^{Т. О. ЦЕРЕТЕЛИ}

^{ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ}

^{ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО}

^{ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ}

^МОСКВА

¹⁹⁶³

^{Введение.}

^{I. ПОНЯТИЯ ПОСТУПКА ЧЕЛОВЕКА И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ}

^{§ 1. Понятие волевого поступка 2. Понятие преступного последствия.}

^{II. КРИТИКА УЧЕНИЯ О ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ В БУРЖУАЗНОЙ НАУКЕ УГОЛОВНОГО ПРАВА}

^{§ 1. Общее состояние вопроса.}

^{§ 2. Теория эквивалентности.}

^{§ 3. Теория адэкватной причинной связи.}

^{§ 4. Теория неравноценности условий.}

^{§ 5. Теория «ближайшей причины» англо-американского права.}

^{III. ВОПРОС О ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ В СОВЕТСКОЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ}

^{§ 1. Теория «необходимого причинения»}

^{§ 2. Другие попытки решения вопроса о причинной связи в советской юридической литературе.}

^{IV. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ В СОВЕТСКОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ}

^{§ 1. Основные черты понятия причинной связи с точки зре­ния диалектического материализма.}

^{§ 2. Понятие причинной связи в советском уголовном праве. § 3. Общественно опасное причинение.}

^{§ 4. Вопрос о так называемом «перерыве причинной связи».}

^{§ 5. Влияние особых свойств организма потерпевшего на развитие причинной связи.}

^{V- ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ ПРИ БЕЗДЕЙСТВИИ}

^{$ 1. Вопрос о .причинной связи при бездействии в буржуаз­ной уголовноправовой литературе.}

^{§ 2. Вопрос о причинной связи при бездействии й советской юридическом литературе.}

^{§ 3. Обоснование причиняющего характера бездействия.}

^{VI. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ И ВИНА}

^{$ 1. Причинная связь и вина как необходимые предпосылки уголовной ответственности.}

^{§ 2. Диалектическое единство вины и причинной связи в общем понятии преступления.}

^{VII. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ И НЕОКОНЧЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ}                   

^{§ 1. Непригодность буржуазных учений о причинной связи для обоснования ответственности за неоконченное пре­ступление.}

^{§ 2. Применение понятия реальной опасности для построения понятия покушения.}

^{§ 3. Значение причинной связи для решения вопроса об от­ветственности за негодное покушение.}

^{ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ}

^{Настоящая книга посвящена, одной из цен­тральных проблем социалистического уголовного права — проблеме установления наличия причин- ной связи между действием лица и общественно}

^{опасным последствием действия как одной из ос-}

^/

^{новных гарантий социалистической законности при привлечении лица к, уголовной ответствен­ности.}

^{Книга рассчитана на научных работников в области права, на профессорско-преподаватель­ский состав и студентов высших юридических_ учебных заведенийГа также на практических^ ра­ботников суда, прокуратуры и адвокатуры.}

^{ПАМЯТИ МОЕГО УЧИТЕЛЯ ПРОФЕССОРА ЛУАРСАБА НИКОЛАЕВИЧА АНДРОНИКАШВИЛИ ПОСВЯЩАЕТСЯ ЭТА КНИГА}

^{ВВЕДЕНИЕ}

^{Проблема п ричинной связи — одна из центральных * проблем сооциалистичеекега уголовного права. При рассмотрении уголовных дел осуществление правосудия в значительной» стецени зависит от правильного решения этой проблемьт. Причинна^ связь наряду с обществен­ной опасность*^ и виной является необходимой предпо­сылкой уголовной ответственности. Как не может быть ответственностпи без общественной опасности деяния и вины действу нгэщего лица, так не может быть и ответ­ственности за последствие, которое не находится в при­чинной связи сг поступком лица. Это требование являет­ся одной из о <сновных гарантий социалистической за­конности, устоойчивости и определенности советского правосудия прпи рассмотрении уголовных дел.}

^{Но этим зн учение причинной связи в уголовном пра­ве не исчерпь.швается. Понятие причинной связи зани­мает особое мгесто в системе уголовноправовых поня­тий. Оно оказпывает воздействие на построение целого ряда основных! понятий уголовного права. Не подлежит сомнению, что от того или иного представления о при­чинной связи зависит построение такого важного для уголовного пра1:ва понятия, как понятие соучастия. Толь­ко на основе штравильного понимания причинной связи может быть д.^но разграничение отдельных видов со­участников и определение их ответственности. Не менее важное значенг ие имеет понятие причинной связи для выяснения содержания понятия покушения и отграни­чения его, с одцной стороны^ от оконченного преступле­ния,. а с другсой — <зт приготовления к преступлению. Понятие причинной связи оказывает воздействие на определение понятия опасности, которое имеет широкое применение в собласти уголовного права. Наконец, по­нятие причини «ой связи имеет большое значение для выяснения содержания понятий общественной опасно-}

^{сти и вины — этих фундаментальных понятии советского уголовного права. Таким образом, нет почти ни одного раздела общего учения о преступлении, на который по­нятие причинной связи не оказывало бы влияния и ко­торый мог бы изучаться изолированно от него. Именно поэтому наука социалистического уголовного права уде- ляет большое внимание изучению вопросов о сущности понятия причинной связи и о его значении для уголов­ного права.}

^{В первые годы развития советской науки уголовного права на освещение вопроса о-причинной связи оказы­вали влияние взгляды буржуазных криминалистов. Долгое время в советской уголовноправовой литературе господствующее положение занимала теория эквива­лентности, известная у нас под названием теории сопсН- 1ю зте цпа поп. Ее сторонниками были такие видные криминалисты, как проф. Э. Я. Немировский [1], проф. А. А. Пионтковский[2], проф. А. Н. Трайнин[3].}

^{Однако уже в первом издании учебника уголовного права, подготовленного авторским коллективом Всесо­юзного института юридических наук (ВИЮН), было указано на недостаточность теории сопсШю зте ^иа поп для обоснования уголовной ответственности и была предпринята первая попытка решить вопрос о причин­ной связи в уголовном праве при помощи диалектиче­ских категорий необходимости и случайности[4]. Это по­служило толчком к повышению интереса к проблеме причинной связи в советском праве. За последние два десятилетия появился ряд работ, специально посвящен­ных сущности и значению причинной связи как в уго­ловном, так и в гражданском праве. Вместе с тем в трудах, посвященных другим проблемам уголовного или гражданского права, а также в учебниках~дается более или менее полное и подробное исследование указанного вопроса.}

^{Советские юристы, руководствуясь учением диалек­тического материализма о причинной связи в природе и обществе, выдвинули ряд ценных положений, которые' заложили фундамент для марксистско-ленинского ис­следования этой сложной и ответственной проблемы. Однако наряду с положениями, правильно освещаю­щими отдельные стороны проблемы причинной связи в праве; все еще встречаются высказывания, не согла­сующиеся с марксистско-ленинским учением о причин? ной связи и- не безупречные при их практическом при­менении. Поэтому перед советской наукой уголовного права стоит задача-^на основе положений диалектиче­ского материализма создатц цельное и стройное учение о причинной связи в уголовном праве. Это учение дол­жно отразить достигнутые советскими юристами резуль­таты н в то же время преодолеть недостатки предыду­щих работ.}

^{При исследовании проблемы причинной связи в уго­ловном праве не следует упускать из виду, что на осно­вании одной лишь причинной связи невозможно полу­чить выводы, достаточные для решения всей проблемы ответственности, что даже объективные пределы ответ­ственности устанавливаются не одним фактом причине­ния вреда. Учитывая тесную связь причинной связи с другими основными предпосылками уголовной ответст­венности, необходимо установить место понятия при­чинной связи в системе других понятий уголовного пра­ва, а также ее роль при определении уголовной ответ­ственности.}

^{Тесное взаимодействие теории и практики — залог успешного исследования любого вопроса в уголовном праве — имеет особое значение при разработке пробле­мы причинной связи. Неразрывными нитями перепле­таются в ней общефилософские идеи с чисто практиче­скими вопросами, связанными с установлением в суде признаков, относящихся к объективной стороне пре­ступного деяния.}

^{Вопрос о причинной связи постоянно возникает в практике советских следственных и судебных органов. Установление причинной связи между поведением лица и наступившим общественно опасным последствием в большинстве случаев не представляет особых затруд­нений. Нередко судья применяет понятие причинной}

^{связи, даже не замечая этого. Однако в ряде случаев установление причинной связи бывает далеко не таким легким. И тогда практические работники неизбежно обращаются к теории. Наука уголовного права, если она хочет плодотворно воздействовать на практику, дол­жна предложить ей научно проверенные и точные кри­терии для решения вопроса о причинности. Наука уго­ловного права должна показать, что отдельные прак­тические потребности являются выражением общих принципов, лежащих в основе уголовной ответственно­сти. Только при этом условии теория будет способна устранить всякие случайные элементы при вынесении отдельных решений, способствовать проведению единой социалистической законности при расследовании и рас­смотрении уголовных дел и придать высокую идейность работе советских следственных и судебных органов.}

^{В то же время исследователь проблемы причинной связи в праве должен всегда помнить слова В. И. Ле­нина: «Пр акт и к а выше (теоретического) по­знания, ибо она имеет не только достоинство всеобщ­ности, но и непосредственной действительности» !.}

^{И в самом деле, именно опыт повседневной судебно­следственной работы является лучшим испытанием пра­вильности теоретических высказываний по вопросам причинной связи. На материалах судебной практики проверяется пригодность теоретических положений и происходит их дальнейшее уточнение. С другой сторо­ны, жизненные случаи ставят перед теорией причинной связи новые задачи, заставляя ее отображать все кон­кретное многообразие развивающейся и меняющейся действительности.}

^{Поэтому для решения вопроса о причинной связи в уголовном праве должны быть использованы материалы советской судебной практики. Четко обоснованные, яс­ные и высокопринципиальные решения наших судебных органов, представляют собой ценный материал, обобще­ние и систематизация которого обогащают и развивают различные стороны учения о причинной связи в социа­листическом уголовном праве.        «}

^{1 В. И. Л е н и н, Соч., т. 38, стр. 205.}

^♦

^{ПОНЯТИЯ ПОСТУПКА ЧЕЛОВЕКА И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ}

^§'1.

^{ПОНЯТИЕ ВОЛЕВОГО ПОСТУПКА}

^{К ыяснению вопроса о сущности причинной связи в Суголовном праве должно предшествовать рассмот­рение начального и конечного моментов, между кото­рыми устанавливается эта связь, т. е. понятия действия человека и понятия последствия преступного деяния.}

^{В частности, необходимо выяснить, подразумевает ли уголовное право под понятием действия лишь воле­вой акт или же и другие действия человека, не связан­ные с проявлением его воли. Понимает ли уголовное право волевой акт в том же смысле, в каком его пони­мает психология, или же оно вкладывает в это понятие особое, специфически правовое содержание? Охваты­вается ли понятием волевого акта как положительное действие, так и воздержание от действия?}

^{С другой стороны, необходимо установить содержа­ние понятия последствия преступления и выяснить, яв­ляется ли последствие необходимым элементом всякого состава преступления или же оно входит в состав лишь так называемых материальных преступлений.}

^{Лишь после выяснения поставленных вопросов .мож­но установить как специфические черты понятия при­чинной связи в уголовном праве, так и область ее при­менения.}

^{Нормы уголовного права, регулирующие поведение людей, обращены к их воле и требуют от них соответ-}

^{ствующего норме поведения. Поступок, противоречащий правовой норме, может выразиться или в совершении запрещенного правовой нормой действия, или в несовер­шении предписанного правовой нормой действия, т. е. в бездействии. Понятно поэтому, что уголовное право интересуется не всяким действием человека, а лишь специфически человеческим действием, т. е. сознатель­ным, целеустремленным поступком, при совершении ко­торого человек выступает как разумное существо, спо­собное воспринять требования правопорядка и следо­вать им.}

^{Способность совершать волевые действия выработа­лась у человека 'в процессе труда, т. е. в процессе, «в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмену ве­ществ между собой и ■природой» [5]. Сроими волевыми поступками человек воздействует на окружающий его внешний мир и изменяет его. Марксизм не отрицает того, что на природу может воздействовать не только человек; более того, он признает существование способ­ности к планомерным действиям и у животных. «Но все планомерные действия всех животных,— говорит Ф. Эн­гельс,— не сумели наложить на природу печать их воли. Это мог сделать,только человек»2. Существенное отли­чие человека от животных заключается В том, что человек способен к сознательным, целенаправленным действиям, посредством которых он изменяет объектив­ный внешний мир в соответствии с заранее поставлен­ными целями и обдуманным планом. К. Маркс писал: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрам­ляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый пло­хой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из вос­ка, он уже построил ее в своей голове» 3.}

^{Благодаря моменту сознания связь между импульса­ми внешней ситуации и волевым поступком человека не. непосредственная и однозначная, а опосредствованная моментом сознания. Актуальная потребность, возникаю-}

^{щая у человеку не переходит в волевом акте непосред­ственно в движение. Воля черпает необходимую для действия энергию из других источников, а не из им­пульса удовлетворения актуальной потребности*. Со­вершая волевой поступок, человек сначала осознает эту потребность, определяет цель своей деятельности, на­мечает различные пути для ее осуществления, оцени­вает эти пути, а затем действует в соответствии с ре­зультатами этой оценки. Явления внешнего мира ока­зывают на человека воздействие не непосредственно, а опосредствованно, при помощи представлений, сделав­шихся мотивами. Оценивая эти’мотивы, подвергая их со­знательному обсуждению и взвешиванию, лицо может уклониться от действия одних модтов и подчинить свою деятельность другим мотивам. Оно может пода­вить в себе одни желания я возбудить другие, хотя бы отдаленные и не связанные с непосредственными им­пульсами. В то время как в импульсивном акте дейст­вует сам импульс, подчиняющий себе все движение, в волевом акте действует субъект, сознательно и плано­мерно регулирующий свою деятельность в соответствии с намеченной целью[6].}

^{Одним из основных моментов волевого акта являет­ся то, что человек в известном смысле выделяет себя из объективного внешнего мира, противопоставляет себя внешнему миру, объективирует свое будущее поведение еще до приступа к действию, мысленно изменяет объект, служащий для осуществления его потребностей. Про­тиворечие между субъектом и объективным внешним миром, которое в волевом процессе выявляется как противоречие между целью действия и объектом, слу­жащим осуществлению этой цели, преодолевается в моменте действия, т. е. в моменте исполнения принятого решения. «В конце процесса труда получается резуль­тат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально» [7].}

^{Таким образом, волевое действие человека, ко­торое лежит в основе построения понятия преступле­ния, можно определить как сознательное целе­направленное воздействие человека на окружающий его внешний мир. Как видно из этого определения, в волевом действии мы имеем две стороны — объективную и субъективную. Субъективная, или психологическая, сторона действия заключается в том, что действие преследует определенную цель и Ло- средствуется определенными мотивами. Сознательная и волимая цель действия, как говорит И. Лекшас, «яв­ляется той внутренней установкой лица, которая опре­делила его к этому действию, которая таким образом перешла в соответствующий объективный процесс и сделалась содержанием действия»[8]. Объективная сто­рона действия заключается в воздействии человека на объективный внешний мир путем внешнего проявления воли, т. е. путем положительного действия или воздер­жания от него. Следовательно, действие не сводится ни к одной лишь внутренней стороне, ни к одному лишь внешнему телодвижению. Оно является единством объ­ективного и субъективного моментов[9]. При этом сущ­ность волевого действия человека может быть постиг­нута лишь при учете отношения человека к внешнему миру, к обществу, к другим лицам, ибо каждым своим волевым действием человек вступает в отношение с другими лицами, с обществом. «Когда действие осо­знается самим действующим субъектом в этом своем качестве, оно становится поступком. Поступок — это действие, которое воспринимается и осознается са­мим действующим субъектом как общественный
акт, как прояснив субъекта, которое выражает от­ношение человека к другим людям» [10].}

^{Поскольку, благодаря способности к волевому по­ступку, человек освобождается от сковывающего влия­ния импульсов непосредственной ситуации и. имеет возможность следовать требованиям, предъявляемым нормами общественной жизни, постольку уголовная от­ветственность может быть связана лишь с волевым по­ступком человека. Напротив, уголовное право не должно принимать во внимание такие действия, которые не могут быть носителями человеческой воли. Таковы пре­жде всего рефлекторные движения, которые осущест­вляются автоматически под^влиянием непосредственного физиологического раздражения, вне сознательного кон­троля человека. Если, например, во время резкого дви­жения трамвая А., стоявший у входа в вагон, для со­хранения равновесия взмахнул вследствие прирожден­ного рефлекса рукой и падая увлек за собой Б., то в этом случае ответственность А. исключается ввиду от­сутствия волевого поступка с его стороны.}

^{Далее, действие в уголовноправовом смысле отсут­ствует и при наличии непреодолимой силы (у15 аЬзо- 1и1а), когда лицо является безвольным орудием в руках посторонней внешней силы. Например, кто-либо водит рукой другого лица и заставляет его подписать фаль­шивый документ. В данном случае действует не тот, кто под влиянием физического принуждения подписывает документ, а тот, кто применяет силу с этой целью.}

^{Спорным является вопрос о том, устраняется ли на­личие действия в указанном выше смысле психическим принуждением (у15 сошри]з]уа|. По мнению некоторых криминалистов, психическое принуждение тоже может исключить волевой поступок. Такой точки зрения в со­ветской юридической литературе придерживался проф. А. Н. Трайнин. По его мнению, «вполне реальна воз­можность отрицания уголовноправового качества дейст­вия и в тех движениях, которые совершаются под влиянием подавляющего волю психического'при- нуждения. Так, лицо, действующее под непосредст-}

^{венной и явной угрозой смерти, может в некоторых случаях рассматриваться как механический исполнитель чужой воли»[11]. Исходя из указанного положения, проф. А. Н. Трайнин считал, что, если кассир под угро­зой смерти передает нападающему кассовую налич­ность, он освобождается от ответственности не потому, что находится в состоянии крайней необходимости, «а потому, что нет самого «действия» в смысле уголовного права: лицо повинуется под угрозой смерти, как слепой исполнитель роли напавшего, как орудие в его руках, и именно поэтому может встать вопрос о неприменении наказания» [12].}

^{Однако в действительности психическое принужде­ние не уничтожает самого действия, а лишь создает сильнейший мотив в пользу действия. У лица все имеется возможность противопоставить этому сильному мотиву (в данном примере — страху) другой мотив (чув­ство долга) и не совершать действия. Лучшим доказа­тельством того, что при психическом принуждении дей­ствие существует, является то, что, если спасаемое от опасности благо обладает меньшей общественной значи* мостью, чем благо, за счет которого оно спасается, то лицо не освобождается от уголовной ответственности, так как в данном случае будет отсутствовать одно из основных условий правомерности крайней необходимо­сти. Например, если лицо под угрозой смерти выдарт неприятелю важную государственную танну, выдача ко­торой может нанести значительный ущерб государствен­ным интересам, состояние крайней необходимости в со­ответствии с советским уголовным законодательством отсутствует. Следовательно, при психическом принужде­нии освобождение от уголовной ответственности может иметь место по правилам крайней необходимости (при наличии требуемых для последней условий), а не вслед­ствие отсутствия действия.}

^{Волевой поступок отсутствует, если лицо в момент — совершения телодвижения или в момент бездействия, повлекшего преступное последствие, находится в со­стоянии беспамятства, полностью исключающего кон­тролирующую деятельность головного мозга.}

^{Например, злоумышленники подмешали в напиток железнодорожному обходчику А. усыпляющий порошок. А., находясь в болезненном, глубоком сне, не смог вы­полнить свою обязанность и вовремя предупредить ма­шиниста о грозящей опасности. В результате происходит крушение поезда. Вопрос об уголовной ответственности железнодорожного обходчика не может ставиться вслед­ствие отсутствия в его действиях волевого поступка.}

^{Во всех приведенных случаях «решающим является не случайная внешняя форма этих процессов, а обус­ловленная ими независимость внешних движений чело­века от его осмысленной деятельности, или, специально выражаясь: независимость внешнего поведения от воли человека» Ч     ,}

^{В этой связи представляет интерес вопрос об ответ­ственности за действия, совершенные в состоянии аф­фекта. Действия, совершенные в состоянии аффекта, являются импульсивными действиями, которые харак­теризуются сравнительно малой степенью сознательного контроля 2. Аффект сам по себе не исключает уголовной ответственности, хотя и является основанием для смяг­чения ответственности. Возникает вопрос: не противо­речит ли уголовная ответственность за действия, совер­шенные в состоянии аффекта, положению, что эта ответственность может быть связана лишь с волевым поступком, при котором человек свободен от влияния импульсов непосредственной ситуации и способен со­знательно регулировать свою деятельность в соответ­ствии с поставленной целью. На этот вопрос следует ответить отрицательно.}

^{Прежде всего необходимо отметить, что, по общему правилу, аффект не полностью исключает сознательный контроль человека, а лишь уменьшает его. Как указы­вают советские психологи, «неверно было бы думать, что в состоянии аффекта человек совсем не сознает того, что он делает, н что поэтому импульсивные действия совершенно лишены сознательности... Своеобразие им­пульсивных действий заключается не в полной бессо­знательности их, а лишь в том, что, во-первых, отсут­ствует ясное сознание цели действия и,
во-вторых, затрудняется сознательный кон­троль за своими действиями» *. Следователь­но, аффективные действия могут быть отнесены к об­ласти волевых действий в широком смысле слова[13]. Далее, аффективное действие не относится к числу та­ких, которые не могут быть преодолены. Возможно, в самый момент аффективной разрядки человек уже те­ряет власть над собой и отдает себя во власть аффекта, однако дело в том, что он может не допустить себя до аффективной разрядки, он может не дать развиться аффекту. На этот момент со всей определенностью указывают советские психологи. «Поэтому,— говорит С. Л. Рубинштейн,— вопрос должен ставиться не так: преодолевайте — неизвестно каким образом — уже овла­девший вами аффект, и вы не допустите безответствен­ного аффективного поступка как внешнего выражения внутри уже в законченном виде оформившегося аффек­та; а скорей так: не давайте зародившемуся аффекту прорваться в сферу действия, и вы преодолеете свой аффект, снимете с зарождающегося в вас эмоциональ­ного состояния его аффективный характер» [14].}

^{Однако в исключительных случаях состояние аф­фекта может вызвать такое полное помрачение созна­ния, которое исключает всякую возможность мыслить и подчинять свои действия какому-либо сознательному контролю. Это — случай так называемого патологиче­ского аффекта, который лишает человека возможности руководить своими действиями а отдавать в них себе отчет. Случаи патологического аффекта, безусловно,ис­ключают уголовную ответственность.}

^{Наличие сознательного поступка не исключается в случаях, которые известны в литературе под названием ас1ю НЪега т саиза. Сущность последних заключается в том, что хотя в момент причинения вредного послед­ствия лицо находится в состоянии беспамятства, одна­ко это состояние виновно вызвано самим действую­щим лицом. Например, кто-либо с намерением совер­шить преступление доводит себя до сильного опьянения и в таком состоянии совершает преступление или мать с намерением причинить вред грудному ребенку кладет его с собой в постель в надежде «заспать» его (приду­шить грудью во сне). Такие случаи могут иметь место при совершении как умышленных, так и неосторожных действий. «Если мать «заспит» своего младенца,— пи­сал М. М. Исаев,— то разрешение вопроса об ответст­венности ее за смерть ребенка будет зависеть от уста­новления того состояния, в котором она находилась, когда укладывалась спать, от установления того, знала ли она, что спит во сне беспокойно, сознавала ли она возможность задушения ребенка во время своего сна, и т. д. В зависимости от всех обстоятельств дела может быть установлена и форма ее вины: вина может быть неосторожной, если она не знала о своих «повадках» во время сна, но должна была знать, вина может быть умышленной, если она действовала, укладываясь спать, с прямым или косвенным умыслом «заспать» ребенка»}

^{В буржуазной юридической литературе спорным яв­ляется вопрос о том, относится ли к понятию волевого акта наряду с положительным действием также и воз-}

^{1   М. М. Исаев, Вопросы уголовного права и уголовного процесса в судебной практике Верховного Суда СССР, М., 1948, стр. 76.}

^{2   Т а м же.}

^{держание от действия (бездействие) или же волевой акт предполагает лишь положительное действие че­ловека.}

^{Этот вопрос решается отрицательно довольно боль­шой группой буржуазных криминалистов. Так, Г. Рад- брух_>хлосвятивший специальное исследование понятию действия в уголовном праве, доказывал, что положи­тельное действие и воздержание от действия нельзя подвести под одно высшее понятие волевого акта и что вследствие этого понятие преступления нельзя строить монистически, а лишь дуалистически. Он пишет: «Так же, как понятие и его контрадикторная противополож­ность, утверждение и отрицание, А и не А не могут быть подведены под одно общее высшее понятие, точно так же действие и бездействие должны стоять рЯ&ом друг с другом как не связанные* Ч Это мнение Радбрух обосновывал тем, что бездействие не обладает ни одним из признаков, характеризующих позитивное действие: в бездействии отсутствуют воля, телесное движение, а также причинная связь между ними.}

^{На самом деле воздержание от совершения опреде­лённого действия, подавление стимула к движению в такой же степени может быть выражением волевого импульса, как и положительное действие. Очень часто воздержание от действия требует даже значительно большего напряжения волевой энергии, чем совершение положительного действия.}

^{Когда в уголовном праве говорится о бездействии, то имеется в виду не абсолютная бездеятельность субъ­екта, а воздержание от определенного действия,^которое от лица ожидалось. Такое бездействие не только может быть проявлением волевого решения человека, но в определенных условиях может представлять собой такое же воздействие на объективный внешний мир, такое же создание условий для наступления определенного по­следствия, как и положительное действие человека. И в бездействии человек может выявить определенное от­ношение к окружающему миру. Как-правильно замечает проф. С. Л. Рубинштейн, «поступок до такой степени не сводится лишь к внешнему'действованию, что в неко-}

^■■

^{торых случаях воздержание от участия в каком-нибудь действии само может быть поступком с значительным резонансом, если оно выявляет позицию, отноше­ние человека к окружающему»}

^{Социалистическое уголовное законодательство ино­гда-понимает под действием в широком смысле слова не только положительное действие человека, но и воздер­жание от действия, бездействие. Именно в таком смысле применялся термин «действие» в ст. 1 УК РСФСР 1926 года, в которой говорилось, что советское уголовное за­конодательство имеет задачей охрану советского госу­дарства и установленного в нем правопорядка от об­щественно опасных действий. В таком же смысле употреблялось понятие действия в ст.ст. 8, 10, 16 и во многих других статьях УК РСФСР 1926 года.}

^{Уголовный кодекс Чехословацкой Республики 1950 года следующим образом определял понятие действия: «Под действием* понимается'и несовершение такого дей­ствия (бездействие), которое данное лицо должно было в силу обстоятельств и своего положения совершить» (§ 75, п. 2).}

^{Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и уголовные кодексы союзных рес­публик для большей ясности не оперируют понятием действия в широкой смысле слова, а пользуются тер­мином «деяние», охватывающим в качестве своих видов как волевое действие, т. е. произвольное телодвижение, так и волевое бездействие, т. е. несовершение опреде­ленного, требуемого уголовным правом действия. В свя­зи с этим в ст. 7 Основ и в соответствующих статьях уголовных кодексов союзных республик сказано: «Пре­ступлением признается предусмотренное уголовным за­коном деяние (действие или бездействие)...» (разрядка наша.— Т. Д.).}

^{Таким образом, социалистическое уголовное право объединяет положительное действие и воздержание от действия в одно высшее понятие деяния, т. е. волевого поступка человека, не соглашаясь с тем, что эти поня­тия, будучи гетерогенными, не могут быть сведены в одно общее родовое понятие.}

^{Из общего правила, что вменено может быть лишь волевое действие или бездействие субъекта, уголовное право все же допускает одно исключение, относящееся к области неосторожного преступления. Это — преступ­ное опущение, являющееся результатом забывчивости или рассеянности, когда лицо не только не предвидит последствий своей неосторожности, но не осознает во­обще своего поведения. Лицо, по забывчивости не за­крывшее шлагбаума в тот момент, когда это требова­лось, лицо, вовремя не закрывшее газового крана, не осознает не только возможных вредных последствий своей рассеянности, но и того, что оно бездействует, что оно не выполняет ожидаемого и требуемого от него дей­ствия. Говорить в таких случаях о наличии волемго поступка было бы натяжкой. Конечно, в тот момгат, когда от лица ожидалось совершение данного действия, оно может не только абсолютно бездействовать, но и совершать какие-то другие волевые поступки. Напри­мер, железнодорожный сторож может в это время играть в шашки или же работать на огороде. Но уго­ловное право не интересуется этими волевыми дейст­виями, которые выполняются в момент опущения тре­буемого действия. С другой стороны, и самое опущение действия при неосознанной неосторожности не является продуктом волевого решения: лицо бездействует в силу забывчивости, рассеянности и т. п.}

^{Однако нельзя отрицать того, что и такое бездейст­вие не исключает определенного потенциального отно­шения воли субъекта к своему поведению. Это отноше­ние выражается в том, что выполнение действия, которое было опущено субъектом, должно находиться в сфере возможностей субъекта. На место действительно­го волевого поступка тут становится, таким образом, возможный волевой поступок. За пределами возмож­ности волевого поведения не может быть вменения, не может быть ответственности. Напротив, там, где такая возможность существует, мы можем говорить о поступ­ке человека, поскольку совершение действия находится в сфере господства воли и несовершение его является продуктом недостаточного напряжения воли [16].}

^{Как уже указывалось, объективная сторона волевого действия вырайгается в положительном действии или бездействии, которые заключают в себе воздействие на определенный предмет объективного внешнего мира для реализации поставленной цели. Само собой разумеется, что человек может достигнуть изменения в объекте, относящемся к окружающему его миру, лишь путем применения определенных средств, которые сами тоже относятся к этому внешнему миру и подчинены внешним закономерностям. Человек «пользуется механическими, физическими, химическими свойствами вещей для того, чтобы в соответствии со своей целью применить их как с^рудия воздействия на другие вещи» [17]. Исследуя про­цесс труда, К. Маркс дает классическое определение средств труда, которое мЪжет быть использовано для раскрытия средств человеческой сознательной целена­правленной деятельности вообще. Средства труда, по мнению К. Маркса,— это «вещь или комплекс вещей, которые человек помещает между собой и предметом труда и которые служат для него в качестве проводника его воздействий на этот предмет»[18]. Простейшими, наи­более примитивными средствами труда К. Маркс счи-к тает естественные силы, принадлежащие человеческому телу,— руки, ноги, голову и пальцы. Но чёловек может использовать в качестве средств труда и предметы, су­ществующие независимо от человека в самой природе. Эти предметы, данные самой природой, не являются сами по себе средствами, но человек делает их таковы­ми, используя их для собственных целей. «Так данное самой природой становится органом его деятельности, органом, который он присоединяет к органам своего тела, удлиняя таким образом, вопреки библии, естест­венные размеры последнего» [19]. Наконец, человек может использовать для достижения поставленных целей и специально созданные им средства, которые сами таким образом являются продуктом его целесообразной, тру­довой деятельности. При этом человек может заставлять эти средства так воздействовать на окружающий его внешний мир, чтобы самому непосредственно не^вмеши­
ваться в процесс этого воздействия. По этому вопросу К. Маркс приводит следующее высказывание Гегеля: «Разум столь же хитер, сколь могуществен. Хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, кото­рая, обусловливая взаимное воздействие и взаимную обработку предметов соответственно их природе, без не­посредственного вмешательства в этот процесс, осуще­ствляет свою цель» [20].}

^{В советской уголовноправовой литературе сущест­вует разногласие по вопросу о том, относятся" ли сред­ства человеческого действия к самому действию или же они не входят в понятие действия. Первую точку зре­ния развивает в своих работах проф. Н. Д. Дурманов. По его мнению, поскольку все средства, которые ис­пользует человек, являются его «удлиненными органа­ми», то «они не противостоят ему как самостоятельные силы, они не являются условиями воспроизведения ре­зультата наряду с его деятельностью, они не более как часть его самого и часть его деятельности» [21]. Отсю­да проф. Н. Д. Дурманов делает вывод, что понятие преступного действия «охватывает не только телодви­жения человека, но и те силы, которыми он пользуется, и те закономерности, которые он использует» [22].}

^{К зтой точке зрения присоединился и проф/}

^{А.  А. Пионтковский, который считает правильным поло­жение, что действие не исчерпывается телодвижением и что телодвижение, взятое само по себе, в отрыве от конкретных условий, в которых оно имело место, вне связи с орудиями, которые оно направляло, и в отрыве от тех изменений, которые оно вызвало, представляет собой голую абстракцию [23].}

^{Другая Группа советских криминалистов, с одной стороны, соглашается с тем, что, поскольку всякий по­ступок представляет собой воздействие человека на объективный внешний мир, постольку нельзя действо­вать, не учитывая закономерностей этого внешнего про­цесса и не используя законов природы; однако, с дру­гой стороны, эти криминалисты все же не считают возможным отнесение указанных закономерностей внеш­него мира и, следовательно, средств к самому дейст­вию[24]. «Действия человека зависят от его воли, зако­номерности же внешнего мира от воли и сознания че­ловека независимы»[25]. Так, при убийстве человек может применить огнестрельное оружие, учитывая его воздей­ствие и пользуясь закономерностями его действия. Од­нако все эти внешние процессы — взрыв пороха, полет пули и т. п. не становятся от этого частью человеческого действия [26]. Тем более неправильно относить к действию человека и действия других людей, учитываемые лицом при совершении своего деяния, как это делают М. И. Ковалев и П. Т. Васьков, которые не только при умышленном, но даже при неосторожном совершении преступления относят к действию те силы и обстоятель­ства, которые лицо своим неосторожным действием при­вело в движение и в результате которых наступили об­щественно опасные последствия[27]. Как указывает}

^{В.   Н. Кудрявцев, такое расширение понятия действия не только теоретически является неправильным, но и приводит к неприемлемым практическим выводам, а именно: к чрезмерному расширению пределов уголовной ответственности [28].}

^{Нам кажется, что правильное решение указанного спорного вопроса можно найти, исходя из высказываний К. Маркса о процессе труда. К. Маркс говорит: «Про­стые моменты процесса труда следующие: целесообраз-}

^{ная деятельность, или самый труд, предмет труда и средства труда» Следовательно, К. Маркс в процессе труда различает три момента: а) целесообразную дея­тельность человека, или самый труд, к которому он относит наряду с субъективными моментами — поста­новкой цели, определяющей способ и характер его воли, целесообразной волей, выражающейся во внима­нии,— и объективные моменты, т. е. напряжение / тех органов, при помощи которых выполняется деятель­ность человека; б) предмет труда, т. е. тот материал, на который воздействует человек в процессе труда, и в) средства труда, т. е. те вещи, посредством которых че­ловек воздействует на предмет труда и к которым К. Маркс относит также все материальные условия, необходимые для осуществления процесса^ труда (К. Маркс считает их средствами процесса труда в бо­лее широком смысле). Таким образом, К. Маркс выде­ляет из процесса труда сам труд, т. е. целесообраз­ную деятельность, не вводя в него средства и предмет труда.}

^{Эти высказывания К- Маркса в отношении процесса труда можно применить в отношении любой целесооб­разной деятельности человека. Если взять весь процесс целесообразной деятельности человека, то мы получим следующие его составные элементы: сознательное дей­ствие человека, объект внешнего мира, на который на­правлено это действие, и средства действия. Очевидно, так же должно строиться и понятие преступного дей­ствия.}

^{С этой концепцией, которая непосредственно выте­кает из высказываний К. Маркса о процессе труда, по нашему мнению, вполне согласуется точка зрения И. Лекшаса, который ясно различает самое действие и процесс действия. К процессу действия Лекшас относит самого субъекта, действие как сознательное целенаправ­ленное воздействие человека на внешний мир, средства действия и объект, на который направлено* действие и в котором должно наступить желаемое изменение, т. е. то последствие, ради которого действует человек[29]. Что же касается действия, то к нему Лекшас совершенно}

^{справедлЛю относит сознательную, волимую цель че­ловека*, внутреннюю установку, которая определила его к действию, и объективное проявление этой деятельно­сти, т. е. внешнее действие или бездействие человека, которым он противопоставляет относящиеся к объектив­ному миру причины, воздействие на объект действия со­образно цели.}

^{Установление понятия волевого поступка чрезвычай­но важно для построения понятия преступления, так как волевой поступок («деяние» в смысле Основ уго­ловного законодательства) является тем логическим центром, к которому должны присоединиться в качест­ве дальнейших признаков общественная опасность, про­тивоправность и виновность для того, чтобы можно было говорить о понятии преступного деяния и ставить во­прос об уголовной ответственности лица, совершившего это деяние. Понятие волевого поступка пригодно для указанных целей вследствие того, что поступком дейст­вие является лишь постольку, «поскольку оно выражает осуществленное посредством вещей отношение человека к человеку, другим людям»'. Однако отсюда нельзя делать вывода, что моменты общественной опасности, противоправности и виновности должны быть включе­ны в самое понятие волевого поступка: это означало бы создание специального уголовноправового понятия по­ступка, включающего в себя момент правовой оценки и отличающегося от его общего, психологического пони­мания, Между тем психологическое понятие поступка еще не включает в себя момента правовой оценки; по­ступок в психологическом смысле может быть в юриди­ческом отношении правомерным и неправомерным или же виновным и невиновным. Поэтому в определение понятия поступка не входит характер и содержание представлений лица, которые составляют существенный момент понятия вины. Предвидел ли деятель наступле­ние данного определенного преступного последствия, была ли у него возможность предвидеть это последст­вие,—все это не относится к учению о поступке. Если кто-либо, стреляя в дремучем лесу в дичь, совершенно непредвиденным и невиновным образом попадает в притаившегося за деревом человека, то он освобождает­ся от уголовной ответственности. Но это происходит не потому, что он не действовал, а потому, что у него нет вины: он не предвидел, не должен был и не мог пред­видеть такого последствия своего поступка.}

^{Дело в том, что объем результатов поступка чело­века намного шире, чем тот результат, который содер­жится в цели лица. Лицо, совершая целенаправленный поступок, стремится к определенному изменению объ­екта внешнего мира. Это определенное изменение в объекте и является целью его волеэой деятельности. Однако эта деятельность может повлечь ряд таких по­бочных последствий, которые не относятся к поставлен­ной цели, более того, часто нежелательны для дейст­вующего. Наконец, поступок человека может повлечь и такие побочные последствия, которые вовсе не пред­усматривались действующим субъектом. На это обстоя­тельство обратил внимание Ф. Энгельс, который писал: «Действия имеют известную желаемую цель; но результаты, на деле вытекающие из этих действий, вов­се нежелательны. А если вначале они, по-видимому, и соответствуют желаемой цели, то в конце концов они ведут совсем не к тем последствиям, которые были желательны» И далее: «...действующие в истории мно­гочисленные отдельные стремления в большинстве слу­чаев вызывают не те последствия, которые были жела­тельны, а совсем другие, часто прямо противоположные тому, что имелось в виду...»2.}

^{В зависимости от того, какие результаты входили в цель субъекта и какие охватывались его сознанием в качестве побочных последствий.его поступка, т. е. в за­висимости от содержания воли субъекта, мы различно оцениваем его поступок с нравственной и правовой точек зрения. Однако то обстоятельство, что некоторые неже­лательные результаты волевого поступка не вошли в сознание лица, что, следовательно, в отношении этих именно побочных последствий лицо действовало неосо­знанно, не лишает поступок в целом его волевого ха­рактера. Отмечая возможность наступления множества различных результатов, которые могут непроизвольной}

^{1  К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 306.}

^{3   Та м же, стр. 306—307.}

^{непреднамеренно воспоследовать из действия, советские психологи подчеркивают, что, поскольку самая деятель­ность человека была сознательной, какой-то из этих результатов все же должен быть непосредственно вклю­чен в сознательную цель действующего субъекта !.}

^{Поэтому в приведенном нами выше примере самый поступок охотника (выстрел с целью попасть в дичь) остается сознательным волевым поступком, несмотря на то, что наступившее в конкретном случае побочное по­следствие этого волевого поступка (смерть человека) действующим лицом не сознавалась. Такие поступки, в которых не осознается то или иное интересующее нас последствие, называются неосознанными поступками, несмотря на осознание самого поступка или других его последствий. «...Когда говорят,—пишет проф. С. Л. Ру­бинштейн,— что человек поступает несознательно.., это означает, что человек не сознает не свой поступок, а по­следствия, которые его поступок должен повлечь, или, точнее, он не осознает свой поступок, поскольку он не осознает вытекающих из него последствий; он не осо­знает, что он сделал, пока он не осознал, что означает его поступок в той реальной обстановке, в которой он его совершает»2.}

^{Таким образом, для установления того, имеется ли волевой поступок человека, достаточно, чтобы была про­явлена какая-либо воля, и вовсе не нужно, чтобы эта воля относилась именно к интересующему нас резуль­тату. Это дает возможность утвердительно ответить на вопрос о существовании волевого поступка не только при умышленных, но и при неосторожных преступле­ниях. В частности, волевой поступок имеется и при преступной небрежности, поскольку лицо осознаеу са­мое поведение или какое-либо, хотя бы совершенно иное последствие. Более того, волевой поступок может иметь место и при невиновном причинении результата. На это правильно указывает проф. Н. Д. Дурманов. «Следует заметить,— говорит он,— что само признание ' ‘ ■ ■ •}

^{1  См. С. Л. Рубинштейн, Основы общей психологии, М., 1946, стр. 541—542; Ш. Н. Чхартишвнли, Проблема мотива волевого поведения, Тбилиси, 1958, стр. 323 (на грузинском языке; резюме — на русском языке).}

^{2  С. Л. Рубинштейн, Основы общей психологии, М., 1946,' стр. 9—10.}

^{преступлением только сознательного волевого акта че­ловеческого поведения ни в какой мере не предрешает вопроса о виновности, как и о форме вины. Для опре­деления деяния как акта человеческого поведения до­статочно, чтобы поступок направлялся волей, но несу­щественно субъективное отношение лица к последст­виям» [30].}

^{Учение о действии в буржуазном уголовном праве прошло длинный путь развития. В конце 19-го и в на­чале 20-го столетия господствующим в буржуазном уголовном праве было так называемое «естественное», или «каузальное», учение о действии, развитое цивили­стом Е. Цительманом, а в уголовном праве поддержан­ное Ф. Листом, М. Е. Майером и др.}

^{Цительман понимает действие как телесное движе­ние, причиной которого является проявление воли, а волю трактует как феномен, о котором ничего неиз­вестно, кроме того, что он, не будучи сам явлением телесного мира, вызывает телесное движение. При этом воля и телесное движение представляются Цительману не как некоторое единство, а как процессы, находящие­
ся в одностороннем отношении причины и следствия. Волевой акт, по мнению Цительмана,— это психический процесс, извне управляющий человеческой .деятель­ностью путем возбуждения моторных нервов. Что же касается телесного движения, то, возникнув как резуль­тат воли, оно в свою очередь делается причиной изме­нения во внешнем мире[31]. Точно так же для Листа «воля, обнаруживающаяся в ее осуществлении, т. е. в действии, сводится... исключительно к волевому им­пульсу. Последний можно физиологически определить как иннервацию и психологически — как тот психиче­ский процесс, посредством которого мы устанавливаем причину» [32].}

^{Как видно из сказанного, «естественное» учение о действии трактует волевой акт как полностью подчи­ненный закону внешней, механической причинности. Внутренние, психологические процессы совершенно вы­холощены из понятия действия, которое предстает как чисто физическое явление, как голое причиняющее начало.}

^{Такое понимание волевого акта является односто­ронним и не отражающим его подлинной сущности. Ведь если трактовать волю исключительно как причину телесного движения, то тогда пришлось бы признать, что предметом воли может быть только действительно происшедшее телесное движение, ибо причина есть причина лишь постольку, поскольку она вызвала след­ствие. Однако этому противоречит факт существования внутренних волевых процессов, которые не получили обнаружения в телесном движении. Это происходит тогда, когда средство, влекущее удовлетворение наме­ченной цели, заключается не в телесном движении, а в чисто внутреннем процессе, при котором возбуждение моторных нервов не имеет места. В таких случаях, когда волевой процесс протекает чисто внутренне, го­ворят о «внутреннем» действии. Примером внутреннего волевого акта является, например, произвольное воспо­минание о каком-либо событии. «Поскольку внутренние}

^{психические процессы у человека обнаруживают то же строение, что и внешнее действие, есть все основания говорить не только о внешнем, но и о внутреннем дей­ствии» К}

^{Другим последовательным выводом из «каузального» учения о действии является отрицание волевого поступ­ка при воздержании от действия, так как в этом случае никакого телесного движения не происходит. И в самом деле, сторонники указанного учения отрицают при без­действии как существование волевого акта, так и его* каузальный характер в отношении дальнейшего насту­пившего внешнего явления. На неправильность отрица­ния волевого поступка при бездействии мы уже ука­зывали.}

^{Это «каузальное», или «естественное», учение Лдей- ствии в дальнейшем было раскритиковано представите­лями «нормативного» учения, которые считали, что «естественное» учение о действии не соответствует спе­цифическим потребностям уголовного права. Корни «нормативного» учения идут довольно далеко. Еще сто­ронники Гегеля в области уголовного права — Кестлин, Бернер и другие — утверждали, что уголовное право должно создать особое понятие действия, отличающееся от того понятия, которое принято в психологии и дру­гих науках. Понятие действия, по их мнению, совпадает с понятием вменения, следовательно, оно охватывает противоправность и вину* Действием* в смысле уголов­ного права в соответствии с этим взглядом является только виновное противоправное действие.}

^{К такому пониманию действия примыкает впослед­ствии К. Биндинг, утверждавший, что право должно создать особое понятие действия, которое не совпадает с общим понятием волевого постурка, а является «осу­ществившейся юридически релевантной волей»[33]. Вслед за гегельянцами и Биндинг утверждает, что понятие 'действия с необходимостью предполагает понятие юри­дического вменения[34]. Следовательно, по его мнению, понятие действия как волевого акта в том смысле, в}

^{каком оно употребляется в других науках, лишено вся­кого значения для уголовного права.}

^{Чисто юридическое, нормативное понимание действия характерно в особенности для уголовного права перио­да империализма. Криминалисты-неокантианцы, ис­ходящие из принципиального расчленения мира бытия и мира долженствования и, в соответствии с этим, об­ласти описательных и области оценочных наук, утвер­ждают, что понятие действия, которым интересуется уголовное право, так же, как и все другие уголовно­правовые понятия, является чисто нормативным поня­тием. Так, по мнению Зауера;- «задача правопорядка заключается не в том, чтобы объяснить и описать чело­веческое действие как естественное событие, а в том, чтобы оценить его как социальное происшествие»}

^{В соответствии с нормативным учением, действие в смысле уголовного права следует понимать не как про­текающий в объективном мире реальный процесс, в котором человек сознательно и целеустремленно воздей­ствует на внешний мир, а как оценочное суждение, для которого фактически причиненное волей может иметь значение лишь в качестве повода для применения уго­ловного наказания.}

^{Таким образом, научно установленное понятие воле­вого поступка превращается у нормативистов в лишен­ное всякой объективности субъективное понятие, смысл которого в каждом отдельном случае устанавливается по произволу самого буржуазного судьи.}

^{Субъективное понимание действия своего кульмина­ционного пункта достигает в «финальном учении о дей­ствии», которое получило наибольшее распространение, за последние годы в западногерманской уголовнопра­вовой литературе. В основе финальной теории лежит онтологическое учение о бытии буржуазного философа Николая Гартмана.}

^{«Финальное учение о действии» придает чрезвычайно важное значение при построении понятия преступления понятию действия. По мнению представителей* этого направления, понятие действия должно быть общим основанием для всех форм проявления преступления, т. е. как для содеяния, так и для бездействия, как для умышленных, так и для неосторожных преступлений. Этим требованиям, как заявляют они, не может удов­летворить «естественное» понятие действия, которое «в его первоначальной формулировке, данной Листом, теперь уже никем не защищается» [35].}

^{Главным недостатком «естественного» учения о дей­ствии представители финальной теории считают то, что оно сущность действия усматривает лишь в его каузаль­ном характере по отношению к последствию. «Каузаль­ное» понимание действия, по мнению «финалистов», для признания существования волевого действия довольст­вуется тем, что «телесное движение направлялось во­лей», что, следовательно, что-то было волимо, но не ставит вопроса о том, к чему именно стремилась вн%пя; содержание воли, с точки зрения представителей «кау­зальных» теорий, не имеет значения для понятия дей­ствия, а исследуется впервые в учении о вине, к которой оно относит умысел и неосторожность[36].}

^{Напротив, сторонники «финальной теории» считают основным моментом действия не его каузальный харак­тер, а его субъективное содержание, его целена­правленность. «Человеческое действие является выполнением целевой деятельности. Действие является поэтому «финальным», а не только каузальным явле­нием»,— заявляет основоположник «финального учения}

^{о  действии» Г. Вельцель[37]. «Действием является управ­ляемое господствующей волей, направленное на опре­деленное последствие человеческое поведение», — гово­рит другой главный представитель рассматриваемой теории Р. Маурах[38].}

^{На чем же покоится финальность действия? На этот вопрос сторонники «финального учения» отвечают сле­дующим образом: «Финальность, или целеустремлен­ность, действия покоится на том, что человек на основе своего каузального знания может в определенном объ­
еме предвидеть4^возможные последствия своей дея­тельности, ставить различные цели и планомерно направлять свою деятельность на достижение этих целей»[39].}

^{То, что волевой поступок человека предполагает со­знательное и целенаправленное поведение, что человек благодаря знанию законов природы может управлять и руководить внешними процессами, использовать их в своих целях и таким образом преобразующе воздейст­вовать на природу — это, безусловно, правильно и в этом нет ничего нового и оригинального. Однако основ­ное ядро «финальной теории» коренится не в этом по­ложении, а в том, что она к составным частям действия относит понятия умысла и неосторожности, которые изгоняются ею из понятия вины. В противоположность «естественному» учению о действии, которое рассмат­ривало понятие волевого акта чисто натуралистически как чувственно воспринимаемое изменение внешнего мира, «финальное учение о действии» превращает его в понятие, имеющее в основном субъективное содержание, отождествляя финальность, действия с его умышлен­ностью. «К нефинальным учениям о действии,— заяв­ляет Р. Маурах,—относятся все взгляды, которые об­суждают умысел как составную часть вины. Последо­вательным финалистом является тот, кто рассматривает умысел как естественный, относящийся только к соста­ву феномен, а нефиналистом — тот, кто стремится сохра­нить за умыслом его традиционное значение как йо1из та1и$, рассматривая способность ко вменению как предпосылку образования умысла, имеющую рра- вовую значимость, а сознание противоправности — как нераздельную составную часть умысла»}

^{Умысел, изгнанный из понятия вины, таким обра­зом вносится в понятие финального действия. Однако при этом содержание умысла обедняется. Он не есть уже злой умысел, (1о1и$ ша1из, т. е. такое психическое отношение лица к противоправному деянию, которое оценивается правопорядком как предосудительное, а лишь естественный умысел, который, собственно гово­ря, есть не что иное, как воля действовать в определен, ном направлении. Понятно поэтому, что финалисты не считают предпосылкой умысла способности ко вменению и что умышленно действовать могут, по их мнению, и невменяемые[41]. Благодаря внесению умысла в понятие действия, умысел как часть состава «неправды» стано­вится основанием для суждения о противоправности. Как правильно отмечает проф. М. Д. Шаргородский, юридический и практический смысл указанного поло­жения заключается в том, что «отрицается возможность объективного определения противоправности и этому противопоставляются чисто субъективные элементы про­тивоправности, различные для умысла и неосторожно­сти, из чего и делается вывод о двух типах уголовной Ответственности»[42]. Что же касается понятия вины, то она представителями «финальной теории» объявляется лежащей вне состава. Сущность ее — суждение о не- одобряемости волеобразования, персональный упрек лица в том, что оно действовало неправильно, хотя и могло иметь соответствующую норме волю действовать. «Конститутивным элементом вины... является лишь упречность (УотегГЪагкеН). Она является решающим новым моментом, который привходит к действию и при­дает ему свойство виновности. Только об упречности идет речь в учении о вине, в то время, как предмет, который оценивается как виновный — действие и воля действовать — раскрывается уже в учении о действии и неправде»[43].}

^{Основные п&ржейия «финального учения о дейст­вии» вызывают возражения.}

^{Прежде всего, «финальное учение о действии» не­совместимо с понятием неосторожных преступных дея­ний. Ведь сами представители финального учения ука­зывают на то, что финальность последствия предпола­гает предвосхищение цели, сознательный выбор средств и управление путем этого средства каузальным процес­сом для достижения поставленной цели, что «только те последствия вызываются финально, на осуществление которых направлено в качестве средства, целгё или по­бочного последствия финальное волевое управление. Все прочие (побочные) последствия, которые не охваты­ваются финальным осуществлением воли, являются чи­сто каузально причиненными» *.}

^{Но если так, то действие не может быть признано «финальным» по отношению к последствиям, причинен­ным по неосторожности, так как эти последствия нб были целью лица, на их осуществление не направлялось средство действия, они являются именно побочными последствиями, не охватываемыми «финальным осуще­ствлением воли»[44]. Однако в таком случае понятие «фи­нального действия», притязающее на то, чтобы устано­вить понятие действия, которое может быть общим основанием для всех форм проявления преступления, т. е. как для умышленных, так и для неосторожных дея­ний, непригодно для этих целей.}

^{Стремясь спасти единство «финального действия» как общей основы всех преступлений, его защитники заявляют, что хотя «финальность выступает резче при умышленных деяниях: здесь воля действовать и умысел просто идентичны»[45], однако и неосторожные деяния не лишены финальности. Действие, по мнению сторонников рассматриваемой теории, может быть финальным в раз­личном объеме. Оно может быть финальным как в от­ношении цели действия и его средств, так и в отноше­нии последствий. Но финальность может простираться}

^{лишь на определенные последствия и, наоборот, не про­стираться на некоторые другие последствия, которые побочно связаны с действием и не охватываются ни сознанием, ни тем более волен. Разница между умыш­ленным и неосторожным деянием, по мнению «фина­листов», заключается в том, что «если финальность умышленного деяния направлена на соответствую­щий составу результат, то неумышленные делик­ты характеризуются именно тем, что при них финаль­ность направлена на не соответствующий составу, по ^общему правилу, в правовом отношении индифферент­ный результат» Характерным для неосторожных пре­ступлений объявляется недостаток финального управ­ления.                    ₄}

^{Как уже указывалось, главным пороком «естествен­ной» теории действия «финалисты» считают то, что эта теория не придает значения содержанию воли и при­знает для действия достаточным один лишь-факт су­ществования волевого действия, вызвавшего преступный результат. Но при характеристике неосторожных делик­тов и сами «финалисты» становятся на такой путь. Ведь ясно, что если действие может считаться финаль­ным и тогда, когда оно вызвало нефинальное побочное последствие, то, следовательно, содержание воли не имеет решающего значения для понятия «финального действия». В таком случае «финальное действие» ли­шается своего специфического признака — целенаправ­ленности, финальной управляемости действия для достижения определенной цели определенными средст­вами и превращается в обыкновенное понятие произ­вольного поступка. Таким образом, остается лишь муд­реное название «финальности», которое не только не способствует разъяснению понятия действия, но затем­няет его. Поэтому нельзя не согласиться с западногер­манским • криминалистом А. Вегнером, который остро­умно замечает, что «финальное учение о действии» является юридическим кубизмом, из которого ничего нельзя понять и с которым неизвестно что делать[46].}

^{Другой основной порок, которым характеризуется}

^{«финальная теория», ^относится к понятию вины. «Фи­нальное учение о действии» развило и довело до логи­ческого конца положения, выдвинутые представителями нормативного учения о вине. Уже сторонники норма­тивного учения рассматривали вину как оценочную ка­тегорию, как суждение об упречности; при этом умысел и неосторожность ими не рассматриваются как виды вины; однако эти понятия не изгоняются полностью из области вины, а признаются ее условиями или элемен­тами}

^{Дальнейший шаг вперед в освобождении понятия вины от психического отношения к деянию, т. е. от умысла и неосторожности, сделал немецкий кримина­лист А. Дона. Дона резко противопоставлял оценочную сторону преступления фактической стороне, самую оцен­ку— предмету оценки. Противоправность и вина как оценочные понятия противопоставлялись у него соста­ву преступления, который рассматривался как голая фактичность. По мнению Дона, «при суждении о вине, так же, как при установлении противоправности, мы имеем дело с результатом оценки, которой в случае противоправности подвергается объективный состав преступления, а в случае установления вины — субъек­тивный» [47]. В то же время Дона не указывал, какое место должно занять в составе преступления психиче­ское отношение к деянию, оторванное от понятия вины. Установление соответствующего места в составе пре­ступления для понятия умысла сторонники «финальной теории» считают своей большой заслугой. «Инициатива Дона,— заявляет Вельцель,— была затем развита фи­нальным учением о действии, которое оставшемуся бес­приютным умыслу предоставило надлежащее место в действии, соответствующем составу» [48].}

^{Выхолостив понятие вины и сведя его к чисто оце­ночному суждению относительно упречности волеобра- зования, «финалисты», с другой стороны, внесли субъ­ективные элементы в понятие действия и, тем самым, в понятие неправды. Такое субъективирование понятия действия они считают необходимым для создания «ре­ального, полного смысла единства», которое должно лечь в основу всех видов преступления. Подобная трактовка понятия действия на самом деле вряд ли может оказать помощь в построении стройной системы понятия преступления. Созданная в результате долгого развития науки уголовного права система построения понятия преступления основана на том, что единство системы осуществляется в самом понятии преступления, в котором следует различать, во-первых, объективную сторону, т. е. поступок как внешнее проявление человече­ской воли, последствие и причинную связь, и, во-вт^ых, субъективную сторону, т. е. психическое отношение лица к совершенному им общественно опасному дея­нию— в смысле умысла и неосторожности. Следова­тельно, единство объективной и субъективной сторон достигается не в понятии действия, взятого изолирован­но, а в понятии самого преступного деяния [49].}

^{Внесение субъективных моментов, в частности умыс­ла и неосторожности, в понятие действия имеет опре­деленный классовый смысл. Буржуазный судья, естест­венно, будет интересоваться действием не как первона­чальным звеном причинного ряда, которое привело к нанесению ущерба объектам, охраняемым правом, а в аспекте его - финальной направленности. Решающее значение будет придаваться не тому, что в действитель­ности совершило лицо и какова созданная лицом объ­ективная общественная опасность, а лишь характеру преследуемой цели, ее «социальной предосудительно­сти». Субъективистский характер финальной теории еще более усугубляется отрывом понятия вины от реаль­ного психического процесса, т. е. от умысла и неосто­рожности. Нельзя не признать правильным замечание Б. С. Маньковского, что «в теории финального уголов­ного права деяние, точно предусмотренное и караемое законом, подменяется ответственностью за настроение}

^{лица, за образ Мыслей, которые неугодны господствую­щей буржуазии» •. Не располагая для решения вопроса о действии и вине четкими критериями, а руководст- ствуясь туманными и расплывчатыми формулировками, буржуазный судья неизбежно встанет на путь субъек­тивизма и произвола. И. Лекшас приводит решения западногерманского федерального суда, из которых вид­но, как используется «финальное учение о действии» для обоснования ответственности борющихся за мир немец­ких патриотов или, наоборот, для освобождения от ответственности фашистски настроенных элементов, со­вершивших тяжкие преступления[50].}

^{§ 2.}

^{ПОНЯТИЕ ПРЕСТУПНОГО ПОСЛЕДСТВИЯ}

^{От понятия волевого поступка человека следует от­личать понятие последствия этого поступка. Волевой по­ступок человека является, как мы видели, воздействием на окружающий его объективный внешний мир, дейст­вие предпринимается с целью произвести определенное изменение в объекте, относящемся к этому внешнему миру. Последствием является изменение в объекте, т. е*}

^{изменение во внешнем мире, вызванное действием че­ловека.}

^{Следует отметить, что некоторые буржуазные кри­миналисты не разграничивают четко понятий действия и последствия. Так, Ф. Лист считал, что последствие само является неотъемлемой частью действия. «Поня­тие действия,— говорил он,— требует, далее, наступле* ния изменения во внешнем мире (т. е. в людях и вещах). Это изменение мы называем последст­вием. Последствие образует таким образом составную часть понятия действия» К этому взгляду примыкал и Э. Мецгер. Последний относил к последствию не толь­ко так называемое «внешнее последствие», но и тело­движение человека, т. е. все то, что не является внут­ренней волей лица. Так, например, по его мнение при лишении жизни к последствию относится не только тот объективный факт, что человек лишен жизни, но и при­цел и спуск курка ружья, т. е. «телесное поведение» человека[51].}

^{Такое отнесение последствия к понятию действия- вызывает возражения. Это верно, что действию человека всегда сопутствуют определенные изменения во внеш­нем мире* ибо, поскольку действие является воздей­ствием человека на внешний мир, поскольку оно, следовательно, заключается в создании причин для изменения этого внешнего мира, постольку оно с не­обходимостью предполагает и последствие. Однако "как понятия действие и последствие должны отличаться друг от друга, так же как различаются причина и ее следствие. Одно может рассматриваться не как часть второго, а лишь как понятие, диалектически ему про­тивоположное.}

^{Нельзя согласиться и с мнением Мецгера, что тело­движение тоже является последствием. Когда мы гово­рим о волевом поступке человека, то мы понимаем под ним единство его внутренней и внешней стороны, т. е. не только движущую человеком волю, мотивы и цель действия, но и ту внешнюю, объективную форму, в ко-}

^{торой проявитесь воздействие лица на объект. А когда говорят о последствии преступления, тут уже имеется в виду нечто наступившее в результате действия, нечто внешнее по отношению к нему, а именно: общественно опасное изменение в объекте, защищаемом уголовным правом.}

^{В советской юридической литературе проф. Б. С. Ни­кифоровым было высказано мнение, что последствие преступного деяния является соединительным звеном между действием как осознанным актом внешнего по­ведения человека и объектом преступления *. Если это положение понимать в том смысле, что, с одной сторо­ны, понятие последствия является понятием, соотноси­тельным с понятием действия в указанном выше смыс­ле, и что, с другой стороны, понятие преступного по­следствия тесно связано с понятием объекта преступле­ния, так как изменения претерпевает именно объект, то оба эти положения совершенно правильны. Однако из этих верных положений проф. Б. С. Никифоров делает, по нашему мнению, далеко идущий вывод. В частно­сти, он выставляет положение, что «таким образом, по­следствие принадлежит одновременно и действию, и объекту» [52].}

^{Здесь уместно привести мнение А. С. Михлина, что, хотя действие и последствие весьма близки друг другу, однако последствие не принадлежит действию и не мо­жет ему принадлежать. «Действие представляет собой определенный процесс, содержание которого — воздейст­вие на объект. Последствие же — результат этого воз­действия, лежащий в объекте»[53].}

^{Некоторое смешение понятий действия и последствия было допущено и проф. Н. Д. Дурмановым, который писал, что «всякого рода воздействие на объект, хотя бы оно и производило некоторые несущественные измене­ния в объекте, должно быть отнесено к действию. Изме-* нения качественного порядка (соответствующие опи­санным в диспозиции закона) образуют резуль­тат»[54]. Указанное положение было выставлено проф. Н. Д. Дурмановым в связи с определением понятия по­следствия. Проф. Н. Д. Дурманов, по-видимому, хотел высказать ту бесспорную мысль, что, если умысел пре­ступника направлялся на определенный результат, пред­усмотренный в составе преступления (например, на лишение жизни), но этот результат не наступил, то дея­ние нельзя считать оконченным, хотя бы наступил^ какие-либо другие изменения в объекте посягательства (например, телесное повреждение). Однако эта мысль выражена недостаточно точно. В параграфе о волевом поступке человека мы уже указывали, что поступок нередко влечет другие последствия, чем те, которые намеревалось вызвать лицо. То, что действие человека повлекло менее существенные последствия, чем те, к которым он стремился, не лишает эти последствия ха­рактера изменений во внешнем мире и не превращает эти изменения в часть самого действия. Поэтому нам представляются правильными возражения Н. Ф. Куз­нецовой против приведенного положения: «Влияние на судьбу преступных последствий со стороны определен­ного лица ограничивается совершением сознательных действий. Последующее объективное развитие событий от него не зависит... Именно потому, что наступление преступного результата не является элементом дейст­вия, а относится к сфере внешнего мира, возможны по­кушения и приготовления, а также и неосторожные преступления»[55].}

^{В советской угдйовноправовой литературе спорным является вопрос о том, всякое ли преступление предпо­лагает наступление преступного последствия или же существуют такие преступления, которые не характери­зуются этим моментом.}

^{Одна ^асть советских криминалистов придерживает­ся того мнения, что не все преступные деяния предпо­лагают в качестве обязательного элемента наступление вредных последствий и что существуют такие, виды пре­ступлений, в которых закон связывает наказуемость с совершением определенного действия или бездействия, независимо от того, наступили или нет какие-либо по­следствия этого поступка. Эта точка зрения проводи­лась, например, в учебнике уголовного права (ВИЮН 1943 г.). «Следует различать,— говорилось в этом учеб­нике,— во-перЁых, преступления, в которых уголовный закон считает объективной стороной состава преступле­ния самый факт совершения человеком действия или бездействия, независимо от дальнейших по­следствий, вызванных им во внешнем мире (так называемые формальные преступления); ...во-вто- рых, преступления, в которых уголовный закон требует для наличия объективной стороны состава преступле­ния не только действия или бездействия человека, но и наступления в результате действия или бездействия вредных последствий, так называемые материаль­ные преступления...»[56]. Этой же точки зрения придер­живаются проф. Н. Д. Дурманов[57], В. Й. Курлянд­ский[58] и др.}

^{Против утверждения, что не всякое преступление предполагает причинение вреда объекту посягательства
и что, следовательно, существуют беспоследственные преступления, в советской юридическоц литературе вы­ступил впервые проф. А. Н. Трайнин. Такое утвержде­ние, по мнению проф. Трайнина, обусловлено непра­вильным пониманием последствия как материаль­ного вреда, причиненного объекту. Ввиду того, что материальные последствия легко поддаются конкретно­му установлению, в то время, как изменения, относя­щиеся к сфере политической, психической, моральной, такому установлению не поддаются, создается впечат­ление, будто в тех преступлениях, в которых ущерб наносится, например, политическим или моральным ценностям, уголовный закон не предусматривает послед­ствия в качестве элемента состава преступления.}

^{Между тем, по мнению проф. А. Н. Трайнина,по­скольку каждое преступление посягает на какой-либо объект, постольку всякое выполнение преступного дея­ния содержит в себе и причинение ущерба этому объ­екту. Так же, как нет безобъектных преступлений, так же не существует и беспоследственных преступлений. Ущерб, причиненный объекту посягательства, каковы бы ни были формы и объем этого ущерба, является последствием, образующим элемент каждого состава преступления !. «Неуязвимый объект посягательства есть противоречие в самом себе; неуязвленный объект — основание ответственности за покушение»[59]. Поэтому, последствиями, по мнению проф. А. Н. Трай­нина, «должны быть признаны не только изменения, происходящие в сфере внешней физической при­роды, но и факты, относящиеся к сфере политиче­ской, психической, моральной»[60]. Таковы, на­пример, унижение чести и достоинства личности — при оскорблении, ущерб советской торговле — при спекуля­ции, ущерб социалистическому правосудию — при по­становлении неправильного приговора, ущерб социали­стическому правопорядку — при хулиганстве и т. п. Признавая преступное последствие обязательным элементом любого состава преступления, проф. А. Н. Трайнин отвергает принципиальное значение де­ления составов преступлений на материальные и фор­мальные.}

^{Положение проф. А. Н. Трайнина, что всякое пре­ступление с необходимостью предполагает последствие и что это последствие заключается в причинении ущерба социалистическим общественным отношениям, оспари­валось в советской юридической литературе. Так, проф. Н. Д. Дурманов указывал, ч^о закон знает ряд случаев, когда преступление считается оконченным при полном отсутствии каких-либо вредных последствий. Например, кто-либо пишет прокурору ложный донос, но прокурор сразу же угадывает ложный характер доноса и самого лжедрносчика привлекает к уголовной ответственности. В этом случае имеется оконченный состав ложного до­носа, хотя от ложного доноса не пострадали ни интере­сы того лица, в отношении которого он был написан, ни интересы социалистического правосудия. Точно так же для оконченности злостного неплатежа алиментов на содержание детей вовс^ не требуется, чтобы был нане­сен ущерб интересам ребенка. Преступление будет вчи­таться оконченным и тогда, когда ребенок благодаря заботам родственников находился в прекрасных усло­виях и не пострадал от .недостойного поведения роди­теля. Так же обстоит дело в случае несообщения соот­ветствующим органам о крупном хищении государст­венного имущества, когда органам расследования все же удалось своевременно раскрыть хищение и наказать виновных [61].}

^{Исходя из указанных соображений, проф. Н. Д. Дур­манов приходит к выводу, что последствие преступного деяния является обязательным элементом не всех без. исключения преступлений, а лишь некоторых, а именно тех, в составе которых оно прямо упоминается, т. е. так называемых материальных составов преступлений.}

^{По нашему мнению, проф. А. Н. Трайнин прав в том отношении, что он связывает вопрос о последствии: преступления с объектом» защищаемым в уголовнопра*' вовом порядке. Нормы уголовного права направлен^ на охрану советского общественного и государствен^ ного строя, социалистической системы хозяйства, со^ циалистической собственности, личности, политических;;: трудовых, имущественных и других прав граждан, т. е.^ на защиту социалистических общественных отношений.,;}

^{Если эти отношения являются объектом защиты, то* ясно, что, когда мы говорим о последствии преступного,^ деяния, то мы имеем в виду именно те последствия^ которые затрагивают перечисленные объекты в резуль-?: тате преступного посягательства. Они могут выражать^, ся в дезорганизации или даже разрыве этих ^гно-4 шений, изменении указанных отношений в направ­лении, противоречащем их назначению, в создании неблагоприятных условий для беспрепятственного раз­вития этих отношений, в преступном воздействии на участников этих отношений, на их права и интересы — воздействии, которое может проявиться в самых раз­личных формах [62]. Иногда последствия преступного дея­ния имеют чувственно воспринимаемый характер и потому легко поддаются констатации. Это происходит в особенности тогда, когда определенное общественное отношение нарушается путем воздействия на предмет этого отношения и потому последствие имеет мате­риальный характер. Так, например, посягательства на жизнь или здоровье человека предполагают воздействие на тело человека; преступления, нарушающие право собственности, могут выразиться в повреждении или уничтожении вещи, в ее изъятии из законного владения. Однако, как подробно было развито в советской юри­дической литературе, последствие преступления не всегда имеет чувственно воспринимаемцр характер и не всегда выражается в причинении материального вреда путем воздействия на предмет посягательства. Послед* ствия нематериального характера советские кримина­листы делят на две категории: это — нематериальный вред, причиненный личности гражданина, его правам и}

^{законным инте]>%сам, и вред, наступающий в сфере дея­тельности государственного аппарата или общественных организаций[63]. К нематериальным последствиям перво­го рода относятся, например, унижение чести и досто­инства личности (при оскорблении и клевете), созда­ние у личности чувства беспокойства (при угрозе), лишение личности свободы волеопределения (при принуждении) и т. п. Примерами нематериальных по­следствий второго рода являются: нарушение советской финансовой системы и денежного обращения (при подделке денег), нарушение возможности правильного и беспрепятственного отправления правосудия (при пре­ступлениях против правосудия) и т. п.}

^{С другой стороны, нельзя не согласиться с тем, что не всякое преступное деяние с необходимостью предпо­лагает причинение действительного, фактического вреда объекту посягательства, что в ряде случаев преступное деяние создает лишь возможность причинения вреда со­циалистическому общественному отношению. Исходя из указанных соображений ряд советских криминалистов, соглашаясь с мнением проф. А. Н. Трайнина, что всякое преступление с необходимостью предполагает преступ­ное последствие, в то же время не признает правильным определение преступного последствия лишь как причи­нения фактического, действительного ущерба объекту посягательства, а доказывает, что последствием пре­ступления наряду с причинением действительного вреда может быть и создание возможности его причинения. Такую точку зрения особенно последовательно проводит Н. Ф. Кузнецова. В связи с этим она ставит задачу дать широкое определение преступного последствия, которое охватило бы обе его разновидности. «Преступные по­следствия,— говорит Н. Ф. Кузнецова,— являются об­щественно вредными изменениями в объектах, охраняе­мых социалистическим уголовным правом»[64]. При этом изменения в объекте посягательства, по ее мнению, мо­гут выразиться как в нанесении фактического}

^{ущерба объекту посягательства, так и в создании опасности причинения ущерба этим объ­ектам}

^{Положение о том, что последствие преступного дея­ния может выразиться как в причинении действитель­ного ущерба объекту посягательства, так и в возможно­сти причинения ущерба, нашло за последние годы сторонников в советской юридической литературе. Эту точку зрения развивают, например, В. Н. Кудрявцев[65], А. С. Михлин[66] и др. Она имеет сторонников и в лите­ратуре других социалистических стран[67].}

^{Некоторые советские криминалисты не соглашаются признать возможность наступления вреда последствием преступного деяния. Так, по мнению проф. Н. Д. Дур- манова, возможность наступления преступного послед­ствия следует признать не разновидностью преступного последствия, а свойством самого деяния[68]. Против этого Н. Ф. Кузнецова справедливо возражает, что опасность причинения ущерба объекту посягательства содержит все признаки преступного последствия. Для доказатель­ства этого положения достаточно сравнить состояние объекта посягательства до совершения преступных дей­ствий и после них. «В' последнем случае внешняя об­становка меняется. Появляются реальные, вполне кон­кретные условия, силы, которые при последующем беспрепятственйЪм их развитии должны вылиться в прямой ущерб. До совершения преступных действий такого качественно нового состояния соответствую­щих общественных отношений не было»[69]. В. Н. Кудряв­цев на примере неосмотрительных действий машиниста поезда также показывает, что «в действительности со­здание опасности крушения тоже есть своеобразное последствие, и оно вполне реально. Неосмотрительные действия машиниста привели к. созданию иной обста­новки, чем это было до преступления... Комплекс ве­щей, явлений и процессов, происходящих во внешнем мире.., изменился таким образом, что образовалась ре­альная возможность катастрофы»[70]. Отсюда В. Н. Куд­рявцев делает вывод, что «с физической точки зрения возможность наступления вредных последствий не сов­падает с действием, а является определенным резуль­татом, последствием человеческого поведения»[71].}

^[72].

^{Однако нам кажется, что уголовный закон потому и имеет возможность рассматривать опасность как свое­образное преступное последствие, что она на самом деле, независимо от уголовного закона, является опре­деленным изменением внешнего мира. По нашему мне­нию, при решении вопроса о том, следует ли признать возможность причинения вреда разновидностью пре­
ступного последствия, следует исходить из учения диа­лектического материализма о реальной возможности. Как подробно будет развито в дальнейшем[73], опасность, т. е. реальная возможность наступления вреда, не является чисто субъективной категорией,. «результатом нашего фрагментарного знания, нашего ограниченного проникновения в процесс' развития явлений», как это утверждают буржуазные криминалисты[74]. Напротив, она предполагает определенные изменения в объективном внешнем мире, т. е. создание условий, которые в соот­ветствии с общими закономерностями развития опре­деленного состояния могут привести к осуществлению вредного последствия. Поскольку эти условия созданы, поскольку, следовательно, определенные изменения в объективном внешнем мире уже произошли, постолы^ опасность сама является объективной категорией и по­тому может считаться определенной разновидностью преступного последствия. При этом она, конечно, не должна отождествляться с действительным причинени­ем вреда.}

^{С другой стороны, нельзя отрицать того, что сущест­вует и понятие «опасного действия», т. е. опасности как свойства человеческого действия. Однако, когда мы го­ворим об опасности как преступном последствии, нас интересует не свойство действия, а «состояние опасно­сти», созданное действием. В этих двух случаях выра­жение «создание опасности» мы употребляем в двух различных грамматических смыслах. Точно так же, как термин «лишение жизни» (в качестве отглагольного существительного) мы употребляем один раз как гла­гол— и тогда поД лишением жизни понимаем действие человека, а в другой раз — как имя существительное — и тогда он обозначает то, что человек уже не живет[75], так и выражение «создание опасности» может приме­няться и как обозначающее глагол—^т. е. действие человека, и как обозначающее само состояние опасно­сти, т. е. последствие этого действия. Поэтому можйо полностью согласиться с Н. Ф. Кузнецовой, что опас­ность — «это определенное состояние объекта в результате общественно вредных изменений в нем, про­изведенных преступным действием субъекта... Опасность создана действием, но лежит За пределами действия» Ч}

^{Так, например, А. С. Михлин, с одной стороны, ут­верждает, что беспоследственных преступлений не мо­жет быть и что всякое преступление предполагает или фактическое причинение вреда, или возможность тако­вого, а с другой стороны, определяет преступное по­следствие как «вред, причиненный преступной деятель­ностью, человека охраняемым уголовным законом обще­ственным отношениям» 2.}

^{Точно так же В. Н. Кудрявцев, который утверждает, что последствие фактически содержится в любом пре­ступлении и что отсутствие в диспозиции уголовного закона указания на последствие вовсе не свидетельст­вует об его отсутствии в действительности, в то же время дает такое определение преступного последствия, которое не охватывает возможности причинения вреда. В частности, он определяет преступное после^твие как «предусмотренный уголовноправовой нормой матери­альный или нематериальный вред, причиненный пре­ступным действием (бездействием) объекту посягатель­ства— охраняемым законом социалистическим общест­венным отношениям и их участникам»^. Само собой разумеется, что если последствием является лишь-при[76] чинение фактического вреда, то создание возможности такого причинения трудно подвести под это опреде­ление [77].}

^{Таким образом, ни А. С. Михлин, ни В. Н. Кудряв­цев, вопреки своим исходным позициям, не дали такого определения понятия последствия, которое охватывало бы обе его разновидности. Фактический вред и опас­ность вреда выступают в концепции обоих авторов как разобщенные, не сведенные в единство понлтия. Более того, В. Н. Кудрявцев, который с большой последо­вательностью доказывал, что возможность причинения вреда не совпадает с действием, а является определен­ным последствием человеческой деятельности, в даль­нейшем пришел к выводу, что возможность вреда все же нельзя считать разновидностью преступного последствия. Преступное последствие, по его мнению, «это не только физическое изменение внешней действи­тельности. Социальная сущность преступного последст­вия состоит в том, что оно нарушает объект преступле­ния... А этого результата в указанных случаях в полной мере еще нет»[78].}

^{Нельзя не согласиться с тем, что возможность вреда не есть еще сам вред. Но разве нарушение обществен­ного отношения может выразиться только в нанесении фактического вреда? И разве социальная сущ-; ность преступления выявляется лишь в факте причи­нения вреда? Социальная сущность преступления — это}

^{его общественно ^опасный характер. А общественная опасность наличествует как при действительном причи­нении вреда, так и при таком изменении объективного внешнего мира, которое может причинить вред объ­екту посягательства.}

^{Поэтому, по нашему мнению, правильно поступает Н. Ф. Кузнецова, которая определяет понятие преступ­ного последствия более широко — как любое обществен­но опасное изменение в объекте, что позволяет ей под­водить под понятие последствия и такие преступления, которые предполагают лишь возможность нанесения вреда объекту посягательства.}

^{Всякое проявление человеческой деятельности вовне является созданием причины^ а там, где есть причина, с необходимостью имеется и следствие. Преступление по социалистическому уголовному праву предполагает выявление вовне человеческой деятельности. Следова­тельно, каждое преступление вызывает определенное изменение внешнего мира. Однако это изменение внеш­него мира, вызываемое преступлением и обозначаемое нами как последствие преступления в широком смысле слова, может проявляться различно.}

^{В ряде случаев общественно опасное изменение в объекте может выразиться в причинении действитель­ного вреда социалистическим общественным отноше­ниям. Так, при убийстве наносится действительный вред жизни человека, при изнасиловании — половой не­прикосновенности женшины, при оскорблении — чести и достоинству личности. Причем этот вред иногда может быть прямо обозначен в диспозиции уголовноправовой нормы (при убийстве, телесном повреждении и г. п.), а в других случаях он может особо и не указываться (на­пример, при дезертирстве). Наличие этого вреда зави­сит не от диспозиции нормы, а от характера объекта и самого посягательства.}

^{В других случаях последствие преступления может выражаться не в фактическом нанесении ущерба, а лишь в создании возможности такового.}

^{При этом иногда создание возможности нанесения вреда прямо обозначается в диспозиции уголовнопра­вовой нормы, а иногда создание возможности вреда, хотя и не указывается прямо в уголовном законе, но предполагается. Примерами первого рода могут слу­
жить нарушение правил безопасности движения и экс* плуатации транспорта, если оно заведомо создавало угрозу наступления несчастных случаев с людьми и других указанных в законе последствий (ч. 2 ст. 85 УК РСФСР); нарушение должностным лицо» правил охраны труда, если это нарушение могло по» влечь за собой несчастные случаи с людьми илиины* тяжкие последствия (ст. 140 УК РСФСР); заведомо*? поставление в опасное для жизни положен ние лица, не имеющего возможности принять меры к! самосохранению (ст. 128 УК Грузинской ССР) и др. Примерами второго рода могут служить все составы, диспозиции которых описывают лишь самое действие и бездействие и ничего не говорят о возможности или опасности наступления вреда. Таковы, например, ряЦ глэшение государственной тайны («?. 1 ст. 75 УК РСФСР), разглашение данных дознания или предвари­тельного следствия без надлежащего разрешения (ст. 184 УК РСФСР), заведомо ложный донос (ст. 180 УК РСФСР), заведомо ложное показание свидетеля (ст. 181 УК РСФСР) и т. п. Неуказание на опасность причине­ния вредного последствия еще не означает, что в этих составах действие (бездействие) не создает никакой возможности причинения вреда. Опасность, т. е. воз­можность причинения вреда, в этих случаях законода­телем молчаливо презюмируется.}

^{В советской юридической литературе была сделана попытка дать иную классификадию преступлений, содер­жащих в себе возможность наступления вредных по­следствий. Так, А. С. Михлин делит все указанные преступления на две группы. К первой группе он отно­сит преступления, характеризующиеся тем, что «окон­ченный состав их наступает с выполнением определен­ного действия, которое может причинить вред объекту преступления»Эти преступления, по его мнению, ха­рактеризуются тем, что ответственность за их соверше­ние возникает как при наступлении тех или иных по­следствий, так и тогда, когда создается лишь возмож­ности их наступления. Таковы ст.ст. 85 и 140 УК РСФСР. К другой категории названных преступлений}

^{А. С. Михлин от^сит такие, «оконченный состав кото­рых наступает тогда, когда действие виновного создает такое положение, при котором возникает опасность при­чинения вреда объекту преступления»[79]. Таковы, по мнению А. С. Михлина, разглашение государственной тайны (ч. I ст. 75), злостное уклонение от платежа алиментов (ст. 122), небрежное хранение огнестрель­ного оружия (ст. 219), незаконное врачевание (ст. 221) и другие составы, предусмотренные УК РСФСР.}

^{Нам кажется, что опасность причинения вреда есть не что иное, как возможность причийения вреда. Это наилучшим образом подтверждается тем, что сам А. С. Михлин относит искусственно разобщенные им оба вида преступлений к таким, _>«которые только таят в себе опасность причинения вреда» [80]. Поэтому А. С. Мих­лин вынужден внести дополнительный признак, кото­рый, по его мнению, заключается в следующем. Если в первой описанной им категории случаев вредный ре­зультат наступил, то он будет следствием данного пре­ступления, во втором же случае результат может на­ступить только от действий или событий, лежащих за пределами этого преступления (например, кто-либо вы­пивает оставленный в шкафу яд или же мать оставляет ребенка на морозе, и ребенок замерзает, или несовер­шеннолетний берет небрежно хранимое отцом ружье и по неосторожности убивает товарища) а.}

^{Но такое уточнение точки зрения А. С. Михлина, нам кажется, не преодолевает возникающих трудностей. Если в результате действий виновного возникла опас­ность причинения вреда объекту посягательства, а эта опасность в свою очередь вызвала наступление вред­ного последствия, то вред будет считаться причиненным действием лица, создавшего опасность, независимо от того, вступили ли в развитие причинного ряда действия других лиц или силы природы или даже действия само­го потерпевшего. Если, например, мать в жестокий мороз выгоняет на улицу маленького ребенка и ребе­нок замерзает, то смерть ребенка будет находиться в причинной связи с действием матери, хотя непосред­ственной причиной смерти были силы природы. Так же обстоит дело в том случае, когда маленький ребенок выпивает небрежно хранящийся в шкафу яд или уби­вает своего товарища из небрежно оставленного отцом заряженного ружья. Во всех указанных случаях при­чинная связь между действием лица, создавшим опас­ное состояние, и наступившим вредом не вызывает сомнений, а вопрос об ответственности будет решаться в зависимости от вины лица. Если мать, выгнавшая в лютый мороз ребенка, допускала возможность его ги­бели, она отвечает за умышленное убийство, если отец, небрежно хранивший яд, должен был и мог предвидеть наступившие тяжкие последствия, то он отвечает за неосторожное причинение смерти. Во всех указаннщ| случаях действие лица перерастает в более тяжкое пре­ступление. В противиом случае, т. е. в случае отсутствия вины в отношении наступления вреда, лицо будет отвечать лишь за соответствующее действие, с которым закон связывает'ответственность, независимо от факти­ческого наступления тех или иных дальнейших послед­ствий.}

^{Таким образом, мы приходим к следующему выводу: каждое преступление имеет последствие, которое заключается в определенном изменении объек­тивного внешнего мира, причем это изменение может выражаться или в фактическом причинении вредного последствия, или в создании возможности его, т. е. в создании условий для фактического наступления вреда. Такое последствие, называемое нами последствием в широком смысле слова, существует незави­симо от того, вносится ли законодателем в диспозицию уголовного закона указание на фактическое наступление вреда или на создание условий для его возникновения. Из этого понятно, что выполнение всех объективных признаков состава преступления, описанного в уголов­ном законе, всегда предполагает осуществление послед­ствия преступления в указанном нами широком смысле слова.}

^{Отсюда вытекает, что специальное установление последствия в широком смысле слова от суда не требуется. Преступление считается выпол­ненным, если осуществились все признаки состава. Так,}

^{например, если с$Я10м установлено, что в действиях ли­ца имеются признаки состава преступления, предусмо­тренного диспозицией ст. 181 УК РСФСР (заведомо ложное показание свидетеля), то тем самым считается доказанным и наличие последствия в смысле создания возможности наступления вреда для социалистического правосудия. Самый факт ложного показания свидетеля создает неблагоприятные условия для выяснения истины судебными и следственными органами. Поэтому для установления состава данного преступления суд вовсе не должен входить в обсуждение вопроса, были ли введены в заблуждение судебные или следственные органы и было ли неправильно осуждено невиновное лицо или, наоборот, нецраеильно освобождено от ответственности виновное лицо. Точно так же, если установлено, что кто-либо злостно не выплачивает присужденных судом средств на содержание детей, то этим уже устанавливается, что поведением лица созда­ны неблагоприятные условия для воспитания и содер­жания ребенка, что, следовательно, имело место нару­шение охраняемого законом общественного отношения, и для состава этого преступления вовсе не требуется доказательства еще каких-либо дополнительных послед­ствий.}

^{Специальное установление последствия в широком смысле слова может потребоваться лишь в исключитель­ных случаях, когда в зависимости от объекта посяга­тельства необходимо отграничить одно преступление от другого или же когда преступное деяние нарушает несколько объектов, и потому требуется применение наказания по правилам совокупности К}

^{Выяснением понятия последствия как общественно опасного изменения в объекте преступления, т. е. в охра­няемом уголовным правом социалистическом общест­венном отношении, вопрос о последствии преступления нельзя считать полностью решенным. Дело в том, что, кроме понятия последствия в широком смысле слова, уго­ловное законодательство, а также уголовноправовая}

^{теория и судебная практика пользуются также болеф узким понятием последствия. Это более узкое понятие" последствия имеет большое практическое значение^ В частности, с ним связано деление составов преступлё*; ннй на материальные и формальные составы.                                %}

^{В советской юридической литературе по данном^ вопросу были высказаны различные точки зрения. Так^ мы уже отмечали, что некоторые советские криминал! листы, придерживающиеся деления преступлений цщ «материальные» и «формальные», признают последсЦ* вне необходимым элементом только «материальных*! преступлений, составы которых специально предусма^ тривают причинение вреда объекту посягательства, и не'? признают последствия элементом «формальных» престу­плений, состав которых исчерпывается описащем' самого действия (бездействия) и не содержит указания? на последствие преступного деяния.}

^{Утверждение, что последствие является необходимым признаком преступлений лишь тогда, когда оно прямо указано в составе преступления, как правильно отме­чает А. С. Михлин, основано яа смешении понятия преступления и понятия состава преступления [81].}

^{Нами уже было выяснено, что последствие в широ­ком смысле слова содержится во всех без исключения преступлениях, однако оно не всегда указывается в сос­таве преступления, описанном в диспозиции уголовного закона. Поэтому нам представляется недостаточно точ­ной и другая крайняя точка зрения, которая утвер­ждает, что последствие является необходимым элемен­том не только понятия преступления, но и понятия состава преступления. Эта точка зрения обосновывает­ся в работах А. Н. Трайнина[82], Н. Ф. Кузнецовой[83] и}

^{В.  Н. Кудрявцева [84]. Указанные авторы не отрицают то­го, что нормы Особенной части уголовного кодекса не
всегда предусматривают в своих диспозициях конкрет­ные последствия, однако они резко разграничивают состав преступления и диспозицию уголовного закона. Так, по мнению В. Н. Кудрявцева, «понятие «формаль­ных» и «материальных» преступлений относится не к ропросу о том, наступают или не наступают вредные последствия, и не к конструкции составов преступлений, а только к построению диспозиции уголовноправовой нормы» *. Диспозиция уголовного закона и состав преступления, по мнению указанных криминалистов, понятия не идентичные. «В диспозиции статей закона,— говорит Н. Ф. Кузнецова,— как правило, описываются лишь объективные признаки состава преступления и реже — вина*[85]. Тем не менее ряд-признаков состава, в том числе и последствие, по мнению Н. Ф. Кузнецовой, молчаливо предполагается. Точно так же В. Н. Кудряв­цев утверждает, что законодатель создает не состав преступления, а уголовноправовую норму, в которой с большей или меньшей полнотой описываются признаки состава. «Сами эти признаки существуют объективно, независимо от сознания людей... и задача законодателя состоит в том, чтобы выявить и предусмотреть эти признаки в законе с наибольшей точностью и глу­биной» [86].}

^{Если указанные криминалисты имеют в виду то, что законодатель, создавая уголовноправовую норму и описывай в диспозиции уголовного закона необходимые признаки состава преступления, не действует произволь­но, а из массы различных признаков, характеризующих те или иные конкретные общественно опасные деяния, выбирает, обобщает и фиксирует в законе лишь те элементы состава, которые действительно являются носи­телями общественной опасности, то это, безусловно, пра­вильно. Советский законодатель запрещает какие-либо действия не из желания приучить граждан к голому послушанию, а из желания бороться'с такими деяниями, которые представляют опасность для социалистических общественных отношений. Следовательно, советский уголовный закон отражает потребности реальной дей­ствительности.}

^{Далее, если указанные криминалисты хотят подчерк­нуть, что уголовноправовая норма сама имеет реальное бытие и существует не в воображении, т. е. лишь в субъективном представлении людей, а сама является объективным фактом, т. е. действующей в государ­стве нормой права, принятой в законном порядке и подлежащей применению всеми гражданами,— это тоже является, безусловно, правильным. Однако нельзя смешивать действительность правовой нормы с действи­тельностью тех фактов, которые в ней описаны. Нельзя смешивать конкретный факт убийства с обобщенным описанием состава убийства в диспозиции уголовдюпра- вовой нормы. Это обобщенное описание в законе* обя­зательных признаков преступных деяний и является созданием состава преступления. Поэтому мы счи­таем правильным высказанное в социалистической уго­ловноправовой литературе мнение, что «состав — это часть... уголовноправовой нормы, изданной нашим го­сударством в интересах трудящегося народа»[87], «он является законодательно фиксированным понятием определенного преступлени я.., но он не является самим преступлением»[88].}

^{Конечно, признаки состава преступления описы­ваются в диспозиции уголовного закона с большей или меньшей полнотой, и в ряде случаев некоторые призна­ки состава приходится добывать путем толкования уголовноправовой нормы, восполнения их из Общей части УК. Однако во всех случаях судья обязан спе­циально устанавливать наличие всех признаков состава, описанного в уголовноправовой норме. Между тем установление того факта, что преступное деяние повле­кло за собой преступное последствие, необходимо для обоснования уголовной ответственности за оконченное преступление лишь *гогда, когда это последствие прямо предусмотрено в законе. Этого не отрицают и сторон­ники взгляда, что последствие является признаком сос­
тава любого преступления. Правда, в отличие от нас они говорят лишь о последствии, внесенном в диспози­цию уголовного закона, и считают неправильным гово­рить о «законодательной конструкции состава», однако, как мы уже отметили, состав преступления не сущест­вует независимо от «законодательной конструкции», не­зависимо от уголовноправовой нормы.}

^{Таким образом, наряду с понятием последствия пре­ступления в широком смысле, присущего любому пре­ступному деянию, существует еще понятие последствия преступления в узком смысле, присущего не всем пре­ступлениям, а лишь некоторым из них, а именно тем, составы которых, описанные в диспозиции уголовнопра­вовой нормы, прямо его 'предусматривают. Это узкое понятие последствия имеет большое практическое значе­ние, поскольку от него зависит деление всех составов (а не преступлений) на формальные и материаль­ные. Следует отметить, что обычно как на практике, так и в теории именно это последствие, предусмотренное в составе, называют последствием преступления в под­линном смысле этого слова.}

^{Как же можно определить понятие последствия пре­ступления в узком смысле слова? Для этого следует взять определение понятия последствия в широком смысле слова и добавить к этому определению указание на то, что оно предусмотрено в составе. В результате мы п&лучим следующее определение последствия в уз­ком, или в подлинном, смысле этого слова: это — общественно опасное изменение в объекте преступления, прямо предусмотренное в диспозиции уголовного зако­на в качестве признака состава преступления.}

^{Некоторые советские криминалисты пытаются дать более развернутое определение понятия последствия преступления в указанном узком смысле слова. Так, по мнению проф. Н. Д. Дурманова, последствиями преступ­ления следует считать «те качественные изме­нения, которые причинены объекту по­сягательства действием или бездейст­вием субъекта»[89]. При этом «качественное измене­ние» понимается проф. Н. Д. Дурмановым как соответ-
■л%}

^{ствующее признакам, описанным в диспозиции закона У Развивая свою точку зрения, проф. Н. Д. Дурмана»; утверждает, что под «качественным» изменением пони-Й маются не второстепенные изменения в объекте посЩ гательства, а лишь изменения существенного порядка^ «Поэтому если при действии, направленном на убнй-$ ство человека, он получил ранение, хотя бы н тяжело^ говорится о покушении, а не об оконченном прёступ^ лении. Здесь некоторые изменения объекта имели место| но они не имели качественного характера. Поэтому мь^ говорим, что действие имело место, но результат не| наступил по причинам, от субъекта не зависящим» 2. .3}

^{В определении понятия последствия преступления, которое дается проф. Н. Д. Дурмановым, правильно то, что под последствием (в узком смысле слова) сщрует понимать именно то изменение в объекте посягательства, которое описано в диспозиции уголовного закона, а не любое, хотя бы весьма существенное изменение в объ­ективном внешнем мире, которое щ>жет повлечь за собой преступление. Однако нам кажется излишним привнесение в-это определение признака «качественно­го» характера этого изменения. Указанный момент не только не способствует уточнению понятия преступного последствия, но, наоборот, затемняет его. Нельзя отри­цать, что, если кто-либо с умыслом убийства ранит своего врага, а последний в результате ранения остается инвалидом на всю жизнь, то тут имеется весьма суще­ственное и «качественное» изменение в объекте посяга­тельства, т. е. в личности другого человека. Но тем не менее мы наказываем преступника не за окончен­ное убийство, а лишь за покушение, так как не насту­пили те последствйя, которые необходимы согласно диспозиции уголовного закона для состава убийства.}

^{Признавая последствием преступления (в узком смысле слова) лишь те изменения, которые обозначены в диспозиции уголовного закона, мы тем самым приз­наем относительность понятия последствия. Эта отно­сительность понятия последствия заключается в том, что признание того или иного изменения в объекте пося­гательства последствием преступления зависит от законодательной конструкции состава.}

^{В то время как для метафизики, которая не заме­чает взаимодействия и взаимосвязанности явлений, какое-либо событие является или только причиной, или только следствием, для диалектического мате­риализма «причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в приме­нении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсаль­ного взаимодействия, в котором причины и следствия постоянно меняются местаци; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следст­вием и наоборот» [90].}

^{Этот относительный характер причины и следствия находит свое проявление и в области учения о послед­ствии преступного деяния. Так как всякое событие вы­зывается каким-либо другим событием и в то же время само является причиной другого события, то признание данного события причиной или последствием всегда имеет относительный характер. «Так, выстрел есть «последствие» спуска курка, разрыв сердечной ткани — последствие попадания пули в сердце, смерть жертвы — последствие разрыва пулей сердечной ткани, самоубий­ство матери—'последствие смерти единственного сына и т. д.»[91]. Однако из всех этих бесчисленных послед­ствий последствием состава убийства уголовное право считает лишь то изменение во внешнем мире, которое заключается в смерти лица, так как именно смерть лица обозначена уголовным законом как последствие данного преступления. Именно ввиду такого относи­тельного характера последствия телесное повреждение, причиненное действием, направленным на убийство, дает состав покушения, а не оконченного преступления. Напротив, такое же телесное повреждение да^т состав оконченного преступления, если действие было направ­лено на причинение телесного повреждения. Следова­тельно, существование последствия (в узком смысле)}

^{зависит от того, какое именно изменение внешнего ми­ра отнесено законодателем к составу того или иного преступления, предусмотренному в Особенной части уголовного кодекса.}

^{Из изложенного видно, что для уголовного права имеет значение как понятие последствия в широком смысле слова, так и понятие последствия в узком смыс­ле слова.}

^{Установление последствия в широком смысле слова, как мы уже говорили, происходит одновременно с установлением объективных признаков состава престу­пления. Такое разъяснение последствия дано в п. Л § 75 Уголовного кодекса Чехословацкой Республики 1950 года: «Под последствием, предусмотренным «^ко­ном, понимается .совокупность признаков преступного деяния, предусмотренных в Особенной части, за исклю­чением вины». Следовательно, отсутствие последствия в широком смысле слова означает отсутствие в дейст­виях лица признаков состава преступления, что влечет за собой отпадение уголовной ответственности.}

^{В таком же широком смысле понимается послед­ствие в ст. 8 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. 3 соответствии с этой ста­тьей умышленно действует лицо, которое «сознавало общественно опасный характер своего действия или без­действия, предвидело его общественно опасные п о - следствия и желало их или сознательно допускало наступление этих последствий».}

^{Если бы в данном случае уголовный закон подразу­мевал под понятием «последствия» определенное изме­нение в объекте посягательства, вносимое законом в состав лишь так называемых материальных деликтов, то определение видов вииы не охватывало бы тех со­ставов, в которых наступление последствия в смысле определенного изменения внешнего мира не требуется, и диспозиция уголовноправовой нормы включает ука­зание лишь на преступное действие или бездействие[92]. Следовательно, ст. 8 Основ имеет в виду именно послед­ствие в широком смысле слова.}

^{«Формальными» называются такие составы, в кото­рых закон описывает в качестве оконченного преступле­ния поступок сам по себе (само действие или упуще­ние), не указывая его дальнейших последствий, так как уже в самом действии или бездействии усматри­вается нарушение социалистических общественных от­ношений. "}

^{«Формальные» составы в свою очередь делятся на составы чистых деликтов содеяния и составы чистых деликтов опущения. Чистыми деликтами содеяния яв­ляются такие преступления, которые считаются выпол­ненными уже путем совершения определенного действия. Чистыми деликтами опущения считаются те, которые могут быть осуществлены путем воздержания от опре­деленного требуемого от лица действия.}

^{К чистым деликтам содеяния относятся, например: заведомо ложный донос и заведомо'ложное показание (ст.ст. 180, 181 УК РСФСР), оглашение данных дозна­ния или предварительного следствия (ст. 184 УК РСФСР), подделка денежных знаков, ценных бумаг и т. п. (ст. 87 УК РСФСР) и др.}

^{К чистым деликтам опущения относятся: уклонение от платежа налогов (ст. 84 УК РСФСР), недонесение}

^{о  готовящемся или совершенном преступлении (ст. 190 УК РСФСР), злостный неплатеж алиментов (ст. 122 УК РСФСР) и др.}

^{«Формальные» составы преступлений конструируют­ся законодателем в следующих случаях:}

^{а)   когда последствие неизбежно наступает вместе с совершением определенного действия и потому отде­лить их друг от друга фактически невозможно (тако­вы, например, лишение свободы, дезертирство и др.);}

^{б)   когда определенные деяния могут причинить разнообразные преступные последствия и потому эти последствия трудно конкретизировать. В этих случаях последствия преступного деяния иногда настолько труд» но уловимы; что установление их на практике связано с непреодолимыми трудностями *;}

^{в)   когда защищаемое общественное отношение имеет такое важное значение, что законодатель не счи­тает возможным ждать наступления действительного ущерба и с этим моментом связывать окончание деяния и потому объявляет наказуемым совершение самого дей­ствия, хотя бы содержащего лишь отдаленную веро­ятность наступления вреда. Таковы, например, адти- советская агитация и пропаганда (ст. 70 УК РСФСТ*), создание антисоветской организации (ст. 72 УК РСФСР) или вооруженной банды (ст. 77 УК РСФСР) и т. п.'}

^{Вследствие этого в «формальных» составах законо­датель общим образом презюмирует абстрактную опас­ность действия, освобождая судью от обязанности в каждом отдельном случае устанавливать реальное су­ществование этой опасности. Поэтому «формальные» составы преступлений считаются оконченными уже в момент совершения запрещенного действия или, наобо­рот, несовершения требуемого действия.}

^{Сказанное, однако, не исключает того, что факти-}

^{че^ки наступившие в результате таких деяний вредные последствия, как и их размер, могут оказать влияние на степень общественной опасности и потому должны учитываться судом. Социалистическое уголовное зако­нодательство предлагает принимать их во внимание при назначении наказания. В частности, п. 4 ст. 34 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик особо предусматривает в качестве отягчаю­щего обстоятельства «причинение преступлением тяж­ких последствий».}

^{От так называемых «формальных» составов так на­зываемые «материальные» составы отличаются тем, что при них к составу преступления, описанному в диспо­зиции закона, относится причинение определенного по* следствия, т. е. определенного изменения во внешнем мире. Законодатель конструирует «материальные» со­ставы обычно в тех случаях, когда причинение вреда объекту преступления связано с воздействием на пред­мет преступления и имеет чувственно воспринимаемый характер, когда, например, происходит воздействие на тело человека или на материальную вещь. Таковы убий­ство, телесное повреждение, повреждение или' уничто­жение имущества, похищение имущества и т. п. При «материальном» составе преступление считается выпол-' ненным лишь в тот момент, когда определенное изме­нение внешнего мира, указанное в диспозиции уголов­ного закона в качестве последствия, действительно осуществилось. Понятно поэтому, что в указанных пре­ступлениях приобретает особое значение установление причинной связи между совершением поступка и на­ступлением общественно опасного последствия.}

^{В советской уголовноправовой литературе является спорным вопрос, к накой группе следует отнести те со­ставы, которые ■предусматривают создание конкретной опасности причинения вреда определенному объекту, охраняемому правом. Таковы, например, нарушение ра­ботником железнодорожного, водного или воздушного транспорта правил безопасности движения и эксплуа­тации транспорта, если оно не повлекло, но заведомо создавало угрозу наступления тяжелых послед­ствий (ч. 2 ст. 85 УК РСФСР), умышленное разруше­ние и повреждение путей сообщения и транспортных средств, если оно повлекло или могло повлечь}

^{крушение поезда, аварию корабля или нарушение нор­мальной работы • транспорта и связи (ст. 86 УК РСФСР), неосторожное повреждение морского теле­графного кабеля, если оно вызвало или могло выз­вать перерыв телеграфного сообщения (ст. 205 УК РСФСР), заведомое поставление в опасное для жизни положение лица, лишенного возможности принять меры к самосохранению (ст. 128 УК Грузинской ССР) и др.}

^{По мнению некоторых советских криминалистов, указанную категорию составов нельзя отнести к катего­рии «материальных», так как закон требует для их окончания не действительного наступления вредных по­следствий, а лишь возможности наступления таких последствий. Поскольку в приведенных выше составах отсутствует необходимый для «материальных» со^авов признак—реализация вредного последствия, постольку эти составы относятся к «формальным»}

^{По нашему мнению, к «материальным», или «ре­зультативным», составам должны быть, отнесены не только те составы, законодательная конструкция кото­рых требует действительного осуществления вреда, ука­занного в диспозиции статьи уголовного закона, но и ,те, диспозиция которых указывает на опасность осуще­ствления этого вреда. Как уже указывалось, и опас­ность наступления последствия является последствием преступления в определенном смысле слова. И если указание на такое последствие внесено в диспозицию уголовного закона, то ясно, что такой состав должен быть признан материальным составом, а не формаль­ным. Поэтому в составах, предусматривающих совер­шение действия, которое могло привести к осу-, ществлению вредного последствия, судья не может довольствоваться констатацией лишь одного действия или бездействия, указанного в составе, а должен уста­новить, что в данном конкретном случае действительно существовала реальная возможность наступления вреда, т. е. волевой поступок человека создал такие условия.}

^{которые содержат потенциальную возможность реали­зации указанного в составе последствия. Именно эта необходимость доказывать в каждом конкретном слу­чае причинную связь между действием лица и насту­пившим состоянием опасности и дает возможность при­числить указанные составы к «материальным»[94].}

^{«Материальные» составы преступлений в свою оче­редь могут быть выполнены как путем положительного действия (<1еНс1а сотт1551Уа), так и путем воздержа­ния от действия (с1еПс1а сотпи$$1уа рег опитззюпет). Поэтому уголовное право должно исследовать вопрос о значении и сущности причинной связи не только меж­ду положительным действием и наступившим послед­ствием, но и между воздержанием от действия и наступ­лением общественно опасного последствия.}

^{Так же, как и при «формальных» составах преступ­лений, при «материальных» составах могут наступить дальнейшие последствия, которые не относятся к уста­новленному законом составу преступления. Эти дальней­шие последствия не имеют значения для обоснова­ния уголовной ответственности, но они, безусловно, могут влиять на степень общественной опасности дея­ния и потому должны приниматься во внимание при определении конкретного размера наказания.}

^{В связи с существованием «материальных» и «фор­мальных» составов возникает вопрос: имеет ли причин­ная связь значение необходимой предпосылки уголов-. ной ответственности для всех преступных деяний или же только для тех преступлений, состав которых особо предусматривает определенное последствие.}

^{В буржуазной уголовноправовой литературе доволь­но распространенным является мнение, что причинная связь имеет значение лишь при материальных составах. Напротив, при формальных составах, которые считают­ся оконченными в момент совершения поступка и для которых наступления каких-либо дальнейших послед­ствий не требуется, причинная связь не играет ровно никакой роли. Более того,- и при «материальных» со­ставах она имеет значение лишь в случаях оконченного преступления, а не при покушении. Такого взгляда при­держивается, например, Э. Белинг, который приходит к выводу, что причинная связь не может считаться не­обходимой предпосылкой уголовной ответственности наряду с противоправностью и виной, а должна войти в качестве незначительной части в общее понятиелсо- става преступленияНезначительную роль отводит понятию причинной связи и М. Липма», который утверждает, что как причинность может иметь место без ответственности, точно так же и ответственность может иметь место без причинной связи. Это* происхо­дит, по мнению Липьйна, при «формальных» преступ­лениях, для которых наступление вредного результата не требуется[95].}

^{Еще дальше в смысле отрицания причинной связи как объективной предпосылки уголовной ответствен­ности идут представители «финального учения». Так, по мнению Маураха, «проблематика причинности остается существенной только для убийства, телесного повреждения, поджога, в редких случаях вымогатель­ства и обмана.., но и в этих случаях роль причинности нельзя переоценивать...»[96].}

^{Вельцель, отрицающий каузальное учение о дей- , ствии, которое, по его мнению, недооценивает функцию умысла, идет так далеко, что придает каузальности зна­чение только при неосторожных преступлениях[97].}

^{В таком сужении пределов применения причинной}

^{связи, безусловно, проявляется определенная тенденция буржуазного уголовного права эпохи империализма, ко­торое вообще пренебрегает значением объективной стороны преступления, а вину толкует в отрыве от дея­ния— как вину характера или как голую упречность личности.}

^{Советское уголовное право, которое строится на де: мократических началах, придает принципиальное зна­чение внешнему поступку человека и причиненному им общественно опасному последствию. Причинная связь поэтому должна быть признана с^бщей предпосылкой уголовной ответственности. Точка зрения, что причин­ная связь имеет значение лишь при тех преступлениях, составы которых предусматривают в качестве послед­ствия фактическое нанесение ущерба определенному правоохраняемому объекту, не учитывает существова­ния последствия в широком смысле этого слова.}

^{Если каждое преступление, с точки зрения социали­стического уголовного права, имеет своим последствием нарушение социалистических общественных отношений, то совершение любого преступления предполагает причи­нение этого последствия. Следовательно, причинная связь является принципиально необходимой предпосылкой уго­ловной ответственности при всех преступных деяниях.}