном сроке (шез а ^^ю — день, с которого), во втором — о конечном сроке (сПе5 ай аиеш — день, до которого); один по своей природе отлагательный (зоз- репз1Уо), а другой — резолютивный (гезокШуо).
В отношении начального срока важно прежде всего заметить,, что к нему не относится определение момента, когда будут осуществлены действия, необходимые для того, чтобы соглашение' приобрело законную силу. Положения, касающиеся того момента, в который должны произойти обмен или сдача на хранение ратификационных грамот, часто встречаются в текстах, подписанных' уполномоченными, но, какой бы ни была форма, в которой внешне дано определение этого момента, он, очевидно, никогда не может рассматриваться как срок качала действия договора. Если положения, о которых мы говорим и которые заведомо должны утратить смысл своего существования в тот момент, когда вступает в силу сам договор, составной частью которого они являются,, рассматриваются как самостоятельное соглашение, имеющее- обязательную силу, поскольку оно подписано уполномоченными и не требует ратификации, то з этом случае указанное выше определение может представлять собой конечный срок действия этого последнего соглашения. Наоборот, никакой юридической силы подобного рода определение не может иметь, если положения относительно времени и порядка обмена или сдачи на хранение ратификационных грамот не имеют какого-либо серьезного юридического значения, а представляют собой дружескую договоренность о том, каким образом приступить к подписанию договора [42].
Начальными являются те сроки, которые, исходя из начального момента, когда соглашение оформляется (преимущественно •обмен или сдача на хранение ратификационных грамот), отодвигают на последующий момент выполнение или, менее точно, вступление в силу этого договора. Очевидные практические соображения привели к тому, что общепринятой стала система, при которой вступление в силу договоров откладывается на более или менее длительный срок. В качестве примера могут служить конвенции по международному частному праву, заключенные в Гааге 12 июня 1902 года и 17 июля 1905 года, в которые включено условие следующего содержания: «Настоящая Конвенция ,вступит в силу на шестидесятый день после сдачи на хранение ратификационных грамот и т. д.» В этих случаях происходит нечто вроде уасаНо ас1из (откладывание действия), в сущности аналогичное так называемому уасаНо 1е§15 (откладывание закона). Договор существует и заключен, установленный срок не имеет другого назначения, кроме продления момента вступления в силу. Не будет, однако, считаться сроком, а только отлагательным условием, если стороны отложат до особого позднейшего соглашения специальное соглашение об определении момента, когда договор будет обращен к исполнению (см., например, статью 14 соглашения между Италией и Францией относительно несчастных случаев на производстве 9 июня 1906 года).
В отличие от начального срока, которым просто откладывается выполнение договора, конечный срок погашает действие договора и рассматривается поэтому в связи со способами прекращения действия договоров. Следует при этом отметить, что конечные сроки определяются иногда для отдельных положений или нескольких связанных между собой положений договора, который сам по себе не содержит нормы о сроке. Действие этих конечных сроков, естественно, распространяется лишь на положения, к которым они относятся, причем исключается полностью или частично возможность их последующего применения. Мирные договоры последнего времени представляют многочисленные тому примеры (см., например, Версальский договор, пункт 2 статьи 49 и § 34* и сл. приложения).
Ввиду отсутствия в международном праве общеобязательных норм в отношении исчисления сроков действия договоров, относящиеся к этому вопросы, по существу, сводятся к толкованию волеизъявления сторон.
В некоторых случаях стороны специально договариваются об установлении правил на этот счет (см., например, вторую часть пункта 4 заключительных положений Версальского договора); в других случаях приходится устанавливать, каковы были их намерения как в отношении момента, с которого начинается течение срока, так и в отношении критерия его исчисления (часы, дни, месяцы, годы и т. д.). Нормы, действующие в этом отношении в законодательствах отдельных государств, не имеют как таковые никакой ценности в международных отношениях, но разумная интерпретация воль сторон позволяет сделать вывод, ■что стороны либо имеют намерение сослаться на некоторые общепринятые положения, либо имеют в виду нормы одного и того же порядка, действующие в их соответствующих законодательствах.
2. Условие. Если срок выражает волю сторон к тому, чтобы их обязательства имели начало или конец з определенный момент, то условие выражает волю сторон к тому, чтобы их обязательства начались (<отлагательное условие) или прекратились {резолютивное условие), если произойдёт {утвердительное условие) или не произойдет {отрицательное условие) определенное событие, будущее и объективно неизвестное.
Нетрудно видеть, что в международных отношениях, таким образок, определяется волеизъявление сторон; в самом деле, часты и весьма разнообразны условия, включаемые в соглашения сторон. Цитированные уже выше положения Версальского договора относительно Саарского бассейна и глазным образом § 35 приложения к этому договору дают конкретные примеры, когда условие приобретает отлагательный характер (пункты «а» и «Ъ» § 35, которые обусловливают обязательство Германии отказаться от суверенитета над Саарским бассейном б пользу Лиги Наций или Франции ка основании решения, принятого самой Лигой в зависимости от результатов народного опроса): либо резолютивный (пункты «Ъ» и «с», § 35, которые обусловливают прекращение прав Лиги Наций на управление Сааром на основании решения, равным образом принятого в соответствии с результатами народного опроса в пользу объединения Саара с Францией или в пользу сохранения суверенитета Германии над Сааром); три возможных результата референдума, предусматриваемого пунктом 2 § 34. составляют столько же условий — положительных в отношении решения, соответствующего положениям § 35, # отрицательных — в отношении других двух решений, гипотетически возможных.
Таким образом, естественно, создаются положения, аналогичные ситуациям, хорошо известным юристам в области частного права, где теория условий получила наиболее серьезное развитие. Эта аналогия объясняет, почему авторы признали возможным: перенести в область нашего исследования международного праза различия и нормы, присущие науке частного права. Излишне повторять, что нет никаких оснований для применения этих норм как таковых в области международных отношений. Впрочем,, следует сразу же добавить, что ввиду отсутствия в международном праве норм, которые определяют обязательное значение и действие- условий, оказывается, что решение вопроса об условиях сводится к вопросу о толковании волеизъявлений сторон. Между тем нормы, выработанные частным правом, по большей части являются не чем иным, как логическими критериями толкования разумной воли; поэтому вполне естественно, что они могут быть целесообразно применены в области международного права, но не как нормы позитивного права, а как критерии, толкования.
К тому же и в этом вопросе часто можно с полным основанием считать, что сами стороны стремятся использовать некоторые общепризнанные концепции или единые нормы, действующие соответственно в их законодательствах.
Таким образом, основной принцип заключается в том, что все сводится к воле сторон. Вывод о том, какое именно последующее и неизвестное событие было принято сторонами во внимание, а также вопрос о том, когда условие должно рассматриваться как еще не установленное, реализованное или невыполненное, какие- последстзия связаны с этим в каждой из этих трех стадий, —это вопрос толкования воли сторон. Вопросом интерпретации также является определение результатов действия, которые могут последовать от применения невозможных (физически или юридически) условий. Действительно невыполнимое условие, приданное к акту, может быть равнозначным полному отрицанию воли, направленной к тому, чтобы сделать акт обязательным, и в силу этой причины может привести к недействительности самого акта. Но не исключено, что толкование может привести, наоборот,, к признанию того, что это условие не было выдвинуто преднамеренно; поскольку нет никаких норм, которые требовали бы принятия того или другого из двух решений, то и здесь решающим критерием будет попытка выяснить, к чему же в действительности была направлена воля сторон. Вопросом толкования является и вопрос о том, имеем ли мы дело в данном случае с настоящим и подлинным условием, действие которого конкретизируется.
путем возникновения или прекращения данных обязательств, или же мы имеем дело с наложением определенного обязательства, которое не отменяет и* не устанавливает отношения сторон, но
з силу которого можно потребовать, чтобы сторона, считающая для себя выгодным принять такое обязательство в расчете, что ее доля ответственности в этом случае уменьшится, выполнила бы это свое обязательство (способ решения). Сомнения такого рода возникли относительно статей 27, 34 и 43 Берлинского договора 13 июля 1878 года (ом^выше, стр. 174 и сл.). Способом решения, а не условием следует считать условие о плебисците, содержащееся в статье 5 Пражского договора 23 августа 1866 года, о котором мы будем говорить ниже, касаясь вопроса о договорах в пользу третьих лиц.
В заключение отметим, что, хотя в международном праве от- сутствуют общие нормы, которые, подобно нормам внутригосударственного права, исключают вообще допустимость условий в некоторых актах или же допустимость некоторых видов условий, можно считать, что исключение условий вообще или некоторых определенных условий вытекает из самой природы акта или партикулярных норм, которые его регулируют. Ратификация, присоединение, отказ от отдельных положений являются по своей природе актами, которые не допускают каких-либо условий: ратификация, присоединение, отказ от отдельных положений, сопровождаемые условиями, являются, в сущности, предложениями о новом соглашении. Это означает, что они не порождают последствий, присущих ратификации, присоединению или отказу от отдельных договорных положений как таковых. Условие 5ап5 аисипе гёзегуе (без всяких оговорок) в пункте 1 статьи 1 Устава Лиги Наций прямо исключает какие бы то ни было условия при принятии любых обязательств, падающих на членов Лиги на основании сделанного ими заявления о присоединении, предусмотренного этим пунктом.
К понятию условия, а более точно — резолютивного условия, некоторые авторы относят такие особые способы прекращения действия международных договоров, как возникновение войны между сторонами и изменение фактических условий, с учетом которых договор был заключен (так называемая оговорка геЬиз 51С 51апИЬи$). Не вдаваясь в обсуждение ценности этого сопоставления, мы находим более уместным заняться данным вопросом в соответствующем ему месте, то есть при рассмотрении способов прекращения действия международных договоров.
3. Оговорки. Сроки и условия являются дополкитель* ными (акцессорными) элементами волеизъявления, которые в основном совпадают в международном и внутригосударственном праве, ибо как по общей концепции, так и по наиболее важ- ньш случаям применения они несущественно отличаются друг от друга. Элементом, значительно более характерным и тесно связанным с своеобразным характером некоторых международных договоров, является оговорка.
В том смысле, в котором он здесь употребляется, термин «оговорка» выражает волеизъявление, посредством которого государство, принимая договор в целом, не принимает, однако, некоторые его положения, которые тем самым для зтого государства не обязательны.
Мы уже не раз упоминали (см. стр. 323), что ратификация договора может быть лишь недвусмысленной и безоговорочной; ратификация, сопровождаемая оговорками в изложенном выше смысле, не была бы настоящей ратификацией, но предложением: нового соглашения, отличного от соглашения, 'подписанного уполномоченными, предложением, которое другие уполномоченные могут принять или не принять. Иное положение создается, если оговорки делают при подписании. Такие оговорки являются составной частью текста договора, известными каждой из подписавших сторон, и если последние ратифицируют договор со сделанными оговорками, то тем самым они их принимают и делают их взаимно обязательными. Поэтому неправильно считать, как это ошибочно утверждалось, что обязательный характер ого* ворок вытекает из самого подписания договора; оговорки, как каждый другой элемент договора, приобретают правовое значение вместе с обменом или со сдачей на хранение ратификационных грамот; но для этого необходимо, чтобы оговорки составляли часть текста договора, оформленного путем подписания его уполномоченными. В силу того, что в общем оговорки делаются в особых интересах государства, заявляющего о них, ничто принципиально не препятствует тому, чтобы оговорки, сделанные при подписании акта, были исключены в момент его ратификации.
Как мы уже подчеркивали, действие оговорки заключается в том, что государство, делающее оговорки, само не свя- зызает себя оговоренными положениями; разумеется, и другие стороны оказываются не связанными оговорками по отношению к этому государству. Таким образом, в отношениях между государством, сделавшим оговорки, и другими государствами оговоренные положения являются как бы не составляющими части договора. Однако эти положения сохраняют всю свою силу в отношениях между сторонами, не сделавшими оговорок.
Из самого понятия оговорки вытекает, что она не может применяться в двухсторонних договорах, в которых это означало бы просто отказ от резервированных положений. Однако оговорка может выполнять весьма полезную функцию в многосторонних договорах. В силу правила единогласия, принятого на международных конференциях, несогласие одного или нескольких го сударств, даже ограниченное какими-либо вопросами, могло бъл воспрепятствовать достижению необходимого согласия и тем самым могло бы сделать невыполнимой задачу конференции. Возможность подписать и ратифицировать договор с оговорками позволяет устранить зто неудобство, не вынуждая государство идти на слишком тяжкие жертвы либо на отказ от своего участия в догозоре, полезном и желательном, несмотря на наличие оговорок. Поэтому легко объяснить практику подписания договора с определенными оговорками, получившую распространение на международных конференциях последнего времени, в которых приняло участие большое число государств. В качестве примера может служить Вторая Гаагская конференция мира. (1907 год). Из ее 14 конвенций и одного заключительного акта 12 сопровождаются оговорками, число которых в своей совокупности достигает 65, причем они сделаны 28 из 45 государств., представленных на конференции. Не следует, впрочем, скрывать и того обстоятельства, что каждая оговорка ослабляет практическое значение договора. Вопрос о том, что лучше: вовсе отказаться от участия данного государства в договоре или согласиться с этим участием, но также и с некоторыми определенными оговорками, — является вопросом политического порядка. Такой же политический характер носит и вопрос о том, не лучше ли,, принимая во внимание число и сущность оговорок, отказаться от заключения договора.
Возможен и такой случай, когда оговорка не исключает одного или нескольких положений договора, а сводится к заявлению о принятии государством положений договора только в определенных пределах, или с определенными особенностями, или о придании им именно такого-то, а не какого-либо другого смысла. В последнем случае эта оговорка приобретает наименование и форму так называемого «заявления о толковании». Различные оговорки, сделанные к конвенциям Второй Гаагской конференции мира, являются именно такими заявлениями. Юридическая природа и действие этих заявлений не отличаются от юридической природы и действия других оговорок: государство заявляет о своей золе принять обязательства только з пределах, вытекающих из определенной интерпретации, а эта последняя, принятая другими договаривающимися сторонами, становится обязательной в их отношениях с государством-заявителем. Это — общее положение. Следует, однако, иметь в виду, что такого рода заявления могут служить иной раз теоретическим выражением ка- кого-либо принципа, сделанного с политической целью, без определенного и точного юридического значения; иногда же, наоборот, такие заявления приводят к ясному и очевидному отрицанию и последующему исключению тех самых норм, которые сторона пыталась толковать. При условии признания изложен ных нами выше общих принципов не чем иным, как вопросом толкования, будет выяснение того, имеется ли в данном случае или не имеется действительно оговорка, каково ее значение и в каких пределах она установлена и имеют ли силу вследствие этой оговорки взаимные обязательства договаривающихся сторон.
Действие договоров
Ниже рассматривается отдельно действие договоров между сторонами и действие договоров в отношении третьих (лиц).
А. ДЕЙСТВИЕ ДОГОВОРОВ МЕЖДУ СТОРОНАМИ
Библиография. По основному исследуемому вопросу, то есть вопросу о различии и соотношении между договором и внутригосударственными нормами его исполнения, см. Б. А п- 21 1 о 1 { 1, А1сипе сопзЫегагюш зиН’арргоуагюпе раг1агпеп- {аге ае1 гг.ИгХ 1а си! езесигюпе 1трог1а ргоууесНтепН сН па!ига 1е§1з1а11уа, «К1У1з1а сИ сНпйо т1егпа2лопа1е», уо1. IV, 1909, ра§. 467 зе§§., а также цитированные там работы [43].
Поскольку исчезло прежнее различие между личными договорами, заключенными в личных интересах монарха или его семьи, предназначенными действовать в течение жизни этого монарха или его семьи, и реальными договорами, заключенными непосредственно в интересах государств и длительность действия которых, таким образом, не зависит от смены монарха или царствующей фамилии, действие договора состоит всегда и исключительно во взаимных обязанностях и празах государств, причем, разумеется, последнее слово — «государства» — признается равнозначным «субъектам международного правопорядка» (см. выше, стр. 123 и сл.). Это означает, что обязательства и требования, которые международное право связывает с юридическим фактом ■«договора», являются, согласно самому праву, связанными с со- циалькой группой, взятой в делом, так что возложенное обязательство и удовлетворенное требование не являются обязательством или требованием, относящимся к отдельным членам группы, а ко всей группе, рассматриваемой как единое целое. Рас1а поп оЬН§ап1 шз! §еп1ез т!ег циаз тпа (договоры не обязывают никого, кроме лиц, в них участвующих). Условия, часто включаемые в договоры и, по видимости, понимаемые как предоставление прав или вменение обязанностей индивидам или органам (например, право обращаться в суды, приобретать имущество, заниматься торговлей, добиваться получения промышленных патентов и т. д. и т. п., и соответствующие обязанности других индивидов государственных органов), в действительности, поскольку они являются частью договора, не могут служить приемлемым способом, с помощью которого одно государство дает обещание другому предоставить ему те или иные права или возложить- на него те или иные обязанности.
Вообще говоря, действие, связываемое международным правом с договорами, законным образом оформленными, заключается в том, что дающий обещание должен выполнить обещанное им, а государство, которому обещание было сделано, может требовать исполнения обещанного. Естественно, что если все договаривающиеся стороны обязались что-либо предоставить, — а это имеет место в большинстве международных договоров,—то каждая сторона обязана выполнить собственные обещания и имеет право требовать от других выполнения обещанного. В задачу толкования договора входит выяснение вопроса, может ли одна из сторон требовать выполнения данного ей обещания, в то время как она сама еще не выполнила своего обещания. Однако в случае сомнения следует всегда иметь з виду, что обещания так взаимосвязаны, что требование выполнения обещания другим не отделяется от выполнения собственного обещания.
Общепризнано, что законным образом оформленные договоры имеют силу закона. Если под этим понимать, что договоры юридически связывают государства, которые их заключили, то против этого нет возражений. Иногда, однако, этим хотят сказать,, что договор является законом для каждого из договаривающихся государств. Такое представление дает повод к возникновению юридической конструкции, имеющей весьма существенное значение, о которой необходимо иметь ясные и определенные суждения. При ближайшем рассмотрении никак нельзя признать, что международный:' догозор одновременно является или становится законом какого-либо государства. Договор и закон отличны друг от друга, как различны правопорядки, к которым они соответственно принадлежат. С формальной точки зрения догозор язляется обещанием, которое приобретает обязательное значение в силу основной кормы рас1а зип!
зегуапёа, в то время как закон есть приказ, который обязывает в силу основной нормы, принуждающей в соответствии с данным правопорядком к подчинению данным приказам {см. стр. 57). По существу, договор связан с образом действия государства :— субъекта международного права, и поэтому соответствующим единой концепции этого правопорядка (см. стр. 123 и сл.), тогда как закон связан с поведением субъектов, подчиненных власти законодателя, Бключая государство, причем слово «государство» понимается в смысле совершенно отличном, когда оно обозначает субъект определенного внутреннего правопорядка (см. стр. 68 и сл.).
Но если догозор как таковой не является и не может стать законом, он, однако, может быть и часто является поводом для издания законов, или, вернее, внутренних правовых норм, необходимых для выполнения обязательств или для осуществления прав, вытекающих кз догозора. Постановления, содержащиеся в договорах, чрезвычайно различны и разнообразны по содержанию как сами объекты международных отношений, для которых догозор является наиболее важной юридической формой, которую международное право квалифицирует только как деятельность государства; такие постановления реализуются конкретно в многообразной деятельности органов и индивидов. Ввиду структуры современного государства эта деятельность была бы невозможна без соответствующих внутренних юридических норм. Так, например, если государство обещало выдавать преступников, защищать честь фабричной марки, передавать почтовую и телеграфную корреспонденцию, то для этого необходимы законодательные и административные предписания, которые возложили бы ка должностных лиц обязанность задержать и передать преступников, разрешили бы обратиться к компетентным административным и судебным органам для совершения необходимых действий по защите фабричной марки и для борьбы ^фальсификацией и определили бы способ доставки данной корреспонденции и т. д.
Вполне возможно, конечно, — как тому имеется много конкретных примеров, — что внутренние нормы издаются в форме обыкновенного закона или постановления, в которые при этом входят нормы, признанные необходимыми или полезными для выполнения договорных обязательств или осуществления прав, приобретенных по договору. Все или почти все государства, однако, предпочитают другой порядок. Вместо издания специальных исполнительных норм самый текст договора опубликовывается в официальных актах, где выражается, прямо или молчаливо, воля о необходимости его соблюдения и выполнения. Так, например, в Италии закон или королевский декрет в зависимости от конкретного случая устанавливает, что «обязательно полное исполнение всего договора (или конвенции, или соглашения), подписанного и т. д. и т. п.»; при этом текст договора прилагается к закону или к декрету. Отсюда следует, что самый договор приобретает в государстве значение закона или постановления.
Но если предшествующие рассуждения не являются неосновательными, то юридическая оценка описанных выше приемов ке может ке быть различней. Напомним здесь то, что отмечалось ранее в связи с рассмотрением вопроса о значении так называемой отсылки от внутригосударственного права к праву международному (см. выше, стр. 74 и сл.). Из различия правопорядков, каждому из которых принадлежит верховенство в его собственной сфере, следует, что каждое принятие закона язляется актом нормоустановителькым и требует более или мекее глубокого изменения иностранных норм для их рецепирования. Так же обстоит дело и в нашем случае. Видимое рецепировакие договора внутригосударственным правом является в действительности установлением внутренних норм, соответствующих положениям договора и вместе с тем неизбежно отличающихся от договорных норм. Иными словами, это нормы, ке сформулированные явно, но определяемые посредством отсылки к положениям договора. Таким образом, дело обстоит не так, что эти положения кладутся в основу закона или административных правил, но так, что законодательные или регулирующие нормы определяются путем отсылки к положениям договора. Большее или меньшее соответствие этих норм тексту отдельных статей договора, очевидно, является случайным и не имеет большого значения[44].
Определение того, какими в действительности являются нормы, принятые со ссылкой на договор, относится к области толкования. Что касается общих критериев, при помощи которых надлежит приступать к такому определению, то необходимо проводить различие прежде всего между принятием обязательств, и осуществлением прав, вытекающих из договора.
На первый взгляд общим принципом, конечно, является принцип, согласно которому должны рассматриваться как подлежащие принятию нормы, необходимые для точного и полного выполнения договора, и только те нормы, которые необходимы.
Необходимы все нормы; волеизъявление посредством отсылки к договору, сделанное любым способом (приказ об исполненииг опубликование, промульгация и т. д.), несомненно, означает, что самый договор должен выполняться точно и целиком. Таким образом, золя выражается в факте принятия всех норм, необходимых для выполнения договора, даже если они требуют глубоких изменений в существующем правопорядке.
Но это касается только тех норм, которые необходимы; волеизъявление отсылкой на договор направлено лишь на то, что требуется для выполнения этого договора, а не на что-либо иное. Поэтому нет никаких оснований для установления норм, которые не необходимы для выполнения этого договора, какими бы полезными и разумными они ни казались. Международный договор может, разумеется, стать импульсом для внесения изменений в действующее право, но эти изменения должны^быть внесены в обычном законодательном порядке, а не путем специального акта, который имел бы определенную и точную цель вызвать к жизни нормы, необходимые для нормального выполнения договора. Это не означает, однако, как легко понять, что нормы, созданные таким актом, войдя составной частью в определенную правовую систему, не могут повлиять на толкование других норм. Так, например, итальянская юриспруденция считает, что, поскольку начала действовать в королевстве по закону 7 сентября 1905 года Гаагская конвенция 12 июня 1902 года о коллизиях в законодательстве и юрисдикции по вопросам развода и раздельного жительства, статья 7 которой устанавливает обязанность договаривающихся государств признавать разводы, совершаемые компетентными иностранными судами в соответствии с условиями конвенции, то следует, что признание иностранных решений
о разводах не противоречит публичному правопорядку королевства и что поэтому такое признание не может по этому мотиву отклоняться и всчучаях, в которых сама конвенция неприменима.
Более деликатным является зопрос. относящийся к осуществлению прав, вытекающих из договора.
Простое утверждение, что воля, выраженная в акте отсылки к договору, является волей к осуществлению всех вытекающих из договора прав, было бы явно неточным. Можно, конечно, предположить, что государство желает выполнить все свои обязательства по отношению к другим государствам, ко из этого не следует со всей необходимостью, что государство желает осуществить также и все права. Наличие воли к использованию права может предполагаться в случае, если бы факт неиспользования прав причинял вред самому государству или если бы обязательства. которые приняты и признаются подлежащими выполнению, имели смысл своего существования исключительно при условии использования этих прав. Но дело не всегда обстоит именно так. Сложность положений, которые возникают при заключении некоторых международных конвенций, особенно тех, которые заключены между большим числом государств, несомненно, делает возможным и частым случай, когда одно государство имеет по конвенции права, которые ему нет никакого интереса и никаких причин осуществлять при действующем в этом государстве правопорядке. Если, например, государства в силу конвенции имеют право не признавать иностранные судебные решения, не отвечающие определенным условиям, то государству, общее право которого допускает выполнение иностранных судебных решений на менее строгих условиях, чем те, которые предусмотрены конвенцией, не имело бы никакого смысла воспользоваться свободой, которую конвенция предоставляет ему относительно непризнания решений, не отвечающих определенным условиям, если условия эти в данном случае несущественны и не соответствуют его целям. Поэтому можно считать, что отсылка к договору ке предполагает обязательного принятия соответствующих норм и что этот вопрос должен по-прежнему решаться в соответствии с общими действующими принципами, хотя, поступая так, -государство не применяет право, которое, согласно конвенции, оно могло бы применить. Положение было бы иным и вывод должен был бы быть противоположным; если бы условия признания иностранных решений, записанные конвенцией, были более широкими, чем условия, санкционированные общим правом государства. Было бы действительно логичным считать, что государство, если оно не собирается отказаться от системы, которую оно считает полезным применить в вопросе о признании иностранных решений, согласно на это в пределах, точно указанных договором; отсылка кдоговору потребовала бы принятия корм, касающихся признания определенных иностранных решений.
Из сказанного следует, что образование норм путем отсылки к договору основывается на двояком исследовании. Прежде всего нужно точно определить содержание и важность международных обязательств, вытекающих из договора, потому что только ка основе этого можно выявить, каковы те кормы, которые необходимы для выполнения обязательств. Далее, следует учитывать положения внутригосударственного права как вследствие того, что для выполнения определенного международного обязательства могут потребоваться различные нормы в соответствии с дей ствующим законодательством, так и потому, что воля, выраженная в данном правопорядке, должна служить руководством для определения того, следует ли считать принятыми те нормы, в которых не столько выражается воля выполнить обязательства, сколько -конкретизируется осуществление установленного договором права; воля государства в этом случае ничего другого не означает, кроме воли правопорядка. Внутренние нормы, принятые в различных договаривающихся государствах в силу одного и того же договора, однако, бывают несходными не только формально, но часто и материально.
Трудности и опасности зтой процедуры не нуждаются в примерах, сама практика дает зтому немало доказательств. Но эта процедура представляет также и большие преимущества, которые более чем компенсируют ее недостатки и объясняют, почему она вообще применяется.
Прежде всего этим устраняются огромные трудности и тяжелая ответственность, которые возникали бы, если бы необходимые для выполнения договора нормы должны были быть определены высшими органами государства немедленно и для всех единовременно; согласно общепринятой системе, такое нормообразо- вание производится постепенно и по мере того, как для этого представляется надобность, и притом в связи с конкретными обстоятельствами, причем часто образование норм производится подчиненными органами без каких-либо рискованных принципиальных утверждений. Далее, становится возможным более полное увязывание внутренних норм с международным актом, и не только в том, что касается их содержания, но также и в от- ношении начального и конечного сроков их действия, временного или окончательного прекращения действия, увеличения или уменьшения числа участников и т. п.; все изменения в международном акте, таким образом, могут немедленно отразиться на внутренних нормах, что, несомненно, в значительной степени отвечает характеру и задачам этих норм. Между тем было бы почти невозможно достичь этого результата, если бы образование таких норм осуществлялось в обычном порядке путем осуществления законодательной и регламентирующей функций.
Волеизъявление, направленное, к выполнению договора с соответствующей отсылкой к договору по вопросу об определении норм, с этой целью включенных в правопорядок, несомненно* является актом, который вытекает из внутригосударственного права, как в отношении компетенции выполнить его. так и в отношении формы, результатов действия и т. д. В частности, такое волеизъявление является актом, совершенно отличным от заключения договора, которое служит для него логической предпосылкой.Отсюда в числе различных последствий имеется особо важное для нашего внутреннего публичного права положение о том* что полномочие на заключение договора (статья 5 Статута *) ке предполагает само по себе права устанавливать порядок выполнения договора. Вследствие отсутствия специальных норм по этому вопросу следует иметь в виду, что право устанавливать такой порядок принадлежит органу, имеющему на то компетенцию в соответствии с общими правилами, то есть парламенту (статья 3) либо правительству (статья 6). в зависимости от того, относится ли данный акт к сфере законодательной или исполнительной власти; содержание договора имеет решающее значение в этом отношении. И нормы, включенные, таким образом, в итальянский правопорядок, будут иметь официальное значение законов, если договор подлежит исполнению по решению парламента, и официальное значение постановлений исполнительной власти, если договор подлежит исполнению по решению правительства. Последствия, которые могут отсюда возникнуть при выполнении договора и, следовательно, в отношениях между данным государством и другими договаривающимися сторонами> являются несущественными. Принцип разделения сфер правопорядка оказывается действенным. Однако конституционной обязанностью короля является не приступать к ратификации договора, выполнение которого требует проведения мер законодательного характера, вначале не обеспечив содействия палат парламента. Иной образ действия поставил бы палаты в такие условия, что им пришлось бы так или иначе дать свое согласие или же государство не могло бы выполнить обязательства, принятые законным образом (см. выше, стр. 312 и сл.).
Внутренние нормы, установленные с отсылкой к договору, несомненно, имеют характер партикулярного права, их согласование с нормами общего права осуществляется соответственно принципам, которые действуют по данному вопросу в определенном правопорядке.
[1] О. Ь е 1 Ь Ь о 1 2, Баз Уезеп ёег Еергазеп^апоп ип1ег Ъезопёегег ВегйскзхсгШрип^ ёез Керга$еп1атзу$етз. ’Ет Ве11га§ 2иг А11§ете1пеп 51аа1з-ипё УегГаззипдзкпге, ВегПп — Ье1р2л§, 1929, в особенности Кар.IX, 2иг Нерга5еп!апоп 1т У51кеггес1й ипё пп Випёе5з1аа1$гесЪи 5. 196 п.; О. В о п ё у, Ог§апзсЬаГ1 ипё 5>1е11уег1ге1ип§, «21$сЬг. I. б!!. КесЬЪ, Вё. XI. 1931, № 3, автор поддерживает различие этих двух понятий против теории, противоположной теории Шлоссмана, Хольдера и Кельзена. Н. ,1. У о И I, Ог^апзсНаи ипё зипзпзсЬе Регзоп. 11п1ег5исЬип§еп гиг НесМз- !Ъеопеипё гит огГепШспеп КесЫ, Вё. I. ЛипзИзсЬеРегзоп ипё 51аа1зрегзоп (Кгшк, 1Ьеопе ипё Копзггикпоп), Вё. II, ТЬеопе ёег Уегггетип§ (51е11- *ег1ге1ип§, Ог§апзсЬаГ1 ипё КергазепШюп а!з зо21а!е ипё ]ип511зсЬе Уег1гешп^з!огшеп), ВегНп, 1933—1934.
[2] Как отмечает Краус (Н. К г а и з, Ьа шога1е тгегпаМспак, «Кес. й. соигзёеГАс. се ог. т!.* уоЬ XVI, 1928, р. 436 ег зея-), вероятно, следует проводить различие между морально-социальным фактором, который составляет волю государства и язляется не только волей его органов, но также и результатом действия других,'неофициальных сил, образующих так называемое общественное мнение, и юридическим фактом, благодаря которому определенное проявление воли откосится к государству.
Ог^апзсЬап ипа 51еИуег1ге1ип§, «21зсЬг. I. бп. КесЫ.э, ВсЬ XI, 1931, №3). Бонди излагает состояние вопроса и показывает, что концепция органа в органической теории Гирке прямо связана с самой концепцией лица и что поэтому критика Шлоссмана и других, которая подвергает сомнению данное различие с точки зрения самой постановки вопроса, не попадает в цель. Работа ценна также и по собранным в ней библиографическим данным.
[4] Этого, однако, не признает органическая теория (См. О. В о п ё у,
[5] Эта концепция может быть подтверждена доказательствами, которые приводит Бетти (Е. Б е 1 Н, ИШигюш (П сНппо гошапо, Райоуа, 1947), усматривающий полную противоположность между органом и представительством.
[6] К этому присоединяется вопрос о референдуме (см. К. К о п 1 Уо1кьЬе!га^ип§ ипс! Не§151пегип§ Ье1т У51кегЪипс1-пеие ЕгГогёегшззе 1йг а!е СйШ^кеИ уоп 512ах5Уег1га§еп, Ье1р21§. 1927).
[7] К. С е п е 1, ТгаИё ёе <Нр1отаие е! ёе ёгоН сНрЬта^ие, Рапз, 1931; Бег аи5чуаг11§е Б1еп$ ёез ОеихзсЬеп КекЬез фхрЬтаие ипё Коп- 5и1агу/е5еп). Еше 5атш1ип§ уоп Сезе!геп, Уепга^еп, Уегогёпип§еп,. Кипёег1аззеп ипё 2изаттепзге11ип§еп, ё!е 1йг ёеп аизуаги§еп Р1епзц
[8] Эта категория не приведена в Венском протоколе 19 марта 1815 года, она включена в пункт 17 Заключительного акта Венского конгресса
[9] июня 1815 года, текст которого гласит:
«Чтобы предупредить затруднения и неприятности, кои чзсто встречалась и могли бы впредь еще возникнуть от требований разных Дипломатических Агентов на председание, Полномочные Дворов, подписавших Трактат Парижский, постановили с общего согласия нижеследующие 'Статьи и почитают обязанностью пригласить и другие Дворы к принятию ••сих же правил:
Статья I. Дипломатические агенты разделяются на три класса:
1- й — Послов и Папских легатов или Нунциев;
2- й — Посланников, Министров и иных Уполномоченных при Государях;
3- й — Поверенных в делах, кои уполномочены при Министрах, управляющих делами иностранными.
Статья II. Одни Послы и Папские Легаты или Нунции почитаются представителями сзоих Государей.
Статья III. Дипломатические Агенты с чрезвычайными поручениями ял и миссиями не пользуются з силу оных никаким перед прочими отличием в местах..
Статья IV. Дипломатические Агенты каждого класса будут между ^собой занимать места по порядку прибытия их ко Двору, при коем они Уполномочены, и официального о том извещения, но сие постановление не касается до представителей Его Святейшества Папы.
Статья V. Во зсех Государствах будет установлен одинаковый порядок для приема Дипломатических Агентов каждого класса.
Статья VI. Ни родственные, ни семейные связи между Дворами не дают Дипломатическим Агентам никакого особенного преимущества.
То же самое относится к политическим союзам.
Статья VII. При заключении Трактатов и иных Актов между несколькими Державами, кои при подписании обыкновенно следуют очереди, будет решено по жребию, в каком порядке Полномочные должны подписать Акт.
Настоящее положение внесено Полномочными Дворов, подписавших- Трактат Парижский, в протокол заседания 19 марта 1815 года».
9 Венский протокол делает исключение в пользу представителей папы.
[10] Т. Н о 1 11 п § $ V о г г Ь Ь а у, Тпе Гоге1§п зегпсе о! гЬе Ътш1её 51а1ез, Не* Уогк, 1925; А. ёе Н е у к п Ьез рпшпрез ег 1а ргапдие ёез зегучсез соп$и1а1ге$, РапБ, 1928; Л. 1 г ! ъ а г г у у Р и е л 1 е, Тгаие зиг 1ез 10ПСП0П5 1п1егпа1:1опа1е5 ёез сопзи1з, Рапз, 1937, полезное изложение взятых из практики государств и систематически обработанных материалов. М. С Ь г ё 1 1 е п, Ьа зирргеззшп ёез сар11и1аиопз еп Е^урге, «Нег. ^ёп. ёг. ш1. риЪПсэ, 1938, № 3, б действительности это история капитуля- ционного режима в Египте, начиная с реформы 1875 года и последующих, преобразований и кончая более поздними попытками отмены капитуляций, закончившимися с успехом на конференции в Моктрё.
[11] «Рейха (нем. —Ке1сЬ)— «империя». Веймарская конституция Германии 1919 года, о которой здесь говорит Анцилотти, хотя и провозгласила Германию республикой, но сохранила за ней название «империя» («рейх»), что свидетельствовало о великодержавных тенденциях составителей конституции. — Прим. ред.
[12] По вопросу, рассматриваемому з этом параграфе, см. интересную статью Бронди (V. В г о п сП, Ь’ишопе 1'гпегпа2юпа1е а! зоссогзо, «1^1 V 1з1:а сН сИгШо риЬЬПсо е деИа риЬЬНса ашгшшз1:га2юпе», 1929, ра^. 1), где дается серьезная оценка коллективных органоз, институтов, юридических лиц и т. д., причем Бронди принимает в отношении этого последнего вопроса точку зрения, которую я излагаю в своем курсе, значительно уточняя ее. Статья "Бронди, содержащая библиографические указания в отношении зопросг, интересующего нас здесь, является частью курса, прочитанного им в Гаагской академии в 1928 году. В отношении современного состояния коллективных догозоров, на основании которых создавались и регулировались органы, упомянутые в этом параграфе* см. С. К й Ь 1 а п <1, Зузтеш йег уоП^еггесЬШсЬеп Ко11екиууег1га§е а1з Веига^ гит КосНпкаПоп дез ;61кеггесЫз, ВегПп, 1929: А. К а р 1 з а г сП М 1 г а Ь е 1 1 1, ТЬеопе §ёпёга!е дез Ышопз- т1еглаНопа1ез, «Кес. д. соигз де ГАс. де дг. т1егп.», 1925, уо1. II; Р. К и I п* п 1. Ьа пашгз §1ипд1са деПе ишош хтегпагю- паН зтгп1п1з1гаиуе, «Н1у. (11г. риЬЫ. е д. риЬЫ. атгшшзхгагюпе», 1928, разд. I, где поднимается вопрос и об органах союзоз. Бадеван (5. В аз* ё е у а п I, Ьез гопсНопгшгез шхегпапопаих, Рапз, 1931) находит опору в общей теории коллективных.органов, потому что международное должностное лицо, о котором иДет' речь, рассматривается как учрежденное многими государствами посредством соглашения между ними. С. С е г е г 1, Ьа регзопаПта §шпд1са де11а Вапса- с1е1 ге§о1атепН ш1егпа2юпаН, «Шу. д1г. риЬЫ. е д. риЬЫ. атт!Ш51гагюпе», 1931, раг. I. интересное исследо- ванне, которое мне представляется отчасти ошибочным в трактовке этого нового органа. Для Черети субъект международного праза имеет столько качеств государственной принадлежности, сколько имеется договаривающихся государств; я полагаю более подходящим вернуться к формуле коллективные органы швейцарской государственной принадлежности, признаваемой всеми договаривающимися государствами.
[13] М. Зсегп!, 5а§§ю виПа па1ига дшпШса ёе11е погшеешапа!е аа^Н ог^ал! сгеа*1 соп аШ шьегпагюпаИ, Сепога, 1930.
[14] Индивидуально или коллективно? То есть к социальным образованиям?
34 Это противоречит положению, выдвинутому Международной организацией труда, согласно которому пункт 7 статьи 405 якобы санкционирует обязательство ратифицировать конвенции, одобренные парламентом. По-моему, зтот тезис ошибочен; во всяком случае (и это доказывает еще раз его нелепость), он ввел бы не обязательство государства как такового (международное обязательство), а обязательство одного из органов- государства (обязательство конституционного порядка, создаваемое международным договором).
Следует указать также инициативу органов в отношении пересмотра и изменения правовых норм посредством ратификации государствами: внесение изменений з Устаз Лиги Наций, Международной организации труда и т. д. См. з этом отношении: «Шу. (ПпИо т1егпа2юпа1е5», 1934, № II, ра§. 268 зе§§. по поводу статьи 393 Версальского договора.
[16] Л. Р 1 з Ь е г № 1 1 1 1 а ш з, СЬар1егз оп сштегй 1п1егпаИопа1 1а^ ап<1 тЬе ьеа§це ог КаНопз, ЬопсЗоп, 1929, р. 379 ег 5е^.; Ртапс1а1 Адпигиз!- гаиоп Ьу 1Ье Ьеа§ие.
[17] Сербо-Хорвато-Словенское государство — официальное название Югославии до 1929 года. 1 декабря 1918 года в Белграде было провозглашено создание «Королевстза сербов, хорватов и словенцев» (объединившего Сербию, Черногорию, Хорватию, Словению, Далмацию, Боснию, Герцоговику). С 1929 года оно стало называться Югославией. — Прим. ред.
[18] 3. С а с о р а г а о М е 1 М а, Ь’Ь7п1опе ш1егпа21опа1е аегопаиИса, Кота, 1929, раг. III. «Ь’ог^апо (1е1ГЬТпюпе аегопаипса*.
[19] Следует принять во внимание Лондонскую конвенцию 1912 года, которая заменила Берлинскую конвенцию 1906 года, а также Вашингтонскую конвекцию 1927 года (см. I. $ I е то а г 1, ТЬе штегпаиопа! гасПо- 1е1е§гарЬ Сотегепсе о! и'аэЫп^оп. «Ат. Лоигп. т!. Ьато*. *о1. 22, 1928).
[20]*Н. В й Ь 1 е г. Бег УеНро5Пгегет. Е1пе Уо1кеггесЫ5§е5сЫсМПспе ипс! то1тсЬаГ1$роП1л5сЬе игпегБисЬип^, ВегПп, 1930, «Уб1кеггесМ5(га§еп» Ьг5^. у. Н. РоЫ, М. Уепге1.
[21] Б соответствии с пунктом 2 статьи 57 Бернской конвекции специальный регламент, который является приложением VI к Конвенции 23 октября 1924 года, определяет местопребывание, состав и организацию этого бюро, а также поря*док его работ; этот регламент и изменения, вносимые в него- по соглашению договаривающихся государств, имеют ту же силу и тот же срок действия, что и сама конвенция.
[22] Данные относительно международных административных бюро и союзов и относительно регламентирующих их деятельность международных конвенций, приводимые з курсе Анцилотти, не обновлялись по сравнению с 3-м изданием, вышедшим в 1927 году, и большей частью значительно устарели.
В настоящее время ряд указанных выше административных союзов является специализированными учреждениями ООН. Так, например,. Всемирный телеграфный союз прекратил свое существование в 1932 году, когда этот союз вместе с Международным радио-телеграфным союзом образовал хМеждународный. союз электросвязи, являющийся ныне специализированным учреждением ООН, действующим на основании конвенции 1947 года, заключенной в Атлантик-Сити. Всемирный почтовый союз также является специализированным учреждением ООН и действует на основании Брюссельской конвенции 1952 года и т. д. — Прим. ред.
[23] О теории юридического отношения вообще и о различии между юридическим отношением и юридическим актом, а также о понятии одностороннего акта в юридическом отношении управомочизания (Егта- сЬи^ип^з^езсЬаНеп, что позволяет рассмотреть и вопрос о международном мандате) см. В и г с к Ь а г а 1, Э1е Ог^зшзаНоп бег КесМ5§етет- -5спа11, 8. 2. Там же приведены различные аспекты правотворческой силы юридического отношения. См. там же (5.47 !!.) о точке зрения различных автороз на понятия юридического отношения в публичном праве. По общей теории юридического отношения цитируются и используются также работы Кормана, в особенности «5у51еш бег гесЫ5§езсЬаИНсЪеп $аа1з- ак1е», а также «Сгипбхй^е етез аП^ететеп ТеПез без бйепШсЬеп НесЫз», «Аппа1еп без Беи1$сЬеп Не1сЬ$», 1911 —1912; далее см. статью
О. В й Ь 1 е г, Каг1 Коггпапп ипс! бег «А1 решете ТеП без опепШсЬеп КесМз», «215сЬг. I. 611. Кеспи, Вб. XIV, 1934, Нет! 5.
[24] 3. С. Н е 1 г $ ш а п, Б155ег1апо з'ипсНса таи^игаНз ёе ргаев- спрпопе ]ип5 ^епИит зпге 1ттетопаП (диссертация),Ьи§с1ит Вахауогит, 1752.
[25] Р. К- N е и Ь е с к е г, 2уап§ ип<3 Мо1з1апс1 ш гес!П5гег§1екЬеп- бег Ваг51е11ип^, I, Ье1рг1§, 1910; Е. 3. Л а $ с Ь к о V 1 1 2, Бег Уег1га§ 1ГП ВеапйепгесМ, «АгсЫ б. 5п. КесМ$», N. Р., В<3. 17, 1929, №3, в этой статье, рассматривающей вопрос о договорах публичного права, содержатся, кроме того, и полезные "сведения об общей теории юридических отношений и относительно волеизъявления государств.
[26] А. Теск1епЬиг§, 51аа1зуШег1зЫ1йип§, «21зсЬ. Г.. б]1 КесЬЬ, Вй. I, 1919^-1920, №3—4; Л. Вазйеуап!, Ьа еопсЫзюп е! 1а гейасНоп йез 1гаНёз ет йез тз1гишеп1з Й1р1отаИдиез аи*гез сре 1ез тггпёз,. «Кес. й. соигз йе ГАс. йе йг. тхегп.», 1926, V; V. $ с 1 а 1 о ] а, У1о1епга, еггоге е йо1о пе! 1га11аи т1егпагюпаП е пе11е 1её§1, уоЬ «$спШ йе11а Ра- соИа §шпй!са Й1 Кота т опоге Й1 Атошо 5а1апйга», МПапо, 1928; Р. йе У15БсЬег, Без ггапёз 1трозёз раг 1а уЫепсе, «Кеу. йг. 1п1егп. ех 1ё§1з1. сотр.», 1931, №3; заслуживают вкимакня в связи с некоторыми определениями: I. Т о ш з 1 с, Ьа гесопз1гисиоп йи йгоИ т!егпапопа1 еп таНёге йе 1гаНёз. Езза1 зиг 1е ргоЫёте йез У1се$ йи сопзеп1етеп! йапз 1а сопс1изюп йез !гаНёз т{егпа1юпаих, Рапз, 1931; Н. ^ е 1 п 5 с Ь е 1, ШП1епзтап§е1 Ье1 уб1кеггесЬШсЬеп Уег(га§еп, «21зсЬ. Ь Уо1кеггесЫ», Вй. XV. 1930, Лг° 3, представляется мне наиболее полным обсуждением данного вопроса. Основная часть посвящена применению силы; последняя глава рассматривает способ выяснения дефектов выражения воли. А. Сауа§Пег1, Ьа ую1епга соте топуо й 1 пиППа Йе! хгаНаП, «Н1у. а 1г. т1егп.», 1935, № 1—2, с библиографическим указателем; А. уоп V е г й г о з з, АпГесМЪаге ипй шс1ш§е 51аа!з- уеггга^е, «21зсЬ. ь оП- КесЪЬ, Вй. XV, 1935, № 3, здесь приводятся причины, обусловливающие недействительность договоров, причем автор делает попытку уяснить их. Затем в связи с делом Оскара Шинна ставится вопрос: абсолютная недействительность или ничтожность; автор считает,, что могут быть случаи абсолютной недействительности, которые суд должен по обязанности выяснить сам; но не так, однако, обстояло дело в сзя- зи с Сен-Жерменским договором, и поэтому автор несогласен с тезисом Шюкинга и Айзинга. «МиИиё Йе5 1гапё5 еп га1зоп йе 1ёиг оррсззпоп а ип 1гаИё ап!епеиг: оршюп Й1$з1Йеп1е йе М. $сЬйскт§ йапз 1 аиа1ге Озсаг СЫпп»: С. В а 1 й о п 1, И Й1ззепзо т йшйо т^егпагюпа^е, 5спШ §шп- Й1С1 т опоге Й1 5апи Когсапо, уо1. III, Райоуа, 1940.
В эту главу дополнительно включено изложение и общей теории недействительности международных юридических актов, благодаря чему в главе о договорах можно использовать приводимые там сведения. В отношении изложения элементов этой теории может служить первая часть тома О. С о й а с с I Р I з а п е 1 1 1, Ь’ашшПагпеп^о йе§П аШ агшшшз1га{т, МПапо, 1939. Теория о пороках воли, особо изложенная в связи с юридическим отношением вообще и в связи с международными договорами, в основном такая же.
[27] Теория, которая здесь изложена, учитывает нормы, относящиеся: к юридическому отношению в области частного праза. См. о различии меж-, ду волей в юридических отношениях в области частного права н в1 области публичного права У. ВигскЬагсН, 01е Ог§атза11оп (1ег- КесЫз^ете1пзсЬап, 5. 50 И. Остается доказать, почему мы применяем; критерии частного права, а не критерии права публичного.
[28] Возможность применения этих принципов к международным договорам.
Вопрос о языках здесь рассматривается лишь в самых общих чертах, а затем вновь рассматривается в связи с договорами и законами о порядке исполнения (необходимые данные об этом см. в работе Металла).
[30] Л. Вазйеуапг, Ьа сопсшзюп ег 1а гёаасИоп йез 1га Иёз е{ сЗез 1п51гишеп15 сПр1отапдиез аиггез ^ие 1ез 1гапёз. «Нес. а. соиге <3е ГАС* <1е (1г. 1п*егп.», 1926; А. XV е § п е г, ЫеЬег Апегкеппип§ 1ш У61кеггесМ, Вгез1аиг 1931; Р. $ -с Ь 1 й I е г, Ое 1ас1о Апегкеппип§ 1т УоШеггесЬт, и7иггЬиг§, 1936; Р. Р II и § е г, Б1е е1п$еШ§еп КесМз^езсЬаПе .пп Уб1- кеггесМ. 2йпсЬ, 1936; это первый расширенный систематический разбор данной темы. Намерено оставляется в стороне вопрос о процессуальных односторонних актах, а также и о других, не косящих процедурного характера, которые должны быть исследованы всесторонне. Таковы аннексия* мирная блокада, предупреждение, протест, заявление о незаинтересованности, ратификация международных догозоров. В общей части автор^прн этом впадает в распространенную ошибку рассматривать ех рг01ез50 (с точки зрения своей специальности) основные проблемы международного права. В частности, речь идет о норме рас!а зип! зегуапйа, которую он не признает основной нормой. Рассматривается также подробно вопрос о признании. Недостаток работы заключается в плохом знании фактического материала, но в целом работа имеет большую ценность как первый труд по этому вопросу.
[31] Североамериканский союз — Соединенные Штаты Америки,— Прим. ред.
[32] См, стр. 299, примечание 5.
[33] Мипсшз. или нунций (лат). —так называются католические прелаты, посылаемые римским папой в те или иные государства для отправления посольских функций; по Венскому регламенту 1815 года папские нунции отнесены к дипломатическим представителям первого ранга. В данном? контексте слово спилсшз» употреблено в значении «посол». — Прим. ред.~
[34] Здесь необходимо отметить ряд теоретических положений, для классификации которых может быть полезной книга К- К 5 п 1 §, Уо1к5Ъе- Ггадипст ипё Ке§1з1пегипб Ьепп Уо1кегЪипсЗ: пене Еп'огёегшззе 1йг (Не 'СйШ^кеЦ уоп 5гаа1$уег1га§еп (диссертация), Ье1ргщ, 1927, 3. 7 П.
[35] Это потребует, однако, специального рассмотрения, тем более что в литературе эти вопросы разрабатываются в связи с договорами; см. например, зопрос о насилии.
[36] К- А- М ё 1 а I 1, РгетазргасЫ§е $аа1зуег1гаде, «21зсЬ. з. б*Т КесЬЬ, Вё. IX, 1929. .N2 3, является наиболее полной и основательной из всех работ, которые я знаю по этому предмету. Автор рассматривает вопрос с точки зрения как международного, так и внутригосударственного права, связывая его также и с вопросом о соотношении между договорами и законами (теория трансформации и т. п.). «Тгеа1у-шакш§ рго- сеёиге. А сотрага^уе зтиёу 01 1Ье гпегЪоёз оЫатш§ т ёШегеп! $а!ез». СотрНеё Ьу К. Агпс1ё, ап 1п1гоёис!огу по!е Ьу А. И. Мс!'а1г оп сопз- ШиНопа1 Птна1юпз ироп !Ье 1геа{у-такш§ ро\?ег, Ьопёоп, 1933; А. Ъ. В е и а п 1 п 1, Ьо зШе (Нр1стаисс; ргореёеи^са а11о з1иё!о ёе11а ё1р!оша21а, МПало, 1933.
[37] Л. N 15 0 1, Ьа 1огсе оЬП§а1о1ге аез 1гапё5 $]сгпё$, поп епсоге га1Г-- пё$, «Лсигпа! йи йтоп тхегпапопаЪ, 1930: I (Зет, Ье 1гаИё 51§пё <ЗсзЫ1, раг ГеЛе! (З’ипе оЪНриоп 1п!егпапопа1е. ёйе $оипг«$ аи Раг1етеп! еп уие йе $а гаПисаНоп? «ЛоигпаЬ. 1931; Р. О. У 1 1 с о х. ТЬе гаипса- Поп оГ т1егпапопа1 сопуел1юп$, ЬопсЗоп. 1935.
[38] Договоры, которые созершались без ратификации; здесь, как нам кажется, вернее всего будет сослаться на положения, относящиеся ко Бремени и способу ратификации.
[39] Это подтверждается статьей 40 Статута Постоянной палаты международного правосудия, которая предусматривает нотификацию одностороннего ходатайства членам Лиги Наций, а не компромиссного соглашения, которое регистрируется и публикуется. Статья 63 Статута и статья 6& Регламента имеют иную цель.
[40] Ке уапетиг (лат.)—не подлежит изменению. В дипломатическом обиходе это выражение употребляют при окончательном оформлении какого-либо соглашения (иногда при парафировании) для обозначения, что в него не должны вноситься какие-либо*изменения и поправки. — Прим. ред.
[41] А. С а у а § 1 1 е г ь II ёесогзо ёе1 1етро её 1 $ио! еиеШ $ш гаррог- п §шпсНс11п1егпа210паП, «Нпг. ё!г. ш!егпа2.», а. XVIII, 1926; М. О V/ е Кезеп'аиопз * о тиШ1а1:ега1 Тгеаиез, «Уа1е Ьачу ЛоигпаЬ, уо1. XXXVIII, Липе, 1929; С. В а 1 ё о п 1, 2иг ТЬеопе ипё Ргахгз ёег Уог- ЪеЬаИе 1п ёеп 51аа15Уег1га§еп, Вгйпп, 1930, «1п1егпаиспа1е 2еНзсЬпН Гйг ТЬеопе ёез КесЫз», 1929—1930, №3—4;‘С. С о Ь п, КеПо^-Уепха^. ипё У51кеггесЫ, «21зсЬ. и ;61кеггесЫ>, Вё. XV, 1930, № 2; С. С ё_г е 1 1, 5а§^1о зиПе пзегуе, МПапо, 1932; 1Л. $ с Ь е 1 ё I ш а п п, Бег УогЪеЬаЦ- Ъейп АЪзсЫизз уб1кеггесп1ПсЬег Уеггга^е, «1п1егпаиопа1гесМНсЬе АЪЬапё- 1ип§еп2>. 19, ВегПп, 1934; Ь. А. Р о ё е з т а С о 5 1 а, Ьез гёзегуез ёапз- 1ез {гаЦёз т1егпа1юпаих, «Неу. ёг. тгегп.», 1938, № 1; Л. N150 т. Ьа- сопёШоп еппза§ёе раг гаррог! аи ёгоН ттегпа1юпа1, «Кеу. ёг. ш1егп. е!:. 1ё^1з1. сотрагёе», 1939, № 4.
[42] См. по этому вопросу также Л. N 1 $ о I, Ьа Гогсе оЬН§аго1ге с!е$ чгакёз Б1§пё5 поп епсоге га1Ше5, «Лоигпа! ди йгоп ш1егпа1юпаЬ, 1930.
N о ё 1? Ое 1’аи1оп1е оез 1гаНё5 сошрагёе а сеПе <1ез Ыз: соп1п- Ъииоп а Гё1исЗе ёез гаррогиз йи <Згои т1егпапола1 ех би <Згои риЬНс, Рапз, 1902; А. V е г (3 г-0 5 $, Уе1сЪе Вес1еи1ип§ ЬаЬеп 2\пзсЬеп$гааШс11е Уег1- га§е 1'йг (Не шпегзхааШспе Ое$е1г§еЬип§? «гегЬап<Пип§53с1ш11 ёез г^еНеп ёеи1зсЬеп Лип5*еп!а§е5 т ёег Т5сЙесЬоз1отеакеЬ, Вгйпп. 1925. $.232—243. Вопрос рассматривается сточки зрения английского конституционного права: А. Б. М с N а 1 г, ^Ьеп ёо Вппзп ТгеаНез шуоК’е 1е|1$аиоп? «ВгШзЬ Уеаг Воок оГ ш!егп. Ьаъ?», 1928, уо1. IX; О. К 1 е з е, В1е зсаа^гесЬШсЬе 1пкга?1зе12ип§ уоп 51аа1$уег1га§еп" т Еп§1апй, Ье1рг1§, 1929: О. Ь е 1Ь - _п о 1 2, Бег АЬзсЫизз ипй с!1е Тгапз!огшаиоп уоп $аа15Уегтга^еп ш Иа- Пеп, «21зсЬ. I Уо1кеггесЬЬ, Вё. XVI, 1932, № 3, это интересное исследование, которое специально рассматривает вопрос о толковании итальянских конституционных норм в связи с дуалистической теорией.
[44] С другой стороны, ничто не препятствует тому, чтобы нормы, подлежащие применению в целях выполнения догойора, были нормами, сформулированными в том же самом договоре, цель которого заключалась бы в этом случае в обязательстве издать эти нормы и именно эти нормы. К этому случаю относится консультативное заключение 15 Постоянной палаты международного правосудия 3 марта 1928 года (РиЪПсаИопз, зёпе В. № 15). Это заключение вовсе ке противоречит изложенной выше точке зрения. Оно не говорит о том. что договор может создавать пргза и обязанности для индивидов без включения соответствующих норм во внутригосударственное право; оно говорит лишь, что намерением договаривающихся сторон может быть установление определенных норм, которые создают права и обязанности для индивэдов н могут быть применяемы во внутренних судах. Если в данном случае палата не считает необходимым проверить, были ли нормы, изложенные б соглашении, действительно приняты, то это объясняется, по мнению палаты, тем, что сторона, которая обязалась принять эти нормы, никоим образом не может воспользоваться фактом невыполнения этого обязательства, чтобы освободиться от обязанностей, которые налагаются нее соглашением в отношении другой договаривающейся стороны.
| |