Юридические исследования - ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ В СОВЕТСКОМ СУДЕ. В. А. БОЛДЫРЕВ (Часть 2) -

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ В СОВЕТСКОМ СУДЕ

Под общей редакцией Заместителя Генерального Прокурора СССР

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Судебное рассмотрение дела состоит из нескольких частей:

а) подготовительная часть судебного заседания, б) судебное следствие, в) прения сторон, г) последнее слово подсудимого', д) вынесение приговора.

Несомненно, центр тяжести судебного разбирательства лежит в судебном следствии, во время которого исследуются фактические обстоятельства дела по существу. Именно в этой части судебного заседания подвергаются тщательной проверке доказательства, на которых основано предъявленное обвинение, равно как доводы, представляемые подсудимым в свою защиту против предъявленных ему обвинений. В этой части судебного разбирательства происходит допрос подсудимого, свидетелей, экспертов, исследуются вещественные доказательства, уточняются и проверяются данные, характеризующие личность подсудимого. Поэтому правильное и полное проведение судебного следствия создает гарантию для вынесения законного и обоснованного судебного приговора.

Какова же роль прокурора в суде? Следует отметить, что его положение во время судебного разбирательства коренным образом отличается от его положения во время предварительного следствия. На предварительном следствии право принимать окончательное решение по делу принадлежит прокурору, его указания обязательны как для органов дознания, так и для следователя Даже в том случае, если следователь не согласен с указаниями прокурора и обжалует их вышестоящему прокурору, он не вправе приостанавливать их исполнения. Все возникающие на предварительном следствии спорные вопросы, жалобы обвиняемых и других участников процесса, вопросы квалификации преступления, полноты исследования и т. п. окончательно разрешает прокурор.

Совершенно иное положение прокурора в суде, где все вопросы решает уже не прокурор, а сам суд. Только суду предоставлено право принимать решения по всем процессуальным вопросам, возникающим в ходе судебного разбирательства, удовлетворить или отклонить ходатайства участвующих в деле лиц, дать соответствующее направление делу и самому ходу судебного разбирательства. Только от суда зависит, допустить то или иное доказательство, рассмотреть дело в отсутствие неявившегося свидетеля, вызвать дополнительных свидетелей, экспертов,

ОГЛаСИть имеющиеся в деле письменные доказательства и т. д.

Однако и в суде, как и всюду, прокурор выступает в качестве блюстителя социалистической законности, представителя интересов Советского государства. Прокурор поддерживает на суде обвинение от имени государства, в интересах охраны и укрепления социалистического правопорядка и гарантированных советским законом прав граждан. Выступая на суде, прокурор помогает суду осуществлять правосудие. Участие обвинителя в суде должно обеспечить вынесение судом законного и обоснованного приговора.

Советский уголовный процесс определяет положение прокурора в судебном разбирательстве как стороны. Это ни в какой мере не умаляет значения прокурора как представителя органа высшего надзора за точным исполнением законов. Процессуальное положение прокурора как стороны означает лишь то, что в ходе судебного разбирательства он пользуется одинаковой с подсудимым и защитником суммой основных процессуальных п р а в в отношении представления и проверки доказательств, возбуждения перед судом ходатайств и участия в прениях сторон. Прокурор и защитник в процессе имеют право допрашивать подсудимых, свидетелей, экспертов, представлять дополнительные доказательства. Нельзя отказать защитнику в праве реплики, если этим правом воспользовался прокурор Каждая из сторон вправе изложить свои соображения суду по поводу ходатайств другой стороны. Однако, выступая в качестве государственного обвинителя, прокурор обязан в то же время защищать права и законные интересы всех участников процесса, требовать неуклонного соблюдения судом и участвующими в деле лицами всех процессуальных норм, установленных советским законом. По каждому процессуальному вопросу, возникающему в ходе судебного разбирательства, суд обязан выслушать заключение прокурора и прокурор должен дать свое заключение с позиций лица, обеспечивающего осуществление социалистической законности и интересов Советского государства. Поэтому каждое действие прокурора на суде должно быть строго основанным на требованиях закона. В первую очередь прокурор должен быть особенно требовательным к самому себе.

От прокурора на суде требуется максимальная бдительность, умение и настойчивость в изобличении перед судом врагов Советского государства и дезорганизаторов социалистического правопорядка. Он обязан принять меры к ограждению имущественных интересов государства. Если государственному или общественному предприятию или учреждению был причинен материальный ущерб, а гражданский иск не был предъявлен, прокурор обязан предъявить этот иск до начала судебного следствия, а затем обосновать и поддержать его.

В то же время прокурор не может быть безучастен, если нарушаются гарантированные законом процессуальные права подсудимого, если ущемляется гарантированное Конституцией СССР право обвиняемого на защиту. Если кем-либо из участников процесса будет допущено то или иное нарушение закона, прокурор обязан обратить на это внимание суда и требовать, чтобы суд тут же устранил это нарушение закона. Если суд почему-либо не устранит нарушения закона, прокурор требует, чтобы суд занес это в протокол судебного заседания с тем, чтобы после окончания процесса соответствующим образом реагировать на допущенное нарушение: если это нарушение повлекло за собой неправосудность приговора — прокурор обязан принести кассационный протест, в иных случаях — сделать представление в управление Министерства юстиции и т. д.

Прокурор не должен забывать, что право принимать решения по всем вопросам, возникающим в ходе судебного разбирательства, принадлежит суду, а потому, делая суду представления, заявляя ходатайства и давая заключения по различным процессуальным вопросам, прокурор должен вести себя таким образом, чтобы всемерно укреплять авторитет суда в глазах граждан. Это требует от обвинителя сдержанного и корректного отношения ко всем участникам процесса.

Всемерное уважение к суду должно проявляться и во внешнем поведении прокурора, в его одежде, манере держаться на суде. В судебном заседании прокурор обязан быть в форме, аккуратно одетым, подтянутым. Когда прокурор обращается к суду с ходатайством, заявлением, когда дает заключение или отвечает на вопрос суда, он должен обязательно встать.

Все выступления и высказывания прокурора на суде
должны быть проникнуты чувством собственного достоинства как представителя государства и всемерного уважения к советскому суду — самому демократическому, самому справедливому в мире.

§ 2. Участие обвинителя в подготовительной части судебного заседания

Исследованию дела на суде, то есть судебному следствию предшествует так называемая подготовительная часть судебного заседания. Эта часть судебного процесса начинается с открытия судебного заседания и продолжается до того момента, когда суд приступает к оглашению обвинительного заключения. Во время подготовительной части судебного заседания суд должен выполнить ряд требований процессуального закона и произвести процессуальные действия, направленные на то, чтобы обеспечить полное и правильное проведение судебного разбирательства.

Подготовительная часть судебного заседания имеет важное значение для вынесения законного и обоснованного приговора. В этой части процесса суд проверяет, правомочен ли он в данном составе приступить к рассмотрению дела, налицо ли стороны и другие участники процесса, присутствие которых необходимо для слушания дела, соблюдены ли процессуальные гарантии, обеспечивающие право обвиняемого на защиту, приняты ли меры к тому, чтобы суд располагал всей полнотой доказательств, необходимых для всестороннего исследования всех обстоятельств дела. Отсюда вытекает обязанность прокурора активно участвовать в этой части судебного заседания, чтобы обеспечить соблюдение процессуальных норм, гарантирующих законный состав суда и полноту судебного следствия.

В этой части судебного заседания государственный обвинитель по закону обязан давать суду свое заключение о возможности слушания дела в данном составе суда, при данном наличии свидетелей, о необходимости истребования новых доказательств, об обоснованности ходатайств подсудимого и его защитника, об основательности заявленных отводов и т. п.

Все свои заключения прокурор дает на суде в строгом соответствии с законом, не допуская ни малейшего откло
нения от закона, решительно возражая против всяких попыток нарушить закон, от кого бы они ни исходили К

Свои заключения прокурор должен обосновывать законом, ссылаясь каждый раз на соответствующие статьи Уголовно-процессуального кодекса.

Неправильным является мнение некоторых прокуроров о том, что подготовительная часть судебного заседания носит технический характер и поэтому активное участие прокурора должно начаться только с судебного следствия. Судебная практика показывает, что пассивное отношение прокурора к своим обязанностям в подготовительной части судебного заседания приводит в ряде случаев к необоснованному отложению дела, к вызову излишних свидетелей, загромождению дела ненужными материалами либо к существенной неполноте доказательств, необходимых для полного и всестороннего исследования дела, либо к нарушению таких процессуальных прав подсудимого, которые влекут за собой обязательную отмену приговора.

а) Проверка наличия суда, сторон, подсудимых, свидетелей и экспертов

Подготовительная часть судебного заседания складывается из процессуальных действий, для которых закон установил такую последовательность:

Председательствующий, удостоверившись, что народные заседатели и секретарь суда налицо, открывает судебное заседание и объявляет, какое будет слушаться дело, по обвинению кого и в каком преступлении. Затем председательствующий удостоверяется в самоличности подсудимого и спрашивает его, вручена ли ему копия обвинительного заключения и когда она вручена.

Самоличность подсудимого председательствующий устанавливает путем его опроса о фамилии, имени, отчестве, возрасте, роде занятий, месте рождения, местожительстве, семейном положении, партийной принадлежности, наградах, прежней судимости и т. п., сверяя ответы подсудимого с анкетными сведениями о нем, имеющимися в деле.

Цель этого опроса подсудимого заключается в том, чтобы суд убедился, что на скамье подсудимых находится именно то лицо, которое предано суду.

Согласно закону копия обвинительного заключения должна быть вручена подсудимому не позже чем за три дня до начала слушания дела *.

Ответы подсудимого вносятся в протокол с указанием, когда именно была ему вручена копия обвинительного заключения.

Соблюдение этого правила разрешает обвиняемому заблаговременно подготовиться к защите и поэтому является реальным осуществлением права обвиняемого на защиту, гарантированного ему Конституцией СССР. Невручение или несвоевременное вручение подсудимому копии обвинительного заключения является поэтому существенным нарушением закона ^{^[1]}.

При исчислении срока вручения подсудимому копии обвинительного заключения не принимается в расчет день фактического вручения этого документа. Так, если копия обвинительного заключения вручена подсудимому 15 сентября, то течение срока начинается с 16 сентября и слушать дело можно лишь 19 сентября.

Если течение срока заканчивается в нерабочий день, то срок автоматически продолжается до окончания следующего рабочего дня. Так, если течение срока заканчивается 1 мая, то, поскольку 2 мая является нерабочим днем, слушание дела не может состояться 3 мая, а должно быть перенесено на 4 мая.

Прокурор следит за тем, чтобы неукоснительно соблюдались установленные процессуальным законом сроки вручения подсудимому копии обвинительного заключения. В тех случаях, когда закон не допускает рассмотрения дела вследствие невручения или несвоевременного вручения копии обвинительного заключения подсудимому, а председательствующий сам на это не реагировал, прокурор, не дожидаясь ходатайства адвоката, сам ставит перед судом вопрос об отложении слушания дела. При этом прокурор излагает сущность нарушения закона (например, копия обвинительного заключения вовсе не вручена или вручена с таким-то опозданием против установленного законом срока) со ссылкой на то, какая именно норма закона нарушена (например, ст. 235 УПК) и просит суд

об отложении слушания дела.

Однако было бы ошибочным закрыть судебное заседание немедленно после установления факта невручения или несвоевременного вручения подсудимому копии обвинительного заключения.

У сторон могут быть различного рода ходатайства об истребовании дополнительных доказательств. Эти ходатайства целесообразно заслушать и разрешить на данном судебном заседании с тем, чтобы следующее судебное заседание было подготовлено как можно лучше и больше бы не откладывалось.

В одном из народных судов слушалось дело по обвинению А. в краже. Председательствующий установил, что копия обвинительного заключения хотя и была послана своевременно, но подсудимому вручена только накануне слушания дела. Сразу после этого слушание дела было отложено. При новом судебном разбирательстве защитник подсудимого возбудил ходатайство о направлении подсудимого на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. Это ходатайство было настолько убедительным и обоснованным, что суд его удовлетворил. Адвокат имел в виду заявить это ходатайство в первом судебном заседании, но не сумел этого сделать, так как судебное заседание было закрыто до того, как стороны смогли изложить свои ходатайства. В результате этого в суд лишний раз были вызваны стороны, свидетели.

Поэтому суду следует до закрытия судебного заседания заслушать ходатайства сторон и принять по ним решения. Разумеется, это ни в какой мере не ограничивает права сторон на новые ходатайства в подготовительной части следующего судебного заседания.

При установлении самоличности подсудимого председательствующий обязан удостовериться, владеет ли под
судимый языком, на котором происходит судопроизводство.

В тех случаях, когда подсудимый не владеет языком, на котором происходит судопроизводство, ему на основании ст. 110 Конституции СССР должен быть предоставлен переводчик.

Предоставление переводчика подсудимому, не владеющему языком, на котором происходит судопроизводство, является обязанностью суда. Прокурор надзирает за тем, чтобы эта конституционная гарантия не нарушалась. Если прокурор во время опроса подсудимого убедится в том, что тот плохо владеет или вовсе не владеет языком, на котором ведется судопроизводство, он по собственной инициативе обязан возбудить ходатайство о вызове переводчика, а если немедленная явка переводчика невозможна, то об отложении слушания дела.

Одновременно прокурор должен надзирать за тем, чтобы не были стеснены права подсудимого выступать на суде на родном языке. Это право подсудимого предусмотрено ст. 110 Конституции СОСР. Нарушение этого права является основанием к отмене приговора.

Практика показывает, что прокуроры в ряде случаев не реагируют на такое нарушение прав подсудимого. Так, один народный суд рассматривал с участием районного прокурора дело по обвинению Д. Подсудимый Д. не владел ни местным, ни русским языками, а поэтому на предварительном следствии он допрашивался через переводчика. Однако при рассмотрении дела в суде переводчик вызван не был. Судя по протоколу судебного заседания, судопроизводство велось на русском языке. Участвовавший в деле прокурор никак не реагировал на это грубое нарушение закона, хотя его присутствие в суде, казалось бы, должно было обеспечить строгое соблюдение законности.

Вызов в суд специального переводчика обязателен и в тех случаях, когда подсудимый является глухонемым.

Явка подсудимого в судебное заседание является о 6 я- зательной. Если подсудимый не доставлен в судебное заседание или не явился (в случае, если он на свободе), слушание дела должно быть отложено. К неявившемуся в суд без уважительных причин подсудимому суд вправе применить принудительные меры: подвергнуть его при
воду или избрать меру пресечения, если она ранее не была избрана, или заменить ранее избранную меру пресечения на более строгую.

Слушание дела в отсутствие подсудимого допускается при наличии его прямо выраженного согласия на заочное рассмотрение дела. Суд, однако, может признать, что присутствие подсудимого в суде является необходимым для всестороннего исследования дела и обязать подсудимого явиться в суд.

Согласие подсудимого на заочное рассмотрение его дела должно быть выражено в такой форме, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что подсудимый действительно просит заслушать дело заочно. Такое заявление должно быть сделано лично судье, а если оно — в письменном виде — то> подпись подсудимого должна быть надлежащим образом заверена.

Не может рассматриваться как согласие подсудимого на заочное слушание дела его заявление о невозможности явиться в суд на такое-то число. В этих случаях суд должен принять меры к явке подсудимого в судебное заседание или перенести судебное заседание на другой день с заблаговременным извещением об этом всех заинтересованных лиц.

Согласие защитника на заочное рассмотрение дела не дает еще суду права на такое рассмотрение, если защитник не был уполномочен подсудимым выразить его согласие.

Заочное слушание дел возможно также, если доказано, что подсудимый умышленно уклонился от вручения повестки о вызове в суд или скрывается от суда.

Побег обвиняемого из-под стражи после направления дела в суд может служить основанием к заочному рассмотрению дела.

Так, по делу М. Пленум Верховного суда СССР в своем постановлении от 23 марта 1942 г., указал, что побег обвиняемого из-под стражи при доставлении его в суд может рассматриваться как уклонение его от суда и служить основанием для заочного рассмотрения дела.

Рассмотрение судом таких дел в отсутствие подсудимых допустимо, но не обязательно. В тех случаях, когда суд сочтет возможным слушать дело в отсутствие подсудимого, необходимо вынести об этом мотивированное
определение *. Суд, однако, может признать, что несмотря на уклонение обвиняемого, дело в отношении последнего не может быть рассмотрено заочно и в таких случаях суд приостанавливает дело и принимает меры к доставлению или розыску подсудимого.

В тех случаях, когда подсудимый находится на свободе и не явился по вызову в судебное заседание, прокурору, прежде чем дать заключение о возможности слушать дело в отсутствие неявившегося подсудимого, необходимо тщательно выяснить причины неявки. В своем заключении как о возможности, так и о невозможности слушать дело заочно прокурор подробно обосновывает свои выводы фактическими данными об обстоятельствах и причинах неявки подсудимого в судебное заседание с обязательной ссылкой на закон. Совершенно недопустимы такого рода заключения: «Я не считаю возможным слушать дело заочно», или: «Я не возражаю против слушания дела заочно». Прокурору нельзя ограничиваться таким заявлением, надо объяснить, почему он возражает или не возражает, и объяснить так, чтобы ни у суда, ни у присутствующих в суде не осталось ни малейшего сомнения в правоте прокурора. Обвинителю следует помнить, что в судебном заседании право принимать решение по всем возникающим процессуальным вопросам принадлежит суду, и прокурор обязан убедить суд в правильности своего заключения.

После разрешения связанных с подсудимым вопросов председательствующий удостоверяется в явке других сторон и представителей их интересов.

Сторонами в уголовном процессе являются: прокурор, поддерживающий на суде обвинение, потерпевший — в тех случаях, когда законом ему предоставлено право поддержания обвинения в суде, а также представитель его интересов, обвиняемый, его законные представители и защитники, гражданский истец и гражданский ответчик^{^[2]}, а также их представители Само собой разумеется, что, если дело рассматривается с участием государственного обвинителя, его роль, как уже указывалось выше, далеко выходит за пределы роли обычной стороны в процессе.

В качестве государственного обвинителя в суде могут выступать только прокуроры, их заместители и помощники. По делам, которые согласно закону возбуждаются не иначе как по жалобе потерпевшего и подлежат прекращению в случае его примирения с обвиняемым, потерпевшему предоставлено право поддержания обвинения в суде, за исключением тех случаев, когда прокуратурой будет признано необходимым вступить в дело.

Защитниками в суде могут участвовать члены коллегии адвокатов. Помимо адвокатов, закон допускает участие в деле в качестве защитников близких родственников подсудимого (мужа, жены, отца, матери, сыновей и дочерей, родных братьев и сестер) и его законных представителей (родителей, усыновителей, опекунов, попечителей и представителей тех учреждений и организаций, на попечении которых находится подсудимый). Другие лица могут быть допущены в качестве защитника по особому определению суда

В качестве представителя интересов потерпевшего в тех случаях, когда ему предоставлено право поддержания обвинения на суде, а также в качестве представителей гражданского истца и ответчика могут выступать адвокаты, близкие родственники и законные представители.

При неявке прокурора или защитника, когда они должны были участвовать в деле, и в случае невозможности заменить их другими лицами, дело откладывается слушанием. Необходимо иметь в виду, что замену защитника другим защитником закон допускает только лишь с согласия на то подсудимого.

Согласно ст. 55 УПК РСФСР участие защитника в суде является обязательным, когда в деле участвует обвинитель, если подсудимый является немым, слепым или лишен в силу других физических недостатков способности правильно воспринимать происходящее в суде.

Кроме того, участие защитника в суде обязательно, если подсудимый не достиг 16-летнего возраста. Рассмотрение дела в отношении такого несовершеннолетнего без участия защиты является существенным нарушением прав подсудимого и служит безусловным поводом к отмене, обвинительного приговора.

Участие защиты также обязательно при наличии про
тиворечий между интересами подсудимых, если один из них имеет защитника. В этом случае суд обязан допустить защитника для каждого подсудимого в отдельности. Возложение защиты нескольких подсудимых на одного адвоката, если интересы подсудимых противоречивы, недопустимо. Верховный суд СССР неуклонно отменяет обвинительные приговоры, если установлено, что в процессе участвовал защитник, на которого была возложена защита нескольких подсудимых, имеющих противоречивые интересы

Подсудимый вправе отказаться от защитника. В этом случае адвокат устраняется, и защита осуществляется самим подсудимым. Отказ подсудимого от защиты, однако, не служит препятствием для участия в деле обвинителя и гражданского истца, а также защитников других подсудимых.

Отказ подсудимого от защитника должен быть представлен суду в письменном виде или заявлен суду устно с занесением в протокол.

В практике некоторых судов имеются факты, когда дело назначено к слушанию с участием прокурора и адвоката, а адвокат не явился и суд спрашивает подсудимого, согласен ли он слушать дело без защитника, с участием прокурора. Такая практика является неправильной. Пленум Верховного суда СССР разъяснил, что нельзя смешивать отказ подсудимого от защитника с его согласием слушать дело без защитника. Отказ подсудимого от защитника, говорится в постановлении Пленума, предполагает его собственную инициативу, без всякого воздействия со стороны суда. Только в случае отказа подсудимого от защитника дело может слушаться с участием прокурора и без участия защитника Суд же не вправе даже ставить перед подсудимым вопрос — согласен ли он слушать дело без защитника, но с участием прокурора.

Подсудимый вправе сам избирать для себя защитника или ходатайствовать перед судом о назначении ему защитника. Если подсудимый сам не избрал себе защитника, суд может по своей инициативе назначить ему защитника из числа членов коллегии адвокатов. Суд не может, однако, лишать подсудимого права на приглашение за-

¹ Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР от 14 февраля 1945 г. по делу К.

щитника по его выбору на том основании, что по делу участвует защитник по назначению. Это явилось бы грубым нарушением прав подсудимого на защиту.

Участвуя в судебном процессе, прокурор должен следить за тем, чтобы права обвиняемого на защиту не нарушались. Некоторые прокуроры считают, что вопросы организации защиты их не касаются. Такое мнение является порочным: прокурор обязан устранять любое нарушение законности, в чем бы оно ни заключалось, тем более, когда нарушаются права подсудимого на защиту. В этих случаях ему необходимо по своей инициативе обратить на это внимание суда, сделав мотивированное заявление со ссылкой на закон.

Закон также регламентирует последствия неявки гражданского истца и потерпевшего.

Неявка гражданского истца или представителя его интересов влечет за собою устранение от рассмотрения гражданского иска.

Практика показывает, что некоторые прокуроры, участвуя в судебных заседаниях, пассивно относятся к неявке гражданского истца и сами не поддерживают заявленный гражданский иск даже в тех случаях, когда потерпевшими являются государственные или общественные организации, предприятия или учреждения.

Прокурор выступает в суде как представитель государства и должен обеспечивать интересы государства. Прокурор должен помнить, что закон (ст. 54 УПК) предоставляет ему право при наличии в деле гражданского иска поддерживать иск во всех стадиях процесса. Но это не только право, но и обязанность прокурора. Обвинитель не может допустить, чтобы интересы государственных и общественных организаций страдали из-за нерадивости их представителей. Поэтому, если гражданский истец не явился, вследствие чего могут пострадать имущественные интересы государственных или общественных организаций, предприятий и учреждений, прокурор обязан взять на себя поддержание гражданского иска в суде и уже затем принять соответствующие меры в отношении неявившихся представителей.

В случае неявки без уважительных причин потерпевшего по делу, по которому законом ему предоставлено право поддержания обвинения, дело подлежит прекращению.

Подсудимый, однако, в этом случае вправе просить суд рассмотреть дело по существу.

Потерпевший может участвовать в уголовном процессе не только в качестве обвинителя. Чаще всего потерпевший выступает в роли свидетеля, а когда преступлением ему причинен материальный ущерб, он вправе участвовать в процессе и как гражданский истец. По общему правилу, не допускается смешение функций стороны и свидетеля. Закон прямо предусматривает, что свидетель не может быть в том же деле защитником, обвинителем или представителем интересов потерпевшего или гражданского истца. Но для потерпевшего закон делает исключение: он может одновременно быть и свидетелем и гражданским истцом.

Следующим моментом подготовительной части судебного заседания является проверка председательствующим явки вызванных в суд свидетелей и экспертов и установление причин неявки отсутствующих.

Проверка наличия вызванных свидетелей и экспертов производится следующим образом: секретарь судебного заседания докладывает суду, кто вызывался в качестве свидетелей и экспертов, кто явился, кто не явился и причины неявки.

Председательствующий разъясняет явившимся свидетелям и экспертам, что они обязаны показывать все известное им по делу и предупреждает их об ответственности за ложные показания и за отказ от дачи показаний. Свидетели должны дать подписку в том, что они предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний. Эта подписка отбирается у них по указанию председательствующего секретарем судебного заседания. После этого председательствующий предлагает свидетелям удалиться из зала суда.

Удаление свидетелей из зала заседания до их допроса судом преследует цель устранить влияние на показания свидетелей всего того, что происходит на суде, и тем самым обеспечить наиболее объективные свидетельские показания. В отличие от свидетелей эксперты остаются в зале заседания еа исключением отдельных случаев, когда суд по своей инициативе или по ходатайству какой-либо из сторон признает необходимым удалить экспертов из зала заседаний.

б) Рассмотрение вопроеа о возможности слушания дела и разрешение ходатайств сторон

Суд приступает к разрешению вопроса о возможности слушания дела в отсутствие неявившихся свидетелей и экспертов. Для этого председательствующий спрашивает обвинителя, гражданского истца, подсудимого, защитника, считают ли они возможным слушать дело в отсутствие неявившихся свидетелей и экспертов. Заслушав мнения сторон, суд решает вопрос о возможности слушания дела. Решение суда о возможности слушания дела или отложения его вследствие неявки вызванных свидетелей и экспертов выносится в виде мотивированного определения, которое заносится в протокол судебного заседания либо приобщается к протоколу в виде отдельного документа.

Давая заключение по этому вопросу, прокурор должен учитывать необходимость: 1) обеспечить полное и всестороннее исследование дела; 2) не допустить волокиты в рассмотрении дела. Поэтому прокурор не может и не должен давать заключение о возможности слушания дела в отсутствие неявившихся свидетелей, если их показания имеют существенное значение для дела и не могут быть восполнены другими доказательствами. Прокурор должен при этом иметь в виду, что оглашение показаний неявив- шегося свидетеля далеко не всегда может заменить его допрос в суде. Личные показания свидетеля перед судом часто бывают более убедительными, чем его письменные показания, прочитываемые вслух председательствующим или секретарем. Кроме того, необходимо учесть, что подсудимый может использовать .неявку свидетеля в своих интересах, чтобы опорочить эти показания и подорвать у суда доверие к ним, а свидетель не сможет опровергнуть объяснения подсудимого.

Но если факт, для установления которого был вызван отсутствующий свидетель, может быть доказан путем использования других доказательств, например, путем допроса других явившихся в суд свидетелей или путем осмотра имеющихся в деле доказательств, прокурор, руководствуясь необходимостью устранить волокиту в разрешении дела, должен дать заключение о возможности слушания дела в отсутствие неявившегося свидетеля. При
этом он должен обосновать свое «заключение ссылкой на доказательства, восполняющие пробел в доказательствах, образовавшийся вследствие неявки свидетеля.

Точно так же прокурор должен подходить к вопросу о возможности слушать дело при неявке вызванного эксперта. Далеко не всегда можно ограничиться оглашением заключения эксперта, данного на предварительном следствии, так как в ходе судебного разбирательства могут возникнуть новые вопросы к эксперту или могут потребоваться разъяснения эксперта в связи с новыми доказательствами, которые были представлены в судебном заседании. В некоторых случаях присутствие эксперта в суде необходимо для того, чтобы получить от него разъяснение о методологии произведенного им исследования.

Неправильно поступил государственный обвинитель при рассмотрении 11 апреля 1950 г. в народном суде 1-го участка Кагановичского района г. Молотова дела по обвинению Горшунова и Краснова, когда он дал заключение о возможности слушания дела при неявке вызванного эксперта. Подсудимые обвинялись в том, что они преступно-халатно отнеслись к осмотру силового понтона сплоточной машины и к ее подготовке к буксировке, в результате чего этот понтон был затоплен. Совершенно очевидно, что столь специфическое дело требовало участия специалиста-эксперта. Тем более участие эксперта в суде было необходимо в данном случае, так как заключение эксперта на предварительном следствии было неполным. Несмотря на это, государственный обвинитель, как указывалось выше, дал заключение о возможности слушания дела в отсутствие эксперта вместо того, чтобы возбудить перед судом ходатайство о принятии мер к его вызову. Отсутствие эксперта привело к явной неполноте исследования дела, в частности не были установлены материальные последствия преступления, что, несомненно, отрицательно повлияло на приговор суда.

Прежде чем дать заключение о необходимости отложения слушания дела вследствие неявки свидетелей или экспертов, прокурору надлежит тщательно взвесить, нет ли возможности обеспечить их явку, не откладывая слушание дела. Если для этого необходимо навести справки, прокурор просит у суда объявить непродолжительный перерыв. Если прокурор установит, что можно обеспечить явку свидетелей в данное судебное заседание, он дает заклю
чение о возможности продолжать судебное заседание, с повторным вызовом неявившихся свидетелей и экспертов.

Необходимо подчеркнуть, что обеспечение явки в суд свидетелей, подлежащих допросу в судебном заседании, должно находиться в поле зрения прокурора еще в стадии предварительного следствия. Хотя вызов свидетелей в суд является обязанностью суда, прокурор не может стоять в стороне от этого. Намечая список свидетелей, подлежащих вызову в судебное заседание, прокурор учитывает реальную возможность явки этих свидетелей в суд. В тех случаях, когда показания свидетеля имеют существенное значение для дела, прокурору, например, необходимо дать указания руководителю организации, где свидетель работает, чтобы его на время судебного процесса не направляли в командировку, а если свидетель находится под стражей — принять меры к тому, чтобы до окончания дела его не этапировали в другое место и т. п.

Суд опрашивает стороны, не имеется ли у них ходатайств о вызове новых свидетелей и экспертов, кроме тех, которые уже вызваны судом, или об истребовании других доказательств, или о приобщении к делу доказательств, имеющихся на руках у сторон.

Прокурор, гражданский истец, подсудимый или его защитник могут представить суду новые доказательства, которые не фигурировали в материалах предварительного следствия, а также просить суд вызвать новых свидетелей, затребовать новые документы, назначить новую экспертизу.

Стороны, возбудившие такие ходатайства, обязаны указать, для чего именно, в разъяснение каких обстоятельств необходим вызов новых свидетелей, истребование нового документа и т. п.

По ходатайствам подсудимого и его защитника суд заслушивает заключение прокурора и мнение гражданского истца. По ходатайствам прокурора и гражданского истца суд заслушивает мнение подсудимого и его защитника.

Затем суд принимает решение по заявленным ходатайствам, о чем выносится определение суда. Определение суда об отклонении ходатайства должно быть мотивированным.

Если обстоятельства, о выяснении которых ходатайствуют стороны, имеют существенное значение для дела,

суд не вправе отказать в удовлетворении такого хода» тайства.

Если суд отклонил ходатайство, то это не лишает стороны права вновь заявить это ходатайство в дальнейшем на протяжении судебного следствия.

Суд не может отклонить заявленное ходатайство только на том основании, что возбужденное ходатайство уже рассматривалось ранее на подготовительном заседании или что ходатайство подсудимого о дополнительных доказательствах не было им ранее заявлено по окончании предварительного следствия или на подготовительном заседании.

Верховный суд СССР в ряде своих постановлений и определений неоднократно указывал на недопустимость необоснованного отклонения ходатайств сторон и отменял приговоры, вынесенные с нарушением этого принципа.

47-й Пленум Верховного суда СССР разъяснил: «.. суды обязаны обеспечить сторонам в деле,— в частности, подсудимому,— возможность защиты своих интересов и обосновывать приговоры данными, рассмотренными в судебном заседании. Вызов и допрос в суде свидетелей является одним из основных способов наиболее полной, объективной и гарантирующей правильность судебного приговора непосредственной проверки доказательств обвинения. Поэтому суды не вправе отказывать в вызове в судебное заседание свидетелей, указанных в списке, приложенном к обвинительному заключению, а равно и по дополнительным ходатайствам сторон, если последние указывают конкретные факты и данные, выясняющие дело и могущие быть удостоверенными свидетелями, о вызове которых они просят»

Удовлетворение судом ходатайств сторон о вызове новых свидетелей и экспертов, об истребовании новых доказательств в некоторых случаях может повлечь отложение дела, но в других случаях, когда, например, судебный процесс длится несколько дней или, когда свидетель находится недалеко от места слушания дела, суд, не прерывая слушания дела, может разрешить сторонам доставить дополнительные доказательства. Председательствующий в случае необходимости выдает стороне, заявившей ходатай-

¹ «Сборник действующих постановлений Пленума Верховного суда СССР», Госюриздат, 1952, стр. 80.

ство, соответствующее свидетельство на право получения документов из учреждения, повестки для вручения свидетелям или делает распоряжение о высылке документов в суд и вызове свидетелей. Само собой разумеется, что прокурору не нужно свидетельства суда для получения тех или иных документов из учреждений и организаций, поскольку требование прокурора о выдаче ему документа является для всех советских учреждений и общественных организаций обязательным.

Когда суд переходит к опросу сторон об имеющихся у них до начала судебного следствия ходатайствах, весьма важно, чтобы прокурор использовал свое право ходатайствовать о приобщении новых документов, вызове новых свидетелей и т. п., если в этом есть необходимость. Известно, что стороны вправе заявлять подобные ходатайства и на более поздней стадии судебного разбирательства, однако в некоторых случаях целесообразно, чтобы прокурор заявил эти ходатайства до начала судебного следствия, чтобы быть вполне уверенным в своевременности явки свидетелей, экспертов.

Трудно и даже невозможно заранее определить, в каких именно случаях прокурору необходимо ходатайствовать до начала судебного следствия об истребовании новых доказательств. Это зависит от особенностей и обстоятельств каждого дела. Но все же можно назвать некоторые типичные случаи, когда такие ходатайства необходимо заявить.

Бывает, что после направления дела в суд устанавливается местонахождение свидетеля, которого не удалось обнаружить и вызвать во время предварительного следствия. Между тем показания этого свидетеля, подкрепляющие предъявленное обвинение, или, наоборот, опровергающие его, имеют существенное значение для дела, в чем прокурор убедился из поступившего к нему заявления, объяснения, сообщения. В этом случае прокурору целесообразно заблаговременно заявить ходатайство перед судом о вызове этого свидетеля в судебное заседание.

Иногда прокурору уже после направления дела в суд становится известным о наличии документа, имеющего значение для разрешения вопросов, возникающих в подготовительной части судебного заседания. Прокурор должен истребовать такой документ и ходатайствовать перед судом о приобщении его к делу.

Может быть и такой случай: прокурору перед судом доставили записку, которую подсудимый пытался передать родным или своим соучастникам, и из этой записки видно, что подсудимый подговаривает свидетелей или других подсудимых изменить свои показания. Как правило, подобные записки тактически более выгодно использовать во время допроса подсудимого. Но если в связи с этой запиской необходимо вызвать свидетелей или экспертов, или прокурор, исходя из конкретных обстоятельств дела, считает целесообразным показать подсудимому, что его попытки разоблачены, он просит суд о приобщении этой записки к делу до начала судебного следствия.

Возбуждая ходатайство о вызове новых свидетелей или о приобщении имеющихся на руках у прокурора доказательств, прокурору следует обосновать свое ходатайство таким образом, чтобы убедить суд в необходимости его удовлетворения. [Для этого он должен четко указать, какой именно документ он просит приобщить и в подтверждение какого именно обстоятельства этот документ необходим суду. То же самое относится и к ходатайствам о вызове свидетелей. Обвинитель сообщает суду фамилию свидетеля, точное его местонахождение и в подтверждение каких именно обстоятельств, имеющих значение для дела, он вызывается. При этом прокурор обязательно должен сделать ссылку на закон, например, прокурор, выступающий на территории РСФ'СР, должен сослаться на ст. 272 УПК-

Если суд отклоняет ходатайство прокурора, он не должен вступать в пререкания с судом. Но если суд вопреки ст. 253 УПК не мотивировал своего отказа в удовлетворении ходатайства, прокурор обязан просить суд о приведении этих мотивов, а если определение вынесено в устной форме — проследить за тем, чтобы мотивировка отклонения ходатайства была занесена в протокол судебного заседания.

Прокурор по закону обязан давать свое заключение по поводу ходатайств, заявленных подсудимым и его защитником. Прокурор должен возражать против необоснованных ходатайств и своим мотивированным и обоснованным заключением решительно пресекать всякие попытки искусственно осложнить процесс или затянуть разбор дела.

Вместе с тем следует предостеречь прокуроров от огульных возражений против любого ходатайства защиты.

Так, например, адвокат возбудил ходатайство о вы
зове дополнительных свидетелей и экспертов при рассмотрении Ленинградским городским судом дела по обвинению Шеляпиных в убийстве. Государственный обвинитель по этому ходатайству дал следующее заключение: «Я не возражаю против допроса Пилевина Николая Матвеевича и экспертов, но допрос Пилевина Владимира считаю излишним».Такое немотивированное заключение, конечно', не могло убедить суд, да и по существу оно было неправильным, так как Владимир Пилевин мог дать существенные показания по делу. Суд полностью удовлетворил ходатайство адвоката, особо подчеркнув в своем определении, что это делается «в целях наиболее объективного рассмотрения дела».

Внимательно и вдумчиво относясь к ходатайствам, заявленным подсудимыми и защитниками, обвинителю ни в коем случае не надо возражать, если удовлетворение этих ходатайств может содействовать более полному и всестороннему исследованию обстоятельств дела или опровергнуть предъявленное подсудимому обвинение или смягчить его ответственность.

Вместе с тем, соглашаясь с заявленным ходатайством, прокурор должен продумать, какие доказательства он может использовать в противовес новым доказательствам защиты, и если у него есть возможность такие доказательства представить, он должен это сделать.

В тех случаях, когда прокурор соглашается с заявленным ходатайством, он, как правило, может ограничить свое заключение кратким заявлением: «Против удовлетворения заявленного ходатайства возражений не имею». Только в некоторых случаях, когда заявленное ходатайство имеет большое значение для дела и прокурор с ходатайством согласен,— он должен мотивированно поддержать это ходатайство, чтобы в свою очередь убедить суд в необходимости удовлетворения этого ходатайства.

Однако в тех случаях, когда прокурор с ходатайством не согласен, он всегда обязан подробно обосновать свое несогласие.

В практике встречаются многочисленные факты, когда, возражая против заявленного ходатайства, прокурор ограничивается заявлением' «Считаю нецелесообразным удовлетворить ходатайство», или «считаю заявленное ходатайство неправильным, а потому оно подлежит отклонению». Подобные заключения недопустимы. Они никого убедить
не могут. Прокурору надлежит кратко, но убедительно показать, по каким именно основаниям он считает данное ходатайство неправильным, по каким именно соображениям он просит суд отклонить заявленное ходатайство. Так, например, защитник возбуждает ходатайство о вы- зозе в суд свидетеля Иванова. Между тем в деле имеется справка, что еще в процессе предварительного следствия принимались меры к вызову Иванова, но оказалось, что он выбыл в другой город, а по поводу обстоятельств, о которых мог дать показания Иванов, были допрошены другие свидетели, давшие исчерпывающие показания по этому вопросу. В этом случае заключение прокурора будет построено примерно так: «Я возражаю против удовлетворения ходатайства адвоката А. о вызове свидетеля Иванова последующим соображениям: 1) свидетель Иванов вызывается для подтверждения такого-То обстоятельства (кратко указать это обстоятельство, как оно изложено в ходатайстве защитника), но по поводу этого обстоятельства допрошены свидетели Абрамов, Семенов и Федоскин. Таким образом, показания свидетеля Иванова могут только повторить уже имеющиеся в распоряжении суда доказательства; 2) как видно из имеющейся в деле справки (том I, лист дела 72), свидетель Иванов выбыл в город Н., и вызов его неминуемо должен повлечь отложение дела, а, как я уже доложил суду, Иванов не является единственным свидетелем и обстоятельства, для выяснения которых возбуждено ходатайство о его вызове, могут быть исчерпывающе выяснены при допросе вызванных в суд свидетелей Абрамова, Семенова и Федоскина. По изложенным основаниям прошу суд отклонить ходатайство адвоката А. о вызове свидетеля Иванова».

Прокурор сумеет выполнить свою обязанность и убедить суд в обоснованности или в необоснованности заявленного ходатайства об истребовании новых доказательств лишь в том случае, если он сам отлично знаком с материалами дела.

К чему приводит недостаточное знание материалов дела свидетельствует следующий факт:

Подсудимый заявил на суде ходатайство о вызове дополнительного свидетеля для подтверждения его объяснений. Государственный обвинитель поддержал это ходатайство, и суд его удовлетворил. [Дело было отложено слушанием на два дня. При вручении повестки вновь вызван
ному свидетелю выяснилось, что тот три месяца тому назад умер.

Между тем в деле имелись данные о том, что этого свидетеля нет в живых. Если бы прокурор изучил полностью дело, он убедился бы в том, что следователь в свое время интересовался этим свидетелем, но установил, что свидетель умер. Прокурор в этом случае не поддержал бы необоснованного ходатайства подсудимого, и дело не откладывалось бы. А ведь всякое откладывание дела сопряжено с повторным вызовом обвиняемых, свидетелей, экспертов, с отрывом их от работы и т. д.

в) Разъяснение прав подсудимому и разрешение отводов

Председательствующий разъясняет подсудимому его право задавать вопросы свидетелям, экспертам, другим подсудимым, если они имеются, давать объяснения по поводу всего дела или отдельных его обстоятельств в любой момент судебного следствия, независимо от того, участвует ли в деле защитник или дело слушается без участия защитника. Если в судебном разбирательстве участвует потерпевший, председательствующий обязан разъяснить потерпевшему его право на предъявление гражданского иска, если он не был раньше заявлен. В тех случаях, когда потерпевший заявляет о предъявлении гражданского иска, суд должен решить вопрос о признании его гражданским истцом и о допущении его к участию в деле в качестве стороны. Заявление потерпевшего заносится в протокол, а о признании его гражданским истцом судом выносится определение.

Отказ подсудимого от дачи показаний в суде не может лишить его права участвовать в судебном заседании, задавать вопросы свидетелям и воспользоваться последним словом.

Затем председательствующий объявляет состав суда и сторон, разъясняет право отвода и спрашивает стороны, нет ли у них заявлений об отводе.

Судья на основании ст. ст. 43 и 45 УПК подлежит отводу в следующих случаях:

1) когда он является стороной в деле или родственником какой-либо ив сторон; 2) когда он сам или его родственники являются заинтересованными в исходе дела;

3) когда он участвовал в деле в качестве лица, производившего дознание, следователя или обвинителя, защитника или представителя интересов или гражданского истца по данному делу, или в качестве свидетеля или эксперта; 4) если имеются иные обстоятельства, вызывающие сомнения в его беспристрастности.

Руководящие работники организации, являющейся гражданским истцом по делу, не могут участвовать в составе суда при судебном рассмотрении этого дела.

Не может участвовать в качестве судьи по делу бухгалтер, проверявший в силу служебного положения деятельность подотчетного лица и обнаруживший при этом данные, послужившие основанием для привлечения этого лица к уголовной ответственности.

Не может участвовать в новом рассмотрении дела судья, бывший уже однажды в составе суда, рассматривавшего это дело, но приговор которого был отменен (ст. 44 УПК). Такой судья, если его включили в состав суда, должен быть, безусловно, отведен, так как он при первом рассмотрении дела уже составил себе определенное убеждение по данному делу, ввиду чего ему трудно будет отрешиться от своей точки зрения и, как правило, его мнение при повторном рассмотрении дела будет предвзятым.

Состав суда должен быть законным. Это означает, что все судьи, входящие в состав суда, должны быть избраны в порядке, установленном Законом о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик. Если судья или народный заседатель не был избран на свой пост в законном порядке, он должен быть немедленно отведен.

В составе суда не могут участвовать лица, связанные друг с другом родственными отношениями (ст. 41 УПК), так как это создавало бы опасность для независимости их суждений. Судьи-родственники могли бы непроизвольно влиять друг на друга. Поэтому, если в составе суда окажутся двое родственников, то один из них должен быть отведен.

Неправильный состав суда обязательно влечет за собой отмену приговора. Это неоднократно подчеркивалось в постановлениях Пленума и определениях судебных коллегий Верховного суда СССР. Так, постановлением Пленума Верховного суда СССР от 13 апреля 1940 г. по делу С. приговор был отменен на том основании» что в его
(рассмотрении участвовали народные заседатели не линейного суда, а местного народного суда.

Если имеются основания к отводу, судья сам должен себя устранить от участия в деле. Если судья сам себя не устранил от участия в деле, он подлежит отводу по заявлению сторон. Отвод должен быть заявлен стороной до начала судебного следствия. Более поздние заявления об отводе могут быть сделаны сторонами только в том случае, если основания отвода стали известны лишь после начала судебного следствия

Заявленный против судьи отвод разрешается остальными участвующими в деле судьями в отсутствие отводимого судьи. Участие отводимого судьи в обсуждении заявленного отвода влечет за собой безусловную отмену приговора, вынесенного в этом составе суда.

Если голоса разделились — один за отвод, а другой — против отвода,— судья считается отведенным.

Если отвод заявлен сразу двум судьям, он разрешается в таком же порядке последовательно в отношении каждого отводимого судьи в отдельности: двое судей решают вопрос об отводе третьего. В том случае, если отвод отклонен, этот судья вместе с тем судьей, против крторого не был заявлен отвод, решают вопрос об отводе второго судьи.

В законе нет указания, в каком порядке разрешается отвод, заявленный всему составу суда. В этих случаях, исходя из сложившейся практики, отвод должен обсуждаться всем данным составом суда и разрешаться большинством голосов.

Секретарь суда может быть отведен по основаниям, установленным законом для отвода судьи, с тем исключением, что участие секретаря в рассмотрении дела, приговор по которому был отменен, не препятствует его участию при вторичном рассмотрении дела (ст. 48 УПК) Отвод, заявленный секретарю, разрешается судом.

Особенно важна роль прокурора при разрешении вопроса о законности состава суда. Прокурор обязан сам заявить отвод незаконному составу суда, а также обеспечить, чтобы отводы, заявленные другими участниками процесса, разрешались в соответствии с требованиями закона, о которых говорилось выше.

Заявляя отвод, прокурору следует подтвердить фактами его основательность и сослаться на закон, делающий
невозможным участие судьи или судей в рассмотрении данного дела. Прокурор подлежит отводу по тем же основаниям, по которым должны быть отведены судьи (ст. 49 УПК).

Однако участие прокурора в производстве дознания или предварительного следствия по делу или поддержание им обвинения при первом судебном разбирательстве не может служить основанием к его отводу.

Отвод прокурору должен быть заявлен стороной немедленно после того, как ей стало известно основание к отводу. Если основание к отводу прокурора стало известно стороне до начала процесса, отвод должен быть заявлен в подготовительной части судебного заседания после того, как председательствующим будет задан вопрос о наличии отводов.

В тех случаях, когда согласно закону прокурор подлежит отводу, он не должен ожидать, чтобы защитник или подсудимый заявили ему отвод, а должен сам себя отвести еще до начала судебного заседания. Если отвод против него был заявлен в суде и является основательным, прокурор должен присоединиться к отводу. Если отвод неоснователен, прокурор не должен давать заключения по этому вопросу и не может вступать в полемику по поводу отвода. Он должен предоставить суду самому разрешить этот вопрос и только отвечать на вопросы суда, если такие вопросы будут ему еаданы в порядке выяснения оснований отвода.

Защитник, а также представители интересов потерпевшего и гражданского истца могут быть отведены лишь в одном случае — когда они участвуют в деле в качестве свидетелей, так,как согласно ст. 56 УПК «лицо, участвующее в деле в качестве свидетеля, не может быть в том же деле защитником, обвинителем, а также представителем интересов потерпевшего и гражданского истца».

Отвод может быть заявлен также переводчикам и экспертам (ст. 48 УПК). Основание для отвода этих лиц и порядок разрешения отвода — такие же, как и для отвода секретаря суда. Не может участвовать в деле в качестве эксперта лицо, выводы которого основаны на сведениях, известных ему как свидетелю. Такое лицо, вызванное в суд в качестве эксперта, может быть допрошено только в качестве свидетеля, а в качестве эксперта должно быть
вызвано другое лицо, отвечающее требованиям, предъявляемым к экспертам.

Порядок подготовительной части судебного заседания изложен нами в соответствии с очередностью судебных действий, установленной Уголовно-процессуальным кодексом. Согласно этому порядку вопрос об отводе судей и сторон ставится и решается в самом конце подготовительной части судебного заседания (ст. 278 УПК). Однако судебная практика относит момент объявления состава суда и сторон и разрешение вопроса об отводах не к концу подготовительной части судебного заседания, а сразу после того, как суд удоствоверился в явке сторон, личности подсудимого и разъяснил последнему его процессуальные права.

Целесообразность этого вызывается тем, что сначала следует разрешить вопрос о возможности слушать дело в данном составе суда, а только после этого должен решиться вопрос о возможности слушания дела при имеющихся источниках доказательств (явившихся свидетелях, экспертах и т. п.).

§ 3. Участие обвинителя в судебном следствии

Участвуя в судебном следствии, прокурор должен иметь в виду, что задачи судебного следствия не ограничиваются одной лишь проверкой доказательств, собранных на предварительном следствии. Суд не только может, но и обязан проявить инициативу в отыскании новых доказательств, необходимых для всестороннего исследования дела, не только может, но и должен выйти за рамки доказательств, собранных предварительным следствием, если оно было проведено неполно, и исследовать дело с исчерпывающей полнотой.

Судебное следствие должно быть произведено с такой полнотой, чтобы суд имел возможность в своем приговоре разрешить все вопросы, на которые он по закону обязан ответить, а именно:

1) имело ли место, когда и где, деяние, приписываемое подсудимому по обвинительному заключению;

2) содержит ли это деяние состав преступления;

3) совершил ли это деяние подсудимый;

4) подлежит ли применению к подсудимому мера наказания;

5) какая именно мера наказания должна быть назначена подсудимому и подлежит ли она отбытию подсудимым;

6) подлежит ли удовлетворению заявленный гражданский иск, а если иск заявлен не был, то надлежит ли принять меры обеспечения могущего быть заявленным гражданского иска.

Известно, что в результате правильно проведенного судебного следствия во многих случаях добываются дополнительные доказательства, убедительно подтверждающие и подкрепляющие материалы предварительного следствия, создающие более прочную базу для вынесения обвинительного приговора. В других случаях — новые доказательства или исследование ранее собранных доказательств в обстановке судебного процесса меняют всю перспективу дела и приводят к вынесению оправдательных приговоров, или к изменению квалификации преступления, или, наконец, к обращению дела на новое расследование в том случае, если выясняется, что подсудимый совершил иное или более тяжкое преступление.

Этим и определяется значение судебного следствия.

Прокурор должен учитывать и то большое воспитательное значение, которое имеет каждый судебный процесс.

«Всей своей деятельностью,— гласит ст. 3 Закона о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик,— суд воспитывает граждан СССР в духе преданности Родине и делу социализма, в духе точного и неуклонного исполнения советских законов, бережного отношения к социалистической собственности, дисциплине труда, честного отношения к государственному и общественному долгу, уважения к правилам социалистического общежития».

Изобличение преступника, наглядный показ присутствующим в зале суда гражданам всей опасности и вредности совершенного преступления воспитывают чувство нетерпимости к нарушителям советских законов.

В тех случаях, когда обстоятельства дела позволяют сделать выводы, выходящие за рамки установления конкретной вины подсудимых, и вскрыть причины, способствовавшие совершению преступления, прокурор обязан в ходе судебного следствия выяснить все эти обстоятельства с тем, чтобы вызвать у присутствующих сознание необходимости активно бороться против причин, способ
ствовавших возникновению преступлений. Так, например, если установлено, что подсудимый встал на преступный путь в результате неправильного воспитания в семье или школе, прокурор должен во время судебного следствия выявить это обстоятельство с тем, чтобы присутствующие могли извлечь из него урок для себя и сделать соответствующие выводы.

Но даже в тех случаях, когда в зале суда нет посторонних граждан, прокурору необходимо провести судебное следствие таким образом, чтобы выявить все причины и обстоятельства, способствовавшие возникновению или совершений преступления. Это даст возможность суду в необходимых случаях вынести частное определение, направленное на устранение этих причин. Для этого иногда следует допросить в суде в качестве свидетелей не только лиц, показания которых помогают изобличению преступника, но и тех свидетелей, которые помогают суду уяснить обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, с тем, чтобы суд мог соответствующим образом на это реагировать в целях предупреждения аналогичных преступлений в дальнейшем.

Во время судебного следствия — этой важнейшей части судебного разбирательства, которая охватывает ряд процессуальных действий,— прокурор обязан, как и в подготовительной части судебного заседания, обеспечить неуклонное соблюдение процессуальных норм.

а) Оглашение обвинительного заключения

Судебное следствие начинается чтением обвинительного заключения по делу (ст. 279 УПК) - Процессуальный закон требует чтения обвинительного заключения, и поэтому совершенно недопустимо ограничиваться оглашением выдержек из обвинительного заключения, оглашением только резолютивной части или изложением содержания обвинительного заключения. Оно должно быть оглашено полностью К В тех случаях, когда определением

¹ Исключение составляет УПК Узбекской ССР, согласно ст. 113 которого судебное следствие начинается с разъяснения председательствующим подсудимому сущности предъявленного ему обвинения. Таким образом, согласно УПК Узбекской ССР обвинительное заключение в судебном заседании может не оглашаться.

подготовительного заседания изменена квалификация преступления (например, обвинительное заключение квалифицировало преступление по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», а на подготовительном заседании суд изменил квалификацию на ст. 1 этого Указа),— председательствующий должен огласить также определение подготовительного заседания.

Действующий закон не регламентирует, кто именно оглашает обвинительное заключение — это может сделать председательствующий, члены суда или секретарь судебного заседания.

Если председательствующий допустит отступление от изложенных выше требований закона, относящихся к оглашению обвинительного заключения, прокурор обязан сделать соответствующее заявление суду. В этом заявлении прокурор в корректной форме должен обратить внимание суда на допущенное нарушение или отступление от закона и просить суд принять меры к тому, чтобы закон был соблюден.

Заявление прокурора суду должно быть облечено примерно в следующую форму: «Статья 279 УПК требует, чтобы в судебном заседании было зачитано обвинительное заключение, именно обвинительное заключение, а не часть его. В связи с этим прошу об оглашении обвинительного заключения полностью».

В случае неудовлетворения этого заявления прокурора, последний требует занесения своего заявления в протокол судебного заседания.

После того как оглашено обвинительное заключение, председательствующий опрашивает подсудимого, понятно ли ему предъявленное обвинение и в случае необходимости разъясняет подсудимому сущность обвинения в понятных для подсудимого выражениях (ст. 280 УПК). Затем председательствующий спрашивает подсудимого, признает ли он себя виновным и желает ли он дать объяснения по делу. Если по делу имеются несколько подсудимых, председательствующий обязан опросить каждого из них в отдельности, понятно ли предъявленное обвинение, признает ли данный подсудимый себя виновным и желает ли он дать объяснения.

В этот момент подсудимый еще не дает своих показа
ний по существу обвинения, не допрашивается судом и сторонами, он только отвечает на вопрос, признает ли он себя виновным полностью или частично, или совсем не признает и желает ли он давать объяснения суду.

б) Порядок судебного следствия

Закончив опрос подсудимых по вопросу о том, признают ли они себя виновными, суд выслушивает заявления сторон — в каком порядке они предлагают вести судебное следствие: начинать ли с допроса подсудимых или свидетелей, в каком именно порядке свидетели и подсудимые должны быть допрошены и т. д. Первым выслушивается заключение прокурора, а затем мнение защитников и подсудимых.

Заслушав заявления сторон, суд выносит определение о порядке исследования доказательств. При этом суд может не согласиться с предложениями сторон и принять иной порядок.

Для государственного обвинителя имеет важное значение определение порядка судебного следствия. Далеко не безразлично, в какой последовательности будут проверяться на суде отдельные доказательства, в какой очередности будут допрашиваться подсудимые и свидетели, в какой момент судебного следствия будет произведена экспертиза и допрошены эксперты, когда будет произведен осмотр вещественных и письменных доказательств и т. д.

Порядок судебного следствия имеет важное значение для полноты и всесторонности исследования доказательств, для изобличения подсудимого в предъявленном обвинении. Когда судебное следствие проводится логически последовательно, то яснее и рельефнее раскрывается перед судом картина преступления, личность подсудимого и доказательства становятся более убедительными.

Прокурор не может упускать из виду, что обязанность доказывания или, как принято выражаться, бремя доказывания лежит на обвинителе, и поэтому обвинитель должен заранее продумать, как он использует собранные по делу доказательства и в каком порядке он их представит суду, чтобы для суда они были убедительными.

Особо важное значение приобретает тщательная подготовка плана судебного следствия в тех случаях, когда под
судимые отрицают свою виновность, или когда рассматривается дело о группе подсудимых, или когда само дело состоит из многих эпизодов.

То, что выше было сказано о значении логического построения исследования доказательств, еще в большей степени относится к тем случаям, когда обвинитель оперирует косвенными доказательствами (уликами).

Несмотря на очевидность большого значения заранее продуманного плана судебного следствия, многие прокуроры заранее не составляют таких планов и очень часто, когда председательствующий спрашивает у прокурора его мнение относительно порядка судебного следствия, ограничиваются трафаретной фразой: «Судебное следствие прошу вести в том порядке, как указано в обвинительном заключении». Между тем к обвинительному заключению прилагается лишь список обвиняемых и свидетелей, которые вызываются в суд, но вовсе не устанавливается последовательность их допроса в суде. Обычно следователь составляет перечень обвиняемых, исходя из роли каждого из них; главный обвиняемый помещается в списке первым. На практике же часто бывает, что главный обвиняемый не признает себя виновным и изобличается в совершении преступления своими соучастниками. Совершенно естественно, что в этом случае было бы вредно для дела начать допрос с того подсудимого, который значится в списке первым: отрицая свою виновность, он может повлиять на своих соучастников, которые ранее признавали себя виновными и побудить их к отказу от своего признания. В этом случае, бесспорно, следует начать допрос с тех подсудимых, которые изобличают главного подсудимого, хотя они, возможно, значатся в перечне обвиняемых последними.

Перечень свидетелей обычно составляется следователем без учета той логической последовательности, в которой они должны быть допрошены в суде. Чаще всего свидетели указываются в перечне в той последовательности, в которой расположены в деле протоколы их допросов.

Поэтому важно, чтобы прокурор при утверждении обвинительного заключения обращал внимание на список лиц, вызываемых в судебное заседание, требуя расположения их в той последовательности, которая соответствовала бы порядку их допроса во время судебного следствия.

Однако этим ограничиваться нельзя, так как список обвиняемых и свидетелей, подлежащих вызову в судебное заседание, может быть изменен в подготовительном заседании (если в отношении кого-либо из обвиняемых суд на подготовительном заседании прекратил или приостановил дело, исключил часть свидетелей или вызвал новых и т. п.), или бывает, что в подготовительной части судебного разбирательства по ходатайству сторон вызываются новые свидетели, истребуются новые документы и т. д., что неизбежно потребует составления особого плана судебного следствия, учитывающего все изменения, происшедшие после составления и утверждения обвинительного заключения.

Если обвинителю для составления плана судебного следствия требуется время, он должен просить суд об объявлении необходимого перерыва, но ни в коем случае не итти на то, чтобы из-за недостатка времени предложить недостаточно продуманный план судебного следствия.

В некоторых случаях прокуроры ограничиваются предложением о последовательности допроса одних подсудимых, а в отношении последовательности допроса свидетелей отделываются общей фразой: «после чего (то есть допроса подсудимых в таком-то порядке) прошу перейти к допросу свидетелей». Такое предложение прокурора также является неправильным. Мало сказать, что судебное следствие должно начаться с допроса подсудимых, но необходимо точно определить последовательность допроса свидетелей.

Неконкретные, неправильные предложения о порядке судебного следствия вносят не только прокуроры, выступающие впервые в суде, но иногда и опытные прокуроры. Так, по делу Г., Б. и других, рассматривавшемуся в Московском городском суде, по которому выступал опытный прокурор, все же было дано неправильное заключение о порядке исследования судебных доказательств. Прокурор заявил: «Предлагаю начать исследование с допроса подсудимых по списку: Г., Д., Б , С., а затем допросить свидетелей». В суд было вызвано десять свидетелей. Спрашивается, кого же из этих свидетелей допросить первым, кого вторым? Каково отношение государственного обвинителя к очередности допроса свидетелей? Между тем именно по этому делу последовательность допроса свидетелей имела большое значение.

Мы так подробна останавливаемся на вопросе о заключении прокурора по поводу плана судебного следствия потому, что, как показывает практика, до сих пор существует недооценка этого вопроса.

Более того, имеются факты, когда вопреки закону заключение о порядке судебного следствия первым дает защитник. Так, при рассмотрении народным судом 1-го участка Парголовского района Ленинградской области дела по обвинению Ж. и Д. по ст. 59³⁶ УК, заключение о порядке судебного следствия дали первыми адвокаты, а прокурор, видимо, считая это в порядке вещей, дал следующее заключение: «Я согласен с мнением защиты и полагаю начать судебное следствие с допроса свидетелей, а затем подсудимых (начиная с Ж-), а после допросить Д ».

Необходимо подчеркнуть, что какой-либо общей обязательной схемы порядка судебного следствия, пригодной на все случаи жизни, не существует. Порядок судебного следствия зависит от конкретных особенностей каждого дела, однако могут быть приведены некоторые общие соображения. Если подсудимый полностью признал себя виновным, то судебное следствие в соответствии со ст. 280 УПК следует начать с выслушивания объяснений подсудимого. Если подсудимых несколько и все они полностью признали себя виновными, то следует сначала выслушать объяснения главных обвиняемых, а затем второстепенных. В тех случаях, когда подсудимый признал себя виновным в основном, но оспаривает отдельные второстепенные факты, судебное следствие также целесообразно начать с допроса подсудимого.

Если подсудимых несколько и часть их признает себя виновными, а часть отрицает свою виновность, следует начать судебное следствие с допроса тех подсудимых, которые признали себя виновными, причем должна быть продумана последовательность допроса того из признавших свою вину подсудимых, показания которого могут наиболее полно осветить картину всего преступления, хотя этот подсудимый может и не являться главным обвиняемым.

Так, например, Верховный суд РСФСР рассматривал дело по обвинению С., П. и Т. во взяточничестве. Суду были преданы: должностное лицо, получившее взятку, некий С , взяткодатель П. и посредник Т С. не признал себя
виновным. Посредник Т., признавая получение денег от П., отрицал передачу денег должностному лицу С. Взяткодатель П. признал себя виновным полностью. Безусловно, в этом деле основной фигурой был подсудимый С. Однако начать допрос с него было бы неправильно. Нужно было начать допрос с взяткодателя П., затем допросить посредника Т., чтобы закрепить показания П. о том, что деньги были получены посредником Т., а затем уже допросить С. Именно так и поступил в данном случае государственный обвинитель. Такой порядок допроса подсудимых дал положительный результат.

В делах, когда часть подсудимых признает свою вину полностью, а часть не признает, иногда целесообразно начать судебное следствие с объяснений подсудимых, признавших себя виновными, затем допросить всех или часть свидетелей, и уже под конец заслушать объяснения и показания подсудимых, не признавших себя виновными, и остальных свидетелей.

Если никто из подсудимых не признает себя виновными, судебное следствие, как правило, следует начинать с допроса свидетелей и лишь затем допросить подсудимого. В отдельных случаях, когда в суд вызваны в качестве свидетелей очевидцы преступления, когда подсудимый полностью изобличается вещественными и документальными доказательствами, может оказаться целесообразным начать судебное следствие с допроса подсудимого, хотя он и отрицает свою вину. Таким построением судебного следствия достигается наиболее наглядное и полное разоблачение лживости объяснений запирающегося преступника.

В некоторых случаях подсудимый, не признавая себя виновным, в то же время не отрицает факта совершения инкриминируемого ему действия, оспаривая лишь преступный характер этого действия. Так, например, подсудимый А. признает получение от подсудимого В. 5000 руб,, утверждая, что взял эти деньги взаймы, а не за сокрытие хищения, выявленного у В. во время ревизии. В. отрицает не только хищение, но и факт передачи подсудимому А. 5000 руб. В подобных случаях целесообразно начать судебное следствие с допроса подсудимого, признавшего инкриминируемый ему факт, хотя и отрицающего преступный характер этого факта.

Порядок допроса свидетелей зависит главным образом от существа тех обстоятельств, для установления которых они вызваны Свидетели должны допрашиваться таким образом, чтобы они освещали обстоятельства дела в определенной, логической последовательности с тем, чтобы в результате их допроса была полностью развернута картина рассматриваемого дела. Поэтому, если несколько свидетелей дают показания об одних и тех же обстоятельствах, то следует их допрашивать друг за другом. В первую очередь следует допросить тех свидетелей, которые наиболее широко осведомлены об обстоятельствах дела. Затем тех, которые освещают отдельные детали. Если свидетель вызван только для характеристики подсудимых, то допрос его следует отнести в самый конец судебного следствия.

Свидетеля, вызванного для опровержения показаний другого свидетеля, полезно допросить непосредственно вслед за этим свидетелем для того, чтобы суд мог ясно сопоставить их показания и дать им правильную оценку.

Сказанное выше о последовательности допроса свидетелей относится в одинаковой мере как к свидетелям, вызванным в соответствии с обвинительным заключением, так и к свидетелям, вызванным дополнительно по определению суда.

При составлении плана судебного следствия прокурору необходимо также предусмотреть, на каком этапе судебного следствия и в какой последовательности необходимо произвести исследование вещественных и письменных доказательств, заслушать заключение экспертов и т. п. При этом следует учесть, что заслушивание заключения экспертов и их допрос во многих случаях целесообразно отнести к концу судебного следствия, поскольку экспертам часто бывает необходимо участвовать в исследовании судом доказательств, относящихся к предмету экспертизы.

Когда рассматривается сложное дело, состоящее из нескольких или многих самостоятельных эпизодов, судебное следствие целесообразно проводить по эпизодам, т. е. сначала допросить подсудимых, свидетелей и исследовать все остальные доказательства, относящиеся к одному эпизоду, а после того, как обстоятельства одного эпизода полностью исчерпаны, перейти к исследованию доказательств, связанных со следующим эпизодом, и т д. Если имеются доказательства, относящиеся ко всем или нескольким
эпизодам, то группа этих доказательств должна исследоваться в конце.

По таким делам бывают свидетели, показания которых относятся к одному эпизоду. Но наряду с ними могут быть и такие свидетели, показания которых относятся ко многим эпизодам В таком случае целесообразно свидетелей, показания которых относятся к нескольким эпизодам, допросить при исследовании доказательств по последнему эпизоду, к которому относятся их показания, так как в противном случае пришлось бы одного и того же свидетеля вызывать в суд и допрашивать по нескольку раз. Допросить такого свидетеля при исследовании первого эпизода было бы преждевременном потому, что его показания по дальнейшим эпизодам оказались бы изолированными от других доказательств и могли бы остаться непонятными для присутствующих в суде лиц.

В тех случаях, когда экспертиза производится по одному эпизоду, целесообразно заслушать эксперта в конце исследования данного эпизода. Если эксперт вызывается для дачи заключения по обстоятельствам, относящимся к нескольким эпизодам, то заключение эксперта и его допрос следует отнести к концу разбирательства последнего эпизода, по которому необходимо заключение эксперта.

Свое предложение суду о порядке проведения судебного следствия государственный обвинитель излагает устно, а по сложным делам он должен после устного изложения своего предложения представить суду письменный план судебного следствия, который судом приобщается к протоколу судебного заседания. Поскольку суд обязан выслушать мнение защиты и подсудимых по поводу'порядка судебного следствия, предложенного прокурором, желательно, чтобы письменный план был представлен суду в нескольких экземплярах, что позволит ускорить решение вопроса о порядке судебного следствия.

В ряде случаев в протоколах судебных заседаний вообще не отражено заключение прокурора и мнение адвокатов о порядке судебного следствия. Однако прокуроры крайне редко обращают на это внимание.

Между тем обязанностью прокурора является проследить за тем, чтобы его предложение было правильно отражено в протоколе судебного заседания и чтобы принятый судом порядок исследования доказательств соблюдался.

Если в ходе судебного следствия возникнет необходимость в изменении ранее принятого порядка, то такое изменение может быть сделано только на основании особого определения суда

Закон не обязывает стороны мотивировать свои предложения о порядке исследования доказательств. Однако прокурор должен иметь в виду, что порядок судебного следствия окончательно устанавливает суд, и поэтому он в своем устном выступлении кратко обосновывает предлагаемый им порядок, чтобы убедить суд в целесообразности именно такого порядка.

в) Допрос подсудимого

Подсудимые дают объяснения в очередности, устанавливаемой судом: либо до либо после допроса свидетелей и исследования других доказательств. При этом подсудимый вправе давать объяснения по поводу отдельных обстоятельств дела или по поводу показаний свидетелей и других подсудимых во время допроса каждого свидетеля и подсудимого.

В случае противоречия в показаниях подсудимого на судебном следствии с показаниями, ранее данными им на предварительном следствии, а также при рассмотрении дела в отсутствие подсудимого или в случае смерти кого- либо из подсудимых, по усмотрению суда или по требованию какой-либо из сторон могут быть оглашены показания, данные на предварительном следствии (ст. ст. 294— 295 УПК). Если подсудимый отказывается от объяснений или не желает отвечать на вопросы сторон и суда, он не может быть привлечен за это к ответственности. В этих случаях подлежат прочтению показания, данные им на предварительном следствии или дознании (примечание к ст. 294 УПК).

В отношении допроса подсудимых по делам, где участвует прокурор и защитник, уголовно-процессуальные кодексы союзных республик устанавливают два разных порядка. Один порядок, установленный УПК РСФСР (ст. 283), состоит в том, что допрос подсудимых производят сначала председатель и другие судьи, а затем прокурор, гражданский истец, защитник и другие подсудимые.

Другой порядок установлен УПК УССР (ст. 263), согласно которому допрос подсудимого начинают стороны
(сначала прокурор, затем гражданский истец, защитник и другие подсудимые) и лишь затем председательствующий 'я другие судьи.

Допрос подсудимого должен вестись в том объеме, который необходим для всестороннего исследования дела.

Из всего судебного следствия наиболее ответственным моментом для государственного обвинителя является допрос подсудимых и свидетелей. Поэтому к допросу прокурор должен тщательно готовиться, особенно к допросу подсудимых, помня, что и подсудимый тоже готовится к этому моменту, что обвинителю предстоит состязание, что он можег столкнуться с рядом неожиданностей, а поэтому он должен по возможности предусмотреть их и заранее продумать и наметить решения по вопросам, которые могут возникнуть в ходе допроса.

Готовя вопросы, прокурор должен мысленно представить себе, какие ответы можно ожидать на тот или иной вопрос, и наметить дальнейшие вопросы, исходя из возможных вариантов ответа.

Выше уже указывалось, как обвинитель должен готовиться к участию в судебном разбирательстве и говорилось о значении заранее составленного плана допроса

Отмечая важность планирования допроса, необходимо вместе с тем подчеркнуть, что заранее составленный план допроса не может рассматриваться как нечто незыблемое, чего прокурор должен придерживаться во что бы то ни стало.

Необходимо иметь в виду, что любой план, как бы хорошо он ни был разработан, может в ходе допроса подвергнуться коренным изменениям. Поэтому важно, чтобы, составляя план допроса подсудимого, прокурор учитывал возможность изменения этого плана, дабы иметь возможность на ходу перестроить его, внести дополнения и изменения.

Так, составляя план допроса подсудимого, исходя из признания им своей вины на предварительном следствии, обвинитель должен в то же время предусмотреть возможность отказа подсудимого от своих показаний, данных на предварительном следствии, и быть готовым к тому, что подсудимый на суде будет отрицать свою вину. Такое изменение показаний подсудимого не должно застать лро- курора врасплох.

В ряде случаев заранее составленный план допроса
меняется в связи с тем, что подсудимый, давая показания до допроса или отвечая на вопросы суда, уже ответил на некоторые вопросы, запланированные обвинителем и, естественно, что обвинитель не должен требовать повторных ответов, если первый ответ подсудимого его удовлетворяет.

Если прокурор почему-либо не может на ходу перестроить свой план допроса подсудимого, он не должен скомкать допрос или провести его неполноценно, а обязан испросить у суда небольшой перерыв, во время которого он сумеет переработать план допроса и формулировку вопросов.

При всех обстоятельствах план допроса должен быть строго последовательным. Каждый предыдущий вопрос должен подготовлять последующие, а каждый последующий вопрос должен логически вытекать из ответа на предыдущий. Весь допрос должен быть целеустремленным и добиваться одной, заранее намеченной цели.

Правильное и умелое ведение допроса в суде требует от прокурора отличного- знания дела, напряженной подготовки, внутренней собранности, любви к своей работе, опыта и постоянного совершенствования. Правильно вести допрос в суде может только тот, кто умеет правильно анализировать факты, события, явления, правильно их оценивать, понимать их логическую связь, то есть диалектически мыслить. Умение вести допрос в суде — это искусство, которому нужно повседневно учиться.

В стенографических отчетах судебных процессов, на которых в качестве государственного обвинителя выступал А. Я. Вышинский ^!, имеются многочисленные образцы допросов, на которых могут и должны учиться искусству проведения судебного следствия советские прокуроры.

Когда мы ссылаемся на образцы допросов, произведенных А. Я. Вышинским, мы вовсе не имеем в виду, что прокуроры должны механически копировать его допрос. Валено, чтобы, изучая стенограммы процессов, прокуроры овладевали методами допроса, которые применял А. Я. Вышинский, творчески усваивали приемы, к которым он прибегал при проведении судебного следствия.

¹ «Дело К Д Семенчука и С П Старцева», Главсевморпуть, Л., 1936, Судебный отчет по делу антисоветского троцкистского центра, Юриздат, 1937; Судебный отчет по делу антисоветского «правотроцкистского блока», Юриздат, 1936.

Тактика допроса подсудимого не является неизменной для всех случаев жизни. Тактика допроса меняется сообразно обстоятельствам каждого дела, исходя из его конкретных особенностей и с учетом личности: каждого подсудимого.

Все же имеются некоторые общие тактические приемы допроса подсудимых, которых следует придерживаться.

Допрос подсудимого должен быть максимально настойчивым. Прокурору необходимо неуклонно и решительно выяснять все обстоятельства дела, которые имеют существенное значение для дела. Нельзя удовлетвориться расплывчатым и неопределенным ответом подсудимого на поставленный ему вопрос. Закон устанавливает ненаказуемость подсудимого, отказавшегося от дачи показаний в суде, однако прокурор должен настаивать на получении четких, ясных, исчерпывающих ответов на поставленные вопросы.

Если подсудимый признал себя виновным и дал исчерпывающие объяснения, освещающие все существенные для дела обстоятельства совершенного им преступления, и эти объяснения подтверждаются другими доказательствами, государственный обвинитель не должен задавать ему вопросы лишь для того, чтобы проявить свою активность.

Но в тех случаях, когда подсудимый в своих объяснениях ограничился признанием своей вины, сделанным в общей форме, прокурору следует при его допросе уточнить, в чем именно заключается совершенное подсудимым преступление, когда и где оно было совершено', каковы обстоятельства и мотивы его совершения, кто является соучастником преступления, какова была обстановка, в силу которой подсудимому удалось совершить преступление.

Допрашивая подсудимого, обвинитель должен доводить до конца исчерпывающее выяснение каждого пункта обвинения, каждого обвинительного тезиса, не оставляя никаких неясностей и недомолвок. Выяснение должно производиться в строгой последовательности, без перескакиваний с вопроса на вопрос.

Сам допрос должен вестись непременно активно, наступательно. В каждом допросе должна быть основная линия, которой прокурор должен придерживаться. Вопросы обвинителя должны быть направлены на то, чтобы
выдержать эту линию, не позволять подсудимому расплывчатыми ответами уклоняться от этой линии Вопросы должны быть четко сформулированы, не следует делать длинных пауз для обдумывания следующих вопросов, вопросы должны следовать один за другим в хорошем темпе.

Это, конечно, не означает, что обвинитель может засыпать подсудимого вопросами, ставить новый вопрос, не выслушав ответа на предыдущий, или лишить подсудимого возможности подумать, прежде чем ответить.

Говоря о наступательности допроса, следует предостеречь государственного обвинителя прошв излишней придирчивости к допрашиваемому, а тем более против грубости, оскорблений и запугиваний. Допрос должен всегда вестись корректно-, культурно.

Требование культурности допроса отнюдь не означает, что обвинитель ведет допрос в таких выражениях, когда вежливость переходит в расшаркивание перед подсудимым. Совершенно неуместно, например, при допросе подсудимого употреблять такие выражения: «не будете ли вы столь добры ответить», или «будьте любезны сказать» и т. п. Подсудимый должен чувствовать, что он держит ответ перед судом.

Вопросы прокурора, как правило, должны быть короткими и так сформулированы, чтобы ответы на них были обстоятельными и подробными. Характер самих вопросов — ясный и недвусмысленный, чтобы подсудимый мог в свою очередь дать на них четкий и недвусмысленный ответ. Однако когда подсудимый уходит от четкого ответа на поставленный ему вопрос, или когда он уклоняется от неприятных для него формулировок, обвинитель не может относиться к этому безразлично- и последующими уточняющими вопросами добивается четкого ответа. В том случае, когда подсудимый заявляет, что он отказывается ответить на конкретный вопрос, прокурору следует потребовать от председательствующего занести этот отказ в протокол судебного заседания.

В тех случаях, когда выясняется тенденция подсудимого многословными и пугаными ответами затушевать существо дела и свою ответственность за совершенное преступление, либо, когда подсудимый не способен самостоятельно связно излагать обстоятельства в ответ на заданные ему вопросы, обвинитель может формулировать
вопросы таким образом, чтобы подсудимый должен был ответить «да» ил» «нет».

Если допрос сложный, то есть затрагивает много обстоятельств, или когда подсудимый в ходе допроса меняет свои объяснения, целесообразно' в конце допроса подвести итог, сделать общий вывод и получить подтверждение подсудимого, что он в конечном итоге признает и что оспаривает. С этой целыо обвинитель должен поставить подсудимому заключительные вопросы, которые суммируют сущность всех данных подсудимым ответов.

В судебной практике нередко бывает, когда подсудимые, отвечая на вопросы председательствующего о> своей прошлой деятельности, занятиях, судимости и т. д., пытаются скрыть компрометирующие их факты или преуменьшить значение этих фактов, или, наоборот, приписывают себе несуществующие заслуги, незаслуженно выпячивают положительные факты своей биографии. Известно, какое значение имеют данные о личности подсудимого при определении судом меры наказания. Но не меньшее значение имеют эти данные для формирования отношения суда к оценке достоверности показаний подсудимого и степени доверия к доказательствам против него. Если, например, подсудимый обвиняется в мошенничестве и известно, что он уже до этого привлекался к ответственности за аналогичное преступление или характеризуется как человек лживый, то суд 'соответственно' будет относиться более настороженно к его объяснениям в суде. Именно поэтому важно, чтобы при допросе подсудимого прокурор своими вопросами внес ясность в вопрос о том, что- из себя представляет этот подсудимый.

Выявление в начале допроса моментов, которые пытается скрыть подсудимый, имеет помимо всего и большое тактическое значение для всего -последующего допроса подсудимого. Подсудимый убеждается, что прокурору известны факты из его прошлого', что ему не удастся ввести суд в заблуждение и таким образом ему становится невозможным придерживаться заранее продуманной им линии поведения на суде. Но поскольку подсудимый все же не знает, что именно прокурору известно о нем, он начинает либо говорить правду, либо наспех придумывает новую линию поведения на суде и тогда прокурору нетрудно его изобличить во лжи.

При слушании дела Т., преданного суду за посредничество в передаче взяток, он не скрыл при допросе на суде факта осуждения его до этого по ст. 107 УК к десяти годам лишения свободы. Однако было важно показать суду, за что конкретно был осужден Т, а еще более важно было дать Т. понять, что прокурору известны абсолютно все детали предыдущего дела, поскольку эти обстоятельства устанавливали его связь с работниками, которым он передавал в последующем взятки. Государственный обвинитель поставил ему нисколько вопросов, в результате которых была раскрыта его конкретная спекулятивная деятельность, -а вместе с тем подсудимому Т. было дано понять, что прокурор знает о нем гораздо больше, чем записано в материалах рассматриваемого судом дела по обвинению его в передаче взяток.

Прокурор поставил Т. следующие вопросы:

— Вы свою фамилию никогда не меняли?

На это последовал отрицательный ответ.

Прокурор: У Вас была кличка?

Подсудимый: Нет, не было.

Прокурор: Известен ли Вам гражданин С.?

Подсудимый: Да, известен.

Прокурор: Допрашивался ли С. по поводу обвинения Вас в спекуляции?

Подсудимый: Да, допрашивался.

Прокурор: Помните ли Вы его показания?

Подсудимый: Да, помню.

Прокурор: Но С. говорил, что Вы были известны под кличкой «Иван Динамо». Это правильно?

Подсудимый: Да, правильно.

Прокурор: Значит, у Вас была кличка?

Подсудимый: Да, была.

Конечно, то обстоятельство, что у подсудимого была кличка, само по себе не имело значения. Но в результате допроса суд мог убедиться, что Т. способен отрицать даже такие факты, которые, казалось бы, не могут иметь влияния на его ответственность по рассматриваемому делу.

Иногда государственный обвинитель сталкивается с отказом подсудимого от признания своей вины, хотя на предварительном следствии обвиняемый полностью признавал себя виновным. Зачастую таким отказом отдельные адвокаты пользуются в качестве предлога для
возбуждения ходатайства о направлении дела на доследование, а некоторые прокуроры сразу же теряются и соглашаются с такими ходатайствами.

Между тем сам по себе отказ подсудимого от ранее данных показаний не должен поколебать основу обвинения и не может служить серьезным основанием для отложения дела. Ни прокурор, ни суд не должны ставить себя в какую бы то ни было зависимость от признания подсудимого, ибо, как правило, в каждом деле имеются другие доказательства, изобличающие подсудимого в совершенном преступлении. Известно, что во многих случаях подсудимый прибегает к голословному отказу на суде от показаний, данных на предварительном следствии, в надежде на то, что ему удастся ввести суд в заблуждение и избежать ответственности за совершенное преступление.

Встречаются и более хитроумные виды отказа подсудимых от ранее данных показаний. Так, иные преступники, полностью изобличенные в совершении тяжких преступлений, умышленно признаются на предварительном следствии не только в фактически совершенных преступлениях, но и в таких, которых они никогда не совершали. А некоторые легковерные следователи принимают эти признания за чистую монету и не проверяют их. Пользуясь этим, эти обвиняемые принимают на себя вину в таких преступлениях, свою непричастность к которым им легко доказать в суде.

В суде они отказываются от всех ранее сделанных признаний, без труда доказывают несостоятельность их обвинения в преступлениях, которых они не совершали, и тем самым подрывают доверие к предварительному следствию в целом, ко всем предъявленным им обвинениям.

Иногда такие подсудимые прибегают на суде к провокационным заявлениям о необъективности ведения следствия, незаконных методах расследования и т. п.

Государственному обвинителю следует все это иметь в виду и быть готовым к такого рода неожиданностям в судебном процессе.

Конечно, признание подсудимым своей вины на суде, если это признание находится в соответствии со всеми другими доказательствами, облегчает роль государственного обвинителя в судебном процессе, однако, если подсудимый не признал себя виновным ни на предварительном, ни на судебном следствии, или когда подсудимый на суде отка
зался от ранее -сделанного признания, это еще не означает, что суд не в состоянии, разобраться в деле и вынести законный и обоснованный приговор. Отказ подсудимого от признания усложняет положение государственного- обвинителя, но отнюдь не означает, что вслед за -изменением показаний обвиняемого дело надлежит обратить к доследованию.

Государственный обвинитель должен помнить, что показания подсудимого являются только одним из видов доказательств, а вовсе не решающим доказательством, и что не случайно в системе доказательств по советскому уголовному процессу (ст. 58 УПК) показания (личные объяснения) -обвиняемого отнесены на самое последнее место.

Именно поэтому, в случае отказа подсудимого от ранее сделанного- признания, обвинителю необходимо сопоставить отказ подсудимого -со всеми другими доказательствами, имеющимися в деле, причем сделать это наглядно, чтобы доказать суду необоснованность отказа. Иногда это нужно делать сразу после отказа подсудимого, в иных случаях целесообразно- перейти к допросу остальных подсудимых и свидетелей, а к допросу подсудимого, изменившего свои показания, перейти позднее, после исследования уличающих его доказательств. Разумеется, прокурор успешно справится с этой задачей только тогда, когда он будет вести допрос активно, используя для этого все материалы дела, изобличающие подсудимого.

Однако не всегда обвинители проявляют должную активность в изобличении подсудимого, отказавшегося от своих показаний. В качестве примера можно привести дело по обвинению группы работников Саратовского коопторга Р , С: и др. в хищениях, рассмотренное Саратовским областным судом. По предложению государственного обвинителя первым допрашивался подсудимый Р., который начал свош объяснения с отказа от показаний, данных нм на предварительном следствии. Р. заявил, что он давал на следствии ложные показания, но о причинах он сейчас сказать не может и просит объявить перерыв.

Государственный обвинитель вместо того, чтобы сразу же активным допросом установить действительные мотивы отказа Р. от показаний, тем более, что еще в ходе предварительного- следствия была перехвачена записка другого подсудимого, предлагавшая Р. отказаться от своих пока
заний, и эта записка имелась в деле,— дал следующее заключение: «Я считаю целесообразным объявить перерыв и дать подсудимому Р. возможность подумать перед дачей своих показаний».

Характерно, что государственный обвинитель даже не поставил перед судом вопроса об изоляции Р. от других подсудимых, хотя бы на время перерыва, чтобы лишить его возможности договориться по поводу отказа от показаний. За прокурора это сделал адвокат, а прокурору ничего не оставалось, как заявить: «Я поддерживаю ходатайство адвоката и в свою очередь прошу отделить подсудимого Р. от других подсудимых».

После перерыва Р. объяснил, что отказался от своих показаний, данных им на предварительном следствии), под воздействием подсудимого Ф., который угрожал ему во время доставки подсудимых из тюрьмы в суд. Государственный обвинитель должен был закрепить это заявление Р. рядом вопросов к Р., подсудимому Ф. и другим подсудимым, а также путем ходатайства об оглашении упоминавшейся выше записки Но он этого не сделал, что дало возможность подсудимому Р. впоследствии отказаться от заявления об угрозах подсудимого Ф., снова отрицать свои показания, данные на предварительном следствии, и согласовать свои ложные показания на суде с показаниями других подсудимых.

Безусловно, не исключены отдельные случаи, когда следствие ведется неправильно и когда признание обвиняемым на предварительном следствии своей вины не соответствует фактическим обстоятельствам дела. Поэтому прокурор не может уклоняться от тщательного выяснения, чем вызвано изменение подсудимым своих показаний, установления подлинных мотивов и причин отказа от показаний, данных на предварительном следствии. Только в том случае, когда новые показания подсудимого являются убедительными, но не могут быть полностью проверены в ходе судебного следствия, особенно в тех делах, когда помимо признания обвиняемого не собрано достаточно других доказательств его виновности, государственный обвинитель вправе и обязан ставить вопрос об отложении дела слушанием и возвращении его на доследование, а если этот вопрос был поставлен защитой,— поддержать ее ходатайство.

В ходе допроса подсудимого, в тех случаях, когда он

отрицает свою вину и пытается оправдаться ложными ответами¹, обвинитель должен его изобличить в этом. В зависимости от обстоятельств дела обвинитель либо изобличает такого подсудимого сразу, либо делает это на дальнейших этапах судебного следствия.

В тех случаях, когда подсудимый на предварительном следствии признавал свою вину, а на судебном следствии отрицает ее, либо когда в деле имеются документальные доказательства, прямо изобличающие подсудимого, либо когда имеются очевидцы преступления и они находятся в зале суда,— обвинителю следует, не откладывая, тут же при допросе подсудимого, ходатайствовать об оглашении показаний подсудимого', данных на предварительном следствии, либо об оглашении отдельных документов, либо о производстве очных ставок с допрошенными свидетелями или подсудимыми.

Если же в деле нет документов, прямо> изобличающих подсудимого в совершенном преступлении, или когда другие подсудимые и свидетели, изобличающие этого подсудимого, еще не допрошены, целесообразно отложить разоблачение лживости показаний подсудимого и сделать эта либо в ходе допроса других подсудимых и свидетелей, либо в конце судебного следствия, а если судебное следствие ведется по эпизодам — то в конце исследования данного эпизода.

В отдельных случаях тактически будет правильно при допросе подсудимого попутно задавать вопросы и другим подсудимым, а также ранее допрошенным в суде свидетелям в целях изобличения подсудимого, когда он дает ложные или уклончивые показания, либо в целях проверки и закрепления его показаний. Таким образом, к допросу одного подсудимого привлекаются другие подсудимые и даже свидетели. Такая тактика допроса неоднократно весьма успешно применялась государственным обвинителем А. Я. Вышинским на ряде крупнейших судебных процессов. Однако надо иметь в виду, что попутные вопросы подсудимым или свидетелям не должны прерывать нить основного допроса.

Подчеркивая необходимость ведения государственным обвинителем активного, целеустремленного допроса подсудимого в целях получения от него исчерпывающих показаний в подтверждение предъявленного ему обвинения,
следует наряду с этим со всей решительностью предупредить обвинителей о недопустимости одностороннего, необъективного исследования обстоятельств дела.

Во время допроса иногда выясняются такие обстоятельства, которые говорят в пользу подсудимого, а не в пользу обвинения.

Прокурор не вправе обходить такие обстоятельства. Являясь представителем государственного обвинения, про- курор раньше всего и прежде всего заинтересован в том, чтобы найти истину по делу. Отсюда вытекает, что если при допросе выявляются обстоятельства, оправдывающие подсудимого, или уменьшающие степень его ответственности, прокурор должен тщательно выясниггь, проверить эти обстоятельства до конца и сделать в дальнейшем из этого соответствующие выводы.

Иногда в качестве обстоятельства, исключающего виновность, подсудимый ссылается на свое алиби, то есть на то, что в момент приписываемого ему преступления он находился в другом месте и физически не мог совершить этого преступления.

Подтвержденное алиби является убедительным доказательством невиновности подсудимого. Наоборот, опровергнутое алиби в ряде случаев превращается в общей цепи доказательств в очень серьезную улику против обвиняемого. Поэтому ни в коем случае нельзя оставлять без проверки ссылку подсудимого на свое алиби.

Необходимо при этом учесть, что опытные преступники зачастую заранее создают искусственно доказательства своего алиби, подготавливают свидетелей, подтверждающих нахождение преступника в момент совершения преступления в другом месте.

Обвинителю следует иметь в виду, что как бы тщательно подсудимый ни подготовил искусственные доказательства своего алиби, он не в состоянии договориться со всеми свидетелями по всем деталям, и ему не удастся обмануть правосудие, если прокурором будет умело произведен допрос подсудимого и свидетелей и если им будут своевременно пресечены попытки подсудимого соответственно проинструктировать свидетелей.

Особенно большое значение это обстоятельство имеет тогда, когда ссылка на алиби не была проверена на предварительном следствии, или когда вопрос об алиби впервые возникает на судебном следствии.

Когда подсудимый в своих объяснениях ссылается на алиби, обвинитель при допросе подсудимого должен допросить его самым тщательным образом о мельчайших подробностях обстоятельств алиби и о свидетелях, которые могут подтвердить эти объяснения подсудимого. В отношении свидетелей, видевших подсудимого в момент его нахождения вне места совершения преступления, необходимо допросить подсудимого, во что эти свидетели были одеты, что делали в тот момент, о чем разговаривали и т. п. Прокурор должен проследить за тем, чтобы ответы подсудимого были полностью зафиксированы в протоколе судебного заседания.

Тут же, не дожидаясь ходатайства подсудимого или его защитника о вызове свидетелей в подтверждение алиби, обвинитель сам должен поставить перед судом вопрос о немедленном вызове этих свидетелей и просить суд принять меры к тому, чтобы не дать возможность вызываемым свидетелям узнать о деталях в показаниях подсудимого, например, через родственников, которые присутствовали в зале суда.

Если алиби надуманное, неизбежно выявятся существенные противоречия в описании деталей, которые помогут опровергнуть алиби.

Нельзя, конечно, дать исчерпывающей схемы допроса' по поводу алиби. Но< все же при допросе следует выяснить следующие вопросы:

1) где именно находился подсудимый в исследуемый период времени;

2) чем он занимался;

3) в силу какой необходимости подсудимый оказался в том месте, которое он указывает, именно в то время, на которое он ссылается;

4) с кем и в связи с чем встречался подсудимый в течение указанного им времени;

5) чем в это время занималось каждое из встреченных им лиц;

6) во что в это время был одет подсудимый и каждое ив встреченных им лиц;

7) дать подробное описание обстановки места, где подсудимый, по его объяснениям, находился (расстановка мебели в комнате, цвет абажура на лампе, наличие занавесок и цветов на окнах и т. д.).

При допросе о деталях обстоятельств алиби обвини
телю следует учитывать личность подсудимого, его профессиональные навыки и задавать ему вопросы именно о таких обстоятельствах и фактах, которые он в силу своей профессии должен был лучше запомнить. Например, маляр или обойщик скорее должны запомнить цвет стен, подоконников, обоев, обивки на мебели и т. п. У сапожника, несомненно, должна была лучше запечатлеться в памяти обувь, у портного — одежда, у электромонтера — проводка и т. д.

г) Допрос свидетелей

Свидетели допрашиваются порознь, в отсутствие других, еще не допрошенных свидетелей. Допросу предшествуют вопросы для установления личности свидетеля, его отношения к делу и сторонам с целью выявления, не является ли он заинтересованным в деле, не состоит ли он в родственных, приятельских или неприязненных отношениях с подсудимым, потерпевшим и т. д. (ст. 284 УПК). Эти вопросы ставятся свидетелю председательствующим. Однако стороны, когда они впоследствии будут допрашивать свидетеля, могут в порядке дополнения или разъяснения задавать вопросы, уточняющие отношение свидетеля к делу и сторонам.

Допрос свидетеля начинается с предложения рассказать все лично ему известное по делу. Свидетель не должен приводить в своих показаниях сведений, источник которых он не может указать (ст. 285 УПК). Такое требование закона преследует цель избежать недостоверных показаний, которые не могут быть проверены и не должны приниматься судом в качестве доказательств.

После изложения свидетелем своих показаний, председательствующий предлагает сторонам задавать свидетелю вопросы. Прокурор допрашивает первым свидетелей, вызванных в суд согласно списку, приложенному к обвинительному заключению, а также вызванных дополнительно по ходатайству прокурора или по инициативе суда. Свидетели, вызванные в суд по ходатайствам подсудимого и его защитника, допрашиваются сначала адвокатом и его подзащитным. Затем свидетель допрашивается противной стороной.

Каждая ив сторон вправе ставить свидетелю дополнительные вопросы в разъяснение или развитие тех ответов, которые были даны на вопросы другой стороны.

Что касается порядка допроса свидетеля судом, то кодексы союзных республик устанавливают различные правила, которые могут быть сведены к двум системам, установленным уголовно-процессуальными кодексами РСФСР и Украинской ССР. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (ст. 289) предусматривает, что председательствующий и члены суда могут задавать вопросы свидетелю как до, так и по окончании допроса свидетеля сторонами в любой момент допроса.

Уголовно-процессуальный кодекс Украинской ССР, (ст. 269) устанавливает, что председательствующий! и члены суда могут задавать свидетелю вопросы только после окончания ею допроса всеми сторонами.

При допросе сторонами свидетелей председательствующий имеет право устранять вопросы, не имеющие отношения к делу (ст. 286 УПК).

Допрошенные свидетели не могут без особого разрешения суда удаляться из зала суда до окончания судебного следствия и при том не иначе, как с согласия сторон (ст. 291 УПК).

В тех случаях, когда в деле участвует эксперт, у последнего часто возникает необходимость в постановке вопросов подсудимому и свидетелям. В Уголовно-процес- суальном кодексе РСФСР нет прямого указания о возможности допроса экспертом свидетелей и подсудимых. Уголовно-процессуальный кодекс УССР предусматривает такое право эксперта. Согласно ст. 276 УПК УССР эксперт вправе задавать те или иные вопросы подсудимому и свидетелям, однако Уголовно-процессуальный кодекс УССР строго ограничивает пределы прав эксперта: во-первых, вопросы могут задаваться лишь в тех случаях, когда это необходимо эксперту для полноты экспертизы; во-вторых, эксперт может задавать вопросы каждый раз лишь с разрешения председательствующего. Таким образом, вопросы экспертов к подсудимым и свидетелям должны иметь ограниченный характер, относясь лишь к предмету экспертизы.

Судебная практика допускает постановку экспертом вопросов подсудимым и свидетелям в тех случаях, когда эксперту необходимы дополнительные сведения для дачи заключения. Такая практика является правильной. Присутствуя на суде, эксперт участвует в исследовании всех доказательств, относящихся к предмету экспертизы.

Оглашение показаний свидетеля, данных на предварительном следствии, может иметь место в следующих случаях: при наличии противоречий в показаниях свидетеля на судебном следствии с показаниями, данными им на предварительном следствии; в случае запамятования свидетелем каких-либо обстоятельств, о которых он свидетельствовал на предварительном следствии; в случае неявки свидетеля, вызывавшегося на судебное заседание. Оглашение показаний свидетелей в этих случаях может быть произведено как по усмотрению суда, так и по ходатайству сторон.

Допускается также оглашение показаний свидетелей, не вызывавшихся в судебное заседание, если это необходимо для полноты исследования дела. Об этом должно быть вынесено мотивированное определение суда (ст. ст. 296—297 УПК).

Тактика допроса свидетелей заключается в том, чтобы путем постановки свидетелю коротких, четких и ясных вопросов получить определенные, ясные и исчерпывающие ответы об обстоятельствах, для выяснения которых вызван свидетель.

При допросе свидетеля обвинитель не ограничен рамками допроса этого свидетеля на предварительном следствии. Если выясняется, что свидетелю известны обстоятельства или факты, которые имеют значение для дела, но по поводу которых он почему-либо не был допрошен следователем, обвинитель вправе его допросить и об этих фактах и обстоятельствах. Обвинитель должен при этом иметь в виду, что закон допускает допрос свидетеля исключительно о фактах, подлежащих установлению по рассматриваемому делу, а также о характеристике личности подсудимого. Поэтому совершенно недопустимо, когда обвинитель ставит свидетелю вопросы, которые не имеют прямого отношения к делу. Закон обязывает председательствующего устранять такие вопросы, и государственный обвинитель не может вступить в пререкания с председательствующим, если заданный им вопрос действительно не имеет отношения к делу. Но в том случае, когда обвинитель считает устраненный вопрос существенным для дела, он должен возбудить мотивированное ходатайство о допущении судом этого вопроса, и привести доводы, свидетельствующие, что факт, на установление которого направлен вопрос, имеет прямое отношение к делу.

Если, невзирая на это, суд отклонит ходатайство прокурора, он должен потребовать, чтобы его мотивированное ходатайство и отказ суда были занесены в протокол судебного заседания.

Как известно, показания свидетелей в суде распадаются на два этапа: вначале свидетель сам излагает в форме свободного рассказа все известное ему по делу, а затем суд и стороны задают ему вопросы.

Допрос свидетелей сторонами называется в юридической литературе перекрестным допросом. Сущность этого допроса заключается в том, что свидетелю ставятся вопросы по поводу одних и тех же обстоятельств и фактов одной стороной, затем другой стороной, а затем обе сто¹- роны могут задавать ему дополнительные вопросы по поводу тех же обстоятельств и фактов. Таким образом, вопросы перекрещиваются, будучи заданными с разных позиций, и обеспечивают наиболее полное и всестороннее исследование всех обстоятельств дела на суде.

Перекрестный допрос применим не только к свидетелю, но и к подсудимому и эксперту. Однако основное назначение перекрестного допроса — это допрос свидетелей.

Обвинителю необходимо вести перекрестный допрос спокойно, с большим тактом и умением, иначе этот допрос может сбить свидетеля и привести к искажению его показаний даже в том случае, когда свидетель добросовестно желает показать правду.

Хотя процессуальный закон и теория советского уголовного процесса не делят свидетелей на свидетелей обвинения и свидетелей защиты, но практически прокурору в суде приходится считаться с тем, что свидетели, вызванные по ходатайству подсудимого или его защитника, будут, как правило, давать показания в пользу подсудимого. Государственный обвинитель ни в коем случае не должен пренебрегать допросом* свидетелей, вызванных защитой. Наоборот, он должен особо тщательно готовиться к их допросу, имея в виду, что в результате умелого допроса так называемые «свидетели защиты» нередко превращаются в «свидетелей обвинения», Особенно часто это случается со свидетелями, вызванными подсудимым для подтверждения его алиби. В результате тщательного допроса таких свидетелей государственным обвинителем алиби подсудимого не только не подтверждается, но опровергается в том случае, когда оно ложно.

При допросе государственным обвинителем свидетеля, вызванного по ходатайству подсудимого или его защитника, необходимо, если этого не сделал председательствующий, в самом начале допроса детально выяснить отношение свидетеля к подсудимому, не является ли он ему родственником, близким другом и т. п., не заинтересован ли свидетель в исходе дела. Установление этих обстоятельств имеет существенное значение для оценки показаний такого свидетеля: в одних случаях — для доказательства незаинтересованности этого свидетеля, в других — для подтверждения естественной необъективности такого свидетеля, который в силу своих взаимоотношений с подсудимым невольно освещает тот или иной факт в благожелательном для подсудимого свете.

Совершают серьезную ошибку те прокуроры, которые, возбудив ходатайство о вывове нового свидетеля, выпускают из рук инициативу допроса этого свидетеля, а иногда и вовсе его не допрашивают. Так, по делу П., рассматривавшемуся в народном суде 1-го участка Ленинского района г. Свердловска, по ходатайству прокурора был вызван в качестве свидетеля технолог завода. Вызов этого свидетеля был важен, так как П. совершал хищения, используя особенности технологического процесса этого завода. Тем не менее прокурор этого свидетеля совершенно не допрашивал, а вопросы ему задавал подсудимый.

Как указывалось, свидетелю на судебном следствии могут задаваться вопросы для дополнения и уточнения его показания лишь после того, как он сам изложил все, известное ему по делу. Однако бывает, что свидетель не в состоянии самостоятельно изложить свои показания и тогда приходится начинать его допрос с постановки ему вопросов.

Умение вести допрос свидетеля (это в одинаковой мере относится и к допросу подсудимого) является большим искусством, которым должны овладевать все прокуроры, так как без этого невозможно хорошо провести судебное следствие.

Для того чтобы хорошо провести допрос, от прокурора в первую очередь требуется правильно сформулировать вопросы свидетелям

Вопросы должны быть сформулированы четко и кратко в понятных для допрашиваемого выражениях с таким расчетом, чтобы получить от допрашиваемого обстоятельные
ответы. Нет ничего вреднее, чем постановка расплывчатых вопросов, неясных или не совсем ясных для того, кому они заданы, так как на такие неясные и расплывчатые вопросы, как правило, будут получены ответы, носящие характер общих рассуждений.

Нельзя задавать громоздкие вопросы, сочетая в одном вопросе несколько вопросов, охватывающих несколько разрозненных фактов или обстоятельств, так как при сложном, громоздком вопросе допрашиваемый неизбежно упустит в ответе какое-либо обстоятельство, которое может иметь существенное значение для дела.

Ни в коем случае нельзя допускать постановку ненужных вопросов, лишь засоряющих судебное следствие.

Недопустимо ставить свидетелю наводящие вопросы, то есть такие вопросы, в формулировке которых уже заранее содержится желательный ответ. Такие вопросы недопустимы потому, что они подсказывают, внушают свидетелю ответ, и свидетель в этих случаях иногда говорит не о том, что он сам видел, знает или помнит, а часто повторяет то, что ему было подсказано наводящим вопросом. Разумеется, что такие показания не могут иметь доказательственной ценности.

Прокурору, например, необходимо установить при допросе свидетеля, во что был одет подсудимый Иванов в тот момент, когда свидетель его встретил в день совершения преступления. Прокурор должен поставить свидетелю вопросы в следующей форме: «Скажите, свидетель, видели ли Вы Иванова?». Получив утвердительный ответ, прокурор должен поставить следующий вопрос: «Когда Вы его видели?» — и только после ответа свидетеля и на этот вопрос задать окончательный вопрос, интересующий прокурора: «Во что был одет Иванов?». Это будет правильная формулировка вопроса.

Но, если прокурор сформулирует вопрос так: «Скажите, свидетель, видели ли Вы Иванова в воскресенье и был ли он одет в темносиний костюм?» или: «Скажите, свидетель, Вы видели Иванова в воскресенье. Он был тогда одет в темносиний костюм?» — то такая формулировка вопроса будет неправильной. Во-первых, вопрос является сложным. Он содержит два самостоятельных вопроса о двух разных обстоятельствах — о времени, когда свидетель видел Иванова, и о цвете костюма, в который Иванов был одет. Постановка свидетелю такого сложною
вопроса рассеивает его внимание и может привести к тому, что при ответе свидетель упустит одно из обстоятельств или ответит на него неточно.

Во-вторых, такой вопрос является наводящим, так как он подсказывает свидетелю, что свидетель видел Иванова в воскресенье и что Иванов был тогда одет в темносиний костюм. Утвердительный ответ свидетеля на такой наводящий вопрос не имел бы доказательственной ценности, поскольку этот ответ мог быть ему внушен. Лишь отрицательный ответ на такой вопрос (например: «Нет, я видел Иванова не в воскресенье, а в субботу, и был он одет не в темносиний, а в серый костюм») может иметь доказательственную ценность для суда.

Прокурор не только сам не должен задавать наводящих вопросов, но и обязан обращать внимание суда на недопустимость таких вопросов, если они задаются другими сторонами. Когда защитник задает наводящий вопрос, обвинитель обязан возбудить перед судом ходатайство об устранении такого вопроса. Между тем нередко прокуроры на это не реагируют.

Так, по одному делу об убийстве, рассматривавшемуся Ленинградским областным судом, адвокат неоднократно задавал свидетелям наводящие вопросы. Председательствующий его несколько раз предупреждал устно, а затем суд вынес специальное определение, осуждающее поведение адвоката при допросе. Это определениё было вынесено не по инициативе государственного обвинителя, хотя по делу выступал квалифицированный прокурор, который в целом умело поддерживал обвинение по этому делу.

Иногда свидетель в ответ на заданный ему вопрос заявляет, что он не помнит какого-либо факта или обстоятельства. Между тем показание этого свидетеля могло бы яв'иться единственным источником доказательства этого факта. В этом случае обвинитель должен поставить свидетелю напоминающие вопросы, которые помогли бы ему вспомнить забытые им обстоятельства или факты. Однако такие напоминающие вопросы не должны быть поставлены в форме наводящих вопросов. Они должны быть заданы свидетелю о других фактах и обстоятельствах, связанных с фактом или обстоятельством, которое свидетель запамятовал. Вопросы могут быть заданы по поводу фактов, происходящих одновременно с забытым фактом, или предшествовавших ему, или следовавших за ним.

Воспоминания о сопутствовавших, предшествовавших или последовавших обстоятельствах или фактах могут по ассоциации восстановить в памяти свидетеля забытые обстоятельства, факты, детали.

Так, например, если необходимо выяснить, встречал ли свидетель подсудимого в последних числах декабря или в начале января, а свидетель не может точно ответить на вопрос, заявляя, что он этого не помнит,— государственный обвинитель может задать ему вопрос, встречал ли он с друзьями новый год. Если свидетель ответит утвердительно, то обвинитель может задать новый вопрос, видел ли свидетель подсудимого до встречи нового года или после нового года. В некоторых случаях упоминание о встрече нового года может помочь свидетелю восстановить в памяти дату встречи с подсудимым, особенно в том случае, если между ними был какой-либо разговор о встрече нового года.

Особенно важным является умелая постановка напоминающих вопросов в тех случаях, когда свидетель вызван по ходатайству подсудимого для подтверждения его алиби. Так, например, подсудимый, обвиняемый в убийстве, совершенном около 20 часов 18 марта, утверждал, что именно в этот день и в эти часы он со свидетелем X. был в ресторане и, следовательно, никак не мог быть на месте совершения преступления.

Вызванный в суд в качестве свидетеля X. подтвердил, что действительно в средних числах марта он вместе с подсудимым в 20 часов был в ресторане. Часы он запомнил потому, что в ресторан они пошли сразу после работы, а работа кончается в 19 часов 30 минут. Однако дату посещения ресторана он вспомнить никак не мог.

Тогда обвинитель задал напоминающий вопрос — было ли это до выдачи заработной платы или после. Этот вопрос помог свидетелю восстановить в памяти ряд деталей, относившихся к посещению ресторана. Он показал, что, с подсудимым они были в ресторане в день выдачи заработной платы, что об этом посещении они договорились еще накануне.

После этого обвинитель спросил у свидетеля, какого числа у них выдается заработная плата. Свидетель X. ответил, что заработная плата всегда выдается 2 и 17 числа.

Обвинитель тут же возбудил ходатайство перед судом об истребовании справки из учреждения, где служили под
судимый и свидетель X. Такая справка была получена и было документально подтверждено показание свидетеля X., что заработная плата была выдана 17 марта. Таким образом, было установлено, что в ресторане подсудимый и свидетель X. встречались именно 17 марта, то есть за день до убийства, а не 18, как утверждал подсудимый.

В данном случае в результате умело поставленного напоминающего вопроса свидетель защиты, вызванный для подтверждения алиби, превратился в свидетеля обвинения и своими показаниями опроверг алиби подсудимого.

В ряде случаев свидетель не может точно воспроизвести цифровые данные. Напоминающий вопрос в этих случаях не может помочь свидетелю восстановить в памяти эти данные, так как такой напоминающий вопрос неизбежно превратится в наводящий.

Закон (ст. 292 УПК) разрешает свидетелю иметь при себе письменные заметки, которыми он может пользоваться при даче показаний. Однако свидетель может пользоваться заметками только в том случае, если его показания относятся к каким-либо вычислениям или другим данным, которые трудно удержать в памяти (например, математические, химические формулы). Государственный обвинитель обязан следить за тем, чтобы свидетель пользовался заметками в строгом соответствии с законом. Для этого он, основываясь на ст. 292 УПК, должен просить суд, чтобы заметки, которыми пользуется свидетель, были представлены ему для обозрения. Если обвинитель убедится в том, что в письменных заметках свидетеля помимо вычислений, формул и т. п. содержатся записи о фактах, датах, для подтверждения которых вызван свидетель, он должен потребовать, чтобы эти заметки были изъяты у свидетеля и чтобы в протокол судебного заседания было занесено, что данный свидетель давал показания по заранее составленным записям. Это необходимо для того, чтобы прокурор мог сослаться на это обстоятельство в своей речи при анализе доказательств, а суд — дать соответствующую оценку показаниям свидетеля.

Закон также разрешает свидетелям при даче показаний зачитывать в суде имеющиеся у них письменные документы, относящиеся к даваемым показаниям, которые по постановлению суда могут быть приобщены к делу (ст. 293 УПК)

Однако не всегда можно ограничиться оглашениеи такого документа для того, чтобы этот документ был принят судом в качестве доказательства. Если, например, при даче показаний свидетель оглашает письмо третьего лица, которое могло бы быть вызвано в суд в качестве свидетеля, то наряду с приобщением этого письма [необходимо вызвать в суд автора письма и допросить его в качестве свидетеля. Если свидетель огласил официальный документ, а подсудимый его оспаривает, суд должен проверить подлинность и правильность этого документа. Прокурор, знакомясь в суде с такими документами, должен подходить к ним критически и возражать против их приобщения к делу, если правильность документов вызывает сомнения.

Надо иметь в виду, что могут быть 'случаи, когда недобросовестный свидетель по наущению подсудимого пытается протащить сомнительный документ для выгораживания подсудимого или для смягчения его ответственности.

Обвинителю следует решительно пресекать такие попытки.

Выше говорилось о напоминающих вопросах. Существует еще одна форма вопросов, так называемые контрольные вопросы, которые должны ставиться свидетелю в целях проверки правильности данных им показаний.

Когда свидетель сообщает в своих показаниях о каком- либо факте, ему следует поставить вопрос об источниках, откуда он получил сведения о факте, о котором он дает показания, каким образом ему стало известно о том, о чем он показывает, сам ли он видел или услышал от кого- нибудь, кто может подтвердить его показания и т. д. Такие контрольные вопросы позволяют, во-первых, судить о степени достоверности показания свидетеля и, во-вторых, проверить его показания.

Той же цели служат контрольные вопросы об обстоятельствах, при которых свидетель видел или слышал те или иные факты. Свидетелю, видевшему то или иное событие, задается вопрос, с какого места он наблюдал это событие. Свидетелю, слышавшему те или иные слова подсудимого, ставится вопрос, где он находился в тот момент, когда эти слова были произнесены, на каком расстоянии от говорившего, в одном помещении с ним или в разных помещениях и т. п.

Проверка таких показаний свидетеля возможна при
помощи опыта. Например, суд может при осмотре места происшествия или путем экспертизы воспроизвести обстановку, о которой показывает свидетель и установить, мог ли свидетель видеть или слышать то, о чем он показывает.

Разумеется, что эти контрольные вопросы ставятся не всегда. Если показания свидетеля исчерпывающе полно и четко излагают обстоятельства, для подтверждения которых он вызван в суд, государственный обвинитель ограничивает свой допрос лишь самым минимальным количеством вопросов, задаваемых исключительно с целью закрепления основных положений, содержащихся в показаниях этого свидетеля. И, наоборот, если свидетель дает расплывчатые, уклончивые, неполные показания, то обвинитель путем настойчивого и последовательного допроса обязан добиться, чтобы свидетель восполнил свои показания и в тех случаях, когда свидетель дает неправильные показания,— разоблачить ложность этих показаний.

При допросе свидетеля ему могут быть зачтены показания другого свидетеля, имеющиеся в деле документы, а в необходимых случаях документы могут быть предъявлены свидетелю. Это целесообразно в тех случаях, когда показания свидетеля расходятся с показаниями других свидетелей или с документами, имеющимися в деле, противоречат им и необходимо для того, чтобы свидетель либо уточнил свои показания, либо подтвердил свои показания, либо отказался от них. Иногда это делается для изобличения свидетеля в даче ложных показаний.

Когда допрашиваемый свидетель дает сбивчивые и противоречивые ответы на задаваемые ему вопросы, следует в конце допроса внести ясность в то, что же в конце концов показывает свидетель. В этих случаях допускается постановка вопросов, содержащих изложение показаний этого свидетеля с требованием подтвердить или опровергнуть изложенное в вопросе. На такой вопрос, как правило, может последовать ответ только в форме «да» или «нет». Назначение этих вопросов — устранить неопределенность и противоречивость свидетельского показания, сделать его максимально четким и доходчивым. Однако формулировать такие вопросы следует очень осторожно, так как в противном случае свидетель может подтвердить и то, чего он не говорил.

Не во всех случаях возможно требовать от свидетеля ответа в форме «да» или «нет». Иногда свидетель не
может категорически ответить ни утвердительно, ни отрицательно, но это еще не означает, что он уклоняется от дачи показаний. Надо дать такому свидетелю возможность свободно изложить свой ответ в той форме, в какой он найдет это нужным.

Некоторые прокуроры допускают при допросе свидетелей оскорбительные выражения вроде «не виляйте», «не врите» и т. п. Такие выражения абсолютно недопустимы Они непристойны для государственного обвинителя. Грубость может только уронить достоинство последнего. Покрикивание на свидетеля, одергивание его — чужды природе советского уголовного процесса. Неправильное поведение прокурора в отношении свидетелей отнюдь не способствует установлению объективной истины, в которой прокурор заинтересован как представитель государства.

Свидетель может добросовестно заблуждаться, и в этих случаях обязанность прокурора является путем умелого допроса помочь свидетелю восстановить в памяти то, что было в действительности.

Но даже в тех случаях, когда свидетель вследствие своей заинтересованности в исходе дела дает ложные показания, государственный обвинитель, разоблачая такого свидетеля, должен сделать это в корректной форме.

При допросе государственным обвинителем свидетеля иногда выясняются обстоятельства, которые оправдывают подсудимого или смягчают его вину; тем самым показания такого свидетеля как бы колеблют позиции обвинения. Прокурор должен себе ясно представить, что в качестве блюстителя законности он прежде всего заинтересован не в обвинении, а в выяснении истины. Поэтому он не должен пытаться затушевать показания свидетелей, показывающих в пользу подсудимого; наоборот, он должен провести допрос свидетеля со всей четкостью, чтобы внести полную ясность в обстоятельства, о которых показывает свидетель, и выяснить правду, а в дальнейшем сделать необходимые выводы из этих показаний.

Закон (ст. 290 УПК) предусматривает возможность передопроса свидетеля в присутствии других свидетелей или путем очной ставки с ними.

Очной ставкой называется одновременный допрос ранее допрошенных лиц в присутствии друг друга по поводу одних и тех же обстоятельств

Назначением любой очной ставки является устранение противоречий в показаниях допрошенных лиц. В некоторых случаях очная ставка действительно устраняет противоречия в показаниях, помогая запамятовавшему свидетелю восстановить в памяти, как дело происходило в действительности и исправить свое ошибочное показание. В других случаях очная -ставка приводит к изобличению одного из допрошенных лиц во лжи. Бывает, что на очной ставке каждый из допрошенных отстаивает свои прежние показания. Но и в этом случае очную ставку нельзя считать безрезультатной, так как она позволяет судить о степени достоверности, правдивости и убедительности показаний и помогает суду дать надлежащую оценку этим показаниям.

Как и при любом допросе, допрос на очной ставке должен вестись прокурором с использованием всех имеющихся доказательств для изобличения подсудимого или свидетеля, дающих неправильные показания, для устранения имеющихся в показаниях противоречий.

Помимо очных ставок между свидетелями в суде могут производиться одновременные допросы ранее допрошенных подсудимых, а также одновременные допросы подсудимых и свидетелей.

Так, если один подсудимый, отрицая показания другого, заявляет, что тот его оговаривает, прокурор не может этим ограничиться, а выясняет от подсудимого мотивы оговора и тут же проверяет, насколько эти объяснения обоснованны. Для этого прокурор по мере необходимости вовлекает в допрос и других подсудимых и свидетелей, ставя им вопросы в этой связи.

К очной ставке и одновременному допросу подсудимых и свидетелей следует прибегать лишь в тех случаях, когда в показаниях по одному и тому же обстоятельству или факту устанавливаются противоречия, имеющие существенное значение для дела; не следует прибегать к такому допросу, когда нет противоречий в показаниях или когда противоречия в показаниях несущественны, или когда сами обстоятельства, по которым имеются противоречивые показания, не представляют существенного значения для дела. Такие очные ставки и одновременные допросы только затягивают судебное следствие без пользы для всестороннего исследования обстоятельств дела.

В случае необходимости провести очную ставку илй одновременный допрос государственный обвинитель обращается к председательствующему с ходатайством разрешить задать вопросы соответствующему подсудимому или свидетелю в связи с имеющимися в их показаниях противоречиями. Особой мотивировки такого ходатайства не требуется. Обвинитель должен лишь указать, что его ходатайство вызвано наличием противоречий в показаниях.

Выше указывалось, что при допросе свидетелей иногда выясняется, что свидетель давал заведомо для него ложные показания. В этих случаях такой лжесвидетель должен быть привлечен к уголовной ответственности по ст. 95 УК РСФСР и соответствующим статьям уголовных кодексов других союзных республик.

Уголовно-процессуальный закон устанавливает, что суд, усмотрев в показаниях кого-либо из допрошенных свидетелей наличие лжесвидетельства, должен внести в протокол судебного заседания по возможности дословно показания этого свидетеля и, заслушав заключение прокурора, вынести мотивированное определение о привлечении свидетеля к ответственности. Определение суда объявляется свидетелю, в отношении которого такое определение принято, после чего материалы направляются для расследования и предания лжесвидетеля суду в общем порядке.

Суд не вправе, вынося определение о привлечении свидетеля к ответственности за лжесвидетельство, в том же судебном заседании осудить лжесвидетеля, даже в том случае, если он полностью признал себя виновным и все обстоятельства дела ясны.

Государственный обвинитель не должен, однако, ждать, пока суд проявит инициативу в возбуждении уголовного преследования против лжесвидетеля. В тех случаях, когда прокурор в ходе допроса изобличит свидетеля в даче заведомо ложных показаний, ему необходимо по собственному почину заявить ходатайство о том, чтобы суд привлек такого лжесвидетеля к законной ответственности, а в случае необходимости избрал для него меру пресечения.

При этом, однако, государственному обвинителю не следует проявлять излишней поспешности. Прокурору надо учесть, что далеко не всякое неправильное показа
ние может рассматриваться как лжесвидетельство. Для того чтобы суд привлек к уголовной ответственности за лжесвидетельство, должны быть веские доказательства того, что свидетель заведомо из-за заинтересованности в исходе дела дал ложные показания. Если же свидетель показал неправду потому, что он добросовестно заблуждался или запамятовал обстоятельства, очевидцем которых он был, он не может быть привлечен к уголовной ответственности как лжесвидетель. Поэтому прежде чем возбудить ходатайство о привлечении к уголовной ответственности за лжесвидетельство, прокурор путем проверки других доказательств должен убедиться в том, что свидетель давал неправильные показания умышленно, будучи заинтересованным в искажении истины перед судом

Кроме того, далеко не всегда в начале судебного следствия бывает ясным, какие показания свидетелей являются правильными и какие ложными. Иногда показания свидетеля, кажущиеся в начале судебного следствия ложными, в дальнейшем при проверке других доказательств полностью подтверждаются. И, наоборот, свидетельские показания, казавшиеся в начале искренними и правдивыми, в ходе дальнейшего судебного следствия опровергаются и разоблачаются как лжесвидетельство Поэтому целесообразно, чтобы ходатайство о привлечении к ответственности за лжесвидетельство, как правило, возбуждалось на более позднем этапе судебного следствия, когда доказательства уже проверены. Если по делу исследуется несколько эпизодов, то такое ходатайство следует возбудить после исследования всех доказательств по эпизоду, по которому давалось ложное показание. Если исследование доказательств ведется не по отдельным эпизодам,— то в конце судебного следствия.

Во всяком случае ходатайство прокурора о привлечении свидетеля к ответственности за лжесвидетельство не должно носить характера запугивания свидетеля с целью понуждения его к изменению своих показаний. Ходатайство о привлечении свидетеля к ответственности может быть возбуждено лишь тогда, когда свидетель полностью разоблачен в лжесвидетельстве и суду представлены достаточные доказательства того, что свидетель умышленно исказил истину в своих показаниях.

Лишь в редких случаях, когда, например, государственный обвинитель сталкивается с организованным
сговором между подсудимыми и свидетелями об отказе от показаний, данных на предварительном следствии, или о даче заведомо ложных показаний и когда прокурору удалось это установить в начале судебного следствия он, не откладывая, возбуждает ходатайство о привлечении изобличенного лжесвидетеля к ответственности. Удовлетворение такого ходатайства может иметь тактическое значение, так как может повлиять на других участвующих в сговоре свидетелей и побудить их давать суду правдивые показания.

д) Постановка вопросов экспертам и их допрос

Как правило, экспертиза по делу там, где она необходима, производится в стадии предварительного следствия. Только в редких случаях вопрос об экспертизе впервые возникает во время судебного разбирательства. Таким образом, в распоряжении государственного обвинителя при подготовке к судебному следствию обычно имеются уже сформулированные вопросы, поставленные перед экспертом на предварительном следствии, и соответствующие ответы эксперта на эти вопросы.

Однако необходимо иметь в виду, что роль прокурора вовсе не сводится к механическому повторению вопросов, поставленных ранее эксперту, точно так же, как и роль эксперта на суде отнюдь не сводится к механическому повторению заключения, данного им на предварительном следствии. В зависимости от результатов судебного следствия прокурор может задать эксперту вопросы, совпадающие с вопросами следователя на предварительном следствии, но прокурор может задать и другие вопросы, сверх поставленных на заключение экспертов на предварительном следствии, а также полностью или частично видоизменить эти вопросы. В некоторых случаях вопросы прокурора могут заставить эксперта изменить, расширить свою аргументацию или дополнить ее в связи с новыми данными, установленными в результате судебного следствия.

В других случаях прокурор должен заявить ходатайство о вызове в суд новых экспертов или о назначении новой экспертизы, вовсе не производившейся на предварительном следствии.

Из сказанного вытекает, что ошибаются те прокуроры, которые недооценивают значения тщательной подготовки к постановке вопросов экспертам и к их допросу. Такие прокуроры считают, что экспертиза на судебном следствии является третьестепенным делом, так как эксперт уже давал заключение на предварительном следствии и у обвинителя имеются готовые вопросы экспертам и заранее известны их ответы. Подобный взгляд является порочным и вредным. Обвинители должны усвоить, что умелая постановка вопросов экспертам, правильная формулировка этих вопросов, обстоятельный и целеустремленный допрос экспертов имеют существенное значение. К этому нужно заранее тщательно подготовиться.

Готовясь к судебному следствию, обвинитель должен продумать возможные варианты дополнительных вопросов экспертам с учетом возможного изменения тактики подсудимых на судебном следствии, изменения показаний свидетелей и т. п.

В ходе судебного следствия государственный обвинитель обязан постоянно учитывать все новое, что вносит в дело проверка судом доказательств и исследование новых доказательств. В результате судебного следствия могут оказаться излишними некоторые из заранее намеченных вопросов экспертам или, напротив, может возникнуть необходимость в постановке новых вопросов или в изменении формулировки намеченного вопроса.

При производстве предварительного следствия по одному делу было выяснено, что группа преступников, маскируясь вывеской промышленной артели, получали от государственного учреждения по твердой цене грузовые автомобили, требующие капитального ремонта, ремонтировали их с помощью рабочих, труд которых оплачивали по нормальным ставкам, а затем отремонтированные автомашины перепродавали колхозам по цене в 20 раз дороже, чем они сами платили за автомашины и за их ремонт. На предварительном следствии эксперту-бухгалтеру был поставлен вопрос: сколько колхозных средств было потрачено на незаконную покупку автомашин? Эксперт, основываясь только на расходных документах колхозов, подсчитал общую сумму, потраченную колхозами на приобретение автомобилей, и дал заключение с указанием этой суммы.

В ходе судебного следствия стало ясным, что для дела имеет значение не общая сумма, потраченная колхозами на приобретение автомашин, а сумма незаконного обогащения преступников, обманывавших государство и колхозы. Дело в том, что колхозы приобрели ценности в виде отремонтированных грузовых автомашин и нельзя было зачесть им в убыток все суммы, израсходованные на приобретение этих машин. От этого также зависела сумма гражданского иска, подлежавшего удовлетворению. Соответственно этому эксперту-бухгалтеру были на суде по- новому поставлены вопросы. Вопрос о незаконно потраченных колхозных средствах был государственным обвинителем расчленен на три вопроса: 1) сколько денег было потрачено колхозами на приобретение автомашин; 2) какова фактическая стоимость проданных колхозам автомашин с учетом стоимости их ремонта; 3) каковы размеры убытков, понесенных колхозами.

Перед производством экспертизы в суде стороны оглашают вопросы экспертам, по которым они считают необходимым получить от них заключение, и предоставляют эти вопросы суду в письменном виде. Подсудимый может такие вопросы задавать устно, и в этом случае его вопросы формулирует в письменном виде суд. Суд может отвести те или иные вопросы сторон, если он считает их не имеющими отношения к делу, и по своему усмотрению ставить перед экспертами новые вопросы. Окончательно сформулированный перечень вопросов суд передает экспертам.

Экспертам должна быть предоставлена возможность ознакомиться с вещественными и письменными доказательствами и в необходимых случаях произвести их исследование. Если экспертиза касается вопросов о состоянии здоровья подсудимых или свидетелей (потерпевших), экспертам должна быть дана возможность произвести соответствующее освидетельствование, для чего в необходимых случаях объявляется перерыв судебного заседания.

Эксперты удаляются для составления заключения в специально отведенное для них помещение, где они производят необходимые исследования. Заключение составляется в письменном виде в форме мотивированных ответов на поставленные вопросы Если экспертов несколько и они пришли к единогласному мнению, ими составляется одно общее заключение. В случае разногласия между
экспертами пишутся отдельные заключения. Эксперты должны составить заключения независимо от того, что они по тем же вопросам уже давали заключение на предварительном следствии.

После составления заключения эксперты возвращаются в зал судебного заседания и по предоставлении им председательствующим слова оглашают свои заключения и представляют их суду для приобщения к делу.

Заключение экспертов для суда не обязательно, однако несогласие суда с экспертизой должно быть подробно мотивировано в приговоре или в особом определении (ст. 298 УПК).

Суд, получив письменное заключение экспертов, знакомится с ним и предоставляет сторонам возможность ознакомиться с этим заключением. После того как суд и стороны ознакомились с заключением экспертов, последние могут быть подвергнуты допросу.

Нельзя смешивать допрос экспертов с постановкой им вопросов для дачи заключения.

Допрашивать эксперта можно только по существу его заключения с целью проверки правильности этого заключения и уточнения ответов эксперта. Если в связи с заключением эксперта возникают новые вопросы, по которым эксперт заключения еще не делал, то ему следует эти вопросы задать в порядке дополнительной экспертизы. В зависимости от характера этих вопросов эксперт может либо ответить на них сразу же, либо вправе попросить у суда перерыва для производства необходимых исследований и подготовки заключения.

При допросе экспертов им, например, можно задать вопрос о методологии произведенного им исследования Так, если эксперт-криминалист был вызван для производства графической экспертизы и дал заключение о том, что текст заподозренного документа исполнен подсудимым, не пояснив при этом, на основании каких признаков он пришел к такому выводу, государственный обвинитель должен допросить эксперта, задав ему вопрос: «На основании каких данных Вы пришли к выводу, что документ исполнен подсудимым?». Ответ эксперта позволит судить о достоверности его заключения и, следовательно, о доказательственной ценности этой экспертизы.

Государственный обвинитель прибегает к допросу экспертов далеко не во всех случаях. Если эксперт четко,
мотивированно и исчерпывающе дал заключение на все поставленные ему вопросы, то нет нужды допрашивать такого эксперта. Однако если защитник при допросе эксперта своими вопросами и полученными на них ответами эксперта поколебал или изменил ранее полученное заключение, то государственный обвинитель в этих случаях не может оставаться безучастным. Он включается в допрос эксперта, чтобы своими вопросами внести в это дело полную ясность для того, чтобы суд мог правильно оценить экспертизу.

Порядок допроса экспертов в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР не предусмотрен. Исходя из общих процессуальных норм, следует считать, что суд может допрашивать экспертов в любое время, то есть и до допроса их сторонами.

Уголовно-процессуальный кодекс УССР (ст. 276) устанавливает для допроса экспертов тот же порядок, который существует для допроса свидетелей, то есть эксперт допрашивается сначала прокурором, а затем защитником и подсудимым. После того как какой-либо из сторон или всеми сторонами вопросы исчерпаны, допрос эксперта производится судом.

В случае признания судом заключения экспертизы недостаточно ясным или неполным и при невозможности данным экспертам восполнить эти пробелы, а также в случае разногласия между экспертами, суд по собственной инициативе или по ходатайству кого-либо из сторон может назначить производство новой экспертизы, пригласив для этой цели новых экспертов. При этом в случае надобности дело может быть отложено слушанием (ст. 300

УПК).

е) Участие обвинителя в исследовании вещественных и письменных доказательств и в осмотре места происшествия

Большое значение для судебного следствия имеет правильное исследование вещественных и письменных доказательств.

Когда к делу приобщены вещественные доказательства, их осмотр является обязательным и производится судом по собственному усмотрению или по ходатайству
сторон в любой момент судебного следствия в зависимости от хода его (ст. 299 УПК).

Практика показывает, что в ряде случаев вещественные доказательства, приобщенные к делу во время предварительного следствия, в судебном следствии не подвергаются исследованию, а иногда даже не доставляются в суд. Между тем внимательное исследование вещественных доказательств на судебном следствии имеет иногда решающее значение для дела. Иногда в результате исследования вещественных доказательств меняется перспектива дела, получают иное освещение другие доказательства.

О значении исследования вещественных доказательств свидетельствуют следующие факты из судебной практики.

По делу, рассматривавшемуся в Московском городском суде, фигурировал такой эпизод: подсудимый А. как на предварительном, так и на судебном следствии утверждал, что дал подсудимому П. в виде взятки серый костюм, который был им сшит по заказу для себя. А. указывал, что костюм был почти новый, так как он его одевал только несколько раз. П. же утверждал, что изъятый у него серый костюм был им куплен в комиссионном магазине, а не получен от А. Изъятый при обыске костюм предъявлялся на суде подсудимому А., который в категорической форме опознал его за тот самый костюм, который он передал П., и при этом утверждал, что костюм не перешивался. Складывалось мнение, что правду говорит подсудимый А., но не подсудимый П.

Между тем когда подсудимому А. было предложено одеть на себя фигурировавший в качестве вещественного доказательства костюм, то суд убедился в том, что этот костюм ему узок и короток, а, следовательно, версия подсудимого А. сомнительна. Убедившись в провале первоначально выдвинутой версии, подсудимый А. стал выдвигать новую версию, но доверие к нему уже было поколеблено.

Л. был предан суду за мошенничество. Его обвиняли в продаже трех фальшивых бриллиантов, которые были обнаружены и приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Л. в прошлом уже привлекался за аналогичные мошеннические действия и хотя он отрицал продажу этих трех бриллиантов, он был предан суду Во время судебного разбирательства потерпевшие опознавали
в подсудимом Л. продавца трех фальшивых бриллиантов. Подсудимый же, не отрицая, что он подобными аферами занимался, настаивал на том, что именно этим потерпевшим он ничего не продавал.

При исследовании вещественных доказательств оказалось, что в пакете имеются не три, а пять фальшивых бриллиантов. Поскольку на судебном следствии не представилось возможным установить, почему в пакете с вещественными доказательствами оказалось пять фальшивых бриллиантов, в то время как по делу фигурировали только три, суд правильно обратил дело к доследованию. Доследование выявило ряд новых обстоятельств, приведших к привлечению к ответственности еще двух лиц, задерживавшихся одновременно с Л. Таким образом, исследование вещественных доказательств в данном случае изменило перспективу дела.

По делу Б., преданного суду за убийство, фигурировал в качестве вещественного доказательства изъятый при обыске на квартире подсудимого Б. мужской ботинок, следы которого были зафиксированы на месте убийства. Б. как на предварительном, так и на судебном следствии признавал себя виновным в убийстве и его виновность подтверждалась и другими доказательствами. Однако при исследовании вещественного доказательства на суде государственный обвинитель обратил внимание на явную несоразмерность ботинка росту и комплекции подсудимого Б.: ботинок был размера № 38, а подсудимый Б. был рослым человеком, плотного телосложения. Государственный обвинитель в порядке исследования вещественных доказательств возбудил ходатайство перед судом предложить подсудимому Б. примерить ботинок. Как и предполагал государственный обвинитель, ботинок оказался явно малым. На основании этого государственный обвинитель возобновил допрос подсудимого Б., в результате чего выяснилось, что ботинок принадлежит младшему брату Б., участвовавшему в убийстве, и что подсудимый Б. ранее неправильно показывал о принадлежности ему обнаруженного при обыске ботинка, так как не хотел выдавать своего сообщника. Суд по ходатайству прокурора в порядке ст. 315 УПК обратил дело к доследованию.

Последний пример весьма поучителен по двум причинам. Во-первых, он наглядно показывает значение исследования вещественных доказательств, которое дало делу
иное направление. Во-вторых, он показывает, как иногда подсудимые «охотно» принимают всю вину на себя, признавая даже такие факты, которых в действительности не было, для того чтобы выгородить своих сообщников. Прокурор в процессе обязан иметь это в виду.

Исследование вещественных доказательств на судебном следствии производится судом путем предъявления их сторонам. При этом стороны представляют суду свои соображения и замечания по каждому вещественному доказательству, обращая внимание суда на отдельные характерные особенности, имеющие значение для дела, а также внося предложения о дополнительных действиях для проверки тех или иных обстоятельств в связи с исследованием вещественных доказательств, как это, например, имело место в приведенных выше делах подсудимых А. и Б.

Если вещественные доказательства сторонам не предъявлялись или судом не были заслушаны соображения сторон по поводу вещественных доказательств, то по существу нельзя говорить об исследовании вещественных доказательств на судебном следствии, и поэтому ни суд, ни стороны не могут делать из имеющихся вещественных доказательств никаких выводов.

Государственный обвинитель должен проследить за тем, чтобы не ущемлялись права подсудимого, который по закону вправе по поводу каждого вещественного доказательства дать свои объяснения.

Выбор момента для исследования вещественных и письменных доказательств зависит от конкретных особенностей каждого дела. Если подсудимый признал себя виновным и его виновность подтверждается свидетельскими показаниями, заключением эксперта и нет расхождений между этими доказательствами и вещественными доказательствами,— исследование вещественных доказательств целесообразно произвести в конце судебного следствия. В случаях, когда подсудимый вовсе отрицает свою вину либо преуменьшает ее, целесообразно исследовать вещественные доказательства в начале судебного следствия или в ходе допроса подсудимых, свидетелей Если по поводу вещественного доказательства требуется заключение эксперта, то исследование этого вещественного доказательства в суде должно предшествовать постановке вопросов эксперту.

Теми же соображениями следует руководствоваться
при выборе момента для оглашения письменных доказательств Оглашение документов иногда целесообразно производить в ходе допроса подсудимых и свидетелей и в том случае, если нет противоречий между их показаниями и письменными доказательствами для того, чтобы подкрепить показания, сделать их более убедительными для суда или для того, чтобы получить подтверждение допрашиваемых о правильности документа, имеющего значение для дела.

По некоторым делам бывает целесообразно огласить письменное доказательство в целях опровержения или ослабления значения другого доказательства, только что приведенного защитой в интересах подсудимого. В других случаях полезно огласить письменное доказательство в тот момент, когда у суда возникает сомнение по поводу обстоятельств, устанавливаемых этим доказательством.

Обвинитель может просить суд огласить тот или иной документ или с разрешения суда огласить документ сам. Если документ слишком большой и текстуальное оглашение его затруднительно, обвинитель должен просить суд удостоверить, что в деле имеется документ соответствующего содержания. Ходатайство об этом нужно сформулировать, примерно, следующим образом: «Прошу суд удостоверить, что в томе 2 на листе дела 67 имеется акт ревизии, в выводах которого написано...» (далее передается содержание выводов путем цитирования или своими словами) .

Государственный обвинитель, сам цитируя выдержки из документов, не может допускать, чтобы цитаты были искусственно выдернуты из контекста или искажали общий смысл документа. Он должен следить, чтобы и цитируемые защитником или подсудимым выдержки из документов строго соответствовали действительному содержанию документов и не искажали их смысла. Если это имеет место, государственный обвинитель обязан немедленно реагировать на это путем соответствующего заявления суду.

Так, если подсудимый или его защитник, оглашая с разрешения суда документ, вследствие небрежности или умысла пропускают несколько строк, содержание которых является важным для дела и пропуск которых меняет смысл прочитанного, прокурор обращается к суду с заявлением, в котором просит суд обратить внимание на то,
что при цитировании такого-то документа, подлинник которого находится на таком-то листе дела, были пропущены такие-то строки, вследствие чего искажено содержание документа в целом. В своем заявлении прокурор должен указать, что «так как содержание этих строчек имеет значение для дела, необходимо повторно огласить эту часть документа без сокращения».

В случае необходимости в интересах полноты исследования доказательств произвести осмотр места совершения преступления, суд может выехать для осмотра в полном составе либо поручить производство осмотра одному из членов суда. По прибытии на место, подлежащее осмотру, председательствующий открывает судебное заседание, после чего производится осмотр. При этом стороны имеют право обращать внимание суда и требовать занесения в протокол всего того, что они считают существенным для дела. Такое же право предоставляется сторонам при производстве осмотра одним из членов суда (ст. 301 УПК).

Государственный обвинитель должен проявлять инициативу и требовать производства осмотра судом места преступления тогда, когда это имеет значение для дела. Возбуждая соответствующее ходатайство перед судом, прокурор обосновывает необходимость осмотра и вносит на рассмотрение суда свои предложения — провести ли этот осмотр в полном составе суда или одним членом суда, с участием ли подсудимых или без их участия, произвести, ли только осмотр или наряду с осмотром следует произвести опыт, то есть воспроизвести обстановку того события, к которому относится проверяемое доказательство.

При производстве самого осмотра с выездом на место государственный обвинитель активно в нем участвует, обращая внимание суда (или члена суда, если осмотр производится неполным составом суда) на особенности и детали места происшествия, имеющие значение для дела.

При рассмотрении Московским городским судом дела по обвинению Г. и других было чрезвычайно важно точно установить, с какого этажа выбросилась потерпевшая Ф., которую подсудимые пытались изнасиловать. По материалам предварительного следствия Ф. выбросилась с четвертого этажа. Между тем в истории болезни Ф., с ее слов, было записано, что она выбросилась из окна третьего этажа. Допрошенный в судебном заседании врач боль
ницы, заполнявший историю болезни, подтвердил, что Ф. по доставлении ее в больницу заявила ему, что она выбросилась из окна третьего этажа.

По обстоятельствам данного дела необходимо было, чтобы суд непосредственно ознакомился с обстановкой места происшествия. Государственный обвинитель правильно поступил, заявив ходатайство о выезде на место. Суд удовлетворил это ходатайство и произвел осмотр места происшествия всем составом суда, и это дало возможность суду правильно оценить обстоятельства дела и имеющиеся доказательства. Оказалось, что Ф. выбросилась из окна с лестничной площадки между третьим и четвертым этажами. В результате осмотра места происшествия выявилась необходимость в допросе дополнительного свидетеля — дворника В По ходатайству государственного обвинителя был допрошен этот свидетель, который дал показания, имевшие весьма важное значение для изобличения подсудимых.

Таким образом, активное участие государственного обвинителя в осмотре места происшествия не только помогает суду в проверке имеющихся доказательств по делу, но иногда способствует выявлению новых доказательств.

ж) Поддержание гражданского иска и его обеспечение

В тех случаях, когда прокурор принял на себя поддержание гражданского иска, он должен иметь в виду, что наряду с выяснением обстоятельств и мотивов преступления в его обязанность входит также доказать нанесение потерпевшему материального ущерба и помочь потерпевшему установить точный размер этого ущерба.

При допросе подсудимых и свидетелей, при исследовании вещественных и письменных доказательств, при постановке вопросов эксперту государственный обвинитель предусматривает выяснение всех обстоятельств, относящихся к гражданскому иску, для того чтобы он мог его обосновать и поддержать.

По делам, по которым в судебном заседании участвует гражданский истец, функция прокурора состоит в осуществлении надзора за тем, чтобы права гражданского ист'ца были полностью соблюдены, чтобы меры обеспечения гражданского иска были своевременно приняты и
чтобы суд одновременно с рассмотрением уголовного дела исследовал все обстоятельства, относящиеся к гражданскому иску

Если в ходе судебного следствия будет установлено, что потерпевшему нанесен материальный ущерб, прокурор ставит перед судом вопрос об обеспечении будущего гражданского иска. Особая обязанность возлагается на прокурора в тех случаях, когда потерпевшими являются государственные или общественные организации, учреждения, предприятия. В этих случаях прокурор не только должен поставить вопрос перед судом об обеспечении будущего гражданского иска, но и осуществлять надзор за тем, как уполномоченные на то органы будут исполнять определение суда об обеспечении гражданского иска.

з) Дополнение судебного следствия

После допроса подсудимых и вызванных в суд свидетелей и экспертов, а также проверки всех иных доказательств, имеющихся в деле (документы, вещественные доказательства), председательствующий спрашивает прокурора, защитника и подсудимых, чем они могут дополнить судебное следствие. При желании сторон дополнить судебное следствие председательствующий предоставляет им возможность дополнительного допроса подсудимых и свидетелей, приобщения новых документов, оглашения материалов дела и т. д. В процессе дополнения судебного следствия стороны могут возбудить новые ходатайства (ст. 303 УПК). Если реализация решений, принятых судом по этим ходатайствам, не требует отложения слушания дела, председательствующий после выполнения всех определений суда объявляет судебное следствие законченным.

Практика показывает, что многие прокуроры не уделяют должного внимания этой заключительной части судебного следствия. Между тем этот момент судебного разбирательства является весьма важным.

Даже в тех случаях, когда в процессе судебного следствия дело достаточно выяснено, бывает, что тот или иной документ, находящийся в деле, то или иное письменное показание, имеющее существенное значение, не были оглашены. В этом случае ни прокурор в своей обвинительной речи, ни суд в своем приговоре не смогут на них сослаться, так как процессуальный закон не допускает ссылки на
доказательства, которые не были рассмотрены во время судебного следствия (ст. ст. 305 и 319 УПК). Поэтому для того чтобы обвинитель мог в своей речи сослаться на такой документ или на такое показание, для того чтобы суд мог реализовать такое доказательство при постановлении приговора, государственный обвинитель должен в порядке дополнения судебного следствия ходатайствовать об оглашении таких письменных доказательств.

Но дополнение судебного следствия имеет еще большее значение тогда, когда после допросов подсудимых, свидетелей, экспертов и т. д. все же остались некоторые невыясненные вопросы, имеющие значение для дела, остались некоторые неустраненные существенные противоречия между доказательствами.

Суд вправе вынести приговор только в том случае, если все обстоятельства дела исчерпывающе выяснены.

Поэтому государственный обвинитель должен восполнить пробелы, устранить неясность путем постановки дополнительных вопросов свидетелям и подсудимым, оглашения имеющихся в деле иных доказательств, а иногда и путем заявления новых ходатайств о вызове дополнительных свидетелей и приобщении новых документов. Само собой разумеется, что прокурору следует ходатайствовать об истребовании только таких новых доказательств, без которых суд не в состоянии вынести приговор. Если эти доказательства не могут быть представлены суду немедленно, прокурор ставит вопрос либо о перерыве, либо об отложении судебного заседания.

Для того чтобы реально воспользоваться своим правом дополнения судебного следствия, обвинитель к концу судебного следствия должен сам подвести итог и проанализировать, исчерпан ли план судебного следствия, полностью ли он использовал обвинительные доказательства и насколько полно и убедительно он опроверг неполноценные доказательства защиты. Именно под этим углом зрения он и должен дополнить судебное следствие.

Суд имеет право оставить открытыми ходатайства, заявленные сторонами до начала или во время судебного следствия, с тем, чтобы принять решение по этим ходатайствам в конце судебного следствия. Обычно решения по этим ходатайствам суд принимает, когда он переходит к дополнению судебного следствия. Обвинителю необходимо проследить за тем, чтобы
суд вынес определения по всем заявленным ходатайствам, а если суд этого не сделал, напомнить об этом председательствующему в корректной форме. Например, подсудимый до начала судебного следствия заявил ходатайство о вызове дополнительного свидетеля Н. Суд определил решить это ходатайство в зависимости от хода судебного следствия Подсудимый и его защитник больше не возвращались к этому ходатайству, а суд никакого решения не вынес. В этом случае государственный обвинитель во время дополнения судебного следствия обращается к суду примерно с таким заявлением: «Подсудимый возбудил ходатайство о вызове свидетеля Н. Окончательного решения по этому ходатайству суд не принял. В связи с этим прошу суд обсудить это ходатайство и принять по нему решение. Со своей стороны полагаю, что, поскольку допрошенные судом свидетели Д. и Л. полностью осветили обстоятельство, в подтверждение которого подсудимый ходатайствовал вызвать Н., и что подсудимый не отрицал показаний допрошенных в судебном заседании свидетелей Д. и Л.,— заявленное ходатайство подлежит отклонению».

Если остались нерассмотренными ходатайства обвинителя, прокурор напоминает суду о необходимости принятия решения по этим ходатайствам. При этом прокурор должен критически подойти к ранее заявленным ходатайствам и заявить, что он снимает ранее заявленные ходатайства, если в результате судебного следствия отпала необходимость в их удовлетворении. И, наоборот, прокурор обязан вновь повторить ранее заявленное ходатайство, если он придет к выводу, что удовлетворение этого ходатайства имеет существенное значение для дела.

Повторяя свое ходатайство, государственному обвинителю надлежит его обосновать, чтобы убедить суд в необходимости удовлетворить заявленное ходатайство.

Если у прокурора нечем дополнить судебное следствие и когда не осталось неразрешенных ходатайств сторон, обвинитель ограничивается кратким ответом на вопрос председательствующего: «Дополнить судебное следствие ничем не имею».

В порядке дополнения судебного следствия могут 5а- явить ходатайства и подсудимый и его защитник, а госу
дарственный обвинитель обязан давать заключения по этим ходатайствам Давая заключения по таким заявлениям, прокурор должен проявлять бдительность и пресекать попытки искусственно затянуть разбор дела, исказить перспективу дела, извратить то или иное доказательство.

О необходимости критического отношения к документам, представляемым подсудимым или его защитником, полученным ими внесудебным путем, свидетельствует следующий факт: при рассмотрении в одном из народных судов г. Москвы дела И., обвиняемого в незаконном отпуске пряжи, его защитником при дополнении судебного следствия были представлены суду ряд справок и писем, реабилитирующих И. В том числе была представлена справка, смысл которой сводился к тому, что пряжа, выделяемая «Главтрикотажу» с предприятий текстильной промышленности, не соответствует требованиям трикотажной промышленности (?)

Абсурдность такой справки была совершенно очевидна. Тем не менее она была приобщена к делу. Впоследствии при доследовании дела было выяснено, что защитник воспользовался заведомо недоброкачественными документами.

Вместе с тем государственный обвинитель не должен допускать нарушения процессуальных прав подсудимого, неправильного сужения рамок судебного следствия, одностороннего исследования доказательств. Если ходатайство подсудимого или его защитника о дополнении судебного следствия имеет значение для дела, государственный обвинитель не только должен не возражать против его удовлетворения, но и поддержать такое ходатайство.

Прокурор, как представитель органа надзора за соблюдением законности, наряду с председательствующим несет полную ответственность за нарушение процессуальных норм, если он своевременно не возражал против этих нарушений.

Участвуя в судебном процессе, прокурор выступает не только как представитель обвинения, его задача не исчерпывается тем, что он докажет суду виновность подсудимого и по делу будет вынесен обвинительный приговор. Участие прокурора в суде должно обеспечить вынесение судом законного и обоснованного приговора.

§ 4. Разрешение йекоторых специальных вопросов, возникающих на судебном следствии

а) Обращение дела к доследованию

Признав, что дело недостаточно выяснено и что могут быть собраны новые доказательства, суд вправе по собственной инициативе или по ходатайству какой-либо из сторон отложить дело слушанием и истребовать новые доказательства либо направить дело на доследование (ст. 302 УПК).

Судебная практика свидетельствует о том, что в ряде случаев суды неосновательно обращают к доследованию дела вместо того, чтобы восполнить имеющиеся пробелы или неясности в ходе судебного следствия путем вызова дополнительных свидетелей, истребования новых документов, назначения повторной экспертизы и т. п. Чаще всего это происходит в результате того, что государственный обвинитель недостаточно знаком с делом и не сумел опровергнуть неосновательные доводы об обращении дела к доследованию.

Конечно, обращение дела к доследованию в некоторых случаях может и должно иметь место, но только по тем делам, когда действительно имеются такие пробелы и неясности, которые не могут быть восполнены в ходе судебного следствия. В этих случаях государственный обвинитель не только может поддержать обоснованное ходатайство защитника, но обязан сам, по собственной инициативе, ставить вопрос перед судом об обращении дела к доследованию.

Во всех же остальных случаях прокурор должен убедить суд в отсутствии оснований для обращения дела к доследованию и доказать, что пробелы предварительного следствия могут быть восполнены на суде без обращения дела к доследованию.

Так, например, в ряде случаев защитник возбуждает ходатайство об обращении дела к доследованию «для устранения противоречий в показаниях свидетелей, данных на предварительном следствии и на суде», а прокуроры не возражают против такого ходатайства и мирятся с обращением дела к доследованию по этим основаниям. Между тем при правильном и активном ведении судеб
ного следствия противоречия в показаниях могут быть устранены или объяснены во время судебного разбирательства путем допроса свидетелей о причинах расхождений в их показаниях, очных ставок между свидетелями и подсудимыми и т. п. Вполне очевидно, что даже в случае действительной иеустранимости противоречий на судебном следствии направление дела на доследование только по этим мотивам является бесцельным- эти противоречия останутся и на предварительном следствии. Именно суд и только суд на основе совокупности всех доказательств должен решить, какое из противоречивых доказательств является правильным, какому из показаний свидетеля можно верить.

К каким недопустимым приемам прибегают иногда, чтобы сорвать рассмотрение дела и заволокитить его путем необоснованного возвращения на доследование, свидетельствует следующий факт из практики Московского городского суда. Несложное по содержанию дело по ст. 109 УК слушалось в разных судах 14 раз, неоднократно обращалось к доследованию по ходатайству подсудимого. Характерно, что в качестве «оснований» для обращения к доследованию выдвигались и такие аргументы, как: нарушение ст. 116 УПК (следователь не возбуждал ходатайства о продлении срока следствия по делу); ознакомление обвиняемого с заключением экспертизы, допрос обвиняемого и выполнение ст. 206 УПК произведены в один день; неправильное указание в обвинительном заключении о том, что обвиняемый был ранее судим, в то время как его судимость якобы была погашена давностью и т. п.

В ряде случаев на суде возникает сомнение в психической полноценности подсудимого и на этом основании с согласия прокурора дело обращается на доследование для производства психиатрической экспертизы. Направление дела на доследование по таким основаниям является неправильным. Если возникли сомнения в психической полноценности подсудимого, прокурор возбуждает ходатайство о вызове эксперта-психиатра в суд для дачи заключения, а если эксперт даст заключение о необходимости стационарного исследования подсудимого, прокурор дает заключение об отложении дела.

Как должен поступить государственный обвинитель в тех случаях, когда суд отклонил его обоснованное хода
тайство об обращении дела к доследованию? Как он должен вести себя в прениях сторон?

Прокурор должен исходить в этих случаях из двух основных принципов- 1) он должен действовать строго в соответствии со своими убеждениями, не поступаясь свой совестью; 2) он должен проявлять всемерное уважение к советскому суду и ни при каких обстоятельствах не подрывать его авторитет в глазах участников процесса и присутствующих в суде граждан.

Поэтому, не имея права вступать в пререкания с судом по поводу отклонения его ходатайства об обращении дела к доследованию, а тем более отказаться от дальнейшего участия в процессе, прокурору в зависимости от конкретных обстоятельств дела в своей речи необходимо:

а) поддерживать обвинение, если собраны доказательства, убеждающие прокурора в том, что несмотря на отдельные неясности, относящиеся к деталям или второстепенным вопросам, подсудимый виновен в совершении преступления;

б) полностью или частично отказаться от обвинения, если в результате судебного следствия у прокурора сформулировалось убеждение в недоказанности обвинения;

в) в тех случаях, когда из-за неполноты собранных доказательств у прокурора не сложилось определенного убеждения в виновности или невиновности подсудимого, в обвинительной речи еще раз подвергнуть тщательному анализу все доказательства, попытаться убедить суд в том, что этих доказательств недостаточно для вынесения обвинительного или оправдательного приговора, и в заключение еще раз подтвердить свой вывод о том, что при сложившихся обстоятельствах существует только один законный выход — обратить дело на доследование.

При необоснованном определении суда о возвращении дела к доследованию прокурор в самом судебном заседании не вступает в пререкания с судом и в необходимых случаях приносит частный протест в вышестоящий суд.

б) Возобновление судебного следствия

По закону допускается возобновление судебного следствия в следующих случаях: а) когда во время прений сторон возникает необходимость в предъявлении новых дока
зательств (ст. 305 УПК); б) когда в последнем слове подсудимый раскрывает новые обстоятельства, имеющие существенное значение для дела (примечание к ст. 309 УПК); в) когда суд во время совещания для постановления приговора признает необходимым выяснить какое- либо обстоятельство путем передопроса свидетелей, подсудимых и т. п. (ст. 325 УПК) •

Статья 305 УПК запрещает сторонам во время прений представлять новые доказательства, не рассмотренные во время судебного следствия. Но на практике может случиться, что прокурору или адвокату после окончания судебного следствия, когда уже начались прения сторон, становятся известными факты или обстоятельства, имеющие существенное, а иногда решающее значение для вынесения законного и обоснованного приговора. Эти новые факты или обстоятельства стороны не вправе сообщить суду в прениях. Однако было бы неправильным лишить стороны возможности представлять новые доказательства, если они имеют значение для дела. Поэтому закон предоставляет сторонам право возбудить ходатайство о возобновлении судебного следствия и от суда зависит удовлетворение этого ходатайства.

Если необходимость в возобновлении судебного следствия возникает у государственного обвинителя, он должен заявить суду ходатайство примерно такого содержания: «После окончания судебного следствия мне как государственному обвинителю стали известны такие-то факты, (следует краткое изложение этих фактов). Эти факты устанавливаются такими-то доказательствами (следует краткий перечень доказательств). Считая эти факты существенными для дела (следует краткая мотивировка), прошу суд на основании ст. 305 УПК возобновить судебное следствие».

Аналогичное ходатайство государственный обвинитель обязан возбудить и в тех случаях, когда адвокат в нарушение ст. 305 УПК сообщил в своей защитительной речи новые факты и обстоятельства или сослался на новые доказательства, не бывшие предметом судебного разбирательства во время судебного следствия.

Если ходатайство о возобновлении судебного следствия заявляет подсудимый или его защитник, прокурор не вправе в своем заключении возражать против возобновления судебного следствия, если оно действительно вызы
вается необходимостью. И, наоборот, прокурору необходимо возражать, если ходатайство о возобновлении судебного следствия является необоснованным.

Возобновление судебного следствия в практике встречается весьма редко. Тем не менее государственный обвинитель должен учитывать такую возможность и быть подготовленным к этому.

Народный суд 6-го участка Москворецкого района г. Москвы рассматривал дело по обвинению В. и других по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». По этому делу выступал адвокат (суд вынес специальное определение о недобросовестном поведении этого адвоката в суде), который после речи прокурора возбудил ходатайство о возобновлении судебного следствия по мотивам, что у него имеются новые данные, но эти данные он сообщит только после возобновления судебного следствия. Необоснованность такого ходатайства была очевидна, так как адвокат не указал, какие именно новые данные у него имеются, чем они подтверждаются и какое значение имеют для дела; такое «ходатайство» не давало материала для суждения о том, насколько возобновление судебного следствия действительно является необходимым.

Однако выступавший по делу прокурор вместо того, чтобы своим мотивированным заключением показать всю необоснованность заявленного «ходатайства», растерялся и ничего не противопоставил попытке сорвать слушание дела.

Статья 309 УПК предусматривает, что после окончания прений сторон, перед тем, как суд удаляется для постановления приговора, подсудимым предоставляется последнее слово.

Содержание последнего слова не регламентировано законом. В законе лишь сказано, что во время последнего слова ни суд, ни стороны не могут задавать подсудимому вопросы. Отсюда следует, что подсудимый в последнем слове может говорить все, что он считает нужным изложить суду в свою защиту. Однако это вовсе не означает, что подсудимый может использовать трибуну суда и свое право на последнее слово в целях, противоречащих задачам правосудия. Так, совершенно недопустимо, когда в последнем слове вместо защиты подсудимый наносит
оскорбления суду и сторонам, а тем более, когда он позволяет себе выпады против Советского государства. В этих случаях председательствующий, безусловно, должен прервать подсудимого и если он этого не сделал, то прокурор обязан обратить внимание суда и потребовать, чтобы подсудимый был призван к порядку.

В том случае, когда подсудимый в последнем слове раскрывает новые обстоятельства, имеющие существенное значение для дела, суд вправе как по своей инициативе, так и по ходатайству сторон возобновить судебное следствие.

Так, если подсудимый в последнем слове раскрывает новые обстоятельства, которые меняют перспективу дела (усиливают, смягчают или вовсе исключают ответственность подсудимого), либо такие обстоятельства, в результате проверки которых могут быть привлечены новые лица или исключена ответственность кого-либо из ранее привлеченных лиц, то судебное следствие должно быть возобновлено.

При всех условиях судебное следствие должно быть возобновлено, когда подсудимый, отрицавший на судебном следствии свою вину, заявит в последнем слове, что он признает себя виновным, и в связи с его признанием какая-либо из сторон заявит о своем желании задать подсудимому дополнительные вопросы.

Если же такое заявление сторон не последовало, то не всякое признание в последнем слове своей вины должно влечь обязательное возобновление судебного следствия.

Так, например, если подсудимый, признав в последнем слове свою вину, не приводит никаких новых обстоятельств, ранее суду неизвестных, и, таким образом, его признание не требует дополнительной проверки, поскольку его виновность уже была доказана, то нет необходимости возобновлять судебное следствие.

Возобновление судебного следствия производится мотивированным определением суда, после чего начинается исследование вновь выявленных обстоятельств: могут быть вызваны новые свидетели, эксперты, могут быть передопрошены ранее допрошенные свидетели, подсудимые и т. д. В этих случаях дальнейшее судебное разбирательство происходит в обычном порядке.

Наконец, на основании ст. 325 УПК судебное следствие может быть возобновлено по инициативе суда во время
постановления приговора в совещательной комнате. Судебное следствие возобновляется в тех случаях, когда суд во время совещания признает необходимым выяснить какое-либо обстоятельство, которое может быть установлено только путем какого-либо судебного действия. В тех же случаях, когда выяснение этого обстоятельства невозможно в самом суде, то суд, не возобновляя судебного следствия, обращает дело к доследованию.

в) Изменение обвинения на суде и привлечение к суду новых лиц

Статья 311 УПК устанавливает, что разбирательство дела в суде производится лишь в отношении лиц, преданных суду до открытия судебного заседания, и лишь в отношении обвинения, которое было предъявлено обвиняемому и по которому обвиняемый был предан суду. Таким образом, суд связан рамками обвинительного заключения, а если формула обвинения подверглась изменению в подготовительном заседании, то и рамками определения подготовительного заседания суда.

Вменение в вину подсудимому в суде иных преступлений, кроме изложенных в обвинительном заключении, или изменение квалификации, усиливающее ответственность подсудимого за ранее вмененное ему преступление, явилось бы существенным нарушением прав подсудимого на защиту, а потому недопустимо.

Однако судебное следствие не является механическим повторением предварительного следствия. Поэтому судебное следствие может внести существенные изменения в выводы предварительного следствия и установить новые обстоятельства, значительно меняющие картину дела^- некоторые пункты обвинения могут вовсе отпасть и, наоборот, могут выявиться факты совершения других, ранее неизвестных преступлений, совершенных подсудимым или другим лицом; может выявиться непричастность к преступлению некоторых подсудимых и, наоборот, может быть установлено, что в совершении преступления участвовали другие лица, помимо преданных суду. Наконец, в ходе судебного следствия могут выявиться иные мотивы преступления и другие обстоятельства, влекущие изменение квалификации преступления.

Закон допускает возможность дополнения и изменения
обвинения, а также привлечения к ответственности новых лиц, но лишь при условии соблюдения установленных законом правил (ст. ст. 312—316 УПК), которые обеспечивают процессуальные гарантии для подсудимого.

Всякое новое обвинение против подсудимого, которое возникло во время судебного процесса, не может быть рассмотрено в том же судебном заседании. Выяснив, что подсудимым совершено еще одно преступление кроме того, которое является предметом судебного разбирательства, суд обязан выделить дело о новом преступлении в особое производство и направить его органам дознания или предварительного следствия.

Так, например, если подсудимый обвиняется в хищении, а на суде выяснилось, что он, кроме того, совершил и убийство, то дело о хищении продолжается слушанием, а дело об убийстве выделяется в особое производство и направляется для производства предварительного следствия.

Если это новое преступление находится в тесной связи с преступлением, рассматриваемым судом, и по этой причине дела об этих двух преступлениях не могут рассматриваться отдельно одно от другого, суду надлежит отложить дело слушанием и направить его на доследование для предъявления нового обвинения, производства следствия и предания суду на общих основаниях.

Так, если выяснилось, что хищение и убийство тесно связаны одно с другим, суд направляет на доследование все дело.

Если в ходе судебного процесса выявится необходимость изменить формулировку первоначально предъявленного обвинения, суд должен руководствоваться нижеследующим.

Не допускается вынесение приговора в том же судебном заседании, когда в ходе судебного следствия выяснилось, что подсудимым совершено иное преступление, чем то, за которое он был предан суду, если это преступление влечет за собою более тяжелое наказание, чем предусматривало ранее предъявленное ему обвинение, или если существенно меняется характер преступления, вменяемого в вину подсудимому Так, если подсудимый был предан суду за неосторожное убийство, а в суде выяснилось, что это убийство было умышленным, то суд не вправе в этом же судебном заседании вынести приговор, даже если подсудимый признал себя виновным в умышленном убийстве.

Или: подсудимый был предан суду за умышленное убийство. На судебном следствии было установлено, что подсудимый действительно был на месте убийства, но самого убийства не совершал, а только снял с убитого часы. Таким образом, его действия должны квалифицироваться как кража личного имущества. Хотя наказание за это преступление не превышает наказания за то преступление, за которое он был предан суду (умышленное убийство), все же нельзя вынести приговор в том же судебном заседании, поскольку характер совершенного преступления существенно отличается от того преступления, за которое обвиняемый был предан суду.

Хотя ст. 313 УПК и обусловливает отложение дела и направление его на доследование наличием ходатайства о том какой-либо из сторон однако установившаяся судебная практика требует безусловного отложения дела и направления его на доследование во всех случаях, когда новая квалификация влечет более тяжкую ответственность.

Изменение формулировки обвинения и вынесение приговора по новой формулировке обвинения в том же судебном заседании допускается в тех случаях, когда новая формулировка обвинения не влечет за собой более тяжкого наказания и притом когда характер нового обвинения является однородным или, в крайнем случае, смежным. Так, например, подсудимый был предан суду по обвинению в умышленном убийстве. В суде выяснилось, что убийство действительно было им совершено, но подсудимый действовал не умышленно, а неосторожно. В этом случае новое обвинение является однородным с ранее предъявленным, и поскольку законом за него установлено более легкое наказание, суд вправе вынести приговор, не возвращая дела на доследование. Или: подсудимый был предан суду за хищение государственного имущества. В суде выяснилось, что хищение действительно имело место, но не государственного, а личного имущества. В этом случае суд, не откладывая дела, может вынести приговор, поскольку преступления однородны и поскольку фактически совершенное преступление влечет за собою менее

¹ Статья 291 УПК УССР предусматривает, что дело откладывается при наличии ходатайства подсудимого и в случае возражений прокурора против дальнейшего слушания дела,
тяжкое наказание, чем то, которое угрожало обвиняемому по предъявленному обвинению.

Допустимо также вынесение приговора в том же судебном заседании, когда действия подсудимого квалифицировались по аналогии с какой-либо статьей Уголовного кодекса, а суд пришел к выводу, что преступление нужно квалифицировать по той же статье, но без аналогии.

В тех случаях, когда на основании материалов судебного следствия необходимо изменить формулировку или сущность обвинения и ввиду этого изменения дело не может быть рассмотрено в том же судебном заседании, государственный обвинитель по своей инициативе заявляет ходатайство перед судом об отложении дела с направлением его на доследование. В своем ходатайстве прокурор должен обосновать собранными доказательствами необходимость изменения формулировки обвинения, указать, какие последствия такое изменение влечет для подсудимого, и, ссылаясь на соответствующую статью Уголовнопроцессуального кодекса (312 или 313 УПК), просит суд об обращении дела к доследованию. Прокурор излагает суду свои соображения по поводу меры пресечения. Если подсудимый находится на свободе, а новое обвинение влечет за собою более тяжкую меру наказания, или если имеются опасения, что подсудимый может повлиять на ход следствия при доследовании дела, или если имеются основания предполагать, что подсудимый может скрыться, прокурор обязан внести предложение об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей.

Когда в суде выясняется, что по данному делу должны быть привлечены к уголовной ответственности новые лица, кроме ранее привлеченных, суд выносит определение о привлечении этих лиц и выделяет материалы о них в особое производство, которое направляет для расследования в общем порядке, а рассматриваемое дело продолжает слушать. В тех случаях, когда обвинение вновь привлеченных лиц тесно связано с рассматриваемым делом и раздельное рассмотрение не представляется возможным, суд должен отложить слушание дела и направить его на доследование в полном объеме. Суд вправе принять меры пресечения к вновь привлеченным лицам.

Закон предусматривает, что суд должен вынести мотивированное определение о привлечении новых лиц к ответственности, причем предварительно заслушивает заклю
чение прокурора. Однако обвинителю не следует ждать, пока суд поставит вопрос о привлечении к ответственности новых лиц и предложит прокурору дать свое заключение, а по собственной инициативе, как только в суде выявится, что помимо преданных суду уголовной ответственности подлежат и другие, непривлеченные лица, заявить ходатайство перед судом о привлечении к ответственности новых лиц, а в случае необходимости — об отложении слушания дела и направлении его на доследование.

Заключение или ходатайство прокурора о привлечении к уголовной ответственности новых лиц должно быть обоснованным и мотивированным. Прокурор приводит доказательства, служащие основанием для привлечения к ответственности новых лиц, указывает квалификацию преступления, излагает свои соображения о возможности продолжить слушание дела и предложения о мере пресечения в отношении вновь привлеченных лиц. Ходатайство прокурора излагается примерно следующим образом: «На судебном следствии выяснилось, что помимо подсудимого Я- в хищении пшеницы с тока колхоза «Красная Заря» принимал участие сторож колхоза С. Это обстоятельство устанавливается показаниями допрошенных на суде свидетелей К., Л , М., П., а также показаниями подсудимого Я. В соответствии со ст. 315 УПК ходатайствую о привлечении к уголовной ответственности сторожа колхоза «Красная Заря» С. (приводятся полностью фамилия, имя, отчество) по ст. 4 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Так как преступление С. тесно связано с преступлением подсудимого Я. и не может быть рассмотрено раздельно, прошу суд направить все дело для доследования. Принимая во внимание, что С. обвиняется в тяжком преступлении — хищении социалистической собственности, а также, что он, находясь на свободе, может помешать ходу следствия, прошу в качестве меры пресечения для него избрать заключение под стражу».

г) Изменение меры пресечения в суде

Статья 263 УПК устанавливает, что подсудимый, находившийся на свободе, может быть взят под стражу при открытии судебного заседания или в ходе его, если суд

Признает необходимым избрать в виде меры пресечения заключение подсудимого под стражу. Закон подчеркивает, что в данном случае суд при этом выносит мотивированное определение.

Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР специально не регламентирует оснований, по которым суд может избрать в качестве меры пресечения содержание под стражей, однако, бесспорно, что суд должен исходить из общих оснований для заключения под стражу в качестве меры пресечения, то есть из оснований, указанных в ст. 158 УПК. Статья 244 УПК УССР прямо указывает, что подсудимый может быть взят судом под стражу при открытии судебного заседания или в ходе его при наличии оснований, указанных в ст. 156 УПК УССР.

Государственный обвинитель осуществляет надзор за тем, чтобы определение о заключении подсудимого под стражу выносилось судом мотивированно и только в тех случаях, которые по Уголовно-процессуальному кодексу служат основанием для избрания содержания под стражей в качестве меры пресечения. Если таких оснований нет или если суд свое определение о заключении подсудимого под стражу не мотивировал, государственный обвинитель должен обратить внимание суда на допущенное нарушение закона. Если несмотря на это суд все же не устранит допущенного нарушения, прокурор, не вступая в пререкания с судом, требует занесения в протокол своего заявления с тем, чтобы после судебного процесса реагировать на это путем соответственного частного протеста или представления.

Однако этим не исчерпываются обязанности государственного обвинителя. Он должен проявлять инициативу и в необходимых случаях сам ходатайствовать перед судом об изменении подсудимому меры пресечения. Само собой разумеется, что такое ходатайство должно быть мотивированным, с указанием оснований, указанных в законе.

Так, например, если государственному обвинителю стало известно, что подсудимый, находящийся на свободе, влияет или может повлиять на свидетелей, вызванных в суд, или совершает действия, свидетельствующие о его намерении скрыться,— он незамедлительно возбуждает ходатайство о заключении подсудимого под стражу.

В отдельных случаях прокурор может ставить перед судом вопрос об изменении меры пресечения подсудимому, находящемуся под стражей. Такое ходатайство должно заявляться, когда прокурору становится совершенно очевидным, что ему придется отказаться от обвинения. К такому выводу прокурор обычно приходит лишь к концу судебного следствия, когда его предложение об освобождении подсудимого уже не имеет большого практического значения Но в некоторых случаях, когда рассматривается групповое дело и судебное следствие ведется по эпизодам, а подсудимый, подлежащий освобождению из-под стражи, обвиняется только по одному эпизоду, необходимость в Изменении меры пресечения может возникнуть задолго до окончанья всего судебного следствия в целом.

Так, например, по групповому делу, заслушанному Московским городским судом, одна из подсудимых — некая Г., содержавшаяся под стражей, обвинялась только по одному эпизоду. После исследования этого эпизода выяснилось, что она неосновательно была привлечена к ответственности. Для государственного обвинителя было ясно, что ему придется отказаться от обвинения Г. и что дальнейшее исследование дела никаких новых доказательств виновности Г. дать не может. Было также очевидно, что судебное следствие по остальным эпизодам займет не менее 15—20 дней. Исходя из этого, государственный обвинитель возбудил перед судом ходатайство об изменении в отношении подсудимой Г. меры пресечения на подписку о невыезде. Это действие прокурора было совершенно правильным.

д) Прекращение дела в суде

Обычно рассмотрение дела в суде оканчивается приговором обвинительным или оправдательным либо определением о направлении дела на доследование.

Однако в некоторых случаях дело может закончиться и прекращением в суде. Суд прекращает дело в том случае, когда:

1) подсудимый во время судебного разбирательства умер;

2) устанавливается, что в отношении подсудимого уже имеется вступивший в законную силу приговор именно за то преступление, которое рассматривается судом;

3) суд признает, что подсудимый во время совершения приписываемого ему деяния находился в состоянии невменяемости или позднее заболел неизлечимым расстройством душевной деятельности;

4) на суде будет установлено, что к моменту совершения преступления подсудимый не достиг возраста, начиная с которого устанавливается уголовная ответственность (то есть 14 лет, а для преступлений, предусмотренных законом от 7 апреля 1935 г. и указом от 10 декабря 1940 г.,— 12 лет).

При наличии одного из перечисленных оснований к прекращению дела прокурор по предложению председательствующего дает свое заключение или по собственной инициативе возбуждает ходатайство' о прекращении дела.

е) Замена обвинителя в суде

В практике случается иногда, что в ходе судебного процесса выбывает государственный обвинитель. Такие случаи могут быть тогда, когда обвинитель заболевает или когда суд удовлетворяет ходатайство какой-либо из сторон об отводе государственного обвинителя.

В таких случаях руководитель соответствующей прокуратуры должен назначить другого государственного обвинителя Конечно, если заболевший — обвинитель по крупному судебному процессу — через один-два дня сможет приступить к исполнению своих обязанностей, нецелесообразно его заменять, так как назначенный вместо него обвинитель должен будет потратить не меньше времени на ознакомление с делом. Но в тех случаях, когда болезнь обвинителя может затянуться, он должен быть заменен другим во избежание длительной задержки в рассмотрении дела.

Право руководителя соответствующей прокуратуры своим единоличным распоряжением заменить одного обвинителя другим является бесспорным. Это право вытекает из основного принципа организации прокуратуры как строго централизованного органа. Закон (ст. 8 УПК) возлагает поддержание обвинения на прокуратуру, то есть на специальный государственный орган, а не на отдельных лиц — прокуроров. Поэтому все представители прокурорского надзора вправе осуществлять каждый в пре
делах своей компетенции все функции, возложенные на прокуратуру, заменять друг друга, в частности при выполнении такой важнейшей функции, как поддержание государственного обвинения в суде.

Сама процедура замены одного обвинителя другим происходит следующим образом: вновь назначенный государственный обвинитель является в судебное заседание и вручает председательствующему выданное ему прокуратурой предписание заменить выбывшего обвинителя. Председательствующий объявляет о замене обвинителя и спрашивает у сторон, нет ли отводов новому обвинителю.

При отсутствии отвода новый государственный обвинитель вступает в процесс, о чем делается запись в протоколе судебного заседания.

Однако при замене одного государственного обвинителя другим следует считаться с тем, что не по всякому делу замена возможна без перерыва судебного заседания.

Если вновь назначенный обвинитель ранее с делом не был знаком, а дело является сложным, естественно’, он сразу не может включиться в судебное разбирательство и должен ходатайствовать перед судом об объявлении перерыва, во время которого он сумеет ознакомиться с материалами предварительного и судебного следствия.

Если прокурор был ранее знаком с делом и его предшественник выбыл до начала или в самом начале судебного следствия, он может обойтись и без специального перерыва.

В случае замены заболевшего обвинителя другим судебное разбирательство продолжается с того- момента, когда оно было прервано в связи с выбытием государственного обвинителя.

Вновь вступивший в процесс государственный обвинитель в случае надобности вправе ходатайствовать перед судом о перепроверке отдельных доказательств, о повторном допросе отдельных свидетелей, подсудимых и т. д.

В случае замены государственного обвинителя вследствие удовлетворения судом отвода против него судебное разбирательство должно начинаться с самого начала.

Если по обстоятельствам дела замена государственного обвинителя невозможна, то применительно к ст. 268 УПК дело должно' быть рассмотрением отложено.

5к) Замечания на протоколы судебных заседаний

Протокол судебного заседания имеет большое значение. Он фиксирует весь ход судебного разбирательства. В соответствии с требованиями ст. 80 УПК в нем отмечаются состав суда и сторон, время и место судебного заседания, все действия суда и сторон, все определения суда, все ходатайства и заявления сторон, излагается содержание показаний подсудимых, свидетелей, экспертов. В протоколе далее указываются требования обвинителя, гражданского истца, защитников и гражданских ответчиков, изложенные в прениях сторон.

Наконец, в протоколе отражается содержание последнего слова подсудимого.

Иными словами, протокол является зеркалом того, что происходило в судебном процессе.

Обоснованность и законность судебного приговора проверяется вышестоящим судом на основе протокола судебного заседания.

Поэтому элементарной обязанностью прокурора является ознакомление с протоколом судебного заседания по делу, по которому он выступал в качестве государственного обвинителя.

При обнаружении в протоколе каких-либо неправильностей, неточностей или пробелов прокурору надлежит в соответствии со ст. 81 УПК подать свои замечания на протокол и обеспечить законное рассмотрение этих замечаний.

Между тем приходится нередко констатировать, что прокуроры пренебрегают этой своей обязанностью, что зачастую в дальнейшем приводит к нежелательным последствиям — отмене приговора из-за нарушений требований ст. 80 УПК или же из-за неполноты судебного следствия, поскольку данный протокол не отразил всех действий, фактически имевших место в судебном процессе, и т. п.

Обвинительная речь прокурора — это всегда, независимо от характера дела и его объема, ответственное политическое выступление. Воспитательное значение этого выступления и степень воздействия его на слушателей тем более велики, что речь государственного обвинителя всегда конкретна, общие выводы и положения, содержащиеся в ней, вытекают из конкретных обстоятельств, из фактов, рожденных жизнью.

Советский прокурор, произносящий обвинительную речь, не бесстрастный юрист-аналитик, более или менее искусно исследующий факты и ограничивающий свои последующие задачи вопросами юридической квалификации, но всегда и по любому делу представитель Советского государства, выступающий с судебной трибуны во имя осуществления социалистической справедливости, во имя искоренения преступности, никогда не забывающий о предупредительном значении своей судебной работы.

Это определяет наступательн о-сть обвинительной речи, ее активность. Произнося обвинительную речь, государственный обвинитель выступает как активный борец с преступностью, как борец, обладающий не только доброй волей и стремлением к борьбе, но освоивший искусство изобличения преступника, сложную и многообразную технику публичного выступления в суде.

Нельзя думать, что овладение этим искусством может прийти только в результате изучения одного или нескольких методических пособий. Любые методические пособия, посвященные вопросам составления и произнесения обвинительной речи, могут иметь для государственного' обвинителя лишь вспомогательное значение, они могут облегчить работу по овладению искусством публичного выступления в суде, но, конечно, никогда не заменят этой работы.

На белорусском совещании работников прокуратуры в 1938 году А. Я. Вышинский справедливо указывал, что «Прокуроры наши очень часто боятся публичных судебных заседаний именно потому, что не уверены в своих силах... Если прокурор будет пассивно' ждать, пока он созреет и сумеет безболезненно для себя принимать участие в состязательном процессе, можно смело сказать, что этот счастливый момент прокурорской зрелости никогда в его жизни не наступит.

Прокурор созревает на практический работе, когда он выступает в суде» *.

Эти замечания А. Я- Вышинского, совершенно правильные для любой част» выступления прокурора в судебном процессе, особенно правильны для обвинительной речи. Стать судебным оратором можно только в результате ряда судебных выступлений, в результате судебной борьбы, в результате практического преодоления многих трудностей как объективного, так и субъективного порядка, с которыми связано публичное выступление прокурора в суде.

Однако изучение прежнего опыта государственных обвинителей и особенно' лучших образцов публичных выступлений в судах может существенно облегчить работу прокурора, стремящегося овладеть искусством обвинительной речи, и помочь ему избежать ряд ошибок.

Для того чтобы правильно построить обвинительную речь, необходимо прежде всего уяснить особенности обвинительной речи как публичного выступления.

§ 2. Особенности обвинительной речи как публичного выступления

Главная особенность обвинительной речи как публичного выступления заключается в том, что эта речь всегда посвящена конкретному судебному делу и обстоятельства дела составляют ее основное содержание.

Поэтому обвинительная речь всегда должна быть конкретна. Общие положения могут быть выдвинуты государственным обвинителем или для оценки конкретных обстоятельств дела или как выводы из этих конкретных обстоятельств.

Однако сама природа обвинительной речи отвергает не связанные с судебным делом общие рассуждения или злоупотребления абстрактными цитатами.

По справедливому выражению А Я- Вышинского, уже вследствие того-, что «речь прокурора на суде — это судебная речь», в основе ее должен лежать «пафос фактов», «анализ фактов, прошедших перед судом, должен лежать юридический анализ доказательств и связанная с этим критика или критический разбор всех доводов, которыми

¹ «Социалистическая законность» 1938 г. № 7/стр 94.

подсудимый пытается оправдаться, опровергнуть предъявленное ему обвинение».

Но, как уже указывалось выше, это не значит, что речь государственного обвинителя может быть аполитичной. Наоборот, сама конкретность обвинительной речи, ее направленность против конкретного преступления и преступников придают ей величайшую убедительность и политическую заостренность.

Выдающийся советский государственный деятель и замечательный пропагандист марксизма-ленинизма — М. И. Калинин в своих советах агитаторам не переставал требовать от них овладения искусством конкретной агитации, агитации фактами.

Природа обвинительной речи такова, что обвинитель, доказывая обвинение и характеризуя преступников, идет от отрицательных фактов, идет, как говорят иногда, «по следам преступления». Но именно эта конкретность фактов, являвшихся предметом судебного- исследования и прошедших на судебном следствии перед находившимися в зале суда слушателями, дает возможность прокурору создать вокруг преступников ту атмосферу «общего морального бойкота и ненависти окружающей публики», которую требовал создать вокруг воров и расхитителей народного добра И. В. Сталин.

Советский прокурор, выступающий в суде, должен уметь поднять гнев народа против преступления и его исполнителей — именно в этом важнейшая политическая задача -обвинительной речи. Однако этой цели государственный обвинитель должен уметь достигать, не произнося абстрактный доклад «по поводу преступления» с тощими ссылками на фабулу дела, а стоя на почве конкретных обстоятельств дела, конкретных доказательственных фактов и характеристик лиц, уже известных суду по материалам судебного следствия.

Отсюда вытекает вторая важнейшая особенность обвинительной речи как публичного выступления — ее доказательность.

Нельзя не согласиться с выдающимся судебным деятелем прошлого — А. Ф. Кони, что «в основании судебного красноречия лежит необходимость доказывать и убеждать, т. е. необходимость склонять слушателей присоединиться к своему мнению» *.

¹А. Ф. Кони, На жизненном пути, т. I, М., 1914, стр. 125.

В строгой доказательности обвинительной речи, в глубоком знании прокурором доказательств по делу и в умении сделать свои выводы очевидными для суда и находящихся в зале суда слушателей — важнейшая задача государственного обвинителя.

Для государственного обвинителя совершенно' недостаточно выдвинуть утверждение о виновности и без ссылок на доказательства описать обстоятельства дела «в общем виде» так, как они представляются прокурору по формуле обвинительного заключения.

Между тем эту ошибку весьма часто совершают не имеющие достаточного опыта государственные обвинители. Из присланных в Прокуратуру СССР многочисленных речей начинающих государственных обвинителей видно, что зачастую исследование конкретных доказательств подменяется описанием обстоятельств дела «в общих чертах», своеобразным дублированием в обвинительной речи формулы обвинения, после чего обвинитель заявляет о том, что «все это вполне доказано прошедшими перед судом доказательствами» или «доказательства эти свежи в памяти суда, и я не считаю нужным их повторять», и переходит к вопросу о юридической квалификации или о мере наказания.

Так, один из районных прокуроров Алтайского края, повторив в обвинительной речи по делу о нарушении Устава сельскохозяйственной артели весьма пространно, но без всяких ссылок на доказательства формулу обвинения, ограничил затем весь раздел речи, озаглавленный им «анализ доказательств», следующими замечаниями:

«В какой степени доказаны предъявленные пункты обвинения подсудимым?

Я думаю, что- вы, товарищи судьи, в своем приговоре ответите на этот вопрос положительно. Да, доказано! Во- первых, это доказано актом ревизии, во-вторых, это доказано свидетельскими показаниями, в-третьих, это доказано теми документами, которые вы имеете в своем распоряжении, а также частичными признаниями самих подсудимых».

Понятно, что произвести подобный «анализ доказательств» куда как просто и если суд «положительно ответил» на вопрос о виновности подсудимых, поставленный прокурором, то это объясняется отнюдь не достоинствами речи государственного обвинителя.

Совершенно правильно' подчеркивается в методическом письме Прокуратуры СССР «Методика подготовки обвинительной речи на суде» (составлено членом-корреспон- дентом Академии наук СССР С. А. Голунским под редакцией академика А. Я- Вышинского), что обвинение убедительно только тогда, когда оно основано на фактах. «Никакими ораторскими приемами, никакими общими рассуждениями нельзя заменить отсутствие в речи прокурора твердого фактического обоснования.

Установить, что именно доказано по делу в отношении каждого обвиняемого,— важнейшая задача прокурора. От того, как будет разрешена эта задача, зависит и качество всех последующих частей прокурорской речи.

В частности, совершенно недопустимо подменять тщательный разбор доказательств общими рассуждениями об опасности преступления.

Дать оценку общественной опасности преступления необходимо^ и обязательно, но лишь тогда, когда доказан факт преступления и доказано, что совершено' оно именно обвиняемым» ^].

Пренебрежение этой важнейшей особенностью обвинительной речи влечет наиболее тяжкие ошибки государственного обвинителя. При недоказанности преступления и неустановленности вины преступника повисают в воздухе самые правильные общие положения, выдвинутые в обвинительной речи. Не доказав преступления и не разрешив вопроса о виновности, обвинитель не может выполнить и всех остальных стоящих перед ним задач.

Наконец, особенность обвинительной речи заключена в ее наступательноети, в активной направленности судебного выступления прокурора на разоблачение преступления и изобличение преступника, в ее боевом характере.

Обвинительная речь рождается, как правило, в напряженной судебной борьбе Анализируя доказательства, ведя допрос на судебном следствии, полемизируя по отдельным вопросам с защитой, прокурор изобличает преступника, в подавляющем большинстве случаев активно сопротивляющегося.

Суммируя в речи доказательства, оценивая степень опасности преступления, выдвигая требования о мере наказания, прокурор произносит не отвлеченный доклад по

-¹ «Социалистическая законность» 1938 г № 10, стр* 20.

Поводу судебного дела, не своеобразное напутствие членам суда перед их уходом в совещательную комнату, а о б в и- НИ'тельную речь. Прокурор не имеет права оставаться бесстрастным, когда речь идет о нарушениях интересов государства. По этому поводу очень хорошо сказал А. Я. Вышинский в речи по делу ленинградских судебных работников

«Мы, стороны,— обращаясь к суду, говорил А. Я. Вышинский, обязаны в процессе быть наиболее осторожными, мы обязаны быть наиболее объективными, мы не должны забывать того, что наша роль есть роль помощников ваших... С этой точки зрения подходя к своей задаче, я должен сказать, что первое требование, которое я сам, как государственный обвинитель, ставлю себе,— это полное спокойствие, полная объективность, беспристрастность, НО' не бесстрастность. Я должен заранее сказать, я должен заранее перед Вами, товарищи судьи, повиниться,— бесстрастным в этом деле быть нельзя, невозможно.

Всякий суд должен найти истину... В борьбе за истину мы и защита встретимся еще в схватках. Мы еще поборемся и истина восторжествует» (разрядка наша.— Л. С.)^{^[3]}.

Произнося обвинительную речь, прокурор добивается не только- изобличения и осуждения преступника, но и осуждения самого преступления. Речь государственного обвинителя является орудием мобилизации общественного мнения; речь эта произносится не только для суда, но и для всех присутствующих в зале суда.

В 1934 году на заседании судебно-прокурорских работников, посвященном десятилетию Верховного суда СССР, М. И Калинин говорил'

«Мы мало учитываем, что суд оказывает огромнейшее влияние как на тех, которые привлекаются к ответственности, так и на присутствующих». Поэтому М. И. Калинин ставил задачу так вести судебный процесс, чтобы «все присутствующие на суде разобрались в этом деле и поняли правильность вынесенного судом решения» ^{^[4]}.

Речь государственного обвинителя подготавливает
присутствующих в зале суда к правильному пониманию приговора.

Показывая неотвратимость наказания, мобилизуя общественное мнение на борьбу с преступностью, государственный обвинитель в своей речи не может оставаться на позициях пассивного объективизма, бесстрастности, терпимости к преступлению. Обвиняя от имени государ- ства преступника и клеймя позором преступление, он проявляет величайшую обвинительную энергию, наступат тельность, активность.

Но это не значит, что советский поркурор, обвиняя в суде, уподобляется буржуазным прокурорам, обвиняющим «при всех условиях и несмотря ни на что» добивающимся обвинительного приговора даже путем сознательного искажения фактических обстоятельств дела.

Советский государственный обвинитель должен выступать с обвинительной речью, только будучи убежден в доказанности обвинения. Обвинительной речи предшествует судебное следствие, в результате которого у прокурора складывается определенное мнение о виновности, определенная оценка доказательства. Во время судебного следствия обвинитель разрешает возникшие у него сомнения по поводу ценности отдельных доказательств, и к обвинительной речи он может приступить, только проникнувшись твердым убеждением в виновности подсудимых и определив внутренне роль каждого из них в событиях, явившихся предметом судебного исследования.

Строгая индивидуализация наказания, требование о назначении наказания в соответствии с содеянным, с учетом обстоятельств, характеризующих личность преступника, с учетом доказательств, не только устанавливающих виновность, но и смягчающих вину,— являются обязательными для государственного обвинителя в советском суде.

Придя к убеждению в невиновности подсудимого, государственный обвинитель не может, а должен отказаться от обвинения.

Строго индивидуализировать следует не только требования о наказании, но характеристики, эпитеты и сравнения, к которым прибегает прокурор, выступая с обвинительной речью. Одними будут эти характеристики, если речь идет о сознательных врагах Советского государства, расхитителях социалистической собственности или пре- ступниках-рецадивистах, и совсем иначе будет звучать
речь государственного обвинителя применительно к «случайным преступникам», для исправления которых не нужно назначать сурового наказания.

Но используя с предельной добросовестностью только проверенные и соответствующие действительности материалы дела, не замалчивая обстоятельств, смягчающих вину подсудимого, а если и не принимая во внимание эти обстоятельства, то каждый раз объясняя, почему он поступает именно так,— прокурор, выступая с обвинительной речью, не имеет права превращаться в бесстрастного «докладчика дела».

Наступательность обвинительной речи не имеет ничего общего с крикливостью, фразерством, употреблением тех «громких и жалких» фраз, которым не место в советском суде.

Однако, убедившись в том, что перед ним находится преступник, сознательно нарушающий советские законы, хапуга, расхищающий социалистическую собственность, или разложившийся хулиган, терроризирующий население, прокурор не может ограничиться изложением, «фактической стороны дела» и закончить речь тем, что он «считает вполне установленным в действиях подсудимого состав преступления, предусмотренный такой-то статьей Уголовного кодекса, и предлагает применить такую-то меру наказания». Подобное построение будет правильно для кассационного или надзорного протеста, для обвинительного заключения, но- произнесенная таким образом речь не удовлетворит ни суд, ни особенно присутствующих в зале суда. В борьбе с врагами Советского госудаоства, опасными преступниками, подрывающими основы социалистического общежития, прокурор не может не использовать оружия беспощадных характеристик, оружия обличительного пафоса, иронии и даже сарказма. Важно только, чтобы каждая такая характеристика основывалась на фактических обстоятельствах дела, а не являлась плодом воображения государственного обвинителя.

Замечательные образцы наступательности, боевой активности обвинительной речи государственные обвинители найдут в «Судебных речах» А. Я- Вышинского.

Когда речь идет о врагах народа или о спекулянтах, нэпманах и жуликах, подкапывающихся под экономические основы пролетарского государства, А. Я. Вышинский
прибегает к воистину беспощадным сопоставлениям и характеристикам.

Говоря в речи на процессе ленинградских судебных работников об уничтожении следователями-взяточниками «дела лаборантов», А. Я. Вышинский так характеризовал этот эпизод:

«Жило-было дело, называлось «дело лаборантов» за № 2504. Жило-было — и его не стало. Есть «дело» — и нет «дела». Правда, его не съела свинья, как у Гоголя, но его съели свиньи, по предварительному между собою соглашению на общей для них платформе» К

Беспощадно разоблачая классово-чуждых социалистическому государству людей, А. Я Вышинский часто использует оружие сарказма.

Однако совсем иными становятся характеристики подсудимых, сравнения и эпитеты, к которым прибегает государственный обвинитель в тех случаях, когда на скамье подсудимых находятся не враги советской власти, а так называемые «случайные преступники», способные вернуться к честной трудовой жизни.

По другому судебному делу, так называемому «делу ГУКОН», А. Я- Вышинский, характеризуя подсудимого Позигуна, говорил:

«На основании имеющегося в деле объективного материала и на основании показаний ряда свидетелей и обвиняемых я прихожу к выводу О' виновности Позигуна.

Конечно-, в этом позорном и печальном деле, где бессовестные мародеры пытались наживаться и наживались на несчастье наших братьев, на страданиях детей, на разорении народного хозяйства, первая роль принадлежит не Позигуну. Эта роль принадлежит Топильскому. Но Пози- гун был в числе мародеров и должен нести за это ответственность.

Я кончаю. Я не могу в заключение не напомнить Вам, товарищи-судьи, об одном моменте судебного следствия. Это было тогда, когда перед Вами пронеслись картины гражданской войны, картины героической борьбы наших славных красногвардейских партизанских отрядов, пролетарских отрядов против колчаковщины.

Перед Вашим умственным взором прошла картина колчаковской тюрьмы, куда белогвардейскими палачами были брошены наши братья, борды за советскую власть, за дело рабочего класса. В этой ужасной колчаковской тюрьме томился в те дни и Позигун, честно боровшийся с нашими врагами, отдавая свою жизнь за наше общее дело. Этого не вспомнить нельзя. Нельзя не вспомнить этого сейчас, когда Позигун сидит перед нами с низко опущенной головой, ожидая решения своей участи, сгорая от стыда и позора Я не сомневаюсь, что Вы вспомните в совещательной комнате и эту страницу жизни Позигуна и учтете это при определении ему меры наказания» *.

Характеризуя Позигуна, А. Я Вышинский не перестает быть обвинителем, активным бордом с преступностью. Речь его не теряет своей обличительной силы, он непримирим к преступлению. Но государственный обвинитель несмотря на то, что «Позигун был в числе мародеров и должен нести за это ответственность», считает необходимым восстановить в памяти суда обстоятельства, не только обличающие Позигуна, но и смягчающие его- вину.

В этой части речи (ему предшествовал детальный анализ доказательственного' материала в отношении Позигуна) обвинитель говорил о человеке, случайно вставшем на путь преступления. Поэтому так убедительно-, ничуть не ослабляя силы обвинения, но, наоборот, еще более укрепляя ее, звучат заключительные слова этой речи А. Я. Вышинского:

«Пролетарская революция, беспощадная к врагам, великодушна к тем, кто случайно встал на путь преступлений и кто способен сойти с этого пути, кто способен вернуться к честной жизни, к благородным подвигам, к творческому труду» ^{^[5]}.

Произнося обвинительную речь, прокурор никогда не должен терять чувства меры, давая событиям и людям именно те обозначения и характеристики, которых они действительно заслуживают.

В одном из народных судов Московской области нам пришлось услышать не в меру ретивого помощника районного прокурора, который, обвиняя группу подростков, в первый раз совершивших мелкую квартирную кражу, всерьез назвал подсудимых «врагами народа».

Ничего кроме досадного недоумения такая «характеристика», разумеется, вызвать не может.

Однако плох будет тот прокурор, который, обвиняя группу матерых расхитителей социалистической собственности, причинивших значительный ущерб государству, подкапывавшихся под экономическую основу советского строя, не назовет преступников тем точным термином, которым обозначает их Конституция СССР — «врагами народа», если по такому делу государственный обвинитель замкнется в скорлупу «чисто юридического анализа» и перечисления доказательственных фактов, не сделав политических выводов из дела, не мобилизовав против преступников и преступления общественного гнева и презрения.

Глубоко неправ будет государственный обвинитель, который по такому делу не сумеет во всеоружии доказательственных фактов перед всеми разоблачить и заклеймить преступление, а ограничится тем, что языком заключения бухгалтерской экспертизы подсчитает убытки и перейдет «к вопросам юридической квалификации».

Речь государственного обвинителя — боевое политическое выступление с судебной трибуны Тщательно взвесив все отягчающие и смягчающие обстоятельства и убедившись в виновности преступника и его опасности для общества, прокурор не может во имя «корректности и сдержанности» лишить свою речь обличительной силы и политического пафоса, превратив ее в копию обвинительного заключения или даже судебного приговора.

Но, как справедливо указывается в Методическом пособии Прокуратуры СССР, посвященном «Методике подготовки обвинительной речи на суде», величайшая политическая заостренность, максимальная обвинительная энергия в речи прокурора должны комбинироваться с абсолютной точностью и полнотой в изложении фактических обстоятельств дела.

Основная задача прокурора состоит в том, чтобы доказать факт преступления и виновность обвиняемого, а не в том, чтобы голословно, хотя и очень решительно, требовать его осуждения.

Только при этом условии речь прокурора будет иметь то значение, которое она должна иметь, как одна из важнейших стадий судебного процесса.

Вопрос о доказательности обвинительной речи нераз
рывно Связан с вопросом о форме, в которую она должна быть облечена.

Государственный обвинитель сможет выполнить свои задачи, то есть убедить слушателей в правильности своих выводов, доказать преступление, изобличить преступника, создать вокруг него атмосферу общественного порицания только в том случае, если все доводы прокурора будут правильно поняты судом и находящимися в судебном зале.

Требование ясной, доходчивой и понятной речи (следует добавить к этому — речи образной и впечатляющей) должно быть предъявлено к любому публичному выступлению — будет ли это доклад, выступление на собрании или обвинительная речь. Подробно о стиле обвинительной речи будет сказано ниже.

Тем не менее, говоря об особенностях обвинительной речи прокурора, мы считаем необходимым с самого начала рядом с конкретностью, доказательностью и активной направленностью речи на изобличение преступника поставить непременным условием публичного выступления государственного обвинителя ясность и точность этой речи.

Готовясь к выступлению в суде, составляя план речи, приводя в систему доказательства и, конечно, выступая в суде, прокурор в качестве вопроса первостепенной практической важности должен поставить вопрос о том, как расположить материал, в какую форму его облечь, чтобы быть правильно понятым слушателями, чтобы после его выступления не могло остаться места для двояких толкований или неясностей, чтобы подчеркнуто было и в сознании, суда и слушателей отложилось как главное именно то, что государственный обвинитель считал нужным особо выделить.

Эту особенность судебной речи понимали лучшие судебные ораторы прошлого «.. В стремлении к'тому, что кажется правым, глубочайшая мысль должна сливаться с простейшим словом... на суде надо говорить все, что нужно, и только то, что нужно, и научиться, что лучше ничего не сказать, чем сказать н и ч е г о»,— писал А. Ф. Кони К

Об этом же говорил в не потерявшем до сих пор известного практического значения (но в ряде разделов безнадежно устаревшем) пособии «Искусство речи на суде» П. Сергеич (П. С Пороховщиков). Он писал:

«В чем заключается ближайшая, непосредственная цель всякой судебной речи? В том, чтобы ее поняли те, к кому она обращена . Каждое слово оратора должно быть понимаемо слушателями совершенно так, как понимает он. Бывает, что оратор почему-либо находит нужным высказаться неопределенно по тому или иному поводу; но ясность слога необходима в этом случае не менее чем во всяком другом, чтобы сохранить именно ту степень освещения предмета, которая нужна говорящему; иначе слушатели могут понять больше или меньше того, что он хотел оказать. Красота и живость речи уместны не всегда: можно ли щеголять изяществом слога, говоря о результатах - медицинского исследования мертвого тела, или блистать красивыми выражениями, передавая содержание гражданской сделки? Но быть не вполне попятным в таких случаях — значит говорить на воздух.

Но мало сказать нужна ясная речь; на суде нужна необыкновенная, исключительная ясность» К

Фактически в условиях буржуазного суда это провозглашенное автором требование «необыкновенной, исключительной ясности» судебной речи, как признает сам Сергеич, непрерывно нарушалось. Дореволюционные прокуроры, за редкими исключениями, говорили языком тяжеловесным, засоренным иностранными словами, витиеватым и трудно понимаемым. Достаточно вспомнить полное сарказма описание выступления прокурора в суде, которое дал в «Воскресении» Л. Н Толстой. В этом отношении А. Ф. Кони являлся исключением в дореволюционной прокуратуре.

Для советского прокурора требование максимальной ясности и точности судебной речи является совершенно обязательным

Слово — основное оружие государственного обвинителя. Для того чтобы судебная речь была действенной, для того чтобы государственный обвинитель мог выступать на суде как настоящий борец с преступностью, как действительный «глашатай правовых идей» социалистического государства,— он должен прежде всего быть правильно понят судом и слушателями Без этого непре- менного условия не мыслится обвинительная речь. Эта речь может быть построена лучше или хуже В зависимости от индивидуальных особенностей обвинителя, она можег произвести большее или меньшее впечатление на слушателей, но любая обвинительная речь должна быть прежде всего точна и ясна.

Не достигнув ясности и точности речи, государственный обвинитель окажется неспособным выполнить стоящие перед ним большие государственные задачи.

Вот почему важнейшей задачей государственного обвинителя является повседневная работа над языком, над обогащением своего словарного запаса, над изучением тех замечательных образцов могучей, приводящей в движение миллионы людей речи, которые содержатся в выступлениях выдающихся деятелей революционного рабочего движения, и в первую очередь в гениальных произведениях В. И. Ленина и И. В. Сталина.

Речи и выступления В. И. Ленина и И. В. Сталина являются для советских государственных обвинителей замечательными образцами живого слова, предельно ясного и точного, безукоризненно верно передающего любые оттенки и, когда это нужно,— насмерть разящего врага.

Великие вожди пролетариата глубоко знали и всегда высоко ценили классическую русскую литературу.

Следует подчеркнуть, что без знания русской литературы, без тщательного ее изучения государственный обвинитель никогда не достигнет того владения языком, которое необходимо ему для того, чтобы успешно выступать в суде.

Повседневно государственные обвинители используют оружие живого слова для борьбы с преступниками, пытающимися протащить в наш сегодняшний день, день победоносного строительства величественного здания коммунизма, традиции старого, отжившего капиталистического общества. Однако далеко не всегда прокурор, выступающий на суде, полностью осознает, какие возможности открывает перед ним в этой напряженной борьбе наш великий язык — язык Пушкина и Толстого.

В стремлении найти наиболее совершенную форму для выражения своих мыслей государственный о»бви₁нитель Должен использовать все то лучшее, что дала на протяжении своего развития великая русская литература, революционная публицистика, судебная практика.

Наконец, для успешного выступления в суде государ-
етвенный обвинитель должен изучать лучшие образцы судебных выступлений как в речах современных судебных ораторов, в первую очередь в речах лучшего советского обвинителя А. Я. Вышинского, так и в речах выдающихся судебных ораторов прошлого.

К выступлениям старых русских судебных ораторов нужно, разумеется, относиться критически. Рассчитанные на суд присяжных заседателей, отделенные от наших дней более чем полувеком выступления таких представителей «стихийного судебного красноречия», как Плевако или Андреевский, при попытке перенести их в советский суд прозвучали бы попросту комично.

Забирая с собой все лучшее, что дала нам старая культура, в том числе судебная мысль и практика прошлого, мы не можем пройти мимо судебных речей А. Ф. Кони, Громницкого, Жуковского, Урусова и других выдающихся представителей школы русских судебных ораторов.

В свое время в статье «Приемы и задачи обвинения» А. Ф. Кони писал о том, что уже на заре гласного суда в России, несмотря на «зловещие опасения» по поводу отсутствия судебных ораторов, «люди нашлись... Быстро и с запасом неожиданных сил появились у <нас в первые же месяцы после преобразования судов судебные ораторы... И не слепыми подражателями французскому образцу явились они. Самостоятельно пошли они своей дорогой, еще раз доказав способность духовной природы русского человека» *.

Определяя отличительные черты судебных выступлений лучших русских судебных ораторов, Кони говорит о том, что «за исключением редких, -но печальных уклонений в область бездушной риторики» такими чертами являлись «спокойствие, отсутствие личного озлобления против подсудимого, опрятность приемов обвинения, чуждая к возбуждению страстей и искажению данных дела, и, наконец, что весьма важно, полное отсутствие лицедейства в голосе, в жесте и в способе держать себя на суде. К этому надо прибавить простоту языка, свободного в большинстве случаев от вычурности и «жалких слов»^{^[6]}.

Эта характеристика сильно преувеличена и справед-

Лива только применительно к лучшим представителя^ судебной практики прошлого. Наоборот, в этой же статье сам Кони приводит значительно большее количество отрицательных примеров, чем положительных образцов.

Но мы не имеем никаких оснований не использовать лучшее, что дала юридическая практика прошлого и это относится в первую очередь к судебным выступлениям самого А. Ф. Кони.

а) О полноте обвинительной речи

В практике возникает вопрос о полноте обвинительной речи. Зачастую, выступая в суде, прокурор не считает нужным останавливаться на обстоятельствах, которые, по его мнению, являются ясными для суда.

В условиях публичного процесса такая точка зрения не может быть признана правильной Обычно лишь часть слушателей, особенно в крупных процессах, продолжающихся по несколько дней, присутствует на всем процессе, знакома со всеми установленными на судебном следствии обстоятельствами. Но, кроме того, обстоятельства, которые, по мнению прокурора, «вжившегося» в дело, знакомого со всеми его деталями, ясны суду, могут не представляться такими слушателям в зале суда.

Поэтому в речи государственного' обвинителя необходимо отразить все существенные для дела обстоятельства.

Присутствующие на суде должны получить полное представление о деле. Уже в силу того что речь государственного обвинителя дает оценку доказательственных фактов, подготавливает присутствующих в зале суда к правильному пониманию приговора, в ней необходимо отразить все то, что может помочь присутствующим в зале суда правильно разобраться в деле.

Вообще, выступая в суде, прокурор зачастую склонен переоценивать ясность и устаиовленность доказательственных фактов. Считая «самими собою разумеющимися» факты, «вполне установленные», по его мнению, на судебном следствии, и замалчивая эти факты или ограничиваясь беглой ссылкой на них в обвинительной речи, государственный обвинитель иногда по собственной вине создает неясности, с трудом исправляемые в реплике. Часто приходится слышать в реплике прокурора о его удивлении по поводу того, что адвокат «ломится в открытую дверь»,
придавая выгодную для подсудимого окраску фактам, «вполне установленным на судебном следствии», о которых прокурор поэтому не упоминал в речи, что они «совершенно ясны». Однако лишь в редких случаях «недоумение» государственного обвинителя по этому поводу является обоснованным, в большинстве же случаев умолчание в речи даже о вполне установленных фактах является ошибкой прокурора.

«Для того, чтобы обсуждение преступления было возможно,— говорит А. Ф. Кони,—...надо исследовать все обстоятельства дела до мельчайших подробностей, сопоставить и сгруппировать их, пояснить одно за другим, и из всего этого сделать вывод о виновности известного лица,.. Обвинитель шаг за шагом идет по пути, пройденному преступлением, проверяет все свои наблюдения и выводы и, придя к убеждению в виновности подсудимого, обязывается высказать вам это убеждение» В этих замечаниях есть много правильного. Речь государственного обвинителя уже в силу ее доказательности и точности можно сравнить с картиной, выписанной во всех деталях и подробностях, а не с небрежным штриховым рисунком Поэтому требование полноты является обязательным для обвинительной речи.

Иное дело, что, произнося обвинительную речь, прокурор должен избегать ненужных деталей, лишь затрудняющих восприятие. Однако все существенное должно найти отражение в обвинительной речи.

Повторяем, что это общее правило особенно обязательно для речи, произносимой в публичном процессе, где прокурор выступает не только для суда, но и для всех присутствующих в судебном зале. Невозможно переоценить воспитательного значения обвинительной речи — важнейшего политического выступления прокурора. Однако^{^[7]} оказать правильное политическое воздействие на слушателей обвинительная речь сможет, лишь опираясь на совокупность доказательственных фактов, на правильное понимание присутствующими всех обстоятельств судебного дела.

б) О полемичности обвинительной речи

Существует точка зрения, согласно которой в обвинительной речи прокурора не может быть места полемике с
защитой. Придерживающиеся этой точки зрения считают, что основная речь прокурора посвящается только лишенному полемичности, позитивному изложению доказательств, что же касается полемики с защитой, то ей должна быть посвящена реплика обвинителя.

Таким образом, выступление обвинителя в суде оказывается искусственно разделенным «а две части: основную речь, в которой нет места полемике, и реплику обвинителя, сплошь полемическую.

Нам кажется, что подобная точка зрения глубоко ошибочна.

Каждый государственный обвиниггель-практик знает, что в подавляющем большинстве дел позиция защиты становится достаточно- ясной в ходе судебного следствия. Это обусловлено уже тем, что сравнительно редко защитник в выдвигаемой им версии расходится с подсудимым. Значительно чаще защитник стремится укрепить доводы обвиняемого, обосновать их дополнительными фактами, опорочить или снизить доказательственную ценность фактов, подтверждающих позицию обвинения.

Из того, на каких именно моментах защитник стремится в ходе судебного следствия задержать внимание суда, какие свидетели или документы вызывают наиболее придирчивое отношение со стороны защиты, какие доказательства привлекает он в дополнение к судебному следствию, в подавляющем большинстве случаев оказывается возможным составить правильное представление о линии поведения защиты во- время прений сторон.

Оставлять без внимания в обвинительной речи эту выяснившуюся в ходе судебного следствия позицию защиты было бы совершенно неправильным. Понятно, что обвинитель не может в своей речи говорить за защитника. Поэтому неуместны такие выражения, как «адвокат утверждает», «в речи защитника мы услышим», «одной из тем защиты будет» и т. д, но возможные доводы адвоката должны быть опровергнуты в речи государственного обвинителя.

Это хорошо понимают государственные обвинители- практики, справедливо утверждающие, что «всегда бывает полезным продумать дело не только с позиции обвинения, но и защиты».

Такое «продумывание дела» с позиций защиты мы считаем обязательным для государственного обвинителя, го
товящегося к произнесению обвинительной речи в суде.

Продумывая дело не только с позиций обвинения, но и с позиций защиты, обвинитель еще раз проверяет силу привлекаемых им в подтверждение обвинения доказательств. Результаты этой проверки будут сообщены им суду в обвинительной речи, может быть, вообще без ссылок на позицию защиты, уже определившуюся в ходе судебного следствия. Однако, продумав дело с позиции защиты, с точки зрения ее возможных возражений и доводов, государственный обвинитель, даже если бы он захотел этого, уже не сможет отрешиться от полемики с защитой по существу, и речь его неизбежно будет полемична.

Поэтому вполне уместно такое, например, заявление прокурора в обвинительной речи: «В ходе судебного следствия защита пыталась доказать алиби подсудимого. По- ежотрим, насколько основательны доказательства, привлеченные в подтверждение этого».

Также уместен такой, например, полемический оборот: «В ходе допроса свидетеля Морозова защита пыталась подорвать доверие к его показаниям. Попробуем, однако, восстановить в памяти суда этот эпизод судебного следствия и посмотрим, чего достиг адвокат, с пристрастием допрашивавший этого, вполне добросовестного, по нашему мнению, свидетеля».

Зачастую обвинитель, полемизируя с защитой, должен восстанавливать доказательственную ценность документа, который пыталась опорочить защита.

Такие полемические моменты (многообразие их невозможно предусмотреть) являются не только возможными, но необходимыми, обусловленными самой природой обвинительной речи, ее наступательностью, тем, что обвинительная речь является в значительной части итогом борьбы сторон на судебном следствии.

Пренебрежение этим превратит прокурора в пассивного «докладчика дела» и во многом лишит его речь той активности в изобличении преступника, той наступатель- ности, которые являются неотъемлемым свойством, отличительной особенностью всякой правильно построенной обвинительной речи.

Прокурор полемичен в обвинительной речи и тогда, когда он разбирает доводы и объяснения подсудимого,
когда он в результате этого разбора убеждает суд в том, что подсудимый пытался повести его по ложному пути.

Но доказательственной стороной дела не ограничивается полемичность обвинительной речи. Зачастую в ходе судебного следствия становятся ясны позиции защиты по вопросу о квалификации преступного деяния или по вопросу об установлении обстоятельств, исключающих ответственность или снижающих ее. Не соглашаясь с этим, прокурор обязан предусмотреть возможность подобных возражений и опровергнуть их уже в обвинительной речи, не дожидаясь реплики.

Повторяем, сама природа обвинительной речи такова, что, произнося речь, прокурор обязан не только обосновать свои доводы, но и опровергнуть возможные возражения, исключить выдвинутые противоулики.

Поэтому речь государственного обвинителя полемична. Для прокурора перед выступлением в суде совершенно необходимо продумать дело не только с позиций обвинения, но и с позиций защиты. Это придаст речи новую силу, сделает ее еще более доказательной, еще более повысит наступательность речи.

в) О соотношении судебного следствия и обвинительной речи

До сих пор приходится иногда слышать вопрос: «Что важнее — судебное следствие или обвинительная речь», и до сих пор еще находятся иногда прокуроры, считающие для себя возможным быть пассивными во время судебного следствия, в расчете «взять свое» в обвинительной речи.

Нет ничего опаснее последней «установки». Обвинительная речь органически вырастает из судебного следствия. Доказательства, исследованные на судебном следствии, составляют основное содержание обвинительной речи — уже это показывает всю неправильность противопоставления судебного следствия обвинительной речи с целью оправдания пассивности прокурора во время судебного следствия, ибо никаких оправданий этому быть не может.

Но совершенно неправильна и противоположная точка зрения, которой иногда придерживаются государственные обвинители, утверждая, что после хорошо проведенного
судебного следствия им уже нечего делать в обвинительной речи.

Далее в том случае, если по делу «все ясно» в итоге судебнст следствия и нет ни малейших оснований сомневаться в справедливом приговоре, прокурор не может считать, что он свою роль полностью выполнил, ибо, становясь на подобную точку зрения, он упускает из виду большое политическое и воспитательное значение обвинительной речи.

Однако не так часты в судебной практике дела, настолько ясные в результате судебного следствия, что прокурору остается только поддержать обвинение и выдвинуть требование о наказании.

Обвинительная речь является в руках обвинителя сильнейшим оружием для изобличения преступника и разоблачения преступления, для организации общественного мнения на борьбу с преступностью, для правильной политической и юридической оценки событий.

Поэтому прокурор должен быть одинаково активен, настойчив и добросовестен как во -время судебного следствия, так и во время подготовки и произнесения обвинительной речи. Вопрос о том, «что важнее», порочен в своей основе, ибо как обвинительная речь, так и судебное следствие взаимно дополняют друг друга, являясь составными частями судебной работы прокурора.

Произнося обвинительную речь, государственный обвинитель ставит перед собой следующие задачи:

1. Доказать факт преступления и виновность подсудимых; индивидуализировать эту виновность, определив роль каждого из подсудимых, выяснив мотивы совершения преступления.

2. Правильно политически и юридически оценить преступление.

3. Показать неотвратимость наказания и выдвинуть справедливое требование о наказании виновных.

4. Мобилизовать общественное мнение на борьбу с преступностью, создать вокруг преступника атмосферу морального осуждения, активно способствовать выполнению судом его важнейшей функции—предупреждению неустойчивых.

5. Принять меры к возмещению понесенного государством ущерба.

Эти задачи в значительной мере определяют структуру обвинительной речи, те основные элементы, из которых состоит судебная речь государственного обвинителя.

§ 3. Основные элементы обвинительной речи

Структура обвинительной речи и соотношение ее основных частей определяются особенностями конкретного дела. Невозможно поэтому преподать стандарт, обязательный для всех обвинительных речей.

Однако возможно выделить основные элементы, определенные теми задачами, которые ставит перед собой прокурор, произнося обвинительную речь, и содержащиеся в большинстве обвинительных речей.

Эти элементы уже достаточно усвоены дрокуророкой практикой. Они состоят из:

1. Оценки политического значения дела.

2. Общей характеристики, фактических обстоятельств дела (так называемая «фабула дела»).

3. Анализа доказательств.

4. Вопросов юридической квалификации преступления.

5. Индивидуализации обвинения — приведения доказательств виновности в отношении каждого из подсудимых и характеристик подсудимых.

6. Требований о мере наказания и вопросов, связанных с возмещением ущерба.

7. Заключительных выводов обвинителя (так называемая «концовка» речи).

Повторяем, что соотношение этих частей, их удельный вес, их место в схеме обвинительной речи могут меняться в зависимости от конкретных обстоятельств дела. Некоторые элементы, например вопросы, связанные с возмещением материального ущерба, могут вообще отсутствовать в речи.

Однако в подавляющем большинстве обвинительных речей указанные выше элементы найдут себе место.

а) Оценка политического значения дела

Боевая политическая направленность, партийная непримиримость к преступлению должны пронизывать не одну какую-нибудь часть судебной речи прокурора, а всю обвинительную речь.

Глубоко ошибочным нужно считать тот взгляд, согласно которому обвинительная речь разделяется на вводную политическую часть и «юридическую» часть, причем, «покончив» с введением к речи, прокурор освобождается от своих политических обязанностей с тем, чтобы вспомнить о политическом существе своей работы в суде только в нескольких заключительных фразах речи.

Политическая направленность обвинительной речи никак не может пониматься лишь как иногда плохо связанное с уликовой частью общее вступление — несколько слов или фраз, посвященных политической оценке дела, после чего прокурор приходит к некоему чисто юридическому анализу доказательственных материалов. Такая точка зрения на политическую направленность обвинительной речи распространена, к сожалению, среди некоторых практических работников и, более того, по существу рекомендована в некоторых методических пособиях.

Подобные установки нельзя не признать порочными.

Боевая политическая направленность должна отмечать не одну какую-либо часть речи государственного обвинителя (независимо от того, будет ли эта речь иметь общее вступление или нет), но всю речь в целом. Самый анализ материалов, даваемый в обвинительной речи, характеристика подсудимых, определение степени опасности преступных деяний должны приводить слушателя к правильным политическим выводам.

Сказанное отнюдь не означает, что предлагается отождествить прокурорскую речь в суде с политическим докладом на соответствующую тему и рекомендуется вместо обвинительной речи по конкретному делу,— например о спекуляции,— прочесть доклад о борьбе со спекуляцией с приведением некоторых иллюстраций из дела, рассмотренного в суде.

Совсем нет! Партийность обвинительной речи, ее боевая политическая направленность обязывает к иным, гораздо более сложным и требующим от государственного обвинителя большого умения приемам.

Например, может случиться так, что, произнося обвинительную речь по делу о спекуляции, государственный обвинитель вообще не прибегнет ни к специальному общему вступлению, ни к «политической концовке», но описание в речи обстоятельств преступных деяний, политически заостренные характеристики подсудимых, суровое
предупреждение по адресу тех неустойчивых элементов, которые захотели бы вступить на путь совершения подобных же преступлений, заставят слушателей самих сделать необходимые политические выводы, создадут в зале суда атмосферу общественного осуждения вокруг преступления и преступников.

По многим делам общую политическую оценку значения данного преступления, особенно по делам, рассматриваемым в широких публичных процессах, имеющим особую актуальность, бывает необходимо дать в начале речи в виде вступления, предпослав ее изложению фактических обстоятельств.

Так наиболее часто и поступают государственные обвинители, но это отнюдь не значит, что они не могут вернуться еще к вопросам политической оценки событий и действий подсудимых в последующих частях речи.

При таком построении речи чрезвычайно важно, чтобы политическое вступление было органически связано с конкретным судебным делом, чтобы суд и присутствующие в зале суда понимали, что прокурор говорит не «вообще», а применительно к событиям, фактам, действиям, исследованным судом.

Политическое вступление должно звучать как изложение общегосударственных политических принципиальных положений, помогающих уяснить то наиболее типичное и важное, что есть в деле, как обобщающее введение к исследованию фактических обстоятельств дела.

Однако совершенно недопустимо превращать это политическое вступление в не связанный с делом абстрактный доклад, в котором прокурор говорит хотя бы и верно, но о вещах и положениях, которые никакого отношения к рассматриваемому судом делу не имеют.

Об этом немало писалось и говорилось, но до сих пор нередки еще случаи, когда, выступая по делу о нарушениях Устава сельскохозяйственной артели или о хищениях в колхозе, прокурор сначала произносит доклад о международном положении, затем переходит к внутренним делам страны и только где-то в конце вскользь упоминает о судебном деле, заканчивая речь решительным требованием о наказании виновных.

Один государственный обвинитель, ряд лет проработавший на ответственной работе в органах прокуратуры,
направил в Прокуратуру СССР для опубликования в сборнике свою обвинительную речь.

Этот обвинитель поддерживал обвинение по делу о хищении нескольких бочек повидла заведующим торговой базой. Из 72 страниц обвинительной речи прокурор посвятил 41 страницу характеристике международного и внутреннего положения Советского Союза, после чего вне всякой связи с предыдущим изложением совершенно неожиданно перешел к гитлеровским эсэсовским врачам Ра- шеру, Руффу и Ромбергу, производившим злодейские эксперименты в лагере Дахау.

Только после этого в последней трети речи государственный обвинитель вспомнил, наконец, о конкретном деле, но рассказал он об этом деле сухо и неумело, переписав отрывки из обвинительного заключения и даже не включив в речь материалы судебного следствия.

Такое «понимание» прокурором стоящих перед ним политических задач ничего, кроме вреда делу государственного обвинения, принести не может. К счастью, примеры подобных «обвинительных речей» являются крайне редкими, но растянутость вступления к речи, несвязанность его с фактическими материалами дела, абстрактность относятся к числу распространенных дефектов обвинительных речей.

Примеры органической связи вступления к речи с фактическими обстоятельствами дела государственные обвинители найдут в «Судебных речах» А. Я. Вышинского.

Так, по делу ленинградских судебных работников государственный обвинитель, указав на чрезвычайное, исключительное значение этого дела, так раскрывает, далее, это свое утверждение:

«Это дело имеет исключительное значение, так как здесь мы судим судей — тех, кто призван быть первыми помощниками в деле государственного строительства, ибо без суда нет государства, ибо без суда нет государственного строительства, ибо только в том случае государство может рассчитывать на свою жизненность, если крепки его устои, если крепки его органы, если судьба эгих органов находится в руках надежных людей, если призванные защищать интересы государства — действительно достойные его защитники, какими являются и должны быть раньше всего наши' судьи.

Ёот почему это дело представляет такую исключитель* ную важность» К

Замечательный пример исполненного политического пафоса и в то же время органически связанного с конкретным делом политического вступления дает речь А. Я. Вышинского по делу о гибели парохода «Советский Азербайджан». Вот как начал эту речь государственный обвинитель:

«Товарищи верховные судьи! Не без трепета и волнения приступаю я к исполнению последней части своих обязанностей государственного обвинителя по настоящему делу. Не без волнения приступаю я к этой тяжелой обязанности, потому что еще слишком свежи следы той раны, которая нанесена была нашей общественной совести позорным, предательским поступком командования парохода «Совет» и ряда обвиняемых, привлеченных по этому делу к уголовной ответственности. Я не без тревоги и волнения приступаю к исполнению обязанностей еще и потому, что государственное обвинение призвано помочь вам, товарищи судьи, вынести справедливый приговор по делу, на которое обращено сейчас внимание всех трудящихся нашей страны, внимание работников нашего транспорта,— и водного транспорта в первую голову,— потому, что от вашего приговора ожидают тысячи, десятки, сотни тысяч трудящихся ответа на вопрос о том, кто виноват в гибели «аших братьев, их жен, их детей, нашего государственного имущества, нашего корабля.

От вашего приговора, от всего этого судебного процесса наши моряки и все честные советские граждане ждут ответа на вопрос и о том, что привело Каспийский флот к такому положению, когда в его историю оказалась предательской рукой Кривоносова и его сподвижников вписанной позорная страница небывалого среди советских моряков преступления. Ваш приговор должен будет ответить на вопрос о том, какие дальнейшие усилия должны быть предприняты всеми честными строителями нашего советского флота, чтобы никогда больше не повторялись подобные позорные явления» ^{^[8]}.

Приводим вступительную часть речи прокурора по делу группы расхитителей социалистической собственности московских промысловых артелей и связанных с ними взяточников из инспекции промысловой кооперации.

«Товарищи судьи! Тридцать лет тому назад, в известном письме к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком, В. И. Ленин говорил:

«Малейшее беззаконие, малейшее нарушение советского порядка есть уже дыра, которую немедленно используют враги трудящихся...» (В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 515).

На примере этого дела, на примере преступной деятельности всех этих закалинских, тумашевских, рафалови- чей, шапиро и им подобных мы лишний раз убеждаемся в величайшей правильности этих гениальных указаний создателя Советского государства. Преступления расхитителей социалистической собственности могли быть совершены только в результате того, что для совершения хищений преступники использовали или недостатки системы организации работы промысловой кооперации или попустительство преступлениям со стороны некоторых руководящих работников промкооперации.

На судебном следствии мы убедились в том, что достаточно было проникнуть в систему того или иного промыслового союза одному Закалинскому или одному Ту- машевскому, как следом за ними в этой же системе оказывалась вся преступная банда проходимцев и воров, как следом за организаторами хищений в артель приходили «специалисты» по подлогам подписей или завышению единичных расценок.

Посаженные ныне на скамью подсудимых преступники — подлинные враги трудящихся, расхищавшие народное добро, использовали для своих целей малейшее нарушение закона, малейшее нарушение установленного порядка.

Рассматриваемое судом дело свидетельствует о серьезных недостатках в работе некоторых звеньев промысловой кооперации, мимо которых мы не можем пройти.

Только в силу этих недостатков преступники могли систематически нарушать устав промысловой артели, могли превратить артели, в которых проходила их преступная деятельность, в частные фирмы Закалинских, Рафаловичей, Тумашевских. Только в силу этих недостатков и в первую очередь в результате засоренности
некоторых звеньев системы промысловой кооперации темными дельцами и преступными элементами, ,в результате продажности некоторых работников аппарата промысловых союзов и инспекции, призванных осуществлять контроль за работой артелей,— могла быть создана почва для хищений, подобных тем, которые установлены по этому делу.

Промысловая кооперация является одним ив участков социалистического народного хозяйства. Особенно велико значение промысловой кооперации в использовании местных сырьевых ресурсов, в сохранении и развитии столетиями складывающихся промыслов, создавших замечательные кадры мастеров своего дела, подлинных художников труда по внедрению в промысел новой передовой техники.

Бесконечно разнообразие объединенных промысловой кооперацией промыслов — от металлистов Павлово-По- сада до художников Палеха и Мстеры, от кимрских сапожников до вологодских кружевниц, от зверобоев Крайнего Севера до ковровщиц Туркмении.

В условиях социалистического- государства промысловая артель является не только гибким и действенным орудием использования местных ресурсов или отходов крупной промышленности, орудием повышения благосостояния трудящихся. Вместе с тем артель, как сказано в Примерном уставе кооперативной промысловой артели, воспитывает из своих членов «активных и сознательных строителей коммунистического общества».

«Члены артели,— говорится далее в Примерном уставе,— обязуются укреплять свою артель, трудиться честно и добросовестно, охранять общественную собственность артели, всемерно укреплять трудовую дисциплину».

Все эти принципы организации и деятельности промысловой артели попраны преступниками, посаженными на скамью подсудимых.

Тумашевские, рафаловичи, зильберманы и закалин- ские создавали артели не для того-, чтобы охранять общественную собственность артели, не для того, чтобы трудиться добросовестно и честно, а для того, чтобы под прикрытием легальных форм промыслового кооперативного хозяйства совершать преступления.

В известной степени находящиеся на скамье подсудимых преступники являются типичными фигурами, и
тактика их типична для преступной деятельности враждебных элементов, пробирающихся в систему промысловой кооперации с целью совершения там преступлений.

Для них невыносима обстановка строгого учета и контроля. Наоборот, они умышленно создают обстановку безучетности и бесконтрольности для того, чтобы воровать и обманывать государство.

Я говорю о том, что преступники умышленно создают хаос в официальном бухгалтерском учете. Для себя, как в этом мог убедиться суд, они строго учитывают награбленные ценности и заботливо следят за так называемыми «компаньонами» по преступным операциям.

Для своих преступных целей эти опасные и расчетливые преступники и пытаются использовать систему кустарного кооперативного производства. Марка промысловой артели нужна им для прикрытия подлинной частнопредпринимательской преступной деятельности.

Не случайно за последнее время появился ряд директивных указаний, посвященных борьбе с частнопредпринимательскими элементами в промысловой кооперации.

Нет сомнения в том, что преступления, подобные тем, дело о которых рассматривается ныне судом, относятся к числу наиболее опасных.

За три года группа преступников — Закалинский, Ту- машевский, Эдельман, Гайдук, Зельман и другие — расхитили в пяти организациях 3 миллиона 844 тысячи рублей.

Хищение государственных средств производилось путем перекачивания денег в специально созданные лже- артели, являвшиеся по существу частными предприятиями дельцов. Эти созданные преступниками частнопредпринимательские «конторы» и строительные цеха, ничем не отличающиеся по существу от бендеровской конторы по заготовке рогов и копыт, были специально организованы для облегчения хищения. Преступники маскировались под легальные организационные формы промысловой кооперации.

«Лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа»,— говорит известная каждому из нас ст. 131 Конституции СССР. Такими врагами народа, врагами Советского государства, преступниками, явно покушающимися на эко
номическую основу советской власти — священную и неприкосновенную социалистическую собственность,— и являются посаженные на скамью подсудимых расхитители и их пособники.

Такова первая особенность настоящего дела, которую я считал необходимым отметить в начале своей обвинительной речи.

Однако наряду с этой особенностью необходимо отметить и другую.

Товарищи судьи'

Рассматриваемое вами дело по обвинению организованной группы расхитителей социалистической собственности, пробравшихся в систему промысловой кооперации и на протяжении нескольких лет безнаказанно совершавших тяжкие преступления, характерно не ухищренностью методов этих преступлений и не сложностью проникновения в действия преступников.

Наоборот, перед каждым из нас возникал вопрос — как могло случиться, что на протяжении нескольких лет банда жуликов и пролаз, группа наглых воров, использовавших для своих преступных целей примитивные приемы грубых подлогов подписей, могла остаться безнаказанной?

Преступления подсудимых были настолько грубо замаскированы, что их должна была обнаружить любая, даже поверхностная ревизия. Вспомните, что не имевший никакого бухгалтерского образования, спешно превращенный, в порядке угождения начальству в поисках «хлебного места», из шофера легковой машины начальника инспекции в инспектора-ревизора — подсудимый Герчин, без всякого труда, в течение каких-нибудь двух дней проник в существо жульнических комбинаций Ша- пиро-Слиозберга.

Почему же эти крупные по масштабам и весьма опасные по характеру, но примитивные по методам, преступления столь долго оставались безнаказанными?

Вот вопрос, на который мы должны ответить сейчас, подытоживая материалы судебного следствия.

Ответ на этот вопрос вытекает из особенностей преступных действий подсудимых, широко практиковавших наряду с хищениями государственной и кооперативной собственности подкуп должностных лиц.

Тягчайшие преступления против экономической основы советского строя — хищения социалистической собственности — неизменно совершались преступниками рядом с одним из наиболее опасных должностных преступлений — взяточничеством.

По замыслу преступников широкая система взяток должна была гарантировать безнаказанность для расхитителей социалистической собственности и создать те скрытые источники денежных средств, все те «завышенные объемы» заработной платы, из которых совершались затем хищения.

Преступники создали настоящую систему взяток, паутину, охватывающую многих из соприкасающихся с расхитителями социалистической собственности лиц. В этом деле взятка является одним из основных приемов, при помощи которых осуществлялись хищения государственных ценностей и создавалась безнаказанность для преступников.

Эта шайка частников, проникшая в систему промысловой кооперации для того, чтобы добиться перекачивания государственных средств в свои карманы, использовала в качестве орудия совершения преступлений взятку,— одно из наиболее подлых преступлений, доставшихся нам в наследство от капиталистического мира.

Однако основой этого дела, бесспорно', являются хищения государственной и кооперативной собственности. Взятки давались преступниками ради совершения хищений или ради того, чтобы уклониться от ответственности за хищения. Для совершения этих хищений преступники использовали малейшую неправильность в организации работы промысловой кооперации, малейшую лазейку в системе планирования работы промысловых артелей.

Объектом своих преступных посягательств преступники сделали в первую очередь государственную собственность. Как уже отмечалось мною раньше, лжеартели организовывались для перекачивания государственных средств, для расхищения их. Это делает подобные преступления особо опасными.

В результате тщательного исследования доказательств на судебном следствии, формулируя общую позицию обвинения на этом судебном процессе, я считаю доказанной вину преданных суду лиц, действия которых были квалифицированы по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности
за хищения государственного и общественного имущества», в том, что они организовали преступную группу расхитителей социалистической собственности и, широко используя подкуп, совершили крупные хищения. Я считаю доказанной вину бывших работников инспекции промысловой кооперации в том, что, получая взятки от расхитителей, они фактически явились соучастниками хищений».

При построении вводной части этой обвинительной речи государственный обвинитель стремился к тому, чтобы каждое выдвинутое им общее политическое положение помогало правильно оценить степень опасности для государства преступных действий, подобных тем, которые исследовались на судебном процессе. Государственный обвинитель стремился также к тому, чтобы показать важнейшие особенности этих преступлений и, в частности, связь крупных хищений со взяточничеством, с организованным подкупом должностных лиц, что сделало преступления особо опасными. Организаторы преступлений были охарактеризованы обвинителем, опирающимся на конкретный доказательственный материал дела, как враги народа, и этот вывод был подтвержден обзором преступных методов расхитителей социалистической собственности.

Стремясь к тому, чтобы организовать общественное мнение на борьбу с подобного рода преступлениями, обвинитель считал, что он может достичь этой цели, только связывая в обвинительной речи выдвинутые им общие политические положения с конкретными обстоятельствами дела, раскрывая эти общие положения на конкретных примерах, взятых из материалов судебного следствия.

Этот метод построения вводной части речи мы считаем наиболее правильным.

Постоянно помня о том, что сама конкретность обвинительной речи является сильнейшим орудием политического воздействия на слушателей, государственный обвинитель должен стремиться к тому, -чтобы вводная часть его выступления в суде была органически связана с остальными частями речи, а не оказалась для них чужеродным телом; чтобы все находящиеся в зале суда понимали, что прокурор выдвигает в своей речи общие политические положения и оценки в связи с данным конкретным делом, а не говорит «вообще».

Мы указывали, что в ряде случаев общую политическую оценку дела бывает правильно дать в начале речи,
предпослав ее изложению фактических обстоятельств. Однако вполне возможно и другое построение речи, когда общая политическая оценка дела производится после изложения фактических обстоятельств как политический вывод из анализа фактической стороны преступления.

Так и поступают многие государственные обвинители, особенно часто по делам о преступлениях против личности.

В этом случае обвинительная речь может быть начата непосредственно с изложения фактических обстоятельств дела.

Конструкция обвинительной речи, в которой вопросы, связанные с общей политической оценкой подсудимых и обстоятельств дела, освещаются государственным обвинителем не в вводной части речи, а после анализа доказательств или после части речи, посвященной вопросам юридической квалификации,— является столь же приемлемой для судебной практики, как и такое построение речи, в котором эти вопросы освещаются в самом начале речи.

Поэтому следует признать вполне правильным утверждение методического пособия Прокуратуры СССР «Методика подготовки обвинительной речи на суде»: «Очень часто бывает уместно объединить вопрос о характере и степени общественной опасности действий, вменяемых в вину обвиняемым, с вопросом о квалификации преступления» ^{^[9]}

И, наоборот, неправильно укоренившееся среди некоторых прокуроров и даже проникшее в некоторые методические пособия мнение по поводу того, что вопросы, связанные с общей политической оценкой деяний, обязательно должны быть сконцентрированы в «вводной части» обвинительной речи, обязательно должны предшествовать изложению конкретных материалов дела.

Такое неправильное мнение высказывается, например, в методическом пособии — «Обвинительная речь прокурора», изданном прокуратурой Казахской ССР.

Авторы этого пособия категорически утверждают, что часть речи, посвященная общей политической оценке дела, «должна предшествовать остальным частям речи». Далее в методическом пособии подвергается суровой критике один из прокуроров, «который почему-то остановился на общественно-политическом значении дела... в середине
речи после анализа доказательств. Политическая острота дела этим оказалась затушеванной» К

Это утверждение должно быть признано совершенно неправильным.

Вопрос о том, где сконцентрировать вопросы, относящиеся к общественно-политической оценке дела, определяется характером дела и условиями, в которых проходит процесс: для кого произносится обвинительная речь, кто присутствует на суде.

Например, по делам о массовом выпуске недоброкачественной продукции общие политические вопросы, относящиеся к делу, необходимо изложить в начале речи. К этому обязывает сама природа преступления, которое закон объявляет «равносильным вредительству».

В подавляющем большинстве случаев правильно изложить в начале речи общие политические вопросы по делам о крупных хищениях или о систематической спекуляции, в особенности совершенной шайкой и в крупных размерах, о преступлениях, составляющих пережитки родового быта, о преступных нарушениях Устава сельскохозяйственной артели, о взяточничестве. Это помогает слушателям с самого начала правильно оценить общественное значение судебного процесса, найти правильные политические критерии для оценки степени опасности преступных действий

В других случаях вопросы общественно-политической оценки событий прозвучат наиболее сильно и убедительно после изложения фактических обстоятельств дела

В разделе, посвященном характеристике подсудимых государственным обвинителем, мы говорим о важном политическом значении этой части обвинительной речи.

Важно, чтобы государственный обвинитель вполне уяснил:

во-первых, что политическим «вступлением» или «концовкой» отнюдь не исчерпываются политические задачи, стоящие перед прокурором при произнесении обвинительной речи, и

во-вторых, что все политические выводы прокурора должны быть органически связаны с конкретными материалами дела, с исследованием преступных действий подсудимых и их оценкой.

б) Общаяхарактеристика фактических обстоятельств дела

В ряде методических пособий эта часть обвинительной речи не выделяется в особый раздел, а обьединена с разделом, посвященным исследованию доказательств (см., например, методическое пособие Прокуратуры СССР — «Методика подготовки обвинительной речи на суде»^{^[10]}).

Это утверждение правильно в том смысле, что анализ доказательств в обвинительной речи обычно начинается установлением того, что именно прокурор намерен доказать выяснением исходных позиций государственного обвинителя, то есть общей характеристикой фактических обстоятельств дела. Однако делается это далеко не всегда. Зачастую государственный обвинитель считает возможным после политических замечаний, касающихся, положим, значения охраны социалистической собственности, непосредственно перейти к исследованию конкретных доказательств, не дав общей характеристики обстоятельств дела, не выяснив, что же он намерен доказать в целом в итоге всей своей обвинительной речи.

В судебной практике это создает ряд трудностей для слушателей, не давая возможности сразу воспринять общую перспективу судебного дела.

С другой стороны, некоторые судебные ораторы подменяют краткую характеристику фактической стороны дела пространным и расплывчатым повторением описательной части обвинительного заключения, что (особенно по судебным делам, содержащим значительное количество отдельных эпизодов) приводит к ненужным повторениям, утомляя слушателей, утяжеляет обвинительную речь и снижает ее воздействие на слушателей.

Мы считаем методически правильным выделить часть обвинительной речи, посвященную общей характеристике фактических обстоятельств дела, в особый раздел. Этот раздел предшествует исследованию доказательств. Значение его в том, что он дает общую концепцию обвинения по делу в целом, в ее окончательном виде, воссоздаст перед слушателями в общих чертах фактическую сторону обвинения.

Сжато, в наиболее общих чертах описывая фактическую сторону дела, государственный обвинитель вместе с тем формулирует и свои итоговые задачи в области доказывания по данному делу. Слушателям становится ясна точка зрения государственного обвинителя на обстоятельства дела, его понимание событий, исследуемых по делу.

Наиболее часто государственные обвинители допускают ошибки при построении этой части речи по групповым делам, включающим значительное количество отдельных эпизодов. Краткая общая характеристика обстоятельств дела подменяется назойливым повторением пунктов обвинения, дублированием формулы обвинения по обвинительному заключению, внимание слушателей растворяется во множестве деталей, к которым обвинитель должен будет вернуться еще при индивидуализации вины в части речи, посвященной установлению конкретной виновности каждого подсудимого.

Иногда эта ошибка усугубляется и тем, что государственный обвинитель считает нужным изложить в этой части речи обстоятельства дела не в том виде, в каком они представляются ему после окончания судебного следствия и в каком он будет описывать их в обвинительной речи, а такими, какими они представлялись по обвинительному заключению, хотя судебное следствие уже частично изменило подобное понимание событий. Это еще более утяжеляет обвинительную речь и затрудняет правильное понимание ее слушателями.

В этой части обвинительной речи по делу, включающему значительное количество эпизодов, не следует останавливаться на каждом из них; необходимо дать лишь общую характеристику развития событий, выделить главнейшие отличительные черты фактической стороны преступления.

Внимательное изучение собранных в книге А. Я. Вышинского «Судебные речи» выступлений выдающегося судебного оратора во многом поможет государственному обвинителю правильно строить общую характеристику фактических обстоятельств дела.

Вот- как строит, например, этот раздел обвинительной речи А. Я. Вышинский, выступая по делу о гибели танкера «Советский Азербайджан».

«Известна фактическая сторона этого тяжелого дела. 28 мая этого года, всего 3 месяца назад, в 2 ч. 15 м ночи.

вследствие неосторожности, явившейся, в свою очередь, результатом распущенности, разгильдяйства и упадка служебной дисциплины, на пароходе «Советский Азербайджан» произошел пожар и взрыв, погубивший 27 человек и стоивший, кроме того, Советскому государству самого парохода и груза. Несчастье может быть всегда и везде. Но трагизм данного случая заключается не только в самом факте взрыва, катастрофы и гибели парохода «Советский Азербайджан». Трагизм заключается в том, что пароход «Советский Азербайджан» в момент катастрофы был не один, что на расстоянии 200 метров на буксире его вел пароход «Совет», что этот пароход предательски бросил на произвол стихии своего гибнущего собрата и постыдно, с предельной скоростью, ушел прочь от места катастрофы, не оказав погибающим решительно никакой помощи!

Известно, что вместо организации помощи гибнущему пароходу «Советский Азербайджан» пароход «Совет», по приказу капитана этого парохода Кривоносова, действовавшего совместно с помполитом Мигущенко и ст. механиком Чеботаревым, при попустительстве ряда работников команды этого парохода, о чем я буду говорить более конкретно дальше, бросился бежать с места катастрофы, развив полный ход, и в течение 40—45 минут удалился от бедствующего судна на 8 миль, а вернувшись к нему только через три с лишним часа после взрыва, не принял всех должных мер к спасению корабля и вторично постыдно и трусливо бежал с места катастрофы. Факт беспримерный, невероятный, не знающий себе подобного в истории советского флота, давящий нас всей тяжестью и гнусностью этого преступления, запятнавший тягчайшим образом флаг советского флота, который давал и дает ежедневно образцы подлинно героической работы» *.

Эта короткая характеристика четко воссоздает перед слушателями обстоятельства трагической гибели парохода «Советский Азербайджан» и позорного поведения команды парохода «Совет». В последующем обвинитель остановится еще на целом ряде обстоятельств дела. Он будет говорить о неправильном подборе кадров в системе каспийского пароходства, о нарушении правил техники безопасности при перевозке нефти на нефтеналивных судах, о
невыполнении своих обязанностей службой Регистра и т. д. Но, характеризуя фактические обстоятельства дела, обвинитель выделил основное и главное в преступлении, и именно это придало такую силу и рельефность его предельно лаконичной характеристике.

Вот как характеризует фактические обстоятельства преступления А. Я Вышинский, выступая в Верховном суде РСФСР по так называемому «Делу Гукон»,— сложному многоэпизодиому делу, по которому было привлечено к уголовной ответственности семнадцать человек:

«...Подсудимым Топильским и подсудимым Позигуном организуется аппарат..., но что это за «аппарат?» Это не советский аппарат, а слетевшееся на наживу воронье. «Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит ворон, где б нам пообедать...» Вот как организовывался аппарат спасения животноводства в республике. Вороны слетелись, и каждый думает о том, где бы пообедать... Один за другим сюда слетаются эти черные вороны,— больше того, хищники, стервятники.

Посмотрите, как составлялся этот аппарат, как подбирался этот аппарат. Вот Теплов, уполномоченный по Симбирской губернии. Кто он такой? В 45 лет он записался в коммунистическую партию, а до того он был арендатором виноградного сада, маленьким виноградным помещиком и управляющим рыбными промыслами. Ничего общего с пролетарской средой он, конечно, не имел и, пролезши в партию, остался таким же хозяйчиком, как был и до того Я вернусь потом к подробной характеристике Теплова и остальных подсудимых. Сейчас я называю их, чтобы показать, как сколотился и из кого составлялся этот аппарат, которому была поручена величайшая в истории по ответственности задача.

...Они пришли на это дело как стяжатели для барыша, для личных выгод. На голоде, болезнях, смерти и разрушении они «зарабатывали», уводя в свои конюшни из голодного Поволжья по статному жеребцу, а то и по два. Это не общественные деятели, как их торжественно называл Топильский, а организованная шайка, как более метко и правильно охарактеризовал эту компанию Бендер. Итак, аппарат организован, люди подобраны.

...Возвращаюсь к существу дела.

Итак, организационный вопрос решили. Собрали людей, в достаточной степени объяснились, обеспечили себе
возможность получения денежных средств на всякие случайные обстоятельства и деловые расходы — деловые расходы, несомненно, у них в некоторой части были — и приступили к работе. Но куда у них оказалась направленной главная мысль? Мысль работала у них, по-моему глубочайшему убеждению, в сторону удовлетворения личных корыстных интересов. Их отношение к делу можно охарактеризовать только так: стремление к наживе, к удовлетворению личных интересов.

Вместо того чтобы спасать голодающих, спасать гибнущее хозяйство, эти господа все свое внимание сосредоточили на одном — на наживе.

Один мечтает о приобретении для себя лошади и больше ни о чем думать не хочет Другой мечтает о племенной корове и т. д. и т. п. Основная руководящая идея у них — не спасение гибнущих, не локализация этого ужасного бедствия, а удовлетворение личных вкусов и личных желаний — точь в точь как в буржуазном обществе, где танцуют и флиртуют «в пользу бедных», где устраиваются благотворительные вечера и маскарады в пользу «недостаточных» студентов, спасения утопающих, погоревших, пострадавших от землетрясения, от чего угодно, лишь бы под этим предлогом можно было весело и с личной выгодой для себя провести время.

Подсудимые построили всю свою «работу» на стремлении всячески использовать в своих корыстных интересах и государственные средства, отпущенные на борьбу с этим бедствием, и весь созданный в целях этой борьбы аппарат»

В этой характеристике также приведены только некоторые важные факты и выводы обвинителя, относящиеся к фактической стороне дела. Обвинитель излагает здесь общую концепцию обвинения, привлекая детали только в той степени, в какой они нужны для правильного понимания и подтверждения этой общей характеристики.

Таким образом, часть обвинительной речи, посвященная общей характеристике фактических обстоятельств дела, отнюдь не должна повторять обвинительного заключения В этой части речи, в краткой форме дается общая характеристика фактической стороны преступлений, вы
деляются наиболее важные и характерные черты событий, являющихся предметом судебного исследования, излагается фабула дела.

Обвинитель в этом разделе речи отмечает в общих чертах, что именно, какие события и факты он намерен доказывать в своей обвинительной речи. Нередко поэтому обвинитель, давая общую характеристику фактических обстоятельств дела, заканчивает ее вопросами, на которые он хочет ответить в последующих частях обвинительной речи.

Так заканчивает, например, общую характеристику фактических обстоятельств дела в своей речи по делу об убийстве Косиновой государственный обвинитель т. Еркин:

«Событие, происшедшее 17 октября 1947 г, глубоко взволновало общественность села Тайсары

В этот день, рано утром, во дворе своей усадьбы, в сарае, была обнаружена мертвой, висящей в петле, колхозница Валентина Ивановна Косинова. Жуткая картина представилась глазам явившихся на место происшествия. Волосы Косиновой были растрепаны, лицо окровавлено, на обеих руках откушены фаланги двух пальцев.

На плетне, под крышей сарая, висела шаль, а на другой ее стороне валялась гребенка. На крыльце лежал окровавленный нож. В комнате царил беспорядок — стол был сдвинут с места, молоко разлито, а в луже крови валялись разбросанные деньги.

Что же произошло в этом доме? Каким образом роковая петля затянулась на шее Косиновой?

На эти вопросы нам отвечают материалы предварительного и судебного следствия» ¹.

Иногда государственные обвинители прямо начинают изложение фактической стороны дела определением задач, которые стоят перед обвинением при исследовании доказательств, перечислением тех обстоятельств дела, которые обвинитель намерен установить.

Обвинитель говорит: «Задачей обвинения является — доказать, что 15 февраля 1950 г. подсудимый Петров из ревности убил связанную с ним интимными отношениями Красильникову. Мы докажем также, что убийство это
было совершено умышленно, по заранее обдуманному плану; что орудия преступления были заранее принесены убийцей на место преступления и что, совершив убийство, Петров предпринял затем ряд мер к сокрытию следов преступления, действуя и здесь расчетливо и обдуманно. Приступая к выполнению этой части, я должен в кратких словах восстановить в памяти суда обстоятельства этого дела».

Такой прием является вполне допустимым. При изложении фактических обстоятельств дела обвинитель в большинстве случаев делает понятной свою концепцию дела.

Поэтому определение в этой части речи конечных целей, которые ставит перед собой обвинитель, исследуя доказательства, является возможным, а иногда, в зависимости от обстоятельств дела, и необходимым.

Возможен, однако, и другой прием. Обвинитель, кратко описывая фактические обстоятельства дела, не говорит прямо о том, кто, по его мнению, виновен в преступлении, но путем строгого отбора материала, выделения характерных черт преступления он заставляет слушателей присоединиться к его пониманию дела, к его концепции.

Так, например, строит краткое изложение фактических обстоятельств дела государственный обвинитель т. Галкин в речи по делу об убийстве Поповой.

«Общая картина преступления: деревня Насоново*, в полукаменном доме доживает последние дни престарелая, одинокая Попова. В ночь на 23 октября 1947 г. она оказалась убитой. Труп ее был вытащен во двор и брошен в зимнем помещении, а вещи разграблены. Преступники вышли через двор. Убийство было совершено до того, как Попова легла спать. Утром 22 октября в деревне понадобились ножницы для стрижки овец, пошли за ними к Поповой и обнаружили ее убитой.

По данным описи вещей, оставшихся в доме Поповой, по данным, составленным на основании показаний Бортовой, Полонова, Кузнецовой и многих других, мы представляем, что преступление совершено с целью ограбления. Другой мотив исключается. Орудия преступления — топор, нож, шкворень.

Из заключения судебной экспертизы видно, что первое ранение головы было произведено ударом топора. Отсутствие взлома двери показывает, что преступники проникли в дом через открытые двери, а мы знаем, что
покойная Попова закрывала двери на деревянный засов рано, так как она ложилась спать рано и в отдельных случаях односельчан -не принимала, если они приходили к ней вечером Значит взламывать двери оказалось ненужным для преступников, потому чго орудия, находившиеся при них, применены не были Значит Попова открыла двери сама, а так как она пускала в дом только людей, которым доверяла, значит Попова хорошо знала убийц и доверяла им.

Об этом красноречиво свидетельствует такая житейская подробность: вправо за дверью внизу, около кровавой лужи оказалась стоящая лампа. Эту лампу взяла и принесла своими старческими руками Попова, ибо это было вечером.

Это было раньше того времени, когда Попова ложилась спать Но это было настолько поздно, что она держала дверь запертой, и чтобы открыть ее, потребовалась лампа.

Человек, стучавший в дверь, был хорошо знаком Поповой, иначе в вечерний час Попова не пошла бы открывать дверь, впускать посторонних. Преступники забыли у двери лампу. Не удивительно, ведь они многое позабыли убрать Они, желая скорее захватить ценности, бросились, шагая через труп Поповой, грабить имущество.

Попова была не только старым человеком, она была человеком крайне слабым. Чтобы свалить такую старую, болезненную женщину, нанесено три удара топором, да еще потребовалось три удара ножом Как пишет в своем заключении судебно-медицинский эксперт, восстанавливая картину преступления, такие удары были нанесены потому, что Попова, упав с разрубленной головой, вдруг стала подавать признаки жизни. Что это значит? Это означает, что первое нападение совершено неумело Первый удар был нанесен руками слабыми, неспособными насмерть свалить жертву» *.

В данном случае, описывая фактические обстоятельства дела, обвинитель не говорит прямо о том, что он считает подсудимых Морозову и Климову виновными в убийстве их односельчанки Поповой, а намерен доказать это. Однако, кражо описывая фактические обстоятельства дела, выделяя характерные обстоятельства дела, обвинитель заставляет слушателей самих прийти к выводу, во-первых, о том, что убийцы принадлежали к числу близких знакомых Поповой, которым она вполне доверяла, во-вторых, что убийцы не обладали большой физической силой, в-третьих, что убийство было- совершено с целью ограбления.

Такой прием изложения фактических обстоятельств дела в ряде случаев оказывается вполне уместным и весьма убедительным не только при построении этой части речи, но и при исследовании доказательств. Не договаривая до конца, не давая конечной формулировки своих выводов, обвинитель тем не менее вплотную подводит к ней слушателей, заставляет слушателей самих сделать логический вывод 'из умело отобранных им и изложенных в речи фактических обстоятельств.

Этот прием довольно широко использовался лучшими судебными ораторами прошлого. П. Сергеич в упомянутом нами ранее практическом пособии «Искусство речи на суде» указывал:

« .Опытный оратор всегда может прикрыть от слушателей свою главную мысль и навести их на нее, не высказываясь до конца В речи Александрова по делу Веры Засулич нет резких выражений; защитник говорит: распоряжение, происшествие, наказание, действие, но, просмотрев эту речь, Вы чувствуете, что присяжные, слушая эти бесцветные слова, мысленно повторяли: произвол, надругательство, истязание, безнаказанное преступление... Если Вы вдумаетесь в обстановку судебной речи, то скажете, что уменье не договаривать есть залог цельного впечатления слушателей от слов обвинителя и защитника. Не договаривайте, когда факты говорят за себя» К Суммируя замечания, относящиеся к разделу речи, посвященному краткой характеристике фактической стороны дела, необходимо отметить

Во-первых, в этом разделе речи обвинитель выделяет наиболее главные и характерные черты фактической стороны преступления, дает свою концепцию дела, а не повторяет описательную часть обвинительного заключения.

Во-вторых, уместно, а иногда и необходимо в этой части речи изложить задачи, которые ставит перед собой государственный обвинитель, в следующем разделе, посвященном исследованию доказательств

В-третьих, раскрывая перед слушателями правильную перспективу дела, вводя их в курс фактических событий, в их развитие, эта часть речи, как правило, должна предшествовать исследованию доказательств; она органически связана с этим разделом и является обязательным элементом обвинительной речи.

в) Исследование доказательств

В методическом пособии Прокуратуры СССР «Методика подготовки обвинительной речи на суде» совершенно правильно указано, что часть обвинительной речи прокурора, посвященная исследованию доказательств, всегда является «основной, если не по объему, то по ее значению» К

На всяком судебном процессе исследуется конкретное судебное дело, решается вопрос о виновности или невиновности подсудимых. В доказательстве факта преступления и установлении вины подсудимых состоит основная задача прокурора. Только разрешив эту задачу, прокурор может выполнить все остальные, стоящие перед ним в обвинительной речи задачи.

Исследование доказательств, оценка их, окончательное установление фактических обстоятельств дела являются той конструктивной основой обвинительной речи, на которой строятся все остальные части выступления прокурора в суде.

Для каждого государственного обвинителя совершенно необходимо тщательное и глубокое изучение учения о доказательствах, в особенности работы академика А. Я Вышинского «Теория судебных доказательств в советском праве».

Мы не останавливаемся на общих вопросах советского доказательственного права, которым посвящена первая глава этой книги.

В настоящей главе, посвященной обвинительной речи, необходимо установить основные практические вопросы, связанные с исследованием доказательств в заключительной фазе работы прокурора в судебном процессе.

В этом разделе своей речи государственный обвинитель должен

Во-первых, оценить доказательства, собранные по делу как в отдельности, так и в совокупности их, определив, «какие доказательства и почему заслуживают доверия, а какие не заслуживают» *.

Во-в1орых, прийти к определенному выводу о том, что именно установлено по делу, указав, какими доказательствами подтверждены установленные по делу обстоятельства и что должно быть исключено из обвинения как недоказанное

Эти две задачи, стоящие перед обвинителем при исследовании доказательств в обвинительной речи, «далеко не всегда влекут разделение этой части обвинительной речи на два самодеятельных раздела»^{^[11]}.

Наоборот, значительно чаще, исследуя одно доказательство или группу доказательств, относящихся к установлению определенного обстоятельства дела, государственный обвинитель непосредственно после этого делает вывод о том, что именно он считает установленным.

Однако в той «ли иной форме — раздельно или слитно— государственный обвинитель, исследуя доказательства, должен ответить на оба указанные выше вопроса.

Может ли государственный обвинитель, исследуя доказательства в обвинительной речи, быть односторонним, то есть может ли он говорить лишь о доказательствах, подтверждающих обвинение, умалчивая о доказательствах, противоречащих версии, принятой обвинителем?

Это один из наиболее существенных вопросов, связанных с исследованием доказательств в обвинительной речи. На него может быть дан только один ответ — обвинитель не может умолчать о доказательствах, противоречащих принятой версии, он должен или опровергнуть или принять их Замалчивание доказательств, опровергающих версию обвинителя, в случае достоверности и обоснованности этих доказательств противоречит целям советского государственного обвинения, наиболее важной задачей которого является отыскание объективной (материальной) истины по делу.

Но и в том случае, если доказательства, привлеченные сторонами для опровержения версии обвинителя, не соответствуют действительному ходу событий и должны быть отброшены судом, попытка уйти от них в обвинительной речи, умолчать о них принесла бы только вред обвинению.

Замалчивание в обвинительной речи противоулик на том основании, что они являются якобы «ничтожными» и не нуждаются в опровержении, почти всегда порождает попытки защиты объяснить подобное поведение прокурора невозможностью опровергнуть эти противоулики и создает неясности, требующие для объяснения их повторного исследования доказательств в реплике.

Поэтому, не соглашаясь с доказательствами, привлеченными другой стороной, обвинитель должен мотивировать это свое несогласие — опровергнуть противоулики, дать им свое объяснение.

По большинству дел и особенно по групповым делам, когда в отдельных эпизодах участвует значительное количество лиц, наиболее правильно исследовать доказательства, группируя их по определенным эпизодам. Такой прием позволяет сразу определить степень участия в этом эпизоде отдельных подсудимых; кроме того, таким путем обычно удается наиболее наглядно показать внутреннюю связь отдельных доказательств.

Так строит, например, исследование доказательств в речи по делу ленинградских судебных работников 'А«' Я. Вышинский. Основное внимание в этой части государственный обвинитель уделил двум эпизодам: получению взятки по так называемому «делу лаборантов» и «эпизоду Матвеева».

Проанализируем часть речи, относящуюся к последнему эпизоду.

Первоначально дается общая характеристика эпизода. Обвинитель говорит:

«Фабула этого эпизода весьма несложная, и, чтобы изобразить ее, красок никаких не нужно. Но эта фабула так же проста, как и грязна, и заключается она в том, что преступник, настигаемый правосудием, умел находить себе из числа служителей правосудия помощника и защитника: он покупал этого «служителя правосудия» и оставался безнаказанным.

Таков «эпизод Матвеева». Эпизод этот заключается в том, что 17 апреля 1923 г. в губернский суд для произ-
во детва расследования поступило дело № 25, как это значилось -на обложке. Сейчас же нашлись приятели, товарищи, посредники, ходатаи, и дело начало затираться. В данном -случае в деле двумя крайними точками являются Матвеев, купец, имеющий уже за собой судимость по аналогичному делу, квалифицированному той же самой ст. 114-а УК, и старший следователь губернского Ленинградского суда Шаховнин. Между этими двумя точками размещается вся эта небольшая, но- теплая компания: Пахомов, Иванов и Михайлов. Через них, в частности через Михайлова, Матвеев прокладывает себе дорожку к Шаховнину. Завязываются непосредственно деловые сношения, которые и кончаются к обоюдному удовольствию всех заинтересованных лиц. Сделка сделана, «правосудие» куплено, правосудие загажено, оскорблено!..» К

Государственный обвинитель переходит затем к определению роли каждого участвовавшего в нем подсудимого и с этой целью подвергает детальному анализу доказательства. Вот как начинает государственный обвинитель исследование доказательств, устанавливающих виновность самого Матвеева:

«Посмотрим, в чем заключалась роль каждого из участников этой сделки. Здесь, на суде, Матвеев признал себя виновным, и, казалось бы, нам незачем на нем и останавливаться. Он признал себя виновным на суде, и это указывает на якобы проснувшееся в нем раскаяние,, на пробуждение в нем сожаления по поводу совершенного. Но это требует проверки, ибо, может быть, это раскаяние только внешнее, ибо по существу, может быть, этот преступник ничего не сделал для того, чтобы вскрыть преступление, кЬгда в этом мы нуждались больше всего, и, может быть, свое сознание принес к судебному столу только тогда, когда был уже пойман и притащен сюда страшной петлей, уже затянувшейся у него на шее. К сожалению, с Матвеевым дело обстоит именно так. Посмотрите все его показания на предварительном следствии» ^{^[12]}.

Прокурор далее устанавливает объем преступлений каждого из подсудимых и показывает, как развивался этот эпизод дела. Он говорит:

«Можно считать установленными цифры, зафиксированные на судебном следствии. Мы видели из признаний Матвеева, Иванова и Пахомова, что они, Иванов и Пахомов, деньги получали, в частности те суммы, которые установлены в обвинительном заключении. Как это подтверждено расследованием, произведенным здесь, на судебном следствии, Иванов получил 2200 руб., Пахомов получил 1400 руб. и 1200 руб., но для них это мелочи. Вот благодаря этим деньгам Матвеев получает возможность, оплачивая услуги Пахомова и Иванова, сблизиться с Шаховниным и остаться благодаря Шаховнину безнаказанным. Дальше мы встречаем Матвеева уже в другой фазе этого процесса,— как известно, всякий такой процесс проходит несколько фаз и стадий.

Одна из стадий заключалась в том, что эти господа сначала занимались угощениями за счет своих доверителей, если позволите так выразиться, садились с ними за стол и клали ноги на стол. Вот эта стадия была и в деле Матвеева, когда следователь Шаховнин влез к Матвееву и положил ему на стол своц судейские ноги. Я говорю о знаменитой попойке у Пахомова, когда Пахомов приглашает Матвеева и Шаховнина, и здесь, так оказать, венчается дело.

Напоминаю происшедший на этой пьянке характерный разговор. Шаховнин вел разговор с Матвеевым относительно своих худых подметок и отсутствия у него летнего пальто. Высчитали, что нужно 2500 руб, и тут же дается 2000 рублей. Взятка дана, Шаховнин в руках у Матвеева, а теперь они оба в руках у нас» К

Исследование доказательств дает государственному обвинителю материал для характеристик подсудимых. Вот, например, одна из таких характеристик (подсудимого Шаховнина):

«Я признаюсь,— говорил Шаховнин на предварительном следствии,— что Матвеев после угощения просил меня не арестовывать его до решения суда и не привлекать его в качестве обвиняемого, за что Матвеев обещал меня отблагодарить. Его слова о благодарности я не отверг. Но я даю слово и клянусь своей честью, что взятки от Матвеева я не получал». Прочтя это показание обви
няемого Шаховнина, я готов был ему поверить. Но я перевернул страницу и — увы! — здесь увидел чистосердечное признание того же Шаховнина в том, что он получил две тысячи рублей в качестве взятки. Я вспомнил о его честном слове, о его совести, которой он клялся, невольно поставил вопрос: как же так? Но ответа я не получил и, вероятно, ответа и не получу. Шаховнин пропил совесть, пропил честь, продал за «угощение» все, что было доброго в душе этого человека...»

Завершается исследование доказательств по «эпизоду Матвеева» выводом о составе участников:

«Вот весь этот эпизод. Тут пять лиц: Матвеев, Пахомов, Михайлов, Шаховнин и Иванов. Все виновны, вина их, конечно, не одинакова, хотя и одного рода. Я позволю себе просить вашего разрешения вопросу о наказании для обвиняемых отвести особое место по окончании всего изложения» ^

Прием исследования доказательств по эпизодам дела является одним из наиболее распространенных и в большинстве случаев вполне оправдывает себя. Он позволяет составить ясное представление об эпизоде в делом, четко определить роль каждого из подсудимых, сопоставить одни доказательства с другими.

Не только по групповым делам, включающим значительное количество эпизодов, но и по многим делам, содержанием которых является один эпизод (например убийство), особенно при отрицании своей вины подсудимым, также бывает наиболее правильно разбить доказательства на группы, относящиеся к определенным вопросам, подлежащим доказыванию. Свой вывод о том, что именно он считает доказанным, государственный обвинитель делает после исследования каждой из таких групп доказательств.

В качестве примера такого порядка исследования доказательств мы сошлемся на речь государственного обвинителя по рассмотренному Верховным судом РСФСР уголовному делу об убийстве жителем г. Туль^ Кузиным всей его семьи, состоявшей ив жены, сына-, невестки, и нанесении им тяжелого ранения полуторагодовалой внучке.

Как было установлено на суде, убийство это было совершено Кузиным во время ссоры из боязни разоблачений со стороны жены. Кузин отрицал свою виновность. Выдвинутая им версия сводилась к тому, что убийство было совершено группой неизвестных преступников в то время, когда Кузин отсутствовал дома (он отсутствовал 35 мин.— с 7 час. 15 мин. до 7 час. 50 мин. утра). Поэтому вопрос о времени совершения убийства имел для этого дела исключительное значение.

Вывод о виновности Кузина государственный обвинитель обосновал рядом косвенных улик. К ним относились:

1) установление того факта, что в момент убийства Кузин находился дома; опровержение выдвинутой Кузиным версии о его алиби;

2) исследование обстоятельств убийства, следов на месте преступления и орудий преступления: сюда относилось отсутствие следов борьбы; использование в качестве орудий преступления профессиональных инструментов Кузина, хранившихся в его мастерской (обычно запиравшейся Кузиным на замок),— рашпилей, ломика; исследование следов крови; поведения Кузина до убийства и после этого;

3) исследование прошлого Кузина и его взаимоотношений с семьей (преступное прошлое Кузина, опасение разоблачений, угрозы убийством жене);

4) исследование обстоятельств, характеризующих Кузина (систематическое пьянство, крайний деспотизм, необузданные вспышки гнева и др ).

Соответственно с этими узловыми вопросами все доказательства были разбиты на группы, относящиеся тс определенному вопросу.

Приводим выдержку из плана речи, относящуюся к вопросу об установлении времени совершения убийства и опровержении алиби Кузина:

«1. Время совершения убийства —

1) Кузин вернулся с работы и вошел во двор дома ровно в 7 часов 50 минут утра:

а) показания соседки Кузина — свидетеля Т , удивившейся неожиданно раннему возвращению Кузина с работы и взглянувшей на часы — «было ровно 7 часов 50 минут утра» (лист дела 94, судебное следствие);

б) показания В. и Г. «около 8 часов», но К- звонил в «Скорую помощь» в 8 часов утра (судебное следствие).

2. Нарочитость поведения Кузина:

а) не стал открывать дверь, хотя имел ключ,— показания Т. (лист дела 95, судебное следствие), Б. (лист дела 104, судебное следствие);

б) дождался, пока сосед К. выглянет на стук,— показания К- (лист дела 61, судебное следствие), только после этого потянул дверь.

3. Кузин выбежал из квартиры с криком и позвал соседей около 8 часов утра:

а) копия выписки из журнала вызовов «Скорой помощи» (лист дела 196) — прибытие отмечено в 8 часов

5 минут утра;

б) показания свидетеля К: «Я позвонил в «Скорую помощь» в 8 часов утра» (судебное следствие).

4. Кузин отсутствовал дома 35 минут:

а) работа в артели начиналась в 7 часов 30 минут (справка артели);

б) показания секретаря артели Д.: «Кузин отпросился домой еще до начала работы» (лист дела 82); пришел в артель Кузин около половины восьмого» (лист дела 82).

5. Убийство было совершено в промежутке между 6 и

7 часами:

а) показания врача «Скорой помощи» Б.: «Трупы были уже холодные» (лист дела 40, 201, судебное следствие); «раны подсохли» (там же); вывод врача: «убийство произошло между 6 и 7 часами» (там же);

б) показания К- (сам работал в «Скорой помощи», выезжал на происшествия (лист дела 11): «Кровь на простыне, лежавшей на полу, была бледной, сохлой» (лист дела 12, судебное следствие);

в) показания соседки Т. (вошла вместе с К.): «Кровь на лице Кузиной сгустилась и представляла собой как бы печенку» (лист дела 16, судебное следствие);

г) внучка Кузина Аллочка просыпалась ровно в 6 часов 30 минут утра, поэтому ее в шутку называли «часики», между тем Т. и К- обнаружили ее еще в кроватке (показания матери Кузина — лист дела 26, показания Т.— лист дела 18, показания К.— лист дела 11);

д) Валентин Кузин вставал ровно в 6 часов 30 минут утра — его обнаружили на полу в нижнем белье (протокол осмотра — лист дела 3, показания Т.— лист дела 18, показания матери Кузина — лист дела 25).

Выводы: утверждение Кузина об алиби опровергается
всеми уликами. Кузин был на месте преступления в момент убийства.

В соответствии с этим планом государственный обвинитель в своей речи так анализировал доказательства, относящиеся к опровержению алиби Кузина и установлению времени убийства:

«В 7 часов 50 минут утра во двор домовладения № 46 по улице Демонстраций в гор. Туле вошел, неожиданно рано вернувшийся с работы, мастер-пилозубщик Петр Кузин.

Это время совершенно точно установлено показаниями соседки Кузина — свидетеля Т. Удивившись, что Кузин в это утро неожиданно рано возвращается домой, свидетель взглянула на стенные часы: «Было ровно без десяти минут восемь» — так показала Т. на предварительном следствии и здесь, на суде. Два других свидетеля, видевшие возвращение Кузина,— В. и Г.— показывают: «Было около восьми часов утра», но Т. поясняет, что в «Скорую помощь» он позвонил в 8 часов утра, а значит, Кузин вернулся раньше этого времени.

Как установлено показаниями трех свидетелей — В., Т. и К., Кузин быстро шел по улице. Он явно торопился, но подходя к дому, замедлил шаги, вошел во двор с достоинством и неторопливо, у крыльца зачем-то поиграл с собачонкой и только затем подошел к двери своей квартиры.

Кузин имел ключ от входной двери и обычно сам отпирал дверь, но здесь он начал громко стучать. Он стучал до тех пор, пока из соседней квартиры не выглянул один из жильцов — К- Только после этого Кузин потянул к себе ручку двери и убедился в том, что дверь была открыта. Он вошел в квартиру и, как мы слышали из его показаний на суде, «был потрясен» открывшимся ему страшным зрелищем: в комнате, где жили его сын и невестка, на кресле, около кровати маленькой внучки, он застал неподвижно сидящую женщину. Кузин взял невестку за плечо и та безмолвно упала. На полу в этой же комнате он нашел труп сына, зверски убитого, с головой, размож- женной ударом тяжелого рашпиля. Кинувшись в соседнюю комнату, Кузин застал свою жену еще живой. Лежа поперек кровати, как говорит Кузин, она еще хрипела, и когда Кузин нагнулся к ней, на лицо ему попали мелкие капли крови. Тогда, как утверждает Кузин, обезумев
от горя, он кинулся на улицу и криком призвал на помощь посторонних.

Так говорит Кузин. Он говорит и о том, что не знает, кто совершил убийство; что когда он уходил из дома, то все домашние еще спали; что убийство могло быть совершено только во время отсутствия Кузина из дома, а мы знаем, что Кузин отсутствовал не более 35—45 минут.

Так ли все это было? Я буду еще подробно говорить о Кузине, о его общественной и психической характеристике, о достоверности его показаний, но сейчас мне хотелось бы лишь остановиться на доказательствах, устанавливающих время совершения убийства, ибо прежде, чем приводить иные доказательства виновности Кузина, нужно опровергнуть его алиби; нужно доказать, что в момент совершения преступления Кузин находился на месте происшествия.

Из показаний самого Кузина, подтвержденных другими доказательствами, показаний соседей и сослуживцев, справки о времени начала работы в артели, мы знаем, что Кузин отсутствовал дома с 7 часов 15 минут до 7 часов 50 минут утра.

Между тем в результате ряда других доказательств, прошедших перед нами на судебном следствии, можно считать вполне подтвержденным, что убийство семейства Кузиных произошло не в период между 7 часами 15 минутами и 7 часами 50 минутами, а ранее.

Что это за доказательства?

Врач «Скорой помощи» Б., прибывшая на квартиру Кузиных, как это видно из записи на карте вызова, в

8 час. 05 мин. утра, обнаружила все трупы уже холодными. Из показаний Б. мы знаем, что в это время раны на трупах Валентина Кузина и Клавдии Родионовой уже подсохли. На основании этого Б. пришла к выводу, что смерть всех потерпевших наступила, примерно, между 6 и 7 часами утра.

Свидетель К-, ранее также работавший на городской станции «Скорой помощи», имеющий медицинское образование и большой профессиональный опыт, сказал, что кровь на скомканной простыне, лежавшей на полу, была «бледной, сохлой». По цвету крови К- сделал вывод, что убийство произошло не менее чем час тому назад.

В комнату Кузиных свидетель К- вошел не позже чем в 8 часов утра, до прибытия «Скорой помощи». Таким об
разом, если бы убийство непосредственно предшествовало этому моменту, то следы^х крови на простыне не могли бы иметь такого вида, в каком застал их свидетель.

Свидетель Т., внимательно приглядываясь к лицу Ольги Кузиной, обратила внимание на то, что кровь на лице у нее сгустилась, застыла и, как показывала здесь свидетель, «представляла собой как будто печенку».

Наконец, установлены другие детали, подтверждающие, что убийство было совершено ранее 7 часов утра.

Ряд свидетелей — мать Ольги Кузиной, подруга убитой Клавдии Кузиной — гр-ка С. и другие показали, что маленькая Аллочка просыпалась всегда ровно в 6 часов 30 минут утра, в связи с чем домашние называли ее «часиками». Когда девочка просыпалась, мать или бабушка брали ее к себе в кровать. В это же время вставал и Валентин Кузин, так как ровно в 8 часов утра он должен был быть на работе, а завод, где работал Валентин Кузин, находился от его квартиры на расстоянии примерно 30 минут ходьбы.

Между тем Аллочка в момент убийства находилась в своей кроватке. Валентин Кузин был обнаружен в нижнем белье. Ольга Кузина была полуодета; это указывает на то, что она только что проснулась и не начинала еще готовить завтрак.

Все эти детали свидетельствуют о том, что убийство совершено было не ранее 6 часов, но и не позднее 7 часов утра.

Так исследование доказательств, относящихся ко времени совершения преступления, приводит нас к выводу, что Петр Кузин, по его собственным словам, вышедший из дома в 7 часов 15 минут, возвратившийся в 7 часов 50 минут, в момент совершения убийства находился дома.

Теперь, опровергнув алиби Кузина, мы должны ответить на вопрос — кем же было совершено убийство, являлся ли Кузин пассивным очевидцем преступления или же это убийство было совершено им самим...»

В этом примере вывод обвинителя о времени совершения убийства и опровержение алиби Кузина основываются на показаниях нескольких свидетелей, документах (записи в журнале «Скорой помощи», справка артели о времени начала работы) и сопоставлении с ними показаний самого Кузина.

Такое соединение в одну группу отдельных доказательств, объединенных единой темой, единым предметом доказывания, является обычным и оправдывающим себя приемом в делах, основанных на косвенных уликах. Каждая из ^гих групп доказательств является как бы звеном в той цепи косвенных улик, которая должна сомкнуться вокруг подсудимого.

Очевидно, что в том случае, если отдельное косвенное доказательство имеет самостоятельное доказательственное значение, если эта улика сама по себе является звеном в цепи доказательств, государственный обвинитель, разумеется, подвергнет особому исследованию это доказательство в отдельности, устанавливая связь этого доказательства с другими, показывая его как звено в цепи других доказательств.

По делам, включающим небольшое количество эпизодов, устанавливаемых немногочисленными прямыми доказательствами, бывает целесообразно давать оценку каждому такому доказательству, а установив, можно ли верить ему или нет, затем сразу же сделать вывод, какой факт устанавливается этим доказательством.

Нужно заметить, однако, что иногда оценка прямых доказательств, относящихся к так называемому главному факту, то есть к событию преступления, представляет значительные трудности и должна быть в свою очередь подкреплена прямыми или косвенными доказательствами.

г) О показаниях подсудимых

В ряде случаев анализ доказательств бывает целесообразно производить, следуя отдельным утверждениям подсудимого и опровергая их или, наоборот, подтверждая. В этих случаях обвинитель группирует доказательства в соответствии с отдельными утверждениями подсудимого.

Наиболее часто задачей государственного обвинителя бывает опровергнуть показания подсудимого, для чего, подразделяя объяснения подсудимого на отдельные утверждения, прокурор затем группирует доказательства, опровергающие каждое из них. Например, заведующий магазином утверждает, что не имел отношения к получению из швейной артели готовых изделий для нелегальной реализации их через магазин. Опровергая это, обвинитель устанавливает;

1. Из показаний счетовода К-— что накладная на отпуск изделий из артели была передана счетоводу лично заведующим магазином, в этой накладной было указано 200 единиц изделий вместо 1200, обнаруженных на складе при переучете.

2. Из показаний заведующего отделом П.— что заведующий магазином лично отпускал со склада в отдел полученную продукцию для реализации. Сколько всего было получено изделий магазином, заведующий отделом не знал.

3. Из показаний кассира магазина С.— что заведующий магазином изъял из кассы крупную сумму денег; между тем никакой недостачи по кассе не установлено.

4. Из материалов ревизии — наличие пересортицы, недостача товаров и излишки неучтенной продукции, полученной из артели.

5. Из показаний шофера В.— что заведующий производством артели Д. лично сопровождал груженную товаром машину и по прибытии к магазину был встречен неизвестным лицом; что в предъявленном ему заведующем магазином В. опознает это неизвестное лицо, в присутствии которого изделия переносились на склад магазина, и т. д.

Такой метод исследования доказательств иногда будет совпадать с конкретными эпизодами дела, а иногда не будет совпадать в том случае, например, когда бывает необходимо опровергнуть утверждения подсудимого о его образе жизни, о характере отношений с потерпевшим, свидетелем или другими подсудимыми и т. д.

Часто государственные обвинители исследуют доказательства, группируя их по утверждениям подсудимого, также и в тех случаях, когда подсудимый отказывается от показаний, данных им на предварительном следствии, и представляется необходимым показать несостоятельность этого отказа: доказать суду, что в показаниях на предварительном следствии подсудимый частично или полностью говорил правду.

Вообще никогда не следует возлагать излишних надежд на неизменность показаний подсудимых во время предварительного и судебного следствия. Даже в том случае, если у государственного обвинителя нет сомнений в правдивости этих показаний, никогда не исключена воз
можность таких влияний на подсудимых, которые приведут к отказу от ранее данных показаний.

Готовясь к выступлению по делу, обвинителю следует считаться с этой возможностью. Вот почему еще до начала судебного процесса и до опроса подсудимых о виновности государственный обвинитель должен определить круг доказательств, объективно подтверждающих признание подсудимым своей вины. Даже в тех случаях, если подсудимый на судебном следствии полностью подтвердил свои показания на предварительном следствии, не следует умалчивать в обвинительной речи об этих объективных доказательствах виновности; может быть, в самой краткой форме, но их обязательно нужно изложить суду.

Однако далеко не всегда государственный обвинитель анализирует показания подсудимых для того, чтобы опровергнуть их. В других случаях он должен подвергнуть анализу показания подсудимых, подтвердить их другими доказательствами для того', чтобы установить в обвинительной речи достоверность этих показаний, их правдивость.

В судебной практике по групповым делам весьма часто один из подсудимых изобличается показаниями другого подсудимого.

Показания одного из подсудимых, обличающие другого', как правило, возбуждают наиболее активные возражения защиты, и это понятно, ибо нельзя не согласиться с утверждением академика А. Я. Вышинского: «Оговор — это опаснейшее средство в руках обвиняемого, опаснейшее орудие против правосудия»

По отдельным категориям дел, встречающимся в практике государственных обвинителей,— и в первую очередь по делам о взяточничестве — одном из самых опасных должностных преступлений, показания подсудимых язля- ются в подавляющем большинстве основным видом доказательств. К этим делам полностью применимо замечание А. Я. Вышинского, сделанное по поводу значения показаний обвиняемых по делам о контрреволюционных заговорах: «При всей осторожности постановки этого вопроса нельзя не признать в такого рода делах самостоятельного значения этого вида доказательств» ^{^[13]}.

Выступая на суде по делам этих категорий, государственный обвинитель обязан с особой тщательностью обосновать, почему он считает показания одного из подсудимых против другого заслуживающими доверия, какими объективными данными подтверждены эти показания, какие установленные по делу обстоятельства (отсутствие желания кому-нибудь отомстить, отсутствие личных счетов и т. д.) дают основания верить этим показаниям

Пример глубокого и убедительного анализа таких показаний подсудимых государственный обвинитель найдет в судебной речи А. Я. Вышинского- по делу антисоветского троцкистского центра.

Выступая по этому делу, А. Я- Вышинский говорил:

«В процессе, когда одним из доказательств являлись показания самих обвиняемых, мы не ограничивались тем, что суд выслушивал только объяснения обвиняемых: всеми возможными и доступными средствами мы проверяли эти объяснения. Я должен сказать, что это мы здесь делали со всей объективной добросовестностью и со всей возможной тщательностью.

Для того чтобы отличить правду от лжи на суде, достаточно, конечно, судейского опыта, и каждый судья, каждый прокурор и защитник, которые провели не один десяток процессов, знают, когда обвиняемый говорит правду и когда он уходит от этой правды в каких бы то ни было целях. Но допустим, что показания обвиняемых не могут служить убедительными доказательствами Тогда надо ответить на несколько вопросов, как требует от нас наука уголовного процесса. Если эти объяснения не соответствуют действительности, тогда это есть то, что называется в науке оговором. А если это оговор, то надо объяснить причины этого оговора. Эти причины могут быть различны. Надо показать, имеются ли налицо эти причины. Это может быть личная выгода, личный расчет, это желание кому-нибудь отомстить и т. д. Вот если с этой точки зрения подойти к делу, которое разрешается здесь, то вы в своей совещательной комнате должны будете также проанализировать эти показания, дать себе отчет в том, насколько убедительны личные признания обвиняемых, вы обязаны будете перед собою поставить вопрос и о мотивах тех или иных показаний подсудимых или свидетелей Обстоятельства данного дела, проверенные здесь со всей возможной тщательностью, убедительно подтверждают то, что гово
рили здесь обвиняемые... Все то, что говорили они об их деятельности, проверено экспертизой, предварительным допросом, признаниями и показаниями, и все это не может подлежать какому бы то ни было сомнению. Я считгю, что все эти обстоятельства позволяют утверждать, что в нашем настоящем судебном процессе, если и есть недостаток, то недостаток не в том, что обвиняемые сказали здесь все, что они сделали, а что обвиняемые все-таки до конца не рассказали всего того, что они сделали, что они совершили против советского государства» *.

В этом отрывке речи А. Я. Вышинского государственный обвинитель находит не только пример оценки показаний подсудимых, изобличающих других лиц, но и общие принципы, помогающие отделить необоснованный оговор, то есть ложные показания подсудимых, от показаний, соответствующих действительности. Если налицо ложный оговор, то нужно объяснить причины этого оговора. Это важнейшее правило всегда должен иметь в виду государственный обвинитель: оно дает ему в руки сильное оружие для опровержения доводов защиты.

Между тем зачастую государственный обвинитель, поверив показаниям одних подсудимых в отношении других, не считает нужным обосновать эту свою позицию и тем самым делает ее уязвимой.

Обычно защитники, желая опорочить показания одного из подсудимых в отношении другого, используют имеющиеся в этих показаниях противоречия (зачастую мнимые противоречия, созданные искусственно в ходе перекрестного допроса) и подчеркивают обстоятельства, отрицательно характеризующие личность подсудимого или свидетельствующие о возможности оговора с его стороны (ссора, желание'уменьшить свою вину и т. д.).

К сожалению, весьма часто государственные обвинители, уже предугадывающие в ходе судебного следствия подобные доводы адвокатов, не считают нужным в обвинительной речи опровергнуть эти доводы, ограничиваясь своеобразным выражением доверия показаниям подсудимых в форме таких утверждений, как «я не вижу никаких оснований не верить показаниям Н.» или «правдивость показаний подсудимого в этой их части не возбуждает
никаких сомнений», или даже «я убежден, что вы поверите этим показаниям подсудимого». Такие весьма решительные, но бездоказательные утверждения государственных обвинителей не усиливают, а ослабляют позиции обвинения. Придя к убеждению в правдивости показаний одного из подсудимых, изобличающего другого, государственный обвинитель не имеет права отмахиваться от попыток другой стороны опорочить эти показания. Наоборот, в обвинительной речи государственный обвинитель должен использовать все объективные данные, все соображения, вытекающие из логики обстоятельств дела, подтверждающие эти показания, установить отсутствие у подсудимого мотивов для оговора и опровергнуть доводы защиты.

Поэтому часто государственный обвинитель должен подробно остановиться на доказательствах, подтверждающих показания подсудимого даже при признании подсудимым своей вины. Это бывает необходимо сделать для подтверждения правильности показаний подсудимого против других лиц.

д) О прямых и косвенных доказательствах в обвинительной речи

В методическом пособии Прокуратуры СССР, посвященном методике подготовки и произнесения обвинительной речи, утверждается, что наличие прямых доказательств, устанавливающих виновность подсудимого, всегда упрощает работу государственного обвинителя в той части обвинительной речи, которая посвящена анализу доказательств.

«Если обвиняемые не оспаривают предъявленного им обвинения, если обвинение построено на прямых доказательствах (сознание обвиняемого, показания свидетелей — очевидцев преступления и т. п.), то часть речи, посвященная анализу и оценке этих доказательств, значительно упрощается.

Прямые доказательства допускают только одно толкование. Можно либо верить, либо не верить такому доказательству, но нельзя строить на нем несколько различных выводов» К Вряд ли можно, однако, согласиться с тем, что наличие прямых доказательств во всех случаях упрощает работу государственного обвинителя по подготовке раздела речи, посвященного исследованию доказательств.

Произнося обвинительную речь, прокурор должен обосновать свое убеждение в том, что прямые доказательства подтверждают обвинение.

Иногда такое обоснование (особенно при наличии утверждений подсудимого о враждебных отношениях между ним и свидетелем-очевидцем, при заявлениях со стороны подсудимого о ложном оговоре его другим подсудимым и т. д.) бывает весьма сложным.

Для того чтобы подкрепить прямые доказательства, государственный обвинитель должен уметь дополнить их косвенными доказательствами.

Зачастую государственные обвинители, имея прямые доказательства, склонны преувеличивать их значение и не считают нужным подтверждать их косвенными уликами. Так, имея прямые показания свидетеля-очевидца, государственный обвинитель не считает нужным ссылаться на косвенные доказательства, подтверждающие эти показания.

Это распространенная ошибка. Косвенные улики, подтверждающие прямые доказательства, являются в руках опытного обвинителя важным средством для укрепления позиции обвинения и для опровержения попыток представителей другой стороны подорвать доверие к этим прямым доказательствам.

«К несомненным достоинствам этого вида доказательств,— говорит А. Я. Вышинский о косвенных доказательствах,— относится их безусловная объективность: вещь есть вещь, факт есть факт, а факты, как известно, упрямы...

.. Факты, или, вернее, вещи, конечно, могут быть фальсифицированы, подделаны, могут, следовательно, лгать. Но заставить лгать факты несравненно труднее и опаснее, чем людей...» К

Поэтому во всех случаях, когда есть возможность подтвердить прямые доказательства косвенными, государственный обвинитель должен использовать эту возможность.

В книге П. Сергеича «Искусство речи на суде» содержится по этому поводу такое утверждение:

«Старайтесь как можно чаще подкреплять одно доказательство другим. Если в деле есть прямое доказательство, оставьте его в стороне и докажите спорный факт косвенными уликами; сопоставление логического вывода с прямым удостоверением факта есть сильнейщий прием».

Далее Сергеич ссылается на следующий пример. Некий Иван Малик был предан суду по обвинению в убийстве отца «Самой сильной уликой против него было показание одной крестьянки Анны Ткаченковой, проходившей через рощу в расстоянии нескольких шагов от места, где как раз в это время было совершено убийство; она утверждала, что слышала громкий спор и узнала голос отца и сына.

Малик отрицал свою виновность, но все местные крестьяне считали его убийцею отца. Показание Анны Ткаченковой, переданное ею чрезвычайно живо, казалось основным устоем обвинения; но защитник легко мог бы вызвать недоверие к показаниям опасной для него свидетельницы, указав, что в нем отражается общее настроение окружающих Обвинитель сумел предупредить его. Он внимательно, без торопливости, с деловитым бесстрастием разобрал другие данные дела и потом сказал: все известные нам обстоятельства указывают, что убийство было совершено никем иным, как Иваном Маликом, во время ссоры его с отцом в роще; наряду с этим мы знаем достоверно, что в это же время, около того же места проходила Анна Ткаченкова, поэтому, если бы она сказала, что не слыхала голосов ссорившихся, мы не могли бы поверить ей, мы должны были бы заключить, что она лжет» ^{^[14]}.

В цитированном отрывке П. Сергеич не прав, утверждая, что при наличии косвенных доказательств, подтверждающих прямые доказательства, обвинителю следует «отбросить» последние, упомянув о них вскользь, в конце изложения косвенных улик Прямые и косвенные доказательства взаимно дополняют и усиливают друг друга, поэтому в обвинительной речи должны быть отражены как те, так и другие.

Например, обвинитель говорит «Потерпевшая опознает в подсудимом Петрове того человека, который нанес ей удар, после чего, считая ее мертвой, приступил к ограблению квартиры. Мы знаем, что Петров был предъявлен потерпевшей в числе трех других мужчин, и она сразу опознала грабителя. Мы знаем также, что перед этим опознанием потерпевшая была допрошена о приметах преступника и назвала характерные приметы Петрова, правильно описав его одежду и столь характерную примету, как шрам на щеке. Но даже если бы не было прямого опознания Петрова со стороны потерпевшей (а не верить этому опознанию у меня никакого основания нет), он изобличался бы рядом косвенных улик. К числу таких доказательств относятся установленный по делу факт продажи Петровым гр-ке Н. платья, похищенного из квартиры потерпевшей. К числу таких доказательств относится также тот факт, что через два дня после совершения преступления у Петрова появилась крупная сумма денег, объяснить происхождение которых подсудимый на суде не смог. Наконец, при обыске у Петрова были обнаружены некоторые вещи, принадлежащие потерпевшей».

Наиболее сложным положение государственного обвинителя бывает по делам, основанным только на одних косвенных уликах Сама природа косвенных доказательств такова, что отдельный доказательственный факт является нейтральным и приобретает доказательственное значение только в связи с другими доказательствами. Задача прокурора, выступающего по делу, основанному на косвенных уликах, заключается в том, чтобы создать цепь этих улик.

Однако этим не ограничиваются задачи государственного обвинителя, выступающего в суде по подобным делам. Следует помнить важное указание, сделанное по этому поводу академиком А. Я. Вышинским:

«Следователь, обвинитель, защитник, подсудимый, пользуясь косвенными доказательствами, обязаны противопоставить своей версии все возможные по обстоятельствам дела версии и доказать реальность и обоснованность только той, на которой он считает необходимым настаивать» К

Образцом обвинительной речи по делу, основанному на косвенных уликах, является речь А. Я Вышинского по делу о преступлении начальника зимовки Семенчука и каюра Старцева. К этой речи мы и отсылаем читателя, но изучение речи рекомендуем сочетать с изучением раздела, посвященного косвенным доказательствам в книге А. Я- Вышинского «Теория судебных доказательств в советском праве».

е) Вопросы квалификации

Важным и обязательным элементом любой обвинительной речи является ее раздел, посвященный вопросам юридической оценки преступного деяния, то есть вопросам квалификации обвинения.

В зависимости от конкретных особенностей судебного дела эта часть обвинительной речи может быть большей или меньшей по объему, но каждый раз при поддержании обвинения прокурор в результате исследования доказательств должен определенно ответить на вопрос, образуют ли исследованные факты состав преступления и какого именно.

Выступая в суде прокурор не может забывать, что он является глашатаем советского права. Поэтому раздел речи, посвященный вопросам квалификации, следует строить так, чтобы он был понятен не только составу суда, но и всем присутствующим в зале суда, чтобы каждый присутствующий на суде убедился в строгом соответствии утверждений государственного обвинителя закону и понял смысл советского закона.

Нельзя не согласиться с выдвинутым в методическом письме Прокуратуры СССР «Методика подготовки обвинительной речи на суде» положением о том, что «прокурор не должен при этом ограничиваться узко догматическим толкованием текста статьи закона, он должен вскрыть политическое значение этого закона и на этой основе осветить и политическое значение данного дела.

Если в начале своей речи прокурор давал оценку политического значения данного процесса, он должен вспомнить об этой оценке и в данной связи показать, каким образом политическое значение дела выражается в юридической форме путем квалификации обвинения по той или иной статье Уголовного кодекса. Если такой вступительной части в речи не было и прокурор начал свою речь прямо с анализа фактических обстоятельств дела, то именно в этот момент нужно дать развернутое освещение политического значения процесса. Например, обсуждая вопрос, следует ли квалифицировать обвинение по ст 58⁸
или по ст. 136 УК РСФСР, прокурор должен отчетливо показать, в чем заключается разница между террористическим актом и бытовым убийством и к какому из этих двух видов преступлений относится данный случай.

Квалификация, отстаиваемая прокурором, должна быть основана на точном соответствии фактических обстоятельств дела букве и смыслу закона. Никакие вольности ни с законом, ни с установленными на суде фактами — абсолютно недопустимы» ^{^[15]}.

Величина раздела, посвященного вопросам квалификации, в значительной мере зависит от того, является ли эта квалификация очевидной или она является спорной.

Так, например, обвиняя преступника, пойманного с поличным в момент совершения им карманной кражи, и установив, что подобные кражи совершались обвиняемым неоднократно, прокурор может ограничиться лишь немногими замечаниями о необходимости квалификации преступного деяния по ч. 2 ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан».

В данном случае простое перечисление доказанных на суде фактов уже будет свидетельствовать о правильности избранной государственным обвинителем квалификации преступного деяния.

Установив правильность этой квалификации, прокурор должен будет далее упомянуть об обстоятельствах, смягчающих или отягчающих вину преступника, исходя из обстоятельств преступления и личности преступника.

Значительно более сложным будет положение гоеудар- ственого обвинителя в тех случаях, когда квалификация преступления является спорной и особенно когда возникает спор об умысле или неосторожности, о покушении на совершение преступления, о соучастии, то есть необходимо исследовать вопросы, связанные с применением норм общей части уголовного кодекса.

В этих случаях прокурор должен детально исследовать эти вопросы, причем в ряде случаев не только изложив свою точку зрения, но и опровергнув утверждения подсудимого и его защитника.

Образцом глубокого и тщательного исследования вопросов юридической квалификации преступления является
уже упоминавшаяся нами речь А. Я. Вышинского по делу Семенчука и Старцева К

Требование прокурора о квалификации преступления должно быть вполне определенным Недопустимо излагать эту часть речи, прибегая к так называемой условной квалификации, то есть предложить на выбор суда две квалификации по той или иной статье Уголовного кодекса в зависимости от усмотрения суда.

Как в случае реальной, так и в случае идеальной совокупности деяний государственный обвинитель должен обосновать квалификацию каждого из этих деяний.

Изменяя в речи квалификацию преступления, прокурор не может забывать о том, что его точка зрения не является обязательной для суда. Поэтому в таких случаях государственный обвинитель должен достаточно подробно изложить суду, почему он отказывается от ранее избранной квалификации преступления и предлагает новую квалификацию.

Понятно, что обвинитель, изменяя в своей речи квалификацию, не может ухудшить и отяготить положение обвиняемого по сравнению с обвинением, предъявленным ранее в порядке ст. 128 УПК. В случаях необходимости изменения квалификации на статью Уголовного кодекса, предусматривающую более суровую меру уголовного наказания или преступление иного рода, должно быть заявлено требование о возвращении дела на доследование.

Исследование вопросов квалификации преступления бывает обычно особенно сложным по групповым делам, где в обвинительной речи приходится разрешать вопросы, связанные с соучастием в преступлении.

Прокурор в этих случаях должен определить организаторов и исполнителей преступления и выявить роль каждого из остальных соучастников.

ж) Характеристика подсудимых, вопрос о мере наказания