^{Т. О. ЦЕРЕТЕЛИ}

^{ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ}

^{ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО}

^{ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ}

^МОСКВА

¹⁹⁶³

^{Введение.}

^{I. ПОНЯТИЯ ПОСТУПКА ЧЕЛОВЕКА И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ}

^{§ 1. Понятие волевого поступка 2. Понятие преступного последствия.}

^{II. КРИТИКА УЧЕНИЯ О ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ В БУРЖУАЗНОЙ НАУКЕ УГОЛОВНОГО ПРАВА}

^{§ 1. Общее состояние вопроса.}

^{§ 2. Теория эквивалентности.}

^{§ 3. Теория адэкватной причинной связи.}

^{§ 4. Теория неравноценности условий.}

^{§ 5. Теория «ближайшей причины» англо-американского права.}

^{III. ВОПРОС О ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ В СОВЕТСКОЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ}

^{§ 1. Теория «необходимого причинения»}

^{§ 2. Другие попытки решения вопроса о причинной связи в советской юридической литературе.}

^{IV. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ В СОВЕТСКОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ}

^{§ 1. Основные черты понятия причинной связи с точки зре­ния диалектического материализма.}

^{§ 2. Понятие причинной связи в советском уголовном праве. § 3. Общественно опасное причинение.}

^{§ 4. Вопрос о так называемом «перерыве причинной связи».}

^{§ 5. Влияние особых свойств организма потерпевшего на развитие причинной связи.}

^{V- ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ ПРИ БЕЗДЕЙСТВИИ}

^{$ 1. Вопрос о .причинной связи при бездействии в буржуаз­ной уголовноправовой литературе.}

^{§ 2. Вопрос о причинной связи при бездействии й советской юридическом литературе.}

^{§ 3. Обоснование причиняющего характера бездействия.}

^{VI. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ И ВИНА}

^{$ 1. Причинная связь и вина как необходимые предпосылки уголовной ответственности.}

^{§ 2. Диалектическое единство вины и причинной связи в общем понятии преступления.}

^{VII. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ И НЕОКОНЧЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ}                   

^{§ 1. Непригодность буржуазных учений о причинной связи для обоснования ответственности за неоконченное пре­ступление.}

^{§ 2. Применение понятия реальной опасности для построения понятия покушения.}

^{§ 3. Значение причинной связи для решения вопроса об от­ветственности за негодное покушение.}

^{------------------- П-------------------- и}

^{КРИТИКА УЧЕНИЯ О ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ}

^{в буржуазной науке}

^{УГОЛОВНОГО ПРАВА}

^{§ 1.}

^{ОБЩЕЕ СОСТОЯНИЕ ВОПРОСА}

^{1/1 следование проблемы причинной связи приобрета- * *ет самостоятельное значение с Бозиикновением и раз­витием буржуазной науки уголовного права. Средневе­ковая доктрина интересовалась причинной связью как частным вопросом, возникающим при обосновании от­ветственности за убийство и телесное повреждение. Ис­следование понятия причинной связи по существу отсутствовало. Дело ограничивалось выставлением не сведенных к каким-либо общим принципам положений, которые касались отдельных казуистических вопросов, возникавших на практике в связи с рассмотрением пре­ступлений против жизни и здоровья. Так, предлагалось принимать во внимание свойство орудий, которыми на­несена рана, состояние организма потерпевшего, опре­деленный срок, который прошел между причинением телесного повреждения и смертью и т. п.[1]. При этом вопросы материального уголовного права строго не от­делялись от вопросов чисто процессуального характера, от установления формальных доказательств существо­вания определенных фактов.}

^{Начиная с XIX столетия, буржуазные криминалисты решительно обрушиваются на казуистичность средневе-
нового учения о вменении убийства и телесного повреж­дения[2]. Наряду с отрицательным, критическим отноше-^ нием к существующему положению вопроса нарастает потребность в положительной разработке понятия при­чинной связи в уголовном праве[3].}

^{Интерес к чисто теоретической разработке проблемы причинной связи не является одинаковым в разных ка­питалистических странах. Так, французские кримина­листы не дают развернутого теоретического учения о причинной связи, а предоставляют решение этого вопро­са судебной практике. Англо-американские кримина­листу? следуя за установившейся традицией, обычно ир^щрфют вопрос о причинной связи без соответствую­щих теоретических обобщений применительно к раз* .личным категориям преступных деяний, в особенности применительно к убийству[4].}

^{Значительно глубже разработан вопрос о причинной связи в русской дореволюционной и немецкой уголовно­правовой литературе. Почти все крупные дореволюцион­ные русские криминалисты занимались решением этого вопроса или в специальных работах, или в связи с раз­работкой других проблем уголовного права.}

^{В немецкой буржуазной уголовноправовой литера­туре интерес к проблеме причинной связи достигает кульминационного пункта в начале XX столетия, когда эта проблема становится одной из самых модных тем для диссертаций, монографий, статей и т. п.}

^{Однако, несмотря на огромное, почти необозримое
количество работ, посвященных проблеме причиннойй связи в буржуазном уголовном праве, научно обосно-^ ванное и ясное решение этого вопроса все еще не до-; стигнуто. Напротив того: чем больше появляется ис-;> следований, тем больше запутывается вопрос, тец^ глубже разрастаются противоречия между представку телями различных теорий и тем резче делаются напад-2 ки на взгляды противников. Неудовлетворительное со-*! стояние разработки вопроса о причинной связи вынужу дены признать даже сами буржуазное юристы. Это^ состояние «настолько мало радующее,— замечает в| начале нашего столетия немецкий юрист М. Рюмелин,^ что. большинство криминалистов охватывает тихий ужас,| когда они на заголовке книги или статьи встречают п{^б-^ лему каузальности»[5]. А через четверть века такую же оценку состояния вопроса о причинной связи в уголовном,, праве дает другой буржуазный криминалист Г. Тарное- ский: «...Несмотря на то, что за последние пятьдесят лет появилось большое количество фундаментальных[6] исследований проблема, все же до сих пор не удалось свести различные направления к одной единой точке зрения. Наоборот, чем более увеличивается количество теорий, тем резче выступают разногласия»[7].}

^{Классовая ограниченность не позволяет буржуаз­ным криминалистам вскрыть действительные причины их теоретической беспомощности. Более того, некоторые из них пытаются сгладить впечатление от хаотического состояния вопроса. Так, тот же Тарновский утверждает, что эти разногласия носят чисто теоретический харак­тер, но не затрагивают практической стороны вопрбса, что при решении отдельных жизненных случаев иссле­дователи проблемы причинности, несмотря на различие теоретических взглядов, в основном приходят к одина­ковым выводам и «только в отдельных пограничных случаях и школьных примерах, большей частью не свя­занных с практической жизнью, существуют разногла­сия»[8]*}

^{Причину э'гого явления нетрудно угадать. Несмотря на разногласия теоретического характера, все буржуаз­ные теории служат одной и той же цели — способство­вать укреплению и защите определенного классового правопорядка. И эта одинаковая целеустремленность буржуазных теорий заставляет их приходить к одина­ковым практическим выводам при решении отдельных жизненных случаев. Другое дело — каким путем дости­гаются эти согласованные решения. Как мы в дальней­шем увидим, они достигаются или за счет логической последовательности теоретических построений и подме­ны принципов, на основании которых должны быть разрешены вопросы причинности,' принципами, извле­ченными из других предпосылок ответственности, или же путем привлечения к решению вопроса о причинной связи понятий «правового чувства», «здравого смысла» и тому подобных неясных субъективных источников познания, подлинная сущность которых неоднократно вскрывалась в советской юридической литературе.}

^{Одним из коренных методологических вопросов, со­ставляющих обычно предмет оживленных дискуссий в буржуазной уголовноправовой литературе, является во­прос о том, должна ли наука уголовного права приме­нять установленное в философии понятие причинной связи или же она может произвольно вкладывать в это понятие особый смысл, делающий его пригодным для специальных потребностей уголовного права. Многие буржуазные криминалисты, занимающиеся указанным вопросом, приходят к мнению, что «философское» по­нятие причинной связи непригодно для целей уголовного права.Шри этом большинство буржуазных криминалис­тов единственно правильным «философским» понятием причины считает понятие, установленное английским позитивистом Д. С. Миллем: «...Говоря философски, причина есть полная сумма положительных и отрица­тельных условий явления, взятых вместе, вся совокуп­ность всякого рода случайностей (сотШп^епыез), налич­ность которых неизменно влечет за собой следствие»}

^{Отказ от «философского» понятия причины проис­ходит в основном по двум направлениям.}

^{Одна часть буржуазных криминалистов, сохраняя в неприкосновенности миллевское понятие причины, утверждает, однако, что уголовное право не интересует­ся выяснением всех без исключения условий наступив­шего результата. Для уголовного права важно лишь выяснить, является ли определенное человеческое дей­ствие одним из необходимых условий наступившего ре­зультата. Это — путь, которым идет так называемая теория эквивалентности. Строго говоря, тут еще нет отхода от «философского» понятия причины в том смыс­ле, как его понимал Милль. Различие между «философ­ским» и «юридическим» пониманием причины заклю­чается лишь в том, что в первом случае принимаются во внимание все антецеденты (предшествующие момлф- ты) явлений, а во втором — лишь те, которые имеют значение для уголовного права, т. е. те, с которыми может связываться уголовная ответственность. Но дей­ствие человека еще не превращается в причину, нося­щую особый отпечаток, а остается одним из необходи­мых условий, равнозначным всем другим бесчисленным условиям явления.}

^{Другая группа буржуазных ученых, исходя из не­возможности применения «философского», или «есте­ственного», понятия причинной связи в области уголов­ного права, приходит к необходимости создания особого, юридического понятия причинной связи, пригод­ного для обоснования уголовной ответственности. Все попытки построения понятия причины «в смысле уго­ловного права», причины «в условном житейском смыс­ле», «вульгарного понятия причины», «адэкватной при­чины» и т. п. представляют собой отход от «философ­ского» понятия причины и установление специфического прарового понятия причинной связи.}

^{Некоторые буржуазные криминалисты пытаются теоретически обосновать этот отход от «философского» понятия причины. Они стремятся доказать, что теоре­тико-познавательные вопросы причинности не имеют ни­какого значения для правовых наук. Так, например, Трегер писал: «Нас не занимает сомнение Юма об оправдании понятия причинности... Нас не занимает во­прос о том, происходит ли закон причинности из опыта или же он является априорным понятием... Преследуя чисто практические цели, мы шагаем через все эти труд­
ные вопросы, от фйлософии нельзя ожидать разреше­ния вопроса о причинной связи в праве. Ей свойственны другие задачи, чем те, которые призвано решать право» [9].}

^{Создавая особое юридическое понятие причины, не­которые буржуазные юристы ссылаются на то, что за­кон имеет право придавать используемым им понятиям особый юридический смысл, вовсе не заботясь о том, применяются ли эти понятия в таком же смысле в фи­лософии и в других науках[10]. Установление содержания понятия причинной связи объявляется многими крими­налистами делом толкования закона. Задача правовых наук ограничивается, по их мнению, лишь выяснением того, как следует понимать слова закона, когда он гово­рит о «причинении» смерти или телесного повреждения и т. п.[11].}

^{Стремление отойти от «философского», или «есте- ственно-научного», понятия причины доводит некоторых криминалистов до полного отказа от понятия причин­ной связи, которое, по их мнению, неспособно выразить отношение, существующее между поступком человека и преступным результатом. По этому пути идет, напри­мер, буржуазный криминалист Зауэр.}

^{Уголовное право, по мнению Зауэра, не может ин­тересоваться причинной связью между действием чело­века и наступившим в мире фактов изменением, так как причинная связь относится к области закономер­ности природы; в области уголовного права понятие причинной связи должно быть заменено понятием телео­логической связи между действием как средством и ре­зультатом как целью[12]. Таким образом, Зауэр ухитрился не только внести телеологические элементы в понятие причинности, но даже превратить это чисто фактическое понятие целиком в нормативное.}

^{Как видно из вышеизложенного, положение Канта}

^{о разрыве между сущим и должным возводится неокан^ тианцами в «принципиальный» дуализм. Неокантианцы^ отказываются перекинуть мост через глубокую про-1 пасть, отделяющую, по ях мнению, мир правовых иоод! от мира действительности. Выхолащивая из правовой^ формы ее материальное содержание, провозглашая пра~? вовые нормы и понятия самобытными и оторванным^ от реальной действительности, неокантианцы пытаются?, не только скрыть социальную обусловленность клас^ сового правопорядка, но и внушить народным массац! особое почтение к буржуазному праву, якобы покоя^ щемуся на каких-то. высших, неземных началах.}

^{Против «философского» понятия причинности ВЫ-: ступают также и некоторые представители «финаль­ного» учения о действии. Так, по мнению МаурФха, уголовное право интересуется не тем, когда действие;-; человека является причиной преступного последствия, а какой характер должна носить эта связь для того, чтобы с привлечением других элементов состава мож­но было обосновать уголовную ответственность лица. А для 'этих специфических практических задач уголов­ного права буржуазный юрист считает непригодным понятие «реально действующего и измеримого причи­нения» [13].}

^{Как правильно указывают криминалисты Герман­ской Демократической Республики, «этот тезис очень йсно показывает, насколько упорно не обращают вни­мания буржуазные идеологи в уголовном праве на реальность и насколько они далеки от подлинной науч­ности» 2.}

^{Изгнание «естественно-научного» понятия причины из области уголовного права отнюдь не означает осво­бождения рассматриваемой проблемы от влияния раз­личных буржуазных философских систем. Как в том случае, когда буржуазные криминалисты создают осо­бое юридическое понятие причинности, так и в том случае, когда они вовсе отказываются от этого понятия,}

^{' они все же сознательно или инстинктивно отражают то}

^{или иное философское направление, в конечном итоге определяющее их юридические построения. Советские криминалисты совершенно правильно отмечают зависи­мость юридических конструкций буржуазных юристов от их философских представлений. «Юрист-догматик полагает,— говорит проф. А. А. Пионтковский,— что он занимается лишь описанием, анализом, обобщением и классификацией норм действующего права, что в свою работу он не привносит никакого материала, лежащего за пределами самих правовых норм»На деле же «в теоретических построениях буржуазной догматиче­ской юриспруденции можно обнаружить печать опре­деленного 'философского мировоззрения»[14]. Эти слова имеют значение и в отношении концепций буржуазных юристов, касающихся причинной связи. Понятно поэто­му, что, критикуя буржуазные теории о причинной свя­зи, необходимо выявлять лежащие в их основе идеали­стические философские представления.}

^{Однако задача критики, буржуазных учений о при­чинности не исчерпывается вскрытием классовых корней и философских основ этих учений. Необходимо показать также, нажолько последовательно развивают свои по­ложения буржуазные криминалисты и насколько увя­зываются их основные 'теоретические положения с пред­лагаемыми ими практическими критериями. Только в этом случае может быть полностью выявлена научная несостоятельность, внутренняя противоречивость и по­рочность уголовноправовых взглядов, господствующих в капиталистическом обществе.}

^{§ 2.}

^{ТЕОРИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ}

^{Почти сто лет тому назад были впервые сформули­рованы основные положения теории условий или, как ее называют в последнее время, теории эквивалент­ности, но она продолжает до сих пор господствовать в буржуазной науке уголовного права. Вскрытие фило­софских основ этой теории и вытекающих из нее прак­тических выводов должно объяснить нам «секрет* ее господства на различных этапах развития капиталист*' ческого общества.}

^{Философские корни теории эквивалентности следует искать в английской позитивной философии, выражаясь точнее, в английском агностицизме.}

^{Согласно основным принципам учения о причинной связи, развиваемого английскими агностиками, поня­тие причины добывается нами из опыта. Однако сам опыт понимается не как отображение того, -что проис­ходит в объективной действительности, а в узком, субъективно-психологическом смысле. Источником «^ся­кого познания для агностицизма являются наши ощу­щения и только они.}

^{Противопоставляя основные философские направле­ния, В. И. Ленин отмечает две линии развития научной мысли: «Одна линия — что чувства дают нам верные изображения вещей, что мы знаем самые эти вещи, что внешний мир воздействует на наши органы чувств. Это — материализм, с которым не согласен агностик. В чем же суть его линии? В том, что он не идет дальше ощущений, в том, что он останавливается по сю сторону явлений, отказываясь видеть что бы то ни было «досто­верное» за пределами ощущений. О самых этих вещах (т. е. о вещах в себе, об «объектах самих по себе», как говорили материалисты, с которыми спорил Беркли) мы ничего достоверного знать не можем,— таково со­вершенно определенное заявление агностика»}

^{В отношении вопроса о причинной связи отсюда вы­текают весьма важные выводы. Если предмет никогда не обнаруживается ни при помощи качеств, которые открываются нашим чувствам, ни при помощи причин, которые произвели его, ни при помощи порожденных им последствий, то, следовательно, в понятии причинной связи нет ничего субстанционального. Опыт, по мнению Юма, дает нам только постоянное чередование явлений, «путем опыта мы только узнаем частое соединение объектов, никогда не будучи в состоянии постигнуть что либо вроде" связи между ними»[15]. Отсюда Юм фактически пришел к отрицанию закона причинности: «...Необходимо, по -видимому, придти к тому заклю­чению, что у нас совсем нет идеи связи или силы и эти слова совершенно лишены значения..»[16]. Мысль о при­чинности, по Юму, покоится на привычке, на чувстве ожидания, наступающем при наличии в сознании двух представлений через ассоциативную их связь и при том таким образом, что, когда одно из этих представлений возникает в сознании, мы переходим к другому благо­даря чисто субъективному верованию, путем переноса понуждения внутреннего чувства на само внешнее яв­ление [17].}

^[20].

^{Формулировка понятия причины, данная Миллем, легла в основу так называемой теории эквивалентности условий. Основателем этой теории считается немецкий криминалист М. Бури,который посвятил ей многочислен­ные исследования[21]. Правда,""в настоящее время немец­кие буржуазные криминалисты утверждают, что Бури вовсе не был знаком с трудами английского философа и совершенно самостоятельно пришел -к аналогичным выводам[22]. Однако как бы то ни было все последующее развитие теории эквивалентности пошло йменно^р на­правлении, указанном Миллем.}

^{Теория эквивалентности вскоре начинает занимать господствующее положение в буржуазной уголовно­правовой литературе и судебной практике. Она имеет многочисленных сторонников как среди русских доре­волюционных [23], так и зарубежных[24] юристов-теорети- ков. Этой теории придерживались уголовный сена* Германского имперского суда и Высший суд Австрии[25]. Теория эквивалентности является Господствующей так­же в судебной практике Японии[26].}

^{Основная идея, которая проходит через все работы Бури, особенно четко была сформулирована им в сле­дующих словах:}

^{«Под причинной связью следует понимать процесс возникновения явления. Если мы хотим установить при­чинную зависимость конкретного явления, то мы долж­ны в определенной последовательности установить все те силы, которые выявили какую-либо действенность для возникновения этого явления. Однако с тем же правом и каждая единичная из этих сил может рас­сматриваться как причина явления, ибо существование последнего настолько зависит от каждой единичной си­лы, что, если исключить из причинной связи хотя бы одну единичную силу, то отпадает само явление. Поэто­му каждая единичная сила, которая сообщает жизнен­ную силу всей массе остальных сил, являющейся без нее мертвой, тем самым делает каузальными все осталь­ные силы»[27].}

^{Некоторые буржуазные криминалисты усмотрели в этих положениях Бури противоречие, заключающееся в том, что, с одной стороны, он считает причиной воз­никновения явления полную сумму предшествующих условий, а, с другой стороны, и каждое единичное усло­вие обозначает как причину[28].}

^{Однако приведенное положение Бури-на самом деле не содержит такого противоречия. Бури, конечно, не мог утверждать такой бессмыслицы, что причиной воз­никновения явления можно считать одновременно и сумму условий, и каждое отдельное условие, изолиро­ванно взятое, и, таким образом, не уравнивал целого с частью. Мысль Бури заключалась в другом. Он хотел доказать, что каждое условие, без которого последствие не могло бы возникнуть, находится в неразрывной связи со всеми остальными и при отпадении каждого необхо­димого условия все остальные условия превращаются в инертную массу, не способную произвести данное яв­ление. Следовательно, каждое необходимое условие каузально для последствия и в этом смысле может быть названо причиной. Именно в таком условном смысле и называют необходимое условие «причиной» последова­тели Бури.       Ч}

^{Таким образом, теория эквивалентности признает причинную связь между действием человека и насту­пившим преступным последствием во всех тех случаях, когда это действие было необходимым предшествующим условием (соп<Шю зте яиа поп) результата.}

^{Установление того, было ли данное условие действи­тельно необходимым предшествующим условием наступившего преступного результата, должно проис­ходить, по мнению представителей теории эквивалент­ности, при помощи так называемого метода мысленного исключения (гипотетического элиминирования). Сущ­ность данного метода заключается в следующем: из суммы предшествующих условий мысленно исключает­ся интересующее нас действие человека; если при этом мысленном исключении окажется, что без данного дей­ствия последствие или вовсе Не наступило бы, или на­ступило бы в ином фактическом оформлении, чем оно произошло на самом деле, то, значит, это действие было необходимым условием, сопёШо $те яиа поп интересующего нас результата. В этом случае вопрос}

^{о   наличии объективной предпосылки уголовной ответ­ственности считается решенным. Напротив, если при таком мысленном исключении окажется, что результат и без содействия данного поступка все равно наступил бы и притом наступил бы совершенно тем же путем, как он и произошел на самом деле, то обсуждаемое действие нельзя считать сопйШо эте яиа поп наступив­шего результата.}

^{При этом, ^гласно теории эквивалентности, причин­ная связь (или связь обусловления) не исключается: а) если результат наступил лишь благодаря особым свойствам физической или психической конституции по­терпевшего; б) если между первоначальным действием и наступившим результатом вклиниваются силы приро­ды либо деятельность потерпевшего или других лиц. Наконец, и сознательная волевая деятельность исполни­теля не прерывает причинной связи между действиями соучастников (подстрекателей и пособников) и насту­пившим последствием.}

^{Некоторые критики теории эквивалентности направо ляют свои возражения прчтив того положения, что каж­дое отдельное предшествующее условие, как бы отда­лено оно ни было от последствия, обосновывает при­чинную связь, если без этого необходимого усло­вия последствие не наступило бы в данном офор­млении. Теория эквивалентности, как заявляют указан­ные критики, приводит к безграничной причинности и к неправильному осуждению лиц, создавших лишь отдаленное условие для возникшего вредного послед­ствия.}

^{Некоторые буржуазные криминалисты указывают, что если придерживаться этой точки зрения, то причи­ной любого явления пришлось бы признать все пред­шествующее состояние мира, а последствием — все по­следующее состояние, что, следовательно, при таком понимании причинной связи между причиной и послед­ствием не будет, по существу, иного различия, как меж­ду состоянием «до» и «после».}

^{Сторонники теории эквивалентности защищаются от этого упрека ссылкой на то, что одна лишь причинная связь, самостоятельно взятая, не обосновывает уголов­ной ответственности, для которой требуется еще су­ществование виновной связи с последствием. Требова­ние виновности, по мнению представителей рассматри­ваемой теории, является вполне надежной гарантией для соответствующего ограничения уголовной ответ­ственности.}

^{На это противники теории эквивалентности указы­вали, что с помощью «корректива виновности» не всег­да можно достигнуть справедливого ограничения уго­
ловной ответственности, так как существуют преступ­ления, для которых виновное отношение к преступному деянию не требуется. И в самом деле, уголовные ко­дексы ряда капиталистических стран содержат так на­зываемые деликты, квалифицируемые по тяжелому последствию, которые допускают повышение наказания и в случае наступления определенного тяжелого послед­ствия, не охватываемого виной лица. Это последствие является лишь объективным условием для применения более сурового наказания. Поскольку теория эквива­лентности признает причинную связь и в тех случаях, когда действие лица является незначительным или от­даленным условием наступившего последствия, в делик­тах, квалифицируемых по последствию, она, безусловно, приводит к чрезмерному расширению уголовной ответ­ственности. В этом легко убедиться, если обратиться к решениям уголовного сената Германского имперского суда (Райхсгерихта), который последовательно прово­дил в своей практике теорию условий. Так, Райхсгерйхт осудил лицо, нанесшее легкий удар в глаз, по ст. 224 Германского УК[29], несмотря на то, что ослепление на оба глаза наступило в результате золотушного заболе­вания глаз, которое нельзя было распознать. Аналогич­ное решение было вынесено в отношении лица, на­несшего легкий удар другому лицу, которое заболело душевной болезнью вследствие наследственного пред­расположения к таким заболеваниям. Далее, натравив­ший злую собаку на другое лицо был признан винов­ным по ст. 226 Германского УК[30], несмотря на то, что укушенный умер от инфекции, которая проникла в ра­ну из-за неосторожности самого потерпевшего. При желании можно было бы привести много подобных решений.}

^{Однако правильнее было бы сказать, что несправед­ливые решения при деликтах, квалифицируемых по ре­зультату, вызваны не положением, что всякое необходи­мое условие стоит в причинной связи с наступившим результатом, а существованием в уголовном праве ка-
питалистическод^государств невиновного объективного вменения[31].}

^{Порочность рассматриваемой теории заключается вовсе не в тезисе сопс1Шо зте 411а поп, который являет­ся логически неопровержимым. Более того, в этом тезисе нет ничего идеалистического, как это утверждают некоторые криминалисты. Как правильно отмечал проф. А. Н, Трайнин, «вытекает этот тезис не из того или иного понимания природы причинности, а из самого понятия причины...» [32]. Точно так же И. Лекшас пишет: «тезис сопёШо зше ^иа поп, который касается, только связи между причиной и действием, ни в коей мере не может выражать отношения к материализму или идеа­лизму. Как материалист, т^к и идеалист признают пра­вильность этого тезиса и должны его признавать, если не хотят просто-напросто отрицать причинную связь»[33].}

^{Порочность разбираемой теории заключается в дру­гом тезисе, а именно — в тезисе о равноценности или эквивалентности условий[34]. Именно вследствие призна­ния равноценности всех необходимых условий эта тео­рия в последнее время начала именоваться теорией эквивалентности. Наоборот, следует признать непра­вильным наименование указанной теории, теорией соп-
йШо зше ^иа поп, распространенное в советской юриди­ческой литературе.}

^{Из того положения, что каждое сопс1Шо зше ^иа поп необходимо для последствия и что ни одно из них не может быть вычтено без того, чтобы не отпало все последствие в целом, Бури и его сторон­ники делают вывод, который логически из него не вы­текает: все необходимые условия последствия имеют равноценное каузальное значение[35]. Это положение представители теории эквивалентности связывают с не­делимостью последствия. Поскольку результат неде­лим, заявляют они, нет никакой возможности расчле­нить сцепившиеся силы и проследить их действие до самого конца, т. е. до последствия. Поэтому все послед­ствие в целом, а не его часть должно быть сведено, к каждой единичной силе, и между условиями неЛ^зя проводить никакого различия в отношении степени их содействия результату.}

^{По мнению Бури, «нужно отказаться от принципа делимости последствия и признать, чТо каждая сила, независимо от того, каким образом она была действен­на, причиняет все последствие в целом»2.}

^{Вот это положение о равноценности условий, без­оговорочно принимаемое всеми представителями рас­сматриваемой теории, составляет сущность всей теории. Причем ни Бури, ни его сторонники, даже Гартман, посвятивший значительную часть своего труда доказа­тельству положения о равноценностй условий, не при­водят каких-либо доводов для обоснования выдвинутого положения. Более того, приведение каких-либо положи­тельных доказательств они считают излишним, «ибо в неизбежности всех решительно условий, не допускаю­щей никакого степенения, мы имеем, по крайней мере, весьма важное свойство, в каковом они, бесспорно, рав­ны друг другу, и поэтому мы вправе и даже обязаны}

^{трактовать их равноценные, пока не будет ясного доказательства, что в каком-то другом отношении они каузально различны»}

^{Положение о равноценности условий влечет за собой разрушительные выводы для уголовного права.}

^{Из этого положения прежде всего последовательно вытекает невозможность указать объективный разгра­ничительный признак между приготовлением и покуше­нием. Если все условия результата играют совершенно одинаковую роль в его возникновении, то нет никакой возможности придавать большее юридическое значе­ние действию, представляющему приступ к осуществле­нию преступного результата, по сравнению с отдален­ным приготовительным действием. Поэтому представи­тели теории условий должны разграничивать понятия приготовления и покушения в зависимости от субъектив­ных признаков, т. е. признаков, относящихся к психи­ческой сфере действующего лица. От субъективных теорий покушения, как мы постараемся в дальнейшем подробно обосновать, один шаг до полного упразднения понятия покушения и признания наказуемости любого действия, свидетельствующего о преступном настроении лица[36].}

^{Вторым последовательным выводом из теории рав­ноценности условий является невозможность разгра­ничения отдельных видов соучастников в зависимости от объективных свойств деяния и необходимость строить понятие соучастия на субъективных признаках. Но так как субъективные признаки оказываются непри­годными для разграничения видов соучастников, то субъективные теории в своем логическом развитии должны привести к упразднению понятия соучастия в области уголовного права[37].}

^{Наконец, если все условия в каузальном отношении абсолютно равны между собой, то ясно, что причинная связь не может приниматься во внимание при установ­лении наказуемости деяния; наказуемость может зави­сеть только от субъективного основания ответствен­ности, т. е. от вины.}

^{Представители теории эквивалентности действитель­но приходят к такому выводу. Так, например, Гартман прямо заявляет, что единственным основанием уголов­ной ответственности является преступная воля дей­ствующего лица'.}

^{Но если единственным основанием уголовной ответ-,, ственности является вина, то невольно возникает вот прос: какое значение имеет для уголовного права объективный момент — действие, результат и причинная связь между «ими. На этот вопрос Гартман дает сле­дующий ответ: объективный момент — действие, при­чинная связь и результат — нужны только потому, что они являются неустранимым и главным средством для доказательства существования преступной воли и ее интенсивности. Преступная воля является внуценнин, психическим процессом, который обнаруживается исключительно при помощи результата и причинной связи. «Несмотря на большую роль, которую, несомнен­но, играют результат и причинная связь в уголовном праве.., причинная связь интересует ...уголовного судью в основном не ради ее самой, а только посред­ственно, только потому, что она является неустрани­мым средством, мостом для познания и измерения вины» 2.}

^{Из этих слов ясно видно, что последовательное раз­витие идей, вытекающих из теории равноценности усло­вий, привело ее представителей к отрицанию значения причинной связи и результата как объективной пред­посылки уголовной ответственности и к признанию симптоматического взгляда на преступление.}

^{Правда, нельзя отрицать того, что совершенное дея­ние довольно часто может быть использовано как средство для познания преступной воли. Более того, нередко степень вины и степень объективного участия в деянии бывают пропорциональны друг другу. Однако симптоматический взгляд на преступление, с одной сто­роны, значительно переоценивает роль причинной свя- 'зи и результата как средств для обнаружения вины и ее степени, а с другой стороны, недооценивает значения целого ряда других моментов, которые успешно могут}

^{быть использ&ваны в качестве средства для доказатель­ства существования преступной воли.}

^{Совершение деяния, повлекшего за собой вредное последствие, не всегда дает нам возможность сделать вывод о вине и о тяжести вины. Если А. стрелял и попал в Б., то этим доказывается лишь причинная связь между действием А. и смертью Б. Но существование причинной связи еще не доказывает существования вины. Был-ли у А. умысел убить Б., или он убил его по неосторожности, или же Б. оказался жертвой не­счастного случая — это не всегда может быть распозна­но из факта причинения смерти.}

^{Далее, преступная воля может быть распознана и независимо от совершения конкретного деяния, повлек­шего за собой наступление вредного последствия, на­пример, из собственного признания лица, из писем, из записей в дневнике и т. п.}

^{Но если причинная связь не является ни единствен­ным, ни неустранимым симптомом вины, если преступ­ная воля может быть обнаружена и при помощи обстоя­тельств, стоящих вне деяния как такового, то тогда было бы последовательным привлекать к ответствен­ности всякое лицо, которое каким-либо способом обна­ружило свою Преступную волю, хотя бы оно и не совер­шило конкретного преступного деяния. А это означало бы отказ от демократического принципа, который нашел свое выражение в пословице «с мыслей пошлин не бе­рут», и признание наказуемости «опасного состояния личности».}

^{Таким образом, догма о равноценности условий при ее последовательном развитии приводит к симптомати­ческому взгляду на преступление, а этот последний в свою очередь — к признанию предметом наказания «опасного состояния личности». Гартман, отстаивавший принцип равноценности условий, действительно пришел к тому выводу, что теоретически было бы мыслимо, чтобы наказание угрожало всякому антиобщественному психическому состоянию[38].}

^{Эти слова вполне созвучны с основными положения­ми социологической школы одной из наиболее реак­ционных школ в области уголовного права эпохи импе­риализма — положениями, вытекающими из тезиса: не
деяние, а деятель подлежит наказанию. Подобно Гарт­ману глава социологической школы Лист прямо заяв­ляет, что теоретически вывод о наказуемости «опасного состояния» личности, не совершившей конкретно-опре­деленного поступка, не является абсурдом [39]. Однако ни Гартман, ни Лист не оказались настолько смелыми, чтобы требовать претворения в жизнь своих теоретиче­ских выводов, так как они хорошо понимали, что «тогда действительно пробил бы последний час для уголовного права»[40].}

^{К каким разрушительным выводам привело бы осу­ществление симптоматического взгляда на преступле­ние,— этого никто не показал с большей наглядностью, чем сам Лист. Описанные в Особенной части уголов­ных кодексов конкретные составы преступлений цриш- лось бы заменить лишь одним основным положением, что «всякий общественно опасный человек в общих инте­ресах должен быть обезврежен», а это в свою очередь означало бы, по признанию Листа, замену уголовного правосудия «социальной гигиеной»; это означало бы вообще отмену уголовных кодексов и отмену самого судопроизводства, так как судопроизводство немыслимо без юридико-формального метода, без понятия права и порядка: оценка общественной опасности личности це­ликом перешла бы в руки администрации[41]. Лист не считал всего этого абсурдом, и если он не посмел сде­лать последовательных /выводов, вытекающих из отри­цания за объективной стороной преступления самостоя­тельного значения, то потому, что он еще признавал значение принципов формальной буржуазной демокра­тии. Сохранение кодекса он аргументировал интересами индивидуальной свободы, объявляя кодекс та§па сЬаг!а для преступника. Причину этого следует искать в двойной тактике социологической школы, которая свои реакционные положения пыталась прикрыть требо­ваниями либерального характера.}

^{Но если представители социологической школы еще прикрывали свои реакционные взгляды либеральными идеями, то фашистски настроенные криминалисты ци­нично встали на путь открытого упразднения правовых начал и утверждения неслыханного произвола и наси­лия. Для этого они широко использовали реакционные идеи социологической школы, которые получили прямое отражение не только в «трудах» фашистских крими­налистов, но и в фашистском уголовном законода­тельстве. «В фашистских «теориях»,— говорил проф. А. Н. Трайнин,— реакционный субъективизм антрополо­гов и социологов доведен до крайнего предела или, вер­нее, за пределы предельного» [42].}

^{Исследование взглядов, господствовавших в фа­шистском уголовном праве, а также взглядов неоантро- пологоб и неосоциологов, получивших широкое распро­странение в современном англо-американском праве, выходит за пределы настоящей работы. Наша цель за­ключалась лишь в том, чтобы показать реакционные выводы, к которым приводит представителей теории эквивалентности провозглашаемый ею принцип равно­ценности всех каузальных факторов. Эти выводы заклю­чаются в следующем:    ,}

^{1)    Логическим следствием из положения о равно­ценности условий является симптоматический взгляд на преступление.}

^{2)    В этом смысле можно утверждать, что принцип равноценности условий теоретически подготовил почву для появления различных субъективистических взгля­дов на понятия покушения, соучастия и, наконец, са­мого преступления.}

^{3)    Субъективное учение о преступлении отражает реакционные тенденции, заложенные в буржуазном уго­ловном праве эпохи империализма.}

^{Полученные нами выводы с абсолютной ясностью опровергают утверждение некоторых буржуазных кри­миналистов, что гносеологические вопросы причинной связи не имеют значения для правовых наук[43]. На ярин- ципе равноценности условий, который является цен­тральным положением теории эквивалентности, мы убе­дились в правильности именно противоположного взгля­да. Идея равноценности каузальных факторов является последовательным выводом агностицизма. Ведь если в причинной связи нет ничего субстанционального, если , идея связи, существующей во внешнем мире, недоступна •; для нашего восприятия и, следовательно, для нашего ' познания, если мы в состоянии констатировать лишь некоторое чередование явлений, то ясно, что мы не . можем выделить из общей цепи причинности некоторые условия и приписать этим условиям более активную силу по сравнению, с другими. Такое разграничение условий возможно лишь для того, кто понимает причин­ную связь материалистически, кто видит в ней действи­тельную реальную связь между явлениями внешнего мира, кто путем практической деятельности человека неопровержимо доказывает как реальный характер при­чинных связей, так и неравноценность условий, став­ших действенными для последствия.}

^{Что допущение неравноценности условий является последовательным выводом из агностицизма, в этом открыто признаются буржуазные криминалисты-. Так, упоминавшийся уже Гартман пряма заявляет, что по­скольку действительное взаимодействие явлений скрыто от познания человека и мы никогда не сумеем познать действенность отдельных сил, то у нас остается лишь единственная возйожность — обсуждать все условия как равноценные'.}

^{В связи с этим становится понятным, что слова Тре- гера о том, будто философские учения о причинной связи не имеют значения для правовых наук, являют­ся затемнением действительного положения вещей, обычным стремлением буржуазных криминалистов прикрыть политический смысл их теоретических кон­цепций.}

^{Однако возникает вопрос: чем объяснить, что догму о равноценности условий разделяют не только сторон­ники позитивной философии, но и некоторые хторонники Канта, который, как известно, расходился по вопросу о причинности с Юмом во многих существенных пунк­
тах. На этот вопрос нетрудно ответить. Кант, подобно Юму, был агностиком, а принцип равноценности усло­вий является выводом из агностицизма всякой масти. Общим для Юма и Канта является то, что «они прин­ципиально отгораживают «явления» от того, что являет­ся, ощущение от ощущаемого, вещь для нас от «вещи в себе», причем Юм ничего знать не хочет о «вещи в себе», самую мысль о ней считает философски недо­пустимой, считает «метафизикой» (как говорят юмисты и кантианцы); Кант же допускает существование «ве[44]. щи в себе», но объявляет ее «непознаваемой», принци» пиально отличной от явления, принадлежащей к иной принципиально области, к области «потустороннего» (}еп5ейз), недоступной знанию, но открываемой вере»1.}

^{Из этого с очевидностью вытекает, что, отказываясь от объяснения закона причинности как закона, непо­средственно царящего в существующем вне нас объек­тивном мире, идеалистические учения о причинности неизбежно должны прийти к выводу о каузальной рав­ноценности всех условий, предшествующих появлению какого-либо события. «Различие между юмовской и кантовской теорией причинности,— говорит В. И. Ле­нин,— есть второстепенное различие между агностика­ми, которые сходятся- в основном: в отрицании объек­тивной закономерности природы, осуждая этим, себя неизбежно на те или иные идеалистические выводы»2. Поэтому нас не должно удивлять, что буржуазные юри­сты, независимо от того, являются ли они сторонниками английского позитивизма или вслед за отцом «критиче­ской» философии Кантом считают причинность катего­рией нашего сознания, все за исходный пункт своего исследования причинной связи берут догму о равноцен­ности условий.}

^{На этом примере мы имели возможность убедиться, что идеалистические реакционные философские теории влекут за собой такие же реакционные выводы и в об­ласти уголовного права. Догма о равноценности усло­вий, последовательно проведенная в уголовном праве, готовит почву для последующих реакционных направле­ний в области уголовного права.}

^{ТЕОРИЯ АДЭКВАТНОИ ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ}

^{В конце XIX столетия в буржуазной уголовноправо­вой науке появляется теория адэкватной причинности, которая начинает конкурировать с теорией эквивалент­ности. Представители теории адэкватной причинности заявляют, что при ее помощи достигаются решения, соответствующие «правовому чувству», что она дает «справедливое» ограничение уголовной ответственности. Вследствие этого необходимо выяснить, в чем заклю­чается это «справедливое» ограничение ответственности и какими потребностями капиталистического обнфства была вызвана к жизни указанная теория.}

^{Конец XIX века — это новая фаза развития капи­талистического общества. Это — эпоха бурного роста монополистического капитала, широкого развития круп­ных промышленных предприятий. Благодаря развитию техники, капиталисты получают возможность широко использовать мощные механические двигатели, паровую и электрическую энергию и т. п.}

^{Работа этих предприятий связана с повышенной опасностью для жизни, здоровья и имущества занятых 'в них рабочих и служащих и других лиц, так или иначе приходящих с ними в соприкосновение. Риск ведения предприятий с повышенной опасностью юридически ло­жится на их собственников. Они обязаны возместить ущерб, являющийся результатом эксплуатации означен­ных предприятий. Но этот риск нй- может быть для них слишком обременителен. Классовый интерес диктует, чтобы были установлены узкие пределы ответственности и чтобы была ограничена обязанность возмещения ущерба потерпевшим рабочим и служащим.}

^{Интересы буржуазии требуют иногда ограничения и уголовной ответственности. Это происходит в тех слу­чаях, когда на капиталистических предприятиях проис­ходят так называемые «несчастные случаи на производ­стве». Предприниматели заинтересованы так определить предпосылки ответственности и, в частности, причинную связь, чтобы их ответственность была вовсе исключена. Так, буржуазный криминалист Тарновский открыто
заявляет, что «^большинстве тех случаев, коЬда рабо­чий страдает от несчастного случая на производстве, конечно, не может иметь место наказание владельца предприятия...» [45].}

^{[46]; расшире­ния ответственности в целях борьбы- с неугодными для буржуазного правопорядка лицами. Это достигается при помощи предложения эластичных формул, способ­ных обосновать как ограничение, так и расширение от­ветственности в зависимости от потребностей данной конкретной обстановки.}

^{Не удивительно поэтому, что теория адэкватной при­чинности, которая сумела удовлетворить потребности капиталистического общества периода империализма, быстро становится господствующей в области граждан­ского права и приобретает многочисленных сторонников в области уголовного права. Так, адэкватная теория совершенно вытеснила теорию эквивалентности в прак­тике гражданского сената Германского имперского су­да. Она заняла господствующее положение в судебной практике Швейцарского высшего суда как по граждан­ским, так и по уголовным делам [47]. Особое распростране­ние она получила в теории немецкого права[48]. В русской юридической литературе адэкватная теорий имела еди­ничных сторонников К}

^{Понятие причинной связи, по мнению представите­лей адэкватной теории, может иметь двоякое значение: строго философское и практическое. В первом случае речь идет о конкретной причинности, во втором — об абстрактной причинности, которая основана на понятии абстрактной возможности. В понимании конкретной причинности, т. е. причинности «в философском смысле слова» сторонники адэкватной теории присоединяются к идеалистическому представлению о причинной свя­зи. Причинная связь понимается ими не как реальная связь вещей друг с другом, а как чисто логическая категория.}

^{Исходя из агностицизма Канта2, адэкватная^еория вынуждена признать положение, последовательно выте­кающее из отрицания объективной реальности причин­ных отношений, а именно — положение о том, что для конкретного течения событий все условия одинаково необходимы и потому обладают совершенно одинако­вой каузальной ценностью. Однако эти условия, по мне­нию представителей адэкватной теории, приобретают различное значение, если их подвергнуть обобщающему рассмотрению, т. е. если исходить не из конкретной, а из абстрактной причинности. В основу понятия аб­страктной Гфичинности представители данной теорйи кладут понятие «объективной возможности».}

^{Понятие «объективной возможности» несовместимо, по мнению адэкватной теории, с конкретной каузаль­ностью, ибо совокупностью всех без исключения усло­вий заранее совершенно точно предопределено, насту­пит явление или не наступит. Понятие возможности строится представителями адэкватной теории путем аб­страгирования от конкретных особенностей единичного случая, на основе обобщенно мыслимых условий. Иначе говоря, выясняется не то, могло ли данное условие при данных конкретных обстоятельствах повлечь за собой определенный результат, а то, может ли вообще та­кое явление, в соответствии с общим опытным знанием человечества, вызвать подобного рода результат.}

^{Обыденная жизнь, а также правовые науки имеют дело, по мнению сторонника этой теории Криса, с аб­страктным пониманием причинной связи, основанном на понятии возможности. = Для юриста недостаточно выяс­нение того, является ли некоторое условие в определен­ном случае сопсННо зте циа поп наступившего резуль­тата, а необходимо, кроме того, установить, является ли это условие вообще пригодным для наступления резуль­тата подобного рода, обладает ли оно общей тенден­цией вызывать такие же результаты. Причинение тако­го характера Крис называет адэкватным причинением, противопоставляя его неадэкватному или случайному причинению. «Таким образом, там, где причиняющий момент А причинил (обусловил) результат В, А следует назвать адэкватной причиной В, а В — адэкват- н ы м последствием А, если вообще А является обстоя­тельством, способствующим В; в противном случае сле­дует говорить о «случайном» причинении и «случай­ном» эффекте» *.}

^{Это учение лежит в основе многочисленных модифи­каций теории адэкватного причинения независимо от того, говорят ли они об условии, являющемся «общим благоприятствующим обстоятельством для результата того же рода» (Крис), об условии, «находящемся с ре­зультатом в учитываемой связи» (Липман), об условии, «увеличивающем возможность наступления результата}

^{йё Незначительным образом» (Трегер), об «условии, которое в соответствии с опытом жизни по общему пра­вилу или нередко вызывает результат» (Альфельд) и т. п.}

^{Построенная на ложной философской основе теория адэкватной причинности не могла выставить научно проверенных критериев для ее применения на практике. Более того, она не могла выставить и правового осно-' вания для ограничения уголовной ответственности лишь случаями обобщающей причинной связи. В защиту обобщающего рассмотрения сторонники этой теории смогли сослаться лишь на то, что при его помощи до­стигаются «справедливые» и «соответствующие право­вому чувству» решения. Однако понятия «справедливо­сти» н «соответствия правовому чувству» являются слишком субъективными и неопределенными, чтобы они могли служить оправданием для применения какой-либо теории даже с точки зрения буржуазной правовой науки.}

^{Практическая несостоятельность этой теории обоб­щающей причинности сейчас же становится ясной, как только мы начинаем прилагать ее к случаям виновной ответственности. Ведь с точки зрения обобщающей при­чинности пришлось бы отрицать причинную связь, а вместе с тем и уголовную ответственность в тех случаях, когда преступник для осуществления своего намерения избирает какие-либо необычнее средства или исполь­зует известные лишь ему обстоятельства. Теория адэкватной причинности, как неоднократно указывалось в литературе, не может обосновать ответственность именно в случае особенно хитроумно и тонко выполнен­ных преступлений, когда причинная связь протекает атипично, не адэкватно. Пытаясь преодолеть это воз­ражение и обосновать существование причинной связи в указанных случаях, представители адэкватной теории или приходят к смешению различных оснований ответ- ^ственности, т. е. причинной связи и вины (Крис, Мокрин- ский), или же сползают на точку зрения теории экви­валентности (Рюмелин, Тарновский).}

^{Несостоятельность адэкватной теории обнаружи­вается и в том, что она оказалась неспособной точно определить ‘степень «объективной возможности», не-}

^ч

^{обходимук* &0Я обоснования уголовной ответствен­ности.}

^{Исходя из кантовского понимания причинной связи как априорной формы нашего мышления, представители адэкватной теории естественно должны были прийти к отрицанию ^объективного характера возможности. Это является одним из идеалистических выводов из агности­цизма любого направления.}

^{Понятие возможности, которым оперирует адэкват- ная теория, по • существу не отличается от понятия субъективной вероятности. Различие между этими дву­мя понятиями носит скорее количественный, чем каче­ственный характер. Оно сводится к тому, что при суж­дении о субъективной вероятности абстрагируются от обстоятельств, которые не были известны определен­ному судящему субъекту, а при суждении о возмож­ности намеренно и сознательно абстрагируются от конкретных обстоятельств, не имеющих общего, типиче­ского характера. Правда, сам Крис называет установ­ленное им понятие возможности «объективной возмож­ностью». Однако он понимает эту «объективность» вовсе не в том смысле, что возможность обладает реаль­ностью, что она выражает объективное состояние, суще­ствующее вне мыслящего субъекта, а лишь в том смысле, что суждение о возможности имеет общезна­чимый, т. е. логически обязательный характер. Назва­ние «объективной» возможностью поэтому не лишает такое понятие его субъективной природы.}

^{Адэкватная теория под Новыми названиями препод­носит лишь старые взгляды агностицизма. К пЬнятию объективной возможности Криса с успехом могут быть применены слова В. И. Ленина, сказанные им по поводу [49] «крупного физика и мелкого философа» А. Пуанкаре: «...объективным Пуанкаре называет общезначимое, при­знаваемое большинством людей или всеми,— т. е. чисто субъективистски уничтожает объективную истину... Со­вершенно очевидно, что новые термины нисколько не изменяют ста рой-престарой философской линии агности­цизма, ибо суть дела «оригинальной» теории Пуанкаре сводится к отрицанию (хотя он далеко не последова­телен) объективной реальности и объективной законо­мерности природы» К}

^{Именно ввиду субъективного характера понятия аб­страктной возможности теория адэкватной причинной связи не способна дать ясные и точные критерии для отграничения «адэкватного» причинения от «случайно­го». Установление «объективной возможности» при­чинения преступного последствия в каждом отдельном случае будет зависеть от субъективного опыта са­мого судьи, от его личных знаний и представлений и т. п.}

^{Между тем теория, претендующая на название «юри­дической» теории, обязана указать ясные и точные кри­терии, при помощи которых практически достижимо вынесение правильных решений. Большинство предста­вителей адэкватной теории или вовсе не пытается ука­зать какую-либо определенную степень повышения воз­можности результата данным действием или же доволь­ствуется указанием, что действие должно «не в незначи­тельной степени увеличивать возможность результата подобного рода» (формулировка Трегера, которая раз­деляется большинством современных представителей адэкватной теории).}

^{Характерно, что сами сторонники адэкватной теории не считают нужным скрывать эту неопределенность границы между адэкватным и случайным причинением. Так, Крис прямо указывает, что «вопрос о том, наличе­ствует ли ш сопсге!о случайное или адэкватное причи­нение, часто не может быть решен в том или ином слу­чае со всей определенностью» *.}

^{При этом невозможность провести границу между адэкватным и случайным причинением представители адэкватной теории объясняют специфическими особен­ностями юридической методологии. Уголовное право, по их мнению, не является точной наукой, подобно ме­ханике или физике, и потому никогда не может достиг­нуть полной определенности своих понятий; большин­ство понятий уголовного права обладает расплывчатым и неопределенным содержанием, что не препятствует уголовному суду успешно пользоваться ими для своих целей. В качестве примера сторонники адэкватной при­чинной связи приводят понятия вменяемости и невме­няемости, умысла и опознанной неосторожности и т. п.[50].}

^{Таким обр^ом, теория, которая объявляла, что ее задачей является установление точных границ ответ­ственности, отказывается дать ясные и научно обосно­ванные критерии и предоставляет решение вопроса всецело усмотрению суда. «Повышение возможности,— говорит Л. Трегер,— должно представлять собой неко­торое содействие, признаваемое правилами жизни. Резче эта граница не может быть обозна­чена. Это уже было осознано и прекрасно разъяснено Крисом. Тут должны вступить в дело «суждения о цен­ности» и «волевые решения практики»[51] (разрядка наша.— Т. Ц.).}

^{Такое привлечение свободного усмотрения суда к ре­шению вопроса о причинной связи вполне закономерно. За туманными выражениями «суждений о ценности», «волевых решений практики» и т. п. скрывается харак­терный для эпохи империализма произвол, козгорый стремятся юридически обосновать и «узаконить» пред­ставители буржуазной науки уголовного права. Опи­раясь на эти формулы, судья получает возможность сильно ограничить пределы ответственности в тех слу­чаях, когда этого требуют интересы частных предпри­нимателей. Но в то же время эти границы эластично растягиваются, когда это требуется для подавления со­противления трудящихся. В этой эластичности, гибко­сти, способности легко приноравливаться к потребно­стям конкретной обстановки следует видеть главную причину успеха адэкватной теории в буржуазном праве.}

^{Таким образом, мы пришли к следующим выводам:}

^{1)     Адэкватная теория, ввиду присущей ей методо­логической порочности, не может предложить точного и ясного критерия для установления той степени возмож­ности наступления результата, которая способна обосно­вать уголовную ответственность.}

^{2)    Решение вопроса о существовании адэкватной или случайной причинной связи данная теория в ко­нечном итоге предоставляет произволу буржуазно­го суда.}

^{3)    Неустойчивость критерия, который рекомендуется адэкватной теорией при установлении объективной}

^{предпосылки уголовной ответственности, широко ис­пользуется буржуазным судом для осуществления кара­тельной политики, направленной йа защиту интересов господствующего класса.}

^{§ 4.}

^{ТЕОРИЯ НЕРАВНОЦЕННОСТИ УСЛОВИИ}

^{Особняком от главных концепций причинной связи в буржуазной науке уголовного права стоят так назы­ваемые индивидуализирующие теории, признающие не­равноценность условий для- возникновения р^ультата. Эти теории, имеющие лишь единичных сторонников, не оставили заметного следа в буржуазной уголовноправо­вой науке и не оказали влияния на судебную практику буржуазных стран. Тем не менее некоторые из них представляют известный интерес, хотя в целом и они не сумели прийти к удовлетворительным выводам. На' их построениях лежит печать идеалистического понима­ния причинности, которое не дает возможности обосно­вать положение о неравноценности условий. Предла­гаемые указанными теориями критерии разграничения причины и условия носят неясный и произвольный ха­рактер. Кроме того, представители этих теорий не суме­ли Правильно установить область применения положе­ния о*неравноценности каузальных факторов при обо­сновании уголовной ответственности.}

^{Теория Н. С. Таганцева. В русской дореволю­ционной литературе сторонником разграничения причи­ны и условия был проф. Н. С. Таганцев. Свое учение о причинной связи Н. С. Таганцев наметил еще в моно­графии «О преступлениях против жизни» (1873 г.)/, в это учение он внес поправки в изданном в 1878 году капитальном курсе уголовного права. В вышедших значительно позже «Лекциях» (1902 г.) точка зрения Таганцева получила дальнейшее развитие.}

^{Поступок человека, по мнению Таганцева, не может вызвать непосредственно последствия без содействия других привходящих сил. Поэтому для установления
причинно^связи прежде всего следует выяснить, в ка­ком отношении к присоединяющимся силам должен на­ходиться человеческий поступок[52]. Вменение послед­ствия, по теории Таганцева, не подлежит сомнению в тех случаях, когда действие лица возбудило силы, вы­звавшие наступление вредного последствия. Ответствен­ность обоснована и тогда, когда лицо, хотя и не воз­буждало силы, но дало существующим и действующим силам такое направление, благодаря которому насту­пил результат. Наконец, Таганцев признает ответствен­ность и в том случае, когда человек даже не направлял сил, имеющих совершенно самостоятельный характер-,- но «дал возможность действовать этим силам в данном направлении или устранил препятствия для их деятель­ности» [53].}

^{Возможность вменения результата Таганцев отвер­гает только тогда, когда поступок не только не обусло­вил, но и не'" облегчил действия самостоятельно возник­ших сигл. }В пояснение этих случаев Таганцев приводит ряд примеров: кто-либо поджигает дом, но в этот са-' мый момент молния ударяет в дом и он сгорает от мол­нии; или лицо, действовавшее с намерением убить, на­носит легкую рану, а раненый вслед за этим умирает от чахотки или тифа или остается лишний день в городе и затем попадает под обвалившийся карниз, который его и убивает[54].}

^{Предложенная Таганцевым теория в таком виде вызвала справедливые нарекания со стороны ее крити­ков. Так, Колоколов считал, что эта теория тщетно пы­тается провести разницу между причиной и поводом и по существу ничем не отличается от теории условий. Она отвергает причинную связь именно тогда, когда «дея­тельность субъекта не составляет необходимого пред­шествующего по отношению к результату»[55]. С другой}

^{стороны, Сергеевский упрекает Таганцева в том, что он, показывая отсутствие причинной связи, пользуется примерами совершенно различного порядка: в случае с молнией поступок не стоит ни в какой связи с наступив­шим результатом, напротив, в случае с обвалившемся карнизом поступок, хотя и отдаленно, но обусловливает наступление результата Ч}

^{Действительно, своими неточными формулировками, которые иллюстрируются не всегда ясными примерами, Н. С. Таганцев дал основание для подобных замеча­ний. Поэтому в позднее изданных «Лекциях» он вносит ряд уточнений в разграничение «повода» и «причины», что составляет сущность его учения. В центре внимания Таганцева находятся те случаи, когда поступок не вы­звал и не направлял силы, а только облегчил дейс^ие этих сил. Если раньше, как мы видели, Таганцев счи­тал возможным в указанных случаях отнести результат за счет деятельности обвиняемого, то теперь он прихо­дит к другому решению. Он предлагает признать причи­няющее значение за человеческим поведением только в том случае, когда оно «настолько облегчило успех присоединившихся сил, что их независимость является мнимою, а не действительною»[56]. Напротив, если степень способствования незначительна, то он признает за дей­ствием привходящих сил самостоятельный характер, а это «прерывает» причинную связь между поведением лица и наступившим результатом. Но как определить преобладание или относительную незначительность по­ступка по сравнению с присоединившимися силами? Таганцев в самом ответственном месте не сумел вы­ставить никаких объективных критериев и предоставил решение этого вопроса в каждом отдельном случае судье.}

^{Такой подход Н. С. Таганцева к решению вопроса о причинной связи в уголовном праве вызван тем, что он, оставаясь на позициях позитивизма, отрицает сущест­вование в объективном мире неравноценности усло­вий. Неравноценность условий, по его мнению, можно обосновать лишь с точки зрения житейских представ­лений. Философскому понятию причинения Н. С. Та­ганцев противопоставляет «практическое понятие» при­чинности, т. е. «понятие причины в условном житейском смысле слова», которым должно, по его мнению, опе­рировать уголовное -право. В то время, как с философ­ской точки зрения причиной является вся сумма пред­шествующих условий, имеющих равноценное значение, практическая точка зрения позволяет выделять одни условия как причину, а другие рассматривать в качестве повода*. Таким образом, свободное усмотрение судьи, основанное на «условных» и «житейских» представле­ниях,— вот что предлагает >Н. С. Таганцев в качестве критерия для разграничения причины и повода. Тем самым в обоснование объективной предпосылки от- ветственности вносятся неопределенность и субъек­тивизм.}

^{Несмотря на несостоятельность теории Таганцева в целом, все же признание неравноценности причиняю­щих факторов с точки зрения практических потребно­стей уголовного права свидетельствует о том, что он осознал, в каком направлении должны быть устремлены усилия криминалистов при решении проблемы ответст­венности. Однако Н. С. Таганцев не отдавал себе ясного отчета в том, как следует обосновать принцип неравно­ценности каузальных факторов и каким образом этот принцип должен быть использован при установлении уголовной ответственности.}

^{Теория К. Биркмейера о наиболее дей­ственном условии. Среди теорий о неравноцен­ности каузальных факторов, возникших в буржуазной уголовноправовой литературе, близко к теории Н. С. Та­ганцева о разграничении причины и повода стоит «теория наиболее действенного условия» К- Бирк­мейера.}

^{Биркмейер, а также его ученик Р. Хергт пытаются обосновать различие между причиной и условием на основе общежитейского, обыденного понимания причин­ности К Он так же, как большинство буржуазных кри­миналистов, единственно правильным определением причины в философском смысле считает определение, данное Д. С. Миллем: причина есть совокупность всех положительных и отрицательных условий явления. Из этого положения Биркмейер делает неправильный, вывод, что, с философской точки зрения, все поло­жительные и отрицательные условия явления равной ценны.}

^{Однако равноценность условий, по мнению Биркмей- ера, непригодна для обоснования уголовной ответствен*^ ности. Поэтому он пытается создать особое уголовной правовое понятие причины, которое отличается отдру: гйх условий, принимающих участие в наступлении общественно опасного последствия. Под причиной в смысле уголовного права, по мнению Биркмейера, еле-, дует понимать то из условий последствия, которое внесло в возникновение последствия больше, чем дру­гие[57]. Биркмейер не отрицает того, что другие усло­вия внесли свою долю в дело возникновения последст­вия, однако он считает, что «практическая потреб­ность требует выделить некоторые условия в качестве причин/ а природа вещей предписывает признавать эти выделенные условия как наиболее дейст­венные»[58].}

^{В качестве критерия для отграничения наиболее дей­ственного условия от остальных условий Биркмейер предлагает руководствоваться воззрениями обыденной жизни, здравым человеческим смыслом. Уголовнопра­вовое понятие причины является, по мнению Биркмей­ера, «вульгарным понятием причины», которым опери­рует повседневная жизнь[59].}

^{Биркмейер не сумел привести никаких положитель­ных доводов в пользу выделения «наиболее действен­ного условия» как причины преступного последствия. Более того, он считает излишним и бесплодным- приве- дейиё какнх-ли$$ дойодов и ограничивается лишь заявлением: «Что вульгарное понятие причины должно быть понятием, на котором* обязано базироваться вся­кое уголовное уложение, это, по моему мнению, мы должны постулировать без дальнейших рассуждений» Таким образом, исходя из идеалистического понимания причинности, отвергая возможность разграничения ус­ловий в смысле качественного различения действенно­сти, присущей самим объектам, находящимся вне нас, Биркмейер не мог найти другого выхода, как призвать на помощь бессодержательное и бесплодное, понятие здравого человеческого смысла, о котором с такой иро­нией выразился Энгельс: «Но здравый человеческий рассудок, весьма почтенный! спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удиви­тельные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования»[60].}

^{Обращение к здравому смыслу привело Биркмейера к утверждению лишь количественной разницы между отдельными условиями. На такой основе невозможно построить уголовную ответственность в тех случаях, когда в смысле механической энергии человек внес в возникновение результата значительно меньше, чем силы природы. Возьмем, например, следующие случаи: укро­титель зверей запирает дверь клетки, в которой нахо­дится лев, за вошедшим в клетку человеком, лев ударом' лапы убивает человека; кто-либо с намерением убийства наносит легкий удар в голову человеку, которрму не­задолго леред этим была сделана трепанация черепа, и указанное лицо умирает. С точки зрения «наиболее действенного условия» нельзя обосновать ответствен­ность этих лиц, так как и в первом, и во втором случае лицо затратило минимальную механическую энергию для достижения преступного последствия. С точки зрения теории «наиболее действенного условия», пони­маемого в механическом смысле слова, нельзя обос­новать также ответственность второстепенных соучаст­ников, которые никогда не создают «наиболее дей­ственного условия» для наступления преступного результата.}

^{Наконец, можно себе -представить и такие случай, когда лицо причиняет вредное последствие, не затрачи­вая на это никакой механической энергии, а лишь огра­ничиваясь психическим воздействием на другого. На­пример, слепой просит показать дорогу, ведущую в село, лицо указывает слепому путь, который, заведомо для пего, ведет слепого к обрыву; слепой идет по ука­занному пути и проваливается в обрыв. Или кто-либо с намерением убийства уговаривает своего врага остать­ся ночевать в доме, который, по его сведениям, в эту ночь будет подвергнут бандитскому налету; бандиты действительно совершают налет и оставшийся ночевать погибает вместе с остальными обитателями дома. При­мером может быть и случай, когда кто-либо, желая убить своего врага, посылает его по дороге, идущей через мост, подпоры которого, как это известно посягав­шему, подпилены неприятелем; посланный при переходе через мост проваливается в воду и погибает. Сюда же относятся все те случаи, когда преступник совершает преступление не при помощи своих рук или даже не при помощи сил природы, а выбирает для совершения пре­ступления другое невменяемое лицо, на которое оно оказывает психическое воздействие. Во всех этих слу­чаях причинная связь и, следовательно, уголовная от­ветственность, с точки зрения теории Биркмейера, не может быть обоснована, так как здесь действие челове­ка не является «наиболее действенным условием» из числа тех, которые вызвали наступление преступного последствия.                                              4 ^}

^{Теория С. В. Позн/ышева о разграниче­нии причины и условия. Признание существо­вания неравноценности условий кладет в основу своей теории о причинной связи русский криминалист}

^{С.  В. Познышев. Несмотря на то, что для наступления всякого явления необходимы все условия, значение их в возникновении явления, по его мнению, различно. «При одинаковой необходимости они могут играть раз­ные роли, подобно участвующим в пьесе актерам, кото­рые все необходимы для ее исполнения, но играют разные роли» 1.}

^{В отличие йт^Таганцева и Биркмейера, Познышев при установлении различия между условиями-причина­ми и простыми условиями основывается не на житей­ских взглядах, а пытается подойти к решению вопроса с точки зрения общих законов развития явлений. Для выяснения того, какими особенностями наделена при­чина, в отличие от простого условия, Познышев разли­чает три категории условий: во-первых, те отдельные явления, которые послужили непосредственным мате­риалом для возникновения нового явления (например, тело, в результате видоизменения которого образуется рана); во-вторых, определенные факторы, воздействую­щие на вышеуказанное явление и вызывающие в них определенные изменения, кцторые приводят к наступле­нию другого явления (например, удар ножом, выстрел и т. п.); в-третьих, условия, создающие обстановку, среду, в которой происходит образование этого явления (например, состояние атмосферы, температура тела и т. п.) К}

^{Только за второй категорией условий Познышев при­знает качество причины. Воздействуя на другие явле­ния, они производят в них изменения различного ха­рактера: либо непосредственно преобразуют эти явле­ния, либо просто соединяют их с другими, либо выде­ляют из них некоторые части и т. п. При этом, по мнению Познышева, условия-причины не обладают ни­какой особой природой; все зависит от той роли, кото­рую играют условия в процессе возникновения данного конкретного явления; и потому то, что в одном случае является причиной, в другом выступает как простое условие[61]. Наконец, причиной явления, по мнению Поз­нышева, является не только условие-причина, непо­средственно вызвавшее результат, но и те факторы, которые своей деятельностью образуют эти условия- причины.}

^{Применяя эти общие рассуждения к области уго­ловного права, Познышев считает, что объективное основание ответственности следует признать устэнов-
ленным, коль скоро поведение лица было одним из условий-причин наступившего результата, хотя бы оно выразилось в простом подставлении объекта посяга­тельства под действие других факторов. Опираясь на принцип саиза саизае ез1 ч:аиза саизаИ, он идет еще дальше и признает достаточным для ответственности, если поведение лица выразилось в непосредствен­ном возбуждении, усилении или направлении дейст­вия одного из причинивших результат факторов, или в прекращении, уничтожении или устранении усло­вий, необходимых для наступления данного ре­зультата 1.}

^{Классификация условий, которую дает Познышев, носит поверхностный характер и отражает вульгарное представление о связях явлений. Познышев неправиль­но противопоставляет простое условие причине настом основании, что первое есть явление или материал, на которое воздействует фактор как причина. Это положе­ние является результатом искаженного понимания взаи­моотношения явлений. Оно предполагает, что одно яв­ление находится в пассивном* состоянии, состоянии покоя, в то время как другое явление активно воздейст­вует на него. Это представление не соответствует дей­ствительности, так как не отражает ни момента взаи­модействия, существующего между явлениями, ни внут­реннего развития самого явления.}

^{Существенным недостатком теории Познышева сле­дует признать ее противоречивость и непоследователь­ность. Обосновывая уголовную ответственность, Позны­шев, сам того не замечая, отходит от своих исходных позиций. Так, он считает достаточным для обоснования объективной предпосылки уголовной ответственности, если поведение лица «непосредственно или посредствен­но возбуждало, усиливало или направляло действие хотя бы одного из причинивших результат факторов» 2. Совершенно очевидно, что по этой формуле причиной в смысле уголовного права может быть признано любое человеческое действие, хотя бы самое отдаленное, если}

^{только оно какйдо-либо образом способствовало наступ­лению результата.}

^{Теория К. Биндинга об изменении рав­новесия между способствующими и пре­пятствующими результату условиями. Биндинг попытался дать разграничение причины и усло­вия на основе своеобразного понимания развития явлений. Развитие явлений, по мнению Биндинга, про­исходит в результате борьбы, которую ведут между собой силы, содействующие наступлению результата (позитивные условия), и силы, препятствующие его осуществлению (негативные условия). Обычно эти силы находятся в состоянии ,равЪовесия, в состоянии покоя. Движение и развитие возможны только тогда, когда это равновесие нарушается превзошедшем извне явлением, которое дает перевес позитивнььм условиям над негатив­ными. То способствующее условие, которое производит этот перевес, и есть причина, отличающаяся от других способствующих результату условий. Причинение изме-_ нения вследствие этого, по мнению Биндинга, идентично изменению равновесия между способствующими и пре­пятствующими условиями. Причинами являются пози­тивные условия в их перевесе над негативными К Дей­ствие человека Биндинг считает причиной наступив­шего последствия тогда, когда оно способствует содействующим результату условиям или, наоборот, ослабляет противодействующие ему условия и тем са­мым дает перевес содействующим условиям.}

^{Основная ошибка Биндинга заключается в положе­нии, что всякое движение представляет собой нарушение некоего равновесия между -находящимися до того в покое силами. До тех пор, пока несвязанные друг с дру­гом и противостоящие друг другу силы равны по ве­личине, они уравновешивают друг друга. Но если появляется новая сила, извне присоединяющаяся к си­лам, находящимся до того в состоянии покоя, и нару­шающая своим толчком равновесие, то положительные силы получают перевес над противодействующими и тем самым вызывают движение.}

^{8   Это положение исходит из молчаливого предполо­жения, что в последнем условии, нарушающем равно­весие, скрыта какая-то сила, которая и начинает дейст­вовать при возникновении указанного условия. Против такого понимания движения Ф. Энгельс писал: «Если не хватает одного условия, то переноса движения нё происходит, пока это условие не рсуществится. В этом случае можно представить себе дело таким образом, будто только осуществление этого последнего усло­вия должно впервые возбудить силу и будто эта сила в скрытом виде пребывает в каком-либо теле — в так называемом носителе силы (порох, уголь). Но в действительности, для того чтобы вызвать как раз этот специальный перенос движения, налицо должно быть не только это тело, но и все другие условия»}

^{Теория Биндинга не смогла удовлетворить даже по­требностей буржуазного уголовного права. Она не на­шла никакого отражения в практике буржуазных судов и была раскритикована самими буржуазными крими­налистами.                                                                                          ,}

^{Так, указывалось, что если причиной наступления преступного последствия считать действие человека, ко­торое присоединилось к причинному процессу послед­ним и после которого наступление последствия стано­вится неизбежным, «то такой взгляд приведет нас в уголовном праве к совершенному отрицанию уголовной ответственности в каждом конкретном случае, так как последними всегда являются силы природы. Если же время появления силы не имеет решающего значения, то какой другой критерий поможет нам определить, до­стигла ли известная положительная сила победы или нет?» [62].}

^{Некоторые буржуазные юристы вкладывают в тео­рию Биндинга другой смысл. По их мнению, Биндийг считает причиной последствия не одно какое-либо усло­вие, а всю совокупность способствующих результату условий. Но в таком случае_отп4дает выставленное Бин- дингом положение о разграничении причины и условия.}

^{В этом лониман!*и теория Биндинга по существу не отличается от теории эквивалентности и представляет лишь более туманное ее изложение ^}

^{§ 5.}

^{ТЕОРИЯ «ближайшей"ПРИЧИНЫ» АНГЛО-АМЕРИКАНСКОГО ПРАВА}

^{Основные 'положения англо-американского права, ка­сающиеся вопроса о причинной связи, сложились глав­ным образом применительно к делам об убийстве. Осо­бенности постановлений англр-американского права об убийстве ставят проблему причинной связи всегда в центр внимания суда при рассмотрении дел об убийст­ве. С одной стороны, в англо-американском праве во­прос о причинной связи все еще четко не отделяется от вопроса о виновности. Вследствие этого, вместо того чтобы сначала разрешить вопрос об объективном осно­вании уголовной ответственности и лишь после этого перейти к разрешению вопроса о виновности, оба эти вопроса решаются как единый вопрос о «ближайшей причине». С другой стороны, для наказуемости убийст­ва, как тяжкого (тиг<1ег)-, так и простого (таП51аи&Ь- 1ег), не требуется виновного отношения к наступившему тяжелому последствию, а достаточно, если тяжелое последствие наступило в результате незаконного дейст­вия. Пресловутое правило канонического права уегзап- И ш ге ПНсИа 1Шри1ап1иг отша яиае 5е^иип^и^ ех (1еНс1о все еще сохраняет здесь свое значение. Так, смерть, наступившая в результате тяжкого преступле­ния, вменяется обвиняемому даже в том случае, когда по отношению к лишению жизни у него не было ника­кой вины. «Тот факт,— говорят английские юристы,— что обвиняемый предпринял совершение тяжкого преступления, увеличивает для него риск быть обви­ненным в тяжком убийстве, если в результате его вре- ступной деятельности случайно наступит смерть»[63]. Ана-}

^{логичное правило существует и в отношении простого убийства, с тем отличием, что здесь не требуется со­вершения тяжкого преступления. Лицо, совершившее незаконное действие, отвечает даже за случайно насту­пившую в результате его действия смерть. Но и в том случае, когда английские юристы выдвигают требование}

^{о  необходимости вменения лишь неосторожных послед­ствий поступка человека, они понимают эту неосторож­ность не как нарушение той заботливости и предусмот­рительности, которые были доступны для данного конкретного действующего лица, а как нарушение за­ботливости и предусмотрительности, присущих «средне­му разумному человеку». Таким образом, и в этом случае речь идет не о виновной ответственности за на­ступившую смерть, а по существу об объективной от­ветственности за результат. Если к этому добавить, что некоторые английские юристы склонны трактовать по­нятие «незаконного действия» весьма широко, то ста­новится ясным, как далеко может простираться уголов­ная ответственность по английскому праву.}

^{При таком положении вещей единственное ограни­чение ответственности за наступившее тяжкое последст­вие могло бы быть ^получено лишь на основе учения о причинной связи. Поэтому мы были бы вправе ожидать ясного и четкого определения понятия причинной связи в доктрине и судебной практике англо-американского уголовного права. Между тем, англо-американское право не сумело достигнуть в решении этого вопроса положительных результатов: в понятии «ближайшей причины» нет ничего научно обоснованного, ничего опре­деленного, ничего однозначного.}

^{Примером научной необоснованности учения о «бли- , жайшей причине» могут служить следующие два об­стоятельства:}

^{1)    Как в английском, так и в американском праве до сих пор сохранилось правило средневекового уго­ловного права, согласно которому никто не может быть осужден за убийство, если лицо, подвергшееся нападе­нию, прожило год и один день после причинения ему повреждения[64]. Таким образом, сколь ни возмутительно}

^{будет совершенное лицом преступное деяние, лицо бу- дет освобождено от ответственности за убийство, если его жертва, помучившись в течение года и одного дня, все же умрет.}

^{2)    В качестве иллюстрации ненаучного характера понятия «ближайшей причины» можно привести и то, что англо-американские юристы до сих пор спорят по поводу того, можно ли причинить смерть или расстрой­ство здоровья психическими средствами. «Право не мо­жет наказывать за убийство,— говорят некоторые из этих юристов,— в том случае, когда утверждается, будто смерть была причинена единственно лишь горем или страхом, так как невозможно с какой-либо степенью достоверности проследить ' причинную связь между смертью и такими «причинами»[65]. Эта точка зрения яв­ляется настолько отсталой, что вряд ли она достойна серьезного научного опровержения[66].}

^{К ненаучности учения о «ближайшей причине» при­соединяется его неясность и неопределенность. Понятие «ближайшей причины» не имеет точных границ. Твердо установленным считается лишь положение о том, что «существует известный предел, за которым право отка­зывается следить за цепью причинности, почему и самое действие за этим пределом рассматривается как слиш­ком отдаленное, чтобы быть виновным»[67]. Но где нахо­дится этот предел и при помощи каких критериев он может быть установлен — этот вопрос не получает от­вета ни в судебной практике, ни в доктрине английского права. Доктрина откровенно признается в невозможно­сти «сформулировать общее правило, устанавливающее такой предел»[68], а практика сумела выработать лишь ряд положений, касающихся частных вопросов. В ка-}

^{честве образца неопределенности понятия «ближайшей причины» можно привести следующее правило, вырабо­танное английскими судами: если вследствие небреж­ности машиниста создается опасность крушения поезда и какой-либо пассажир, считая крушение неизбежным, выскочит из поезда и в результате погибнет, то вопрос}

^{о  том, была ли небрежность машиниста причиной смер­ти пассажира, решается различно, в зависимости от того, выскочил ли бы при этих условиях человек со средним самообладанием или же это сделал бы лишь человек, отличающийся большой боязливостью[69]. Не­обоснованность этого положения не вызывает удивле­ния, так как ясно, что неопределенность критериев от­ветственности необходима для буржуазного суда, ибо она предоставляет ему возможность свободно «Манев­рировать в зависимости от того, какое решение яв­ляется более выгодным с классовой точки зрения при' данных конкретных обстоятельствах.}

^{Английская судебная практика "широко использует эту возможность свободы маневрирования, расширяя в одних случаях уголовную ответственность и суживая ее в других случаях. И все эти удивительные решения выносятся при помощи эластичного понятия «ближай­шей причины». Так, в понятие «ближайшей причины» иногда вкладывается содержание, явно противореча­щее смыслу этого понятия. В английской судебной практике установилось правило, что если муж заразит свою жену венерической болезнью, то его действие не считается «причинением», и он не может быть осужден за телесное повреждение, хотя бы он знал, что болен, а жена ничего не знала о болезни мужа[70].}

^{Нужно ли говорить о том, что в данном случае во­прос о существовании причинной связи не подлежит ни­какому сомнению.}

^{Еще более'несправедлйвы и тенденциозны другие по­ложения, выработанные английской судебной практикой и доктриной по поводу понятия «ближайшей причины»; Законом о малолетних и несовершеннолетних 1933года[71] в Англии'было признано право родителей и хозяев под-}

^{дергать телесйому наказанию своих детей, подмастерьев или учеников. Если при таком наказании, учиненном в «разумных пределах» и «разумными средствами», на­ступала смерть ребенка, то такое причинение смерти считалось «несчастным случаем», за который родители и хозяева не должны были нести ответственности. «...Если наказание,— комментирует это правило англий­ский юрист,— имело явно законный повод и не выходило за пределы разумного ни по своему способу, ни даже по размерам, то тот факт, что ребенок умер в резуль­тате наказания, не является основанием для привле­чения родителей или хозяина, подвергших ребенка наказанию, к ответственности за преступное лишение жизни»[72]. Это правило,,, узаконивающее чудовищные преступления, совершаемые в отношении детей — не­совершеннолетних рабочих, поражает своей безнравст­венностью.}

^{Научно мало обоснованный и неопределенный ха­рактер носят и положения, выработанные- судебной практикой американских стран по вопросу о «ближай­шей причине». В качестве общего правила обычно выставляется положение, что лицо отвечает за естест­венные и вероятные последствия своей деятельности и, наоборот, не отвечает, если последствия не являются естественными и вероятными, а наступили в результа­те" какой-либо самостоятельно -вторгшейся силы. В этих случаях причинная связь между первоначальным дей­ствием и наступившим последствием считается пре­рванной[73].}

^{В судебной практике американских судов встречают­ся решения, в которых это правило проводится более или менее последовательно. Например, американский суд не признал причиной смерти потерпевшей действия обвиняемого Куча, который, стреляя на людном шоссе, так напугал проходившую мимо беременную женщину, что у нее произошли преждевременные роды; которые повлекли за собой тяжелую болезнь потерпевшей, а/ впоследствии и ее смерть[74]. Аналогичное решение было
вынесено апелляционным судом штата Кентукки по делу Баша, когда раненная обвиняемым женщина за­разилась скарлатиной от лечащего ее врача и погибла от этой болезни}

^{Однако можно встретить и такие решения американ­ских судов, в которых понятие естественной и вероятной причины трактуется более широко. Так, по делу Кука, хотя и было установлено, что непосредственной причи­ной смерти была не нанесенная обвиняемым рана, а грубая неосторожность врачей, которые дали потерпев­шему смертельную дозу морфия, верховный суд штата Мичиган все же признал обвиняемого ответственным за смерть. В пользу своего постановления суд привел тот довод, что, если рана сама по себе, по естественному ходу вещей могла привести к смерти, то неправи^ная доза морфия, «неумело, но честно примененная врача­ми», не может прервать причинной связи между дейст­вием обвиняемого и наступившей смертью[75].}

^{Запутанность и неопределенность англо-американ­ского права в вопросе о «ближайшей причине» настоль­ко бросается в глаза, что в этом вынуждены сознаться и сами буржуазные криминалисты. Так, Сталибрас. счи­тает очевидным то, что английское право в этом вопро­се находится в состоянии путаницы[76]. Уейт отмечает то же самое в отношении американского права[77]. Но наи­более суровый приговор был вынесен англо-американ­ской доктрине о причинной связи другим американским комментатором Грегори. «Во имя «ближайшей причи­ны»,—говорит он,— выносилось столь много странных решений по вопросам большой общественной важности, что суды утратили- возможность даже общим образом констатировать, к чему сводится проблема ближайшей причины, и, в еще большей степени,—сформулировать правило о ближайшей причине на будущее время»[78].}

^{ВыяснениюТ^ущности понятия «ближайшей причины» не способствуют и исследования юристов-теоретиков. В качестве примера теоретической путаницы можно привести статью американского цивилиста Маклаф­лина}

^{Эта статья представляет собой попытку подробно разъяснить пределы действия «ближайшей причины» и указать силы, которые могут прервать причинную связь между первоначальным действием и наступившим по­следствием.}

^{Автор приходит к следующим выводам: а) действие должно быть естественной и вероятной причиной по­следствия; б) вмешивающиеся силы прерывают причин­ную связь в том случае, когда вероятность их вмеша­тельства не является высокой; в) при этом рекомен­дуется определять достаточную степень вероятности математическим способом исчисления вероятностей, т. е. путем сравнения того количества случаев, в кото­рых такие события следовали за аналогичнььми усло­виями, со всеми случаями подобного рода.}

^{Как ясно видно из приведенных положений, теория Маклафлина носит на себе следы влияния теории адэк­ватной причинной связи.}

^{В этом нас убеждает использование им математиче­ского метода исчисления вероятностей и полная неопре­деленность степени вероятности, необходимой для вме­нения преступного результата. Предлагая свои неясные формулировки, автор прямо сознается, что никакой точной степени вмешательства посторонних сил в общую цепь причинности установить невозможно. При этом автор, который считает необходимым законодательное урегулирование вопроса о «ближайшей причине», сумел выставить только следующую, ничего не товорящую формулу: «В связи с разрешением вопроса о вероятных естественных причинах необходимо и достаточно для судей и присяжных принимать во внимание только такие силы и действия, которые составляют существен­ные факторы в достижении результата. Необходимо и достаточно для судей и присяжных учитывать только совокупную вероятность вмешательства действий или}

^{сил подобного рода»При этом Маклафлин вовсе не считает нужным скрывать полную неопределенность предлагаемого им критерия. Он откровенно признает­ся, что понятие «ближайшей причины» является не более, как рабочей гипотезой[79], которая дает судье лишь ориентировочные положения. Вместе с тем он считает, что судье должно быть предоставлено право «в той мере, в какой это полезно, и в той степени, в какой это достаточно» в своем напутственном слове указать присяжным на те вопросы, которые они долж­ны разрешить для установления причинной связи, а также дать им свои указания о правовых вопросах, связанных с ближайшей причиной, в применении к данному конкретному случаю» [80].}

^{Эти слова, несомненно, подтверждают тенденцию англо-американских юристов использовать неясность и неопределенность юридических понятий для осуществле­ния классовой политики. Одним из проявлений этой тенденции является существующая для судьи возмож­ность психологического воздействия на присяжных при разъяснении в своем напутственном слове как объема подлежащих установлению фактов, так и смысла юри­дических понятий[81]. Наконец, эта же тенденция находит свое проявление в стремлении изъять ряд вопросов факта из компетенции присяжных и передать их на разрешение самого суда, превратив их, таким образом, в вопросы права. Оба эти способа нашли свое выраже­ние в теории Маклафлина, который, по существу, реше­ние вопроса о «ближайшей причине» предоставляет свободному усмотрению суда в соответствии с условия­ми данной социально-политической обстановки.}

^{Надо сказать, что в своем стремлении оставить во­прос о «ближайшей причине», по-существу, открытым Маклафлин не является одиноким среди американских юристов. Тем же путем идет, например, автор труда о «рациональной и ближайшей причине» Л. Грин[82].}

^{Грин счйЪает, что вопрос о причинной связи был за­путан юристами благодаря мифу о ближайшей причине, в которую включались не относящиеся сюда вопро­сы По его мнению, проблема, причинности должна охватывать установление следующих фактов: сущест­вует ли чисто фактическое отношение причины и след­ствия и было ли поведение обвиняемого «существенным фактором вреда»[83]. Но что означает это «фактическое отношение» и как устанавливать существенное участие лица в причинении вреда — на эти вопросы Грин не дает ответа, ограничиваясь лишь приведением примеров. Более того, он принципиально отказывается от разре­шения этих вопросов, считая целесообразным их пере­дачу на усмотрение присяжных. Вопрос о «существен­ном факторе», по мнению Грина, должен быть решен по аналогии с вопросом о «предвидении среднего ра­зумного человека», т. е. в зависимости от личных ка­честв и личного опыта самих судей[84]. Грин откровенно признается, что понятие «существенного фактора» является неточным: для одних присяжных это понятие будет иметь один смысл, а для других — иной смысл. Но для практического осуществления «правосудия» лучшего, по его мнению, желать и не надо. Всякая точ­ная и определенная формулировка была бы, по мнению Грина, слишком грубым орудием в руках присяжных. «Исследование «среднего человека» и «существенного фактора»,— говорит Грин,— допускает широчайшие ко­лебания, ограниченные только властью суда установить его предельные границы, но они являются достаточно конкретными идеями, чтобы присяжные могли понять их значение и использовать их при определении проб* лем виновности и причинности» [85].}

^{Приведенные слова представляют откровенное при­знание в том, что присяжные, в зависимости от обстоя­тельств данного случая, должны применять различные критерия для определения таких важнейших оснований ответственности, как вина и причинность.}

^{Эта неопределенность понятий, как мы видели, со­здает благоприятные условия для того, чтобы суды мог­ли надлежащим образом воздействовать на присяжных при разрешении конкретных дел.}

^{Однако Грин все же боится каких-либо неожидан­ностей со стороны присяжных. Поэтому для большей уверенности он предлагает ряд вопросов, относящихся к проблеме причинности, признать чисто правовыми вопросами с тем, чтобы их решение не только фактиче­ски, но и формально передать суду. Эта сфера вопросов получает у Грина наименование «пределов защиты ин­тереса истца (потерпевшего)».}

^{В каждом правонарушении, будь то уголовное или гражданское правонарушение, следует выяснить, по мнению Грина, защищается ли правом интерес г&тца (потерпевшего), и затем — в каких пределах право пре­доставляет свою защиту данному интересу, в частности, защищает ли оно этот интерес от такого именно риска, который был создан действием правонарушителя. При решении дела о правонарушении, по мнению Грина, следует иметь в виду, что «правовое правило является общим принципом, не имеющим точных границ до тех пор, пока они не будут, установлены судебным реше­нием по конкретному делу» При установлении пре­делов защиты в конкретном случае эти границы могут и должны постоянно меняться в зависимости от обстоя­тельств дела[86]. Для разрешения вопроса о «пределах защиты» Грин считает необходимым широчайшим обра­зом учитывать политические соображения и т. п. При­чем этот вопрос должен разрешаться не присяжными, а самим судом, так как для его решения требуется не просто установление фактов, а оценка их с точки зре­ния социально-экономической обстановки, соображений целесообразности и т. п.}

^{Для пояснения своих мыслей Грин приводит следу­ющий случай. По одному делу был предъявлен иск о возмещении малолетним детям ущерба, который был им нанесен отчимом, убившим свою жену и их мать. Суд отказал в иске детям, ссылаясь на то, что, если бы мать осталась жива, она не могла бы требовать возме-}

^{щения убйтка, причиненного ей телесными поврежде­ниями, от Лоего мужа (дело 1913 года) К Грин счи­тает, что" суд правильно разрешил этот вопрос, причем, по его мнению, суд здесь исходил именно из того, что данный интерес не защищается от того риска, который имел место в приведенном случае. Второй казус, приво­димый Грином, заключается в следующем: машинист шахты по небрежности оставил у входа в шахту откры­тый сосуд с нитроглицерином; щенок, пробегавший мимо, выпил жидкость и побежал догонять своего хо­зяина; уклоняясь от проезжавшего автобуса, щенок поскользнулся на льду, толчок вызвал взрыв нитрогли­церина, в результате чего пассажиры автобуса, шофер, хозяин со своей собачкой — все были разорваны на части. При оценке этого случая, по мнению Грина, сле­дует решить не вопрос о том, была ли небрежность машиниста ближайшей причиной случившегося взрыва, а вопрос о том, может ли право защищать интерес истцов, если, предположим, лица, находившиеся на иж­дивении погибших, предъявят иск о возмещении ущер­ба. Он приходит к выводу, что защита этих интересов не должна быть чрезмерно широкой. Аргументация его сводится к следующим соображениям. Машинист, хотя он и работал для извлечения прибыли, но выполнял при этом общественно полезную работу; если на него возло­жить слишком высокую ответственность, то тогда никто не захочет заниматься такой деятельностью, и от этого могут произойти тяжелые экономические последствия. Далее, если на мастера возложить слишком большую ответственность, тот переложит эту ответственность на хозяина шахты, последний — на потребителей его про­дукции. А это, по мнению Грина, было бы слишком большой ценой за гибель такого количества людей[87].}

^{Теперь понятно, какими соображениями руководст­вуется Грин, создавая свою теорию о «пределах защи­ты интересов». Он борется за интересы собственников опасных предприятий, производящих всякого рода взрывчатые и т. п. материалы, и хочет найти «закон­ные» формы, при помощи которых они будут осво­бождаться от ответственности за увечья и даже}

^{смерть, причиняемые ими рабочим и мирным граж­данам.}

^{Из рассмотрения теорий двух американских авторов ясно видно, что поход, предпринимаемый в последнее время против понятия «ближайшей причины», имеет своей задачей не установление научного смысла поня­тия причинной связи, не предоставление судам точных и определенных критериев для суждения о причинно­сти, а опустошение этого понятия в интересах защиты собственников, особо опасных предприятий от справед­ливых исков, предъявляемых потерпевшими.}

^{Таким образом, отмеченные Энгельсом общие харак­терные черты английского права: неясность, внутренняя противоречивость, казуистичность и классовая направ­ленность *, наложили свою печать и на разработку гцо- блемы причинной связи в англо-американском уголов­ном праве.}

^{1  См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр.-638—642.}

⁺

^{--------------------------------- Ш-------------------------------------}

^{ВОПРОС О ПРИЧИННОЙ связи В СОВЕТСКОЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ}

^{| оветские криминалисты, занимающиеся вопросом причинной связи в праве, признают причинность не априорной категорией мышления, а объективной связью, существующей независимо от сознания, и дока­зываемой практической деятельностью человека. Далее, они признают, что в причинной связи с последствием может находиться лишь такой поступок, который был его необходимым условием, соп<1Шо зте яиа поп.}

^{Но многие советские криминалисты не считают'до­статочным для признания причинной связи в праве установление того, что действие человека было одним из необходимых условий общественно опасного последствия, и ищут путей для ограничения причинной связи как объективной предпосылки уголовной ответственности.}

^{Установление того, что поступок лица является не­обходимым условием наступившего последствия, не при­знается достаточным для обоснования объективной предпосылки уголовной ответственности прежде всего в тех случаях, когда- причинная связь между действием лица и наступившим последствием осложнилась вслед­ствие вклинивания в ее развитие действия потерпевше­го или действий других лиц, или же сил природы.}

^{Пример первого рода: кто-либо с умыслом убийства стреляет в другого и легко ранит его. Потерпевший сам начинает лечить рану домашними средствами. В ре­зультате нагноения раны у него возникает гангрена, и он умирает от заражения крови. Пример вклинивания в развитие причинного ряда действий третьих лиц: по­терпевший, легко раненный в ногу, по дороге в больни­цу погибает -от автомобильной катастрофы, происшед­шей в результате неосторожности шофера.}

^{Наконец, для иллюстрации случаев, когда в течение причинности вклиниваются силы природы, можно при­вести следующий пример: одно лицо во время драки на­носит другому удар камнем и причиняет ему легкое телесное повреждение. В нанесенную потерпевшему лег­кую рану попадает бацилла столбняка, в результате чего потерпевший погибает.}

^{Вторую категорию случаев, при которых, по мнению многих советских криминалистов, недостаточно уста­новления того, что действие лица было необходимым условием наступившего общественно опасного послед­ствия, составляют деяния, характеризующиеся необыч­ным течением причинной связи, совершенные, однако, с расчетом именно на такое ее течение.}

^{Например, кто-либо посылает человека во «время гро­зы в лес в надежде, что молния убьет его. Молния дей­ствительно поражает человека. Или, желая освободить­ся от платежа алиментов, лицо уговаривает другого полететь на самолете, рассчитывая на аварию и гибель иждивенца, что и случается в действительности.}

^{Если в приведенных категориях случаев причинную связь между действием человека и наступившим обще­ственно опасным последствием понимать в смысле не­обходимого условия, то это, по мнению многих совет­ских криминалистов, может привести к необоснован­ному расширению ответственности. Так, пришлось бы наказывать за умышленное оконченное убийство лицо, которое с намерением убийства стреляет в своего врага и лишь легко ранит его, если последний погибает в боль­нице от пожара, возникшего по неосторожности боль­ничного служащего и т. п. Точно так же лицо, послав­шее в лес во время грозы человека, пришлось бы при­влечь к ответственности за умышленное убийство, если это лицо желало таким путем избавиться от иж­дивенца.}

^{Для того чтобы избегнуть такого необоснованного расширения уголовной ответственности, некоторые со­ветские криминалисты пытаются ограничить самое по­нятие причинной связи. При решении вопроса о том, какой характер должна носить причинная связь для того, чтобы обосновать объективную предпосылку уго­ловной ответственности, советские криминалисты идут различными путями.}

^{Теории «необходимого причинения» в советской уголовноправовой .литературе придерживаются проф. М. Д. Шаргородский, дроф. Н. Д. Дурманов, Т. Л. Сер­геева, М. И. Ковалев, П. Т. Васьков, М. И. Якубович,}

^{В.   Ф. Кириченко [88]. Эту теорию поддерживает и ряд пред­ставителей других отраслей права: проф. Б. С. Анти­монов, проф. Л. А. Лунц, проф. Е. А. Флейшиц, проф. Т. К- Матвеев, И. С. Самощенко и, частично, П. Г. Се­менов [89].}