СБОРНИК НАУЧНЫХ РАБОТ

Криминалистика

и

судебная экспертиза

ПРЕДИСЛОВИЕ

В настоящий сборник научных работ включены доклады, прочитан­ные на объединенной научной конференции Киевского и Харьковского на­учно-исследовательских институтов судебной экспертизы МЮ УССР, со­стоявшейся 23—26 рктября 1956 г. в г. Киеве. В работе конференции при­няли участие научные сотрудники и преподаватели-криминалисты УССР, РСФСР, Казахской ССР, Узбекской ССР, Азербайджанской ССР, Гру­зинской ССР, а также судебные медики, работники органов расследова­ния, прокуратуры и суда. Участники конференции дали положительную оценку докладам и выразили единодушное мнение о необходимости их опубликования.

Большинство научных работ, помещаемых в сборнике, посвящено вопросам дальнейшего совершенствования приемов и методов кримина­листического исследования вещественных доказательств.

Актуальным проблемам судебного почерковедения посвящено 12 ста­тей. Большинство из них представляют работы по комплексной теме «Устойчивость признаков почерка», выполняемой группой сотрудников Ки­евского и Харьковского НИИСЭ. Поскольку работа над темой еще не за­вершена эти статьи носят характер предварительных сообщений.

Значительное количество работ посвящено новым физическим мето­дам исследования, 'дозволяющим расширить возможности судебной экс­пертизы в области исследования вещественных доказательств.

Научные работы, относящиеся к общим вопросам криминалистики, а также к отдельным видам судебной экспертизы, включенные в сбор­ник, также выдвигают ряд новых положений, которые имеют определен­ное значение для практики.

Материалы сборника могут представить интерес не только для на­учных сотрудников криминалистических учреждений, но и для преподава­телей юридических вузов, практических работников органов расследова­ния, прокуратуры и суда.

Редакция выражает благодарность проф. Н. В. Терзиеву и доц. С. И. Тихенко, оказывавшим помощь консультациями и ценными замечаниями по конкретным -статьям в процессе подготовки сборника.

Авторы статей с благодарностью примут критические замечания и по­желания читателей.

Редакторы.

Доцент КОЛМАКОВ В. П. (Директор Харьковского НИИСЭ)

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ СУДЕБНОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ ВЕЩЕСТВЕННЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ ПО ДЕЛАМ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ПРОТИВ жизни

За последние годы принят ряд мер по искоренению преступных по­сягательств на жизнь и здоровье советских граждан.

В дальнейшем укреплении социалистической законности и правопо­рядка важное значение имеет высокое качество расследования и рассмот­рения дел о преступлениях против жизни.

Изучение материалов следственной и судебной практики показывает, что расследование и судебное рассмотрение дел о преступлениях против жизни имеют серьезные недостатки. Одной из основных причин этих не­достатков является то, что еще не все следственные, прокурорские и судеб­ные работники в надлежащей степени овладели современными научными приемами и методами обнаружения, собирания и эффективного использо­вания различных доказательств и прежде всего — вещественных доказа­тельств для установления истины по каждому делу. Некоторые из назван­ных работников недооценивают то обстоятельство, что успешное раскры­тие преступлений против жизни обеспечивается, главным образом, уме­лым, полным и всесторонним обнаружением, собиранием и исследованием вещественных доказательств. По самому характеру преступления против жизни, способы, орудия, средства причинения смерти и сокрытия преступ­ления неизбежно оставляют разнообразные следы и иные вещественные доказательства. Нередко они малозаметны и не обращают на себя внима­ния. Будучи обнаруженными, эти доказательства представляют основной и незаменимый материал, на котором базируется расследование и судебное рассмотрение дела. Значение таких доказательств по делам о преступле­ниях против жизни особенно велико, так как по подавляющему большин­ству дел данной категории отсуствуют свидетели-очевидцы и молчит жертва преступления. Преступники здесь предпринимают различные дей­ствия и уловки для сокрытия причин смерти с целью уклонения от ответ­ственности. Поэтому центр тяжести в доказывании события преступления, виновности определенных лиц, мотивов преступления и других обстоя­тельств по делу переносится, главным образом, на оперирование вещест­венными доказательствами. Последние при правильном применении на­учных приемов и методов становятся настолько красноречивыми, что вос­полняют пробелы, возникшие вследствие отсутствия свидетелей-очевид- цев смерти жертвы и ухищрений преступника.

В криминалистической литературе, посвященной методике расследо­вания убийств, и в руководствах по судебной медицине освещаются прие­мы и методы использования таких вещественных доказательств, как сле­ды рук, ног, зубов, транспортных средств, огнестрельного оружия, пятен крови, волос, повреждений на трупе и т. д. Кроме названных веществен­ных доказательств, нередко поступают для исследования мелкие частицы различных предметов и веществ — окурки, спички, комочки почвы, части­цы растений (табак, волокна) и др.

Научные приемы обнаружения и исследования мелких вещественных доказательств, имеющих часто .микроскопические размеры, ее заняли надлежащего места в криминалистической литературе и не получили до- статочной научной разработки. Имеется весьма ограниченное количество работ, в которых изложены рекомендации, касающиеся приемов обнару­жения, закрепления и экспертного исследования мелких вещественных доказательств.

Изучение значительного количества уголовных дел и экспертных про­изводств свидетельствует о том, что по делам о преступлениях против жизни (нередко и по другим преступлениям) объектами экспертного ис­следования часто являлись именно разнообразные мелкие вещественные доказательства. Все эти вещественные доказательства можно разбить на две группы: объекты органические и объекты неорганические. К первой группе относятся наиболее распространенные по делам данной категории предметы растительного происхождения или продукты их переработки, а именно: древесина, табак, частицы злаков, трав, волокна льна и коноп­ли, нитки, шпагат, обрывки хлопчатобумажных и других тканей, крошки хлеба, остатки пищи, обрывки бумаги и тохму подобное. Нередко встре­чаются также волосы животных и человека, обрывки шерстяных тканей, кусочки кожи, костей, ногти, пух и т. д. Вторую группу составляют объек­ты неорганические — частицы металла, стекла, минералов, почвы, глины, песка, кусочки штукатурки, кирпича, камней, цемента и др.

Многообразие составляющих эти объекты компонентов и различное происхождение последних требует широкой специализации для их экс­пертного исследования. В связи со сказанным возникает необходимость и в дальнейшей научной разработке приемов использования названных ве­щественных доказательств в процессе расследования и судебного рассмот­рения дел. Как показывают материалы практики, мелкие вещественные доказательства, умело использованные следоватетем, имели решающую роль в раскрытии замаскированных убийств и других преступлений.

24 февраля 1956 года гр-н М. явился в прокуратуру и сообщил о том, что ночью в его квартире совершено преступление. М. показал, что, придя утром с работы, он обнаружил убитой свою жену. Из квартиры похищены деньги в сумме 1300 рублей, пиджак, кирзовые сапоги и банка сливового варенья. В ходе осмотра места происшествия следователь обнаружил, что преступник с целью затруднить работу служебно-розыскной собаки посы­пал махоркой труп, полы комнат и веранды. Здесь же были найдены об­рывки бумаги от фабричной упаковки махорки. Каких-либо иных следов и других вещественных доказательств не было найдено. Следователь собрал махорку и обрывки бумаги. Кроме того, в квартире была найдена целая пачка махорки, которую, по словам М., он купил 22 февраля для курения. Проверяя версию о разбойном нападении, следователь одновременно на­метил и проверял версию о симуляции М. разбойного нападения с целью сокрытия убийства им жены. Одним из оснований для выдвижения пос­ледней версии служило сходство махорки, собранной с места происшест­вия, с имевшейся в целой пачке, а также сходство обрывков бумаги от упаковки с упаковкой целой пачки махорки. Данная версия обосновыва­лась еще и тем, что заявление М. о хищении преступниками кирзовых са-
лог и банки варенья было неубедительным. С целью проверки своей вер­сии следователь назначил экспертизу, поручив производство ее Харьков­скому НИИСЭ. Эксперту были доставлены: махорка, обрывки бумаги с места происшествия, целая пачка махорки и поставлен вопрос о «тож­дественности» упомянутых объектов. (Данная формулировка является не­точной, вопрос следовало поставить об однородности махорки, а также и бумаги).

Эксперт пришел к такому заключению:

1.  Махорка с места происшествия и махорка из пачки, найденной в квартире М., однородны по всем общим признакам; 2. Обрывки бумаги желтоватого цвета, найденные на месте происшествия, и бумага такого же цвета от упаковки целой пачки махорки однородны по цвету, исход­ному материалу, наполнителям и другим признакам.

Как сообщил институту следователь, М. после ознакомления с заклю­чением экспертизы признал себя виновным в убийстве жены и показал, что с целью предотвратить образование пятен крови на своей одежде, перед убийством он разделся. Орудие убийства — утюг, после нанесения ударов, поставил на раскаленную плиту для уничтожения на нем следов крови. Совершив преступление, М. искупался в ванне.

Приведенный пример показывает, что, несмотря на ухищрения убий­цы, он был изобличен в результате правильного использования следовате­лем найденных на месте происшествия мелких вещественных доказа­тельств.

Второй пример. 21 июня 1956 года ехали на мотоцикле гр-н X. и его жена Г. На них совершила наезд грузовая автомашина. Гр-ну X. были причинены тяжкие телесные повреждения, а его жена тут же скончалась. Шофер на большой скорости увел автомашину с места преступления. Принятыми оперативно-розыскными мерами была обнаружена грузовая автомашина, закрепленная за шофером Ш., имевшая повреждения. При осмотре на заднем правом колесе были обнаружены микроскопические ча­стицы краски желтого цвета, сходные по цвету с краской поврежденного заднего номерного знака мотоцикла. В выбоине ступицы правого перед­него колеса имелись микроскопические частицы металла, напоминавшие по цвету никель. При осмотре мотоцикла оказалось, что его кик-стар­тер (никелевый) имел повреждения. Следователь доставил автомашину и мотоцикл в Харьковский НИИСЭ, и, наряду с другими вопросами, по­ставил вопрос об однородности частиц краски и металла соответственно с краской номерного знака и (металлом кик-стартера. Спектрографическое исследование частиц металла и металла кик-стартера показало их одно­родность. Судебно-химическая экспертиза установила однородность час­тиц краски с краской номерного знака. Водитель Ш. признал, что, будучи в нетрезвом состоянии, нарушил правила уличного движения и совершил наезд. Следователь правильно поступил, что производил попеки на авто­машине мелких частиц, которые :в подобных случаях могут быть унесены с места происшествия автотранспортом.

Но вместе с тем, не все следователи уделяют достаточно внимания мелким вещественным доказательствам, не принимают необходимых мер к их обнаружению и использованию для раскрытия преступлений. По делу об убийстве гр-на В. при осмотре места происшествия и трупа были най­дены: рассыпанный табак-самосад, обрывки бумаги, коробка спичек, но­совой платок, расческа. Было установлено, что потерпевший некурящий, а платок и расческа ему не принадлежали. Таким образом, названные предметы могли быть принесены преступником. Но эти ценные веществен­ные доказательства не только не были использованы для раскрытия пре­ступления, они оказались даже не приобщенными к делу. Б протоколе ос­мотра описание их дано весьма неполно и небрежно. В частности, невоз­можно установить, какие именно обрывки бумаги, расческа, платок и та­
бак, упомянутые в протоколе, были обнаружены на месте происшествия, не указаны их признаки и свойства, как вообще неизвестна судьба данных вещественных доказательств. Они не подвергались экспертному исследо­ванию. После ряда лет волокиты дело 15 апреля 1954 года было прекра­щено прокуратурой Александрийского района Кировоградской области «ввиду невозможности установить виновников совершения преступления».

Иногда мелкие вещественные доказательства при осмотре вообще не отыскиваются. Так, по делу об убийстве гр-ки М. 23 августа 1953 г. в Харькове первичный осмотр места происшествия был проведен работни­ками милиции небрежно; они не обнаружили имевшихся там следов и мел­ких предметов. При повторном осмотре с участием прокурора были най­дены окурки, обрывок ремешка от часов, перочинный нож и др. Следова­тель прокуратуры Долгинцевского участка Сталинской ж. д. при осмотре места обнаружения трупа неизвестной женщины 3 октября 1954 года за­нес в протокол осмотра следующее: «около трупа многочисленные обрыв­ки разных газет и бумаг». В деле пет данных о том, были ли они изъяты и приобщены как вещественные доказательства.

Приведенные факты свидетельствуют о том, что когда следственные работники внимательно относятся к осмотру места происшествия по де­лам о преступлениях против жизни и обращают внимание на мелкие пред­меты и частицы, они получают весьма ценные вещественные доказатель­ства.

Одним из существенных недостатков в использовании мелких веще­ственных доказательств является то, что некоторые практики считают их менее ценными, поскольку такие объекты, как правило, имеют общие признаки и индивидуальное тождество их не устанавливается. Отдельные следователи несвоевременно назначают экспертизу данных объектов либо вообще не направляют их на исследование. Экспертиза упомянутых ве­щественных доказательств, устанавливая их однородность (нередко и ин­дивидуальное тождество) либо неоднородность, позволяет выяснить су­щественные обстоятельства по делу. Например, при расследовании дела об убийстве ребенка из малокалиберной винтовки для доказательства ви­новности определенного лица требовалось установить, проходила ли пуля через ветку акации, так как подозреваемый стрелял из сада. Исследова­ние поверхности пули позволило установить наличие па ней мельчайших частиц древесины — акации.

Мелкие вещественные доказательства, облагающие общими (группо­выми, родовыми, видовыми) признаками, являются такими же полноцен­ными доказательствами, как и предметы, подвергающиеся индивидуаль­ной идентификации. В связи с дальнейшим внедрением ьачно!х методов расследования и расширением возможностей различных видов судебной экспертизы, необходимо ознакамливать следственных и судебных работ­ников с приемами обнаружения мелких частиц и возможностями их экс­пертного исследования. В совокупности с другими доказательствами уста­новление однородности либо неоднородности мелких частиц позволяет вы­яснить важные для расследования обстоятельства, в частности, о месте причинения смерти, примененном орудии для нанесения ранений, о лич­ности потерпевшего либо преступника и др.

Следует отметить, что не всегда такие объекты подвергаются экспер­тизе. Встречаются случаи, когда следственные и судебные работники для доказывания упомянутых обстоятельств не назначают экспертизу, а предъявляют только для опознания мелкие вещественные доказатель­ства, имеющие общие признаки.

Верховный Суд СССР неоднократно указывал на то, что опознание по общим признакам, лишенным индивидуального характера, при отсутствии других объективных доказательств, не может быть положено в основу
обвинения. (См., например, дело Смирнова, ж. Судебная практика Вер­ховного Суда СССР, 1956 г., № 4, стр. 25).

Несоблюдение этого положения приводит иногда к отрицательным последствиям. Например, народный суд 5 участка Попаснянского р-на Ворошиловградской области возвратил для доследования дело Лукьян- ченко и Зимина, обвинявшихся в причинении тяжких телесных поврежде­ний четырем подросткам. Обвиняемые, охраняя бахчу, из охотничьих ру­жей произвели выстрелы в мальчиков, оказавшихся на бахче. Одним из оснований к возвращению дела на доследование явилось следующее: из тел потерпевших были извлечены дробины, а у обвиняемых найдены снаряженные патроны, но предварительное следствие не установило одно­родности дроби. Народный суд считал важным установить, какая именно дробь была у обвиняемых. Понятно, что для этого нужно было назначить судебно-химическую экспертизу. Однако, народный суд предложил сде­лать иное—предъявить дробь для опознания. Ворошиловградский облсуд по частному протесту прокурора 30 ноября 1954 г. оставил в силе опреде­ление нарсуда. Облсуд указал: «Не выяснено, где обвиняемые брали дробь для зарядов, покупали или сами производили, если покупали, то у каких лиц. Этих лиц необходимо допросить и предъявить им для опозна­ния дробь, изъятую у обвиняемых и извлеченную из тела потерпевшего». Далее (облсуд отметил: «Извлеченная дробь у потерпевшего Скрыпник не была предъявлена обвиняемым для опознания». Наконец, он предлагал: допросить членов семей обвиняемых и предъявить им дробь для опозна­ния. Необоснованность требований народного суда и областного суда оче­видна, тем не менее прокурор вынужден был их выполнить. Вполне зако­номерным было бы указание суда о назначении судебно-химической экс­пертизы для установления состава дроби и ее однородности. Суд имел право назначить такую экспертизу без возвращения дела к доследованию. Можно было бы привести и другие примеры неосновательного предъявле­ния для опознания мелких предметов, их частей и частиц, имеющих общие признаки.

Следует признать нецелесообразным, как правило, предъявление для опознания названных вещественных доказательств, поскольку они не име­ют частных признаков. Иногда можно предъявить предмет с общими при­знаками для опознания, чтобы получить ст свидетеля 'ответ «предмет та­кой же», затем искать сходный предмет или его части, например, у обви­няемого или в ином месте. Но во всех случаях нахождения мелких частиц на месте происшествия и обнаружения их в других местах необходимо экс­пертное исследование с целью установления групповой принадлежности.

Основным требованием, относящимся к правильному использованию мелких вещественных доказательств, найденных на месте убийства или обнаружения трупа, изъятых у обвиняемого и иных лиц, должно быть полное их собирание и комплексное исследование. Одновременно следует отметить, что имеющиеся методы исследования, позволяют пока решить вопрос, как правило, только об однородности (сходстве) или неоднород­ности (различии) данных объектов, поскольку они не имеют частных 'при­знаков.

Анализируя недостатки следственной и судебной практики в исполь­зовании мелких вещественных доказательств, нужно сказать и о недо­статках судебной экспертизы этих объектов. Следственные и судебные ра­ботники встречаются с известными трудностями при направлении веще­ственных доказательств для производства таких экспертиз. Возникает, прежде всего, вопрос о том, куда направлять подобные объекты на экспер­тизу. Институты судебной экспертизы МЮ УССР большинство таких объектов (кроме судебномедицинских) исследуют, а научно-исследова­тельские криминалистические лаборатории МЮ других союзных респуб­лик, как правило, отказываются от производства исследований в виду от-
'сутствия в штате лабораторий соответствующих специалистов. По некото­рым объектам не разработана методика экспертизы и эксперты не могут решить вопросов, что отрицательно отражается на расследовании. Напри­мер, по делу об убийстве гр-на Т. на экспертизу доставлены два обрывка веревки — один с трупа (этим обрывком был привязан груз к трупу) и второй — найденный при обыске у обвиняемых. Эксперт в заключении указал: «Рециить вопрос о тождественности веревки, снятой с шеи трупа и веревки, изъятой у обвиняемых, не представляется возможным. Волок­на веревок относятся к пеньке». Возникает законный вопрос: почему не ис­следованы волокна пеньки? Возможно, что эти волокна имели признаки, необходимые для решения вопроса.

Имеющиеся литературные данные указывают на возможность иссле­дования далеко не всех мелких частиц-вещественных доказательств с целью установления групповой принадлежности их или, как иногда не­точно говорят, для установления «группового тождества». Изучение экс­пертных материалов показывает, что заключения экспертов по мелким объектам весьма разнообразны по своей форме. Встречаются заключения о «сходстве», «групповом тождестве», «групповой идентичности», «группо­вом сходстве», «групповой принадлежности», «однородности», «однород­ности по отношению к растворителям и реактивам» и др. По делу об убийстве гр-на С. эксперт в заключении указал: «волосы, обнаруженные в руках трупа С., напоминают волосы с головы Р.». Приведенные разно­образные формулировки заключений вносят разнобой в практику, затруд­няют их оценку. Многие судьи и следователи понимают и оценивают боль­шинство приведенных формулировок заключений, как вывод об индивиду­альном тождестве, либо вообще отклоняют такие заключения. Нередко, не зная возможностей экспертизы, они ставят экспертам вопросы о «тожде­ственности», «идентичности» направляемых объектов. На наш взгляд, со­вершенно правильно за последнее время в практике Харьковского и Киев­ского институтов судебной экспертизы при исследовании мелких предметов и частиц выводы экспертизы формулируются об однородности (сходстве) либо неоднородности (различии) объектов по определенной совокупности общих признаков. Такие заключения позволяют следственным и судебным работникам конкретно оценивать совпадающие или различающиеся при­знаки и свойства объектов и не принимать эти заключения за установлен­ное индивидуальное тождество.

Вместе с тем, некоторые мелкие частицы, особенно отделившиеся от крупных объектов (от тела потерпевшего, одежды либо других предме­тов, имевшихся у него, от орудий преступления и предметоз, находивших­ся у преступника, и т. д.), нередко являются объектами индивидуальной идентификации, например, когда осуществляется идентификация целого по частям. Экспертиза с целью идентификации целого по его частям, осо­бенно, когда последние являются мелкими, требует микроскопического исследования частных признаков в местах расчленения.

Одним из важных вопросов экспертизы мелких вещественных доказа­тельств является установление единообразнэго понимания компетенции определенных видов судебной экспертизы по исследованию данных объ­ектов. По изученным нами делам мелкие частицы — вещественные дока­зательства подвергались исследованию специалистами различных отрас­лей знаний — судебными медиками, криминалистами, биологами, физи­ками, химиками, товароведами и др. Наименование экспертизы так же отличается разнообразием. Исследование одинаковых по своему проис­хождению объектов, например, тканей и волокон, часто называют судеб­номедицинской, судебно-биологической, криминалистической и химиче­ской экспертизами. В некоторых криминалистических учреждениях МЮ союзных республик, например, в Ленинградской научно-исследовательской криминалистической лаборатории исследованием частиц тканей, бумаги и
волокон занимались криминалисты, не имевшие для этого специальной подготовки. На наш взгляд, пора упорядочить этот важный вопрос. В це­лях полноты и единства методов исследования, обоснованности и убеди­тельности заключений необходимо разграничить компетенцию различных видов экспертизы названных объектов, когда они исследуются с целью установления однородности (сходства).

Целесообразно данный вопрос решить так:

1.  Мелкие объекты, происходящие от тела человека, целиком пере­дать судебномедицинской экспертизе. Отделам судебно-биологических ис­следований Киевского и Харьковского НИИСЭ нет надобности произво­дить судебномедицинские исследования, поскольку бюро судебномеди­цинской экспертизы имеют все необходимые для этого условия и возмож­ности; 2) мелкие объекты животного происхождения передать судебно­ветеринарной экспертизе; 3) мелкие объекты неорганического происхож­дения отнести к физико-химической и судебно-химической экспертизе; 4) мелкие объекты растительного происхождения передать судебно-био­логической экспертизе; 5) к компетенции криминалистической экспертизы следует отнести исследования мелких предметов (частей и частиц) с целью идентификации целого по их частям, когда предполагается, что они имеют общую линию расчленения и ранее составляли один предмет, а так­же объектов, которые могут быть исследованы с помощью физических ме­тодов, известных криминалистике.

Следует признать необоснованным безграничное расширение объек­тов криминалистической экспертизы за счет судебномедицинских, хими­ческих и биологических объектов, поскольку для исследования их необхо­димы специальные познания в названных отраслях наук. Например, в криминалистике нет данных для решения вопроса об однородности ни­ток, веревок, тканей и тому подобных объектов, исследуемых с целью уста­новления групповой принадлежности. Этим нисколько не умаляется важ­ность и значение криминалистической экспертизы. Необходимо вместе с тем подчеркнуть, что заметно расширяется потребность в производстве таких экспертиз. Поэтому было бы целесообразным во всех криминали­стических учреждениях МЮ союзных республик иметь в числе штатных экспертов таких специалистов, как биологи (ботаники), химики (фпзико- химики). Для производства отдельных комплексных исследований следо­вало бы разре|шить этим учреждениям привлекать внештатных экспертов- специалистов различных отраслей знаний (металлургов, текстильщиков и др.), выделив необходимые ассигнования и установив определенный поря­док привлечения названных специалистов к экспертным исследованиям. Необходимо позаботиться о снабжении всех экспертных учреждений сов­ременным научным оборудованием для более глубоких исследований, чтобы возможно было применение спектрального эмиссионного анализа, полярографии, электрономикроскопии, поляризационной микроскопии, ультрамикроанализа, радиоактивных изотопов и др. Весьма важным яв­лялась бы и разработка высокочувствительных к малым количествам ве­ществ методов исследования, в частности, в направлении более дробной их дифференциации, определения допустимых минимальных навесок, по которым возможно установление однородности. Особенно необходимо за­няться изысканием путей к решению проблемы индивидуальной иденти­фикации мелких частиц, что оказало бы следственной и судебной практике серьезную помощь в деле неотвратимого раскрытия преступлений.

СЕГА И М. Я.

(Зав. отделом Киевского НИИСЭ)

КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ

Идентификация как процесс исследования с целью разрешения вопро­са о тождестве самых разнообразных объектов материального мира при­меняется во многих науках. Она особенно широко используется в крими­налистике. Подобное значение идентификации в криминалистике обуслов­ливается тем, что установление тождества либо различия объектов, вовле­ченных в орбиту судебного процесса, часто служит важным доказатель­ственным фактом и является одним из условий успешного раскрьиия пре­ступления и установления виновных.

Идентификации в криминалистике посвящена значительная литера- ратура. Однако по ряду вопросов (о месте идентификации в науке крими­налистики, о видах идентификации, ее объеме и др.) до настоящего вре­мени нет единого мнения. Необходима дальнейшая разработка основных вопросов теории и практики идентификации в советской криминалистике.

1.  Сущность идентификации и ее особенности в советской криминалистике

Возможность опознания объектов материального мира путем их непосредственного изучения либо путем изучения отображений их свойств в других объектах основывается на качественной определенности (инди­видуальности) и относительной устойчивости вещей.

С другой стороны, опознание человеком конкретных объектов мате­риального мира обусловлено свойством человеческого мышления осмыс­ленно воспринимать (узнавать) окружающие предметы. Отождествление объекта с каким-либо единичным предметом, воспринимавшимся ранее, является высшей степенью узнавания (1).

Проф. С. М. Потапов справедливо отмечает, что сущность отожде­ствления, как формы узнавания человеком различных объектов окружаю­щей нас действительности, состоит в том, что признаки вещи, уже запе­чатлевшиеся в памяти, как определенное представление, и признаки, вновь воспринимаемые при последующем общении с вещью, сопоставляются, сравниваются и тем вызывают заключение о тождестве или различии (2).

Конкретные цели и объекты идентификации в разных науках неоди­наковы, однако сущность процесса идентификации в различных отраслях знаний однородна; она заключается в выявлении, сравнительном исследо­вании и оценке признаков, отражающих такие свойства единичного объ­
екта или группы однородных объектов, по которым их можно опознать — отождествить.

Для установления сущности явления, изучаемого различными наука­ми, недостаточно выяснить только его общие основы. Важно выявить его- специфику и методы исследования в конкретной области знания. Совет­ские криминалисты при разработке теории идентификации должны в пер­вую очередь раскрыть те особенности идентификации, изучение которых представляет наибольший интерес для науки криминалистики.

Первой особенностью идентификации в криминалистике является то, что она служит раскрытию и расследованию преступлений, а нередко и разрешению гражданских дел. В криминалистике проводится идентифи­кация ряда объектов, являющихся вещественными доказательствами, и вы­воды ее о наличии либо отсутствии тождества имеют доказательственное значение. Тот факт, что непосредственно исследуемые объекты являются вещественными доказательствами требует разработки специальных прие­мов исследования, позволяющих идентифицировать объекты по раз­личным свойствам, порою микроскопически малым следам и, по возмож­ности, сохранить их в неизменном виде. Поскольку выводы о тождестве, будучи судебными доказательствами, оформляются специальными процес­суальными документами, особые требования предъявляются не только к методике исследования, но и к фиксации его результатов.

Второй особенностью идентификации в криминалистике является то, что по судебным делам может иметь важное доказательственное значение вывод не только о наличии, но и об отсутствии тождества (3). Это обязы­вает криминалистов разработать вопрос о достаточности оснований как для констатации тождества, так и для вывода об его отсутствии. Если в первом случае речь идет об установлении совпадающих признаков, об­ладающих в совокупности качеством неповторимости, то для отрицания тождества совокупность различающихся признаков таким качеством мо­жет и не обладать. Например, при многообъектных экспертизах дается отрицательное заключение в отношении целого ряда идентифицируемых объектов на основании одинаковой совокупности различающихся призна­ков. В то же время некоторые эксперты в актах приводят шаблонную формулу, обосновывающую отрицательный вывод «неповторимой совокуп­ностью» различающихся признаков.

Третьей отличительной особенностью идентификации в криминали­стике следует считать то обстоятельство, что одной из основных ее задач является установление тождества индивидуально-определенного объек­та. Такая идентификация в криминалистике (особенно в криминалисти­ческой экспертизе) в большинстве случаев производится по отображению на каком-либо объекте свойств подлежащего идентификации предмета. Идентификация конкретного единичного объекта по отображению его свойств в основном является проблемой криминалистической; она встре­чается в других областях науки и техники в виде исключения.

Наряду с идентификацией индивидуально-определенных объектов, в криминалистике производится также отождествление материалов и ве­ществ (чернил, веществ карандашных штрихов, стекла, волокнистых материалов и др.)* Казалось бы, что процесс установления тождествен­ности такого рода объектов в криминалистике не отличается от идентифи­кации веществ в иных науках. Однако подобное отождествление в крими­налистике также имеет свои особенности. Оьи заключаются в том, что здесь для установления тождества или различия учитываются такие свой­ства сравниваемых объектов, которые обусловлены случайными причи­нами, и, как правило, не принимаются во внимание при идентификации в естествознании и технике (случайные загрязнения и примеси, возник­шие в результате неодинаковых условий производства, эксплуатации,

хранения и т. п.). Кроме того, в криминалистике важное значение имеет идентификация материалов и веществ по источнику их происхождения.

Перечисленные особенности идентификации в криминалистике тесно связаны между собою и взаимно дополняют друг друга. Совокупность этих особенностей, присущих идентификации в криминалистике, дает основание именовать ее идентификацией криминалистической.

2.  Место идентификации в советской криминалистике

Этот вопрос неоднократно затрагивался в криминалистической лите­ратуре, но он, по нашему мнению, и до настоящего времени в полной мере не разрешен

Проф. С. М. Потапов определяет задачи и пределы криминалистиче­ской идентификации настолько широко, что превращает ее в универсаль­ный, всеобъемлющий метод криминалистики. По мнению проф. С. М. По­тапова идентификация, как результат исследования, представляет собою «главную задачу и основную цель всех методов криминалистики как тех­нических, так и тактических» (3), а как процесс исследования является способом узнавания всякого факта, имеющего или могущего иметь значе­ние судебного доказательства (2).

Рассматривая идентификацию, как способ узнавания всякого факта, проф. С. М. Потапов считает, чтс круг объектов, подлежащих идентифи­кации, мэгут составлять «всевозможные материальные предметы и явле­ния, их роды н виды, количества и качества, участки пространства и мо­менты времени, человеческая личность в целом, его умственные способ­ности, его внешние действия и внутренние психические акты» (2).

Подобное понимание места и значения идентификации в криминали­стике и круга подлежащих идентификации объектов большинством совет­ских криминалистов признано ошибочным.

Перечень подлежащих идентификации объектов правильно сформу­лирован проф. Н. В. Терзиевым, указавшим, что объектами идентифика­ции могут быть только вещи, лица, животные (4).

Проф. Н. В. Терзиев (4) и проф. С. П. Митричев (5), справедливо критикуя ошибочные воззрения проф. С. М. Потапова, рассматривающего криминалистическую идентификацию как всеобъемлющий, универсаль­ный метод, как общую методологию всей науки криминалистики, выска­зывают мнение, что криминалистическая идентификация вообще не яв­ляется методом п ее следует рассматривать только как процесс и задачу исследования.

Такое определение места идентификации в криминалистике нам пред­ставляется неполным. Прежде всего нельзя согласиться с тем, что крими­налистическая идентификация вообще не является методом исследования. «Даже формальная логика, — указывает Ф. Энгельс, — представляет прежде всего метод (подчеркнуто нами.— М. С.) для отыскания новых ре­зультатов, для перехода от известного к неизвестному» (6). Как способ установления фактов, идентификация представляет собой вообще метод исследования, а криминалистическая идентификация, имеющая свои осо­бенности, является, кроме того, частным методом науки криминалистики.

Определяя криминалистическую идентификацию как частный метод науки криминалистики, необходимо четко отграничить понятие метода науки от применяемых, в том числе и при разрешении вопроса о тожде­стве, рабочих методов исследования вещественных доказательств.

При 'криминалистической идентификации с целью выявления и срав­нительного исследования идентификационных признаков используется множество научно-технических приемов и методов, заимствованных из иных наук и специально разработанных или приспособленных для крими­налистических исследований

Однако все эти приемы являются только рабочими методами, обеспе­чивающими выявление конкретных признаков исследуемого объекта.

В процессе же криминалистической идентификации путем сопоставления и оценки признаков, выявленных с помощью рабочих методов, устанав­ливается доказательственный факт: наличие либо отсутствие тождества различных объектов, вовлеченных в орбиту судебного процесса. Благода­ря этому криминалистическая идентификация является частным методом науки криминалистики.

Нельзя согласиться также с противопоставлением криминалистиче­ской идентификации, как метода криминалистической идентификации, как задаче исстедования. Определение криминалистической идентифика­ции, как частного метода криминалистики, раскрывает одну из сторон ее понятия, подчеркивая то обстоятельство, что она является определенным способом установления конкретных фактов. Определение криминалисти­ческой идентификации как задачи исследования, раскрывает иную сторо­ну ее понятия, указывающую цель исследования, как процесса. Таким образом, определения «'идентификация — метод» и «идентификация — задача» не только не исключают друг друга, но, наоборот, дополняют друг друга, выделяя различные стороны рассматриваемого понятия.

3.  Виды криминалистической идентификации

В советской криминалистической литературе различают два основ­ных вида криминалистической идентификации: индивидуальную и груп­повую.

Нам представляется, что деление криминалистической идентифика­ции на виды, может быть разрешено правильно, если эту классификацию строить по характеру подлежащих идентификации объектов, поскольку пель идентифакипии может быть заранее определена теми объектами, в отношении которых разрешайся вопрос о тождестве либо различии.

Первой и центральной задачей криминалистической идентификации является установление тождества присланного на исследование опреде­ленного единичного объекта с самим собой (тождество данного лица, дан­ной вещи — будь то топор, сапог, пистолет и т. п.).

Второй задачей криминалистической идентификации является отож­дествление индивидуально-неопределенных объектов — чернил, вещества карандашных штрихов, бумаги и иных материалов и веществ.

Идентификация будет индивидуальной в том случае, если в результа­те совпадения совокупности признаков группового и индивидуального значения устанавливается тождество исследуемого единичного объекта с самим собой. Однако индивидуальная идентификация конкретного объекта не всегда возможна по целому ряду причин (в следе не отобрази­лись индивидуальные особенности объекта; к моменту исследования объ­ект существенно изменил свои признаки, наконец, выявление необходимых для отождествления признаков невозможно при современном состоянии науки). В указанных случаях исследование ограничивается лишь конста­тацией совпадения групповых признаков (родовых, видовых) и установ­лением принадлежности данного объекта к определенному виду, роду, классу, одним словом, к такой же группе объектов.

Установление групповой принадлежности индивидуально-определен­ных объектов проф. А. И. Вннберг справедливо рассматривает как перво­начальную стадию процесса отождествления. (7).

Иначе обстоит дело, когда необходимо идентифицировать материалы и вещества. В этом случае речь идет о совпадении свойств сравниваемых между собой разных объектов, принадлежащих к определенной группе, представляющей отождествляемый объект. Поэтому в данном случае всегда будет только групповая идентификация.

В нашей литературе высказано замечание, что поскольку, согласно учению марксистской философии о тождестве, объект может быть тожде­ственен только с самим собой, термин «групповая идентификация» непра­
вилен. Нам представляется, что подобное возражение нельзя признать обоснованным. Философская формула закона тождества — «нет двух ве­щей, тождественных одна другой», имеет в виду не только единичную вещь в смысле конкретного индивидуально-определенного объекта, но и вещество, как обобщенное понятие «вещи». «Медь» и «железо», как обо­значение химического элемента, обладающего строго определенными и к тому же 'тождественными качествами, также является «вещью».

Если мы в результате химического анализа устанавливаем, что неиз­вестное исследуемое вещество является, например, медью, тем самым мы отождествляем это вещество, поскольку его принадлежность к меди имеет необходимым дополнением отличие от любого иного существующего в природе химического элемента. Именно в этом смысле понимается иден­тификация в химии, физике и других естественных науках.

Вог определение идентификации радиоактивных изотопов в физике: «Идентификация радиоактивного изотопа состоит в установлении его атомного номера и массового числа. В практике работы с радиоактивны­ми индикаторами идентификация основывается на измерении их периода полураспада, изучении схемы превращения и определении характера и энергии излучения, после чего производится сопоставление с имеющи­мися табличными данными» (8).

Из сказанного явствусг, чю вполне правильно и обоснованно не толь­ко в химии и в физике, по и в криминалистике говорить об идентифика­ции красителей, бумаги, стекла и других веществ. При этом отождеств­ляемым объектом будет не единичная вещь, а определенный материал или вещество. Непосредственно же исследуемые объекты, например, кра­сители в сравниваемых штрихах, будут лишь идентифицирующими объ­ектами.

В св'язп с тем, что одной из центральных задач и особенностей кри­миналистической идентификации является установление тождества инди­видуально-определенного объекта по его отображению, именно в крими­налистике возникла необходимость четко отграничить отождествление индивидуально-определенных объектов от идентификации веществ и ма­териалов, не имеющих общей линии разделения. С этой целью в крими­налистике применяются термины «индивидуальная» и «групповая» иден­тификация. Эти термины, при условии правильного определения их зна­чения и объема, верно раскрывают сущность и особенности каждого из названных видов отождествления.

Следует, однако, отметить, что сущность процесса групповой иденти­фикации четко не определена и не всегда понимается правильно. Данные экспертной практики свидетельствуют о том, что в большинстве случаев идентификация присланных на исследование материалов и веществ фак­тически не производится. Она, как правило, подменяется установлением однородности (либо неоднородности) лишь некоторых свойств, сравни­ваемых объектов.

Сказанное можно проиллюстрировать на примере исследования чернил.

Так, в чернильных штрихах изучаются и сравниваются лишь те иден­тификационные признаки, которые характеризуют только свойства краси­теля. Иные компоненты, входящие в состав чернил стандартного изготов­ления (загустители, консерванты), в большинстве случаев не исследуются. Но даже свойства красителей чернильных штрихов обычно изучаются не в полном объеме: исследование оптических свойств красителей нередко ограничивается лишь определением их цветового оттенка, не всегда уста­навливается химический состав красителей и т. п.

Кроме того, результаты исследования иногда формулируются так, что гю ним невозможно определить, каким же именно веществом испол­нены исследуемые штрихи.

Так, на вопрос следователя, одним ли красителем сделаны надписи на мешках, экспертом в заключении дан ответ: «Вещества, которыми сделаны надписи на мешках, являются сходными по их отношению к кон­центрированной серной, азотной и соляной кислотам, к 10% раствору ед­кого-натра и 25% (раствору аммиака». (Акт КНР1ИСЭ № 6, 1956 г.).

На вопрос следователя «выполнена ли запись на чеке «70—70» кра­сителем, обнаруженным при задерживании В.», экспертом дан ответ: «По отношению к растворителям, реактивам, окислителям и восстановителям, краситель в цифрах на чеке и твеэдый краситель, изъятый у В., однород­ны» (Акт ХНИИСЭ № 10690/1160).

Из таких заключений, во-первых, неясно, доказывают ли одинаковые реакции по отношению к перечисленным реактивам тождественность каче­ственного состава сравниваемых объектов или же целый ряд иных, разно­родных веществ реагируют на эти составы аналогичным образом. Во-вто­рых, в приведенных заключениях отсутствует идентификация .исследуемых веществ: следователь не получил ответ, чем именно выполнены исследуе­мые надписи на мешках или сумма на чеке: чернилами, тушью, штемпель­ной краской и т. п. Значит, подобные заключения не ориентируют следо­вателя на розыск и обнаружение красителя, которым могли быть сделаны надписи на мешках, на установление источника, где был добыт краситель, обнаруженный у В. Кроме того, без идентификации исследуемых краси­телей следователь и суд лишены возможности оценить доказательствен­ную значимость экспертного заключения, поскольку неизвестно, редко или часто встречается исследуемый краситель, стандартизовано ли его произ­водство и, в связи с этим, существенны или несущественны установленные совпадения.

В чем же отличие групповой идентификации материалов и веществ от установления тождества конкретного объекта и каковы особенности самого процесса групповой идентификации? Покажем это на примере идентификации вещественных доказательств в криминалистической экс­пертизе.

Установление тождества конкретного объекта в криминалистической экпертизе возможно только по отображению признаков отождествляемого объекта в иных, идентифицирующих объектах, В процессе идентификации происходит изучение и сравнение отобразившихся в идентифицирующих объектах признаков с признаками отождествляемого объекта. При этом эксперт не обязан заранее знать комплекс признаков, необходимо прису­щий отождествляемому объекту, поскольку такой комплекс признаков может быть повнан в результате непосредственного (либо опосредство­ванного) исследования свойств этого объекта.

Иначе происходит процесс групповой идентификации материалов и веществ. Сущность идентификации подобного рода объектов в любых отраслях знаний заключается в установлении принадлежности неизве­стного вещества «х» к определенной группе веществ, комплекс суще­ственных свойств которых точно изучен. При этом процесс идентифика­ции состоит в познании свойств исследуемого объекта «х» и в сравнитель­ном исследовании выявленных идентификационных признаков этого объекта с уже имеющимися данными, характеризующими свойства опре­деленной группы материалов или веществ.

Такова наиболее простая форма процесса группового отождествле­ния, когда непосредственному исследованию подвергается один объект. Подобная форма групповой идентификации встречается и в криминалисти­ке. Так, например, при расследовании дела об убийстве, связанного с транспортным происшествием, на месте обнаружения трупа были найде­ны мелкие осколки стекла. Перед криминалистической экспертизой была поставлена задача идентифицировать эти осколки, определив вид стекла, к которому они принадлежат. Изучение свойств присланных на экспертизу
кусочков стекла (физических свойств стеклянной массы, структуры, формы и размера поверхности) и последующее их сравнительное исследование с данными, характеризующими стекла, идущие на изготовление фар раз­личных типов автомобилей и мотоциклов, позволили эксперту прийти к вы­воду, что исследуемые кусочки стекла являются осколками разбитого стек­ла фары, соответствующей по своему диаметру фаре мотоцикла типа ИЖ-49 (Акт КНИИСЭ № 1110, 1956 г.).

Но, как правило, процесс групповой идентификации в криминалисти­ческой экспертизе имеет более сложную форму. Судебно-следственными, органами перед экспертизой обычно ставится задача идентифицировать, а затем установить единство происхождения не одного, а нескольких объек­тов: например, чернил в штрихах исследуемого документа и чернил, изъя­тых при обыске у обвиняемого, и т. п.

Поэтому, после первоначального этапа, в процессе которого произво­дится раздельная идентификация исследуемых объектов, следует второй этап, основная цель которого — определить принадлежность исследуемых объектов к наиболее узкой группе однородных объектов, к которой при­надлежат сравниваемые материалы или вещества.

Таким образом, процесс групповой идентификации должен состоять в раздельном отождествлении каждого из исследуемых объектов, а затем установлении факта их принадлежности к одной либо различным .группам объектов.

На первом этапе групповой идентификации определение комплекса признаков ограничивается кругом свойств, необходимо присущих опреде­ленной группе объектов. Подобная задача облегчается тем обстоятель­ством, что производство большинства объектов групповой идентификации (чернил, карандашных стержней, бумаги, стекла и т. п.) стандартизовано.

На втором же этапе — исследуется возможно большее количество идентификационных признаков, в особенности таких, которые характери­зуют случайные свойства объекта, поскольку чем больше число признаков, тем меньше объем той группы, которую они характеризуют.

Такое понимание сущности процесса групповой идентификации позво­ляет правильно определить задачи науки криминалистики по изучению свойств основных групп материалов и веществ, направляемых на кримина­листическую экспертизу, ликвидировать существующий в экспертной прак­тике разнобой в методике исследования однородных объектов, повысить доказательственное значение выводов криминалистической экспертизы.

С развитием криминалистической техники групповая идентификация по своему значению все более будет приближаться к идентификации инди­видуальной. В самом деле, что такое групповая идентификация с точки зрения судебного-доказательства? Это, в большинстве случаев, установле­ние факта принадлежности того или иного .материала или вещества (на­пример, бумаги, чернил, дроби) к определенной группе веществ или объ­ектов (к чернилам, бумаге, дроби), обнаруженных у лица, подозреваемого в совершении преступления.

Но определенная однородная группа материалов или веществ обла­дает безусловно и определенным комплексом свойств, обусловленных пер­воначально конкретными факторами изготовления, а затем хранения, экс­плуатации и т. п., и отличающих эту группу объектов и веществ от про­чих групп такого же качественного состава.

«Индивидуализация» ранее однородных по своему составу объектов может быть проиллюстрирована следующим примером. В ряде случаев, чернила, несмотря на одинаковое производственное происхождение, могут в значительной степени отличаться друг от друга. Так, на качество одних и тех же чернил, налитых из одной бутылки в две разные чернильницы, могут оказывать влияние случайно попавшие загрязнения, в том числе
осевшая из воздуха пыль. Вследствие этих причин свойства чернил в каж­дой чернильнице, несмотря на одинаковый состав, могут различаться.

Внедрение в экспертную практику исследования микроструктуры штрихов позволяет выязить находящиеся в чернилах во взвешенном со­стоянии мельчайшие загрязнения. Поскольку эги загрязнения, как уже отмечалось, могут быть присущи чернилам из определенной чернильницы, удается установить различие между чернилами одинакового цвета и хи­мического состава, но налитыми в разные чернильные приборы. (9, 10).

Активное использование при криминалистических исследованиях ма­териалов и веществ новейших достижений естественных и технических наук (микроспектрального и рентгеноструктурного анализов, электронной микроскопии, электронографии, радиоактивных излучений и других новей­ших методов исследования) позволит, суживая отождествляемую группу объектов до конкретного источника, во все возрастающем числе случаев переходить от установления группового тождества к тождеству индиви­ду альному.

Примером такого перехода может служить описанный в литературе случай идентификации чернил с помощью радиоактивных изотопов, кото­рые были добавлены в чернила лица, подозреваемого в исполнении ано­нимных писем. (11).

Наличие в чернильных штрихах анонимных писем тех же радиоактив­ных элементов, которые были введены лишь в определенные чернила, по­зволило с достоверностью произвести их идентификацию. Поскольку же оюждествляемые чернила находились в конкретном источнике — напри­мер, в авторучке, принадлежащей X., групповая идентификация чернил тем самым перешла в индивидуальную идентификацию авторучки, содер­жащей исследуемые чернила.

Таким образом, переход от группового тождества к тождеству индиви­дуальному следует рассматривать как своего рода скачок от идентифика­ции узкой группы веществ к установлению тождества конкретного единич­ного объекта, в котором эти вещества содержатся.

Одним из видов криминалистической идентификации является уста­новление целого по частям. Этот вопрос в криминалистической литерату­ре разработан недостаточно', хотя подобного рода идентификация нахо­дит широкое применение в судебно-следственной практике (12).

Идентификация объектов по их частям представляет собою разновид­ность индивидуальной идентификации, имеющую, однако, свои особен­ности. Эти особенности состоят в том, что, во-первых, процесс идентифи­кации, помимо трасологического исследования взаимно отображенных признаков в месте разделения объектов, включает в себе также свой­ственное групповой идентификации исследование качественного соста­ва сравниваемых объектов. Во-вторых, как ,и при групповой идентифика­ции, сравниваемые объекты являются только идентифицирующими, по­скольку отождествляемым следует признать весь объект в целом, к кото­рому ранее принадлежали сравниваемые части.

Установление целого по части, в зависимости от характера исследуе­мых объектов, охватывает в основном два случая:

а)  установление принадлежности двух (или более) однородных объ­ектов к единому целому. Установление принадлежности исследуемых объектов (нескольких кусков стекла, ткани, бумаги и т. п.) в прошлом к единому целому производится путем установления однородности их состава и совпадения конформных по своему строению (краев этих объ­ектов в месте отрыва, разреза, разлома;

б)  установление принадлежности нескольких индивидуально-опре­деленных объектов к сложному целому. Объектами идентификации подоб­ного рода обычно являются два предмета, каждый из /которых имеет са­мостоятельное значение, но при этом один объект является принадлеж­
ностью или составной частью другого (например, пистолет и магазин к нему, нож и чехол, колпачок к зажигалке и т. п. объекты). Вывод о при­надлежности найденных на месте происшествия магазина, дожа или кол­пачка от зажигалки соответственно к пистолету, чехлу, зажигалке, обна­руженным у обвиняемых, основывается на совпадении взаимно отобра­женных особенностей следообразующих поверхностей в местах контакти­рования сравниваемых объектов.

Экспертная практика показывает, что в отдельных случаях установ­ление принадлежности частей к единому целому может быть произведено п при отсутствии общей линии разделения или контактирования объектов. Это положение можно проиллюстрировать следующим примером.

В прокуратуру гор. Дрогобыч поступили материалы о подделке гр. Сидорович О. И. справки от имени главврача больницы. Гр-ка Сидо- рович в ноябре 1955 г. при поступлении на работу в детскую больницу г. Дрогобыч сдала в областной отдел социального обеспечения справку о том, что ее диплом об окончании бухгалтерских курсов и свидетельство об окончании техникума находятся у начальника отдела кадров больни­цы. На справке имелись подлинные печать больницы и подпись главвра­ча. Поскольку выяснилось, что подобная справка Сидорович не выдава­лась, возникло предположение, что Сидорович использовала больничные бланки с печатью и подписью главврача больницы.

При осмотре документов больницы следователь обнаружил рецепт от 18. VIII. 55 г., нижняя часть которого была оторвана. Осмотром копии этого рецепта в аптеке установлено, что нижняя часть его бланка не за­полнена. Бумага оборванного рецепта и копии, ранее составлявшие цель­ный бланк, по общему виду сходна с бумагой справки. Все три документа были направлены на криминалистическую экспертизу в Киевский НИИСЭ. Перед экспертизой была поставлена задача: установить, не со­ставляли ли справка, оборванный рецепт и его копия цельный лист боль­ничного бланка.

Исследованием присланных на экспертизу документов было установ­лено следующее:

а)  бумага всех трех документов однородна (совпадает по цветовому оттенку в различных зонах видимого спектра, характеру люминесценции в длинноволновом ультрафиолете, структуре ее поверхности в проходящем и отраженном свете, толщине, а также составу по волокну);

б)  в сравниваемых документах совпала типографская линовка как на лицевой, так и на оборотной стороне;

в)   сравниваемые документы не имеют общей линии отрыва, однако между рецептом и его копией отсутствует та часть нумерованной графы, которой кончается край рецепта и начинается его копия. Линия отрыва у правого края справки и рецепта находится на одном уровне (прочие края справки отрезаны ножницами).

Кроме того, на всех документах совпали направление и характер «морщин бумаги», образованных при прессовании бланков.

Совпадение нескольких комплексов идентификационных признаков, характеризующих однородность состава бумаги, /взаимное соответствие типографской линовки при рассмотрении документов по предполагаемым линиям отрыва, а также направления и характера «морщин», образовав­шихся от случайных причин при прессовании бумаги, позволило эксперту прийти к выводу, что все три исследуемые документа являются частями одного и того же больничного бланка. (Акт КНИИСЭ № 313, 1956 г.).

Еще один пример. Вечером 2. III. 1956 г. был обнаружен труп гр-на К-, сбитого автомашиной. В ходе расследования дела установлено, что в это время здесь проезжала автомашина ЗИС-150 «УВ 92—66», кото­рой управлял шофер Н. При осмотре автомашины на ее ходовых частях (стремянке крепления задней рессоры, на диске колеса и др.) были об-
на-ружены 7 шерстяных нитей .черного цвета, 12 нитей серо-черного цве­та из волокон хлопка и 8 белых нитей. На одежде потерпевшего — брю­ках-бриджах из черного сукна, второй паре брюк из хлопчатобумажной ткани серого цвета в черную полоску и кальсонах из неотбеленного полот­на кустарного изготовления имелись разрывы тканей в области голеней. Требовалось установить, не являются ли нити, обнаруженные на авто­машине, частью тканей одежды, снятой с трупа К-

При производстве экспертизы по данному делу установлено, что нити, обнаруженные на автомашине, совпадают по толщине, характеру крутки, строению и природе волокна и красителю с нитями ткани одеж­ды К. Длина исследуемых нитей не превышает длины соответствующих повреждений одежды. Кроме того, одна из 8 белых нитей, снятых с ма­шины, длинее остальных и соответствует по длине размерам повреждения на кальсонах и участку неповрежденной ткани, содержащему просвет — след от бывшей там нити основы ткани, а черные и серые нити соответ­ствуют также по размеру недостающим нитям черной полосы серых брюк, по которой произошел разрыв. Установленный в процессе исследования комплекс совпадающих признаков, характеризующий сравниваемые объекты, позволили сделать вывод о том, что нити, обнаруженные на ав­томашине ЗИС-150 «УВ ,92—66», являются частями тканей одежды, сня­той с трупа К. (Акт КНИИСЭ № 265, 1956 г.).

Таким образом, было дано заключение о принадлежности обнару­женных нитей различным предметам одежды определенного лица, рас­сматриваемой в качестве единого отождествляемого объекта, при отсут­ствии совмещений нитей в местах разрыва тканей. Этот случай также мо­жет служить примером перехода от группового тождества (нитей) к тож­деству индивидуальному (определенной одежды).

4.   Способы проведения идентификации в советской криминалистике

В криминалистической литературе этот вопрос разрешается по-раз­ному. С. М. Потапов (2), Н. В. Терзиев (4), В. П. Колмаков (13), Г. И. Кочаров (14) и другие криминалисты считают, что криминалистическая идентификация людей, животных и вещей производится как по призна­кам, зафиксированным в той или иной форме на материальных объектах, так и по признакам, запечатленным в памяти людей.

Иначе решают данный вопрос В. Я. Колдин (15) и М. Е. Евгеньев— Тиш (16), утверждающие, что опознание лиц, животных и вещей свиде­телями и потерпевшими, а также идентификация этих объектов по их опи­санию не являются криминалистической идентификацией. Согласно этому мнению идентификация является криминалистической лишь в том случае, если отождествление тех или иных объектов будет производиться по их материально-фиксированным отображениям.

Такое решение рассматриваемого вопроса не согласуется ни с тео­рией, ни с практикой идентификации в советской криминалистике. Прежде всего следует признать необоснованным само деление иден­тификации в рамках единой науки криминалистики на идентификацию криминалистическую (отождестрленпе объектов по фиксированным отра­жениям их свойств на объектах) и на идентификацию, таковой не явля­ющуюся (идентификация по описанию или по признакам, запечатленным в памяти людей). Подобное деление не учитывает того факта, что все формы идентификации в криминалистике осуществляются с помощью приемов и средств, разработанных криминалистикой (в том числе исполь­зуются данные уголовной регистрации, система словесного портрета (17) и т. п.), и что выводы о тождестве либо различии имеют значение доказа­тельственных фактов. Наконец, все способы отождествления в кримина­листике имеют единый научный фундамент и основываются на качествен­
ной определенности объектов материального мира и на способности чело- века опознать виденные им предметы, благодаря верному отображению в сознании объективной действительности. Все это определяет возмож­ность достоверного отождествления объектов материального мира как по признакам, запечатленным непосредственно в памяти людей, так и по признакам, отображенным на иных предметах.

Сказанное, однако, не означает, что процесс идентификации по при­знакам, запечатленным в памяти людей, не отличается от процесса иден­тификации по признакам, отображенным на предметах в объективной форме. Форма отображения признаков, равно как и характер непосред­ственных объектов исследования, обусловливают особенности и конкрет­ную методику процесса отождествления. С другой стороны, эти же фак­торы предопределяют процессуальные формы получения доказательства тождества: идентификация в форме опознания лиц, трупов, животных и вещей производится свидетелем, потерпевшим, обвиняемым, подсуди­мым и оформляется соответствующими протоколами; идентификация различных объектов по их следах (в широком смысле), как правило, производится экспертом и оформляется актом экспертизы.

Поэтому правильно говорить не о двух идентификациях, одна из ко­торых является криминалистической, а другая таковой не является, а о различных способах и соответствующих им процессуальных формах про­ведения единой криминалистической идентификации.

ЛИТЕРАТУРА

1. Психология, Учебник для педагогических институтов, Учпедгиз, М , 1956, стр. 149.

2. С. М. П о т а пов, Введение в криминалистику, М., 1946, стр. 11, 9; 15.

3   С. М. П о т а п о в, Принципы криминалистической идентификации, ж. «Совет­ское государство и право», 1940, № 1, стр. 66.

4.  Н. В. Т е р з и е в, Идентификация в креминалистике, ж. «Советское государство и право», 1948, № 12, стр. 44.

5.   С. П. М и т р и ч е в, Задачи науки советской криминалистики, ж. «Социалисти­ческая законность», 1951, № 6, стр. 12.

6.   Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, Госполитиздат, М., 1948, стр. 126.

7.    А. И В и н б е р г, Криминалистическая экспертиза в советском уголовном про­цессе, М., ,1956, стр. 36.

8   В. И. С п и ц ы н, П. Н К о д о ч и г о в и др., Методы работы с применением радиоактивных индикаторов, изд. АН СССР, М, 1955, стр. 79.

9   Н М. 3 ю с к и н, О некоторых методах исследования документов, отчет КНИИСЭ за 1950 г. ■

10.  В Р К и р и ч и н с к и й, Физические методы исследования штриховых запи­сей, Теория и практика криминалистической экспертизы, сб. 2, М., 1956.

11. II И 1 е 1 п Е., Рог1зсЬгШе с!ег паШгшззепзсЬаЕШЬеп КппипаНзНк, 01е 11т- зсЬаи (т ^ззепсЬа!! ипс! ТесЪтк, 54., 22. 673. 1954.

12. В. П. Кол маков, Из практики работы Харьковского научно-исследователь­ского института судебной экспертизы, ж. «Социалистическая законность», 1953, № 11, стр. 86—87

13. В. П. К о л м а к о в, Сущность и задачи идентификации личности в советской криминалистике Ученые записки Харьковского юридического института, вып. VI, 1955,

14. Г И К о ч а р о в, Некоторые ьопросы опознания, Советская криминалистика на службе следствия, вып. 7, 1956.

15. В. Я. К о л д и н, Основные вопросы теории я практики идентификации в со­ветской криминалистике, Автореферат канд. дисс., М., 1951.

16  М. Е Евгеньев-Тиш, Идентификация как один из методов криминали­стической экпертизы, Рефераты докладов III конференции Одесского отделения науч­ного о-ва судебных медиков и криминалистов, Одесса, 1956.

17   Н. В Т е р з и е в, Криминалистическое отождествление личности по приз­накам внешности, (М., 1956.

ШАР КО В А Т. Ф. (Зав. Одесской НИКЛ)

ПРИЧИНЫ НЕВОЗМОЖНОСТИ РЕШЕНИЯ ОТДЕЛЬНЫХ

ВОПРОСОВ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ

ЭКСПЕРТИЗЫ

В актах криминалистической экспертизы нередко встречаются выво­ды о том, что решить вопрос, поставленный судебно-следственными орга­нами, не представляется возможным.

Данное обстоятельство весьма отрицательно сказывается на резуль­татах расследования или судебного рассмотрения дела.

С целыо выяснения причин невозможности решения вопросов были изучены акты экспертиз Одесской НИКЛ за 1953 и 1956 гг.

Анализ показывает, что из года в год количество категорических заключений криминалистической экспертизы возрастает. Последователь­но снижается количество вероятных заключений и заключений «устано­вить невозможно».

Так, если в 1953 г. по проведенным Одесской НИКЛ экспертизам было дано 63,5% категорических заключений, то в 1956 г. их число по тем же видам криминалистических исследований выросло до 85,5%. За этот же период количество заключений «установить невозможно» уменьшилось с 35,4% До 14,2%, а вероятных заключений, составлявших в 1953 г. 1,1%, в 1956 г. уменьшилось до 0,3%.

Увеличение числа категорических заключений обусловлено прежде всего последовательным внедрением в область исследования веществен­ных доказательств новых методов, расширяющих возможности отдельных видов криминалистической экспертизы, а также повышением квалифика­ции экспертов-кримин ал истов.

Однако во многих еще случаях, по данным Одесской НИКЛ, вопро­сы, поставленные перед экспертом-криминалистом, остаются не решен­ными.

Чаще всего это имеет место по экспертизам подписи, при исследова­нии рукописей, написанных искаженным почерком, а также в случаях уста­новления исполнителя цифровых записей.

При экспертизе подписей часто не решается вопрос о подлинности подписей и об установлении исполнителя подписей от имени других лиц, в том числе и вымышленных. Нерешенными в ряде случаев остаются также вопросы при проведении технико-криминалистических, трасологи­ческих, баллистических и химических экспертиз.

Причины невозможности решения вопросов, как показывает анализ, имеют различный характер. Так, по экспертизам почерка и подписи не­возможность решения вопросов чаще всего объясняется следующими причинами:

1.   Простота выполнения подписей и текстов (обычной прописью) и ограниченный объем графического материала, содержащегося в иссле­дуемом объекте (подписи, слове), не позволяющие при исследовании вы­
явить комплекс идентификационных признаков, необходимый для реше­ния вопроса.

2.  Умышленное искажение почерка при исполнении подписей и тек­стов (замедленный темп письма, письмо левой рукой, «печатными» бук­вами), вследствие чего частные признаки почерка пишущего маскируются и нередко не поддаются выявлению.

3. Отсутствие достаточного количества образцов подписей и почерка и их некачественность.

4.  Исполнение подписей с подражанием подлинным подписям кон­кретного лица, в результате чего не проявляются частные признаки почер­ка исполнителя.

5.  Случаи сходства почерков разных лиц.

По другим видам экспертиз в большинстве случаев не решаются вопросы об установлении записей, удаленных стиранием или путем трав­ления, последовательности нанесения пересекающихся штрихов, давности выстрела, механизма образования следов; исполнения рукописных тек­стов, подписей и цифр одними и теми же чернилами либо карандашами.

Сравнительно большой процент заключений «установить невозможно» обусловлен неразработанностью отдельных методик исследования, а так­же недостаточной оснащенностью лабораторий новейшими приборами и низкой квалификацией отдельных экспертоз-криминалистов.

Во многих случаях эксперт не может решить поставленные вопросы потому, что следователи и народные судьи плохо подготавливают мате­риалы ддя экспертизы и настаивают на проведении ее по явно недостаток чным для исследования материалам.

Анализ экспертной практики показывает, что многие причины, за­трудняющие решение вопросов, могут быть устранены. Прежде всего, количество заключений о невозможности решения вопросов и вероятных заключений может быть уменьшено за счет повышения требований к ка­честву подготовки вещественных доказательств для исследования. Напри­мер, по дактилоскопическим экспертизам вопрос о том, оставлены ли сле­ды на месте происшествия пальцами лиц, чьи дактилокарты присланы для сравнения, остается часто нерешенным вследствие того, что следы паль­цев на вещественных доказательствах оказываются непригодными для ис­следования ввиду неумелой их фиксации, неправильного изъятия, упаков­ки и транспортировки. Иногда поступают в лабораторию стекла, разбитые на мелкие кусочки, со стертыми или поврежденными папиллярными узо­рами. В большинстве случаев для исследования оказываются непригод­ными следы папиллярных узоров, перенесенные на следокопировальную пленку (детали узоров забиты порошком или смазаны во время наложе­ния пленки на опыленный след) и т. п.

Из-за плохой упаковки следователями вещественных доказательств иногда разрушаются гипсовые слепки следов обуви и транспортных средств, что, естественно, делает их непригодными для исследования.

По многим экспертизам, особенно подписи и почерка, вопросы остаются нерешенными из-за представления недоброкачественного срав­нительного материала. Отдельные следователи и судьи до настоящего вре­мени не знают правил подготовки сравнительных материалов для графиче­ской экспертизы, не понимают разницы между «свободными» и «экспери­ментальными» образцами письма и поэтому представляют на экспертизу материалы, по которым эксперт не может решить поставленные перед ним вопросы. Нередки случаи, когда по этой причине материалы возвращают­ся по несколько* раз, что создает волокиту по делам.

Иногда следователи ставят эксперту вопросы, которые должны ре­шаться следственным путем, например, следственным экспериментом.

Так по делу о смерти г-на К. следователь поставил перед экспертом- криминалистом такие вопросы:

«1. Возможно ли проникновение человека 28 августа 1955 г. в 23 ч. 30 м. в спальню Б. через окно на 4 этаж квартиры № 10 по Суворовскому переулку.

2.  Может ли остаться целым стекло открытой половины окна при па­дении человека из окна 4 этажа, если нарушается им левая сторона подо­конного карниза».

По графическим экспертизам нередко ставятся вопросы об установ­лении исполнителя исправлений отдельных штрихов в цифрах. Эти во­просы эксперт не может решить из-за того, что в исправленной или дори­сованной цифре не проявились признаки почерка исполнителя, что видит сам следователь или судья.

Особое внимание необходимо уделить анализу причин невозможности решения вопросов вследствие неразработанности научных методов иссле­дования, либо недостаточной научно-технической оснащенности кримина­листической лаборатории.

До настоящего времени, например, не решается сравнительно часто возникающий вопрос о давности выстрела. Установление давности вы­стрела подчас имеет исключительно важное значение при расследовании таких опасных преступлений, как убийства, разбои и т. п.

В 1948 г. А. И. Ко г а и и Н. С. Ш у л ь г и н а (1) предложили мето­дику установления давности выстрела в пределах 5—6 суток от момента стрельбы до дня исследования, однако, экспериментальная проверка этой методики ,в Киевском НИИСЭ в 1950 г. показала ее несостоятельность (2).

За прошедшие годы разработка методики установления давности выстрела не продвинулась вперед. Судебные химики Киевского НИИСЭ ограничились критикой упомянутого метода и не занялись разработкой этого важного вопроса.

Нередко следственные работники ставят перед экспертизой вопросы о давности следообразования, например, следа давления на дереве, о дав­ности пятна, образованного красителем, о давности -нанесения записей в документах. Однако, эти вопросы не решаются в виду отсутствия разра­ботанных методов.

Остаются часто нерешенными вопросы о том, одними ли чернилами исполнены штрихи, одновременно ли исполнены фрагменты документа, ка­кая из двух записей исполнена раньше.

Для решения этих вопросов иногда пользуются методом микроско­пии, микрофотографии и копирования. Но эти методы позволяют опре­деляй лишь отдельные групповые свойства исследуемых объектов и не­достаточны для дачи всесторонне обоснованного ответа на вопрос след­ствия.

Криминалисты, предлагающие эти методы, сами сопровождают их рядом оговорок. Экспертная практика показывает, что во многих случаях эти методы не дают желаемых результатов.

Заслуживает серьезного внимания разработка более совершенных приемов фиксации следов на пуле. В настоящее время для фиксации сле­дов на пуле в экспертных учреждениях применяются разнообразные прие­мы: прокатка пули по легкоплавкому метал ту, реитгенпленке или воско­вой композиции, механическая развертка пули с последующим фотогра­фированием, изготовление цветных реплик, гальванопластика.

Каждый из этих приемов фиксации следов имеет свои положительные стороны. Однако, ни один из них нельзя признать в полной мере отвечаю­щим потребностям экспертной практики. Необходима дальнейшая рабо­та над совершенствованием техники фиксации следов на пуле. До сих пор исследовательская работа в этом направлении проводится недостаточно.

Во многих случаях эксперты не дают ответов на вопрос об исполни­теле цифровых записей и записей, исполненных стилизованным шрифтом.

Как правило, не решаются вопросы о составных компонентах некото­рых веществ, например, анилиновых и промышленных красителей.

Большие затруднения в квалифицированном проведении экспертиз возникают в результате отсутствия в криминалистических учреждениях надлежащей аппаратуры. Напрдтмер, многие криминалистические учреж­дения не имеют спектрографов, полярографов, поляризационных микро­скопов, сравнительных микроскопов и др.

Отрицательно влияет на повышение уровня производства экспертиз и то, что до настоящего времени отсутствует систематическое руководство по криминалистической экспертизе. Изданные ранее сборники научных работ и некоторые пособия стали библиографической редкостью. Новые работы в области криминалистической Экспертизы появляются в печати крайне редко.

Подготовка руководства по криминалистической экспертизе — на­зревшая проблема, которую необходимо срочно разрешить.

Необходимо улучшить и систему научной информации о новых мето­дах исследования вещественных доказательств.

Важно систематически знакомить следственно-прокурорских и судеб­ных работников с возможностями криминалистической экспертизы, про­пагандировать среди них криминалистические знания, в частности, касаю­щиеся подготовки материалов на экспертизу. Для этого нужно расширить научно-методическую работу, увеличить издание литературы и т. д.

Коллективам Киевского и Харьковского НИИСЭ необходимо вклю- чить в план научных работ на ближайшее время разработку методов уста­новления давности выстрела; давности образования следов; одновремен­ности исполнения фрагментов документа; последовательности нанесения пересекающихся штрихов; определения состазных компонентов некоторых веществ, в первую очередь, аналпновых красителей; идентификации чер­нил в штриховых записях.

Необходимо также усовершенствовать методы фиксации и исследова­ния следов на стреляной пуле, методику установления исполнителей циф­ровых записей и записей, исполненных стилизованным шрифтом.

ЛИТЕРАТУРА

1. Сборник работ № 1 Одесского НИИСЭ, 1948 г., Одесса, стр. 71—77.

2.  Криминалистика и научно-судебная экспертиза, гб. 2, Киевский НИИСЭ, 1950 г стр 15—22.

Доцент ТМХЕНКО С. И (Киевский гос университет)

ПЛАНИРОВАНИЕ РАССЛЕДОВАНИЯ ПО ДЕЛАМ О ХИЩЕНИИ ГОСУДАРСТВЕННОГО И ОБЩЕСТВЕННОГО ИМУЩЕСТВА

Планирование расследования вообще и по делам о хищениях, в част* ности, является организующим научно-методическим началом предвари­тельного следствия, разработанным советской криминалистикой (1—7).

Планирование создает возможности для наиболее успешного раскры­тия преступления и выполнения других задач расследования, а также для соблюдения таких важнейших положений предварительного следствия, как его объективность, всесторонность, полнота, активность и быстрота. В плане расследования находит свое отражение сочетание конкретных следственно-тактических и научно-технических методов и приемов рассле­дования, которые должны быть применены по данному делу для достиже­ния стоящих перед следователем задач.

Особо велика роль планирования расследования по сложным след­ственным делам, к числу которых относятся в частности дела о хищениях государственного и общественного имущества, особенно о крупных и орга­низованных хищениях.

Главной задачей следователя при проведении им расследования по делу о хищении является раскрытие этого преступления. Важными зада­чами также являются: обеспечение возмещения ущерба, причиненного хищением, и принятие мер к устранению условий, способствующих совер­шению хищений.

Достижение двух последних задач, помимо главной задачи — раскры­тия хищения, тоже должно предусматриваться планом расследования. Между тем, этому подчас не уделяется должного внимания как на прак­тике отдельными следственными работниками, так и в теоретической ли­тературе.

Основой для составления плана расследования является выдвижение версии по вопросам главного факта. Выдвижение следственных версии обычно рассматривалось как один из элементов планирования. В послед­ние же годы была выдвинута точка зрения о том, что выдвижение след­ственных версий выходит за пределы собственно планирования расследо­вания и играет самостоятельную роль (8—10). Необходимо, однако, отме­тить, что с выдвижением следственных версий составление плана рассле­дования связано теснейшим образом.

Версии должны быть выдвинуты обоснованно и исчерпывающе. На основе версии в плане определяются вопросы, подлежащие исследованию, и далее устанавливаются наиболее эффективные способы выяснения этих вопррсов.

Общепризнанным является, что по крайней мере по всем сложным делам должен составляться письменный план. Это относится и к делам о хищении государственного или общественного имущества.

Некоторые следователи такого плана не составляют или подходят к составлению плана формально, что приводит к снижению качества рас­следования. Напротив, составление письменного плана и вдумчивое отно­шение к планированию, как важнейшему методическому приему, является залогом успешности и высокого уровня расследования хищений.

Развернутый план расследования надо составлять своевременно, не­посредственно после проведения первичных следственных действий, на­пример, после проведения осмотра места происшествия и примыкающих к нему действий по делам о кражах социалистического имущества или после проведения иного характера неотложных и других первичных след­ственных действий по делам о присвоениях и растратах.

Планирование должно быть строго индивидуализированным, обосно­ванным наличными материалами каждого конкретного дела. Совершенно недопустимо проявлять при планировании односторонность, предвзя­тость, обвинительный уклон. Планирование должно быть динамичным. В процессе проведения следствия внесение в план дополнений, измене­ний и даже составление нового плана дальнейшего расследования подчас являются необходимыми.

Формы плана расследования на практике применяются различные. Различные формы плана расследования рекомендуются и в теоретической литературе. При этом в некоторых случаях предлагаются формы, хотя и хорошо разработанные, но громоздкие. Так, например, А. Н. Колесни­ченко (7) рекомендовал составлять план по восьми графам. Однако более целесообразными являются несложные, по мере возможности экономные способы составления плана.

Планирование расследования производится по форме следующим образом. Если в следственных материалах содержатся данные о несколь­ких эпизодах, что часто бывает по делам о хищениях, план, как правило, прежде всего подразделяется по этим эпизодам. Это является весьма су­щественным, хотя обычно и не отмечается в криминалистической лите­ратуре (5—6). Далее, по каждому эпизоду строятся версии и на их основе в плане обычно указываются: 1) подлежащие выяснению вопросы,

2)    следственные действия, которые надо провести для выяснения этих вопросов, и 3) намеченные даты, определяющие сроки и тем самым по­следовательность проведения следственных действий.

Различные версии подлежат проверке, как правило, более или менее одновременно.

Одним из важных условий надлежащего планирования расследова­ния является правильное установление пределов исследования по делу.

В советской правовой литературе содержатся многочисленные реко­мендации производить определение пределов расследования с использо­ванием для этой цели известной семичленной римской формулы. Так, на­пример, в «Настольной книге следователя» в разделе о планировании расследования написано: «План следствия составляется таким образом, чтобы по каждому делу собрать материал, дающий по крайней мере ответ на следующие семь вопросов: что, кто, где, когда, зачем, как и чем. Эти вопросы, по существу, определяют пределы следствия» (11, стр. 114).

Римская формула высоко оценивается в буржуазной криминалистике. Так, например, Гросс называл ее «простой, всеисчерпывающей, муд­рой» (12, стр. 151).

В советской литературе этой формуле тоже придается большое зна­чение. Различные рекомендации ее в том, или ином разрезе содержатся в работах С. А. Голунского (3),А. Я. Вышинского (13, стр. 179), С. М. Пота­пова (14), В. И. Громова (15), М. А. Чельцова (16, стр. 378; 17, стр. 246), Т. М. Арзуманяна (4), П. И. Тарасова-Родионова (18) и некоторых других. Критике она подвергнута не была. Лишь П. И. Тарасов-Родионов в статье о пределах и содержании предварительного расследования писал: « ..эти
семь вопросов рассматривались, как раз навсегда установленная схема расследования, что, конечно, неприемлемо для советского предваритель­ного следствия» (18, стр. 26). Однако, сам же П. И. Тарасов-Родионов фактически положил в основу названной статьи римскую формулу.

Нам представляется, что эта формула не является полезной для со­ветского следователя. Прежде всего она вовсе не ясна, как это кажется с первого взгляда. Каждый понимает ее по-своему. Например, один и тот же вопрос формулы <^шЬиз аихПпз» понимается одними авторами, как вопрос об орудиях преступления (19), а другие полагают, что здесь речь идет о соучастниках (14), третьи авторы дают еще иное толкование это­му же вопросу (17, стр. 246), четвертые же усматривают указание фор­мулы на соучастников в вопросе «цшз» («кто» — 18, стр. 68) и т. д. Можно привести еще целый ряд примеров совершенно различного понимания во­просов формулы. О какой же ее ясности при таких обстоятельствах может идти речь!

Помимо того, — и это главное, пути к разрешению задачи дать сле­дователю краткую вспомогательную схему могут быть найдены в поло­жениях, которыми устанавливается не только фактическая, но и право­вая сторона исследуемых им событий. При том, эти пути надо искать не в формулах, созданных правом и наукой прошлых общественных форма­ций, а в советском законе и советской правовой науке. В соответствии с изложенным вопрос о краткой схеме подлежит разрешению, по нашему мнению, следующим образом

Исходя из положения, что по советскому уголовному праву един­ственным основанием ответственности является состав преступления (20—■ 22), следует признать, что перечень элементов состава преступления и яв­ляется той формулой или схемой, которой следователю целесообразно пользоваться в его работе. Действительно, расследуя то или иное преступ­ление, в частности, хищение, необходимо установить: 1) его объект, 2) объ­ективную его сторону, 3) субъективную сторону и 4) субъекта преступле­ния, т. е. конкретное лицо, совершившее преступление, и данные о его лич­ности.

Эта схема, представляющая собою перечень элементов состава пре­ступления, получает более конкретное и развернутое содержание в зави­симости от того, какого вида преступление расследуется. Такое содержа­ние вытекает из норм уголовного права, относящихся к данному виду прест пленпй.

При конкретизации вопросов, подлежащих выяснению для раскрытия в частности хищений, следует учитывать указания норм уголовного права на элементы состава хищения и квалифицирующие хищение обстоятель­ства. Следует учитывать, что объектом хищения является социалистиче­ская собственность; что объективная сторона хищения заключается в про­тивозаконном обращении государственного или общественного имущества субъектом деяния в пользу свою или другого лица; что с субъективной стороны хищение является деянием всегда умышленным и совершаемым при этом гю корыстным мотивам и т. д.

При конкретизации вопросов, подлежащих выяснению для раскры­тия хищения, следует принимать во внимание также то обстоятельство, что материальный ущерб, причиняемый хищением собственнику социали­стического имущества, находит конкретное выражение в факте недостачи такого имущества; при этом ущерб может также выразиться в отсутствии определенных излишков указанного имущества, которые должны были бы находиться налицо, что по существу представляет собой тоже недостачу, но сильно замаскированную.

Необходимо, разумеется, учитывать и то, что хищения, как и любые иные деяния, всегда совершаются в определенных условиях места и вре­мени.

В соответствии с изложенным следователь, планируя расследование хищения, должен учитывать необходимость того, чтобы были установлены такие важнейшие вопросы:

1.  Имеется ли недостача социалистического имущества, какого имен­но и в каких размерах.

2.  Не произошла ли недостача этого имущества вследствие противо­законного обращения его кем-либо в пользу свою или иного лица. Если такие действия имели место, то были ли они совершены один раз или неоднократно, когда, где, каким способом и при каких обстоятельствах; не было ли, в частности, обстоятельств, способствующих совершению этих действий. Как перемещалось в дальнейшем имущество, изъятое из социалистических фондов.

3.  Совершены ли расследуемые действия умышленно, с какой целью и не по мотивам ли корыстной заинтересованности.

4.   Кто совершил хищение; если были соучастники, то какая роль каждого из них, и составляли ли расхитители организованную группу. Если было совершено иное преступление, тесно связанное с хищением, то в чем оно состояло, кем и при каких обстоятельствах совершено. Како­вы данные о личности обвиняемых.

Вопросы такого рода должны находиться в поле зрения следователя при выдвижении им версий и составлении плана расследования.

Приведенные вопросы являются, разумеется, не вопросами типового плана расследования по делам рассматриваемой категории, дать кото­рый невозможно, а систематизированным по схеме элементов состава хищения перечнем выраженных в общей форме обстоятельств, которые должны быть установлены. Эти вопросы включаются в план и выясняются следователем в конкретном выражении и при этом не в указанной выше, а в той или иной другой последовательности, обусловленной конкретными причинами. Многие из вопросов могут отпасть и отпадают, если они выяс­нены наличными материалами. Наряду с этим для выяснения некоторых из приведенных вопросов возникает, естественно, необходимость дополни­тельно исследовать ряд обстоятельств, относящихся к данному делу.

Общий принцип для определения относимости доказательств заклю­чается, как известно, в требовании исходить из состава данного преступ­ления и из причинной связи исследуемого обстоятельства с предметом дела и его правовыми элементами (13, стр. 235, 236; 23, стр. 37).

Определение пределов доказывания может изменяться в ходе след­ствия в зависимости от устанавливаемых следователем обстоятельств, как это правильно отмечается Г. М. Миньковским (23, стр. 35).

Составляя план и внося в него дальнейшие изменения в процессе рас­следования по делу о хищении, следователь, в меру необходимости, учи­тывает своеобразие работы и в ряде случаев документооборота той орга­низации, где расследуемое преступление было совершено. Он учитывает также возможные, обусловленные этим своеобразием и другими обстоя­тельствами способы совершения и сокрытия расследуемых им преступле­ний, от чего в значительной мере зависят особенности расследования по данному делу, отражающиеся прежде всего в составляемом следователем плане.

Учет следователем приемов и ухищрений, которые могли быть приме­нены расхитителями в каждом конкретном случае, необходим для пра­вильного выдвижения всех версий и в связи с этим для правильного пла­нирования и проведения расследования в целом. Типичные приемы совер­шения хищений в разных формах — в форме присвоений и растрат, краж, разбойных завладений и т. д. — различны.

Как показывают материалы следственно-судебной практики, типич­ные приемы совершения и сокрытия в частности присвоений и растрат, что очень часто сопровождается различного рода подлогами и использова­нием подложных документов, также имеют свою специфику, зависящую
в пор ву ю очередь от того, в организации какого именно вида совершены '>ти хищения.

Так, например, при совершении присвоении и растрат в складах и па базах торговых организации типичными являются такие применяемые преступниками приемы, как неоприходование товаро-материальных цен­ностей пли оприходование их на меньшую, чем они фактически поступили. емму; рыппска фиктивных накладных; составление вместе с тем фин­ишных документов на расходы по погрузке и пепевозке товаров и на пас ход тары для маскировки неправильных сведений о расходе товаров, выписка пропусков на вывоз товаров с ложными в них сведениями; со­ставление фиктивных актов о порче товаров или о превышении норм естественной убыти и прочее. Для сокрытия при инвентаризации недостачи товаров производится занижение книжных остатков путем выписки вчо- следетвип уничтожаемых расходных бестоварных накладных; известны также многочистенные случаи внесения в акт инвентаризации н'еправи щ- пых, завышенных данных о фактических остатках и т. п

Приемы преступной деятсльности расхитителей, оеуществ ьяемыг в иных организациях торговой системы -- в магазинах и ларьках, а рщщо применяемые при совершении хищении в других отраслях народного хо­зяйства— в промышленных предприятиях, совхозах, колхозах и прочее, имеют свою специфику (24, стр. 137 и сл ; 25—26).

Своеобразие типичных способов совершения и сокрытия хищении, а. отсюда и особенности расследования различных групп хищении, зависят, разумеется, не только от формы хищения и того, где эти преступления совершены, но и от того, кем совершаются хищения, похищаются ли то- варо-материальные ценности либо деньги (27), и прочее.

Конкретные обстоятельства дела, в частности, форма хищения, а так­же возможные способы преступной деятельности расхитителя принима­ются во внимание следователем при п копировании расследования, а так­же, разумеется, и при его проведении (примеры планирования см. 26, стр. 30—33; 28—29).

В дополнение к изложенному важно подчеркнуть то гбетояте шел во, что следователь при состав,тении плана расследования по делам о хище­ниях в той сю части, где предусматриваются способы установления подле­жащих выяснению обстоятельств, должен учитывать необходимость ис­пользования ддя успешности его работы всех достижении советской кри­миналистики в области не только следственной тактики, но и научной тех­ники расследования преступлении. В частности важны средства и методы криминалистической экспертизы документов — в тех случаях, когда хище­ния бывают связаны с подлогами, а равно и криминалистической экспер­тизы иных, кроме документов, вещественных доказательств, — пройму - щественно в тех случаях, когда хищения совершены в форме кражи или разбойного завладения. Совершенно необходимо использовать в меру нужды также иные виды экспертизы, в частности судебно-бухгалтереку ю и техническую экспертизу.

В заключение рассмотрения вопроса о планировании расследования хищений пеоб'одимо отметить, что этот вопрос очень обширен и мы от­нюдь не стремились к полному его освещению.

Вместе с тем следует специально отметить нашу основную мысль, заключающуюся в том, что следователь, планируя расследование хище­ния, как и любого иного преступления, должен принимать во внимание нормы уголовного права, относящиеся к борьбе с этими преступлениями Таким образом, составляя и,лап расследования по делу о хищении, пе^о- ходимо основываться не только на наличных конкретных материалах дела, на некоторых других данных, в том числе учете возможных ухищрений расхитителя, и на построенных с этим учетом версиях, но также и на ука­занных уголовно-правовых нормах. Это необходимо для того, чтобы с [сл­едователем обл^ективио, полно и всесторонне были установлены именно те
обстоятельства, которые имеют значение для уголовно-правовой оценки расследуемого им деяния. Строгий учет норм уголовного права при пла­нировании расследования целесообразно проводить в рамках схемы эле­ментов состава хищения.

Приведенное положение представляет собой одно из частных прояв­лений общего положения о теснейшей связи между криминалистикой, особенно ее частной методикой, не только с уголовно-процессуальным, но и с материальным уголовным правом. В практике расследования хи­щений, как и преступлений иных видов, и, в частности, при планировании расследования хищения эта связь неизбежно осуществляется. Но подчас это делается в ущерб качеству расследования с недостаточной четкостью и полнотой, что объясняется отчасти тем, что в теоретических работах дан­ному вопросу до сих пор не уделялось внимания.

На наш взгляд, планирование расследования хищения, когда оно про­водится в соответствии с приведенными положениями, в наибольшей мере содействует обеспечению успешности расследования и дальнейшему укреп­лению социалистической законности по рассматриваемой категории дел.

ЛИТЕРАТУРА

1   С А Г о л у н с к и й, Типовая схема расследования. Раздел в книге «Крими- налпстка», М, 1935 г

2   С А Гол у не кий, Планирование расследования, со «Материалы учебной конференции следователей в Прокуратуре СССР» М , 1937 г

3   С. А. Голу некий, Планирование расследования, в книге «Криминалистика» М, 1938 г.

4  Т М Арзуманян, План следствия по конкретному делу, «Настольная книга следователя», М., 1949 г.

5. Б М. Ш а в е р, Планирование расследования, в книге «Криминалистика» (ав­торы А. II. Винберг и Б. М. Шавер), М, 1950 г.

6   П II Тарасов-Родионов, Планирование предварительного расследова­ния, в книге «Криминалистика», ч. II, М , 1952 г.

7  А Н Колесниченко, Планирование советского предварительного следствия Автореферат, канд дисс, Харьков, 1952 г.

8.    А. А. П и о н т к о в с к и й, К вопросу о теоретических основах советской кри­миналистики, сб «Советская криминалистика на службе следствия», вып. VI, 1955 г

9   В И Теребил о в, К вопросу о следственных версиях и планировании рас­следования, сб. «Советская криминалистика на службе следствия», выи VI, 1955 г

10  О В Н и к р е н ц, Судебная версия как разновидность гипотезы, Автореферат канд дисс , 1954 г

П Настольная книга следователя, М, 1949 г

12  Г. Гросс, Руководство для судебных следователей, пер, с нем, 1895 г

13 А Я Вышинский, Теория судебных доказательств в советском праве М , 1950 г.

14. С. М. Потапов, Введение в криминалистику А , 1946 г

15.  В И. Громов, Дознание и предварительное следствие, М. 1925 г

16. М А. Ч е л ь ц о в, Уголовный процесс, Д1, 1948 г.

17  М А Ч е л ь и о в, Советский уголовный процесс, М, 1951 г

18  П И Т а р а с о в - Р о д и о и о в, Пределы и содержание предварительного след­ствия, сб. «Советская криминалистика на службе еле ютвия», вып. 1, 1951 г

19  О А 6л1сеев, Огляд м1сць злочишв (подш), сб «Питапня кримшалыюго /роцесу та техшки розелиування злочшпв», 1936 г

20  Б С М а н ь к о в с к и й, Выступление, «В Институте права Академии наук СССР», ж чХоветское государство и право», 1952 г, № 8

21 А А П и о н т к о в с к и й, Основные вопросы проекта Уго ювного кодекса СССР, >ч. «Социалистическая законность», 1954 г, № 1

22  В М. Чхиквадзе, Понятие и значение состава преступления в советском уголовном праве, ж. «Советское государство и право», 1955 г, № 4

23  Г Д. М и н ь к о в с к и й, Пределы доказывания в советском уголовном процес­се, М , 1956 г

24  С А Гол у некий и Б. М Шавер, Криминалистика, М, 1939 г

25  Методика расследования хищений в промышленности, выпуски 1—9, 1953—1954 гг,

26  М Г. К о р ш и к, Расследование хищений колхозной собственности, М, 1954 г

27. А. П. Егоров, Усилить борьбу с хищениями денежных средств в государствен­ных и общественных организациях, ж. «Социалистическая законность», 1950 г., № 8.

28. Н С Попкова, Планирование работы следователя, «Следственная практика», вып. 9, 1951 г.

29 Т М Арзуманян, Планирование предварительного следствия, «Методика расследования хищений в промышленности», вып 1, 1953 г

БУРЧАНННОВ В П, БОГАТЫРЕВ Л1 Г. (Кандидаты юридических наук), ТОПОЛЬСКПП А Д , БЕРЗИН В. Ф СУЯРКО В Л (Киевский НИИСЭ)

УСТОЙЧИВОСТЬ ПРИЗНАКОВ ПОЧЕРКА ПРИ УМЫШЛЕННОМ

ЕГО ИЗМЕНЕНИИ

(Предварительное сообщение)

Проблема устойчивости признаков почерка при умышленном его шме- пении имеет большое практическое значение, что подчеркивают все кри- мииалпс1ы, занимающиеся судебным почерковедением. В Киевском науч­но-исследовательском институте судебной экспертизы ранее проводилась работа в этом направлении (1,2, 3, 4) Однако многие важные вопросы шиной проблемы не изучались Те же вывоты, которые были сделаны об устойчивости признаков почерка в случаях умышленного его изменения, хотя и имеют определенное значение, но основаны на изучении почерка не­большого числа лиц (12—20 человек).

Авторы данной работы поставили своей задачей проверить имеющиеся в криминалистической литературе выволы на большем экспериментальном маюрнаю, выяснить сюпень уегойчпвостн более широкого круга прнзпа- ьов и возможноеIи идснтпфпканип личности по рукописным текстам в слу­чаях произвольного изменения почерка

Проделанная работа может быль разделена па два этапа, которые различаются по своей целенаправленности.

1.  Материалом для работы в первом эта;к спжпли эксперименталь­ные образцы почерка 50 лиц. Все эти лица об шдали хорошо выработан­ным почерком.

Образцы почерка ошпрались по тексту, содержащему 1650 знаков и включающему в себя почти все скорописные письменные знаки и араб­ские цифры

Каждому лицу предлагалось в 6 приемов написать текст 16 раз. В 1-й прием 1екст писался один раз обычным почерком и второй — произвольно измененным. Во 2-й прием текст писался три раза, с изменением размера букв, с изменением связности и с изменением расстановки букв (разгона). Способ изменения этих признаков писавший выбирал сам. В 3-й прием текст писался также три раза: обычным почерком, с изменением наклона и с занижением степени выработаиноети почерка. 4-й, 5-й, 6-й приемы пол­ное 1ыо повторяли первые три.

Обычным почерком тексты писались под диктовку, а измененным — путем переписывания с образца, отпечатанного на пишущей машине. Все 16 образцов отбирались на протяжении 2—3 месяцев

Лица, у которых отбирались образцы почерка, писали в обычной для них обстановке чернилами на листах из ученической тетради в одну ли­нейку.

Разработка полученных образцов производилась на специальных кар­тах, в которых раздельно отражались общие признаки почерка, особен­ность направления движения при выполнении букв и их частей, способ на­чала движения при выполнении букв и их частей, способ окончания дви­
жения при выполнени букв и их частей, способ соединения букв и элемен­тов букв, расположение точек начала движения при исполнении букв и их частей, расположение точек окончания движения при исполнении букв и их частей, взаиморасположение точек начала и окончания движения отно­сительно друг друга, расположение точек пересечения и точек присоедине­ния в буквах, размещение нажимов, положение элементов букв относи­тельно друг друга, расстановка отдельных букв относительно друг друга, относительные размеры букв и их частей, форма букв и их частей, строе­ние линии вершин и оснований элементов букв — сначала в обычном по­черке, а затем при произвольном изменении почерка, при изменении на­клона, разгона, связности, размера букв и при занижении степени вырабо­танное™ почерка.

II.   Обычный почерк 50 лиц характеризовался следующими данными* а) выработанноеть почерка: высокая— у 50 лиц; б) размер букв: боль­шой — у 9 лиц, средний — у 39 лиц, малый —у 2 лиц; в) наклон основных штрихов: правосторонний — у 42 лиц, прямой — у 2 лиц, левосторонний — у 6 лиц; г) связность букв: высокая — у 15 лиц, средняя — у 32 лиц, низ­кая — у 3 лиц; д) расстановка букв: узкая — у 4 лиц, средняя — у 44 лиц, широкая — у 2 лиц.

При задании изменить размер букв все 50 лиц изменили этот признак. Увеличился размер букв у 31 лица, а уменьшился у 19.

При изменении размера букв у ряда лиц этот признак становится не­выдержанным.

Одновременно с размером букв изменились и другие общие признаки почерка: а) наклон основных штрихов изменили 2 лица — с правосторон­него на прямой; б) связность букв и их частей увеличилась у одного лица и снизилась у 8 лиц; в) расстановка букв уменьшилась у 2 лиц и увеличи­лась у 12 лиц; г) выработанноеть почерка у всех 50 лиц осталась неиз­мененной.

При задании изменить наклон основных штрихов изменили этот приз- пак 44 лица; 6 лиц не изменили наклона. При изменении наклона основ­ных штрихов у многих лиц наклон становился невыдержанным, а линия строки — ступенчатой.

Одновременно с изменением наклона изменились также следующие общие признаки почерка: а) размер букв изменился у 11 лиц в сторону уменьшения. Уменьшение размера букв в большинстве случаев было не­значительным; б) связность букв и их элементов изменилась у 36 лиц. 23 лица связность уменьшили и 13 лиц увеличили; в) выработанноеть по­черка у всех 50 лиц осталась неизмененной.

При задании изменить связность букв и их частей из 50 лиц ее изме­нили 43 лица: 23 лица связность уменьшили, а 20 лиц увеличили. Наряду со связностью букв изменились:

а) размер букв изменился у 16 лиц: у 13 лиц он увеличился и у 3 — уменьшился; б) наклон основных штрихов из 50 лиц изменился только у 2 лиц с правостороннего на невыдержанный (прямой и левосторонний);

в)  средняя расстановка букв изменилась у 13 лиц (у 11 лиц — увеличилась и у 2 — уменьшилась). Узкая и широкая расстановка букв не изменилась ни у одного лица. Изменения расстановки букв были незначительными;

г)  выработанноеть почерка у всех 50 лиц не изменилась.

При задании изменить расстановку букв этот признак изменили 46 лиц (у 31 лица — увеличилась, у 15 лиц — уменьшилась).

Одновременно с изменением расстановки букв отмечено изменение та­ких общих признаков почерка: а) 22 лица изменили размер букв (17 лиц — увеличили и 5 — уменьшили); б) наклон основных штрихов изменился только у 2 лиц (из правостороннего он стал прямым и левосторонним);

в)  связность изменилась у 19 лиц (у 15 лиц—снизилась и у 4 — повыси­лась); г) выработанноеть почерка у всех 50 лиц осталась неизмененной.

При задании снизить степень выработанности почерка 29 лиц снизили ее до средней и 8 лиц —■ до низкой; 13 лиц степень выработанное™ почерка не снизили. При снижении степени выработанное™ почерка в текстах мно­гих лиц остаются признаки, свидетельствующие об этом.

При снижении степени выработанное™ почерка изменились и следую­щие общие признаки почерка: а) у 39 лиц изменился размер букв (у 27 лиц — увеличился и у 12 — уменьшился); б) наклон основных штри­хов изменился у 35 лиц; в) связность букв и их частей изменилась у 40 лиц (у 36 снизилась и у 4 повысилась); г) у 13 лиц изменилась расстанов­ка букв (И лиц увеличили и 2 лица уменьшили).

При изменении того или иного общего признака почерка (размера букв, наклона основных штрихов, связности, расстановки букв) частные признаки в своем большинстве остались неизмененными. Изменялись лишь некоторые частные признаки почерка, причем у^г разных лиц имели место однотипные изменения. С изменением, например, наклона основных штрихов изменялись конфигурация букв «х», «д», «р», способ связывания элементов букв «к», «м», «н», «л», «ж», способ окончания движения при исполнении букв «у», «д», «з», «к», «р». С изменением расстановки букз изменения отмечались в способе начала движения при исполнении букв «у», «я», «ч», направлении движения при исполнении надстрочного штри­ха буквы «й», способе окончания нисходящих штрихов в буквах «р», «я>

Анализ полученных результатов привел к следующим выводам.

1.  При задании изменить какой-либо общий признак почерка этот признак большинство лиц изменяет и только у некоторых лиц он не изме­няется. Так, из 50 лиц наклон основных штрихов не изменился у 6 лиц, связность — у 7, расстановка букв — у 4.

2.   При изменении размера и расстановки букв большинство лиц (со­ответственно 31 из 50 и 31 из 46) изменяют эти признаки в сторону уве­личения.

3.  Наклон основных штрихов, в случае его изменения, у большинства лиц становится невыдержанным.

4.   В текстах, написанных с умышленным снижением степени вырабо­танное™ почерка, в большинстве случаев встречаются указывающие на это признаки.

5.  При умышленном изменении одного какого-либо общего признака почерка в ряде случаев изменяются и иные общие признаки.

При изменении размера букв, наклона основных штрихов, связности пли расстановки букв степень вьгработаниости почерка, как правило, не меняется.

6.  При изменении какого-либо общего признака почерка изменяются некоторые частные признаки. Однако экспериментальное сравнительное исследование показало, что изменения размера букв, наклона основных штрихов, разгона и связности не препятствовали идентификации личности писавшего.

Полученные в этой части исследования результаты подтверждают вы­воды работы М. Я. Сегай и А. Д. Топольского «Об устойчивости частных признаков почерка в случаях изменения наклона, разгона или связности».

III.  Изучение текстов, написанных произвольно измененным почер­ком, показало, что в них содержатся наиболее существенные изменения общих и частных признаков почерка. Учитывая, что в экспертной практике часто приходится исследовать тексты, написанные произвольно изменен­ным почерком и что полученные данные относительно устойчивости част­ных признаков почерка при изменении некоторых общих признаков под­тверждают выводы упомяргутой выше работы М. Я. Сегай и А. Д. Тополь­ского, на втором этапе экспериментальной работы был сужен объем иссле­дования. Изучалась степень устойчивости общих и частных признаков по­черка только при произвольном его изменении. Была изменена также ме-
тодпка отбора экспериментального материала. От каждого лица в каче­стве образцов почерка отбиралось по пять однотипных текстов: 2 текста, написанные обычным почерком (один под диктовку, а другой путем пере­писывания с машинописного текста); 2 текста, написанные протво шно измененным почерком (один под диктовку, а другой — переписыванием с образца, напечатанного на пишущей машине); пятый образен почерка представлял собой свободное изложение переписывавшегося текста. Вы­полнялся пятый образец измененным почерком.

Для контроля от каждого лица отбирались свободные образцы их по­черка (6-й образец).

По данной методике для изучения были отобраны образцы почерка также 50 лиц.

Устойчивость частных признаков почерка изучалась в о щнаковыч словах п в однотипных сочетаниях букв.

Изучение устойчивости общих признаков в образцах, исполненных произвольно измененным почерком, привело к следующим резу шипам

а) высокую выработаиность почерка снизило 21 лицо из 50 Однако в большинстве случаев в этих текстах остались признаки, свидетельству ю- пше о том, что писавшие обладают высокой техникой письма и у мышлен­ии пытались ее снизить. Снизить въфаботаниость почерка так, чт юы не осталось признаков более высокой выработанное! и, бо шшпппв ) лиц не может;

б¹ размер букв, наклон основных штрихов', связность являются ма ю устойчивыми признаками. Они изменились соолветствепно у 30, >5, 31 ища из 50.

II? топографических признаков письма наиболее устойчивыми мказа- лиеь размещение знаков препинания относительно б танковой строки (не изменилось у всех 50 лиц), расположение даты и подписи (изменилось со- 'тветственпо у 4 и 7 лиц из 50), расположение текст огчосшель ю блан­ковой строки.

Неустойчиво!! оказалась форма линии строки (изменилась у 26 лап нз 50). При этом установлено, что при изменении пак юна основных ипри- Х'ов с правостороннего на левосторонний в бо [ыиинстве с )чаев ровная ли­ния строки изменяется на ступенчатую.

1Ь частных признаков почерка устойчивыми оказались иаправ юпт лвиженин при исполнении букв «а*, «г», «о», начальной части буквы «ч подстрочного штриха букв «Щ», «щ^ч горизонтального штриха букв х<Э> «з», расположение точки начала движения по отношении) к линии сIроки в буквах «в», «г», «е», «з> «л», «м.», «р> месюположение точки нала 1а движения в буквах «о», «а> «д> «б^ «ю^ч>, способ начала движения при исполнении букв «г», «ж», «з», «3», «л», «м», «С», «с», «х», «Э», «э>>, спо­соб окончания движения в буквах «а», «л», «м», «п», «я», расположение точки окончания движения по отношению к линии строки при пегю 1 пенни букв «а», «II», «и», «к», «ш», «я», способ соединения элементов в бу'квах чло», «я», относительные размеры частей букв «в», «д», «р», «у», «я», линия основания элементов букв «ж», «и», «м», «п», «т», «х», «ю», «я», линия верипгн элементов букв «ж», «и», «к», «у», «х», «ш», «щ»

Изменения указанных признаков имели место у 1—5 лиц из 50

Очень устойчивым признаком является размещение нажимов в штри­хах Однако этот признак в почерках большинства лиц выражен не четко, а поэтому редко используется в целях идентификации. Этот признак засту­живает специального изучения.

Наблюдались также следующие особенности:

а)  поправки с целью изменения привычных вариантов букв и \ их частей; б) к концу текста, написанного умышленно измененным почерком. величивается число признаков, свойственных обычному почерку.

Наибольшему изменению подвергалось направление движения при
исполнении соединительных штрихов букв «Ж», «А», надстрочного штриха букв «Г», «П», «Т», «Б», подстрочной части букв «д», «з», «у», второго и третьего штрихов буквы «к», второго элемента буквы «р», расположение точки начала движения по отношению к линии строки при исполнении буквы «М», способ окончания движения при исполнении букв «А», «б», «В», «Г», «д», «и», «й», «Т», «Я» и основного штриха буквы «Р», распо­ложение точки окончания движения по отношению к линии строки при исполнении букв «А», «д», «з», «л», «у», «ы», второго основного штриха буквы «П», третьего основного штриха буквы «Т», способ соединения эле­ментов в буквах «А», «В», «д», «Ж», «К», «к», «Л», «М», «Н», «и», «Т», «у», «Ю». Отмеченные признаки изменялись 10—15 лицами из 50.

Из анализа частных признаков почерка при умышленном произволь­ном его изменении у 50 лиц можно сделать следующие предварительные выводы:

1.  Наименьшему изменению подвергаются самые простые по своему строению буквы «О», «о», «ь», «с», «и», «а», «г», «е».

2.   Прописные (заглавные) буквы изменяются значительно чаще, чем строчные. Это может быть объяснено, вероятно, тем, что прописные буквы хорошо выделяются в тексте и на них больше обращается внимание лица, желающего изменить свой почерк.

3.  В измененном почерке часто наблюдается исчезновение какого-ли­бо варианта буквы и появление нового варианта.

4.   В ряде случаев наблюдаются поправки с целью изменения при­вычных вариантов букв или их частей. Эти поправки являются одним из признаков, указывающих на то, что текст писался измененным почерком.

5.   В рукописных текстах, исполненных произвольно измененным по­черком, к концу текста увеличивается количество признаков, свойствен­ных обычному почерку.

6.   В исследованных образцах почерка 50 лиц встречались отдельные случаи настолько сильного изменения общих и частных признаков почерка, что идентификация писавшего на основе имеющейся методики исследова­ния рукописных текстов была невозможной.

ЛИТЕРАТУРА

1.   С. И. Тихенко, Судебно-графическая экспертиза рукописных текстов, 1946 г.

2.  С. И. Тихенко, Т. Г. Б о р д о н о с, Об устойчивости признаков почерка, журн. «Социалистическая законность», 1941 г. № 1.

3    С. И. Т и х е н к о, Проблемы индивидуальности и устойчивости признаков по­черка в судебной экспертизе письма, «Криминалистика и научно-судебная экспертиза» сборник КНИИСЭ, № 2, 1948 г.

4   М. Я. Сегай, А. Д. Т о п о л ь с к и й, Об устойчивости частных признаков по­черка в случаях изменения наклона, разгона или связности, «Тезисы докладов научной конференции Киевского НИИСЭ», 1952 г.

РОЖКОВА Г. В. (Харьковский НИИСЭ)

УСТОЙЧИВОСТЬ ПРИЗНАКОВ ПОЧЕРКА В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ПОЗЫ ПИШУЩЕГО

(Предварительное сообщение)

Непривычные для человека условия письма (необычная поза, непри­вычный материал письма, пишущий прибор и др.) являются причинами естественного изменения почерка. В криминалистической литературе име­ются указания о том, что при выполнении текстов в неблагоприятных ус­ловиях наступают определенные изменения почерка, затрудняющие иден­тификацию исполнителя. Проф. Потапов С. М. (1) указывает: «почерк одного и того же лица меняется по ряду причин» (неудобное положение, утомление от физического труда, болезнь руки, письмо во время движения поезда, плохое качество пера и бумаги).

Проф. Винберг А. И. (2) среди причин, влияющих на изменение по­черка, называет и условия возникновения документа (чернил?, бумага, температура и т. д.).

Более полно об изменяющихся признаках почерка вследствие небла­гоприятных условий письма говорится в педагогической литературе. В ра­ботах Гурьянова Е. В. (3) и Писаревского Д. П. (4) указывается, что раз­личные виды движения руки (различные точки опоры руки при письме) влияют на качество и быстроту письма. Письмо становится менее четким и менее стройным. Однако точных данных о характере изменения призна­ков почерка и о степени их устойчивости в криминалистической и педаго­гической литературе нет.

Выяснение степени и характера влияния позы человека при письме на признаки почерка возможно, главным образом, экспериментальным путем. С этой целью и была проведена экспериментальная работа по изу­чению почерка в рукописях, выполненных в следующих позах:

I.   Привычное для пишущего положение. Как правило, это усвоенные при обучении письму в школе правила посадки: сидя, положение бумаги горизонтальное, упор руки на мышцы предплечья с внутренней стороны. (Такое положение было привычным для всех, у кого отбирались образцы). При данном положении рука не является опорой для туловища пишущего, а пальцы, кисть, запястье и нижняя часть предплечья максимально сво­бодны в движениях.

II.  Сидя, положение бумаги горизонтальное, упор руки на кисть или запястье. Подвижность руки ограничена, так как письмо осуществляется только координированными движениями пальцев и кисти руки.

III.  Стоя, положение бумаги горизонтальное, упор руки на предпле­чье. Рука является опорой для пишущего, поэтому подвижность руки ог­раничена.

IV.  Стоя, положение бумаги горизонтальное, упор руки на кисть или запястье.

V.  Стоя, положение бумаги вертикальное, упор на предплечье.

VI.  Стоя, упор руки на кисть или запястье, положение бумаги верти­кальное.

VII.  Сидя, бумага на коленях.

Предварительные выводы, приводимые в этой работе, являются ре­зультатом разработки и обобщения экспериментальных образцов почер­ка (497 рукописей) с высокой степенью выработанности, отобранных у 70 лиц. У каждого лица во всех семи позах отбирался текст одного со­держания, объемом в 563 буквенных знака. (В данном тексте имеются все строчные и заглавные буквы алфавита и арабские цифры. При состав­лении текста была учтена и частота встречаемости букв). Текст отбирался на привычном для пишущего материале письма и привычным пишущим прибором. Таким образом, создавались условия, когда на почерк влияло (при прочих равных условиях) только необычное положение (поза). В раз­работке экспериментальных образцов почерка за исходный брался текст, выполненный в привычном для пишущего положении (позе). С целью вы* явления и учета всех естественных вариаций признаков почерка от неко­торых лиц были получены и свободные образцы почерка.

В результате изучения экспериментального материала было установ­лено:

I.  Признаки, характеризующие почерк в целом

Степень выработанности почерка у всех 70 лиц не из­менилась.

Стройность почерка снизилась у 62 лиц из 70. Стройный по­черк стал относительно стройным, нестройный и относительно нестрой­ный — еще более -нестройным. Необходимо отметить, что нарушение стройности чаще всего .происходило при письме в IV, V, VI позах. Так, у 42 человек стройность нарушилась с IV позы (IV, V, VI), у 9 лиц — с V позы. У 11 человек снижение стройности наблюдалось со II по VII позы. Но если во II и III позах наблюдалось несущественное снижение строй­ности,, то в IV—VI позах происходило резкое снижение стройности.

Четкость почерка уменьшилась у 28 человек. Как правило, снижение четкости наступает в IV, V, VI позах. Из 42 человек с неизме- нившейся четкостью почерка у 8 человек наблюдается практически несу­щественное снижение четкости. В I позе из 70 лиц у 14 почерк был нечет­ким, у 56 лиц — четким. Изменения в одинаковой степени касались и чет­кого и нечеткого почерка (нечеткий становился более нечетким, а чет^ кий — относительно четким и даже нечетким).

Содержание скорописных упрощений

В рукописях, выполненных в непривычных позах, увеличивается ко­личество скорописных упрощений (у 67 лиц из 70). Движения при выпол­нении букв становятся более простыми.

Общие признаки

Размер букв. У 36 человек из 70 размер букв несколько увели­чился, но в пределах той же группы принятой градации размеров букв Например, если в I позе размер букв равнялся 3—3,5 мм, то в IV—VI по­зах, оставаясь средним, размер букв был равен 3,5—4 мм. Реже наблю­дается уменьшение размера букв. Так, только у 2-х лиц размер букв уменьшился (переход со среднего размера в малый). Размер букв увели­чился со средне/о на большой только у одного лица.

Расстановка букв несколько увеличилась у 59 человек. Од­
нако увеличение расстановки букв (как и увеличение относительного раз­мера букв) не привело к переходу почерка в другую группу принятой гра­дации расстановки букв.

Наклон букв. Из 70 лиц у 54 наклон букв не изменился; у 12 че­ловек также сохранился привычный наклон (правый), но угол наклона уменьшился (у 10 лиц — в V—VII позах, у 1 лица — в V позе, у 1 лица — во II—VI позах). Наклон букв изменился у 4-х лиц (у всех 4-х при письме в привычном положении наклон букв правый, а стал смешанным).

Связность. Значительно увеличилось общее количество связан­ных букв в тексте (у 64 человек из 70). Между общим количеством свя­занных букв в текстах, выполненных в привычной позе, и общим количе­ством связанных букв в текстах, выполненных в необычных позах, разни­ца равна 20—70 буквенным знакам. Например, если в тексте, выполнен­ном в привычной для пишущего позе, общее количество связанных букв равно 450, то в текстах, выполненных в IV, V позах, — 521, 527. Увеличе­ние связности происходит за счет увеличения количества буквосочетаний, в которых слитно' соединены 4—6 букв.

Связность также увеличилась и у остальных 6 человек, но не во всех позах. В текстах, выполненных во II, III и VII позах (по сравнению с тек­стом, выполненным в обычной позе), общее количество связанных букв уменьшилось. Уменьшение происходит за счет резкого снижения количе­ства буквосочетаний, в которых слитно соединены по 2—3 буквы. Увеличе­ние же буквосочетаний, в которых слитно соединены по 4—6 букв, дает общее число связанных букв меньшее, чем в текстах, выполненных в при­вычной позе. Но и в этих случаях происходит увеличение количества букво­сочетаний, в которых слитно соединены 4—6 букв.

Связность увеличивается у ряда лиц в такой степени, что слитно вы­полняются не только буквы в словах, но и слова между собой («небыл», «ионе» и т. д.), а также знаки переноса с предыдущими буквами. Увеличе­ние связности букв происходит во всех непривычных позах в- одинаковой степени (со II позы по VII).

Данные об увеличении связности, полученные в процессе исследова­ния экспериментального материала, противоречат утверждениям некото­рых авторов о том, что связное письмо при непривычном положении за­трудняется и степень связности снижается. В этих случаях,— указывает Гурьянов Е. В., — наблюдаются частые разрывы внутри слов (через 2—3 буквы), которые вызываются необходимостью прекращения письма во время изменения положения предплечья (3).

Уменьшение четкости, стройности почерка, увеличение связности и скорописных упрощений является результатом нарушения привычных для пишущего условий письма.

Ограниченный радиус движения при непривычной позе увеличивает мышечную напряженность, и у пишущего появляется стремление как можно быстрее выполнить текст. Поэтому движения при выполнении элементов букв и букв в целом становятся более простыми и удоб­ными для выполнения максимального количества буквенных знаков без отрь'ва пера от бумаги. Упрощение элементов букв и букв в целом, а так­же увеличение связности между ними приводит к нарушению четкости и стройности почерка.

II. Частные признаки

При изучении частных признаков почерка было установлено, что ха­рактер их изменения соответствует характеру изменения общих признаков. Все наступающие изменения частных признаков можно условно свести к 2 группам:

Первая группа — увеличение связности элехментов букв (на­блюдается у 64 лиц из 70). Связность элементов, в основном, увеличи­
вается: а) в строчных буквах «р», «к», «д», «х», «э»; в буквах, имеющих надстрочные элементы, «т», «й»; б) в заглавных буквах «Д», «Н», «К»_У реже «А».

Увеличение связности элементов букв наступает со II позы, но наи­более полное выражение эти изменения получают только в IV—VI позах. В некоторых случаях увеличение связности элементов наступает только с IV, V поз.

Вторая группа — упрощение движений при выполнении букв в целом или их элементов (у 67 лиц из 70). Упрощение движения проис­ходит в следующих буквах или их элементах: «й», «д», «н», «х», «к», «р», «П», «Н», «В», «К», цифрах «2» (третий элемент), реже «I», «9». Буквы в целом или их элементы становятся конструктивна более простыми. До­полнительные детали, вводимые с целью украшения письма в обычной позе, отсутствуют в рукописях, исполненных в непривычных позах. Харак­терным для данной группы является: 1) увеличение количества упрощен­ных вариантов букв, встречающихся при письме в привычной позе. Редко встречаемый при письме в привычном положении упрощенный вариант букв «т», «р», «д», «к», «н», «Н», «К» становится преобладающим при письме в непривычной позе; 2) появление новых упрощенных вариантов букв «т», «х» (реже).

Увеличение связности элементов букв и упрощение движений при выполнении букв или их элементов приводит к изменению таких частных признаков: а) способа начала движения в элементах букв; б) способа окончания движения в элементах букв; в) особенностей направления дви­жения при выполнении букв или их элементов; г) размещения точек пере­сечения штрихов в буквах.

Иллюстрацией некоторых приведенных положений могут служить следующие фотоснимки экспериментального материала.

1)   Текст выполнен в привычном для пишущего положении: сидя* с упором руки на предплечье, при горизонтальном положении бумаги.

2)   Текст выполнен стоя, с упором руки на предплечье, при горизон­тальном положении бумаги.

3)   Текст выполнен стоя, с упором руки на кисть, при вертикальном положении бумаги.

В текстах, выполненных в непривычных позах, наступили следующие изменения признаков почерка (см. рис. 1): упрощены движения при вы­полнении букв:

«г» (см. способ начала движения в букве «г» в словах «граждан­ские») ,

«Н» (см. способ начала движения в буквах «Н» в словах «Николай»,

знаков краткости букв «й» (см. особенность направления движения при выполнении знаков краткости буквы «й» в словах «Николай», «.вой­на»),

буквы «к» (см. особенность направления движения при выполнении буквы «к» в словах «комсомолец»),

буквы «б» (см. особенность направления движения при выполнении надстрочных элементов буквы «б» в словах «большевик», «белом»).

1)  Текст выполнен в привычном для пишущего положении: сидя, упор руки на предплечье, при горизонтальном положении бумаги.

2)  Текст выполнен стоя, упор руки на кисть, при вертикальном поло­жении бумаги.

В тексте, выполненном в непривычной позе (рис. 2), наступили сле­дующие изменения признаков почерка:

а)  увеличивалась связность букв в словах (см. слова «брала», «свое», «товарища»);

б)  увеличивалась связность элементов букв (см. буквы «а» в словах «брала», буквы «р» в словах «Островского», «Партия»);

в)  связность настолько увеличивалась, что знак переноса оказался слитно соединен с предыдущей буквой (см. буквосочетание «забо» В1 слове «заботами», надстрочный элемент (точки) буквы «ё» слитно' выполнен со строчными элементами данной буквы (см. слово «своё»);

г)  скорописный вариант буквы «р» стал единственным вариантом этой буквы в текстах, выполненных в непривычном положении.

Обобщение экспериментального материала позволяет сделать некото­рые выводы:

1)  Во всех непривычных для пишущего позах проявляются одно­типные, нехарактерные для какой-либо одной позы, изменения в при­знаках почерка. Характер основных изменений признаков почерка, насту-
лающих при письме в непривычной позе: а) увеличение связности эле­ментов букв и букв между собой; б) упрощение элементов букв и букв в целом; в) увеличение количества упрощенных вариантов букв, встре­чающихся при письме в привычной позе. Наиболее ярко эти изменения проявляются при письме стоя, с упором руки на кисть и предплечье, при горизонтальном и вертикальном положении бумаги. Однако указанные изменения, касающиеся отдельных общих и частных признаков, не могут серьезно повлиять на возможность идентификации личности по текстам, выполненным в непривычной позе. Изменения частных признаков почерка при письме в иных позах являются менее существенными и практически не могут затруднить процесс идентификации.

2)   Оценивая совпадающие и различающиеся признаки почерка, экс­перту следует учитывать, если для этого имеется основание, что различия ряда признаков могут быть следствием выполнения текста в непривычной позе.

Ему необходимо так же знать характер изменения признаков, обус­ловленных непривычной позой при письме.

ЛИТЕРАТУРА

1.    С. М. Потапов, Криминалистическое исследование документов, «Кримина- листика», М, 1938 г. стр. 271.

2.   А. И. В и н б е р г, Криминалистическая экспертиза письма, М. 1940, стр. 120.

3.    Е. В. Гурьянов, К вопросу о причинах плохого почерка, М, 1938 г., стр. 126. Его же «Психологические основы упражнений при обучении письму», М, 1948 г.

4.   Д. П. П и с а р е в с к и й, Обучение письму, М., 1937 г.

можлр и. м.

(Харьковский НИИСЭ)

УСТОЙЧИВОСТЬ ПРИЗНАКОВ ПОЧЕРКА В ЗАВИСИМОСТИ

ОТ ВРЕМЕНИ

Предварительное сообщение

В практике криминалистических учреждений нередко возникает не­обходимость в исследовании документов, выполненных с большим раз­рывом во времени, и довольно часто при подобных исследованиях дают­ся заключения о невозможности решения вопроса, особенно в случаях, если исследуемый документ выполнялся лицом в период формирования его почерка.

В криминалистической литературе по данному вопросу излагаются лишь общие положения о том, что почерк со временем подвергается опре­делённым изменениям, поэтому свободные образцы почерка должны со­ответствовать исследуемому документу по времени 'написания.

Настоящая работа имеет своей целью установить, какие из призна­ков почерка одного и того же лица являются наименее устойчивыми и подвергаются со временем изменениям, какие более устойчивы, а также установить причины как устойчивости, так 'и изменяемости тех или иных признаков почерка. Построена работа, .главным образом, на изучении экспериментального материала.

Предварительное изучение литературных данных и небольшого коли­чества экспериментального материала привело к выводу, еще в самом начале работы над темой, о том, что разработка данной проблемы долж­на производиться с учетом возраста пишущих и их письменной практики. Причем, эти два критерия обычно между собой тесно связаны.

В течение двух лет (1955—1956 гг.) изучались образцы почерка сле­дующих трех групп:          >

1)   лиц в возрасте от 20 до 30 лет, у которых в момент написания первых образцов почерк был в стадии формирования. В эту группу вхо'- дили, главным образом, окончившие средние учебные заведения. При­близительно ³/4 этой группы были студенты (первые образцы относились к моменту вступления в институт, вторые — к моменту окончания).

2)   Лиц зрелого возраста (от 30 до 50 лет) с установившимся почер­ком, часто пишущих.

3)  Лиц .преклонного возраста, главным образом, пишущих редко (большая часть этих образцов принадлежит пенсионерам 60—70 лет).

На данном этапе работы были собраны и изучены образцы почерка 189. чел., изучено 53 экспертных дела: из них первой группы — образцы 118 человек; второй группы — образцы 18 человек; третьей группы — образцы 53 человека.

Собирались образцы почерка одного и того же лица с разрывом в 10 и более лет (лиц второй и третьей групп) и в 3—5 лет (лиц I группы).

При разработке экспериментального материала изучались все при­знаки почерка и определялись степень их устойчивости и характер изме­нений признаков.

I.  Устойчивость и изменяемость признаков почерка лиц I группы

Изучение почерка лиц этой группы показывает, что в почерке боль­шинства лиц при большой письменной практике, даже за небольшой про­межуток времени (в 2—3 года) происходят существенные изменения.

Рассмотрим как изменяются признаки почерка, характеризующие его в целом.

Степень выработанности, как правило, либо* не меняется, либо становится выше. Не изменилась она у 94 человек с высоковырабо- танным почерком; 24 чел. данной группы обладали почерком выше сред­ней, но ниже высокой степени выработанности. Почерк этих лиц носил ха­рактер (если можно так его назвать) «ученического почерка». В нем на­блюдались: некоторая изогнутость штрихов, сжатость элементов букв_у средний темп движений, примыкающий вид соединения букв и другие при­знаки, свойственные почерку учеников школы. У лиц, обладавших, так называемым «ученическим почерком», он стал высоковыработанным, без описанных элементов «ученического почерка».

В строении почерка почти всех лиц данной группы наступили более или менее значительные изменения. Значительно подвергалось из­менению строение почерка 66 чел., из них у 22 лиц строение почерка из­менилось совершенно. Однако, у 12 лиц строение почерка совсем не изь меншюсь. При изучении образцов почерка этих 12 лиц обращает на себя внимание тот факт, что их почерк имеет очень своеобразное строение. На­пример, левонаклонный стройный почерк; почерк с извилистыми штри­хами букв; очень нестройный почерк; стройный, но очень мелкий; чрез­вычайно вычурный почерк. И это строение сохраняется без изменений.

Строение почерка подвергается, в основном, таким изменениям: дви­жения становятся менее стройными, менее четкими, более небрежными, более размашистыми; исчезает изогнутость, вычурность штрихов; нажим становится более равномерным; сглаживается угловатость штрихов.

При изучении темпа письма установлено, что у 50 лиц темп остает­ся быстрым, у 8-ми средним, у 60 становится быстрее. Таким образом,, можно сказать, что, в основном, со временем у этих лиц наблюдается уве­личение темпа движений.

Рассмотрим, как изменяются общие признаки почерка у лиц данной группы.

В почерке 88 лиц со средним и малым размером букв этот при­знак не изменился. Изменился размер букв у 30 лиц, причем со среднего на малый и с большого на средний изменился размер букв в почерке 22 чел.; увеличился со среднего на большой в почерке 8-ми человек. Таким образом, установлено, что в почерке с малым размером букв этот при­знак изменяется редко. В почерке со средним размером букв изменения происходят чаще всего в сторону уменьшения размера букв.

При изучении такого общего признака почерка как наклон; уста­новлено, что у большей половины лиц данной труппы этот признак под­вержен изменениям: он изменился у 67 чел. (нами принимались измене­ния в пределах 10°—20°). Более наклонным стал почерк у 49 чел., менее наклонным — у 10 лиц, причем наклон уменьшается в тех случаях, когда почерк был с очень малым углом наклона (например, наклон изменился с 30—37° на 55—60°). Кроме того, имело место изменение вертикального почерка на правонаклонный; правонаклонного на левонаклонный (у 4-х человек) и левонаклонного на правонаклонный (у 3-х человек).

Изучением следующего общего признака почерка — расстанов- к и букв установлено, что широкая расстановка обычно не изменяется, узкая и средняя становятся широкой. Из 62 почерков с изменившейся расстановкой последняя увеличилась в почерке 56 чел. (с узкой на сред­нюю, со средней на широкую). Осталась прежней, главным образом ши-

рокой, расстановка в почерке 56 лиц. У нескольких лиц она осталась сред­ней.

Степень связности почерка также подвержена изменению: в почерке 68 лиц с изменившейся степенью связности она повысилась у 64 лиц (с низкой на среднюю и высокую, со средней на высокую и с вы­сокой на еще более высокую). Лишь у 4-х человек степень связности не­сколько понизилась. Не изменилась высокая степень связности в почерке 50 человек. Таким образом, в почерке лиц с высокой степенью' связности этот признак обычно не меняется (либо степень связности становится еще в-ыше), в почерке с низкой либо средней степенью связности она обычно повышается.

Большим изменениям в почерке этой группы лиц подвергаются и частные признаки. Наиболее характерными изменениями и свойственны­ми большинству почерков, являются следующие: 1) появление новых ва­риантов букв, выполняемых упрощенными движениями, более приспособ­ленными для связывания как элементов внутри букв, так и букв между собой. Эти новые варианты букв либо полностью заменяют старые, либо употребляются наряду со старыми, но гораздо чаще прежних. В целом вариантов одной и той же буквы в почерке одного и того же лица стано­вится меньше. 2) Изменяется вид соединения букв между собой и эле­ментов внутри букв: исчезают соединительные штрихи, выполняемые от­дельными движениями, появляется слитный вид соединения. 3) При упро­щении способа соединения букв между собой деформируются отдельные элементы этих букв. 4) Повышается связность элементов букв. 5) Увели­чивается расстановка элементов внутри букв. 6) Изменяется способ окон­чания движения в буквах, расположенных в конце слов: в таких буквах заключительные элементы полностью'не выписываются. 7) Упрощение дви­жений проявляется также в том, что овалы букв становятся более откры­тыми. 8). Уменьшаются относительные размеры подстрочных и надстроч­ных элементов букв «д», «у», «з», «р».

Даже у букв без таких элементов точки начала и окончания движе­ний, точки соединения элементов букв, которые располагались выше либо ниже линии строки, размещаются ближе к линии строки.

В качестве иллюстрации изменений частных признаков почерка, на­ступивших вследствие большой письменной практики, могут служить об­разцы почерка студента Лозовицкого И. Ф. В его почерке наступили сле­дующие изменения: 1) Изменяется местоположение точки начала движе­ния в букве «р», относительно линии строки (в образцах 1955 г. — эта точка размещается ближе к линии строки). Кроме того, в этой же букве изменяется способ соединения элементов буквы между собой. 2) Изме­няется направление движения при выполнении одного из вариантов бук­вы «д», во втором варианте этой же буквы — упрощаются движения при выполнении строчной части буквы. 3) Упрощаются движения при выпол­нении верхней части буквы «з», изменяется ее форма. 4) Упрощаются дви­жения при выполнении буквы «к», изменяется форма элементов. 5) Изме­няется направление движений при выполнении буквы «т». 6) Изменяется способ окончания движения в букве «я» и расположение точки окончания этого движения относительно линии строки.

Сопоставляя между собой все установленные изменения признаков почерка лиц данной группы, их зависимость друг от друга, можно прий­ти к выводу о том, что причиной всех этих изменений является переход к быстрому письму вследствие увеличения письменной практики. Лица, которым приходится больше писать, чем ранее в период обучения в сред­них учебных заведениях, стремятся писать быстрее, следовательно, упро­стить свои движения, с тем, чтобы затрачивать на них как можно меньше энергии. Кроме того, скорое письмо требует начертания букв и даже це­
лых слов без отрыва пера от бумаги. Этим объясняется повышение связ­ности почерка.

$/ ]1о&?6ои?в*еьш с $ЖсМуиА>

Кса> (^/иьлсб'&гЬоге                                                                                                                                                                                                ф^Аоб4Х^о &Зи&С^и

]&иу1#калАК*&Зь - ук^1Аснщ4. .                                                       _

Ъупл$е**Ыи/ П0Ьа*ъ*м&*

Ф' • - . /аиА- С/{ ^ ------------------------------------- -------  “ /

<^■^<4)0 /ио-^ (р»л 1955г. С5^С<#л^. С# 3*Т Ъ&д**' & ^ •

^                                                                                                                        (?-<сС*<Лг{ &4С4П~> ^р^Гс*-е-<-А-'

^у-^се^с-х^и гпСоб &Л+ & в€~€**-е *€е>~**Ьф -

-“у^еЛл*, - У

С$с*#*

* , . 0 . .

Рис. 1.

Образцы почерка Лозовидкого И. Ф., относящиеся к 1952 и 1955 гг.

Увеличение темпа письма вызывает уменьшение стройности, четкости почерка, почерк становится более небрежным.

Уменьшение размера букв и размаха пишущего прибора по верти­кали увеличивает расстановку букв и объясняется стремлением затрачи­вать меньше энергии на движения, направленные в сторону от основного движения пишущего прибора вправо.

Увеличение расстановки букв может быть объяснено высоко разви­той координацией движений, так как слишком сжатый почерк является
результатом слабо развитой координации движений. Увеличение же на­клона при скорописи помотает быстроте письма и способствует сохране­нию четкости письма без искажения букв.

Вывод о том, что установленные изменения признаков почерка лиц данной группы, объясняются, главным образом, увеличением письменной практики, подтверждается также данными, полученными при изучении почерка лиц, которые к моменту поступления в высшее учебное заведе­ние имели большую письменную практику, чем лица, поступающие в них сразу из средних учебных заведений. Почерк таких лиц подвержен изме­нениям в значительно меньшей степени, чем у лиц, пришедших в ВУЗ прямо со школьной скамьи.

II.  Устойчивость и изменяемость признаков почерка у лиц II группы

При изучении образцов почерка лиц этой группы установлено, что у 17 человек из 18 степень выработанности почерка оказа­лась устойчивой (у 16—высокая степень выработанности и у одного — средняя). Изменилась степень выработанности у одного лица — из сред- невыработанного почерк стал высоковыработанным. Незначительно изме­няется строение почерка у 10 чел.: почерк этих лиц становится ме­нее стройным, менее четким, более размашистым; лишь у одного лица почерк стал несколько стройнее. У 8-ми человек строение почерка не под­верглось существенным изменениям.

Темп письма устойчив у 10 человек, изменился у 8-ми, причем в сторону увеличения — у 7-ми человек.

Изучением общих признаков почерка установлено, что размер букв у 10 человек устойчив, изменился у 8 (увеличился у 5 человек, уменьшился у 3-х).

Наклон букв изменился у 10 человек. У половины он увеличил­ся, у половины уменьшился. (У 2-х изменился в противоположную сторо­ну, с левонаклонного на правонаклонный и наоборот).

Расстановка букв. У И чел. устойчива, у 7 человек измени­лась в сторону увеличения (стала шире).

Степень связности изменялась у половины лиц (повысилась у 5 чел., понизилась у 4-х).

В частных признаках наблюдаются дальнейшие упрощения движе­ний, однако количество признаков, подвергшихся изменениям, значительно меньше, чем в почерке лиц первой группы.

Ввиду незначительного количества разработанных образцов почерка лиц данной группы, какие-либо определенные выводы по этой группе де­лать преждевременно. Можно лишь сказать, что при большой письменной практике почерк этих лиц продолжает несколько совершенствоваться, хотя в значительно меньшей степени, чем у лиц первой группы.

В дальнейшем предполагается продолжить разработку образцов по­черка лиц данной группы, а также изучить образцы почерка лиц с уста­новившимся почерком, но пишущих редко (например, образцы почерка машинисток).

III. Устойчивость и изменяемость признаков почерка лиц третьей группы

Из образцов почерка 53 лиц данной группы, т. е. лиц преклонного возраста, у 42 человек почерк был высоковыработанным и у 4-х маловы- работанным. У лиц с почерком высокой и средней степени выработан­ности она не изменилась; у 2-х лиц с маловыработанным почерком сте­пень выработанности повысилась до средней, у 2-х не изменилась.

Стороение почерка изменилось незначительно у 30 чел., т. е. более чем у половины: менее стройным почерк стал у 14 чел., менее чет­
ким у 10 чел., небрежнее у 6 чел., более угловатыми, отрывистыми, с при­знаками атаксии движения стали у 9 чел.

Темп письма не изменился у 40 чел., Изменился у 13: из них быстрее стал у 7 чел., медленнее — у 4-х.

Размер букв у большинства (у 42 чел.) не изменился, изме­нился у 11: у 5 чел. увеличился, у 3-х уменьшился, у 3-х стал неравно­мерным.

Наклон букв не изменился у 31 чел., изменился у 22: увели* чился у 9 чел., уменьшился у 13 чел.

Расстановка букв не изменилась у 39 чел. Шире стала у Я чел., уже —у 6 чел.

Степень связности почерка не изменилась у 31 чел., у 16 чел. повысилась, у 6 чел. снизилась.

Причем, в почерке отдельных лиц меняется характер связности: связ­ность букв — в отдельных словах повышается, но слова с такой высокой связностью встречаются теперь редко, чаще в тексте встречаются слова, с буквами, выполненными раздельно.

Частные признаки в почерках лиц данной группы изменяются мало. У большинства они почти не изменяются, у меньшинства — незначитель­но. Это главным образом: 1) уменьшение числа вариантов букв, 2) отказ от вычурности и упрощение движений, 3) уменьшение связности элемен­тов в буквах, 4) изменение способа окончания движения в буквах (появ­ляются окончания в виде прямых штрихов).

У большинства данной группы признаки почерка подвергаются изме­нениям значительно меньше, чем у лиц первой и даже второй группы. У той части лиц, признаки почерка которых подвергаются изменениям, эти изменения происходят либо в таком же направлении, как у первой и вто­рой групп (увеличение наклона, расстановки, связности, упрощение дви­жений, появление новых вариантов букв), либо, наоборот, в сторону, если можно так выразиться, деградации почерка (замедленность, скованность движений, появление признаков атаксии). При ознакомлении с трудовой деятельностью этих лиц установлено, что те, у которых продолжает не­сколько совершенствоваться почерк — это лица, продолжающие письмен­ную практику. Те, у которых деградирует почерк,— это лица преклонно го возраста, пишущие редко (пенсионеры 60—70 лет). Причиной измене­ний в почерке этих лиц цужно считать с одной стороны — уменьшение письменной практики, с другой — вероятно, наступление физиологиче­ских изменений у этих лиц в преклонном возрасте, выражающихся в рас­стройстве координации движений, ухудшении зрения и т. п.

Разработка почерка лиц данной группы также нэ^акончена. Пред­полагается увеличить количество образцов и более Детально изучить об­разцы почерка лиц преклонного возраста, продолжающих письменную практику.

❖ *

❖

На основании данных, полученных при изучении экспериментального материала, следует сделать некоторые предварительные (особенно о по­черках лиц второй и третьей групп) выводы, касающиеся характера ус­тойчивости и изменений признаков почерка в зависимости от 'времени.

Можно считать установленным, что почерк человека, являясь инди­видуальным и устойчивым, подвергается определенным изменениям в те­чение всей жизни человека. Характер этих изменений определяется воз­растом пишущего и его письменной практикой.

Наибольшим изменениям подвергаются признаки почерка лиц пер­вой группы.

В практической экспертной работе, при исследовании документов, выполненных лицом в период формирования его почерка, а затем зани­
мавшегося большой письменной практикой, необходимо учитывать воз­можность наступления указанных изменений в почерке; это позволит пра­вильно оценивать признаки и объяснить, что различия вышеперечислен­ных признаков, являются результатом естественных изменений почерка и не могут расцениваться экспертом как признаки почерка разных лиц.

Однако в отдельных случаях оценка признаков является чрезвычай­но трудной, так как в почерке некоторых лиц наступает очень много из­менений. В таких случаях экспертизу невозможно произвести без образ­цов почерка, относящихся ко времени исполнения исследуемого доку­мента.

Естественные изменения признаков почерка во времени у лиц II груп­пы незначительны. Эксперту необходимо учитывать, что различия призна­ков, выходящие за пределы указанных изменений, не свойственны таким почеркам и будут свидетельствовать о том, что сравниваемые рукописи на­писаны разными лицами.                               /

Во всех случаях исследования документов, выполнев тельным разрывом во времени, эксперту необходимы сведения о возрасте, образовании, специальности, письменной практике лиц, чьи образцы по­черка представляются на исследование.

ВОЛЬВАЧ Н. С. (Одесская НИКЛ)

О ВЛИЯНИИ СВОЙСТВ ПИШУЩЕГО ПРИБОРА НА ПРИЗНАКИ ПОЧЕРКА (Предварительное сообщение)

Вопрос о влиянии свойств пишущего прибора на признаки почерка до- сих пор мало изучен.

В советской криминалистической литературе нет указаний на то, в чем сущность различий почерка одного лица при письме пером и каран­дашом.

Поскольку в литературе нет обоснования значения при криминалисти­ческой экспертизе почерка образцов, исполненных таким же по виду пишущим прибором, как исследуемая рукопись, работники органов рас­следования и суда, как правило, не обращают внимания на то, каким пишущим прибором исполнены образцы, направляемые для сравнитель­ного исследования.

Практика экспертных криминалистических учреждений показывает, что от вида пишущего прибора иногда могут зависеть некоторые суще­ственные признаки почерка одного лица, затрудняющие сравнительное исследование. В этих случаях, как правило, направляются экспертом за­просы о направлении для исследования дополнительных эксперименталь­ных и свободных образцов почерка, исполненных определенным пишущим прибором.

В настоящей работе приводятся предварительные данные о влиянии пишущего прибора на признаки почерка, основывающиеся на исследова­нии экспериментальных образцов почерка.

Образцы почерка отбирались под диктовку как автором, так и судеб- но-следственными работниками у лиц со средней степенью выработанное^ ти почерка. Образцы почерка двадцати четырех лиц были исполнены карандашом и обычным для них пишущим прибором — авторучкой с пе­ром, имеющим расщеп; двенадцати лиц — карандашом и перьевыми руч­ками школьного образца. Всего было собрано 96 рукописей, отобранных у 36 лиц. Исследование данных образцов проводилось в целях выявления изменений общих и ряда частных признаков почерка, обусловленных свой­ствами пишущего прибора.

В результате исследования установлено:

В карандашных текстах 28 лиц из 36 буквенные знаки, их элементы: и связи букв были выполнены с большим преобладанием округлых дви­жений, чем в их же чернильных текстах.

В образцах почерка 10 лиц отмечено больше скорописных упрощений в карандашных текстах, чем в чернильных. В образцах почерка остальных 26 лиц существенных упрощений в карандашных текстах, по сравнению с чернильными, не наблюдалось.

Скорописные упрощения в почерке упомянутых 10 лиц были обнару­жены в буквах «м», «л», «к», «п», «я», «н», «з», «д», «р», причем буквы «т» и «п» по способу исполнения оказались сходными соответственно с бук­
вами «ш» и «и». В ряде случаев вместо буквы «т» скорописной исполня­лась буква «т» печатной формы. Буквы «л» и «м», выполненные в почерке некоторых из указанных 10 лиц в чернильных текстах в два приема, в ка­рандашном тексте были исполнены в один прием. Существенное различие между карандашными и чернильными текстами одного лица имело место в общих признаках почерка.

Например, у 27 лиц из 36 при письме карандашом увеличился размер букв по сравнению с размером букв в чернильных текстах.

Важно отметить, что в карандашных текстах 10 лиц наблюдалось уве­личение размера букв к концу текста, чего не наблюдалось в их черниль­ных текстах.

В карандашных текстах 27 лиц наблюдался относительно меньший угол наклона букв (по отношению к линии строки), чем угол наклона букв (также по отношению к линии строки) в чернильных текстах тех же лиц.    I

В образцах почерка 10 лиц отмечено больше скорописных упрощений в карандашных текстах, чем в чернильных. В образцах почерка остальных 26 лиц существенных упрощений в карандашных текстах, по сравнению >с чернильными, не наблюдалось.

Скорописные упрощения в почерке упомянутых 10 лиц были обнару­жены в буквах «м», «л», «к», «п», «я», «н», «з», «д», «р», причем буквы «т» и «п» по способу исполнения оказались сходными соответственно с буквами «ш» и «и». В ряде случаев, вместо буквы «т» скорописной исполнялась буква «т» печатной формы. Буквы «л» и «м», выполненные в почерке некоторых из указанных 10 лиц в чернильных текстах в два приема, в карандашном тексте были исполнены в один прием.

Существенное различие между карандашными и чернильными текста­ми одного лица имело место в общих признаках почерка.

Например, у 27 лиц из 36 при письме карандашом увеличился размер «букв по сравнению с размером букв в чернильных текстах.

Важно отметить, что в карандашных текстах 10 лиц наблюдалось уве­личение размера букв к концу текста, чего не наблюдалось в их черниль­ных текстах.

В карандашных текстах 27 лиц наблюдался относительно меньший угол наклона букв (по отношению к линии строки), чем угол наклона букв (также по отношению к линии строки) в чернильных текстах тех же лиц.

В карандашных текстах 20 лиц из 36 разгон букв оказался большим, чем в чернильных текстах этих же лиц.

В карандашных текстах 10 лиц была большая связность букв между собой, чем связность букв в чернильных текстах.

В карандашных текстах 20 лиц из 36 относительная высота надстроч­ных и относительная длина подстрочных частей букв была большей, чем б их чернильных текстах. Только в почерке 3 лиц относительная высота надстрочных и относительная длина подстрочных частей букв оказалась меньшей в карандашных текстах, чем в чернильных.

Различий остальных общих признаков почерка в этих образцах не наблюдалось.

Различий частных признаков почерка в карандашных и чернильных текстах у большинства лиц не наблюдалось. В то же время было отмечено, что в карандашных текстах 11 лиц способы соединения букв между собой и их элементов были более плавными (в ряде случаев петлеобразные), чем в чернильных текстах этих же лиц.

В рукописях 8 лиц в карандашных текстах отмечена большая длина начальных штрихов букв, чем в их чернильных текстах, что влекло за со-
йой различие в расположении точки начала движения в соответствующих буквах относительно линии строки и относительно других частей букв.

Наблюдалась также в карандашных рукописях 12 лиц, по сравнению с их же чернильными текстами, большая длина заключительных штрихов букв, которая в свою очередь обусловливала различие в расположении точки окончания движения в соответствующих буквах относительно линии строки и других частей данных букв.

Ввиду того, что в карандашных текстах, сравнительно с чернильными текстами, у 28 лиц были более округлые движения при выполнении букв, л также связей букв и их элементов, оказалось невозможным установить в рукописях 15 лиц из 28 расположение точки соединения букв и их частей.

Указанные различия признаков в карандашных текстах, по сравне­нию с чернильными текстами, относящиеся к общим и частным признакам почерка, по-видимому, объясняются следующим:

Письмо перьевой ручкой, по сравнению с письмом карандашом, требует больше времени для исполнения одного и того же по содержанию и размерам текста. При письме карандашом, в отличие от письма пером, не требуется сосредоточивать внимание на нажиме, так как карандаш при соприкосновении с бумагой не встречает тех препятствий, которые встре­чает перо.

При исполнении текста карандашом нажим не имеет существенного значения: нажим может быть увеличен или уменьшен против привычного, .а штрихи буквенных знаков в тексте по толщине могут не иметь суще­ственного отличия; карандаш как пишуш(ий прибор, более подвижен в руке пишущего, чем перьевая ручка, и это позволяет увеличить темп письма. В отличие от карандаша, при письме перьевой ручкой щкольного образца смачивание пера в чернильнице также влияет на темп письма, замед­ляя его.

Поскольку темп при письме карандашом больше, чем при письме перьевой ручкой, в карандашных текстах 28 лиц из 36 наблюдались более •округлые движения. Следовательно, темп письма и округлость движений в почерке находятся в органической связи.

Установленные в карандашных текстах 10 лиц из 36 упрощения бук­венных знаков находятся в прямой связи с темпом письма. Иначе говоря, чем больший темп письма, тем больше упрощений буквенных знаков.

Различие, относящееся к увеличению букв в карандашных текстах, по сравнению с размером букв в соответствующих чернильных текстах одних и тех же лиц, объясняется, по нашему мнению, также различием пишущего прибора, применяемого для письма.

При письме карандашом рука получает большую свободу движений, поэтому появляются округлые движения и более крупные штрихи. Увели­чение размера букв при письме карандашом об’ясняется и тем, что каран­дашные штрихи, по сравнению с чернильными штрихами, в ряде случаев, толще. Стержень карандаша, даже независимо от его твердости, быстро исписывается и вызывает утолщение штрихов. Писать мелкими буквами в таком случае невозможно, поскольку почерк становится трудно читаемым.

Обращает на себя внимание и то, что в рукописях 36 лиц, в подав­ляющем большинстве, буквенные знаки в карандашных текстах были ‘большего размера там, где был больший разгон.

Экспертная практика показывает, что чем больше наклонены буквы относительно линии строки, тем уже становятся овалы буквенных знаков и тем резче повороты пишущего прибора в связях элементов букв и букв между собой. Обратное наблюдается там, где положение продольных осей букв было прямым.

В карандашных текстах 28 лиц из 36, буквенные знаки были выпол-

нены с большим преобладанием округлых движений, чем в чернильных текстах, при этом у 27 лиц из 28 наклон букв был меньшим, чем в чер­нильных текстах.

В карандашных текстах, в которых было больше скорописных упро­щений и была большая связность букв и элементов букв между собой, чем в чернильных текстах, темп письма также был большим. Такое явле­ние наблюдалось в образцах почерка 20 лиц из 36, при этом в карандаш­ных текстах 16 лиц оказался большим разгон букв, чем в чернильных текстах. По-видимому, разгон букв находится в прямой зависимости от темпа письма.

В связи с увеличением в карандашных текстах размера букв и раз­гона почерка наблюдалось в них также увеличение высоты надстрочных и длины подстрочных частей букв, а также изменение площадей, образо­ванных надстрочными и подстрочными штрихами букв.

Из вышеизложенного усматривается, что в зависимости от вида пишу­щего прибора наступают изменения ряда признаков почерка. При этом изменение какого-либо одного признака иногда влечет за собой измене­ние других признаков почерка.

При собирании образцов почерка для исследования, необходимо учи­тывать это обстоятельство и обращать внимание на пишущий прибор, каким исполнены исследуемые записи или рукописи.

Что касается вопроса о возможности или невозможности производства экспертизы при отсутствии соответствующих по виду пишущего прибора образцов почерка, то определенный вывод можно сделать после специ­ального изучения этого вопроса. Нами не было установлено случая, чтобы эксперт оставил вопрос об исполнителе текста нерешенным, ссылаясь на отсутствие образцов почерка, написанных таким же пишущим прибором, как и исследуемый документ. Если встречались в подобных случаях за­труднения у эксперта, последний запрашивал надлежащие образцы.

КИРИЧЕНКО В. Г.

(Харьковский НИИСЭ)

ВЗАИМОСВЯЗЬ ПРИЗНАКОВ ЦИФРОВОГО И БУКВЕННОГО ПИСЬМА

(Предварительное сообщение)

В криминалистической и педагогической литературе имеются указа­ния на то, что формирование и развитие почерка представляют собой еди­ный процесс, охватывающий все виды графических начертаний, в том числе и все цифры.

Одинаковые условия обучения письму, применение единой методики обучения и единство психофизиологической основы формирования навы­ков способствуют выработке единой стереотипной установки для выпол­нения букв и цифр. Наличие общей основы (единство навыков) и то об­стоятельство, что элементы букв и цифр имеют много общего, обуслов­ливают взаимосвязь признаков цифрового и буквенного письма.

Вопрос о взаимосвязи признаков в цифровом и буквенном письме затрагивался в работах проф. С. М. Потапова (5) и Л. Е. Ароцкера (6). Однако специальной разработке этот вопрос не подвергался. С целью изучения взаимосвязи признаков цифрового и буквенного письма нами было проведено исследование экспериментального материала. Детальное исследование взаимосвязи всех признаков в цифровом и буквенном пись­ме основано на изучении значительного экспериментального материала с тем, чтобы полученные выводы можно было внедрить в экспертную практику. В настоящей статье приводятся результаты изучения лишь высоковыработанных почерков 130 лиц.

Изучение данного вопроса на почерках малой и средней степени вы­работанности продолжается.

Экспериментирование производились следующим образом. Каждому лицу предлагалось писать^ одно-, двух-, трех-, четырех- и пятизначные числа, даты, дроби, числа,со словами-спутниками (объем в среднем 870 знаков) и специальный буквенный текст (объем 640 знаков). Помимо этого, предлагалось написать по 2 строки слов и чисел, имеющих сходные сочетания знаков.

Изучение экспериментального материала преследовало две цели:

а)  выяснить, в чем состоит сходство (или несходство) признаков общей характеристики почерка в целом и общих признаков в буквенном и циф­ровом письме; б) установить взаимосвязь частных признаков в аналогич­ных цифрах и буквах, а также сочетаниях их.

В результате изучения и обобщения экспериментального материала ^получены приводимые здесь данные о взаимосвязи признаков цифрового и буквенного письма.

Признаки общей характеристики почерка в целом

1. Высокой степени выработанности и быстрому темпу письма в бук­венном тексте полностью соответствуют во всех изученных почерках сте­пень выработанности и темп письма при написании цифрового текста.

2.    Почти полностью соответствуют также признаки строения почерка в целом. В частности можно- отметить, что по сравнению с буквами: а) циф­ры более стройные в 15 случаях (из 130), менее стройные в 4-х случаях. Следовательно, несоответствие данного признака почерка в буквенном и цифровом текстах имеет место только в 19 случаях, что составляет Г5°/о;

б)                   цифры имеют более четкое изображение по сравнению с буквами в 28 случаях (21%); в) несоответствие степени конструктивной сложности по черка при выполнении цифр и букв имеет место в 26 случаях (в 3-х слу­чаях цифры выполнены более сложными движениями, в 23-х случаях — менее сложными движениями). Таким образом, данное несоответствие (20% изученных почерков) проявилось в основном за счет более простых движений при выполнении цифр по сравнению с буквами; г) что ка­сается преобладания в почерке округлых или угловатых движений, то не­соответствие в написании цифр и букв проявилось лишь в 5 почерках.

Приведенные данные позволяют считать, что признаки общей харак­теристики почерка при письме букв и цифр, в основном, совпадают. Некоторое несоответствие признаков строения почерка за счет боль­шей четкости, стройности и простоты движений при написании цифр мо­жет быть объяснено следующим. Как известно, написание цифр требует, чтобы любой цифровой знак, выражающий не какой-то определенный звук, а целое числовое понятие, был ясен читающему, написан четко, раз­борчиво. Такие же требования предъявляются и к написанию букв. Однако*- если в слове какая-либо буква написана недостаточно четко, то сочетание букв, как правило, позволяет ее определить и слово можно прочесть. В цифровой записи этого сделать нельзя.

Общие признаки

1.    Р а з м е р. В криминалистической литературе отмечалось, что раз­меры цифр и букв в абсолютных величинах неодинаковы. (6). В связи с этим сопоставлялись относительные размеры букв и цифр (малый, сред­ний, большой). Установлено, что относительный размер цифр и букв оди­наков в 77% почерков, несоответствие размера имело место в 29 случаях (в 12 случаях размер цифр больше букв, в 17 — меньше).

' 2. Расстановка. В криминалистической литературе и эксперт­ной практике принято определять расстановку как отношение интервала между буквами к их высоте. К средней расстановке относится такое рас­положение знаков, в котором интервалы между буквами равны их высоте. Однако, применительно к цифрам, подобные соотношения для определения вида расстановки неприемлемы, поскольку цифры в числах принято пи­сать сжато и широкая расстановка цифр (высота цифр меньше интерва­ла между ними), если и возможна, то лишь в чрезвычайно редких слу­чаях. Исходя из указанной особенности выполнения цифровых записей, предлагается рассматривать расстановку последних средней, если интер­вал между цифрами равен половине их высоты, узкой — интервал между цифрами меньше половины их высоты и широкой — интервал между цифрами больше половины их высоты. При изучении экспериментального материала и применялись описанные понятия для определения расста­новки цифр. В результате изучения оказалось, что относительная расста­новка цифр шире расстановки букв в 46 случаях и уже в почерке 1 лица (несоответствие имело место, примерно, в 7₃ почерков за счет более ши­рокой расстановки цифр).

3.   Наклон. Из 130 изученных почерков некоторое несоответствие наклона букв и цифр проявилось лишь в одном почерке (при обычном наклоне букв влево продольные оси цифр имели вертикальное, право- и левонаклонное положение). Но в пределах одного наклона степень его в буквах и цифрах относительно линии строки в половине почерков ока­
залось .различной. В 20 случаях угол наклона цифр был меньше, чем букв, в 42 случаях угол наклона цифр был больше, чем букв.

4.     Связность. Изучение экспериментального материала пока­зало, что лица, почерк которых характеризуется высокой или средней степенью связности букв, двух- пятизначные числа пишут, как правило,, без отрыва пера от бумаги (72% почерков). Но в 14-ти почерках с высо­кой и средней степенью связности букв связывание цифр не наблюдалось, в 22-х почерках с высокой степенью связности букв цифры лишь изредка связаны в двух- трехзначных числах.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что общие признаки в циф­ровом и буквенном текстах в подавляющем большинстве почерков совпа­дают. Из числа общих признаков в наибольшей степени различаются от­носительный размер и расстановка знаков.

 

Аналогичные данные получены при изучении таких признаков, как расположение точки начала движения, способ начала движения, способ-' и вид соединения элементов в знаках.

Частные признаки, относящиеся к виду и способу соединения знаков, изучались также на 130 почерках, однако при обобщении были отброше­ны те случаи, когда в сходных сочетаниях букв и цифр знаки не соеди­нялись. Поэтому результаты приводятся применительно к почеркам 80— 100 лиц.

 

 

 

Приведем несколько примеров взаимосвязи частных признаков в циф­ровом и буквенном письме:

 

Приведенные данные свидетельствуют о том, что -изученные частные признаки в сходных по начертанию буквенных и цифровых знаках, а так­же их сочетаниях, в основном, одинаковы. Однако в небольшом количе­стве почерков (см. в таблицах графу «Различны») подобного сходства признаков не выявлено. Последнее говорит о том, что в отдельных слу­чаях в цифровом письме конкретного лица могут быть такие вариации признаков в цифрах или их частях, которые отсутствуют в соответствую­щих буквах.

Установленное сходство ряда признаков буквенного и цифрового письма имеет практическое значение. Полученные результаты могут ока­зать помощь эксперту-почерковеду, главным образом, в тех случаях, когда на исследование в качестве сравнительного материала представлено ограниченное количество образцов цифрового письма. Производя иссле­дование, эксперт всегда стремится к выявлению устойчивой совокупности признаков, индивидуальной для каждого конкретного почерка, и на этом основании делает вывод о тождестве исполнителя рукописей. Поэтому, если для исследования цифровых записей в распоряжении эксперта имеется недостаточно образцов цифрового письма и дополнить их невоз­можно, эксперт в ряде случаев объективно не может выявить все вариа­ции признаков, а также судить об устойчивости последних. Более того, он может оказаться в затруднительном положении при определении общей

характеристики почерка и общих признаков по имеющимся образцам цифрового письма.

В этом смысле большую помощь эксперту могут оказать представлен­ные образцы буквенного письма, особенно, если в них содержатся сочета­ния букв, сходные с исследуемыми цифровыми записями. Разумеется, что применению при экспертизе цифровых записей полученных нами резуль­татов экспериментальной работы, в каждом конкретном случае, должно предшествовать сравнение образцов буквенного и цифрового письма с целью установления совпадения или различия признаков.

Буквенное письмо, несомненно, следует использовать для оценки вы­явленных признаков, но только в тех случаях, когда установлено совпаде­ние указанных признаков в тех и других образцах. Необходимо вместе с тем учесть, что признаки общей характеристики почерка в буквенном и цифровом материале почти всегда одинаковы. Если будут установлены различия, то они сведутся, как правило, к более четкому, стройному и про­стому выполнению цифр по сравнению с буквами.

Из числа общих признаков могут различаться чаще всего размер и расстановка знаков в образцах буквенного и цифрового письма одного и того же лица, что необходимо учитывать при производстве экспертизы.

Аналогичные знаки и их сочетания также следует использовать, но именно в случае сходства признаков (например, дугообразный способ соединения цифр и букв в сочетаниях «30» и «Зо», петлеобразный способ соединения элементов цифры «6» и мягкого знака и т. д.). Однако установ­ление различия каких-либо признаков в соответствующих сочетаниях еще не может служить основанием для вывода о том, что данный признак в цифровых записях неустойчив, случайный.

Изложенное позволяет сделать следующие выводы.

1)      Следователям и судьям, направляющим материал на экспертизу цифровых записей, следует представлять в распоряжение эксперта сво­бодные образцы не только цифрового, но и буквенного письма, стремясь, чтобы в последних, по возможности, были сочетания букв, аналогичные исследуемым цифровым записям.

2)      При производстве экспертиз цифровых записей для характеристи­ки почерка и выявления устойчивых вариаций частных признаков (осо­бенно в случаях ограниченности сравнительных материалов), а также для оценки выявленных признаков следует, наряду с образцами цифрового письма, использовать образцы буквенного письма, но только в тех слу­чаях, когда установлено совпадение признаков в представленных образцах того и другого письма одного лица.

Знание конкретной взаимосвязи признаков цифрового и буквенного письма будет способствовать более точной и глубокой оценке признаков при производстве экспертиз цифровых записей.

ЛИТЕРАТУРА

1.   Б. И. Шевченко, О некоторых улучшениях методики криминалистического •исследования подписей, сб. Теория и практика криминалистической экспертизы, вып 1 М., 1955 г., стр. 58.         ’

2.   Н. Н. Боголюбов, Методика чистописания, М., 1953 г., стр. 9—10.

3.    А. Герасимчук, Мой опыт обучения чистописанию в начальной школе, М., 1951 г., стр. 58.

4.   В. Саглин, Обучение письму в начальной школе, Ленинград, 1948 г.

5.   С. М. Потапов, Исследование документов, сб. Материалы учебной конферен­ции следователей в Прокуратуре СССР, М., 1937 г., стр. 175.

6.   Л. Е. А р оцкер, К вопросу об идентификации личности по цифровому письму, сб. Теория и практика криминалистической экспертизы, вып. 1, М., 1955 г., стр. 77, 81.’

ЦИПЕНЮК С. А.

(Киевский НИИСЭ)

ОБ УСТОЙЧИВОСТИ ПРИЗНАКОВ ПОЧЕРКА В ТЕКСТАХ, ВЫПОЛНЕННЫХ С ПОДРАЖАНИЕМ ПЕЧАТНОМУ ШРИФТУ

В экспертной практике неред,ко приходится исследовать тексты, напи­санные с подражанием печатному шрифту (анонимные письма, листовки и др.). К такому виду письма прибегают с целью маскировки обычного скорописного почерка, поскольку письмо печатным шрифтом существен­но отличается от скорописи конфигурацией букв, размером, связностью.

Усвоение навыка письма печатными буквами имеет много общего с формированием скорописи. Однако формирование «печатного» почерка отличается от формирования скорописи, в первую очередь, тем, что оно начинается обычно после усвоения лицом приемов скорописи и при нали­чии, у этого лица выработанной системы движений. Лица, обладающие хорошо выработанным скорописным почерком, довольно быстро осваи­вают письмо «печатными» буквами, несмотря на то, что в большинстве они не обучались такому виду письма.

Большую роль в овладении письмом «печатными» буквами, помимо двигательного навыка, играет зрительный навык. Лица, обучавшиеся письму и имеющие практику в чтении, довольно легко запоминают и вос­производят «печатные» буквы по зрительным впечатлениям, допуская определенные отклонения от принятых стандартов типографских шриф­тов'.

Совершенно иная картина в почерке лиц, обучавшихся письму спе­циальными шрифтами в связи с их профессией (архитекторы, чертежни­ки, библиотекари). Они в процессе обучения письму специальными шриф­тами приобретают, наряду с навыками скорописного письма, новые навы­ки, обусловленные требованиями стандарта того или иного шрифта.

Если рассматривать почерк, как продукт временных связей, образо­вавшихся в коре головного мозга в результате длительных упражнений, то в процессе переучивания или обучения новому виду письма происходит не разрушение или уничтожение этих старых связей, а торможение и вре­менное угасание их. Новые связи не разрывают и не разрушают старые связи, а наслаиваются на них. (1). Можно полагать, что наслоение новых связей на старые, а также положительное влияние одних навыков на дру­гие (2) и обусловливают довольно быстрое овладение, наряду со скорописью, новым видом письма «печатными» буквами. Тот факт, ,что в письме печатным или иным шрифтом обычно проявляются в некоторой степени элементы скорописи, объясняется косностью (устойчивостью) ди- намйческого стереотипа, сложившегося при формировании скорописного письма.

Одним из основных вопросов, возникающих при экспертизе текстов, исполненных с подражанием печатному шрифту, является вопрос об ус­тойчивости и индивидуальности признаков почерка и той совокупности при­знаков, которая может быть положена в основу выводов эксперта.

В настоящем сообщении приводятся данные работы об устойчивости признаков- почерка в текстах, написанных с подражанием печатному шрифту лицами, привычно и непривычно пишущими «печатными» буква­ми. Результаты работы основаны на материалах экспертной практики КНИИСЭ и некоторых других криминалистических учреждений, а также на исследовании экспериментальных образцов почерка 200 лиц, из кото­рых 150 человек не имели навыка в письме «печатными» буквами и 50 человек обучались письму специальными шрифтами (архитекторы, чер­тежники, библиотекари). Экспериментальные образцы почерка отбира­лись в три приема у каждого лица в отдельности. Все лица писали одно­типный текст размером в 1600 письменных знаков, в котором встречались все буквы алфавита. Текст исполнялся обычной скорописью, затем через несколько дней «печатными» буквами; третий раз, через 7—10 дней, было предложено написать тот же текст «печатными» буквами, по возможности, измененным почерком.

Поскольку письмо печатными буквами и стилизованным шрифтом об­разуется на базе скорописного навыка, нас естественно интересовал во­прос, насколько в «печатных» текстах проявляются признаки обычной скорописи, какие признаки, характеризующие скоропись, могут быть использованы при исследовании текстов, выполненных с подражанием печатному шрифту.

Изучение образцов почерка, выполненных обычной скорописью и с подражанием печатному шрифту, показало, что степень выработанности почерка в «печатных» текстах по отношению к скорописи, как правило, ниже у лиц, не имеющих навыка в письме печатными буквами. Так, из 150 лиц степень выработанности почерка снизилась у 120 человек.

Совершенно иная картина в почерке лиц, привычно пишущих тем или иным шрифтом: в почерке таких лиц выработанноеть почерка не снижает­ся по отношению к обычной скорописи (у всех 50 лиц сохранилась). Ука­занное объясняется, по-видимому, тем, что письмо специальным шриф- юм в результате повседневных упражнений приближается по технике исполнения к обычной скорописи.

Темп письма также снизился в «печатных» текстах лиц, не имеющих навыка в» таком письме (у 130 лиц из 150) и не изменялся улиц, привыч­но пишущих специальными шрифтами (сохранился у всех 50 человек).

Наблюдалось, что топографические признаки в «печатных» текстах по отношению к скорописи, как правило, не изменяются как в почерке лиц непривычно, так и привычно пишущих тем или иным видом шрифта. Например, расположение текстов относительно бланковых строк измени­лось только в почерке 6 лиц из 200.

Размер букв изменяется, как правило, в- сторону увеличения. Соответ­ственно увеличивается и расстановка букв. Так из 200 лиц размер букв увеличился у 125.

Неустойчивым признаком оказался наклон букв, который изменился у 95 человек: у 60 человек с правостороннего на вертикальный и у 35 че­ловек с правостороннего на левосторонний.

Как было выяснено, в «печатных» текстах, выполненных лицами при­вычно пишущими специальными шрифтами, изменение наклона произо­шло не в результате умышленного изменения почерка, а в зависимости от того, какой наклон предусмотрен определенным шрифтом, каким владеет данное лицо (наклонным или вертикальным). В настоящее время наибо­лее распространенным в чертежных работах является нормальный шрифт, который относится к группе рукописных шрифтов, т. к. его буквы не рисуются, не вычерчиваются, а пишутся. Этот шрифт бывает наклон­ным и вертикальным. (3).

Например, все библиотекари, почерк которых мы изучали, обычной скорописью пишут с правосторонним наклоном букв, а в тех случаях,
когда они пишут «библиотечным» почерком, — штрихи букв вертикаль­ны, т. е. находятся в соответствии с требованиями стандарта. В книге «Библиотечный почерк», рекомендуемый ддя библиотечных работников, установлен определенный стандарт для выполнения букв, изложены ос^ новные особенности т. н. «библиотечного почерка» (5).

На основании проведенных исследований можно прийти к выводу, что топографические признаки в «печатных» текстах лиц, не имеющих навыка в таком письме, не изменяются по сравнению со скорописью* У лиц, привычно пишущих тем или иным шрифтом, помимо топографиче­ских признаков, как правило, не изменяются, по отношению к скорописи, выработанноеть почерка и темп письма.

Изучение элементов скорописи в «печатных» текстах показало следу­ющее. В образцах почерка лиц, привычно пишущих специальными шриф­тами, скорописные буквы отсутствуют. Несколько иная картина наблю­дается в образцах почерка лиц, которые владеют специальными шриф­тами, но на практике применяют их редко: в «печатных» образцах почер­ка этих лиц, так же, как и в «печатных» образцах почерка лиц, не имею­щих навыка в письме, проявляются скорописные формы букв «у», «т», «в», «с», «я», «ц», «ч», «й», «а», «о», «к», «ы», «д» чаще, чем скорописные формы остальных букв. Это объясняется, по-видимому, тем, что указанные буквы по своему строению приближаются к аналогичным печатным бук­вам. Скорописные формы букв «я», «с», «а», «о», «ц», «й», «к» проявились в почерке 80 человек, буквы «у», «т», «ч», «д» проявились в почерке 50 человек.

Частные признаки почерка в этих буквах, как правило, сохраняются в том же виде, что и в обычной скорописи. Например, в овалах букв «а», «о», «д» устойчиво местоположение точек начала движения; устойчивы особенности направления движения при выполнении знака краткости в «й» и подстрочных штрихах букв «ц», <4щ»; устойчиво расположение зна­ка краткости в букве «й» относительно основных штрихов этой буквы и некоторые другие признаки.

Экспертная практика показывает, что особенную ценность элементы скорописи приобретают в случаях, когда они выполнены с отклонением от стандартных прописей и сохраняются в «печатных» текстах в том же виде, что и в обычной скорописи. Следовательно, при изучении текстов, выпол­ненных с подражанием печатному шрифту, необходимо обращать внима­ние на элементы скорописи, проявившиеся в этих текстах. В совокупности с другими признаками они могут быть хорошим идентификационным ма­териалом. Вместе с тем наблюдалось, что в «печатных» текстах встре­чаются скорописные буквы, отличающиеся иногда от обычного почерка данного лица. Как правило, изменение способа выполнения скорописных букв происходило в сторону упрощения схем букв и приближения их к школьным прописям. Приведенные данные об изменении частных призна­ков в скорописных буквах необходимы для правильной оценки наблюдае­мых различий в тех случаях, когда имеются в качестве сравнительного материала только скорописные образцы почерка предполагаемого испол­нителя. На практике бывают случаи, когда лицо не полностью пишет пе­чатными буквами, и в» печатном письме сохраняется большое количество скорописных букв. В этом случае идентификация возможна при сравне­нии со скорописью. Однако, в виду того, что лицо стремится писать «пе­чатными» буквами, в его скорописи могут произойти изменения, которые следует учитывать.

Одним из центральных вопросов нашего исследования явился вопрос о возможности идентификации исполнителей текстов, выполненных «пе­чатными» буквами, лицами, не имеющими навыка в таком письме.

Вопрос об устойчивости почерка рассматривается в двух аспектах:

1)   Устойчивы ли признаки «печатного» почерка во времени; 2) Устойчи­
вы ли признаки «печатного» почерка, когда лицо умышленно изменяет почерк.

В первом случае наблюдалось, что «печатные» тексты, выполненные с перерывом в 3—4 месяца, не отличались друг от друга. В тех случаях, когда исполнителям было предложено написать «печатный» текст изме­ненные почерком, такие образцы очень мало или почти совсем не отлича­лись от «печатных» не измененных текстов, написанных этими же лицами ранее.

Такая устойчивость признаков во времени и при стремлении изменить почерк объясняется, по-видимому, тем,, что лицу, которое специально не изучало различные виды печатных шрифтов, а воспроизводило печатные буквы по зрительным впечатлениям, писать в различных вариациях этого «печатного» письма трудно. Анализ устойчивых признаков в образцах почерка всех лиц позволил вывести некоторую закономерность устойчи­вости признаков во всех образцах (150 человек). Наиболее устойчивы у всех лиц: степень выработанности почерка (изменилась только у 6 че­ловек), темп письма (изменился только у 5 человек), расстановка букв (изменилась только у 3 человек) и следующие частные признаки:

1.  Конфигурация букв «Р», «Н», «П», «Л», «Э», «3», «У», «Ю», «Ы»,

«Ь».

2.     Особенности направления движения при выполнении элементов букв «3», «К» (изменились только у 6 лиц), подстрочных штрихов «Щ», «Ц» (изменились только у 4-х человек), соединительных штрихов букв «Н», «И», «П», ов-ала буквы «Б».

3.   Расположение точек пересечения элементов букв «К», «Т» (изме­нилось только у 8 лиц), «Н», «И», «П», «Э», «Е», «В»_л «Я».

4.    Особенности положения элементов букв относительно друг друга в буквах «П», «Н», «А», «Т», «М», «Л» (изменились только у 3 лиц).

5.    Строение линий верхних и нижних окончаний букв «К, «Н», «И», «Щ», «Ц».

Менее устойчивыми признаками оказались:

Размер букв (изменился у 26 человек) и наклон (изменился у 15 человек) .

Конфигурация букв «А» (изменилась у 15 человек), «Е» (изменилась у 9 человек), «Б» (изменилась у 10 человек), «Ж» (изменилась у 12 че­ловек), «Д» (изменилась у 11 человек), «Ч» (изменилась у 17 человек); способ окончания движения в буквах «Я» (изменился у 20 человек), «К» (изменился у 8 человек), «Т» (изменился у 13 человек), «Ч» (изменился у И человек), «Г» (изменился у 19 человек), «М» (изменился у 14 чело­век), «У» (изменился у 16 человек).

Наши наблюдения в отношении устойчивости признаков в текстах, выполненных с подражанием печатному шрифту, подтверждаются эксперт­ной практикой института.

Пример: На имя гр-ки «А» стали поступать письма от имени «К», в которых последний, представившийся ее знакомым, просил передать ему через гр-ку С. большую сумму денег. Как стало известно, «К» оказал­ся лицом вымышленным, и в написании писем была заподозрена посред­ница в передаче денег С. В КНИИСЭ на исследование поступило четыре письма, которые были выполнены измененным почерком с подражанием печатному шрифту. Для сравнительного исследования в институт были представлены образцы почерка, выполненные скорописью и с подража­нием печатному шрифту.

При исследовании почерка, каким были исполнены тексты писем, и почерка С., установлены совпадения строения почерка в целом, темпа письма, наклона букв и следующих частных признаков: положения отно­сительно друг друга штрихов букв «М», «А», «Д», «П», «Л», «Е», способа соединения между собой букв «Б», «Ж», «Д»> «К», «О», расположения

точки начала движения во 2-м штрихе буквы «Д» относительно первого штриха этой буквы, особенностей направления движения при вы­полнении букв «Д», «Я», «Г», «У» в делом, линий верхних окончаний штрихов букв «Ж», «К», «М», расположения горизонтального и верти­кального штрихов букв «Т» и другие признаки.

Совпадающие признаки были характерны, устойчивы и в совокуп­ности дали основание для вывода о том, что исследуемые тексты напи­сала С. (рис. 1).

На основании наших исследований можно сделать вывод о том, что для лиц, непривычно пишущих с подражанием печатному шрифту, харак­терна устойчивость признаков печатного почерка, позволяющая, как пра­вило, идентифицировать исполнителя рукописи.

Эта устойчивость сохраняется даже В’ том случае, когда лицо старает­ся умышленно исказить свой «печатный» почерк.

В процессе экспериментальной работы был также изучен вопрос об исследовании текстов, выполненных каким-либо стандартным шрифтом.

Исследование таких текстов на практике представляет значительную трудность, так как благодаря требованиям стандарта при прохождении курса специальных шрифтов у копировщиц, архитекторов, библиотекарей происходит стандартизация некоторых признаков почерка и лица, рабо­тающие по одной специальности, пишут тем или иным шрифтом сходно, (рис. 2).

Нас интересовал вопрос, насколько может быть индивидуализирова­но письмо лиц, привычно пишущих специальными шрифтами, т. к. воз­можность полной стандартизации почерка у разных лиц мало вероятна. При изучении образцов почерка библиотекарей, копировщиц мы обратили внимание на то, что в каждом из этих образцов, несмотря на большое сходство, наблюдалась индивидуальность исполнения отдельных букв или элементов букв, выполненных с отклонением от норм стандартного шриф ’ та. Такие отклонения от стандарта в основном наблюдаются при выпол­нении начальных и заключительных штрихов в буквах, знака краткости в «й». Наблюдения показывают, что письмо лиц, привычно пишущих спе-

циальными видами шрифтов, несмотря на сходство, может быть индивиг дуализировано.

Сравнение между собой текстов, исполненных лицами, которые зна­комы с различными шрифтами, но в своей практике прибегают к ним редко, показало, что эти тексты существенно отличаются друг от друга, хотя в них совпадают такие общие признаки почерка,, как наклон, размер букв, расположение слов относительно бланковой строки и конфигурация некоторых букв. Отклонений от стандарта в подобных текстах значитель­но больше, чем в описанных нами почерках лиц, постоянно прибегающих в своей практике к тому или иному шрифту. Упомянутые отклонения зна­чительно легче позволяют идентифицировать личность исполнителя.

Сравнительное исследование текстов, выполненных обычным и изме­ненным специальными шрифтами ‘позволило установить, что в текстах* написанных измененным т. н. «библиотечным» шрифтом, у ряда лиц ока-

зались весьма устойчивыми признаки, относящиеся к общей характери­стике почерка, выработанноеть, темп письма, строение почерка в целом, топографические признаки: расположение слов относительно бланковой строки, расстояние между строками, манера оставлять поля; общие при-

знаки: размер букв, наклон, расстановка букв и многие частные признаки: особенности направления движения при выполнении элементов букв «й», «М», «Л», «Р», «Ь», «В», «А», способ начала движения в буквах, способ соединения элементов букв между собой, местоположение точек начала и окончания движения в буквах и другие признаки. Такая закономерность в сохранении одних и тех же признаков в образцах почерка разных лиц, объясняется, по-видимому, тем, что все эти лица знают только один вид шрифта и при 'написании текста обычным «библиотечным» шрифтом строго придерживаются требований стандарта, а поэтому им трудно из­менить привычный для них способ письма.

В текстах, выполненных измененным стандартным шрифтом инже­нерами, сравнительно редко прибегающими к шрифтам в своей практике, и копировщицами, знающими только один вид шрифта, как правило, сохраняются топографические, общие признаки почерка и следующие частные признаки: особенности направления движения в буквах, способ начала и окончания движения, способ соединения отдельных элементов букв, местоположение точек начала и окончания движения в буквах и другие признаки. Помимо совпадений в таких текстах наблюдаются также и различия в конфигурации отдельных букв.

Приведенные наблюдения в отношении устойчивости топографичес­ких, общих и частных признаков почерка в текстах, написанных изменен­ным шрифтом лицами, которые знают только один вид шрифта, подтвер­ждаются экспертной практикой.

Таким образом, в тех случаях, когда лица знают только один вид шрифта, особенности выполнения букв, исполненных т. н. «библиотечным» или «стандартным» шрифтом, как правило, являются устойчивыми, даже в тех случаях, когда исполнители пытаются изменять почерк.

Значительную трудность при исследовании представляют тексты, выполненные с подражением печатному шрифту или каким-либо иным шрифтом, в тех случаях, когда исполнители таких текстов умеют писать несколькими видами шрифтов. Тексты, написанные указанными лицами измененным специальным шрифтом, существенно отличаются по общему строению от текстов, выполненных этими же лицами обычным стандарт­ным шрифтом. Однако, в текстах, выполненных измененцым стандартным шрифтом, индивидуальные отклонения от стандарта, о которых упоми­налось ранее, проявились в том же виде, что и при обычном печатном письме. Хотя эти отклонения от стандарта сами по себе не могут состав­лять индивидуально характерного комплекса признаков, достаточного для идентификации личности, все же в совокупности с другими признаками они могут помочь эксперту разрешить поставленный вопрос.

При исследовании текстов, написанных с подражением печатному шрифту или каким-либо иным видом шрифта, эксперты в первую очередь должны обращать внимание на проявляющиеся в этих текстах отклоне­ния от стандарта.

При изучении обычных скорописных образцов почерка лиц, привыч­но пишущих специальными шрифтами, было обращено внимание на то, что у ряда лиц в этих образцах встречаются буквы специального шриф­та. Чаще всего это буквы «Я», «Л», «М», «В», «Ч», строение которых не отличается от таких же букв в текстах, написанных специальным шрифтом. Приведенные данные свидетельствуют о том, что профессио­нальная привычка писать специальным шрифтом отражается на обычной скорописи в виде выполнения отдельных букв специальным шрифтом. Эксперт, имея скорописные образцы почерка лица, привычно пишущего^ тем или иным шрифтом, может прийти к выводу о том, что данное лицо умеет писать специальным шрифтом.

Исследование показало, что для успешного проведения экспертизы текстов, выполненных с подражением печатному шрифту или каким-либо-

специальным шрифтом, необходимо представлять в распоряжение экспер­та образцы почерка подозреваемого лица, выполненные не только скоро­писью, но и тем видом шрифта, каким написан исследуемый документ. При отборе такого рода образцов почерка подозреваемое лицо должно исполнить несколько раз текст, содержащий 2—3 тысячи письменных зна­ков. Этот текст должен быть исполнен под диктовку и самостоятельно. Отбор экспериментальных образцов должен производиться в несколько приемов (не менее 3-х раз).

Различные виды образцов почерка следует отбирать у каждого лица не одновременно, а в несколько приемов.

ЛИТЕРАТУРА

1.  П. Н. Баркова, Перестройка навыков при исправлении почерка учащихся, «Известия Академии педагогических наук РСФСР», вып. 42. 1952 г.

2.   В. А. Артемов, Очерки психологии, глава II, «Навыки и привычки», М, 1954 г.

3.   Т. И. Кудин, Начертание шрифтов, М, 1950 г.

4.   М. А. Никулин, Надписи на чертежах, Го-стехиздат, М, 1931 г.

5.   Ю. В. Григорьев, Библиотечный почерк, М, 1946 г.

6.      В. И. Добровольская, Руководство ио каталогизации, Гостехиздат, М, 1948 г.

Кандидат юридических наук МЕЛЬНИКОВА Э. Б. (ЦКЛ ВИЮН)

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ УСТОЙЧИВОСТИ ПРИЗНАКОВ ПОЧЕРКА В РУКОПИСЯХ, ВЫПОЛНЕННЫХ ЛЕВОЙ рукой

Установление устойчивости признаков почерка при письме левой ру­кой важно для экспертной практики. Как показывает анализ последней, нередки случаи, когда, пренебрегая определением устойчивости признаков почерка, эксперты принимают за идентификационные те из них, которые возникли случайно, главным образом, в результате отсутствия у пишущего навыков письма левой рукой. Естественно, что определение устойчивости признаков в этих случаях будет чрезвычайно затруднительным. Эксперт­ной практике необходимы какие-то определенные критерии, но которым можно было бы судить об устойчивости признаков в рукописях, выполнен­ных левой рукой. Именно поэтому на установление таких критериев было обращено основное внимание при работе над данной темой.

Исследование производилось путем обобщения экспертной практики и анализа экспериментально полученных образцов почерка. Эксперименты состояли в изучении устойчивости признаков почерка: 1) в рукописях, вы­полненных разными лицами, и 2) у конкретного лица по стадиям формиро­вания навыков письма левой рукой. В первом случае исследовались образ­цы почерка 100 лиц, не умеющих писать левой рукой. От пишущего отби­ралось по два образца письма — один левой рукой и второй правой рукой. Текст содержал 720 печатных знаков, включавших все буквы алфавита. Текст переписывался с машинописного образца. Во втором случае изуча­лись рукописи разных лиц, в различной степени владеющих навыками письма левой рукой.

В результате проведенных экспериментов и обобщения экспертной практики выяснилось, что основными факторами, определяющими устой­чивость признаков почерка при письме левой рукой, являются: степень усвоения навыков письма правой рукой и длительность упражнения в ис­полнении рукописей левой рукой.

На устойчивость признаков почерка в рукописях, выполненных левой рукой, в какой-то мере влияют ^ другие факторы, например, объем выпол­няемого текста (большой или малый), характер этого текста (выполнение несколько раз одного и того же, либо разных текстов). Данные факторы имеют значение, главным образом, при оценке идентификационной цен­ности признаков, а не устойчивости; поэтому они в данном исследовании ле учитывались.

Степень выработанности обычного почерка пишущего и степень ус­воения навыков письма левой рукой находятся в очень сложной и разно­сторонней зависимости вследствие большего или меньшего усвоения пишу­щим данных навыков.

Наличие высоко развитого комплекса навыков письма правой рукой, соответствующего высокой степени выработанности почерка, в значитель­ной мере облегчает процесс овладения навыками письма левой рукой. В этом случае пишущий умеет держать перо, правильно расположить
бумагу относительно края стола и т. д. Кроме того, у него есть и комплекс как бы «готовых» признаков его обычного почерка, могущих быть исполь­зованными в письме левой рукой. Такого рода возможности имеются у любого пишущего, независимо от его умения писать левой рукой. Но далее- возникает вопрос о реализации этих общих навыков. Решающее значение в данном случае приобретают навыки письма левой рукой. Здесь можно⁴ разграничить три случая: 1) отсутствие навыков письма левой рукой;,

2)     среднеразвитые навыки такого письма; 3) высокоразвитая система на­выков письма левой рукой.

Если пишущий не умеет писать левой рукой, высокоразвитая система навыков письма правой рукой является и существенным препятствием к применению ее в письме левой рукой. Последнее связано с особенностями контроля сознания пишущего за процессом письма правой и левой рукой.

Известно, что автоматизированное письмо предполагает наличие об­щего контроля сознания за процессом письма в целом. Фактически здесь происходит объединение задач в единую цель, определяемую содержа­нием рукописи. Такой контроль немыслим при письме левой рукой, если у пишущего нет соотвествующих двигательных навыков. Поэтому он пи­шет левой рукой медленно, контролируя каждое движение. Иными словами основным в данном случае будет не двигательный, а зрительный контроль. Подобный контроль необходим пишущему и по иным причинам: известно, что рефлекторные движения левой руки противоположны по направле­нию соответствующим движениям правой руки — «зеркальны». Если пишущий левой рукой не будет контролировать каждое отдельное движе­ние, рука в некоторых случаях непроизвольно пойдет в направлении, про­тивоположном заданному. Однако привычка писать быстро и контролиро­вать сознанием процесс письма в целом ведет к потере указанного диффе­ренцированного зрительного контроля. Вследствие этого в рукописи и по­являются так называемые признаки «зеркальности», существенно искажа­ющие признаки обычного почерка пишущего. Поскольку потеря зрительно­го контроля бывает произвольной в каждом конкретном случае, искажения’ признаков не будут единообразными.

Следовательно, специфика выполнения текстов именно левой рукой уже сама по себе ведет к значительной неустойчивости признаков. В ре­зультате в рукописи, выполненной левой рукой, при отсутствии у пишуще­го навыков такого письма, наблюдаются: деформация общего строения буквенных знаков, ярко выраженные изломы штрихов букв, разносторон­нее положение их продольных осей. Вся рукопись имеет как бы «карика­турный» вид. Возникают эти признаки за счет некоординированное™ дви­жений при письме. Наиболее явственно они наблюдаются в тех участках рукописи, где был потерян указанный дифференцированный зрительный контроль. Здесь деформации признаков будут настолько значительными, что установить устойчивость их бывает невозможно. В тех же частях руко­писи, где дифференцированный контроль имелся, сохраняется в устойчи­вом состоянии какая-то часть признаков обычного почерка пишущего. Причем, как показали проведенные эксперименты, в рукописях, выпол­ненных левой рукой лицами, имеющими конструктивно-сложное строение почерка, наблюдался больший объем отображающихся признаков обыч­ного почерка, чем у имеющих конструктивно-простой почерк (из 100 лиц 38 имели почерк конструктивно-сложного строения; из них у 31 человека наблюдалось отображение значительного объема признаков их обычного почерка). Вместе с тем, в направлениях движений наблюдался возврат к формам официальных прописей, особенно — в почерках конструктивно­простого строения. Такого рода изменения признаков также отчасти мас­кируют признаки обычного почерка пишущего и затрудняют их обнару­жение и оценку.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в рассматриваемом случае самое понятие устойчивости применительно к рукописям, выполнен­ным левой рукой, будет иным, чем обычно: у пишущего нет навыков пись­ма левой рукой, а это исключает стереотипность движений. В то же время он имеет высоко развитый комплекс навыков письма правой рукой, кото­рый в какой-то мере восполняет ему недостающие навыки левой рукой.

Благодаря несколько особому понятию устойчивости признаков в рас­сматриваемом случае, имеются и некоторые дополнительные требования к определению этой устойчивости.

Чрезвычайно важным моментом является объем исследуемых и сравнительных'материалов. Устойчивость признаков -обычного почерка .пи­шущего при исполнении рукописей левой рукой определяется лишь их повторяемостью на протяжении всей рукописи, поскольку автоматизм письма как критерий устойчивости исключается. В целях определения устойчивости данного признака требуется значительный объем текста, чтобы установить повторяемость того или иного признака, поскольку при­знаки обычного почерка подвергаются существенным изменениям. По кратким записям судить об устойчивости невозможно. В частности, из ана­лиза экспертной практики можно сделать предварительный вывод о невоз­можности определения устойчивости признаков почерка в отдельных под­писях, выполненных левой рукой от имени неграмотных и вымышленных лиц.

Кроме того, для определения устойчивости признака требуется значи­тельно больший, чем обычный объем сравнительных материалов. Послед­нее важно потому, что в данном случае исключается возможность пред­ставления свободных образцов и, наряду с этим, следует опасаться неко­торых преднамеренных искажений признаков в экспериментальных об­разцах.

Возможности использования навыков обычного письма при выполне­нии рукописей левой рукой находятся в прямой зависимости от длитель­ности упражнения в письме левой рукой. Как показала эксперименталь­ная проверка рукописей лиц, в различной степени владеющих навыками письма левой рукой, чем длительнее упражнение, тем больший объем при­знаков обычного почерка отображается в рукописях, выполненных левой рукой.

Относительная автоматизация движений левой руки в процессе пись­ма, установление за последним двигательного контроля сознания—способ­ствуют и перенесению на левую руку значительной части двигательных навыков правой руки. Большой автоматизм движений левой руки увели­чивает объем отображающихся признаков обычного почерка.

Поскольку отдельные фрагменты текста выполняются автоматизиро­ванными движениями, легче выявить и устойчивость признаков. Здесь, кроме повторяемости, критерием устойчивости является и относительно быстрый темп исполнения. Требование большого объема исследуемого текста для определения повторяемости признаков сохраняется и в данном случае. Дело в том, что понятие «среднеразвитых» навыков письма левой рукой не соответствует понятию средней степени выработанности почерка. При письме левой рукой относительный автоматизм движений наблюдает­ся не на протяжении всей рукописи, а лишь в отдельных ее частях (в наи­более часто встречающихся сочетаниях букв, в привычных словах и т. д.). В тех частях рукописи, где автоматизм движений отсутствует, имеют мес­то те же искажения признаков, что и в рассмотренном выше случае отсут­ствия у пишущего навыков письма левой рукой. Именно это и требует проводить проверку повторяемости признаков на большом тексте. ^Воз- можно, что размер текста при наличии средних навыков письма левой ру­кой будет несколько меньше, чем в случае их полного отсутствия, однако
принцип оценки остается тот же: не могут быть положены в основу иден­тификации признаки, встречающиеся в исследуемой рукописи 1—2 раза.

В рассматриваемом случае эксперту приходится оценивать еще одну группу признаков, причем тех, которых нет в обычном почерке данного лица. Возникают они на первых этапах упражнения в письме левой рукой* главным образом, в связи с возвратом пишущего к формам официальных прописей. Со временем такого рода признаки закрепляются, а в связи с появлением автоматизма движений левой руки и несколько модернизи­руются. Так возникают новые признаки почерка в рукописях, выполнен­ных левой рукой. Оценка их устойчивости определяется, главным образом, относительно быстрым темпом исполнения тех частей рукописи, где эти признаки наблюдаются. Быстрый темп свидетельствует о том, что данное движение стало для левой руки привычным, стереотипным, следовательно, устойчивым. В данном случае повторяемость признака дает основание для суждения об устойчивости, но не всегда определяет его идентифика­ционную ценность, поскольку возврат к формам официальных прописей встречается у многих лиц. Установление устойчивости этих признаков по­зволяет отграничить их от тех признаков обычного почерка, которые изме­нились случайно.

Наконец, последний случай — это исследование рукописей, выполнен­ных левой рукой при наличии развитых навыков письма левой рукой. По­следнее предполагает полный автоматизм движений левой руки при пись­ме, и соответственно, быстрый темп письма, высокую связность почерка. Все варианты признаков, встречающихся на более ранних этапах упраж­нения в письме левой рукой, стабилизируются; если письмо левой рукой становится постоянным, в почерке они закрепляются в определенную со­вокупность, в которой тот или иной вариант признака является преобла­дающим. В этом случае порядок установления устойчивости признаков будет тот же, что и при исследовании высоковыработанного обычного по­черка. Иными словами, критериями устойчивости признаков при высоко развитой системе навыков письма левой рукой являются: а) быстрый темп письма; б) учет всех имеющихся вариантов признаков с установлением в них преобладающих вариантов (в этом случае специфическим для левой руки является учет закрепившихся новых признаков, возникших в процес­се письма левой рукой); в) определение повторяемости признаков на про­тяжении всего исследуемого текста и образцов (с учетОхМ их вариацион- ности и возможных изменений).

АРОЦКЕР Л. Е., КОНОВАЛОВ Е. Я.,. кандидаты юридических наук (Харьковский НИИСЭ)

ПРИЗНАКИ АВТОПОДЛОГА ПОДПИСЕЙ (Предварительное сообщение)

Под автоподлогом подписи принято понимать искаженное выполне­ние собственной подписи, при котором исполнитель стремится изменить ее в такой степени, чтобы она имела вид неподлинной. Умышленное искаже­ние собственной подписи связано с нарушением привычной системы дви­жений, что приводит к деавтоматизации движений, увеличению роли со­знательного контроля. Стремлению к искаженному выполнению собствен­ной подписи противостоит косность |навыка, поскольку преодоление при­вычной системы движений связано с трудностями их перестройки. Все это не может не отразиться в умышленно-искаженных подписях, имеющих признаки, свидетельствующие об исполнении их 'не привычными, а иска­женными движениями. Настоящая статья посвящена анализу признаков, позволяющих, в своей совокупности, устанавливать наличие автоподлога подписей.

Выводы, содержащиеся в статье, основаны на изучении эксперимен­тальных образцов выооковыработанных почерков и подписей 200 лиц И' обобщении экспертной практики. Экспериментальные образцы почерка и подписей отобраны у лиц различных специальностей. У каждого из них отбирался образец почерка, в котором были все буквы фамилии, имени и отчества, 10—15 образцов всех вариантов подписи данного лица и 10—15 образцов, выполненных искаженно. Каждому лицу было разъяснено, что исказить свои подписи необходимо в такой степени, чтобы нельзя было установить, что расписалось оно. Образцы почерка и подписи исполня­лись привычным пишущим прибором (которым лицо пишет обычно) на линованной или нелинованной бумаге (по выбору). Для проверки вариа­бельности подписей у некоторых лиц изучались свободные образцы их по­черка и подписей. Образцы почерка и подписи каждого лица изучались, в> частности, и с точки зрения выявления признаков автоподлога.

ПРИЗНАКИ, ПОДВЕРГАЮЩИЕСЯ ИЗМЕНЕНИЮ ПРИ АВТОПОДЛОГЕ ПОДПИСЕЙ

§ 1. Признаки общей характеристики подписей

Степень выработанностидвижений

Изменения, происшедшие в искаженных подписях, в большинстве случаев, не вызывают особых затруднений при определении степени выра­ботанности движений. В искаженных подписях 200 лиц можно было легко- определить, что исполнены они высоковыработанными движениями.

Транскрипция подписей

Из 200 человек 161 изменили транскрипцию своих подписей. При этом 151 человек полностью изменили транскрипцию и в искаженных

подписях не оказалось ни одной подписи с обычной транскрипцией, а 10 человек изменили транскрипцию в части подписей, выполненных искажен­но. То обстоятельство, что 161 человек исказили транскрипцию своих подписей и только 39 человек ее не исказили, позволяет придти к выводу, что при автоподлоге изменение транскрипции является одним из харак­терных признаков. Наиболее распространенным видом изменения транс­крипции является изменение ее в пределах одного и того же типа, а имен­но: искажение одной смешанной транскрипции на другую, так же смешан­ную (81 человек). Наблюдается также переход от буквенной транскрип­ции к смешанной (22 человека), от смешанной транскрипции к разным ее типам: иной смешанной, буквенной и безбуквенной (23 человека), от одной буквенной транскрипции к иной также буквенной и смешанной (12 человек). Переход от смешанной и безбуквенной только к буквенной имел место всего в трех случаях.

Искажение подписей приводит одновременно к значительному уве­личению количества вариантов подписей по их транскрипции. У 147 чело­век количество вариантов подписей увеличилось от 1 до 12 и от 2 до 8.

Наибольшее число лиц — по 34 человека — увеличило варианты своих искаженных подписей от 1 до 2—3, а от 1 до 10—12 увеличило только 2 человека.

44 человека при искажении сохранили один вариант подписи; 9 лиц обычные и искаженные подписи выполняли в двух вариантах, т. е. у 53 чел. увеличение вариантов подписей при искажении не наступило.

Приведенные данные показывают, что транскрипция подписей при ав­топодлоге подвергается, как правило, изменениям и количество вариантов искаженных подписей по сравнению с обычными вариантами подписей увеличивается. Искажение транскрипции подписей объясняется тем, что она определяет внешний вид подписи, который находится под сознатель­ным контролем пишущего. Увеличение роли сознательного контроля над процессом исполнения собственных подписей и желание максимально из­менить внешний вид ее приводит к отказу от устойчивого варианта подпи­си. Стремление внешне изобразить подпись как можно меньше похожую на подлинную приводит, естественно, к отказу от устойчивой транскрип­ции и вызывает необходимость исполнения разных вариантов подписи, каждый из которых, по мнению подписавшегося, должен как можно боль­ше отличаться от подлинной подписи.

Строение подписей

Строение подписей изменилось у 86 чел., сохранилось у 114. Такое большое число лиц, подвергших искажению строение подписей, дает осно­вание считать, что в случае автоподлога может иметь место изменение строения подписей.

Характер изменения строения подписей был различным; додписи ста­новились более сложными или менее сложными. Строение подписей стало более сложным, чем было в обычных подписях этих лиц у 46 чел. из 86, менее сложным, чем в неискаженных подписях этих лиц у 40 чел. из 86. Изменение строения подписи при автоподлоге объясняется желанием исказить подпись и значительным сознательным контролем над процессом письма. Характер искажения конструктивной сложности подписи зависит от индивидуальных способностей, возможностей пишущего и его желаний.

Четкость подписей

Искаженное выполнение подписей приводит в большинстве случаев к уменьшению их четкости (111 чел.). Подписи становятся менее чет­кими, читаемость букв уменьшается, разобраться в особенностях направ­ления движения при выполнении букв и безбуквенных штрихов представ­
ляет определенные трудности. Потеря четкости в искаженных подписях происходит, главным образом, как результат расстройства координации движений и изменения привычной транскрипции подписей. У 12 чел, под­писи стали более четкими в результате перехода на буквенную и более простую транскрипцию. Только у 77 чел. четкость подписей в основном сохранилась. Эти данные позволяют считать, что при автоподлоге подпи­сей наступает, в основном, снижение их четкости, как результат снижения координации движений и перехода на непривычные транскрипции.

Стройность подписей

При автоподлоге стройность подписей уменьшается (153 чел). Потеря стройности подписей является результатом снижения координации движе­ний, исполнения подписей непривычной транскрипции, уменьшения или увеличения конструктивной сложности, а также снижения четкости подписей.

Темп движения при выполнении подписей

Всякое нарушение автоматизированного процесса исполнения подпи­сей и повышение роли сознательного контроля над процессом письма при­водит к снижению темпа движений. Умышленное искажение собственной подписи всегда приводит в большей или меньшей степени к снижению ко­ординации и автоматизации движений, а значит и к снижению привычного темпа движений. В подписях 130 лиц привычный темп движений снизился.

Данное обстоятельство позволяет отнести замедленность темпа при выполнении подписей, наряду с другими признаками, к числу признаков, появляющихся в подписи в результате автоподлога.

§ 2. Общие признаки подписи.

Размер букв

78 человек в своих подписях изменили размеры букв. Характер измене­ния весьма различен, но у большинства лиц наблюдается стремление к увеличению букв при искажении (53 чел.). Менее характерным для авто­подлога является уменьшение размера букв, наблюдаемое в подписи лишь 19 лиц. Эти данные позволяют прийти к выводу, что размер букв может быть изменен при автоподлоге и в большинстве в сторону увеличения В искаженных подписях шести лиц размер букв стал разным (крупным, средним, малым).

Наклон букв

Наклон букв, изменился в подписях только 72 чел. (у 128 остал­ся прежним). Изменение наклона букв проявляется в самых разнообраз­ных вариантах. Наиболее распространенным из них является изменение правонаклонного положения букв на вертикальное, которое встретилось у 27 лиц. Несколько реже наблюдалось изменение правого наклона букв на левый (у 15 лиц). Неустойчивый наклон букв оказался характерным для

21  человека. У них в измененных подписях встречались все три варианта положения букв — правонаклонное, вертикальное и левонаклонное. В де­вяти случаях наклон букв при искажении подписей не переходил из одной группы в другую, хотя и изменялся угол наклона. Изменение наклона мо­жет быть отнесено к числу признаков автоподлога.

Связность букв

Связность букв в искаженных подписях изменилась у 82 человек (со­хранилась прежней у 118). Уменьшилась связность в подписях 21 челове­ка и увеличилась у 61.

Увеличение связности при автоподлоге можно объяснить тем, что од­ним из наиболее распространенных способов искажения подписей является упрощение транскрипции и замена части букв волнистыми безбуквенными штрихами, которые легче наносить непрерывными движениями.

Данные о связности букв в подписях при автоподлоге являются ус­ловными, поскольку обычные подписи и искаженные представляют собой различные транскрипции и сравнение их, с точки зрения связности букв или штрихов, нередко затруднительно, так как сравнивается разный гра­фический материал.

Несмотря на предварительный характер полученных данных, можно считать, что связность букв при автоподлоге подписей нередко повы­шается.

Расстановка букв

Расстановка букв при автоподлоге подписей подвергается также из­менениям (85 чел.). Она изменяется, как правило, в сторону увеличения. Такие случаи наблюдались в подписях 72 лиц. Только у 9 лиц расстанов­ка букв несколько уменьшилась и у 4-х имели место все три ее варианта.

Причиной увеличения расстановки букв в подписях значительного числа лиц является стремление исполнителей к размашистости движений при искажении своих подписей, что ведет, как отмечалось ранее, к увели­чению размера букв и штрихов и к увеличению интервалов между ними.

§ 3. Частные признаки подписей

Определить степень устойчивости всех частных признаков подписей при автоподлоге и характер признаков, подвергающихся изменениям, в полной мере невозможно, поскольку подписи разных лиц содержат разные буквы и их сочетания. Одни буквы среди подписей 200 человек встречаются часто, другие реже. Поэтому, проследить закономерность в устойчивости и изменении определенного частного признака на экспери­ментальных образцах подписи практически невозможно. Однако, некото­рые частные признаки, независящие от строения конкретных букв, обла­дают устойчивостью в подавляющем большинстве подписей. К ним отно­сятся: соотношение размеров букв и их частей и относительный размер частей букв, относительная расстановка определенных букв в подписях. Перечисленные частные признаки можно встретить в каждой подписи и, следовательно, можно определить степень их устойчивости при автопод­логе. Замечено также, что изменению подвергались нередко: особенность направления движения при выполнении букв, расположения точек начала и окончания движения и др.

Оценка устойчивости частных признаков должна проводиться при автоподлоге в каждом случае с учетом особенностей конкретных подпи­сей. Однако, надо отметить, что частные признаки подписей при автопод­логе в большинстве устойчивы и их совокупность позволяет идентифици­ровать личность исполнителя искаженной подписи.

§ 4. Монограмма подписи

Монограмма при автоподлоге подписей подвергается значительному изменению и не может считаться устойчивой частью подписи. Из образцов подписей 200 лиц монограммы имелись в подписях 133 лиц; из послед­них же только в 36 монограмма в искаженных подписях сохранилась пол­ностью. Из оставшихся образцов подписей 97 человек у 25 чел. моно­грамма при искажении исчезла и подверглись изменениям монограммы подписей 72 чел. Совершенно изменилась монограмма в подписях 21 че­ловека, у 28 она изменилась незначительно. Отдельные особенности моно­
граммы оказались устойчивыми в подписях 23-х человек. Отдельные лица изменили свои подписи посредством введения в них монограммы (32 чело­века) .

Такое большое число искажений монограммы является результатом того, что она расположена в начале подписи и на ней сосредоточивается основное внимание человека, искажающего подпись. Кроме того, сочета­ние прописных букв, составляющих монограмму, ярче бросается в глаза,, чем остальная часть подписи.

§ 5. Росчерк

Из 200 лиц 174 выполнили подписи с росчерками. Из остальных 26 лиц, не имевших росчерка в обычных подписях, он появился в иска» женных подписях 14 лиц. Из 174 человек, давших искаженные образцы подписей, только у 49 росчерк почти полностью сохранился и не подвергался существенным изменениям. Такое небольшое количество­лиц, сохранивших в искаженных подписях свой обычный росчерк, не сви­детельствует об особой устойчивости росчерка.

В подписях 125 лиц из 174 росчерк подвергался изменениям, которые в различной степени проявились в подписях разных лиц. У одних (63 чел.) изменения касались только отдельных признаков росчерка и были не осо­бенно существенными. Например, росчерк становился более простым или заключительная часть росчерка сохранилась, а другая часть подверга­лась изменению.

В образцах подписей других лиц росчерк полностью изменился (31 чел.) либо подвергался очень значительным изменениям (21 чел.). У некоторых лиц (7 чел.) росчерк при искажении исчез в связи с перехо­дом на буквенную транскрипцию или иную смешанную, у 3 чел. в одних искаженных вариантах подписи росчерк сохранился, а в других — исчез,

Приведенные данные показывают, что при автоподлоге росчерк под­вергается существенным изменениям.

Основной причиной искажения росчерка является нарушение автома­тизированного характера письма, снижения темпа движений. Искаженная подпись выполняется под значительным сознательным контролем и пишу­щий, естественно, стремится к изменению всех признаков, характерных для его подписи, в том числе росчерка — наиболее броской особенности подписи.

В подписях 55 лиц за росчерками имелись дополнительные штрихи и точки. Эти дополнительные части подписей сохранились в искаженных подписях 31 чел. и исчезали в подписях 24 лиц.

Отсутствие в подписях дополнительных штрихов и точек может иметь место в случаях автоподлога подписей.

§ 6. Признаки, характеризующие автоподлог подписей

Обобщение экспериментального материала позволяет отметить основ­ные признаки, которые имеют место при автоподлоге подписей.

К таким признакам относятся:

а)       изменение транскрипции подписей и увеличение количества вари­антов подписей;

б)       изменение строения подписей как в сторону упрощения, так и в сторону усложнения:

в)        снижение четкости и стройности подписей, а также темпа дви­жений;

г)        изменение размера букв (чаще всего в сторону увеличения), на­клона (главным образом с правого на левый или вертикальный, а также на смешанный), увеличение связности букв и расстановки их в подписях;

д)       изменение, появление и исчезновение монограммы;

е)      полное или частичное изменение, а также появление росчерка;

ж)       изменение ряда частных признаков, например, особенности на­правления движения, расположения точек начала и окончания движения, способа начала движения и др.

Как видно из приведенного перечня признаков, подписи, выполненные искаженно, изменяются в значительной степени. Однако, следует учесть, что в каждой из искаженных подписей проявляется не весь комплекс различающихся признаков, а только какая-то группа признаков.

Средняя часть подписи, являясь наиболее устойчивой, во многих слу­чаях, содержит такой комплекс идентификационных признаков, который позволяет отождествить личность исполнителя.

Данные, приведенные в настоящей работе, получены, главным обра­зом, в результате разработки и обобщения экспериментального материа­ла. Эти данные проверялись на материалах экспертной практики и под­тверждаются ею.

Для иллюстрации приведем пример.

К гр-ну Клименко Петру Ефимовичу был предъявлен иск о взыска­нии штрафа. Клименко иск не признал и заявил, что он в постановлении о наложении штрафа не расписывался и в поезде без билета не ездил. Суд назначил по делу экспертизу.

При изучении подписи от имени Клименко в постановлении о нало­жении штрафа было установлено, что она состоит из букв «К», «л», без- буквенных штрихов, выполненных левоокружными движениями и росчер­ка с петлей в верхней части.

При изучении образцов подписи эксперт обнаружил, что у Клименко имеются два варианта подписи. Один — буквенной транскрипции (читает­ся «Клименко»), другой—смешанной транскрипции, состоит из буквы «К» и безбуквенных штрихов, исполненных левоокружными движениями. За­канчивалась подпись росчерком наподобие буквы «о».

Сравнением оспариваемых подписей было установлено различие их транскрипции, строения (образцы — более сложной конструкции), особен­ностей направления движения при выполнении росчерка. Из частных при­знаков различались способ начала движения при выполнении буквы «К»» способ соединения второго и третьего элементов буквы «К».

Совпадали в сравниваемых подписях: особенность направления дви­жения при написании второго и третьего элементов буквы «К», способ окончания движения в «К», .способ соединения элементов «л» ~(в образцах в «м»), размещения точек пересечения штрихов в безбуквенной части подписи.

Эксперт признал более существенными совпадающие признаки, а раз­личающиеся объяснил имевшим место в данном случае автоподлогом подписи.

Заключение эксперта нашло свое подтверждение в суде.

Как сообщил суд «экспертиза по данному делу имела большое зна­чение в смысле доказательства» и «дала правильное заключение».

§ 7. Возможности идентификации личности исполнителя при автоподлоге подписей

В ряде случаев, искажение собственной подписи проявляется в том, что исполнитель вносит в подпись такие признаки, которые свойственны не его подписи, а почерку. В каждом случае исследования подписи необ-

ходимо иметь не только свободные и экспериментальные образцы подпи­си, но и такие же образцы почерка. Изучая экспериментальный материал, мы во многих случаях могли решить вопрос о личности исполнителя только благодаря тому, что в нашем распоряжении имелись образцы почерка. Без таких образцов можно было допустить серьезную ошиб­ку, поскольку подписи, выполненные искаженными движениями, сущест­венно отличались от образцов подписи этих же лиц.

Изучая экспериментальный материал, мы оценивали его с точки зре­ния возможности идентификации личности исполнителя по искаженным
подписям. В результате установлено, что 179 чел. можно было идентифи­цировать по искаженным подписям, давая при этом категорические и ве­роятные заключения (категорические в подавляющем большинстве, веро­ятные не более 7—10%). По 21 подписи нельзя было идентифицировать личность.

Анализируя приведенные данные, следует иметь в виду, что не все ис­каженные подписи лиц, которых можно было идентифицировать (89°/о), были в полной мере пригодны для идентификации. В образцах подписей некоторых лиц одна часть была пригодной для идентификации, другая — непригодной. Поскольку в числе образцов искаженных подписей были и пригодные для идентификации, мы их отнесли в первую группу.

Вторая группа лиц¹ (11%) исказила свои подписи в такой степени, что ни одна из подписей не была пригодна для отождествления.

В целях наиболее полной характеристики нашего экспериментально­го материала следует определить не только, какое число лиц можно иден­тифицировать, но и по какому числу подписей. При этом было установ­лено, что из 2607 искаженных подписей, которыми мы располагали, 1682 подписи (64,5%) позволяли в категорической форме установить личность исполнителя. 393 подписи (15%: позволяли в вероятной форме идентифи­цировать исполнителя и по 532 подписям (20,5%) нельзя было установить личность исполнителя. Таким образом, если судить по количеству подпи­сей, то идентификация в категорической и вероятной форме могла быть в 79,5% (по лицам в 89,5%), а заключение о невозможности решения вопроса должно быть в 20,5% (по лицам в 10,5%).

Знание признаков автоподлога подписей позволит экспертам более точно оценивать значимость идентификационных признаков подписей и производить отождествление личности исполнителя подписей, несмотря на очевидные трудности.